1

Двухпалубная моторная яхта класса «люкс» прочно сидела на мели. Утренний туман рассеялся. Пробоина в носовой части, отчетливо проступившая сквозь белесую дымку, сомнений не оставила: начавшийся прилив станет последним для шикарного морского судна. Поднявшаяся вода снимет с мели двадцатипятиметровую красавицу и она благополучно упокоится на глубине.

Маньяк рассматривал в бинокль потерпевшее крушение судно не менее часа. Откуда взялась яхта, как умудрилась вписаться в узкий пролив бухты, его не интересовало. Он знал только одно: исследовать ее на глубине с аквалангом в его планы не входило. Эта мель, расположенная почти в центре бухты, единственная. Со всех сторон ее окружала глубина, доходящая местами метров до тридцати. А то и больше. Кто считал? Да и вряд ли возможны такие подсчеты.

Еще вчера вечером яхты не было, а сегодня она появилась ниоткуда. Но это были частности. Такие вот загадочные объекты, появившиеся хрен знает откуда и через некоторое время исчезающие хрен знает куда, представляли настоящий подарок для опытного дайвера. А Маньяк был не из тех, кто упускает добычу, плывущую в руки. Вот только по зубам ли ему придется этот лакомый кусочек? Сей непростой вопрос Маньяк и пытался решить для себя в течение часа, придирчиво и дотошно рассматривая судно.

Мертвая красавица молчала. По высоким бокам ниже ватерлинии били волны. На борту, ближе к носу, чуть выше пробоины синела надпись. «Callisto». Новенькая, с иголочки, яхта скрывала свои тайны от посторонних глаз. Ни звука, ни движения. Только плеск волн. И приглашающе опущенный трап, последней ступенькой касающийся воды. Вполне возможно, смерть затаилась, выбросив кости на счете пять-шесть.

Твой ход, дайвер.

Маньяк отложил бинокль, убрал его в рюкзак. Осторожно сполз в расщелину между скалами. Выверяя каждый шаг, спустился по камням к воде. Сдернул рюкзак, вложил его в неглубокую трещину, змеившуюся в скале на уровне его лица. Потом застегнул молнию на костюме, лишний раз проверил, плотно ли сидят ботинки для дайвинга. Вроде бы все: биатлонный ремень, надежно пристегнувший двухсредный автомат АДС к спине, запасной рожок, фонарь и неизменный нож в гнездах на поясе. Ничего лишнего. После этого дайвер надел очки, продышался и ступил в серую пенную муть.

Глубина начиналась сразу, без всяких прелюдий. До яхты было метров пятьдесят, не больше. Маньяк рассчитывал одолеть расстояние в два приема. Его лысая голова, поплавком возникшая на поверхности, вряд ли способна привлечь ненужное внимание. Конечно в том случае, если двухпалубная красавица, терпеливо выжидая, не готовила ему сокрушительный нокаут.

Мощно оттолкнувшись от скалы, Маньяк ушел под воду и некоторое время плыл, не двигая руками, стараясь максимально использовать силу толчка. Несмотря на то, что солнце не угадывалось за серой пеленой, видимость была хорошей. Если и готовился «сюрприз», то не в воде. Ни рыб, ни медуз, ни прочей живности. Пусто. Лишь внизу, под ним постепенно сгущалась темнота бездны.

Оттуда, из непроглядной, пугающей тьмы, метнуться вверх могло что угодно. От гипертрофированной мурены, по размерам уступающей разве той самой яхте – предмету вожделений Маньяка. До акул. У кровожадной твари ко всем прочим достоинствам, и так снискавшим дурную славу, добавился гибкий позвоночник, что сделало ее практически неуязвимой. Огромная, верткая, текучая в воде подобно «серебряному дождю», она легко перекусывала пловца пополам. Разговор с монстрами для такого вот одиночки оказывался коротким до невозможности. И последнее слово оставалось не за ним.

Нет, глубоководных тварей Маньяк не боялся. Вернее, у него не хватило бы времени для страха. Пугаться следовало тех, кто пользовался единым с людьми водным пространством. Это и… Но об этом позже.

Маньяк вынырнул на поверхность, снизу напоминающую тонкий слой разлитого металла. Он сделал несколько вздохов, чтобы продышаться, потом набрал воздуху и ушел под воду, бросив последний взгляд на значительно приблизившуюся яхту. Ему повезло, он отклонился от курса незначительно. Чуть левее, метрах в двадцати, призывно маячил трап.

Уже через минуту, без происшествий одолев расстояние, отделяющее его от судна, Маньяк вынырнул у самого борта и ухватился рукой за поручень. Он снял очки и некоторое время держался на поверхности, восстанавливая дыхание. По-прежнему царила тишина, нарушаемая лишь плеском волн.

Подтянувшись, дайвер медленно поднялся по трапу, прислушиваясь к каждому звуку. На последней ступеньке он застыл, готовясь дать обратный ход. Было тихо.

То, что Маньяк увидел, не понравилось ему лишь на первый взгляд. Внутри белоснежная красавица походила на побитую жизнью шлюху. Палуба почти не угадывалась за плотным слоем грязно-бурых водорослей, покрытый плесенью трап вел в темноту люка, к каютам. В трещинах на стенах – темные, истекающие влагой, ютились моллюски. Глубокие царапины на некогда роскошном кожаном диване, окаймляющим корму, разошлись, и, подобно ранам на теле человека, обнажили гниющее нутро, заполненное белесыми червями. Грязь, ветхость, запустение. Складывалось впечатление, что спящая «красавица» пролежала под водой лет десять, пока в один прекрасный день неизвестная сила не вышвырнула ее на поверхность. Заодно и дочиста отполировав снаружи.

Приманка. Для мыши, что сейчас ступила на палубу, сжимая в руках АДС. Маньяк прищурился, рассматривая трап, ведущий к каютам. По закону подлости, бесплатный сыр должен находиться там. Чутье подсказывало, что так и есть. Что стоящая вещица, которую прятала потрепанная красавица, там и скрывалась. В худшем случае, в глубине трюма. И расстояние до нее измерялось одной единственной единицей. Его жизнью.

Маньяк вздохнул. Оставим сыр на закуску. Для начала следовало ознакомиться с механизмом мышеловки.

Соблюдая осторожность, Маньяк скользнул по правому борту, взялся за грязный поручень трапа и поднялся наверх. Верхняя палуба, где размещалась рулевая рубка, была девственно пуста. В разбитые окна падал свет, выделяя мягкий рисунок на красном дереве, которыми были отделаны стены. Больше для того, чтобы оттянуть момент, отделяющий его от темноты трюма, чем в надежде найти что-нибудь стоящее, Маньяк спустился на палубу, обошел яхту, задержавшись на носу. Отсюда скала, окружающая бухту, казалась особенно значительной и неприступной. Вряд ли найдется смельчак… Скорее, смертник, решивший сигануть с двадцатиметровой высоты вниз. Лишь немногие посвященные, к которым Маньяк относил и себя – первооткрывателя – знали о наличии той самой расщелины, что вела к самой воде.

Маньяк включил фонарь и постоял у трапа, ведущего в полутьму. Он пристально рассматривал все, до чего мог дотянуться луч. Когда свет отразился от чего-то стеклянного, дайвер прищурился. Какой-нибудь осколок стекла, не все же смыла вода?

Внимание, девочки и мальчики, пристегнитесь. Время детских развлечений истекло, приготовьте билетик для экстремальных аттракционов. Маньяк взял фонарик левой рукой, правой перехватил автомат, держа палец на спусковом крючке, и стал медленно спускаться. Тошнотворный запах накрыл его удушливой волной прежде, чем дайвер увидел лежащего на спине человека. Маска на лице, загубник, оборванный шланг, ведущий к аквалангу.

Маньяк дернулся, едва не начав стрельбу. Только зоргов ему сейчас и не хватало! И тут же понял, что ошибся. Человек был мертв. Давно. Тело его раздулось. Сквозь дыры в костюме сочилась гниющая плоть. Некстати вспомнился кожаный диван, что стоял на корме. Маньяк чертыхнулся, сойдя с последней ступеньки. Он понял, почему принял мертвеца за зорга. С трупом происходили те же странности, что и с яхтой. Судя по состоянию тела, аквалангист был мертв ни один месяц, но лицо… Абсолютно не тронутые тлением глаза – огромные, с расширенными зрачками – отчетливо виднелись в маске. И губы. Синие, покрытые сетью трещин, с запекшейся кровью, продолжали удерживать загубник дыхательного шланга.

Луч фонаря скользнул по трупу, по стенам, по потолку и, не задерживаясь, нырнул в ближайшую каюту. Маньяк медленно двинулся по коридору, обходя труп. Каюта за каютой. И ничего интересного. Грязная, забитая моллюсками мебель, слой водорослей, матово блестящий на стенах.

Дайвер задержался на подступах к люку, ведущему в трюм, и, скорее для очистки совести, повел фонарем в сторону кубрика. То, от чего отразился луч, буквально ослепило его. Маньяк прищурился от блеска, еще не веря своим глазам. Все стены и потолок кубрика были увешаны гроздьями огромной черной икры. Но не это зрелище заставило его сдержать шумный вздох. Между черными гроздьями вздулись по виду стеклянные, размером с мячик для пинг-понга, шарики. То, что находилось внутри, отражало свет настолько сильно, что рябило в глазах. «Слеза ангела». Алмаз – безупречной формы и чистоты. Исцеляющий и дарующий. О ценности которого можно было говорить лишь шепотом.

Только единожды Маньяку довелось лицезреть диковинный артефакт. Три года назад на побережье Призрачной бухты вынесло труп. Это само по себе было редкостью невиданной – океан никогда не отдавал мертвую добычу. Так вот, тогда Маньяк был в числе тех, кто нашел утопленника. Выглядел он ужасно: лицо изъедено рыбами до костей, костюм не просто порван – обожжен. Огромные дыры с обугленными краями обнажали плоть, где копошилась живность. Мертвеца опознали по шахматной фигурке, выпавшей из водонепроницаемого рюкзака. Ферзь. Всем известно, что тот постоянно носил ее с собой. На каждую ходку. И прозвище получил по этой же причине. Скользкий тип. Маньяк имел на него зуб, но предпочитал меньше распространяться об этом. Он отлично помнил, как однажды, измотанный до предела, потерял сознание в подземном гроте, у самого выхода на перевалочную базу «Сверчок». И очнулся от того, что его грубо обыскивали, особо не стесняясь. Вот этот самый Ферзь и обыскивал.

– Ой, извини, братан, я не знал, что ты живой, – только и сказал Ферзь, усмехнувшись, когда Маньяк открыл глаза. Может, еще спасибо ему следует сказать за то, что не подтвердил свое знание контрольным в голову?

Да чего толку вспоминать? Представилась бы возможность, ответил.

Об этом и размышлял тогда дайвер, наблюдая за тем, как старый моряк Гофман обыскивает труп. Из рюкзака выпало еще кое-что помимо шахматной фигурки. В сморщенные, перечеркнутые глубокими линиями ладони упал похожий на стеклянный шарик. Как известно, кто нашел, тот и хозяин. Одно из немногих правил, соблюдаемых неукоснительно. Трясущимися от волнения руками Гофман долбил шар о камень. Затея не из легких, но того стоила. К слову сказать, Гофмана вскоре грохнули. Не принесла старику счастья «слеза ангела».

И вот теперь, сдерживая от волнения дыхание, Маньяк рассматривал в свете луча настоящее сокровище. Не меньше десятка шариков, развешанных среди черной икры.

Мысль о том, что где-то должна прятаться живность, мечущая такую вот икру, пришла в голову с опозданием. А вполне могла стать последней.

Откуда взялась черная опухоль, что вздулась на потолке, неизвестно. Маньяк заметил ее не сразу. Заметил, когда с резким шлепком распахнулось черное нутро и оттуда вывалились десятки тонких нитей – щупалец. Водяная лилия. Интуитивно, понимая бесполезность затеи, Маньяк дернул стволом вверх и нажал на спусковой крючок. Две пули влетели в черную влажную плоть. Оглушительно чавкнуло. И все.

– Хрен тебя дери, – еще не принимая ситуацию всерьез, сказал Маньяк.

И тут же дождался ответа. На потолке, отбросив условности мимикрии, стали проявляться черные, пульсирующие опухоли. Хлоп-хлоп. И вниз потянулись сотни нитей, так плотно, что занавесили все пространство, ведущее к выходу. Когда хлопнуло за спиной, Маньяк пригнулся и отшатнулся к стене. Но было поздно. Одна из нитей коснулась левого предплечья. Маньяк отпрянул к люку, едва не взвыв от обжигающей боли.

– Мать твою, – прошипел он. Выплеснутая сотнями крошечных иголок кислота прожгла костюм насквозь. Края длинной полосы разошлись. Обожженная кожа вздулась мерзким багровым пузырем. Боль была оглушительной.

Маньяк резанул автоматной очередью от стены до стены. Если и имелся положительный эффект, то остался незамеченным для глаз. Плотный занавес колыхался, спускаясь с потолка до пола, и напрочь отрезал путь к трапу.

Когда над головой плотоядно чавкнуло, Маньяк больше не раздумывал. Он бросился вниз, в люк, ведущий в трюм. Буквально кубарем скатился, наплевав на осторожность. И тут же оказался по грудь в темной воде. Боль в руке, погруженной в прохладу, отступила. Луч фонаря бестолково зашарил по потолку, выискивая опасных тварей. На первый взгляд наверху было чисто. Но даже если так было и на второй взгляд, это ничего не решало. А только оттягивало неизбежность. Худшее состояло в том, что мысленный приказ «немедленно убираться», оказался несостоятельным. Убираться было некуда.

Маньяк стоял в отсеке, заполненном водой. Единственный путь отсюда манил черным отверстием люка над головой. Аккурат туда, откуда он только что свалился. Снова и снова он водил лучом по стенам, потолку. Вот тебе и мышеловка, дайвер. Теперь понятен механизм? Под стать сыру, что присосался «стеклянными» шариками к черным гроздьям уровнем выше. Не по зубам тебе оказался лакомый кусочек, и пасть захлопни. И жало притупи.

Луч света остановился на отверстии люка. Оттуда, сверху, неторопливо завоевывая новое пространство, потекли черные нити. О том, что будет, когда они заполнят все вокруг, думать не хотелось.

Вдруг рядом с ним, у борта, плеснуло. По воде пошли круги. Из непроницаемой темноты стала медленно подниматься голова, облепленная мокрыми волосами. Показался большой белый лоб и два огромных круглых глаза. На правом, в углу вздулось белое пятно. Их обладатель не спешил всплывать, высунулся из воды лишь до половины выпуклых глаз.

Маньяк не стал ждать продолжения. Он выстрелил туда, прямо по блестящим глазам твари. Пули ушли в воду в том месте, где, опередив их на долю секунды, мгновенно скрылась голова.

– Трындец. Теперь полный… – Маньяк выругался матом. Русалка! Вот сейчас счастье обещает быть полным!

Быстро надев очки, дайвер нырнул в воду, предпочитая встретиться со смертью лицом к лицу. В отсеке русалки не было. Но то, что он увидел, внушило ему слабое подобие надежды. Под водой темнота расступалась. На фоне абсолютной тьмы проявилось серое окно пробоины, вполне достаточной, чтобы убраться до того, как станет – в прямом смысле – очень жарко.

Маньяк вынырнул, боковым зрением заметив, как, настойчиво удлиняясь, ползут к нему черные нити, как стелются по воде в поисках загнанной в угол крысы, которую лишили последней возможности – броситься на обидчика. Из двух зол выбирают… Меньшее? Как бы ни так. Быстрое – так будет правильнее. Дайвер закрепил автомат на ремне, воткнул фонарь в гнездо. Сделал несколько сильных вздохов, затаил дыхание и нырнул в воду.

В темноте почти неразличимо что-то блеснуло, но отступать было некуда. Он преодолел пробоину без проблем, оттолкнулся от борта и проплыл под водой даже дольше, чем хотел. Только потом стал всплывать, рассчитывая глотнуть воздуха и снова уйти под воду. Русалка не стала его убивать, значит, хитрая тварь желала поразвлечься. И в его силах устроить ей чехарду. Наперегонки с пулями. Убить не убьет, но хоть лишит хитрую сучку радости спокойного обеда.

Маньяк привык интуитивно рассчитывать глубину погружения, поэтому успел удивиться тому, что все еще остается под водой. Свинцовая пленка поверхности маячила над головой, и дайвер удвоил усилия.

Поверхности не было. Легкие сжались, настоятельно затребовав глоток кислорода. Маньяк рванулся наверх, сделав мощный рывок руками. Белые блики плясали над головой, то сливаясь, то расходясь пятнами. Маньяк плыл из последних сил.

Поверхности не было. В голове возникла только одна мысль, пронесшаяся с быстротой молнии. Он вляпался в «колодец». Иного объяснения не было. И какова глубина «колодца» – десять, пятнадцать, двадцать метров – скорее всего, ему так и не узнать.

Все тело – с судорожно сжатыми легкими, с сердцем, трепыхавшимся в груди – вопило. Воздуха! Глоток! Из последних сил Маньяк плыл наверх, судорожно работая ногами. Каждая клетка, каждая частица требовала кислорода. Его тело отчаянно взывало к тому, чтобы вытолкнуть из легких жалкие остатки воздуха и…

Дальше конец. Захлебываясь, наполняя страждущее тело соленой водой, он умрет. Всего в каком-то метре от поверхности! Не эта мысль, а лишь отзвук ее, шумевший в ушах, толкнул его вверх.

Маньяк не выдержал. Легкие судорожно вытолкнули кислород. И только открыв рот, обреченно ожидая смерти, что сейчас вольется внутрь, он осознал, что может дышать. В ушах гудело. Перед глазами дрожала кровавая пелена.

Он на поверхности. И может дышать.

 

2

Только поцеловавшись с фонарным столбом, Маньяк понял, что ему стало легче. Хмель постепенно улетучивался. Но мысли, хрен их дери, опять возвращались к двухпалубной красавице с прогнившим нутром.

Обычно воспоминания о том, что случалось во время ходки, оставляли его сразу. Стоило лодке заскрести дном по песку, а швартовам закрепиться на прибрежном кнехте, Маньяк сходил на землю, пережидая внезапное чувство абсолютной надежности. Все, что касалось «приключений», оставалось в прошлом. Отступало, как дурной сон, наводненный кошмарами.

Не в этот раз. Уже с утра дайвер бродил по побережью, переходя из одного питейного заведения в другое, методично напиваясь до состояния полной невменяемости. Ближе к вечеру он протрезвел – нутро больше не принимало горячительных напитков. Он заказал бутылку воды, чем ввел Бронтозавра, стоящего за стойкой, в состояние ступора.

– Что, так плохо? – здоровенный детина после паузы участливо заглянул Маньяку в глаза.

Тот отмахнулся, прихватил со стойки бутылку и потащился в свой темный угол. Плюхнулся на крохотный диванчик и стал рассматривать плетеную перегородку, отделяющую его от зала. Но не эти лианы-листочки стояли у него перед глазами, а нечто другое: на дне, укрытая тридцатиметровой толщей воды, лежала драгоценная двухпалубная красотка, скрывая в одной из кают несметное богатство. Маньяк видел собственными глазами, как приливная волна сняла с мели судно. Как хлынула в пробоины вода и яхта лениво, не спеша, омываемая волнами, перекатывающимися через палубу, опустилась на глубину. Там и лежала в то время, когда дайвер отправлял в рот содержимое бесчисленных стаканов.

В одиночку не справиться. Даже думать об этом – самоубийство. Необходимы люди. Двое – рискованный минимум, а лучше трое.

«Русалку не стоит сбрасывать со счетов», – подумал Маньяк и усмехнулся. Уж больно легко он причислил кровожадную тварь к вторичной опасности. Тогда как дело обстояло с точностью до наоборот. Неизвестно, какие еще ягодки готовит глубина. Выход один: спускаться следовало в «клетке». Вот так, слово за слово, и от всего полезного времени, рассчитанного на работу, оставались жалкие минут сорок. Нет, пользоваться люком, чтобы проникнуть внутрь, не входило в его планы. Если – это необходимое условие – яхта лежит на левом борту, то есть все шансы прорубить деревянный бок в районе драгоценной каюты. Когда все пойдет по задуманному плану, от трех помощников в лучшем случае останутся двое. Люди должны быть супер надежными, но не особенно доверять друг другу. Только тогда можно поставить на то, что не объединятся они при виде «стеклянных шариков» и собственные шарики у них голове не зайдут за ролики. И самого Маньяка, приходящего в себя после погружения, не отправят за борт, на радость пучеглазой и кровожадной твари.

Конечно, план требовал проработки. Но это все частности. Основой, на которой беспрецедентный замысел пустил бы корни и оброс деталями, являлось главное. Глубина. Двадцать, тридцать метров – еще было над чем пораскинуть мозгами. Сорок? Вопрос оставался открытым. К идиотам, решившим работать на подобной глубине, можно было с полной уверенностью отнести только одного. Себя. Значит, быть иль не быть, решала разведка. Но и тут без помощника не обойтись.

Дайвер поморщился. Считая тему исчерпанной, он придвинул пустой стакан из-под виски, еще неубранный. Зачем-то понюхал. В голове стремительно светлело, но заказывать еще спиртного он не торопился. Несмотря на то, что существовала реальная отмазка для того, чтобы сегодня наклюкаться в зюзю.

Людей давно нет в живых, а даты остались.

Милая, озорная, любимая до дрожи девочка навеки заснула в том домике на берегу реки. Она лежала, бережно укрытая его рукой, в то время как он вел машину по побережью. Довольный жизнью, молодой еще парень летел по автостраде. Сначала десятку, потом сотне машин, застывших у обочины, он не придал значения. Какая-нибудь жуткая авария. Мало ли ротозеев, падких до кровавых зрелищ?

И только люди, покинувшие свои места и замершие рядом с брошенными авто, напряженно вглядывающиеся в ту сторону, откуда он ехал, заставили парня тоже остановить машину.

Не было ни предупреждений, ни прогнозов, ни воя сирен, ничего из того, что предвещало бы опасность. Парень стоял, раскрыв от изумления рот. В абсолютной тишине, занимая все пространство на линии горизонта, прямо на него, постепенно увеличиваясь, заслоняя солнце, шла стена воды.

Маньяк ненавидел вспоминать об этом. Сегодняшняя дата – тринадцатое июня – обязывала. С любимой девочкой они были одногодками. И сегодня ей исполнилось бы тридцать. Исполнилось бы. Но осталось навеки двадцать два. Вот отверженная память с утра и плескала в его стакан дозу за дозой, поощряя и затуманенный спиртным мозг, и язык, не вяжущий лыка.

– Маньяк? Зачем он вам?

Из нестройного гула голосов слух дайвера выловил главное. Оставаясь в тени, он придвинулся к выходу и окинул взглядом зал. У стойки, ближе к нему, стояли трое. Девушка с роскошными светлыми волосами, падающими на спину, и двое мужчин. Коренастый крепыш с темным ежиком волос, тискающий в руках запотевший стакан, застыл вполоборота. Другой – двухметровый верзила – стоял спиной.

– Так мало у нас навигаторов, етить вас налево? – Бодрый голос Бронтозавра перекрывал шум в зале.

Маньяк улыбнулся. Конспиратор, твою мать. Помнил еще, сволочь, тот случай, когда направил на встречу непрошенных гостей. Ох, как тогда Маньяк был зол. Досталось всем: и визитерам, и бармену. И самому кабаку. Остались от него рожки да ножки. Конечно, расплатиться потом пришлось, но душился за каждую копейку, чтобы жизнь Бронтозавру медом не казалась. Зато с тех пор ничего объяснять не надо.

Бармен давал дайверу время избежать ненужной встречи, но бывалый дайвер и навигатор Маньяк не видел резона скрываться. Он сел за столик, отодвинул подальше стакан и взял бутылку с водой.

– Да понял я, понял, – не унимался бармен. – Самый крутой и круче не бывает. Там он. Был. Сходите, проведайте.

Она вошла первой, светловолосая девица спортивного телосложения. Постояла у входа, держась рукой за плетеную изгородь и пристально разглядывая татуировки на черепе дайвера, у левого уха. Быковать девушка не стала, а вполне вежливо поинтересовалась:

– Не помешаю?

Дождавшись не менее вежливого кивка, девица вошла и села напротив. Следом за ней втянулись и сопровождающие. Крепыш опустился рядом, верзила прочно утвердился в проходе. Маньяк молчал, отмечая про себя и хорошую спортивную форму девушки, и шрам на лбу у крепыша, и мускулы верзилы.

– Есть разговор, – наконец, не выдержала девушка. – Маньяк… Я могу так к вам обращаться?

– Валяй, – милостиво разрешил дайвер. – И на ты.

– Тогда не будем терять время. – Девушка жизнеутверждающе хлопнула ладонью по столу. – Меня зовут Марго. Его – Робинзон. – Она мотнула головой в сторону крепыша. – Это – Шеф. – Верзила также удостоился кивка. – Хочу предложить тебе работу. Ты ведешь нас в Цитадель. И получаешь за это десять тысяч тугриков. Вот и все. Ясно?

– Предельно, – задумчиво произнес дайвер. – Туда и обратно?

Марго сдержанно вздохнула.

– В худшем случае, да.

– Тогда пятнадцать.

– Пятнадцать тысяч тугриков? – уточнила она.

– Чего же еще?

– Мне надо подумать.

– Думай, – легко согласился Маньяк и поднялся. – С вашего позволения, дамы и господа.

Он не успел выйти из-за стола, как услышал:

– Я согласна. Мне рекомендовали тебя как самого лучшего в этих краях. А на лучшее и пятнадцати тысяч не жалко. – Девушка вымученно улыбнулась.

– Идет. – Маньяк снова сел за стол. – Могу поинтересоваться о цели визита в укрепрайон?

Марго помолчала, буравя его тяжелым взглядом. Потом продолжительно вздохнула и нехотя произнесла:

– Брат. Все, что у меня осталось. Есть сведения, которым не верить я не могу, что он там. Так что возвращаться, возможно, мне не придется.

Маньяк одобрительно усмехнулся про себя: что же, вполне правдоподобно прозвучало.

– Брат так брат, – сказал он. – Меня все устраивает, кроме одного.

– В смысле? – нахмурилась Марго.

– Бабу в море не возьму. Их двоих, – он ткнул пальцем в сторону мужчин, – как не хрен делать. Без тебя.

– Как это? – Расслабившаяся было девица снова напряглась. – Ты же согласился! Работа есть работа! Какая тебе разница, кого вести? У меня три сотни погружений с аквалангом, я могу больше чем на три минуты задерживать дыхание! И плаваю быстро, хоть с маской, хоть без… Маньяк!

– А? Я все сказал, девушка. Ищи другого.

– Но как они пойдут без меня? Это же мое дело! Это я ищу брата, которого считаю покойником уже четвертый год! Четыре долгих года! Единственная родственная душа, оставшаяся на этой гребанной планете! Ты понимаешь? Маньяк!

– Да не боись, девушка. Найдем мы твоего брата.

Только без тебя.

– Маньяк! – Она вскочила. – Почему? Что за говенные предрассудки? У меня спортивная подготовка похлеще, чем у любого мужика! Можешь сам проверить! Я…

Дайвер не слушал. Он поднялся, сделал пару шагов и остановился рядом с верзилой, перегородившим дорогу.

– Тебе помочь, братан, отодвинуться? – участливо поинтересовался он, гася в душе мгновенно закипевшую злость. Он ненавидел, когда кто-то нависал над ним, загораживая путь.

И опять Марго его остановила.

– Хорошо, Маньяк.

Услышал он сдавленный голос.

– Ты отведешь их. Без меня.

– Это дело. – Дайвер развернулся и встретился взглядом с крепышом. И нехорошим был тот ответный взгляд, полный ненависти и недовольства. – Значит так. Робинзон и Шеф, мужики, жду вас… послезавтра на перевалочном пункте. Океанский лайнер «Призрак» – что-нибудь говорит? Там и встретимся. И затаримся, если будет чего не хватать.

– А почему стартуем не отсюда? – сдерживая эмоции, подал голос крепыш.

– Потому что. Доберетесь сами. Без меня. Делов-то?

– Доберутся, – устало бросила Марго.

– Хорошо. Тогда задаток, – развел руками Маньяк, – половина.

 

3

– Еще.

Маньяк убрал палец от стакана, оставив на стекле четкий отпечаток уровня, на котором бармену следовало остановиться. Рыжеволосый толстяк булькнул виски, следуя указаниям.

В зале очередного питейного заведения, куда больной от злости после принятого заказа завалился Маньяк, царил полный хаос. Внизу, на арене, окруженной прочной сеткой, заканчивались бои без правил. Ор стоял такой, что закладывало уши. Дайвер хотел взять стакан и пройти к нижнему ряду и не сдержался: плеснул содержимое в жаждущий спиртного рот. И только потом, расталкивая локтями зевак, стал спускаться.

Ажиотаж, подогретый неумеренным употреблением горячительного, достиг апогея. Но на арене было еще жарче. Огромный, по пояс голый боец прижимал к сетке человека, делающего робкие попытки освободиться. Его участь была решена. Мускулистый мужчина, чье тело было исполосовано перекрещивающимися шрамами, за что и получил прозвище Крестоносец, не оставил противнику шансов. Матерый боец жестко удерживал за горло бьющееся в агонии тело. И не собирался ослаблять хватку, несмотря на редкие выкрики «оставь его».

Большинству, одержимому жаждой убийства, было наплевать на сочувствие и жалость.

– Дави его, Крестоносец!

– Красава! Размажь его!

Маньяк замер у самой сетки. С первого взгляда стало ясно: Крестоносец вошел в раж и остановиться уже не мог. По его лицу, изуродованному звериным оскалом, катились капли пота, на руке, держащей противника, синели вздувшиеся жилы.

– Егор… Ты – Егор. Банько, – шипел Крестоносец, брызгая слюной. – Скажи…

– Георгий… я, – сдавленно хрипел поверженный противник.

– Нет, скажи. Я – Егор. Банько.

Понятно. Если дошло до личных разборок, значит, дело плохо. Маньяк знал человека, уже не оказывающего сопротивления. Правильный парень, этот Банько, постоянно терпел большей частью безобидные, но иногда и едкие шутки, касающиеся сочетания его имени и фамилии. Со временем количество шутников резко сократилось – парень умел за себя постоять. Чем таким в сущности безобидный Банько умудрился завести Крестоносца, Маньяк не знал. Происходящее на арене как нельзя более точно соответствовало его чувствам. Злость переполняла его. Эта крашеная сучка Марго сумела пробить его защиту и добраться до нежного нутра. Нет, дайверу было наплевать на предрассудки «женщина на корабле к несчастью» и тэ дэ и тэ пэ. Класть на все это с большой буквы.

Никто не заставит Маньяка даже под дулом пистолета отвести женщину туда, откуда возврата нет.

Когда-то все было по иному: рай хрен знает где, ад под землей. Теперь полюса сместились. Маньяк не знал, куда переехал рай, но пекло оказалось рядом, буквально рукой подать. Стоило шагнуть с берега туда, в зыбкую пенную муть, и распахивались врата Левиафана. И глубина готовила ловушки, поднимала со дна тварей, готовых пить твою кровь, жрать внутренности, перемалывать кости в труху.

Только один раз дайверу довелось быть свидетелем того, как мучительно умирала девушка. Года три назад волею судьбы Маньяк оказался у грота Пещерного Паука. Худшего выхода трудно было придумать. Вернее, он существовал: за мысом открывался вход в бухту. Всего пара часов на лодке и вот уже впереди маячила безопасная пристань. Да только в тот раз на скалистых выступах обосновались мародеры. Чутье заставило Маньяка, смертельно усталого, не лезть на рожон, а пришвартоваться у Черепашьего острова. Разглядывая в бинокль береговую линию, он засек скрытых в расщелинах бойцов. Оставаясь в тени холма, Маньяку пришлось вернуться и больше часа плыть на восток вдоль неприступных скал.

На дне лодки в водонепроницаемом контейнере грели душу пара редких артефактов. Один из них «железяка» – сантиметров пять в диаметре тарелочка из неизвестного сплава (вернее, из чего-то, похожего на сплав), обладающая антигравитационными свойствами. Поговаривали, что это чешуя самого Циклопа и что сотня таких вот «железяк» способна поднять в воздух человека. Только где ж их набрать в таком количестве, говоруны не уточняли. И была еще одна штучка, с которой дайвер не решил, как поступить. «Стрекоза», крохотный кусок желтого, прозрачного, похожего на пластик материала. Активировать штуковину было легко, достаточно разбить ее, вытряхнуть оттуда металлического вида кружок и бросить, предварительно закрыв глаза. Вспышка – и все живые организмы в радиусе пятнадцати метров теряли сознание минуты на две. Не бог весть что, но в иных ситуациях время – залог шанса, дарующего жизнь.

У грота дайверу повезло: он оказался не единственным, из двух зол выбравшим меньшее. Партизан – сорокалетний мужчина, опытный навигатор – выводил из опасного района тройку новичков.

«Салаги как салаги», – подумал Маньяк, глуша мотор в тихой гавани. Спокойствие оставило его в тот момент, когда один из ребят, забросив за спину длинные волосы, убранные в хвост, выпрямился в полный рост.

– Жанна, – темноволосая девушка кивнула ему.

Маньяк ухом не повел в ее сторону. Он внимательно разглядывал Партизана, пытаясь в его маленьких глазках, окруженных припухшими веками, найти ответ на незаданный вопрос. Тот поспешно отвел взгляд в сторону, прикрикнул на новичков и первым ступил в темноту пещерного свода. За ним, волоча по мелководью лодку, послушно двинулась тройка.

По счастью, грот не оправдывал своего названия, пещерные пауки здесь не водились. В противном случае Партизан был бы уже мертв: многоногие твари мгновенно объедают плоть, полируя кости до зеркального блеска. Название закрепилось за гротом из-за входа, издалека напоминающего раздувшееся паучье брюхо, от которого змеились по сторонам длинные тонкие трещины.

Дайвер ступил в темноту, слыша гулкое эхо шагов. Будь на то его воля, он скрутил бы девчонку, бросил на дно лодки и, невзирая на тяжесть, выволок бы на свет божий уже в безопасной бухте. О чем думал Партизан, или в его голове все мысли давно были заняты цифрами с нулями, Маньяк не знал. Сквозную пещеру, пробитую подводным течением, где глубина порой доходила метров до пятнадцати и более, если считать бесчисленные трещины в скалах, можно было использовать для выхода только в одном случае – если ты не ранен. Даже капля крови являлась приговором.

Нет, тут не водились пещерные пауки, здесь имелась другая напасть. Сфинксы – этакая помесь пираньи и лишенной шерсти крысы. Зубастая пасть на тельце с крохотными лапами. Амфибии, они плавали молниеносно и не менее быстро забирались на камни, цепляясь острыми когтями за трещины.

Половину пути малочисленный отряд миновал без происшествий. Маньяку, полному дурных предчувствий, стало казаться, что все обойдется. Что послужило толчком к событиям, закончившимся через несколько минут, осталось для него тайной. То ли девчонку угораздило поцарапаться, то ли во всем виновата женская физиология, против которой не попрешь.

Маньяк, прилагая усилия, тащил лодку по мелководью, как вдруг, в свете фонаря, пробивающего воду, мелькнула тень. Следом еще одна. И еще. А потом водная поверхность забурлила, пошла волнами и своды пещеры заполнились криками.

– В лодку! – заорал Партизан.

– Сфинксы! – успел крикнуть Маньяк. Автомат в его руках огрызнулся огнем. В голове вихрем пронеслась мысль: «По чью душу?»

Девушка вскрикнула от боли. И это был ответ на его вопрос.

Не спасли бы и сотни лодок. Верткие зубастые твари накатили черной волной. Самые шустрые взбирались по девичьему телу, стремясь добраться до горла. В то время как сородичи рвали на куски все, что находилось под водой. Истошно кричала девчонка, Партизан лупил короткими очередями, парни орудовали ножами.

Все кончилось быстро. Десяток крыс вцепились в девичьи руки, одна повисла на щеке. Она рвала когтями шею, стараясь удержаться. В красную от крови воду, заполненную издыхающими тварями, раскинув руки, уже изуродованная до неузнаваемости, падала девчонка.

– Мама… Мамочка, – захлебываясь кровью, прошептала она и темная волна укрыла ее с головой.

Маньяк не знал, что остановило его от того, чтобы разрядить рожок Партизану в голову. Во всяком случае, мысль такая была. Скорее всего, его заставил удержаться один из парней. Страшный, испачканный чужой кровью, с мертвыми от ужаса глазами, он тащил из воды то, что осталось от девчонки.

Дайвер отвел душу на следующий день, в кабаке. Привязавшись к пустяку, он избил Партизана до потери сознания. На собственном реноме и так пробы ставить было некуда, а на сердце полегчало. В аду женщинам места нет. Да и насколько Маньяк был осведомлен, их и не было там, где кончалась береговая линия. И никакие тугрики с множеством нулей не заставят его поступиться принципом. Это знали все. Теперь в курсе и эта крашеная сучка, Марго, судя по всему, не привыкшая принимать на веру все, что ей говорили.

Воспоминания разбередили душу. Она заныла, требуя продолжения банкета. Маньяк было развернулся, полный желания подняться к стойке бара, и в тот же миг трибуны взревели. Крестоносец, уставший ждать, сжал руку на горле поверженного, но не покорившегося противника. В зале стоял немыслимый шум, но влажный хруст услышали все. Неожиданно установилась тишина. Крестоносец погрузил пальцы в горло, порвал кожу. Дайвер не успел отпрянуть, когда озверевший боец вырвал из шеи куски плоти. Хлынула кровь. Темные капли попали Маньяку на лицо. Раздался предсмертный хрип и бездыханное тело тяжело завалилось на дощатый пол. Из разорванной шеи фонтаном била кровь. Крестоносец – страшный, орущий что-то нечленораздельное, пошел вдоль сетки, держа в поднятой над головой руке кусок человеческой плоти с синим, распухшим языком.

Минут через пять Маньяк, уже успокоенный очередной дозой виски, стоял под звездным небом, жадно вдыхая ночной воздух. Земля, задумавшая свергнуть господство людей и на обломках воздвигнуть царство хрен знает каких тварей, жадно впитывала звуки. На этой философской ноте, Маньяк повернулся и пошел на свет ближайшего фонаря, не слыша шума своих шагов.

Он шел от одного круга света к другому, надвинув на глаза капюшон толстовки. Его тень удлинялась, потом стремительно бросалась под ноги, чтобы мгновенье спустя появиться за его спиной. Если кто-то и наблюдал за ним, то очень удивился, не увидев под очередным фонарем его одинокую фигуру. Маньяк воспользовался давно проторенной дорожкой. Под сенью широколистных деревьев, в кустах, метрах в ста от дороги прятался вход в заброшенный коллектор – ливневку, предназначенную для сточных вод. Бетонный туннель не имел выхода к основным коммуникациям. Сухой, засыпанный песком и листьями, он спускался все ниже и в конечном итоге выводил в тупик, заваленный битым кирпичом. Так далеко дайвер забираться не собирался. Он прошел под землей немногим больше двух километров. Время от времени он останавливался и долго стоял, прислушиваясь к звукам. Где-то далеко лилась вода, шумел ветер, гоняя вдоль коллектора сухие листья. Только убедившись, что все чисто, Маньяк рискнул выйти на поверхность.

Отсюда, с высоты холма, открывался впечатляющий вид на бухту. Видна была четкая граница, отделяющая свет от тьмы. Порт тонул в огнях. Светились лодки и яхты, стоящие на приколе. Рассеянный свет, тающий в тумане, выделял суда, спешащие пришвартоваться. Ближе к середине бухты блики света гасила тьма. Луна не отражалась в темной воде.

С вершины холма вниз змеилась дорога. С одной стороны к ней вплотную подступала пропасть. Другая сторона за огромными, выше человеческого роста заборами, прятала частные владения. Маньяк некоторое время шел, оставаясь в тени оград, потом свернул на боковую улочку. В самом конце он пошел налево и оказался в тупике. У металлических ворот со стальной дверью мужчина остановился, вынул электронный ключ и проложил к считывающему устройству.

Только войдя и плотно закрыв за собой дверь дайвер понял, насколько устал. От хмеля не осталось и следа. Завтра поздним вечером он вернется в крохотную квартирку на окраине города, чтобы утром стартовать на «Призрак». Но все это потом, потом.

Во дворе было темно, в маленьком двухэтажном домике тоже. Лишь у входа горел фонарь как приглашение для припозднившегося гостя. Оно и понятно: Аленка уже спала, отчаявшись его дождаться. Маньяк набрал сложный код на электронном замке, осторожно открыл дверь. Он улыбался, представляя, как войдет в спальню, присядет на кровать, легко откинет одеяло и коснется нежного тела девушки. Потом поцелует сонную девочку в шею. Аленка повернется и обнимет его…

Он успел сделать несколько шагов, разомлевший, успевший протрезветь от долгой ходьбы и снова опьянеть от предвкушения встречи.

– Стоять, – раздался голос за спиной. И в подтверждении короткого, как выстрел, слова в затылок дайверу ткнулся обжигающе холодный металл. – Руки. Медленно.

Маньяк поднял руки, стараясь не делать резких движений. Здесь, в темноте, такой заманчивой показалась мысль дернуться, уйти с линии огня и, молниеносно развернувшись, ударить невидимого противника ребром ладони в горло. Только одно слово, мелькнувшее в мозгу, остановило его. «Аленка». Поэтому он терпеливо снес толчок, поставивший его лицом к стене. И обыск, выудивший из карманов все, что там было спрятано. Вплоть до «стрекозы» в специальном кармане.

– Дотошный, твою мать, – не сдержался Маньяк, отмечая действия того, кто его обыскивал.

Тот не ответил.

– Не советую дергаться, Маньяк.

Хриплый голос раздался из гостиной. Вспыхнул свет. На стуле, с круглыми от ужаса глазами, сидела его девочка. Темные волосы разметались по плечам, на лбу алела ссадина. Короткая майка едва прикрывала ягодицы, на лице, залитом слезами, чернела полоска скотча. Слева от стула застыл верзила в камуфляже, небрежно приставив к девичьему виску вороненую сталь пистолета. Но говорил не он.

– Двигай сюда, – снова донеслось из гостиной. – Есть разговор.

Ствол сместился ниже и Маньяк почувствовал весьма сильный толчок в спину. Он двинулся туда, куда было указано. У окна в гостиной стояли двое вооруженных до зубов боевиков.

– И без фокусов, – сказал тот, кто пока оставался в тени.

Маньяк узнал этот голос еще до того, как переступил порог гостиной. В полутьме на кожаном диване сидел светловолосый мужчина лет сорока. На скуластом лице застыла улыбка. Тонкие русые усы обегали насмешливо приподнятые углы губ и сливались с острой бородкой. Слева на шее изогнутые линии татуировки скрывал воротник рубахи, расстегнутой до пояса. В открытом вороте на золотой цепи жужжала пристегнутая «пчела».

– Трюкач, – тихо сказал Маньяк. – Какого черта?..

– Сократим беседу, – властно перебил его мужчина. – Не для того я сюда добирался, чтобы болтать.

– Кстати… – начал Маньяк, намериваясь поинтересоваться, чего не сиделось тому в Цитадели и какого черта понадобилось ему в городе?

– Заткнись, Маньяк. Говорить буду я. В противном случае, за каждое твое слово ответит она. Ты понял?

Дайвер медленно опустил голову, гася в душе приступ ярости.

– Это понятно. Только для начала разговора распорядись убрать ствол. Хватит тыкать девочке в лицо.

Трюкач помолчал, задумчиво разглядывая дайвера. Потом перевел взгляд на верзилу в камуфляже и кивнул. Тот послушно отвел пистолет в сторону.

– Все очень просто, – негромко произнес тот, кто диктовал условия. – Ты приносишь мне одну вещицу. И получаешь назад свою девочку. Живую и невредимую. Слово я умею держать. Ты знаешь.

Маньяк молчал, ожидая продолжения. Даже сейчас, в такой опасной ситуации, в его голове зрел план. Уйти самому было легче легкого. За спиной, дыша в затылок, продолжал стоять обыскивавший его боец. Судя по всему, он опустил ствол во время начала разговора. Но даже если не так, был шанс выбраться: достаточно было уйти влево, рвануть на себя высокого мужчину и, прикрывшись им как щитом, выйти к лестнице. Нет, уходить через дверь Маньяк не собирался, наверняка во дворе, не замеченные им, тоже были люди. Под лестницей имелась неприметная дверь, ведущая в подвал. А там люк в туннель. И потом ищи свищи его за пустырем.

Одному можно было уйти. Но это был не выход. Он втянул девочку в неприятную историю, ему и вызволять ее. Взять в заложники того чудака, что продолжал торчать за спиной? Тоже не лучший ход. Хозяин Цитадели, решившийся на такую игру, пожертвует им без промедления. Был шанс выстрелить в Трюкача – неизвестно, как без него поведут себя остальные. Но «пчела», жужжащая на его груди, первую пулю поймает, это факт. А вот для второго выстрела времени может и не хватить.

Дайвер ждал. В том, что названная вещица будет лежать за пределами добра и зла, можно было не сомневаться.

Трюкач не стал играть в молчанку. Он озвучил предложение до конца.

– Ты принесешь мне русалку.

– Черт! – не сдержался Маньяк. – А почему не Циклопа?

– Ты не дослушал. Ты принесешь мне русалку живой.

На миг дайвер почувствовал себя на глубине. Ощущения были те же. Вдруг из легких выбили остатки кислорода, и нестерпимо захотелось глотнуть воздуха. Он медленно перевел дыхание, чтобы скрыть крайнею степень волнения.

– Ты шизофреник, Трюкач, – Маньяк разлепил сухие губы. – Это невозможно.

– Нет в мире ничего невозможного. Я вот, например, в тебе уверен. И твоя девушка тоже. Правда, милая? – Трюкач подмигнул, бросив взгляд в сторону Аленки. – И она жива только потому, что я в тебя верю.

– Трюкач…

– Не говори ничего, – поморщился хозяин Цитадели. – Я все продумал. Тебе останется выполнить все четко, без суеты. Иначе я не рискнул бы просить тебя об этом, – он улыбнулся. – Я дам тебе препарат на основе «янтаря». Достаточно сделать точный выстрел и отключить русалку. Вот и все.

– Сам не рискнешь?

– Каждый должен заниматься своим делом. Мой удел…

– Издеваться над беззащитными девчонками? – подсказал Маньяк.

Трюкач глубоко вздохнул и в тот же момент верзила ударил Аленку по щеке. Маньяк дернулся и в спину ему с опозданием ткнулся ствол.

– Не угадал, – покачал головой Трюкач.

– Естественно, – стараясь оставаться спокойным, сказал Маньяк. – Ну подстрелю я русалку. А дальше что?

– Это уже вопрос. Почему не обсудить его? То, что прикоснуться к ней нельзя, я тоже обдумал. Получишь термический мешок. Из «подушек». Пока она в отключке, наденешь на нее. Я облегчу тебе задачу. Тащить ее сюда тебе не придется. Совершим обмен в Цитадели. Принесешь русалку туда. Получишь назад свою зазнобу. В целости и сохранности. Я думаю, в твоих интересах обернуться в кратчайшие сроки. Я, видишь ли, терпеливым никогда не был… – Почему в Цитадели?

– Так удобнее, ты не находишь? – Трюкач не ждал ответа. – Кроме того, с тобой пойдут помощники. Дам тебе троих. Вон, Ухарь пойдет с тобой, – он посмотрел на верзилу, стоявшего рядом с девушкой. – И Врубель. Вы уже познакомились, когда он тебя обыскивал. Ну и третьего тебе подберу. Тоже парень не промах. Донесете, короче.

– Упростил задачу. – Маньяк криво улыбнулся.

– Это я могу. Выходите завтра, на рассвете. А пока проспись. Тебе полезно.

– Последний вопрос, Трюкач.

В ответ хозяин Цитадели только поднял брови, дескать, валяй.

– Почему я?

– С этим как раз просто. Если не сможешь ты, не сможет никто. Считай это высокой оценкой. Твоих достоинств, – Трюкач криво усмехнулся.

Дайвер открыл было рот, чтобы сказать, что ему посрать на подобное заявление. Но тут почувствовал, как что-то кольнуло под правой лопаткой. И в то же мгновенье на него стремительно обрушилась темнота.

 

4

Марго почувствовала прикосновение к шее и дернула головой. Они с Робинзоном сидели на корме небольшой, основательно потрепанной стихией лодке, назвать которую яхтой, язык не поворачивался. Шеф занял место неподалеку. Шесть человек, не считая навигатора с помощником, разместились на сидениях. Погруженные в свои мысли, пассажиры напряженно вглядывались в предрассветный туман. Никто не обращал на них внимания. Но все равно девушку взбесило прикосновение. Она так надеялась, что хотя бы издалека ее можно было принять за парня. В специальных штанах, кроссовках, в жилете с множеством клапанов, надежно скрывающих грудь, бейсболке, надвинутой на глаза. Несмотря на строжайшее предупреждение, Робинзон продолжал время от времени оказывать ей знаки внимания, чем выдавал ее с головой. Вот и сейчас он не внял ни жесту, полному раздражения, ни короткому взгляду, в котором отразилась злость.

– Зачем ты их так коротко обстригла, – наклонившись к ней, сказал Робинзон. – Вон парень сидит с длинными волосами и ничего.

– Замолчи, – бросила Марго и перевела дух, чтобы не сорваться.

– Да перестань, никто не слышит. Ма…

И тут она не сдержалась – со всей силы наступила ему на ногу. От неожиданности парень охнул.

– Я помню, помню, – спохватился он. – Ты – Февраль. Дурацкая кличка.

Болтун. И не заткнуть этот фонтан. Может, напрасно она взяла его с собой? И Шеф как телохранитель вполне бы справился со своей задачей. Складывалось впечатление, что опасный рейд для Робинзона не более чем увеселительная прогулка. Если бы девушка не знала, на что способен этот парень в экстремальной ситуации, то теперь впала бы в отчаяние. А может, все дело в том, что время, когда мир, сорвавшись с проложенных рельсов, полетел в пропасть, парень пересидел в глубине большого острова, одного из немногих, уцелевших в восточном полушарии?

Однажды Марго увидела снимки со спутника. Эта была не та Земля, которую все знали. Странное и пугающее зрелище… Многие считали апокалипсис вторжением, некоторые долго откладываемым и наконец, свершившимся концом света, ниспосланным человечеству за грехи. Старинный друг, профессор, как-то высказал свою точку зрения на происходящее.

– Это естественный процесс, – объяснил он. – И происходит он раз в… допустим, пятьдесят тысяч лет. С уверенностью могу привести в пример лишь несколько. Сотни тысяч лет назад огромный и единственный континент Пангея вдруг оказался разделенным на части и эти части стали разъезжаться в стороны. Появились и исчезли динозавры – наверняка, тоже не одобрившие такое развитие событий, – мужчина улыбнулся. – Потом ледниковый период. Да, на сей раз не повезло нам. Но, – он загадочно ей подмигнул, – мне кажется, что тот, кто экспериментирует, просто не замечает нашего присутствия. Занятый глобальным преобразованием. Когда ты делаешь ремонт в доме, ты же не обращаешь внимания на всяких там жучков-паучков? Более того, тебя заботит только один вопрос: чтобы их было поменьше.

– И кто этот таинственный экспериментатор? – спросила тогда Марго. – Инопланетяне?

– Инопланетяне, полагаю, тоже чье-то орудие… Эхе – хе… Я просто человек, девушка. Я могу только строить предположения. Но одно могу тебе сказать: еще благодарить надо этого вершителя за то, что не случился новый ледниковый период. Боюсь, в этом случае, от нас всех осталось бы лишь воспоминание.

А так у нас есть шанс.

– Выжить?

Профессор грустно кивнул. Больше девушка его не видела. Он сгинул на бесконечных водных просторах, так и не оставив надежду отыскать жену, оставшуюся в другом городе. Кому как ни Марго было понятно отчаянное стремление найти потерянную родственную душу. Пусть даже разум и твердил о смертельно опасном, обреченном на неудачу предприятии.

Выживать – очень правильное слово. Вдруг от всех цивилизованных основ, закладываемых тысячелетиями, равно как и от веры в бога, тоже имеющей право на существование, не осталось камня на камне. Неожиданно оказалось, что все они звери. Убий. Укради. Вожделей добра ближнего своего. А уж о том, что произойдет, если тебя ударить по щеке, лучше не думать. Да и не бьют сейчас. Убивают. Чтобы ни единого шанса…

Кораблик плыл в тумане. Постепенно прозрачная предрассветная дымка стала плотнее и укрыла воду плотным ноздреватым саваном. Мотор негромко бухтел, толкая яхту в серую муть. Море? Нет.

Под дымной пеленой колыхалось, ворочалось нечто чуждое. Стоило только представить себе, как погружаешься в промозглую субстанцию, и ледяной холод брал сердце в тиски. Но теперь поздно думать об ужасах. Марго не знала дороги назад. Она имела все основания полагать, что разбирается в людях. И если правильно то, что она успела понять, Маньяку было наплевать на предрассудки. Им двигали другие чувства. Тип мерзкий, никто не спорит. Но баб любит – это написано на его гнусной роже. И стремление оградить слабый пол от опасности еще не изъела в его душе коррозия нового мира. Она правильно все рассчитала: в открытом море ему будет не отвертеться. Не бросит же он беззащитную женщину умирать?

Туман сгущался. Наверняка все пассажиры, включая и длинноволосого паренька, думали об одном и том же: как умудряется капитан, используя допотопные навигационные приборы, вести судно в непроглядной серой мгле?

Робинзон не отрывал от девушки влюбленных глаз и Марго постоянно ловила себя на желании ударить его чем-нибудь потяжелее. Потом она смирилась. Примут за голубых? Невзлюбят? Да и хрен с ними! Только пусть отведут ее в эту гребанную Цитадель!

Двигатель работал монотонно. Пассажиры молчали. И постепенно нервное возбуждение, владевшее Марго с момента отплытия, стало спадать. Глаза закрывались. В тот момент, когда девушка готовилась скользнуть за грань реальности, вдруг стих мотор. Оглушительная тишина повисла над морем. Из тумана – а может, из сна? – потянулась к борту длинная мертвенно-бледная рука с синими, обломанными до полос запекшейся крови ногтями.

Тишину прошил звук автоматной очереди.

– Стреляйте! – заорал капитан.

В тот же миг Марго почувствовала, как ее схватили за шкирку. Шеф среагировал молниеносно. Он сдернул девушку с сиденья в тот самый момент, когда в месте, где ее уже не было, в воздухе сжались крючковатые, костистые пальцы. Боль в спине от удара о лавку отрезвила Марго, но реальность ничуть не отличалась от кошмарного сна.

Со всех сторон к низким бортам застывшего без движения судна тянулись десятки рук. Тощие, в кровоподтеках и ссадинах, они цеплялись за крашеные бока, как потерпевшие крушение за последнюю надежду. С круглыми от изумления глазами Робинзон выхватил нож и пригвоздил человеческую кисть к корме. Злость его была так сильна, что он не смог вытащить оружие с первого раза. Пока он старался выдернуть застрявшее между костями острие, вцепившаяся в его жилет рука заставила его стать осмотрительней.

Шеф, убедившись, что Марго находится в относительной безопасности, лупил по туману короткими очередями. Пули вязли в дымных клубах, выбрасывая вверх белые лохмотья. Девушка и не заметила, как в ее руках оказался АДС. В противном случае Робинзону пришлось бы туго: тот, кто держал его за одежду, с неожиданной силой рванул на себя. Марго нажала на спусковой крючок. Две пули повредили запястье, лишив конечность подвижности.

Что-то орал помощник навигатора, пытаясь запустить не подающий признаков жизни двигатель, суетились пассажиры. Полный мужчина, сидевший по левому борту, приподнялся, вынимая оружие из рюкзака. От неловкого движения лодка накренилась.

– Тише, гады! – гаркнул капитан. – Перевернемся! Все на корм мертвякам пойдем!

– Так что делать? – жалобно крикнул длинноволосый парень, сидевший с другой стороны от Марго.

– Стреляй, придурок! Отобьемся!

– Они раскачивают лодку! – Полный мужчина тяжело дышал.

– Мы умрем, капитан? Умрем? Делай что-нибудь! – не унимался длинноволосый.

– Иди ты… – капитан выругался. – Если не заткнешься, я сам тебя пристрелю.

Двигатель не издавал ни звука. Те пули, что находили цели, не могли хоть сколько-нибудь серьезно повлиять на ситуацию. Внезапно серая пелена пошла волнами. Туман стал растекаться по сторонам и оттуда, из мелькнувшей синевы, показалась голова с редкими волосами, прилипшими к черепу. И тут же, словно ждали сигнала, в клубах дыма стали проявляться мертвецы. Раздутые, синюшные, с лохмотьями одежды, не скрывающими страшных ран, заполненных черной, шевелящейся массой. Медленно и странно, как будто не вода была под ними, а нечто твердое, они поднимались.

– Заводи бандуру, капитан! – крикнул Робинзон, направо и налево ножом кромсая пальцы, вцепившиеся в корму. Пока ему удавалось отбиваться, но с каждой секундой положение ухудшалось – туман клубился, выталкивая все новых и новых тварей.

– А я что делаю! Мать-перемать! – ругался капитан.

Двигатель молчал.

Серая бездна выбросила вверх настоящее чудовище. Огромный мертвец подтянулся и легко перевалился через левый борт. На его страшном, покрытом мокрыми язвами лице в дыру беззубого рта был намертво вбит загубник оборванного дыхательного шланга. Толстяк, меняющий рожок, увернуться не успел – когтистые пальцы сошлись на его куртке. – Шеф! – не сдержалась Марго.

Тот обернулся и одним росчерком автоматной очереди снес нападавшему полчерепа. Мокрые ошметки полетели во все стороны, забрызгав Марго. Но утопленника это не остановило. Он намертво вцепился в жертву и отступать не собирался. Толстяк орал, отбиваясь прикладом. Лодку качнуло влево, и девушка переместилась, чтобы удержать равновесие.

– Сидеть, суки! – матерился капитан. – Перевернемся!

