Все-таки чувствуется какая-то незавершенность, поэтому давайте поговорим о 14 мая 1610 года, да и вообще о том, что происходило во Франции 10 лет (1600-1610 годы). И начнем с конца.

Сразу скажу, что тем, кто хочет по-настоящему проникнуться этим безумным временем, рекомендовал бы почитать книгу Ролана Мунье "Убийство Генриха IV".

Так что кисейные барышни и лица, на которых параллели действуют, как красная тряпка на быка — лучше не читайте.

 

1. Несостоявшееся вторжение

Итак, весной 1610 года все говорило о начале большой войны. Еще в феврале Франция заключила союз с германскими князьями Германской Евангелической унии о защите герцогств Юлих, Клеве и Берг от Австрийских Габсбургов. Но протестантские князья выговорили условия, что в случае непредвиденного развития событий они пойдут на сепаратные переговоры с императором.

Генрих Наваррский попытался подключить к союзу Англию и Голландию, но Яков Первый проводил политику изоляционизма, а голландцы, только только заключившие перемирие с испанцами на 12 лет, совсем не горели желанием снова влезть в войну без конца и края.

Венеция и Савойя так же совершенно прохладно относились к началу новой войны, и лишь Франция была ее локомотивом.

Если группировка в феврале на границе с Фландрией планировалась в 6000 человек, то в апреле — уже в 9000 человек, а к маю возросла до 30 тысяч человек.

Почему же Франция одна так упорно хотела начать войну?

Генрих безусловно был талантливым администратором и хорошим политиком, но у него была слабость. Слабость эта — женщины. Он относился к той категории мужиков, девизом которых является: "Всех баб не переиметь,но к этому надо стремиться".

И вот в 1609-м году король влюбился в 15-летнюю Шарлоту де Монморанси, которую хотел аж до звона в ушах. Король разорвал помолвку юной красавицы с полковником Франсуа де Бассомпьером, и женил мадемуазель на принце Конде, надеясь, что тот хорошо отыграет роль рогатого мужа. Но Конде такой участи не захотел и в конце мая 1609 года бежал с женой в Брюссель, под крылышко эрцгерцога Альбрехта.

Та самая Шарлотта Конде  

И Генриха замкнуло. В ярости король потребовал от эрцгерцога выдачи принцессы, угрожая оккупацией Брабанта французскими войсками. Ну а тут подоспел и австрийский император, который секвестрировал спорное наследство — герцогство Юлих — под свою руку.

Конечно гораздо проще было бы отдать Генриху Конде с его бабой (вроде даже ходили слухи, что король с ней пару раз имел интим), но тогда было принято защищать своих беглецов.

Итак, 13 мая уже все было готово к войне. Мария Медичи была назначена регентшей при молодом дофине Людовике, армия должна была начать движение 16-го.

Ну а 14-го, на улице Ла Ферроннери карета короля (в которой сидели собственно Генрих, герцог д'Эпернон, с которым король помирился после окончания войны, герцоги Монбазон и Лаварден) попала в прямом смысле слова в сфальсифицированное ДТП. Карету взяли в коробочку на узкой дороге с одной стороны воз с вином, с другой — воз с сеном.

Убийство Генриха IV

Охрана короля спрыгнула с подножек, чтобы отрегулировать движение и разогнать затор, королевская карета начала движение, объезжая возы слева, причем одним колесом (правой стороной) угодила в яму, с той стороны, где сидел д'Эпернон, карета накренилась вниз, а со стороны короля — приподнялась наверх. В этот момент на королевской стороне на подножку вскочил какой-то человек, который три раза ударил короля ножом в грудь. Четвертый удар принял на свою руку герцог де Монбазон. Никто не успел ничего сделать, и убийца вообще мог бы уйти, если бы не замер, выпустив нож из рук, словно пораженный молнией.

Лишь д'Эпернон, хоть и с опозданием, включил разум.

Он выскочил из кареты, встал между убийцей и охраной, которая готовилась сделать славный фарш из молодчика, и приказал взять этого подлеца живым, чтобы выяснить, кто за ним стоит.

Возы столкнули с дороги, короля срочно повезли в Лувр, но по пути он скончался.

16, 17 и 19-го провели допросы задержанного. Им оказался Франсуа Равальяк, уроженец Ангулема, возраст 32 года, без определенных занятий ("редко нанимался писать исковые заявления в суд"), сидевший за долги в тюрьме, и с 1600-го и по настоящее время обучавший молодежь молиться. То есть типичный неудачник.

Далее, своими словами, записи из допросов.

По словам Равальяка светлая мысль пришла ему в туалете, история умалчивает, во время большой нужды или малой. И мысль эта была такова, что протестанты не простят католикам Варфоломеевскую ночь, поэтому надо выпилить всех протестатов. Напрочь.

Мысль оказалась столь гениальной для головы Франсуа, что он пешком пошел в Париж, чтобы пробиться на аудиенцию к королю и сказать ему об этом. Пытался он получить аудиенцию трижды, но каждый раз капитан королевских гвардейцев Ла Форс разворачивал его обратно.

И далее в голову Франсуа приходит не менее гениальная мысль — раз я не могу королю высказать свою мысль №1 — его надо просто убить. Нет, ну логично, чо?

Готовил он убийство с Рождества 1609 года, но потом решил отступиться, однако на Пасху 1610-го передумал, наточил нож, сходил на мессу к фельянам, и на улице Ла Ферроннери настиг короля и убил.

 

2

Равальяк был казнен 27 мая 1610 года.

Перед этим, 25 мая, он был подвергнут пыткам, в том числе и "испанским сапогом". Следователей интересовал только один вопрос — кто был сообщником и заказчиком убийства? Равальяк говорил, что все им содеянное — это его задумка и его исполнение.

Казнь его была страшной.

