Сбитые ветром хвойные ветви шуршали под ногами. Бывший ельник протыкал низкое небо кольями стволов, оставшихся без ветвей. Сухие жерди с заточенными вершинами торчали, как заготовки для будущих жертв живодера.

Пора было подумать о привале, но Грек гнал тройку дальше. Об отдыхе можно мечтать, когда впереди ждет относительно безопасный участок пути, а не наоборот.

Вскоре они вышли на заброшенное шоссе, от которого до кладбища старой техники было рукой подать. Асфальт, просевший со временем, крестили глубокие трещины. Молодая поросль ломала старый бетон, как сухое печенье. Получив место под солнцем, тонкие прутья будущих деревьев гнулись, вместо того чтобы тянуться к нему ветвями. Шоссе было как ковром покрыто вполне взрослыми деревьями. Они стелились по земле, цепляясь за трещины острыми колючками.

На обочине дороги, вгрызаясь бетонными плитами в сухую землю, стояла покосившаяся автобусная остановка. В паре десятков метров от нее на боку лежал автобус, проржавевший насквозь. Шины давно сгнили, в ржавые диски зачем-то были вставлены искусственные цветы. Такое единство лишний раз подтверждало, что круг замкнулся. Некому и нечего здесь ждать.

Метрах в десяти от автобуса Грек приказал новичкам остановиться. Вести за собой на разведку тройку не имело смысла. Если у свалки засели мародеры, необученные юнцы не помогут, а скорее навредят. Грек рассчитывал взять левее и выйти на опушку леса. А оттуда свалка видна… Добавить «как на ладони» было бы преувеличением. Свалка просто видна. Для того чтобы сделать правильный вывод, большой простор для обзора и не требовался. Пытливому уму довольно будет и незначительных деталей. Хватило же Греку предупреждения с живодерами, лишний раз подтвердившего избитую истину: принимать бой нужно лишь тогда, когда ничего другого не остается. Пока он вправе решать, когда и с кем начинать военные действия, и не позволит каким-то там мародерам навязывать свои правила игры.

– За старшего остается Очкарик. С места не сходить. Я вернусь через полчаса, максимум через час… – Проводник не договорил.

– Подожди, Грек, – перебил его Макс. – А если… мне не хочется, конечно, об этом думать, но если ты не вернешься и через два часа, то…

– Если я не вернусь к вечеру, сынок, то можете устраиваться тут на вечное поселение, – мягко сказал Грек. – Видишь автобус? Как жилье на первое время сойдет.

– Я серьезно, Грек.

– Я тоже. Можно сесть и отдохнуть, пока меня не будет. Но ухо держать востро. Вопросы есть? – Проводник дождался, пока Макс утвердительно кивнет, и продолжил: – Все вопросы после моего возвращения.

Грек хотел было уходить, но краем глаза заметил живчика, нацелившегося на легкую добычу. Если он в Максе не ошибся, то примерно представлял себе, кому по идее выпала роль стать лакомым кусочком.

– Я сказал, можно сесть. – Грек улыбнулся.

Случилось так, как он и предполагал. Оглянувшись по сторонам в поисках того, чем можно воспользоваться, любитель уюта прямиком направился к живчику, дружелюбно укрытому мягким ковром из ярко-зеленых листочков. Кочку, значит, подходящую нашел себе этот Макс.

– Стоять, – негромко приказал Грек, с удовольствием отмечая, как, несмотря ни на что, Макс замер с поднятой ногой, не доходя каких-нибудь полшага до кочки.

Нет, не ошибся он в Максе – в голове идеи вроде правильные, а для Зоны человек конченый. Не будешь же за ним как за малым дитем ходить. Туда ногу поставь, здесь лужа, смотри, обходи аккуратно. Если у Краба чутье отсутствует, он хотя бы делает все с оглядкой, десять раз подумает, куда ногу ставить. А этот…

Того, кто сам в петлю лезет, спасти, как правило, невозможно, все равно найдет способ отправиться на тот свет.

Грек поднял камень поувесистей и с замахом бросил в гостеприимную кочку. Хитрая тварь почуяла колебание воздуха и, не дожидаясь, пока камень коснется листвы, раззявила зубастую пасть. В мгновенье ока камень, растертый железными челюстями в крошку, исчез в ненасытной глотке. Судя по всему, усиленное питание твари не понравилось. Трогательные листочки втянулись внутрь, нечто похожее на огромного ежа вырвало из земли многочисленные лапы и без лишней суеты скрылось в густых зарослях кустарника.

– Не будет с тебя толку, сынок. – Грек покачал головой. – Самое дорогое, что у тебя осталось, и то не можешь устроить по-человечески.

