27 июня 2015 года, Москва

– Так что это за Российская Федерация? – спросил Батоныч, удивленно разглядывая мой паспорт.

В этот раз я оказался готов к странностям – хватило опыта двух предыдущих возвращений из прошлого. Когда «вдруг» пропадали две станции метро на моей ветке и менялся государственный герб. Словом, изменений хватало и кроме общей истории. Но чтобы настолько глобально, вплоть до исчезновения целого государства?

– А у ВАС это как называется? – вопросом на вопрос ответил я.

– В смысле: у вас? – сразу поймал меня на оговорке Батоныч. – У НАС государство называется «Конфедерация народов России». Ты словно с Луны свалился. Хотя… Форма эта советская, паспорт несуществующей страны… Реально под дурачка косишь? Так не поможет тебе симуляция, дурилка. Все равно я с тебя должок в полной мере стребую.

– Я прибыл к вам из альтернативной реальности, – пожал плечами я. – Вернее, из того варианта реальности, который так и не осуществился благодаря моим действиям. Там существовала Российская Федерация, и Советский Союз распался в 1991 году.

– Когда? – вытаращил глаза Батоныч, прекратив постукивать по столешнице корешком моего документа.

– В девяносто первом году, – повторил я. – Союз развалился по границам национальных республик. И хорошо еще, что Российская Федерация не распалась на незалежные государства, вроде Башкирии или Татарии. А ведь и к этому дело шло.

– Складно врешь! – прокомментировал Батоныч. – И как ты только такое придумал? Ведь национальные республики упразднены еще в пятидесятых годах прошлого века!

– Послушал, значит, меня товарищ Сталин! – обрадовался я и тут же вспомнил, в какую клоаку сейчас вернулся. – Тогда почему у вас здесь такая грязь и… бандиты? Как у нас в девяностых? Неужели и тут Советский Союз распался?

– Распался… – мне показалось, что Батоныч скрежетнул зубами. – Да, распался, мать твою! Из-за этого меня, боевого офицера, из армии выкинули. Да и саму армию под нож пустили!

– Блин, ситуация практически как у нас… – отметил я. – А когда распад произошел?

– Да уж лет пять… – Батоныч озадаченно почесал макушку.

– Можно взглянуть? – я показал на монитор.

– На что взглянуть? – офигел Батоныч.

– Дай десять минут в Интернете покопаться, посмотреть, какие еще изменения мой крайний поход в прошлое принес. Или все-таки последний?.. – Я на пару секунд задумался: «А закончилась ли моя эпопея?» – После чего делай со мной, что хочешь – хоть в подвал тащи в пыточную камеру, хоть сразу на месте пристрели.

– Ну, за последним не заржавеет! – усмехнулся Батоныч. – Но все-таки уточни еще разок: где ты хочешь покопаться и почему при этом киваешь на мою мини-ЭВМ?

– В моем мире существует Интернет – глобальная мировая информационная Сеть, доступ к которой можно осуществить с любого компьютера.

– Да… – радостно скалясь, покачал головой Батоныч. – Вот ведь чувствуется в тебе нечто… Ты даже лапшу на уши красиво вешаешь. Надо же: обозвать нашу Библиотеку таким мудреным словом, как «Интернет», а электронно-вычислительную машину – компьютером. За то, что сумел меня удивить, дам тебе десять минут. А потом в подвал спустимся… Там, может, и не пыточная камера, но смывать кровь с бетонного пола всяко удобней, чем с паркета.

И Батоныч несколько секунд пристально смотрел на меня, ожидая какой-то реакции. Проявлений страха или неуверенности, быть может? Но мне сейчас было на все наплевать. Хотелось одного – узнать, что здесь произошло. Почему опять развалился Советский Союз, где недоработал я, а где – товарищ Сталин…

– Колян! – громко позвал Батоныч, так и не дождавшись от меня проявления эмоций.

В дверь кабинета немедленно просунулась бритая башка давешнего качка.

– Отведи клиента в каморку к Очкарику и дай доступ к Библиотеке, – распорядился Батоныч. – На всё отвожу десять минут, потом тащи его сразу в подвал. Хотя нет… Он меня сумел удивить – пусть будет полчаса.

Колян зашел в кабинет и спокойно опустил мне на плечо могучую руку.

– Пошли, дурилка! – с употреблением этого специфического словечка они явно шефу подражают.

Я покорно повернулся и пошел на выход, как вдруг резко, словно выстрел, прозвучала команда:

– Стоять!