Его не слушали. Судно качалось. Сначала влево, потом вправо, едва не черпая бортом воду. Зажатая с двух сторон – Шефом и длинноволосым – Марго стреляла, с гнетущей тоской выбирая прицелом очередную цель. Вот так неудачно закончилось то, что и начаться не успело! Где справедливость? Если бы она умела, то заплакала бы. Но слезы кончились три года назад. Слева, подтверждая ее худшие опасения, вынырнуло огромное тело. Длинноволосый и опомниться не успел. Покрытые струпьями руки ухватили его за куртку. Парень пронзительно взвыл. Марго развернулась, но как назло сухой щелчок возвестил о том, что патроны кончились.

– Шеф! Помоги! – крикнула девушка, но было поздно. Нечеловеческая сила сдернула длинноволосого с сиденья и поволокла за борт. Парень из всех сил пытался оторвать пальцы от одежды, но его неумолимо тянуло в море.

– Помогите! – хрипел он.

В последний момент, оставив попытку поменять рожок, Марго ухватилась за куртку парня, задравшуюся у пояса. У нее не хватит сил его удержать!

– Шеф! – взмолилась она.

Рывок. Парень выл в голос, падая в море. И тянул девушку за собой.

– Февраль! Оставь его! – Верзила обхватил ее за пояс, таща к себе. – Оставь!

– Нет… Помоги, – шипела она, но пальцы разжимались, не в силах удержать такую тяжесть.

– Отпусти! Ты его не спасешь! – Робинзон бросился к ней.

Длинноволосый скользил вниз, ломая ей сведенные судорогой пальцы. Он кричал, погружаясь в туман. Потом крик его захлебнулся.

– Оставь его, – сквозь зубы проговорил Шеф и рванул девушку на себя.

Марго разжала руки и парень упал в море. Мгла поглотила его, мгновенно сомкнувшись над головой. И в тот же миг завелся двигатель. Допотопная яхта дернулась и, постепенно набирая ход, двинулась вперед.

 

5

– Пошутишь еще раз, козлина вислорогая… – верзила не договорил. Он держал Маньяка за шею, плотно обхватив заскорузлыми, сильными пальцами, почти не оставив возможности вздохнуть.

– И… что тогда? – на выдохе прохрипел дайвер. – Убьешь?

– Не убью. Но покалечу. Обещаю.

– А потом? На себе таскать будешь?

– Если понадобится, – веско бросил Ухарь и разжал руку.

Маньяк как подкошенный рухнул на пожухлую траву, долго кашлял и отплевывался.

Врубель сидел на мохнатом, покрытом сухими водорослями камне и время от времени бросал короткие взгляды на реку, будто ножом разрезавшую остров, и на лодку, стоявшую у берега на приколе. Маньяк продолжал надсадно кашлять. Получалось вполне правдоподобно. Врубель улыбнулся, но так, чтобы никто не заметил. Ни Ухарь, ни Клещ. Какой хрен сподобился назвать дайвера Маньяком? Будь на то его воля, он назвал бы его Артистом. Это здоровяк может принимать на веру кажущуюся слабость лысого мужика, а вот Врубеля не проведешь.

Хотя… Если быть откровенным перед собой, вполне возможно, и он попался бы на удочку. Только перед глазами еще стоял тот случай года два назад. Врубель тогда сидел за столиком в кабаке, никому не мешал. Рядом с ним, загадочно улыбаясь, примостилась коротко стриженая брюнетка. Она похотливо шарила под столом, то и дело останавливаясь на его коленях. Или чуть выше, всего и не упомнишь.

С чего все началось, неизвестно. Не было ни предварительных криков, ни ругани, ни взаимных посылов далеко и очень далеко. Прямо на глазах у Врубеля, преодолев в свободном полете метра три, не меньше, ломая плетеную изгородь, в барную стойку влепился человек. Он ударился лицом о выступающую часть и медленно съехал вниз, оставляя за собой кровавую дорожку. Он уже ничего не видел и не слышал. Глаза его закатились, из открытого рта потекла тягучая слюна.

Без паузы следом за ним вылетел упитанный мужчина лет сорока, в разорванной до пояса футболке. Только на сей раз ускорение ему, судя по всему, придал толчок пониже спины. Толстяк споткнулся и, не удержавшись на ногах, головой врезался в многострадальную стойку, только левее лежащего без сознания человека. Послышался звон разбитого стекла, сдавленный крик, шумная возня.

– И кому предлагать? Мне?

Донесся до Врубеля гневный голос.

– Я в прошлый раз тебе уже все объяснил?

Послышались нечленораздельные слова.

– Чего ты не понял, Стайер? Того, что я рабами не торгую?

Сшибая на своем пути остатки поломанной изгороди, из отдельного кабинета в зал вывалилась парочка. Высокий мужчина пятился, бубня что-то себе под нос. На него наступал, держа за отвороты светлой куртки, лысый мужчина. Как потом объяснили Врубелю – тот самый легендарный Маньяк.

Лысина его блестела, отражая свет фонарей, подвешенных к потолку. А в глазах – отсюда хорошо было видно – плескалась такая ярость, что Врубель невольно позавидовал себе. Что не его волокли сейчас через зал.

От входа уже спешили к месту разборок два дюжих охранника, возглавляемые пышущим праведным гневом Бронтозавром.

– Маньяк! Ты совсем совесть потерял? – Бармен постарался взять инициативу в свои руки.

Воспользовавшись тем, что дайвер отвлекся, высокий резко дернул головой, пытаясь ударить противника. Но то ли сделал это недостаточно жестко, то ли просто не рассчитал. Мужчина охнул. В то же мгновение дайвер отпустил его, чуть оттолкнув от себя. Высокий согнулся в три погибели, закрывая рукой лицо. Между пальцами из разбитого носа струилась кровь.

– Какого черта? – возмутился Бронтозавр. – Маньяк, возьми себя в руки. Мне тут проблемы не нужны. Хочешь с ним разобраться…

– Ты, – прошипел тот. – С тобой еще отдельный разговор будет.

Два охранника – косая сажень в плечах – не спеша приближались, стараясь обойти возмутителя спокойствия с двух сторон.

– Ты чего, мужик? – деланно удивился Бронтозавр. – Я-то здесь при чем?

Он не договорил. В руках Маньяка появилась бутылка. И полетела через зал, в голову бармена. В последний момент тот успел пригнуться. Раздался звон. Бутылка угодила в зеркальную стенку за барной стойкой. Посыпались осколки, увлекая за собой водопад всевозможных горячительных напитков. Виски, водка, коньяк, – все потекло на пол, ломая стеклянные полки. Запах спиртного стал настолько сильным, что девица, сидевшая рядом с Врубелем, зажала нос.

– Вот это парень! – кокетливо хихикнула она.

– Маньяк! Остынь!

– Чего завелся?

– Да забей ты!

Со всех сторон к месту побоища подтягивались люди. Они пытались увещевать, призывая решить дело мирным путем. Кто-то, малость зарвавшись, рискнул оказаться в опасной близости от хулигана.

И был остановлен властным приказом:

– Не подходи. Убью.

В руках Маньяка словно сама собой возникла еще одна бутылка. Коротко, страшно он грохнул донышком бутылки по столу. Ощетинившись острыми краями, в полутьме блеснула «розочка». Сочувствующих в единый миг как корова языком слизала. Началась суета, столпотворение. Любопытство заставило Врубеля подняться, стряхнув с колена шаловливую ручку соседки, и протиснуться ближе.

По долгу службы охранникам некуда было деться, но, к досаде Врубеля, все кончилось быстро. Он ожидал море крови, вбитых в горло осколков, кишок, вывалившихся из разорванного брюха. Ничего подобного не произошло. Воспользовавшись передышкой, на Маньяка сзади бросился высокий мужчина, успевший придти в себя. В кровавых соплях, размазанных по лицу, со сломанным носом, горящий праведным гневом, он успел сделать несколько быстрых шагов.

Дайвер не видел, что творилось у него за спиной. И Врубель уже с удовольствием предвкушал, как высокий ударит хулигана – много ли надо для ума всерьез зарвавшемуся лысому?

Мгновенно, словно у него на затылке вдруг выросли глаза, дайвер повернулся. И тут же, с разворота, не останавливаясь, засадил ногой верзиле в живот. Тот охнул, взмахнул руками и добил спиной многострадальную стойку, и так держащуюся на честном слове после падения мужчины, первого вестника начинающейся разборки. Дерево треснуло в нескольких местах, сломалось, вниз посыпались обломки, накрывая тела.

Один из охранников наконец осознал, что хлеб надо отрабатывать и бросился на дайвера. Маньяк успел развернуться в последний момент. Он не стал пускать в ход «розочку». С левой, на подлете он нанес нападавшему сокрушительный удар в челюсть. Раздался хруст сломанной кости и продолжительный крик.

Второй охранник решил, что игра не стоит свеч. Он остановился и развел руки в стороны, показывая дружелюбность намерений. Отчего-то этот жест остудил хулигана. Замахнувшись, он послал грозную «розочку» в уцелевшее у стены стекло, добив тем самым бутылочную выставку. Под стеклянный, нескончаемый перезвон Маньяк пошел к выходу, переступив через тушу толстяка, у которого так и не хватило смелости подняться.

Дайвер шел через заметно поредевшую толпу зевак. Прямой, несгибаемый, злой. И только напоследок бросил, саданув плечом Бронтозавра:

– С тобой еще будет отдельный разговор… Врубель потянулся, разминая затекшие мышцы. Так что, это Ухарю – с его двумя извилинами – не терпится на собственной шкуре испытать то, что сделало Маньяка легендой. Врубель свою шкуру берег. Он представлял, на что способен лысый мужик. Самое интересное – угадать момент, когда тот пойдет ва-банк. В том, что это произойдет не сейчас, Врубель не сомневался. А вот когда час хэ настанет, главное, выжить. Шлепнуть мерзавца? Если бы все решалось так просто. Трюкач бросил столько сил, средств, даже жизней, чтобы найти правильный подход к Маньяку. О чем это говорит? Только о том, что русалка для него – вопрос жизни и смерти. Так что вторая пуля будет ясно для кого. Даже в том случае, если с дайвером случится несчастье, нельзя рассчитывать на прощение. Врубель тоскливо вздохнул. С одной стороны подопечный Маньяк может грохнуть. С другой – достанет Трюкач. Этот найдет и на том конце света.

Маньяк не дурак. Залог его осмотрительности – девчонка. Но собственную игру начал, без сомнения. Что у него на уме? Убить сопровождающих? Вряд ли. В одиночку русалку не возьмешь. Тогда что? А может, Врубель зря приписывает ему столько качеств, не такой уж он крутой? Это тоже не требовало доказательств. Как ни старался парень скрыть от всех свою личную жизнь, но и на старуху бывает проруха. Вычислили его любовницу. Сколько усилий было приложено, чтобы компромат заполучить. Все без толку. И слежка была организована по всем правилам, и знали, что тот ныряет в подземку. Только там ходов-выходов до дури, на всех поворотах по бойцу не поставишь. Так что накрылась слежка медным тазом. Особенно после загадочной смерти Лиса. Нашли его в коллекторе, с перерезанным горлом. И Сэмвэла нашли. И Шустрика. Маньяк? Неизвестно. Может, гадость какая-нибудь в заброшенном коллекторе завелась. Своего – это Маньяка – не трогала. А нормальных мужиков на запчасти разбирала.

Вычислили логово дайвера случайно. Зазноба его проговорилась. Не в том месте, не в то время. Похвастаться подружке захотелось, с кем теплую постельку делит. Нет, знакомая не при чем. Но разговор услышал тот, кому и карты в руки. Так что на каждого крутого покруче найдется.

Игра началась. Главное – не пропустить, когда начнется заварушка, и первому стать у руля. Пусть Ухарь с Клещом считают, что все козыри у них на руках. Врубель оценил бы шансы фифти-фифти. И вот когда чаша весов качнется в одну или в другую сторону, Врубель будет думать. На чьей стороне жизнь, на той стороне и правда.

Остров Невезенья. Так называлось место, где они находились. С легкой подачи престарелого морского волка Гришука. Длинная узкая полоска суши, со всех сторон окруженная водой. Неширокая речушка делила остров. В большей части глубина ее не превышала метра, поэтому некоторое время предстояло пройти пешком, таща лодку волоком. Бросили жребий. Первому примерить на себя роль бурлака досталось Клещу. Он и потянул за канат, сопя от напряжения. Маньяк бодро вышагивал впереди – без автомата, вооруженный лишь ножом, оставленным ему исключительно для самообороны, перепрыгивал через множественные ручьи, расползшиеся по сторонам от основного русла.

Речушка извивалась между камнями, изредка огибая валуны, и постепенно ширилась. Берега раздвигались, водный поток медленно перекатывался через местами выступающие камни. По обеим сторонам реки чахла унылая растительность. Среди травы – странной по цвету, будто лишенной красок – тянулись ввысь деревья. Если конечно, так можно было назвать то, что росло наоборот. Узловатыми прутьями протыкая низкую облачность, виднелись частые ряды корней. Покрытые тонкими волосками, с налипшими кое-где комами земли, они производили удручающее впечатление. Там, где уродливые создания только пускали ростки, земля напоминала разрытую могилу, покрытую острыми кольями.

Врубель шел следом за подопечным, гася в душе приступы злости. Маньяк бесил его – идет себе налегке, только что не насвистывает какую-нибудь веселую хрень. Нестерпимо хотелось засадить в ненавистную спину пару-тройку пуль. Палец так и чесался на спусковом крючке. Не будь этой гребанной «легенды», может, и не пришлось бы пускаться в опасное путешествие. Сидел бы себе в Цитадели, изредка выбираясь по заданию в город, когда требовалось пришить кого-то из неугодных боссу людей.

– Эй, Врубель, – к нему присоединился верзила, – не нравится мне все это.

«Кому здесь понравится?» – подумал боец и промолчал.

– На хрена было сюда забираться? – не унимался здоровяк. Говорил он тихо, чтобы не слышал подопечный. – Может, мы плохо все обдумали? Как-то быстро все случилось. Я толком и не въехал.

– Мы же все обсудили, Ухарь.

– Обсудили. Тогда казалось, что выхода нет. Вот я и согласился. А теперь думаю, что надо было попытаться.

– Ты сам видел, братан.

– Да, видел, но…

Врубель его не слушал. План похода обсудили заранее. Единственное место, где русалок можно встретить всегда – Мертвое озеро. Именно туда неизвестно в силу каких причин сносило всех утопленников. Океан – когда-то источник жизни, теперь жестокий, расчетливый убийца – не отдавал своих жертв. Даже после смерти. Огромное, без видимых берегов пространство, окруженное неприступными скалами с многочисленными бухтами, выводящими к воде пещерами, подводными гротами. По свидетельству немногих, Мертвое озеро заполнено трупами под завязку. Вот там и обитали твари, питающиеся мертвечиной. Нет, трепещущая жертва им тоже была по вкусу, но кто же откажется от дармовщинки?

План обсудили заранее, и сразу же стало ясно, что кому-то свыше наплевать на расчеты. Коррективы начались сразу после отплытия. После трех часов относительно спокойного плавания выяснилось, что пути дальше нет. На полном ходу – хорошо хоть, Маньяк, сидевший на кокпите, успел заметить (что б ему пусто было) – чуть не вляпались в «тяжелую воду». Если не обратить внимания на водную гладь абсолютной чистоты, то выбраться оттуда практически нельзя. Можно врубать двигатель на полную мощь, можно потом грести до потери сознания – без толку. Ты не продвинешься и на сотню метров. Потом, через недели, месяцы, когда «тяжелая вода» исчезнет, в открытое море выбросит пустую лодку. Потому что все утопленники прямиком направляются в Мертвое озеро. В лучшем случае, на корм русалкам. В худшем? Человеческое сознание не в силах это описать. Поговаривали, что «тяжелая вода», как бы это точнее выразиться? Отходы Циклопа. А уж моча это или фекалии, умники не уточняли.

– Может, надо было попытаться? – все бубнил Ухарь. – Я сам, помнится, обогнул «тяжелую воду» – ее же легко вычислить, ты же знаешь. И ничего. Жив.

«Обогнул ты. Как же. Если бы тогда не Чегевара, хрен бы ты обогнул, придурок», – подумал Врубель.

В слух же сказал:

– На хрена так рисковать, братан? Ничего страшного не случилось. Ну, потеряем максимум полдня. Так что? Живы остались!

– Живы. Наверняка был другой выход. Я тогда согласился, а теперь…

– Теперь поздно. Думать.

– Согласен. Но впредь учти, что принимать решение буду я.

«Ага. Если бы мы ждали, пока ты надумаешь, до сих пор бы там и стояли, в теплых водах, доступные для пули любого мародера».

– Ты понял? – спросил Ухарь. – Трюкач не одобрит задержку.

«Да. Здоровяк задницу порвет за босса. А от Клеща вообще любой подлянки можно ждать. С полчаса идет за спиной, а между лопатками аж свербит», – подумал Врубель и кивнул головой.

– Я тебя понял.

– Отлично, – твердо сказал здоровяк. Хорошо еще, за горло не схватил, и за это ему спасибо.

Боец снисходительно усмехнулся, пытаясь спустить разговор на тормозах. Он хотел еще добавить что-то примиряющее и не успел.

Низкое гудение, словно они вошли в действие высоковольтной электростанции, заполнило воздух. Реакция оказалась настолько же мгновенной, насколько и бесполезной. Отчаянно взвыл Клещ, выпуская из рук канат. Трехэтажным, зло выругался здоровяк, сжимая в руках ненужный АДС.

– Вляпались!.. – Ухарь ругался без остановки. – Я же говорил! Говорил! Сука!

Он не сдержался, и выпустил очередь в сторону Маньяка, продолжающего идти как ни в чем не бывало. Тот на секунду сбавил темп, пригнулся и пошел дальше.

– Врубель! – орал Клещ. – Циклоп! Мы все подохнем!!

«И без тебя знаю, – устало подумал тот. – И то, что это Циклоп. И то, что сдохнем». Силы разом оставили его. Зачем суетиться? Это конец. Сейчас он получит ответы на все вопросы. Раз и навсегда. Боец опустился на камень, выставив вперед ствол. Он знал, что пули ничто для совершенного орудия убийства, но все равно рассчитывал выпустить всю обойму. Чуть позже, когда их накроет. В траву, укрывшись за валуном, рухнул Ухарь и принялся водить стволом, ловя прицелом цель, что могла появиться в любую секунду. Он ругался, не переставая. Таких заковыристых матюгов Врубелю слышать давно уже не приходилось. Истошно выл Клещ и, наконец, не выдержал. Перепрыгивая через окаменевшие русла высохших ручьев, он помчался прочь, закинув за спину автомат.

И только Маньяк продолжал неспешно идти вперед. Впервые Врубель подумал о нем с уважением.

Умеет держать марку, мерзавец.

Гудело без перерыва. От низкой частоты вибрировали камни, дрожала трава.

– Сука! Куда прешь!.. – бешено орал здоровяк. Видно, и его бесила чужая отвага на пороге грядущего небытия.

Пошла мелкой рябью вода в речушке, словно в стакане воды где-нибудь в поезде дальнего следования. От сильного звука закладывало уши. Циклоп охотился. Теперь не существовало методов спасения – ни чутья, ни везенья, ни уменья прятаться или быстро бегать. Вся живая органика – смертники. Циклоп легко покрывал площадь более километра. Множество квадратных метров, где все живое долго и мучительно умирало, постепенно разлагаясь.

«Это наверняка будет больно, – мелькнула мысль у Врубеля. Скоро я узнаю об этом. Только рассказать будет некому».

Маньяк шел. Отсюда, с пригорка, было хорошо видно, как мелькала его спина, когда он, не торопясь, перескакивал через камни. Ухарь оставил попытки его достать. Он замолчал, исчерпав запас матерных слов, и лежал в траве молча, часто и тяжело дыша. Врубель смотрел дайверу в спину: интересно, этот чудак и дохнуть будет весело, с шутками и прибаутками? И правда Маньяк. Теперь понятно…

Додумать он не успел. Дайвер остановился, словно напоровшись на невидимую преграду. На реке стал вздуваться пузырь. Радужная пленка, покрывающая нечто, дрожала над водой, растягиваясь от берега до берега. Сфера пучилась, все выше поднимаясь над поверхностью реки. И вдруг лопнула, выбросив вверх игольчатый шар диаметром метра полтора. Зеленовато-серый, ноздреватый, покрытый наростами, он завис в воздухе. И в тот момент, когда до Врубеля стало доходить, как сильно они ошиблись, шар словно взорвался изнутри, вытянув по сторонам прозрачные щупальца. Почему ни одно из них не коснулось Маньяка, осталось загадкой. Там, где конечности твари дотронулись до деревьев, мгновенно вспыхнула кора. Синее пламя, гудя, рванулось вверх. Подул ветер, раздувая пожар.

И в ту же секунду прямо в беззащитное нутро, освобожденное от игл и щупалец, брошенный рукой Маньяка полетел нож.

Врубель вскочил, нажимая на спусковой крючок. Спустя миг к нему присоединился и здоровяк.

– Морская звезда! Вот мы идиоты! – заорал Ухарь, выпуская очередь в красноватое, с синими прожилками нутро твари. Лупил короткими очередями Врубель, метя точно в центр.

Однако все это было уже лишним. Острие ножа угодило прямо в сердцевину. Тварь схлопнулась, втянула внутрь щупальца и с шипением рухнула в реку, подняв тучу брызг. Клубы пара скрыли ее с глаз. Потом ноздреватый шар, потерявший форму, выплыл из дымного воздуха и покатился в лес огромной шаровой молнией. За ним потянулась огненная дорожка.

Маньяк стоял, развернувшись, глядя на них. На его лице, озаренном пламенем, горела улыбка. Отблеск огня плясал на черепе, таял в абсолютно безумных глазах.

– Эй, парни, – спокойно сказал он. – А вам не кажется, что мне нужен еще один нож?

 

6

Серая громада девятипалубного океанского лайнера навеки застыла на приколе. На обшарпанных боках некогда роскошного судна темнели ржавые разводы. «Призрак» – краснела надпись на носу – неуклюжая, с неровно прописанными буквами и тянущимися вниз потеками. Издалека казалось, что написано кровью. Часть уцелевших иллюминаторов белесо отражала дневной свет, слепо таращась на швартующиеся лодки. Нижняя часть опущенного трапа касалась деревянного настила. За вбитые крюки цеплялись канаты многочисленных лодок и яхт всех мастей. Их было так много, что Марго, пытающаяся прикинуть количество людей на «Призраке», сбилась со счета.

Девушка долго не могла придти в себя после смерти несчастного парня. Ей не хотелось смотреть ни только на пассажиров, прибывших с ней, но и на Робинзона с Шефом. Они все улыбаются, радостные от того, что избежали гибели. И это бесило больше всего! Если бы они все навалились тогда, длинноволосого парня наверняка удалось бы спасти!

– Февраль, – примирительно сказал Робинзон, протягивая ей руку, чтобы помочь сойти с лодки на помост.

Она бросила на него полный досады взгляд, отказавшись от помощи. И боковым зрением отметила, как удивленно покосился на них толстяк, идущий следом. Все. Дело сделано. Может, надо было съездить ему по физиономии, чтобы видели все и сразу сделали вывод – насмешек она не потерпит.

Шаткий трап дрожал, пока они всем скопом поднимались на борт. В холле было грязно. В длинноворсовом некогда ковролине на полу зияли, обнажая палубу, прожженные дыры. Обшарпанные настенные панели цвета морской волны покрывала сеть трещин. В углу, подсвеченная странными бородавчатыми пузырями застыла изрешеченная пулями стойка. И только арка металлоискателя по-прежнему радовала глаз безупречным серебряным блеском.

Вновь прибывших встречала группа вооруженных до зубов людей.

– Добро пожаловать на борт, покойнички!

Откуда-то из бокового коридора вынырнул бойкий, жилистый мужчина, сплошь покрытый татуировками на видимых частях тела.

– Шутки у тебя, Вовчик. – Капитан той лодки, на которой они прибыли, обогнал зазевавшуюся девушку и протянул руку для приветствия. Тот, кого назвали Вовчиком, пожал ее, потом подмигнул Марго, окинув ее таким цепким взглядом, что ее бросило в жар. Вдруг показалось, что мужчина вычислил ее в два счета. Уж лучше сойти за голубого, чем за девчонку! Еще не хватало оказаться здесь одной, в компании сотни разгоряченных мужиков! И только заметив, как Вовчик точно так же подмигнул невысокому парнишке, сходящему с трапа на палубу, она успокоилась.

– Проходите, чувствуйте себя, как дома, – дружелюбно наставлял Вовчик. – На пятой палубе к вашим услугам варьете, на шестой казино. На «Призраке» имеются пять бассейнов, способных удовлетворить самого взыскательного клиента. Шесть баров, и разумеется, бар четыре икса, для понимающих толк в красоте женского тела. У нас тут их немного. Всего одна девочка. Зато какая… Жгучая штучка!

Кто-то из прибывших заржал, как жеребец на выгуле.

– Один знаток, я вижу, есть, – усмехнулся татуированный. – Кроме того, на нижних палубах сауна, бильярдная и еще один бассейн с выходом прямо в открытое море. Это для любителей экстрима…

В толпе опять засмеялись.

– Хорош заливать, – поморщился капитан и милостиво добавил. – Эй, салаги, кому интересно – кабак, где можно промочить горло, выше уровнем, по трапу.

– Точно, – подтвердил Вовчик. – Только прощения просим, лифты ни хрена не работают.

– Всегда, наверное, – ухмыльнулся навигатор.

Марго информацию уяснила. Взглядом показав Робинзону на лестницу, она не успела сделать и нескольких шагов. Ее остановил Вовчик.

– Эй, парень, – негромко сказал он. И несмотря на возникший шум, его услышали все. – Я еще не дал распоряжения уходить. Пойдешь, когда я скажу. Огнестрельное оружие на борту использовать запрещено. Тот, кто нарушит закон, упокоится на морском дне. Это ясно?

Ему не ответили. И тут на глазах у Марго из суетливого рубахи-парня Вовчик превратился в того, кем и был – хозяина «Призрака».

– Я не слышу! – рявкнул он.

– Все понятно!

– Так ясно же все!

– Не первый раз, Вовчик, все понятно.

Пока каждый считал своим долгом ответить, Марго молчала. Она всегда плыла против течения.

Татуированный обернулся и посмотрел прямо на нее. Пока он ждал ответа, она успела рассмотреть причудливые изгибы линий, сбегающих со лба на щеки, змейку из маленьких иероглифов, ползущую по подбородку вниз, за воротник. Он тоже был бритым, как и Маньяк. Но издалека казалось, что на голове росли волосы – настолько часто крестили череп тонкие темные линии. Марго четко уловила момент, когда не стоило дальше искушать судьбу.

– Я все понял, – ответил она.

– Тебя как кличут, парень? – тихо поинтересовался Вовчик и шагнул к ней. В тот же миг, мягко, но настойчиво оттирая зазевавшихся локтями, рядом обозначился Шеф.

– Босс, в чем дело-то? – вставил слово Робинзон, но хозяин «Призрака» его не слушал.

– Февраль, – назвалась Марго.

Вовчик последовательно оглядел Шефа, потом скользнул по Робинзону и, наконец, остановил взгляд на ней.

– Ясно. Значит, безбашенный. Тогда слухай сюда: ты тут будешь на особом счету. Глаз с тебя не спущу. Мне тут проблемы не нужны. Усек?

– Да. – Из-под крыла бейсболки девушка окатила татуированного холодным взглядом.

– Добро, – медленно процедил Вовчик и отвернулся. – Все свободны. Кому нужна каюта или медикаменты, все вопросы к нему, – он показал на худого мужчину в камуфляже.

Не обращая больше внимания на хозяина, под приглушенный шепот Робинзона «не лезь на рожон, Февраль!» Марго поднялась по лестнице, разглядывая свое отражение в уцелевших зеркалах. И осталась собой недовольна. То ли мужиковатая девчонка, то ли женственный парень. Может, следовало снять бейсболку? Чтобы стриженный ежик русых волос отвлекал внимание от походки, напрочь лишенной брутальности?

Двигаясь по холлу в единственно возможном направлении, уверенно расправив плечи, девушка старалась пошире расставлять ноги. В длинном коридоре, ведущем в зал бывшего варьете, напротив разбитых видовых окон, на продавленных диванах сидели дайверы. Кто-то курил, кто-то сжимал в руке стакан. Слышались приглушенные разговоры, перемежаемые отдельными выкриками. Стоял мерный гул.

У одного из окон Марго остановилась и вгляделась вдаль. Текущая водная гладь, покрытая пенными барханами, сливалась с горизонтом. Ветер нес седые облака, изредка обнажая проплешины, в которых угадывалась небесная синь. Слева тучи сгущались и по туманным полосам, стянувшим небо и море, видно было, что там идет дождь. Внизу, у причала теснились лодки, яхты. Словом, тоскливый пейзаж, в котором присутствовала некая притягательность. Притягательность нового Океана… Океана, заселенного чужими… Страшного и завораживающего одновременно…

Девушка заставила себя отвести взгляд от гипнотического зрелища и то только после того, как Робинзон спросил:

– Ты есть будешь?

– Все буду, – отозвалась она.

– В смысле?

– И есть. И пить. Водку.

Робинзон хмыкнул.

– Понял. Идите, устраивайтесь за столом, я сниму нам каюту. И принесу поесть.

Марго кивнула и вошла в зал, не ожидая сюрпризов. Она пошла было дальше, высматривая свободный столик, и тут же остановилась как громом пораженная. Открыв от изумления рот, она разглядывала ее. Прекрасную и ужасную. Русалку.

В центре зала, на месте предполагаемой сцены, огороженный невысокой металлической решеткой с устрашающей надписью «Не подходить! Опасно!», возвышался круглый аквариум. В завораживающе прозрачной синеве плавало странное создание, издалека действительно похожее на мифическую полудеву-полурыбу. С той лишь разницей, что никакого хвоста здесь не было.

Кожа русалки светилась. Складывалось впечатление, что на девичье тело ниже пояса был надет один чулок, стянувший ноги. Тонкая ткань не скрывала подробностей – длинные, стройные, почти совершенные ножки, сведенные вместе. Два круглых шарика без сосков напоминали грудь. Пластичные руки с пальцами, соединенными перепонками касались стенки аквариума. Но самое странное – голова со стеклянными волосами. Хрустальные нити колыхались в воде, мягко переливаясь в свете фонарей, падающем сверху. Огромные, черные, печальные глаза, маленький носик без ноздрей и изящный рот почти в форме сердечка.

Марго подходила ближе и с каждым шагом проступали подробности. Острые, абсолютно прозрачные когти, венчающие пальцы. И уплотнения вместо грудей, словно закрытый бутон из сложенных лепестков. И маленький рот, оказывается, имел продолжение едва ли не до ушей. Или по крайней мере, до того места, где они должны быть. Руки и ноги покрывали белесые, чуть раздувшиеся линии. Но глаза…

Не доходя нескольких шагов до предупреждающей надписи, Марго остановилась. Да, ей не хотелось бы видеть, как откроется этот ротик, в котором при желании – не ее желании, естественно – могла поместиться голова.

– Эй, новичок…

Услышала она и ухом не повела.

– Ты слышишь меня? А ты парень или девка?

– Иди ты на… – рассеяно отозвалась она, послав задающего вопросы так далеко, как смогла.

Сзади хмыкнули.

– Да ладно, шучу я. Понравилась зверушка?

Голос не отставал и Марго обернулась. Прямо перед ней, ухмыляясь, стоял темноволосый парень, ростом не выше ее.

– Будем знакомы. Хасан я. Садитесь за мой столик, а то поговорить не с кем. Все прям такие занятые…

Марго не видела препятствий к продолжению знакомства.

– Я Февраль, – представилась она. – Это Шеф. С нами еще парень, он подойдет позже.

– Отлично, всем места хватит. – Хасан пошел, лавируя между столиками. Потом плюхнулся на стул и кивнул на свободные места.

Девушка не заставила просить себя дважды. Стол был грязным, в ожогах от потушенных сигарет. Перед новым знакомым стояла тарелка с недоеденной рыбой и пара банок пива.

– А то, блин, все такие деловые, – добавил он попозже, когда Марго подвинула стул так, чтобы видеть застывшую в густой синеве русалку.

– Давно здесь? – чтобы поддержать разговор спросила она.

– На «Призраке» или в море?

– Да по-всякому.

– Давно уже. Года три. Хожу помощником навигатора на «Крокозябле».

– Что это за Крокозябля?

– Лодка такая. Капитан так назвал. А я что, спорить буду? Заработаю на свою, тогда и назову, как захочется. А вы чего здесь забыли? За каким чертом первый раз сюда поперлись? Любопытство доконало?

– С чего ты взял, что первый раз?

– Так на лбу – у тебя особенно – написано, – усмехнулся парень. – Вон как на русалку уставился.

– Можно подумать что ты, – внезапно набычилась Марго, – каждый день с ними сталкиваешься. Только хорош врать.

– Врать не буду. Но пару раз видел. Однажды вообще – всех пассажиров из лодки вытащила. Ну… почти всех. Ужас, что было. Море крови. До сих пор на лодке пятна не смываются. Жуткая тварь.

– Я вообще не думал, что русалку можно в каком-то аквариуме удержать…

Марго не договорила, Хасан рассмеялся.

– Ты что, парень? Какой это тебе аквариум? Ты ж полчаса возле нее стоял, неужели «сетки» не заметил?

– Какой сетки? – нахмурилась Марго.

– А я знаю, какой? Хрень такая прикольная… не дай, бог, конечно, столкнуться. Типа ловушки, что ли. А может, живая. Тоже хищник, почище русалки. Короче, прочная штука с мелкими чешуйками. Поймает – считай смерть твоя пришла. Нам, конечно, пары минут за глаза и за уши. Долго мучиться не придется. – Хасан потянулся за пивом.

– Да? – не поверила девушка. – А чего ж эта тварь не дохнет? Сколько она уже там?

– Всегда.

– Не понял…

– Чего тут непонятного? Когда началась вся эта заварушка… Я плохо помню то время, мне двенадцать было. Короче, когда страсти чуть поутихли, дайверы стали в море выходить и прибирать к рукам все, что плохо лежит. Вот Вовчик кораблик этот и надыбал. Он тогда, правда, еще «Принцесса Мария» назывался. Так когда Вовчик с командой сюда зашли, тут тварей было до дури. Ну и… русалка эта уже в ловушке сидела.

– И чего? Она все эти годы так и живет без жратвы?

– Ну ты, парень, вообще фишку не рубишь. Я ж тебе говорю: «сетка» это! Почему огорожено и надпись такая ты тоже не врубился?

– Да объясни толком! – сорвалась Марго.

– Я и говорю. Это ж «сетка» – все, что окажется в радиусе около метра от нее, к себе затягивает.

– Не фига себе… А я еще потрогать хотел…

– Так и потрогал бы, мужики бы хоть развлеклись…

– Добрый ты.

– Это есть. Вот с тех пор Вовчик и кормит это, чтобы оно не дохло. Я бы на его месте еще и бабки рубил, как в зоопарке. За просмотр.

Девушка заметила, как в зал вошел Робинзон, держа в руках по тарелке. Марго поднялась и махнула ему рукой.

– Вот, все, что было. – Он поставил на стол тарелки с дымящейся рыбой. – Сейчас еще принесу.

– Хасан, – новый знакомый протянул руку. Робинзон представился и ответил на рукопожатие.

Рыба пахла восхитительно – небольшая, толстая, похожая на средних размеров кефаль, начиненная специями, с обожженной на открытом огне хрустящей корочкой. Марго едва дождалась, пока Робинзон донесет остальное. Только опрокинув в рот стопку водки, целиком, по-мужски, не деля на глотки, девушка позволила себе расслабиться.

– Не знаю как тебе, – тихо сказал Робинзон, поддержав ее и тоже пропустив рюмку. – Но мне будет спокойнее, когда завтра здесь появится Маньяк…

Он сказал тихо, но Хасан расслышал.

– Маньяк? Ни хрена себе вы навигатора себе нашли. Тот самый Маньяк?

– Он самый. – Несмотря ни на что, Марго почему-то приятно было слышать эти слова.

– Да уж. Легенда эта настоящая, Маньяк. С ним не пропадете. Денег, правда, много берет, да и привередливый больно. Захочет – поведет, а не захочет – не поведет. Я три года назад начинал, так уже тогда про него столько всего рассказывали.

– Я в курсе, – отрезала Марго.

– И про «звездную пыль»? – не унимался Хасан. – Что это еще за пыль?

– Ну штуковины такие со шкуры самого Циклопа. Дохлого, правда, но… Хрен тут кто-нибудь Циклопа вообще видел. Любого. Да и слышали единицы. А Маньяк достал. Грибы, что ли. Посадишь их в землю, они растут и светятся. Типа фонарей. И вырасти могут хрен знает до каких размеров. Вы что, и в парке в городе не были?

– Были. Я вспомнил, – поддержал разговор Робинзон. – Весь парк ими усыпан. Я еще подумал, на фига такая роскошная иллюминация в безлюдном месте.

– А чего этим грибам сделается? Растут себе. Споры уже все по дворам растащили. Удобно. Такой он, этот Маньяк. А еще…

– Хватит о нем, – отмахнулась Марго. – Я думал, русалка ужасная. А она даже… Красивая по-своему.

– Красивая, – усмехнулся Хасан. – Сейчас жрать начнет, посмотришь, какая она красивая.

Вон Битюг тоже считал, что она красивая, – он тяжело и продолжительно вздохнул. – После того случая и ограду поставили. От дурней всяких, вроде тебя…

– Эй, парень, – Марго подалась вперед. – Ты говори, да не заговаривайся.

– Он мне другом был, Битюг, – новый знакомый ее не слушал. – Два года в море с ним ходили, столько всего пережили. Он вторым помощником у навигатора был. Хороший парень.

Хасан потянулся за банкой с пивом и осушил остатки одним глотком.

– Так что случилось? – не выдержал Робинзон.

– То и случилось. Все стоял часами, тварь эту разглядывал. Особенно, когда выпьет. И эта гадина тоже вылупится на него своими жалобными кошачьими глазами и смотрит, смотрит, не моргая. Руками своими дотронется до стенки и висит в воде. И волосы блестят. И главное, Битюга даже не отпугивало, когда корм ей бросали. Все равно, говорит, красивая она. Просто совершенство.

Хасан замолчал, тоскливо разглядывая что-то на столе, видимое только ему.

– Так что случилось? – уже настойчивее спросил Робинзон.

– Мне и в голову не приходило, что такое может произойти, – не слыша вопроса, продолжил Хасан. – Это… безумие какое-то. Может, он с ума сошел. Загипнотизировала она его, а?

Ему никто не ответил. Все ждали продолжения.

– Стоял Битюг, стоял, – наконец, снова заговорил новый знакомый. – Все любовался красавицей своей. И однажды просто шагнул вперед. Сетка втянула его мгновенно. И… красотка эта совершенная сожрала его в два счета. Никто и глазом моргнуть не успел. А что сделаешь? Орали все как резанные.

Кто и пальнуть успел. А что толку-то? Битюг умер сразу – она по горлу его резанула. Вода красной стала… А потом, когда она живот ему вспорола и стали оттуда кишки вываливаться… И в них, как в змеях, тварь эта плавала… Короче, не выдержал я, отвернулся…

– Ладно, Хасан, оставь, – сочувственно сказала Марго. И подвинула ближе еще одну банку с пивом. – У нас сегодня тоже парень погиб, пока мы сюда добирались.

– Русалка? – парень отвлекся от тяжелых воспоминаний.

– Не-а. Мертвяки.

Хасан кивнул.

– Совсем обнаглели в последнее время. Видно, переполнилось трупами Мертвое озеро. Нет там места для них. Помянем. Не чокаясь.

Они выпили.

– Странно, – задумчиво потянула Марго. – Говорили, что русалки амфибии. И значит, передвигаться могут и по суше. А я вот вижу – ни хрена не могут. У нее ж ноги вместе.

– Ага, – преувеличенно поддакнул Хасан. – Ты ее сюда выпусти, сразу увидишь, как ноги у нее разлепятся и тварь эта и по потолку бегать будет.

– По потолку? Да ладно, – не поверил Робинзон.

– Вот тебе и ладно! Кожа у нее… С присосками, что ли. И по стенам, и по потолку ей пробежаться как делать не хрен. Это в воде она… как бы это сказать, в общем, пощадить может. Я знаю людей, которые видели ее и в живых остались. Сытая, может быть? Так что в море – это русская рулетка. А вот на суше у нее башку напрочь сносит. Уже не ради пропитания она убивает все, что движется…

Внезапно взвыла корабельная сирена. Да так, что Марго едва со стула не упала.

– Что это? – в один голос спросили они с Робинзоном, хватаясь за оружие.

– Представление начинается, – усмехнулся новый знакомый. – Надо ж парням как-то развлекаться. Красотку твою сейчас кормить будут.

Зал оживился. Загудел. Те, кому было плохо видно, встали со своих мест. Те, кого все достало, уходили. Марго не двинулась с места – отсюда обзор был что надо. Из бокового коридора танцующей походкой вышел светловолосый парень, почти мальчишка. Тонкий, подвижный. В руках он нес здоровый черный ящик.

– Давай, Вирус, не подкачай! – крикнули из зала.

– Покорми животинку! – поддакнули ему.

– Что б на нас, тварь, рот не разевала! – закончил кто-то под оглушительный свист.

– Ну ты-то аппетитный, Хлыщ. Прямо лакомый кусочек!

– Точно, ей бы надолго хватило. Еще и заначек бы наделала на черный день!

В зале заржали.

Мальчишка в облегающем черном костюме никого не слушал. Словно фокусник он поставил черный ящик на ближайший столик и поднял руки, напрашиваясь на аплодисменты. И не двинулся с места, пока не дождался. Раздался свист, рукоплескания. Кто-то ругался матом, подначивая мальчишку.

– Ты хочешь кушать, детка? – громко сказал парень и помолчал, пережидая всплеск очередных комментариев в зале. – Да, ты хочешь кушать, девочка моя.

Странное создание парило в воде, отрешенное, абсолютно не реагируя на происходящее. Хрустальные нити мерно колыхались, вспыхивали искры, отражая свет фонаря. Огромные, печальные глаза, не отрываясь, следили за мальчишкой.

– Сегодня я побалую тебя, моя девочка! Сегодня никакой рыбы! Только свежатинка!

Русалка смотрела на него. Ее тонкая рука с перепонками между пальцами касалась прозрачной стенки.

– Да, детка, да! – возбуждающе понизив голос, сказал мальчишка. – Посмотрим, что у меня есть для тебя.

Парень в трико распахнул ящик и тут же сунул в него руку.

– Давай, Вирус, не тяни! – не выдержал кто-то в зале.

Вирус вынул руку и под оглушительные вскрики и свист за уши выудил на свет божий зверушку, похожую на огромного рыжего кролика. Зверек трепетал в его руках, отбиваясь задними ногами. Парень сделал шаг к ограде и поднял кролика выше, дразня русалку. Та висела в воде, казалось, не обращая на зверька внимания.

– Нагуляла аппетит, детка? Да?

Дождавшись очередного взрыва эмоций, мальчишка медленно, хорошо рассчитанным движением перебросил кролика через ограду. Зверек мелькнул в воздухе, в последний раз дернув задними лапами. Он не долетел до прозрачной стенки буквально полметра и по всем законам физики, должен был упасть. Но так не случилось. На секунду он завис и вдруг – словно сработал гигантский пылесос – кролика втянуло в аквариум. И тут же, мгновенно, без всяких переходов случилось преображение.

Вода забурлила. Издалека казалось, что голова русалки раскололась пополам. И то, что распахнулось во всю ширь, назвать ртом было нельзя. Острые ряды зубов – сверху и снизу разошлись, вытолкнув из красного с черными пятнами нутра нечто похожее на длинный язык. Розовато-серая петля захлестнула шею несчастного животного. Пока кролик бился в агонии, вспенивая синеву, тело русалки, державшей его на привязи, стало меняться. Вздулись жилы на хрупких конечностях, которые Марго приняла за шрамы. Что именно произошло с выпуклостями, напоминавшими женскую грудь, заметить было невозможно. Мелькнуло багровое, и в беззащитное тельце зверька ударила зеленоватая струя. Прямо на глазах рыжая шерсть стала меняться. Складывалось впечатление, что она странным образом горела. Почернела шерсть, сползая полосками вместе с кожей. Молниеносными движениями тварь несколько раз полоснула когтями по освежеванному тельцу. Пока бесформенная плоть втягивалась в распахнутую пасть, в красной от крови воде кружились ошметки мяса и клочки почерневшей шерсти.

– Господи, – после долгой паузы сказала потрясенная Марго. – Как вы все тут не боитесь!

– Чего? – не понял Хасан.

– Что в один… ужасный день вся эта ваша сетка лопнет и… Вы ж не знаете, какой у нее срок действия? Кто проверял? И это чудовище выйдет на свободу. Что тогда?

– Тогда… Тогда большинство и обоссаться от страха не успеет. Это будет большая и кровавая бойня.

 

7

Сам виноват. И это бесило больше всего. Если бы существовала хоть малейшая возможность спихнуть вину на другого, Клещ так бы и сделал. Но винить некого – сам напросился. И приключений на задницу заработал, исходя из принципов, что вели по жизни последние годы. Один из них гласил: надо быть на виду у босса, но на рожон не лезть. Оставаться в тени – удел либо шестерок, либо сильно крутых. Как показывала многочисленная практика, участь тех и иных ждала одинаковая. От шестерок Трюкач избавлялся в первую очередь. Они для того и существовали, чтобы гибнуть десятками, не оставляя в памяти даже кличек. С крутыми ребятами дело обстояло почти также. Правда, с оговорками. Босс терпеть не мог конкурентов. Если у такового хватало мозгов, он жил. Ровно до того времени, пока мысли о собственной неуязвимости не туманили ему голову.

На памяти Клеща не было ни одного случая, чтобы кто-то решился в открытую бодаться с Трюкачом. Но несанкционированные начальством исчезновения с целью начать новую жизнь, происходили частенько. Из Цитадели никто не уходил живым. А если и уходил, то живым оставались недолго. Такой вот парадокс.

Руки у Трюкача были не просто длинными, они были безразмерными. Ходили слухи, что в Цитадели, в подземных казематах, он ставит опыты над людьми, выращивая из них безотказных киллеров, используя всякие новомодные штучки на основе «янтаря» или «гремучей смести». Или вообще – «снежка». Вшит такой «чип» в мозг и до поры не дает о себе знать. Но стоит его активировать какой-нибудь бессмысленной фразой, типа, «слоны полетели на юг», и человек делает то, что было заказано. Сам, порой, не подозревая, что носит в голове мину замедленного действия. Шептали, что Врубель – один из таких. А так ли это, кто знает?

Трюкач не прощал обид. Не удалось избежать печальной участи даже Маршалу, сбежавшему, казалось бы, на край света. Его достали в Китайском городе. Не ближний свет.

А прятаться Маршал умел. По крайней мере, так говорили. В кругу проверенных людей и так, чтобы никто не слышал. Клещ подобные слова на веру не принимал. Где они, эти «друзья», когда в наше время даже стены имели уши? С его точки зрения, крутые ребята не высовываться не умели. Это тоже был один из принципов – кроме денег и спасения собственной шкуры – который ставился во главу угла. Стоило провести в безвестности, хоть и на другом конце света, некоторое время, как желание выделиться вымывало с души чувство самосохранения. И как морфин заядлому наркоману, требовались все эти сантименты, подтверждаемые кивком, исполненным благоговения: «Вот он, смотри, тот самый, легендарный»… Маршал-Провайдер-Японец. И Маньяк. Куда же без него?

Смерть крутому Маршалу досталась самая что ни есть банальная. В однокомнатную одинокую квартирку, недолго сомневаясь, подкинули «пиявку». Безобидная вещь. Если, конечно, не спать. Но стоило погрузиться в объятия Морфея, как крошечное создание заползало в ушную раковину. Резкий выброс эндорфина погружал спящего в состояние эйфории, в то время как еще до наступления утра мозг превращался в червивое яблоко. Выжить можно, никто не спорит. Если утром «страдальца» находили – с блаженной улыбкой лежащего в куче собственных фекалий – и волокли к знакомому хирургу. Но кому после нужен идиот, пускающий слюни и справляющий под себя естественные потребности? Все родственные связи канули в небытие. От любви и жалости остался один пшик. Женщины ненавидят слабаков. Братья-сестры-родители? В лучшем случае, их разбросало по свету. В худшем, их прах развеян над морем во время пожаров, сменивших многочисленные цунами, над морем, остервенело пожирающим все, что уцелело.

Был еще вариант. Встретить потерянных родственников в Мертвом озере. По свидетельству немногих очевидцев, там мертвяков миновал обычный процесс распада. То ли вода обладала исключительными свойствами, то ли очередные инопланетянские штучки, то ли вообще не существовало никаких разумных объяснений. Данность принималась на веру. Клещу бывать на легендарном озере не доводилось. Пока. И вот скоро на собственной шкуре ему предстояло убедиться, так ли страшен черт…

Или еще страшнее.

Тихо урчал электродвигатель, толкая лодку в неизвестность. Сплошная облачность сгущалась у горизонта, но видимость была хорошей. Грязно-серая вода пенилась у бортов, разбивалась в брызги у каменистых берегов редких пустынных островков.

Жалкие клочки суши цеплялись за осколки цивилизации. Вдруг спускались к самой воде и обрывались в никуда каменные ступени. Уцелевший парапет, некогда огораживавший набережную, венчала женская статуя без головы. Из каменных складок платья ветер выдувал длинные листья водорослей. Они колыхались в воздухе, но стоило ветру стихнуть, медленно опадали, касаясь воды.

Внезапно проступал из моря и снова уходил под воду участок автострады. С одиноким фонарем, трещинами, бороздящими асфальт, и остовами искореженных, ржавых машин. Кабины с выбитыми стеклами и распахнутыми дверцами давно облюбовали новые «пассажиры». Огромные крабы на паучьих ногах не спешили разбегаться при появлении незваных гостей. Они медленно выбирались на крыши, капоты и провожали пришельцев тонкими дрожащими усами антенн.

Или неожиданно тянулись из воды железобетонные стены с перекрытиями, давно потерявшими вторую опору. Выбитые двери и провалы окон с уцелевшими кое-где осколками вели в темноту. А там, в свалке из стекла, камня, арматуры, ворочалось что-то живое – огромное, быстро текущее во тьму, почуявшее приближение чужаков.

Клеща мало интересовало то, что происходило за бортом. Его взгляд словно притягивал Маньяк, вальяжно развалившийся на носу лодки и улыбающийся во все свои тридцать два зуба.

«Скалится, гаденыш, – подумал Клещ и с досадой отвернулся, – некому пересчитать тебе зубы».

Ни с чем не сравнимое удовольствие парень испытал на острове, когда Ухарь вцепился мерзавцу в глотку. Сразу всю спесь с того в один миг сшибло. Еще бы. За такую «шутку» в Цитадели дайвер зубами бы не расплатился. Соплями бы кровавыми умылся, если бы вообще жив остался. Нашел с кем шутить, с Ухарем! Клеща, может, тоже достало то, что тот постоянно прикладывается к фляге. Как только привал – лезет в рюкзак, вынимает из бокового кармана и хлоп по глоточку. Все знают, примета дурная – в море алкоголем баловаться. Только хрен из них кто рискнул замечание здоровяку сделать! И тут Маньяк, сразу после привала, когда они лодку по мелководью тащили, дождался, пока Ухарь из фляги заветной хлебнет и хитро так прищурился.

– Как коньячок? – говорит. – Нормальный?

– Как всегда, – жмет плечами здоровяк. – А тебе что, ежик кучерявый?

– Да мне-то ничего. Я думал, вкус изменился после того, как я поссал туда на привале…

У здоровяка крышу снесло. Клещ вдруг решил, что не сдержится Ухарь и доведет дело до конца. Но все обошлось, к полному разочарованию парня. Никто не сомневался, что пошутил дайвер – ничего подобного и быть не могло. Только Ухарь после этого инцидента о фляге забыл. Оно и понятно – пить ему было западло.

Тонкий, заунывный звук сначала на грани слышимости, постепенно оформился в леденящий душу скрип. По правому борту выплыл крохотный остров с детской площадкой. На каменистой, выветренной земле гнездились мхи. Зеленоватые нити водорослей, спускающиеся с обшарпанной горки, плотно опутали огромную, в рост двухлетнего ребенка, куклу. В короткие, некогда рыжие волосы вплелись грязно-коричневые пряди, шею плотно захлестнула петля лианы. Младенец улыбался. Во рту, в распахнутых пухлых губах виднелся единственный зуб. Широко открытые глаза не сводили с непрошенных гостей безумного взгляда. Ветра не было. И, невзирая на это, качели двигались. Протяжный, тоскливый звук плыл над островом, венчая безрадостную картину.

Кукла следила за проплывающей лодкой и Клещ, не в силах выдержать мертвый взгляд, отвернулся. Ему стало не по себе. Остался позади изувеченный клочок цивилизации, но безотрадный звук все плыл следом, заставляя парня мысленно возвращаться к розовощекому младенцу.

Врубель сбавил ход. Видимая часть затонувшего приморского города не внушала опасения, пугало то, что скрывала вода. Лодка двигалась на самом малом ходу. По приказу Ухаря, парню пришлось буквально вывалиться за борт, разглядывая то, что могло представлять опасность. То же пришлось сделать и здоровяку. Эти меры вполне можно было счесть излишними – если держать за ориентир многоуровневую стоянку для машин, неожиданностей не предвиделось. Врубель перестраховался, и парень был ему за это благодарен. Лучше пере, чем недо. Аксиома, сотни раз написанная кровью и принимаемая без доказательств.

Прямо по курсу поднималась спираль многоуровневой парковки. Окна нижнего этажа заливали волны. То втягивались, то ползли в море, обнажая темные провалы. В черных узких дырах выл на разные голоса ветер. Тонкий свист вдруг сменял оглушительный вой, наводя на нехорошие мысли о присутствии чего-то живого.

Четыре уровня крытого бетона, пустовавшие много лет, использовались в качестве ориентира. Насколько знал Клещ, ни у кого из дайверов не возникало желание обследовать объект. Хотя бы на предмет наличия трофеев. Парковка издалека сама напоминала охотника – серый хищник, неотступно следящий за ускользающей добычей десятками выбитых глаз, истекающий пеной, струящейся меж уцелевших зубов первого этажа.

Лодка еле двигалась. Под водой, хорошо видимое в постепенно сгущающейся синеве, стелилось безбрежное поле супермаркета, давно лишившегося крыши. Среди изъеденных коррозией, освобожденных от бетона штырей арматуры угадывались верхние ряды стеллажей. Сплошь покрытые ржавой бахромой, они разваливались буквально на глазах. Пойманный в ловушку перекрытий, от стены до стены медленно дрейфовал разнообразный мусор и постепенно оседал вниз, словно его втягивала в глотку непроглядная глубина. В такой вот тьме обожали селиться твари типа красавчика, для которого лодка, ползущая поверху, со всеми ее пассажирами не более чем один расчетливый вдох.

Клещ, без устали вглядывающийся в глубину, осторожно перевел дыхание, готовясь в любой момент нажать на спусковой крючок. Пули красавчику не повредят, но секунды-другой заминки хватит Ухарю, чтобы бросить за борт гранату. Если повезет и та попадет прямо в пасть, считай, в рубашке родились.

– Левее! Хрен тебя!..

Раздался возглас и от неожиданности Клещ едва не разрядил магазин в Маньяка. Надо отдать должное рулевому, он среагировал мгновенно. Лодка качнулась, уходя в сторону, но разворота все равно не хватило. Послышался скрежет – что-то железное прошлось по днищу, ближе к правому борту, как раз под тем местом, где сидел Клещ. Внутри у него все сжалось и ледяной ком, мгновенно стянувший внутренности, вдруг рухнул куда-то в живот. Ругался матом Ухарь, но парень его не слушал. Затаив дыхание, он ждал, когда из пробоины хлынет вода. Некстати вспомнилось, что он так и не удосужился поинтересоваться, обито ли металлом днище. Если не обито, им всем хана. Пробоину так просто не заделать – минута, другая, и все они пойдут на корм кровожадным тварям.

Время шло. Все молчали. Дно лодки оставалось сухим, и Клещ еле слышно перевел дух.

– Что там впереди по курсу, Маньяк? – спросил вдруг Врубель.

– Чисто все, – отозвался тот. – Можешь прибавить. Убираться отсюда надо. И побыстрее.

– Без тебя знаем, ихтиандр чешуйчатый, – хмыкнул здоровяк и сплюнул за борт.

Дайвер промолчал, не отрывая глаз от проступающего из тумана скалистого берега. Всю линию горизонта заняли скалы – высокие, неприступные, лишенные растительности. Почти отвесные, у подножья они были пробиты десятками гротов, подземных пещер, дробящих каменные горы на сотню километров запутанного лабиринта. Гиблое место, где заблудиться может и бывалый.

– К Мертвому озеру не бывает легких путей, – подмигнул парню Маньяк и тут же добавил тоном, не терпящим возражений: – Бери правее, Врубель.

Его слова повисли в воздухе. Лодка продолжала двигаться прямо.

– Ей, мужик, – в голосе дайвера прорезалась тревога. – Ты что, хочешь сказать, что мы пойдем через Волчью пасть?

Рулевой молчал. Лодка мягко заскребла днищем и ткнулась носом в пологий песчаный берег, как раз между двух валунов. Прямо по курсу, ощетинившись острыми камнями, малочисленный отряд ждала мертвая темнота грота. Где-то далеко срывались вниз тяжелые капли. Под перестук капели, многократно усиленный эхом, Ухарь ступил на песок. За ним последовал Клещ, и только потом на берег вышел Врубель.

– Мужики… – Маньяк выглядел удивленным, чтобы не сказать больше. – Врубель, ты не ответил. Ты что, собираешься проходить через Волчью пасть?

– Именно тут мы и будем проходить, – вместо рулевого отозвался здоровяк.

– Врубель? – не обратил внимания на его слова Маньяк.

Тот не ответил. Он закрепил на ремне АДС, проверил, легко ли вынимаются запасные рожки, нож. Взвесил в руке гранату и только потом посмотрел на дайвера.

– Вылазь, – коротко бросил он.

Маньяк сидел, не двигаясь, вперив в бойца тяжелый взгляд.

– Не будь дураком, Врубель, – с расстановкой произнес дайвер. – Пути через Волчью пасть нет. – Как это нет? – встрял в разговор здоровяк.