– Я вообще не знаю, как вы тут во всем этом разбираетесь! – внезапно окрысился Макс. – Как вообще одно от другого можно отличить? Холмик и холмик был – ничего страшного!

На побелевшем от пережитого страха лице ярко горели глаза, полные праведного гнева.

– Вот именно, что не знаешь. Умника из себя строишь, а некоторые, перед тем как идти в Зону, книжки разные читают, информацию в голову складывают, чтобы не страдало то, что собрался на кочку посадить. Или, во всяком случае, с людьми знающими общаются. Не на прогулку сюда ходят, сынок. Но, сдается мне, ты так этого и не поймешь.

– Читал я, читал! И с людьми разговаривал. Столько всего плетут про эту Зону, что не знаешь, где правда, а где ложь!

– Скажу тебе самое главное, сынок. Все, что ты слышал о Зоне, – все правда.

– Все? – тупо переспросил Макс.

– Все. – Грек подтвердил это слово кивком, потом негромко позвал: – Очкарик!.. Ты почему на кочку не сел? Она ведь ближе к тебе стояла.

– Не знаю. – Очкарик тяжело вздохнул. – Она… эта кочка, как бы сказать, ровная какая-то была, как будто кто-то специально ее подстригал. Мне показалось, – он замялся, – как будто живое старается неживым прикинуться.

– Поэт. – Проводник одобрительно усмехнулся. – Я тоже в молодости стихи писал для стенгазеты. Почитаю тебе потом на досуге. Но подметил точно, слышишь, Макс номер сто один? В Зоне все не так, все наоборот. Живое мертвым прикидывается, а мертвое – живым. В самую суть смотришь, Очкарик. Ладно, садись теперь, чисто кругом, – милостиво разрешил Грек.

Уже повернувшись, Грек успел отметить, как нерешительно переминается с ноги на ногу Краб, бросая кроткие пытливые взгляды на Очкарика. Оно и понятно: союзника себе ищет. Тоже не дурак, начинает понимать, что Очкарик – проводник от Бога, с таким не пропадешь. Думает, все мысли скрыты, а на самом деле у него на лбу черным фломастером все написано. Мол, если отставного прапора придется раньше времени замочить – случай тоже ждать не будет, он либо есть, либо его нет, – то с таким уникумом, как Очкарик, есть шанс живым с Зоны выбраться.

«Молодые!.. – Грек на ходу неодобрительно покачал головой. – Хоть бы на чужих ошибках учились».

Со времени, когда он был на свалке в последний раз, ничего тут не изменилось. Груда техники, совсем старой, разной степени изношенности, издалека напоминала муравейник. В центре высилась гора искореженного металла. Угадать в нем то, что прежде, крутя колесами, передвигалось по дорогам, не представлялось возможным. Острые углы разорванных капотов, крыш, черные дыры вместо лобовых стекол, подвески всех мастей. Что за сила стянула все это в кучу высотой более тридцати метров? Непонятная мощь почему-то неожиданно иссякла, и прочий металлолом остался в беспорядке валяться на поле площадью в несколько раз больше футбольного, создавая некое подобие лабиринта, пройти по которому, не напоровшись на металл, внезапно обрушившийся на голову, – затея почти нереальная.

С первого взгляда Греку стало ясно, что мародеров на свалке нет. Среди разномастной искореженной техники, сгнивших крыш и вывороченных наизнанку двигателей всевозможных комбайнов, тракторов, уазиков, жигулей и побед расположилась сытая стая слепых собак. В том, что стая была сытой, сомневаться не стоило: пара собак затеяла любовную игру. Остальные лежали поодаль. Черная сука, распластавшись на спине, кормила взрослых щенков.

«Отъелись, падаль!» – Грек зло прищурился.

Чего-чего, а дармовой жратвы в Зоне хватает, вот и жиреют. Для кого-то стая собак обернулась смертью, а новичкам сегодня опять повезло. Сытая стая нападать не будет, зверье остается зверьем. Отогнать стаю в случае чего проще простого. Пара выстрелов из пистолета ТТ – и они разбегутся. Лишний шум ни к чему – вот что должно стоять во главе угла.

Впрочем, разбегутся – сильно сказано. Так, отлетят на безопасное расстояние, а потом, оставаясь незамеченными для глаз, пойдут по следу – будущая добыча тоже на дороге не валяется. Псы станут преследовать отряд на таком расстоянии, чтобы их появление, скажем, через сутки-двое, чаще ночью, стало бы полной неожиданностью для того, кто сталкивается с этим впервые.

