И снова он поднялся по лестнице. Площадка была все той же, зато кошки переменились: встречали его возвращение такими же улыбками, с какими наблюдали за его уходом.

— Ну вот наконец и ты, — недовольно приветствовала его Софи. — Что-то ты поздно, а?

Джонни сел на диван. Кошки уже так привыкли к нему, что едва двинулись с места. Одна из них, черная в белых пятнах, перевернулась на спину доверчиво открыв мягкий белый живот. Джонни послушно почесал его, а кошка сладострастно засучила лапами, выпустив острые, как финки, когти. Через минуту еще одна кошка попробовала устроиться у него на колене.

— Ты сиди, не вставай, — вскричала Софи, — а я тебе быстренько что-нибудь приготовлю. И глазом не успеешь моргнуть. Чашка чаю никогда не помешает.

— Чай и какую-нибудь из этих штук, — отвечал Джонни на языке ее дома, хотя от лимонада и пива он уже отяжелел. Но чай займет ее на какое-то время.

Софи исчезла, а Джонни остался сидеть, поглаживая кошку и хмурясь. Однако понемногу лицо его, хотя он и не отдавал себе в этом отчета, прояснилось. На нем появилась печальная улыбка; он тряхнул головой. Меж тем Софи что-то бормотала и вздыхала на кухне, то открывая, то снова закрывая дверцы шкафов.

— Так что ты мне посоветуешь? — спросил он кошку. Та в ответ замурлыкала. — Правда? Ты так думаешь? — Джонни поглядел на нее с удивлением. — Ты серьезно? — Кошка усердно мурлыкала. — А как насчет Нева? Aгa! Тут ты ничего сказать не можешь, правда? — Кошка, почувствовав, что от нее чего-то ждут, поддела головой его руку. — Я сам на него нарвался. — Джонни вздохнул. — Сейчас мне кажется, что я из этой истории никогда не выскочу, разве что меня вынесут вперед ногами.

Немного спустя Джонни отодвинул кошку от себя. Надо действовать по порядку, и если хочешь иметь чистую рубашку на завтра, придется выстирать ту, что на тебе. Спустившись в подвал, он намочил рубашку, намылил, выполоскал и положил в ведро. "Если повесить ее в мокром виде, — подумал он, — может, удастся обойтись без глажки". Пятна крови на груди не отошли, но побледнели. Потом он почистил блейзер мокрой губкой, поднялся наверх и вывесил рубашку на балкон.

— Это не очень-то красиво, — заявила Софи, недовольно косясь на его обнаженные плечи и грудь.

— А многие считают, что я совсем недурен.

— Возможно, так оно и есть. Только одежды на тебе слишком мало, — сказала она сурово.

Джонни расхохотался.

— Хорошо, я надену шляпу, — уступил он.

Так он и сделал. Заломив шляпу набок, он подошел к секретеру и остановился, отрешенно глядя на ящички и отделения. Может, в этих тайниках, под туалетной бумагой и банановой кожурой, найдутся нужные соответствующим учреждениям сведения об Эрроле и Софи, о доме и арендной плате. В одном из ящичков лежал захватанный гребень. В другом — жестянка с засохшим кошачьим кормом. В третьем — два карандаша и кусок мыла. Словно в сундуке фокусника. Одни вещи исчезали, другие — возникали. Он отворил дверцу секретера — а ну как перед ним откроются сейчас звезды, планеты, квадратик бескрайнего ночного неба, но отделеньице было набито бумагами. Джонни пододвинул стул, уселся перед секретером и принялся вынимать из него бумаги, заглядывая то в одну, то в другую. Тут было над чем поломать голову, хотя кое-что не вызывало никаких вопросов. В удостоверении, выданном отделом социального обеспечения двадцать лет назад, говорилось, что Софи с тех самых пор, то есть с шестидесяти пяти лет, получает пенсию по старости и имеет право посещать кино, а также покупать билеты на автобус и самолет за половинную стоимость (кроме часов пик).

Потом нашелся сложенный пополам документ, напечатанный на плотной бумаге. Это оказалось свидетельство о браке, выданное здесь, в городе, более пятидесяти лет назад. София Элизабет Картер и Эррол Мэтью Вест вступили в брак в городской мэрии. В момент заключения брака невесте было 36 лет. Девичье имя матери — Роз Эдит Бэббит. Джонни как зачарованный уставился на документ — ведь он знаменовал собой начало новой жизни не только для Софи и Эррола в 1936 году, но и для Джонатана Маккинли Дарта, ставшего спустя пятьдесят лет почетным членом семейства Бэббит.

