14 июля 1941 года, Горький

Смешное, по меркам Батоныча, расстояние в четыреста километров – к его удивлению, многие в этом времени говорили по старинке «верст» – поезд шел почти полные сутки. Постоянно приходилось пропускать идущие на запад воинские эшелоны, где теплушки с бойцами чередовались с платформами с зачехленной техникой на них, и санитарные поезда, идущие в противоположном направлении. Помимо последних на восток гнали и обычные гражданские составы, насколько понимал Владимир Петрович, эвакуирующие из Белоруссии беженцев, промышленные производства и прочие матценности. Какие именно, Бат затруднялся даже предположить: не его специфика, так сказать. Куда больше его интересовало, что везут на фронт. Но к маскировке предки, как выяснилось, относились со всей серьезностью – вопреки мнению многочисленных псевдоисториков начала «нулевых» годов, отрабатывающих заокеанские гранты и потому пишущих о тотальной неготовности Советского Союза к войне и ужасающем хаосе первых ее месяцев, особенно как раз в области железнодорожных перевозок. Мол, везли, как попало, не маскируясь и не скрываясь, и доблестные гитлеровские асы порой еще и выбирали, какую цель атаковать и что именно бомбить. Плюс к этому СССР еще и нарушал международные правила ведения боевых действий, перевозя технику и солдат вместе с гражданскими и ранеными, потому и жертв было так много. Ну и прочую чушь…

Если танки – в основном харьковские и сталинградские «тридцатьчетверки» – Батоныч без труда угадывал по общим габаритам и не прикрытой брезентом нижней ветви гусениц, то с остальной техникой ничего не выходило: определить, что именно везут, никак не удавалось. Может, пушки, может, автомашины или вовсе штабеля каких-то ящиков. Хотя батарею «Катюш» Бат все же визуально определил по задрапированным чехлами направляющим. Узнав смонтированные на базе трехосных «ЗиСов» пусковые установки «БМ-13», Владимир Петрович только хмыкнул: уж не сам ли капитан Флёров на фронт едет? Хотя вряд ли, он вроде уже там должен находиться, первое применение знаменитых реактивных минометов состоялось под Оршей Витебской области в этом месяце. Или состоится? С теми изменениями, что последовали в истории в результате их с Виталей действий, уже ничего точно не понятно – сроки, пусть и ненамного, но сдвинулись. Если же это не Флёров, значит, Виссарионыч успел надавить, куда нужно, в кратчайшие сроки поставив производство первой в мире РСЗО на поток. Что не может не радовать, угу. Уж больно высокую эффективность это простейшее, по сути, оружие показало… Надо бы и для своей бригады выпросить хотя бы батарею, а лучше – дивизион!

– Товарищ полковник, пойдемте перекусим? – Голос Очкарика отвлек Батоныча от размышлений, вызванных очередным проходящим мимо эшелоном. – Ребята уже все приготовили, вас ждут.

После недавнего визита к Вождю Борис заметно изменил свою линию поведения. Даже в общении с, казалось бы, сто лет знакомым шефом. Ну бывшим, разумеется, шефом. Поскольку «шеф» остался там, в будущем, которое скорее всего уже не наступит. По крайней мере, в том виде, в котором они его покинули. Так что теперь или «товарищ полковник», или просто «командир». Что же до изменений? Серьезней он стал, что ли? Или просто прочувствовал, что НА САМОМ ДЕЛЕ вокруг происходит? По крайней мере, больше никаких шуток «а-ля нулевые» насчет «кровавой гэбни» Батоныч от него не слышал. Парень словно в одночасье снова стал старшим лейтенантом войск связи Борисом Кариковым, а не приближенным к главарю организованной преступной группировки бандюком с погонялом Очкарик.

– Да, Боря, пошли, я бы и на самом деле с удовольствием чего-нибудь захомячил. Думаю, часа через два мы до Нижнего таки дочапаем. Ну, в смысле до Горького, сейчас он так называется. Смотри не перепутай, Кутузов! – Усмехнувшись, Владимир Петрович рывком поднял до упора фрамугу вагонного окна. Пора привыкать к местным реалиям. Тепловозов с прочими электролокомотивами тут пока не имеется, а паровоз, ежели ветер неудачно подует, может весь поезд дымным шлейфом накрыть – потом замучаешься чихать и морду от сажи отмывать. Вчера уже успел испытать подобное: удовольствие то еще. В танке после боя и то почище, пожалуй. Ну, иногда…