Грек на первых порах готов был с этим мириться. Тем более что впереди отряд ждала река. Слепые твари, как почти все порожденья Зоны, терпеть не могли воду, поэтому километров через пять оторваться от них не составит труда.

Будто услышав его мысли, черная сука подняла морду и уставилась в том направлении, где за кустами скрывался Грек. На узкой морде с глазами, затянутыми пленкой, дернулся огромный влажный нос. Сука пыталась по запаху определить, исходила ли с холма угроза для стаи. Кончики острых ушей, прикрывающих слуховые раковины, встали торчком. Собака целую минуту, не шевелясь, оценивала обстановку, потом вернулась к своему прерванному занятию.

Сомнений, если они и были, не осталось. Мародеров в окрестностях свалки нет. Они народ нервный и не потерпели бы присутствия собак. Да и те небольшие любители близкого соседства двуногих чужаков. Так или иначе, завязалась бы война, и кому-то не поздоровилось бы.

Кстати, не жалкие ли останки мародеров переваривались сейчас в утробах слепых тварей?

Человека, потерянно бредущего между завалами искореженной техники, Грек заметил в последнюю очередь. Тогда, когда собрался уходить. Заскорузлая повязка в рыжих пятнах подсохшей крови скрывала пол-лица. Сквозь камуфляж, разорванный в нескольких местах, проглядывало тело, все в подтеках и ссадинах, покрытых корками запекшейся крови. Неестественно вывернутое плечо стягивал автоматный ремень. Само оружие болталось за спиной и при каждом шаге било человека по боку.

Издалека тот походил как на зомби, так и на убогого – то бишь живого сталкера, потерявшего рассудок. И тот и другой могли представлять опасность.

А могли и не представлять.

Зомби и убогие бесцельно бродили по дорогам Зоны и сталкеров, как правило, не трогали. Но так же, как в каждом правиле бывают исключения, имелось и здесь свое «но». Временами на тех и на других находило. Причем эти моменты никак не зависели от внешних условий. По крайней мере, ученые, получившие массу порождений Зоны в качестве материала для исследований, так и не смогли определиться, в связи с чем безобидные, постепенно становящиеся мумиями создания и сумасшедшие типы вдруг впадают в немотивированную агрессию. Тогда бойся попадаться им на пути. Живучий до последнего, зомби, не имеющий под рукой оружия, рвал зубами все, до чего мог дотянуться. Ровно до тех пор, пока благодаря умелым действиям не распадался на отдельные фрагменты.

То же касалось и убогих. Живой человек, только сумасшедший, к которому и относились соответствующим образом – жалели. Поначалу. До первых случаев ярковыраженной шизофрении.

С убогим можно было поговорить. Более того, от него трудно отвязаться. Если он выходил на людей, то двигался за ними как привязанный. Будучи взят в команду, подобный тип превосходно справлялся со своими обязанностями. Лучшего часового, охраняющего покой спящих товарищей, было попросту не найти. Отсутствие логики в рассуждениях с лихвой окупалось звериным чутьем.

Так было поначалу. До первых вспышек агрессии, возникающей в силу неизвестно каких причин.

На убогого вдруг находило. В такие моменты он ничем не отличался от зомби. Стрелял, если патроны оставались в патроннике, вырезал все живое, без ножа рвал ногтями и зубами. Даже мертвый убогий продолжал двигаться, и убить его окончательно было так же сложно, как и зомби.

Проводнику снова вспомнился Параноик с его способностью издалека отличить зомби от убогого. Греку приходилось ходить в связке с легендарным сталкером.

Он не забыл, как однажды Параноик поднес к глазам бинокль, разглядел одинокую фигуру, бредущую по полю, и сказал:

– Это убогий.

Так и оказалось впоследствии.

Параноик убогих жалел.

– С каждым может случиться, – говорил он. – Тут не только мать родную забудешь, но и как тебя зовут. Главное – на всей Зоне не отыщется доброй души, чтобы проводить тебя домой.

Вот за это и получил Параноик свое прозвище – за то, что выводил убогих с Зоны. После их определяли в сумасшедший дом, там у Параноика работал брат. Поговаривали, что после года усиленного лечения к некоторым возвращалась не только память, но и человеческое восприятие окружающей обстановки. Во всяком случае, если приступы агрессии и приключались за желтыми стенами, то с ними успешно справлялись.

Параноика рядом не было. Приходилось брать ответственность на себя.

Пока Грек рассуждал, стая слепых тварей почуяла двуногого и снялась с места. Собаки как тараканы расползлись по свалке, потерялись в многочисленных щелях.

