Глава 1

В апреле в Новгороде холодно. Ярослав в собольей шубе, накинутой поверх рубахи с вышитым жемчугом воротом, задумчивым взглядом смотрит в открытое настежь окно. За окном широкий, крытый белоснежным полотном Волхов, над которым повис мутно-серый небесный купол. Верхушки обвисших берез почернели кляксами грачиных гнезд. Самих птиц не было видно, однако их гортанный говор доносится до княжеского дворца вместе с сырым теплым ветром, приносящим с Ильменя прелый запах водорослей.

Весна пришла. Скоро снег сойдет. Деревья закучерявятся первым листом. Зазеленевшие в снежных проплешинах поля покроются синими цветами-подснежниками — девкам раздолье и радость.

Ярослав едва заметно усмехается в коротко стриженую и тщательно расчесанную бороду. Молод он еще, кровь горяча, а потому подобные мысли и лезут в голову. Но ничего страшного. Вон отец — уже старик, а все девкам проходу не дает! Святошей притворяется, а наложниц под тыщу!

Ярослав тряхнул головой, как будто хотел выкинуть из нее грешные мысли, и перекрестился.

После этого энергичного движения ход течения мыслей приобрел привычный деловой лад.

«Но главное, — продолжает неторопливо думать Ярослав, — дороги раскиснут. И пока лед не сойдет с рек, сообщение между городами прервется... Надолго прервется!»

На этом мысли запнулись, и всплыл холодный вопрос: но вот какая выгода ему будет от этого? Ведь должна же быть какая-то выгода.

Хотя и недолго Ярослав княжил в Новгороде, а пришелся ему по душе местный торгашеский дух, — во всем должна быть выгода.

Тем временем, пока князь любовался природой, воевода Будый, сидевший за столом, на котором ворохом грудились желтые пергаментные свитки и белые клочки березовой коры с записками, рассказывал последние вести из Киева, где у него были «добрые» друзья-осведомители, регулярно присылавшие весточки.

Разговор шел тайный, поэтому проходил в личной комнате Ярослава, спрятанной глубоко в недрах княжеского дворца.

Комната была в меру просторная, с большим окном из круглых небольших разноцветных стекол, из которых складывался рисунок в виде плывущей в море ладьи. Середину комнаты занимал крепкий стол с гладкой темно-матовой стольницей. На столе кроме пергаментных свитков и берестяных грамот стоял глиняный кувшинчик с вином в окружении серебряных стопок. На лощеных боках кувшинчика краснел изящный виноградный узор.

Под столом скрывалось несколько табуреток с мягким сиденьем, покрытым красным бархатом.

У стен стояли две длинные широкие лавки — на лавках можно было спать. На одной распласталась мохнатая медвежья шкура. К свободной стене прикреплен для красоты красный круглый щит с княжеским знаком и несколько блестящих мечей.

Кроме того, на одной из стен были сооружены полки для записок. А в углу под потолком слабым красным светом лампады освещалась икона в золотом окладе и с самоцветными камнями. За золотом с трудом различалось изображение человека, точнее — его большие грустные глаза, смотрящие проникновенным взором.

Ярослав, продолжая глядеть в окно и думая о своем, рассеянно слушал воеводу. Будый читал цены на киевском торгу. Цены не очень интересовали Ярослава, и слушал он лишь для того, чтобы составлять представление о настроениях горожан.

Ведь известно, что настроение смердов больше всего зависит от цены на хлеб.

Слушая монотонное перечисление цифр, Ярослав машинально отмечал, что цены в Киеве были не выше и не ниже, чем в прошлом году, а значит, киевляне были спокойны и ничто не предвещает волнений.

Но вот Будый закончил нудное чтение, отложил свиток в сторону и, пристально глядя в спину князя, тихо кашлянул и гулко проговорил:

— А еще сообщают, что Владимир часто болеет. Однако он все еще в силе и может прожить долгое время.

А вот это было крайне важно! И Ярослав отвернулся от окна, отчего его лицо скрылось в тени, тяжело почему-то вздохнул и широко перекрестился на угол с лампадой.

— Слава Богу!

— Что ж — слава Богу! — подтвердил с иронией Будый, поднявший голову от свитков. В его словах, произнесенных с изрядной долей иронии, сквозило недовольство делами господними, который давно уже грозился, но никак не мог призвать к себе властителя Руси. Об этом они не раз с неудовольствием говорили с Ярославом.

Будый очень хорошо знал Ярослава. Ярослав скрытен по характеру и коварен, но таким князь и должен быть. Власть не любит простодушных и честных, потому что благими намерениями устлана дорога в ад. Только со своим воспитателем Ярослав бывал обычно откровенен.

— Отцы должны вовремя уходить, чтобы не мешать детям строить свою жизнь, — проговорил, вспоминая прошлые разговоры, Будый.

Ярослав подошел к столу и сел на табурет напротив воеводы. Но ничего не спросил, только глядел серыми, широко расставленными, в отца, холодными глазами.

Заметив недоуменный взгляд Ярослава, Будый, отодвинув рукой от себя свитки, так что они скучились в одну гору и некоторые из них упали на пол, с многозначительностью в голосе промолвил:

— Борис уже водит вместо Владимира его дружину. И года через два он полностью заменит Владимира. Святополк, как старший сын, имеет полное право на киевский стол, однако Владимир, по нашей кляузе, держит его вместе с женой взаперти в Вышгороде два года, хотя и хорошо знает, что обвинения, предъявленные им к Святополку напрасны. Владимир из этого сделал выгоду своему любимому Борису. И нам была бы выгода, если бы Владимир благополучно отбыл в иной мир до того, как выпустит Святополка из-под замка. Мы дружиной взяли бы Киев себе, — пока Борис молод, ему не справиться с нами. Однако время идет, Владимир жив, и это не в нашу пользу. К тому же Болеслав рассердился, что Владимир без вины держит его зятя и дочь под замком, и начал опустошать не только западные земли, но и вторгается в Киевскую землю. Поэтому Владимиру придется все равно выпустить Святополка и его жену из-под замка.

Будый со злой язвительностью усмехнулся. Владимир уморил бы Святополка каким-либо путем, но боится гнева Болеслава Храброго. Если Святополк умрет, то Болеслав договорится с печенегами и будет воевать Туровско-Пинскую землю, потому что по закону она теперь принадлежит Святополку и его жене. Да й опасно Владимиру поднимать давний спор. Он уже не так силен, чтобы воевать. А Борис еще не так силен, чтобы воевать с поляками и печенегами одновременно. Так что Владимиру придется Святополка «простить»...

На этом слове Будый опять с язвительным презрением усмехнулся, подумав, что в мире правит сила — слабые должны уйти.

В словах воеводы была неприятная правда. Владимир предпринимал все меры для того, чтобы передать власть младшему в роду. Это злило Ярослава, который, после смерти брата Изяслава, стал старшим среди родных сыновей Владимира. Это так расстраивало Ярослава, что он почувствовал в горле сухость.

Ярослав протянул руку и плеснул из серебряного кувшинчика в стопку немного вина, сделал глоток и отставил стакан в сторону. Вытер ладонью бородку и продолжил свое рассуждение вслух:

— Таким образом, Святополк живет как пленник. И дети его заложники у Владимира. И как Борис войдет в силу, Владимир передаст ему дружину и стол в Киеве. У Святополка, пока он сидит под замком, не будет возможности противиться этому. В такой ситуации и учитывая, что Борис любит его, Святополку будет легче признать его старшим. И тогда Борис даст ему еще уделы. Выгода прямая Святополку! Правда, при этом его дети потеряют право на Русь.

Будый кивнул головой и с осуждением заметил:

— Святополк не следует ни обычаям предков, ни примеру братьев. Не имеет наложниц, даже жену имеет только одну. У тебя

и то две жены. Монах Святополк, как и его мать! Монах! Он слишком дорожит женой и детьми. И так как семья его слабое место, он вынужден быть слишком покорным, а поэтому его и обижают. Он слаб духом, как и его отец.

Ярослав медленно проговорил:

— Количество жен тут ни при чем — лишился одной, взял другую. Владимир меняет жен по мере выгоды, потому что для развлечения у него — наложницы и девки. А Святополк слишком верит в идеалы, хотя эти идеалы всего лишь красивые громкие слова. Вся его вера от матери-монахини. Бог с его верой... Но проблема как раз в том и состоит, что Святополк верит в нерушимость этих пустых слов, и поэтому, если он пообещает Борису помощь, то будет свои слова неуклонно выполнять Это дурной пример для остальных братьев. Но в таком случае у нас не будет силы воевать против всех братьев. В результате — никто не сможет забрать у Бориса Киев. Так стоит ли нам этого ждать?

— Ждать опасно, — задумчиво подтвердил Будый и желчно спросил: — Владимир нарушил порядок, почему над братьями ставит младшего?

Его стрела попала в цель. Ярослав понял его намек и раздраженно ответил:

— Святополк старше меня, но он чужой нашему роду! Но я старше Бориса. Почто он меня обижает?

Лицо Ярослава вспыхнуло злобой, которая обожгла горло, как кипящий сбитень, и чтобы притушить этот пожар, он нервно схватил серебряный стаканчик и одним махом, проливая капли на усы и бороду, вылил вино в рот и проглотил, судорожно двигая кадыком.

Будый, задумчиво посматривая, на то, как Ярослав пьет вино, назидательно проговорил:

— Владимир из-за скверных похотных желаний совершил грех: не подумав, взял в наложницы жену убитого им же брата, а потом из страха объявил чужого ребенка своим сыном. А теперь, чтобы не допустить пасынка на законное место, нарушает данное обещание. Но порядок, как каменный столп, — он прочен, но вынь из его основания один кирпич, и столп рухнет. Таким образом, Владимир попался в ловушку, которую устроил себе сам, — он пытается вынуть кирпич из столпа и сложить свой порядок, как ему угодно. Но нс им сложен столп — власть дается Богом. И только Бог может дать власть тому, кому желает!

Ярослав ожесточенно откинул стопку, которая упала и покатилась по столу с легким мелодичным звуком. Он вскочил, так что тяжелый табурет, на котором он сидел, упал с громким грохотом. От резкого движения шуба свалилась с его плеч на пол.

Не обращая на это внимания, Ярослав сделал несколько быстрых шагов по комнате. Затем неожиданно остановился напротив Будого, уставился в упор в его глаза и многозначительно резко и грубо проговорил:

— Власть достойна только того, кто может ее удержать! Наш дед Святослав поставил на Киев старшего сына Ярополка, но Ярополк оказался слаб и не смог удержать власть. Власть взял сильнейший, наш отец. А умрет он, его место займет сильнейший, и для этого не будет иметь значения никакое старшинство! И этот сильнейший — я! Только я и никто другой!

В обычно холодных глазах Ярослава горел сумасшедший огонь, такой жаркий и хищный, что бывалый воин Будый невольно отвел взгляд. С таким огнем в глазах его дед Святослав с малой кучкой авантюристов-варягов крушил целые империи.

Будый понял, что их разговор подошел к самому главному, и обрадовался. Он давно жаждал, чтобы Ярослав, наконец, активно включился в борьбу за наследство слабеющего Владимира. Будый также встал, с усилием вернул свой взгляд на место и, глядя прямо в бешеные глаза Ярослава, тяжело проговорил:

— Поэтому и нельзя ждать, пока Борис войдет в силу и займет стол в Киеве!

Встретив холодный и сильный взгляд, Ярослав, как загипнотизированный, не отводя взгляда от глаз воеводы, поднял табуретку и сел напротив воеводы.

Воевода, также не отводя глаз, вернулся на свое место.

Ярослав глядел так, как будто желал заглянуть в душу воеводы. Будый взгляд князя выдержал с трудом. Но затем в его глазах как будто что-то резко переменилось, он ухмыльнулся, и его зрачки также блеснули странным багровым отблеском.

Ярослав хорошо знал этот взгляд старого воина, он появляется, когда тот, готовый убить всех, кто встанет на его пути, видит перед собой море крови.

— Нельзя ждать, — подтвердил Ярослав, отводя взгляд в сторону.

Будый снисходительно усмехнулся. Горяч его воспитанник, но не ему тягаться с тем, кто видел предсмертные корчи тысяч людей, убитых собственной рукой, кто бросал грудных детей на съедение псам, кто, изнасиловав девчонку, недрогнувшей рукой вспарывал ей окровавленный нежный живот. Все это было — и давно, и недавно... И может быть, старый варяг и хотел бы забыть многое из того, что он натворил и что теперь ужасало его самого до дрожи. Но память цепко хранила в своих глубинах все горе, которое он принес окружающим, и в ночных кошмарах эти убитые и искалеченные шли перед ним каждую ночь бесконечной вереницей.

Мальчишка пока Ярослав... Испорченный властью мальчишка! И он, и его воспитатель хотели одного — власти! Над всей Русью, над всем миром, над всей вселенной. Ибо нет слаще удовольствия, чем безграничная власть.

Но до сих пор и он, и его воспитатель отличались малым. Будый хотел открытой битвы за власть, а Ярослав считал, что воевода желает слишком прямолинейно решить проблему, у которой нет простого решения. Но на воеводу Ярослав не сердился: Будый — воин. А потому он и поступает, как воин — наиболее простым и эффективным способом.

