18 июля 1941 года, окрестности Бобруйска

– Все, привал полчаса! – скомандовал лейтенант Наметов, останавливая группу. – Можно оправиться и перекусить, мы на месте. Коля, готовь связь, доложимся о прибытии. Паша, Сашка, в охранение. Остальным отдыхать.

Вымотанные марш-броском бойцы сбрасывали с плеч вещмешки и опускались на землю. Сергей последовал их примеру. Упершись спиной в комель ближайшей сосны, он вытянул гудящие ноги – почти десять верст за один переход отмахали – и раскрыл планшетку, изучая знакомую чуть ли не наизусть карту. Да, все верно, никакой ошибки: до того места, где немцы подбили секретный танк, а его группа схлестнулась с диверсантами, осталось не больше полукилометра. Нормально, сначала наведаются туда, оценят обстановку, а уж после начнут прочесывание.

Никого там, разумеется, нет и быть не может: ну, что там немцам делать? Похоронная команда наверняка уже прошлась, у фрица с этим строго. Это они в бою своих не жалеют, порой танками прямо по живым людям прут (товарищ, по ранению с фронта комиссованный, рассказывал), а потери стараются учитывать. Так что пустышку тянут, однозначно.

Но полученный приказ оказался именно таким: начать с места боя. Еще раз осмотреть все, фиксируя мельчайшие подробности и детали, на пузе, что называется, облазить, после чего действовать по обстоятельствам. В принципе нормальный приказ, и похуже бывали…

Лейтенант сгрыз пару сухарей и прикончил протянутую товарищем ополовиненную банку тушняка, запив скромную трапезу воняющей теплой водой. Вот и пообедал. Тоже нормально, с набитым брюхом в бой не идут. Да и в поиск тоже. Взглянул на наручные часы.

– Мужики, сворачивайтесь. Осмотреться, следов не оставлять. Банки, окурки – прикопать и замаскировать. Сейчас идем к опушке, наблюдаем. Если тихо, быстренько проходимся по позиции, где немцы танк подбили, затем уходим обратно в лес. Дальше по плану, чешем квадрат за квадратом, сроку нам – двое суток. Вопросы?

Вопросов не было. Семеро осназовцев поднимались с земли, привычно проверяли оружие и амуницию, выстраиваясь прежним порядком – шли цепочкой, след в след, строго выдерживая дистанцию. Может, и излишняя предосторожность, но лучше, как говорится, перебдеть, чем наоборот. Оглядев подчиненных, лейтенант госбезопасности Серега Наметов коротко бросил:

– Попрыгали, осмотрели друг друга. У всех норма? Вперед, парни, работаем…

* * *

– Ну вот говорил же – никого… – Наметов уже почти опустил бинокль, когда краем глаза заметил движение на идущей вдоль опушки грунтовой дороге. – Не понял? Что еще за хрень?

«Хренью» оказался четырехместный вездеходик, пылящий во главе небольшой колонны. Смешная такая машинка, словно игрушечная. Подобные Серега уже видал, хоть и не знал, как они называются. На скошенном капоте – запасное колесо, а все остальное какое-то квадратное. В открытом салоне – брезентовая крыша откинута назад – как раз четверо, двое в фуражках, видать, офицеры, еще двое – без головных уборов. Лиц с такого расстояния, разумеется, не разглядеть. Следом двигалась пара тентованных грузовиков, видимо, с охраной или каким-то грузом. Гм, интересно, кто такие? Какой-то армейский чин по своим делам едет? Если так, то их это никаким образом не касается. А вот ежели остановятся – тогда станет куда как более интересно… хотя с чего бы им вдруг останавливаться? Разве что мотор забарахлит или кому из начальства до ветру захочется.