Повернувшись, увидел: Батоныч встал из-за стола и подходит ко мне. С дистанции в два шага глава местной ОПГ четким отработанным ударом врезал мне по печени, а когда я согнулся от боли, добавил коленом в нос.

– Это тебе, дурилка, небольшой аванс! – спокойно, даже не запыхавшись, объяснил Владимир Петрович Бат. – Чтобы ты не строил иллюзий насчет того, куда попал. Я тебе не лох ушастый, меня красивыми сказочками не купить!

Внимательно посмотрев на мою перекошенную морду, Батоныч удовлетворенно кивнул и взмахом руки отпустил нас. Колян, ухватив меня за воротник, вытащил из кабинета и поволок куда-то вдаль по полутемному коридору.

Впрочем, тащил он меня недалеко – всего через сорок шагов коридор закончился тупиком, в котором обнаружилась дверь, обитая листовым кровельным железом. Этакая «сейфовая» дверь для бедных. Колян бесцеремонно забарабанил по ней кулаком, вызвав в узком пространстве настоящий звуковой шторм – от гулкого буханья «тяжелым тупым предметом» по металлу у меня даже заболели барабанные перепонки. И продолжалось это, как мне показалось, бесконечно долго – почти полминуты.

Наконец Коляна услышали. Звякнули открываемые засовы, и на пороге возник настоящий верзила, на полторы головы выше меня, перекрывающий своими плечищами весь проем.

– Очкарик, принимай клиента! – радостно завопил Колян, выталкивая меня вперед. – Шеф распорядился дать ему полчаса на ковыряние в Библиотеке. А потом сразу в подвал!

Только сейчас я разглядел на широком лице с покатым лбом питекантропа крохотные очки с тонкими дужками. Ничего себе «очкарик»!

Верзила молча кивнул и посторонился, пропуская меня в дверь. Колян еще что-то говорил, но я его уже не слышал, ошарашенно осматривая обстановку помещения. Я как-то успел привыкнуть, что технический уровень вокруг меня неожиданно откатился на пару десятилетий назад. И не только технический уровень. Но в этом отсеке… здесь царил настоящий хай-тек. Не уступающий самым передовым достижениям «моего» мира: почти десяток огромных плоских мониторов, застекленные шкафы серверов с мощным воздушным охлаждением, оптоволоконные кабели и прочая перемигивающаяся сотнями разноцветных светодиодов и гудящая кулерами электронная машинерия.

– Впечатляет? – усмехнулся Очкарик. Голос у него оказался под стать фигуре – мощный утробный бас.

– Видал я лилипутов и покрупнее! – пожимаю плечами. – Но не здесь. Тут не ожидал уже увидеть такую технику. А чего тогда в кабинете твоего шефа такое допотопное чудище стоит?

– Так ему, чтобы «косынку» раскладывать, ничего сверхсовременного не нужно! – хохотнул Очкарик.

– А как же понты? – удивился я. – Вот придут к нему на… встречу деловые партнеры, а у него на столе этакий гроб стоит.

Здоровяк на пару секунд задумался, а потом пренебрежительно махнул рукой:

– Ерунда! Если бы такая мелочь грозила репутации Батоныча, то он бы давно у себя видеостанцию на пять мониторов развернул. Да и не ходят к нему… деловые партнеры. Они как-то… в других местах привыкли… деловые вопросы… перетирать. Ладно, тебя чего сюда послали? В Библиотеке ковыряться? Так вот тебе свободное место, присаживайся… С «десяткой» знаком, справишься?

Я сел на вращающееся кресло у большого тридцатидюймового экрана и оглядел рабочее место. Так… монитор марки «Рекорд»… Чего? Я еще раз тупо перечитал надпись на логотипе компании-изготовителя. Да, именно «Рекорд»… неужели наши делают такие… вполне современные компьютерные мониторы? Ладно, потом разберусь… если доживу. Смотрим дальше… Клавиатура привычного вида… кроме эмблемы фирмы, опять что-то российское. Мышь оптическая беспроводная… тоже выпущенная в России. Заглядываю под стол, смотрю на системный блок – на нем красуется надпись «ЭВМ «Рубин» 345-15». Н-да… Лихо они тут… неужели ничего импортного нет? А как же «иномарки» на улице? Или компы делать научились, как и ракеты с самолетами, а с автомобилями и здесь ничего путного не вышло? Как там говорилось в анекдоте: «Проклятое место…» Отвлекся что-то… Хорошо, пусть девайсы сугубо суровой русской сборки, но устройство у них вполне знакомое.

– Справлюсь! – уверенно ответил я.