Сначала руку, которая убила короля, сожгли горящей серой.

Потом срывали кожу щипцами с груди, рук, бедер, ног, лили на эти раны расплавленный свинец, кипящее масло, горячую смолу, расплавленные воск и серу.

После каждого действа следователи Парламента требовали назвать сообщников, но преступник пел молитвы, плакал и говорил, что он все сделал сам.

Затем его привязали к четырем лошадям, и растягивали, в передышках требуя назвать сообщников. Одна лошадь взбрыкнула, и сломала убийце бедро, разорвав сухожилия. Он попросил привести священника, подумали — вот сейчас он скажет о заказчике преступления, он тот только попросил святого отца прочесть перед ним молитву "Salve Regina", в чем ему было отказано.

Через полтора часа он испустил дух, его тело расчленили, народ бил мертвое уже тело саблями, рукоятками бердышей, руками, ногами. Потом остатки его сожгли и пепел развеяли по ветру.

Несмотря на то, что убийца после страшных пыток так и не сознался, что имел сообщников, по городу пролетел слух, что в убийстве замешаны иезуиты. Обосновывали это тем, что не так давно были выпущены книги Хуана Марианы, в которых "добрых католиков призывали убивать тиранов". Кроме того, народ не верил в совпадения — за недолгих 25 лет фанатиками-католиками были убиты Вильгельм Оранский, Генрих III, а теперь и Генрих IV.

Отстранясь от религии, давайте сами подумаем, кому было выгодно убийство Генриха?

Тот самый Равальяк

И тут ответ окажется парадоксален.

1) Католики. Ибо Генриха считали перевертышем в делах религии, кроме того — как раз в мае 1610 года он собирался начать войну с католическими Испанией и Австрией, а союзниками Франции были протестантские Англия, Голландия, Бранденбург.

2) Протестанты. Причем по той же причине, что и католики. Генриха считали перевертышем в делах религии, и ортодоксальные кальвинисты считали, что Генрих предал их.

3) Политики. Генрих, мучимый спермотоксикозом, собирался развязать войну с неопределенным результатом, и надеялся только лишь на то, что французские успехи склонят сомневающихся на его сторону.

4) Клан Конде. Собственно понятно почему. Вроде как даже в те нетолерантные времена не было принято отнимать силком жену у мужа.

5) Испанцы. Генрих планировал наступать по трем направлениям — 30-тыс. корпус вторгался во Фландрию, 15-тыс. должен был осадить Милан, и еще 15-тыс — вторгнуться в Арагон и Каталонию. Крупномасштабная война была на тот момент для правительства Филиппа III катастрофой.

6) Австрийцы. Кроме того,предполагалось развить наступление 15-тыс. корпусом из района Седана к подконтрольным Св. Римской Империи Клеве и Юлиху. Что начинало на землях германии очередной виток войны между протестантами и католиками.

7) Голландцы. Партия Ольденбарвельта, заключившая с Испанией перемирие на 12 лет, совершенно не горела желанием вступать в новую затяжную войну. Кроме того,начало войны провоцировало в самой Голландии гражданскую войну — подписанным перемирием оказались недовольны купцы ОИК – эти воротилы рассматривали заключенный договор как отсрочку, которую дали испанцам и португальцам для укрепления позиций в своих колониях. Да, эмбарго на коммерцию с Америками закончилось, однако испанские колонисты самочинно ограничили торговлю с Голландией только береговой линией между Каракасом и устьем Амазонки. Акции ОИК упали на 34 процента по сравнению с 1608 годом. Отмена блокады Антверпена позволила Фландрии восстановить свою торговлю, текстильная промышленность Испанских Нидерландов переживала бурный рост, тогда как голландская испытывала резкий спад, заработная плата лейденских ткачей упала в несколько раз. Зеландская транзитная торговля с Фландрией так же прекратилась – после деблокады устья Шельды услуги зеландских посредников оказались просто не нужны.

Кризис экономики вызвал сильные политические волнения в Голландии, что позволило протестантам вкупе с экономическими требованиями протолкнуть и религиозные. Теперь католическое вероисповедание повсеместно запрещалось на территории Соединенных Провинций, а различные протестантские течения начали борьбу между собой.

  Пытки Равальяка

8) Римский папа. Активная политика Франции в Италии низводила Папскую область до роли мелкого политического образования без какого либо влияния на дела Апеннинского полуострова.

9) Лигисты, бежавшие во Фландрию и Испанию в 1600-1605 годах. Почему — думаю объяснять не надо.

Вобщем, если попытаться осмыслить эти данные — короля хотели устранить ВСЕ. Причем эти ВСЕ относится как и к обществу внутри Франции, так и к внешнеполитическим противникам.

 

3. Железный герцог

Мы с вами расстались с д'Эперноном в 1589-м году, когда после убийства Генриха III он не спешил поддержать Наваррца. Давайте же сделаем экскурс в прошлое, чтобы понять, что происходило с последним королевским миньоном с 1588 по 1610 годы, и может быть это даст нам новые детали по смерти Беарнца от руки Равальяка?

Итак, когда Генрих Валуа в июле 1588 года подписал с Лигой соглашение о Союзе (как раз когда Армада собиралась идти в Канал), одним из пунктов было удаление деятельного Эпернона. Герцог отринут от дел, и остается лишь губернатором Ангумуа (Ангулема), куда и въезжает 24 июля 1588 года. Как мы помним, Равальяк как раз родился и живет в Ангулеме, хотя в 1588 году ему еще всего-то 11 лет, так что скорее всего ни о каких заговорах он не помышляет.

Размолвка в Наваррцем у него происходит после убийства Генриха III — Эпернон настаивает на снятии осады с Парижа, переходе нового короля в католичество и решении вопроса миром. То есть он за мирное решение проблемы. Но Беарнец уже пообещал ополченцам дойти до Львова настроен на силовую акцию, в которой Эпернон участвовать не собирается.