Человек двигался по единственно возможному пути, привычно огибая острые углы торчащей арматуры. Шел бездумно, по всей видимости не имея цели. Разминуться с ним было невозможно – не перебираться же через завалы, рискуя в любой момент быть погребенным под ржавым железом! Неизвестно, оставались ли у пришлеца патроны – предсказать исход такого рандеву нельзя.

Следовало десять раз подумать, прежде чем затевать опасную встречу. Случись что, Краба не жалко, но ведь прикроется, подлец, чужими спинами.

Был еще выход: невзирая на моральные соображения, попросту снять бродягу издалека. В таком случае неизвестно, сколько патронов предстояло потратить, не затаится ли опасная тварь, готовая напасть в любой момент.

Можно подобраться ближе и бросить гранату, а останки уже вряд ли будут представлять опасность.

В правильности последнего решения Грек сильно сомневался. И вот почему. Хуже, чем грохот от взрыва гранаты, может быть только начавшаяся стрельба. Иными словами – никакой разницы. На звук явятся все, кому не лень. Пока вокруг спокойно только в силу той причины, что они двигаются тихо. Вынужденная стрельба потащит за собой шлейф неконтролируемых событий. Уподобиться добыче, которую гонят со всех сторон охотники, – худшая из перспектив.

Собаки затаились, и это также вызывало беспокойство. Если начнется стрельба, никто не поручится за то, что стая будет сохранять нейтралитет.

Грек до последнего надеялся на то, что человек заблудится в каком-то из многочисленных тупиков и одной проблемой станет меньше.

Тот остановился посреди свободного от железа участка, застыл, тупо глядя себе под ноги.

Время шло, но человек не двигался.

Проводник решил, что с одним зомби удастся разобраться. От убогого отделаться будет труднее. Таскать за собой мину замедленного действия не хотелось. Но все это потом, потом.

И Грек решил рискнуть.

– Подъем, – негромко скомандовал он, неслышно появляясь из-за разросшегося дерева.

Из всех новичков лишь Очкарик встретился с ним глазами ровно за секунду до того, как Грек заговорил.

– Идти за мной след в след. Первый Очкарик, за ним Краб, замыкающий Макс. Наша задача – без шума пересечь свалку. Там стая слепых собак.

Скорее всего, нападать они не будут. В противном случае я дам приказ стрелять. Без моей команды стоять смирно. Если будет сделан выстрел без моего распоряжения – любитель пальбы останется на свалке. До полного удовлетворения. И еще. Посреди свалки стоит человек – зомби или убогий. Дам добро – стреляйте! По возможности в голову. Двигаемся быстро. Вперед.

– Грек, я не понял. – Макс поднялся с земли. – Так этот человек зомби или убогий? Против мертвеца я не возражаю, но убогий – это все-таки человек. Мы же не будем…

– Будем, – бросил через плечо Грек. – Если понадобится.

– Обычного человека? Мне не нравятся такие порядки. Я не убийца и хочу просыпаться с чистой совестью. Я слышал, их выводят с Зоны и после лечения они становятся нормальными людьми.

– Хорошо, Макс. – Грек благожелательно улыбнулся. – Я разрешаю тебе выстрелить только после того, как он попадет тебе в живот. Смерть долгая и тяжелая – будет время подумать… о чистой совести.

– Зачем такие крайности? Наверняка с ним можно договориться, как с обычным человеком.

– Вот это сколько угодно.

– Можно? – обрадовался Макс.

– Можно. Дождись, пока мы выйдем со свалки, удалимся на безопасное расстояние, и говори сколько душе угодно.

– Грек, он человек. Это может случиться с кем угодно, хоть с тобой.

– Отставить разговоры! – Греку надоело играть в демократию. – Недовольных прикладом подгонять не буду. Свободны. Шаг вперед, кто идет дальше.

Первым шагнул Очкарик. За ним Краб. Макс раздумывал ровно столько, на сколько хватило терпения у проводника, – две секунды. Он сделал шаг вперед, нервно сжимая в руках автомат.

Кому точно не следовало испытывать судьбу, так это Максу с его фатальным невезением и полным отсутствием чутья. Хорошо, что он осознает этот факт. Вот растет достойная смена Параноика. Жаль только, недолгая жизнь ему суждена. Даже если с Зоны живым выйдет, все равно здесь останется – такой вот парадокс.

Знавал Грек таких парней, чудом оставшихся в живых. После первой ходки начинается эйфория, и такой Макс снова идет в Зону. Один. Второй и последний раз. Чтобы стать новым Параноиком, нужно иметь хотя бы одну из двух составляющих – чутье либо везенье. А лучше все сразу.

