Свет автомобильных фар слепил глаза. Моросил дождь. Капли затекали за шиворот и неприятно холодили шею. Длинные волосы давно намокли. Они лежали на плечах и липли к рукавам куртки. Ника собрала их в пучок, слегка отжала и закинула за спину. Мокрые пряди хлестнули по рюкзаку.

Она сидела на автобусной остановке без крыши, открытой всем ветрам. Сегодняшний вечер ничем не отличался от сотен других. Ей некуда было ехать, ее нигде не ждали. Хуже всего то, что ей не о чем было мечтать.

Так было всегда, после того как Ника ушла из дома. Жизнь разделилась на то, что было «до», и то, что случилось «после». Ника так и не простила матери ее смерти. Вся любовь, которой было много, вдруг куда-то делась. Не то чтобы отец сразу переменился – он просто перестал замечать ее. Прежний мир рухнул, и на его осколках буйным цветом расцвела взаимная неприязнь.

Как ожидаемый итог – отец привел в дом женщину и твердо сказал:

– Она будет теперь жить с нами.

– Если так, то уйду я. – Ее слова по твердости не уступали отцовским.

– Уходи. – Отец пожал плечами.

Новая семья, иные заботы. Кто его за это осудит?

Ника простилась лишь с военруком, потому что после смерти матери растеряла всех друзей. Все отношения походили на суррогат той любви, что была раньше.

Василий Петрович долго и пристально смотрел ей в глаза. Он пытался свести прощание к шутке. Дескать, молодым и красивым девушкам самое место в кресле у компьютера, а не на дороге. Что еще такое она придумала?

Прощанье назад не вернуть. Еще не веря в то, что действительно решится уйти из дома, Ника пошла по шоссе в сторону близлежащего города. Потом она ушла так далеко, что возвращаться уже не хотела.

Пожилой мужчина остановил рядом с ней автомашину:

– Подвезти, дочка?

Ника кивнула и примостилась на переднее сиденье. Старичок разговорился и всю дорогу до города не закрывал рта.

С тех пор сменилось множество дорог, автомобилей разных марок, водителей, благосклонно относившихся к просьбе подвезти. Периодически она устраивалась официанткой в придорожные кафе, как правило с проживанием. Когда становилось тепло, девушка брала расчет и двигалась дальше.

Отношения с противоположным полом у нее не ладились. Отчего-то в каждом мужчине ей виделся отец, которому не было до нее никакого дела. Что касается опыта сексуального, то он, разумеется, имелся, однако всякий раз оставлял глубокое разочарование. Там тоже не было настоящего чувства.

Кто сказал, что нельзя обойтись без любви к ближнему? Обходилась, и ничего.

Свет фар встречных машин слепил глаза. Капли дождя били по лужам, расходились кругами по воде.

Ника так и не удосужилась поинтересоваться, лежит ли в той стороне, по ходу которой она сидела на остановке, какой-нибудь населенный пункт. Это не имело значения. В конце концов, не станут же прокладывать шоссе в никуда. Этот довод стал окончательным. Тем более что возвращаться к пройденному она не любила.

Сначала девушка услышала скрип тормозов, потом увидела, как съехала на обочину и остановилась огромная фура. Дверца открылась со стороны водителя.

– Эй, девушка, чего мокнешь под дождем? – Водитель стоял у кабины, широко расставив ноги. – Подвезти, красавица?

Невысокий крепкий парень в кожаной куртке с поднятым воротником. Он стоял, засунув руки в карманы, и белозубо улыбался.

И Ника согласно кивнула.

В кабине она словно окунулась в тепло, в запах сигарет и мужского пота. На лобовом стекле, там, где водители обычно подвешивали за разные части тела всевозможных зверушек, покачивалась странная штука. Черный круг, в который были вставлены два треугольника. Наверное, там имелся голографический эффект, так как один треугольник казался ближе другого.

– Нравится? – спросил водитель, заметив ее интерес.

– Нравится.

– Мне тоже. Брат принес из…

– Откуда? – не расслышала она.

– Да так… – Парень замялся. – Есть тут одно местечко.

– Покажешь? – Она улыбнулась.

Парень странно на нее посмотрел и промолчал.

Так и не дождавшись ответа, девушка стала разглядывать картинки с многочисленными красавицами, раскинувшимися в таких позах, которые Ника могла представить себе лишь в кабине гинеколога. Она поспешила отвести взгляд, чтобы водителю опять не вздумалось поинтересоваться, нравится ли это ей.

– На дороге что делаешь, да еще в такой дождь?

Каждый раз один и тот же вопрос. Почему она не спрашивает у них, мол, что, дорогой, везешь ты в своей фуре и на сколько тугриков это потянет?

– Так получилось, – отмахнулась Ника.

Ей лень было выдумать всякие душераздирающие истории, которыми она развлекала водителей поначалу. После промозглой сырости поздней весны тепло в кабине расслабляло.

– Милый, что ли, бросил? – предложил свою версию парень.

– Бросил, – согласилась она.

– Забей.

– Уже.

Монотонно работающие дворники успокаивали. Девушку потянуло в сон. Дорога то забиралась вверх, то заманивала в низину. Омытые дождем, за стеклом мелькали столбы.

– Опа! Какие люди! Бугай, у нас девушка, а ты молчишь!

Из-за шторы, отделяющей сиденья от спальника, как снег на голову свалился еще один парень. Клетчатая рубаха распахнулась до пупа, глаза блестели. Нижняя челюсть, чуть выступающая вперед, придавала его лицу, усыпанному веснушками, грозное выражение. Несмотря на то что он улыбался.

Парень втиснулся между ней и дверцей, и девушке пришлось подвинуться ближе к водителю. Она посмотрела на попутчика и отвернулась. Он не понравился ей. Особенно беспокоило ее несоответствие между доброжелательной улыбкой и ледяным взглядом. От таких глаз хотелось бежать.