Тем не менее, безмерно уважая Эпернона, новый король предлагает ему стать губернатором Прованса и адмиралом Флота Леванта, на что герцог соглашается. В это время на юге события разворачивались не менее драматические, нежели на севере. 11 марта 1589 года Марсель объявляет о том, что примыкает к Католической Лиге. Возглавляет Провансальскую Лигу Гаспар де Понтевэ, который прибивает на ворота Марселя большой деревянный крест в знак того, что теперь столица Прованса под защитой Небесной Сотни господа Бога, и Януковича Наваррца более своим правителем не признает. В ответ на это Эпернон посылает к городу своего брата — Бернара де Ногаре де Ла Валлета с 4000 солдат, но войско нового губернатора отбито.

В 1590-м в Марселе избран на должность главы городского Совета пламенный лигист Шарль де Касо, с 1400 мушкетерами и 400 всадниками он неожиданно нападает на отряд Ла Валлета, в результате Бернар де Ногаре убит, правительственные войска разбежались. Лига объявляет Гаспара де Понтевэ губернатором Прованса, но Эпернон кончено же не сдался. в 1593-м он, навербовав швейцарцев, вторгается в провинцию, и за три месяца прижимает лигистов к ногтю, а 25 июля 1593 года входит в Марсель. 5 января 1594 года парламент Прованса признает Генриха IV королем Франции. 27 февраля 1594 года Эпернон приносит присягу на верность новому королю. 

17 февраля 1596 года испанская эскадра из 12 галер под командованием генуэзского адмирала Карло Дориа захватил лежащие близ Марселя острова Ратонно и Иф (да, да, тот самый). После этого всякая помощь Марселю с моря была отрезана. Член католической Лиги Гизов Шарль де Касо, один из консулов города, возглавлявших городское управление, попытался сдать город испанцам, но измена эта была, однако, своевременно раскрыта. Пьер Либерта, представитель партии «политиков» в городском собрании Марселя, пронзил де Касо мечом, что послужило причиной всеобщей мобилизации в городе и активным приготовлениям к обороне. Народ проволок тело убитого лигиста по канавам и, таким образом, он «проплыл по земле к своим господам». С большим трудом сторонникам Генриха IV удалось удержать контроль над городом, но это оказалось полным сюрпризом для испанцев, которые не рассчитывали на сколь-нибудь сильную оборону Марселя. В результате Дориа через 2 месяца снял блокаду и вернулся в Испанию.

В тот же год блокадам испанского флота так же подверглись Тулуза и Ницца, однако французы смогли не допустить захвата городов противником.

В мае 1596 года Эпернон прибыл в Париж, где был ласково принят королем.

Именно Эпернон был инициатором возвращения во Францию Ордена Иезуитов (напомним, что людская молва сразу после удара Равальяка сделала именно иезуитов главными виновниками убийства короля). Кроме того, когда Равальяк прибывает в Париж, именно д'Эпернон устраивает своего земляка в прислугу к маркизе де Верней, правда проработал он там не долго серебряные ложечки воровал.

Именно герцог д'Эпернон, как генерал-полковник инфантерии, после смерти короля по сути обеспечивает воцарение Марии Медичи, оправдывая это тем, что Генрих сам ее короновал 14 мая 1610 года на время его отбытия в армию.

Этим самым д'Эпернон нарушает волю короля, в завещании которого прямо сказано — власть в случае его смерти передается Регентскому Совету, в который входят 12 человек, включая Марию Медичи, д'Эпернона, Сюлли, Монбазона.

Надо сказать, что после смерти короля версия о причастности Эпернона появилась практически сразу же. В 1611 году вообще начался судебный процесс по свидетельству мадемуазель Эскоман, горничной маркизы де Верней. Она говорила, что маркиза была любовницей герцога, и он через нее нашел Равальяка и организовал убийство короля. Следствие после детального разбора доноса пришло к выводу, что Эскоман лжесвидетельствовала, и 30 июля 1611 года вынесли ей приговор — пожизненное заключение.

На чем основываются те, кто подозревают д'Эпернона?

1) Эпернон знал Равальяка, пусть и не близко, но тем не менее.

2) Эпернон принимал участие в его судьбе.

3) Эпернон сразу после смерти короля передал власть Марии Медичи.

Разбиваются эти обвинения очень просто.

1) Эпернон НЕ ДАЛ королевской охране Равальяка убить. Хотя, будь он замешан в заговоре, смерть Равальяка сразу после покушения была бы для него манной небесной. Надеяться на то, что Равальяк не заговорит? Слишком уж фаталистично для такого тертого калача, каким являлся "Железный герцог".

2) Его отношения с Марией Медичи до убийства Генриха были чуть более, чем натянутыми. Поэтому гораздо логичнее предполагать, что он возвел ее на престол сообразуясь со своим внутренним пониманием о наследовании королевской власти. Вспомните, что он видел в молодости. Какие были разброд и шатания во Франции во время религиозных войн. Для него Регентский Совет являлся банкой сколопендр, готовых разрушить государство и королевскую власть ради сиюминутных выгод.

Вобщем версию об участи Медичи-Эпернона не следует сбрасывать со счетов полностью, но вероятность того, что она была — минимальна. 

 

4. "Холодная война" в XVII веке

Понимание тех или иных событий на мой взгляд зависит от умения взглянуть на проблему со стороны тех, кому ты оппонируешь.

Приведу простой пример.

Вот как видим мир мы:

А вот так видят его американцы:

Согласитесь, второй рисунок выглядит с точки зрения американца зловеще — гнусный грубый нетолерантный русский медведь как бы обнимает со всех сторон бедный девственный демократический запад, и только безбрежие океанов не дает медведю внезапно изнасиловать красавицу-Америку.

