Я нехотя дожевал кусок лепёшки и отложил в сторону ложку. Снял с гвоздя новенькую соломенную шляпу. Её купила мама, ещё когда решили, что я поеду в кишлак.

— Мураджан! — крикнула из кухни бабушка.

Я остановился.

— Ты куда собрался, внучек?

— Пойду к деду, на бахчу.

— В такую жару! Посидел бы дома. Ты городской, к жаре-то непривычный. Солнце, оно непривычных не любит. Вечером по холодку и пошёл бы, если уж такая охота. И, кстати, ужин бы отнёс.

Я недовольно снял шляпу, сел и положил её рядом.

Я очень люблю бабушку и всегда слушаюсь. Но я страшно не люблю, когда меня всё ещё считают маленьким ребёнком. И особенно не нравится мне, когда пытаются пугать всякой чепухой. А бабушка решила даже солнцем припугнуть! Конечно, бабушке трудно понять, что я теперь не прежний Мурад, которого привозили в кишлак мама с папой. Я уже в четвёртый класс перешёл. И вот что сказал папа, когда мама не хотела отпускать меня одного:

«Мурад уже большой парень, джигит настоящий. Так что пусть едет, а мы приедем через неделю. Чего ему в городе каникулы убивать?»

Не знаю, как можно убивать каникулы, но папа меня здорово обрадовал. Правда, немножко грустно было расставаться с Рахматом, но ведь он тоже скоро уедет в пионерский лагерь.

Папа на такси привёз нас на вокзал, я попрощался и уехал один. Целый час ехал. Только у станции, когда мне выходить надо было, какая-то старушка стала тормошить: «Да торопись, сынок, да тебе выходить, да смотри, да осторожней!» Совсем замучила. Это ей мама наказала, чтобы она помогла мне сойти. Будто я сам не смог бы! И вообще, все старушки такие. А вот старики — нет. Поэтому и хотел я улизнуть к деду. С ним веселее. Он всё время всякие истории рассказывает. А бабушка весь день занята, бегает по хозяйству, и к вечеру она очень устаёт. И поэтому не может рассказывать всякие истории, хотя она тоже много их знает…

Бабушка принесла и поставила передо мной полную чашку. Я хотел сказать, что наелся, что уже три часа обедаю, но промолчал. Потому что вспомнил, как мама наказывала слушаться и не обижать бабушку.

— Выпей, внучек, айрану — жару хорошо будешь переносить, — сказала бабушка. — Это кислое молоко, разведённое ледяной водой.

«Много ли, интересно, народу умерло от этой несчастной жары?» — подумал я про себя, взял чашку и нехотя пригубил. Айран оказался очень вкусным.

И я выпил его с удовольствием. «Моя бабушка знает, чем угощать», — подумал я с гордостью.

— Скучно тебе, внучек, у нас-то?

— Да нет, уже нет…

— Может, позвать Джуракула? Вы б поиграли…

— А кто это Джуракул?

— Да соседский мальчишка… — Бабушка подумала немного. — Озорства, конечно, ему не занимать, но, в общем-то, он неплохой мальчик.

Она подошла к дувалу и, приложив ладони рупором ко рту, стала кричать:

— Джура-а-ку-ул, эй, Джуракул!

— Чего там? — раздался тонкий, пронзительный голосочек. Трудно было разобрать, кто это кричит, мальчик или девочка.

— Иди к нам, сынок, тут мой внучек приехал, Мурад. Поиграете вместе.

В соседнем дворе не ответили, но через секунду над дувалом что-то сверкнуло, как зеркало на солнце. Оказывается, это наголо бритая голова Джуракула. Мне показалось, где-то я его видел, этого мальчика. У него были огромные глаза. Вначале они глянули насторожённо, а потом нагло уставились на меня. Особенно долго изучали они мою новую шляпу. Потом закрылись (остались только узенькие щёлочки).

— Чему ты смеёшься? — крикнул я сердито.

— А ты не помнишь, что натворил на станции?