В непривычного вида двухместном купе с нескладывающимися мягкими диванами – Бату с сопровождающими выделили отдельный пассажирский вагон, который подцепили к подходящему эшелону, – для четверых было достаточно тесно. Особенно с учетом немаленьких габаритов Очкарика. Четверых – поскольку теперь в «особую группу Бата» входили и двое старых знакомых, танкисты Гаврилов и Баранов. Последних Батоныч вызвал из Кубинки, уже получив от Сталина соответствующие полномочия. Во-первых, ребята толковые, проверенные в деле; во-вторых, незашоренные и учатся быстро – вон как с «Т-72» справились. Ну а в-третьих, все равно под подпиской о неразглашении ходят, так что никакой проблемы в том, что лишний секрет узнают, не будет. Вождь не спорил, осведомившись только, собирается ли «таварищ полковник» раскрывать им, кто он на самом деле? В том смысле, что станет ли рассказывать им о своем «иновременном» происхождении или нет? Услышав, что нет, мол, незачем подвергать их психику ненужному испытанию, кивнул и согласился. Добавив, правда, что, если, мол, сами начнут о чем-то догадываться, ему не следует особо упорствовать: «Зря ви, таварищ Бат, считаете, что совэтского человека, красного командира, так легко вывести из равновэсия. В особом случае можите им рассказать правду. Аккуратно, разумэется, бэз нэнужных падробностей».

Танкисты поступлению под командование полковника откровенно обрадовались: по большому счету в НИАБП заняться им было нечем. Пока не прибыл эшелон с Батом, они в основном знакомили местных спецов с трофейной техникой, с которой успели столкнуться на фронте. Осмотрев очередной невиданный танк, как выяснилось, схожий с «тридцатьчетверкой» только габаритами (да и то частично, сам принцип перематывания гусеничной ленты оказался вовсе иным – зацепление было не гребневым, как на привычном «БТ» или «Т-34», а цевочным), Гаврилов с Барановым воспрянули было духом. Решив, что вот теперь-то и начнется их настоящая работа в качестве испытателей – даром, что ли, с товарищем полковником на еще более удивительной машине воевали?! Оказалось, не тут-то было. Танк по прибытии на полигон отбуксировали в дальний ангар, где и оставили под охраной бойцов НКВД. Мамлей напросился на прием к генерал-майору Романову, но тот лишь развел руками: приказ из Москвы. Все засекретить, к опытной боевой машине никого лишнего не допускать. Танкистов в списке допущенных не оказалось, несмотря на то что именно они и транспортировали «Т-44» в расположение. Степан хотел попытаться как-то связаться с полковником Батом, но более опытный старшина его отговорил. Мол, не дергайся, Степа, сам же видишь, не нашего ума дело. Захотят – сами нас найдут. Не бросит нас товарищ полковник, точно говорю, не бросит.

Гаврилов хоть и не шибко поверил словам старшего товарища, но смирился. Не спорить же с командованием? Несопоставимая геометрия на петлицах, знаете ли! Да и вообще… А спустя буквально несколько дней за ними из столицы и на самом деле пришла автомашина. И поехали товарищи в саму Москву – во второй раз за последний месяц. Сопровождающие сотрудники НКГБ оказались немногословны – ничего не объясняли, сообщив лишь, что с сегодняшнего дня оба переходят под командование полковника автобронетанковых войск Бата, который им все и объяснит по прибытии…

Кроме мамлея Гаврилова и старшины Баранова к группе Батоныча присоединились еще и четверо сотрудников госбезопасности, лейтенант Патрушев и трое сержантов, имен которых Владимир Петрович даже не стремился узнать. К чему, собственно? Охраняют? Вот и хорошо, пускай себе охраняют, так спокойнее. Ему с ними детей не крестить и танков не строить. С лейтенантом, правда, Бат попытался наладить неформальные отношения, но наткнулся на подчеркнуто-вежливый отпор. Типа субординация, все такое-прочее… на чем все и закончилось. Во время поездки охрана путешествовала в двух соседних купе, в основном приглядывая, чтобы в вагон не проник никто посторонний…

Оглядев застеленный газетами купейный столик, на поверхности которого стояли несколько вскрытых банок тушенки, уже очищенные от скорлупы вареные яйца, крупно нарезанный хлеб и овощи, Батоныч хмыкнул, ощутив, как рот наполняется слюной: со вчерашнего вечера во рту маковой росинки не было. Махнул рукой поднявшимся при его появлении танкистам:

– И чего стоим, кого ждем, товарищи командиры? Приятного аппетита. Как я понимаю, скоро приедем, а там иди знай, как с харчем будет. Так что на всякий случай наедайтесь впрок, пока и время, и возможность имеются.