– Вот так это. Я неделю как оттуда. Там гнездо… Уже не зоргов, а не пойми чего.

– Гнезда зоргов везде. Поднимайся, тварь, – рявкнул Ухарь.

– Ты такого гнезда никогда не видел, здоровяк. Человек пятьдесят бы еще справились. И то – под вопросом. А наша отважная четверка для них даже не закусь, а так, развлечение. Ты свои никчемные яйчишки почесать не успеешь, как тебе их оторвут. Чуешь, чем пахнет, здоровяк?

Терпенье у верзилы кончилось. Тот, кто лишил его заветной фляги, повинен был смерти, пусть приговор и считался отсроченным до поры. Ухарь подошел к лодке, сидевшей на мели, и наклонился. Жилы на его шее вздулись, когда он за отвороты куртки выволок на берег Маньяка, не оказывающего сопротивления.

– Ты пойдешь туда, куда скажу я, – сквозь зубы проговорил он и швырнул дайвера на скалистую стену.

Удар оказался сильным, видно здоровяк вложил в бросок всю свою злость. Дайвер напоролся спиной на острый выступ и, зашипев от боли, медленно съехал вниз, в прозрачную серую воду.

– Врубель, хоть ты объясни этому придурку, вперед хода нет.

Маньяк сделал попытку подняться, но верзилу, только входящего в раж не могла удовлетворить такая скорая разборка. С грацией свирепой кошки он подскочил к дайверу и вздернул его за грудки, снова прижав спиной к камням.

– Ты будешь делать, – Ухарь выругался матом, – то, что я скажу. Пусть даже заставлю тебя жрать дерьмо. Я объясняю это тебе последний раз.

Каждое свое слово – веское, расчетливое – он подтверждал тяжелым ударом с левой в живот. Маньяк хрипел. От боли его сгибало пополам. Но Ухарь продолжал бить, правой рукой держа за ненавистное горло.

– Ты поймешь это, вонь подретузная. Поймешь. Чтобы единственное, что я от тебя слышал до конца маршрута, было «так точно». Я понятно объясняю?

Маньяк задыхался. Лицо его посинело, на лысом черепе вздулись вены.

Ухарь по-прежнему не давал ему вздохнуть, и Клещ с большей долей уверенности склонялся к мысли, что через пару минут их станет на одного меньше. И как следствие убийства выполнение задания ляжет на плечи Врубеля, как бы ни бычился здоровяк. Из такой перестановки вытекал только один вывод: не станет Маньяка, русалки им не видать как собственных ушей.

– Оставь его, Ухарь, – наконец вмешался Врубель. Но здоровяк разжал руку только после того, как почувствовал весьма ощутимый толчок в бок.

Некоторое время Маньяк лежал без движения, не подавая признаков жизни, и Клещ успел мысленно с ним попрощаться. Потом дайвера перегнуло пополам. Мучительный вдох сменился надсадным хрипом, который тут же подхватило эхо, превратив почти в собачий лай. По всей видимости, падая, дайвер прикусил язык. Изо рта пошла кровь. Красное облако плеснуло в мелководье, окрасив воду.

Врубель тащил лодку ближе к глубине, когда услышал тихое:

– Хорошо еще… Сфинксов здесь нет. Плохо… бы мне пришлось.

Боец поднял голову и усмехнулся, отдавая должное остроумию дайвера. Как только течение подхватило лодку, Врубель бросил якорь и вернулся за Маньяком, оставленным под присмотром Клеща.

– Эй! – Врубель пнул носком кроссовка по-прежнему лежащего на боку Маньяка. – Вставай. Если тебя потащит Ухарь, тебе это не понравится.

– Врубель, ты умный мужик. – Дайвер тяжело перевалился на четвереньки. – Там не пройти. После поворота на Гребень Венеры хода нет. Там столько тварей, сколько ты за всю жизнь не видел. И не зорги это уже. А хуже. И не фига у них там не гнездо…

– Вставай, – приказал Врубель. – Не гнездо – это хорошо.

– Там у них колония, болван. Что это такое, знаешь? Неделю назад нам с Грешным просто повезло ноги унести. Просто повезло… Грешный – глазастый парень, разглядел на мелководье мальков. Тысячи… тысячи. Мы назад рванули, лодку на глубину и ходу, ходу. От разведчиков отбивались… Их было с десяток и то… Грешного ранили… едва выжил.

Клещ его не слушал. Что такое колония зоргов он знал. Не видел – иначе не стоял бы здесь. Но слышал от немногих уцелевших – точнее, трех из тринадцати. Клещ смотрел на то, с каким трудом обретает Маньяк равновесие, как встает, шатаясь, одной рукой держась за стену, другую прижимая к животу… И не выдержал.

– Врубель, – тихо сказал он. – Проходов сквозь скалу много, какого хрена обязательно идти здесь?

– Заткнись, – зло процедил боец. Но по глазам Клещ читал: и тому уже Волчья Пасть поперек горла встала.

– Парни, – хрипел Маньяк. – У нас одна цель. По большому счету мне на вас посрать. Но… Аленка. Мне одному с русалкой не справиться. Мое дело довести вас в целости и сохранности. Чтобы было, кому тварь потом тащить.

– Эй, мужики, чего возитесь? – негромко крикнул Ухарь, и это решило дело.

– Вперед. Потом договорим, – сорвался Врубель и ткнул прикладом Маньяку в спину, поторапливая.

Тот не стал больше испытывать судьбу. Медленно прошел по камням до носа лодки, тяжело перекинул ноги и опустился на сиденье, ссутулив плечи.

– Ухарь, – позвал Врубель.

Сдерживая раздражение, верзила обернулся. Долго смотрел на бойца, потом нехотя поднялся.

– Держи гада на мушке, – приказал он, обходя Клеща. – Дернется, стреляй. В такую башку не промахнешься.

Пока мужики отходили для конфиденциального разговора, Клещ не сводил глаз с Маньяка. Он сидел спокойно и Клещу стало не по себе. Он не слышал, что именно говорил Врубель, но ответ здоровяка долетел до него.

– … веришь? Я месяц назад там был… На один автомат работы много. – Его слова прервал неразличимый шепот. – Меняется. Но не настолько. Короче, пошли. Я сказал.

Они вернулись. Ухарь утвердился на сиденье по левому борту. Врубель занял место у румпеля.

Лодка дернулась и медленно пошла вперед. Погрузив в темноту нос, она бортами увязла в темной мгле. Внезапно Маньяк приподнял голову и исподлобья подмигнул парню.

И тогда Клещу стало по-настоящему страшно.

 

8

Если бы Марго умела плакать, то зарыдала бы в голос. Даже лучшим выходом было бы выплеснуть наружу все накопившееся в душе. Не только страх за них: за Антошку, за мужа, но и тот ужас, что сковал тело ожиданием близкой смерти. Та уже взяла разгон от прибрежной площади и катилась к окраинам, огрызаясь нескончаемыми автоматными очередями и оглушительными взрывами.

Оборона приморского города давно захлебнулась кровью. Да и не было ее по сути – глава правления, человек старой формации, все еще продолжал верить в несокрушимую силу бумаг, скрепленных печатями.

– Вам нужно сдаться! Это хотя бы шанс! – орал Гешка.

Светлые пряди волос упали ему на лоб, почти закрыв глаза. Пламя близкого пожара освещало лицо, кровавыми бликами скользя по щекам. В эту минуту особенно остро Марго ощутила, какой он слабак. Все так говорили. Наперебой и хором, но она их не слушала. Кем она была после того так осознала – ее угораздило остаться в живых после всех тех ужасов, что буквально вывернули земной шарик наизнанку? Шестнадцать лет наивности, доверчивости и счастья-полные-штаны! Ей все время везло – и душевные раны зажили на ней как на собаке, затянутые пленкой первой любви, и приморский городок, где она оказалась волею случая, миновала череда повсеместных зверств и мародерств. Местный лидер – степенный мужчина – настолько быстро и доходчиво объявил приоритеты, попросту поставив к стенке бесчинствующих бандитов, что никто и пикнуть не успел. В таком городе можно было смотреть в будущее, если и не без тоски, то хотя бы с надеждой. Что Марго и сделала. Сгорая от любви, она и произвела на свет светловолосое лопоухое чудо по имени Антошка. Радость и смысл жизни.

Глава избранного всенародно правления обещал, что с каждым годом жизнь станет налаживаться и постепенно вернется в рамки цивилизации. Не только здесь, но и повсеместно. Люди остаются людьми, даже в предлагаемых жестоких обстоятельствах, говорил он, и того, что копилось в душах тысячелетиями, нельзя лишиться за пару лет.

Как вскоре оказалось – можно.

Сейчас тело достойного мужчины, рассеченное осколками гранаты практически пополам, плавало у пирса, окрашивая воду в красный цвет. А город быстро и верно переходил в руки тех самых бандитов и мародеров, с которыми боролся старик.

– Сдаться? – кричала Марго, прижимая к груди светлую голову сына. – Ты в своем уме? Меня ждет смерть в публичном доме! А Антошку? Его что? В лучшем случае он станет бандитом… Если ему позволят выжить! А в худшем, он сгниет рабом где-нибудь в подземных шахтах! Ты этого для нас хочешь?

– Пусть бандит, но живой, – твердо сказал Гешка, тиская в руках автомат и Марго вздрогнула как от удара.

– Не смей так говорить, – сквозь зубы выдавила она. – Уходим в пещеры. До окраины они не скоро доберутся, – говорила она и сама себе не верила.

Гешка качал головой и с его волос срывались капли влаги. Он открыл рот, намериваясь опять бросить страшное «сдавайтесь», но Марго вскочила, коротким приказом затолкав ему ненавистное слово назад в горло.

– Вперед. Я первая. Вы за мной.

Муж еще качал головой, когда Антошка посмотрел на нее снизу вверх. На испачканном в грязи и крови лице, в ослепительно синих глазах не было и тени страха.

– Я не хочу быть бандитом, мама, – сказал он.

Слова сына подстегнули ее. Марго до крови прикусила губу, перехватила автомат и шагнула к дверному проему.

– Всего-то пробежаться по мелководью до скал, – выдохнула она. – У нас получится. Я знаю. – Я буду быстро бежать, мама! – твердо сказал сын.

И это были его последние слова.

– Добегу до тех камней, махну вам. Неситесь следом что было сил.

Мальчик кивнул, закусив губы, совсем как она.

– Марго! – Гешка попытался ее остановить, но было поздно.

Раздался оглушительный, совсем близкий взрыв и опасно дрогнула стена соседнего дома. Озаренная светом пожара, девушка помчалась по мелководью, отрезанному высоким пирсом от моря. Она бежала так, как не бегала никогда, птицей летела вперед, оставляя за спиной огромные, полные невысказанной надежды глаза сына. И безысходности – мужа. Выстрелы и взрывы, казалось, доносились со всех сторон. С бешено колотящимся сердцем она достигла камней и повернулась, истово махая рукой.

Городок был объят пламенем. Огромные сполохи, разгораясь, тянулись в небо, вылизывая огненными языками черный небосвод. На освещенную улочку выскочили две фигурки. Стоя на колене, забивая в прицел автомата попеременно ближайшие оконные провалы, Марго не дышала. Все внутри нее замерло, лишь стучало сердце в ритме быстро мелькавших маленьких ножек.

Он бежал очень быстро, ее маленький сынок. Он очень старался – ее светловолосое ясноглазое чудо.

Антошка бежал быстро, но не настолько, чтобы обогнать смерть.

Марго не заметила, откуда раздалась автоматная очередь. Одновременно рухнула стена дома, выбросив вверх фонтан ослепительных огненных брызг. Все слилось воедино – выстрелы, огонь – и дымовая завеса укрыла и улочку, и оконные дыры. Слух Марго отчетливо выделил из общей какофонии серию выстрелов. Она тут же надавила на спусковой крючок, слепо полоснув автоматной очередью по дымным окнам. Еще и еще раз. Уже заметив, как споткнулся сначала Гешка, как замедлил ход и остановился. Как ноги его подогнулись и, до последнего не отрывая осуждающего взгляда от того места, где сидела Марго, он рухнул лицом вниз. Потом споткнулся Антошка. Он не кричал, ее мальчик, когда пуля ударила ему под лопатку. Но упрямо продолжал бежать, споря с самой смертью. Он упал рядом с отцом, ткнувшись лбом в мокрый песок.

Девушка поднялась в полный рост, забыв оружие, выпавшее из обессиленных рук. Он шла вперед, к неподвижно лежащим телам, и сердце ее не билось. Каждый шаг давался ей с таким трудом, что легче было бы пусть себе пулю в лоб.

Она дошла. Хотя тридцать один раз – по количеству шагов – думала, что умрет.

Но она дошла.

У двух лежащих почти рядом светловолосых голов колени ее подогнулись и девушка села. Потом долго, целую вечность, она следила за тем, как два темных пятна – на уровне груди у мужа и чуть выше у Антошки – постепенно пропитывая мокрый песок, сливаются воедино…

– Марго, Марго, ты плачешь…

Позвали ее. Негромкие слова выдернули девушку из сна.

– Кто плачет? – взвилась она, подлетела с нижней полки, ударившись головой о верхнюю.

– Успокойся, родная моя, – тихо говорил Робинзон, но она его не слушала – изо всех сил вцепилась в отвороты его куртки и рванула на себя. – Это был плохой сон. Я никому не позволю тебя обидеть.

Парень все говорил и говорил. До Марго начал постепенно доходить смысл слов. Она разжала руки, отпустив воротник. И только тут почувствовала, как жжет щеки. Она провела ладонью и первой мыслью было, что ее ударили и она теперь размазывает по лицу кровь. Рука, поднесенная к глазам, оказалась чистой. Марго брезгливо вытерла ее о брюки. После очередного участливого «я никому не дам тебя в обиду», она не выдержала. Поднялась и, протиснувшись между столиком и Робинзоном, пошла к двери, на ходу вытирая лицо.

Робинзон тотчас сорвался с места. В спину ей понеслись полные дружеского участия слова, но она не ответила. Торопливо скользнула в коридор, плотно закрыв за собой дверь в каюту.

Холодный ветер студил лицо. Марго пошла к выходу на палубу, попутно разомкнув цепь из двух пьяных дайверов, замкнутую на принципе «ты меня уважаешь?». Девушка остановилась у борта, облокотившись на металлические перила. Плеск волн и шум ветра заглушил боль. Стояла темень, только дальше на палубе светились огни, еще сильнее подчеркивая мрак ночи. Где-то внизу заорали пьяные и Марго окончательно успокоилась. Если, конечно, можно считать спокойствием легкий мандраж перед завтрашним… Скорее, послезавтрашним явлением Христа народу. Но она справится. Иначе незачем было и начинать. Она обыграет этого мерзавца, и ему придется взять ее с собой!

Брат. Единственное, что согревало. Только найдя его, она обретет душевный покой. И думать по-другому она не должна, чтобы не вносить разлад в свою мятущуюся душу.

– Скучаешь, Февраль?

Раздались слова и Марго повернула голову. Ничего себе! Часа три ночи, а хозяин «Призрака» все не спит!

– Вышел воздухом подышать, – грубо отозвалась девушка, в последний момент сдерживая рвущееся на волю «а тебе-то что?».

– Чего не спится тебе? И каюту дал вам что надо, с окном. Гуляешь тут без охраны, – Вовчик говорил спокойно, проигнорировав ее тон. По его татуировке на левой щеке поползла кривая усмешка.

– А чего здесь бояться? – Марго пожала плечами. – У меня врагов тут нет…

– Пока, – мягко, но твердо поправил он ее.

Она промолчала, искоса бросив на него настороженный взгляд.

– Наверное, гадость какую-нибудь затеваешь? – мечтательно поинтересовался Вовчик.

– Тебе так хочется, чтобы я что-нибудь сотворил? – в тон ему спросила она.

– Конечно.

– Почему?

– Тогда я смогу тебя шлепнуть с чистой совестью. Концы в воду и никаких хлопот.

– Ну, шлепнуть ты можешь хоть сейчас, – она легко улыбнулась. – Делов-то?

– Думаешь?

Вовчик помолчал, разглядывая девушку в упор и той стало не по себе. Неожиданно она почувствовала себя голой. Марго первой отвела взгляд в сторону.

– Слишком много внимания уделяешь моей скромной персоне, Вовчик.

– Я так не считаю. Слышал, ты Маньяка ждешь.

Марго хмыкнула. Да уж, сведения по «Призраку» быстро распространяются.

– Только не думаю, – Вовчик покачал головой, – что он тебя дальше поведет.

– Как это? – Марго вскинула на него полный удивления взгляд. – Я уже и задаток дал, как он может не повести?

– Задаток дал…

Татуированный мужчина повернулся, сделал пару шагов и вдруг остановился.

– Маньяка когда ждешь, завтра? – бросил он через плечо. – Вот и сиди себе в каюте, не высовывайся. И… бойцу своему, который за дверью стоит, отбой дай. От меня плохого не жди. Обещаю. За других ручаться не могу… В хрен тебя и в редьку.

Вовчик ушел, вполголоса ругаясь, а она выскочила в коридор, ведущий к каютам. В узком полутемном пространстве, оккупированном с двух сторон десятками дверей, гулял ветер. Ни одной живой души на палубе не было.

 

9

Лодка не плыла. Казалось, она вязла в кромешной тьме, двигалась на ощупь, интуитивно выверяя каждый пройденный метр, словно у нее вдруг прорезалась собственная воля, своя душа. И на том пути, который она себе наметила, настойчивые приказы руля воспринимались ею в лучшем случае с досадой. Чем дольше судно скользило в гулком пространстве пещеры, тем дело обстояло все хуже и хуже.

Лодка плохо слушалась руля. Врубель до боли сжал румпель, на тихом ходу входя в поворот, и в очередной раз чертыхнулся про себя. Люфт. Сначала незначительная пауза между поворотом руля и движением с каждой минутой удлинялась. Всегда послушная лодка, чей нрав был изучен до мелочей, вдруг проявила себя с неожиданной стороны – существующая сама по себе, она не подчинялась приказам. И тому, что пока они двигались туда, куда было нужно, Врубель был обязан не своему мастерству, а совпадению целей.

Лучи фонарей скользили по черной воде и только подчеркивали гнетущее господство тьмы. Со времени, когда Врубель был здесь последний раз, мало что изменилось. Разве что сталактиты, свисавшие с потолка, удлинились, как будто были не известковыми отложениями, а чем-то живым – полипами на теле огромного животного. И сама пещера со скальными выступами, черной водой, бурлящей на перекатах, вызывала ассоциации с кишечником какого-нибудь мифического Левиафана – влажно-блестящая, истекающая соком, тяжелыми каплями бьющим в воду. Ребристые стены то раздвигались до таких размеров, что луч фонаря едва касался сводов, то сдвигались – и тогда острые камни едва не царапали борта.

Течение подземной реки делилось, огибая острова, теснилось в провалах боковых рукавов, заманивало вглубь ответвлений, обрывающихся водопадами. В бесчисленных тупиках кипела пена, бурлили водовороты, втягиваясь под низкие – ниже уровня воды – своды. Где-то далеко шумел водопад. Течение стало сильнее и Врубель выключил двигатель. И так, по самым скромным подсчетам, топлива едва хватало до перевалочной базы в затонувшем городе Фата-Моргана. В том случае, конечно, если им суждено уцелеть в подземных гротах, в чем теперь рулевой имел все основания сомневаться.

Лодка едва не чиркнула бортом по острому выступу. Врубель неприязненно покосился на бритый затылок Ухаря. Если бы в твердолобой башке здоровяка нашлось больше двух извилин, их немногочисленный отряд сейчас бы двигался другим путем, не готовясь ежесекундно к смерти от обещанных Маньяком ужасов. Заметно нервничал Клещ, судорожно вздыхал, тиская в руках АДС. Безучастно, уже не споря с отсроченным приговором, наблюдал за происходящим дайвер.

А может, Ухарь прав, и Маньяк затеял свою игру? И на самом деле его цель – заманить их в другой грот и там благополучно отдать на закланье? Если так, то какой в этом смысл? И здесь и там конец один. Снова мелькнула мысль о том, что зря не воспользовался он ситуацией и не грохнул Ухаря, пока была возможность. От Клеща, как от опасного свидетеля, со временем избавиться будет не сложно. А Маньяк… Вряд ли согласится хранить чужие тайны. Но, если судьба будет благоволить к рулевому, то дорога не кончается поимкой русалки, она ведет дальше и обрывается у неприступных ворот Цитадели.

– Ну, все, мужики, давайте попрощаемся. Заранее. Из-за твоей тупости подохнем, здоровяк, – вдруг сказал Маньяк.

Ухарь дернулся, но, слава богу, хватило ума спустить дело на тормозах. Течение подхватило лодку и стремительно вынесло в открытое пространство огромной – размерами сопоставимой с футбольным полем – пещеры. Стены раздвинулись, потолок взлетел в непроглядную высь, почти не доступную свету лучей. Однако здесь фонарями можно было пренебречь. Черные волны масляно колыхались у пещерных сводов, покрытых фосфоресцирующими натеками. Зеленоватой дымкой исходили не только стены над поверхностью озера, свет струился снизу, тщетно пытаясь пробить толщу темной, мерно колеблющейся воды.

Пещера Будды. В центре подземного озера возвышался каменистый остров, служивший пристанищем для диковинных существ. Пятнистые туши с многочисленными отростками по бокам повели безглазыми тупыми мордами в сторону лодки и одна за другой лениво сползли в озерную пену. Но не они послужили поводом для названия пещеры. На скалистом постаменте застыла скульптура странного божества. Человеческая фигура, покрытая коричневым налетом, стояла на четвереньках, опираясь на руки и подняв к потолку безносое лицо. С Буддой изваяние не имело ничего общего, но с легкой руки Пустышки, побывавшего тут первый раз, название закрепилось.

Врубель вел лодку, огибая остров с левой стороны, стараясь держаться подальше от стен. Фосфоресцирующий свет змеился в трещинах. По масляным волнам скользили частые блики. По-прежнему слышался шум далекого водопада. В гулкой тишине пещеры раздался всплеск от пятнистой туши, тяжело рухнувшей в воду.

Подсознательно рулевой ежесекундно ожидал опасности и поэтому тихий возглас Ухаря встретил обреченно, как начало конца.

– Змея, черт, – прошипел здоровяк. – Правее бери.

Рулевой послушно двинул румпель. По левому борту черная поверхность сморщилась, собралась волнами, перекатывающимися через нечто длинное, большое, скользящее в толще воды в опасной близости от судна. Врубель сдвинул румпель до предела, пытаясь избежать столкновения, и в тот же миг заметил, как вспенилась темная гладь по правому борту. И одновременно Клещ включил фонарь.

– Врубель! Змея справа!

Матерясь про себя, рулевой включил двигатель. Сейчас все решала скорость. Одна змея – плохо. Две – очень плохо. Луч фонаря, суетливо бегущий по поверхности, доходчиво объяснил, что дело обстоит еще хуже, чем представлялось в самом кошмарном сне. На водной глади дыбились седые барханы. Везде, насколько хватало света.

– Ходу, Врубель! – орал Ухарь, не рискуя жать на спусковой крючок. Еще оставалась надежда что змеи, увлеченные какими-нибудь брачными играми, не обратят внимания на близкую добычу.

– Без приказа не стрелять! – кричал здоровяк. «Ори теперь, ублюдок, – мелькнула у Врубеля злорадная мысль и тут же погасла под натиском другой. – Я-то чего радуюсь? Смерть одна на всех… Куда я, на хрен, денусь с подводной лодки». Он врубил полный ход, прокладывая путь сквозь пенные буруны.

– Придурки, – раздался спокойный и властный голос дайвера. – Это не змеи. Сбавь ход. Не поможет.

Врубель сбавил ход, подсознательно повинуясь приказу еще до того, как Фома неверующий, бурча под нос что-то нечленораздельное, включил фонарь на полную мощь. В круге света, ползущем за лодкой, проявились десятки и десятки лобастых, с руку толщиной змей.

– Твою мать, что это за хрень? – поразился Клещ, водя фонарем из стороны в сторону, стремясь охватить большее пространство. – Их же тысячи…

Врубель отвлекся на секунду, следя за лучом света, и пропустил начало шоу.

– Это детки, – сквозь зубы бросил Маньяк. – А теперь папашу встречайте, смертнички…

Он кивнул в сторону скального выступа, туда же потянулся и свет фонаря. Из трещины на стене выбиралось странное создание. Дайвер оказался прав и на этот раз – в свирепой твари, покрытой густой лоснящейся шерстью, ничего не осталось от зоргов – полулюдей, полузверей. На порядок крупнее, с огромным черепом, перекрещенным вздувшимися рубцами, напоминавшими сварочный шов на железе, с круглыми глазами и пастью, в которой не помещались ряды острых зубов. Монстр шумно всхрапнул, втянув воздух – ноздри, закрытые пленками, вспухли и опали.

– Справимся и с папашей, – в тон твари захрипел Ухарь и резанул автоматной очередью по скале.

Пули прошили пустоту. Опередив выстрелы, тварь легко толкнулась и почти беззвучно с высоты трех метров вошла в воду. Ухарь не мог смириться с поражением. Автоматные пули нещадно секли то место, где скрылся лобастый урод.

– Не настрелялся еще, придурок? – пренебрежительно бросил Маньяк. – Патроны береги. Вон тебя сколько работенки дожидается.

И без подсказки Врубелю стало ясно, что впереди их ждет смерть. Там, где подземное озеро вливалось в огромный пятиметровый туннель, многочисленные скалистые острова сплошь облепили мосластые гибкие твари. Две автоматные очереди прозвучали одновременно. В тот же миг, казалось, камни ожили. Часть уродов сорвалась в воду, часть затаилась, прикрывшись за валунами. Пули слепо били по камням, не причиняя вреда вертким тварям.

– Не суйся в туннель! – воспользовавшись паузой крикнул Маньяк. – Их там сотни!

Врубель и сам понял, что дайвер, хрен его дери, оказался прав еще раз: все видимое пространство туннеля, залитое фосфоресцирующими огнями, пришло в движение. Рулевой сбавил ход, судорожно прикидывая в голове варианты отхода. Они были, как не быть? Слева, недалеко от туннеля терялась во тьме боковая ветка подземной реки. Только этот ход через пару километров стремительного течения обрывался страшно и неотвратимо – водопадом, отвесно падающим вниз с более чем двадцатиметровой высоты.

Был еще ход – справа, спрятанный за островами. Но как обстоят там дела, отсюда не было видно.

Может, рискнуть?

Додумать Врубель не успел. По левому борту волна встала стеной, и этот черный вал выбросил вверх огромную черную тварь. Она еще летела, когда Врубель, отреагировав молниеносно, бросил румпель вправо. Одновременно выпустил автоматную очередь Ухарь. На сей раз удача улыбнулась ему: пули тяжело ткнулись в предплечье и грудь, заросшую шерстью. Не останавливаясь, здоровяк лупил короткими очередями. Чудовище рухнуло в воду, подняв фонтан брызг. Ухарь уже записал этот раунд на свой счет, но дальнейшие события показали, как сильно он ошибался.

Справа поднялась волна, разошлась в стороны, обнажив скалящееся в прыжке чудовище. Клещ остервенело давил на спусковой крючок, выжимая из пустого магазина щелчок за щелчком. Он потянулся за запасным рожком, когда на лодку обрушилось тело. Судно непременно черпануло бы бортом воду, если бы, словно в противовес, царапая острыми когтями пластик, за левый борт не зацепилось бы раненное чудовище. Не тратя патронов, Ухарь ударил прикладом по высунувшейся голове, вбив носовую перегородку внутрь черепа. Хлынула черная кровь, заливая почти человеческое лицо. Здоровяк все бил и бил, превращая морду твари в кровавое месиво.

Врубель, перехватив левой рукой румпель, сжал АДС, надавив на спусковой крючок. Пуля раздробила ключицу, вторая завязла в предплечье, лишив конечность урода подвижности. Но было поздно: железные челюсти сомкнулись на запястье правой руки Клеща. Парень истошно заорал, пытаясь выхватить нож, но нестерпимая боль мешала ему сосредоточиться.

Ухарь матерился, воюя с тварью, цепко держащейся когтями за левый борт. Врубель не мог бросить руль – лодку вело в сторону, на камни, а стрелять он опасался, из боязни задеть Клеща.

– Нож! Достань нож! – кричал он, но Клещ от боли впал в ступор.

Раненная тварь рычала, мотая головой. Сквозь зубы лилась кровь, брызги летели во все стороны.

И тогда сорвался с места Маньяк. Он воспользовался единственным, имевшимся в его распоряжении оружием. С силой он ударил кровожадную тварь ножом в голову, погрузив лезвие практически до рукояти. Урод захрипел, дернулся. Глаза его закатились. Разжав челюсти, он скрылся под водой.

Клещ стонал, прижимая к груди руку. Из запястья, вывернутого под неестественным углом, торчал обломок белой кости. Хлестала кровь, заливая лодку.

– Перетяни руку! – заорал Врубель. – Сдохнешь!

Но еще через секунду ему стало не до этого. Путь в туннель лежал между скал. Впереди по курсу вода бурлила, обнажая в зеленоватом свете огромные черепа, спины, мосластые конечности. На ближайшем выступе готовилась к прыжку очередная тварь. Если прыжок окажется удачным, лодка в мгновенье ока пойдет ко дну. Даже если до палубы долетит мертвый урод.

Ухарь сменил рожок, выстрелил, срубив в полете очередное чудовище, расписанное белесыми линиями шрамов. Но это только задержало тварь. Поймав на лету три пули, матерый урод вцепился в левый борт, со скрежетом пройдясь по обшивке. Здоровяк матерился, то посылая очередную автоматную очередь, то прикладом нанося удары по когтистым лапам, черепам. Хрипели твари, в голос выл Клещ.

Рулевой крепко держал румпель, с обреченностью осознавая очевидное: путь вперед – это путь к погибели. И даже мимолетного взгляда, брошенного назад, хватило, чтобы подтвердить догадку – отступать также было некуда. Там, позади, поверхность кипела от обилия покрытых шерстью тел. Еще чудо, что залитая водой лодка оставалась на плаву!

– Бери левее! – перекрывая шум, подал голос Маньяк.

Не отдавая себе отчета, Врубель повернул румпель. И только потом сообразил.

– Там водопад, Маньяк! – заорал он в ответ. – Хрен ли разница?

– Я знаю путь! Бери левее! Там поворот на Гребень Дьявола! Только не зевай!

– Сам ты … – матом добавил Ухарь. Он не сказал больше ни слова, когда лодка, чудом избежав столкновения со скалой, обогнула камни.

– Полный ход, Врубель! – закричал дайвер.

Лодка, виртуозно войдя в поворот, скользнула в черное жерло туннеля и, набирая скорость, понеслась навстречу грохочущей смерти.

 

10

Девка, как пить дать.

Заложив руки за спину, тяжелой хозяйской походкой Вовчик пересек холл. Он спустился по лестнице на пятую палубу, поневоле столкнувшись с собственным отражением в уцелевшем зеркале. Видеть этого невысокого, жилистого мужчину, сплошь покрытого татуировками, не хотелось. Как равно и бойцов, встретивших его у раздолбанной стойки.

– Хозяин, там у Хабиба… – начал было один из них и осекся, натолкнувшись на хмурый взгляд.

Три часа ночи. Вовчик шел по коридору мимо игровых аппаратов с треснувшими панелями, мимо пластиковых сидений, занятых неугомонными дайверами, мимо черных иллюминаторов, с трудом сдерживающих натиск тьмы. Внутри у хозяина «Призрака» все клокотало от бешенства. Когда еще он был так зол, чтобы ломило от ярости затылок? Память живо откликнулась на запрос, но воспоминание об этом самочувствие вряд ли улучшит. Скорее, наоборот.

Вовчик пинком распахнул дверь в бывшее варьете, едва не сорвав ее с петель, и с удовольствием отметил, как подскочили бойцы. Правильно, если шеф не спит, подчиненные должны быть на стреме. Замер в готовности номер раз Крендель, съедая глазами хозяина. И только собственный горький опыт удерживал его опрометчивых слов.

– Все свободны, – зло бросил Вовчик.

Боковым зрением он заметил, как сморщился Крендель, округляя рот в немом «хозяин не в духе». «Знаем мы, – Вовчик усмехнулся про себя, – как высоко ты метишь, боец. А вот знаешь ли ты, как быстро твой лучший друг докладывает мне о каждом твоем слове?» Уже давненько возникала в голове опасная мысль избавиться от опасного конкурента. И всякий раз Вовчик останавливался. Хуже явного врага может быть только враг тайный. А пока Крендель рвется во власть – в его интересах устранять возможных соперников на своем уровне. Пока его мозг занят кулуарными разборками, на большую игру его попросту не хватало.

Вовчик постоял, дожидаясь, пока опустеет зал. Когда дверь за последним бойцом закрылась, он почувствовал облегчение.

Царила глубокая ночь. И тишина. Самое неприятное, что не хотелось ни спать, ни пить. Эта подзаборная лярва взбудоражила его. Конечно, под одежду он ей не заглядывал. Но уверен был на девяносто девять процентов. Безупречная, нежная кожа без всякого намека на растительность, абсолютно женский, оценивающий взгляд и руки – с тонкими пальцами, пусть и увенчанными обгрызенными ногтями. Да! И походка! С этим нарочито широким шагом. Если поначалу Вовчик принял лже-Февраля с его спутником за голубчиков, то при близком контакте сомнения развеялись. Баба. Жди беды.

Слепо натыкаясь на стулья, хозяин «Призрака» прошел через зал к сцене – единственному освещенному месту. Он замер в опасной близости от аквариума, глядя куда-то поверх хрустальных нитей, венчающих круглую, как шар, голову русалки. Вовчик не видел, как расширились до предела глаза, как неуловимая сила втянула огромные черные зрачки внутрь черепа, оставив в ослепительной белизне два крохотных пятнышка. Русалка приоткрыла багровую, с синими прожилками пасть. Оттуда вывалился серый язык с присосками и коснулся прозрачной стены.

Только тогда Вовчик вздохнул и очнулся.

– Что, сучка ненасытная, узнала меня? – хрипло сказал он.

При звуке его голоса русалка дернулась. Тонкие нити волос колыхнулись слепящим, в свете софитов, облаком.

– Баба на корабле, – одними губами шепнул он и уже громче добавил: – Этого нам с тобой только не хватало. Ты помнишь, сучка, чем это закончилось в прошлый раз?

Вовчик сделал еще полшага – крайне опасное движение навстречу запертой в «сетке» синеве.

Лизнув длинным языком стенку аквариума, русалка закрыла рот. Теперь без темных, во всю радужку зрачков лицо ее выглядело отвратительно.

– Ты все помнишь, тварь. Я знаю, ты ничего не забыла.

Он тяжело вздохнул и, не мигая, уставился в белые, с булавочными зернами глаза. Что толку сдерживать память, если она лезла во все дыры? Как лодку с многочисленными пробоинами нет возможности удерживать на плаву – сколько не заделывай одну, вода хлещет в другую. Так и воспоминания настойчиво лезут во все щели, и как от них не отбивайся, вливаются внутрь, топят сознание.

Все знают историю завоевания «Призрака», тогда еще «Принцессы Марии». Любого разбуди посреди ночи, без запинки ответит: «Вовчик во главе отряда бойцов вступил в неравный бой с многочисленными тварями, оккупировавшими лайнер и вышел победителем. Своих, впрочем, положил немало».

Были твари. И отряд был. Вот только команду в бой вел не он. Возглавлял отряд Вертухай – бывший мент. Мужик напористый, жесткий и упрямый до мозга костей. Если уж что втемяшилось ему в башку – хрен оттуда чем вышибешь. И когда все наперебой твердили ему, что лайнер под завязку набит тварями и с таким количеством людей затея обречена на провал, Вертухай сказал, как отрезал:

– Так, братки, все самое вкусное разберут. И останется нам, как шавкам, чужие объедки подбирать, – и добавил жестче, чтобы окончательно развеять сомнения: – А тот, кто не согласен, пусть валит. С пулей в башке. От меня.

После такого заявления возражать никто не решился. Вовчику с четверкой бойцов досталось левое крыло шестой палубы. Помещение бывшего казино.

С замиранием сердца ступил Вовчик вслед за Рыжим на лестницу, ведущую выше. Огромные, с пола до потолка, зеркала, завешанные по углам зеленоватой паутиной, отразили четырех людей в камуфляже, бледных, с лихорадочным блеском смертников в глазах. И Вовчика – тогда еще без единого лепестка татуировки, с длинными волосами, собранными на затылке.

Одолев первый пролет, Рыжий замер, почуяв неладное. Свет падал из разбитых иллюминаторов выше этажом, отражался от металлических поручней и зеркал. Было тихо и только осторожный шорох, словно кто-то царапал острым по шероховатой поверхности, доносился сверху. Этот звук и насторожил бойца. Дюжий рыжеволосый парень застыл у поворота, осторожно выглядывая за угол. Он дал отмашку и Вовчик медленно двинулся правее.

Снизу, руша тишину, донеслись автоматные очереди и яростные крики. Потом все стихло и будущий хозяин лайнера решил, что ряды их основательно поредели. На этой оптимистической ноте Рыжий взмахнул рукой. Вовчик, повинуясь приказу, рванул было наверх и тут же остановился. Прямо перед ним из-за угла, под самым потолком выполз огромный, полметра ростом, краб. Перебирая длинными зазубренными ногами, он быстро скользнул вниз. Недооценивать их мог только тот, кто не видел, как молниеносно они двигаются.

Вовчик видел. Он выпустил автоматную очередь и, конечно, промазал. Краб бросился ему под ноги, щелкнув клешней в опасной близости от икроножной мышцы. Только Брекету, идущему следом, Вовчик был обязан тем, что не подрезали ему сухожилие. Точным выстрелом коренастый мужчина отбросил панцирь с отвратительно длинными ногами.

Рыжий вел огонь наверху, срезая одного краба за другим, когда Вовчик подоспел ему на помощь. В три ствола они уложили с десяток тварей. С ходу рыжеволосый парень не рискнул брать казино. Напротив, в полутьме закутка, прятался бар с уцелевшей надписью «ХХХХ». Рыжий первым двинулся туда, оставив Вовчика у входа.

Откуда, из какой дыры выползло чудовище, выше собратьев раза в полтора, неизвестно. Не ожидая подвоха, последним поднимался по лестнице худощавый парнишка лет восемнадцати, по кличке Вермут. Он закричал, так до конца и не осознав, что произошло. Когда Вовчик обернулся, то глазам его предстало страшное зрелище. Краб, поднявшийся на задние ноги, сзади атаковал парня. Чудовищными клешнями он кромсал все, до чего мог дотянуться. Из перерезанной паховой артерии фонтаном била кровь. Парень кричал, с разворота накрывая автоматной очередью все вокруг. Как он умудрился не задеть пригнувшегося Серого, осталось для всех загадкой. Вермут падал, ноги его не держали, а сзади, резал и резал беззащитное тело краб. Парень завалился набок, заливая кровью лестницу, оставляя красные подтеки на зеркалах. Подоспел Серый, срезал чудовище, откинул то, что от него осталось, к стене, бросился к раненому и попытался перевернуть тело.

Что-то орали Брекет и Рыжий. Агония сотрясла окровавленное исполосованное тело и парень обмяк.

– Тварь! Тварь! – кричал Серый, посылая пули в уже мертвого краба.

– Побереги патроны, – воспользовавшись паузой, сказал Брекет. – Пригодятся.

Так и случилось. С той лишь разницей, что пули – все, сколько их было – оказались бесполезными. Нет, бар четыре икса приготовил обычный коктейль и два десятков крабов, искромсанных, разобранных на запчасти, остались гнить среди пилонов и мягких, обитых багровым бархатом диванов.

Когда все было кончено, Рыжий пересек небольшой холл и остановился перед закрытыми дверями, ведущими в казино. Он оглянулся на Вовчика, стоявшего рядом. Подмигнул, дескать, «справимся, не боись», и первым шагнул в ад.

То, что спасения нет не только для них, но и для всех на корабле, Вовчик понял не сразу. В распахнутой настежь полутьме, среди разбитых аппаратов и перевернутых игровых столов после света не было видно ничего.

Рыжий осторожно шагнул за порог, но мог бы этого и не делать. Мог бы остаться у входа и все равно смерть настигла бы его мгновенно. Не имело значения, в каком порядке кто двигался. Не только здесь, везде на лайнере. Но грибница первым поразила Серого, идущего последним. Тонкие нити выстрелили из абсолютно пустой стены, молниеносно пробив кожу. Из рук седовласого мужчины выпал автомат. Тело его взлетело в воздух, зависло на секунду и с размаху вбилось в стену. Да так, что треснул череп, выплеснув по сторонам серое вещество.

Даже тогда Вовчик не осознал, что же конкретно им угрожает. Рыжий оказался сообразительней. Он взвыл, круша автоматной очередью все вокруг. И сквозь нечеловеческий вой его горло вытолкнуло одно слово:

– Грибница!

Он уже был мертвецом, когда орал. Грибница настигла его на бегу. Он пытался одолеть путь к выходу, через холл выбраться на открытую палубу. Если бы ему повезло, он упал бы в море с двадцатиметровой высоты и разбился. Но ему не повезло. Со всех сторон – с потолка, с пола – подцепив в полете тело растерзанного краба, в Рыжего влетели сотни, тысячи тонких нитей. Упругих, режущих кожу, ломающих позвоночник. Черные стрелы пробили его тело насквозь. Угнездились, разжимая сведенные судорогой пальцы, давившие на спусковой крючок. Вовчик видел, как змеятся под кожей темные нити – тонкие, точно повторяющие путь кровеносных сосудов, километры едва заметных хитросплетений. Крик Рыжего захлебнулся. Он повис в воздухе – еще живой, но уже мертвый.

В углу сидел Брекет – дрожащий, мало что понимающий в ожидании близкого конца. Из его рук выпал автомат, с синих трясущихся губ срывались бесчисленные «нет-нет-нет-нет».

Лайнер ожил. Вовчик чуял это. Шестым чувством, поселившимся в нем с тех самых времен, когда он впервые столкнулся с грибницей. Беспорядочную стрельбу сменили крики, потом установилась кратковременная тишина – и все понеслось по кругу. Так будет продолжаться до тех пор, пока не погибнут все. Хотя смерть в данном случае понятие относительное. Иногда грибница убивает сразу и тогда от человека со временем не остается ничего. Совсем. А черные стрелы втягиваются внутрь того, из чего возникли. Но чаще жертве оставляют жизнь. Тончайшие нити пробивают кожу, змеятся, повторяя путь, проторенный кровеносными сосудами. Они сокращают сердечные мышцы, принудительно вентилируют легкие, питают мозг. Человек существует весь отмеренный ему срок, воспринимая окружающее пространство и не в силах пошевелиться. Месяцы, годы не в силах даже свести счеты с жизнью.

Оставшийся в живых стоял, едва дыша, тяжело привалившись спиной к раме иллюминатора. Скоро лайнер ждет тишина и почти три десятка полутрупов, подвешенных жутковатой гирляндой под потолком. И тогда живые позавидуют мертвым.

И Вовчик не будет исключением.

 

11

Лодка летела в ревущую тьму. Она практически не слушалась руля. Течение вело под уклон, с каждым пройденным метром увеличивалась скорость. Экстремальный рафтинг в кромешной темноте, смертельный аттракцион, где каждый поворот мог стать последним. Луч света от фонаря, который держал Маньяк, чертил зигзаги на низких и влажных пещерных сводах. Вода кипела у бортов, словно слюна в пасти огромного чудовища, зубами вцепившегося в ускользающую добычу.

Судно швыряло от стены к стене, и Врубель с трудом удерживал его на плаву. Если бы пещерные своды были унизаны острыми камнями, им пришлось бы плохо – их окровавленные тела, включая и крутого Маньяка, уже неслись бы вниз, и только выступы скал замедляли бы стремительный спуск. Но на их счастье, стены, отполированные течением до зеркального блеска, представляли лишь относительную опасность. Хотя… Лодку подбросило и Врубель прикусил язык – на кой черт расставлять приоритеты, когда, отмеренная сотнями поворотов, впереди их ждала бездна?

Судно бросало на перекатах, выбивая румпель из рук. Луч света прыгал по стенам, нырял вперед, проявляя в темноте то искрящиеся влагой своды, то бурлящий поток. Грохот нарастал. Тьма всасывала лодку, тянула вниз. В природе не существовало сил, способных выдернуть ее отсюда, перенаправить в спокойное русло.

С пугающим безразличием Врубель понял, что скоро умрет. Маньяк, которого он воспринимал как рискового, но здравомыслящего человека попросту их обманул, подтолкнув навстречу гибели. Сейчас, прокручивая в голове варианты, рулевой задним умом осознал, что единственной возможностью выжить был путь назад. Но крутой дайвер сказал и они, как агнцы, отправились на закланье… Хотя почему они? В его руках руль и флаг ему в руки. Маньяк задумал умереть с музыкой, прихватив с собой напоследок почетный эскорт из трех придурков. Право, смешно думать, что какая-то сомнительная девица сумела завоевать каменное сердце. Логичнее предположить, что он задумал избавиться от сопровождающих и слиться, надеясь, что Трюкач не достанет его. А вот когда задумка не удалась, Маньяк сыграл ва-банк. Пан или…

Скоро лодку сбросит со скалы, черепа их разлетятся от удара о камни, а мертвые тела водоворотом затянет на глубину, чтобы выбросить в районе Мертвого озера. Вот там они и встретятся с русалкой.

Только уже не как охотники.

Справа, вжавшись в сиденье, качался Клещ, прижимая к груди искалеченную руку. Слева мертвой хваткой вцепился в борт здоровяк. Даже его коротко стриженый затылок выражал предельную степень упрямства. Если на секунду допустить, что дайвер не врал, то безысходность, в которую они погрузились по уши, целиком ложится на мощные плечи верзилы. И, пожалуй, кратковременное, но ни с чем несравнимое удовольствие доставила бы лишь пуля, разнесшая к чертям собачьим эту тупоголовую башку.

Рокот усиливался, лодка неслась вперед. Брызги студили разгоряченное лицо Врубеля. Румпель рвался из рук. Но был скорее соломинкой. Сломанное рулевое управление не помешает течению бросить хлипкое суденышко с немыслимой, никем из живых не считанной высоты.

– Врубель! Держись левее! – крикнул Маньяк.

И Врубель удивился тому, с какой поспешностью он выполнил приказ, как послушно ухватился за слова, рождающие надежду. Он вывернул румпель, но, вопреки его воле, лодку упрямо толкало вправо. Тщетно Врубель пытался заставить судно слушаться руля – седые волны угрюмо несли пойманную добычу прямиком в бездну.

Лодка чуть двинула носом влево, бестолково вклиниваясь в бурлящий поток. Но через секунду, словно опомнившись, снова дернулась вправо. «Бесполезно!» – хотел крикнуть Врубель, но в горле пересохло. Умные мысли встречным потоком воздуха выбило из головы, оставив чудовищную пустоту, на дне которой разрасталось ожидание неминуемой смерти. Сердце сжали ледяные тиски. Рулевой хотел вздохнуть и не смог, принимая в лицо очередную порцию холодных брызг. Грохотало так, что закладывало уши.

– Дай ей продых! – что есть сил крикнул Маньяк, перекрывая шум.

Врубель обреченно ослабил хватку, следуя приказу. Это мало что изменило. Лодку несло, прибивая к правой стене. Она стремительно, как гоночная машина, не сбавляя скорости, вошла в поворот. Отчего-то рулевой решил, что этот изгиб будет последним. В глазах у него потемнело, и сердце дернулось в груди, отсчитывая гулкие удары. Но луч света нырнул вперед, подпрыгнул к потолку, отмеряя прямой участок русла. Бешеным зверем ревел близкий водопад.

– Врубель! – кричал дайвер. – Как только крикну, выворачивай влево! До отказа! Теперь все от тебя зависит, мужик!

Рулевой успел удивиться тому, как умудряется Маньяк перекрикивать такой шум. Почуяв слабину, седой поток швырнул лодку на округлый каменный выступ. Судно зацепило бортом валун и его повело влево, и в тот же миг что есть мочи заорал дайвер:

– Давай, Врубель!!!

До отказа, вложив в поворот все свое желание жить, Врубель навалился на румпель. Сначала он решил, что его усилия пропали даром. Ничего не случилось и последний шанс упущен. Но лодка лениво по дуге пошла влево, повторяя путь, проложенный лучом фонаря. Еще миг, заполненный отчаянным ожиданием, и свирепый поток, разделяясь, буквально втолкнул судно в боковой рукав, незаметный за каменной глыбой.

Еще не веря в удачу, Врубель до боли сжимал рукоять румпеля. Десять. Двадцать секунд прошло и лодка, вписавшись в поворот, пошла ровнее, постепенно замедляя ход. Грохот, отрезанный скальным массивом, стал стихать. И только тогда рулевой перевел дух.

– Молодец, мужик. – Маньяк улыбался. – Да мы с тобой горы свернем.

Одобрительно хмыкнул здоровяк и Врубеля отпустило. Под лучом фонаря отливала серебром черная вода. Глухой рокот свирепым рыком напоследок проводил упущенную добычу и все стихло.

– Ну вот, мужики, а вы боялись…

Что-то победное, принимая на себя все заслуги, говорил Ухарь. Врубель его не слушал. Разом навалилась такая усталость, что стало трудно дышать.

Словно услышав его мысли, подал голос Маньяк.

– Скоро пещера будет с отмелью. Там и дух переведем.

Он оказался в очередной раз прав, этот крутой дайвер. Не прошло и получаса, как потолок взлетел вверх, пещерные своды раздались, впуская лодку в открытое пространство подземного озера. Сверху, истекая влагой, спускались известковые тела сталактитов. Здесь царила тишина и покой, прерываемые перестуком тяжелых капель, срывающихся с потолка.

– Правее бери, – деловито распорядился Маньяк. – Там отмель. Песочек.

Впрочем, до песка дело не дошло. Сплавленный в стеклянный пласт, он вдавался в отмель, куда и причалила лодка, скребнув днищем по осклизлым камням.

– Наконец-то, земля, – сказал Ухарь и первым ступил на берег. – Привал.

Дайвер перешагнул через борт. Он бросил задумчивый взгляд на Клеща, по-прежнему баюкающего на груди искалеченную руку, и посмотрел Врубелю прямо в глаза. Невысказанный вопрос, оставшийся без ответа, повис в воздухе. «Как быть с парнем?». Рулевой поспешно отвел взгляд в сторону. Навалившаяся усталость не позволила ему даже мысленно развить эту тему.

– Так и иначе, но часик у нас есть, – произнес дайвер, садясь у стены.

– Какой еще часик? – нахмурился Ухарь, опередив на долю секунды вопрос, вертевшийся у Врубеля на языке.

– Такой. Вы что же думаете, здесь оставаться до вечера?

– Будет так, как я скажу, тюлень мохнорылый, – голос здоровяка зазвучал тверже, Ухарь наверстывал упущенное. – Мы больше двадцати часов на ногах. Часов пять на сон то, что нужно.

– Ага. Самое то, – ухмыльнулся Маньяк и Врубелю стало плохо от этой улыбки. – Вон туда посмотри, здоровяк, – дайвер махнул фонарем в сторону. Луч света утонул в глубокой трещине, змеившейся по стене и уходившей в воду. – Видишь тот ход? Думаю, видишь, крыша у тебя подтекает, конечно, но еще не снесло ее окончательно.

– Ну, вижу, и что? – набычился Ухарь, игнорируя последние слова.

– Это единственный выход отсюда. Часа через два… но я могу и ошибаться… приливом пещеру затопит. Так что, мы, с твоего позволения, будем выбираться. А ты спи. Спокойно. И пусть вода… тебе будет пухом.

– Черт, – ругнулся здоровяк, но на сей раз поверил Маньяку безоговорочно. – Так давай выбираться.

– Час у нас еще есть.

– Много ты знаешь. Час, два, – передразнил его Ухарь. – Потом отдохнем.

– Собрату своему помочь не хочешь? – прищурился дайвер.

Верзила помолчал, вперив в него полный ненависти взгляд. Потом нехотя поднялся, подошел к лодке и извлек на свет мешок.

– Давай сюда свою клешню, – зло сказал он, вынимая аптечку.

Врубель сидел, привалившись к камням спиной, и безучастно наблюдал за тем, как здоровяк сначала вколол парню обезболивающее, а потом швырнул в лицо упаковку эластичного бинта. В его поведении читалось то же, что подсознательно донимало Врубеля, уже записавшего Клеща в смертники.

– Слышь, мужик, – Маньяк опустился рядом с Врубелем на корточки. – Там сложный участок будет. Придется плыть под водой. Минуту, не меньше. Лодку затопим и с собой потащим.

Врубель коротко выругался, но без энтузиазма, больше для проформы. Сил на энтузиазм не осталось.

– То-то и оно, – дайвер перехватил его взгляд, брошенный на раненого, но промолчал. – Упакуемся здесь. Метров через сто поднырнем и уже выйдем с другой стороны мыса. Если все получится, считай, в рубашке родились.

– Кое-что мне не нравится.

– В смысле?

– Что значит это твое «если»?

– Ну, брат, ты забыл, где находишься? Тут все возможно, – дайвер развел руки в стороны.

– Ладно, я понял, – вздохнул Врубель и едва удержался, чтобы не добавить «командуй».

Он промолчал, но последующий час расставил приоритеты, убедительно доказывая, кто в доме хозяин. Ухарь не выдержал милостиво отпущенное дайвером время – задницу его припекало и почти на физическом уровне он ощущал, как текут минуты, каждая из которых могла стать точкой невозврата. Только природное упрямство позволило ему наблюдать за тем, как переодевался Маньяк, как тщательно упаковывал одежду в герметичный рюкзак, как надежно прятал его в специальный ящик на носу. Но стоило дайверу выпрямиться, как здоровяк сорвался с места.

– Подъем, мужики, – скомандовал он.

Врубель успел только снять куртку, как Ухарь в полной боевой готовности, с биатлонным ремнем, удерживающим АДС, уже застыл, сверля его недружелюбным взглядом. «Ты еще копаешься?» – ясно читалось на его лице.

Потом, сидя в лодке, готовой к отплытию, они терпеливо ждали, пока рычащий от боли Клещ (видно, не так уж и помог ему укол) разденется. А это давалось ему с трудом. Ему мешала повязка, пропитанная свежей кровью.

– Давай шмотки, упакую, – не выдержал Ухарь. Но не жалость была ему советчицей. Минуты шли и уверенности в том, что им снова повезет, не добавляли.

Словно происходящее его не касалось, Маньяк небрежно водил лучом по стене. И до рулевого, предпочитающего до поры не замечать очевидного, наконец, дошло. Вода прибывала буквально на глазах. Исчезла каменная глыба у стены, погребенная под толщей воды. И от плеса, на котором они отдыхали, осталось одно воспоминание. Черные языки жадно набегали на песчаные пласты, постепенно добираясь до выступа, на котором неуклюже балансировал парень, пытаясь шагнуть в лодку. Врубель включил двигатель и подвел судно ближе. Наблюдая за тем, как неловко Клещ ступил в лодку, вскрикнув от боли, рулевой молчал. В нем боролись два чувства. Вернее, чувство было одно, с которым он безуспешно пытался справиться: достать пистолет и разрядить обойму во вздрагивающий от боли балласт. Судя по всему, те же страсти одолевали и Ухаря.

Светлое пятно скользнуло в трещину, обозначив намеченный путь. Уровень воды значительно поднялся. Без предупредительного грохота и бурлящих всплесков, тихий убийца – прилив – добрался до стен, скрыв с глаз то, что прежде было отмелью. С каждой минутой вода прибывала. Врубель пригнулся, едва не задев головой за нарост, свесившийся с потолка. Абсолютно гладкая, без ряби вода стеклянно отражала свет. Луч фонаря отталкивался от влажных стен, от боков бугристых сталактитов и чертил дорожку в постепенно сужающемся провале. – Сбавь ход, Врубель, – тихо сказал Маньяк и чертыхнулся. – Провозились мы с вами, мужики. Даже от отметины не доплыли.

Ослепительный блик скользнул по камням и кругом света замер на потолке, столкнувшись с известковыми наростами, тонувшими в воде. Пути вперед не было.

– Поторопимся. Если уже не опоздали. – Маньяк сбросил в воду закрепленный канат и шагнул через правый борт.

– Дайвер, – тяжелая рука Ухаря остановила его. – Держись рядом. Если не выплыву, последняя пуля будет твоя. Быстро! – рявкнул он остальным и, зажав в руке второй канат, скользнул влево, следом за Маньяком.

Не дожидаясь особого приглашения, исчез за бортом Клещ. Последним вошел в черный холод Врубель. Он держался на поверхности, помогая Ухарю топить лодку. Маньяк прикрепил к лодочному сиденью вещь под названием «поплавок» или «пузырь», с помощью которой с лодкой без труда можно было управляться под водой.

– Ну что, парни, готовы? Вынырнем, а там уже светло будет. – Лысая голова Маньяка поплавком маячила над водой.

– Подожди, – остановил его Ухарь. – Долго там?

– По моим подсчетам плыть метров десять. Пятнадцать. А еще поговорим, так все двадцать будет.

– Черт, – свирепо огрызнулся Ухарь и замолчал, шумно дыша.

– Ни пуха…

Маньяк ухватился за конец каната, глубоко вздохнул несколько раз и, закрепив на лице очки, исчез. Не мешкая, следом за ним нырнул Врубель.

Глубина встретила их вечным покоем. Кромешную тьму крестили слабые лучи фонарей. Врубель плыл на свет, толкая под каменной грядой затопленную лодку. Слева ему помогал Ухарь, справа дайвер. Судно дернулось и двинулось вперед, прокладывая себе путь. Несуетливо, размеренно, ни одного лишнего движения, плыл Маньяк. Рядом с ним, у стены, темной тенью двигался парень. Он отталкивался от камней левой рукой, по возможности оберегая раненную.

Лодка двигалась. Врубель толкал ее, с каждым рывком приближая к заветной цели. Но все равно его не оставляло чувство, что все они завязли в темноте, как мухи в сиропе. Холод все теснее сжимал объятия, толкая к отчаянию. В голове звенело от дурного предчувствия, что еще минута и легкие сожмутся, требуя кислорода. Врубель пытался обмануть себя, толкая судно, но от страшной мысли некуда было деться. «Уж лучше бы сразу, башкой о скалы, чем так»…

И тут, словно проверив на излом человека, доведенного отчаянием до предела, судьба, наконец, смилостивилась и швырнула надежду, как кость голодной собаке. Впереди посветлело. Врубель ясно видел, как плыл Маньяк. По-прежнему спокойно подтягивая за собой лодку. Как будто не было у него ни страха, ни усталости. У стены отчетливо проявился Клещ, с силой оттолкнувшийся от камней.