— Не… не помню…

— Так и не помнишь? А кому сторож уши драл?

— Откуда я знаю?.. — сказал я чуть слышно и оглянулся.

На моё счастье, бабушка, оказывается, вернулась на кухню. Я с облегчением вздохнул.

— Так заходить к тебе или нет? — провизжал Джуракул.

— Давай прыгай, — поспешно ответил я.

Если у этого Джуракула привычка говорить таким голосом, то бабушка услышит всё, даже сидя в Ташкенте.

— Через дувал нельзя, — сказал Джуракул и тут же совсем тихо, почти шёпотом, добавил — Мне твоя бабка за это тоже чуть правое ухо не оторвала.

Сверкнув зубами и бритой головой, Джуракул исчез за забором. Теперь я не сомневался, что он и есть тот мальчик, который спас мои уши. Конечно, я бы его сразу узнал, если бы не этот глупый смех. Когда-то Рахмат тоже смеялся таким смехом. Вот когда и Джуракул отучится, тогда он будет отличный парень. Ведь не будь его, чего доброго, мои уши остались бы в руках сердитого старика сторожа…

А дело было так. Когда поезд подходил к станции, я думал, что на перроне будет множество народу и все с уважением будут глядеть на меня. Я только жалел, что при этом меня не увидят знакомые ребята и Рахмат.

Я сошёл с поезда и огляделся. Кругом не было ни души, если не считать тощей рыжей собаки, которая лениво, будто от нечего делать, обнюхивала переполненную мусором урну.

Стояла страшенная жарища, земля и небо словно горели в печке. Я прогнал собаку и потом подошёл к водопроводной колонке. Разделся по пояс, влез под кран. Вода оказалась тёпленькой, но всё же немного освежила.

Я одевался, когда появился сторож. Он на ходу засовывал разноцветные свёрнутые флажки в брезентовый чехольчик. Старик глянул поверх, будто меня вовсе и не было, лениво зевнул и зашёл в свою будку. Оттуда он вынес клетку, прикрытую куском марли. Повесив её на крючок у двери, сторож вернулся в будку. Внутри клетки ходила какая-то птица и клевала марлю. Мне страшно захотелось увидеть эту птицу. Я поднялся на цыпочки, вытянул шею, но мешала марля. А мне очень хотелось увидеть…

Я на всякий случай заглянул в открытую дверь. Сторож валялся на лежанке, сколоченной из досок, и дремал. Тогда я подошёл к сложенным в штабель ящикам, схватил два из них, приволок к клетке. Положил один ящик на другой. Залез на них. Только хотел было откинуть марлю, но ящики закачались, выскользнули из-под ног. Я замахал руками, схватился за клетку. Из неё что-то выскочило, тяжело захлопало крыльями, обдало воздухом, как большой вентилятор, — я свалился. Ясное дело, тут вышел старик и — за уши!

Правда, он держал за ухо не очень больно, но было жутковато. И вот тут-то появился мой спаситель, Джуракул, верхом на ослике зеленовато-фиолетового цвета.

— Хай, Дадавой-ака, за что вы угощаете сего молодого человека столь невкусным угощением? — воскликнул он, весело обращаясь к сторожу. Вместо глаз у него были узенькие щёлочки.

— Этот человек, — сторож на минутку отпустил моё ухо и ткнул в меня пальцем, — этот человек заслужил такое угощение за то, что суёт свой нос туда, куда его вовсе не следует совать. Было бы очень хорошо, сын мой, если ты тоже не делал бы этого…

Я потрогал своё горящее ухо и кинулся наутёк.

Только пробежав половину пути от станции к кишлаку, я пошёл тише. «Ничего, — подумал я про себя, — если я попрошу деда, он сколько хочешь и каких хочешь птиц наловит этому старику сторожу». Подумал так и немного успокоился. А когда увидел бабушку, то совсем забыл об этом случае. Теперь вот Джуракул напомнил. И у меня опять на душе кошки заскребли: а вдруг я выпустил из клетки знатную перепёлку? Ведь тогда никакой другой перепёлкой её не заменишь!

