Кухов вернулся в участок, и тотчас же велел послать урядника по дороге на Хутора. И по пути спрашивать о мужиках и телеге (дорога так или иначе могла выйти на Рыбинск!), и след искать надо в том направлении. В кабинет, постучав, вошел помощник Кухова.
— Так что депеша из Рыбинска пришла о потере.
Взяв в руки послание, Никита Иванович прочитал: «На ваш запрос о предметах, найденных вами у Мохова Ивана, сообщаем, что действительно мещанкой г. Рыбинска Шачковой Верой Максимовной была утеряна корзина, а в ней шкатулка с означенными предметами, засим просим вас вышеперечисленные предметы переслать с оказией в Рыбинск, полицейский участок 4-й части...»
— Так вот откуда буквы В и Ш на салфетках... Ну, слава богу, с этим разобрались.
— Привести ко мне этого Мохова Ивана, то есть Ваньку Кривого...
Ивана привели.
— Ну, счастье твое, не соврал, все так, как было.
— Так отпустите меня, господин Кухов, домой-то, а? Мамане волнуется.
— Маманя... видать, ты ей смерти желаешь что ли? Своими делами непотребными. Отпустить я тебя отпущу, держать здесь незачем, а ведь мещанке-то этой возмещать убыток тебе придется! Корзина, платок, шкатулка разбитая, да кольцо, да двадцать рублей. Где брать думаешь али опять воровство, тогда точко в остроге сгинешь и маманю свою не увидишь.
— Умолю растеряху, по частям ей выплачу, работать пойду.
— Ну, смотри, Иван, если так, то я за тебя похлопочу, иди с Богом домой, да как вызовут, сразу являться.
— Премного благодарен, ваше благородие.
День клонился к вечеру, пора и домой собираться, сегодня уж, пожалуй, никого не будет. Помощник сообщил, что завтра похороны, надо бы пойти, а сейчас домой, страсть как есть хочется и чаю горячего, а то целый день все в бегах да в бегах, так и катар желудка заработать на старости лет можно, — подумал Кухов, хотя до старости ему было еще очень далеко.
Спал Никита Иванович крепко и снов не видал. Наутро первым делом справился, когда похороны, в каком часу и, записав на бумажке время, занялся делами. Вызвал помощника, спросил: Нилов с Улеймы вернулся ли?
В кабинет вошел урядник Нилов.
— Так, докладывайте, что прознали, на месте купец?
— Никак нет, ваше благородие, нет его там и... не было.
— Как же так, ведь выехал он девятнадцатого утром?
— Я на обратном пути во всех деревнях справлялся о купце, не было, говорят его а купца крестьяне, особливо фабричные, ближние, хорошо знают. Не было... Не проезжал.
— Так, — подумал Кухов, — еще одна загадка, номерной показывает: девятнадцатого в десять уехал, а мальчишка — что видел, как вечером на телегу садился.
Надо самому их допросить, уже дело серьезное. Да и лошадь с мужиком в малахае, мальчишка-то видел похожего вечером! А Егорова на другой день около пяти. Что-то тут есть!
Помощник заглянул в кабинет и сообщил, что купцов убитых повезли отпевать в церковь кладбища «Убогий дом», там и хоронить будут.
— А старуху? — спросил Кухов.
— И ее вместе отпевать будут, так как мученическую смерть вместе приняли.
— Ну, ладно. Я на кладбище, может, не пойду, дел, вишь, невпроворот. Хотя нет, пойду oбязaтeльно. Пойду, есть у меня задумка одна!
Кухов подумал вот о чем, Ефим номерной должен был знать Заворыкина, раз работал на фабрике, и деньги он, без сомнения, видел у него! Но что-то врет! Почему говорит: уехал девятнадцатого, а купец домой не прибыл, а мальчишка — вечером накануне. Хм. непонятно. Пойду я на кладбище посмотрю, придет Ефим туда или нет, что-то он мне все больше подозрительным кажется.