Будый догадывался о сомнениях Ярослава и тех крамольных мыслях, которые давно уже таились в его голове, но которые Ярослав пока боялся сказать даже своему воспитателю, заменившему ему отца и мать. Однако эти мысли рано или поздно должны быть высказаны вслух, так как иначе проблему не решить. Рубикон должен быть перейден!

Поэтому Будый решил, что раз Ярослав боится, то эти слова скажет он. Сейчас наступило самое подходящее время сказать эти слова. И Будый повторил:

— Если мы хотим сидеть в Киеве, решение надо принимать сегодня, завтра будет поздно.

Какое решение имел в виду Будый, Ярослав мгновенно сообразил. Но он все-таки еще не хотел прямо говорить о своем греховном замысле. Поэтому перекрестился и притворно покорно проговорил:

— На все воля Божья, и каждому отмерен свой срок...

— Всякому человеку срок можно укоротить, — сердито заметил Будый, уже начинающий терять терпение от уловок Ярослава.

— Я свои руки не запятнаю убийством отца, — наконец, прямо выдохнул Ярослав.

Будый победоносно усмехнулся — все же, хоть и крутил, как хитрый лисенок, Ярослав, а пришлось говорить ему открыто. Будый успокоил его:

— Это уже не твое личное дело. Ущемляя твои законные права, Владимир оскорбляет и твою дружину. Ты принял решение, а для исполнения есть другие люди.

— И кто? — спросил Ярослав, у которого от сказанных им слов похолодело в душе, все же Ярослав считал себя примерным христианином, а сейчас вынужден ради власти переступать через библейские заповеди Христа.

«Но богу богово, а цезарю цезарево... Чистыми руками власть и богатство не берутся, — философски заметил в уме Ярослав и утешил себя. — Бог любит раскаявшихся грешников больше, чем праведников. Придет время, и я тоже покаюсь, как кается сейчас великий грешник Владимир».

— Ну, к примеру, для того пригодится и боярин Блуд, — проговорил Будый, с любопытством наблюдая за отражающейся на лице Ярослава борьбой между грешником и праведником. Но борьба была недолгой, — у темной стороны слишком велики соблазны. Через мгновение на лицо Ярослава вернулась привычная приторно-сладкая маска благообразия.

— A-а, помню, — спокойно проговорил Ярослав. — Этот воевода предал своего князя Ярополка. Старый предатель...

— Кто предал один раз, предаст и другой. Пока Владимир жив, он живет. Но как только Владимир умрет, ему станет плохо, — проговорил Будый. — Никто, — повторяю, — никто из сыновей князя его не любит. А не дай бог придет на киевский стол Святополк, — вообще отрубит ему голову или утопит в Днепре...

Ярослав обеспокоенно заметил:

— Если Святополк возьмет себе киевский стол, то не только одному Блуду придется худо!

Будый продолжил:

— Блуд не глупый и прекрасно это понимает. Так что если ему пообещать...

— Когда умрет Владимир? — деловито перебил Ярослав, который, как оказалось, уже считал убийство отца делом решенным.

Будый на секунду прикинул в уме сколько времени ему понадобится на то, чтобы связаться с боярином Блудом. В том же, что он договорится с ним, он даже не сомневался. Честно говоря, он уже провел с ним тайные переговоры, еще когда привозил дань в Киев.

Подсчитав в уме время, он тут же ответил:

— К концу лета этого года Владимир умрет.

— Тогда не надо везти дань в Киев, — скаредно рассудил Ярослав. — Лучше отдам ее своей дружине.

— Правильно, — одобрил Будый. — После смерти Владимира нам предстоит воевать, и преданность дружинников ох как понадобится. А лучше всего преданность покупается золотом.

— Дружинники мне милее и роднее отца моего — они мои псы, я с ними богатство добываю, они жизнь мою сторожат. С ними добьюсь и власти над всей Русью, — сказал Ярослав и добавил: — Так и Владимир учил...

Будый довольно кивнул и заметил:

— Только придется много заплатить Блуду.

По лицу Ярослава пробежала желтая тень испуга, перемешанного с жадностью. Он заметил лукавство воеводы, который проговорился о том, что с Блудом об убийстве Владимира он все уже решил. Но Ярославу это было уже безразлично, так как его интересовало другое. Ему не хотелось отдавать золото чужому человеку.

Ярослав быстро спросил:

— Он много просит?

— Бочку золота и чести, — сказал Будый с кривой презрительной усмешкой.

— Обещай ему, чести дадим, сколько захочет. Отцом даже назовем, — это нам ничего не будет стоить, — весело сказал Ярослав. — А вот насчет золота...

Он задумался и с глубоким сожалением медленно проговорил:

— Ладно, и золота дадим... Из дани Владимиру... Только небольшую бочку. На этом мы ничего не потеряем, — золото все равно надо либо отдавать Владимиру, либо оплатить им его гибель. Выгоднее оплатить гибель отца, потом мы больше вернем.

Ярослав махнул рукой:

— Так что езжай, Будый, езжай скорее к старому предателю и купи его.

Будый поднялся, но уходить не стал. Однако ничего и не сказал, замялся.

Ярослав нетерпеливо спросил:

— Ну что еще?

Будый задумчиво проговорил:

— Видишь ли, если план с Владимиром удастся, то возникнет вопрос и в отношении твоих братьев...

— Какой вопрос? — не понял Ярослав.

— Они будут мешать тебе занять киевский стол, — сказал Будый.

— Так в чем же проблема? Прими меры! — легко бросил Ярослав.

— Но их придется убить, — со смятением в голосе сказал Будый.

Ярослав потянулся к кувшинчику с вином и с досадой проговорил:

— Ах, не забивай мне голову ерундой. Надо — значит надо! Все равно придется воевать — так какая разница, как они умрут? А потом, кто они мне? Мой брат умер. А с остальными у нас только общий отец. Но у нашего отца столько женщин, что я не удивлюсь, если пол-Киева окажется мне в братьях.

Будый склонил голову:

— И в самом деле, какая разница, как умрут соперники?

Он поклонился и вышел из комнаты.

— У этого щенка зубы больше пасти, — подумал Будый.

 

Глава 2

А Великому князю Владимиру нездоровилось. Вот уже несколько дней он лежал в постели и слабой рукой крестился на суровый лик святого, слабо освещенного крохотным огоньком лампады. И день и ночь святой укоризненно смотрел на обессилевшего Великого князя.

По ночам Владимиру мерещились хороводы убитых им людей, а совращенные им девки устраивали дьявольские пляски, охально вихляясь обнаженными телами. Их много. Так много, что Владимир не помнит ни их лиц, ни их имен.

А прошедшей ночью пришел давно убитый им брат Ярополк. Его лицо было темно, как у святого, что на иконе, и он зачем-то скалил зубы и грозил черным костлявым пальцем.

Владимир хорошо помнил, что Ярополк был очень крепкий человек, и, когда его убивали, он сопротивлялся так яростно, что если бы Блуд не нанес предательский удар мечом в спину, то положил бы Владимира и варягов, которые пришли его убивать.

Владимир признавал, что духу Ярополка было отчего сердиться, — Владимир не только убил своего брата, но и нанес ему тяжкое оскорбление, насильно взяв его жену в наложницы. Владимир оправдывался, — но он же объявил его сына Свято-полка своим сыном, и даже дал ему удел. Правда, был часто несправедлив к нему, но все-таки не покушался на его жизнь, и даже женил на дочери сильного польского короля. Так что духу Ярополка не стоило так сердиться, его семя живо.

Только под утро, сквозь горячечное полузабытье, Владимир сообразил, что преданный им брат вовсе не грозился, а, смеясь, предупреждал. Только над чем он смеялся и о чем предупреждал, Владимир так и не мог догадаться, и это его сильно пугало. Так пугало, что он, не дождавшись рассвета, через силу свалился на пол и встал на колени перед иконой, привезенной из Константинополя легендарной прабабкой княгиней Ольгой, первой христианкой на Руси.

Он молился истово за грехи совершенные и не просил простить грехи будущие, так как и прежних грехов у него было так много, что и сам Господь Бог вряд ли мог их пересчитать.

От молитвы очнулся Владимир только, когда в дверь робко стукнули. Не желая, чтобы его видели в унизительном положении, Владимир, напрягая все силы, переполз обратно на постель. Улегшись в постель, он взглянул в окно.

За окном ярко ластилось солнце. Холодной хрустальной лазурью синело небо. Слышно было, как с крыши капали капли тающего под горячими лучами снега. Где-то в тайных уголках под крышей любовно ворковали голуби. А на дереве, голые ветви которого лезли в окно, вздулись пухлые коричневые комки, — крикливо задирались воробьи. Весной оживает жизнь, и даже из горла седого ворона раздается мелодичный звук, подобный тому, что исторгает нечаянно задетая струна воздушной арфы.

Владимир вздохнул. «Все проходит» — так написано на кольце царя Соломона. Жаль только, что с каждым днем время бежит все быстрее и быстрее.

В дверь опять робко стукнули, и Владимир слабым голосом разрешил войти в комнату, в последнее время больше похожую на келью монаха.

В комнату вошли воевода Добрыня и любимый сын Борис.

Добрыня стар уже, давно умерли его друзья богатыри Илья Муромец и Александр Попович. Но силен еще старый богатырь: широк в плечах, с мощной, как кадка, грудью, — длинная до колен белая рубаха плотно облегает мышцы. Чернявое лицо узкое, длинный шрам, глаза со свирепым выражением, не знающие пощады. Волосы только на голове сильно поредели, поэтому бреет он голову.

Владимир вспомнил, как, крестив в Киеве горожан, он отправил Добрыню приобщать к новой истинной вере непослушных и своенравных новгородских мужиков. Угадал он тогда — в Новгороде народ не захотел добровольно приобщаться к новым богам, так как их прекрасно устраивали и старые. И тогда Добрыня с дружинниками повторили проверенный на киевских горожанах безотказный прием: загнали людей в покрывающуюся льдом реку и выпустили из нее только новообращенных христиан. Долго потом из Волхова вылавливали трупы утопленников. Говорят, даже в Ильмене весной вылавливали утопленников. Но чего только не сделаешь ради истинной веры?

На Борисе шелковая алая рубаха, струится с узких плеч на колени. Лицо тонкими благородными чертами. Русая бородка аккуратно подстрижена. Большие серые глаза смотрят добро. Красив князь, но молод еще, а потому и добр. Но молодость быстро проходит.

В руке на золотой цепи Борис, как собаку, ведет любимого венгра Георгия. Георгий смазлив не хуже девки — холеные волнистые волосы тщательно расчесаны, черные брови узкими стрелами вразлет, глаза за пушистыми ресницами большие, красивые, как у телка. Одет в длинную шелковую розовую рубаху — почти до пят. Девка — да и только!

Девка или парень — Владимиру все равно: детей им не заводить.

Владимир кашлянул:

— Пса своего оставь за дверью.

Борис обернулся к любимчику и строго предупредил:

— Сиди за дверью и никуда не ходи!

Но цепь привязал к ручке на двери и прикрыл ее. Пока он устраивал своего любимца, Добрыня присел на лавку рядом со столом и начал раскладывать свитки и берестяные грамотки, которые принес в руке. Он пришел с обычным утренним докладом, во время которого рассказывал князю о делах прошедшего дня, спрашивал совета о предстоящих делах.

А Борис, придав лицу печальное выражение и присев на край отцовской постели, заботливо спросил:

— Здоров ли, батюшка?

Печальное лицо сына встревожило Владимира — молодой человек должен радоваться жизни, — и он неожиданно окрепшим голосом проговорил:

— Борис, не стоит печалиться над моей болезнью. Болезнь уйдет, как пригреет солнце.

Борис перекрестился, лицо его повеселело, и он участливо проговорил:

— Выздоравливай, батюшка.

Немного подумав, он выпалил:

— Выздоравливай скорее, а то нехорошие дела творятся у нас, Ярослав отказался присылать дань.

Владимир, забыв от удивления о болезни, привстал и возмущенно воскликнул:

— Как, Ярослав отказывается платить дань? Да такого быть не может!

Ему на мгновение вспомнилось ночное предупрежден и е духа Ярополка. Ох не зря смеялся Ярополк — дождался-таки, ирод, сын против отца пошел! Что еще может быть слаще для духа желающего мщения? Сын против отца, брат против брата. На брата, убившего брата, наложено страшное проклятие: его потомкам предстоит убивать друг друга, пока не изведут они сами свой род до конца.

Владимир резко одернул себя. Однако глупости это, ибо так в царских родах заведено, что страшнее врага, чем родной брат, нет... И не Владимиру менять старые обычаи, а потому — все вон из ума!

Добрыня, уже развернувший свои свитки и готовый к докладу, погладив рыжую бороду, степенно подтвердил:

— В самом деле Ярослав отказывается платить дань. Ярослав говорит, что отец болен, а брату он не обязан давать дань, так как старше Бориса.

Владимир почувствовал в себе старинный боевой дух, который у него всегда появлялся в минуты опасности. Сердце учащенно забилось, щеки загорелись розовым румянцем, и в теле неожиданно появилась сила. Владимир сел, спустив босые ноги на пол на толстый ковер из заячьих шкур, и негодующе спросил:

— И что за дурь ударила Ярославу в голову — идти против меня?!

Борис испуганно вскочил и отступил на шаг к окну.