Девушка доподлинно знала, что произойдет дальше. За время, проведенное в дороге, она повидала всякого и всяких.

Сначала последует выходная ария Трубадура «Отчего такая девушка – и не моя?». Потом дуэт исполнит русскую народную песню «Выпьем, девушка, где же кружка?». Затем будет объявлен антракт с конкретным предложением «А не перепихнуться ли нам за шторкой?» – на которое будет получен такой же четкий ответ.

А закончится все плохо. Финал спектакля целиком и полностью зависит от воспитания исполнителей главных ролей. После кратковременного знакомства горячее расставание может пройти безболезненно. Водитель остановит машину, бросит напоследок: «Шляются тут всякие!» – и дождется, пока она сойдет на обочину.

Второй вариант не такой безобидный. Основательно облапив ее и натолкнувшись на веский аргумент, прилагающийся к решительному отказу, Нику тоже оставят на дороге. Только приложат чуть больше усилий, чтобы вышвырнуть ее за шкирку. Вынос тела будет сопровождаться соответствующими словами, пусть короткими, но произнесенными от души.

Веский аргумент лежал в кармане куртки. Действовал он безотказно. Достаточно было нажать на кнопку, и вперед выскакивало лезвие. Жаль, что нельзя было выпросить у Василия Петровича автомат, тот самый, тяжесть которого еще помнили ее руки. Ну не положено у нас в стране шастать по дорогам с оружием в руках! Ника не смогла удержаться от искушения вообразить себя стоящей у обочины дороги с автоматом наперевес. Картинка получилась настолько яркой, что девушка не сдержала улыбки.

– Я ж говорю, Бугай, она свой человек! – Парень в клетчатой рубахе тотчас прицепился к ее улыбке. – Компанейская девчонка! У меня тоже такая была. Молчаливая, да, а в постели такое вытворяла, что…

– Ладно тебе, Моня, – сказал водитель, обернувшись. – Девушку смущаешь.

– Какую? Вот эту? Она сама кого хочешь смутит. Правду я говорю? – Моня подмигнул ей левым глазом.

Девушка молчала, не отрывая глаз от лобового стекла. Дворники мерно отсчитывали время.

– А не страшно по дорогам одной? Типа не обижают? – Моня положил руку на сиденье, потом обнял Нику за плечи.

Она шумно вздохнула. Пора было действовать. Незачем доводить озабоченных мужиков до белого каления.

– Что ты пристал к девушке, Моня? Не видишь, она замерзла. Сначала предложи ей для согрева, а потом разговоры за жизнь начинай.

– Черт! – Моня стукнул себя по лбу. – Ну я и дурак.

Он полез в бардачок. Дожидаться, пока на свет явится бутылка, девушка не стала.

– Ребята, я не буду пить.

– Да перестань, за знакомство. – Моня заговорщически подмигнул. – И я с тобой рюмашку хлопну.

– Останови машину, – попросила Ника водителя. – Мне надо.

Бугай усмехнулся. Не снижая скорости, машина проскочила очередной перекресток.

– Не умеешь ты девушку уговаривать. – Бугай покачал головой.

– Это я-то? Сейчас ты увидишь, как я не умею. – Моня положил тяжелую руку ей на колено. – Нормальная вроде девчонка. Какого… ты ломаешься? Хлопни рюмашку. Типа все по-другому будет. Давай.

Как бы невзначай парень сжал ее правую руку, лежащую на колене.

– Мальчики, я не буду пить. Настроения нет. Останови машину. К сожалению, имени твоего не знаю…

– Как это ты не знаешь? – удивился Моня. – А Бугай типа тебе уже не имя?

– Хорошо, пусть будет Бугай. – Девушка незаметно убрала левую руку в карман и нащупала рукоять ножа. – Останови машину. Я же сказала, мне надо.

В тот момент, когда Ника собралась было проявить твердость характера, случилась неожиданность, к которой она оказалась не готова.

– Чего вы с ней возитесь? – раздался над головой прокуренный голос.

Ника и предположить не могла, что на лежаке, за шторкой, мог скрываться еще кто-то!

Девушка так и не успела оглянуться. Крепкие руки сжали ей горло. Вместо того чтобы вынуть нож, она попробовала отцепить пальцы, сдавившие шею.

– Пусти, – прошипела Ника.

– Легче, Горыныч. – Бугай не отрывал глаз от дороги. – Шею ей не сломай.

– Сломаю. И что? – кряхтя, отозвался Горыныч, с трудом втягивая ее брыкающееся тело на лежак. – Кому на фиг нужна эта лярва?

– Нет, ты аккуратней. – Моня хохотнул. – Я не люблю мертвяков… того…

Он что-то говорил – Ника его не слышала. Горыныч навалился на нее, дыша в лицо перегаром. Одной рукой он закрыл ей рот, другой расстегивал кнопку на брюках. Девушка пинала его в живот, но без замаха удары получались смазанными. Горыныч шумно дышал. Широкой ладони хватило на то, чтобы закрыть ей не только рот, но и нос.

Ника всхлипнула и укусила его за руку.

– Сучка гребаная, – без злобы сказал Горыныч и наотмашь ударил ее по лицу.

Голова девушки откинулась в сторону. Она прикусила язык и почувствовала вкус крови.

– Еще хочешь? Сейчас добавлю.

Щелчка выброшенного лезвия Горыныч не услышал, зато от удара ножа, воткнувшегося в правый бок, закричал так, что Ника чуть не оглохла. Девушка не стала ждать, пока он придет в себя, змеей выскользнула из-под тяжелого тела и рухнула на переднее сиденье.

– Сука! У нее нож! Моня, она ранила меня!