Следователь оделся и, выйдя из управления, решил пойти по Московской улице. Он миновал дом купцов Шунаевых, но там никого не было, значит, все уже на кладбище. И Кухов прибавил шаг. Подойдя к кладбищу, он увидел, что отпевание кончилось, и гробы понесли к могилам, у купцов имелось свое место, где были похоронена жена самого Николая Васильевича Шунаева; старуху хоронили неподалеку от них, но на особицу.
Вдруг в толпе он увидел бабку Егорову. Вот так встреча! И как раз кстати. Подойдя к ней, Кухов тихонько окликнул ее.
— Здравствуй, касатик, и ты здесь?
— Здесь, бабушка, надо проводить в последний путь.
— Ты бы лучше душегубцев ловил, — сказала бабка.
— Поймаем, — ответил Кухов, — а вот ты мне скажи, что за лошадь была у кладбища, какой масти?
— Гнедая она была, гнедая.
—Ну, спасибо, бабушка, помогла. Кухов высматривал в толпе Ефима, но его нигде не было видно, не пришел, значит, ну что же, пойду я к нему. Бросив по горсти земли на гробы покойных, Кухов выбрался из людской толчеи и зашагал к номерам Хряпина.
Прийдя туда, он спросил, где Ефим, Оказалось, что на кухне, поминает купцов.
— Что, пьян?
— Да нет, выпивши немного!
Пройдя на кухню, Кухов увидел Ефима сидящим за столом с дворником и младшим номерным, на столе стояла бутылка водки и лежала кое-какая закуска.
— А-а, господин хороший, — приветствовал его дворник, — присаживайтесь к нам, выпьем за упокой душ убиенных.
— Ну что же, за это, пожалуй, выпью рюмку, — сказал Никита Иванович. Присел к столу, ему налили большую рюмку водки, и он сказал:
— Ну, за упокой души невинноубиенных, — и опрокинул рюмку в рот При этом, покосившись незаметно в сторону Ефима, заметил при этом, как гот при его словах слегка вздрогнул.
От второй рюмки Кухов отказался.
— На службе я, не могу: дела у меня, дела. — И спросил у Ефима:
— Не могу ли поговорить с вами, господин Костырев, так сказать, с глазу на глаз?
— Отчего же, извольте, — ответил Ефим, — пройдемте в залу, там никого нет.
Прошли в залу, где стояли диван, круглый стол и большое зеркало. Дверные проемы были завешаны плюшевыми портьерами, на окнах такие же портьеры с кисточками, отчего в зале было полутемно и уютно. Уют еще придавали большие фикусы, поставленные по углам на небольшие столики.
— Так о чем спрашивать будете, господин следователь?
— Вот о чем, господин Костырев. — Были ли вы знакомы с господином Заворыкиным? Когда он приехал? Когда уехал?
— Да-с, знаком я с ним был, не отрицаю, в бытность мою на бумажной фабрике, он как оттуда ушел, я его больше не видал.
— Но когда он приехал, он вас признал?
— Признал, конечно, признал. И даже спросил, почему это я здесь служу.
— Что же потом? — спросил Кухов.
— А ничего, отвел я ему шестой номер и все.
— Когда он приехал?
— Семнадцатого утром, — ответил Ефим. — А уехал девятнадцатого часов в десять утpa.
— Не общалась ли вы с ним в эти дни помимо службы вашей?
— Никак нет, да его и в номерах почти не было эти дни.
— Куда он уходил, вы не знаете?
— Точно не скажу, но, вроде, к купцу Бердяеву.
— А зачем?
— Это мне не ведомо.
— Так, значит, уехал девятнадцатого? Странно, мальчишка коридорный говорит, что видел его накануне вечером, садился на телегу и, вроде, куда-то ехать собирался.
— Этого я не могу знать, может, он куда и ездил, а потом вернулся.
— Так, а ворота да двери у вас во сколько закрываются?
— В десять часов вечера.
— А кто дежурит, если гость припозднится, чтобы дверь открыть?
— Дворник.
Кухов выглянул в коридор.
— Позовите дворника, — сказал он коридорному. Через некоторое время дворник пришел.
— Скажи-ка мне, милок, часто ли гости по вечерам тебя беспокоят с дверями.