Добрыня, тряхнув хохлом на бритой голове, рассудительно заметил:

— Да нет тут никакой загадки. Вся свара идет из-за Святополка. Ты объявил Святополка своим сыном и тем самым сам отдал ему старшинство среди сыновей. Но в то же время ты держишь его под замком и говоришь, что хочешь посадить на Киев младшего — Бориса. При этом ты обходишь Ярослава. Вот он и обижается.

— На Киев я посажу того, кого пожелаю. А пока я хочу, чтобы Великим князем был Борис, и так будет! — вспылил Владимир. — Ярослав не понимает, что Святополк чужой для вас.

Добрыня возразил:

— Ярослав это прекрасно понимает и не питает родственных чувств к Святополку. Однако после того, как умер его старший брат Изяслав, он старший после Святополка. Ущемляя старшего среди сыновей, ты дал формальный повод Ярославу говорить о нарушении тобой исконного родового порядка. Потому он считает, что имеет право отказаться от своих обязательств по отношению к тебе. К тому же его дружина, по настоянию его жены дочери шведского конунга Олава Ингигерды, набрана из нищих шведских варягов. А тем хочется много золота, гораздо больше, чем имеется в Новгороде.

Лицо Владимира загорелось гневом, и он жестко сказал:

— Он весь в свою мать, та перечила мне и хотела даже убить меня. Тогда ради маленького Изяслава я не казнил ее...

Рогнеда, которой за постигшие ее беды дали имя Гореслава, пережила убийство Владимиром ее отца и братьев, но обида в душе гордой полоцкой княжны осталась навсегда, и когда Владимир завел вторую жену и выселил ее из своего дворца в уединенное жилище в селе Предславино, на берегу реки Лыбеди, она решила его убить. Для этого Рогнеда заманила Владимира к себе, и когда, как ей показалось, он крепко заснул, она достала спрятанный нож и нанесла удар прямо в сердце распутного князя.

Но Владимир, почуявший замысел Рогнеды, не спал, он только притворялся. Одной рукой он отвел удар, направленный ь сто сердце, а другой, ухватив пышные волосы, склонил к своим ногам голову гордячки. Однако он не стал сразу ее убивать. Он приказал ей одеться в брачные одежды и, сидя на богатом ложе в светлой храмине, ждать смерти от его руки. Он жаждал лично отрубить ей голову.

Но когда, после очередной развратной ночи с какой-то девкой, рано утром он вошел в комнату, где уже несколько дней ждала смерти его гордая жена, чтобы убить ее, в комнате неожиданно появился маленький сын Изяслав. Он подал отцу обнаженный меч и сказал:

— Ты не один, о родитель мой! Сын будет свидетелем, чтобы в будущем знать, как поступать с матерью своих детей.

Раздраженный Владимир бросил на землю меч и ушел. Немного погодя, он собрал бояр для совета, что делать с непокорной матерью и ее сыном. Бояре, многие из которых хорошо помнили судьбу отца и братьев Рогнеды, сказали:

— Прости мать и младенца. И дай им в удел бывшую область ее отца.

Немного подумав, Владимир согласился, и даже построил для Изяслава город, названный его именем.

— ...И этот — недавно получил от меня Новгород, а уже восстает против меня! — зло продолжал Владимир и резко рубанул рукой, как мечом. — Но пока я старший в роду!

Владимир неожиданно резко встал, выпрямился и, разрубив рукой перед собой невидимого врага, жестко приказал:

— Поправляйте дороги и мостите мосты, идем на Ярослава войною! Пока я жив, он будет исполнять мою волю! Я сам поведу дружину.

Борис поспешил поддержать отца под руку.

Добрыня согласно кивнул головой:

— Сегодня же отдам распоряжения, чтобы к концу лета отправиться на войну с Ярославом.

Стоявший рядом с отцом Борис робко заглянул ему в лицо и поинтересовался:

— Батюшка, ты возьмешь меня в войско?

На минуту Владимир задумался, и на его лбу шевельнулись морщины. Затем на губах появилась удовлетворенная улыбка, заметно было, что он что-то придумал. Впрочем, он тут же выложил свой замысел:

— Ты, Борис, пойдешь со мной. И даже поведешь дружину в битву. Ярослав должен потерпеть поражение от твоей руки, чтобы и впредь помнил, кто хозяин на Руси.

— Хитро, хитро и мудро, — одобрительно оценил мысль, Владимира Добрыня и задумчиво проговорил: — А Святополка все же надо выпустить из-под замка. И Болеслав сердится, что его дочь и зятя ты держишь под замком. Как бы, пока ты будешь воевать с Ярославом, он не пошел на нас войной. Он и так от тяпал у нас уже половину Туровской земли. Уйдешь с войском, так ударит, что Киев надолго потеряем. Пятнадцать лет назад Болеслав торжественно принимал императора Оттона в Гнезне, где по этому поводу было основано архиепископство. Заверял, что он его друг. Но как только Оттон умер, тут же вторгся в земли своего друга. Император Генрих до сих пор вытесняет его оттуда с превеликим трудом. И чем все это закончится, еще неизвестно. Болеслав подобен клещу, если вцепится, то оторвать невозможно. Поэтому лучше ему не дать присосаться к нашим землям.

— Да, Болеслав как клещ, — согласился Владимир и тяжело вздохнул. — Ох, не люблю я Святополка, соперник он Борису.

— Святополк не соперник. Твои сыновья не отдадут чужаку отцовский стол. Пока для нас опаснее Ярослав, потому что, глядя на него, и другие поднимут голову против Бориса, — возразил Добрыня.

Борис подал голос:

— Позволь, отец, замолвить слово. Святополка надо бы отпустить. Я с ним всегда был в хороших отношениях. Он мне нужен в друзьях. Я хочу, чтобы его дружина с нашим войском пошла на Новгород.

Владимир оценил предложение Бориса и проговорил:

— Ладно. По твоей просьбе отпускаю его. Но с Ярославом мы справимся и без него. Ни к чему чужому участвовать в семейном деле.

Он повернулся к Добрыне и распорядился:

— Дружинников от Святополка отзови. Но только пусть он живет в Вышгороде. Установи над ним тайный надзор.

Отдав распоряжение, Владимир шагнул к постели и лег. Борис помог ему устроиться, заботливо прикрыв его ноги одеялом.

Владимир сделал знак рукой:

— Все, я устал, пришлите девок, пусть спину мне погреют.

Добрыня собрал свои записки и поднялся из-за стола.

А Борис весело свистнул:

— Эй, песик мой, ты еще не удрал?

Из-за двери послышалось радостное поскуливание...

Владимир гадливо плюнул.

 

Глава 3

Солнечным весенним днем, когда припекает жаркое солнце к вся природа утопает в нежном волнующем цвете, непросто усидеть в тереме. Владимир запретил Святополку выходить за пределы терема, поэтому, чтобы не нарушить приказ строгого отчима, Святополк расположился на высоком княжеском крыльце. По его приказу здесь поместили кресло и стол, на который поставили фрукты и вино. Таким образом, князь приятно проводил время на солнце, решая вопросы и беседуя с людьми.

Вот и сегодня Святополк беседовал с воеводой Свенельд ом, которого усадил рядом с собой. Свенельд, потягивая легкое греческое вино, разбавленное по примеру греков водой, рас сказывал о проведенной им охоте. Святополк велел Свенельду вывезти на охоту своих ястребов и собак, чтобы те, сидя без дела, не зачахли.

Свенельд рассказывал:

— Рано утром я поскакал с ястребами и собаками на охоту и со мной мои люди. Когда мы пустили ястребов, твой любимый ястреб сразу взял двух тетеревов, а потом взлетел снова и взял еще трех. Собаки подбежали и подобрали упавших на землю тетеревов.

— Пять тетеревов за одно утро — это большая добыча! Вот какие хорошие у меня ястребы и собаки! — радовался Святополк, как будто сам был на охоте.

Надсмотрщика боярина Блуда Святополк за стол не приглашал, и тот со скучающим видом, едва не разрывая пухлые щеки зевотой, висел над спиной князя.

Другому бы постоянный надсмотрщик за спиной давно па-доел, а Святополк не замечал его, как будто боярин Великого князя был обычной тенью, с которой не разговаривают, а тем более не приглашают за стол.

Святополк радостно смеялся, слушая подробности охоты, а у Блуда в голове холодными аспидами ворочались мрачные мысли. Князь Владимир, дав ему внешне почетное поручение, вольно или невольно отдалил его от своего двора, где, по смутно доносящимся слухам, сейчас разворачивались самые активные события. Владимир болел, а недавно посаженный им на Нов город Ярослав замышляет козни против отца.

Блуд хорошо помнит тайный разговор с новгородским воеводой Будым, который состоялся, когда тот привозил в по следний раз дань.

Блуд и Будый были знакомы еще с тех времен, когда отроками ходили в дружине Святослава. Позже их пути разошлись — Владимир отправил Будого воспитателем при маленьком Ярославе. А Блуд, добившийся от Владимира почестей, так и обретался в свое удовольствие при великокняжеском дворе.

Однако Будый не забывал своего старого знакомого по одной малой причине — Блуд сообщал ему интимные сведения о жизни великокняжеского двора. За это Будый не забывал привозить ему гостинец в виде увесистого кошеля, набитого под горло золотом. Его сведения стоили этого золота.

Встречались они обычно в усадьбе Блуда. Здесь было удобно, и никто не мог помешать их кулуарной беседе за чаркой доброго меда.

В последнюю встречу, выслушав рассказ Блуда и передав ему кошель с золотом, Будый, щурясь по лисьи и потягивая мед из золотого кубка, завел витиеватый разговор о том, что Владимир недолговечен, и что когда придет время ему уходить из этого мира, то между наследниками разгорится большой спор.

Блуд сразу сообразил, к чему клонит новгородский воевода. Однако и он был старый лис, хотя и изрядно поседевший, поэтому, ласково глядя на кошель с золотом и макая губы в мед, только мягко поддакивал.

Между тем Будый заметил, что на сей раз причиной разлада между детьми послужит нарушение Владимиром дедовских исконных обычаев. Сделав этот вывод, Будый отхлебнул большой глоток, и заявил:

— Князь свое наследство должен передавать старшему в роду, а не своему любимчику!

Заявление он сделал довольно смелое, но на то и бояре, чтобы обсуждать поступки князя.

Блуд спрятал улыбку в кубке с медом, он хорошо понимал, о чем ведет речь хитрый Будый. Претендентов на Киев было трое: Борис, Святополк и Ярослав. Причем Борис из них самый младший. И конечно, Будый беспокоился не за интересы Святополка, который формально считался старшим сыном Владимира. Таким образом, даже глубоко не вникая в суть взаимоотношений между детьми Владимира, было понятно, что Будый беспокоился о своем князе Ярославе, который после смерти своего старшего брата Изяслава становился старшим из родных сыновей Владимира.

Блуд тут же прикинул в уме. Святополк безусловно очень опасен для него, так как вряд ли забудет отомстить Блуду за предательство его отца. Поэтому восхождение Святополка на киевский стол будет означать одно — скорую смерть. Но и Борис на месте Великого князя не лучший вариант. Борис дружит со Святополком и потому в случае восхождения на киевский стол позволит ему свести старые счеты с боярином, предавшим отца. Так что наиболее приемлемой фигурой в качестве Великого князя оставался только Ярослав.

Блуд прекрасно понимал, что Будый не зря завел с ним разговор на столь опасную тему. Тем самым он сообщает, что Ярослав нуждается в помощи боярина, который много лет назад уже помог другому князю стать Великим. Дело, конечно, опасное, так как Владимир, узнав, что бояре плетут интриги, чтобы помешать его намерениям, расправится с ними без всякой жалости. Но ставки в этой игре были слишком велики, по крайней мере для Блуда речь шла о его жизни.

Это оказалось хорошим стимулом для того, чтобы бояре быстро нашли общий язык и договорились о том, как помочь князю Ярославу.

Вот поэтому Блуд и переживал из-за того, что был удален из Киева. Выполняя почетное поручение Великого князя, он в то же время оказывался не у дел. Как близок локоток, а укусить его невозможно, так и Киев — близок, час пути от Вышгорода, да попасть в него невозможно, так как приказал Владимир не спускать со Святополка глаз. И даже сообщения о поведении Святополка Блуд шлет с гонцами.

А что Будый, когда узнает, что он не у дел, найдет в Киеве другого помощника, Блуд не сомневался. В связи с этим собственное бессилие злило боярина, и он маялся тяжкими мыслями, решая почти невыполнимую задачу: как ему увильнуть от почетного поручения и вернуться в Киев.

Однако пока в голову Блуду приходила только одна мысль: сославшись на плохое здоровье, просить Владимира, чтобы он отпустил его на покой. Правда возникала другая проблема: Владимир-то отпустит на покой, а вот как потом вернуться? В связи с последними известиями о плохом здоровье Владимира скорое возвращение к княжескому двору становилось вопросом жизни и смерти.

Пока Блуд размышлял, приятная беседа князя Святополка и Свенельда подошла к концу, на княжеский двор въехал всадник. По знаку на плаще видно было, что это был гонец от Великого князя.

Всадник остановил коня внизу, около лестницы на крыльцо, и спрыгнул на землю. Дворовый слуга подхватил повод его коня. Всадник оправил себя, и донесся его вопрос:

— Где князь Святополк?

Получив ответ, что князь Святополк сидит на крыльце, гонец начал, неторопливо подниматься по лестнице.