В молочной пене плыл вперед Маньяк, наращивая темп, и окрыленный надеждой Врубель, не отставая, мощно толкнул перед собой лодку. Посветлело настолько, что справа в серой мгле обозначились столбы солнечного света. Превозмогая судорогу в сжатых легких, которая могла означать только одно – начало конца, Врубель скорее по наитию, чем осознанно, боднул плечом лодку левее, следом за дайвером. Несмотря на то, что все его существо, вопившее о глотке воздуха, толкало его в круг света. Туда, куда вдруг стремительно бросился Клещ.

Последнее, что увидел Врубель перед тем, как отчаянно рвануть на поверхность: столб света, накрывший парня. Уже позже всплыли в памяти и распахнутый в ужасе рот Клеща, и клочья обугленного костюма, обнажающего в дырах беззащитное тело, и оплавленное, словно от высокой температуры, лицо – неуловимо меняющееся, текущее, с кожей, сходящей пластами. И глаза, вылезшие из орбит на обнаженном от кожных покровов черепе. И огромные вздувшиеся пузыри с черными зрачками, которые лопнули, выпуская в воду два серых облачка.

 

12

Русалка парила в синеве аквариума так же, как хозяин «Призрака» плавал в глубине воспоминаний. Она лениво толкалась от стены к стене и в конечном итоге все равно оказывалась напротив Вовчика. Таращила на него пустые бельма глаз с крохотными точками, как будто уже не он, а она задавалась немым вопросом «а ты помнишь, чем все закончилось в тот раз?».

– Грибница, жуткая вещь. Помнишь? – он не удержался от вопроса, словно тот был тем якорем, что уводил его в глубину памяти.

Единственный оставшийся в живых из пятерки бойцов, он стоял палубой выше, дрожа от страха, ежесекундно ожидая смерти. Да, это было не первое столкновение с грибницей. И воспоминание, подвешенное на стальной цепи, весьма ощутимым довеском давило на грудь.

Сразу после начала катаклизмов он, неоперившийся юнец, возомнил себя крутым навигатором, способным в одиночку пересечь Среднее море – так стали называть смесь бассейнов, что слились практически воедино, затопив часть Евразии. Его занесло на первых порах аж за Китайский город, к Пыльному архипелагу – суше, скрытой за облаком пепла, извергнутого цепью оживших вулканов. Только неопытностью и несокрушимой верою в собственное бессмертие можно было объяснить то, что он бросил якорь своей парусной лодки с устрашающим названием «Киллер» у невзрачного островка.

Вовчик появился на пирсе, сжимая в потных руках автомат. И пошел по берегу, не придавая значения странным кучам серой трухи, то и дело попадающимся ему на глаза. Разве мусор должен волновать бывалого навигатора? Готовый к встрече с разного рода чудовищами, он медленно двигался по пустынной улочке, везде отмечая одно и то же: серые пепельные кучи. Ветер развлекался, гоняя труху с места на место. Ничего из мысленно представленных тварей навстречу не попадалось, и постепенно Вовчик успокоился. И первый же хорошо сохранившийся труп, лежащий на спине с лицом, засыпанным пеплом, отнес скорее к исключению, чем к правилу.

Но чем дальше парень шел, тем больше становилось трупов. Лежащие, сидящие сломанными куклами у стен домов. Мужчины, женщины, дети… Много. Очень много. Он вышел на площадь, взбудораженный увиденным. Но то зрелище, что открылось глазам, поразило его в самое сердце. Открытое пространство между невзрачными домами было завалено мертвецами. Они лежали кругами, словно чудовищный гейзер, изрыгнув из чрева сотню трупов, иссяк. Пепельные лица, изломанные конечности, скрюченные пальцы, тянувшиеся в небо…

Перешагивая через тела, ведомый каким-то извращенным любопытством Вовчик двигался к центру. Что же могло быть там? Самое интересное, что ни на один миг в его юношеском мозгу не возникла мысль о том, что он может пополнить ряды мертвецов. И самое странное, что так и не случилось пополнить.

Грибница была мертва. После, бороздя морские просторы, он много раз издалека видел ее действующую, заглядывал через стекла бинокля в глаза живых мертвецов. Но тогда…

Парень шел, аккуратно переступая через тела, ожидая, что в центре этого побоища его ждет кровожадная, невиданная никем и дохлая тварь. А на самом деле, его ждало разочарование: на стеклянной поверхности спекшегося от высокой температуры песка блестела вещица. Соблюдая осторожность, Вовчик подцепил ее и позже повесил на шею. Он назвал ее тем, на что она оказалась похожей – ракушка. Ребристая, белая с металлическим отливом, из двух створок, с дыркой посередине. В городе он вначале хотел загнать ее по спекулятивной цене, но потом передумал. Вещица аккумулировала в себе страшное и яркое воспоминание. Он переименовал ее в амулет, повесил на шею и стал дорожить, искренне считая, что она приносит ему удачу.

Была ли у него мысль, что он спасется, когда трясся от страха на «Призраке», впечатывая лопатки в режущую грань рамы, окаймляющей иллюминатор? Что висящий на груди амулет – тот самый рояль в кустах, о котором слагают легенды, поют бардовские песни и так далее, бла-бла-бла?

Ни о чем таком он не думал.

В голове звенела пустота, словно все было кончено и он уже висел под потолком, с животным ужасом встречая вечность. Белый, потный от страха Вовчик стоял, слушая завывания, редкие выстрелы, перестук капель крови, падающей из тела прибитого к стене Серого, и смотрел на то, как умирает Брекет. На высоком лбу нестарого еще, прошедшего огонь и воду мужчины заалела капля крови. И еще одна. Потом все лицо покрылось красными точками и стало заметно, как под кожей змеятся темные линии. Вовчик видел, как стремительно покрыла лицо сеть проступивших сосудов, как диковинной татуировкой спускалась на шею. В стеклянных глазах вспухли кровавые слезы, потекли вниз, чертя красные дорожки. Брекет еще шептал свои «нет-нет», но в горле булькало и его слова превращались в нечленораздельные звуки. Потом он замолчал. Под курткой на груди что-то зашевелилось. Брекет попытался подняться и не смог. Он обмяк, глядя перед собой, а из его глаз текли красные слезы.

И в тот же момент Вовчик увидел собственную смерть – она потянулась к нему из стены напротив тонкой длинной стрелой. Медленно она приближалась, целясь ему в грудь. Когда острие кольнуло его, Вовчик, готовясь принять нестерпимую боль, закричал так, как не кричал никогда.

Да. Как это ни смешно сейчас вспоминать, но именно так он и подумал. Что грибницу испугал его крик.

Лайнер содрогнулся. Пол качнулся и Вовчик едва не упал. В глазах помутилось от напряжения, все поплыло, утонуло в тумане. С грохотом упал со стены Серый. Потом рухнул в холле Рыжий. Завалился на бок Брекет. Лужа, натекшая под его лицом, покрылась пеплом.

Вовчик не знал, сколько времени прошло между тем, как он попрощался с жизнью и снова назначил ей свидание. Полумертвый от пережитого ужаса, на негнущихся ногах, волоча за собой автомат, он спустился на пятую палубу. Его окликнули. Только увидев людей, он понял, что выжил.

Их было семь. Счастливчиков, кроме него оставшихся в живых. Он уберег их от гибели своей странной ракушкой, амулетом, найденным в мертвой грибнице три года назад. Он спас их. И Вертухая в том числе.

Спас, чтобы убить.

Все уцелевшие собрались в помещении бывшего варьете, не находя слов, чтобы оценить обнаруженное в аквариуме чудо. Вскоре слова нашлись – сразу после того, как за стойкой обнаружились запасы спиртного – и они наперебой орали, радуясь неожиданному спасению, обсуждая смертельные приключения, поминая товарищей.

В тот самый момент, когда душевные излияния достигли апогея, она и объявилась.

Откуда-то из закутка гримерки возникло еще одно чудо – тоненькая растрепанная девчушка лет семнадцати, радостная, с горящим взором.

– Люди! Люди! Боже, какое счастье! Я выжила! – закричала она онемевшим, растерянным мужчинам и бросилась на шею первому же подвернувшемуся – Вертухаю.

Девчонка сбивчиво объясняла ошалевшим бойцам, как попала с семьей на лайнер: лодку, на которой они пытались спастись, буквально прибило к кораблю. Как провели тут, в помещении варьете, без малого два года, благо на кухне сохранились запасы продовольствия. А потом все погибли, сначала брат, потом мать и отец, пойманные в какие-то паучьи сети. Девушка шепотом рассказала, что они и сейчас висят на корабле в разных местах, и порой ей кажется, что они живы. С тех пор она осталась одна. И уже больше трех месяцев, как безвылазно сидит в гримерке. И разговаривает иногда с тем чудовищем, которое зачем-то посадили в аквариум. Или в ту странную штуку, что притягивает к себе все. Иногда она кормит женщину со стеклянными волосами.

Жалко все-таки…

Под эту нескончаемую болтовню, перемежаемую редкими возгласами бойцов и слезами девушки, Вовчик и заснул, как только прошло удивление от встречи.

Он проснулся от сдавленных хрипов и не поверил своим глазам. Распростертая, голая, со связанными руками и кляпом во рту, девчонка лежала на столе. Худенькие ножки держал дюжий Жердяй, пристроившийся в ней спереди. У иллюминатора застегивал ширинку Вертухай, вытирая пот со лба. Девчонка хрипела в такт движениям полного тела с обнаженными ягодицами. И вдруг, изловчившись, выплюнула кляп. Она не закричала «помогите», к кому здесь было взывать? Ее единственная «подружка», парящая в аквариуме, вряд ли способна была придти ей на помощь.

– Не люди, – сдавленно выдохнула она. – Нелюди. Вы…

Не останавливаясь, Жердяй наклонился и затолкал ей кляп, потуже вбив в окровавленный рот.

Вовчик поднялся с дивана, на котором вырубился.

– Эй, Вовчик, хочешь? – спросил его кто-то.

И он ответил. Первым же выстрелом он снес голову Жердяю. Тот завалился вперед, залив кровью распростертую девчонку. Короткая, расчетливая очередь досталась дернувшемуся Вертухаю. Она прошила его грудь насквозь – вожак успел приподняться с кресла, где развалившись, отдыхал после «праведных» трудов.

Вовчику повезло, внезапность сработала процентов на восемьдесят. Прицельная автоматная очередь сразила сразу троих, спящих вповалку на диванах. Двоих из них парень тяжело ранил, как выяснилось позже. Он после добил их контрольным без всякого сожаления, нимало не интересуясь вопросом, были ли причастны они к изнасилованию. А вот с оставшимися двумя пришлось повозиться.

Очередь полоснула над головой – парень едва успел откатиться за выступ, огораживающим випзону от остального зала. Но удача, как продажная девка, была куплена Вовчиком в тот день с потрохами. Он сидел, не двигаясь, выжидая, когда проявится один из уцелевших бойцов. Сидел равнодушный, спокойный, никак не реагируя на сомнительные «давай поговорим». Любитель поговорить не выдержал первым – высунулся из укрытия, сопровождая свое появление автоматной очередью. Вот только пущенной туда, где Вовчика уже не было: лавируя между опрокинутыми столиками, он минутой ранее сместился левее. А вот переговорщику не повезло – ответочка оказалась куда удачнее и ждать себя долго не заставила. Длинная очередь пробила тело бойца, отбросив к стене.

Вполне возможно, что шлюха-удача изменила бы Вовчику в конце концов и последний оставшийся в живых отправил бы его на тот свет. Но раздались выстрелы оттуда, откуда он не ожидал. И пока он соображал, чем это может ему грозить, послышались тихие слова.

– Я убила его. Выходи.

Вовчик вышел, осторожно приблизился к дивану, откуда доносились стоны. Ему хотелось довести дело до конца. Контрольными выстрелами в голову он добил раненых. Он не боялся тоненькой девчонки, дрожащей, испачканной и в своей крови, и в чужой. Если она хотела убить и его просто из желания отомстить всем и вся, пусть так и сделает. Ему осточертело умирать за сегодняшний, такой бесконечно долгий день.

После он подошел к ней, попутно сдернув куртку с трупа, протянул ей.

– Прикройся, – пряча глаза, хрипло сказал он.

Она долго разглядывала его, потом взяла куртку и уронила на стол, с которого не так давно поднялась.

– Мне не надо.

Парень никак не отнесся к ее словам. Больше для очистки совести он подошел к Вертухаю и выстрелил в голову мертвецу. Когда Вовчик поднял голову, тяжело вздыхая, как человек, проделавший тяжелую – на грани сил – работу, девочка уже стояла возле аквариума. Ее глаза были мертвы, по ногам текла кровь, оставляя следы на ковре.

– Не надо, – вскрикнул он, отчего-то мгновенно догадавшись, что она хочет сделать. – Пожалуйста.

Девчонка продолжительно вздохнула.

– Зачем мне все это? – тихо сказала она. – Твари здесь. Твари там…

Парень рванулся к ней, горя желанием остановить, утешить, объяснить, доказать, что не все так плохо, что и в этом мире есть люди, которые…

Он не успел сделать и нескольких шагов. Девочка потянулась вперед и этого хватило, чтобы в следующее мгновение она уже плавала в синеве.

Много позже, наблюдая за тем, как питается русалка, Вовчик сделал вывод: в тот единственный раз она повела себя не так, как всегда. Не бросилась навстречу, полосуя беззащитное тело, не впилась в горло, не плавала рядом, кровожадно наблюдая за агонией жертвы. Тварь отодвинулась в сторону, уступая место. Так они и парили некоторое время в воде, пока девчонка не стала задыхаться. И тогда случилось странное – никогда после Вовчиком не виденное – стеклянные волосы удлинились и опутали лицо девушки. Она успокоилась мгновенно. Тело ее обмякло и уже освобожденное от прозрачных нитей потекло вниз, на дно. На лице девчонки, как показалось Вовчику, горела мечтательная улыбка.

Потом будущий хозяин «Призрака» трудился, не покладая рук, не останавливаясь, чтобы заглушить ни с чем несравнимую, неизвестно откуда взявшуюся боль. Все семь трупов достались кровожадной твари. Он завалил аквариум мертвецами и час, если не больше, смотрел, как русалка грациозно двигалась в тесном пространстве, лавируя между трупами бойцов. А потом ничего не стало видно в грязно-багровом облаке, укрывшим месиво из тел.

Когда утром он очнулся, аквариум был девственно пустым. В прозрачной синеве парила прекрасная и отвратительная фея. Куда все делось? Не могла же она, в самом деле, проглотить и одежду? Подобные вопросы его не волновали. Сама по себе «сетка» представляла собой неизвестно что. Вполне возможно, эта вода – лишь видимая часть айсберга. Не говоря уж о совершенном орудии убийства, коим являлась русалка. Организм, способный по собственной воле делать свою кожу пуленепробиваемой. Правда, не всегда. Отчего это зависело, неизвестно, но так было. Иначе счастливчиков, вступивших в противоборство и одолевших русалку, попросту бы не существовало…

Вовчик очнулся наконец от воспоминаний. Он был прав, выпустив память на свободу. Ему стало значительно легче. Так хотелось без опасности для жизни коснуться стенки аквариума – стык в стык с руками, между пальцами которых блестели тонкие перепонки…

– Да, детка, – в угоду своим мыслям он улыбнулся и подмигнул русалке. – Не дождешься.

Завтра, точнее сегодня здесь будет Маньяк. Пусть забирает свою девку и валит ко всем чертям, чем быстрее, тем лучше. Тоже не все ясно с этим заказом. Маньяк с его принципами и согласился вести в море бабу? Может, не разглядел ее пол, и этой шмаре удалось его обмануть? И хрен с ним. Это Вовчика не касается. Заберет ее с корабля и дальше все хлопоты лягут на плечи легендарного дайвера.

А Вовчик? Он умывает руки.

 

13

Гудело. Низкий звук пожирал пространство. Опасность казалась ближе, чем была. Линия горизонта наливалась чернотой. Оттуда, увеличиваясь в размерах, на приморский городок надвигалась смерть. Погребальный саван медленно и неотвратимо закрыл небосвод. Издалека создавалось впечатление, что приближается небывалый по мощности грозовой фронт. Но низкое гудение, от которого ломило зубы, не давало обмануться – от такой грозы нет спасения. Даже под землей.

Неспешно плыло по небу чужое. Чуждое, призревшее законы гравитации, вздымалось вверх, ползло от горизонта, заменяя чудовищным телом небесный свод. Неподвижный воздух насыщен озоном. И в этой абсолютной прозрачности, видимое до мельчайших деталей двигалось то, чему не было названия.

Циклоп – так прозвали в народе абсолютного убийцу – больше всего напоминал чудовищного ската, от края до края превосходящего по размеру пару километров. Животное. Или нечто живое? Поднятое с глубин каких-нибудь впадин катаклизмами или занесенное из глубин космоса? Вряд ли кто-нибудь на этой несчастной планете задавался подобным вопросом.

Маньяк не задавался. И это не будет тем последним вопросом, который он попытался бы решить перед смертью. Вжатый грудью в острые камни он, изнывая от бездействия, тяжело и надсадно дышал. Линзы бинокля ловили чудовище, зависшее над городком. Казалось, сама тьма, отливавшая металлом, медленно загибала крылья.

Циклоп начинал охоту. Хотя… Кит, всплывающий с глубины, распахивающий огромную пасть, чтобы втянуть внутрь тонны планктона, – он охотится? Без всякого представления о возможной опасности, он просто жрет, тупо дожидаясь, пока крохотные тельца криля заполнят ненасытное брюхо. Так и Циклоп. Вряд ли в том наросте в центральной части огромного тела, где можно было предположить наличие мозга, возникало слабое подобие ощущения риска, связанного с простым до омерзения процессом питания.

Маньяк видел, как беспорядочно метался по тесным улочкам народ. Яркие вспышки опоясали побережье. Отдаленный треск автоматных очередей долетал до дайвера. Кто-то из обреченных палил из гранатомета в вышину.

Бесполезно. Открытый четырем ветрам, Маньяк лежал на скале, бухтой отделенной от городка. Он сжимал в руках бинокль. Скоро смерть доберется и до него. И даже какой-нибудь тайный ход, проложенный в камнях, не служил убежищем.

Черную махину Циклопа с загнутыми к центру крыльями прошили разряды. Ослепительные молнии били от края до края, как прощальный залп для покойников, у которых никогда не будет могил.

Земля дрогнула. По улочкам городка зазмеилась пыльная поземка. Часть домов не перенесла сильного подземного толчка. Хлипкие строения сложились подобно карточным домикам, накрывая погребенных людей. Клубы серой взвеси накрыли городок.

И в тот же миг из дымного тумана вспорхнули вверх первые жертвы. Они зависли в воздухе, притянутые к самому брюху циклопа. Мощный разряд пробил тело женщины, бабочкой трепетавшее на ветру. Еще одна молния прошила тело мужчины, сжимавшего в руках автомат. Четко, до подробностей различимые, обреченные плыли в воздухе, принимая на себя разряд за разрядом.

Облаком взметнулся песок, смешанный с камнями, выбрасывая вверх десятки людей. Мужчин, женщин, детей. Пробивая в тумане, затянувшим улочки, дыры, они летели ввысь, заполняя все видимое пространство. Десятки, сотни людей тонули в синей, подсвеченной разрядами мгле.

Словно запыленный, больной взгляд Маньяка поймал вдалеке холм вспученной земли, выпускающий из недр людей – тех, кто надеялся спастись в подвалах и подземельях. Прямо на глазах словно взорвался изнутри уцелевший недалеко от пристани добротный дом. Ненасытный, удерживающий между загнутыми крыльями сотню жертв, Циклоп все тянул и тянул новые. Из воды. Из песка. Люди взлетали, постепенно приближаясь к самому брюху.

Пыльное марево дрожало. Земля неохотно отпускала своих детей. Разрытые пласты вздымались, рассыпались в пыль, туманом покрывающим развалины. Это изуверство как роды – мучительные, непростые. И то чуждое, что парило над головами, не хирург – мясник, делающий кесарево сечение, острым скальпелем взрезающим землю и вырывающим из теплого нутра хрупкие, беспомощные души.

Чудовище парило в воздухе, и его черная тень добралась до дайвера.

Маньяк отложил бинокль, закрыл глаза и вжался лицом в камни, царапая скрюченными пальцами землю. Скала под ним дрожала, словно ей передалось его состояние. Еще минута и дайвер полетит вверх. О, это будет долгий полет. И Маньяк жалел лишь о том, что его тело не станет той каплей, от которой лопнет ненасытный монстр.

Маньяк ждал. Еще минута и он, прежде человек, станет всего лишь составной частью планктона.

Еще двадцать секунд.

Еще десять…

Воспоминание об этом эпизоде, вернее, чувство – заставляет его до сих пор просыпаться по ночам. Ощущение полной безысходности и абсолютного, незамутненного никакими надеждами ожидания скорой смерти. Сколько времени он пролежал тогда на скале, вжатый в камни? Неизвестно. Но вдруг, когда он очнулся, понял, что низкий звук исчез. Совершенная тишина оглушила его. Он повернулся и посмотрел в небо. Белое, словно выцветшее, оно явило девственную пустоту. Только высоко в облаках путался блеклый диск солнца. И откуда-то сверху, соткавшись из пустоты, падала серебряная паутина, в которой искрили крохотные зерна. То ли отрыжка сытого чудовища. То ли безвинные души умерших.

Не отдавая отчета в своих поступках, дайвер подобрал тогда часть паутины и принес в город. Что с нею стало? Да ничего. Растет себе и светится.

Тот, кто хоть раз слышал приближение Циклопа, ни за что не спутает с гудением, который издавала Морская звезда. Даже сейчас, столько лет спустя, у Маньяка едва не вырвался тяжелый вздох. Лишний шум ни к чему. Ухарь отрубился в мгновение ока, а вот рулевой – крепкий парень, еще держался. Но временами глаза его стекленели и он клевал носом. Дайверу, естественно, такое архиважное дело как караул не доверили. Не заслужил, бродяга. Сквозь неплотно сомкнутые ресницы Маньяк разглядывал бойца. Глаза у Врубеля закрывались и голова упрямо клонилась на грудь. Даже такого стойкого парня подкосили сутки балансирования на тонкой грани, отделяющей жизнь от смерти. К тому же провожатых неприятно «удивила» гибель Клеща. Может, и возникли у них – особенно у Врубеля – неприятные умозаключения на счет Маньяка, но они предпочитали держать свои выводы при себе. Да и честен он был перед ними аки стеклышко. Слегка замутненное, впрочем. Крепким парням ни к чему знать, что легкий толчок направил раненного парня чуть правее – прямо под «серебряный дождь».

Умные головы объясняли водопад горючей смесью, сродни напалму. Вот Маньяку и представилась возможность убедиться, так ли оно на самом деле. Еще там, на глубине, у дайвера возникла неприятная мысль, что Врубель заметил этот почти нечаянный толчок. Так или иначе, он виду не подавал, и его молчание было на руку Маньяку.

Другое дело Ухарь. Его участь была решена. И именно устранением этой проблемы дайвер и рассчитывал заняться в ближайшее время.

Узкая песчаная полоса, тянувшаяся вдоль скал – пристанище незавидное. Но на безрыбье… Залитая ярким дневным светом вода колыхалась у самых ног. В скальных трещинах ютился ветер. С мягким шорохом он пересыпал песок, застрявший в многочисленных дырах. Тихий звук умиротворял.

Но было еще кое-что. То, что подсказало Маньяку дальнейшее развитие событий. Чуть поодаль, у береговой полосы, на отмели застыла потрепанная, изломанная яхта. Обшарпанный кораблик зарос водорослями. Пробоины в бортах давно облюбовали разномастные моллюски. Фишка была не в том. Насколько дайвер помнил, там еще имелось кое-что любопытное. Все внутренности судна оккупировали кубомедузы. Морские осы, приспособившиеся к жизни на суше. Вот им-то и предстояло сыграть решающую партию в будущей игре. Однако для начала следовало подготовиться. Слепой случай мог избавить Маньяка не от того сопровождающего, поэтому полагаться на судьбу он не стал. Сухопутные кубомедузы – существа коварные, но нападать они не спешат. Однако была у них одна странность, которой грех было не воспользоваться. Особенно, исходя из некоторых пристрастий здоровяка.

Маньяк открыл глаза. Рулевой спал. Его веки подрагивали, а грудь размеренно вздымалась. Дайвер пошевелился, сменив позу, но караульный и ухом не повел. Соблюдая максимум осторожности, Маньяк переместился левее, ближе к тому месту, где лежал рюкзак Ухаря. Протянув руку, дайвер коснулся бокового кармана. Теперь предстояло самое неприятное – отогнуть клапан. Скорее всего, сделать бесшумно это не получится. Уповая на себя и мысленно обещая провидению все, что бы оно ни попросило, он потянул липучку на себя. Сухой треск показался ему оглушительным. Маньяк не сводил глаз с засопевшего Врубеля, готовясь в любой момент одернуть руку. Ему живо представился грозный окрик «ты чего забыл там, дайвер?» и черная точка пистолета, нацеленная в лицо.

Караульный спал. И Маньяк закончил начатое. Отогнув клапан, он извлек на свет божий драгоценность здоровяка – флягу. Обитое кожей днище зацепило еще кое-что – на песок желтой слезой скатилась «стрекоза». Наверняка, его вещица, отнятая при обыске. Маньяк поднял штучку и положил в карман. Не теряя времени, свинтил туго закрученную крышку с фляги. Затем подтянулся к самым ногам верзилы и осторожно плеснул спиртное внутрь ботинка. Совсем чуть-чуть. Так-то вернее будет – Маньяк усмехнулся и, аккуратно закрыв флягу, положил ее на место.

И ровно в тот миг, когда дайвер с чувством выполненного долга привалился спиной к камням, облегченно переводя дух, глаза открыл караульный. Врубель некоторое время таращил на Маньяка абсолютно бессмысленные глаза, потом шумно вздохнул.

– Не спится, дайвер? – хрипло спросил он, разбудив Ухаря. Последний потянулся, хрустнув костями.

– Не спится, – зло ответил Маньяк. – Это вы, парни, можете очко давить столько, сколько хочется. У меня время поджимает. Тем более что мне кажется, цель путешествия уже достигнута.

– Что ты порешь, мудрило хитрожопое? – бросил здоровяк. Вместе с твердой поверхностью под пятой точкой к нему вернулась уверенность в собственном превосходстве.

Что же, Маньяку трудно было отказать в последней просьбе без пяти минут мертвецу. Поэтому нарываться он не стал. Только «зло» швырнул тому бинокль.

– Сам посмотри. Если не веришь.

– Чего я должен смотреть? – насупился верзила.

– На яхту посмотри. Да внимательней, – почти «сдерживаясь», прошипел Маньяк.

Но первым взял в руки бинокль не Ухарь – рулевой опередил его. Он дернул прибор к себе и приблизил к глазам.

– Думаешь, эти стеклянные нити вдоль борта – ее волосы? – после паузы спросил он.

«Пара часов отдыха пошли ему на пользу, он стал соображать быстрее», – подумал дайвер и усмехнулся про себя.

– Какие еще волосы? – Ухарь потянулся и перехватил бинокль. Пока он рассматривал яхту, залитую дневным светом, Врубель сверлил взглядом Маньяка, пытаясь прочесть все ответы на непроницаемом лице.

– Если бы это была русалка, – медленно сказал он, – мы были бы уже мертвы.

– Много ты знаешь, – скривился дайвер. – Странно, что вы, мужики, не в курсе. Когда она ранена, то впадает в своеобразный анабиоз, вплоть до полного восстановления. Находит укромное место недалеко от воды и лежит часами, сутками. Абсолютно неподвижная, будто мертвая. Найти ее в таком состоянии, как правило, невозможно – стерва хорошо прячется. Нам несказанно повезло, парни. Мне рассказывали только об одном подобном случае. – Он нахмурил брови, словно пытаясь вспомнить. – Да, кстати, Партизан и рассказывал. Они тогда с группой чудом в живых остались…

Он врал напропалую, но, видимо, слова его падали в благодатную почву, потому что в глазах сопровождающего мелькнуло нечто сродни удивлению.

– Нам просто повезло, парни. Просто повезло, – прерывающимся от «волнения» голосом закончил дайвер.

– Что вы языками чешете? – проворчал Ухарь, отрываясь от окуляров. – Если это русалка – то либо раненная, либо мертвая. В противном случае Врубель прав. Из нас всех, – он мстительно улыбнулся, – включая и тебя, шлепок говяжий, уже вываливались бы кишки. Двинулись. Самое время убедиться. Врубель, тащи снотворное и мешок.

Истерзанная яхта прочно сидела на мели, левым бортом напоровшись на пирс. Накренившись, словно сваи моста служили единственной опорой, без которых она рухнула бы набок. Название история не сохранила. Морская вода разъела нос, оставив на сгнившем дереве серые потеки. И контрольным добила поверженную жертву – там, где предполагалось название, зияла рваная рана пробоины.

Ухарь первым приблизился вплотную к многострадальному судну. Он дал отмашку Врубелю, призывая оставаться на месте. В сторону дайвера он даже не взглянул. И правильно. Тот опасался, что неосторожный взгляд выдаст его с потрохами. А такое вполне могло случиться, если знать, куда смотреть и что искать. Прицел автомата в руках здоровяка бестолково обшаривал пространство. В поле огня вполне могла попасть здоровая – размером с человека – цель. Короче, совсем не то, скромное, почти прозрачное, что пряталось в глубине многочисленных щелей. В дырах сгнившего дерева, сливаясь с известковым налетом, притаилась стеклянная смерть. Не быстрая, но надежная.

Волна адреналина прошлась по обнаженным чувствам дайвера, когда Ухарь отважился наконец сойти с пирса на почерневшую палубу. Доска натужно скрипнула, выдав его присутствие с головой. Палубная надстройка скрывала нос судна от посторонних глаз, будь там на самом деле русалка, даже раненная, ему была бы крышка. Зато своей показательной смертью он уберег бы от гибели остальных.

Постояв, смирившись с неизбежным звуком, Ухарь медленно переместился вправо. Ближе к тому месту, где матово отливала шляпка кубомедузы. Здоровяк двигался, не глядя себе под ноги. Такая мелочь как студенистый комок его не интересовала, голова его была занята поиском более значимой цели.

Кубомедуза – существо смертоносное, но непредсказуемое. Может лежать тихо, никого не тронув. Пока кто-нибудь не наступит ей на хвост. Вернее, на тонкие прозрачные щупальца, гнездившиеся в скрытых от глаз местах. Была у твари еще одна странность – болезненное пристрастие (по-другому не назовешь) к алкоголю. Откуда Маньяк это узнал, сейчас вспоминать не хотелось. Достаточно упомянуть, что Моряк отдал за это знание жизнь.

Дайвер затаил дыхание, наблюдая за перемещением Ухаря. Словно что-то почуяв, тот махнул Врубелю, приказывая занять позицию левее. Палуба пришла в едва уловимое движение, легко принимаемое за игру света и тени, которую отбрасывал здоровяк. Студенистая масса лениво потекла в трещинах, дробя свет на бликующие осколки. Доски прогибались под тяжестью верзилы и складывалось впечатление, что между стыками выплескивается скопившаяся влага.

Стояла тишина. Только мягко шумел прибой, да поскрипывали доски.

Сжимая в руке пистолет со снотворным, на яхту ступил Врубель. За палубной надстройкой начиналась неизведанная территория. Именно там, на носу, и предполагался искомый объект. Туда и двинулся Ухарь. Он успел сделать два шага и вдруг остановился, будто его ударили в лицо.

– Что, черт… – начал он и не договорил.

– Назад, Ухарь! – одновременно с ним крикнул Врубель.

Шестое чувство подтолкнуло рулевого, мгновенно выбросив на пирс. В тот же миг в его руках оказался автомат. Очередь прошила борт, выбивая труху из гнилого дерева.

– Назад, Ухарь! – снова крикнул он.

Ссутулившись, втянув голову в плечи, здоровяк неподвижно застыл на палубе. Его руки опустились и автомат скользнул вниз. Потом он начала поворачиваться. Медленно, словно что-то мешало ему переставлять ноги.

– Черт, – прошипел Врубель, запоздало резанув автоматной очередь по доскам. До него наконец дошло, что держало здоровяка – на щиколотках молочно блестели тонкие щупальца.

В глазах зарябило: из всех щелей, стыков, трещин стали вспухать студенистые тельца. Похожие на своих прародителей лишь отчасти, больше напоминающие сколопендр, несущих раздутое прозрачное тело на тонких скользящих ножках, подвижные, меняющие форму, – они стекались из всех дыр, привлеченные запахом алкоголя. Приближаясь к застывшему вполоборота человеку, они выбрасывали вверх тонкие ядовитые щупальца.

Палил короткими очередями Врубель, нещадно матерясь. Палуба от борта до борта стеклянно вздулась. Кубомедузам, спешащим на «зеленый огонек», не было никакого дела до гибели сородичей. Все двигалось, перемещалось. Стеклянные волны катились от бортов, застывая блестящими ледяными торосами у ног обреченного.

– Ухарь! Мужик! – орал Врубель.

Он оставил в покое бесполезный автомат, выудил из рюкзака веревку и, не подходя близко к корме, бросил раскручивающиеся кольца здоровяку.

– Хватайся! Давай, мужик! Ты сможешь!

Веревка не успела опуститься на палубу. Со всех сторон ее опутали тонкие щупальца, прожигая насквозь.

– Ухарь!

Но здоровяк уже ничего не слышал. Он стоял, развернувшись, до паха «обутый» в стекло. Его пустые глаза ловили бледный диск солнца. Синие губы приоткрылись, но слова уже не пропускала распухшая гортань. И тогда Маньяк, стоявший за спиной у Врубеля широко – от уха до уха – улыбнулся. Он жалел только о том, что нельзя было подойти к смертнику и сказать ему на ухо пару ласковых.

Что-то орал Врубель, снова и снова бросая обрывок веревки. Ноги у здоровяка подогнулись. Он тяжело опустился на колени, погрузившись в студенистую массу. Потом стал заваливаться и рухнул набок. По его лицу, закрывая распахнутые глаза, потекла студенистая тварь. Смертельная агония сотрясла мощное тело. Ухарь выгнулся дугой, его руки и ноги пришли в движение. Он бился, укрытый водянистыми тварями. Его тело по наклонной скользило к правому борту, туда, где у палубы зияла огромная дыра. Сначала голова его исчезла между проломленными досками, потом плечи. Еще минута – и его тело с шумным всплеском упало за борт, в море. Словно не желая отпускать добычу, следом за ним потек стеклянный, смертоносный водопад.

 

14

Жестоко, с каким-то злобным отчаянием хозяин «Призрака» бил распростертого на палубе, уже не оказывающего сопротивления человека. Бил ногами в живот, в голову, чувствуя, как ломаются кости и превращается в кровавое месиво лицо. Мужчина хрипло мычал, в горле его булькало. Он тщетно пытался укрыться, но боль находила его.

– Почему так? – Вовчик прервался, присел на корточки и, невзирая на потоки крови, вздернул лежащего за грудки. – Крендель, ответь?

Но тот молчал. На залитом кровью лице с проломанным носом стекленел абсолютно бессмысленный взгляд.

– Почему так, гаденыш? – шипел Вовчик в обезображенное лицо. – Сколько было хитроумных планов: и толкнуть меня к «сетке», и подбросить «жучка», и убрать, наконец, чужими руками… Мало у нас продажных тварей? Да мародеров навести! Ты же в курсе был, как у нас тут и что. Почему, Крендель? От всех хитроумных решений осталось только одно – пустить мне пулю в лоб?

Крендель молчал. Кровавые сопли текли ему за воротник. На груди и ниже зияли обожженными краями два пулевых отверстия.

– Молчишь, гаденыш, – Вовчик швырнул его на пол. И неожиданно для себя ударил снова. Прямо по ране на груди. Еще и еще раз.

В спину хозяину «Призрака», между лопатками упирался тяжелый взгляд русалки, парящей в аквариуме. Вовчик чувствовал это почти на физическом уровне, нанося удар за ударом. Отчего-то именно от этого взгляда ему становилось невыносимо стыдно за себя. И чтобы заглушить странное, необъяснимое чувство, он бил снова и снова. Уже мертвеца.

Вовчик остановился, когда силы оставили его. Тогда он выпрямил спину и обвел лихорадочным взглядом бойцов, наблюдавших за экзекуцией. На всех лицах застыло одинаковое тупое выражение. Только Герыч ухмылялся. Ему, садисту, было не привыкать.

– Всех касается, – внятно произнес Вовчик.

Он стоял, выпрямившись в полный рост, как мясник, с руками, залитыми по локоть кровью. И был по-настоящему страшен. Никто не решился даже кивнуть в ответ. Только тяжелый взгляд хозяина, задержавшегося на нем несколько дольше, вынудил Герыча отозваться.

– Ты же знаешь, мы все тут за тебя… – начал он, но Вовчик отмахнулся.

– Ладно. Знаю я. Все свободны.

Словно того и ждали, бойцы скоро ретировались.

– Вирус, – окликнул Вовчик паренька. – Останься.

Когда все стихло и воцарилась благостная тишина, хозяин «Призрака» подозвал мальчишку.

– Этого, – Вовчик кивнул на мертвеца, – ей.

Позже, когда отмывшись и переодевшись, абсолютно свободный от всякого рода сомнений хозяин появился в зале варьете, Вирус уже заканчивал уборку. В аквариуме, в манящей синеве плавала фея ужасов. Устало опустившись за стол, Вовчик плеснул себе в стакан виски. И только потом заметил, как нерешительно мнется парень. Хозяин вздохнул, опрокинул в рот содержимое, дождался, пока виски заполнит нутро живительным огнем.

– Ну? – подстегнул он парня.

– Я это… не хотел говорить, – замялся тот.

– Говори уже, – Вовчик подбодрил его снисходительной улыбкой.

– Просто перед тем, как Крендель начал стрелять, Герыч… В общем, он бросил что-то Кренделю в стакан. Сначала я подумал… неважно. А теперь решил сказать. Чтоб ты знал.

Кивком Вовчик отослал мальчишку. Вот значит как. Это все объясняло. Что мог «обронить» Герыч в стакан? Да что угодно. Вплоть до «гремучки», от которой напрочь срывало крышу. Ненадолго, но факт оставался фактом. Теперь понятно, почему получили от ворот поворот столько хитроумно расставленных сетей. Кстати, благодаря зорким глазам парнишки, прояснилось и другое. Определился новый претендент на должность хозяина. Только вакансию Вовчик не объявлял. Что же. Позже нужно будет обдумать, как умерить пыл Герыча. Но сейчас… Хозяина «Призрака» волновало иное.

Он не заметил, как занял свое обычное место – в непосредственной близости от плывущего в воде тела.

– Это ведь ты, чертовка, – прошептал он в огромные белые озера, в которых булавочным зерном плавал зрачок. – Ты спасла меня.

Вовчик сказал эти слова, потому что именно так и думал. Час назад, поздним вечером, когда отмечали день рождения Бразильца, ровно за секунду до того, как Крендель начал пальбу, хозяин «Призрака» стоял на этом самом месте. Как вдруг русалка, обычно абсолютно индифферентная к тем монологам, что вслух и про себя вел с нею Вовчик, так стремительно рванулся вперед, буквально впечатавшись в стенку, что он невольно отшатнулся. Да что там греха таить! Как ошпаренный отскочил назад. Это и спасло ему жизнь. Пули, нацеленные в голову, пролетели мимо. Пробив обшивку, врезались в раму иллюминатора.

– Но каков гусь, этот Герыч, – одними губами прошептал Вовчик. – Ничего не потерял. Конкурента убрал. А получилось бы у него, ты бы сейчас хавала меня. И не подавилась бы, да, сучка? Зачем ты меня спасла? – после паузы повторил он чуть громче.

Русалка молчала. Чернильным пятном в воде расплывались по радужке зрачки. И странной была та мысль, что вдруг сформировалась у Вовчика. Что-то сродни словам из забытого детства. «Мы с тобой одной крови, ты и я». Он попытался направить свои мысли в иное русло, но в голове повисла дурацкая фраза. Стук в дверь отвлек его.

– Хозяин, – в дверь просунулся Хариус. – Ты просил предупредить. Там пришвартовался Маньяк.

И с ним какой-то мужик. На Трюкача работает.

– Хорошо.

Вовчик послал воздушный поцелуй прекрасной и ужасной, повернулся и пошел к выходу. Спустившись на четвертую палубу, он лицом к лицу столкнулся с Маньяком. Над дайвером возвышался суровый небритый мужчина. Вовчик не любил – и это еще слабо сказано! – Трюкача и не жаловал тех, кто на него работал. Поэтому он не удостоил высокого взглядом, зато широко улыбнулся и раскрыл объятия старому знакомому.

– Маньяк. Старик. Какими судьбами?

– Вовчик. Рад тебя видеть, – дайвер тепло ответил на рукопожатие. – Поиздержались в дороге. – Понятно. Этот хрен с тобой? – улыбка исчезла с лица хозяина «Призрака».

– Нормальный мужик. Проблем не будет.

Ответил тот, но Вовчику показалось, что нечто неуловимое мелькнуло в серых глазах.

– Как кличут нормального мужика?

– Врубель, – произнес мужчина, но Вовчик не удостоил его взглядом. Имя многое ему сказало. Только киллеров ему здесь и не хватало. Поэтому он спросил без тени улыбки: – Зуб даешь?

Но Маньяк не ответил.

– Слушай, нам бы разжиться кое-чем, – вместо ответа сказал он.

– Не вопрос. Пойдем. Провожу тебя в закрома.

Хозяин «Призрака» пошел к лестнице, ведущей на нижнюю палубу. Но у поручней задержался и жестом пропустил вперед Врубеля. Тот нахмурился, поразмыслил, но права качать не стал. И правильно. Короткий бы разговор получился.

Дождавшись, пока шестерка Трюкача отойдет, Вовчик повернулся к дайверу.

– Там тебя дожидаются.

– Я в курсе. Скажи, через пару часов выходим.

Номерок дашь?

– Тебе да не дать?

Плечи у Врубеля, спускающегося по лестнице, напряглись. Судя по всему, он все слышал, но замедлять ход он не стал. Снизу послышались крики, возня. Воспользовавшись шумом, Маньяк вдруг потянулся к самому уху Вовчика.

– Будь другом, – еле слышно сказал он. – Объявится кто-то из Цитадели, скажи мне.

– Сделаю, – кивнул Вовчик.

Позже он самолично проводил странную парочку на пятую палубу. Открыл номерок с уцелевшим иллюминатором, убедился, что все в порядке, и вручил Маньяку ключ. Потом пожелал тому «спокойной ночи» и вышел в коридор. Правда, далеко не ушел. Старому знакомцу он выделил отличный номерок. Его отличала лишь одна особенность: любое слово, сказанное даже шепотом, было хорошо слышно в соседней каюте. А он не был бы хозяином «Призрака», если бы отказался от информации, плывущей ему в руки. Поэтому он осторожно скользнул в номер, закрыл дверь, опустился на диванчик, обитый кожей, и приготовился слушать.

Ждать долго не пришлось.

– А может, мне проще прибить тебя, а, дайвер? – раздался голос Врубеля.

– Прибить, конечно, можно, – в тон ему ответил Маньяк. – А дальше как будет?

– А что дальше? Скажу – не получилось. Так бывает.

– Бывает. Думаешь, он поймет? И простит?

Возникла пауза. Слышалось тяжелое дыхание.

– Не пыхти так, Врубель, – насмешливо сказал Маньяк. – Два часа. Только два часа. Я не двужильный. Ты тоже можешь поспать…

– Ага. Чтобы ты меня ножичком по горлу?

– Не боись, мужик, – пауза. – Я тебя раз сто мог… ножичком по горлу. Веришь? Но смысла нет.

Все идет по плану.

Послышалась возня.

– По твоему плану, – прошипел Врубель. – Мне с самого начала кажется, что все идет по твоему плану, дайвер. И Клещ, и Ухарь… Они тоже – твой план?

– Легче, парень, – задушено прохрипел Маньяк.

По всей видимости, небритый мужчина внял его просьбе. Раздался облегченный вздох и уже спокойный голос дайвера.

– Ты тут за кого меня принимаешь, Врубель? За господа бога? Все знал, все подстроил… Лихо. Крутой я, да? Какого только черта вляпался по самое не балуй в дерьмо, из которого хрен живым выберешься? Да если бы вы, суки, меня с самого начала послушались, а не поперлись через Волчью пасть, то все были бы сейчас живы! И не здесь, на «Призраке», а на «Сверчке» у Везунчика, как и решили с самого начала! А оттуда до Мертвого озера рукой подать!

– Остынь. Разорался. Хрен с тобой. Два часа у тебя есть. Но людей брать не будем. Смерть их на твоей шкуре будет. Заруби это на носу. Конфликтовать здесь не буду. Короче. Жизни им – ровно до мыса Недоброй Надежды.

– Жизни им – до Мертвого озера, мой дорогой… Что вылупился? Ты охоту как себе представляешь?

На этот раз пауза затянулась.

– По глазам твоим, тупым, вижу, что никак. Тогда открою тебе тайну, с твоего позволения. Для охоты приманка нужна. Вот для этого человечки и сгодятся.

Установилось долгое молчание. Такое долгое, что Вовчик устал ждать. Он неслышно поднялся и потянулся к ручке двери. Но тут опять послышался тихий голос Врубеля.

– А если бы все сложилось удачно, кого ты там себе надумал на роль приманки?

– Расслабься, парень, – Маньяк тихо рассмеялся. – Подцепили бы кого-нибудь по дороге. Ладно.

Все… Я сплю…

Беззвучно открылась и закрылась дверь, выпуская хозяина «Призрака». Он осторожно пошел по коридору, переваривая услышанное.

Маньяк словно накаркал беду. Часа через два пришвартовались люди Трюкача. Начались неизбежные в таком случае разборки. Вовчик послал Вируса предупредить дайвера и вывести его к причалу другим ходом. Поэтому сами сборы прошли мимо. Он оказался внизу в тот момент, когда Маньяк, сделав ручкой «адью», отдал швартовы. И в первый миг Вовчика прошиб холодный пот – он ясно видел массивного Шефа, Робинзона, ссутулившегося на сидении… Февраля не было. Это открытие настолько поразило хозяина «Призрака», что он едва не завернул лодку к едрене фене. То есть в принудительном порядке. Но потом, рванув из рук Хариуса бинокль, присмотрелся и до него с опозданием дошел тот факт, что девушка на корабле не осталась. Он легко вздохнул.

Что за ношу взвалил на себя Маньяк и каким боком здесь замешаны люди из Цитадели, осталось тайной. Светлая… да просто память тем сгинувшим – Ухарю и Клещу. Не без помощи дайвера, судя по всему, отошедшим в мир иной. На кого собираются охотиться крутые мужики, тоже неясно. А вот тот, вернее, та, кого назначили на роль приманки, у Вовчика сомнений не вызывает.

Но каков перец? Вот тебе и принципы. Вот тебе и легенда.

 

1

– Прибавь, Врубель! – как сумасшедший орал Маньяк. – Я знаю, ты можешь!

Но Марго видела, что суровый рулевой, который с самого ее неожиданного появления взирал на нее как на выходца с того света, и так выжимает из хлипкого суденышка все, что возможно. Все эти жалкие силы безмерно уставшей лошади.

Тех, кто преследовал их на трех моторках, отличала исключительная настойчивость.

«Эх, – мечтательно подумала Марго, – сюда бы автомат да с подствольничком. Да лупануть бы парочкой гранат по охочим до чужого добра. Но где ж его взять? Хотя какой-нибудь раздолбанный АШ достать, конечно, можно. Вот только с боеприпасами дело обстоит с точностью до наоборот. Если так пойдет и дальше, через пару лет все будут ходить исключительно под парусом. И отбиваться стрелами. Или все до одного уберутся отсюда на материк».

– Брось, Февраль, – угрюмо сказал Шеф, наблюдая за тем, как Марго ловит прицелом неблизкую пока цель. – Не достанешь. Надо подождать.

– Ага, – с готовностью подхватил дайвер. – Скоро все дождемся. – Он говорил со злостью. – Это они сейчас нас к мысу Недоброй Надежды гонят. Под пули. Короче, как волчью стаю гонят на красные флажки.

– Что с нас брать, Маньяк? – впервые подала голос девушка.

– Теперь-то уже конечно нечего. Светиться меньше надо было, – процедил он и снова поддел ногой большую кожаную сумку.

Глядя на то, как вздулось и опало кожаное нутро, Марго снова поморщилась: нещадно ныло плечо. В этой сумке, шелудивым щенком пригревшейся у ног Маньяка, ее и принесли на борт. Дайвер суетился перед отплытием, очень спешил. Поэтому его удовлетворил ответ «оружия много не бывает», на конкретно поставленный вопрос «что здесь?». Она лежала тихо, ожидая сигнала от Робинзона, когда можно будет появиться на свет, не опасаясь скорого на расправу дайвера: с него стало бы завернуть лодку. Терпеливо, боясь лишний раз дохнуть, девушка ждала. Пока не дождалась – весьма ощутимого тычка по плечу, от которого теперь буквально немела рука.

Лодки преследователей то подлетали на серых волнах, то зарывались носом в пену. Недружелюбность намерений выяснилась сразу. Откуда-то слева вдруг возникли в тумане катера, словно бездна вытолкнула их. И тут же раздалась стрельба – пара пуль тяжело ткнулась в воду, одна рикошетом скользнула по борту из «морского алюминия». Заорал Маньяк, но рулевой не нуждался в приказах – моторка рванула вперед, рассекая волны.

Марго сильно сомневалась в том, что поводом для преследования послужила злополучная сумка. Логичнее предположить, что бандитам нужен был Маньяк. Они рассчитывали на то, что у крутого дайвера и навар – круче не придумаешь.

«Так что нечего валить с больной головы на здоровую», – подумала девушка. Для нравственного удовлетворения ей вполне хватило ошарашенного до идиотизма взгляда, которым наградил ее Маньяк, стоило ей выползти на свет из кожаного нутра. Он узнал ее сразу, несмотря на короткую стрижку. Хорошо, ему еще хватило ума не кричать во все горло о ее принадлежности к женскому полу. Так что она вправе была рассчитывать на то, что молчаливый рулевой, съедающий ее странным взглядом, остался в неведении относительно ее пола. Он вообще представлял собой крайне интересный экземпляр. Какого черта они оказались в одной упряжке, догадаться было невозможно. Но в том, что в отношениях шерочки-с-машерочкой не все складывалось просто, сомневаться не приходилось. Достаточно много сказал Марго взгляд, который бросил на дайвера рулевой в первые минуты после ее появления. Злорадно-насмешливый до такой степени, что девушке стало не по себе. У нее было время это подметить, пока орал как умалишенный Маньяк. Отборными матюгами – боже ж мой, доведется ли когда-нибудь такое услышать? Но разворачивать лодку не стал. Как она и предполагала.

Расстояние между ними и преследователями неумолимо сокращалось. То и дело автоматные очереди прошивали толщу воду, словно кто-то особенно нетерпеливый, не доверяя своим глазам, пытался измерить разделяющие их метры полетом пули.

Вдалеке наливалась желтизной линия горизонта. Дул ветер. В облачном небе на огромной скорости, заслоняя блеклый диск солнца, неслись клочья черных туч. Вздымая вверх фонтаны брызг, нос лодки вклинивался в серое тело очередной волны. Свистели пули, перекрывая ровный шум ветра.

– Бесполезно, Маньяк, – вдруг громко сказал Врубель. – Ты прав. На мысе наверняка засада. Этих человек пятнадцать, да там чуть больше. Нам не отбиться.

– Конечно, – легко согласился дайвер. И отчего-то зло посмотрел на Марго, будто заранее обвинил ее во всех несчастьях. – Мы туда и не сунемся. Бери правее, рулевой.

Девушка скорее почувствовала, чем осознанно поняла, что лодка чуть свернула нос вправо. И только крутанув штурвал, Врубель спросил.

– На хрена? Предлагаешь принять бой у Сучьей гряды? Там и спрятаться негде.

– Не предлагаю. Там нас в момент нащелкают, как котят. Смотри правее. Видишь пик на скалах? Да вон, лучше смотри! – Для верности он ткнул рукой.

Марго тоже посмотрела в том направлении. Заслонив всю линию горизонта, из воды поднималась, постепенно прорисовываясь до мельчайших деталей, каменная гряда. И правее по ходу лодки четко обозначился острый пик.

– Подожди! – Врубель повысил голос. – Ты предлагаешь пройти через ущелье Шамана? Ты придурок, Маньяк. Скоро полдень. Нам до отлива не успеть…

– Должны успеть, – дайвер зачем-то бросил быстрый взгляд на небо. – Должны. Выхода другого нет.

– Черт, – сквозь зубы ругнулся рулевой, всем своим видом показывая, что он против фантастической затеи. Но лодка решительно и бесповоротно повела нос правее.

– Ты принципиальный мужик, – не сдержался дайвер. – Ценю.

Судя по всему, Маньяк по-прежнему смотрел на девушку. Сидя от него вполоборота, она чувствовала этот взгляд, скользящий жаром по щеке, к которой постоянно приливала кровь. Ощущение вины от того, что она внесла свои коррективы в негласный договор, ее не беспокоило. За те деньги, что этот мерзавец содрал с нее, можно было сводить к Цитадели пятерых. А то и десятерых. Причем туда и обратно. Вот пусть губы и не дует, а отрабатывает гонорар!

– Поднажми, мужик! – крикнул Маньяк. – Теперь все в твоих руках!

Шеф молчал, сжимая в руках автомат. Собранный, сосредоточенный. Готовый в любой момент принять бой. Пусть и последний. Робинзон сидел потерянный, наверное, только сейчас осознав опасность в полной мере. Время от времени он вздыхал, облизывая сухие губы. И Марго понимала эти мысли так же ясно, как если бы он высказывал их вслух. Он корил себя за то, что пошел у нее на поводу и заранее винил себя во всем, что бы ни случилось. Сказать, что ее не трогали эти чувства, значило ничего не сказать. Цель оправдывала все средства. И если на алтарь ее достижения требовалось возложить всех этих людей, с которыми она оказалась в одной лодке волею судьбы, то… Она так и сделает. Ее не щадили. И она не собиралась поворачиваться к миру другой щекой.

Из серой зыби надвигалась на небо каменная гряда. Словно чудовищный кусок торта, состоящий из двух пластов. Нижний – черный, покрытый водорослями и моллюсками, седой полосой он отделен от верхней части – серой скалы, ощетинившейся острыми гранями камней. Как будто неизвестная сила вздернула из воды то, что веками покоилось на глубине. Или наоборот – внезапно отступило море, обнажив камни.

Лодка приближалась к скале. Их постепенно накрывало тенью. И все краски – и так едва наметившиеся – стерлись. Щелкнули пули в нескольких метрах от кормы.

– Прибавь, Врубель! – заорал Маньяк.

Рыкнул двигатель, отзываясь на его слова. «Все бесполезно», – совсем как недавно рулевой, обреченно подумала Марго. Если они не разобьются у этой чертовой скалы, их убьют преследователи. Только одни погибнут чуть раньше. А другие позже. В одном можно быть уверенной: живой она им не достанется, мелькнула отчаянная мысль. И еще одна, злобная, наступила той на хвост: «Вот тебе и крутой Маньяк».

Серый массив неожиданно раскололся. Две скалы раздвинулись, вгоняя протоку в узкий рукав. Туда с разгона и вклинилась лодка. Напоследок Марго не выдержала – сказалось пережитое волнение – полоснула автоматной очередью по ближайшему катеру. Пули цели не достигли. Ответная очередь впилась в каменный свод. Брызнули в стороны осколки. Но девушка уже этого не видела. Вместе с почти осязаемой темнотой, которая обрушилась на нее в ущелье, она почувствовала, как ее руку сжали повыше локтя. Ту самую, что ныла не переставая.

– Захочешь стрельнуть, – она услышала голос и ощутила жаркое дыхание на обнаженной шее, – стреляй себе в голову, Февраль. Одной проблемой у меня будет меньше.

Она зло вырвала руку, насилу удержавшись, чтобы не влепить дайверу затрещину. Да и то только потому, что не по-мужски это – хлестать другому лицо.

– Давай, мужик! – одновременно с Робинзоновым просительным «не заводись, Февраль» заорал Маньяк.

Каменные стены сдавливали поток воды. Они подступали с двух сторон – неприступные, теряющиеся в высоте. Казалось, щербатые скалы, испещренные трещинами, и небо вогнали в узкую облачную полосу. Мертвая протока, почти недвижная, огибала выступающие валуны, лениво окатывала их, седыми кольцами сползая в воду. Двигатель бухтел. Лодка, благодаря уверенным действиям рулевого, входила в очередную излучину, почти не сбавляя скорости. Каждое мгновение Марго ожидала, что та зацепит носом выступ и встанет намертво, перегородив узкое ущелье. Но секунды, текущие так же неспешно, как вода, проходили, а судно скользило дальше.

Катастрофически не хватало воздуха. Вглядываясь вперед, девушка забывала дышать. Клаустрофобия была ей незнакома, но близкие стены, грозившие в любую минуту раздавить хрупкое суденышко, пугали.

– Давай, Врубель. Должен успеть, – сквозь зубы твердил Маньяк.

Пару раз девушка оглянулась на него, но так, чтобы не бросаться в глаза. Ей решительно не нравился и остановившийся взгляд, и упрямо сжатый рот дайвера. Та тревога, что исходила от него, передавалась ей. Спина покрылась испариной. Больше всего пугала неизвестность. Никто так и не потрудился объяснить, чего же ждать в худшем случае. Уж если губы кусал Маньяк, то дело наверняка обстояло плохо. Девушка не знала, оторвались ли от них преследователи – первая же излучина скрыла с глаз и море, и катера, вогнав мир в игольное ушко скалистого ущелья.

– Врубель! – сорвался Маньяк.

– Черт! Я делаю все, что могу! – заорал в ответ рулевой и по-звериному оскалился.

– Больше! Надо больше, дьявол тебя дери!