— Пойдём на осле покатаемся, — предложил Джуракул. И тут же добавил: — Да ты не беспокойся. Он, наверное, давно прилетел обратно.

— Кто он?

— Как кто? Беркут!

— Разве в клетке был беркут?

— Конечно. Вообще, это не беркут, а настоящий самолёт. Во всём кишлаке такого нет.

— Скажи, Джуракул, а ты видел? Он прилетел обратно?

— Не видел, но куда же он денется? — удивился Джуракул. — Он же приручённый. Обязательно вернётся к своей клетке. Не веришь — пойдём посмотрим.

— Бабушка не пустит.

— Почему?

— Опасно, говорит, по солнцу ходить.

— Подожди, — бросил Джуракул и исчез в кухне.

Немного погодя он выскочил обратно.

— Айда! — сказал он весело. — Разрешила.

Я схватился за шляпу.

— Только на холодке играйте, хорошо, Джуракул? — крикнула бабушка вслед.

— Понятное дело, — ответил, не оглядываясь, Джуракул. — Дураки мы, что ли, на солнце играть.

Мы вышли на улицу. Солнце спряталось за тополя. Бледные листья безжизненно свисали с веток. У реки лениво бродило несколько коров. Через мост проскочила машина, немного проехала и свернула налево.

— Новая, — сказал Джуракул. — Недавно наш колхоз получил. Если бы она пошла сюда, мы бы разочек прокатнулись. Ну ладно. Ты подожди здесь, сейчас я приведу нашу машину.

Через секунду он вывел «машину» — своего зеленовато-фиолетового осла.

— Подержи-ка, — сказал он и кинул мне поводья. Потом присел, важно подвернул штанины до колен. — Теперь можно ехать.

Он отошёл в сторону, разбежался и, подпрыгнув, ловко взлетел на спину осла. Потом кое-как взобрался я и чуть не свалился, потому что осёл сразу рысцой припустил к речке.

— Видишь, вторая скорость! — восторженно заорал Джуракул. — Не осёл, а вертолёт. И притом не простой, а учёный. Как только подойдёт к дому Дадавой-ака — стоп, на месте тормозит ножными тормозами. Потому что там его часто кормят.

— Дадавой-ака — это…

— Да, да, тот самый, что уши тебе хотел оторвать. У него и дочка есть. Такая злючка, знаешь, будто её всё время комары кусают.

Он засмеялся и затянул не своим голосом песенку:

Джуракул пел и болтал ногами, точь-в-точь Ходжа Насреддин в кино. Потом он перестал петь и начал хохотать.

— Ты чего это? — дёрнул я его за рукав.

— Не бойся, не над тобой. Утром, когда ездил на станцию, смотрю, сидит на берегу эта Джамиля, дочка Дадавой-ака, и бельё полощет. Соскочил я с осла, подкрался да ка-ак гаркну! Она — шлёп в реку! Это она с испугу.

Джуракул схватился за живот и затрясся. Осёл, как по команде, пошёл быстрее.

Потом Джуракул рассказал о том, как выменял на двух голубей своего осла. Посмеялся, что мальчишка этот, хозяин осла, каждый день бегает к нему, просит вернуть.

— Но я сказал, что уговор дороже денег.

И Джуракул опять схватился за живот.

Ещё он рассказал, что умеет нырять в реку с самого высокого дерева, что может даже в темноте спелый арбуз отыскать.

— Если хочешь, и тебя могу научить, — сказал он и опять захохотал.

Тут наша «машина» резко притормозила.

— Я же говорил тебе, что это учёный осёл, — сказал Джуракул и заорал: — Джамиля! Эй, Джамиля!

— Чего тебе? — донёсся из-за дувала сердитый голосок.

— Волоки корм. Моему ослу кукурузных початков захотелось.

— Что я тебе, прислуга, что ли? Вот выпущу Алапара, он тебе и твоему ослу ноги перегрызёт.