— Нет ничего стыдного в том, что ты Бэббит, — произнес он вслух. Софи, вошедшая в комнату с чайником в руках, обернулась на его голос.

— Знаешь, они не принадлежали... как бы это сказать... они не принадлежали к тому же классу, что Картеры, — сказала она бесстрастно, — но это были добрые, трудолюбивые люди, все, кроме дядюшки Брайена, конечно, но он исключение. Я очень любила твою мать.

— И меня, — сказал Джонни. Софи захихикала.

— Ну, знаешь, Софи! — удивленно улыбнулся он. — Иногда я начинаю за тебя беспокоиться.

Джонни обнаружил в секретере кучу карандашей и блокнотов — некоторые совсем новые, — множество катушек с нитками, гребней, маленькие ножницы, чайную ложку и яблоко — очищенное, с вынутой сердцевиной, почерневшее, на фарфоровом блюдечке с синим китайским узором. На дне ящика лежали старые сберкнижки, тщательно подобранные, надписанные и перетянутые резинкой. Последняя книжка была помечена 1981 годом.

— А где книжка, которой ты пользуешься сейчас? — спросил он Софи, расставлявшую чашки на маленьком столике. — В сумочке, да?

— Моя сумочка... — повторила Софи с сомнением, словно не совсем точно знала, что это такое.

Джонни вздохнул, предвидя осложнения, но, обведя — без особой надежды — взглядом комнату, вдруг заметил, что из-под кушетки торчит знакомый красный ремешок, похожий на собачий поводок. Дождавшись, пока Софи уйдет на кухню, он победно поддел его ногой — сумочка послушно выползла на свет божий. Однако, усевшись снова на стул и положив сумочку на колено, он неожиданно оробел, будто собирался вторгнуться в чужую жизнь. Конечно, он уже рылся в сумочке, но всегда в присутствии Софи. На этот раз он делал это на свою ответственность. Наконец он неуверенно открыл сумочку и осмотрел все внутренние кармашки, все отделения, пока не обнаружил ту самую сберкнижку, которую искал, а кроме того еще одну, с долгосрочными вкладами. Записей было совсем немного. Пока Джонни изучал вторую книжку, Софи бегала из кухни в комнату: она принесла еще две чашки с блюдцами и поставила их на стол.

— Ну и ну! — воскликнул Джонни изумленно. Софи вопросительно вскинула на него глаза.

— Да ты что, богачка? — растерянно произнес он, потрясая книжкой. — Ты знаешь, сколько у тебя денег?

Софи мило улыбнулась, но в глазах не отразилось ни единой мысли.

— Я никогда не нуждалась, — отозвалась она, — но и в долги никогда не влезала. Эррол всегда расплачивался наличными. Говорил: "Если я заплачу наличными, вы сделаете мне скидку?"

Она помолчала.

— Мне кажется, я продала дом, — прибавила она неуверенно. — Кто-то его продал.

Чайник на кухне заорал дурным голосом.

— Иду-у, — обрадовалась Софи и исчезла.

От мыслей о деньгах в голове у Джонни зазвенело, словно в копилке с монетами. Он задумчиво, будто впервые, оглядел гостиную. Да, он мог бы неплохо здесь устроиться, постепенно заменив беспорядок, царивший у Софи, собственным. Уговорил бы ее купить деку или даже стереосистему. Присматривал бы за ней, готовил еду, а по вечерам, когда она уходила бы спать, приглашал бы к себе друзей... Он размечтался. Совсем недавно мысль о том, что Нев ее эксплуатирует, привела его в ярость, а теперь вот он сам об этом подумывает.

— Знаешь, ты могла бы за эти деньги получать проценты повыше! — крикнул он ей. — Наняла бы экономку... или устроилась бы в хорошее место, где за тобой был бы настоящий уход.

Софи выскочила из кухни. В руках у нее была чашка и большая эмалированная кружка, которую она тоже поставила на стол.

— Нужно, чтобы за тобой кто-то приглядывал, — сказал ей Джонни, немного присмирев.

— У меня есть ты, — возразила она с любящей улыбкой.

— Да-а, конечно... — вздохнул Джонни. — Но тебе нужен кто-то получше. Может, тебя придется защищать от меня.

Он взял сберкнижку в руки.

Софи стала разливать чай. Джонни перелистал страницы.