Горыныч орал. Суетился Моня, пытаясь перехватить ее руку с окровавленным ножом. Ругался Бугай. Отбиваясь, Ника задела водителя по голове. От неожиданности он нажал на тормоз. Машину повело.

Визг тормозов, крики, ругань, истошный ор – звуки наплыли, разрослись и вдруг стихли. Нику бросило вперед, на лобовое стекло.

Ей показалось, что она открыла глаза минуту спустя. На самом деле времени прошло намного больше.

В глаза заглядывали звезды. Дождь прекратился, на небосклоне проявилась луна.

Ника рванулась, думая вскочить. Удар ногой в живот снова отбросил ее на землю.

– Очнулась, сучка, – удовлетворенно сказал кто-то. – Сейчас получишь по полной. Чуть не зарезала, тварь.

Возразить ей было нечего. Она каталась по земле, хватая ртом воздух.

– Не хватило тебе? Вижу, мало. – Еще один удар, теперь в бок, перевернул Нику на другую сторону.

Боли было столько, что она не поместилась внутри. Девушка застонала.

– Вижу, еще просишь. Будет тебе добавка.

Очередной удар подбросил скрюченное тело.

Потом были еще удары. И еще.

Девушка оставалась в сознании до последнего. Она глотала кровь, пыталась закрыться руками от непереносимой боли. Но та находила ее всюду, снова и снова заставляла переворачиваться с боку на бок.

В тот момент, когда Ника уже решила, будто это последнее, что она сможет выдержать, началось самое страшное.

– По-хорошему не хотела, сучка. Будет тебе по-плохому. Пить она не желала!.. Сейчас попьешь. Тащи бутылку сюда, Моня.

Ника потеряла сознание задолго до того, как лишилась одежды. На нее вдруг обрушилась черная пустота, в которой неизвестно откуда появилась дорога, мокрая от дождя. Ника пошла по ней, слыша звук своих шагов, и забрела так далеко, что легче было дойти до конца, чем вернуться обратно.

– Смотри, Красавчик. – Плотный как туман голос пробился к ее сознанию. – Я ее зашил. В Зоне я бы ее вытянул. А здесь… В таких условиях все это чревато заражением. Да и крови она много потеряла. Мой тебе совет – вези в больницу.

– Не довезем, Док. Точнее, сначала не донесем. Была бы машина под рукой. Да и с носилками беда… живой не дотащим.

Кто-то положил Нике руку на лоб.

– Как она оказалась здесь, в лесу? И до дороги не близко. С той стороны она же не могла прийти, да?

– Скажешь, Док. Женщина, в Зоне… Даже не смешно.

– Чего уж тут смешного? Я вколю еще обезболивающего. Будем надеяться, организм молодой. Выкарабкается. Вот твари!.. – Кто-то продолжительно вздохнул.

– Если бы… твари. Мне вот кажется, что наши, двуногие скоты, поработали.

Ника не желала открывать глаза. Более того, она и жить не хотела. Боль от укола заставила ее содрогнуться всем телом. Неподъемные веки с трудом пропустили свет. На черном фоне дрожали два серых пятна.

– Очнулась, крестница. – Мягкий голос обволакивал и успокаивал.

Очнулась.

Она все равно угодила в больницу. Правда, позже. Через несколько дней началось воспаление, поднялась температура. К тому времени Ника могла самостоятельно передвигаться, давя в горле крик от страшной боли, разрывавшей ее пополам. Красавчик в буквальном смысле на руках донес ее до дороги, где уже ждала машина.

Ника открыла сонные глаза, еще не понимая, где находится.

Сквозь корни вывороченного дерева пробивался слабый свет. Ночь уходила. Тяжелые капли, копившиеся в многочисленных щелях, срывались вниз. Они падали в лужу с таким звуком, что казались не водой, а камнями. Гулкое «буль» отдавалось в ушах. Не этот ли звук разбудил ее раньше времени?

Девушка приподнялась на локте, с надеждой устроиться поудобнее и вернуться к прерванному сну. Ободранное бедро по-прежнему ныло, и стало ясно, что заснуть будет нелегко.

Тут кто-то сдавленно вздохнул, и девушка мгновенно обернулась. Еще не поняв, в чем дело, она уже тянула оружие за ремень.

Макс сидел напротив и делал ей страшные глаза. Ника в ответ удивленно подняла брови, тем самым интересуясь, в чем, собственно говоря, дело.

«Слушай!» – Макс поднял указательный палец.

Ника прислушалась и поначалу не уловила ничего, не считая шума основательно поднадоевшей капели. Но потом она услышала. Протяжный мучительный вздох, какой, бывает, издает человек от долгой и нестерпимой боли. Еще звук шагов. Тяжелых, медленных. Как будто кто-то с натугой вытягивал сапоги из вязкой топи. К тягостным вздохам прибавилось невнятное бормотание.

Они с Максом сидели друг напротив друга и не знали, на что решиться. Макс кивнул в сторону Грека, спящего крепким сном смертельно уставшего человека. Ника в ответ отрицательно покачала головой: «Не трогай человека. Пусть спит».

«Так что делать?» – Макс вздернул подбородок.

«Не знаю. – Ника пожала плечами. – Может, обойдется?»

Макс почесал в затылке и оглянулся на щель между корнями, сквозь которую пробивался робкий свет: «Попробуй пока понаблюдать».

Пока Макс осторожно, боясь задеть раненую руку, устраивался возле просвета, Ника подтянулась и села, приспособив под спину рюкзак. Будить Грека раньше времени не хотелось. Мельком глянув на него, Ника про себя отметила, как съехала на голове повязка, державшаяся только потому, что присохла к ране на затылке.

Вчера, после того как они чудом остались в живых после событий на свалке, Грек проникновенно посмотрел ей в глаза и тихо сказал:

– Ты спас меня, сынок. За мной должок. Я этого не забуду. – Он улыбнулся, и на разбитых губах выступили капли крови.