Очкарик хлопнул меня по плечу, словно дубиной огрел и ушел куда-то в глубину помещения. А я, немного повозившись с непривычным интерфейсом, вошел в Сеть. Или, вернее, в Библиотеку, как у них здесь называлось виртуальное пространство. Через пару минут я убедился, что данная Сеть – исключительно русскоязычная. Никакого выхода на англоязычный сегмент, если он вообще существует, просто не было. Или я просто не знал, как это делается. Ну да мне сейчас и русскоязычной части вполне хватит. Да и сама Библиотека сильно отличалась от нашего Рунета – полностью отсутствовали развлекательные сайты и рекламные порталы. Только информационные ресурсы, новостные и энциклопедические. И даже на их страничках я не увидел ни одного рекламного баннера. Красота! Операционная система «Десятка» оказалась вовсе не десятой версией «Винды», а самостоятельной российской разработкой, причем первая ОС «Единичка», судя по логам, была создана в лохматые восьмидесятые годы, и с тех пор на отечественные ЭВМ ставился только отечественный «софт».

Разобравшись с принципами Сети, я начал «серфить» в поисках нужной инфы. И почти сразу наткнулся на отлично сделанный сайт, целиком посвященный Второй Мировой войне. Причем сайт явно государственный, с многочисленными архивными документами. К тому же, судя по датам выкладки документов, он был создан не к юбилею Победы, а уже несколько лет назад. Видимо, в этой реальности к истории своей страны относились несколько бережнее.

Первым делом я посмотрел дату окончания войны. Великая Отечественная закончилась 11 сентября 1944 года. Ага, с момента прошлого возвращения сдвиг еще на пару месяцев. Ход боевых действий в общих чертах соответствовал «предыдущей версии», сложившейся после моего второго возвращения из прошлого, но финал оказался несколько иным.

По итогам Германия, вся скопом, стала соцстраной, а кроме нее еще и Австрия с Финляндией. Никаких разделений на «западные» и «восточные» половинки стран. Вероятно, союзнички так и не успели подсуетиться. Общие потери воюющих сторон тоже другие: СССР в этот раз потерял 17 миллионов, в полтора раза меньше, чем в «реальной истории», а Германия 14 миллионов, наоборот, почти на двадцать процентов больше. В войну с Японией мы вступили не через четыре месяца после окончания войны в Европе, а через шесть – в феврале 1945 года. Перед этим заставив США исполнить все обязательства по поставкам станков и оборудования, которые они с весны 1944-го стали задерживать и растягивать. В этот раз СССР захватил не только Маньчжурию, которую отделили от Китая и сделали соцстраной еще в 1946-м, но и всю Корею, тоже ставшую социалистической.

Дата окончания Второй Мировой войны меня удивила – несмотря на то что Советский Союз начал боевые действия против японцев почти в начале года, капитуляцию самураи подписали только в декабре. Заинтересовавшись этой нестыковкой, я выяснил, что здесь сражения на Тихом океане шли совсем по-другому.

Уже изначально японцы «переписали старый сценарий», атаковав Перл-Харбор не двумя, а тремя волнами. И хотя они при этом потеряли почти семьдесят самолетов, почти в два с половиной раза больше, чем в «реальной истории», но зато и уничтожили, помимо кораблей, еще и все находящиеся в Перл-Харборе запасы топлива и очень сильно повредили ремонтные мощности. Из-за таких потерь в палубной авиации самураям пришлось серьезно пересмотреть и усилить систему подготовки пилотов, вследствие чего они на протяжении всей войны куда лучше восполняли потери. Кроме того, в этом мире тоже случился рейд Дулиттла на Токио, но с другими результатами – японцы подловили и потопили «Хорнет». Ну и, как потом выяснилось, они откуда-то узнали, что американцы читают их коды и устроили им ловушку у Мидуэя. Который смогли-таки захватить. Хотя и ненадолго. Так что война на Тихом океане шла для США куда более тяжело, к началу 1945 года амеры едва успели отбить Филиппины. О массовых воздушных налетах на Японию американцам приходилось только мечтать, но единичные, точечные бомбардировки все-таки осуществлялись, хотя и без особого успеха – «зонтик» над островами японцы построили очень крепкий.

Однако атомная бомбардировка все же произошла. Гораздо позже даты, которую я помнил – в декабре 1945 года, в момент, когда советские войска вышли к побережью Кореи, а советский флот высадил несколько десантов на Хоккайдо. Ядерной атаке подвергся город Киото, старинная столица страны Ямато. Микадо к тому моменту уже отдал приказ о капитуляции. Поэтому японцы так и не простили американцам такого подленького удара.