Тяжелая вода двигалась кровеносным сосудом в артерии, медленно неся лодку. Каждый поворот, как открытие, нес за собой относительно спокойный участок. Маньяк тяжело вздыхал.

«Наверняка, вода отступает», – подумала Марго. Но этого не было видно. Лишь приглядевшись, девушка отметила, как постепенно забирается вверх седая полоса, отделяющая верхнюю часть скалы от нижней. На камнях стали проявляться моллюски. Черные тельца раскрывались, обнажая маленькие ненасытные рты, как поры на шкуре гигантского животного, они жадно впитывали воздух.

Девушка не знала, что услышала первым: разочарованный возглас Маньяка или звук, с которым днище лодки заскребло по песку.

– Руби мотор, – зло сказал Маньяк.

Врубель отреагировал мгновенно. Лодка встала, ткнувшись носом в песок.

– Ну что, крутой парень, – недобро усмехнулся рулевой. – Хана нам пришла. Готовь панихиду.

Но Маньяк его не слушал. В мгновенье он оказался за бортом.

– Немного не успели. Но если поторопимся… За мной. Брать оружие, – уже на ходу он отдавал приказания. – И быстро! Быстро! – вдруг, словно сорвавшись с цепи, гаркнул он.

Их не нужно было торопить. Не задавая вопросов, подхватил оружие и рюкзак рулевой. И Марго вдруг почудилось, что если бы последовал приказ «перережь себе горло», то небритый, сильный мужчина так бы и поступил. Невысокая фигура Маньяка скрылась за поворотом, когда следом рванула девушка. Сначала, шагнув за борт, она решила, что воды будет ей по колено. Вода ушла в землю, едва дойдя ей до щиколоток. Марго бежала так быстро, как только могла, стараясь не терять из виду дайвера. За ней по пятам следовал Шеф.

Стремительно темнело, как будто там, над их головами, вопреки всем законам, сходились вершинами скалы. Складывалось впечатление, что вода всасывалась в песок. Только что девушка бежала, хлюпая кроссовками по мелководью, и вот уже под ногами обнажилось дно. И вдруг – она не сразу обратила на это внимание – мокрый песок стал неразличим. Земля дымилась. Белесый пар поднимался выше, выбрасывая тонкие, спиралевидные протуберанцы.

– Не дышите! – донесся крик и девушка, глубоко вздохнув в последний раз, затаила дыхание.

Маньяк остановился у скального выступа. Сведя ладони вместе, он присел и сделал движение, словно подбрасывая что-то вверх. Она поняла без слов. Опершись ногой о своеобразный трамплин, она птицей взлетела на камень, изо всех сил вцепившись ногтями в трещину. Еще секунда и, подтянувшись, она выбросила тело на узкий выступ. Автомат больно ударил ее пониже спины. Не получив указаний, девушка по-прежнему не дышала. Сердце сумасшедше толкалось в ребра. Марго едва успела отступить от края, как следом за ней чертиком из бутылки выскочил Маньяк. В ответ на ее молчаливый вопрос он махнул рукой ей за спину. Повернувшись, в темноте она с трудом разглядела расщелину. Туда она и скользнула, на ходу выдергивая из кармана фонарик.

Луч света, ткнувшись в скалу, потерялся в невысокой пещере. В кромешной тьме обозначились кривые, стертые ступени. Не дыша, по возможности стараясь двигаться быстро, девушка бросилась наверх по камням, изглоданным временем и водой. Следом за ней, едва не наступая ей на пятки, бежал дайвер. Отмеряя себе путь лучом, Марго не задавалась вопросом, все ли в порядке у Шефа с Робинзоном. Ее волновало только одно – можно ли дышать? Маньяк молчал. Звука его дыхания она не слышала, и все ее существо охватила паника. В глазах, сливаясь со светом фонаря, четко обозначились красные, в радужных разводах круги. Ярко-алая пелена стянула каменные своды, поглотив белое, судорожно мечущееся белое пятно. Легкие сжались, сердце конвульсивным толчком боднуло ребра. Еще несколько секунд могло означать только одно. Смерть.

– Можешь дышать, – сквозь гул в ушах услышала она и в тот же миг, разинув рот, как рыба на берегу, хлебнула воздуха. И едва не потеряла сознание. Дайвер поддержал ее – да черт его дери! – опять вцепившись в больную руку. Откуда-то снизу послышался гулкий, надсадный кашель.

– Не повезло кому-то, – усмехнулся Маньяк. – Еще немного и выйдем на плато. Там и отдохнем.

– Я не устал, – грубо ответила Марго.

– Я вижу, – отчего-то мягко сказал он. Или только послышалось ей – в голове еще шумело.

Стараясь быть на высоте, Марго сдерживалась, не в силах бесшумно, как он, восстановить дыхание. Кто-то продолжал кашлять. Хрипло, срываясь в булькающие звуки. На автопилоте Марго преодолела последние метры. Она не сразу выключила фонарь, хотя давно уже блеклый свет затопил узкие своды пещеры.

Девушка выбралась на поверхность и замерла, оглушенная безграничным, пропитанным морем и облаками пространством. Насколько хватало глаз на каменном плато тянулись в небо странные нагромождения – не то плиты, не то скульптуры, давно потерявшие всякое правдоподобие. Чистый воздух, облака, стремительно несущиеся навстречу. И ветер, рывками бросающийся под ноги.

– На живот переверните его…

Марго вывел из ступора спокойный голос Маньяка. Она обернулась: здоровый Шеф укладывал на камни Робинзона. Он хрипел. Лицо его покрывали багровые, с белыми кругами пятна.

– Вода у тебя есть? – дайвер обращался к Врубелю. Тот кивнул и нехотя выудил из рюкзака пластиковую бутылку. – Шеф, дай ему воды. Молодой, может, проблюется.

Девушка выхватила у высокого мужчины бутылку и опустилась на корточки. Робинзон уже не мог кашлять. Кровь текла по губам. В этот кровавый, с алыми сгустками рот она и вставила горлышко, заставив парня сделать глоток. Робинзон захлебнулся, жилы на его шее вздулись.

– Пей! – крикнула она. Он, даваясь, сделал несколько глотков.

– Еще. Отопьется, будет жить, – негромко сказал Маньяк.

Робинзон пить не хотел. Он отбивался из последних сил. Ей пришел на помощь Шеф. Он сжал руки, облегчив ей задачу. Плотно прижав горлышко бутылки ко рту парня, она буквально влила в него полбутылки. В тот же миг, неимоверным усилием оттолкнув Шефа, Робинзон вырвался. Его вывернуло наизнанку. Еще и еще раз. Девушка отступила, сжимая в руке бутылку. Красный, почти теряющий сознание парень стоял на четвереньках, изрыгая нечто, перемешанное с кровью.

– Нормально все, – обронил Маньяк. – Оклемается чувак…

Дайвер оказался прав – Робинзон действительно оклемался. Позже Марго помогла ему умыться и вздохнула с облегчением, наблюдая за тем, как еще неуверенно, но уже без посторонней помощи тот держится на ногах.

– Ну, и каков будет твой гениальный план?

Услышала Марго голос рулевого и подняла голову. Несмотря на насмешливый тон, в глазах Врубеля не было и тени иронии.

– Сам-то что думаешь? – отозвался Маньяк.

– Думаю, сюда, в ущелье, они не сунутся. Дураков нет.

– Это точно.

– Но у входа тоже ждать не будут… Хочешь откровенно?

– Валяй.

– Поверят в байку, что ты фартовый. Обогнут мыс и будут ждать у выхода после прилива.

– Точно. И я так думаю. Это про второе.

– И? Предлагаешь вернуться?

Маньяк отрицательно покачал головой.

– Одно лишь дополнение: разделятся. Часть останется у входа, часть у выхода.

– Твои предложения?

– Все просто. Возьмем их сверху. Что еще остается? У тебя же была пара гранат.

– Откуда ты…

– Да ладно, чего уж там.

– А дальше как будем?

– Разберемся.

– Ладно, крутой. Определимся по ходу дела.

– Это точно. Тем более, время еще есть. – Дайвер обернулся и взглянул на Марго. – Двигай давай, Февраль. Посмотрим, на что ты способен.

– Трюкач дурак.

Вдруг услышала девушка и вскинула голову. Как оказалось, тихие слова слышала не только она.

– Что ты сказал? – невинно поинтересовался Маньяк.

– Я? – вполне правдоподобно удивился Врубель. – Я ничего не говорил.

Марго нахмурилась. Трюкач. Цитадель. Как это связано? Что-то начало проясняться, только успеть бы понять, что именно.

Потом они долго брели вдоль ущелья. Впереди Врубель – высокий, упрямый, прижимающий к боку АДС. За ним шел Шеф, превосходящий того и в росте, и в развороте мощных плеч. Чуть приотстав, тащился постепенно приходящий в себя Робинзон.

На его лице таяли красные пятна.

Марго остановилась. Она не удержалась – заглянула за край пропасти. В ущелье, где они оставили лодку, плотной пеленой висел туман. Колюче потрескивали в дыму огненные сполохи. В подсвеченной красным пелене стремительно метались длинные, узкие тени.

– Интересно, да?

Девушка оторвалась от жуткого зрелища.

– Кто это? – вырвалось у нее.

– Кто это… Что это… Кто знает!

– Опасен только газ, который они выделяют, или они сами тоже? – она осеклась, столкнувшись с его насмешливым взглядом.

– А тебе газа мало? От которого не спасает ни один противогаз?

– А ты все-все-все знаешь, да?

– Я знаю одно. Что от тех, кто там останется, – веско сказал Маньяк, опасно застыв на краю обрыва, – не останется ничего. И если бы ни вода, вместо твоего Робинзона темнел бы холмик, заваленный камнями.

Дайвер помолчал.

– Но для того, чтобы это выяснить, понадобилась смерть не одного хорошего человека. Какого хрена ты забыла здесь, девочка? – вдруг без всякого перехода спросил он. – Не терпится отправиться на тот свет? Так при чем здесь я?

– Маньяк, я… – она растерялась. – Прости, что обманула тебя. Но у меня не было выбора! У тебя же есть… Или был в жизни самый дорогой человек?

Скажи мне? Ведь был?

Он молчал.

– Ты должен меня понять! Мой брат… Мы были близкими людьми. Он мой близнец. Говорят, похож на меня как две капли воды, – она говорила торопливо, боясь, что он перебьет ее. – Но не в этом дело. Я не знаю, как тебе объяснить, чтобы ты понял! Но я хочу, чтобы… Если я умру, хоть кто-то обо мне поплачет. А так… меня словно и не было на этом свете!

Маньяк молчал, слушая, как она подбирает слова. Но то, что казалось ей значительным и помогло бы достучаться до каменного сердца, ускользало сквозь пальцы, как вода, оставляя в ладонях мелкие камешки банальностей.

– Думаешь, твой брат заплачет по тебе? – наконец хмыкнул дайвер.

– Да. Мой брат заплачет.

– Что же ты ищешь его, а не он тебя?

Она на секунду замялась.

– Он уверен, что я умерла.

– Ага, – Маньяк задумчиво склонил голову. – Складно говоришь. Достает. Но… почему мне кажется, что ты врешь?

– Как это? – она опешила. – Здесь нет ни слова вранья. Тебе и Шеф, и Робинзон подтвердят, что я говорю правду.

– Правда. Неправда. Какая, в задницу, разница, если ты все равно умрешь?

Он сказал это убедительно, как будто доподлинно знал день и час, когда ей предстоит расстаться с жизнью. Марго стало не по себе.

– Ты маньяк. Ты знаешь это, Маньяк?

– Я знаю. Я все знаю, девочка. И еще я знаю то, чего знать не хочу. Ты умрешь. А я буду чувствовать себя виноватым.

Так проникновенно прозвучали его слова, что на короткий миг ей стало его жаль. И вместе с жалостью ее кольнула мысль о том, что она согласилась бы – когда-нибудь потом, в другой жизни – быть рядом с таким человеком как Маньяк. От него веяло несокрушимой стеной, спрятаться за которой мечтает любая женщина.

– Так вот что не дает тебе покоя, – тихо сказал она. – Я заранее освобождаю тебя от чувства вины. И все беру на себя. Тебе легче?

– Нет. Мне не легче. Я не смогу спасти тебя, – на выдохе сказал он. – Как бы ни старался.

Она усмехнулась.

– Не много ли ты на себя берешь, господь бог?

Дайвер широко улыбнулся, обнажив стиснутые зубы.

– Зови меня просто: Маньяк.

– Я это знала, – в тон ему сказала Марго. – Во всяком случае, догадывалась, мой боже.

 

2

Что произошло? Как могло получиться, что приказы лысого мужика он исполнял беспрекословно?

Врубель зло воткнул ложку в розовое с прожилками нутро открытой банки с тушенкой. Соскучился по начальнику? По человеку, который решает за тебя, заранее освобождая от мучительных раздумий, и принимает на себя ответственность за неудачу, буде таковая случится? Рулевой с трудом впихнул в себя полную ложку: злость лишала его аппетита.

Он всегда сам себе был командиром. Лидер по натуре, до пришествия Океана он возглавлял в приморском городке банду таких же отморозков, почти лишенных семьи. Не просто главарь, но экспериментатор, постоянно пробующий разные средства и методы, позволяющие манипулировать людьми.

Слова? Как бы ни так.

Ему было одиннадцать и его команда насчитывала с десяток малолеток, когда он решился поставить первый эксперимент. Тогда еще Серый. Врубелем он стал позже. И пусть Маньяк приписывает его кличке интеллигентные корни, отсылая к какому-то допотопному художнику, все проще. Погоняло прицепилось от короткого слова «врубить». В те времена, когда горячий парень был скор на расправу.

Высокий для своих лет, жилистый. Его боялись и поэтому подчинялись безоговорочно. Но хорошая девочка Маша, живущая в соседнем дворе в приличной семье, внесла сумятицу в стройную систему ценностей.

– Они боятся тебя, Серый, – сказала умная девочка, – на этом много не построишь. Самое лучшее, если они будут уважать и любить тебя. Вот тогда они могут отдать за тебя жизнь.

Девочка была старше его на четыре года. Красивая, белокурая и стройная. Он поверил ей, заинтересовавшись странными идеями. И дал слабину, позволив пацанам выражать свое мнение, тем самым пытаясь завоевать «любовь и уважение». Сначала малолетки молчали, напуганные внезапной свободой, потом стали робко возражать. Врубель мягко доказывал свою точку зрения, направляя мысли подопечных в нужное русло. Закончилось все тем, что они стали орать наперебой, не ставя его ни в грош, а Илюха, не уступающий ему в росте, улучил момент и попросту отвесил ему подзатыльник. Почти в шутку, но тем не менее обидный и ощутимый. Дескать, знай свое место, Серый. Кто решил бы, что от альфы до омеги прошли ни одни сутки, непременно бы ошибся. Все события уложились от утра выходного дня до вечера. Врубель быстро расставил точки над «i». Илюха, умывшись кровавыми соплями, затих. Игра в демократию закончилась, так толком и не начавшись. А единственным положительным выводом, который он для себя вынес, был следующий: такая вот внезапная слабина позволила ему мгновенно вычислить претендента на «трон».

Кстати, хорошая девочка Маша обрушившихся на их город катаклизмов не пережила. Ее накрыло первой эпидемией водянки. Раздутая, как воздушный шар, обезображенная до неузнаваемости, взирая на мир единственным глазом, заплывшим гноем, она умерла в госпитале, исколотая наркотиками до идиотизма. Одна из сотен тысяч обреченных.

Еще до начала заварушки, Врубель понял, что групповые игры не для него. Слишком много сил и времени уходило в пустоту. Проще и естественней быть одиночкой. Рассчитывать, полагаясь лишь на себя и отвечать за последствия принятых решений. Василий Степанович, или просто Степаныч – уголовник, насчитывающий более двадцати лет проведенных в местах не столько отдаленных – разглядел в настырном пацане будущего киллера и направил на «путь истинный», подкинув первый заказ.

Волею судьбы это была женщина, руководитель серьезного агентства, которую заказал собственный муж. Сейчас, оценивая те события, Врубель пришел к выводу, что Степаныч пошел ва-банк: либо выплывет пацан и город получит безбашенного киллера, все нити от которого будет крепко держать в руках вор в законе, либо на зоне станет одним зэком больше. Было бы о чем голову ломать!

Врубель оправдал надежды. И рука не дрогнула. К слову сказать, это было несложно. Напрасно все вокруг твердили, что убить человека в первый раз страшно. Ничего подобного он не чувствовал. Наоборот, только работа. И ничего более. Начинающий киллер дождался женщину в подъезде, предварительно лишенном освещения, и тихо возник у нее за спиной.

– Стоять, – негромко приказал он высокой, не старой еще женщине.

И в ту долгую секунду, пока она соображала, как действовать дальше, он нажал на спусковой крючок, выстрелив ей в затылок. Вот так. И никаких контрольных. Истины ради следует отметить, что ожидания бывшего зэка не оправдались. Уже тогда Врубель терпеть не мог контроля и «почтенный пенсионер», оступившись, выпал из окна. Несчастный случай. Надо быть внимательней на склоне лет.

Сколько их было до пришествия Океана и после, Врубель не считал. Его не интересовало роковое значение чисел. Таким он… был? А может, все проще, и этот лысый мерзавец добавляет в питьевую воду какое-нибудь психотропное вещество, подавляющее волю? Нечто на основе того же «янтаря»? С него станется. Другого объяснения у Врубеля не нашлось.

На затонувший город падал вечер. Что было здесь до потопа и как назывался город, Врубель не знал. Затопленный на уровне третьего-четвертого этажей, теперь он в просторечье именовался Фата-Моргана. Площадь, залитую водой, окружали готические здания. Крупная рябь тревожила стеклянную поверхность водоема. Отраженные, как в зеркале, остроконечные башенки слепо щурились разбитыми стеклами узких, утопленных в камне бойниц. Посреди озера нелепо – почти насмешкой – торчала бронзовая мужская голова затопленного памятника. Временами, когда порыв ветра гнал волны, из воды проявлялась и часть руки. Отчего казалось, что огромный утопленник молит о помощи. Порой, когда воздух был неподвижен, водная гладь отражала стремительно плывущие облака. В белопенном водовороте бельмом на глазу одиноко стыла бронзовая голова, увенчанная металлическими буклями.

Слева, подальше от площади, темнела лента автострады. Она изгибалась мощной змеей, прячущей огромную голову в глубине. На самом верху, среди ржавого железа, навеки застыла на боку фура. Обрывки порванного брезента крыльями хлопали на ветру.

Малочисленный отряд нашел пристанище на крыше супермаркета, у надстройки торгово-развлекательного комплекса. Свинцовой тяжестью оккупировала вода этажи ниже. Волны заливали пеной провалы выбитых окон. Вся коробка центра, лишенного стекол – железобетонный остов, где в многочисленных рукотворных пещерах, заваленных мусором, ютилась мелкая живность. У входа на третий уровень, под крышей, в бетонной коробке, где на полу ледяными торосами топорщились разбитые белые мраморные плиты, Маньяк скомандовал привал. Лодка, пришвартованная тут же, мягко покачивалась на волнах. Отсюда был хороший обзор, и Врубель мысленно согласился с дайвером.

Дул слабый ветер. В зеркале озера плыли облака. Почти тишина. Лишь плеск воды и тонкий, на грани слышимости скрежет нарушали ее.

Маньяк ел размеренно, неторопливо. И Врубель, никогда не испытывающий неприязни к тем, кого убивал, вдруг поймал себя на шальной мысли. На том, с каким удовольствием, граничащим с сексуальным наслаждением, он выпустил бы пулю в этот высокий лоб. А чем, собственно говоря, провинился перед ним этот дайвер? Тем, что перетянул одеяло на себя? Да хрен с этим командованием! Последние годы киллер только и делал, что выполнял приказы. Трюкача, в том числе. Врубель давно не питал иллюзий относительно своего одиночества. С Трюкачом все ясно – на его стороне власть. А у Маньяка? В чем сила, брат? Удачлив? Их сотни, пристроившихся у судьбы за пазухой. Опыт, знания? Не без, конечно. Но только ли в этом дело? И называй ту силу всякими умными словами типа «харизма», сути это не меняет. Чем-то владеет дайвер. Чем-то таким, что заставляет Врубеля вкупе со всеми остальными, заглядывая ему в рот, ловить на лету приказы.

А может… Врубель даже растерялся от простого ответа, что пришел ему в голову: это и есть те самые недоступные «любовь и уважение»?

Девушка по имени Марго ела так, как едят все бабы. Брала из банки кусочки поменьше и отправляла в рот, озадаченная вопросом, как бы не измазаться. Не вычислил бы он ее сразу после появления, когда под курткой четко обозначилась немаленькая грудь, непременно бы заподозрил неладное сейчас.

Вот тебе и крутой дайвер. А та старуха, на которую бывает проруха, дважды поймала его на девках. Поначалу Врубель подыгрывал им. В лодке и позже, когда карабкались по тропе на плато. Они все отлично справлялись со своими ролями, обращаясь к девушке, как к мужчине. Типа все умные, и только Врубель у нас тупарь-тупарьком, ничего не подозревает.

А потом ему надоело. Как раз в том месте, где плато расколола широкая трещина. Маньяк заставил их спуститься, чтобы по узкой тропе перепрыгнуть на ту сторону. Дайвер намерено не обращал на девушку внимания. Да и все остальные тоже. Только молчаливый Шеф, судя по всему, телохранитель дамочки, старался держаться поближе.

Однако когда выбирались на плато, буквально впиваясь ногтями в каждую трещину, именно Врубель перехватил за руку готовую сорваться в пропасть девушку. Она на секунду повисла, потом оперлась ногой о камень. Но от предложенной помощи отказываться не спешила. В спину уже дышал Шеф.

– Погоди, – грубо охладил его пыл Врубель и добавил: – сама выберешься, или помочь?

Слово «сама» сломило ее окончательно. Красная, она прикусила губы и, решительно утвердившись на камнях, оттолкнула его руку.

– Давно догадался? – вскользь бросил подоспевший к месту событий Маньяк.

– Сразу, – ответил Врубель, наблюдая за тем, как, пыхтя от напряжения, девушка выбирается на тропу. – Конспираторы, вашу мать.

– Ты, мужик, имей в виду. – К нему вплотную подступил Робинзон. Еще в багровых пятнах после интоксикации. Выгнув грудь колесом, он пробовал качать права.

– Не бойся, – осадил его рулевой. – От меня никто не узнает.

– А ты-то, крутой чувак, – чуть позже сказал он Маньяку. – На бабах ловишься на раз-два-три.

Я бы на твоем месте задумался.

– На своем месте думай больше. – Маньяк внезапно, как только он один мог, улыбнулся во все свои тридцать два зуба.

Девка оказалась не промах. И автоматом с оптическим прицелом пользовалась умело. Тот отстрел у скалы и боем-то не назовешь. Обзор был – лучше не придумаешь. И две лодчонки, спрятанные за камнями, видны были как на ладони. В первые же секунды, как Маньяк скомандовал «огонь», сняли четверых. Потом Врубель пополнил счет. Он был уверен, что двое – стопроцентные смертники. Оставшиеся в живых бандиты ретировались, оставив трупы и раненых плавать кверху животами. Из двенадцати человек уцелели четверо.

Когда они возвращались к лодке, Врубель обернулся. Девушка стояла на краю и смотрела вниз. Он проследил за ее взглядом: все люди, плавающие на поверхности, медленно погружались, словно какая-то сила всасывала их в глубину. Вода омыла лица, затекла в глаза, заполнила открытые в предсмертных криках рты. Потом трупы и раненые растворились в глубине. Все правильно. Океан никогда не отдает своих жертв, медленно несет их к Мертвому озеру. Если легенда правдива, Врубелю предстоит немало неприятных минут. Уж у него там должно быть с десятка два «знакомцев»…

Покой и близкая ночь будили у Врубеля чувство тревоги. Он старался быть настороже, и все равно первым присутствие непрошенных гостей почуял Маньяк. Рулевой, еще не отдавая себе отчета, скользнул вправо, уходя с линии обстрела в глубину бетонной коробки. И уже оттуда наблюдал за тем, как в мгновенье ока, почти бесшумно расставил людей дайвер. Тенью метнулся к лестнице Шеф, растаял в темноте за сваями рядом с лодкой Робинзон, спряталась за покосившейся стеной Марго.

Сам Маньяк – видно предусматривал такую возможность – оттолкнувшись от банкомата, лежащего на боку, подбросил жилистое тело. Уцепился за кусок обнаженной арматуры в дыре на потолке и исчез наверху.

– Кончай напрягаться, Маньяк. Это я – Партизан, – раздался хриплый голос. – Мы с ребятами тебя еще у многоэтажек засекли.

– Не заливай, Партизан, – после недолгой паузы отозвался дайвер. – Эти пятеро с тобой?

– Мои. Все мои. Веду их в Александринку.

– Не ближний свет.

– Да уж. Не ожидал тебя здесь встретить. Слезай. Отметить надо, – коротко хохотнул он.

Позже, когда все расселись у хилого костерка и Партизан заливал что-то душераздирающее об огромном осьминоге, Врубель вспомнил, что видел его несколько раз в кабаках. Обычный навигатор, коих в округе сотни. Основательный мужичок лет под пятьдесят. Зарабатывающий себе на жизнь тем, что водил в море салаг, обучая всяким премудростям. Правда, на сей раз он взялся вести новичков как на подбор. Во всяком случае, назвать их салагами язык не поворачивался. Уже после этой мысли в душе Врубеля шевельнулся червь сомнения, но Маньяк – вот ведь черт, как успел запудрить мозг! – сидел спокойно, не проявляя тревоги, и рулевой тоже успокоился.

Надвигалась ночь, гасила лица, накрывая их кромешной тьмой. Первым вызвался караулить Маньяк, и рулевой с чистой совестью закрыл глаза.

Также, не просыпаясь, от свирепого удара по голове он погрузился в другое состояние – болезненное забытье.

 

3

Ночь дышала. Гнетущая тишина то наваливалась, заливая уши расплавленным воском, то отступала. И тогда темноту наводняли звуки: резкий всплеск, утробное урчание переплетались с протяжным то ли стоном, то ли скрипом. На фоне неразличимых полутонов слышалось шумное дыхание чего-то большого, всплывающего на поверхность и уходящего на глубину. И снова воцарялось безмолвие.

Дайвер сидел на мраморном полу возле толстой сваи. Костерок догорал и временами приходилось подбрасывать обломки мебели, которые удалось раздобыть. Огонь света почти не давал. И каждую новую подачку принимал неохотно, как с непривычки объевшийся жареной картошкой гурман. Честно говоря, толку от костра не было никакого. Но крохотный островок создавал слабое подобие уюта.

Рядом, за гранью света, спали люди Партизана. Он сам – крепкий мужик, устроился на какой-то пластиковой панели, подложив под голову рюкзак. Врубель отключился сразу. Маньяк невольно позавидовал такому умению. Ему даже после тяжелой ходки требовалось некоторое время. У стены, неловко примостившись на прогнившем дереве, лежала Марго. Спала ли она, дайвер не знал. У девочек нервная система устроена по-другому. И надо же было такому случиться, что именно с его подачи – ярого противника присутствия в море женщин – здесь оказались сразу две представительницы прекрасного пола! Одна скорчилась у стены, подтянув колени к груди, вторая… «Так. Стоп», – приказал он себе.

«От твоих «стоп» – раздался в голове насмешливый голос, – той маленькой девочке в Цитадели легче не станет».

В черном озере, гладком, без ряби, как всегда ослепительный прятался диск луны. Звезд не было. И пусть умные люди объясняют это явление избирательным преломлением света, для Маньяка ответ очевиден. Это вторжение. И пока временно оставленные в живых ведут местечковые войны, потихоньку отстреливая друг друга, это новое – чужое – переделывает под себя старушку-планету. Если вообще замечает существование людей. Говорят, что где-то в районе Китайской стены ракетой средней дальности подбили Циклопа. Пусть и не убили тварь – свернулись крылья и черной сигарой исчезла она в заоблачной дали. Хрен с этим. Но, может, в тупой башке хоть отложилось слабое подобие мысли, что не совсем безобидна та мелочь пузатая, которую она жрет?

Эх, забыть бы о противостоянии, о том, кто царек какой Цитадели и какого «Призрака», собрать все силы в кулак, зацепиться на стратегическом объекте, расширить разведывательную сеть – навигаторов опытных, пруд пруди. Не перевелись еще на… земле богатыри. Есть ли разница, русские-не русские, когда враг один?..

Если бы удалось достать из затонувшей яхты те стеклянные шарики, да продать подороже. На вырученные деньги собрать команду и основаться на острове в безграничном океане. И там установить новые порядки, собрав воедино всех целеустремленных людей, для которых слово «спасение» не означает лишь заботу о собственной шкуре.

«И тебя, дружок, на царство потянуло?» – шепнул в голове противный голосок.

Маньяк нахмурился. Не в том дело. Просто в его будущем не видится того, за что можно было отдать жизнь!

«Ага. И поэтому каждую минуту, проведенную здесь, ты готов отдать ее просто так».

Дайвер потянулся и подбросил в костерок кусок доски. Он никогда не выходил из спора с самим собой победителем. Кто-то сказал ему однажды, что это верный признак начинающейся шизофрении. А Маньяк считал, что это просто его дурно воспитанная совесть временами тявкала на хозяина.

Ночь в затонувшем городе пугала. Тут и днем было небезопасно, что уж говорить о темном времени суток. По возможности, Маньяк старался держаться подальше от Фата-Морганы. Слишком много неприятных воспоминаний было связано с неподвижным зеркалом озера. Поначалу падкие на дармовщину дайверы пытались обследовать подводные руины. И необычные находки в духе той же «пчелы» только подстегивали интерес. Но очень скоро то, что скрывалось в глубине, доходчиво объяснило непрошеным гостям, кто тут хозяин.

Маньяк стал свидетелем гибели группы Черноморца. Невысокого ровесника, сплошь покрытого шрамами от ожогов, он считал своим другом. Парень бросил якорь в центре озерца. Когда один за другим в воду погрузилась тройка дайверов, оставив Южанина на борту, Маньяк с товарищами стоял на крыше затопленного строения, прилегающего вплотную к стене со старинной кладкой. Слева и справа поднимались и уходили под воду горбатые спины затонувших мостов, ведущих к готическим башенкам. В разбитые длинные окна с тяжелым плеском била волна.

Стояла тишина и ребята на крыше расслабились. Из воды возник Черноморец и, положив что-то в лодку, показал знак «окей» – сведенные кругом большой и указательный пальцы.

Вот на этой радостной ноте дрогнула озерная гладь, пошла кругами, добираясь до стен. Раздался мощный хлопок – мало кто успел заметить, что произошло. Маньяк успел. Он четко уловил момент, когда вода выбросила вверх метра на три парня, имя которого память не сохранила. И в ту же секунду он словно взорвался изнутри. Красно-черное облако, зависнув над водой, разлетелось по сторонам, залив и крышу, и стены кровавым дождем. Лодку подкинуло, еще и еще раз. Оставшийся в ней человек оказался в воде. Хлопок – и его постигла та же участь, что и товарища.

– Черноморец! – что было сил, заорал Маньяк. Да и не он один. Только все крики в мире, слитые воедино, не смогли бы ничего изменить.

Черноморца, который успел погрузиться, выбросило еще выше. Намного. Он взлетел ввысь, над шпилями старинных зданий, над крышей уцелевшего торгового центра. Он молчал, когда падал в озеро. С оглушительным плеском его тело приняла черная гладь.

Началась суета. Кто-то матерился, кто-то не жалел пуль, стреляя куда попало.

После таких падений выжить нельзя. Маньяк это понимал. Но приглядевшись, заметил, как дрожит Черноморец, лежащий на воде с раскинутыми руками. У самых окон старинного дома.

И тогда Маньяк бросился к нему. Через пролив. Прямо по выгнутой ленте перилл, оставшейся от утонувшего моста. Как канатоходец, расставив руки в стороны, дайвер шел, покачиваясь. И думал только о том, что падать надо влево, если не удастся удержать равновесие. Туда, где, возможно уцелели еще и доски. Тогда оставалась надежда задержаться и не кануть сразу в черную бездну. Дважды нога его срывалась и он, мысленно прощаясь с жизнью, с трудом восстанавливал равновесие. Чертовка-судьба решила, что это не тот момент, чтобы справить похоронную тризну. Маньяк спрыгнул на влажный подоконник. На негнущихся ногах, не отрывая сведенных судорогой рук от оконной рамы, с трудом закрепился на подоконнике.

Тело Черноморца качалась на волнах буквально в полутора метрах от окна. Он дышал. Лицо его дрожало, словно он хотел что-то сказать.

Оглянувшись в поисках какой-нибудь палки или обломка арматуры, Маньяк ничего не нашел. Тогда он сел на подоконник, стараясь не касаться ногами воды, вцепился ногтями в почерневшую оконную раму и потянулся что было сил, пытаясь достать Черноморца. После нескольких неудачных попыток у него получилось. На его счастье, получилось недостаточно хорошо. Потому что в тот момент, когда он перехватывал запястье друга покрепче, чтобы подтянуть еще ближе, страшная сила дернула тело Черноморца. Он мгновенно ушел на глубину. Но память Маньяка отчего-то замедлила это исчезновение и долго хранила белое лицо, тающее в черной воде…

Один из спутников Партизана заворочался, встал и пошел к выходу на крышу супермаркета. Маньяк оглянулся, провожая темный силуэт.

– Эй, – шепотом позвал он темноту, – чего тебе не спится?

– В горле пересохло, – также тихо ответил парень.

– Вон фляга у Партизана торчит. Хлебни. От него не убудет.

– Нашел что посоветовать. Партизан потом уроет. Ничего. Моя тут рядом, в лодке.

– Рядом? Что-то не видно вашей лодки рядом. Вообще забыл спросить, откуда вы взялись? – ворчливо прошептал дайвер. – Заруби себе на носу, я ребят поднимать не буду, когда тебя спасать придется.

– Разберусь.

Маньяку показалось, что голос парня, в который вплелся шумный всплеск, раздался ближе, чем он ожидал. Но оглянуться дайвер не успел. Сзади на его шею накинули удавку и сжали до неприятного хруста в горле.

В ту же секунду ночь ожила. Все случилось практически одновременно. Маньяк хрипел, тщетно пытаясь освободиться, но тот, кто тянул за его спиной концы удавки, знал в этом толк. Вскочили люди Партизана, лежавшие у костра. Он сам с прытью, которой дайвер от него не ожидал, подскочил к Шефу. Тот открыл глаза и дернулся за ремнем АДС, когда его отбросил жесткий удар ногой в лицо. Надо отдать должное телохранителю – Партизан замахнулся, чтобы ударить еще раз. Но здоровяк перехватил ногу за щиколотку и дернул на себя. Нелепо взмахнув руками, нападавший опрокинулся на спину. Однако Шеф подняться не успел.

Сверху, со стороны лестницы, ведущей на верхние этажи, послышалась автоматная очередь, выбив под ногами корчащегося от боли Маньяка крупную щербатую дробь. Из темноты выступили люди в черном камуфляже. Двое из них оказались рядом с Шефом. Его ударили с двух сторон. Здоровяк отлетел к стене. Каким бы тренированным парень не был, но удары ногами в лицо и живот на секунду лишили его возможности сопротивляться. А потом стало поздно. В лицо ему смотрели черные дыры стволов.

Робинзон открыл глаза в тот момент, когда для него все уже было кончено. Отлетел далеко отброшенный автомат и парню пришлось подняться и отойти к стене, задрав руки.

Единственный, кто так и не успел ничего понять, был Врубель. Одновременно с нападением на Маньяка тому на голову обрушили тяжелый предмет. В разгоряченном схваткой мозгу дайвера отложилась мысль, что рулевого ударили куском мраморной плиты. Если так, то с ним можно было распрощаться. Как, впрочем, и с идеей спасения девочки, застрявшей в Цитадели.

Маньяк пытался ослабить хватку. В глазах играли в чехарду радужные пятна. Была задумка напрячься и подкатиться спиной под ноги парню, но резкий рывок удавки быстро объяснил ему то, чего делать нельзя.

– Легче, Вензель, – закряхтел, поднимаясь, Партизан.

– Стараюсь, – зло сказал парень. Он чуть ослабил хватку и Маньяку перепала пара вполне сносных глотков воздуха.

– Лучше старайся! Сдохнет, я тебя самого грохну.

– Все под контролем, – довольно хмыкнул парень. И это были его последние слова.

Марго, которую, по всей видимости, никто не брал в расчет, послушно стояла у стены, подняв руки. Парень в черном, державший ее на мушке отвлекся, обернувшись на слова Вензеля. В тот же миг крылом большой птицы мелькнула у девушки рука, выхватывающая из-за пояса пистолет. Дальше – больше. Марго несказанно удивила едва дышащего дайвера. Прежде чем оружие выбили из ее рук, она выстрелила. И единственной пулей, посланной практически в темноту, сняла Вензеля.

Маньяк отреагировал мгновенно. Он перекатился за широкую сваю, уходя с линии обстрела. Стреляли все, кому не лень. Тяжелые пули чертили дорожки, поднимая вверх каменную пыль. Слева на коленях стоял умирающий Вензель, прижимая руки к груди. Он валился вбок, когда Маньяк рванул на себя автомат с его плеча.

Бежать через крышу супермаркета в темноту не имело смысла. Как бы быстро он ни бегал, веером в столько стволов его заденут наверняка. К лестнице и лодке пути перекрыты. Оставалось одно – опять воспользоваться банкоматом, лежащим на боку и попытаться проскользнуть в дыру на потолке. Рискованно? Особенно после того, как он уже проделал этот путь на глазах у Партизана? Да просто самоубийство. Но другого выхода нет. Разве только сигануть в черную воду на радость кровожадным тварям.

Опять засвистели пули, прокладывая путь в темноту.

– Не дури, Маньяк! – громко сказал Партизан. – Выходи! Убивать тебя не собираюсь.

Дайвер быстро выглянул на голос. Но угасающий костер надежно скрывал и нападавших и заложников.

– Кстати, чтоб ты знал, выхода наверху нет. Вернее есть, но только один – в омут с головой. Но… ты же не захочешь брать на себя вину за смерть своих людей? Они мне не нужны. Но их смерти будут на твоей совести.

– С чего ты взял, что меня волнует судьба этих пацанов?

– Пацанов, может и нет, – веско сказал Партизан. – Но первой пущу в расход девчонку.

– Какую еще девчонку? – зло спросил Маньяк, надеясь на чудо.

– Вот эту самую. Короче. Долго возиться мне не досуг. Скоро рассвет. Считаю до трех и пальну ей в башку. Раз.

– Зачем я тебе? – чтобы потянуть время спросил Маньяк.

– Все скоро узнаешь. Два.

– Не стреляй, – сквозь зубы процедил дайвер. – Я выхожу.

– Тогда оружие подальше от себя бросай. Чтобы я видел. Руки в гору и пять шагов вперед.

С сожалением дайвер выпустил из рук автомат и для верности поддал ногой. Потом вышел из укрытия. И увидел то, что ожидал. Ближе к свету подвели девушку. В ее висок упирался вороненый ствол.

– Миклуха, Шест, – негромко распорядился Партизан. – Обыскать! И повнимательней там. Чтобы каждый шов! Куртку снимите к чертям. Не замерзнет.

И тут же к дайверу подскочили двое. Один из них оказался профессионалом. Пока цепкие руки обшаривали каждый шов на его безрукавке, штанах и кроссовках, плененный, не отрываясь, смотрел на Партизана.

– Почему, Партизан? – не удержался он. – Ты всегда был правильным мужиком. Неужели из-за того давнего пьяного мордобоя… Не верю.

– Мордобоя? – Партизан, припадая на правую ногу, приблизился вплотную. Опаленное солнцем до коричневых пятен лицо его злобно сморщилось. – Это для тебя ничего не значит! А я неделю кровью харкал!

– И что? А ты мне тогда зуб выбил, – соврал он. – Но я зла не держу. Первый раз, что ли, по пьянке… Вспомни другое – сколько раз мы друг друга выручали.

– Обидно другое, – навигатор его не слушал. – Думаешь, я не догадался тогда, в чем дело? И какого черта ты с цепи сорвался? Догадался. За ту девчонку, что концы отдала в гроте.

Маньяк молчал.

– Молчишь. Понятно все и без слов. А сам-то? – он недобро усмехнулся. – Какую кралю в поход повел, – он кивнул в сторону Марго. – Сколько тугриков она тебе отвалила? Думаешь, я не в курсе? То-то и оно. А так… Принципы, принципы… Слушать противно, – он зло сплюнул себе под ноги.

– Партизан, – начал было Маньяк, пытаясь подобрать те слова, которые найдут путь к сердцу навигатора, но его перебили.

– Заткнись. Посидишь пока тут, подумаешь. Места, конечно, немного, но пара каморок найдется. Вон, девку тебе в напарники дам. Чтобы не скучно было.

– Давай хоть кого, – он вдруг быстро обернулся на лежащего без сознания Врубеля, чем ввел в трепет стоявшего рядом парня. – Только не этого… гаденыша. Он, наверняка, вас и навел, шестерка Трюкача…

Партизан помолчал, не отрывая от Врубеля долгого взгляда.

– Ладно. Хватит разговоров, – после паузы сказал он. – Часа через два здесь Стайер будет, – Партизан не сдержал злорадной усмешки. – Вот с ним и наговоришься.

 

4

– Наконец-то!

Радостный возглас дошел до Врубеля как сквозь слой ваты. Веки его дрожали и он с трудом открыл глаза. Голова болела нестерпимо. Он попытался подняться, но его повело и он едва снова не провалился туда, откуда с таким упорством выбрался.

– Мужик! Ты дыши, дыши. Глаза только не закрывай. Думал, ты уже не очнешься. Пинаю, пинаю тебя, а ты все как мертвый.

Врубель напрягся. Несколько раз открыл и закрыл глаза, превозмогая сокрушительную боль в висках и затылке. Потом снова попытался сесть. Если бы не вовремя подставленное плечо, у него ничего бы не получилось.

– Где я? – хрипло спросил он.

– На звезде, – раздался насмешливый голос. – Там же, где и я.

Рулевой сосредоточился. Головокружение стало медленно отступать. В глазах прояснилось. В бетонной коробке без окон, со стенами, выкрашенными в зеленку, слабый серый свет проникал через две дыры под самым потолком. Освещения хватало на то, чтобы угадать человека, сидящего рядом и участливо заглядывающего в глаза. По лысому черепу.

– Маньяк, – выдохнул Врубель. – Это ты меня так?

– Мне больше делать нечего. Хотел бы – вообще убил.

– Что случилось?

– Э, милай, – старушечьим голосом скрипнул дайвер, – да ты все события проспал.

– Какие еще события? – Врубель хотел поднять руку, чтобы пощупать то, что нестерпимо ныло на затылке и не смог. Руки оказались связаны. – Какого черта?

– Короче, Врубель. Нас захватили люди Партизана. Пока ты спал. Как я понимаю, он теперь работает на Стайера.

– На работорговца?

– Именно. Боюсь предположить, что с нами будет. И дело уже тут не в личных разборках. Толкнет он нас в шахты за Пыльным архипелагом и проведем мы с тобой все оставшиеся… года два, копаясь в дерьме. За тебя, конечно, больше дадут.

– Кончай. Станет Стайер с Трюкачом бодаться.

– А кто узнает, Врубель? Кто узнает?

Врубель замолчал. В словах Маньяка ему чудилась истина. Самое неприятное заключалось в том, что насколько он знал, Стайер – человек, лишенный всяких предрассудков. А он еще ломал голову, как дайвер умудрился выжить после той стычки в кабаке, когда начистил Стайеру рыло. Наверняка, тот выжидал и простая смерть для обидчика его не устраивала. И вот наконец час торжества настал. А Врубель вкупе с остальными – особенно с девчонкой – просто пешки. Приятный довесок. Трюкач… А что Трюкач? Если возникнут слухи, Стайер разведет руками и скажет: «Извини, братан, я не в курсе, что это твой человек». И разойдутся полюбовно. Во всяком случае, мертвый Врубель причиной открытой войны не станет.

– Хуже не придумаешь, – пробормотал рулевой.

– Ничего. Два часа – это, конечно, Партизан загнул. Часа три, а то и четыре у нас есть, – в темноте блеснули глаза дайвера. – Еще хорошо, что тебя ко мне подбросили. А я думал, Партизан не купится… – В смысле?

– Да хрен с ним, со смыслом. Будем выбираться.

– Умный, – Врубель усмехнулся. – Знаешь как?

– Времени в обрез. Но надо постараться. Теперь отодвинься от стены и не дергайся. Даже дышать не моги!

Послышалась долгая возня. Врубель послушно отодвинулся от стены и в тот же момент почувствовал жаркое дыхание Маньяка на связанных запястьях.

– Что ты?.. – начал рулевой и осекся, услышав тяжелый вздох. Потом он не дышал, как и было приказано. Ровно до тех пор, пока руки не стали потихоньку расходиться в стороны. Пока Врубель, приложив усилия, не разорвал веревку.

– Ну ты даешь. – Растирая затекшие руки Врубель посмотрел на спасителя. Тот молчал. Губы его были раскрыты в странной ухмылке, словно он удерживал что-то в зубах. Врубель догадался наконец протянуть руку. В раскрытую ладонь слетело что-то невесомое.

– Так, – сказал Маньяк. – Начало положено. Говорил тебе, не дергайся! Порезался, блин, из-за тебя. Режь давай!

И он повернулся спиной.

В полутьме наступающего дня блестела то ли стеклянная, то ли металлическая штучка. Врубеля озарила догадка.

– Чешуя летучей рыба, – скорее для себя сказал он. – Как ты умудрился…

– Слышь, ты режь давай! – зло сорвался Маньяк.

Когда, освобожденный, он потирал запястья, посветлело настолько, что Врубель отчетливо видел горящие знакомым блеском глаза. И капли крови, застывшие на губах.

– Жаль, – вздохнул дайвер. – Назад уже не засунешь. Полезная штучка. Ну и хрен с ней. Выбрось.

– Дальше что? – Врубель коснулся рукой раны на затылке, поморщился, посмотрев на липкие с темными пятнами пальцы.

– А дальше придется поработать. – Маньяк сделал паузу, столкнувшись с вопросительным взглядом. – По твоей основной специальности.

* * *

– Откройте дверь, гандоны!

Что есть мочи Врубель долбил ногами стальную, оплывающую по бокам ржавыми натеками дверь. Временами он останавливался и слушал. Но когда стуки затихали, воцарялась оглушительная тишина. В полутьме видно было, как досадливо морщится полулежащий у стены дайвер. Наконец, замахнувшись для очередного удара, Врубель ясно расслышал звук шагов. И после этого ударил остервенело, с оттяжкой.

– Гады! – заорал он. – Сдохнет здесь ваш Маньяк, на меня потом это дерьмо не валите!

– Чего долбишься? – зло спросил из-за двери. – Жить надоело?

– Не мне! Я еще помучаюсь лет пятьдесят. А вот Маньяку вашему трындец пришел. Только учтите: я здесь не при чем!

– Чего ты гонишь, мужик?

– То! Кто обыскивал его? Вон с него и спрос! Ему бы кильку в море ловить…

– Да говори яснее, – уже «с интересом» крикнули из-за двери.

– Я и говорю! У него в безрукавке в шве «бычий глаз» был. Он его и раскусил.

– Врешь! Я сам его обыскивал.

– Ну, значит, с тебя и спрос, парень.

Врубель привалился ухом к стальному полотну, но и без того хорошо слышны были негромкие голоса.

– Все, Миклуха. Партизан с нас шкуру снимет. Тебе повезет – ты любимчик… А меня пустит в расход.

– А что делать? Давай к нему. «Бычий глаз», он же не сразу действует… Может, успеем? Надо воды…

– Эй, там меня слышно? – громко перебил их Врубель. – Еще пара минут и все будет кончено, – он сделал паузу и для большей достоверности сменил тон. – И не вздумайте потом на меня труп повесить. Скажу все как было. Вашему Партизану.

В ту же секунду, он едва успел отодвинуться к стене, открылась дверь и в щель протиснулась рука с флягой.

– На, – сказал высокий, светловолосый парень. – Дай ему.

– Сообразил, – усмехнулся Врубель, разглядывая в щели скуластое, в пятнах от ожогов лицо. – У меня ж руки связаны.

– Да брось сачковать, Шест. Держи этого на мушке.

Светловолосого парня решительно отодвинул в сторону коренастый крепыш с мощным разворотом плеч. В темной шевелюре блестела дорожка, словно кислота, стекающая сверху, оставила на память не зарастающий волосами ожог. Он перехватил флягу, хозяином положения прошел через каморку и присел на корточки перед Маньяком.

«Смелый парень», – с удовольствием подумал Врубель, стоя у стены в двух шагах от наставленного на него ствола.

– Ну что там? – заволновался Шест.

– Похоже отмучился. Не дышит.

– Черт, черт! Дай ему воды! Может, оклемается!

В руках у трусливого Шеста от избытка чувств дрогнуло оружие. В тот же миг Врубель лениво, будто нехотя, перехватил ствол и с разворотом, отведя от себя, выкрутил автоматный ствол, еще и стоявший на предохранителе. Одновременно, завершая движение, ударил прикладом в шею, с хрустом вогнав кадык в горло. Тщетно в последний момент пытаясь привести ускользающий автомат в рабочее положение, парень нелепо задергался. Потом захрипел и стал оседать. Он хотел что-то сказать напоследок, открыл рот, но оттуда темным потоком хлынула кровь. Врубель нежно приобнял его и аккуратно, почти без звука посадил у стены, одновременно прикрыв дверь.

– Что за?.. – При первых звуках возни у двери коренастый Миклуха обернулся, сжимая в руке флягу.

В ту же секунду дайвер открыл глаза. И тут же, не дав парню опомниться, резко ударил его ладонями по ушам. Парень взвыл. Выронив флягу, он прижал руки к голове. Боль была настолько сильной, что он упал на колени, качаясь из стороны в сторону. Дайвер вздернул его, ничего не соображающего, за грудки и с силой приложил его головой к стене.

– Тихо, мальчик, тихо, – пел ему на ухо Маньяк. – Ответь мне на несколько вопросов, тогда…

– Что тогда? – сдавленно хрипел парень. – Оставишь жить?

– Где девчонка? Сколько вас? Где остальные? И дорогу покажешь. Тогда шанс у тебя есть.

– Нет у меня никаких шансов. Ничего я тебе не скажу, урод.

– Вот не умеешь ты спрашивать, Маньяк, – ворчливо сказал Врубель. Он закончил обыскивать убитого. Все, что было у того в карманах, перекочевало в куртку к рулевому.

Подходя к парню, которого продолжал удерживать за горло дайвер, Врубель достал из-за пояса нож и, не тратя времени на эффекты, приблизил острие, матово блеснувшее серебром в свете наступающего дня, к расширенному до предела глазу.

– С одним глазом ты станешь сговорчивей, – негромко сказал Врубель. – Я тебе сейчас это докажу.

Миклуха задыхался. Его шея взмокла и Маньяк насилу удержался, чтобы не вытереть руку об одежду.

– Ничего я… – начал парень и не договорил.

Врубель замахнулся, не сводя с побледневшего парня спокойного взгляда. Его жест не предусматривал остановки в нескольких сантиметрах от покрытой лопнувшими кровеносными сосудами сетчатки. И крепыш это понял. Он истово дернулся и шумно задышал, одновременно крикнув:

– Стой! Стой. Я скажу. Не надо.

– Видишь как надо спрашивать. – Врубель нацелил острие в центр испуганно моргающего глаза и убирать не собирался. – Теперь вопросы задавай.

– Где девчонка? – Маньяк малость ослабил хватку.

– Они все этажом выше, в такой же каморке. Но проход туда через нижний этаж. Через зал, где Партизан с ребятами.

– Далеко отсюда?

– Не так уж. Сначала наверх, потом по коридору до лестницы, а там вниз.

– Сколько вас?

– Десять.

– Не ври.

– Теперь десять! Без Вензеля. И еще двое уплыли за Стайером.

– Наша лодка где? – не удержался от вопроса Врубель.

– Там же, где и была. Кому нужно это барахло? Там же взять нечего… Маньяк, не убивай. Я же все сказал!

– Увидим. Теперь веди к Партизану. Чего насупился?

– Вам все равно не справиться. Вдвоем. Там еще пара ребят на лестнице.

– Разберемся. А теперь открой рот. Да пошире.

Маньяк задрал на парне куртку и резким движением оторвал от несвежей футболки полоску, скомкал тряпку и с силой вогнал в послушно открытый рот.

– Если все будет, как ты сказал, я оставляю тебе жизнь. Показывай дорогу.

Парень шмыгнул носом, пережидая, пока Врубель его же ремнем стянет руки за спиной.

В шахте лифта выл ветер. Прозрачные двери давно обсыпались. Битое стекло хрустело под ногами. В глубине глухо булькали капли, разбиваясь о черную поверхность стоячей воды.

Они прошли мимо лифта, свернули в холл с провалами вместо окон, заполненный ветром. По углам, в кучах сломанной оргтехники что-то копошилось. В разбитые окна – от пола до потолка – вливался рассвет. Серый, облачный. Отсюда, с высоты, особенно хорошо был виден затопленный город. Острова многочисленных крыш – треугольных, плоских, увенчанных шпилями. Серые, коричневые, грязно-зеленые – казалось, они плыли в тумане. Местами, в прогалинах, оставленных ветром, проглядывала мертвая поверхность черной воды. Чуть поодаль, у стены обвалившего дома, обнажившей десятки пустых бетонных коробок, торчали кроны утонувших деревьев. Самых высоких, крепких. Безлистые ветви, давно забывшие о смене времен года, обреченно отживали свой срок.

Первым шел Миклуха. Ноги его заплетались. Наступая ему на пятки, за ним следовали рулевой с дайвером. Они спустились по лестнице, заваленной гнилым мусором. У поворота парень остановился и вопросительно оглянулся на Маньяка. Тот понял его без слов. Кошачьей походкой он обошел парня и быстро заглянул за угол. Но и здесь были слышны звуки. Низкий храп, шорох, тяжелый вздох, – все выдавало присутствие отдыхающих после праведных трудов людей.

– Будешь паинькой, – приблизив губы к самому уху Миклухи, шепнул дайвер, – сохраню тебе жизнь. Как обещал.

В ответ парень истово закивал.

Дайвер вдруг сделал движение, словно его сейчас стошнит. В подставленную ладонь желтой слезой упала «стрекоза».

– Две минуты, – одними губами сказал Маньяк, глядя на Врубеля.

– Обижаешь, – тот уверенно округлил рот.

Дайвер вздохнул, отправил капсулу снова в рот и с натугой раскусил. Теперь в руку ему упала черная металлическая кнопка. В ту же секунду он сжал ее до выступившей капли крови между большим и указательным пальцами и, высунувшись, подбросил вверх.

Оглушительный свист, от которого едва не лопнули барабанные перепонки, накрыл зал со спящими людьми. Потом хлопнуло. Даже сквозь плотно зажмуренные веки, для верности закрытые руками, Врубель «увидел» ослепительную вспышку. Ему даже показалось, что он чувствует запах озона. Вспышка длилась секунд десять, потом стало темно и все стихло.

На всякий случай прикрываясь Миклухой как щитом, Маньяк вышел на лестницу. Но опасения были напрасными. Люди Партизана вповалку лежали среди обломков мебели. Глаза их были раскрыты. Они почти не дышали, парализованные, со свистом втягивая воздух в непослушные легкие. Кто-то зажал ремень автомата, кто-то успел потянуться к оружию. Сам Партизан полулежал на сломанном кожаном диване. В обрюзгшую щеку вдавился приклад АДС.

Не обращая внимания на главаря, Маньяк метнулся через зал к лестнице. Двух караульных на том «берегу» он нашел лестничным пролетом выше. Или почти. Бойцы, ошалевшие от свиста, успели спуститься. Как раз, чтобы попасть под действие «стрекозы». Один – немолодой уже человек сидел у перилл, безвольно раскинув руки. У его ног чернел ненужный автомат. Он смотрел на приближающего Маньяка, не мигая, и тому стало не по себе. Будь его воля, да людей побольше, он согнал бы всех этих подневольных неудачников в каморку. Или ранил. Словом, дал бы им второй шанс. Может, кто-то бы и воспользовался? А так… Они не оставили ему выбора. За две минуты всех не свяжешь. Или далеко не уйдешь.

Дайвер тяжело вздохнул. Прижал холодный ствол пистолета к высокому открытому лбу и нажал на спусковой крючок. Со вторым бойцом дело обстояло по-другому. Он упал лицом вниз. Маньяк выстрелил ему в затылок и несколько секунд наблюдал, как по мрамору расплывается темная лужа.

Темная лужа его благих намерений.

«Сами виноваты. Работорговля – не лучший способ заслужить себе авторитет», – шепнул в голове противный голосок. И Маньяк с ним на сей раз согласился.

Когда он спустился в зал, все было кончено. Не суетясь, не делая лишних движений, «рыцарь без страха и упрека», методично обходя лежащих без движения людей, делал прицельный выстрел в голову. Посреди заваленного трупами помещения стоял зеленый от страха Миклуха.

– Хорошая машинка, – напоследок наставив ствол на Партизана, удовлетворенно сказал Врубель. – И как раз обоймы хватило. Один патрон остался. Для тебя.

Он выбил из рук Партизана автомат. Наклонившись, шустро выудил из кобуры пистолет ТТ и нож из чехла на поясе, отбросил оружие подальше.

– Вроде все, – он повернул голову. – Он твой.

Дайвер шел через зал, напоминающий бойню. Отвратительно пахло гарью и свежей кровью. Казалось, что он слышит, как впитывается жидкость, заливающая все это барахло. Всюду стеклянные глаза, с последним укором взирающие на мир. И третьим глазом во лбу – черное отверстие с обугленными краями. Красные лужи, ошметки черепных коробок, стекающие по стенам.

Единственный оставленный в живых Партизан вдруг болезненно вздохнул и попытался подняться. И в тот же миг бешеным зверем к нему подскочил Маньяк. Он вцепился в отвороты куртки и притянул к себе трясущееся, покрытое пигментными пятнами лицо.

– Ты доволен, старик? – шипел он, брызгая слюной. – Теперь ты получил все, что хотел?

– Маньяк, я… – хрипел Партизан, но попыток освободиться не делал.