Но немцы именно что остановились. Причем точно напротив того места, где расположился Наметов со своими бойцами. И когда Сергей увидел, как из кузовов горохом посыпались на землю фрицы в камуфлированных куртках и затянутых матерчатыми чехлами касках, аж с двумя пулеметами на полтора десятка человек, он понял, что, похоже, командование отправило их сюда не просто так…

– Отступить на тридцать метров, затаиться, не дышать, – скомандовал он осназовцам. – Если сюда двинут, пусть хоть по головам ходят, хоть ссут на спину, если приспичит, но себя не выдавать. На самый крайняк – валить тихо, «брамиты» у всех имеются. Но чтобы ни одного звука, ни единого. Я остаюсь тут. Выполнять…

Перед тем как затаиться под корнями развесистого куста, колючие ветви которого опускались до самой земли – уж сюда-то фрицы точно просто так не полезут, – лейтенант успел бросить в сторону дороги еще один взгляд. Поднятая машинами пыль уже успела осесть, отнесенная в сторону ленивым ветерком. На сей раз разрешающей способности трофейного бинокля хватило, чтобы он узнал одного из выбравшихся из автомобиля людей. Судя по тому, как тот держал руки, запястья его сковывали наручники. Никакой ошибки быть не могло – уж чему-чему, а запоминать лица с первого взгляда бойцов советских отрядов особого назначения учили с первых дней. Тем более Наметов встречался с ним лично. Да и форма оказалась той же самой, какой Серега ее запомнил.

Вне всякого сомнения, это был батальонный комиссар Виталий Дубинин, захваченный немецкой разведгруппой «объект «Брест-41» собственной персоной…

* * *

Ехать ночью нам, разумеется, не пришлось. Как и накануне вечером, мы снова присоседились к одной из тыловых частей, оказавшейся рембатом. Утром ремонтники собирались двигаться в том же направлении, что и мы, – насколько я понял, заниматься сортировкой битой техники, которой под Бобруйском имелось порядочно. В том числе и благодаря стараниям Бата с Очкариком. Хотя после попаданий снарядов «Т-44» там особо ремонтировать и нечего, только на запчасти или в переплавку…

Чтобы не глотать чужую пыль, выехали мы первыми. Рембат должен был подтянуться позже, начав свою работу как раз на месте батовской баталии. Гелену это, судя по всему, категорически не понравилось, потому он поднял нас рано. Не, ну оно понятно, конечно: вдруг трофейщики машину времени первыми найдут, ломами раскурочат да на переплавку отправят?! Шучу, конечно. На самом деле миляга Рейнхард просто пытался максимально сузить круг случайных свидетелей, видевших его с майором в моей компании. «Бранденбурги», понятно, не в счет: им просто приказали обеспечить боевое прикрытие некой секретной операции, связанной с пленным русским командиром не самого последнего ранга – может, именно поэтому мне и форму оставили. Да и вообще, они язык за зубами держать умеют – специфика службы такая.

Сначала осмотрели развороченные попаданиями стомиллиметровых снарядов фашистские танки и побродили по изрытым воронками позициям, где мне устроили очередной допрос, лейтмотивом которого снова стал вопрос: «Неужели это все сотворил один-единственный танк из будущего?» Я-то ведь не стал рассказывать этим балбесам, что «неуязвимый» «Т-72» банально разбомбили. И отнюдь не атомными бомбами. И здесь действовал совсем другой – бывший экспонат музея. Мало того – разведчики хоть и были мужиками опытными, но не фронтовиками, – на личный счет «чудо-танка» отнесли и ту немецкую технику, что подбили стоявшие в засаде советские артиллеристы. А их тут вроде бы аж три батареи было! Впрочем, абверовцы все-таки сумели меня неприятно удивить, по одним лишь следам угадав картину финала боя.

– Насколько я понял, ваш несокрушимый танк был подбит? – язвительно осведомился Рейнхард, закончив осматривать изрытую гусеницами землю. – И именно вокруг него в дальнейшем выстраивали оборону? А потом эвакуировали на буксире?

– Да, болванка разбила ведущее колесо, двигаться самостоятельно машина не могла. И на старуху бывает проруха… – Я прикинулся смущенным и огорченным одновременно. – Когда ты один и в тебя стреляет сразу несколько десятков стволов… Просто по закону статистики кто-то должен был попасть. Впрочем, остановка не помешала экипажу моего начальника добить всех врагов. А ночью танк спокойно утащили в тыл, вызвав трактор.

– И именно в этот момент вас атаковала наша диверсионная группа?

– Всё-то вы знаете… – хмыкнул я.

– К сожалению, не всё… – хмуро сказал полковник. – Ладно, здесь мне все ясно. А что это за обломки?