Когда они подошли к свалке, ветер стих. На самом верху беспорядочно наставленной груды металлолома грохотало, утратив опору, железо. Солнце, большая редкость в Зоне, отыскало дыру в сплошной облачности. Ровный свет залил свалку, отчетливо выделяя каждую уродливую деталь. Представить себе, что это в отдельности было когда-то составной частью отлаженного механизма, мог только человек, наделенный богатым воображением.

Грек повернул налево, обходя то, что осталось от трактора. Мелькнула неясная тень – то ли собака не спешила показываться людям на глаза, то ли крысиный волк облюбовал для жилья нижний этаж свалки.

Косые лучи солнца, пробиваясь через многочисленные зазоры, мешали Греку сосредоточиться. Он невольно сбавил шаг, готовый к любым неожиданностям.

Если бы проводник знал, что его ждет, то немедленно повернул бы обратно. Но время, отведенное на принятие важного решения, истекло, и менять что-либо стало поздно.

Вокруг было тихо.

Человек стоял на прежнем месте, безучастно сжимая в руках автомат. Под бинтовой повязкой скрывались синюшные трупные пятна. Единственный глаз ссохся в глазнице, отчего та стала для него большой, совсем не по размеру. В прорехе комбинезона из плеча торчала желтая кость. То, что проводник издалека принял за коросту на ранах, вблизи оказалось разорванной кожей, края которой уже не могли сойтись, чтобы скрыть черное, в серых нитках сухожилий, мясо.

Это был зомби. Он стоял смирно и вряд ли обратил внимание на того, кто пришел нарушить его покой. Мертвяк так и не двинулся с места, пока Грек осторожно обходил его стороной.

Проводник пропустил новичков вперед и некоторое время пятился, стараясь не упустить из виду зомби. Тот стоял спиной, склонив голову набок, и не шевелился.

«Обошлось», – решил Грек.

Он догнал новобранцев, пока они окончательно не сбились с курса, и занял прежнее место во главе, сделав Максу знак почаще оглядываться назад. Стоило поторопиться, если не было желания получить пулю в спину.

По-прежнему стояла тишина, и Греку стало казаться, что он слишком много внимания уделил такой ерунде, как одинокий зомби. Если бы не его перестраховка, они могли бы за это время пройти километров пять. А то и больше.

Ровно за мгновенье до того, как все началось, на Грека накатило. Внезапно потемнело в глазах, стало трудно дышать. Он по инерции сделал еще несколько шагов, прежде чем заорать «Назад!».

Ржавое железо пришло в движение. Из всех щелей, из разверстых ртов искореженного металла, из глубоких траншей, оставленных тяжелой техникой, которую неизвестная сила долгое время тащила по земле, из трещин в израненной почве – отовсюду на свет полезли зомби.

Дороги вперед не было.

Автоматная очередь сухим треском прокатилась над кладбищем изуродованного железа. Проводник едва успел пригнуться. Пули выбили четкую дробь над его головой. Откатившись за остов комбайна, он встал на одно колено и приготовился прикрывать отход новичков.

Проводник хотел было высунуться из укрытия, чтобы оценить размеры опасности, но пуля, просвистевшая у виска, доходчиво объяснила ему, что этого делать не стоит. Тогда он стал ждать нападения.

И оно не замедлило последовать.

Однако зомби явились не с той стороны, с какой он ожидал.

Сталкер обернулся на лязгающий звук. Из зазора между железными прутьями выбирался ходячий труп. Дуло автомата смотрело Греку в лицо. Лишь неповоротливости зомби сталкер был обязан тем, что тот не выстрелил первым.

Проводник нажал на спусковой крючок, экономно расходуя патроны. Он успел заметить, как треснула черепная коробка, выпустив наружу грязно-зеленый гной.

За спиной раздался щелчок передергиваемого затвора. Тут же пули с глухим треском впились в кусок железа. Зомби дал очередь от живота. Как раз в том месте, где только что сидел Грек. Его чудом не задело – сверху посыпался мусор.

В ответ сталкер прицельно выстрелил в голову ходячему мертвецу, не так давно лишившемуся половины черепа. Но даже полное отсутствие головы не остановило зомби. Он упрямо давил на спусковой крючок. Черные дыры прошили насквозь капот машины, лежавшей на боку.

Воспользовавшись моментом, безголовый зомби, оставшийся за спиной проводника, добрался до автомата, выпавшего из рук, и дал короткую очередь в тело собрата по несчастью. Грек, так и не поднимаясь в полный рост, перекатился по тропе и укрылся за очередной грудой металлолома. Как тут же выяснилось, новое пристанище оказалось хуже предыдущего, хоть и приближало проводника к выходу.