Проводник так сказал, и спорить Ника не стала. Какой смысл подводить предварительные итоги и выяснять кто, сколько и кому должен?

Когда лавина, разбуженная взрывами, потекла вниз, сметая все на своем пути, когда земля ходила ходуном, как во время землетрясения, когда в воздух поднялась удушливая волна ржавой взвеси, вот тогда Ника и растерялась. Полными ужаса глазами она смотрела на то, как в пыльном мареве колыхалась глыба железа, постоянно меняющая очертания. Девушка сжимала в руках бесполезный автомат и не могла оторвать глаз от текущих рек искореженного металла, где каждый кусок в отдельности легко мог стать ее могилой. В опасных ситуациях полагалось стрелять, но эта домашняя заготовка, засевшая глубоко в мозгу, оказалась абсолютно бесполезной, а разум молчал. Ника сидела, не имея сил пошевелиться, и ничего не могла с собой поделать. Внутри все застыло, замерло. Перед глазами происходило постоянное движение, и это зрелище действовало на нее как удав на кролика. Разве можно уйти из разваливающегося дома, когда под тобой проваливается пол, а на голову рушится крыша?

Девушка ждала смерти.

Она непременно дождалась бы ее, если бы не Грек. Он буквально выдернул Нику за руку из того безысходного состояния, в которое она успела погрузиться по уши. Прокатившись на животе и ободрав ладони в кровь, девушка очнулась. Проводник отпустил ее руку и теперь бежал вперед со всей скоростью, на которую был способен. Грека абсолютно не волновало то, что творилось за его спиной – как постепенно скрывалась за грудой изувеченного железа тропа, как поднимались над свалкой тучи удушливой пыли и накрывали кладбище. Кругом стонало, визжало, скрипело – грохот стоял неимоверный.

Ника мчалась за проводником во всю прыть. Хуже всего оказалось то, что нечем было дышать. Катастрофически не хватало воздуха. Пыль забивалась в нос, в рот, выворачивала легкие наизнанку. Девушка боялась только одного: если сейчас начнется кашель, он вполне может стать последним.

Впереди замаячили расставленные ворота, и Ника увидела Макса. Он стоял на том самом месте, где она его оставила, бросив напоследок короткое «Держи выход». У ног его еще двигались останки тех зомби, которых он положил. Левая рука висела плетью вдоль тела, на рукаве расплывалось черное пятно. Он поливал из автомата останки, подползающие к его ногам, и только вздрогнул, когда рядом съехала с груды и упала какая-то рухлядь, едва его не зацепив. У парня были безумные глаза счастливца, только что избежавшего смерти. Он дрогнул, но не сделал ни шага назад.

От радости, что Макс жив, Ника почувствовала прилив сил, рванула вперед и обогнала Грека на подступах к воротам.

Возможно, этот рывок спас ей жизнь. Она была рядом с Максом, когда опасно накренилась подвеска легковушки, лежащая сверху на том, что не поддавалось определению, съехала вниз и накрыла проводника с головой.

Честно говоря, Ника не чаяла увидеть его живым. Помогая Максу поднимать подвеску, она думала лишь об одном: нельзя оставить Грека гнить на свалке. Некогда было проверять, жив он или мертв. Они с Максом взвалили его на плечи и потащили тяжелое тело прочь, стремясь убраться как можно дальше.

Когда Ника в последний раз оглянулась, от огромной горы, еще совсем недавно возвышающейся в центре свалки, не осталось и следа. Ровный слой покрывал почти все поле. Над всем этим завалом висела черная туча неосевшей трухи, потихоньку расползавшаяся во все стороны.

Изнывая от смертельной усталости, они дотащили тело Грека до остановки. Там их ждал Краб. Спокойный, тихий, не получивший ни единой царапины.

С тех пор Ника не могла смотреть ему в глаза. Ее пугал откровенно холодный взгляд этого типа, который как будто растерял последние капли человечности, убегая по тропе со свалки при первом же крике проводника «Назад!», нисколько не задумываясь о том, что за спиной остаются пусть не друзья, не приятели даже – но люди, попутчики. Как минимум двое из них не раз спасли твою жизнь. Теперь в уродстве парня – двух пальцах, сросшихся на левой руке, – она искала не предмет для невольной жалости. Бог шельму метит. С ее точки зрения, эта поговорка как нельзя более подходила для Краба.

Как только выяснилось, что проводник дышит, Ника осмотрела его. Сначала голова Грека, залитая кровью, показалась девушке одной сплошной раной. Однако ссадина, омытая водой из фляги, выглядела не так уж и плохо. На затылке кровоточила длинная глубокая царапина, чуть содран волосяной покров – и только.

Проводник пришел в себя после того, как ему на голову полилась струя воды. Он застонал и открыл глаза.

Ника едва успела перевязать ему рану. Грек закинул в рот несколько таблеток и запил их водой. Потом он дотошно осмотрел огнестрельное ранение Макса и заявил, что ничего страшного – пуля прошла навылет, кость не задета. Сталкер залил рану раствором антисептика, перевязал ее, отстегнул Максу, еще переживавшему по поводу этого скоропостижного лечения, пару ярко-красных капсул, одну желтую и велел хлебнуть после них воды.

Вся скорая помощь, вместе взятая, заняла от силы минут пятнадцать – двадцать и явилась короткой прелюдией к последующей гонке.

Тучи поднятой пыли постепенно подбирались к автобусной остановке. Но не они были причиной того, что проводник погнал своих подопечных дальше.

– Если у вас, сынки, сложилось обманчивое чувство, что все позади, то я вас чуток расстрою, – начал он, избегая смотреть Крабу в глаза.

Во всяком случае, так показалось Нике.