– Товарищ полковник, а как насчет?.. – Кариков вопросительно потряс приятно булькнувшей флягой. – А то из напитков у нас исключительно остывший чай. Недавно полустанок был, так мы его без остановки проехали, а больше кипятка негде взять.

– Валяй, – ухмыльнувшись, разрешил Бат. – По писят грамм, не больше. Исключительно для аппетита.

– Так это ж не спирт, тарщ полковник! – возмутился Очкарик. – Коньяк же, тот еще, из Москвы. Армянский!

– Коньяк, говоришь? Ну, тогда лей по соточке. Давайте, товарищи, чтобы гусянка в бою не слетала и дизель не сбоил!

* * *

– Да что вы такое говорите, Владимир Петрович?! Товарищ полковник, как это «подобные танки не нужны армии»?! – Взволнованно размахивая руками, Николай Александрович Астров заходил по своему небольшому кабинету. – Разве вы не видите, что творится на фронте? Какие мы несем потери в бронетехнике? Как нужен войскам этот маневренный и легкий танк?

– Что, как вы изволили выразиться, «творится» на фронте, я прекрасно знаю, – спокойно ответил Батоныч, сидящий на стуле возле рабочего стола легендарного танкостроителя, заложив нога на ногу. – Сам всего несколько дней как оттуда. Про потери я тоже в курсе. Вот только что именно вы подразумеваете под этим термином? То, что мы потеряли достаточно много боевых машин в результате внезапности нападения и проблем со снабжением топливом и боеприпасами? Да, это есть, не стану скрывать. Или же что-то иное?

– Ну, я право не знаю… – стушевался Астров.

– Зато я знаю. Потому прошу… нет, настоятельно требую, выслушать меня спокойно. Да, первый удар противника мы в определенной мере пропустили, потому и потери. Но потери неизбежны на любой войне, даже победоносной. Потерями мы, образно говоря, расплачиваемся за нашу грядущую и неминуемую победу. Но что показал нам опыт этих первых боев? Что наши танки хуже? Слабее? Чушь. Наши танки лучше, даже те, которые считают устаревшими!

Астров хотел, было, что-то сказать, но не решился перебить собеседника и промолчал.

– Так вот, опыт первых боев показал, что даже танки серии «Т-26», не говоря уже о «БТ», могут сражаться наравне с гитлеровскими бронемашинами. Причем не только с легкими, которые они однозначно превосходят в мощности вооружения, а даже и со средними. В моей группе двое танкистов, принявших первый бой на нашей западной границе ранним утром 22 июня. На танке «БТ-7», кстати. Если захотите, они расскажут вам, сколько «Pz-III» и даже «IV» они сожгли. Пусть и из засады – но сожгли. Вы обязательно с ними пообщаетесь, но позже.

– К чему вы ведете, товарищ полковник? – осторожно осведомился Николай Александрович, наконец останавливаясь и осторожно присаживаясь напротив Бата.

– Сейчас объясню. Так вот, опыт танковых боев июня – июля показал однозначное и многократное превосходство наших средних и тяжелых машин над фашистскими. Я бы даже сказал, практически абсолютное превосходство! И по бронированию, и по вооружению, и по удельной мощности двигателя. Догадываетесь, к чему я веду?

– Пожалуй… – заметно сник конструктор. – Хотите сказать, армии нужны исключительно средние и тяжелые танки? «Т-34» и «КВ»?

– Если упрощенно, то именно так, – кивнул Батоныч. – «Тридцатьчетверки» однозначно нужны, с «КВ» несколько сложнее, но на первом этапе тоже.

– А легкие?

– А что легкие? – хмыкнул Владимир Петрович. – Да, легкие танки в армии тоже востребованы. Но исключительно в качестве разведывательных или дозорных. И – в небольших количествах. Для современного встречного танкового боя они малопригодны.