Бомба у америкосов была всего одна. На другую просто не успели наработать плутония. В Советском Союзе свою бомбу испытали уже в 1946 году. Что, вкупе с тем, что в руки СССР попал и ракетный полигон Пенемюнде, и заводы по производству ракет, и сам фон Браун, установило ядерный паритет уже к 1948 году.

Дальше, дальше… Смерть Сталина… Ого! 1957 год! Вот что значит: некому яду было поднести. Есть и другие отличия послевоенной истории страны. Серьезное переформатирование в национальной политике: все прежние республики, образованные по национальному признаку, ликвидированы. На XIX съезде ВКП(б), состоявшемся здесь в 1950 году товарищ Сталин заявил: «Великая Отечественная война показала, что в СССР возникла новая историческая общность – советский народ».

Так почему все-таки соцсистема развалилась? Неужели только из-за способа хозяйствования? Этой, как ее… плановой экономики?

Одно только и радует: Союз распался не по границам национальных республик, и вышло из «Конфедерации народов России» не так уж много территорий. Только большая часть Литвы и три самых западных области Украины. Первая тут же попала под полную зависимость Польши, а новообразованная республика Галиция имеет с этой Польшей весьма сложные отношения, поскольку претендует на часть территории бывшей Речи Посполитой, а та, в свою очередь, на всю территорию Галиции.

В Латвии и Эстонии на данный период времени неспокойно, и снова появились «лесные братья», но им не дают особенно разгуляться. Хотя и под визги «международной общественности». Но та пока больше занята «перевариванием» стран бывшего соцсодружества и на территорию СССР особенно не лезет. Других военных конфликтов на почве межнациональной ненависти, вроде нашего Карабахского, Приднестровского или Грузино-абхазского, здесь не произошло.

– Ну что, дурилка, узнал что-то интересное? – прогрохотало над ухом, а в плечо словно стальные щипцы впились – Владимир Петрович, гад такой, подкрался неожиданно.

Увлекшись сбором информации, я не следил за временем. Поэтому появление в компьютерном отсеке Батоныча стало неприятной неожиданностью – ведь сколько еще полезного надо было узнать… Перестав сжимать мое плечо, босс местной мафии повернулся к стоящему рядом Очкарику.

– Ты смотрел за ним, Боря?

– Конечно, Владимир Петрович, смотрел и фиксировал все его действия, как вы мне по телефону и велели! – ответил Очкарик-Борис.

Ого! Так хитромудрый Батоныч не просто так меня сюда отправил, он хотел мою реакцию посмотреть.

– Так что скажешь о клиенте, Борис?

– Ну, что сказать… – медленно проговорил Очкарик, смешно наморщив покатый лоб. – Он или в натуре шизофреник, или действительно провалился к нам из другого мира. На стоящую в моем закутке технику смотрел, словно баран на новые ворота. Особенно его заинтересовали логотипы заводов-изготовителей. Складывается полное впечатление – мониторы, мышки и прочее клиент увидел первый раз в жизни. Но довольно быстро освоил управление, вероятно, в «его» мире есть нечто принципиально похожее.

– А он не мог… сыграть удивление? – рассеянно глядя сквозь меня, как будто я прозрачный, спросил Владимир Петрович.

– Не думаю… – качнул головой Очкарик. – Тут надо быть актером уровня народного артиста СССР. Да и не видел он, что я за ним наблюдаю, – его процесс чрезвычайно увлек.

– Что он искал в Библиотеке? – по-прежнему игнорируя мое присутствие, спросил Батоныч.

– Первым делом посмотрел данные об окончании Великой Отечественной войны. Потом бегло просмотрел всю историю войны. Затем послевоенные годы, – ответил Очкарик. – Несколько раз ОЧЕНЬ удивлялся…

– Ага, понял… Спасибо, Боря, отлично сработал, свободен. – Батоныч дружески хлопнул Очкарика по плечу. Тот широко улыбнулся, явно обрадованный похвалой босса, и быстрым шагом ушел куда-то в дальний угол своей огромной «каморки».

А Володя впервые посмотрел прямо на меня. Тяжелый у него взгляд…

– И что же мне с тобой делать, дурилка? Ведешь себя донельзя странно – информация из Библиотеки для тебя гораздо важнее собственного близкого будущего. Которое я могу сделать весьма… неприятным для твоего организма, мягко говоря. Но ты почему-то совсем подвала не боишься…

– Нет, ну почему же… Боюсь! – усмехнулся я. – Это ж надо совсем дураком быть, чтобы пыток и боли не бояться. Просто я неплохо выполнил важную работу. Благодаря которой моя страна выиграла войну с гораздо более весомым результатом и меньшими потерями. А затем продержалась до распада «лишние» тридцать лет. Неплохой итог похождений дилетанта.