— В полнолуние со мной что-то творится, — произнес он рассеянно. Раскрыв книжку на одной странице, он, нахмурясь, изучал ее. — Пенсию тебе переводят регулярно. Я вижу по записям. Здесь все в порядке.

Софи сидела, уставясь в чашку. Попытки Джонни разобраться в финансах совсем ее не интересовали.

— Ну, а теперь послушай... Слушай же, Софи, — настаивал Джонни, тыча пальцем в страницу. — Раз в месяц или около того у тебя со счета автоматически списывают триста двадцать долларов — это примерно восемьдесят долларов в неделю. Что это, арендная плата?

Софи посмотрела на носик чайника.

— Чай очень слабый, — произнесла она с недоумением.

— Софи... ты говоришь, что, кажется, продала дом, — не отступался Джонни. — А арендную плату ты платишь?

Сосредоточенно хмурясь, словно гадая, Софи смотрела в чашку.

— На фасаде стоит имя Эррола, — подсказал Джонни.

— Да, но он умер, — отвечала она. — Разве тебе никто не сказал?

— Ты платишь аренду?! — в отчаянии закричал Джонни, произнося каждое слово раздельно, словно она была глухой.

— Я всегда беру расписку, — радостно отозвалась она. — Вот тебе печенье... несладкое. Можешь не беспокоиться, что в нем много сахара. Знаешь, я как раз сегодня утром читала, что есть слишком много сахара и молочных продуктов вредно.

Печенье Джонни взял и сунул его в отделение секретера, где уже лежал кошачий корм.

Под перетянутыми резинкой сберегательными книжками в ящичке лежал большой коричневый конверт со старыми фотографиями. Джонни разложил их на крышке и увидел молодую Софи: вот она кормит уток, вот стоит за домом возле водонапорной бочки, глядя на огромный подсолнух, склонившийся к ее лицу. Каникулы на острове Южном, золотая осень в Куинстауне. Софи стоит у какого-то моста, а за ней деревья в золоте и багрянце. В окружении всего этого великолепия Софи выглядит прямо-таки ангелом, хотя багряная листва резко контрастирует с ее лиловым пальто. А вот фотография человека средних лет — он сидит в саду за столиком какого-то кафе и, глядя с улыбкой в объектив, машет рукой. Джонни и Эррол уставились друг на друга.

Софи поставила перед Джонни эмалированную кружку с теплой водой.

— Когда я впервые сюда пришел, у тебя был такой оранжевый блокнот, — спросил Джонни. — Ты его куда-то запрятала. Знаешь, где он?

— Сейчас я его найду, - вскричала Софи, загораясь.

Схватила сумочку и принялась рыться в ней, а Джонни пока мрачно рассматривал следующую фотографию: на балконе под гигантским краном стоит Эррол, вид у него гордый и патриотический, словно водопровод — национальное достояние, не хуже искусства или науки. Наконец ящичек опустел... почти совсем опустел. Засовывая в него фотографии, Джонни задел за что-то уголком конверта и вытянул тонкий, легкий, плоский квадратик, завернутый в папиросную бумагу... Еще одна фотография, которая хранилась отдельно от всех остальных. С пожелтевшей бумаги на него глядел молодой человек; улыбаясь и подняв бровь, он слегка приоткрыл рот, словно вот-вот спросит о чем-то. На нем был полосатый блейзер, точь-в-точь такой же, как на Джонни. Даже на фотографии сходство было разительным, даром что сепия совсем потемнела. Так вот что видели ее выцветшие голубые глаза всякий раз, как она смотрела на Джонни, — нет, не молодого человека, но блейзер, незабываемый блейзер с его яркими полосами. Поглядев на свой рукав, Джонни подумал: а вдруг это тот самый блейзер и есть? Он ведь из тех, каким сносу нет... разве что локти протрутся. Джонни перевернул фотографию — на обороте стояла надпись: "Элва Бэббит, 1926 год".

— Это ты? — спросил Джонни, кивнув Элве, но Элва болтать не любил.