Собственно то же самое было у Франции с Испанией в 1598-1610 годах.

Итак, как ситуация выглядела со стороны Франции?

Франция находилась в тисках между австрийскими и испанскими Габсбургами. Войска Габсбургов угрожали Бургундии, Нормандии, Лотарингии, Гиени и Гаскони, средиземноморскому побережью, Лангедоку. Со времен Филиппа Красивого Франция потеряла Фландрию и Франш-Конте, часть Бургундии, королевства Беарн с Памплоной, во времена Франциска I была выдавлена из Миланского герцогства и части Генуэзской Ривьеры, лишилась альпийских перевалов и была беззащитна вторжению больших армий.

Как то же самое выглядело со стороны Испании?

Связь испанских провинций во Фландрии с метрополией могла осуществляться двумя путями — северным путем, по морю, но там на 1600-й год хозяйничали английские, голландские и французские каперы, и южным путем — побережье Испании-балеарские острова-Сардиния-Генуя-Милан-Рейн-Фландрия.

Ко времени царствования Филиппа III от северного пути почти отказались — там шли жесткие морские схватки (читатели "Неизвестной войны" это хорошо знают), и оставался южный путь, где краеугольным камнем были Генуя, Милан и Швейцария.

И вот 2 мая 1598 года Франция и Испания подписывают Вервенский мир, который восстанавливает статус-кво обеих держав по результатам соглашения в Като-Камбрези (1559): Франция отказывается от своих позиций в Италии (отказывается от притязаний на Савойю, Пьемонт, Милан и т.д.), зато сохраняет за собой Кале, захваченный испанцами в 1597-м, а так же лотарингские крепости Туль, Мец и Верден.

Но уже в 1600 году Генрих IV и его маршал Ледигьер проводят молниеносную операцию в Савойе, в результате которых захватывают крепости Ла-Бресс, Бюже и Вальроме, запирающие стратегическую позицию — Арвский мост, который находится всего в дневном переходе от швейцарских перевалов. Таким образом Генрих держит переход испанских войск по Швейцарии за горло — может ударить в любой момент, и теперь любая логистическая операция перехода через Швейцарию превращается в операцию военную.

Далее Генрих ведет переговоры со швейцарскими католическими кантонами. Предмет переговоров — беспрепятственный проход французских или союзных войск через их территорию. 29 января 1602 года 11 из 13 кантонов подписывают такое соглашение с Францией.

Так же Генрих решил проложить путь, которым нонеча воспользовался белорусский "батька" Лукашенко, поставляя в Россию "белорусские устрицы и мидии" — покупая в Голландии промышленные товары он продает их Испании, выдавая за французские. Филипп, узнав об этом, вводит на все французские товары 30-процентную пошлину, в ответ Франция вводит санкции... тьфу,запрещает экспорт французского зерна в Испанию, а причем для испанцев французское зерно на 1603-й год составляет 30 процентов от импорта.

Генрих засылает своих доверенных лиц к испанским морискам, и призывает их поднять восстание, обещая снабдить пушками, ружьями, порохом, и даже прислать свой воинский контингент.

За это, согласно соглашению, мориски выставят против испанского короля 80 тысяч солдат и передадут в руки французского короля три города (в том числе обязательно один портовый). Раскрыл этот заговор испанцам никто иной, как английский король Яков I, можете представить лицо испанского посла, узнавшего, что творится у короля под носом.

Наконец в 1608-м Генриху удалось перекрыть для испанцев часть швейцарских перевалов Граубюндена и Вальтелины.

Ну а если еще вспомнить, что Беарнец всячески пытался отговорить голландцев от перемирия с испанцами, а когда его все-таки заключили (9 апреля 1609 года) — развязал проблему Юлих-Клеве, и угрожал захватить Люксембург (в этом случае французы становились на Нижнем Рейне и опять-таки перекрывали "дорогу во Фландрию" испанцам) и готовился начать войну.

Если вы думаете, что испанцы сидели сложа руки — то конечно же ошибаетесь. 1602-й год — заговор Бирона, планирующий убийство Генриха, объявление Людовика XIII бастардом, и передачу прав на корону Бальзаку д'Антрагу — сыну Карла IX и Марии Туше.

Дальше больше.

Филипп, используя бежавших к нему лигистов, вообще предлагает объявить салический закон анахронизмом и возвести на трон Клару-Изабеллу-Евгению — дочь Филиппа II Испанского и Елизаветы Валуа, самой что ни на есть прямой внучки Генриха II Французского.

Ну и наконец Конде, принц крови, который тоже имел права на французский престол в случае смерти Генриха и объявления будущего Людовика XIII бастардом (а это было вполне возможно, если признать развод с королевой Марго незаконным).

Во всех этих случаях речь шла ТОЛЬКО О ФИЗИЧЕСКОМ УСТРАНЕНИИ Генриха IV, поэтому политическую версию сбрасывать со счетов нельзя никак, и признать ее второй по значимости, после версии с фанатиком-одиночкой. 

 

Незапланированное отступление. Битва при Кутра

[2]

Итак, гугеноты начали отход, заманивая противника в ловушку. Роялисты неоднократно пытались навязать бой, но всякий раз безуспешно. Последний шанс принудить воинство Генриха Наваррского к сражению, пока оно не ушло вглубь Гиени, представился, когда гугеноты оказались в месте слияния рек Иль и Дронна, неподалеку от городка Кутра. Времени, чтобы переправиться на другой берег и продолжить бег к югу, уже не оставалось, и Генрих решил принять бой. Здесь на небольшой равнине размером менее чем километр на километр 20 октября 1587 года и состоялось первое победоносное для гугенотов сражение. По иронии судьбы противник навязал Генриху Наваррскому победу, от которой тот так стремился убежать.