– Сколько тебе обещал за меня Стайер? Говори! – Маньяк остервенело встряхнул навигатора, так, что у того лязгнули зубы.

– Пятьдесят тысяч.

– Пятьдесят! И за эти деньги ты на старости лет продался работорговцу? Посмотри! Посмотри вокруг! – Дайвер вздернул не оказывающее сопротивления тело за грудки. – По пять тысяч за каждую душу! На твоей совести все будут! Слышишь?

– Ладно, Маньяк, – его пыл остудил спокойный голов Врубель. – Кончай его. Время.

Дайвер яростно отшвырнул от себя навигатора. Не менее решительно выхватил пистолет. И когда черным зрачком в лицо обреченного уставился черный ствол, из глаз Партизана потекли слезы.

– Маньяк… Слушай, прости. Оставь жизнь старику. Тебе зачтется, – сквозь слезы шептал разом постаревший на десять лет мужчина. – Уйду за Китайскую стену. Пощади…

Рука у Маньяка дрогнула. Он дважды пытался выстрелить и дважды останавливался.

– Черт, – сквозь зубы сказал он. – Не могу.

– Это слабость, Маньяк, – Врубель шумно, змеем-искусителем усмехнулся. – Ты просто плохо представляешь себе, насколько нам сегодня повезло. Если бы все пошло так, как задумал этот ублюдок, то через год, выхаркивая ошметки легких, ты бы и мечтать не смел о возможности скормить ему, еще живому, его же печень. А так… Судьба тебе улыбнулась, исполнив твое желание. Чуть раньше.

– Возможно, – Маньяк продолжительно вздохнул. – Ты прав. Это слабость.

Он решительно поднял ствол, но выстрелить не успел. На долю секунды его опередил киллер.

– Профи из тебя не выйдет, дайвер, – сказал Врубель, поддев ногой оседающее тело старика. – Ты же победитель, верно? А если его слова достали до тебя, значит, победил он. Это только слова. И прав тот, кто убивает. Потому что он сильнее. А сильный должен жить.

– Философ. Ладно, хватит сантиментов. Пошли за остальными.

Дайвер на ходу подцепил дрожащее тело Миклухи и потащил к лестнице, что-то бубня себе под нос. Но Врубель услышал. «Сколько надо тугриков, чтобы такой парень как ты работал на меня?»

– А что, тебе уже такие требуются? – спросил Врубель.

– Если так пойдет дальше, мне потребуется целый отряд таких вот м-м-м… крепких ребят, – бросил Маньяк через плечо.

 

5

– Где лодка?

Спокойно и уверенно, как жара в летний день, Врубель наступал на Миклуху. Пока тот не оказался прижатым спиной к стене.

– Подожди, Врубель! – сорванным голосом крикнул тот, когда отступать стало некуда. – Она, правда, была здесь.

– Ее нет. И мне нужна моя лодка. – По серому лицу Врубеля бродили тени.

– Но я не знаю, где она!

– Ага, – поддакнул Маньяк. – А спросить больше не у кого. Ты всех грохнул, Врубель.

– Он не знает, – не слушая дайвера, задумчиво сказал Врубель. – Тогда на кой черт он нужен?

Он поднял пистолет и приставил ствол к выпуклому, с каплями пота лбу парня. Одновременно с пугающе-спокойным «прощай» Миклуха крикнул:

– Подожди! Подожди! – он задохнулся, переводя дух. В его больших, расширенных глазах плескался ужас.

– Есть мысли? – негромко поинтересовался рулевой.

– Да… Мне кажется, я знаю, где она. – И продолжал быстро, сбивчиво, боясь столкнуться с вопросительным взглядом киллера. – Скорее всего, она на приколе. Там же, где и все наши лодки. В здании вокзала…

Маньяк негромко присвистнул.

– Не ближний свет. Ты хочешь сказать, мальчик, что вы добирались сюда пешком? Здесь должна быть хоть одна лодка.

– Мне нужна моя, – упрямо завелся Врубель.

– Да погоди ты. Так ответь мне.

– Да, – выдохнул парень.

– Что да? По воде аки по суху? До вокзала плыть и плыть.

– Не совсем так.

– Да говори яснее. – Врубель не сдержался и ухватил парня за грудки.

– Тут ход есть! – всхлипнул Миклуха. – Я думал, ты все знаешь, Маньяк.

– Я не знаю. Какой ход?

– Под землей. Ну, под водой, то есть.

– Ты врешь. В этом городе куча затопленных туннелей, включая и метро. Но кто же по доброй воле туда сунется?

– Партизан. Он нашел… Он много чего нашел. Два года тут сидим практически безвылазно. Все обшарили. Так раз сто этим ходом пользовались.

Маньяк с сомнением покачал головой.

– Как бы мы сюда попали, чтобы ты нас не засек?

– Так. Оставим разговоры, – вмешался Врубель. – Дорогу знаешь?

Миклуха кивнул. Дайвер обернулся к сидящим у стены.

– Подъем, – негромко скомандовал он. И не удержался, чтобы ни добавить. – Ну и рожи у вас. – В основном, имея в виду Шефа. Тому здорово досталось – расползаясь на пол-лица, постепенно наливалась чернотой опухоль, закрывая левый глаз, переносицу делила царапина с запекшейся кровью. – На себя посмотри, – почему-то за Шефа беззлобно отозвался Робинзон, хотя на его лице не было ни царапины.

– Ладно, не дрейфь. Сейчас доберемся до лодки, и в аптечке у Врубеля – он у нас мужик прижимистый – что-нибудь найдем.

– Доберемся, думаешь? – спросила, поднимаясь, Марго.

– Куда денемся! – ответил Маньяк и пошел, уже не обращая на спутников внимания.

Прижимая к боку автомат, дайвер спускался по ступеням, считая затею чистой воды авантюрой. И самое плохое, что в его голове не существовало тех мыслей, что могли помочь в случае неблагоприятного исхода. Деться отсюда некуда. Затонувший город хранил свои тайны, и после случая с Черноморцем Маньяк предпочитал держать свой нос подальше от них. Осколки цивилизации дышали на ладан: смерть давно поселилась внутри ветхих строений, кажущихся еще крепкими и способными простоять ни одно десятилетие. Рушились крыши, осыпались стены. Подобно карточным домикам складывались бетонные тела многоэтажек. Еще немного, и от города останется одно воспоминание. Смытый с лица земли, он скроется под водой. А Маньяк всегда предпочитал наблюдать за агонией мертвеца издалека, чтобы ненароком не попасть под раздачу. Вот почему он с тяжелым сердцем одолел пару пролетов, готовясь натолкнуться на возглас Врубеля «Куда ты нас завел, Сусанин?». Однако, спустившись ниже этажом, он, вопреки ожиданиям, оказался в широком, сухом коридоре. Потолок, некогда стеклянный, был разбит и сквозь железные стыки арматуры, чертившей небо на квадраты, заглядывало залитое рассветом небо. Светло-серое, оно дымилось обрывками темных туч, ползущих по небосводу.

Чем дальше они шли, тем больше удивлялся Маньяк. Коридор вывел их к широкой лестнице, спускающейся еще ниже. Там уже пряталась темнота и дайвер, до этого понуро бредущий в числе последних, от нетерпения выбился вперед, на ходу выхватывая фонарик из рюкзака, набитого трофейным барахлом. Он застыл, нетерпеливо шаря лучом света по стенам, облицованным уцелевшим пластиком, светлым, в мраморных разводах, по дырам в потолке, из которых связкой червей вывалились провода. Но больше всего дайвера занимал пол. Луч, застревая в трещинах, суетливо прыгал со ступеньки на ступеньку. Маньяк почти бежал вниз, каждую секунду ожидая того, что пятно света утонет в черной воде. По его подсчетам, они давно опустились ниже уровня моря.

Воды не было.

Лестница кончилась. Дальше начиналось черное жерло широкого туннеля. Железные ребра скоб, казалось, утонули в бетонных стенах. На ржавых, загнутых кверху полозьях, гостеприимно темнела распахнутая гермодверь.

Маньяк остановился на последней ступени, не решаясь сойти.

– Ну что, пацан, – раздался спокойный голос Врубеля. Сомнения его не мучили. – Пока все верно. Дуй вперед.

Дайвер посторонился, пропуская крепыша. Тот ступил с лестницы на бетон, тихим шорохом отозвавшийся на звук его шагов, и бесстрашно пошел в темноту. Ревниво наблюдая за тем, как уверенно парень идет, Маньяк двинулся следом.

– Что-то не так? – спросила Марго, обходя его.

– Все так. Надо торопиться.

– Я вижу, – бросила она. И непонятно было, то ли серьезно сказала, то ли с сарказмом.

За те несколько часов, что они не виделись, девушка сильно сдала. Убавилась решительность во взгляде, понуро опустились плечи. Она и двигалась как-то неуверенно, словно короткое пребывание в плену с единственной перспективой провести оставшуюся жизнь в рабстве, выбило опору из-под ее ног. Когда пятнадцатью минутами ранее дайвер распахнул дверь в каморку, где их заперли, сквозь шумную радость Робинзона и молчаливую благодарность Шефа проступило холодное равнодушие Марго.

Если так пойдет дальше, подумалось дайверу, то нахлебавшись дерьма, до Цитадели девочка не дойдет. Наступит на горло своей гордыни и бросится к нему на шею с просьбой «дяденька, забери меня отсюда». Маньяк усмехнулся, бодро шагая последним, дяденька был бы рад исполнить просьбу, только вряд ли ему это позволят.

Подземный переход, засыпанный песком, раздражал его. Живо напоминая тот коллектор, которым он пользовался, чтобы нанести визит Аленке. Он все время ловил себя на желании задрать голову. Стоило только подумать о том, какую толщу воды удерживает на своих плечах хрупкий потолок, как становилось не по себе. Чтобы отвлечься, Маньяк пускал луч света по кругу – с пола на потолок и обратно. Бетон украшали граффити. Буквы, абстрактные рисунки, изображение гениталий, просто мазня. Особенно впечатлила надпись, вполне реалистично сложенная из черепов. «Смерти нет». Он даже позволил себе мазнуть пару раз лучом света по стене.

Малочисленный отряд остановился у дверей. На этот раз едва приоткрытых.

– Все, – раздался голос Миклухи, особенно громко прозвучав под гулкими сводами туннеля. – Дальше по лестнице вверх и будет выход в предбанник. Там вода, практически по крышу. Но проход есть. Как раз до выхода под навес перрона. Там, скорее всего, ваша лодка.

Врубель согласно кивнул и жестом показал парню «иди первым, мы за тобой».

Глядя на то, как проводник на секунду не то чтобы замялся, но вдруг замер и ступил в щель, оставленную воротами, как в омут с головой, Маньяка задела неприятная мысль.

– Стоять. – Он дернулся вперед.

Врубель отреагировал мгновенно – железная хватка буквально выдернула Миклуху из щели. Не прерывая движения, он развернул парня лицом к дайверу.

– Не торопись, – Маньяк обогнул людей, ловя на себе недоуменные взгляды. – Ты ничего не хочешь сказать, мальчик?

– Да… вроде нет, – тот замялся. – Точно нет.

– Ни за что не поверю, что Партизан оставил так далеко лодки без присмотра. С моря легко туда подойти. Что же получается…

Он не договорил, до Врубеля смысл его слов дошел раньше. В ту же секунду горло парня сжал стальной захват. И нож сам собой прыгнул ему в руку.

– Убью, – голосом, полным реальной угрозы, сказал он.

– Я вспомнил! – Паника овладела багровым от напряжения лицом проводника.

– Слушаю.

– Там… скорее всего, будет двое наших.

– Двое? Ты ничего не забыл? Точно двое?

– Точно.

– Где?

– Как выйдем из предбанника, там, под навесом перрона справа, комната охранников. Скорее всего, они будут там.

Дослушав, Врубель притянул парня к себе и несколько секунд смотрел тому в глаза, потом рывком отбросил к стене.

– Присядь, парень, – понимая рулевого без слов, Маньяк стянул с себя ремень и, нагнувшись, крепко перетянул ему еще и ноги. – Ну вот, – довольный проделанной работой сказал он. – Далеко не уползешь. Если что не так.

– Если что не так, я вернусь, и пристрелю его.

– Еще что-нибудь мы должны знать? – спросил дайвер.

– Не… не знаю. Там предбанник весь затопило водой. Посередине глубина. Идти надо по бокам – там мостки с периллами.

– Это хорошо, что ты вспомнил. Ну что, мужики? – Дайвер обвел взглядом Робинзона и Шефа, застывших в боевой готовности.

– Готовы, командир, – без тени иронии отозвался Робинзон. – Я только… – начал он, но Маньяк его перебил, он обернулся на девушку, тоже стоявшую рядом:

– Ты останешься здесь.

– Я не останусь здесь, – тотчас возразила она. – Я пойду со всеми.

– Никуда ты не пойдешь. – Желваки на его лице дернулись от злости.

– Я такой же человек, как все. И имею право…

– Еще секунда и врежу тебе чем-нибудь по башке. В конце концов, в Цитадель тебя можно привези и в бессознанке.

– А что, – хмыкнул Врубель. – Это мысль.

– И не пыхти, как бешеный еж… Сидеть! – как собаке, приказал ей Маньяк, наблюдая за тем, как она решительно рванула за ремень АДС.

И она села, глотая невыплаканные слезы.

– Заодно и за этим ублюдком последишь, – уже мягче добавил он и посмотрел на Робинзона. – Что тебе? – Собственно говоря, это все, что я хотел сказать. – Добро.

В предбаннике, как назвал зал ожидания Миклуха, все обстояло так, как он и описал. Полутемное помещение огромных размеров с арочным сводом, залитое водой. Темная, с масляной пленкой, радужно бликующая в свете фонарей, она недвижно застыла от стены до стены. И на первый взгляд казалось невозможным перебраться на другую сторону, к провалам в стене. Овальный потолок с местами уцелевшей лепниной нависал над непроницаемой толщей воды. Посередине, из вбитого в потолок крюка тянулся железный штырь и уходил в воду. Пряталась ли в глубине массивная люстра, сказать было невозможно.

Маньяк осторожно ступил с бетонного выступа в воду, ожидая, что с головой нырнет вниз, но его нога, погрузившись по щиколотку, прочно утвердилась на мосту. Они разделились. Дайвер на ходу кивнул Шефу, призывая его следовать за собой, и двинулся вдоль левой стены. В полной тишине, отделенные друг другом тихим плеском, они одолели путь без происшествий, обогнув озеро с двух сторон. Возле провала Маньяк повернул голову, пытаясь встретиться взглядом с Врубелем.

– Я с Робинзоном пойду первым, – жестом показал он и дайвер кивнул.

Осторожно, стараясь не поскользнуться, рулевой шагнул в провал. Следом за ним в дыре исчез верткий Робинзон. Потекли томительные минуты. Стояла тишина.

Потом Маньяку надоело. Он дал отмашку Шефу, приказывая остаться на месте, и ящерицей скользнул в провал. И только на пару секунд опередил звуки автоматных выстрелов. Он выскочил под полукруглой крышей навеса, некогда защищавшей перрон с железнодорожными путями от дождя. Железные поручни огораживали залитое водой пространство от второго этажа с рядами дверей. Не поднимаясь в полный рост, дайвер рванул налево вдоль перилл, за которые канатами крепились лодки. Вдогонку за ним, выбивая крошку на мраморной облицовке стен, потянулась щербатая дорожка от пуль.

Маньяк укрылся за ближайшей лодкой, которая по стечению обстоятельств оказалось той, которую они искали. Быстро выглянул, чтобы оценить обстановку. Крыша навеса обрывалась далеко впереди, впуская свет из открытого до самого горизонта моря. Справа стены как таковой не было. Только железные полосы тянулись от пола до потолка. За развалинами стены, в закутке, отделенном от остального зала, сидел Робинзон, прижимая к груди левую руку. На рукаве расплывалось темное пятно. Врубеля нигде не было видно. В воде, раскинув руки, лицом вниз плавал мертвец в черном камуфляже.

– Эй, мужики, чего вам надо?

Голос раздался из завала полусгнившей мебели, сверху прикрытой мониторами с треснувшими экранами.

– Да ни хрена не надо. Вашего. Свое хотим забрать, – голос послышался из угла, скрытого от глаз Маньяка. И принадлежал он Врубелю.

– Какое еще свое? Валите подобру-поздорову. Сейчас мужики подоспеют…

– Никто к тебе не подоспеет, – голос Врубеля звучал насмешливо, как никогда.

– Что ты гонишь, мужик?

Прикрываясь за лодками, стараясь двигаться бесшумно, Маньяк подвинулся ближе к выходу в море. – Я говорю, что знаю. В отличие от тебя, балбеса.

– Балбес – не балбес, а одного завалил. Сейчас и до тебя доберусь, умник.

– Кишка тонка…

На фоне «дружеской» пикировки Маньяк добрался до последней лодки. Осторожно выглянув, он даже удивился, насколько прекрасный открывался обзор. Нужно быть растяпой, чтобы выбрать такую позицию – голова самонадеянного парня отчетливо выделялась в просвете между завалами. От Врубеля он, конечно, спрятался хорошо. Но как можно не учитывать то, что его легко можно обойти с тыла?

Пацан еще желторотый.

«Пацан-пацан, а Робинзона завалил», – оправдывая хозяина, шевельнулась совесть.

Для прицельных выстрелов было далековато. Но, черт возьми, стоило попытаться.

Не раздумывая больше ни секунды, Маньяк приподнялся из укрытия. Встал на колено, вдавив приклад в плечо, и первой же короткой очередью снес парню полчерепа.

 

6

Маньяк стоял на широком парапете, окаймляющим крышу вокзала и смотрел вдаль. За спиной еще рычал Врубель, но уже как усталый и охрипший пес. И его недовольный голос, и плеск волн, вдохновленных ветром, – все служило фоном для тех невеселых мыслей, что бродили в его голове. Встреча со Стайером откладывалась. Не через два часа, не через три он сюда не явится. Но самое неприятное заключалось в том, что форы у них тоже не предвиделось.

– Тебя что-то беспокоит?

Настырная девчонка подобралась к нему совсем близко – она застыла под навесом, у самого выхода на парапет и участливо ловила его ускользающий взгляд. И это раздражало больше всего. Он едва сдержался, чтобы не послать ее так далеко, как только возможно.

– Ты закончила? – вместо ругательств с его губ сорвались другие слова.

– Да. Робинзон держался молодцом. – И сочла нужным отчитаться по полной программе. – Я вынула пулю и зашила рану. На его счастье кость не задета.

– Хорошо, – сказал он и подумал: «А девчонка неплохо держится для человека, чуть не лишившегося мужа. Или жениха? Или вообще человека, который и дорогим-то никогда не был, а так, скорее спутник для опасного похода».

– Что-то происходит, Маньяк, да? Что-то нехорошее. Я чувствую.

Он опять сдержался, чтобы не сказать «засунь свое чутье себе в …».

– Ты долго собираешься здесь стоять? – раздраженный голос Врубеля отвлек его от недобрых мыслей. – Все готово. Время.

– Ты выбрал лодку? – спросил дайвер.

– Да, – сдавленное рычание было ему ответом. – Кроунлайн?

– А что же еще? Жрет в два раза больше, осадка ниже… Но я канистры полные нашел. До Мертвого озера хватит, а вот до Цитадели с трудом.

Маньяк с опозданием заметил, как окаменело девичье лицо при упоминании об озере. Еще бы, девочка оставалась по-прежнему не в курсе их планов. Ничего, еще успеется.

– Иди к Робинзону, – тоном, не терпящим возражений, приказал ей дайвер. – Я сейчас подойду.

Она посмотрела на него застывшим взглядом, но ничего не сказала. Развернулась, и пошла под навес.

– Ты долго собираешься телиться? – Рулевой все не мог успокоиться после того, как обнаружил, что его лодка осталась без движка.

– Кончай орать, Врубель.

– Я спокоен. Ты собираешься принять бой здесь? Еще максимум час и…

– Не будет никакого Стайера. Ни через час, ни через два.

– А что случилось? – невинно поинтересовался рулевой. – Ты отменил встречу?

– Разуй глаза, парень. А если зрение тебе изменяет – на, вот, – он грубо ткнул в рулевого биноклем. Ему самому уже не требовалась оптика, чтобы разглядывать линию горизонта, на которой вздувались и опадали чернильные пятна. Как стремительно от них тянулись нити, как постепенно истончались, бесследно растворяясь в сером небе.

– Черт, – Врубель опустил бинокль. – А я уж думал, что потеря лодки – самое страшное. Но это не шторм, Маньяк. Это настоящий ураган.

– Вижу.

– Что будем делать?

Маньяк неопределенно качнул головой.

– Если Стайер успел добраться до «Сверчка», дело дрянь. Мы выйдем после урагана в море и нос к носу столкнемся с ним у Жемчужной россыпи.

– Да уж… Проход там один. Тем более на этой тихоходной посудине от него не оторваться. А может сейчас врубить по газам и… Успеем добраться до Южных ворот?

– Не успеем. Пока будем огибать Парк Аттракционов, упустим время. Лодку разобьет и мы достанемся Стайеру тепленькими. Это в том случае, если выживем. Обнаружив Партизана, работорговец будет рвать и метать.

– Это точно. Предлагаешь вернуться и пока суть да дело, сбросить трупы в озеро?

– Разница есть? – Маньяк вопросительно посмотрел на пожавшего плечами Врубеля и пошел под навес.

Немногочисленный отряд расположился вокруг завала. В углу, безучастно наблюдая за происходящим, сидел со связанными руками Миклуха. Шеф задумчиво ковырял ложкой в банке с тушенкой. Раненный Робинзон тяжело дышал с закрытыми глазами. Но все они воззрились на Маньяка, стоило ему подойти ближе. Он плюхнулся на пол и закрыл глаза: ему нечем было обнадежить людей.

– Мы разве не плывем? – молчаливый Шеф позволил себе короткую реплику. Его голос с низкими обертонами заставил Маньяка открыть глаза и отрицательно покачать головой. Больше вопросов здоровяк не задавал.

Отсюда хорошо было видно, как в полусфере, ограниченной козырьком навеса, как на картине гениального художника стремительно увеличивается темная полоса на горизонте, выбрасывая вверх черные, вихрящиеся смерчи. Ветер крепчал, заводя нескончаемую заунывную мелодию. С грозным плеском катились под навес волны.

Судя по всему, дайвер отключился на несколько минут, потому что из глубокой задумчивости его вывел резкий возглас Марго.

– Что вылупился? – Девушка смотрела на Миклуху, поспешно отводящего взгляд в сторону.

– А что, нельзя?

– Тебе нельзя. – И столько ненависти сквозило в ее тоне, что дайвер невольно дернул плечом.

– А чего грубо так? – не унимался уязвленный парень.

– С работорговцами по-другому не умею.

– Что ты вообще с ним разговариваешь, с ублюдком? – вмешался в разговор Врубель, тяжело опускаясь у стены. – Он будет рад, когда тебя пристегнут наручниками и пустят по кругу. Не один раз. Еще и очередь займет. А когда до него дойдет, будет трясущимися руками ширинку расстегивать, давясь слюнями…

Марго взвилась, не дослушав. И пошла по этажу, держась за поручни, словно силы оставили ее.

– Я с этим никогда дела не имел, – красный как рак заговорил Миклуха.

– С чем – с этим? С девками? Или с групповым изнасилованием? – не скрывая насмешки, уточнил Врубель.

– С торговцами рабами! – Опять вспыхнул парень, хотя куда уж? – Я все время под землей сидел. Туннели, метро… Чем там занимались ребята, я толком и не знал… Сначала Партизан меня с собою вниз брал, я… Как бы это сказать, любимчиком у старика был. Потом уже стал самостоятельно туда спускаться.

– Какой монолог, – перебил его рулевой. – Заткнись. Неинтересно.

– Я могу вывести вас отсюда, к Южным воротам! – крикнул Миклуха, как будто вызов бросил.

– Я сам могу вывести нас отсюда к Южным воротам, – Врубель откровенно издевался.

– Только под землей! – уже тише добавил парень. И тогда дайвер открыл глаза.

– Болтаешь, – сказал он, но в его голосе не было уверенности.

– Нет, не болтаю. Только поторопиться надо до начала шторма. Нужно до виадука доплыть, а там нырнуть в подземку.

– Метро, – задумчиво потянул Маньяк. – Страху столько успели напустить. Типа, там и стен как таковых нет. По доброй воле голову в пекло…

– Опомнись, Маньяк, – остановил его мысли вслух рулевой. – Мы уже в пекле все последние годы. Веди, Сусанин. Отобьешь пару очков. Для загробной жизни.

* * *

Что конкретно имел в виду Маньяк, когда сказал «там нет стен», дошло до Марго не сразу. Пугающие мысли вылетели у нее из головы, когда после молниеносных сборов, она заняла место на корме новой лодки рядом с Шефом. Устроено в пресловутом Кроунлайне было все несколько по-иному: штурвал располагался на носу, за пластиковым козырьком. За спиной рулевого штурманом сидел Миклуха, показывая дорогу.

Потом Марго была занята тем, что вцепившись в корму, старалась удержаться и не вывалиться за борт. Качка усиливалась. Стемнело. Порывы сильного ветра сначала били в нос лодки, отчего та вставала на дыбы. Потом судно повернуло и только мастерство Врубеля удерживало его, дающего крен на левый борт, на плаву. Девушке казалось, что еще секунда и лодка черпнет воду, внутрь неудержимо хлынет поток, и они все окажутся за бортом.

Порывы сильного ветра сменились сплошной воздушной стеной, которая неумолимо двигалась на восток, не давая продыху. На черном небе закручивались лиловые водовороты с центром, подсвеченным ослепительными вспышками. Одинокие громовые раскаты вскоре слились в один нескончаемый рев. Волны пенились, подбрасывая хлипкое суденышко.

На счастье Марго, все кончилось, когда седая бурлящая масса, вздымающаяся тяжело, как грудь умирающего в агонии, втолкнула лодку в кромешную тьму широкого туннеля.

Туннель как туннель. Если бы не уцелевшая буква «М» над аркой, сразу внушившая девушке робость. Черное жерло не подавилось, втянув очередную добычу в тесное нутро. Только долго качалась водная поверхность, не в силах смириться с внезапным вторжением. Потом все стихло. Остались стократ усиленный плеск, с которым лодка двигалась в темноту, и далекий, уже не пугающий грохот. Чем дальше углублялись они в затопленный наполовину туннель, тем больше наваливалась гулкая тишина, жадно глотающая звуки. Ни эха, ни отзвука – наоборот, каждый шум обрывался, словно отсеченный. Мерно колыхалась вода, отзываясь на далекие перекаты грома.

Лодка плыла в подсвеченный пятнами фонарей мрак, умиротворяюще урчал двигатель. «Стены как стены. Чего было пугать?» – подумала Марго, и тут началось. Как именно, она не заметила. Просто вдруг пропали змеи проводов, упакованные в резину, и стена проросла колеблющимся в свете фонарей ворсом, похожим на шкуру огромного животного. Рванувшийся было из горла возглас «что это», пресек тихий голос Миклухи.

– Только спокойно, – сказал он. – Если вести себя тихо и ничего не трогать руками, оно не тронет.

Оно! Марго осторожно перевела дыхание, чтобы шумным вздохом не потревожить то, чем проросли стены. Или то, что облепило стены, заменив какую-нибудь мраморную облицовку. В пятнах света ворс колебался. Оно дышало, это большое. Легко вздувались и опадали ворсистые бока. От этих выпуклостей шли возмущенные круги, затухали, добираясь до потолка, потом возвращались обратно.

– А что будет, если?.. – треснувшим голосом, почти шепотом спросил Маньяк.

– Зажмет со всех сторон, зальет кислотой и переварит.

– Со знанием дела говоришь. Было?

– Однажды.

– Это у тебя оттуда? – Маньяк вздернул подбородок.

– Да. – Парень провел рукой по короткой шевелюре.

– Как уцелел? – не удержался Врубель. – Или побрезговала тобой эта штука? Отрыгнула за ненадобностью?

– Мне просто повезло, – не обращая внимания на насмешку, ответил парень. – Тогда оно лодку с Черкесом схлопнуло. Я ушел вплавь. Оно ведь… повторяет все ветки метро. И никого не трогает, до поры.

Марго представила, как парень плыл в этом мраке, посреди дрожащих живых стен туннеля, и ей стало жутко. Она светила фонарем по пройденному лодкой пути, стараясь лишний раз не касаться лучом пугающих стен. Когда пятно света столкнулось с каким-то предметом, следующим в проложенном лодкой фарватере, она не придала этому значения. Мало ли что могло там плыть, подобно их судну, заброшенному штормом в жерло туннеля. Кроме того, она надеялась, что плывущий предмет отстанет и вопрос решится сам собой. Но вопреки надеждам, нечто темное с белыми пятнами неотступно следовало за судном. Не приближаясь, но и не отставая.

– Эй, ты, – тихо позвала она Миклуху, не желая обращаться по имени. – Что это плывет за нами?

Возникла пауза, во время которой проводник, прижимая к глазам бинокль, вглядывался в предмет, милостиво освещенный Марго.

– Хрен собачий, – наконец выдавил он.

– Все плохо? – спросил Маньяк, отнимая у него бинокль.

– Все еще хуже. Это труп.

– Фух, – выдохнул Врубель. – Я тоже не люблю мертвяков. Но не настолько…

– У тебя все впереди, – обнадежил его Миклуха. От волнения голос его прерывался. – Может, еще успеем.

– Толком объясни, – сорвался Маньяк, в тот время как Врубель, не задавая лишних вопросов, прибавил скорость.

– Что тут непонятного? То, что покрывает стены, реагирует на органику. И мертвяки не исключение. Тут давно нет никакой живности – оно всех сожрало. Стерильно. Ни крыс, ни сфинксов… Никого. Даже если вернуться… Волной его может прибить к стене и тогда…

Дальше ему не нужно было ничего объяснять. Словно воочию Марго представила себе, как сужаются стены и ей за шиворот льется разъедающая кожу кислота. От чего она умрет? От того, что сломаются ее ребра, сдавив грудную клетку, или от гремучей смеси, что прожжет тело до костей?

Лодка неслась на предельной скорости. Сначала девушка решила, что труп отстает – она не сводила с него луча. Мертвое тело то поднималось, то исчезало, зарываясь в волны. Прикусив губу, она заметила, как труп понемногу стало сносить вправо. Девушка затаила дыхание, словно это могло помочь. Но чуда не случилось.

– Трындец, – шумно выдохнул кто-то за ее спиной, ровно за несколько мгновений до того, как белевшая часть, видимо, рука мертвеца, коснулась стены.

– Ходу, Врубель! – сорвался Миклуха.

– Это предел, – донесся до Марго тяжелый вздох.

Сначала ничего не произошло. Лодка двигалась, мертвец застыл у стены. И в эту долгую секунду девушка успела обрести надежду и потерять ее. По ворсистым стенам пробежала крупная дрожь. Сбоку вздулись продольные полосы, словно повторяя рисунок тех проводов, что тянулись в метро.

– Еще, Врубель! Еще! – громко шипел кто-то.

Марго, не отрываясь, смотрела по сторонам. Там, как под кожей чудовищного животного, что-то ворочалось. Постоянно меняя форму, оно скользило под ворсом. Крупная волна возмущений погнала по стенам круги, увеличивая амплитуду. Прямо на глазах туннель сужался, приближая колышущийся ковер ворса к самому лицу. Теперь, при близком рассмотрении, он казался Марго миллиардом крохотных, тонких червей, присосавшихся жадными ртами к чему-то живому.

– Только не стреляй! – услышала она и опустила ствол, как оказалось, поднятый неосознанно. – Будет еще быстрее.

Пространство сужалось. И непонятно было, как умудряется Врубель вести судно в этой тесноте, не касаясь близких стен.

– Еще немного! Еще! – парень повысил голос, дрожащий от волнения.

Секунда, другая. И все будет кончено. В воду ударила тугая капля.

«Вот и все. Искала… брата, – обреченно подумала Марго, – а нашла смерть. Так бывает». И в тот момент, когда ей показалось, что борт лодки готов коснуться стены, почти крикнул Миклуха.

– Вправо крути! Видишь, там другая ветка!

Должны…

Его слова утонули в реве форсированного двигателя и лодка, неуверенно вписавшись в тесное пространство практически без зазоров, свернула в боковой рукав.

 

7

Не надо было его убивать!

Это наказание. Чье? Пусть на вопросы отвечают те, кто взялся рассуждать. Бога, или кого-нибудь другого, кто давно уже перекупил всю эту бодягу под названием «Планета Земля». Коллекторского агентства вселенского масштаба. В чьем ведении осталось только одно – взыскивать долги, не делая никому поблажек, используя самые изощренные и жестокие методы воздействия. С паршивой овцы хоть шерсти клок, перед тем, как она покатится ко всем чертям. И спрашивают коллекторы с каждого, доводя его до самой последней точки, за которой начинается излом.

Марго не любила работорговцев. И та шутка по поводу группового изнасилования, которую позволил себе вечно насмешливый Врубель, попала в точку. Девушка не понаслышке знала, что это такое. Но она знала еще кое-что: не все, кто прибился к проклятому веками клану, жили, увенчанные ярлыком «я законченный подлец». Среди них были иные. Те, в ком дрожала искра сочувствия и жалости к себе подобным. В противном случае, ей суждено было бы умереть под кем-нибудь из бандитов еще там, в осажденном приморском городке.

Да, она ненавидела торговцев рабами. Но Врубель не должен был убивать Миклуху! Парень многое передумал с тех пор, как они оказались в одной упряжке. И, наверняка, сделал для себя вывод!

– Я оставляю тебе жизнь, как обещал, – устало сказал Маньяк, после того, как лодка вырвалась из душного, отвратительного плена подземки под белое небо, освобожденное отбушевавшим ураганом от туч.

Марго видела, как вспыхнула надежда на веснушчатом лице парня. И невысказанное вслух решение поменять свою жизнь, раз уж представился второй шанс. Крутой дайвер шел к лодке и даже не обернулся, когда раздался выстрел. Маньяк решил так, но Врубель распорядился по-другому.

В ушах у девушки еще звучал не крик, а скорее отзвук удивления. Парень не дернулся в последний момент, не пытался уйти в сторону. Почему? Потому что он впервые в жизни поверил словам в мире, где давно все решают поступки. Но Врубель, мгновенно вскинув руку, нажал на спусковой крючок и между двумя полными искреннего удивления глазами открылся третий – окаймленное пороховой гарью отверстие от пули.

Теперь страшно себе признаться, но единственное, что удержало ее от того, чтобы вцепиться Врубелю в горло и задать вопрос «зачем?», была мысль о том, что они все о ней подумают. Особенно Маньяк. «Баба остается бабой, как бы много на себя ни брала». Он прав? И внешние атрибуты, которые она на себя нацепила, включая и коротко остриженные волосы, еще не делали мужественными ее слова и поступки. Робинзону было все равно, занятый лишь собою, он оберегал раненную руку. Шеф только усмехнулся, наблюдая за тем, как спокойно прячет рулевой в кобуру оружие наказания.

Как погано стало на душе. И негромкие слова Маньяка «я не могу ему приказывать», и короткое пожатие ладони его горячей рукой лишь добавили масла в огонь.

Они вышли в море под изможденное, бледное небо, где устало плыл солнечный диск. Ветер налетал порывами, не в силах успокоиться после отбушевавшего урагана. Лодка стоически держалась на плаву и шла себе вперед, врезаясь в морскую пену. Все изменилось быстро, не оставив даже тени надежды на благополучный исход.

Поменял направление ветер. Из порывистого он стал постоянным. Твердолобо упираясь в левый борт, он клонил лодку вправо. Почти семиметровое судно поначалу отлично справлялось с напором, да и Врубель – что греха таить – был рулевым от бога. Но ветер – это полбеды. Сзади, вдаваясь в небосвод темными языками, надвигалось крыло того урагана, что им счастливо удалось избежать.

Вот тогда Марго и решила, что это наказание. По заслугам. Шипели волны, вздымаясь все выше. И уже лодка с трудом одолевала очередной подъем. А когда судно бросалось с вершины вниз, у девушки обрывалось сердце. Ветер выл, злобно выдувая из-за горизонта темную пелену. Мужчины молчали, безропотно принимая то, что готовила судьба. Так же, как не задавали вопросы после того, как наступил конец света. И укрывались за теми доводами, которые приводил и Гешка. «Пусть в рабстве, но жить!»

Тьма наползала. И четкая граница, которая только что отделяла бесцветное небо от черноты, размылась. Темно-серая хмарь, опережая раздутое брюхо надвигающегося урагана, заполнила полнеба, закрыла бледный диск плотной пеленой и двинулась дальше, завоевывая весь небосвод.

На радость Марго, как напряженно она ни вглядывалась, не смогла разглядеть вихревых спиралей в черном саване, покрывшим небо. Занавешенный размытыми линиями горизонт гнал на лодку плотную стену дождя. Приближавшийся шторм, возможно, растерял прежнюю мощь, но лодке, а вкупе с ней и девушке от осознания этого легче не становилось.

Ветер крепчал. Стало трудно дышать. Марго старалась не смотреть в ту сторону, где подобно отважному альпинисту, натужно скрипя, забиралась на гребень очередной волны лодка, чтобы спустя долгое мгновение, рухнуть в бездну. Девушка не хотела видеть, как трудно суденышко выбиралось оттуда – с самого дна, когда полнеба вокруг заслоняют темные, в белах разводах пены волны.

Подгоняемая ветром приближалась размытая полоса. С неба, предвестницей грядущего ливня посыпалась белая крупа. «Странно, – удивилась Марго, – ведь совсем не холодно!» И тут же, перебивая дыхание, на девушку обрушилась лавина ледяного дождя. Лодку залило. Марго даже не заметила, как в ее руках оказалась плоская посудина. Не дожидаясь указаний, она принялась лихорадочно черпать воду и выливать ее за борт. Закричал Врубель, перекрывая вой ветра, и девушке почудилось слово «прощай». Наклонившись к самому ее уху, что-то говорил Шеф, показывая рукой ей за спину. Она обернулась, но в первый момент увидела то, чего видеть не хотела – закрыв небо, на них шел девятый вал, и смотреть на эту гигантскую волну можно было, только высоко задрав голову. Так она и сделала, завороженная зрелищем приближающейся смерти. Нависая над вершиной, отчетливо проступила неблизкая полоса каменной гряды.

Потом на девушку обрушилась стена воды. Страшная сила ударила ее и буквально выбила с сиденья.

Марго поняла, что находится в свободном полете. Перестав дышать, бестолково молотя руками и ногами, она падала за борт. В последний момент, когда уже не осталось надежды на спасение, ее выдернули из бурлящего плена и швырнули обратно. Поток воды схлынул. И оставил девушку, дрожащую, из всех сил вцепившуюся в куртку Шефа. Разинув рот, она тяжело дышала. Не сразу девушка поняла, что Шеф пытается разжать ее сведенные судорогой пальцы. Он что-то орал ей, но до нее долетали лишь отдельные слова. Освободиться он мог, только сломав ей пальцы. Тогда, не церемонясь, он грубо развернул ее лицом к носу лодки. И она увидела, наконец, то, что он пытался до нее донести.

В лодке никого кроме них не было. Одиноко вращался штурвал – его вело то влево, то вправо. Совершая невероятное, Шеф приподнялся. Повиснув на нем, путаясь у него в ногах, девушка догадалась разжать пальцы. Освобожденным из клетки зверем Шеф рванулся вперед и вцепился в штурвал, погасив хаотическое движение лодки.

Мертвея от ужаса, Марго смотрела на то, как лодка летит в черную пропасть. Но там, где кончалась вода, начинались скалы. Их несло вперед. Туда, где на острых камнях разбивалось в пыль темное брюхо волны.

* * *

Только что он сидел, до хруста вжимаясь в сиденье. Абсолютно уверенный в том, что кого-кого, а уж его минует чаша сия. И в следующее мгновение его распластанное в полете тело, накрытое волной, уже несло куда-то. Над головой посветлело, поманило воздухом и бросило на глубину. Маньяк бултыхался – по-другому не назовешь его слабые попытки удержаться недалеко от поверхности. Его неумолимо тянуло вниз. Затаив дыхание, он видел, как свет постепенно заливает тьма.

Рывок. Он дернулся чуть левее, надеясь, что не потерял ориентацию в пространстве и его не швырнет в следующее мгновение на острые камни. Некоторое время он плыл, работая ногами. И ему показалось, что он сделал невозможное и вот-вот вынырнет недалеко от скал. Однако над головой сгущался мрак и просвета не было. Дайвер двигался, как муха, попавшая в сироп, помогая себе руками, но тьма не отступала. Первый тревожный звоночек принял его мозг – легкие дрогнули, затребовав кислород.

Вдруг Маньяка поразила страшная мысль: он плывет не к поверхности, а в глубину. И настолько реальным ему это показалось, что он едва не развернулся. Пойди он у себя на поводу – это было бы последним решением в его жизни. Дайвер уже наклонил голову, чтобы завершить кувырок, но в последний момент наверху чуть посветлело. И вместе с этим просветом перед глазами затеяли чехарду красные пятна. Грудная клетка дернулась, сдавив ребрами легкие. Воздуха. Глоток.

Слабый свет обозначил впереди еще одну неприятную подробность – выступающие из темноты и исчезающие острые бока скал. Лысые, с треугольными сколами, будто только вчера погруженные в море, камни вдруг вырвались из плена темноты и стремительно понеслись ему навстречу.

Но возможность разбиться меньше всего напугала Маньяка. Не меняя направления, из последних сил он плыл к свету, туда, где его ждала жизнь. Пусть даже длящаяся несколько секунд перед грядущим небытием. Легкие судорожно дергались и острая боль пронзила сердце, и так раненной птицей бьющееся где-то в районе горла. Неимоверным усилием Маньяк сжимал челюсть. Этот непослушный рот, готовый открыться – предать в любой момент. Горло стиснул спазм.

Дышать! Дышать!

Вопил мозг, преодолевая конвульсии, против сил разжимающие сведенные челюсти, чтобы впустить внутрь смерть.

Прямо перед дайвером между камнями обозначился разлом. Туда он и бросил свое умирающее тело, с силой оттолкнувшись рукой от скалы.

В глаза ударил свет. А в распахнутый рот кроме воздуха влетели брызги. Но это были частности. Он дышал так глубоко, как не дышал никогда. До боли в груди и рези в глазах.

Когда ему стало чуть легче и в глазах прояснилось, он понял, что лодки нет. В море, набирая высоту, готовились обрушиться на ту скалу, к которой он прицепился, чудовищные волны. Одна из таких приближалась, грозя стереть в пыль человеческое существо, с трудом удерживающееся на скользких камнях. Стоило ли выныривать, чтобы менять одну смерть на другую? Беспомощно оглядевшись в поисках неизвестно чего, Маньяк вдруг осознал то, что под водой было скрыто от глаз. Разлом, где он вынырнул, оказался расщелиной в скалах.

Набрав воздуха, он нырнул. И тут же его ударило сверху, потащив на дно. Цепляясь ногтями за трещины в камнях, он пытался плыть влево, а не вниз, куда его тянуло течением. Минуту, если не больше, он барахтался между скал. Постепенно погружаясь все глубже. Наконец, ему повезло: сила, что тащила вниз, отступила. Воспользовавшись передышкой, дайвер скользнул в длинную и узкую расщелину.

Когда он вынырнул, метров через пятнадцать, ситуация в корне изменилась. Он оказался в проливе между скал. С одной стороны в открытом море продолжал бушевать шторм, вздымались волны, пенились валы. С другой – скрытый скальным выступом за поворотом – тек пролив куда-то вглубь острова. Выбора не было. Маньяк поплыл, отдаваясь на волю случая.

То, что случай оказался дурно пахнущим, с гнильцой, дошло до дайвера не сразу.

Течение, неспешное, вдруг норовистым конем понесло вперед. И не существовало узды, чтобы удержать его – раздвинулись стены, отполированные течением. Идеально гладкие, без зазоров и трещин. Но больше всего пугал – поначалу принятый за шум дождя – нарастающий рокот. Этот шум, слышанный не единожды в разных местах, подталкивал к страшному выводу. Дайвер догадывался, что ждет его за поворотом. Водопад. Там, впереди, масса воды, которая его несла, низвергается вниз с высоты, разбиваясь о скалы.

Не оставляя надежды, но пытался уцепиться хоть за какой-нибудь выступ, но ему катастрофически не везло. Срывая ногти, он стремительно плыл по течению. «Да уж, – обреченно подумал он, – сегодня смерть расстаралась. Затеяла игру в поддавки и по ходу дела… сука… поменяла правила».

– Маньяк! Хрен тебя дери!

Услышал дайвер и не понял, откуда идет голос.

– Я здесь, наверху! Руку давай!

У излучины, на небольшом выступе лежал Врубель. И тянул к воде руку.

– Промажешь – трындец тебе, – орал он. – Там водопад.

«Без тебя знаю», – мелькнула мысль. В тот же миг все, что было в поле зрения, сузилось до размеров руки, протянутой к воде. Маньяк приближался, изо всех сил пытаясь затормозить стремительный полет. Но мощному течению было наплевать на его усилия. После каждой попытки зацепиться хоть за какую-то выбоину, его отрывало и тащило дальше.

Три метра. Два. Маньяк подбросил тело, махнул рукой, пытаясь попасть по распахнутой широкой ладони. Прикосновение напоминало несостоявшееся рукопожатие. И уже сжав пальцами пустоту, дайвер понял, что железная хватка сжала его запястье.

Врубель кряхтел, пытаясь удержать тяжелое тело, которое буквально вырывал из его рук бурлящий поток. Дайвер брыкался, стараясь ногами упереться во что-нибудь, чтобы облегчить рулевому задачу, но ноги скользили и он снова беспомощно трепыхался в воде.

– Справа… черт… выступ, – хрипел Врубель. – Не удержу!

Свободной рукой Маньяк впился в скользкие камни, и ему удалось задержаться. Лихорадочно, он шарил ногой, ища обещанный выступ.

– В хрен тебя… в редьку, – кряхтел Врубель. – Больше не могу…

– Оставь, парень, – захлебываясь от брызг, крикнул Маньяк. – Зла на тебя не держу. На том свете рассчитаемся…

– Рассчитаемся на этом. – Лицо рулевого стало багровым. Он с натугой, скользя по камням, стал вытягивать Маньяка из воды.

 

8

На темном одутловатом лице мужчины с полоской спекшейся крови, закрывавшей оба глаза, лежало стеклянное тело кубомедузы. Крохотные щупальца шевелились, словно она не могла решиться – то ли двигаться, то ли оставаться на месте. В распахнутом вороте на шее чернели края огромной, практически отделяющей голову от тела раны. Слева, тяжело навалившись на утопленника, на волнах качался еще один труп. Он лежал на боку. В его голове, лишенной кожного покрова, шустро копошилась какая-то живность. Мужчину снизу подпирал раздувшийся до невообразимых размеров труп женщины. Дрожащая слизь полностью закрывало лицо. В темных с проседью волосах, мокнущих в воде, запутался краб. Разорванный подол некогда цветастого платья, открывал толстые, шарообразные ноги, как веревкой, перетянутые белой нитью шрама в коленном суставе.

Сколько их было – мужских, женских, детских трупов, мерно качающихся на волнах, если их не вмещало до самого горизонта пространство, ограниченное высокими скалами?

Маньяк попробовал прикинуть хотя бы приблизительно, но глазомер подвел его – он постоянно сбивался, концентрируясь на жутких подробностях.

Потом он оставил затею. Тысячи. Тысячи. Они лежали на берегу – на спине, уставив в небо черные провалы выдавленных тлением глаз, зарывшись лицом в песок, касаясь сломанными пальцами камней. Временами набегала волна, пыталась разжать сведенные судорогой руки и утащить добычу обратно в море. Но там уже было не протолкнуться. Суетливо покачавшись на мелководье, трупы оставались лежать на прежних местах.

Дайвер сидел у скалы, ощущая под лопаткой острый скол, и тоскливо смотрел вдаль. На облачное небо, серым куполом накрывшее огромную чашу Мертвого озера. Молва оказалась права – новых утопленников здесь не ждали. Маньяк не удивился бы, если бы под первым слоем трупов, обнаружился бы второй. Его тошнило от разглядывания изуродованных тел, но больше смотреть было не на что. Необходимо было исследовать скалы, которые напоминали пчелиные соты – были прорезанны многочисленными проливами и водопадами, срывающими вниз с разной высоты. Умом он понимал, что надо действовать, но так и не мог заставить себя подняться.

– А ты заметил, дайвер, что запаха нет? – Врубель сел рядом, широко расставив ноги, и легко задел Маньяка локтем.

Тот в ответ хмыкнул.

– Если бы здесь смердело соответственно, мы бы с тобой сдохли от вони. Еще часа два назад.

– Ну, не все из нас. – Врубель красноречиво повел головой в сторону пятиметровой отвесной стены воды, падающей со скалы. – Некоторые из нас уже бы мирно плыли кверху пузом. Как раз вон там между пузырями еще осталось свободное местечко.

– Ладно, Врубель. – Маньяк не стал смотреть в ту сторону, куда указывал рулевой. И так понятно, что он там увидит. – Сочтемся, мужик.

– Рассчитались уже. Не раз.

– Тебе виднее, – Маньяк пожал плечами.

– Наши еще говорили, что все утопленники здесь – свежачок. Как будто только вчера утонули. А эти…

– Врали. Вряд ли здесь был кто-то из живых. Так что, рассказывать тоже некому.

– Да ладно. Откуда тогда все эти слухи? Я думал, ты здесь уже побывал.

Маньяк отрицательно покачал головой.

– А еще говорили, – Врубель понизил голос, и дайверу пришлось напрячься, чтобы расслышать его слова за шумом водопада, – что в полнолуние вся эта шобла, – он мотнул головой в сторону разномастных трупов, – встает.

– Ну, тогда нам беспокоиться не о чем, – усмехнулся Маньяк. – Жизни нам, как раз до сегодняшней ночи. У тебя сколько патронов осталось? – он покосился на пристегнутую к поясу Врубеля кобуру.

– Семь. Но это ни о чем не говорит. И вообще, откуда столько пессимизма? К ночи отыщем тропу и заберемся повыше. И уж сверху понаблюдаем за этим шоу.

– Повеселимся.

– Похохочем.

– Ага. А жрать потом тоже этих… будем?

– Сказанул. Вон первый претендент у бабы в волосах запутался…

Маньяк сделал движение, словно ему стало плохо.

– Погоди. Я еще не настолько проголодался, чтобы вдохновляться от твоих кулинарных идей.

– А ты заметил, что оружия нигде не видно.

– Разоружило, вероятно, по дороге. Но проверить не помешает.

– Ты проверять будешь?

– Подожду малость, – Маньяк невесело улыбнулся. – Пока припрет.

– И я подожду. Спешить некуда. – Что делать-то будем, Врубель?

– Э, братан, ты традиции-то не ломай. Этот вопрос всегда я задавал.

– Да? Ну ладно. Давай задавай. Только ответов у меня нет. Одно ясно – накрылась наша миссия медным тазом.

– Тут уж не до миссии, – согласился Врубель. – Остаться бы в живых.

– Проблематично. Весьма.

– Но ты придумаешь что-нибудь. Я в тебя верю.

– Единственное, что я могу предложить – попытаться перебраться на ту сторону скал, к открытому морю. Может, пролив найдется, где течение не такое сильное. А там… Только чудо. Дайверы здесь не ходят.

– Пока задача ясна. Будем реализовывать.

Слева резко плеснуло и они разом обернулся на звук. В темно-сером месиве тягуче переваливаясь через труп, белесое тело скрылось в волнах. За ним, постепенно исчезая, потянулись тонкие стеклянные нити.

– Русалка? – голос у Врубеля дал трещину.

Маньяк кивнул.

– Сюда не полезет? Ты же у нас спец по русалкам.

– Не полезет. Жрачки до дури, чего она здесь забыла? На берегу они не жрут. Только убивают. Как крысы, загнанные в угол.

– Спасибо, обнадежил, – Врубель непроизвольно поджал ноги.

– Вот если бы кто-то из нас вошел в воду, то… Уж от свежатинки бы она не отказалась.

– Понятно. Вопрос с обыском трупов пока отпадает.

– По обыску скучаешь? Обыщем пока тех, кого к берегу прибило. Ножи, может быть. А все остальное, – он сокрушенно покачал головой, – скорее всего, уже барахло.

– Маньяк, скажи честно, – вдруг сказал рулевой и что-то в его голосе заставило дайвера обернуться и пристально посмотреть ему в глаза. – План какой был? Чего теперь ваньку валять.

– План, план… Дался тебе этот план? А может… Да ладно. Ты прав. Чего уж теперь… Есть у русалки один бзик – она беззащитная, когда жрет. В остальное время, чтобы ее достать, столько сил нужно положить… Видимо, увлекается, тварь, и сбрасывает защиту, которую пули не берут. А может, по-другому и кормиться не может? Как программы несовместимые – выключается одна и включается другая.

Он замолчал надолго и Врубель, терпеливо выждав пару минут, не сдержался.

– И?

– Что непонятного? Свеженькая приманка в воде. Кровь – крышу бы у русалки и сорвало. Считай, дело сделано.

– Не понял. Зачем свежатинка для этого? Тут корма до дури! Улучить момент и…

– Что и? Пойди, улучи свой момент! Ты видишь, как она жрет? – он сделал паузу, чтобы до Врубеля дошел смысл слов. – И я не вижу. Она под водой кормится. Ей свидетели ни к чему. А может, за шкуру свою опасается. Тоже не дура. Понимает свою уязвимость.

– Понятно. На роль приманки у тебя поначалу был Клещ назначен. Это тоже ясно. А потом, Маньяк? После того как ты подобрал Марго со товарищи? Потом кто?

– Уж не ее, как ты правильно понимаешь…

– Это я понимаю. Тогда кто?

Он впился в Маньяка напряженным взглядом, но тот молчал. Потом нехотя ответил.

– Ты знаешь ответ на свой вопрос, Врубель.

Рулевой тяжело перевел дыхание.

– Так бы я тебе и дался.

– Стал бы я тебя спрашивать. По башке чем-нибудь тяжелым и концы в воду.

– А русалку потом как бы потащил?

– Чего ее тащить? В лодку. Делов-то. Шеф, в крайнем случае, бы помог. Он вопросы задавать не любит.

– Да уж… Резонно.

– Так я думал вначале. Потом передумал.

– Вот это уже интересно. Почему?

Маньяк передернул плечами и почему-то обозлился.

– По кочану! Не знаю. Решил – сам в воду полезу. Никого подставлять не буду.

– Самоотверженно.

– Понимаешь, я не верю, что Аленка жива.

– Я не стал бы утверждать так категорично.

– Я почти уверен, – не слушая его, продолжал Маньяк. – Но я доберусь до Цитадели, чего бы мне это ни стоило. Потом… Сколько тебе надо тугриков, чтобы ты работал на меня?

– Я смотрю, крепко в твоей башке эта идея засела, – ухмыльнулся Врубель. – С Трюкачом как разбираться станешь?

– Братан. Если я доберусь до Цитадели, в живых останется только один. Или он. Или я.

– Ну слава-те, без работодателя я не останусь! В наше время трудно найти работу. Чтобы зарплату вовремя платили.

Маньяк против воли рассмеялся.

– Тогда сговоримся. Даю свыше.

– Ловлю на слове.

Они помолчали.

– Клещ и Ухарь… С твоей подачи? – тихо спросил Врубель.

– Все-то тебе надо знать… Лучше ты ответь. Откровенность за откровенность. Зачем Трюкачу русалка? Да еще живая?

– Точно не знаю, – задумчиво потянул Врубель. – Но могу предположить.

– Предполагай.

Но рулевой отвечать не торопился. Молчание затянулось и Маньяк подбодрил рассказчика тычком в бок.

– Вслух предполагай, братан!

– Цитадель – это видимая часть айсберга. Крепость стоит на подземном городе. Уж не знаю, что там было раньше. Но теперь там целая сеть. Коммуникации, бомбоубежища, лаборатории. Вот в них Трюкач всякие опыты с новыми материалами ставит. Не знаю, что он там ищет. Может, эликсир вечной жизни, – он улыбнулся. – Знаю только, что все эти вещества – смеси психотропные, что потом по свету разлетаются, большей частью из тех лабораторий. Я всего несколько раз был допущен в святая святых. Чем-то кололи, анализы, что ли? Типа проверяли сопротивляемость организма. То, что он с мертвыми русалками работает, это я видел. Наши говорили, что если труп свежий, некоторые свойства сохраняет. Короче… но это на уровне бреда. Берут кожу русалки и пересаживают на человека. Говорят – пули потом не берут. Но со временем кожа отмирает и подопытный коньки отбрасывает. А живая русалка с ее регенерацией – просто неиссякаемый материал…

– Так что, у Трюкача людей не нашлось, чтобы живую русалку добыть?

– И не один раз. Убить – убивали. Но раненая – в руки не дается.

– А снотворное?

– Снотворное, понимаешь, действует пару минут. Не успевали. А может, и не хотели успевать. Парни – они не дураки. Столько голов на эту затею безумную положили, что желающих срубить бабла убавилось. А под прицелом приказы выполнять – штрафники работнички никакие.

– Почему на меня вышли?

– Ты сам на себя вышел! Легенда, легенда… Если не он, то вообще никто. Ходим по округе, грудь колесом, сопли пузырем. С самого Циклопа грибочков достаем… Грех не воспользоваться.

Маньяк набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул.

– Как вышли-то? Я вроде столько лет тихарился.

– Баба твоя проболталась. Я ж говорю – горишь ты на бабах, Маньяк.

Дайвер замолчал. Снял мокрые кроссовки, прислонил их к камням. Потом встал и пошел по берегу.

 

9

Острый выступ манил. Многообещающе выдвинутый вперед, словно рука, протянутая для рукопожатия. Как оказалось – рука предателя. Маньяк, понадеявшийся на это «дружеское» приглашение, едва не сорвался. Подтянувшись, он вцепился в трещину, как клещ, бороздившую выступ по краю, но сам камень вдруг весьма ощутимо дрогнул. Настолько, что у дайвера оборвалось сердце. Нет, упасть – не значило разбиться. Однако падение само по себе обозначало неудачный исход предприятия.