— Видишь? — повернулся Джуракул ко мне. — Страшно вредная девчонка. Рассердится — и волкодава может напустить!

Джуракул немного подумал и спрыгнул наземь.

— Ты погоди, — сказал он, карабкаясь на большущий тал.

Я с удивлением наблюдал за ним, не понимая, в чём дело. Понял лишь тогда, когда он развязал верёвку, протянутую во дворе от тала.

— Поехали! — завопил Джуракул и свистнул.

Бельё, развешанное на верёвке, взмахнуло крыльями и исчезло за дувалом. Со двора донёсся тоненький плач девочки.

— Ты зачем это сделал? Человек ведь трудился, стирал, а ты…

Я сполз с осла и подошёл к Джуракулу.

— Ты… ты нехорошо поступил.

— Подумаешь! — отмахнулся он. — Небось не похудела бы, если бы вынесла немножко корма.

— Это её дело. Захочет — вынесет, не захочет — нет.

— Так ты, значит, против меня, да? А я, дурак, из-за тебя старался.

— Из-за меня?

— Ну да! Кто выпустил беркута? Ты. Кто сидел у бабушки и страдал? Ты. Кто пожалел, решил успокоить тебя? Я! — Он хлопнул ладонью себя по лбу. — Я, Джуракул!

Мне не удалось ответить: скрипнула калитка и на улицу высунулась Джамиля.

— Беркут домой прилетел, — сказала она, — вон, в клетке сидит.

Джуракул сразу расплылся в довольной ухмылке.

— Я же знал! — воскликнул он. — Пойдём, Мурад, посмотрим? Джамиля, Алапар-то твой на привязи?

— Заходи, не бойся, — сказала Джамиля и пропустила его.

Я шагнул за ним, но калитка с треском захлопнулась перед самым моим носом. Я в растерянности остановился: «Чудеса! Обидел эту Джамилю Джуракул, а она наказывает меня!»

— A-а, попался теперь?! — донёсся со двора ликующий возглас.

Мне было очень интересно знать, что там происходит. Я нагнулся к щели.

Джуракул стоял недалеко от калитки. У ног его лежала огромная безухая собака. Пошевельнётся Джуракул — она тут же рычит страшным голосом.

— Не вздумай бежать — без ног останешься, — пригрозила Джамиля.

— Брось шутить. Убери эту штуку, я уйду.

— Я не собираюсь шутить. Держи! — Джамиля протянула ему мешок. — Собирай бельё и клади в мешок.

— Ха-ха, придумала! — невесело засмеялся Джуракул. — Если нужно, собирай сама.

— Не будешь? Алапар!

Собака посмотрела сперва на хозяйку, потом на Джуракула, приподнялась и угрожающе зарычала.

— Не будешь собирать?

Джуракул сердито вырвал мешок, шагнул в сторону. Собака проводила его взглядом, но осталась лежать на месте.

Джуракул собрал бельё и положил мешок перед Джамилёй.

— Бери своё бельё, хозяйка несчастная, — сказал он и направился к двери.

— Ты куда? — спросила Джамиля.

— Не твоё дело. Сказала, собери — я собрал, а теперь вольному воля.

— Рано ещё. — Джамиля сунула ему в руки кусок мыла. — Пойдёшь на речку и всё выстираешь заново.

— Ты с ума сошла! — завопил Джуракул. — Хочешь, чтобы я тебя побил?

— Попробуй только — Алапар на кусочки разорвёт.

Услышав своё имя, собака опять прорычала. Джуракул в сердцах выхватил мыло.

— Пойдём, что ли? — крикнул он.

— Ты сам пойдёшь. Я сегодня уже стирала, теперь ты попробуй. Повозишься часок, может, узнаешь, лёгкое ли это дело!

Лицо Джуракула просветлело. Он, наверное, подумал, что если Джамиля не пойдёт, то не пойдёт и собака. А если собака не пойдёт, тогда можно будет зашвырнуть мешок в кусты и пойти своей дорогой. Но собака будто прочла его мысли. Она первая выбралась на улицу.