– Но у немцев ведь тоже имеются легкие, и их достаточно…

– Имеются, – перебил Батоныч. – Как собственного производства, так и чешские, которых как бы не больше. Ну и все то бронированное барахло, что они по всей Европе натрофеили. Уверяю вас, товарищ Астров, в самом скором времени легкие танки на поле боя просто перестанут играть сколько-нибудь значимую роль! Говорю это как боевой командир, танкист. Ваш «Т-60» – прекрасный танк, не спорю. Быстрый, маневренный, с неплохой бронезащитой и рациональными углами наклона лобовой брони. Но, как бы вам ни было обидно, он уже устарел. Или устареет в течение ближайшего года. Скоро у противника появятся новые средние танки, созданные с учетом опыта летней кампании – и все. Не поможет даже ваша будущая разработка, «проект 070»…

– Какая разработка? – искренне удивился Астров. – О чем вы, товарищ полковник? Вероятно, вы что-то перепутали. Все последнее время я и мое КБ занимались исключительно «шестидесятым». Да и он еще в серию не пошел, вы ведь наверняка в курсе.

– Да, вы правы, – поспешно согласился Батоныч, мысленно отругав себя. Разумеется, он прав, ведь работы над «семидесяткой» начнутся только в середине осени, когда выявится слабость вооружения и двигателя «Т-60»! И новый танк, по сути, окажется глубокой модернизацией предшественника, с новой силовой установкой (та самая «спарка» из двух газовских двигателей, блин!), удлиненным на один опорный каток корпусом и новой башней с установленной в ней «сорокапяткой». С другой стороны, все равно ведь придется показывать Астрову чертежи и «Т-70» и «СУ-76», так что ничего страшного в его оговорке нет. Николай Александрович что так, что эдак сильно удивится…

– Продолжим. Итак, все это, товарищ Астров, я веду к тому, что вы делаете замечательные танки, каких ни у кого в мире нет. Не спорьте, это ни в коем случае не лесть! Все именно так и обстоит. Просто доктрина современной танковой войны слишком быстро меняется, и танкостроители, увы, не всегда успевают за этими изменениями. Плюс наше доблестное военное ведомство, скажем прямо, не всегда может внятно обозначить свои требования к новым машинам. Как там говорится, «генералы всегда готовятся к прошедшей войне»?..

Владимир Петрович осекся: Астров глядел на нежданно нагрянувшего из Москвы представителя САМОГО… ну не со страхом, конечно, но с трудом скрываемой паникой во взгляде. В чем дело-то? Что он такого уж ужасного сказал? Ах вон оно что… Ну да, точно, Николай Александрович ведь успел поработать в «шарашке», будучи арестованным в 1929 году! Да и с семьей его «пламенные революционеры» поступили круто, расстреляв по подозрению в контрреволюции отца и брата, а его самого выслав из столицы вместе с матерью. Интересно, виновные еще живы? Вряд ли, товарищ Сталин в тридцатые неплохо всяких-разных радикалов почистил…

– Ну да и шут с ними, с теми генералами, – махнул рукой Батоныч, решивший, что особенно переживать, в общем-то, и не о чем. С той бумагой, что он предъявил, ему вообще можно что угодно говорить. И про кого угодно. Поскольку подписана она… ну, понятно, кем. – Так вот, значит, танки. Повторюсь, ваши машины просто замечательные, но они уже устарели. Даже еще не пошедший в серию «Т-60». Нет-нет, не волнуйтесь, полностью сворачивать проект никто не собирается, просто мы значительно уменьшим объемы производства. Фронту ведь не только средние и тяжелые танки нужны, но еще и самоходные артустановки. Просто катастрофически нужны!

– Что, простите? – Взяв себя в руки, конструктор с интересом склонил голову набок.

– Самоходные артиллерийские установки, сокращенно САУ, – пояснил Бат, откидывая клапан дерматинового портфеля с чертежами.

– Ах, это… – несколько разочарованно протянул Астров. – Да, припоминаю, подобные машины тоже разрабатывались. И на базе легких танков, и на базе тяжелых. Но, как мне кажется, ни к чему путному это не привело. Тяжелые, неповоротливые, ненадежные…

– А вот у немцев вполне даже получилось, – усмехнулся полковник. – Вы ведь не могли не слышать про их «штурмгешютц» на базе «Pz-III»? Пушчонка, конечно, пока слабенькая, но сама идея весьма перспективна. Да и огромный задел на дальнейшую модернизацию имеется. Сейчас она ни «тридцатьчетверке», ни тем более «КВ» практически не опасна. Но если фашисты установят там более мощное и длинноствольное орудие, у них получится крайне опасный истребитель танков.

– «Истребитель танков»? – переспросил инженер. – Гм, какое интересное название. И довольно точно передающее саму суть… Ох, простите, товарищ полковник, перебил! Виноват. И что?