Когда он поднялся, Блуд узнал в нем воеводу по прозвищу Волчий Хвост и сообразил, что князь воеводу гонцом по пустякам гонять не будет, следовательно, он везет крайне важные известия. Блуд заволновался, что это может быть за новость?

Между тем Волчий Хвост поднялся на крыльцо и, увидев князя Святополка, поклонился ему и очень любезно поприветствовал:

— Здрав будь, князюшка!

Затем он склонил голову в сторону Блуда и Свенельда:

— И вы, други, будьте здравы.

Те поднялись, проявляя уважение к Волчьему Хвосту.

Святополк, также догадывающийся, что воевода привез важные известия, встревоженно приподнялся и спросил:

— Здоров ли батюшка?

— Здоров, — успокоил Волчий Хвост и, вынув из-за пазухи свиток, протянул его князю. — Прислал Великий князь тебе письмо.

Святополк взял свиток, мельком осмотрел его, взломал княжескую печать из красного сургуча и глазами пробежал по письму. Он еще не дочитал его до конца, а на его изящном лице проявилось недоумение.

Блуд, сгорая от любопытства, с трудом себя сдерживал, чтобы не заглянуть в письмо через плечо князя.

Свенельд сохранял невозмутимое спокойствие, как будто был сделан из камня.

Волчий Хвост лишь слегка морщил лоб. Дождавшись, когда Святополк закончит читать письмо, проговорил:

— А также Великий князь велел добавить устно — прощает он тебя и снимает опалу. Свободен ты, и твоя жена, и немецкий епископ. Только жить тебе князь велит в Вышгороде и выезжать в другие места позволяет с его разрешения.

От удивления Блуд едва не свалился с крыльца. А Волчий Хвост, повернувшись к нему, проговорил:

— А с тебя, боярин, Великий князь снимает свое поручение, и ты можешь приехать к его двору.

Сбылось то, о чем усиленно молился Блуд. От радости он почувствовал слабость в ногах. Он поклонился и, севшим от волнения голосом, просипел:

— Я рад служить Великому князю.

Заметно повеселевший Святополк — ему тоже известие понравилось, — пригласил гонца, принесшего радостное известие, присесть за его стол и выпить вина, но Волчий Хвост, сославшись на то, что ему также даны некоторые другие поручения, касающиеся проживающих в Вышгороде некоторых жителей, почтительно попросил его не задерживать.

Святополк спросил:

— Ну а в Киев к отцу мне приехать можно?

Волчий Хвост покачал головой:

— Великий князь пока не хочет тебя видеть. Он занят.

Лицо Святополка покрылось краской гнева и обиды, но он тут же взял себя в руки. Выпив маленький глоток вина для успокоения, он не стал задерживать гонца, и Волчий Хвост, а следом за ним и Блуд ушли.

Подождав, когда они скроются, Святополк язвительно проговорил:

— Знаем его тайные поручения, Владимир даже в старости своих подружек никак не может забыть... Тоже — монах! Варвар!

Свенельд, за последний год сильно постаревший, предварительно покрутив в раздумье седой ус, высказался о другом:

— В Киеве что-то случилось, — предположил он. — Может, печенеги войной идут, и Владимир, зная, что Болеслав сердится, что он держит под замком его дочь и зятя, отпускает тебя для того, чтобы обезопасить себя от удара со стороны поляков?

В словах Свенельда была изрядная доля правды, признал Святополк. Болеслав дамокловым мечом висел над Киевом. И все же Святополк возразил:

— Если бы шли печенеги, то гонец прямо сказал бы об этом и передал бы приказ готовить нашу дружину к войне. А сейчас он даже видеть меня не хочет. Нет, тут что-то другое.

Свенельд почесал лысый затылок и спросил:

— Но что же еще могло побудить Владимира отпустить тебя? Если бы он был при смерти, то, наоборот, усилил бы охрану, чтобы ты не помешал Борису сесть в Киеве.

— Видимо, причины поступков Владимира лежат гораздо глубже. Конечно, отпуская меня на волю, он защищает себя от поляков, — проговорил Святополк и спросил не столько воеводу, сколько самого себя: — Но с кем же он хочет воевать?

Свенельд на этот вопрос не ответил, однако предложил:

— Надо бы позвать Рахдая. Ты ему поручил следить за здоровьем Владимира. Он как раз утром приехал из Киева и ждет, когда тебе можно будет доложиться. Вот пусть и расскажет, что знает.

Свенельд поднялся, чтобы позвать Микулу, но Святополк его задержал:

— Кстати, он просил отдать ему девку, и чем это кончилось?

— Я говорил с княгиней, — доложил Свенельд. — Она сильно больна и просила пока оставить девку при себе. Говорит, вот умру, тогда пусть и забирает.

— И что Рахдай? — спросил Святополк.

— Ждет, — сказал Свенельд. — Он вызывался лечить княгиню, но та отказалась. На все Божья воля, говорит.

— Пусть будет так, — сказал Святополк. Он поднялся из-за стола и проговорил: — Я пока схожу, обрадую хорошим известием княгиню Марину. Она вся измаялась — сидит взаперти, а ей по саду хочется гулять с девками. А ты тем временем приведи Рахдая в тайную комнату. Разговор о делах в Киеве с ним лучше вести без лишних глаз и ушей.

Свенельд на поиски Рахдая спустился по лестнице во двор. А Святополк зашел в терем. Пройдя по длинному коридору, он зашел в покои Марины. Та беседовала с епископом. Святополк бесцеремонно прервал их беседу, весело проговорив:

— На ловца и зверь бежит. Раз оба здесь, то сообщу вам радостное известие. Владимир только что освободил нас от сгражи.

Марина радостно, по-девчоночьи, хлопнула в ладоши:

— Мы можем ехать в Туров и встречаться с моим отцом?

— Нет, — охладил ее радость Святополк. — Из-под стражи Владимир нас освободил, но велел жить в Вышгороде. Но ты погоди, через некоторое время князь разрешит, и мы съездим в Туров. А пока...

Святополк оглянулся на дверь и, понизив голос, прошептал:

— Пошли своего гонца к отцу, пусть перестанет тревожить русские земли. И скажи ему, чтобы был наготове.

— К чему? — спросила Марина.

— Он знает, — сказал многозначительно Святополк. Затем, заботливо поцеловав в щеку жену, он вышел из комнаты, тщательно прикрыв за собой дверь.

Епископ, сидевший во время разговора с каменным лицом, скрипуче тихо проговорил по-немецки:

— Пришло время великих событий. Готовься, дочь моя, нас скоро ожидает борьба за власть над Русью.

Марина сверкнула взглядом и проговорила также по-немецки:

— Борьба за власть на Руси опасное занятие, как бы при этом не потерять свои головы. Поэтому надо заблаговременно позаботиться о надежном убежище.

Святополк долго блуждал по коридорам, и, когда он пришел в тайную комнату, там его уже ожидали Свенельд в Микула, которые сидели на лавках и негромко переговаривались. Как только Святополк зашел, они встали и почтительно склонили головы.

Святополк сел за стол и спросил с озабоченным выражением на лице:

— Итак, какие известия у тебя, Рахдай?

Микула склонил голову и начал докладывать:

— Князь, ты поручал мне следить за тем, что происходит в Киеве.

— И что же там происходит? — нетерпеливо повторил вопрос Святополк.

— Владимир готовится к войне. Он велел чинить дороги и мосты, — сказал Микула.

— Чинить мосты? — переспросил Святополк, не очень-то удивившийся этому известию, так как недавно в разговоре со Свенельдом он уже предполагал вероятность намерений Владимира воевать. Однако, получив подтверждение своей догадке, он тут же продолжил рассуждение. После освобождения Свя-тополка воевать Владимир мог только с печенегами. Однако до Вышгорода пока не доходило слухов о том, что печенеги выходят в поход. Таким образом, выходило, что Владимир намеревался нанести печенегам сильный удар, подобный тому, что нанес хазарам Святослав, после чего Хазарский каганат исчез с лица земли. Правда на место хазар пришли печенеги, и все началось заново. И исчезнут печенеги и на их место придут другие кочевые племена. Поэтому Святополк к идее полного разгрома печенегов отнесся скептически — по его мнению, печенегов лучше было бить, но держать недобитыми, так как со старым соседом всегда воевать легче. И договариваться тоже.

Святополку пришла мысль, что, однако, раньше в походах на печенегов обходились без дорог и мостов, в степи они не очень нужны. Поэтому Святополк с недоумением задал вопрос:

— А зачем чинить мосты? Куда?

— На север... — коротко ответил Микула.

— На север?! — Святополк изумленно вскочил с лавки. Свенельд также с трудом сдержал удивление.

— Как на север? Печенеги же на юге? На севере некого воевать! Ты точно не ошибаешься? — посыпались вопросы Святополка, перемешанные с недоверием.

— Да, на север! — подтвердил Микула.

— Но там же Ярослав! Глеб! — воскликнул князь и нервно забегал вокруг стола. Он был раздражен тем, что никак не мог понять замысла Владимира.

Свенельд усиленно морщил лоб. В его обязанность входило своевременное получение сведений о происходящем на Руси и у его соседей. Но он не знал на севере врагов. Разумеется, на Волге и Каме осели булгары, но они вели себя мирно и не беспокоили соседей. Во всяком случае, до Киева их руки не дотягивались. Муромский князь Глеб с ними прекрасно справлялся. Поэтому Свенельд не видел необходимости для Владимира воевать с булгарами. И так как Свенельд не мог понять планов Владимира, то это его также обеспокоило не меньше, чем Святополка. Неизвестность всегда опасна.

— Вот с Ярославом Владимир и собирается воевать, — выложил главное Рахдай.

Это утверждение показалось таким невероятным, что Святополк изумился еще больше.

— Но из-за чего? — остановившись напротив Микулы, спросил он.

Микула объяснил:

— В Киев пришло известие, что Ярослав отказался платить дань. Он говорит, что Великий князь болен и ставит вместо себя Бориса. Но старший брат Святополк, которому по старшинству положено быть первым помощником Великого князя, отстранен от дел и сидит под замком. А Борис, которому Владимир доверяет киевскую дружину, — младший брат. Тем самим нарушен родовой порядок, и потому Ярослав не должен платить дань младшему брату.

После этого разъяснения лицо Святополка выразило такое огорчение, что Микула виновато развел руками.

— Вот так он объясняет нежелание платить дань.

А Святополк почувствовал, как его спину охватил жар и по спине побежали ручейки пота, затем охватил мерзкий холод, и он протестующе замахал руками, как ветряная мельница, и закричал:

— Но я же и не претендую на Киев! Он что, хочет, чтобы Владимир окончательно погубил меня?

Свенельд, поняв, что происходит, наоборот, успокоился и рассудительно заговорил:

— Разумеется, для Ярослава это всего лишь предлог, чтобы не платить дань. И теперь понятно, почему тебя освободили, Владимир желает лишить Ярослава законного повода для войны.

Святополк сел на лавку и удрученно проговорил:

— Я считаюсь старшим сыном Владимира, хотя на самом деле и пасынок, и мне постоянно напоминают, что я чужак для них. И пока я жив — я буду причиной для споров между Владимировичами. Пока я жив...

Святополк, сообразив что-то, обхватил голову руками и с испуганным придыханием заявил:

— Может, поэтому Владимир и освободил меня из-под замка, чтобы погубить каким-либо хитрым способом. В Константинополе таких способов много. Там царей травят, как крыс.

Он обратился к Микуле и резко потребовал:

— Ты предсказывал, что через два года Владимир умрет. Но он жив! Почему?

Вид у Святополка был крайне недовольный и испуганный. Теперь он искал, на кого бы вылить свое раздражение и испуг.

— Но два года не прошло, — осторожно напомнил Микула и пояснил ситуацию: — Ярослав человек хитрый и осторожный, он никогда не выступил бы открыто против отца. Но если он пошел на прямой конфликт с отцом, то из этого следует, что он узнал о какой-то слабости Владимира.

Свенельд перебил его:

— Владимир — старый волк! Слабость у Владимира может быть одна — смерть.

Святополк медленно предположил:

— Так, может, Ярослав надеется на близкую смерть отца?

Он снова обратился к Микуле:

— Так что скажешь, чудесник?

— Я сам видел недавно Владимира, — проговорил Микула. — И он производит впечатление достаточно здорового для своего возраста человека. То же самое говорят и люди, общающиеся с ним каждый день, которые доносят мне о его здоровье. Да, Владимир часто болеет, но все люди иногда болеют.

Святополк озлился:

— Но что-то же все-таки узнал Ярослав, что решился на войну?!

— Человек предполагает, а Бог располагает, — туманно проговорил Микула. — Человек может сам умереть... Но ему могут и помочь... Мне кажется, дело идет к этому.

Свенельд опять рассудил:

— Мосты и дороги чинить дело не спешное. Этим летом починят мосты, а осенью и пойдут на Ярослава. И если он на это рассчитывает, то все сходится...

— А мне-то что делать? — спросил совсем расстроившийся Святополк.

— Быть поблизости от Киева, — сказал Свенельд.

— Остерегаться яда, — посоветовал Микула. — Хотя главный противник у Ярослава его отец, но и братья ему в помеху.

— В таком случае, — Святополк приказал Микуле, — возвращайся в Киев и следи за тем, что там происходит. Обо всем я должен знать как можно скорее.