Жуайез и Беарнец, полководцы, стоившие друг друга, заняли позиции перед боем. Протестанты разместили свою артиллерию на возвышении, доминировавшем над равниной. Их левый фланг упирался в берег Дронны, а правый — в лесок, на опушке которого окопались стрелки с аркебузами. Три эскадрона оставались в резерве позади артиллерии. Центральный корпус выстроился в форме полумесяца, чтобы проще было осуществлять маневр по окружению противника. Тактическим новшеством было то, что между эскадронами конницы разместились аркебузиры. Если войско гугенотов составляли главным образом испытанные в боях воины, то Жуайез привел с собой новобранцев, отважных молодых дворян, горевших желанием сразиться с еретиками, но не имевших военной подготовки и вырядившихся так, словно они собрались не на войну, а на увеселительную прогулку. Уже в ходе сражения выяснилось, что и диспозиция королевского войска была менее удачной, чем у гугенотов.

Перед боем Генрих Наваррский обратился к своему воинству с речью, призывая победить или умереть во славу Господа. Отдельные слова нашлись у него для кузенов, Конде и Суассона, вместе с которыми он впервые шел в сражение: «Помните, что вы Бурбоны по крови! С нами Бог! А я докажу, что достоин быть старшим в роду!» Принц Конде откликнулся: «Младшие тоже покажут свою доблесть!» Затем по обычаю протестантов последовали общая молитва и пение псалмов. Воинство Жуайеза, следившее за происходящим в лагере противника, отпускало по этому поводу презрительные шуточки и уже предвкушало скорую победу. Однако дело обернулось иначе. Залпы удачно расположенной артиллерии гугенотов внесли смятение в ряды королевской кавалерии. Несмотря на это, она продолжила стремительную атаку и даже потеснила авангард противника, но вскоре натолкнулась на непреодолимую преграду — резервные эскадроны. Тем временем аркебузиры Беарнца своими выстрелами наносили противнику страшный урон. Длинные копья, которыми были вооружены королевские всадники, в образовавшейся сумятице были совершенно бесполезны и лишь затрудняли их движение. Вслед за кавалерией дрогнула и инфантерия роялистов. Жуайез личным вмешательством пытался восстановить порядок в своем обратившемся в бегство войске, но все было тщетно. Генрих Наваррский по своему обыкновению не отсиживался в безопасном месте, геройствуя в самой гуще сражающихся. Своим белым, издалека видимым султаном на шляпе он словно вызывал огонь на себя, не позволяя, чтобы кто-то прикрывал его. «Расступитесь! — кричал он. — Не заслоняйте меня! Я хочу, чтобы меня видели!» Вопреки логике и здравому смыслу, каким-то необъяснимым чудом он остался цел и невредим, не получив ни ушиба, ни царапины — и даже подошву на его сапоге на сей раз не оторвала вражеская пуля. Воистину Провидение хранило его до поры до времени. Меньше повезло Жуайезу. Этот королевский любимчик, ненавистный для многих «миньон», уже понявший, что сражение проиграно, был сражен пулей, не успев сдаться в плен. Рассказывали, что его последними словами были: «Могли бы получить сто тысяч золотых монет выкупа!» Та же участь постигла и его младшего брата Клода де Сен-Совёра.

Сражение продолжалось не более двух часов. Гугеноты торжествовали. Королевское войско потерпело сокрушительное поражение. На поле боя остались лежать около двух тысяч убитых, остальные, кого несли ноги, обратились в бегство. Победителю достался весь обоз противника и множество бесхозных лошадей. Генрих запретил убивать сдавшихся в плен и добивать раненых. Должные почести были возданы бренным останкам павших в бою Жуайеза и его брата. Если бы Генрих Наваррский развил успех, двинувшись на Париж, он стал бы хозяином Франции. Но к великому изумлению сподвижников, он отказался от преследования побежденных и не пошел на соединение с германскими наемниками. Короче говоря, он не стал продолжать успешно начатую кампанию. В стане католиков, где царила скорбь по поводу поражения при Кутра и гибели Жуайеза, также удивлялись, не понимая, почему победоносная армия гугенотов сложила оружие, что породило слух, будто и Генрих Наваррский тоже погиб, а оставшиеся без него соратники не знают, что делать дальше.

В действительности же сам Беарнец не знал, что делать с неожиданно свалившейся ему в руки победой. Он не придумал ничего лучшего, как в этот решающий момент гражданской войны отправиться на свидание с Коризандой, везя ей в качестве трофея знамена поверженного противника. Досаде и возмущению его сподвижников не было предела. Д’Обинье писал: «Он бросил слова на ветер, а победой пожертвовал ради любовных утех». Не менее категоричен и Сюлли: «Прекрасные надежды, порожденные этой славной победой, и все зиждившиеся на ней планы обратились в ничто». Армия гугенотов, несмотря на все усилия Конде, распалась, тогда как совершенно деморализованные рейтары были разбиты Генрихом Гизом; их жалкие остатки вернулись в Германию. Это было чудовищное предательство. Генрих Наваррский предал всех, кто доверился ему, — протестантов во Франции, единомышленников за границей, в Англии и протестантских княжествах Германии, тех, кто жертвовал ради общего дела имуществом и самой жизнью. Что бы потом ни говорилось в его оправдание, как им самим, так и его апологетами, этот лишенный твердых политических и религиозных убеждений «спаситель» Франции, якобы искавший способы примирения непримиримых (а на деле стремившийся только к одному — взойти на французский трон, притом любой ценой), на десятилетия продлил агонию братоубийственной войны. Будь на его месте Жанна д’Альбре или Елизавета Английская, Франция стала бы протестантской, не будь его вовсе — осталась бы католической, но в том и другом случае гораздо быстрее и безболезненнее, чем наступило его «национальное примирение».

Балакин В.Д. "Генрих IV", ЖЗЛ. 