– Не факт, что хозяина накрыло вместе со всеми его бойцами. Он мог там и не быть.

– Как это? – удивился Макс, еще морщась от боли. – Я сам видел на тропе огромного человека. По крайней мере, так его нарисовали в «Пособии»…

– Книжка у тебя с собой? – не удержался от сарказма Грек.

– Нет, – растерялся Макс. – Дома оставил. Вернее, там, за кордоном.

– Вот и будешь дома с ней развлекаться. А пока командую я…

Нике показалось, что Краб позволил себе короткий смешок. Мол, один такой докомандовался, или так было на самом деле? Грек, судя по всему, тоже растолковал сей странный звук не в пользу Краба.

– Смешно? – тихо поинтересовался он. – Ты у нас, Краб, самый свежий. Так что Макса разгрузи – его рюкзак теперь поедет на тебе. Бери в зубы и дуй вперед.

– У меня и свой тяжелый. Я тоже ногу повредил, когда… – попробовал возразить Краб.

– Когда что, Краб?

– Когда все бежали оттуда.

– Договорились. – Грек кивнул. – Остаешься здесь прикрывать отход отряда. Мало ли, вдруг хозяин увяжется? Стрелять на поражение. Минут через тридцать дуй туда. – Он махнул рукой вправо. – Видишь расщелину в камнях?

– Я понесу рюкзак, – сквозь зубы сказал Краб.

– Добро. – Грек повернулся и, заметно хромая, двинулся вдоль шоссе. – Макс за мной, потом Краб. Очкарик, держи спину, – бросил он через плечо.

Хорошо, что ей досталось идти замыкающей. Она не стала жаловаться, но, добираясь до Грека на свалке, скатилась по куче ржавого хлама. Приземление тоже не назовешь удачным. Девушка ободрала бедро и ударилась коленом. Правая нога болела нещадно. Пока никто не видел, можно было хромать вволю.

Это был вовсе не решительный бросок, но бой не на жизнь, а на смерть. О каком таком «держи спину» могла идти речь, если через пару километров девушка вообще перестала понимать, где находится?

Впереди расплывалась спина Краба, сгибавшегося под тяжестью двух рюкзаков – своего и Макса. В ушах стоял отзвук того грохота, что преследовал ее на протяжении многих километров. Ремень автомата натирал плечо. Рюкзак с каждым шагом становился все тяжелее. Ника собрала все силы, чтобы не упасть навзничь, хотя бы на миг избавиться от непосильной тяжести. Как сомнамбула, она тащилась вперед, подчинив себя жесткому ритму. Два шага – вдох, два шага – выдох. Кроме этих вздохов, больше не было ничего. Пропала Зона, исчезла трава под ногами. Почерневшее небо, освободившееся от туч, обрушилось сверху, перед глазами замерцали далекие звезды.

Ника пропустила тот момент, когда проводник скомандовал привал. Она продолжала идти вперед, уже не имея перед собой ориентира в виде спины Краба. Ее поймал за рукав Макс, перенесший дорогу легче всех, несмотря на ранение.

– Очкарик, пришли, – услышала она, но остановил ее только рывок за рукав.

Девушка рухнула на колени и едва не вскочила вновь – острая боль в колене пронзила тело.

Они устроились на ночевку в тесной пещере, образованной вывороченным деревом, раскинувшим узловатые корни наподобие шатра. Ника не уловила, чья очередь дежурить и кто заступает потом. Вытянув лишенное подвижности, одеревеневшее тело под сенью корней, она забылась тяжелым сном.

Разбудил ее то ли Макс, то ли звук падающих капель. Так или иначе, она сидела, перенеся тяжесть на левую ногу, вслушивалась в звук далеких пока шагов и ждала, что скажет парень, когда отложит бинокль. Пока он разглядывал серую пелену тумана, поднимающегося с болот, Ника ощупала пострадавшую ногу. Колено не опухло, и она с облегчением перевела дух. Бедро болело так, что к нему невозможно было прикоснуться, но это пугало меньше.

Макс оторвался наконец от оптики и посмотрел на Нику.

«Зомби или убогий», – по губам прочитала девушка.

От ее сонного состояния не осталось и следа. Вчерашний случай отбил у нее охоту относиться к зомби как к страшным, но безобидным мертвецам. Так, во всяком случае, выходило по рассказам Красавчика. Ника поднесла часы к глазам и никак не могла взять в толк, что означает шесть тридцать. Ее очередь караулить или пришло время будить Грека? Она подняла глаза на Макса, надеясь получить ответ, но тот задумчиво разглядывал спящего проводника. Точнее, его затылок, на котором белела повязка. Будто почувствовав его взгляд, Грек заворочался, шумно вздохнул и повернулся. Увидев их напряженные лица, он вскинул голову.

«Там». – Макс ткнул пальцем в сторону болота.

– Не знаю, – отложив бинокль, вскоре сказал Грек. – Зомби или убогий. Не разобрать. Лучше бы зомби, конечно.

– Почему? – Макс, как всегда, первым задал вопрос, который вертелся на языке у Ники.

– Ты так и не понял, сынок? А в «Пособии» что про это написано?

– Там… много чего написано. И зомби, и убогие опасны, когда проявляют немотивированную агрессию.

– В точку. С одной лишь разницей, что убогого убивать западло. Тут ты прав. И еще одно. Убогие очень привязчивы. Избавиться от них практически невозможно.

– Так они и выходят с Зоны, увязавшись за сталкерами?

– Часто. Но не всегда. Иногда бывает, что эти добряки расстреливают своих поводырей и бродят себе дальше. Есть и сталкеры, которые специально ходят в Зону затем, чтобы выводить убогих.

– А как же приступы агрессии?

– Не могу ответить тебе на этот вопрос, сынок. Мы можем пройти рядом с убогим, и он нас не заметит. Можем поговорить, и он пойдет за нами. Можем и без всяких разговоров получить очередь в живот.