– Да то, Николай Александрович, что мы ничуть не хуже! И более того – мы намного лучше! И потому мы создадим нашу самоходку. Точнее, ВЫ создадите!

– Я? – снова опешил Астров.

– Именно вы. Более того, сейчас я вкратце поясню, отчего наша САУ окажется намного лучше. Гитлеровцы вынуждены использовать для своих «StuG» шасси производимых параллельно с ними танков, что нам только на руку. Меньше танков построят. Мы же станем делать самоходки на отдельном, разработанном специально под них шасси легкого танка. Их самоходка недостаточно маневренна и тяжела, весит больше двадцати тонн за счет кругового бронирования практически танковой толщины. А это тысячи тонн стали и лишний труд рабочих. А ведь во встречном бою САУ с неподвижным в горизонтальной плоскости орудием почти всегда проиграет танку, пушка которого установлена во вращающейся башне. Их дело – бить из засад или поддерживать атаку огнем, но следуя позади танков. Поэтому мы сделаем быструю и легкую машину с противопульной броней, способную мгновенно менять позицию. В засаде она окажется ничуть не менее эффективной, а в лобовом бою мы их использовать вовсе не станем.

– Весьма любопытно… – судя по загоревшимся глазам собеседника, Батонычу удалось всерьез заинтересовать конструктора. – А орудие?

– С орудием-то как раз проблем быть не должно. Однозначно поставим грабинскую «ЗИС-3», слышали о такой? В серию она пока не пошла, но госиспытания сдала и производственные мощности уже готовы. Опять же, сосед ваш, далеко возить не придется…

– Такую мощную?! – поразился Николай Александрович, судя по реакции, отлично знающий, о чем речь. – На базу легкого танка? И какого, кстати?

– А вы сами взгляните, – вытащив из портфеля распечатанные еще в будущем листы формата «А3», Батоныч положил на стол чертежи «СУ-76М». В том же портфеле лежали и подробнейшие схемы «семидесятки», но он пока не решил, стоит ли их показывать. Вернее, стоит, конечно, но только ту часть, что касалась бронекорпуса, шасси и силовой установки. Или гениальный танкостроитель и без подобной подсказки все, что нужно, поймет?..

Чертежи Астров изучал долго. От нечего делать, Владимир Петрович успел походить по кабинету (рассохшийся паркет поскрипывал под сапогами), поглядеть в запыленное окно на заводской двор (ничего интересного) и переброситься парой слов с Очкариком, дожидавшимся его в коридоре («потерпишь, тебе уж точно небольшая диета не навредит»). Наконец Николай Александрович аккуратно отложил в сторону листы и легонько прихлопнул их ладонью, словно боясь, что они могут внезапно исчезнуть, растворившись в воздухе.

– Просто поразительно, товарищ полковник! Если бы не вы мне их только что вручили, я был бы абсолютно уверен, что эту машину разрабатывали под моим руководством! Да что там уверен – практически УБЕЖДЕН! Какое интересное решение – создать артустановку массой с легкий танк, но вооруженную лучше тяжелого!

Батоныч мысленно хмыкнул: было бы по меньшей мере странно, если б он не узнал свое собственное детище! Ну, не совсем, если уж начистоту, собственное – изначально «семьдесят шестую» разработал Семен Александрович Гинзбург на Кировском заводе. А вот основу для нее, танк «Т-70» – Астров. Вот только уж больно неудачным оказался первый вариант силовой установки с параллельно установленными моторами, из-за чего конструктор в результате и отправился на фронт, где и погиб. Именно поэтому Бат и передал чертежи сразу «финальной» САУ, производимой с конца 1943 года. Интересно, а про ходовую он тоже догадался?

– А ходовая? – словно прочитав мысли Бата, продолжил конструктор, похоже, больше разговаривая сам с собой, чем с собеседником. – Это ведь моя ходовая, от «Т-60»! Удлинить на два опорных катка? Можно, вполне. Так даже лучше будет, да и удельное давление на грунт не возрастет. Силовая установка? Спарка из двух двигателей, установленных последовательно? Не параллельно, значит, а именно последовательно, работая на общий вал? Гм, оригинально. Сложно, но вполне реализуемо…

Неожиданно Астров, словно вспомнив, кто передал ему чертежи, вскинул голову:

– Но… товарищ полковник, простите… откуда это? Кто разрабатывал, какое КБ, какой завод? Я ведь практически всех знаю, но это… ходовая, передняя часть корпуса, расположение силовой установки – это ведь, по сути, мой танк! Да и про усиление мощности двигателя подобным образом я, честно признаюсь, подумывал. До расчетов дело пока не доходило, но мысли имелись. Откуда же?