Я взглянул в указанном направлении, скорее догадавшись, чем узнав в раскиданных в радиусе десятков метров клочьях рваного металла и перекрученных несущих конструкций наш несчастный тягач. Так вот оно что: поскольку эвакуировать сгоревший «MAN» возможности не имелось, тот лейтенант-осназовец решил его подорвать. Неслабо, кстати, рвануло – небось, всю предназначенную для танка взрывчатку истратил. Поглядев на отброшенный далеко в сторону, раскуроченный взрывом, зарывшийся в землю двигатель (впрочем, относительно целым остался только блок цилиндров, выполненный из стали или чугуна), я внутренне усмехнулся: молодец, Наметов – вроде бы так его зовут? – догадался на самую ценную деталь отдельный заряд присобачить. Теперь немчуре точно ничего не светит – тупо нечего изучать и копировать.

– Это был наш трейлер, на котором мы транспортировали танк.

– Тот самый огромный автомобиль? Его что, тоже подбили?

– Ага, сами же видите. С танком ваши доблестные солдаты справиться не сумели, вот и долбанули по гражданской машине.

Пропустив мою очередную колкость мимо ушей, Рейнхард пнул сапогом кусок шины с остатками непривычного протектора:

– Что-то для попадания танкового снаряда уж слишком сильно его разворотило…

– Так там ни брони, ни вообще какой-либо защиты – тонкий металл кабины на стальной раме. Может быть, в топливный бак попали…

– Ладно, потом повнимательнее посмотрим, а сейчас… Вы готовы показать, где спрятано ваше устройство? Надеюсь, не передумали?

– Можно подумать, у меня есть выбор… Да, готов. Это недалеко отсюда, примерно километр, максимум два. Точнее не скажу, нужно смотреть на месте.

– Тогда не станем откладывать. Ведите. Вам нужна карта, компас или нечто подобное?

– Пошли, – покладисто согласился я. – Нет, ничего не нужно, сориентируюсь. Вот только браслеты придется снять.

– Нет! – практически в голос рявкнули абверовцы.

Вот же суки, сговорились, что ли?

– Господа! – Я поочередно смерил разведчиков насмешливым взглядом. – Не знаю, как вы, а я неоднократно бывал в русских лесах. Уверяю вас, они мало напоминают лужайки Тиргартена. Такое понятие, как «бурелом», вам о чем-нибудь говорит? Если я сломаю ногу, наше… мероприятие всерьез осложнится, скажем так. В этом случае вряд ли я смогу довести вас до нужной точки: никаких ориентиров я дать не могу, нужно смотреть на местности. Кроме того, с вами дюжина подготовленных бойцов – неужели вы всерьез полагаете, что они позволят мне сбежать? Одному, без оружия, в лесу?

Немцы снова переглянулись, и Гелен нехотя буркнул:

– Хорошо, в лесу я сниму с вас наручники. Наверное, вы правы, комиссар, сбежать вам будет весьма затруднительно. Но предупреждаю, при первой же попытке сделать… какую-нибудь глупость, с вами поступят предельно жестко.

– Договорились.

– И все же вы определенно на что-то надеетесь… – задумчиво протянул Рейнхард, крыса подозрительная. – Ведь так? Не врите, комиссар, я умею распознавать ложь.

– У русских есть такое выражение: «надежда умирает последней», возможно, слышали? Каждый человек в этом мире до последнего вздоха надеется на лучшее. Не скрою, я вовсе не против избавить себя от вашего общества. Но пока, к сожалению, не вижу ни одного реального шанса.

Тут я, к слову, слегка приврал: один шанс я как раз увидел в этот самый момент. Шанс этот валялся, присыпанный землей, на краю воронки метрах в трех от меня и назывался штатным штыком к самозарядной винтовке СВТ. То ли его выронил во время схватки кто-то из осназовцев – хотя если мне память не изменяет, у них на вооружении стояли совсем иные клинки, – то ли кто-то из пехотинцев, но факт оставался фактом. Оставалось придумать, как его «приватизировать» незаметно от немчуры. Ха, да вот, собственно, как…

– Твою мать!