– Ладно, Виталий… считай, что сумел завладеть моим вниманием! – рассмеялся Батоныч, и я отметил, что он впервые с момента встречи назвал меня не «дурилкой», а по имени. – Пойдем посидим, и ты мне расскажешь о своих приключениях.

Мы вышли из «закутка» и пошли по коридору. Никого из мордоворотов видно не было. К моему удивлению, Батоныч привел меня не в свой совково-пафосный кабинет, а в соседнюю комнату, обставленную, на мой взгляд, куда как «современней» – более соответствующей по стилю мебелью десятых годов двадцать первого века, а не девяностых века двадцатого. Уютные даже на вид кожаные кресла, приглушенный свет, музыка, льющаяся из устройства, напоминающего «саунд-бокс» с вставленным в верхнюю панель айподом.

На большом приземистом столике была накрыта довольно богатая «поляна»: три бутылки спиртного – коньяк, виски и ром; два графинчика с соком, судя по цвету – томатным и апельсиновым; мясная нарезка – буженина, корейка и копченая колбаса; тарелка с несколькими видами сыра; черная и красная икра в хрустальных вазочках; в серебряном ведерке со льдом охлаждалось не шампанское, а водка, похожая по этикетке на «Столичную», но с другим логотипом. Между блюдами стояли разнокалиберные рюмки и фужеры.

– Неплохо живете! – похвалил я, едва перешагнув порог и насладившись видом натюрморта.

Похоже, что подвал с бетонным полом мне в ближайшее время не грозит. Все-таки я сумел в достаточной мере заинтересовать Батоныча.

– Присаживайся, Виталий! – приглашающе махнул рукой хозяин.

Я плюхнулся в глубокое кресло, с наслаждением вытянув натруженные ноги в пыльных сапогах. Володя сел напротив и сразу разлил по рюмкам коньяк.

– Твое здоровье! Оно тебе может очень сильно понадобиться, если… если ты все-таки передо мной дурочку валяешь! – Батоныч произнес двусмысленный тост и, не чокаясь, махнул коньяк залпом.

Я тоже не стал растирать напиток языком по нёбу, как предписывает этикет, а махом опрокинул в себя рюмку. По телу разлилось приятное тепло, коньяк оказался отменным. Подцепив вилкой пару ломтей буженины, кладу их на кусок свежего хлеба и медленно, с наслаждением жую. Крайний раз я «принимал пищу» сутки назад. А уж нормально ел до своего очередного провала в прошлое.

Батоныч, терпеливо дождавшись, пока я дожую бутерброд, скомандовал:

– Рассказывай! Подробно рассказывай – кто ты такой на самом деле и что успел натворить!

– Зовут меня Виталий Дмитриевич Дубинин. Бывший офицер, комиссован после ранения…

– После ранения? – переспросил Володя. – Что, у вас война была?

– Да почти война… даже две. Первая и Вторая чеченские. Усмиряли гордых нохчей. Да у нас там после развала Союза почти каждый год вооруженный конфликт, – вздохнул я. – Только последние лет десять более-менее спокойно. И армию почти развалили…

– И как именно развалили? – заинтересованно спросил Володя.

– Да так – напрочь! Ты прикинь, за два года – с девяносто четвертого по девяносто шестой – всей армией одну Чечню задавить не смогли. В Хасавюрте Россия мир с Чечней подписала, считай, как с отдельным государством. Ты понимаешь? Армия России всего лишь с одной своей бывшей автономной республикой справиться не смогла!

Бат несколько мгновений с глупой, неверящей улыбкой пялился на меня, а потом понял-таки, что я не шучу и, резко помрачнев, глухо выдохнул:

– И кто ж это у вас так?..

– Дерьмократы, мать их… которые к власти пришли. Мол, мы ведь с главным стратегическим противником теперь стратегические партнеры, так зачем нам армия?

– Ни хрена себе! – в сердцах выразился Владимир Петрович. А потом быстро разлил еще по рюмке и, не дожидаясь тоста, махнул не чокаясь. Будто помянул…

– Ладно, потом подробно расскажешь. Давай о себе!

– После комиссования я пару лет помыкался, работу нормальную найти не мог – тогда таких вояк безработных много было. Жена от меня ушла… А потом ты меня подобрал…

– Я?! – снова удивился Батоныч.

– Ты, дружище, ты! – усмехнулся я. – Ты тогда по возрасту на пенсию вышел и сумел на хорошее место устроиться. Огляделся и принялся «гвардию» вокруг себя собирать – бывших однополчан и старых знакомых.