За столом Софи мрачно разглядывала бумажный доллар, обнаруженный в каком-то потайном кармашке сумочки, — видно, беспокоилась, словно получила какое-то зашифрованное сообщение, а код вспомнить не могла. Потом, положив доллар на стол, взяла монетку в два цента и принялась изучать ее. Джонни завернул Элву обратно в папиросную бумагу и продолжил поиски. Ладно, он же знал, когда возвращался, какая тут будет скука, если не хуже. Бонни в дверь не постучится; Нев (даже если Нев и Спайк — одно лицо) не выскочит вдруг, словно фокусник на телеэкране. Оранжевый блокнот с адресами исчез, но ведь в конце концов этот дом принадлежит Софи. Возможно, блокнот скрылся на время, а потом вдруг выплывет, как сумочка. Он продолжал искать, забрел к Софи в спальню и бросил нервный взгляд на задвинутые ящики. Конечно, он уже искал в них раньше, но все могло перемениться — в худшую ли, в лучшую ли сторону, неизвестно. Софи, которой не сиделось на месте, вошла вслед за ним.

— А ты здесь откуда? — спросила она недоуменно. — Я думала, ты теперь живешь на острове Северном.

— Приехал повидаться с тобой, — объяснил Джонни. Софи понимающе улыбнулась. — Помнишь доброе старое время? — не удержался он.

Ее лицо озарила нежность.

— Это было исключено, — сказала она. — Ведь мы двоюродные. Джонни подумал об Элве, завернутом в папиросную бумагу и спрятанном подальше в ящичек.

— Гм... Не знаю, — ответил он наконец. — Вообще-то закон разрешает такие браки, и на детях это обычно никак не сказывается.

— Мой отец считал, что лучше не рисковать, — возразила Софи твердо. — Знаешь, он кончил университет — он был очень умный человек.

— Что ж, мы все равно можем оставаться друзьями, верно? — сказал Джонни. — А если Эррол вдруг вернется, я спрячусь в шкаф.

— Ну нет! — возразила с негодованием Софи. — Просто выбежишь в заднюю дверь...

— ...как честный человек, — закончил Джонни.

— Да, — кивнула Софи. — Я никогда ни за что не соглашусь быть замешанной в какой-то нечестной истории. Я никогда, никогда не поступлю нечестно. Я всегда за все тут же расплачиваюсь — и всегда беру расписку. У меня никогда не было долгов. — Она помолчала. — Ты ведь так и не познакомился с Эрролом, да?

— Я слышал, что он прирожденный джентльмен, — ответил Джонни. Софи просияла.

— Я как раз собиралась это сказать, — проговорила она. — Прямо мои слова. А как насчет чашечки чаю?

— Великолепно! — согласился Джонни.

Через минуту он услышал, что она гремит ящиками, и вспомнил, что где-то в кухне лежит спрятанная в лиловую перчатку и перетянутая резинкой пачка бумаг. "Небось уже давно исчезла", — подумал он, отправляясь на кухню. Но нет, бумаги лежали там же, где он оставил их накануне. Вновь усевшись у секретера, он принялся разбирать их, хотя и не ожидал найти ответа на вопросы о том, какую арендную плату платит Софи и кто такой Спайк — домовладелец или, может, Нев Фаулер.

Первым из перчатки показался длинный конверт из коричневой бумаги, который так и не был вскрыт. На конверте стояло:

Мисс Б. Бенедикте,

улица Маррибел, дом 115.

Не веря своим глазам, Джонни уставился на конверт, потом медленно поднялся. На этот раз он сделает все как надо. Он проверил, в кармане ли ключ, и вышел на балкон посмотреть, как там его вещи. Рубашка, конечно, была еще совсем мокрая, но блейзер, хотя местами и влажный, надеть было можно. В страхе, как бы спешкой не вспугнуть судьбу, он тихонько прокрался наверх и взял "Историю ангелов", лежащую возле его постели. В следующий миг он уже стоял на улице, глядя на номер дома Софи. На двери четко стояло: "113". Он посмотрел на соседний дом и направился к двери. Балкон был пуст, уличная дверь заперта. На ней стояли аккуратные черные цифры: "115". Джонни перевел глаза с двери на конверт в руке и опять на дверь. Затем постучал и прислушался. Выждав, снова постучал. Послышались легкие шаги — кто-то сбежал по лестнице, быстро подошел к двери. Дверь распахнулась.

Перед ним стояла Бонни Бенедикта. Он тотчас, ни секунды не колеблясь, узнал ее, хотя выглядела она совсем непривычно. Одета была на удивление просто и обыкновенно — узкие синие джинсы и свободный серый свитер.

— Привет, — сказал Джонни растерянно. — Ты меня помнишь?

Она смотрела на него без всякого выражения, но, услышав голос, улыбнулась — и рассмеялась.

— Джонни Дарт, — сказала она. — Ты меня искал? Почему ты так долго не приходил?