 

5. Католики и протестанты, или страна в режиме "пост-АТО"

Если вы думаете, что все ограничивалось придворными группировками и внешними врагами — вы далеко ошибаетесь. Только что закончились тяжелые, кровопролитные гражданские войны по религиозному признаку, причем укропы католики и ватники гугеноты были по сути своей полными антагонистами.

Если помните, в предыдущем сериале мы оставили Генриха перешедшим в католичество и вошедшим в Париж. А вот что было дальше.

17 января 1595 года опять началась война с Испанией. Идет жестокие бои, испанцы в в марте 1597 года захватывают Амьен и Кале (кстати, именно при неудачном штурме французами Амьена 4 сентября 1597 года погиб миньон, маршал артиллерии Франсуа д'Эспине де Сен Люк, известный нам по "Графине де Монсоро"). Генрих призывает свои протестантские войска, но они... под командованием Тюррена и Ла Тремуйля покидают армию, уходят за Луару и никуда не спешат. Более того, протестанты начинают деятельно готовиться к новой гражданской войне. Королевских сборщиков просто грабят и свозят собранную талью в свои замки. Генрих напирает на "честь Франции", в ответ протестантская Ассамблея разрешает собирать и использовать деньги из "экстраординарных источников", то есть из уворованного у короля.

Король шлет к ним переговорщика — маршала Шомберга, который на свой страх и риск (король совершенно против заключения каких либо соглашений по делам религии) подписывает с протестантами параграфы, которые позже станут основной Нантского Эдикта.

Таким образом — это очень важно! — Генриха ВЫНУДИЛИ подписать Нантский Эдикт. И что будет в случае неподписания — очень зримо и наглядно продемонстрировали.

Однако сразу же после оглашения Нантского Эдикта на короля обрушились с обоих сторон. И гугеноты, и католики.

Дело в том, что этот Эдикт по сути обрисовал границы, где вообще возможно распространение гугентского учения, то есть переход других провинций или фьефов в кальвинизм был незаконен.

Католики же считали что сепаров надо всех вырезать к ногтю гугенотов надо уничтожить, а им дали свою территорию, 24 города, 81 укрепленный замок, выплачивают ежегодно 180 тысяч экю золотом, плюс еще 54 тысячи экю — на тайные операции за пределами Франции. Вобщем Путинслил Генрих предал католическую веру!

После мира с испанцами католики смотрели на окружение короля — суперинтендант финансов Франции — ярый протестант герцог Сюлли, плюс генеральный контролер финансов кальвинист Клод Арно. Главные начальники в армии — кальвинисты Тюррен, Ла Тремуйль, Ледигьер. Маршал артиллерии — протестант Массико де Бомон.

Продолжать можно бесконечно.

Плюс — Генрих решил стать более независимым от папы. Вернее даже не так. Генрих понимал, что в таком обществе "пост-АТО" любые призывы папы найдут себе благодатную почву, тем более, что все видели пример Англии и Порохового Заговора. Беарнец был согласен полностью вернуть католический культ, но с одним условием — запрет наложения интердикта и вообще проповедования против власти короля. То есть папа Римский должен был не влезать в дела французского государства.

В ответ на этот ультиматум папа немного охренел, тем более, что Генрих вообще на 1598 год зависел от него — шел процесс развода с Маргаритой Валуа, но Наваррский нашел способ уесть главу Рима — былобъявлен еще один ультиматум: если папа не согласится, то Генрих по образу и подобию короля английского Генриха VIII главной религией королевства объявит галликанство (аналог англиканства). То есть церковь будет напрямую подчиняться королю. Король будет назначать епископов и прелатов, раздавать церковные бенефиции и т.д. Это был сильный удар.

Папа согласился. Но чуть позже, после женитьбы на Марии Медичи и после рождения Людовика XIII заложил мину замедленного действия — он в 1606-м поставил под сомнение развод Генриха с Маргаритой, не объявил об этом прямо, но оставил поле для толкований в ту или иную сторону.

Таким образом, одиночка или человек, которого хотели использовать внешние враги, во Франции был, и далеко не один. На место Равальяка можно было найти не одного, и не двух человек. Вся страна, которую Генрих пытался склеить, была расколота по религиозному признаку, и протестанты, и католики имели что предъявить королю.

И Нантский Эдикт для короля был не вопросом совести, а вопросом выживания, однако он не устраивал никого.

 

6. Псы господни

В этой части поговорим о таинственном — об Ордене Иезуитов.

Надо сказать, что в XIX веке, в борьбе с клерикализмом детище Игнатия Лойолы представала эдаким над-правительством тогдашней Европы. В известной степени это правда, ибо иезуитский след прямо прослеживается в убийстве Вильгельма Молчаливого Оранского Бальтазаром Жераром 10 июля 1584 года, в покушении Питера Панне на Морица Оранского в 1595 году, многие видели связь между доминиканским монахом Жаком Клеманом (убийцей Генриха III) и членами Ордена Иесуса Сладчайшего, в неудачных покушениях на Генриха IV.

Иезуитов обвиняли в том, что они активно использовали политическое убийство как средство достижения своих целей. Но ради истины отметим, что этим пользовались все политические течения и партии тогдашней Европы. Можно вспомнить убийство Франсуа де Гиза, Генриха де Гиза (протестанты и политики), убийство Колиньи и Генриха III по традиционной версии (католики и лигисты), так что иезуиты не были исключительно одной стороной, использующей плащ и кинжал для решения политических вопросов.