– А мы с тобой, стало быть, знакомы были? – уточнил Батоныч.

– Как раз во время Чеченской войны и познакомились – наши части рядом стояли. Твой танковый полк и мой мотострелковый батальон.

– Ага… – призадумался Володя, машинально разливая по рюмкам коньяк. – Ну, давай за тех, кого нет с нами!

На этот раз мы выпили оба. Тоже, как и положено, не чокаясь.

– У вас, я так понимаю, ничего похожего на наши военные конфликты не было? В смысле – на своей территории не воевали?

– Да как-то… не припомню ничего такого! – мотнул головой Батоныч. – В командировки – ездили. Во всякие Эфиопии и Анголы. Я сам три раза мотался, дружбу народов крепил. Два ордена имею: Красной Звезды и Красного Знамени.

– Хорошо воевал, молодец! – искренне похвалил я. – И в Афгане был?

– Где?

– В Афганистане.

– Нет, там точно не был. Да там вроде тихо было…

– Надо же – тихо! – в свою очередь удивился я. – А у нас там почти десять лет серьезная война шла. Еще при советской власти, до развала Союза. Столько там бойцов положили, техники сожгли… ладно, снова мы отвлеклись. Продолжаю: работал я спокойно в твоей конторе, и вот дней десять назад еду спокойно по Рижской эстакаде и тут мне на мобилу звонит… Сталин!

– Кто?! – Батоныч аж поперхнулся.

– Да, я сам первоначально в шоке был! Сразу какие-то чудеса начались – звонок не прервался, даже когда я телефон отключил. В общем, решил, что если это не розыгрыш, то я никогда не прощу себе, если не предупрежу Сталина о дате начала войны. Разговор длился часа полтора или два, пока на моей мобиле аккум не сел. И предупредил, и кучу всякой разной инфы на него вывалил.

– Не розыгрыш оказался?

– Как потом подтвердилось – точно нет! Мне после разговора на месте не сиделось, и в канун даты начала войны я рванул в Брест. Сам не знаю зачем. Вот сейчас только мысль пришла: меня туда словно на канате тащило. И вот двадцать второе июня, на рассвете выезжаю из придорожной гостиницы… А над головой немецкие бомберы ровными рядами на восток идут. Весь горизонт закрывают… Тут на них наши истребители налетели – не зря я все-таки вождя предупредил. Вроде как первый удар отбили. Но не успел я снова в машину сесть, как какой-то загулявший немецкий ас прямо на меня облегчился. Видимо, от груза избавлялся, чтобы побыстрее от наших убежать. В общем, машина посечена, я целый. Принимаю решение идти в Кобрин. Дошел до шоссе, встретил полуторку с бойцами. Но едва поздороваться успел, как очередная шальная бомба рядом рванула. Очухался уже в нашем времени…

– Заново родился, выходит… – Батоныч снова разлил коньяк.

– Ага, – кивнул я, медленно выцедив рюмку.

– И я так понимаю, что это не конец твоих приключений?

– Угадал. Приехал я на рейсовом автобусе в Брест, купил на вокзале билет до Москвы – автомобиль-то мой тю-тю, сижу в зале ожидания, слышу: планшет пищит, вызов на него пришел.

– Планшет – это что? – уточнил Володя.

– Электронный девайс. Мини-компьютер, ну, по-вашему ЭВМ, размером с книжку. Показать не могу – утратил военно-морским способом. Пролюбил, короче…

– Понял, у нас такой блокнотом называется. Ври дальше!

– Ладно, слушай: снова звонок от Сталина. Он меня поблагодарил за предупреждение, сказал, что они успели подготовиться и успешно отбивают первый удар. Я сказал, что сам видел отражение воздушного налета – неведомым образом к ним переместился. Договорились с ним о том, что если я еще раз в прошлое провалюсь, приду в любое отделение госбезопасности и назову пароль. Информации военной я ему еще подкинул, на том и попрощались. А я решил до Брестской крепости прогуляться. Не знаю, как у вас, а у нас она стала символом беспримерного мужества и самопожертвования. Под девизом: «Умираю, но не сдаюсь!» Ее несколько дней обороняли в полном окружении, а после захвата еще месяц наши бойцы сопротивление оказывали, прячась по подвалам.

– Ничего похожего в нашей истории не помню! – подумав десять секунд, сказал Володя. – Хотя историю Великой Отечественной войны нам очень хорошо в академии преподавали.