Глина под моей правой ногой «неожиданно» просела. И я, нелепо взмахнув скованными руками, повалился пузом на землю, чтобы не соскользнуть вниз. Нескольких мгновений хватило, чтобы переправить штык за голенище сапога. Продолжая материться, я встал на колени и кое-как поднялся, с укоризной взглянув на подскочивших абверовцев:

– Вот, кстати! Вполне в тему нашего разговора. И это мы еще до леса не добрались…

– Я читал рапорт командира разведгруппы, осуществившей ваш захват… – неожиданно сообщил Анхель, пристально глядя мне в глаза. – Он характеризует вас как опытного бойца.

– Правильно делает, – отряхивая от глины галифе, буркнул я в ответ. – Я действительно неплохо стреляю, и в том бою уложил несколько человек. Но не стоит преувеличивать мои прочие качества. Рукопашник, если вы об этом, из меня весьма посредственный. А вы это к чему, собственно?

– Ни к чему, – процедил тот сквозь зубы. – Ступайте вперед и имейте в виду, в лесу я с вас глаз не спущу. И не только я.

– Без проблем. Нам туда. – Я махнул рукой в первом попавшемся направлении «в сторону леса». – Про браслетики не забудьте, гражданин начальник, душевно прошу. Вы обещали…

Контролировали меня и на самом деле плотно – настолько, что абверовцы заранее предупредили, чтобы лишнего языком не трепал. Мол, если зададут вопрос – отвечать. Но коротко и без подробностей. И никаких упоминаний или намеков на то, кто я, откуда и что мы ищем. Оно и понятно, поскольку рядом, взяв меня с абверовцами чуть ли не в «коробочку», постоянно находились четверо «бранденбургов». Которым лишнего знать не полагалось во всех смыслах. А вот русским языком кто-то из них вполне мог владеть. Остальные диверсы топали кто впереди, кто позади, кто по обоим флангам, составив второй контур охраны. Бодигарды хреновы…

Хоть наручники с меня и сняли, но шансов на побег пока не было ни единого. Печально, весьма даже печально. Ладно, еще не вечер – до «машины времени» нам еще топать и топать. Хотя, конечно, бесконечно водить немчуру за нос мне не удастся. Пару раз «сбиться с дороги» я наверняка смогу, а вот затем, боюсь, мне станет совсем не весело… Убить не убьют, конечно, я им еще нужен, но сделать мне очень сильно больно – вполне. И тогда мне точно придется уходить на «перезагрузку» – физическую боль я плохо переношу. А уходя, прихватить с собой на «тот свет» несколько вражин. Вот, кстати, вопрос: кого из сладкой парочки прибить? Полковника или майора? Нет, Гелен пусть живет – у него вес в соответствующих кругах больше. С учетом всего того, чем я ему забил мозги за эти дни, в верхушке Абвера может очень даже интересная движуха начаться. Ну а Анхель? Извини, камрад, но тебе будет лучше героически пасть смертью храбрых. Фатерлянд и фюрер тебя не забудут, глядишь, еще и наградят посмертно…

С другой стороны, чего я, собственно, парюсь? Сам же фрицам сказал, что нас в этом мире НЕСКОЛЬКО? Могли мои товарищи после моего пленения «машину времени» в другое место перенести? Могли. Я бы даже сказал, обязаны были! Исходя как раз из того, что на допросах из меня выбьют показания. Вот и ответ, когда пытать начнут. Но майора я все-таки штыком напоследок пырну… Исключительно для достоверности, хе-хе…

Но исполнить сей кровожадный замысел мне не удалось. Поскольку дальнейшие события внезапно рванули вперед с такой скоростью, что я на несколько первых секунд выпал из этого сумасшедшего ритма…

Сначала я услышал крик: «Комиссар, ложись!!!» Поскольку я человек военный, пусть и в прошлом (угу, очень смешно – вот именно, что «в прошлом»!), то в подобной ситуации привык работать исключительно на рефлексах. Получил приказ – выполняй! А уж после разбирайся, что к чему. Не успел я упасть на землю, как со всех сторон раздались какие-то странные звуки, похожие на хлопки вылетавших из бутылок шампанского пробок. И только когда ближайший ко мне диверсант вдруг обзавелся не предусмотренным человеческой анатомией отверстием, точняком на пару сантиметров пониже переднего среза каски, я понял, что это за хлопки – кто-то стрелял из снабженного глушителями оружия.