Обшарив все доступные места в поисках наиболее приемлемого выхода к открытому морю, Маньяк раз пять отказывался от несерьезной затеи, но в конце концов вынужден был выбрать из откровенно неприемлемых вариантов просто неприемлемый. Молва оказалась права – все стоки вели в Мертвое озеро. И ни одного наоборот. А те, которые имелись – либо заканчивались водопадами разной степени высоты, либо течением настолько бурным, что сразу ставило крест на любых попытках.

Маньяк выбрал именно этот путь по камням, исходя из следующего: пусть поток, бегущий внизу, вдавленный между скал, также не отличался спокойным характером, но сорвавшись, можно было рассчитывать на вторую попытку. Устье речушки у впадения в Мертвое озеро расширялось и велик был шанс погасить скорость, а не влететь вместе с бешеным течением на глубину, беспомощно барахтаясь между трупами на радость скучавшим русалкам.

– Ненавижу карабкаться по скалам, – зло выдавил из себя Врубель перед тем, как шагнуть на первый выступ. Потом он стиснул зубы и полез выше, повторяя пройденный Маньяком путь.

Время от времени оборачиваясь, дайвер видел сосредоточенное лицо, налитые кровью глаза. Он не стал делать долгосрочных прогнозов. Потому что на самом деле, второй попытки не будет. Или им удастся преодолеть ущелье сразу, или никогда. Конечно, они станут пытаться снова и снова. Но с каждой такой попыткой, приобретая отрицательный опыт, обзаведутся комплексом под названием «горечь неудач». От которого будут неметь пальцы и темнеть в глазах.

Перебираясь по камням, Маньяк молчал, экономя силы. Удачливым скалолазом он себя никогда не считал, хотя высоты не боялся. Он не стал уверять товарища по несчастью, сопящего от напряжения, что такой вот «аттракцион» со страховкой кипящей волнами реки смертельной опасности не представлял. Слова оставались лишь словами. На самом деле, никто не мог знать, чем закончится падение. Он сам, отталкиваясь от приемлемого выступа, лез дальше и поэтому скоро обогнал Врубеля. В эластичной футболке, туго обтягивающей мощный торс, с расставленными руками и ногами, тот казался распятым жуком, неудачно накрытым стеклом. Безусловно, он находился в другой весовой категории и был на порядок тяжелее Маньяка – путь давался ему с большим трудом. Утвердившись, рулевой подолгу стоял, тщательно выверяя следующее движение.

– Эй, помощь нужна? – Маньяк остановился, вцепившись в змеившуюся расщелину.

Врубель молчал, с трудом заставляя себя покинуть «насиженное» место.

Оставаться долго на месте было чревато: тут же затекали руки, тело деревенело и с каждой секундой риск сорваться вниз возрастал. Поэтому, оторвавшись от разглядывания красного от напряжения лица Врубеля, застывшего вполоборота, дайвер отвернулся и стал мысленно просчитывать дальнейший путь.

А дорога вперед ничего хорошего не готовила. Даже ему, не говоря уж о Врубеле. Преодолев относительно безопасный пологий участок, Маньяк повернул за выступ. Почти отвесная скала опускалась к воде. И там, внизу, огрызнулась острыми зубами выступающего из морской пены гранита.

«Вот тебе и вторая попытка», – подумалось дайверу. Он обернулся – не предупредить ли Врубеля о том, что готовит ему поворот? – и передумал. Если тот решит, что с него хватит – как раз у излучины распрощается со скалой и уйдет в воду, к бесконечному повтору одного и того же сценария. Пока в один «прекрасный» момент русалке надоест развлекаться, наблюдая за тем, как исчезает очередное «кушать подано», и она встретит неудачника на мелководье, у самого устья.

Дорога вперед являлась чистой водой самоубийством. Спуск вниз и переход по острым, залитым водой камням он отверг сразу. Переход проходил под водопадом, вытекающим из широкой трещины. Пусть не такой уж бурный, он все равно не позволил бы удержаться на ногах. Единственно возможный путь представлялся Маньяку, если взять выше. В таком случае сорвешься – костей не соберешь. Зато в метрах в четырех из отвесной скалы выступала плоская часть довольно внушительных размеров, словно предназначенная для того, чтобы послужить пристанищем для полноценного отдыха. На радость Врубелю. Конечно, если прежде он не размозжит себе голову, сорвавшись со скалы.

Пока Маньяк раздумывал, его нагнал рулевой. Решив не нервировать собрата по несчастью, дайвер оторвал левую руку от трещины и, подтянувшись, уцепился за ближайший камень, одновременно шагнув вперед. Сказалась задержка – онемевшие ноги плохо слушались. Он постарался чуть ослабить напряжение, завоевав новый гранитный скол. Шаг.

Еще шаг.

– Черт, черт, черт.

Услышал Маньяк за спиной, но такую роскошь как обернуться и подбодрить горе-альпиниста, он позволить себе не мог. Предельно сконцентрировавшись, как ящерица – безумная, однозначно – он карабкался по скале, вгрызаясь сломанными ногтями в малейшие трещины. Когда соскочила нога с казавшегося таким надежным камня, только неимоверное напряжение удержало его от падания. Левая рука, на которую пришлась вся тяжесть его веса, противно дрожала, пока он ногой безуспешно искал то, на что можно было опереться. Опора обнаружилась несколько выше, чем он ожидал. Осторожно, без спешки перенося вес на левую ногу, Маньяк, наконец, закрепился и с трудом перевел сбитое дыхание.

Пусть давался ему с немыслимым трудом. Несколько раз дайвер прощался с жизнью и каждое спасение в виде подвернувшейся под руку трещины воспринимал как воскрешение из мертвых. Повиснув над пропастью, он последним усилием воли подтянул непослушное тело и буквально выбросил себя на безопасный выступ, намеченный для отдыха. И только привалившись спиной к камням, он понял, насколько жутко, нечеловечески сильно устал. Закрыв глаза, он отпустил себе пару долгих минут на то, чтобы собраться с силами. И только потом открыл глаза.

Врубель держался. А уж из последних сил, или того, что ему отпущено природой хватило бы ни на один подобный переход, дайвер не знал. Цепляясь за трещины, медленно, но верно рулевой полз, почти в точности повторяя только что проделанный Маньяком подъем. На дайвера, отдыхающего на скале, он не смотрел. Но, возможно, это придало скалолазу уверенность в том, что путь проходим.

«И ведь получится у него, – беззлобно подумал Маньяк. – На одном только «а мне, что, слабо?» доберется». Пять минут отдыха пошли ему на пользу, вернув ироническое отношение к действительности: он едва воздержался от бодрого «еще полтора метра, мужик, и ты в дамках». Дайвер до последнего не верил, что Врубель одолеет сложный участок и мысленно успел с ним проститься. Но всякий раз неистовое желание жить вдавливало мощное тело в скалу, удерживая от неизбежного падения. Только помогая Врубелю перебросить тяжелое тело на выступ, Маньяк ободрительно покачал головой.

– Силен, мужик.

– А ты… что думал? – задыхаясь, как после долгого погружения, сказал тот. – У тебя получится, а я, типа… лох?

– Ну точно, – усмехнулся Маньяк. – Как пацан на слабо повелся…

Потом были трудные подъемы и не менее опасные спуски. Чем ближе они подбирались к выходу в открытое море, тем шире становилась река, разделяющая скалы и бешеней поток. Брызги, летевшие выше, покрывали влагой стены. Но Маньяк уже улавливал запах моря, горький запах простора и свободы. Впереди лежал относительно безопасный участок, и дайвер вправе был рассчитывать на то, что излучина реки окажется последним поворотом. Чуть дальше скалы сближались настолько, что при желании – абсолютно безумном желании – можно было перепрыгнуть на другую сторону. Снимать со счетов и такую возможность, Маньяк не торопился. В том случае, если за поворотом судьба приготовила один из тех сюрпризов, что долго прятала в рукаве.

Рев потока, зажатого в узкую расщелину, оглушал. Перед очередным рывком они отдыхали на широком выступе – практически роскошном каменном плато. От края до края было метра четыре, и Маньяк позволил себе пройтись, чтобы полнее оценить возможные пути. На противоположном берегу было на что посмотреть. Водный поток, вырываясь из плена ущелья, заливал огромную бухту. Настолько большую, что противоположный берег терялся в тумане. Мысленно похвалив себя за то, что остановил свой выбор на этой стороне, дайвер разглядывал песчаный берег бухты, мелководье, на котором мерно колыхались три мертвых тела. На скалистых стенах темнели жерла водопадов, со всех сторон бьющих в воду.

Лента ближайшего водопада прервалась. Иссякла, с плеском уйдя в песок, и снова заполнила водой края темного провала. Вот этот водопад и приготовил сюрприз, словно только и дожидался зрителя, способного оценить будущее зрелище по достоинству.

Сначала у Маньяка просто кольнуло в сердце. Наверное, подсознание успело отметить знакомые черты того, что медленно вынес на свет божий мутный поток. Задержал у края, перевернул на спину и сбросил в мокрый песок. В следующее мгновение Маньяк застыл как громом пораженный: на берегу, раскинув руки, лежала Марго. Ее неподвижное, белое лицо заливали брызги.

Дайвер, ошалевший от удивления, не сразу заметил, как за его спиной возник Врубель. Как оказалось через секунду, они были не единственными свидетелями. Из водопада, проявляясь как виденье в кошмарном сне, выплыло лицо с огромными глазами. Потом показалась круглая голова со струящимися вниз стеклянными прядями.

– Русалка, – констатируя факт, сказал Врубель.

За то время, пока мысленный процесс успел сформироваться в короткое слово, в голове у Маньяка пронеслась настоящая буря. Девочка… бедная девочка. Он предупреждал! Он сделал все возможное и что? Теперь она мертва. Но, черт возьми, в его силах сделать так, чтобы поганый рот твари не коснулся хрупкой белой шеи! А эти мерзкие когти оставались подальше от нежного тела!

– Пистолет, – хрипло приказал – не попросил Маньяк.

– Ага. Сейчас, – насмешливый ответ не сразу дошел до дайвера. – С такого расстояния ты в нее не попадешь. Тут и я из пистолета промажу. Только отпугнешь. Надолго?

– Пистолет, – уже тише сказал Маньяк, оборачиваясь к Врубелю, стоявшему рядом.

– Разбежался. Тратить последние патроны на мертвую бабу? Я же говорил, что ты…

О чем именно пытался напомнить Врубель, осталось неизвестным. В следующее мгновенье, не тратя слов на уговоры, Маньяк резко обернулся. Чуть пригнувшись, с разворота, вложив в удар всю свою злость – не на рулевого, а на смерть, из многих тысяч готовых кандидатов выбравшую беззащитную и упрямую девочку – засадил кулаком Врубелю в челюсть. Тот оказался не готов к нападению – тем сокрушительней оказался нокаут. Маньяк уловил отблеск удивления, пока сильное тело падало навзничь. Еще несколько долгих секунд ушло на то, чтобы отстегнуть кобуру и прикрепить ремень к собственному поясу – не хватало выронить оружие при прыжке! Врубель хрипел, пытаясь что-то сказать. Изо рта текла кровь, пачкая зубы.

– Прости, друг. С меня должок.

На ходу бросил Маньяк. Он торопился. В голове царила пустота, там напрочь отсутствовали мысли о собственной безопасности. В него словно вселился бес. И этот враг рода человеческого, заставил его, уже застывшего на опасном выступе, всерьез рассматривать возможность перепрыгнуть на другую сторону.

Дайвер не рассчитывал действия. Не оценивал то, что нужно взять левее, где скалы подступают ближе друг к другу. Дьявол, засевший внутри, просто толкнул его тело вверх, и крик пришедшего в себя Врубеля Маньяк поймал уже на лету. Этот вопль «не смей, дурак!» буквально физически толкнул в спину. Иначе, чем еще можно объяснить то, что успело оценить его сознание: не получится. Он не долетит. И вдруг – словно крылья за спиной отрастил тот отчаянный возглас. Уже летел вниз, промахнувшись. Взмах руками – и как? Какими судьбами подвернулся тот выступ, на котором он и повис, отчаянно пытаясь удержаться? Мысли промелькнули и исчезли, когда он, подтянувшись, забрался наверх, срывая кожу до кости. Потом выбрался на уступ, упираясь коленями там, где на камнях темнели кровавые следы.

Девушка лежала на спине. Ее лицо и после смерти хранило упрямую маску. Глаза закрывали веки с синими прожилками, в углах губ прятались тени. Над ней склонилась русалка. Серые тонкие нити свесились вниз, постепенно закрывая лицо, заползая в нос, в уши.

– Оставь ее, сука, – с пистолетом в вытянутых руках Маньяк возник из-за выступа скалы.

Русалка не подняла голову. Возможно, она вообще не оценила его как объект, достойный внимания. Еще один человечек. Еще один обед. Только позже. Правый, широко открытый глаз наполовину закрывало белое пятно бельма. Именно туда и пришелся первый выстрел – и вогнал опухоль внутрь черепа. Потом были еще выстрелы. Маньяка остановили только щелчки, которые стал извлекать его указательный палец, давивший на спусковой крючок. Он не знал, удалось ли ему убить русалку, когда прижал к себе еще не потерявшее подвижность тело девушки.

– Дура, какая же ты дура… Марго, Марго… – шептал он.

Потом насильно оторвал ее от себя. Бросил тело на песок и, невзирая на голос разума, шептавший, что все бесполезно, с силой надавил сплетенными ладонями на грудную клетку. Еще и еще раз. Запрокинув голову с тонкой шеей, он впился в ее губы ртом, словно хотел укусить. Прижался плотнее и вдавил воздух в неподвижное тело. На лбу его выступила испарина. Он не знал, что происходит за его спиной, очнулась ли русалка? Он видел прямо перед собой стеклянные слезы, стывшие на белых щеках девушки и ледяную изморозь у нее на лбу. Снова массаж и искусственное дыхание. В его голове зациклились два действия. И он, сдавливая грудь, все не мог остановиться. Склонялся, вдувая в приоткрытый рот весь воздух, который мог поместиться в его легких. И выпрямлялся, чтобы подтолкнуть упрямое сердце мертвой девушки, пусть даже ценой сломанных ребер.

Маньяк замер только осознав, что не может продолжать: изо рта девушки, вместе с хрипом, хлынул поток воды.

 

10

Приближался вечер. Костер горел ярко, но тепла почти не давал. Марго никак не могла согреться. Она сидела на стволе поваленного дерева, куталась в куртку с широкого плеча Шефа и смотрела на оплавленные золотом сучья. В голове царили разброд и сумятица. И те отголоски мыслей, что ей удавалось поймать за ускользающие хвосты, ясности не вносили. Цель почти достигнута, а у нее не хватало сил, чтобы обсудить с самой собой четкий план действий. Слава богу, хоть замолчал Шеф, сотню раз – не меньше – повторивший фразу о том, что если бы ни звук выстрелов, он ни за что бы ни повернул лодку назад. Обычно такой молчаливый, он словно с цепи сорвался. И вот наконец замолчал.

На острове, от которого проход по мелководью вел к самой Цитадели, Маньяк скомандовал привал. В крохотном леске он быстро развел огонь. И девушка, растерянная, онемевшая, застывшая внутри, даже не поинтересовалась, почему он не повел их в крепость сразу. Так же, как прежде не задала вопрос, а для чего им понадобилась русалка? Эта остановка была нужна ей как воздух, но дайвер распорядился, не дожидаясь ее просьбы.

Марго сидела у костра, обхватив себя за плечи руками, покачивалась и не могла собраться с мыслями. При каждом вдохе в груди нещадно саднило. Наверняка, Маньяк сломал ей ребро, когда делал искусственное дыхание. Хрен с этим – заживет. Главное, что она выжила. Плохо другое: спаситель заметил, как она нечаянно прижимает руку в левой стороне груди, пытаясь унять боль. Наверное, ему видится в этом жесте немой укор. А это не так. Нужно собраться с мыслями и поблагодарить Маньяка за спасение – она не успела сказать ему спасибо сразу. А позже… не хотелось начинать фразу со слов «кстати». Поэтому она сидела на бревне, смотрела, как огненные дорожки бегут по деревяшке и молчала.

Девушка много помнила из того, что случилось, но, наверное, еще больше забыла. В памяти осталась темная, в мраморных разводах пены волна, что обрушилась сверху и потащила за борт. Марго оставалась в сознании под водой, когда плыла на свет, подернутый над головой мутной рябью. Но сил не хватило. Мощное подводное течение, пару раз крепко приложив ее о камни, втянуло внутрь пещеры. Это было как стремительное падение в черной трубе аквапарка. Память зачерпнула воспоминание о посещении водного парка аттракционов из детства. Также летели в лицо брызги, не давая возможности вздохнуть. В полной темноте ее несло вниз, крутя, как щепку в бурном потоке. Сопротивляться бесполезно. Смирившись, она отдалась на волю волн. Как поплавок, ее выбросило на поверхность в кромешной тьме пещеры. Разинув рот, дыша полной грудью, она до боли таращила глаза, но так и не смогла разглядеть, где находится.

Позже, нащупав рукой влажную стену, ей стало легче. Марго поплыла по течению, время от времени касаясь камней и мгновенно впадая в отчаяние, стоило зачерпнуть рукой пустоту. Долго ли так продолжалось, она сказать не могла. Фосфоресцирующие натеки на стенах позволили ей разглядеть очередную пещеру, куда ее вынесло. Течение делилось, опоясывая крохотный островок с плотными рядами сталагмитов. Там она и остановилась, чтобы передохнуть и собраться с мыслями.

«Хорошо, что Врубель приказал запереть оружие в ящике перед началом шторма», – эта мысль была первой.

«Плохо, что у меня нет оружия. Чем же я, случись что, буду отбиваться?» – вдогонку за первой понеслась вторая.

Нечего было и думать о том, чтобы вернуться. Течение ей не одолеть ни при каких обстоятельствах. Значит, нужно плыть вперед. Что она и сделала, в прямом смысле совершив над собой насилие, чтобы сдернуть непослушное тело с островка в холодную воду.

Сюрпризы не заставили себя долго ждать. На счастье девушки, стены мягко светились. Не настолько, чтобы разглядеть частности, но чтобы охватить целое. В противном случае, Марго отдала бы богу душу после того, как рукой нащупала что-то скользкое, податливо скользнувшее в сторону. От ужаса, она едва не нырнула с головой. Неуклюже барахтаясь, она спиной прижалась к камням, до рези вглядываясь в темноту. Пугающий до дрожи предмет с выступающими из воды частями слепо прибивало к стене рядом с ней. На близком расстоянии ей удалось его разглядеть. На волнах качался труп, лицом вниз. Первым ее желанием было перевернуть его. Потом, разглядев мокрые пряди волос, налипшие на череп, она успокоилась. Почему? Ответить на вопрос она смогла позже, когда сидела на песчаной отмели, до боли сжав плечи руками и ожидая, пока труп отнесет течением подальше.

Не Маньяк. И ладно. Даже на задворках сознания не промелькнула мысль о том, что это могли быть Робинзон. Или Шеф. Не говоря уж о Врубеле. Далекие люди. Как она ни старалась, Робинзон так и не смог занять место в ее сердце. Но, наверное, она врала, когда уверяла себя, что там царила пустота. Вот так. Стоило отвлечься и дать слабину, как лысый дайвер вошел в ее душу и вальяжно расположился. В самом центре, потому что по-другому не умел.

Это открытие не принесло света ее душе. Марго закрыла глаза, пытаясь хоть на секунду представить себе то будущее, где бы они с Маньяком жили долго и счастливо. Но вместо этого перед глазами расплывались два темных пятна на песке, постепенно сливаясь в одно.

Когда девушка открыла глаза, все вокруг изменилось. В воздухе, почти касаясь друг друга прозрачными телами, плыли странные создания, похожие на медуз. Внутри мотыльками трепыхался слабый зеленоватый свет. Завороженная, Марго ступила в черную воду. И сначала поплыла следом, а потом пошла – поток воды мелел с каждым шагом. Как сомнамбула она брела за медузами, не желая замечать ничего вокруг. Ей суждено умереть в пещерах – она смирилась и готовилась принять жестокую участь достойно. Так пусть смерть будет красивой и яркой! Девушка догнала последнюю медузу и протянула руку, но судьба распорядилась по-иному. Нога ее поехала – такое впечатление, что она ступила на ледяное дно, скрытое под водой. Девушка упала на спину – и в ту же секунду ее подхватил мощный поток с двух сторон. Она барахталась, пытаясь зацепиться за стену, но ее несло. Потолок вдруг стремительно обрушился сверху, заставив ее нырнуть. Течение понеслось вниз. Марго кувыркалась. Тщетно пытаясь вынырнуть на поверхность, чтобы глотнуть воздуху. Потом ее ударило головой о выступ и сознание оставило ее.

Марго пришла в себя от боли, словно кто-то пытался сломать ей ребра. И потом уже, позже, когда Маньяк буквально на себе, контролируя каждый шаг по камням, вынес ее из бухты, в открытом море показалась лодка. И ухмыляющийся от уха до уха Шеф радостно сказал первый раз свою фразу. «Если бы не выстрелы, мужики»…

Темнело. Все куда-то разошлись. У костра вместе с ней остался лишь Маньяк. В его карих глазах плясали искры. Он вел себя так, словно пока прокручивал в голове весь монолог, потерялось начало.

Поэтому заговорила она.

– Ты сделал свою работу. Спасибо. Дальше я сама. Он кивнул. Потом странно, в два приема вздохнул.

– Смерть Робинзона совсем тебя не волнует? – невпопад тихо спросил дайвер.

Марго прислушалась к себе и не нашла там ответа: ни положительного, ни отрицательного. Она ответила правду – неопределенно пожала плечами.

– Так я и думал. Да тебя ведь ничего кроме… брата не волнует. Цель достигнута. Что будешь делать дальше?

Она хотела сказать какую-нибудь банальность, например, «жить», но это было таким враньем, что ее губы, еще болевшие после «поцелуев», которыми наградил ее Маньяк, отказались произносить это слово.

– Могу я попросить тебя об одном? – Маньяк не дождался ответа на предыдущий вопрос.

Девушка кивнула, бросив на него удивленный взгляд.

– Не ходи в Цитадель. Сегодня. Подожди хотя бы до утра. Только не спрашивай почему. Хоть это ты обещать мне можешь?

– Обещать? Могу.

Они помолчали.

– Зачем тебе русалка? Она еще живая?

На этот раз промолчал он. Стремительно опускался вечер. На потемневший небосклон выкатилась луна.

– Об одном жалею, – внезапно зло сорвался дайвер. – Что с моей подачи ты оказалась здесь. И смерть получишь. С моей подачи.

Он резко хлопнул себя по коленям и поднялся. Марго подняла руку, нашла его ладонь и потянула к себе. И в тот момент, когда он послушно сел рядом, на нее накатила удивительная волна спокойствия. Впервые не только за прошедшие дни, но и за все время после начала конца света.

– Тебе не кажется, Маньяк, что нас – всю нашу землю, давно перебросили в другую галактику? Нас перебросили. И забросили. Или скорее, забили на нас окончательно. Мы сидим в какой-нибудь компьютерной галактической корзине. И должны быть благодарны тому, кого… жалость?.. Не знаю. Что-то удерживает от окончательного решения. «Очистить корзину»? Окей.

– Марго, – дайвер развернулся, едва не опрокинув корягу, и стиснул ее руку горячей ладонью. – Живи. Пожалуйста.

* * *

– Врубель, старик. Я тебя не ждал.

Высокий мужчина с наметившимся животом протянул руку для приветствия.

– И губу уже раскатал на твою снайперку.

– Закатай обратно, Ворон, – хмуро сказал Врубель, отвечая на приветствие.

– Этот с тобой? – спросил лопоухий парень, замерший в боевой готовности с оружием наперевес. – Этот сам по себе, – огрызнулся Маньяк и сбросил ношу на землю. От тяжести плечи ныли, а в шею словно вставили железный кол.

– Маньяк, – раздался негромкий тенорок и из темноты выступил третий. Небритый, коренастый, с мощно выступающей вперед нижней челюстью. – Трюкач тебя ждет.

– Надеюсь, – процедил дайвер и поддал ногой термомешок. – Кто понесет? – спросил он, заранее зная ответ.

Желающих не нашлось. Опасливо переглянувшись, бойцы промолчали. Коренастый, судя по повадкам главный из трех, красноречиво посмотрел на Маньяка.

– По этому поводу никаких распоряжений не было.

– Ясно, – нахмурился дайвер.

Термический мешок был странным на ощупь. Нечто среднее между мягким пластиком и толстой кожей. Податливый, разделенный на крошечные ячейки материал с внутренней стороны состоял из крохотных капсул, заполненных снотворным. В темной глубине, скрытой клапанами от глаз, лежало тело. Гибкое и очень тяжелое. В то время как Маньяк вытаскивал с трудом приходящую в себя Марго из ущелья, Врубель задержался у мертвой – как тогда казалось – русалки. Для того чтобы это понять, дайверу не нужно было подходить к ней близко. Одно то, что она не напала на него сзади, говорило само за себя.

Поворот и, правда, оказался последним перед выходом в море. Когда Маньяк одолел последний спуск, буквально неся на своих плечах девушку, шторм стих. Только клочья туч, расползающихся за горизонт, напоминал о том, что закончилась буря. На выцветшем, омытом до прозрачной синевы небосводе, неярко горело солнце. Берега не было. Но на их счастье скалы, вплотную подступающие к серым волнам, разродились каменной плитой, на которой вполне можно было разместиться.

Маньяк сидел возле дрожащей девушки, обнимая ее за плечи, когда возник суровый Врубель. Левая половина его лица покраснела и отекла. «Тоже безбашенный мужик, – подумал тогда дайвер. – Опять на слабо повелся». Рулевой одолел прыжок, рискнул, поставив на карту собственную жизнь. И удача не подвела его.

Врубель постоял на камнях, широко расставив ноги. Он не стал выяснять отношения, не стал вздергивать дайвера за грудки и прикладывать головой о стену. Не говоря ни слова, он опустился рядом и долго молчал.

– Она живая, – через полчаса, не меньше, подал он голос.

– Толку-то, – отмахнулся дайвер. Хотя от этой новость неприятный холодок пробежал по спине.

Они молчали. Вполне возможно, в душе каждый из них молился о том, чтобы случилось чудо. Или через одного. Во всяком случае, в голове у Маньяка парила на крыльях абсолютного покоя звенящая и умиротворяющая пустота. А может быть, судьба отчаялась дождаться этих самых молитв и стенаний. И просто так, от душевной «щедрости»… Что уж тут церемониться, когда речь идет об одном шансе из ста, отстегнула с барского плеча лодку, за рулем которой сидел улыбающийся Шеф.

Им с Врубелем пришлось вернуться, прихватив с собой и пистолет со снотворным, и термомешок. Когда они, обжигаясь о выступившую из ран «гремучую смесь» и стеклянные волосы, упаковывали тварь, она еще жила. Врубель уверял его, что ткань «дышала». И что через некоторый промежуток времени в кровь твари выплескивается снотворное, чтобы поддержать «спящий режим», и если на доставку русалки уйдет не более пяти часов, есть шанс принести ее живой. Но… как все обстоит на самом деле, не знал никто.

И чего им стоило плыть на лодке, везя с собой смертельно опасный груз – вопрос, на который тоже не было ответа.

Теперь, глядя на обожженные, покрытые волдырями руки и ношу, что послушно лежала у его ног, Маньяк искренне надеялся на то, что тварь не подохла. В противном случае, ему нечего будет предъявить Трюкачу, кроме собственной беспомощности. Дайвер присел и, как тяжеловес, толкающий штангу, взвалил термомешок на плечи. Потом медленно, с великим трудом выпрямился и побрел следом за высоким мужчиной, показывающим дорогу. У дайвера не осталось сил, чтобы поднять голову, он видел только ноги, мелькающие впереди. Его преследовала мысль о том, что он тащит мертвое тело.

И через полчаса двумя трупами станет больше.

Дайвер брел, едва переставляя ноги, согнувшись от непосильной тяжести. Рядом, хлюпая по мелководью, шел угрюмый Врубель. Его опухшая щека время от времени вздрагивала от болезненного тика. Замыкал немногочисленный отряд небритый мужчина, которого дайвер принял за главного. Лопоухого услали в Цитадель, чтобы опередить события.

Маньяк тащился медленно. Словно подсознательно пытался оттянуть тот момент, когда придется предъявлять товар лицом. Он шевелил плечами, придерживал тяжесть руками и все равно, как ни старался, не смог устроить ее удобнее. Врубель уверял его, что тварь выживет. Дайверу эти уверения были до звезды. Другой русалки в его распоряжении не имелось. Русская рулетка. Он уже вложил в револьвер единственный патрон, крутанул барабан и приставил ствол к виску. Оставалось выяснить, кто у судьбы в любимчиках, нажав на спусковой крючок.

Из темноты, заслоняя ослепительный диск луны, надвигалась черная громада Цитадели. Маньяк хорошо помнил ее величественную мощь. Зубчатые стены старинного замка, пронизанные наверху рядами бойниц, словно вырастали из воды. Основание, сложенное из огромных по размеру камней – замшелых, плотно пригнанных, столетия назад скрепленных раствором, который держался до сих пор. Все выше поднимались к небу ряды красновато-бурых камней, у самого верха прерывающихся врезанными в стены амбразурами.

Полумертвый от усталости, Маньяк не сразу понял, что вслед за провожатым остановился у ворот. Створки отъехали в стороны. Он вошел, глядя только себе под ноги. Во дворе горел открытый огонь, освещая покрытый трещинами булыжник.

Их ждали. Начался галдеж. С кем-то из старых знакомцев мрачный Врубель успел обменяться парой слов. Вернее, просто послал любопытных так далеко, как только смог. Ему беззлобно ответили.

– Наконец-то, – раздался хриплый голос, и мгновенно установилась тишина.

– Монгол, – вместо приветствия сказал Врубель. – Не ждали?

– Это то, что я думаю? – вопросом на вопрос ответил Монгол. – Живая? Да ладно.

Маньяк, согнувшийся под тяжестью, головы не поднимал. И ежу ясно, на что показывает невидимый Монгол. Дайвер едва дышал, грудную клетку сдавило так, что едва проходил кислород. Но все равно он чуть не ответил. Его опередил Врубель.

– А языками почешем еще с полчаса, так подохнет. Трюкачу так и скажу.

– Ладно, не заводись, – в голосе Монгола сквозило плохо скрытое раздражение. – Давай за мной.

Маньяк двинулся вперед. Нашел под ногами широкие ступени и тяжело, в два приема стал подниматься. Плечи онемели. Немилосердно ныл затылок, а в позвоночник вогнали резкую, отзывающуюся на каждый шаг боль. Но бросить ношу – такого он не мог себе позволить. Пока начнутся разборки, кому тащить, пока сгоняют за распоряжением к Трюкачу, пока найдутся смельчаки… Пройдет время. А кто знает, сколько еще отпущено той, что въезжает на его плечах в старинный замок? Если, конечно, она вообще жива.

Анфилада из арочных сводов напряженно внимала звуку шагов. Эхо привязалось к старческому шарканью Маньяка, стократ усилило его, растянув в один нескончаемый шорох. Он передвигался на одном упрямстве, плохо понимая, где находится. В глазах дрожала радуга, рябил пол под ногами. Ему казалось, что эта пытка не кончится никогда. Переставляя ноги, полуживой от боли в спине, он не сразу расслышал приказ.

– Ложь ее сюда. И лицом к стене.

Когда до него дошел смысл слов, Маньяк наклонился, осторожно опуская немыслимо тяжелую ношу и четко осознавая то, что не сможет взвалить ее на себя еще раз. Позвоночник пронзила нестерпимая боль и тут же отступила. Дайвер открыл рот, глотая воздух. Когда он выпрямился в полный рост, ему стало легче. Тот, кто отдал приказ, ждать не любил. Дайвера отпихнули лицом к стене. Ощутимый удар по голени заставил его широко расставить ноги. Он молчал, пережидая, пока чуткие пальцы ощупывают каждый шов на его одежде. Дотошно, обстоятельно, возвращаясь к пройденному. Более того, в какой-то момент Маньяк осознал, что хочет, чтобы обыск продлился подольше. Но потом плечи его распрямились и открылось второе дыхание.

– Чист, Трюкач.

Маньяка бесцеремонно развернули лицом к залу. Рядом с ним, хмуро глядя себе под ноги, застыл Врубель.

– Хорошо, – раздался знакомый до боли низкий голос.

В центр некогда рыцарского зала из темноты вышел Трюкач. «Любит эффекты, подлец», – неприязненно подумал дайвер, осматривая и огромное помещение, освещенное мягким светом горящих факелов, вставленных по старинке в отполированные до серебряного блеска кольца. Наверху выступал в зал второй ярус полукруглых декоративных балконов, огороженных ажурными периллами. Десяток мужчин бойцовыми собаками застыли в нишах, готовые по приказу босса порвать всех в клочья. Еще двое сопровождали Трюкача. Он сам остановился в нескольких шагах от Маньяка. В щегольски распахнутом вороте кожаной куртки по-прежнему таяла в облаке золотой пыли «пчела».

– Браво, Маньяк! – Трюкач подтвердил свои слова аплодисментами. Жидкими, впрочем. Так, ударил пару раз ладонью о ладонь. – Она жива?

– Где Аленка? – проигнорировав вопрос, хрипло спросил Маньяк.

– Русалка жива? – голос у Трюкача стал тверже. В серых глазах мелькнул огненный сполох.

– Проверь, – пожал плечами дайвер.

– Не сомневайся. Найдется, кому посмотреть.

– Я сделал то, о чем договорились. Дело за тобой.

– За мной не заржавеет.

– Ближе к телу.

– Я никуда не тороплюсь.

– Тороплюсь я. Отдай мне девушку и мы в расчете.

– Не спеши, Маньяк. Ребята уже идут, – Трюкач заложил руки за спину и сделал несколько шагов. – Сделка будет считаться, когда я увижу, что русалка жива. И ты не пытаешься толкнуть мне залежалый товар.

– Так в чем дело? – почти сорвался Маньяк. – Смотри! Или хочешь, я сам ее открою.

– Стоять, – негромко приказал Монгол и для верности обхватил железными пальцами предплечье.

Дайвер передернул плечом, стряхивая руку.

– Отвали, – сквозь зубы бросил он.

– Не трогай его, Монгол, – сказал Трюкач и подошел ближе. – Не ожидал, признаться…

– Положил я на твое признание, – в глазах у Маньяка зажглись искры.

– Остынь, дайвер. Если она действительно жива, – Трюкач не мог оторвать глаз от лежащего у его ног объемного предмета с крупными ячеистыми порами и клапанами у основания. – Ты понимаешь, что это значит?

– Дай догадаюсь, – съязвил Маньяк. – Мою свободу? Где Аленка? Я хочу ее видеть! – он почти хрипел от злости.

– Это не просто удача, Маньяк, – хозяин Цитадели его не слушал. – Нет, это не просто удача. Это запредельное везение.

– Где Аленка! Я хочу ее видеть!

– Ты бесценный человек, Маньяк. Не зря… столько хлопот ты мне доставил.

– Трюкач.

– Ты увидишь свою зазнобу чуть позже. Я даже дам вам возможность… м-м-м… пообщаться. Только после того, как ты получишь новое задание.

Маньяк судорожно перевел дыхание. Сбылось одно из худших опасений.

– Ты – моя золотая рыбка, Маньяк. А кто же отпустит ее в море, не загадав трех желаний?

Трюкач хрипло рассмеялся, задрав голову так, что виден был дергающийся кадык. Нестерпимо, до дрожи в членах Маньяку захотелось резануть ребром ладони по этому выступающему кадыку. Так примерно он и представлял себе весь этот сыр-бор после возвращения. Живая русалка – брошенная под ноги белобрысому гаденышу – еще не означала свободу для него и Аленки. Скорее всего, задание – первое в числе многих. А испуганная девочка – цепь, на которой будут держать за железный ошейник послушного барбоса.

– Падла ты, Трюкач, – сухими губами сказал Маньяк. – Редкая и гнусная тварь.

Стоявший рядом Монгол дернулся, но наказывать без приказа не посмел.

– Шестерку на побегушках из меня хочешь сделать? – продолжал дайвер.

– Почему шестерку? Хочешь, договоримся о размерах благодарности. Я готов. На общих основаниях расплачиваться с тобой за каждую сделку. Если речь идет о деньгах – мы договоримся.

– Трюкач, – отвлекая внимание хозяина Цитадели на себя, из темноты выступил Врубель. – Я свободен?

– А? – Трюкач перевел взгляд на рулевого. Но ответить не успел.

В зал вошли трое. В черных халатах, с угрюмыми, больными лицами мясников.

– Вот и ребята, – вздохнул Трюкач. – Проверьте ее у себя, что там и как. А ты, – он резко обернулся к Маньяку. – Будешь делать то, что я скажу.

В противном случае…

Он не договорил. Одновременно с шумными возгласами, докатившимися до зала, и вбежавшим парнем, в чьих глазах плескался ужас, Маньяк почувствовал, как дрогнул пол. Еще не было звука. Легкая вибрация предалась от подошв ног и поползла выше, добираясь до сердца.

– Циклоп! Циклоп, Трюкач! – крикнул ошалевший от страха парень. В зале прокатилась шумная волна.

– Вот и трындец тебе пришел, – усмехнулся Маньяк. Он был готов отдать свою жизнь. Но только вместе с тем, кто стоял с ним лицом к лицу и тянул углы губ в мерзкой ухмылке. «Почему он улыбается, – мелькнула шальная мысль. – Еще не дошло?»

– Я бы на твоем месте закрыл хайло и спокойно принял бы свою участь, – спокойно сказал Трюкач.

– Принимай на своем. Недолго осталось.

– Ты, дайвер, ни хрена не понимаешь. Так что заткнись и делай то, что велят. Цитадель стоит на таких катакомбах, которые тебе и не снились. Мы уже пережили одного Циклопа. Переживем и второго, – он обернулся. – Все в бомбоубежище. Монгол, возьми людей, за дайвера отвечаешь головой.

Началась суета. Трюкач повернулся и пошел вглубь зала. Но далеко уйти не успел. Ровно за секунду до того, как Маньяк, развернувшись, нанес страшный удар Моголу в лицо, за мгновенье до того, как дайвер крикнул: «Врубель, давай», раздался выстрел.

Вернее, несколько выстрелов подряд.

 

11

Ложь. Это все, что она могла ему дать. Ни веру, ни надежду, ни любовь. Только лживое обещание, сдержать которое было выше ее сил. Что-то непривычно трогательное, беззащитное дрожало в его глазах, когда Маньяк заставил ее дать слово. У Марго заныло сердце. Она вдруг ясно осознала, что больше никогда его не увидит. Потом дайвер отвернулся и горькое чувство отпустило. Девушка знала, что так и будет, и всякие дурные предчувствия не могли повлиять на то решение, что привело ее к Цитадели.

Когда Маньяк уходил, вдвоем с Врубелем неся мешок с телом русалки, Марго провожала его с легким сердцем. Его ждала жизнь. А ее смерть. Им предстояло разминуться в любом случае. Иначе ничего не стоил весь проделанный путь, если ее способны смутить карие глаза и проникновенные слова мужчины. Пусть даже и был он легендарным дайвером. Марго мысленно простилась с ним. Во всяком случае, теперь она знала, за что его любят женщины.

– Готова?

Марго кивнула в ответ.

Шеф залил костерок и повел ее в сторону, почти противоположную той, где исчезли охотники за русалкой. Девушка не задавала вопросов, бредя следом за проводником. Она знала то, что осталось для дайвера тайной. В прежние времена Шеф служил в крепости начальником службы охраны. Цитадель представляла собой объект культурного наследия и толпы туристов ломились в старинные стены особенно в летний сезон, чтобы вблизи оценить средневековый рыцарский быт. Всю эту утварь, доспехи, подземные ходы с сохранившимися камерами пыток. Крепость стояла на разветвленной сети подземных коммуникаций, современных в том числе. Там имелись туннели, прямиком выводящие, тогда еще под руслом полноводной реки, к соседним городкам. Ныне почившими в бозе.

И приход Океана Шеф встретил там же, на рабочем месте. Растерянный, тщетно пытающийся осознать себя в новом мире, он похоронил все товарищей по несчастью. Двоих унесла эпидемия водянки. Еще двое отравились рыбой, вдруг ставшей ядовитой. Трое один за другим пропали: отправились по подземным туннелям искать дорогу в город и не вернулись. Долгие три года Шеф провел в одиночестве, скитаясь среди старинных залов и довольствуясь тем, что подбрасывал ему в качестве подачки Океан.

Этот сильный духом мужчина однажды признался Марго, что в те годы считал себя единственным оставшимся в живых жителем планеты Земля. Вспоминать о том времени он не любил. Обмолвился только, что посчитал вторым рождением тот момент, когда к острову причалила лодка. Шеф покинул крепость без сожаления, твердо уверенный в том, что больше никогда сюда не вернется. И сдержал бы обещание, если бы не Марго. Причина, по которой он решился нарушить данное себе слово, до конца была ей не ясна. Жалость ли, сочувствие… Или просто желание еще раз увидеть то место, где прошла почти вся жизнь. Уж во всяком случае, не ненависть. Этот мотив был занят – его давно носила в своем сердце Марго. Бывший начальник охраны согласился отвести ее в Цитадель, обговорив единственное условие: он абсолютно не умел ориентироваться в море. И поэтому ей пришлось нанять навигатора. Опытного. Лучшего. Потому что рисковать она не имела права.

О Робинзоне Марго не хотелось думать. Воспоминание о нем будили в ней совесть и стыд. В одном она была уверена: не стоило брать его с собой, как бы он ни настаивал. Парень, всерьез убедивший себя в том, что в его силах зажечь в ней ответное чувство, отличался настойчивостью, граничащей с безумием. Он буквально шантажировал ее самоубийством и заставил взять с собой.

Плохо. Что она дала слабину и позволила Робинзону одержать верх. Неизвестно, свел ли бы он счеты с жизнью, оставшись в одиночестве, а вот то, что судьба готовила ему смертельный саван в походе, теперь сомнений не оставляло. Возможно, впереди его тоже, как Маньяка, ждала жизнь. А ее смерть… В любом случае, им было не по пути.

Хлюпая по мелководью, Марго тяжело вздохнула. Ничего не вернешь. И скорбеть по пройденному поздно.

Шеф остановился и девушка едва не налетела на него в темноте, чуть подсвеченной лунным диском. – Это здесь. Я узнаю это место, – тихо сказал он.

Она постояла, чтобы дать ему и себе возможность оглядеться. Впереди маячил крохотный островок с уцелевшими развалинами: осыпавшиеся стены, остов старинной башни, да несколько кривых безлистых деревьев.

– Подожди меня здесь, – бросил проводник через плечо. – Если ход не уцелел, придется идти вокруг.

«Надеюсь, он уцелел», – хотела сказать она и промолчала. Не время и не место для надежд.

Мощное тело Шефа кануло в темноту, и Марго села на подвернувшиеся камни у ближайшего дерева. Стояла глубокая, давящая тишина. Влажный воздух лип к лицу, как паутина. Пристроенный на коленях АДС с оптическим прицелом холодил пальцы. Было тепло, но девушку знобило и в груди по-прежнему кололо при каждом вздохе, как напоминание о прощании с Маньяком.

Проводник появился так же внезапно, как исчез. На ее взгляд, требующий немедленного ответа, он отозвался сразу.

– Все в порядке. Ход цел. Только насколько, видно будет.

Марго поднялась, пристроила оружие за спиной и пошла за Шефом. Он остановился у старинного люка в канализацию, сдвинутого в сторону. Подошел и включил фонарь, обозначив железные скобы, ведущие во мрак. Не дожидаясь приглашения, Марго шагнула первой, ухватившись за ржавое железо. Сверху падал луч света, вычленяя серое пятно бетонного дна. Туда она и ступила, дожидаясь, пока проводник задвинет крышку люка и присоединится к ней.

На дне коллектора дрожала потревоженная мутная жижа. Запах нечистот не выветрился до сих пор. Но Марго было плевать и на грязь, и на вонь. Она двинулась за Шефом, отмеряя себе метры полосой света.

Мощный мужчина шел впереди, безропотно погружая кроссовки в яркую, с радужными разводами жидкую грязь. Марго старалась ступать тихо, но и без них труба коллектора не хранила тишину. Журчала вода, звонко разбивались о железо тяжелые капли. Затухающими волнами накатывались шорохи, чтобы стихнуть где-то за спиной. Лучи света метались от стены к стене, подолгу застревая на потолке, покрытом сетью трещин. Туннель двоился, разъезжаясь в стороны двумя ветками, и Марго оставалось удивляться тому, с какой уверенностью проводник выбирал ту самую, способную вывести их к цели.

Многочисленные ходы петляли, пытаясь сбить с толку неожиданно возникающими ветками и обещающими сухое песчаное русло. Шеф упрямо шел вперед и девушка не отставала. Слева, вмурованная в бетон, поползла черная ржавая труба. Некоторое время она тянулась вдоль стены, потом снова нырнула в бетон. Стало суше. Грязь, прилипшая к обуви, постепенно осыпалась. Под ногами скрипел песок и это казалось Марго странным. Стены сочились влагой, а с потолка срывались капли и, если ей не везло, падали за шиворот, в первый раз напугав ее до дрожи в коленках. Складывалось впечатление, что вся эта жидкость не собирается на дне, а уходит сквозь коллектор куда-то вниз.

Вслед за Шефом девушка свернула в боковую ветку. Стены раздались, потолок подался вверх и запах улетучился. Где-то вдалеке бухнуло, словно железом ударили о железо и звук еще долго преследовал путников, заглушая звук шагов. На стенах, пристроив к бетону раздувшиеся брюха, дрожали бледные тельца огромных пауков. Их долгие, скрещенные лапы заставляли девушку морщиться от отвращения. Под ногами дулись черные бородавки грибов и по возможности Марго старалась на них не наступать.

Шеф остановился, когда путь перегородила железная решетка. Он основательно исследовал ее. Девушка, уже готовая повернуть и искать другой путь, была приятно удивлена тем, как скоро справился с препятствием проводник. Дверца скрипнула, открыв проход. Перед тем как шагнуть на ступени лестницы, ведущей наверх, Шеф обернулся.

– Мы на месте, – одними губами сказал он.

Девушка кивнула, с облегчением переведя дух. Ей совсем не улыбалось часами бродить по подземелью, рискуя в любой момент столкнуться с головорезами Трюкача. Соблюдая осторожность, проводник поднялся наверх. Он убрал на спину автомат и теперь сжимал в руке нож. Лестница упиралась в стальную дверь, которая была закрыта намертво. Шеф убедился в этом, основательно навалившись на нее плечом. Но неудача его не остановила. Проводник свернул в боковой закуток слева от двери.

На первый взгляд в комнате, заваленной мусором – сорванными с петель дверцами от щитков, металлическими шкафами – не было ничего интересного. Однако Шеф, отодвинув в сторону пару длинных ящиков, освободил нечто вроде бетонного провала, давно лишившегося двери. Марго нагнулась, шагая туда, куда ее звал луч фонаря. Так она шла, согнувшись в три погибели, пока не уткнулась лбом в спину склоненного Шефа. Опережая их путь, вниз скользнуло пятно света, высветив прутья металлической решетки, держащейся на честном слове. Проводник присел на корточки и, особо не напрягаясь, сдвинул ее в сторону. Потом, извиваясь ужом, он втянул мощное тело в образовавшуюся дыру. Следуя за ним, Марго удивлялась: если она протиснулась с трудом, как это умудрился сделать такой большой мужчина?

Посветлело. В коридор, где они оказались, свет проникал сквозь отдушины под самым потолком. Луна заливала серебром стены со старинной кладкой. Марго выключила фонарь после того, как это сделал Шеф. Некоторое время они стояли, привыкая к сумраку. Слева тянулись ряды выдолбленных в стене ниш. В глубине темнели кольца и металлические скобы, за которые когда-то крепилось оружие.

Они недалеко ушли от того хода, откуда появились, когда впереди, за поворотом, мелькнул отблеск света и коридор заполнился гулким звуком шагов. Марго почувствовала, как оборвалось сердце. Она растерянно вертела головой по сторонам, пытаясь сообразить, успеют ли они добежать до тайного хода. Да что там добежать! Нырнуть туда, в узкое пространство коллектора.

Шеф отреагировал мгновенно. Он буквально втолкнул ее в нишу, прижав спиной к щербатым камням. А сам, вдавив мощное тело за выступ, замер рядом.

Марго стояла ни жива, ни мертва и слушала, как приближаются шаги. То, что поначалу казалось звуками, которые производил ни один десяток людей, вдруг, очистившись от шелухи эха, оформилось в шаги одного человека. И все равно – тот, кто пройдет мимо, не сможет их не заметить. Шум, звук борьбы… Наверняка, кто-то обратит внимание. Поднимется тревога и тогда считай, что все пропало.

– Говорил ему, сразу надо брать, – негромкий говорок переплетался со звуком шагов. – А он… позже, позже. Гонять теперь туда и обратно.

Луч света бежал впереди, застревая на стенах. Человек приближался. Еще секунда-другая и фонарик натолкнется на их бледные лица, укрытые в нише…

Что именно подбросил Шеф к противоположной стене, Марго не знала. Что-то маленькое, быть может, камешек. Но тихий стук заставил человека обернуться. Туда же послушно ткнулось и белое пятно света. В тот же миг огромным хищным зверем, метнувшимся из темноты, Шеф схватил человека за горло. В суете фонарик выпал из ослабевших рук и Марго подхватила его. Когда она выпрямилась, все было кончено. Тихо хрипел молодой еще парень, прижимая к горлу руки. Между пальцами толчками текла кровь. Он стал оседать на пол, но проводник не дал ему упасть. Онемевшая, смотрела девушка на то, с какой легкостью он подхватил тело, взвалил на плечо. Еще пара минут ушла на то, чтобы донести мертвеца до тайного хода и втолкнуть его внутрь. Мертвое тело сопротивлялось. У наделенного недюжинной силой Шефа противодействие вызвало досаду. Срывая с мертвеца кожу, ломая конечности, он втолкнул тело в лаз.

– Быстро! – скомандовал он, но Марго в понуканиях не нуждалась.

Птицей она взлетела по лестнице следом за Шефом. В конце небольшого зала, заваленного рухлядью, горел огонь. Слышались негромкие голоса и смех. Как вкопанная остановилась посреди завалов девушка, с замиранием сердца разглядывая с одной стороны ряды окон с уцелевшими стеклами, с другой – несколько эркеров, утопленных в стенах, в которых прятались в темноте старинные скульптуры рыцарей. Путь вперед был закрыт.

Шеф бросился ко второй статуе – массивного рыцаря в доспехах, сжимающего в руках длинный меч. Марго не стала дожидаться, пока ее позовут. В темноте, срывая паутину, закрывающую стену, быстро двигался проводник, перебирая камни.

«Потайной ход!» – подумала девушка и струйка холодного пота потекла между лопатками, стоило представить себе, с каким скрежетом могла – если могла! – открыться массивная дверь. Натужно скрипнуло. Послышался негромкий перестук и все стихло. Вытянув вперед руку, Марго протиснулась между стеной и статуей. И чуть не вскрикнула, когда Шеф потянул ее за собой, направив в узкий простенок. Пережидая громкие удары сердца, девушка замерла у стены. С тихим скрежетом закрылась дверь, отрезав тайный ход от света. Включился фонарь и белое пятно света послушно запрыгало по ступеням винтовой лестницы.

– Ты как? – тихо спросил Шеф.

– В порядке, – отозвалась она.

– Сейчас мы поднимемся на верхний ярус рыцарского зала. А дальше… Я не знаю. Может, надо спуститься вниз, и поискать…

– Я все поняла. Шеф! – позвала девушка.

– А?

– Ты сделал все, что мог. Спасибо. Я… Ты можешь меня оставить. Дальше я справлюсь. Еще раз спасибо. Уходи.

– Ты до сих пор ничего не поняла, Марго, – с досадой отозвался проводник. – Я не оставлю тебя.

– Но… Ты же знаешь, ничем хорошим это не закончится.

– Я все знаю. Даже больше, чем ты думаешь. Может, это единственное, что мне еще осталось сделать в этой жизни… В этом паршивом, гребанном мире.

Марго глубоко вздохнула. Глупо спорить с человеком, который все решил. Она была ему благодарна за то, что часть ноши, которую она с собой носила, он взял на себя. Но… черт возьми! Какая нестерпимая боль пронзает сердце от осознания того, что берешь ответственность за чужую жизнь! Точнее, смерть.

– Я все решил, Марго. Еще тогда, давно. Сегодня, завтра… какая разница? Я не могу… – Шеф говорил шепотом и ей приходилось напрягать слух, чтобы расслышать его слова. – Я не хочу этот мир. А он не хочет меня. Грязный, жалкий… Все, хватит.

Пошли.

И она послушно поплелась по ступеням, сверля ему спину больным взглядом загнанной в угол крысы.

В крохотном, узком – только-только протиснуться – коридоре было светло. И шумно. Снизу долетали голоса, оттуда, из арок крохотных, выступающих вперед балконов, огороженных ажурными решетками перилл. Марго присела на корточки и осторожно заглянула вниз. Но первая же фраза, громко раздавшаяся под старинными сводами, заставила ее вздрогнуть.

– Это не просто удача, Маньяк.

Но не знакомое имя привело ее в трепет. Голос. Низкий, с хрипотцой. Такой голос трудно спутать. И забыть. Сердце, с тупой болью ударившее в ребра, замерло и стало биться ровнее, отсчитывая последние минуты. Цель достигнута.

Он почти не изменился с тех пор, как она видела его последний раз. Те же светлые усы и коротко подстриженная борода. И «пчела», жужжащая на золотой привязи в распахнутом на груди вороте. Все как в ту ночь, четыре года назад, когда он вышел к пирсу, отгораживающему бурное море от городка. Озаренный светом пожарища, он стоял возле неподвижно лежащих тел – ее мужа и сына. Потом зачем-то пнул Гешку, который уже не мог оказать сопротивления.

– С двух выстрелов снял, – сказал он кому-то.

– Уметь надо, Трюкач, – ответили ему со смешком.

Марго подняла тогда залитое слезами лицо для того, чтобы увидеть человека, в котором не осталось ничего человеческого…

Лежа на животе на балконе верхнего яруса рыцарского зала, девушка пристроила к плечу приклад автомата, аккуратно сняла предохранитель. Два раза. Короткая очередь. Так, как она делала сотню. А может, тысячу раз. Продышавшись, как перед погружением, она почти затаила дыхание, держа палец на спусковом крючке.

– Ты, дайвер, ни хрена не понимаешь. Так что заткнись и делай то, что велят…

Говорил Трюкач, наполовину закрытый Маньяком.

Марго терпеливо ждала, не отвлекаясь на истошные вопли, и дождалась.

– Монгол, возьми людей, за дайвера отвечаешь головой.

Сказал Трюкач, повернулся и успел сделать два шага. Опережая его движение, она надавила на спусковой крючок. Пять выстрелов почти слились воедино. Марго ясно видела, как золотой вихрь крутанулся в воздухе, обтекая пулю. И тут же, без пауз, следующая пуля тяжело впечаталась под левую лопатку. И еще одна.

* * *

Трюкач еще падал лицом вниз. Медленно, словно жизнь до последнего боролась за это сильное тело, не желая уступать его смерти. В рыцарском зале, эхом отталкиваясь от стен, водоворотом закружился крик Маньяка.

– Давай, Врубель!

Монгол скорее интуитивно, чем отзываясь на внутренний приказ, послал автоматную очередь туда, где только что стоял непокорный дайвер. Но тот, пригнувшись, бросился в сторону, противоположную той, куда собирался отвести его Трюкач. Уже отмечая, что промахнулся, боец понял, как сильно просчитался. И не промах был тому причиной. Обернувшись туда, где только что стоял Врубель, он оценил всю грандиозность неправильно принятого решения.

Стрелять нужно было по Врубелю. Монгол пальнул еще раз, целясь в небритое лицо. В последний момент ствол в его руках дрогнул. Потому что одновременно с ним нажал на спусковой крючок бывший «дружок». Монгол покатился кубарем, уходя с линии огня. Однако в памяти отпечаталось немыслимое: черное, пустое нутро термомешка с болтающимися в воздухе полосками защитных клапанов.

Серебряная молния прострелила вдоль стены, разом погасив факелы. Рыцарский зал погрузился во мрак.

– Трюкача завалили!

– Русалка, ребя!

Истошный вопль стих, перечеркнутый автоматными очередями.

В голове у Монгола проносились обрывки мыслей, пока он перебежками добирался до противоположной стены, к перевернутому столу. «Зачем? Зачем он это сделал? Это же смерть. Смерть для всех. И кто? Врубель?!»

Боец на ходу перепрыгнул через стол. У подоконника уже нашли убежище трое мясников из лаборатории Трюкача. Оружия у них не было. Лишь тот, кто постарше, сжимал в трясущихся руках нож. Остальные жались к стене, тараща на Монгола полные животного ужаса глаза.

– Доисследовались, блин, – зло сорвался боец, откатываясь ближе к окну.

– Сука! Сука!

– Колян! Она наверху! Бери левее!

Отдельные вопли с трудом прорывались сквозь непрерывную стрельбу. Сначала частые яркие вспышки расцвечивали мрак, потом стрельба стала стихать, переходя в короткие расчетливые очереди. Грохот, крики, выстрелы – все слилось воедино. И только вдруг прорвался, выпал из какофонии звуков одиночный предсмертный вой.

– Отходим!

Закричал кто-то, но Монгол, пару раз выглянув из укрытия, давно уже понял то, что еще не дошло до крикуна. Путь к выходу закрыт. Тот, кто в отличие от замешкавшегося Монгола первым осознал опасность, успел выбежать и – что хуже всего – закрыть за собой тяжелую двустворчатую дверь. «Не иначе Шельмец, – обреченно подумал Монгол. – Он стоял в дверях. Ему и карты в руки».

– Ребя! Откройте! Выпустите нас! – надрывался кто-то.

Включился фонарик. В лихорадочно блуждающем луче вдруг обозначился силуэт бегущего к двери человека.

– Колян! Ложись, придурок!

Монгол видел, как в воздухе мелькнуло размытое пятно. Как сверху, казалось бы, из пустоты ударила Коляну в голову зеленоватая струя. Он споткнулся на ходу. С разных сторон раздались автоматные очереди. И несколько пуль, пущенные дрогнувшей рукой, толкнули обреченного в спину.

– Может, и к лучшему, – со вздохом сказал старик, сидевший рядом с Монголом.