— Никак нет, ваше благородие, у нас заведение приличное и люди вечером завсегда в номерах, хотя, конечно, бывает, мало ли.
— А не припомнишь ли, купец Заворыкин вечером не стучал поздно, чтобы ему открыли?
— Никак нет, не было этого, я купца хорошо помню.
— Так, а утром ты его не видел, часов в десять?
— Никак нет, по утрам мостовую убираю рано, а потом по разным делам хозяйским, так что не видал, врать не буду!
— Хорошо, позови ко мне коридорного.
Дворник высунулся за портьеру и гаркнул: «Эй, Гаврюха, тебя господин кличет!»
Вошел Гаврюха, мужик лет тридцати.
— Скажи-ка мне, — обратился к нему Кухов — по утрам ты постояльцев провожаешь?
— Когда я, а когда и Ефим, — ответил Гаврила.
— Ну, а купца Заворыкина девятнадцатого ты отпускал?
— Никак нет, не я, он вечером пришел часов в восемь и больше я его не видел.
— Что же ты не поинтересовался, уехал он или нет?
— На то, господин следователь, старший номерной есть, то дело не мое!
— Значит, ты его утром не видел?
— Истинный бог — не видел.
— А мог его кто еще заприметить, кто по утрам в коридорах бывает?
— Мальчишка, да он только утром рано полы метет, да сапоги разносит, если накануне постоялец поставил около двери.
— А во сколько это утром?
— Часов в семь, а потом ему тут делать нечего.
— Ну а еще кто?
— Да окромя кухарки в это время никого в номерах нет, а она на кухне, ей тут тоже делать нечего.
Номерной и дворник вышли.
— Да-а, — неувязка получается, господин Костырев! Как же так, никто его утром не видел, а вы говорите, что он в девять уехал.
— На это я ничего сказать не могу, а уехал он девятнадцатого, часов в десять утра, больше мне сказать нечего.
— Hy что же, спасибо, мне от вас пока ничего не нужно.
Кухов подчеркнул это «пока».
Видимо, Ефим намек понял и сразу сказал:
— Ей богу, больше ничего не знаю.
— Ну, хорошо, до свидания.
Следователь вышел вон, идя по дороге, думал: врет, каналья! Искать надо Заворыкина, искать. Кухов направился обратно в участок, но не успел он отойти от гостиницы, как из ворот ближнего дома к нему подошел номерной Гаврила.
— Я, ваше благородие, здесь стою, вас поджидаю.
— Что случилось? — спросил следователь.
— Не хотелось бы, чтоб меня видели с вами, ваше благородие, я об Ефиме хочу рассказать кой-чего.
— Так, очень интересно, и что же ты расскажешь?
— А то расскажу, врет Ефим, что ни рагу с ним за эти дни не видался да и не разговаривал.
— Ну, ну, продолжай, голубчик, — поторопил Кухов.
Гаврила продолжал рассказ,
— Я только что господам чемодан принес, что жили в восьмом номере, и вышел. Гляжу Ефим в шестой номер пошел к купцу этому, значит! Ну, пошел и пошел, по делу, стало быть, а купец накануне довольный такой ходил. Меня спрашивал, много ли хлеботорговцев приезжает весной в Углич, да как хлеб больше отправляют в Питер да Москву — зерном или мелют.
Я говорю: купцов-то много, да вот сами увидите, скоро наедут, время весеннее, а он мне: недосуг здесь оставаться, завтрева по делу схожу, а там и домой. Ну, да не надолго, мол, дела там закончу да и к вам обратно. Примешь ли на жительство? — смеется Я, говорю ему: мы хорошим людям завсегда рады. А кто же, спрашиваю: дома-то дел весной мало что ли, ежели к нам собираетесь? А он мне: здесь теперь мой дом будет! Как так — спрашиваю — переселяетесь что ли? Переселяюсь! — отвечает.
Ну, господин купец, а лавка-то ваша как же? А продал — говорит, лавку, здесь делом займусь. Ну, говорю, ваше дело купеческое, вам видней. С тем и расстались.
-— Значит ты с ним семнадцатого разговаривай?
— Ну да, вечером это было, а на следующий день я и видел, как Ефим к нему в номер вошел.