Сразу двое мертвецов пошли на сталкера. Причем с двух сторон. Одним из них был полуистлевший труп, неизвестно в силу каких причин сохранивший способность передвигаться. На счастье Грека, у того кончились патроны после первого же выстрела. Однако и он мог бы стать для сталкера последним. С глазомером у зомби всегда дела обстояли не лучшим образом, но тут просвистевшая пуля обожгла ухо. Второй зомби времени зря не терял – лупил и лупил короткими очередями. Уже не ожидая удара в спину, Грек отшатнулся, когда пули взрыли землю у самых его ног.

Рука, сломанная в суставе, висела на нитях сухожилий, костлявый палец послушно давил на спусковой крючок, но поднять ствол автомата и направить его выше зомби так и не смог.

Не дожидаясь, пока у мертвяка кончатся патроны, Грек выстрелил. Пули с глухим стуком пробили грудную клетку, отбросили почти невесомое тело и нанизали его на острый обломок.

Пользуясь тем, что проход открыт, сталкер скользнул на тропу. Он успел сделать не больше десятка шагов. Новичков нигде не было видно, и Грек всерьез подумал о том, что им удалось выбраться.

Чтобы перекатиться через тропу в очередной тупик, проводнику пришлось воспользоваться первой из трех гранат. Осколками разметало в клочья нескольких мертвецов, загораживающих путь.

Взрывная волна поколебала устои огромной груды железа, возвышавшейся посередине свалки. Откуда-то с высоты послышался грохот, вниз посыпался дождь из металлических обломков.

Грек надеялся на то, что граната проложит ему путь, но ошибся. К собратьям, потерявшими способность двигаться, спешила новая волна зомби.

Стреляли со всех сторон. Что самое неприятное, били короткими очередями, экономя патроны, и только тогда, когда сталкер пытался приподнять голову. Бойцы и после смерти остались бойцами.

Насколько Грек мог судить, все пути были перекрыты. С каждой секундой огонь становился прицельней. Меняя очередной рожок, проводник понял, что все его надежды на то, что у зомби, стреляющих без меры, скоро закончатся патроны, пошли прахом. Из всех закоулков, из тупиков спешили все новые и новые мертвецы.

Дождавшись очередного затишья, Грек снова перекатился через тропу, стремясь с каждым таким маневром передвигаться ближе к выходу со свалки. Путь назад казался ему предпочтительней того, что вел вперед.

Стараясь лишний раз не высовываться на тропу, которая простреливалась с двух сторон, он обогнул остов сенокосилки, все так же не поднимаясь в полный рост, и лицом к лицу столкнулся с живым трупом, стоящим на коленях. Пустые глазницы, в которых шевелилось что-то непонятное, но превосходившее размерами червей, уставились на Грека. От неожиданности сталкер промазал. Пули лишь задели плечо мертвеца, развернули высохшее тело вправо. Возможно, это спасло Греку жизнь. Зомби нажал на спусковой крючок, и автоматная очередь пробила кабину МАЗа. В ответ проводник прицельно выстрелил мертвецу в голову. Пуля с неприятным чавкающим звуком завязла в пустой глазнице.

Снова оказавшись у тропы, Грек перевел дух, пытаясь трезво оценить свои шансы на спасение.

С самого начала его не оставляло чувство нереальности происходящего. Зомби и засада, засада и зомби. Вещи несовместные. Иногда случалось, мертвяки выходили толпой, тупо окружали выбранную жертву и расстреливали ее в упор. Но такие организованные действия? Понятно, почему он не увидел зомби, затаившихся среди железного лома. Что для мертвецов посидеть тихо пару часов? Хоть всю оставшуюся жизнь после смерти. Вплоть до полного разложения. Другое дело – зачем? На этот вопрос ответа не было. Вернее, он был. Но произносить его даже мысленно проводнику не хотелось.

Мертвецы перестали выжидать. Они пошли напролом. Грек едва успевал отбиваться. Он стрелял, откатывался в сторону и скоро потерял способность правильно оценивать происходящее. Новые зомби заменяли тех, кто не держал в руках оружие. Казалось, Зона подняла из могил всех мертвецов, уже однажды принявших смертный бой. Она отправила их на новую войну лишь для того, чтобы раздавить людей, оказавшихся на ее территории.

Грек перебирался с места на место, по-прежнему не поднимаясь в полный рост. Стоило на секунду установиться тишине, как ему начинало казаться, что патроны у нападавших кончились. Но проходило время, сталкер приподнимал голову, и все начиналось сначала. Выстрелы гремели со всех сторон, выбивая искры из ржавого железа.