 

Глава 4

Через час боярин Блуд с радостью оставил Вышгород и направился на удобной повозке с конюхом к великокняжескому двору. Но не сразу, потому что, получив уведомление, что князь освободил его от поручения, Блуд почувствовал себя необыкновенно уставшим - все тело: и руки, и ноги, как будто налились тяжелым свинцом, Голова, в которой обычно мгновенно зарождались хитрые мысли, превратилась в мешок, набитый тупой мякиной.

Стар уже стал боярин, и после сытного обеда его клонило в сон. Лежать бы ему на теплой печке да смотреть за внучатами. Но княжеская служба спать не велит. В таком состоянии нельзя было появляться перед князем, который любит, чтобы его окружали бодрые и сильные люди. Поэтому по пути в Киев боярин Блуд решил дать себе небольшой отдых и направился в свое удельное сельцо, хотя оно было и далеко в стороне от киевской дороги. Заодно он намеревался позаниматься своими делами.

Хоть и не трудная работа была глядеть за Святополком, а все равно — требовала внимания и глаза и потому не давала возможности отлучиться. А у боярина в селах было немало дел, и самое главное проверить, сполна ли платится дань и добросовестно ли закабаленные смерды пашут боярские поля. Тиуны регулярно шлют доклады о делах. Но тиуны народ корыстный, о своем кармане больше заботятся, чем о боярской мошне. Поэтому, чтобы не разорили, нельзя их оставлять без проверки.

Всю дорогу повозка ехала неторопливо. Блуд умышленно велел конюху притормаживать. Лежа на спине на мягком сене, покрытом звериной шкурой, он глубоко и с блаженством вдыха/i мятный запах — хитрец конюх для удовольствия боярина в сено подкладывал чабрец и мяту, — и рассматривал проплывающие по лазоревому небу кучерявые, как юные ягнята, облака. И казалось ему, что он молод, силен. Вот точно так же много лет назад он ехал в Киев к князю Святославу, чтобы поступить в его дружину.

Блуд скривил губы в улыбке. Хотя не так — тогда он гордо скакал на коне. Наивный и полный честолюбивых замыслов глупец. А что? В молодости было хорошо!

Блуд лениво толкнул ногой в спину конюха и проскрипел старой осиной:

— Кривка, покажется деревня, прибодри коней. Хочу подъехать со звоном, как в молодости, чтобы шальным ветром у девок подолы до макушки поднимало.

Как только повозка поднялась на гору перед селом, Кривка предупредил — ну боярин, держись! — и, выполняя приказ боярина, хлестнул лошадей кнутом, и те понеслись с горки, как буйный ветер. Окованные железом колеса под переливистый звон колокольчиков глухо стучали по твердой накатанной земле, двумя желтыми полосами рассекавшей седое ковыльное море.

Держась за борта, чтобы нечаянно не вывалиться из повозки, Блуд перебрался на сиденье и, выкатив грудь гоголем, стал хватать ноздрями, раздутыми, как у загнанного коня, и заросшими волосами, горячий ветер.

Услышав звон колокольчиков, за ворота боярской усадьбы вывалился народ. Однако, разглядев, что в повозке с веселым звоном сидит сам боярин, народ заметался в панике. Впрочем, вскоре все успокоилось.

Посредине дороги встал тиун с широкой бородой, расстелившейся по груди черной рекой, в белой рубахе и красных сапогах. Широкое лицо, краснее сапог, лоснилось салом и невообразимой радостью.

За его плечом стояла жена, такая же красная и толстая, как вспухшее тесто.

За ней стояли две девки в ярких платьях с подносами в руках. На подносах, покрытых белыми рушниками, расшитыми красными петухами: на одном — пухлый каравай с деревянной солонкой; на другом ярко блестящий желтым отблеском кувшин и рядом с ним большая чарка, в виде ладьи; сверху всего этого другое богатство — сочная грудь с волнующей ложбиной.

Кривка лихо подогнал к толпе и резко остановился, так что боярин едва не клюнул раздутыми ноздрями его твердую спину. Мазнув Кривку ладонью по шапке, боярин поднялся.

Народ тут же упал на колени носом в поднявшуюся пыль.

Тиун и бабы за его спиной согнулись пополам и груди упали на подносы. Затем тиун подскочил к повозке и вместе с подоспевшим Кривкой принялся помогать боярину спускаться из повозки.

Нежно опустив боярина на твердую землю, тиун нежно всхлипнул:

— Здрав будь, боярин. Уж мы тебя ждали. Уж мы тебя ждали, наглядеться на дорогу не могли...

Здесь тиун запутался в словах и тихо зарыдал от счастья.

Не зная, как закончить восторженную речь по случаю приезда хозяина, тиун подал знак и к боярину приступили девки. Одна с поклоном подала каравай — Блуд небрежно отломил кусочек и, окунув в соль, начал лениво жевать его. Вторая плеснула в чарку хмельного меда и подала ее с поклоном боярину.

Жена тиуна стояла сзади с подносом. Из ее маленьких, заплывших жиром глаз текли слезы счастливого умиления.

Блуд отхлебнул глоток и, глядя на груди девки, невольно подумал: «А девка — ничего... Грудаста и губы, как сочные вареники».

Он протянул руку в сторону и кто-то принял из его руки чарку. Затем Блуд поманил девку и впился в ее губы долгим поцелуем.

— Ай хороша девка! — отпустив губы девки, довольно крякнул боярин. Затем мигнул тиуну: — Девок в баню!

Распорядившись, боярин выкатил грудь и обратился к народу, громко спросив:

— Как живете, мужики?

Тиун из-за спины показал кулак, и народ, уже поднявшийся из пыли, начал бить низкие поклоны, как будто в их телах был спрятан какой-то механизм.

— Мы живем хорошо! — донесся радостный плач. — Спаси тебя Бог, кормилец наш!

— Живите — но Бога не забывайте, — строго погрозил пальцем боярин и, не глядя на народ, шагнул в сторону терема.

Тиун, отставая на полшага, поспешил за хозяином. За ним тяжелой крольчихой засеменила его жена.

В тереме Блуда ожидал роскошный обед.

Пока боярин обедал, тиун, который во время обеда стоял рядом с ним и распоряжался слугами, норовя предугадать желание хозяина, сообщил, что баня готова.

Закончив обед, Блуд отдался в распоряжение тиуна. И под его присмотром осоловевшего боярина двое слуг под руки повели в баню, которая находилась в стороне от жилых построек, за зарослями сирени. Рядом с баней был пристроен навес, под которым стоял стол и широкие лавки. На столе, на деревянном подносе, лежали большие сочные яблоки. В плошках малина и смородина. А рядом жбан с квасом.

Тут же торчал в готовности мужик — истопник. Блуд не обратил на него никакого внимания.

Боярина ввели в предбанник. И тут он увидел девок, что встречали с хлебом и медом. Они уже были в одних тонких рубахах.

Сквозь мокрую ткань просвечивались здоровые розовые тела. Соблазнительно краснели соски на упругих грудях. На медных лицах мелким бисером выступал пот. Пахло горьким дымом и женским особенным запахом, волнующим кровь. От этого запаха боярин почувствовал смутное желание, но после обильного обеда он еще чувствовал слабость и потому решил, что девками, если ему не расхочется, займется позже.

Блуд устало сел на лавку, и девки принялись раздевать его, приятно касаясь его тела нежными пальцами.

Пока раздевали, Блуд лениво спрашивал, успела ли хорошо прогреться баня; и со льдом ли квас; и веники березовые или дубовые; и говорил, что он хочет березовых веников.

Имен девок не спрашивал, — зачем ему их имена?

Девки с ласковой предупредительностью отвечали на вопросы, И когда они раздели боярина, то, поддерживая его под руки и прижимаясь к его бокам своими жаркими телами, ввели в баню.

В нос боярину ударило горячим воздухом, и тело охватило нестерпимым огнем. Задохнувшись, боярин простонал: «Жарко!» — и упал на деревянный горячий полок.

Девки тут же принялись за дело, мягко лаская березовыми вениками заплывшее старым вонючим жиром огромное туловище.

От удовольствия Блуд закрыл глаза и впал в блаженное состояние. Хорошо нежиться, забыв о проблемах.

Закончив мытье боярина, одна из девок принесла деревянную чашу с холодным квасом и поинтересовалась, желает ли еш,е чего боярин. Но Блуд, жадно припав к чаше, только бессильно пробормотал, что теперь он хочет, чтобы его отвели в спальню.

Девки накинули на него чистую полотняную рубаху, пахнущую свежим первым снегом. Остальное боярин не захотел одевать. Так, в одной рубахе и коротких чунях на босу ногу, его и провели в терем, где в горнице уже стоял стол с только что испеченными пирогами, блинами и горячим сбитнем.

Рядом склонился тиун, ожидая распоряжений. Девки тут же ушли. А боярин присел к столу и выпил немного горячего сбитня, который жена тиуна налила в деревянную чарку. И он мгновенно почувствовал, как по спине и по лицу побежали горячие ручьи.

Боярин пробормотал:

— Вытри! — И жена тиуна заботливо промокнула лицо боярина вышитым рушником.

Боярин есть не хотел. Тем не менее взял блин с блюда, сложил его треугольником и окунул в миску со сметаной. Поболтав в миске, вынул и отправил в рот блин целиком. Жуя лениво блин, боярин небрежно поинтересовался:

— Что за девки давеча мыли меня в бане?

Тиун разволновался:

— Ай, батюшка, не угодили тебе чем? Так сейчас велю их выпороть.

Блуд с досадой тряхнул бородой:

— Не надо пороть, — хорошие девки. Пришли их мне в спальню.

— Пришлю, пришлю! — закивал тиун. — А которую?

— Ну и дурак ты стал, — с усмешкой проронил Блуд. - Я же сказал — обеих прислать. Уж которая девка мне нужна, я и сам разберусь.

Блуд начал складывать другой блин, как услышал во дворе шум подъезжающего всадника.

— Посмотри, — лениво проронил боярин.

Тиун выглянула в окно и с тревогой сообщил:

— Всадник приехал.

— Это я и сам слышу, — недовольно буркнул Блуд. — Какие знаки на нем?

— Не разберу никак, — пожаловался тиун.

— Тю, ты спятил — княжеских знаков не можешь разглядеть? — рассердился боярин.

— Да нет на нем никаких знаков, — сказал тиун.

— Не может быть. Ослеп совсем, дурак, — лениво ругался Блуд.

Тем временем всадник спрыгнул с коня и, громко ступня по дощатому крыльцу, смело зашел в терем.

Это кто же такой смелый? — поразился Блуд и приказал: — Приведи-ка его сюда!

Тиун исчез за дверью, и вскоре в горницу вошел воин в полном облачении. Его лицо было замотано почерневшей от пыли тряпочкой, рука придерживала меч. Блуд метнул тревожный взгляд по сторонам, ища свое оружие.

Воин снял шлем, развернул тряпочку и Блуд разглядел знакомые черты.

— Здравствуй, Будый, — с удивлением проговорил он.

— И ты будь здрав, — устало сказал Будый. Его лицо даже под тряпкой почернело от пыли и грязи, видимо, он проделал в короткий срок немалый путь. Люди не ездят по пустякам далеко, подумал Блуд и, предчувствуя, с какой заботой мог приехать новгородский воевода, незаметно перекрестил пупок — однако вовремя князь освободил его от поручения смотреть за Святополком.

Блуд показал на лавку рядом.

— Присаживайся, будь гостем.

Затем он недобро покосился на тиуна, который с любопытством смотрел от двери.

— А ты, старый пес, не стой попусту, сбегай, принеси что-либо покормить человека. После дальней дороги он блинами сыт не будет.

Тиун выскочил за дверь, и Блуд спросил:

— Один, что ли, рискнул ехать в такой далекий путь?

— Со мной небольшая дружина, прячутся недалеко в лесу, — сообщил Будый и наклонился через стол к боярину: — И как дела в Киеве?

Блуд шепотом проговорил:

— Владимир часто болеет. Сейчас собирается воевать с вами, распорядился исправлять дороги. Собирает войско.

Он покачал головой:

— Ой, зря Ярослав перечит ему! У Владимира руки длинные.

— Это мы уже слышали, — холодно отрубил Будый. — Может, у нашего князя и руки короче, зато зубы больше.

Дверь в горницу открылась, и появившийся из нее тиун, предупредительно кашлянул. Из-за его спины выглядывали .любопытные бабьи глаза.

— Приходит время, и честолюбивый молодой волк убивает вожака, — заметил Блуд и мотнул головой в сторону двери: — Ну, чего стали, вносите!

Тиун шагнул в сторону, и молодые девки внесли блюда.

Будый бросил жадный взгляд на девок... и на содержимое блюд. Ему хотелось и того и другого.

Блуд, заметив взгляд приятеля, засмеялся и посоветовал:

— Ты сначала поешь. А девки потом.

— Некогда нам с девками возиться! — проговорил Будый и занялся едой.

Поставив блюда на стол, девки ушли. Тиун замешкался, но Блуд бросил на него сердитый взгляд.

— Ты, того, нам не мешай. Понадобишься — крикну.

Тиун торопливо выскочил и тщательно прикрыл за собой дверь.

Будый покосился на дверь и негромко, почти шепотом спросил:

— Ты догадываешься, зачем я приехал?

Блуд покраснел от напряжения и так же тихо пробормотал:

— Догадываюсь... Думаешь, время пришло?