— И что, долго он там пробыл?
— Сколько—не знаю, но, думаю, с час, потому как это время его и::где не было
— Так. а потом что?
— А потом Ефим довольный ходил.
— Что так, почему?
— Не знаю, только потом его целый день не было, а вернулся к вечеру. Часов в восемь, наверное.
— Купец был дома?
— Был купец в номере, это точно.
— Не видел, Ефим к нему не заходил?
— Нет, этого не видел, Ефим на кухню пошел, сказал, чай пить будет. Я ему говорю, кухарка уж легла, угорела она. А он мне — да я и сам самовар поставлю.
Потом слышал я, вроде, черный ход открывался, а тут Ефим выходит с кухни и говорит: попей чаю, Гаврила! Самовар-то горячий Ну, я и пошел.
— И долго ты на кухне был?
— Да с час, наверное, сидел.
— Значит, ты в коридор не выходил?
— Нет, да тут кухарка позвала, говорит, снегу хоть принесите на голову. Вот я мальчишку-то и послал.
— Так, значит, часов десять было, а мальчишка-то, придя с улицы, ничего не говорил? И ничего за это время не слыхали, может, ходил кто, дверь хлопала?
— У нас кухня в конце дома, оттудова не слыхать ничего.
— Однако же ты из коридора слышал, как черный ход открывали?!
— Так я в это время в нужник ходил, а не в коридоре был, вот и слышал.
— Ну, а потом что?
— А ничего. Посмотрел: все тихо и пошел спать!
— Ну, спасибо тебе за помощь, — благодарно сказал Кухов и, распрощавшись с Гаврилой, поспешил в участок.
В участке Кухова уже дожидался урядник, посланный по дороге на Хутора.
— Ну, что разузнали, милейший? — спросил Кухов.
— Ничего, господин следователь. — Ближайшие деревни все объехал — и никаких известий. Похожие люди не проезжали! А дальше, смекнул я, ваше благородие, дорога-то не только на Хутора, она ведь за кладбище направо поворот дает. Обратно в город.
— Так она заросла вся, по ней и не ездят давно!
— Вот я и подумал, раз не ездят, то, может, следы остались какие. Ну и вернулся. Верно, смотрю — есть следы от колес. Как они там проехали — ума не приложу. Черт ногу сломит, но след вывел обратно к городу!
— А дальше неведомо, куда могли поехать, там путей много. Я сначала по дорогу, что из города ведет, до первой деревни доехал. Узнал, не проезжали ли тут такие. Нет! Значит, в город подались обратно.
— Надо искать гнедую лошадь и мужика с черной бородой, других примет нет! — сказал Кухов.
Отпустив урядника, он вызвал помощника, «Что нового, какие сообщения?».
— Да, ваше благородие, старший приказчик приходил купцов Шунаевых.
— Ну, ну, чего рассказывал?
— Ничего особенного. Ездил, мол, в Ярославль. Выехал из Углича девятнадцатого утром спозаранок, отправлял его сын купца Василий, с наказом, пойти в Ярославле к купцу Сметанину и переговорить с ним о постройке паровой мельницы в Угличе. На паях.
Дескать, они с батюшкой да купец Заворыкин, а капиталу у них для паев есть семьдесят тысяч рублей. Купец на это согласился и сказал, что пришлет опытного человека смету составить да договор с купцами оформить, с тем, дескать, и уехал оттуда Пробыл там два дня, и вот на тебе — прямо на похороны угодил!
-— Больше ничего не говорит приказчик, не болтал ли кому о деньгах?
-— Нет, говорит, сам только утром узнал и о деньгах и о поездке, так что никого не видел, потому как сразу уехал.
— Позовите его.
Вошел человек невысокого роста, полный, лет пятидесяти.
—- Давно ли у купцов служишь?
Давно, ваше благородие, годов пятнадцать, я сам из крестьян Мышкинского уезда, села Флоровского. Николай Васильевич, старик то есть, и сам оттуда, так он меня и нанял.
— А в деревне чем занимался?
— Служил приказчиком у деревенского купца Титова, ваше благородие,
— Значит, крестьянской работой занимался?