Такого не должно было случиться, но произошло. Сам этот факт подтверждал худшие предположения Грека. Не называя никаких имен, все вкратце сводилось к следующему: живым ему отсюда не выбраться. Малость, так, почти нисколько его утешал тот факт, что он принял огонь на себя. Может быть, хотя и это тоже под вопросом, новичкам удалось вырваться из окружения. Зомби убить сложно. Того, кто за всем этим стоит, прикончить в принципе невозможно. Только большое количество мертвецов, которых он поднял из могил и вынужден был контролировать, мешало ему в полной мере переключиться на людей. Свежатинки, мерзавец, захотел. Приелось тухлое мясцо. Решил все свое войско положить. Гурман, твою мать.

Грек выглянул из-за крыла автомашины. Прямо на него шел мертвец. Сталкер привычно поднял автомат, но стрелять оказалось некуда. Вместо головы торчал шейный позвонок, опутанный обрывками жил. Как заводная кукла, зомби вскинул оружие. Грек опередил его. Нескольких пуль – прежде чем сухой щелчок возвестил о том, что пора менять рожок, – хватило на то, чтобы отбросить немощное тело назад.

Стремительно темнело. То, что для мертвецов не имело значения, для Грека меняло решительно все. Еще час, и он не разглядит и собственной руки, поднесенной к носу. А включать фонарик – все равно что сказать тому, кто за этим стоял: я здесь! Гранаты он берег до последнего. Чем больше зомби соберется вместе, тем выше вероятность того, что ему удастся пробиться, используя последний шанс. Не сейчас, позже. Тому, кто пока себя берег, прячась за чужими спинами, тоже зрение понадобится – этот факт не стоит списывать со счетов.

Выглянув в очередной раз из укрытия, Грек с удивлением обнаружил брешь в толпе зомби, закрывающих ход. Трое или четверо, а то и больше мертвецов лежали в пыли, силясь подняться на ноги. Трое других тупо давили на спусковые крючки, извлекая из автоматов лишь сухие щелчки. Как нарочно, с другой стороны тоже возникла заминка. Напиравшие зомби стреляли в спины собратьев, живым щитом перегородивших дорогу вперед.

Сталкер поспешил воспользоваться представившимся случаем. Перепрыгивая через мертвецов, скользя по внутренностям, вывороченным из разорванных тел, он рванул по тропе. На бегу Грек выхватил гранату, рассчитывая расчистить себе путь. Однако прямая дорога, поманившая его спасительным выходом, кончилась. Зомби за спиной сталкера разобрались с возникшим препятствием. Автоматная очередь, как предупредительный сигнал, прошила воздух над головой проводника.

Грек бросил гранату и перекатился влево, уходя из-под обстрела.

Он так и не успел подняться. Случилось то, чего сталкер опасался с самого начала и о чем забыл за всей этой заварухой.

Из кучи прогнившего дерьма стремительно высунулась собачья морда. Стае надоело ждать, когда можно будет урвать кусок от чужого пирога. Грек мысленно выругался, перехватывая автомат, но левую руку убрать не успел. Собачья пасть сомкнулась на предплечье. Не ошибся он в оценке этих псов – голодная тварь непременно вцепилась бы в горло.

Жгучая боль пронзила тело.

О том, чтобы использовать автомат, не могло быть и речи. Проводник старался не шевелить рукой, чтобы не спровоцировать собаку. Вкус крови разбудил в ней инстинкт. Почуяв ускользающую добычу, слепая тварь начнет мотать головой из стороны в сторону, стремясь вырвать из тела кусок побольше.

Грек достал из-за пояса пистолет ТТ и выстрелил прямо в глаз, закрытый пленкой. Собака коротко взвыла. Сталкера окатило горячей кровью. Обмякшее было тело скрутила судорога. Умирая, псина разжала челюсти лишь отчасти. Здоровый кусок мяса вместе с вырванным клоком комбинезона навеки остался в ее пасти.

Рукав мгновенно пропитался кровью – и своей, и твари. От пульсирующей боли потемнело в глазах. Грек попытался подняться на ноги, но поскользнулся в луже крови и упал в грязь. Машинально облокотившись на раненую руку, он взвыл не хуже собаки.

Невзирая на кровь, льющуюся из открытой раны, он высунулся из укрытия. Пора было двигаться дальше. Если мертвецы закупорят выход из тупика, то все. Конец.

В сквозном проходе тут же засвистели пули.

– Грек, – услышал он тихий голос и по привычке обернулся.

Неоткуда здесь было взяться человеческому голосу.