– А вот об этом, Николай Александрович, мы поговорим несколько позже, если вы не против. Меня сейчас больше интересуют сроки.

– Сроки? – поразился собеседник.

– Именно сроки, – твердо кивнул Бат.

И, четко разделяя слова, практически продекламировал:

– Первая советская противотанковая самоходная установка «СУ-76» должна попасть на государственные испытания не позднее осени этого года. Октябрь – крайний срок. Готов оказать всяческое содействие. Поверьте, моих нынешних полномочий хватит для решения ЛЮБЫХ вопросов. Вот, возьмите. – Владимир Петрович протянул Астрову пухлую папку с грифом «Совершенно секретно» на картонной обложке. – Здесь вся прочая техдокументация по самоходке – как там это у вас называется, спецификации, что ли? Впрочем, вам виднее. Суток для предварительного изучения вам будет достаточно?

Танкостроитель принял папку, механически прижав ее к груди.

– Да, разумеется! А чертежи? Их я тоже могу оставить у себя?

– Безусловно. Они, собственно, для вас и предназначены. Распишитесь в получении вот здесь и здесь. Благодарю. О сохранении тайны, полагаю, напоминать не нужно? Я так и думал. До свидания, Николай Александрович, увидимся на днях, я пробуду в Горьком еще несколько суток. И помните, если возникнут какие-нибудь… проблемы, обращайтесь напрямую ко мне. Нам очень нужна эта самоходка. Но самое главное, сроки ни в коем случае не должны навредить качеству! На фронте у меня не будет возможности доводить ее до ума.

– Спасибо, товарищ полковник! – Астров эмоционально потряс протянутую руку. – Я все прекрасно понял! Будьте уверены, я немедленно примусь за работу, а утром соберу совещание КБ!

– Да, и вот еще что. Лишнего времени у вас нет, но все же подумайте на досуге относительно силовой установки с одним мотором. Возможно, я и ошибаюсь, но все же так было бы надежнее. Вот только ни в коем случае не в ущерб основному заданию. Не вздумайте упираться в эту проблему, нет – значит, нет, будем строить в этом варианте. Есть у меня сильное подозрение, что подходящего движка у нас просто нет. Это приказ. Понятно?

– Так точно, я все понял, товарищ полковник. Подумаю.

– Вот и хорошо, нисколько в вас не сомневался, товарищ конструктор. Тогда увидимся, ну, скажем, послезавтра, хорошо? – Отчего-то Батоныч нисколько не сомневался, что спать сегодня Астров не станет до самого утра.

– Конечно, товарищ полковник!

– Удачи, Николай Александрович…

* * *

– Быстро вы его обработали, Владимир Петрович, – хихикнул Очкарик, поднимаясь со стула при появлении Батоныча в коридоре заводоуправления.

– Боря, душевно тебя прошу… – поморщился полковник. – Забудь эти словечки из прошлой жизни! Никого я не обрабатывал и обрабатывать не собирался. Здесь люди другие, их обрабатывать не нужно. Они и сами горы свернут, только достойную цель укажи. Вот я цель и указал. Он же не «коммерс», который доходом делиться не хочет… – Бат с трудом удержался от желания плюнуть себе под ноги. Ну их на хер, такие воспоминания!

– Извините, – погрустнел Кариков. – Чо-то я и вправду совсем не то сказал. Как думаете, справится?

– Справится. А нет – так Гинзбурга подключим, теперь-то он точно с параллельными движками не намутит и на фронте, как следствие, не погибнет. Кстати, Семену Александровичу нужно будет тоже подходящую задачу придумать. Может, ему идею БМП подкинуть? Кстати, неплохая мысль. Пусть с нуля разрабатывает, глядишь, через годик и построит опытный прототип.

– С какими еще параллельными движками? – искренне не понял Борис. – А бээмпэха – это хорошо, это нужно! А еще лучше, пусть сразу «Гвоздику» сделает.