Будый опять бросил подозрительный взгляд на дверь, вынул из-за пазухи золотой перстень с красным камнем и положил его на стол перед Блудом. А сам начал ломать крылышко жареного тетерева.

Блуд взял перстень и, чувствуя, что Будый не зря дает его ему, начал его внимательно рассматривать. Однако подвоха не нашел.

— Хороший перстенек! — заключил Блуд.

Будый, с удовольствием обгладывая крыло, пояснил:

— Надо сдвинуть камень в сторону, а там все, что нужно. Только осторожно — не просыпь!

Блуд осторожно нажал на камень, и действительно, он сдвинулся в сторону, и под ним появилась небольшая ниша с белым порошком. Блуд тут же вернул камень на место.

— Очень хороший перстень. И полезный, — многозначительно проговорил он и приставил перстень к пальцу, но, придерживая его у кончика пальца, бросил вопрошающий взгляд на воеводу.

Будый прекрасно понял его намек. Блуд показывал, что готов выполнить его поручение, и теперь ждал от него ответного хода. Будый выплюнул косточки на стол и со значением сказал:

— Князь Ярослав поручил мне сказать тебе, что он даст тебе все, что ты просишь, — почет и золото. Как мы и уговаривались раньше.

Блуд, хитро щуря глазки, спросил:

— А грамотки нет?

Будый отломил ножку тетерева и насмешливо ответил:

— А грамотки-то не дал. Как-то не любит он подставлять шею под топор.

Блуд тоже засмеялся:

— Никто этого не любит, — проговорил он, давясь смехом, и спросил: — Когда надо сделать?

— Как только Владимир соберет войско, чтобы идти в поход на Ярослава, — деловито ответил Будый, жуя птичье мясо.

— Мосты и дороги править долго, так что войско выйдет б конце лета, — сказал Блуд.

Будый уронил обглоданную кость с глухим стуком на стол. Налил себе в кубок меда, и выпил его единым духом. Поело этого поднялся и, сыто отрыгнув, проговорил:

— Я буду ждать от тебя известия.

— Ты разве не останешься на ночь? — удивился Блуд и поманил: — У меня девки тут, как вареники с вишней, пухлые и сладкие.

— Некогда мне. Не до девок. У меня еще много дел, — со вздохом проговорил Будый и поинтересовался: — Так ты когда поедешь в Киев?

Блуд тяжело встал и поморщил лоб:

— Однако хоть и есть время, а тянуть нельзя. Поэтому выеду завтра утром.

Правильно! С этим делом тянуть нельзя, кстати, зелье подействует на пятый день, — кивнул Будый и добавил: — Тогда у меня будет к тебе еще одна просьба. Ярослав прислал сестре Предславе письмо. Но по понятной причине я не могу появиться в Киеве.

— Ну давай письмо мне, передам Предславе, — предложил Блуд.

— Нет, — отказался Будый. — Владимир еще кое-что передавал на словах — это не для посторонних ушей. Поэтому завтра пусть лучше под каким-либо предлогом выедет за город к твоему селу. А мы ее встретим.

— Скажу ей, — пообещал Блуд.

Будый вышел в дверь, и через минуту Блуд увидел, как он неторопливо поехал в сторону леса.

 

Глава 5

В Киев Микула поехал не сразу. После беседы с князем Мику л а сначала заехал навестить Ярину. Он слышал, что в конце весны старая княгиня пожаловалась, что чувствует себя за деревянной изгородью, как в тюрьме, а ей хочется воли, которой в своей жизни она так и не видела.

Святополк, в преддверии опасных времен, не желал далеко отпускать от себя близких, однако, глядя на сильно сдавшую мать, понял, что срок ее жизни на земле подходит к концу, а потому не стал отказывать — пусть старуха хоть немного поживет так, как ей хочется. Никто не посмеет поднять руку на того, чьи дни и так сочтены.

По совету вышгородских бояр Святополк предложил матери пожить в небольшом селе, неподалеку от Вышгорода. Там недавно была построена церковь, а при ней скромный домик.

Осмотрев место, княгиня Юлия сказала, что ей тут понравилось, и она осталась там жить. В домике поселилась Ярина. А сама княгиня заняла небольшой пристрой к церкви, более смахивающий на курятник. Выбор свой княгиня пояснила — чтобы быть ближе к Богу.

Уединившись со своими мыслями, княгиня разрешила Ярине |фкходнть к ней только утром и вечером.

Раньше Микуле, занятому делами в Киеве, так и не удалось заехать в сельцо. Но в этот раз, предвидя беспокойные времена, он решил поездку в село больше не откладывать. В конце концов, сказал он сам себе, за несколько часов, что он проведет в селе, в Киеве вряд ли что случится.

Однако коня он торопил.

Село оказалось за густым лесом. Оно было небольшим — в десяток изб, огороженных бревенчатым забором, из-за которого 5 виднелся золотистый купол церкви. Купол был крыт сосновой дощечкой, издали светившейся золотом.

Въехав через ворота, Микула сразу попал на единственную улицу. Он спросил попавшегося ему замызганного мальчишку и тот объяснил, где живет старая княгиня и в какой избе живет ее прислужница.

Домик оказался небольшой — в пару окон, но светлый, из добротных сосновых бревен. Микула остановил коня рядом с домиком, привязал повод к шесту, так чтобы он мог щипать траву, и приоткрыл дверь в воротах.

Ярина стояла посредине двора и сыпала зерно в кормушку для кур, которые толпились вокруг нее, а воинственный яркорыжий петух грозился клюнуть ее в ногу.

Услышав скрип открывшейся двери, Ярина оглянулась и, увидев Микулу, уронила на землю решето с зерном и бросилась ему на шею.

Микула обнял ее, погладил по голове и, целуя, поинтересовался:

— Как живешь?

— С Божьей помощью, — сказала радостно Ярина и принялась рассказывать последние новости. — Княгиня совсем? плоха, она уже совсем не встает с постели, боюсь, скоро умрет.

— А князю сообщала? — спросил Микула.

— Княгиня запретила слать вести князю, — ответила Ярина.

— Понятно, — сказал Микула и подумал, что Святополю вряд ли оставит мать без присмотра, и, очевидно, местному старосте даны на этот счет строгие указания, поэтому, если что; случится, князь вовремя все узнает. Однако было бы неплохи лично увидеть княгиню, чтобы при очередной встрече с князем сообщить ему о ее здоровье.

Выпустив, наконец, из рук Ярину, Микула предложил:

— Пошли, проведаем княгиню.

Ярина бросила опасливый взгляд в сторону церкви и предупредила:

— Княгиня сердится, когда ее беспокоят.

Микула отметил, что внешне ласковая княгиня, видно, крута, раз самая близкая служанка ее побаивается.

— Ничего, — спокойно проговорил Микула, — ей будет приятно поговорить с человеком, который час назад говорил с ее сыном.

До церкви было всего пару десятков шагов, и через полминуты Микула и Ярина входили в скромное убежище старой княгини.

Часть ее жилища занимала небольшая печь — только для тепла. Другую часть — узкое ложе. Над изголовьем — иконы. Таким образом, между печью и ложем оставался незначительный проход. И когда Микула вошел в лачугу, здесь почти не осталось свободного места, даже Ярине пришлось остаться за его спиной.

В жилище пахло ладаном и приторно-сладкой душной мертвечиной, и Микула задышал мелко и часто, стараясь не вдыхать этот разлагающий дух.

Заметив входящего в жилище крепкого мужчину, княгиня села на ложе.

Рассмотрев ее, Микула ужаснулся. За небольшое время, что прошло с их последней встречи, она изменилась, как будто одним махом преодолела несколько десятков лет. Кожа стала пергаментно-желтой. Сочные прежде губы ссохлись в тонкие полоски. Щеки ввалились. А горячие темные глаза поблекли.

Микуле одного взгляда хватило, чтобы понять, что счет жизни княгини уже идет даже не на дни, а на часы — смерть стояла уже у ее изголовья.

В таком состоянии люди повреждаются и в уме, и он засомневался, что с княгиней вряд ли получится внятный разговор. Однако уважительно склонил голову и поприветствовал старую княгиню:

— Будь здрава, княгиня.

Та узнала его.

— А-а-а, богатырь Рахдай! С какими вестями приехал?

Микула соврал:

— Князь просил заехать проведать тебя, сообщить что Владимир снял с пего опалу и выпустил из-под замка.

Княгиня болезненно закашлялась. Откашлявшись, дребезжащим голосом проговорила:

— Старый шакал ничего просто так не делает... Не к добру это... Что-то он замыслил недоброе!

Она схватила Микулу неожиданно крепко за руку — так сухой репейник цепляется за одежду:

— Передай скорее Святополку, чтобы стерегся, — Владимир хочет его отравить, — взволнованно проговорила она.

Ее сердце билось так быстро и громко, что Микула испугался, что она от перенапряжения сил сейчас же умрет, и он поторопился успокоить ее:

— Опасности пока для Святополка нет. Ярослав взбунтовался против отца — отказался платить дань, и Владимир объявил, что идет на него войной. А Святополка освободил для того, чтобы тот унял тестя, который нападает на Киевские земли в отместку за арест зятя и дочери.

Старуха удовлетворенно пробормотала:

— Вот и выросла замена старому волку.

Она начала устало клониться на ложе, и Ярина, шепнув в спину Микулы — хватит, уходи! — протиснувшись к постели княгине, поторопилась помочь ей удобно лечь.

Микула двинулся к двери и услышал вдогонку:

— Пусть Святополк готовится брать наследство отца.

Микула вышел за дверь, и ему показалось, что он вышел из склепа. Чтобы изгнать запах смерти, он поспешно вздохнул полной грудью воздух, полный аромата степных трав.

Через минуту из пристроя вышла Ярина с печальным лицом. Ее глаза блестели от слез. Она направилась к своему домику, и Микула поспешил за ней.

Около домика Ярина остановилась и, всхлипывая, проговорила:

— Княгиня отпустила меня на волю. Но просила меня пока не уходить, чтобы, когда она умрет, похоронила ее на кладбище при церкви.

Ярина показала небольшой кусочек пергамента:

— Она дала мне письмо, которое просила передать князю Святополку.

Микула, отвязывая повод коня от жерди, откровенно высказал свое мнение:

— Ей жить осталось недолго. А что касается письма... Я сейчас еду в Киев, через неделю буду возвращаться и заберу тебя в Вышгород, там у меня двор, заодно передашь письмо князю Святополку.

Микула поцеловал ее и вспрыгнул на коня. Конь, почувствовав всадника, шагнул вперед, но Микула придержал его и сказал Ярине:

— Княгиня права, скоро начнутся опасные времена. Если Владимир умрет, то его сыновья обязательно передерутся. И в первую очередь они пожелают устранить Святополка.

Микула поправил поводья и предупредил:

— Поэтому будь осторожна, в этой войне никому не будет пощады.

Затем он тронул коня пятками и отправился в сторону тракта на Киев.

Учитывая, что на встречу с Яриной он потерял некоторое время, Микула решил выехать на киевский тракт короткой лесной дорогой. Дорога, из-за низко нависающих над ней ветвей, создающих темный даже в солнечный день туннель, напоминала звериную тропу. Поэтому, опасаясь нападения дикого зверя, местные жители тут ездили редко. Но Микулу, в доспехах и вооруженного, зверь не пугал. Ни рысь, ни волк, ни даже медведь, сытые в летнюю пору, опасности не представляли. Единственно, кто был опасен в любое время года —-зепрь, но он подслеповат, и при разумной осторожности и его можно объехать.

Проехав некоторое время по тропе, Микула, к своему удивлению, увидел одинокого всадника. Вооруженный человек на подобной дороге опаснее любого зверя, люди не без причины избирают тайные тропы.

Но на его плаще виднелся знак князя Святополка, поэтому Микула догнал его без особой опаски. Догнав его, он увидел, что это был чернявый и юркий боярин Коста.

Микула поприветствовал его, и тот обрадовался спутнику. Все же по лесным дорогам приятнее ездить вдвоем. Они неторопливо поехали рядом, и Коста рассказал, что князь Святополк дал ему поручение посмотреть, как правятся дороги на Новгород. По скорости их ремонта князь желал выяснить, как скоро Владимир собирается с походом на Ярослава. Поэтому он и забрел на эту тропу.

Так, тихо разговаривая, они неспешно ехали по лесной дороге. Но вот впереди засветилась лесная поляна, и неожиданно конь Мнкулы странно фыркнул. Микула., понимающий своего коня больше, чем людей, подхватил Косту за локоть и предупредил:

— Погоди, давай сойдем с дороги и подождем немного.

Микула соскочил с коня. Коста без всяких вопросов последовал за ним. Держа за повод коней, они зашли в придорожные густые кусты рябины. Здесь Микула шепнул на ухо коню, и тот лег на землю. Коста тоже положил своего коня.

Микула лег рядом с конем и приложил ухо к влажной земле. Неожиданно рядом с собой он увидел крепкий белый гриб на толстой, как колонна, ножке. На коричневой матовой поверхности виднелся серый нарост слизня, за которым тянулась выеденная белая дорожка.

Микуле неожиданно вспомнилась жизнь у Асмуса. За лето он набирал целую бочку сушеных грибов. Рука Микулы невольно двинулась к грибу, чтобы сломать его, но на полпути остановилась. Микула взглядом наткнулся на ожидающие объяснений глаза Косты.