– Или в спину, – вставил вдруг Краб, давно прислушивающийся к разговору.

– Поговорить захотелось, да, Краб? – Проводник явно обрадовался. – Полчаса на то, чтобы перекусить и сменить повязки. Ты точно в порядке, Очкарик? – спросил Грек, заметив, как Ника поморщилась, неудачно поджав ногу.

– Я в порядке, – ответила она.

Спустя полчаса они гуськом двинулись в путь. На этот раз Грек поставил замыкающим Макса, сам пошел первым. Он натянул на голову вязаную шапку, чтобы бинты не так бросались в глаза.

– Видишь вешки, сынок? – Проводник показал Нике, идущей следом за ним, ряд колышков, вбитых в туман. – Вот по ним и иди. Но помни: это только пометки, чтобы не угодить в трясину. Самую обычную, сынок. Все, что касается аномалий, это отдельный разговор, сынок.

– И все-таки!.. – Макс полез в бутылку. – Хотя бы приблизительно, чего бояться?

– Тебе, Макс, нужно опасаться всего. Но первоочередная задача – обойти убогого без проблем. Твое дело в том, чтобы назад почаще оглядываться.

Увидишь, что он вскинул автомат, – стреляй первым. Задача ясна?

– Предельно.

– Отлично. Смотри-ка, Макс, ты схватываешь на лету. Это еще уметь надо. Не забывай ногами шевелить и задницей двигать.

Макс пробурчал себе по нос что-то, по всей видимости, оскорбительное для проводника. Однако этот выпад остался тайной для всех, исключая его самого.

Убогого – так со знанием дела назвал его Грек – удалось миновать без проблем. Широкоплечий мужчина в поношенном комбинезоне, с отсутствующим взглядом глубоко посаженных глаз и трясущимися губами, не обратил на них внимания. Тяжелые ботинки месили грязь. Он глубоко вздыхал, ходил кругами, глядя себе под ноги, словно пытался отыскать что-то потерянное.

Ника шла за Греком, погружая ноги в туман. Каждый раз она испытывала неприятные ощущения. Ей казалось, что там, внизу, ничего не было, кроме плотного серого дыма, что еще шаг – и она провалится в пустоту. Как ухитрялся Грек находить дорогу там, где не было ни неба, ни земли, осталось для девушки загадкой. Однако они продвигались вперед, и каждую вешку, выплывающую из тумана, Ника считала подарком.

Болото пульсировало. Время от времени из плотного дымного облака вылетали белесые протуберанцы и медленно таяли без следа. Купол неба, накрывший болото, уступал по насыщенности светом туману, стелющемуся под ногами. Серый цвет бледнел, наливался изнутри сиянием. Казалось, солнце переместилось под землю и теперь светит оттуда, наполняя белизной плотный туман.

Сколько времени продолжался этот бесконечный переход в никуда, она не знала. Ничто вокруг не менялось, и часы, как решила девушка, нещадно врали. Даже вешки, удивительно одинаковые, создавали впечатление замкнутого круга.

Ника не сдержала вздоха облегчения, стоило ей увидеть поднятую руку проводника. Только тогда девушка выглянула у него из-за спины. До этого она в прямом смысле шла след в след, ступая в дырки, оставленные его ботинками и еще не успевшие затянуться.

Туман раздвинулся. Посреди болота вырос сравнительно сухой остров, покрытый пучками остролистой осоки и стволами тонких деревьев, лишенных листвы.

– Привал, – негромко скомандовал Грек и первым сел на траву.

Ника не заставила просить себя дважды. Она села и вытянула вперед ноги. Ныло содранное бедро. Теперь, после трехчасового перехода, давало о себе знать и колено.

– Не понимаю. – Макс прожевал кусок галеты и запил водой. – Объясни мне, Грек, почему люди нагоняют столько страху по поводу этих болот? Сколько идем, и никаких аномалий. Ни этого, как его, батута – я имею в виду противоположность гравиконцентрату, когда исчезает сила тяжести, – ни каруселей, ни мышеловки…

От неожиданности Ника вздрогнула и уставилась на Макса. Он продолжал обычную болтовню, ни на кого не обращая внимания. Складывалось впечатление, что и в ответах парень особенно не нуждался, а говорил ради того, чтобы лишний раз послушать, как звучат его мысли вслух. Если бы Грек страдал таким же недержанием речи, то при его опыте весь поход в Зону превратился бы в одну нескончаемую лекцию.

– Не каркай, – запоздало отмахнулся проводник, потом открыл аптечку, забросил в рот несколько таблеток и запил их водой.

– Я не каркаю, – сказал Макс. – Просто интересно самому сделать вывод, а не принимать на веру все эти сталкерские басни. В принципе, если подвести первые итоги, что мы имеем? Да, в Зоне есть аномалии. Гравиконцентраты, вакуумные ямы – не отрицаю. Откуда что взялось – отдельный вопрос. Что у нас дальше? Та деревня с изуродованными телами, в которой якобы водятся живодеры? Не знаю, не видел. То, что там случилось, вполне может быть делом рук обыкновенных бандитов. Или тех же убогих, например, окончательно сошедших с ума. Хозяин Зоны… да, я видел огромного человека с белым изуродованным лицом. Вполне возможно, мутанта. Но относительно всех этих свойств, которыми он обладает, мне сказать нечего. Теперь что касается зомби. С давних пор подобные случаи ученые пытаются обосновать с научной позиции. Вполне возможно, лет через десять они объяснят, что за энергия позволяет мертвецам осуществлять чисто двигательные функции…

«Хороший парень Макс, – думала девушка. – Я наверняка не смогла бы болтать, будь у меня прострелена рука. Возможно, именно этим трепом он пытается заглушить боль. Вон, раненую руку никак не может устроить. Болит, конечно».