— Нет, все по торговой части.
— Ну, ладно, что в Ярославле, у купца Сметанина?
— Да я уже господину полицейскому все рассказал, добавить нечего.
— А видел ли ты Заворыкина, когда он к вам с купцом Бердяевым приходил?
— Видел, а как же!
— Ну, а разговор какой слышал, что говорили?
— Да сни приходили после обеда, старик Бердяев их познакомил, они за столом сидели. Я не присутствовал, потом Бердяев ушел, а Заворыкин еще оставался Потом и он ушел.
— Во сколько он ушел? — задал важный вопрос Кухов.
— Темнеть стало, часов, может, в семь, а, может, и позже.
— Ну, а хозяин что, тебе сразу наказ дал?
— Нет, наказ утром он мне давал, а вечор, как Заворыкин ушел, он меня спрашивает: знаю ли я Ефима Костырева. Знаю, говорю, номерным служит у Хряпина, а что?
— Да то, говорит, что купец его к себе в помощники берет, и, вроде, рекомендует его по денежным делам поставить. Мол, у него опыт есть, как ты думаешь, что он за человек? Деньги, брат, первому встречному не доверишь ведь!
Ну, я говорю, раз купец в ком уверен, то, значит, человек надежный, а я про него ничего сказать не могу. Вот и весь разговор, господин следователь, а утром я уехал.
— Ну, хорошо, понадобится, вызову.
— Хм... Так вот отчего Ефим веселый-то был, на службу его купец брал. Тогда почему это сейчас скрывает, может, боится, что его подозревать будут? Так своей скрытностью он как раз подозрение и вызывает. Время уже позднее, целый день в хлопотах, а ничего пока не проясняется, одни загадки, а отгадок нет.
Кухов позвал дежурного: больше нет ко мне никого?
— Как нет, с обеда вас сыщик дожидается!
Вошел давешний сыщик, в шинели гимназического надзирателя.
— Слушаю, какие вести у вас, ходили в лабаз в мучном ряду?
— Так точно, господин следователь, с утра там был, как приказывали. Купца Василия из лабаза парнишка увел.
— Какой парнишка? Давай-ка поподробнее, пожалуйста!
— Пришел я в лабаз, спрашиваю тамошнего приказчика: купец девятнадцатого во сколько ушел? Говорит — часа в четыре. А обычно до какого времени бывает? А когда как, бывает и до полночи мы с ним тут, коль дел много. А так часов в шесть уходит Почему в тот день ушел рано? Парнишка к нему приходил, вот и ушел. Какой парнишка? — спрашиваю. Из мясной лавки, что на Спасской улице. Говорил ли что купец, когда уходил? Сказал, мол, ждут его дома — дело срочное, ну и ушел.
Кинулся я сразу в мясную лавку, там этот паренек, я к нему. К купцу Шунаеву ходил в такой-то день? — спрашиваю. Ходил! — отвечает. Зачем? Господин послал. Какой господин? Не знаю, подошел ко мне господин (я на улице сидел около лавки), сходи, говорит, к купцу Шунаеву в лабаз в Мучной ряд, знаешь где? Знаю, говорю. Вот и сходи. А то мне недосуг, а его дома ждут срочно, a я тебе двадцать копеек дам, сходишь что ли? — спрашивает.
Я говорю, схожу, отчего не сходить! Ладно, говорит, дал мне двугривенный и пошел. Куда, спрашиваю, пошел? Да назад и пошел, паренек отвечает. По какой улице? Да по нашей назад и пошел, Спасская на Московскую выходит. А как выглядел этот господин — спрашиваю. Да не старый, и одет чисто, господин и все, я его один раз у номеров видел, мальчишка-тож говорит.
У каких номеров? — быстро спрашиваю. А у Хряпиных! Ну, тут я сразу к вам и бегом, а вас все нет и нет, я уж прямо извелся весь, не иначе Ефим Костырев это!
— Точно он! Вот кто наводчик, значит! Быстро всех кто в участке да с оружием, коляску вели подавать, едем в номера да живее, живее, черт возьми!