Микула приподнял голову и едва слышным шепотом объяснил:

— Мой конь почуял запах других коней. В земле слышны шаги нескольких коней, видимо, идет небольшой отряд. Странно, какой отряд может продираться через чащобу?

— Неужто печенеги? — предположил Коста.

— Печенеги вряд ли. Звук конской поступи другой, у печенегов кони ступают мягко, потому что кони не подкованы, а тут слышно железо. Да и что им тут делать? Это чья-то дружина, — уверенно проговорил Микула и предложил: — Но лучше посмотреть со стороны, кто едет по лесу.

— А что, нас двое. Нападем — спуску не дадим, — сказал задиристо Коста.

— Лучшая битва та, которой удалось избежать, — рассудительно ответил Микула. ~~ Поэтому давай сначала посмотрим, кто пробирается по дороге. К тому же нам драка не нужна —- кто за нас выполнит задание князя?

Через несколько минут на тропе послышалось фырканье коней, тихий разговор людей, а затем показались и двое всадников в полном вооружении: кольчуги, шлемы, прямые мечи и копья; к седлам приторочены топоры; сзади скатки и раздувшиеся седельные сумы.

Коста прошептал на ухо Микуле:

— А сумы-то полные, знать, издалече идут. Или далеко...

Микула так же тихо многозначительно отметил:

— И на плащах нет княжеских знаков... Чьи это воины?

Конь под одним из всадников фыркнул и прижал уши. И всадник, негромко озабоченно проговорив, — что-то конь беспокоится! — придержал коня и начал подозрительно осматривать лес по обе стороны тропы.

— Зверя, наверно, чуют, — ответил другой всадник, остановившись рядом. — Видно тут места дикие, люди почти не ездят. Тропа заросла травой, так что след едва виден.

Микула прижался к коню и ладонью обхватил его морду, чтобы он не заржал. То же самое сделал и Коста.

Первый всадник с сомнением проговорил:

— Не, это не зверь. Мой конь ученый, на зверя по-другому голос подает.

Он, вынув копье, потрогал им траву и проговорил:

— Недавно тут проходили на конях. Но дальше след теряется. Кто-то, заметив нас, в лес ушел.

— Смерды небось. Услыщали нас и спрятались в лесу, — сказал второй всадник.

— Смерды коней не подковывают, — засомневался первый всадник.

Пока они разговаривали, к ним подъехали еще всадники. Микула пересчитал их. Отряд оказался серьезный, больше десятка воинов.

Один из подъехавших — в золоченом шлеме и красном плаще, лицо замотано белой тряпкой от комаров. Видно, начальник отряда. Остановившись, он на несколько секунд открыл лицо, чтобы вытереть пот со лба, и строго спросил. — Что остановились?

Услышав его голос, Коста тихо ойкнул и тут же затих, зажав ладонью себе рот.

Первый всадник ответил:

— Мой конь людей почуял, и след уходит в лес.

— Смерды, наверно, по лесу бродят, — равнодушно сказал начальник отряда и нетерпеливо распорядился: — Некогда нам за смердами гоняться по лесам — нам еще далеко ехать.

После этого всадники двинулись дальше.

Микула и Коста тихо сидели в своем укрытии еще минут десять. Где-то в дебрях сухой трещоткой шелестел дятел; кукушка кому-то обещала много лет жизни; тихо фыркали кони.

Микула смотрел на дорожку больших красных муравьев, по которой двигались веточки и зеленые гусеницы. Они жили своей жизнью, и не было им никаких дел до людей.

Минут через десять, убедившись, что неизвестный отряд ушел далеко, Микула погладил коня, и тот со вздохом поднялся на ноги. Микула ласково поцеловал его между ноздрей и похвалил:

— Молодец, Ветерок. Молодец.

Ласковое слово и для коня приятно, но Микула вынул из кармана кусочек посоленного хлеба и поднес Ветерку к губам. Конь осторожно взял с ладони хлеб теплыми мясистыми губами. Микула немного придержал ладонь у влажных губ и повел коня на тропу.

Коста уже находился на тропе.

Перед тем как сесть на коня, Микула заботливо проверил, не сбилось ли седло и потник под ним.

Коста также принялся поправлять седло.

Поправив седло коня, Микула поинтересовался:

— Коста, а ты чего заохал?

Коста задумчиво бросив взгляд в сторону ушедшего отряда, ответил:

— Я удивился, начальник отряда мне показался знакомым.

— Да, и на кого же он похож? — спросил с любопытством Микула.

— Я подумал сначала, что это новгородский воевода боярин Будый, — неохотно сказал Коста.

Микула удивился:

— Новгородский воевода — но что он тут делает?

— Вот и я говорю, что это никак не может быть Будый. Он сейчас должен в Новгороде войско собирать для войны с Владимиром, а не шататься с малым отрядом по нашим лесам в поисках дичи, — сказал Коста и вспрыгнул на седло.

Микула также сел на коня, и они неторопливо двинулись по тропе. Они ехали рядом, почти касаясь боками коней. От скуки Коста принялся негромко рассказывать о том, как ремонтируется дорога на Новгород. По его словам, работы шли не очень спешно, из чего можно было сделать вывод, что Владимир с войском вряд ли сможет выйти раньше начала осени.

Так они выехали на киевский тракт, тут им надо было расставаться, Микуле ехать в Киев, а Косте в Вышгород. Перед расставанием Микула неожиданно для Косты поинтересовался, куда ведет дорога, по которой выехали встреченные ими в лесу всадники.

Коста, недоумевая вопросу, ответил, что дорога ведет в направлении владений боярина Блуда.

Микула уже многое слышал о боярине Блуде. К тому же именно по его вине Ярина попала в рабство. Однако Микула относился к боярину вполне равнодушно, потому что, общаясь с дружинниками, он убедился, что многие из них ничем не хуже, но и не лучше боярина Блуда.

Разница была лишь в том, что варяги, которых интересовало только золото, местного населения сторонились и к нему относились намного жестче. Все они вели себя как жадные завоеватели. Наемники.

В дружине Святополка варягов не было. Она состояла из местных жителей, которые заводили семьи, дворы. Эти служили не только ради золота, но и ради земель и вотчин. Как, собственно, и Блуд.

В том, что разведывательный отряд Ярослава, с которым Владимир готовился воевать, ходит по киевским землям, ничего удивительно нет, — каждый князь желает знать, что творится у его соседей. Правда... Правда воевода Будый был слишком большим человеком, чтобы лично заниматься разведкой. Первому воеводе князя положено выполнять и самые главные задания, такие задания, от которых зависел итог войны. А первый воевода и воспитатель Ярослава теряет время в киевских лесах? Невероятно!

Как ни прикидывал Микула, все равно он никак не мог понять причины, что побуждает главного воеводу лично проводить разведку в местах, где он уже не раз бывал раньше. Разумных объяснений не находилось.

В результате своих размышлений Микула уверился в одном — Будый не зря проезжал через эти леса; что-то в этом было. Но что, Микула пока понять не мог, и это сильно его расстраивало.

Так, в задумчивости, он доехал до Киева.

По совету Свенельда в Киеве Микула завел свой небольшой двор, в своем доме удобнее встречаться с нужными людьми, да в Микула теперь в Киеве жил больше, чем Зышгородс.

Заодно Микула подружился с Ратшей, который заделался богатым купцом. По дружбе тот помог ему найти двор для покупки. Дружба с Ратшей оказалась полезной и в другом отношении: Ратша, поддерживавший торговые отношения со многими дружинниками, оказался весьма осведомленным источником информации. Кроме того, через него Микуле удалось познако миться со многими киевскими дружинниками, что позволило ему, не вызывая подозрений, часто бывать на великокняжеском дворе. Все это немало способствовало хорошей осведомленности Микулы в делах Великого князя.

Для присмотра за двором и ведения хозяйства Микула через Ратшу выкупил у боярина Блуда Векшу и Марфу. К сожалению, их дочерей выкупить оказалось невозможно: как только они подросли, их роздали замуж в другие деревни.

Векша и Марфа, привыкшие к тяжелой работе, неохотно, но с рабской покорностью восприняли переезд в Киев, оторвавший их от привычной жизни. Не особенно обрадовались они и когда поняли, что попали к Микуле. Видя это, Микула сказал им, что они свободны, но так как им все равно идти некуда, то могут жить на его дворе в роли наемных работников.

Векша прикинул и согласился — в его возрасте все же жить в городе легче, чем пахать поле с риском умереть с голода.

Ратша не очень одобрил поступок Микулы — рабы обходятся дешевле, чем наемные работники. Но Микула категорически отказался, рабство вызывало у него отвращение. Рабы не могут добавить счастья в жизни. Все это он попытался объяснить Ратше, тот не очень понял смысла речей Микулы, но глядеть на него стал с повышенным уважением. Впрочем, ничего удивительного, принципы — вещь дорогая, и, чтобы следовать им, надо иметь немалое мужество.

Подъехав ко двору, Микула постучал рукояткой плети но забору, и вышедший на стук Векша открыл ворота и помог Микуле слезть с коня. Передав ему повод, Микула предупредил, что ему может понадобиться срочно выехать в Вышгород, а потому конь должен быть хорошо накормлен.

Пообедав, Микула прилег отдохнуть.

О том, что он нашел Ярину, Микула пока не говорил ни Векше, ни Марфе. Пока Ярина была несвободна, Микула не хотел причинять им лишнего горя.

Отдохнув, Микула отправился к Ратше и застал того в радостно возбужденном состоянии.

Ратша, с растянутым в улыбке до ушей ртом, ходил по горнице и что-то складывал в тюки. У него был вид внезапно помешавшегося.

— Ты чему радуешься? — спросил недоумевающий Микула.

— Владимир войско собирает в поход на Ярослава! — радостно выпалил Ратша, довольно потирая руки.

— Ну, слышал об этом, — проговорил Микула, еще не понимая причин радости своего приятеля. — Но тебе-то что от этого?

— Как что? — изумленно воскликнул резко остановившийся и вставший столбом посредине горницы Ратша. Его удивило, что Рахдай, сам когда-то бывший торговцем, не понимал простого последствия всякой войны. Заподозрив, что Микула шутит, Ратша пояснил:

— Киевское войско по пути будет грабить новгородские земли, и потому удах будет много добра: пушнины, меда, воска, рабов. Но ведь дружинникам таскать за собой обозы накладно, а потому они обязательно захотят обменять все добро на золото и серебро. К тому же должен кто-то в случае гибели передать золото жене и детям? Вот и я собираюсь ехать с войском, такой барыш редко бывает. Сам знаешь — за одну такую поездку можно окупить «сам-десять». А то и больше.

Он доверительно зашептал:

— Дружинника убьют, кто будет знать, сколько я должен ему золота?

— Кому война, а кому мать родная! — усмехнулся Микула. Впрочем, война в первую очередь дело торговое Не ради забавы воюют, а ради золота, земель, рабов. Хотя дело и опасное — кто побеждает, тот’ и барыш получает. Но такова жизнь, и смерть ее подруга.

Микула предупредил:

— Смотри, война — дело опасное, А вдруг Ярослав побьет войско Владимира?

— Не побьет, — уверенно ответил Ратша. — С киевским войском идет и дружина Бориса. А ближе к Новгороду и Глеб подойдет. Сила получится неимоверная.

Он пригласил:

— Присаживайся к столу, медовухи хлебнем.

Микула сел на лавку, а Ратша полез в шкаф. Копаясь в шкафу, он продолжая говорить:

— Святослав тоже обещался подойти.

Микула напомнил еще об одной опасности:

— А разбойники...

Ратша мгновенно вынул голову из шкафа. Он был похож на хомяка, выглянувшего из норы:

— А вот этого опасаться надо, — рассудительно проговорил он. — Со мной поедут и другие купцы. Мы сообща наняли дружину малую. Но ее вряд ли хватит, так что буду дополнительно набирать себе личную охрану.

Ратша снова спрятал голову в шкафу, но через секунду вылез с серебряными стопками в одной руке и графином в другой.

Перенес все это на стол и поставил перед Микулой. Затем громко крикнул:

— Малка, принеси свежих пирогов с зайчатиной!

Из недр дома послышалось тонкое:

— Счас, принесу!

Ратша налил в стопки мед и поднял:

— За твое здоровье.

Микула поддержал:

— За твое тоже!

Выпив, Ратша вытер усы и задумчиво проговорил:

— Но мне бы в охрану воина сильного, как ты... Воину, способному одному сотню гнать, цена большая.,.

Ратша бросил на Микулу красноречивый взгляд и вдруг поинтересовался:

— А Святополк идет с киевской дружиной?

— Ну что ты! — возразил Микула. — Владимир только что выпустил Святополка из заточения. Потом Святополк чужак для них, не будут они втягивать в семейное дело чужого им человека.

В горницу вошла толстая, как кутафья, с пудовыми грудями и ногами-столбами и плоским лицом баба. Она перед собой несла жестяной короб, покрытый белым рушником. Поставив на стол короб, она сняла рушник, и горницу мощной волной наполнил аромат свежеиспеченного хлеба. В коробе лежали пироги.

Малка, довольно улыбаясь, сказала:

— Тут пироги с зайчатиной, с капустой, с рыбой.

Ратша махнул на нее рукой:

— Ну ты иди, мы тут сами, — и полез в короб.

— Тебе какой? — спросил он заботливо Микулу. — С зайчатиной у Малки самые вкусные — пальчики проглотишь!