Кожа на голове и лице Коляна «кипела», бугрилась пузырями. Огромные волдыри вздувались на глазах и лопались, сочась кровавой влагой. Сначала парень вопил, пытаясь закрыть лицо руками, но кровь текла между пальцами, заливая куртку. Потом крик перешел в хрип. Он упал лицом вниз, тяжело ткнувшись головой в каменный пол. Под ним растекалось темное пятно.

– Сделай что-нибудь! – шипел старик, наклоняясь к Монголу. – У тебя оружие!

– Оставь его, Степаныч, – устало выдохнул тот, кто сидел у стены. – Ты же знаешь. Мы обречены.

– Тварь! Сука!

– Ну, давай, давай! Где ты, тварь?

В мертвенном свете, падающим из окон, Монгол ясно увидел ее – русалку – белый силуэт, прилепившийся под балконами второго яруса. Он вскинул ствол и, несмотря на мысленное решение не тратить патроны, послал очередь, искренне надеясь зацепить мерзкую тварь. Кто-то поддержал его слева. Но огненное перекрестье поймало пустоту.

– Ну, давай, давай. Иди сюда, тварь! Су…

Тот, кто лез на рожон, видимо, дождался. Последнее слово захлестнул вопль. Посередине зала, слепо натыкаясь на трупы, валявшиеся под ногами, брел человек. На его голове не было волос. Две длинные полоски кожи свисали, закрывая лицо. Он тянулся руками к голове, но в последний момент одергивал себя, словно марионетка, которую тянули за нитки. Он прошел до половины зала, когда силы оставили его. Ноги подогнулись и он сел на пол, вздрагивая всем телом.

– Пристрели его, Монгол, чего ты ждешь? – кричал старик, но боец и ухом не повел. Раненому не поможешь, а патронов осталось с гулькин нос. Знал бы, так прихватил бы с собой пару рожков.

– Мы умрем, мы все умрем… Как же так? Черт, черт, как же так? – завыл кто-то слева.

– Заткнись, Славик. Или я тебя первый урою. – И в подтверждении слов раздался глухой удар. Славик вскрикнул и замолчал.

Постепенно все стихло: стоны, крики, шум.

«Может, попытаться пробиться к запасному выходу?» – подумал Монгол. Но глупо надеяться, что дверь, к которой рванул Маньяк, осталась открытой. Вот только удалось ли ему выбраться? Монгол согласился бы отдать на отсечение руку, лишь бы убедиться, что тот не успел. Что и Врубель, и дайвер остались лежать здесь и сдохли, захлебываясь собственной кровью.

В углу послышался осторожный шорох, боец обернулся. И увидел русалку. Вернее, нечто белое, пригнувшись, крутанулось волчком. И тут же закричал один из тех, кто прятался под окном. Ясно было видно, как на его шее и на щеках расходились в стороны края страшных порезов. В ранах пузырилась кровь и сплошным потоком хлынула на грудь. Монгол не отрывал от умирающего глаз, искренне надеясь, что это и есть паникер Славик. Он понял, что ошибся, когда парень, сидевший рядом с залитым кровью мужчиной, завопил. Тонко и отчаянно. Он дернулся, встал на четвереньки и пополз к двери.

– Я не хочу! Не хочу! Я не хочу умирать!

Неизвестно, на что он надеялся. Монгол увидел, как из лунного света соткался прозрачный силуэт. Грудные мышцы, перекрещенные красноватыми полосами, открылись подобно цветочному бутону. Русалка нагнулась и подцепила брыкающееся тело Славика, прикрывшись им, как щитом. Его ноги болтались в воздухе, он стонал, проткнутый, как вилами, острыми когтями под подбородком. Огромный распахнутый рот с рядами отточенных зубов приблизился к самому лицу бьющейся в агонии жертвы.

– Стреляй! Монгол, чего ты ждешь? – орал старик.

– Куда? – огрызнулся Монгол.

– В нее стреляй, придурок! Пока она жрет!

Русалка, услышав голоса, бросила истерзанное тело. Боец успел заметить залитое кровью, абсолютно белое лицо и тварь растворилась в воздухе.

– Почему ты не стрелял, гад! Гад ты!

Старик не договорил – он рванулся с места, пытаясь вцепиться в автомат. Монгол не стал дожидаться, пока его руки коснуться оружия. Он с размаху ткнул старику ногой в живот. Тот отпрянул, ударившись затылком о подоконник. И тут же, без передышки, как будто не чувствовал боли, бросился на Монгола снова. И тогда боец нажал на спусковой крючок. Пуля угодила старику в живот, отбросив тело к стене.

– Сиди там. И не дергайся, – зло сказал Монгол, глядя в стеклянные, полные презрения глаза.

Старик громко стонал, прижимая руки к животу, и поэтому Монгол не сразу обратил внимание на шорох справа. Он обернулся. Русалка стояла, выпрямившись в полный рост, залитая светом, падающим из окна. На месте правого глаза была дыра, затянутая пеленой. На белом, испачканном кровью лице, медленно раскрывалась щель огромного рта. Монгол вскинул оружие, одновременно нажимая на спусковой крючок.

Русалка дернулась, но предосторожность оказалась излишней. Щелчок за щелчком издавал пустой магазин. Монгол отступал и все давил и давил на спусковой крючок. Она шла на него. Улыбаясь страшным, окровавленным ртом. Выпуклости на ее груди стали набухать и вдруг распахнулись, выпустив едкую струю кислоты прямо ему в лицо.

 

12

– А кто? Ты можешь сказать, сколько у нас осталось времени? – Лицо у Врубеля перекосила болезненная судорога.

– С самого начала, еще тогда, у костра, я тебе сказал, что без девчонки никуда не уйду. – Маньяк перехватил указательный палец, нацеленный ему в грудь. – Ты волен поступать, как считаешь нужным.

– А если ее там нет?

– Если ее нет там, где ты сказал, я сдохну под брюхом у Циклопа! Но сдохну с чувством выполненного долга! – заорал дайвер.

– Круто, – с продолжительным вдохом отозвался Врубель. – Хрен с тобой. С идиотом. Подохнем вместе.

Киллер повернулся и пошел по коридору, все убыстряя шаг, постепенно переходя на бег. Маньяк не отставал от него.

– Я пока подыхать не собираюсь… Там девочка, там. Где ей еще быть? Трюкач – покойник. Перед смертью он никаких распоряжений дать не успел. А вся эта шваль, оставшаяся без руководства…

– Ты слова выбирай, – обернулся Врубель.

– Какие мы щепетильные. Как в расход половину дружков пустить, это хрен на постном масле.

А… Ладно, я не о том. Короче, все ломанулись в бомбоубежище. Те, конечно, кто в курсе. А для тех, кто остается за бортом, имеет значение только собственная жизнь. Им до звезды и ты, и я. И девочка.

Врубель задержался в конце коридора у деревянной двери. Распахнул ее пинком и, вынимая на ходу фонарь, стал быстро спускаться по лестнице.

– В прошлый раз уцелели только те, кто был в бомбарике, – негромко сказал киллер. – А сколько народу погибло в крепости и не считали.

– В этот раз еще хуже будет, – пообещал Маньяк, споро пересчитывая ступеньки винтовой лестницы.

– Успокоил, предсказатель. Нам бы до подземки хотя бы дотянуть… А там придумаем что-нибудь. Если успеем.

– Должны успеть. Тварь неповоротливая. Пока доплывет…

– Ладно. Тихо, – оборвал его Врубель.

В узком подземном коридоре с облупившейся краской на стенах тускло горели лампочки, забранные металлическими сетками. У поворота Врубель махнул рукой, делая дайверу знак задержаться. А сам повернул за угол. Его шаги звучали размеренно, словно он никуда не торопился. До Маньяка донесся приглушенный разговор и негромкий смех. «Хороший признак, значит, до них еще не дошло», – отметил он про себя.

– Я ему говорю: оставь его, Жираф. А он мне: что я, дурак, дожидаться, пока трупешник к Мертвому озеру понесет? У него там алмаз на хренову кучу карат, в городе за него столько бабла отсыпят…

Вот и отсыпали. Так, что не унес… – Тихо. Эй, кто идет?

– Врубель, старик! – раздался чуть позже удивленный возглас. – Ты чего тут забыл?

– Привет, Капитан. В закрома иду. А то пока меня не было, Ворон глаз на мою оптику положил.

Коротко хохотнули.

– А чего ж не поверху? – послышался другой голос.

– Не хочу Трюкачу на глаза попадаться. Устал я как черт. Оружие заберу и на боковую. Хрен добудишься.

Маньяк постоял, неосознанно приложив ладонь к стене. И тут же ощутил слабую пока вибрацию. «Хватит болтать!» – мысленно приказал он Врубелю и вышел из-за поворота.

В коридоре, зажатым с двух сторон рядами дверей, горел свет. В глубине за столом, заставленным посудой, вальяжно расположились двое. Вернее, сидел один – немолодой мужчина с повязкой, закрывающей один глаз. Второй – невысокий парень с длинными волосами, убранными в хвост, стоял. Он первым заметил эффектное появление дайвера.

– Эй, Врубель, это кто с тобой? – удивленно спросил он, вскидывая оружие.

– Где? – невинно поинтересовался тот и, не оборачиваясь, ударил парня прикладом в лицо. Тот охнул и отшатнулся к стене. Пожилой мужчина поднимался, судорожно выхватывая пистолет. Маньяк, преодолев в два прыжка разделяющее их расстояние, метнул нож – единственное имеющееся в его распоряжении оружие. И то – щедрый подарок с барского плеча Врубеля. Молнией сверкнуло в воздухе смертоносное жало и с силой впилось охраннику пониже ключицы. Он застонал и сел на стул, так и не успев подняться. Его трясущиеся руки ощупывали торчащую рукоять.

– Кто, кто. Конь в пальто, – зло сказал Маньяк. Он обогнул киллера, подошел к парню, закрывающему лицо окровавленными руками, и вздернул его за грудки. Автомат со стуком упал на пол. Врубель нагнулся, поднял его и нацепил на плечо.

– Где девчонка? – Дайвер со всей мочи приложил его головой о стену.

– Какая девчонка?

– Не зли меня! – повысил голос Маньяк и в подтверждение серьезности своих намерений ударил его еще раз.

Парень охнул и открыл рот, судорожно хватая воздух.

– Ты никогда не умел спрашивать. Отойди, Маньяк, – буднично сказал киллер. – Я прострелю ему колено. Это освежит ему память.

– Посмотрим, – пожал плечами дайвер.

– Не-не-не, мужики! – завелся парень. – Я скажу! Есть девчонка! Трюкач велел беречь ее как зеницу ока! Вот в той камере…

– Ключи! – гаркнул Маньяк.

– Там задвижка. Вторая дверь слева после поворота.

– Смотри, гаденыш.

Дайвер отбросил парня под прицел автомата Врубеля, а сам бросился по коридору. Что-то дрогнуло в его душе, когда он сдвигал железную щеколду. К радости от предстоящей встречи это чувство никакого отношения не имело. Просто облегчение от ощущения выполненного долга и еще искреннее осознание того, что он сделает все возможное, чтобы крови этой девочки не было на его руках. Но… от любви, которая, как ему казалось, и привела его сюда, не осталось и следа. «А была ли она, эта любовь?» – мелькнула мысль. Со всей ясностью Маньяк понял, что знает ответ на этот вопрос. И положительным его не назовешь. Вдруг его повело – так сводит прицел после первого одиночного выстрела – Маньяку до одури захотелось, чтобы в каменном мешке сидела другая девушка. Упрямая, агрессивная, преследующая какую-то свою цель, так и оставшуюся неведомой для него. Вырвать из камеры, прижать к себе, взять под крыло…

Маньяк распахнул дверь в темную, без окон каморку. Свет, падающий из коридора, выбелил часть щеки и пряди спутанных темных волос, закрывших лицо. Такое узнаваемое проскользнуло в том, как девушка поморщилась, как провела рукой, заслоняясь от света, что дайвер отбросил сомнения. Он оторвал Аленку от грязного топчана, на котором она лежала, одетая в какие-то мужские шмотки – огромные штаны и куртку – прижал к себе худенькое, податливое тело.

– П… пусти, – хрипло сказала она, пытаясь упереться руками ему в грудь.

– Что ты, что ты, девочка моя, это я – Маньяк, – шептал он, насильно удерживая девушку в объятиях.

– Маньяк? – голос ее сорвался. Она отстранилась и заглянула ему в лицо. – Маньяк! Ты пришел! Ты нашел меня! Ты… Маньяк…

Слезы хлынули из ее глаз. Она прижалась к нему, вздрагивая всем телом. Дайвер гладил ее по спине, успокаивая, шепча на ухо всякие ласковые бессмысленности. Например, что все позади. И еще, что все будет хорошо.

– Маньяк! – крикнули из коридора. – Все в порядке? Это она?

– Да! Все в порядке! – отозвался дайвер и тише добавил. – Надо торопиться, девочка. Скоро мы будем в безопасности.

Аленка рыдала, обнимая его за плечи. Он и не пытался разжать сведенные руки. Пошел к двери, удерживая девушку на руках.

– Надо торопиться, Аленка. Ты можешь идти? – мягко спросил он.

Она кивнула, и он осторожно поставил ее на ноги.

– Маньяк! – окликнул его Врубель. – Поторопись, лысый черт!

Но не крик, а звук выстрела, раздавшийся следом, поторопил дайвера. Он вышел в коридор. Девушка держала его за руку, которую никак не хотела отпускать. Приняв из рук Врубеля трофейный автомат и запасной магазин, дайвер бросил взгляд на парня, сползающего по стене с пулей в голове.

– Ты знаешь, свидетелей я не оставляю, – в ответ на молчаливый вопрос сказал киллер.

– Этих свидетелей у нас – полный зал наверху.

– Это вряд ли, – усмехнулся Врубель. – Уж больно живучая оказалась тварь. Да и за ней найдется кому подчистить.

* * *

Вода в затопленном туннеле дрожала. Еще не было звука, леденящего кровь. Но Маньяк, прикладывая руку к бетону, чувствовал вибрацию. Он весь был, как проводник, пропускающий через себя ту мощь, что надвигалась на крепость. И даже убрав руку, ощущал тремор – как жертва, возложенная на алтарь, чувствует холод занесенной над ее головой стали.

Двигались быстро, на пределе сил. Маньяку приходилось время от времени останавливаться. Он торопил девушку, подбадривал, обещал скорый отдых. Он ловил ее холодную, дрожащую руку, помогая ей перебираться через завалы. И все равно его не оставляло чувство, что он делает не все возможное. Что совсем немного может не хватить и они погибнут в шаге от спасения.

– Поднажми, – торопил Врубель, но Маньяка не нужно было понукать. Он шел, как коренник в тройке лошадей, практически взвалив на себя хрупкое тело девушки.

– Думаешь, и здесь достанет? – переводя сбитое дыхание, спросил дайвер. Уровень воды в коллекторе упал, он опустил Аленку на ноги. – Мы вроде бомбарик обошли и спустились ниже, а значит…

– Ничего это не значит, – «обнадежил» его Врубель.

– Ты много-то на себя не бери, – почему-то окрысился Маньяк. – Над нами крепость. Сила в Циклопе тоже не безграничная, чтобы…

– Нет над нами никакой Цитадели. Мы давно уже в открытом поле.

– Черт, – не сдержался дайвер. – И все равно, – упрямо добавил он. – Я смотрю, потолок в полном порядке. О чем это говорит? В прошлый раз туннель выдержал. Выдержит и в этот.

– Это говорит о том, что в прошлый раз здесь, – он сделал паузу, – никого не было. Пойдем дальше, кое-что покажу.

Врубель почти бежал, и Маньяк, поджидающий девушку, все время отставал.

– Да поднажмите вы! Если успеем спуститься ниже, считай, повезло! – То и дело проносилось по коллектору.

Проводник сбавил ход только у странных завалов насыпавшейся сверху земли и красноречиво указал Маньяку на потолок – там зияли огромные дыры.

– Это, думаешь, что?

Бросив взгляд наверх, Маньяк понял, что ничего хорошего не думает. Словно воочию он увидел, как мечутся по коллектору слабые, беззащитные со всем своим оружием люди. Орут, ругаются, скрежещут зубами в бессильной ярости. А наверху, на небосводе, в абсолютном безмолвии, открытый всем ветрам, плывет чудовищный монстр, которому нет никакого дела до тараканов, пытающихся забиться во все щели. Он хочет жрать. И чья вина, что тараканы оказались мыслящими? Что они вопят от боли, когда ломаются кости, когда прорубая собственным телом дыры в бетоне, они несутся в небо, под брюхо ненасытной твари? Наверняка те, от которых остались под землей фальшивые могилы, тоже задавались последним вопросом: смогут ли они уцелеть? Ответ оказался приговором. Тем, который окончательный и обжалованию не подлежит.

Вид проломов в бетоне, куч осыпавшей земли придал усталому Маньяку ускорение – почти пинком, чуть пониже спины. От низкого звука содрогнулся туннель. Из многочисленных трещин посыпалась труха. Больше всего пугала неизвестность. Минут через пять бега на пределе сил по пересеченной завалами полосе он разразился вопросом, на который не ждал получить ответа.

– Долго еще, Врубель?

Но тот соизволил отозваться.

– Что я тебе – диггер, в подземке годами сидеть? – огрызнулся проводник. – Хрен его знает.

Шевелитесь давайте!

Они шевелились. Только Маньяк шевелился быстрее, а Аленка с каждым поворотом все больше отставала. И ждать ее приходилось все дольше.

– Постарайся, девочка! – сначала торопил ее Маньяк. А потом ему стало невыразимо трудно смотреть в огромные, утонувшие в темных кругах глаза. Она молчала, но ее затрудненное, прерывистое дыхание, говорило за нее. У дайвера кошки скребли на душе.

– Быстрее не можете, черти?

Злой Врубель остановился у железного столба, врезанного в толщу земли и ведущего наверх. Не успели отставшие появиться, как проводник, подтянувшись, уцепился за металлическую скобу и стал быстро карабкаться.

– Врубель! Ты сдурел? – опешил дайвер. – Какого черта наверх? Вниз давай веди!

– Даю, блин! – донеслось сверху. – Нет другого пути вниз!

Он еще что-то бубнил, но до Маньяка, поднимающегося следом, доносились лишь отдельные слова. Что-то про «задницу» и «бурение». С каждой ступенькой вибрация ощущалась сильнее. Дрожь ползла к сердцу, как гангрена, оставляя немеющие руки, мертвенный холод в груди. Кошмар, преследовавший Маньяка столько лет, оживал. И чем выше поднимался дайвер, тем отчаянней казалась ему жалкая попытка спастись. Вдруг, с такой очевидностью, которая почти напугала его, он понял, что если бы не девушка, он остался бы здесь. Скрючившись в коллекторе в позе зародыша, он бы лежал, вспоминая радостные вехи уходящей жизни. Ведь они были, как не быть? Только одна мысль вмешивалась в представление об идеальном финале: успеет ли он пустить себе пулю в лоб, когда начнется мясорубка?

Сверху донеслись два выстрела, последовавшие один за другим. Это показалось ему логическим завершением мыслей о самоубийстве. Потому что в следующее мгновение его буквально выбросило из столба. Пригнувшись, он метнулся в сторону, не зная, откуда ждать опасности. Но оставаться внизу показалось ему еще худшим выходом из положения. В его согнутую спину ударил насмешливый голос Врубеля.

– Кончай кульбиты, Маньяк. Это я стрелял. Закрыли тут двери, лаборанты-суки. А сами давно в бомбарике сидят.

Он рванул на себя металлическую дверь с пулевыми отверстиями в районе замка.

– Хлипкая. Чего закрывать было? И так свидетелей в живых не останется.

– Потолки берегут, – сказал Маньяк, помогая девушке выбираться.

В огромном помещении, поделенном на секторы пластиковыми перегородками, заставленным столами, бесчисленными стеллажами с колбами, пробирками, было светло. На потолке, прилепившись влажными ножками к бетону, светились многочисленные колонии тех самых грибов, которые когда-то привез Маньяк. Правда, ему и невдомек было, что они могут существовать без грунта. Свет был неярким, матовым, тени почти не давал. Бросалось в глаза то, что череда соединенных перегородками помещений стерильностью не отличалась. На полу темнели бурые потеки, по стенам змеились выжженные дорожки. В воздухе разливалась адская смесь из сильного запаха разложения, усиленно перебиваемого формалином.

На ближайшем к выходу столе лежал труп голого мужчины, привязанный за руки и за ноги. Вскрытая грудная клетка обнажала белые обломки ребер, напоминавших краба, пытающегося выбраться наружу. Чуть подальше покоились еще несколько мертвецов. Насколько успел заметить Маньяк, лавируя между перегородками – они были полностью лишены кожных покровов. Вдоль прохода, как в аквариумах, плавали в растворе смертоносные обитателя океана – кубомедузы, спруты с неестественно раздувшимися брюхами, мурены с лапами, скаты с многочисленными хвостами, змеи всех расцветок и размеров. Но это все мелочи.

Дальше, пристегнутая за ремни к потолку, распятая за руки, висела мертвая русалка. Истерзанная, с огромными дырами вместо глаз, с содранной ниже пояса кожей, обнажившей черные, словно обугленные нити кровеносных сосудов, с перепонкой, по-прежнему соединяющей мосластые, неестественно вывернутые конечности – она вызывала страх.

Вибрация усилилась. Ходили ходуном колбы, стоящие на стеллажах вдоль стен, тряслись мелкой дрожью трупы в аквариумах и на столах. Крупный озноб бил тело русалки, подвешенной к потолку. И как насмешка лаборантов-мясников – на стене, как панно безумного художника, вздрагивала огромная распятая туша морской звезды, с десятками тонких щупалец, намертво прибитых к бетону.

– Они бы еще грибницу сюда притащили, – не сдержался Маньяк.

Не стоило себя тешить мыслью о том, что все, что здесь производилось, шло во благо обреченному человечеству. Хотя, если иметь в виду добровольный уход из жизни – самое то. Разнообразные «гремучие смеси», яды, психотропные препараты, наркотики, «вещества» всех мастей, – вот то, над чем работали, не покладая рук, здешние исследователи. В первый раз Маньяк пожалел о том, что судьба тех людей, которые остались в крепости на поживу Циклопу, не коснется «умников», коротающих время в бомбоубежище. Вполне достойный финал для тех, кто копает могилу и так уходящему в небытие виду. Гомо сапиенсу.

Гул нарастал. Там, в высоте двигалась бесконечно огромная черная смерть. Застилала непроницаемой тенью утренний небосвод. Под раздувшимся чревом, между загнутыми краями крыльев били ослепительные молнии, готовясь принимать в смертельное лоно боль, ужас, отчаяние.

Звук усиливался. Сколько еще времени осталось до точки невозрата? Неизвестно. Стеклянные пробирки сталкивались между собой и срывались на пол. Брызнуло в стороны стекло.

– Давай же, Маньяк! Помогай, черт!

Дайвер, поджидавший девушку возле поворота между перегородками, сорвался с места. У раздвижных металлических дверей лифта, красный от напряжения Врубель пытался приоткрыть створку.

– На лифте покататься? Самое то.

– Помогай, мужик, – кряхтел Врубель, плечом пролезая в образовавшуюся щель. Маньяк рванул на себя тяжелую створку.

– Там выступ. Пускай она, первая… – едва дыша от напряжения, сказал проводник.

Подоспевшая Аленка, не задавая лишних вопросов, протиснулась в дыру. Маньяк держал створку до тех пор, пока туда не пролез Врубель. Потом, буквально наступая ему на пятки, протиснулся сам.

Шахта лифта встретила беглецов темнотой. И непрекращающимся гулом, которому вторило завывание ветра. Врубель включил фонарь и ткнул лучом в середину короба на стальной, в шелухе ржавчины трос. Белое пятно скользнуло по канату и остановилось внизу, высветив грязный, засыпанный мусором пол.

– Надеюсь, еще послужит, – скорее для себя сказал Врубель. Заткнул за пояс фонарь и, не дожидаясь приглашения, шагнул в пропасть.

На миг Маньяку показалось, что тот, пытаясь произвести впечатление промахнулся, но киллер повис, прочно зацепившись за трос.

– И падать недолго, – облегченно сказал Маньяк. – Метров семь-восемь. А то и десять.

– Хватит. Чтобы сломать шею, – уточнил Врубель и стал спускаться.

– Я полезу первым. Потом ты, – Маньяк обернулся к девушке. – Если сил не хватит – скользи вниз. Хрен с ними, с руками, кожа новая нарастет.

Я внизу тебя поймаю. Только канат не отпускай!

– Я постараюсь, Маньяк, – тихо шепнула она. Но в глазах ее царило такое отчаяние, что дайвер досадливо поморщился.

– Прошу тебя. Ты сможешь. Ты смелая девушка! – Да. Да… Я смогу. Ради тебя.

Маньяк пропустил ее последние слова мимо ушей. Он глянул в пропасть – благополучно приземлившийся Врубель пустил луч фонаря наверх. Дайвер собирался последовать за ним. Но тут раздался резкий возглас.

– Стоять. Оружие на пол. Лицом к стене.

И грозный голос принадлежал не Врубелю.

Маньяк перехватил автомат. Внизу, припечатанный к стене лучом света, стоял с поднятыми руками киллер.

– Ты кто, мужик? – бросил в темноту дайвер. – Нас тут много, учти!

– Я знаю, сколько вас. Орали так, что стены тряслись.

– Э… – нахмурился Маньяк. Голос показался ему знакомым. – Я тебя знаю?

– Ты-то, может, и знаешь, а вот я…

– Блин, – и тут дайвера осенило. – Трудно узнать тебя, молчун! Страху-то нагнал! Шеф, ты?

Возникла пауза. Потом голос на порядок мягче сказал.

– Ты, давай поворачивайся, только медленно… Врубель?

– Черт тебя дери, Шеф! Давно не виделись! Целых два часа, наверное. – Врубель выругался матом и поднял автомат. – Циклоп на подходе, а он затеял тут ролевые игры…

– А там кто с тобой?

– Кто со мной еще может быть? Мы тут по жизни как шерочка-с-машерочкой…

– Маньяк? Ни хрена себе живучий парень.

– Ты тут, смотрю, тоже не в одиночестве. Развлекаешься.

Последняя фраза успела прокрутиться в голове у Маньяка несколько раз, пока он, помогая Аленке закрепиться на тросе, спускался первым, сбивая с ржавого троса уцелевшую труху. Он боялся себе верить, но его бесконечно удивила радость, от которой буквально перехватило дыхание от одной только мысли, что Марго жива. Что она здесь. Рядом. Дайвер заставил себя терпеливо дождаться, пока Аленка медленно спустится вниз. Он поймал ее, осторожно поставил на пол. Дрожащую, с трудом сдерживающую слезы.

– Ты в своем репертуаре, Маньяк. А говорят, девушек в море нет, – услышал он женский голос с хрипотцой и обернулся.

Марго. Она стояла перед ним живая и невредимая. И улыбалась так, как не улыбалась никогда. Маньяк наступил себе на горло, хотя ничего на свете ему не хотелось так сильно, как подойти к ней, обнять за плечи и заглянуть в радостные глаза.

Близко-близко.

– Ладно, – чтобы прикрыть свою слабость, грубее, чем хотелось, бросил Маньяк. – Встречу отметим позже. Врубель, – он обернулся через плечо, – как думаешь, здесь достанет?

Тот задумчиво пожал плечами.

– Я бы ушел еще ниже. От греха, – проворчал Шеф.

– Ушел бы он, – огрызнулся киллер. – Сусанин. Дорогу знаешь?

– Я-то знаю, – и, натолкнувшись на удивленный взгляд, Шеф добавил, – могу и вас прихватить. – Сделай милость, – съязвил Врубель.

В шахте завыло. Стены пошли ходуном и Шеф прервал молчание.

– Поторопимся, мужики. Береженого бог бережет…

Он развернулся и в то же мгновение из темноты складских помещений донесся грозный окрик.

– Маньяк! Сука. Я бы на твоем месте слишком не торопился.

И хриплый хохот, подхваченный гулким эхом, перекрыла автоматная очередь, выбившая дробь у дайвера над головой.

 

13

Во всех старых фильмах, которые сохранила память, война миров всегда заканчивалась поражением пришельцев. Стоило землянам сплотиться и тесными рядами пойти на абордаж, как в страхе бежал любой враг. А если его мощь намного превосходила боевой потенциал обороняющихся, то на помощь людям приходила матушка-Земля, насылая на завоевателей вирусы. Но в реальности все вышло не так. Никто и ничто на помощь человечеству не пришло, Зато стараниями пришельцев встал на дыбы океан и с легкостью сдвинулись земные пласты, подобно скорлупе на вареном яйце. И человечество, неспособное управиться с чужими, поставленное перед необходимостью найти того, на ком можно было бы сорвать злость, долго голову не ломало. Враг нашелся. Как всегда в таких случаях, в своих же рядах. Гражданская война. По знакомым сценариям, отработанным сотни, сотни раз.

Хриплый голос был Маньяку незнаком. Однако серьезность намерений была предельно ясна. Отбитая пулями труха еще сыпалась за шиворот, когда он заорал «ложись!» и первым кинулся на пол, за ближайший стеллаж, заставленный ящиками. Слева, вдоль стены с открытой шахтой лифта ползли девчонки. Шефа с Врубелем он не видел.

– Эй! – крикнул Маньяк, не питая иллюзий относительно возможных переговоров. – Ты кто такой? Что тебе надо?

Ему не ответили. Только автоматная очередь прочертила дорожку, пробив пластиковые ящики над головой.

– Маньяк, – тихо окликнули его и он обернулся. Рядом, из-за упавшего металлического ящика выглядывал Шеф. – Надо уходить.

Уходить с девчонками, имея на хвосте неизвестно сколько преследователей? Это бред. Им нужен Маньяк, они его и получат. А уж мертвыми или живыми они все в конечном итоге достанутся Циклопу – это как судьбе будет угодно.

– Эй, мужик! Давай поговорим! – снова крикнул Маньяк и на всякий случай переместился правее.

Как оказалось, предосторожность не была излишней – росчерк автоматной очереди поставил точку на переговорах. Но все равно дайвер сделал последнюю попытку достучаться до небес.

– Тебе нужен я? Так выходи, придурок! Давай поговорим как мужик с мужиком!

На этот раз ему ответила тишина. И чуть позже осторожный шорох где-то в глубине заваленного мебелью складского помещения. Дайвер обернулся и столкнулся взглядом со здоровяком.

– Я обойду их слева? – Шеф ткнул рукой в сторону противоположной стены, но Маньяк отрицательно покачал головой.

– Времени нет. Уводи девчонок. Вы еще успеете, – шепотом сказал он.

– Ты забыл сказать: я задержу их, ничего, – хмыкнул Шеф.

– Уводи девчонок! – скрипнул зубами от злости Маньяк.

Шеф смотрел на него, прокручивая что-то в голове. Но к окончательному выводу ему придти не дали. Озабоченный тишиной, дайвер осторожно выглянул в проход между стеллажами. Как раз для того, чтобы увидеть, как прямо на него летит граната. Его спасла мгновенная реакция. Он перескочил через завал и буквально обрушился на голову Шефу, укрывшему за металлическими ящиками.

Раздался взрыв и Маньяк оглох. Взрывной волной разметало по сторонам деревянные обломки, осколки изрешетили стену, часть угодила в потолок, засыпая пол бетонной крошкой. Опасно накренился стеллаж, только что служивший прикрытием для дайвера, и рухнул вниз, увлекая за собой обвал деревянных хлипких конструкций.

От гари першило горло. Оглушенный Маньяк рванул на себя Шефа, вцепившись в отвороты куртки.

– Уводи девчонок! – не слыша себя, сказал дайвер. – Иначе я сам тебя пристрелю!

Только согласный кивок остановил его от того, чтобы не вскинуть автомат и не поставить точку в затянувшемся споре нацеленным в грудь здоровяку стволом. Переждав, пока Шеф доползет до стены с открытой шахтой, Маньяк выглянул из укрытия.

Никакого движения. Скорее всего, нападавшие используют передышку для того, чтобы подобраться ближе. Стрелять наобум бесполезно. Тем более, что патронов осталось один запасной магазин, да десяток сверху, изъятых по ходу дела у охранников девушки. Короче, боеприпасов для серьезного разговора не хватит, так, максимум для «дружеской» беседы. Зато он разглядел еще кое-что, от чего спина его покрылась липким потом: занялась огнем куча мусора. Откуда-то снизу потянуло едким дымом. Редкие пока языки огня несмело лизали деревянную рухлядь. Но по бокам уже вырывалось вверх желто-синее пламя.

Судя по всему, тайный ход, которым Шеф увел девчонок, лежал на этой стороне. Нечего было и думать о том, чтобы идти следом. Там могло быть что угодно, вплоть до вертикального столба. И тогда неизвестным преследователям ничего не стоило избавиться от них, сбросив вниз парочку гранат. Никакого движения за своей спиной дайвер не заметил и искренне надеялся, что у них все получится. В его силах оказалось если не выжить, то хотя бы умереть, прикрывая отход девчонок.

Маньяк снова выглянул и быстро, двумя короткими перебежками перебрался под защиту огромного стеллажа, намертво прибитого к полу. Слева мелькнула тень и дайвер, вскинувший было автомат, остановился в последний момент – из-за завала возник Врубель, ухмыляющийся так радостно, словно предстоящая перестрелка на фоне набирающего силу Циклопа, для него была сродни игре. У Маньяка вдруг некстати мелькнула мысль, что он знает, от кого подцепил киллер дурную привычку, скаля зубы, заглядывать смерти в лицо. Дайвер вытянул вперед кулак с оттопыренным большим пальцем.

– Вдвоем подыхать веселее, – беззвучно округляя рот, сказал он.

Врубель ответил ему, так же неслышно послав очень далеко.

– Два или три, – на пальцах показал он, махнув рукой за стеллажи.

Маньяк пожал плечами и жестом показал, что попробует обойти противников левее. Врубель кивнул и двинулся вправо.

В горле першило. Маньяк не выдержал, кашлянул, прикрыв рукавом нос. И тут же словно пробки вылетели из ушей: до него донеслись приглушенные, как сквозь слой ваты, обрывки звуков. И еще – треск набирающего сила пожара и мерзкое гудение.

Бесшумной тенью дайвер заскользил вдоль стены, обходя стороной пожарище. С каждым шагом дышать становилось труднее. Спасало то, что в открытой шахте гулял ветер. Дымная поземка стелилась по полу. На счастье Маньяка пламя не спешило разгораться – отсыревшая рухлядь плохо поддавалась огню. В горле нестерпимо жгло, а от дыма резало глаза. Дайвер кашлял, вытирая рукавом выступающие слезы. Слева, где предположительно мог находиться Врубель, раздалась короткая очередь, и тут же ему ответили из глубины склада.

Выглянув из укрытия, Маньяк отметил то место, откуда стреляли. Пригнувшись, он одолел завал из сваленных в кучу металлических предметов и замер, привалившись спиной к боковой стенке ящика. Было тихо, если не считать низкого гудения, от которого ходило ходуном его тело. Слева опять раздался перестук автоматных очередей, и Маньяк, высунувшись в проход, тут же нажал на спусковой крючок, метя чуть правее того места, откуда только что стреляли. В темноте, опережая пули, мелькнул темный силуэт. Развернувшись, человек послал очередь в сторону дайвера, едва успевшего пригнуться. Пули просвистели у него над головой, впившись в деревянный бок ящика.

Странный вывод созрел в голове у Маньяка. По всему получалось, что противник один. Или он отвлекает внимание на себя, давая возможность остальным окружить противника? Под перестук автоматных очередей дайвер, осторожно выглянув из-за завала, короткой перебежкой сместился ближе к стрелявшим. Он присел за хлипким стеллажом и оглянулся в поисках подходящего предмета. Он обнаружился рядом – кусок железной скобы, ощетинившейся гвоздями. Дайвер взвесил ее в руке, проверяя тяжесть. То, что нужно. Если остальные обошли его, то просто обязаны отреагировать на шум, возникший в непосредственной близости. Маньяк высунулся из укрытия, прикидывая, куда бы бросить предмет. И в следующую секунду, приподнявшись, запустил ее правее того места, где скрывался. Глухой звук еще не успел прокатиться, как прилетел стремительный ответ. И не оттуда, откуда ждал дайвер.

Снова из глубины склада, практически с прежнего места в воздух взлетела граната. Маньяк мысленно взвыл и, закрыв руками уши, рухнул на пол. Оглушительный взрыв, вспышка и ударной волной накрыло стеллаж, за которым прятался дайвер. Он приподнялся, некоторое время удерживая на плечах непосильную тяжесть. Железом оцарапало запястье. Чувствуя, как из глубокого пореза полилась за рукав горячая струя, он ужом выскользнул из укрытия, грозившего стать последним приютом. Полки с корнем вырвало из пазов, груда искореженного металла с острыми краями рухнула вниз, зацепив стоявшие рядом шкафы. Вверх метнулись языки пламени, на сей раз шустро забираясь на вершину завала.

Маньяк сидел у стены, сжимая липкими от крови руками автомат. В голове упорно держалась мысль о том, что нападавший был одинок. В наступившей тишине раздался скрипучий голос.

– Ну что, Маньяк? – глухо спросил темнота. – Тебе понравилась смирительная рубашка?

Теперь человек не смеялся. Он выжидал, давая возможность Маньяку ответить. Но тот молчал. За него ответил Врубель. Длинной очередью с другой стороны. Пользуясь тем, что внимание неизвестного противника отвлечено, дайвер шустро двинулся вдоль стены. Но передышка длилась недолго. Тот, кто вел огонь, кое-что понимал в этой жизни. Опережая Маньяка на пару шагов, в кучу мусора тяжело ткнулись пули.

Дайвер задержался на мгновенье и тут же, высунувшись в провале над завалами, послал ответную очередь. Вернее, собирался послать. Оглушительно щелкнуло и Маньяк повалился обратно, вытаскивая использованный магазин.

«Сколько же у него боеприпасов? – мелькнула в голове лихорадочная мысль, пока он выуживал из чехла на поясе запасной магазин. – Сюда бы парочку тех гранат, о которых так сокрушался Врубель».

Звук перестрелки не стихал и дайвер поспешил внести свою лепту. И чуть не получил пулю в лоб. Его спасло только то, что он замешкался, мысленно справляя поминки по пропавшим в затонувшем городе гранатам. Пули просвистели, обдав его потоком холодного воздуха, словно тот, кто скрывался в глубине склада, безошибочно определял его местонахождение. От едкого запаха Маньяк закашлялся. Его едва не вывернуло наизнанку. Дым клубился. Огненные сполохи тянулись к потолку, оставляя на бетоне следы копоти.

Дайвер чертыхнулся и полез вдоль завала. Выглянув в проход, он скорее для острастки, выпустил короткую очередь. Ему ответили. Потом вновь вспыхнула перестрелка на противоположной стороне. Короткими перебежками Маньяк подбирался все ближе. Возникла заминка. И в наступившей тишине ясно раздался сухой щелчок. Последовавшая за этим звуком продолжительная автоматная очередь, резкий вскрик и хриплый смех навели Маньяка на грустные размышления.

– Дайвер, слышь, дайвер? – послышался скрипучий голос. – Вот теперь поговорим. Как мужик с мужиком.

Злость вытолкнула Маньяка из убежища. Не скрываясь, он послал на голос автоматную очередь. Противник был рядом. Буквально в десятке метров от него. Дайвер поставил на то, что в арсенале ублюдка вряд ли найдется больше двух гранат. Он выпрямился в полный рост и полез напролом, нажимая на спусковой крючок. И просчитался.

Под ноги Маньяку покатился темный предмет. Осознавая поражение, он оттолкнулся и буквально взлетел над озаренным пламенем завалом. Но было поздно. Тяжелая волна ударила ему в спину, протащила дальше и, продлив полет, бросила головой на выступающий бок деревянного ящика.

* * *

Сколько времени длилось забытье, Маньяк не знал. Наверное, недолго. Потому что когда он открыл глаза, все оставалось по-прежнему. Полутемный склад, освещенный колеблющимся светом пламени, отвратительный гул и вибрация, от которой знобило тело, лежащее на грязном полу.

Прямо перед ним застыл огромный силуэт. Человек в камуфляже, ветхом настолько, что сквозь прорехи с обугленными краями проглядывало тело. Даже в неярком свете видны были язвы, покрывающие кожу. На лице мужчины вздулись огромные бордовые пузыри. Часть из них лопнули и кровавыми потеками сукровицы застыли вокруг ран. Левый глаз отсутствовал. Вместо него пузырилась вязкая масса, при каждом движении лицевого нерва стекающая вниз. Пламенные блики озаряли страшное, похожее на жуткую маску лицо, огненными искрами застревали в уцелевшем выпученном глазном яблоке. Казалось, его едва удерживали распухшие веки.

– Что, очнулся, кролик трипперный? – захрипел человек.

И в этот момент Маньяк его узнал.

– Ухарь, – не то спросил, не то ответил он сам себе.

– Узнал… Ну что, дайвер, все идет по плану? – последние слова утонули в булькающем хохоте.

– Выжил, ублюдок.

– Заткни пердильник, зараза. Все шло по плану, да? И Клещ. И я. И даже Врубель. Лежит, вон, твой дружок с пулей в башке. Недолго рыпался. Скаль зубы теперь, – он захрипел, пережидая кашель. Потом наставил на дайвера черный зрачок автоматного ствола.

– Тебе тоже немного осталось, а, здоровяк? – Маньяк подмигнул ему, превозмогая боль в голове.

Дайвер увидел, как страшная гримаса перекосила уродливое лицо. И еще он заметил кое-что. Слева от шипящего от ярости Ухаря, со стороны вытекшего глаза мелькнула тень – красный свет огня озарил небритое лицо Врубеля. Он возник за спиной у бывшего товарища. Тот, словно что-то почуял, хотел развернуться и не успел. Руки киллера сошлись на уродливом лице. И сильные пальцы с чавкающим звуком погрузились в глазные впадины, выдавив единственный глаз. Ухарь взревел, судорожно нажимая на спусковой крючок, но Маньяк кубарем откатился в сторону. Веером полетели пули, отбивая от бетона осколки, высекая дорожки в древесине. Раненным зверем метался несостоявшийся убийца, слепо натыкаясь на мусорные завалы. Патроны кончились, но он все нажимал на спусковой крючок, выбивая из оружия сухие щелчки. Ухарь выл. Что-то пытался говорить, но горло пропускало лишь нечленораздельные звуки. Красные языки пламени освещали безумного, хрипящего от боли огромного человека.

Маньяк перевел дыхание. Поднялся, едва не свалившись от пронзительного укола в спине. В стороне сидел Врубель. Он тяжело дышал: на его плече расплывалось темное пятно. Оглянувшись в поисках оружия, дайвер ничего подходящего не нашел. Он сильно сомневался в том, что сможет ножом остановить огромного, бестолково мечущего раненного зверя. Тут на глаза ему попался обрывок железной арматуры. Он поднял его и, размахнувшись, со всей силы ударил Ухарю по ногам. Мужчина содрогнулся всем телом, захрипел. Колени его подогнулись, и он, медленно завалившись на бок, перевернулся на спину и затих.

Дайвер подошел к поверженному врагу. Поднял железный штырь с обломанным острием и нацелил в грудь тяжело дышащему мужчине.

– Тебе… тоже. Недолго. Осталось, – с остановкой вдруг ясно сказал Ухарь.

– Там видно будет, – устало сказал Маньяк. – Уж во всяком случае, больше, чем тебе.

– Не думай, – отчетливо прохрипел Ухарь и добавил: – Муравьи получили алебастр.

Маньяк не стал останавливаться. Он довершил начатое, вогнав арматуру в прореху на груди здоровяка. Только потом пожал плечами, переваривая последние слова Ухаря.

– Что за хрень он сказал, – начал он и не договорил.

На его многострадальную спину обрушился деревянный ящик.

 

14

– Врубель… ты чего, мужик?

Маньяк пятился, отступал. Под ногами хрустел мусор. Оглушительно трещало пламя, жадно поглощая все, до чего смогло дотянуться. Но все звуки перекрывал низкочастотный гул. От сильной вибрации со стеллажей и завалов сыпался вниз старый хлам. С каждым плеском шума пожар разгорался все ярче.

Холодным огнем горели глаза человека, в котором ничего не осталось от Врубеля. Он приближался – большой, злобный, легко перешагивая через кучи мусора. На его левом плече расплывалось темное пятно, но, казалось, он не чувствовал боли.

Их разделяло от силы метров семь-восемь. И в центре этого пространства на спине лежал мертвый Ухарь, его судорожно сведенные на груди руки сжимали обрывок арматуры.

– Очнись! Мужик! Это я – Маньяк! – крикнул дайвер, но его не слышали.

Киллер сделал шаг, сокращая расстояние перед решительным броском. Он кровожадно скалил зубы, словно его миссия не заканчивалась убийством Маньяка и ни с чем не сравнимое удовольствие ему доставит возможность разорвать на части ненавистное тело противника.

Маньяк неосознанно потянулся к чехлу на поясе, в котором лежал нож, и одернул себя: в памяти отчетливо проявилась рука, протянутая к бурлящему потоку.

– Я не хочу тебя убивать! – зло сказал он. Кто знает, сколько продлится бессознательное состояние? Может, через пять минут прежний Врубель вздохнет с облегчением, выбивая из сознания остатки чужой воли?

– Врубель! Над нами Циклоп! Очнись!

Но тот его не слушал. Взгляд его суженных в злобном прищуре глаз вскользь задел обрывок арматуры, торчащий из груди мертвеца, и снова остановился на Маньяке.

– Ты сильный мужик, Врубель! Какого черта ты позволяешь кому-то…

Начал дайвер и не договорил. На него разъяренным зверем бросился бывший собрат по несчастью, несколько раз спасший ему жизнь. Намерения Врубеля были предельно ясны. Нечего было и думать о том, чтобы его опередить и первым завладеть опасной железкой. Бестолковая возня у мертвого тела могла закончиться неизвестно чем. Врубель – сильный боец, и Маньяку следует по возможности избегать ближнего боя. Но черт возьми! Он не хотел его убивать! Поэтому одновременно с рывком киллера дайвер перемахнул через завал.

Повалил едкий дым. Огненные сполохи озарили помещение бывшего склада вплоть до укромных уголков. Мрак отступал, неохотно впуская свет в колеблющееся от вибрации нутро. Маньяк надсадно закашлялся, пережидая судорожный спазм, сжавший горло в тиски. Кровавый свет выхватил из темноты открытый дверной проем в самом углу. Дайвер, рванувший было к выходу, уловил боковым зрением стремительное движение: ему наперерез, грозя проткнуть его на бегу копьем полетел обломок арматуры. Он припал на колено, пропуская над головой гудящий металл. Острие пронзило дверцу деревянного шкафа и задрожало, прорываясь куда-то вглубь.

Маньяк выпрямился и подскочил к грозному оружию. Ухватившись за штырь, он с удивлением осознал, что у него не хватает сил его выдернуть. Еще полный недоумения, он обернулся. Как раз для того, чтобы встретиться лицом к лицу с убийцей. Врубель занес руку для сокрушительного удара. Маньяк поднырнул и, используя преимущество невысокого роста, одновременно мощно врезал с правой в челюсть противнику. Голова у киллера дернулась. Он пошатнулся, но на ногах устоял. Воспользовавшись заминкой, сразу после хука снизу дайвер с разворота заехал противнику ногой в живот. Он вправе был рассчитывать на то, что киллера отбросит к стене, но ничего подобного не произошло. Согнувшись в три погибели, неуклюже преступив широко расставленными ногами, Врубель сплюнул, оставив на грязном полу кровавый сгусток. И стал медленно разгибать спину.

Оглянувшись, Маньяк подцепил за ребро деревянный обломок и обрушил на склоненную голову, искренне надеясь, что короткое забытье способно вернуть человеческий облик бывшему товарищу. Удар был сильным. Дерево треснуло, осыпая обломками сгорбленные плечи. Но, как терминатор из кошмарного сна, поднимался Врубель. На залитом кровью лице застыла злорадная ухмылка.

Маньяк не стал дожидаться финала, тем более что добивать Врубеля в его планы не входило. Он бросился к бетонному проему. Гулкий коридор с развешанной вдоль вылинявших стен гирляндой грибов пропах дымом. Дайвер бежал, с трудом задерживая дыхание, и молил судьбу о том, чтобы узкий проход не закончился тупиком. Он слышал за собой быстрые шаги и шумный прерывистый кашель, больше похожий на звериный рык.

Стены тряслись. Мелкая дрожь передавалась через подошвы кроссовок и доходила до сердца. Низкий гул постепенно оформился в угрожающий рев. Над головой оглушительно треснуло. Маньяк, не сбавляя хода, бросил взгляд наверх: к своему ужасу он увидел, как широкой змеей по потолку расползается трещина. Сверху посыпалась труха. Пол содрогнулся. Так сильно, что дайвер едва удержался на ногах.

«А может, ну его к лешему? – мелькнула мысль. – Развернуться и бросить нож – вот и вся недолга! Тогда возможно, есть еще шанс забиться в какую-нибудь узкую нору и пересидеть Циклопа!» Но он продолжал бежать от вкрадчивой мысли, как от назойливой мухи.

В этот момент потолок раскололся, засыпая коридор землей. Пыльная взвесь занавесила узкое пространство от стены до стены. Ход свернул налево и дайвер оказался в помещении, полностью затопленном водой. Только узкий карниз вел вдоль правой стены к пожарной лестнице, зависшей метрах в двух от черной поверхности. Выхода отсюда не было. Точнее, он имелся, но рухлядь прочно перегораживала дверной проем.

Маньяк запнулся на пороге, чуть не влетев в темную, колышущуюся от вибрации воду. В последний момент он как клещ вцепился в дверной косяк и удержался на ногах. Лестница вела к потолку и ныряла в люк. Единственно возможный выход вел наверх. Ближе к смерти. Выбор был небогатым, но Маньяк сделал его, ступив на скользкий карниз. Мелкими шажками он осторожно приближался к железным ступеням, когда на пороге возник Врубель. Он тоже остановился на краю, едва не свалившись в маслянистую глубь. Балансируя на выступе, он удержался. Мутный взгляд натолкнулся на идущего вдоль стены Маньяка и небритое испачканное кровью лицо исказил звериный оскал. Он долго не раздумывал. Прижавшись вплотную спиной к стене, тут же двинулся следом.

– Хрен тебя, Врубель, – коротко взвыл Маньяк.

Киллер не даст ему уйти. Как только он подпрыгнет, чтобы зацепиться за металлическую скобу, Врубель рванет за ним. Отчаянно злясь на себя за то, что так и не смог сохранить Врубелю жизнь, Маньяк выхватил из чехла нож и тут же, без паузы, метнул его в противника. Несмотря на неудобное положение для замаха, промахнуться с такого близкого расстояния было невозможно. Но то ли у дайвера дрогнула рука, то ли Врубеля спасла нечеловеческая реакция. Оружие, нацеленное в шею, скользнуло по выставленному вперед плечу, порезало рукав и с бульканьем кануло в воду.

В тот же миг, осознавая поражение, Маньяк подпрыгнул и уцепился за железную скобу. Доля секунды и он, подтянувшись, перехватил рукой следующую ступень. Но подняться не успел: на правой ноге повис Врубель, бросившейся за ускользающей добычей. Удержать такую тяжесть Маньяк был не в состоянии. Он повис на руках, отбиваясь свободной ногой, слепо нанося удары, куда придется. На взгляд дайвера это было как мертвому припарка – Врубель кряхтел, терпеливо снося побои. Маньяк бил снова и снова, ощущая, как от удара хрустнула кость на лице преследователя.

Врубель рванул его и дайвер понял, что удержаться не сможет. Он шипел от запредельного напряжения, но руки упрямо разжимались. Еще секунда и они вдвоем полетели вниз, в воду, подняв фонтан брызг.

Кромешная холодная тьма укрыла Маньяка с головой. Он не представлял себе, какова глубина водоема, но киллер, вцепившийся в него мертвой хваткой, тянул его вниз. Извиваясь ужом, дайвер из всех сил ударил ногой по запястью удерживающей его руки и почувствовал, как хватка на секунду ослабла. Он дернулся и взмахнул руками, пытаясь всплыть.

Вокруг бурлила вода, Врубель вслепую искал выскользнувшую жертву. Наверное, он подался вперед, иначе, чем еще объяснить то, что Маньяк, проплыв поверху, вдруг коснулся рукой стриженой головы киллера? Сам того не ожидая, он оказался у безумного убийцы за спиной и изо всех сил согнутой в локте рукой зажал горло противника. Почуяв стальной захват, Врубель дернулся всем телом. Он вцепился пальцами в руку, пытаясь вырваться. Он не чувствовал боли в раненой руке, но мышца, лишенная подвижности, давала о себе знать.

Они кувыркались, кружась в нелепом спарринге. Вода кипела. Маньяк чувствовал, с какой яростью бился Врубель, как истово он вертелся, впиваясь в предплечье железными пальцами, как сильно напрягалась его шей. Но дайвер понял еще кое-что. Стоит ему разжать захват и сдаться, как они поменяются местами и уж тогда киллер слабину не даст.

От недостатка кислорода мутилось в глазах. Кромешная тьма вдруг оказалась расцвеченной огненными искрами. В ушах звенело: то ли приближение Циклопа вносило свою лепту, то ли близкая смерть запустила ледяные иглы в угасающий разум.

Двойное противостояние – убийце и собственному телу, которое жажда жизни толкала на поверхность, отнимало вдвое больше сил. В бурлящем водовороте Маньяк уже не понимал, где верх, а где низ. Легкие трепетали. И в глубине этих конвульсий болезненно трепетало сердце. То замедляя, то убыстряя бег, оно билось синкопами. Каждый раз, когда возникала пауза, дайвер мысленно готовился к небытию. Но ярая противница смерти – жизнь – крепко вцепилась в обреченного Маньяка и не спешила уступать его вечной сопернице.

Оранжевым светом полыхнула темнота. Маньяк так и не понял, что произошло. Руки его разжались и он полетел куда-то. Только почувствовав движение ветра, он широко открыл рот. И долго, долго, как живительную влагу погибающий от жажды, пил воздух, захлебываясь, задыхаясь, до нескончаемо резкой боли в груди. Жизнь текла внутрь, продираясь сквозь иглы, загнанные в слизистую гортани. По конвульсивно сжатым трахеям она скользила в легкие, холодным дыханием остужая трепещущее сердце.

Сверху сыпалась труха, оседая на разгоряченных щеках. Но Маньяк не смотрел наверх. Рядом, раскинув руки, качался на волнах мертвый Врубель. Лицом вниз. На затылке темнела глубокая ссадина. Дайвер подплыл к нему и перевернул на спину. Открытый рот заполнила вода, в стеклянных глазах навеки поселилась пустота.

Такая же пустота застыла и у Маньяка в душе. Он не был ему близким другом этот суровый киллер, напрочь лишенный каких бы то ни было принципов, чей послужной список наверняка насчитывал десятки жизней. И кто сказал, что плохими людьми были жертвы, а не он – безжалостный убийца? Врубель ему не был даже приятелем – человек, волею судьбы доставшийся в провожатые. Тот, у кого не дрогнула бы рука пустить дайверу пулю в лоб. Кто хладнокровно пустил в расход бывших друзей, почуяв угрозу для собственной жизни. Да, да… Все так. Но отчего же на душе так погано, как не было никогда? Только лишь оттого, что Маньяк был обязан Врубелю жизнью? А может, все проще – и не всегда судьба посылает тебе в истинные друзья людей достойных?.. Или сложнее – и дружба, порой возникшая практически из ненависти, прочнее приятельских отношений, проверенных годами?

Маньяк подтянул убитого к бетонному выступу, но выбраться на сушу не успел. Со странным безразличием он, только что до последнего боровшийся за свою жизнь, вдруг осознал, что его пальцы, вцепившиеся в карниз, разжимаются, а тело, вопреки его желанию поднимается из воды. Что-то оглушительно взорвалось над головой. От черной поверхности оторвались капли и медленно потекли вверх. В водных струях колебался приглушенный свет. Среди капели, среди дождя наоборот поплыло и тело Маньяка. В полете его развернуло лицом к убитому. Спокойно, без суеты дайвер летел, до последнего ловя взглядом мертвые глаза Врубеля, равнодушно следящего за тем, как тело его убийцы исчезло в трещине на потолке…

Рассветное небо заслонила ночь. Разрезая пространство огромными крыльями, Циклоп приближался к крепости. Его чудовищная тень накрыла старинный замок, приглушила огни. И Цитадель превратилась в город-призрак. Тусклые венцы башен, зубчатые стены, окна-бойницы, – все растворила равнодушная тьма. В призрачном сумраке метались тени. Кричали, ругались, посылая в небо проклятия и огненные вспышки нацеленных на монстра автоматных очередей. Отчаявшиеся, припадающие к земле в тщетной надежде обрести спасение, тени неслись наверх. Их закручивал тугой водоворот, приближая к ненасытному брюху. Густой порыв ветра напирал снизу, подталкивая сопротивляющиеся тела. Холодное пламя било между крыльями, накрывая жертву за жертвой. Пронзая, распиная, убивая.

Земля дрожала. Рушились стены. Локальными взрывами швыряло по сторонам раздробленные камни и облака пыли. Дымовая завеса разрасталась. Мглистое чудовище тянуло к небу многочисленные щупальца, выбрасывая вверх обреченных людей.

Ломая ребра, дробя кости, Маньяк летел сквозь толщу земли, пробивая дыру собственным телом. Ослепший, оглохший, с лицом, залитым кровью смешанной с грязью, он вынырнул на поверхность. Упругим потоком его тащило вверх. Воздушное течение то ослабевало, то усиливалось, неся его все выше и выше. Маньяк открыл глаза. Над ним струилось жаркое марево, окутавшее брюхо Циклопа. Он видел людей. Лица, тела. Они бились, трепыхались, принимая на себя ослепительные разряды. И в сверкающей стали молний, бьющих перед глазами, Маньяку чудился ослепительно белый выход из туннеля. В иной мир. Туда, где его ждала упрямая, радостно улыбающаяся девочка.

В сердце прочно угнездилась боль. Она была такой сильной, что отступило все прочее. Он не чувствовал тела. Сломанных рук, ног, ребер, что раздавили легкие. Вверх летело только его сердце, бившееся болезненно, но неукротимо…