Причем стрелял весьма плотно и прицельно – четверых «моих телохранителей» вынесли в первые же мгновения, они даже винтовки по-боевому перехватить не успели. Хотя из того хвата, которым они их держали, это заняло бы полсекунды. Похоже, невидимые стрелки разобрали цели заранее, в первую очередь уничтожив тех, кто представлял для меня наибольшую опасность. И сейчас занимались остальными.

Абверовцы, в момент нападения находившиеся рядом со мной, среагировали по-разному: Анхель, как более опытный, тут же нырнул головой вперед, уходя из-под огня. Полковник же вполне предсказуемо замешкался, обалдело вертя башкой и зачем-то дергая клапан кобуры.

«Убьют же идиота! – мелькнула мысль. – А у меня на него совсем другие планы».

Перекатившись по земле, я со всей дури врезал ему носком сапога в промежность. Хорошо попал, метко. Фриц гортанно всхлипнул, проглотив готовое вырваться ругательство, буквально «стёк» на сосновую хвою и скрючился в позе эмбриона, судорожно подергивая бедрами. Может, полегче стоило бить? Впрочем, учитывая, как мне за эти дни надоела его гладкая морда, я – настоящий гуманист! Переживет, сучара, перетопчется. Хотя, возможно, мужчиной уже не будет…

Выдернув из-за голенища штык, я упер лезвие под подбородок Гелена и злобно прошипел:

– Дернешься, гнида, зарежу!

А вокруг продолжалось побоище. Сразу положить всех наши, разумеется, не могли – диверсы тоже оказались не пальцем деланные, и кой-чему их учили – те, кто выжил после первых выстрелов, мгновенно залегли. Оснащенный «брамитом» «Наган» не мог похвастаться ни особой точностью, ни дальностью стрельбы. Собственно, целиться из него можно было исключительно «в направлении цели», поскольку мушка находилась внутри трубки глушителя, выполняя роль одной из точек фиксации. Но дело свое бесшумное оружие сделало – в самом начале схватки уполовинив немецкую группу. Воспользоваться огнестрельным оружием уцелевшие не успели – мне показалось, что зеленые фигуры появились из-за каждого куста, рывком сближая дистанцию и добивая беглым огнем патроны в барабанах – звуки выстрелов слились в какую-то беспрерывную очередь. «Пу-пу-пу-пу-пу-пу»… И вдруг наступила тишина.

Навстречу нашим бойцам выметнулись несколько немцев, и завязалась рукопашная. Сдаваться они явно не собирались и дрались жестко, до последнего.

Лежа рядом с глухо подвывающим от боли в отбитых тестикулах полковником, я наблюдал недолгую схватку со стороны, прекрасно понимая, что соваться в нее как минимум глупо. Как говорили в моем школьном детстве, «двое в драке – третий – в…». Сейчас я был именно что третьим. Да и рукопашник из меня, честно говоря, не ахти какой, тут я Гелену практически не соврал.

Вот здоровенный парень со смутно знакомым лицом (лейтенант Наметов?!) бросается на штабс-фельдфебеля, раненного в руку. В руке лейтенанта отблескивает сталью НА-40, изгибом лезвия схожий с классической финкой. Немец неловко (из-за дырки в плече) вскидывает автомат, но уже поздно. Сергей перехватывает оружие за ствол, нанося клинком горизонтальный удар на уровне шеи. Фашист с похвальной быстротой отстраняется, выпуская оружие, и запоздало рвет из ножен свой клинок. Поздно. Наметов делает какой-то ловкий финт – и нож осназовца входит снизу вверх под ребра противника.