Во Франции иезуиты появились официально в 1580 году, когда кардинал Бурбон, дядя Генриха IV, подарил находившийся на улице Сент-Антуан особняк Рошпо Ордену основанному за 17 лет до того на Монмартре испанскими и французскими монахами Игнатием Лойолой, Франсуа-Ксавье, Пьером Фабром и др. В особняке разместилось руководство Ордена и основанный иезуитами старческий дом. Деятельность Ордена была запрещена во Франции в 1595 году (после покушения иезуитского выкормыша Жана Шателя на Генриха IV), но в 1604-м (в том числе по просьбе и д'Эпернона) Генрих сменил гнев на милость и вернул иезуитам право проповедовать во Франции. 

Собор Сен-Поль-Сен-Луи, построенный на месте бывшего особняка Рошпо  

Отец Коттон, глава Ордена во Франции, даже стал духовником короля. Но Генрих в принципе не доверял иезуитам.

На тот момент генералом Ордена был Клаудио Аквавива, сын неаполитанского герцога Атри, умнейший и злокозненейший ум в Европе.

Чтобы завоевать симпатии Парижа, иезуиты начали там с организации старческого дома (аналога нынешнего дома престарелых) и духовной коллегии (иезутитского училища), где преподавание велось на самом высоком уровне. Ученики изучали там не только религиозные вопросы, но и логику, ораторское искусство, математику, геометрию, иностранные языки. Дошло до того, что многие протестантские семьи отдали туда своих сыновей (которые потом отреклись от кальвинизма и стали католиками).

Но Аквавилу, многие, в том числе и папа, обвиняли в том, что Орден ведет слишком происпанскую политику, и вполне возможно, что иезуиты стали посредниками между задачей по устранению короля, поставленной испанским правительством, и собственно Равальяком.

Зацепки тут есть с двух сторон.

Первая — это отец Коттон, духовник короля.

Равальяк однозначно несколько раз встречался с ним до убийства.

Кроме того, госпожа д'Эскоман в своих показаниях говорила, что узнав о смерти короля, она первым делом побежала рассказать обо всем именно к отцу Коттону, который ей в ответ посоветовал не лезть в чужие дела, мол, следователи сами обо всем разберутся.

Вторая — это любовница короля (бывшая, или еще уделяющая королю время от времени "дружеский секс" — с бабами Генриха сам черт ногу сломит) Габриэль д'Антраг маркиза де Верней (с д'Эперноном она была связана через погибшего брата Лавалетта, мы уже упоминали о нем, она была его вдовой) была духовной дочерью отца Коттона. Как мы помним, Равальяк некоторое время служил именно у маркизы де Верней.

Ну и еще одна очень интересная вещь.

В 1618 году в Париже неожиданно сгорела Судебная Палата вместе со всеми Архивами. Примерно в это же время в Брюсселе были изъяты архивы наместника с 1 апреля по 1 июля 1610 года включительно. Очень занимательная штука, с учетом того, что наместник во Фландрии эрцгерцог Альбрехт был тесно связан с Аквавивой и иезуитами.Ну и Николя Потье, первый президент Парижского Парламента с 1611 года, был выпускником иезуитской школы в Тулузе.

Кроме того, следует учесть, что иезуиты напрямую никогда не брали отвественность за политические убийства — это их почерк.

Жерар заявил что он слуга Испанского короля. Клеман — что лигист. Равальяк — что одиночка. Только Панне и Шатель невовремя заговорили, не выдержав пыток. Во всех же остальных случаях об участии иезуитов узнавали лишь косвенно.

 

Microsoft в XVI веке

Деление на реальный и виртуальный сектора экономики было и тогда. Тут следует пояснить, что реальный сектор экономики производит либо товар, либо средства производства, создающие товар, который можно потрогать руками. Например, крестьянин выращивает виноград, и в результате получает вино. Или кузнец из железной крицы кует меч, это тоже реальность, его можно взять, потрогать и так далее.

Но зачем мучиться и производить товар, когда можно втюхать народу какую-нибудь левую фигню, которая фактически не требует затрат на производство?

Так появились индульгенции.

Дело тут вот в чем. Согласно Священному Писанию любой грех верующего снимается путем таинства покаяния на исповеди, но это не освобождает от божественного наказания за сделанные грехи. И тут папа Климент VI в 1343 году решает ввести специальные лицензии от главного поставщика божественных услуг на отпуск грехов — индульгенции, то есть «отпущение перед Богом временной кары за грехи, вина за которые уже изглажена; отпущение получает христианин, имеющий надлежащее расположение, при определенных обстоятельствах через действие Церкви, которая как распределительница плодов искупления раздает удовлетворения из сокровищницы заслуг Христа и святых и правомочно наделяет ими».

Таким образом изначально появилась возможность торговать воздухом, то есть человек согрешив и покаявшись, выкупал в церкви листочек бумажки, который освобождал его от наказания за сделанные грехи.

Но человеческая фантазия безгранична, и возник следующий вопрос — а почему бы нельзя продавать такие лицензии вперед, то есть за еще не сделанные грехи? Нет, ну понятно, грешат же все, а так человек вперед платит за то, что нагрешит, и ему потом просто остается согрешить и покаяться. ПРОФИТ!

И пошли градации лицензий — три месяца, полгода, год, три года, пять лет — ну вы понимаете — оптом — скидка! Естественно, что заработать хотелось всем, и появились "поддельные индульгенции", ну вы понимаете, все как у МелкоМягких. Продажа этих бумажек архиепископом Майенским (создал контору напополам с Папой, и делил прибыль 50 на 50) так возмутила Мартина Лютера, что разозленный этим чувак прибил на церкви свои 95 тезисов и начал Реформацию.

После долгой борьбы самих с собой Церковь в 1567 году запретила продажу индульгенций за деньги и вообще за материальные ценности. Ага! Прямо так и послушали! Когда на кону такие деньги (за день 1562 года в Париже один пардонер, продавец индульгенций, продавал святых бумажек на сумму в 400 ливров в среднем), прямо-таки все бросились исполнять этот указ..)))