Вчера у автобусной остановки они разговорились. Впрочем, делал это скорее Макс, она большей частью молчала. Интересный парень, университет закончил. Ника, правда, так и не догадалась спросить, какой именно. Имеет ли это значение, если завтра, максимум послезавтра они расстанутся и каждый пойдет своей дорогой? Ни капли сожаления по этому поводу Ника не испытывала. Кто знает, может, и доведется им встретиться? Грек, как бы много он на себя ни брал, – отличный мужик. Чем-то напоминает военрука. Тот тоже строил из себя строгого и принципиального, а когда она пришла прощаться, руки у него дрожали от волнения. Макс – тоже ничего. Сюда вот пришел, хочет книжку правдивую про Зону написать. Вчера проговорился: и название, дескать, у него есть – «Мертвая Зона». Теперь, когда она узнала его чуть ближе, ей вполне верилось, что он доведет свою идею до конца. С его-то феноменальным упрямством и хорошо подвешенным языком!..

Что же касалось Краба, Нике не хотелось бы строить из себя предсказательницу, но, скорее всего, парню не пережить этой экскурсии. Что-то нехорошее мелькает в глазах у проводника, когда он смотрит на Краба. Тот подлец и трус, никто не спорит, но отдавать его на закланье в качестве жертвы… Во всяком случае, не ей решать. Красавчик не раз рассказывал девушке страшные истории о том, для чего иные проводники берут с собой новичков. Еще вчера Ника не взялась бы точно утверждать, что участь «отмычки» уготована именно Крабу. Почему, например, не Максу? Или не ей? Сегодня Нике хотелось верить, что Грек умеет быть благодарным. Очень хотелось.

Макс продолжал свой негромкий монолог. Его давно никто не слушал. Проводник отдыхал, прислонившись головой к дереву. Краб молчал, уставившись в одну точку.

– Заткнись! – внезапно прошипел Грек, и Макс замолчал на полуслове.

Ника прислушалась. Неясный звук, задушенный туманом, долетел до нее. Он ничем не напоминал те ахи и вздохи, которые она слышала утром. Спустя минут пятнадцать трудно поддающийся определению шум оформился в нечто вполне узнаваемое. Четкие размеренные шаги приближались. Они были уверенными, как будто идущий человек имел перед собой цель и двигался к ней, не сбиваясь с темпа.

– Догнал-таки и не заблудился, – с досадой проворчал Грек и взял в руки оружие.

– Думаешь, это тот убогий? – прошептал Макс, но проводник не снизошел до ответа, лишь тихо сказал:

– Береженого и Зона сбережет. Макс, в кусты, живо! Очкарик, возьми левее. Ты, Краб… – Он не успел закончить.

– Не вздумай начать стрельбу. Слышишь? Свои. – Эти слова пробились сквозь плотный туман и долетели до острова.

Грек, не скрывая облегчения, улыбнулся и негромко отозвался:

– Что я могу еще сказать? Ты, как всегда, вовремя, Док.

Прошло еще несколько томительных минут, прежде чем из тумана выступил высокий человек. Длинный плащ скрывал фигуру, а капюшон – лицо. Ника ухитрилась разглядеть лишь глаза, когда Док подавал проводнику руку для приветствия.

Словно для того чтобы девушка не мучилась, Док сбросил капюшон. Узкое худощавое лицо, длинные волосы, зачесанные назад. Прямой нос, упрямо сжатые губы, окруженные усами и бородой, выступающей клином. Не стар и не молод. Около сорока, может, чуть больше. Взгляд уверенного в себе человека. Только набрякшие красноватые веки выдают смертельную усталость.

Ника никогда не видела его воочию, но узнала сразу. Трудно было спутать этот низко поставленный голос, да и прозвище Док – единственное в своем роде. Пожалуй, и сам доктор тоже был личностью известной, легендарной в Зоне. Именно он, как говорил Красавчик, после того страшного случая накладывал ей швы на свежую рану. При мысли о том, что Док знает ее не с той стороны, с какой ей хотелось бы, краска бросилась Нике в лицо. Ему достаточно было показать на нее пальцем, и еще неизвестно, как поведут себя участники экскурсии. Оставалось надеяться на то, что у Дока пациентов за год сменился целый воз и маленькая тележка и он вряд ли помнит ее в лицо. Вполне возможно, что как раз на лицо, как на деталь, не представляющую опасности для жизни, Док и не обратил внимания. Особенно если учесть тот факт, что и разбито оно было до неузнаваемости.

– Рад видеть тебя, Грек. Живым. – Док окинул оценивающим взглядом повязку на голове проводника, выглядывающую из-под шапки, вскользь глянул на Макса, несколько задержался, рассматривая Краба, и вдруг решительно и надолго остановился на ее лице. Тонкие брови сошлись у переносицы.

«Все, – решила Ника. – Сейчас начнется канитель. Женщина в Зоне – как можно! На святое покусилась! Вот от кого, оказывается, все несчастья! Гнать ее отсюда, пусть сама выбирается, обманщица подлая!»

Девушка внутренне собралась, ожидая скандала. Однако Док выдавать ее не торопился, если и узнал.

– Новички, – утвердительно сказал он.

– Да, Док. Вторые сутки идем, истрепались в дороге. Вчера на свалке мы малость того… – Грек развел руками. – Хозяин со своими ребятками чуть нас не угробил.

– Нет больше прежней свалки. – Док между делом усадил проводника на землю и занялся повязкой. – От кордона иду. Грохот такой стоял, что я подумал, будто землетрясение началось. Раньше гора на свалке издалека видна была, теперь все ровным слоем лежит… Рана пустяковая, Грек. Царапина. Даже швов не надо – края сами сошлись. Счастливо отделался, считай.