В нескольких метрах от них сошлись еще двое. Осназовец ударом ноги выбивает из рук фашиста винтовку, которую тот уже почти вскинул, однако тот быстро достает нож. Лезвия сталкиваются с немелодичным лязгом, далеким от легендарного «звона клинков». Отскочив, русский коротко выдыхает: «Сука!» – немец вторит ему: «Швайнехунд!» Снова сходятся, обмен ударами, обманный маневр, блок и контрблок – противники опять расходятся в стороны. Но тут за спиной фрица вырастает фигура в камуфляже. Резкая подсечка, «бранденбург» всей массой тела рушится на землю. Удар сверху вниз, быстрый, добивающий… Ну и правильно – здесь вам не турнирное ристалище, чтобы один на один сражаться по правилам. Тяжелые пурпурные капли, срываясь с клинка, пятнают траву и прелые листья, а нож уже возвращается назад, в нарукавные ножны. Немец хрипит, ноги конвульсивно дергаются, загребая подкованными каблуками сапог влажный лесной грунт.

Я перевожу взгляд чуть в сторону. Там возле дерева стоит на коленях, выронив пулемет, здоровенный немецкий диверсант. Пуля из «Нагана» угодила в шею, но фриц – могучий мужичина, никак не помрет. Рефлекторно пытаясь зажать руками горло, «бранденбург» ошарашенно смотрит на заливающую грудь алую артериальную кровь. Подскочивший боец приставляет трубку «брамита» к его виску и спускает курок. Голова фашиста резко дергается, и тело опрокидывается навзничь. Съехавшая каска накрывает залитое брызгами крови лицо.

Внезапно я встречаюсь взглядом с поднявшимся на колено Анхелем. В руке майора – пистолет, в глазах – безумие, ярость и жажда отмщения. Обостренное экстремальной ситуацией сознание успевает зафиксировать побелевший от напряжения палец на спусковом крючке и черный зрачок девятимиллиметрового ствола, отчего-то кажущегося жерлом крупнокалиберной пушки. Да твою ж мать! Между нами – метров пять, увернуться никак не удастся, как и промазать. Обидно, блин! Не нужна мне сейчас никакая «перезагрузка», не нужна! С-сука!!!

Знакомый хлопок сбоку, практически над самым ухом. И герр майор, дернувшись всем телом, роняет «Вальтер» и тяжело заваливается набок. Рядом со мной опускается на колено кто-то из осназовцев:

– Целы, тарщ комиссар? Не ранены?

– Не ранен, – машинально отвечаю я.

– Вы бы штык убрали, а то прирежете фрица. – Ладонь бойца осторожно сжимает мою кисть и отводит руку с намертво зажатым ножом в сторону.

Только сейчас я понимаю, что так и продолжаю прижимать к горлу Гелена штык – даже красная полоска осталась, а в одном месте уже и кровь показалась. Еще немного – и прирезал бы ценного пленного на хрен!

– Товарищ Дубинин, вы как? – Голос кажется знакомым… ну да, это действительно лейтенант Наметов.

– Нормально! – я окончательно прихожу в себя. Сильные руки помогают мне подняться с земли и даже заботливо отряхивают прилипшую сухую хвою. Подобрав оброненный майором «Вальтер», я цепко хватаю Наметова за плечо и отвожу в сторону. – Спасибо, лейтенант, выручили! Специально меня здесь дожидались?

– Так точно, товарищ комиссар, дожидались! В смысле… специально здесь искали… ваши следы.

– Я их сюда, можно сказать, заманил! – не удержался и похвастался я. – Как знал, что вы здесь будете.

– А кто это с вами?

– Полковник немецкой разведки, цельный начальник отдела Генштаба…

– Ух ты! Важная птица!

– Важная… вот только… отпустить его придется…

– Как отпустить? – поразился лейтенант.

– Каком кверху! – улыбаюсь я. – Да ты не переживай, лейтенант, мы его не совсем отпустим, мы к нему сейчас поводок приделаем… Вернее – крепкую цепочку!

– А-а… – Наметов только глазами хлопнул.

– Лейтенант, поляну зачистить, установить периметр на радиус в пятнадцать метров! Вон того офицера пока не трогать!

Не знаю, расшифровал ли Наметов мои слова насчет «зачистки поляны», или осназовцы действовали по отработанному регламенту, но бойцы, споро перезарядив оружие, сделали тщательный «контроль» и разошлись в стороны на предписанную дистанцию. А лейтенант вернулся ко мне.

– Противник полностью уничтожен, тарщ комиссар!

– Что с майором? – уточнил я, убирая пистолет абверовца в карман штанов.