– О том, что история изменилась, я в то же утро узнал – у вас крепость держалась ровно сутки. Потом ее деблокировали и вывели остатки гарнизона – никакого тактического, а уж тем более стратегического значения крепость не имела.

– Ну да! – согласился Батоныч. – После взрыва мостов немцы навели понтонные переправы вне зоны действия крепостной артиллерии, и смысла удерживать этот пункт уже не было.

– Вот там мне впервые повоевать пришлось… – Я замолчал, припоминая эти события. – Впервые на Великой Отечественной… в первый день войны…

– Снова провал?

– Да. Там церковь есть. Сейчас она действующая, а тогда красноармейским клубом была. Вот в нее-то я и попал за две минуты до проникновения туда немецкой штурмовой группы. В крепости ведь сплошного кольца стен не было, вот немцы где-то с лодок и высадились. А размещение в клубе пулеметов позволяло контролировать весь двор цитадели. Что в моем варианте истории и произошло. Но в этот раз я фрицам эту задумку сорвал: захватил пулемет и гонял их по углам, пока наши не пришли здание отбивать.

– Что, прямо вот так и захватил пулемет? И немцы тебе его отдали?

– Я умею уговаривать… – усмехнулся я.

– Голыми руками? Или у тебя оружие было? – прищурился Батоныч.

– Ножик складной! – хитро усмехнулся я. – Вот этот!

И я продемонстрировал свой любимый ножичек, жестом фокусника вытащив его из кармана шаровар.

– Вот ведь два балбеса! – рассмеялся Батоныч. – Колян и Димон тебя даже обыскать забыли!

– И вот этим самым «перышком» я прирезал пулеметчика. Дальше – дело техники. В общем, когда меня перебросило обратно, живых немцев в крепости не наблюдалось – закончились.

– А как тебя перебросило?

– Да как и в первый раз – рядом произошел взрыв.

– Второй раз, значит, заново родился? Теперь я понимаю, почему ты подвала не испугался… – хмыкнул Батоныч. – Хрен ли тебе, после пары смертей, какие-то пытки?

– А вы чего, реально кого-то в подвале пытаете? – не удержался я.

– Ну… как сказать… – замялся Батоныч. – Я тебе правду скажу, только ты – молчок!

– Замётано!

– Подвал есть, это верно. И мы даже кое-кого туда водим… Но максимум, что получают такие «гости» – несколько ударов в печень. Не пытаем мы никого, хотя необходимый антураж держим – малый полевой хирургический набор. Там в комплект такая пила страшная входит, для ампутаций конечностей… Бр-р-рррр… Клиенты при одном виде этих инструментов писаются от страха. Для полноты картины к «гостям» выходит Колян, облаченный в заляпанный кровью медицинский халат. Ты ведь его морду помнишь?

– Ага… – с трудом сдерживая смех, кивнул я. – Об заклад могу побиться, что по жизни Колян – весельчак и бабник, и наверняка добряк, мухи зря не обидит.

– Ну, насчет мух ты загнул… – рассмеялся Батоныч. – А хотя… ты верно сказал: ЗРЯ не обидит. Он действительно жизнерадостный увалень, в моем полку старшиной роты служил.

Я не выдержал и заржал в голос. Володя, широко улыбаясь, разлил очередную порцию.

– Так и живем… Ладно, мы отвлеклись. Что после второго рождения было?

– Что было… Отряхнулся от пыли и пошел… Форму вот эту у реконструкторов выкупил, чтобы в следующий раз…

– Ты уже и на будущее загадывал? Про третий раз думал?

– А чего тут думать? Один раз – случайность, два раза – тенденция…

– Третий раз – закономерность?

– Так и вышло. Вернулся я из Бреста в Москву. Уже по пути понял, что история весьма круто переменилась. Со мной в одном купе ехал историк-любитель, всё мне по полочкам разложил. Война на полгода раньше закончилась, потери почти на четверть снизились…

– А в твоем… – Володя запнулся, – мире – когда закончилась война и какие были потери?

– Девятого мая тысяча девятьсот сорок пятого года. Потери – почти двадцать восемь миллионов. И то многие исследователи говорят, что реальные потери могут быть больше.

– Сколько?! – оторопел Батоныч. – Это же…

– Да, на одиннадцать миллионов больше, чем у вас.

– Как же так? Как же можно было… так? – Володя оказался шокирован.

– Пограничное сражение у нас совсем по-другому проходило. Да и потом… Вяземский котел, окружение Юго-Западного фронта, Харьковская катастрофа сорок второго года… За первые два года войны потери «у нас» и «у вас» отличаются почти в три раза. Да и дальше, до самого конца войны, потери Красной Армии «у вас» гораздо терпимее. Но в основном потерь меньше среди гражданского населения.