Проводник никого, естественно, не увидел, но тут его позвали опять:

– Грек!.. Я наверху. Голову подними, черт.

Он послушно поднял голову. В проеме, который образовали две автомобильные крыши, блеснули стекла очков.

– Руку давай. – Очкарик протянул ладонь.

Греку некогда было рассуждать на тему, выдержит ли этот хлюпик вес его тела. Он закинул за спину автомат и подал мальчишке правую руку.

Проводник попытался зацепиться за что-нибудь, чтобы упростить Очкарику задачу, однако не рассчитал – левая рука, липкая от крови, соскользнула с подвернувшейся опоры. Он непременно упал бы, если бы Очкарик, хрипя от напряжения, целую секунду не удерживал его на весу. Нащупав наконец опору, Грек подтянулся, рванулся наверх и перебросил тело на автомобильную крышу, прогнувшуюся под его тяжестью. Только тогда Очкарик разжал руку.

– Вниз. Здесь ход, – сказал парень, с трудом переводя дух. – Зомби облепили тропу со всех сторон. Давай за мной.

Сталкер полез за новичком, не задавая лишних вопросов.

Они благополучно выбрались из завала. Очкарик двинулся вперед, огибая очередную груду железа. Его спина мелькала перед глазами, и Грек старался не отставать. Лавируя между сгнившим комбайном и сенокосилкой так, будто всю жизнь провел на свалке, Очкарик упрямо продвигался к выходу. Судя по перевернутому экскаватору, вгрызавшемуся ковшом с редкими зубцами в сухую землю, до выхода было рукой подать.

Они не дошли до спасительной свободы всего ничего.

На одном из поворотов – такого не увидишь и в кошмарном сне – Очкарик нос к носу столкнулся с хозяином Зоны.

– Ложись! – успел крикнуть Грек, падая на землю.

Очкарик рухнул ему под ноги, тут же поднялся на колено и дал прицельную очередь в черную тень, нависшую над тропой. Пули прошили пустое пространство. Там, где только что стоял хозяин, белел над мощными надбровными дугами обнаженный череп, зависший в воздухе. Еще миг – пропал и он.

– Не трать патроны, Очкарик, – устало сказал Грек, перетягивая обрывок рукава выше раны, чтобы остановить кровь. – Хозяина там нет.

– Как это нет? Я видел своими глазами.

– Ты видел не глазами… короче, что он хотел, то ты и рассмотрел. Не трать патроны, сынок. Он нас нашел. Нам его не убить.

Сталкер задумчиво взвесил в руке последнюю гранату. Это был жест отчаяния – для хозяина или для себя?

– Мы пройдем, Грек! Пройдем! Вставай!

– Пойми, сынок, это он дал нам время. Не наигрался, мать его! Еще пара минут, и мы не сможем разговаривать. Это конец, сынок. Запомни напоследок, что скажу. Из тебя вышел бы классный сталкер, сынок. Это я тебе говорю.

– Нет! – Совсем близко блеснули круглые стекла. – Его можно убить? Можно? Отвечай! Должен быть способ!

– Есть. – Грек улыбнулся. – Надо подойти сзади, очень тихо, причем к настоящему, а не к миражу, и выстрелить в затылок.

– В лоб?

– Что в лоб?

– В лоб тоже можно?

– Уж лучше сразу в глаз.

– Хорошо.

– Что – хорошо? – переспросил Грек, хотел еще что-то добавить напоследок, но не успел.

Тяжелый, гулкий, постепенно нарастающий шум волной накрыл свалку. Мелко задребезжали кучи железа, передавая дрожь земле.

– Это хозяин? – спросил Очкарик, но Грек не ответил.

Открыв рот, он смотрел куда-то наверх.

Очкарик машинально оглянулся и коротко вскрикнул.

Военные действия на первом уровне заброшенного кладбища потревожили само основание гигантской горы. Что-то сдвинулось в установившемся порядке. Сверху, как преддверие будущего извержения, посыпалась мелкая ржавая труха. Пронзительно заскрежетало железо, выворачивая душу наизнанку.

На самом верху медленно съехала набок автомобильная покрышка, задержалась и рухнула вниз, увлекая за собой обвал. Не успел скрежет затихнуть, как с верхних этажей вслед за трухой посыпались искореженные металлические обломки.

Гора сопротивлялась. Она выла на разные голоса, заполняя окружающее пространство скрежетом, извергала вниз лаву изуродованного железа, тряслась в последней судороге, избавляясь от всего, что плохо лежало.

И вдруг, как селевой поток, увлекая за собой гнилье, копившееся десятилетьями, сверху покатилась волна, погребая под собой все, что лежало у подножья.