– Проникающее ранение в грудь. Не жилец.

– Вот и славно! Дай блокнот и карандаш!

– Держите. – Наметов протянул блокнот в потертом картонном переплете и химический карандаш. – Мне тоже уйти?

– Майора притащи и можешь остаться. Поможешь.

Ухватив окончательно пришедшего в себя Рейнхарда за портупею, я оттащил его к ближайшему дереву. Наметов уложил рядом Анхеля. Абверовец еще оставался в сознании, но выступившая на губах кровавая пена однозначно говорила, что это совсем ненадолго. Лейтенант прав – не жилец.

Присев перед полковником на корточки, я взглянул ему в глаза:

– Пришли в себя? За удар извините, я спасал вам жизнь. Иначе бы мои товарищи вас просто пристрелили, сами должны понимать. Ну?

– Понимаю, – кивнул тот. – Спасибо. Но… зачем?

– А сами разве не догадываетесь? – Я широко улыбнулся.

– Не совсем…

– Нам с вами еще работать и работать, разве нет?

– То есть вы меня…

– Разумеется, Рейнхард, разумеется, разве я могу упустить такую шикарную возможность?! Вы ведь разведчик, старина, ну? Как бы вы поступили на моем месте? Или вам дать время подумать, словно в дурном шпионском боевике? Только какой смысл? Или вы со мной – или вас больше не существует. Лейтенант!

Умница Наметов понял меня с полуслова – в висок Гелена уперся увенчанный глушаком ствол «Нагана».

– Вот и весь выбор, – картинно развел я руками. – Итак? Или все-таки хотите подумать?

– Не нужно, – мучительно сморщившись, мотнул тот головой. – Я согласен. Что мне необходимо делать?

– Пишите. – Я протянул ему блокнот и карандаш. – Я, такой-то сякой-то, даю добровольное согласие на сотрудничество с советской разведкой. Решение принимаю без какого-либо давления или принуждения, по своему осознанному желанию. Дата, подпись. Звание и должность не забудьте указать. Подпись разборчиво, пожалуйста.

Злобно пыхтя, абверовец выполнил требуемое. Придирчиво осмотрев написанные ровным почерком строки, я сложил листок и аккуратно спрятал его в карман гимнастерки. Надеюсь, что написал он то, что ему диктовали, а не забористые ругательства – немецкого языка я не знал.

– Сволочь… Трусливая свинья… Предатель… – подал голос Анхель, роняя на грудь розовые хлопья. – Как ты можешь…

– Заткнись! Возможно, я спасаю будущее Германии! – с ноткой горделивости в голосе ответил Гелен.

Разговаривали они по-русски, видимо сказалась привычка общения со мной.

– Ты спасаешь свою никчемную шкуру. Дерьмо! – От напряжения из уголка искаженного болью и яростью рта потянулась по подбородку алая полоска. Все, вот теперь точно конец фрицу…

Достав из кармана «Вальтер», я вынул из него магазин и проверил патронник – в нем был патрон, майор держал личное оружие готовым к бою. К счастью, воспользоваться не успел. Указав Наметову взглядом на полковника – мол, держи на контроле, – я рукояткой вперед протянул Гелену пистолет:

– Избавьте вашего товарища от страданий. Мне кажется, так будет правильно.

Если честно, я ожидал, что Рейнхард начнет возмущаться или презрительно, как он умел, отвернется. Но полковник меня удивил. Молча взял «Вальтер» и со словами «прости, Анхель» нажал спусковой крючок. Вот тебе и старые друзья…

Возвращая оружие, он буркнул:

– Можно было бы обойтись и без подобного. Я ведь уже дал согласие.

Я промолчал, коротко пожав плечами. Вставив в «Вальтер» магазин, передернул затвор, поставил на предохранитель, сунул пистолет в карман и только после всех этих манипуляций обратился к Наметову:

– Лейтенант, убери падаль. Мне нужно поговорить с пленным наедине.

– Так точно, товарищ комиссар. – Схватив майора за воротник, Сергей отволок труп в сторону.