Бат задумался. Подобный вопрос и его самого мучил всю дорогу до Горького. Поскольку вся тактика действий танковых войск, которую он изучал в училище и академии и применял на практике, предусматривала непременную поддержку танков и мотострелков теми самыми классическими САУ типа «Гвоздики», «Акации», «Мсты» и «Коалиции». В то время как всякие «Штуги», «СУ-100» и «Вулверины» войну не пережили, очень быстро уйдя со сцены, будучи заменены сначала самыми банальными «безоткатками», а потом – ПТУРами. И он сильно ломал голову, где взять хотя бы слабый паллиатив нормальных САУ. Ну, типа немецких «Sturmpanzer I» или «Wespe».

– Хм, а если уменьшить бронирование базы «СУ-76» вообще до противоосколочного, а то и вообще отказаться от боевой рубки, поставив 122-мм гаубицу на тумбу… – забормотал Бат себе под нос. – Ну как у американской 203-мм самоходки М-110. Для снижения отката присобачить к ней бульдозерный отвал в качестве заднего упора, то… Даже без башни подобная САУ вполне тянет на вундервафлю!

И, резко развернувшись, Бат двинулся в обратную сторону. Нет, на быструю разработку подобной машины он не рассчитывал. Это для «СУ-76», считай, уже все «кубики» готовы – и шасси, и орудие, и компоновка, двигло только «допилить» – и машинка готова! А для такой самоходочки, как «Гвоздика», – только идея. Но шасси подойдет аналогичное. Ну, может, тоже с некоторым «допилом». Движок доведут при разработке «СУ-76». А к тому моменту – и компоновку прикинут. Так что сделать первый вариант к Новому году вполне реально, а там… Батоныч аж зажмурился от удовольствия, представив, что сотворят с немцами полноценно внедренные в жизнь тактические разработки тех же семидесятых. Или когда у нас там появились первые «цветочки»? В смысле «Гвоздика», «Акация», «Тюльпан», «Гиацинт» и «Пион»?

* * *

В Горьком Бат с товарищами пробыл двое суток. Практически весь следующий день он провел на заводе № 92 «Новое Сормово», общаясь с легендарным Василием Гавриловичем Грабиным. Тем самым, о котором Сталин скажет в канун нового, 1942 года, «ваша пушка спасла Россию». Создателем не только знаменитой «Зоси», дивизионной пушки «ЗИС-3», самого массового орудия Красной Армии периода Великой Отечественной, но и не менее замечательных танковых «Ф-34» и «С-53», и многих других. Сложно представить, как пошел бы весь ход войны, не получи вовремя танкостроители этих артсистем, которые и позволили нашим танкистам наравне сражаться с новыми гитлеровскими панцеркампфвагенами, в том числе тяжелыми!

Сначала разговор шел сложно: Василий Гаврилович оказался человеком прямым, убежденным в собственной правоте, недаром же имел достаточно сложные отношения с Вождем. Да и Батоныча он поначалу воспринял как очередного проверяющего Ставки, мало что смыслящего в артиллерии. Владимир Петрович в долгу не остался и быстро наладил деловые отношения. Без размахивания подписанными САМИМ полномочиями, но с понятным любому русскому человеку, особенно имеющему отношение к армии, матом. В итоге между ними возник полный консенсус. Да и новенькая Звезда Героя на груди свою роль сыграла – Грабин отлично понимал, что штабным шаркунам, за одного из которых он и принял поначалу неожиданного визитера, подобных наград не дают.

А после того как полковник, как бы между прочим, сообщил, что «ЗИС-3» не просто будет принята на вооружение «прямо сейчас», а УЖЕ катастрофически нужна армии в максимально возможных количествах, Василий Гаврилович и вовсе оттаял. Решив, что клиент созрел, Бат выложил перед ним второй комплект чертежей «СУ-76», в основном касающихся ее артиллерийской части. А заодно напомнил, что ему, как танкисту, гораздо интереснее, когда товарищ конструктор сумеет разработать новую танковую пушку под планирующуюся глубокую модернизацию танка «Т-34». Мол, «Ф-34» – конечно, просто замечательное орудие, но скоро у противника появятся тяжелые танки («Ну, вы же понимаете, товарищ Грабин, что это совершенно секретные данные? Вот из этого прошу и исходить»), и нам придется думать о новом танке с новой пушкой.