В результате получилась идиотская ситуация, Папа вроде как говорит, что продавать индульгенции некошерно, но в любой церкви в ларьке "все по 30 рублей" всегда лежат заветные кусочки бумаги, отпускающие прошлые и будущие грехи.

И вот пришедший к власти Генрих IV, а вернее его суперинтендант Сюлли, протестант до мозга костей, и приверженец реального сектора экономики, в 1600-м году разом просто вышвыривает всех пардонеров Парижа... Причем Папа Климент VIII недоволен, но сказать ничего не может — формально Сюлли прав, ведь он основывается на декрете папы Пия образца 1567 года.

Климент лопочет что-то, что епитимью после покаяния никто не отменял, что надо все-таки, согрешив, платить и каяться, платить и каяться, но Сюлли забивает на эти стоны большой болт. Мужик в Риме сказал — пацан в Париже сделал. И нечего тут обсуждать.

Самое смешное, что продажа индульгенций возродилась в Париже во времена Марии Медичи, и снова изгнал пардонеров из французской столицы уже кардинал Ришелье. 

 

7. Наверное последняя часть

[3]

Итак, вернемся к еще одной версии убийства Генриха, которую тоже нельзя сбрасывать со счетов.

Версия эта — "ищите женщину".

Мы уже говорили, что для Генриха беспорядочные половые связи были своего рода фетишем. Но в отличие от второго чемпиона в мире по ходьбе налево (речь об Августе Сильном), который просто тупо трахал и валил, Генриху хотелось чтобы он и его любили с чувством. То есть он реально ДОБИВАЛСЯ любви. Потом была неделя кайфа (ага, в кустах пробовали, в бане пробовали, у городских ворот пробовали, по всем видам секса прошлись, аморал тоже уже был), и женщина была для него как прочитанная книга. Все. Неинтересна. То есть Генрих реально был самым страшным типом мужика для женщин — он вызывал любовь, а потом сваливал.

Естественно, что он не раз попадал на тот тип женщин,которые по своей натуре очень мстительны.

Те, кого это интересует, могут еще раз взять в руки "Сорок пять", и прочитать те главы, когда Шико ехал на переговоры к Наваррцу.

Мы же вернемся к последним годам жизни короля.

В октябре 1599 года Генрих запал на Екатерину-Габриэль де Бальзак д'Антрагэ, вдову Луи-Шарля де Ногарэ де Лаваллета. Девицу он очаровал быстро, но "буфетчица Прасковья третьи сутки не давала". Король предлагает денег — ни много, ни мало — 100 тысяч экю. Девица сомневается. Обещает на ней жениться. Она опять сомневается. И Генрих делает ход конем — он дает ушлой вдове расписочку следующего содержания:"Мы, Генрих IV, Милостью Божьей, король Франции и Наварры, обещаем и клянемся перед Богом сьеру Френсису де Бальзаку д'Антагрэ, что он дает нам в спутники его дочь, а мы взамен, начиная отсчет с этого дня, если в течении шести месяцев она забеременеет и родит сына,примем его как законного наследника французского престола, и возьмем указанную девицу в жены, как только Святейший Папа расторгнет брак наш с Маргаритой Французской".

Екатерина-Габриэль д'Антрагэ  

 Мадам, жадно потирая ладошки (ПРОФИТ!-ПРОФИТ!-ПРОФИТ!!), приняла письмо и унеслась вслед за королем, но Генриху новой игрушки хватило всего на два месяца. Потом Габриэль забеременела, и к ней пришел Сюлли, который невинно поинтересовался, аза какую сумму она готова продать королю его расписку обратно? Естественно, что Сюлли с негодованием прогнали ("не я, так хоть мой ребенок будет жить счастливо!"), а вскоре пришли известия, что Генрих ведет переговоры с Тосканским герцогом по поводу женитьбы на Марии Медичи.

Д'Антрагэ разродилась мертвым ребенком, в октябре 1600 года король женился на Марии Медичи, но к своей подруге иногда забегал "на чаёк" (как в том анекдоте: "Семен вчера приходил,сидел, сидел, потом как набросился, и так и сяк поимел, и в рот и в попу. И ушел. А что приходил — не сказал"). Результатом бурных распитий чая явились два ребенка, рожденные соответственно в 1601 и 1603 годах. Потом её выдали за престарелого маркиза де Верней, но поселили под боком — реально, а вдруг захочется.

Естественно, Мария Медичи как настоящая итальянка относилась к такому поведению мужа очень неодобрительно. Но вот 13 мая 1610 года произошел случай, который сблизил маркизу де Верней и королеву и дал повод нам подозревать этих двух дам как заказчиков убийства. На коронации Марии Генрих ничтоже сумняшеся заявил, что в этом зале сейчас неплохо бы смотрелась Шарлотта Монморански-Конде, та самая, которая бежала от его страсти во Фландрию с мужем.

Мария Медичи

 Говоря это Наваррец забыл одну простую истину — можно сколько угодно обижать одну женщину, но никогда нельзя обижать женский коллектив, ну если хочешь жить конечно.

Почему можно говорить об этих дамах, как о возможных заказчиках убийства?

Ну во-первых Равальяк какое-то время был в прислуге у маркизы де Верней.

Во-вторых — день убийства.

По сути только 14 мая и был единственный день, когда у убийцы был шанс зарезать короля. 15 мая — бал, где никакая охрана не пропустила бы постороннего. 16-го — охота. 17-го — указания Парламенту и смотр войск. 18-го — отправка в войска. То есть все дни перед отъездом во Фландрию у Наваррца были расписаны практически по минутам.

Кто мог об этом знать?

Только очень близкий к королю человек.

Жена и любовница — однозначно знали.

На этом мы наверное и закончим рассказ о смерти Генриха IV и о его эпохе. Если история реальной жизни книжных героев будет интересна — может быть еще вернемся к ней.