– Полковник, сейчас мы вас отпустим. Вы даже сможете воспользоваться своей машиной. Не задерживайтесь в прифронтовой полосе, как можно скорее возвращайтесь в Берлин. Через какое-то время к вам в кафе или бирштрубе подойдет неприметный человек и спросит: давали ли вы объявление в газету о продаже… ну, допустим, славянского шкафа? На что вы ответите: «Шкаф уже продан, но осталась никелированная кровать. С тумбочкой!»

Гелен раздраженно поморщился от столь глупых, с его точки зрения, фраз, но вслух комментировать не стал. Хватило ума понять, что сейчас лучше во всем соглашаться со мной, чтобы побыстрее закончить это опасное приключение и отправиться домой.

– Комиссар, прежде чем мы… расстанемся, я хотел бы задать вам всего два вопроса.

– Спрашивайте, Рейнхард, заслужили. Собственно, я и так знаю, что вы хотите узнать. Никакого планшета под Слуцком, разумеется, не было, тут я вас действительно обманул. Я должен был вырваться – и я это сделал. Планшет остался у моих товарищей из будущего.

– Эти бойцы – Анхель называл их «ОСНАЗ», – они ведь ждали вас, так? К слову, должен признаться, они оказались подготовлены куда лучше моих людей. Но как вам удалось сообщить о себе? Как?!

– Ах, старина, вы даже не представляете, на что НА САМОМ ДЕЛЕ способен покоящийся в багажнике вашего автомобиля смартфон!

Нет, ну а что? Дезинформировать противника – так уж дезинформировать. Пусть даже он теперь мой агент. Кстати, не забыть его забрать… или уничтожить. Прибор в смысле, не Гелена.

– Вы подали им знак! – «догадался» полковник. – Но как? Когда?

– У меня было множество возможностей, – с самодовольным видом соврал я. – Всего несколько не замеченных вами движений пальцами по сенсорному экрану – и к моим товарищам отправилось сообщение.

– А машина времени в этом лесу? Ее вы тоже выдумали? Хотя нет, вряд ли, ведь танки вы как-то сюда переправляли…

– Она существует. – Я вовсе не собирался раскрывать фрицу все свои карты. – Но после того как я попал в плен, мои товарищи сразу же эвакуировали столь ценное устройство. Полагаю, ответ лежал на поверхности, но вы с господином майором его отчего-то не заметили…

Помолчав, абверовец криво усмехнулся:

– Я подозревал это. Но, согласитесь, куш был слишком хорош, чтобы отказываться от него, пока имелся хотя бы малейший шанс его получить. – Он на мгновение замолчал, потом глухо продолжил: – Что ж, вынужден признать, что вы переиграли меня по всем пунктам. Браво, комиссар! Профессионалу всегда приятно иметь дело с равным или даже превосходящим противником. Пожалуй, моя вербовка оказалась вполне закономерным итогом нашего знакомства. Знаете что… Виталий? – Фриц внезапно назвал меня по имени, чего раньше как-то не наблюдалось.

– Слушаю? – сухо ответил я, примерно догадываясь, о чем пойдет речь.

– Помогите моей стране избежать того ужасного будущего, где Германией правит баба, педерасты собираются на парады в центре Берлина, а мигранты насилуют немок! И я, слово чести, буду вашим верным помощником! – Глаза Гелена лихорадочно блестели – сейчас он определенно не играл.

– Значит, вы мне все-таки поверили, – усмехнулся я.

Гелен вздохнул:

– Вы мне, конечно, во многом соврали, но… выглядящие сущими пришельцами из ада танки, с ясно различимыми звездами на башнях, едущие парадным строем по Красной площади, и нарядно одетая публика на роскошном катке рядом со вполне узнаваемыми по фотографиям зданиями ВСХВ явно доказывают – вы как минимум не проиграли эту войну. Такое невозможно сфальсифицировать. А сборище каких-то уродов у Бранденбургских ворот и Кёльнского собора – безусловное свидетельство того, что у власти в Германии находятся не то чтобы нацисты, а даже и просто патриоты моей страны. Так что – да, в главном я вам верю. И поэтому прошу помощи.

– А вот это, старина, во многом зависит именно от вас!

– Да… я понимаю. Разумеется, я понимаю…

– Ну, раз мы договорились, поднимайтесь. Нужно поторопиться. Мы не на прогулке…