Батоныч, все еще под впечатлением от услышанного, молча расплескал коньяк по рюмкам и проглотил напиток как лекарство. Я последовал его примеру: страшные цифры до сих пор кололи сердце. Взгляд Владимира Петровича сделался осмысленным только минуты через три. Видимо, бывший офицер пытался в уме прокрутить возможный сценарий войны, при котором Советский Союз потерял так много людей.

– Продолжай, пожалуйста… – тихо попросил Батоныч. – Что с тобой дальше случилось?

– До дома доехал нормально, но уже в Москве странности начались – паспорт у меня оказался другого образца. И пары остановок метро построить не успели… Но это всё мелочи в сравнении с вашим миром. После второго возвращения ты, Володя, всё еще оставался моим другом и сослуживцем…

– Это дело поправимое! – слегка улыбнулся Батоныч, начиная потихоньку отходить от шока. – Вот сейчас нарежемся… культурно, по-гусарски… и станем… для начала приятелями. А там видно будет! А вообще, конечно, интересно выходит: ты меня знаешь как облупленного, а я тебя первый раз вижу.

– Это тоже поправимо! – усмехнулся я. – Вот сейчас я вспомнил, что ты мне сказал после третьего звонка Сталина…

– Так все-таки был и третий звонок?

– Да, и поступил он прямо на мой рабочий телефон в конторе. Половина сотрудников отдела сбежались послушать, когда я начал вождя информацией грузить. А после завершения разговора ты мне говоришь: будь у меня возможность со Сталиным связаться, я бы такого насоветовал…

– Да ты прямо мои мысли сейчас прочитал! – покрутил головой Батоныч. – Действительно: вот сижу сейчас и думаю: будь у меня прямая линия со Сталиным… Прости, уточню. Правильно ли я понял, что вызовы от Сталина не привязаны к какому-то одному устройству связи? Первый раз он позвонил тебе на мобильный, второй раз на… этот… как его… планшет, третий раз…

– На обычный городской телефон! Я так думаю, что аппарат в данном случае вообще никакой роли не играет. Даже если у меня не окажется никаких технических средств связи, то и тогда «темная сила» что-нибудь придумает. Шишки начнут на голову сыпаться и укладываться на землю в виде букв, или ветер в деревьях засвистит, имитируя сигналы «морзянки»…

И тут запиликал лежавший возле «саунд-бокса» телефон. Я непроизвольно вздрогнул. Володя взял аппарат, посмотрел на экран и удивленно сказал:

– Вызывающий абонент не определен. Странно… На этот мобильник мне только родные звонят, больше никто этого номера не знает.

«Вот оно! Снова начинается!» – подумал я.

Батоныч как-то излишне осторожно нажал сенсор ответа и, поднеся аппарат к уху, произнес:

– Слушаю! Кто говорит? Кто?! Шутки шутить со мной вздумали?! – нажав «отбой», Владимир Петрович раздраженно бросил ни в чем не повинный мобильник на стол, угодив аккурат между бутылками водки и коньяку. – Ты прикинь, Виталь, этот… вызывающий представился… Сталиным! Как будто кто-то наш разговор подслушал и решил так СО МНОЙ пошутить! Ох, найду я этих юмористов…

Батоныч торопливо разлил остатки коньяка и уже почти поднес рюмку к губам, когда из лежавшего на столе аппарата отчетливо донеслось:

– Это не шутка! Это действительно я, Сталин! Кто там с вами? Не Виталий Дубинин?

– Да, это я, Иосиф Виссарионович! Виталий Дубинин. Добрый день! – нагнувшись к мобильнику, торопливо сказал я. – Я тут у… коллеги в гостях. Вы его горячность простите – это он от неожиданности.

– Конечно, прощаю! – пророкотало из динамика. – Я помню, как ви сами в первый раз реагировали.

– Иосиф Виссарионович? – глупо хлопая глазами, переспросил Батоныч.

Теперь я сам мог наглядно убедиться, какую реакцию вызывает подобное происшествие. Неужели и у меня 18 июня был такой же ошарашенный вид? Однако Володя немедленно подтвердил наличие быстрого ума, который помог ему достичь более высокого статуса, нежели мне, – мгновенно сориентировавшись в обстановке, главарь местной ОПГ расправил плечи, как-то весь подтянулся и громко и четко сказал:

– Прошу прощения, товарищ Сталин, не сразу понял, кто звонит. У аппарата полковник бронетанковых войск Советской Армии Владимир Петрович Бат. Можете располагать мной по своему усмотрению!