— А эта штука пусть остаётся, ни к чему она там, — с безразличным видом предложил Джуракул.

— Нет уж, эта «штука» пойдёт с тобой, — ответила с усмешкой Джамиля. — Алапар, иди с ним, слышишь? Не отпускай его, Алапар!

— Алапар, иди с ним, слышишь? Не отпускай его!..

Собака куснула мешок и нетерпеливо потянула его в сторону реки. Джуракул ошалело посмотрел на собаку и поспешно поднял мешок.

Удивительная была эта собака! Чисто пограничная. Такая поймает шпиона и ни за что не отпустит, до того учёная. И вообще, я погляжу, всё тут учёное встречается: и беркут учёный, и осёл, и собака учёная!

— Ладно, пойти я пойду, — сказал Джуракул. — Но потом я обязательно побью тебя. Пусть не называют меня Джуракулом, если не побью, — пригрозил он и повернулся ко мне. — Пошли, Мурад.

— Мурад тоже не пойдёт.

— Какое тебе дело до Мурада? — взорвался окончательно Джуракул. — Он-то ни в чём не виноват!

— Я знаю, что не виноват. Просто я хочу попросить его привязать верёвку на место. И ещё я попрошу его отвести вот это серо-буро-малиновое животное хозяину. А ты иди, без тебя обойдёмся.

Джуракул понуро поплёлся к реке. За ним по пятам важно вышагивала учёная собака. Джуракул, наверное, голыми икрами чувствовал её дыхание. Признаться, мне не очень бы хотелось быть на его месте.

Я сделал всё, что просила Джамиля. Даже отвёл «серо-буро-малинового» осла хозяину, а Джуракула всё не было. Джамиля встретила меня у калитки.

— Стирает вовсю, — сказала она, смеясь. — Я уже ходила, смотрела. Любая девчонка позавидовала бы — так ловко стирает.

Она, оказывается, не такая уж вредная девчонка.

— Хочешь, покажу тебе беркута? — Она посмотрела на меня и засмеялась. — Не бойся, Алапар сейчас у реки. А потом, ты, кажется, неплохой мальчик.

Джуракул пришёл через полчаса. Рядом с ним мирно шёл Алапар.

— Это не собака, а дьявол с помесью осла! — закричал Джуракул ещё издали. — Ни минуточки отдыха не дала — так и тычется носом в спину.

Подойдя к Джамиле, он сбросил мешок на землю.

— Бери своё бельё, заноза.

— Не торопись, дай погляжу, хорошо ли выстирал. Ага, вот эту рубашку совсем не отжимал. Ты, наверное, её последней стирал и очень торопился. Когда работаешь, нельзя торопиться. На, выжми хорошенько.

Джуракул покорно взял рубашку, отжал.

— Алапар, иди на место! — крикнула тогда Джамиля.

Джуракул вздохнул, обтёр руки и, повернувшись, тихо пошёл к выходу.

— Эх, побил бы я её, — сказал он на улице. — Да жалко, и так она мучается. У неё недавно мама умерла. Всё сама делает: и стирает и готовит.

— Ведь и правда, ей, наверное, очень трудно.

— Ещё как! — сказал Джуракул и оглянулся.

В дверях стояла Джамиля. Маленькая, худенькая девочка, и глаза её смотрели печально и устало.

— Джуракул! — тихо позвала она. — Ты поклялся побить меня, и я знаю, ты обязательно побьёшь, раз дал слово. Лучше сделай это сразу, сейчас.

Джуракул отвернулся и махнул рукой:

— Ладно уж…

— А как же теперь тебя звать? — повеселевшим голосом спросила Джамиля.

— Джуракулом, как же ещё! — гордо ответил Джуракул и улыбнулся. — Разве плохое имя — Джуракул? Джура — ведь это друг!

А ведь правда, неплохое имя у моего нового друга?