После чего, аккуратно отставив в сторону ополовиненную бутылку грузинского коньяка, Батоныч выложил перед гениальным конструктором чертежи его же собственного 85-мм орудия «С-53». Угу, того самого, что будет установлено на «Т-34–85» спустя примерно два года. Ну, в смысле БЫЛО установлено там, в реальной истории. Которую они с Виталей уже в который раз пытаются изменить. Дальше почти в точности повторилась вчерашняя история с Астровым: закончив знакомиться с чертежами и под конец зачем-то пощупав край листа, предварительно послюнив палец (нанесенный лазерным принтером рисунок, разумеется, не размазался), Василий Гаврилович взглянул на Бата:

– Гм, очень интересная разработка. При наличии соответствующих боеприпасов бронепробиваемость окажется просто чудовищной. Но почему вы решили обратиться с этим именно ко мне? Я все-таки самостоятельно разрабатываю свои пушки. Тем более весьма сомневаюсь, что подобное орудие можно установить в башне существующих танков. Нет, за крайне приятную информацию о судьбе моего детища огромное спасибо. Да и эта ваша самоходка… прекрасное решение, рад, что там, – Грабин коротко дернул головой в сторону давно не беленного потолка рабочего кабинета, – решили всерьез озаботиться подобным. Объединить мощное противотанковое орудие и маневренную гусеничную ходовую – браво! Неужели Николай Александрович додумался? Молодец, очень талантливый инженер, никогда в нем не сомневался. Но танковая пушка, под которую не существует, простите, танка?

– Ну, отчего же не существует? – хмыкнул Батоныч. – Вот, ознакомьтесь. Проект, разумеется, секретный, но вам ведь не привыкать, верно? Прошу вас.

Чертежи башни «Т-34–85» конструктор изучал недолго. Задумчиво почесав щеку, поднял взгляд:

– Вот даже как? Значит, новая башня? Причем именно под эту пушку?

– Ага, – просто ответил Владимир Петрович, протягивая руку к бутылке: – Еще по капельке?

– Исключительно капелюшку, – рассеянно пробормотал тот, думая о чем-то своем. – И… когда эта машина пойдет в серию? То есть правильнее спросить: когда понадобится новое орудие?

– Начинайте работать, Василий Гаврилович. Времени не так чтобы очень много. Собственно, давайте договоримся вот как: сначала крупносерийное производство «ЗИС-3» с одновременной ее доработкой для установки в самоходную установку. Астров, к слову, уже приступил, задание он получил буквально вчера. Очень прошу, сразу же наладьте теснейшее сотрудничество, у меня не будет времени разъезжать туда-сюда и решать ваши проблемы. Тем более если я приеду, то приеду с проверкой – и учтите, никаких поблажек уже не будет. Или есть результат – или его нет. Третьего не дано. Потому и меры будут приниматься… самые действенные. Видели, кто подписал мои полномочия? Вот именно. Затем – работа над новым танковым орудием. Сроков не называю, но хотелось бы получить новую пушку уже зимой-весной будущего года.

– А новая башня к этому времени будет? – осторожно осведомился Грабин.

– Будет. Ну, по крайней мере, товарищ Сталин ОЧЕНЬ на это надеется. А я проконтролирую. Впрочем, это уже не ваша проблема, товарищ Грабин.

– Да-да, товарищ полковник, я прекрасно вас понимаю. Чертежи вы мне оставите?

– Только те, что касаются непосредственно вашего задания, Василий Гаврилович. Остальные я вам показал исключительно с ознакомительной целью. Для составления общего представления, так сказать. Мне ведь еще по танкостроительным заводам ездить. Еще вопросы?

– Боеприпасы?

– Тоже не ваша проблема. Подключим, кого следует. Разумеется, вы будете работать с ними в плотной кооперации.

– Тогда больше вопросов не имею, товарищ Бат. – И, чуть поколебавшись, добавил: – Простите, значит, я могу быть уверенным, что вопрос по «ЗИС-3» решен окончательно и на самом верху?

– Именно так. Окончательно и бесповоротно. На самом верху, я лично говорил с товарищем Сталиным. Прекрасная пушка, катастрофически необходимая фронту уже сейчас. Нет, даже не сейчас – вчера! Не сочтите за лесть, товарищ Грабин, но я бы не удивился, если ее когда-нибудь признают лучшим орудием своего класса. Но имейте в виду: качество, качество и еще раз качество. За брак буду карать, сразу предупреждаю. За задержку работы по «СУ-76» – тоже. Мы друг друга поняли?

– Абсолютно.

– Вот и хорошо. А сейчас не согласитесь ли показать мне вашу, так сказать, епархию? Сборочные цеха, все такое прочее. Никогда не видал, как пушки делают. Стрелять – стрелял, а вот видеть – не видел. Покажете?

– Конечно, прошу вас, товарищ полковник…