Док профессионально быстро наложил новую повязку, и, в отличие от той, над которой трудилась Ника, она не съехала тут же на уши. Потом он занялся Максом, не сводящим с него восхищенного взгляда. Пока Док ощупывал рану и доставал из рюкзака одноразовый шприц, Макс терпеливо молчал. Он ждал повода, чтобы начать разговор, но так и не дождался. Док занимался своим делом, ни на кого не обращая внимания.

Как только на плече парня забелела новая повязка, он не сдержался и заявил:

– Док, я очень рад нашему знакомству. Я так много о вас слышал.

– Не могу сказать, что взаимно. – Док улыбнулся одними губами и снова бросил на Нику настороженный взгляд.

– Видите ли, Док, мне хотелось бы узнать о Зоне больше. Разговор с вами многое бы мне дал.

– Даже не знаю, чем вам помочь, молодой человек.

– Вы? Вы не знаете? Мне хотелось бы разобраться самому, где правда, а где ложь. Вот, например, говорят, что вы живете здесь, в Зоне, постоянно.

– Почти. Иногда выбираюсь за кордон. Но редко.

– Док, а правда, что вы никому в помощи не отказывает? Даже… тварям, порожденьям Зоны?

– Все твари одинаковы. Там, за кордоном, к примеру, люди начинают охоту на волков, и их мало интересует тот факт, что те думают по этому поводу. Здесь живодеры охотятся на людей. Уж поверьте мне на слово, их также не интересует ваше мнение по этому поводу.

– То есть, Док, если я вас правильно понял, вы считаете Зону их территорией? – Макс явно опешил.

– В какой-то мере да. – Док пожал плечами.

– А тех же живодеров вы считаете – как поточнее выразиться? – разумными существами?

– Разумными? Безусловно. Только это иная категория разума.

– Я не понимаю вас, Док.

– Что же тут непонятного? Все существа Зоны – не инопланетяне, а наши, земные, мутировавшие организмы. Пусть нам не до конца понятна природа мутаций, но тут уж наша проблема, согласитесь. Под водой живут акулы – это никого не удивляет. Так сложилась эволюция. Ледниковый период уничтожил одни виды и породил другие. Вот и считайте Зону своего рода новым ледниковым периодом. Вот представьте, однажды вы встали рано поутру и неожиданно обнаружили в себе необычные качества. Например, способность управлять людьми, как куклами. Да и не только ими. Не гипноз, нет, нечто принципиально иное. Управлять как творец, как вершитель. Самое малое – вы почувствуете себя выше людей. Самое большее – через некоторое время в вас не останется ничего человеческого.

– Но жрать людей я не стану в любом случае. – Макс нахмурился.

– Как знать, молодой человек, как знать. За любые вновь приобретенные способности, как за исполнение желаний, следует расплачиваться. Когда-то очень давно я читал один фантастический рассказ. Не помню автора. Один человек, влюбленный в женщину, заключил с дьяволом договор. В обмен на душу он получает свою пассию. Человек долго оговаривал условия, очень боялся, что дьявол его обманет. Наконец они сошлись на том, что женщина, точно такая же, как на фотографии, без всяких изъянов, будет всецело и полностью принадлежать этому человеку. И душой и телом. Еще терзаясь сомнениями, он приходит к себе домой и видит: на кровати сидит женщина, та, за которую он продал душу. Один в один как на фотографии. Такого же роста – сантиметров десять, не больше… К чему это я? Я хотел сказать, что, приобретая, мы всегда что-то теряем. Как часто и случается, лишаемся самого нужного.

– Кто же, по-вашему, этот… исполнитель желаний?

– Откуда мне знать? Могу только предполагать. Если возможны такие мутации, как режим невидимки у живодера или умение полностью подчинять себе, как у хозяина, то наверняка есть и кто-то или что-то в значительном масштабе. Всей Зоны, к примеру.

– Бог? Дьявол? Инопланетяне?

– Нет, молодой человек. Если хотите знать мое мнение, все гораздо прозаичней.

– А вот один мой друг, раз уж мы заговорили о фантастике, утверждает, заметьте Док, всерьез говорит, что каждая аномалия – это окно в иной мир. А Зона – своего рода музей, кунсткамера, где выставлены все образцы. Чтобы далеко не ходить.

– Тогда не окно, а скорее замочная скважина.

– Сути не меняет, Док. Человечество рвется в космос. А в Зоне у нас, так сказать, выездной зоопарк. Прямо на дому.

– Забавная мысль. Интересно было пообщаться, молодой человек. Однако мне пора, работы много. – Он обернулся, вперил в Нику тяжелый взгляд и поинтересовался: – А вы, молодой человек, не получили повреждений на свалке?

Ника решила, что он обратился к ней только затем, чтобы услышать ее голос. Потому что доктора одолевали сомнения. Менее всего ей хотелось их развеивать. Лучший выход для нее, если бы каждый остался при своем. Док при сомнениях, она с попутчиками. Неизвестно, как поведет себя Грек, разгадав ее тайну. А с болота ей самостоятельно не выйти. Тут не помогут ни карта, ни везенье. Вот почему Ника долго молчала, готовясь ответить максимально низким голосом, на который была способна.

Ее выручил Грек:

– С ним все в порядке, Док. Парень вчера спас мне жизнь.

– Да? Это замечательно. Что же… – Док вздохнул. – Пора мне. Как зовут твоего спасителя, чтобы знать, на кого в Зоне можно положиться? Да ты, парень, может, сам назовешься?

– Очкарик он, – не выдержал Макс, для которого подоплека неожиданных вопросов так и осталась неизвестной.

Он просто не мог смириться с тем, что его исключили из разговора.

Доктор окинул девушку на прощанье долгим взглядом, кивнул и исчез. Туман сомкнулся за его спиной.

А у Ники словно камень с души свалился.