Он выбрал самый большой пирог и подал Микуле. Затем снова налил в стопки и весело проговорил:

— Пирог без хмельного меда, что богатырь без коня!

Выпив очередную стопку, он осторожно спросил:

— А что? Дружина Святополка в поход не идет, и его дружинникам все равно делать нечего. Так, может, отпросишься у князя и наберешь отряд для моей охраны?

Микула задумался. Служить простому купцу для дружинника дело не самое почетное, но и не редкостное. В сущности, и князья служат купцам, охраняя с дружинами их покой. Главное, чтобы купцы деньги хорошие платили.

В голову Микуле пришла мысль, что если Владимир уйдет с войском, то ему в Киеве и делать будет нечего. Святополк дал ему поручение быть поблизости от Владимира и следить за ним. И так как дружинник князя Святополка не может вступить в войско князя, то предложение Ратши, который будет все время. крутиться рядом с Владимиром и его дружиной, является хорошим выходом из ситуации.

Ратша, видя, что Микула задумался, поспешно добавил:

— Я очень хорошо заплачу.

Ответил Микула туманно:

— Предложение интересное. Но все же надо отпроситься у Святополка. Когда, говоришь, войско выйдет в поход?

— Через месяц, — сказал Ратша.

Микула удивился:

— Так быстро? Но ведь дороги не успеют исправить.

— Владимир хочет побить Ярослава до наступления осени, когда осеннее ненастье дороги развезет. Поэтому он приказал дороги править по мере подхода войска, — сказал Ратша и живо поинтересовался: — Ну так мы договоримся?

— А Владимир здоров, чтобы идти в поход? — недоверчиво спросил Микула.

— Вполне здоров, — уверенно ответил Ратша и в доказательство привел факты. — Он часто встречается с воеводами; проверяет готовность отрядов к походу; смотрит, как исправляются дороги;.-Он с утра до ночи на коне, как в молодости.

— Ладно, я помогу тебе подобрать охрану, — сказал Микула, которого приведенные примеры убедили. Однако он повторил: — Но поеду ли я сам с тобой, сказать смогу только после того, как опрошу разрешения у князя Святополка.

Ратша обрадовался:

— Ты уж постарайся, уговори его. Надежнее тебя воина я не знаю. Я тебе даже дам долю от дохода, который мы получим в походе на Новгород. Ты же не столько воин, сколько купец. Или забыл?

— Долю от прибыли? Купец? — Микула засмеялся. — Это ты прав! Что ж, придется мне уговаривать князя, чтобы отпустил с тобой.

 

Глава 6

На следующее утро Микула отправился на княжеский двор, чтобы убедиться, что Ратша не ошибается.

На княжеском дворе он обнаружил неимоверную суету — дворовые слуги торопливо что-то таскали из кладовых к воротам, где виднелись возы. Однако за этой внешней суетой Микула тотчас разглядел, что народу на дворе было не так уж и много. И меньше всего во дворе было дружинников, которые обычно толклись около парадного крыльца, ожидая выхода князя или воевод, чтобы получить от них поручение или просто попасться на глаза, лишний раз напоминая о себе. Здесь же завязывались споры, часто доходившие до драк, или просто решались обыденные дела. Так было еще пару дней назад, во время последнего посещения Микулой княжеского двора. Но сегодня тут обстановка значительно изменилась, не было видно ни одного праздношатающегося дружинника, а те, которые появлялись, быстро проходили мимо с озабоченным лицом.

По этой обстановке Микула догадался, что войско собирается где-то за городом, и задумался над тем, как ему узнать, где собирается войско, чтобы съездить туда и посмотреть, что там происходит.

Некоторое время он стоял, не зная, что предпринять. Однако вскоре ему повезло. Увидев чужого человека на княжеском дворе, к нему подошли двое вооруженных воинов с сердитыми лицами. Микула узнал в них приближенных к Владимиру дружинников Талеца и Ляшко. Дружинники тоже узнали Микулу, и их лица смягчились, и они поздоровались вполне миролюбиво.

Поздоровавшись с ними, Микула насмешливо спросил, почему дружинники такие сердитые, и не из-за того ли они сердитые, что им не хочется покидать теплые постели с женами.

Кривоногий низкорослый Ляшко, толстый, как тыква, хохотнул:

— С теплой бабой под боком всегда спать веселее, чем с мечом и копьем. Жаль только, что лежа под боком у бабы богатств не найдешь.

Талец, наоборот, длинный и худой, как жердь, с высохшим лицом и холодными стеклянными, как у змеи, бесцветными глазами, хмуро напомнил о служебном долге:

— Князь Владимир приказал, пока готовимся к походу, на двор не пускать чужих.

— Ну-да! — насмешливо сказал Микула. — Раз князь заводит такой строгий порядок, то я уйду.

Ляшко, почувствовавший стыд за неприветливость напарника, заступился за Микулу:

— Ты, Талец, не нападай на своих. Рахдай свой.

Талец строптиво возразил:

— Сейчас он свой. А завтра, когда пойдем на Святополка, рубить нас будет, как капусту.

Ляшко хохотнул:

— Так и мы, если князь даст приказ, зарежем отца родного. Лишь бы князь заплатил хорошую цену.

Микула вмешался в спор:

— Пока мы друзья, нам и не грех медовуху вместе пить, а завтра... Чего нам судить о завтрашнем дне, когда мы не знаем, что случится с нами через минуту? Человек предполагает, а Бог располагает.

Талец перекрестился:

— Верно говоришь.

Микула продолжил:

— А я ведь зашел чего? Ратша хочет идти в поход с войском на Новгород...

Талец уважительно заметил:

— Ратша — муж серьезный. Он в походе обязательно понадобится. Золото и серебро сгодится. Не таскаться же со всякой рухлядью в обозе?

Ляшко добавил:

— Только пусть больше берет меда и вина. Да и неплохо бы, если бы и веселых девок привез. Без них скучно в походе.

Передам Ратше, — пообещал Микула и объяснил суть своего дела: — Вот потому я и пришел. Наш князь в поход не идет, вот Ратша и нанимает меня в охрану. А потому мне надо найти воинов в отряд.

Дружинники понимающе закивали головами.

— Но здесь ты ни кого не найдешь, - сказал серьезно Ляпшко и дал совет. — Лучше поищи людей в лагере, где собирается войско. Туда сейчас проходят разные люди: варяги, немцы, угры. Обычно они отрядами, но есть среди них и одиночки. Поговори с немецкими рыцарями — те продажны, и за хорошие деньги сами удавятся.

— Я так и сделаю, — пообещал Микула и поинтересовался: — А где находится лагерь?

— В лесу за городом найдешь, — сказал Талец и качнул копьем на ворота. — Видишь, обоз собирается. Скоро он поедет в лагерь. Вот пристраивайся к ним и езжай.

Получив полезный совет, Микула двинулся в сторону ворот. Он сначала хотел взглянуть на обоз, а затем сходить домой за конем.

Обоз выстраивался около стены, в нем было больше десятка повозок с грузом. Осмотрев обоз и убедившись, что его погрузка почти завершена, Микула спросил у возчиков, когда обоз тронется и, получив ответ, что скоро, направился быстрым шагом к воротам.

Однако выйти с княжеского двора он не успел, так как в воротах столкнулся с въезжавшим на княжеский двор боярином Блудом.

Лицо боярина излучало довольство.

Микула почтительно поздоровался с боярином. Блуд, хорошо помнивший Микулу по предыдущим стычкам и не раз видевший его в Вышгороде у Святополка, ответил вполне вежливо, но подозрительно спросил:

— А ты чего тут ходишь?

Микула, игнорируя его вопрос, сочувственно спросил:

— Что, не дает Великий князь отдохнуть?

Боярин подчеркнуто тяжело вздохнул и, напустив усталое выражение на лицо, пожаловался:

— Не дает. Не успел из Вышгорода приехать, как надо в поход собираться.

— Так чтобы отдохнуть, есть же еще время до выхода! — сказал Микула, невинно глядя на боярина.

Блуд развел руками:

— Время есть, однако в такой хлопотный момент нельзя Великого князя оставлять без моей помощи.

— Ну, удачи тебе, — пожелал Микула и вышел за ворота.

То, что после непрерывного двухгодичного сидения рядом с князем Святополком боярин Блуд не захотел с недельку отдохнуть в своих владениях, удивило Микулу. Подобное странное поведение не укладывалось в обычные привычки бояр. Заодно в памяти Микулы всплыла вчерашняя встреча с отрядом новгородского воеводы.

Вспомнив о встрече, Микула снова интуитивно почувствовал какую-то скрытую взаимосвязь между вчерашним событием и поспешным приездом боярина Блуда в Киев. По логике выходило, что воевода Ярослава, являющийся его главным советчиком и помощником, не мог тратить время на обычную разведку. Но он мог оставить Новгород для встречи с важным человеком, который способен был оказать существенную помощь в войне с Владимиром. Но настолько существенную, что она была способна переломить ход войны. Но если это верно, то с кем тогда он встречался и какую искал помощь?

Микула изломал всю голову, размышляя на эту тему. Но когда он подошел к своему двору, он уже был твердо убежден, что новгородский воевода встречался именно с боярином Блудом. Все указывало на это. И даже то, что за спиной боярина тянулся давний грех предательства. Однако оставался неразгаданным вопрос, о чем они договаривались; чем боярин мог помочь Ярославу. Впрочем, в любом случае факт встречи новгородского воеводы и старого предателя свидетельствовал о том, что в ближайшее время в войске киевского князя должно произойти что-то значительное, что изменит весь ход дальнейших событий.

Сделанный вывод показался Микуле таким важным, что он переменил дальнейшие планы. Теперь он считал, что сообщение Святополку о встрече боярина Блуда с новгородским воеводой являлось более важным, чем осмотр лагеря киевского войска. Поэтому он не поехал смотреть на собираемое Владимиром войско, а решил сразу отправиться в Вышгород, из которого вернулся только вчера.

Микула проехал уже почти полпути, но у перекрестка, где боковая лесная дорога уходила во владения боярина Блуда, он опять придержал коня.

Конечно, к Святополку надо было ехать без задержки, но Микула вспомнил, что вчера он оставил княгиню в плохом состоянии. И Святополка обязательно будет интересовать состояние матери.

Микула взглянул на небо. Нестерпимо яркий шар плыл волшебной ладьей среди надувшихся дождевой серостью редких облаков, бежавших с запада, как испуганная овечья отара. Откуда-то из леса стальной перетянутой струной надрывно звенели цикады. До того момента, когда солнце упадет за далекий лес, было далеко.

Рассудив, что до села туда и обратно по короткой лесной дороге не больше пары часов пути и он успеет попасть в Вышгород до наступления темноты, Микула решил все-таки снова заехать в село и проведать княгиню.

Приняв решение, он направил коня в темный, как разинутая глотка огромного животного, проем лесной тропы. Как ни спешил Микула, но по лесной тропе гнать коня опасно: его мог испугать и лесной зверь, да и легко было сломать ногу об упавшую ночью на тропу сухую ветку. Поэтому Микула придерживал дрожащего коня, чуявшего опасного лесного зверя и готового при первой же возможности пуститься в сумасшедший бег.

Через некоторое время, почти в том месте, где Микула в прошлый раз встречал новгородский отряд, его конь снова забеспокоился и фыркнул, подавая знак, что навстречу им едут всадники.

Микула привычно нырнул в уже проверенное укрытие, и минут через пять увидел двоих всадников, которые тихо разговаривали на ходу.

Одного всадника Микула сразу узнал, это был новгородский воевода Будый. У второго лицо было закрыто до глаз белой лептой из тонкого полотна. Тело этого всадника тщательно скрывал широкий плащ, но и под ним было заметно, что телосложением он значительно уступал старому воину. Его движения, были странно округлые и мягкие.

Около места, где Микула съехал с тропы, конь воеводы фыркнул, и тот остановил его. Привстав на стременах, он осмотрелся и проговорил:

— Тут где-то рядом с дорогой звериная нора.

В ответ послышалось:

— Здесь люди ездят мало, поэтому зверь непуганый.

Микула замер от удивления — голос был женский.

— Зверь нам не страшен, — проговорил Будый. Он хлопнул себя по щеке, убивая комара, и, рассматривая красное пятно на ладони, засмеялся: — Опаснее всех этот кровопийца. Смотри, княжна, чтобы эти кровопийцы не испортили твое нежное лицо.

Всадник, говоривший женским голосом, со вздохом ответил:

— То, что комарики накусают, не беда. Беда, коль боярин Блуд не выполнит свое обещание или проговорится кому. Брату Ярославу тогда придется плохо.

— Поэтому он и просит тебя вмешаться в это дело, — склоняясь к собеседнице, доверительно проговорил Будый.

Он вынул из-за пазухи небольшой сверточек и подал его княжне. Княжна развернула сверток, и в ее руках сверкнул красный камень на золотом перстне.

Княжна приподняла его над собой, чтобы посмотреть на свету, и заметила:

— Красивый и дорогой перстень.

— Еще дороже то, что находится внутри, — с хриплым смешком проговорил Будый.

— Это то же, что ты дал и Блуду? — спросила княжна.

— Да, — немного помешкав, признался Будый, и, продолжая ранее начатую в беседе мысль, напомнил: — Если наше дело не выгорит, то Владимир разгромит Ярослава и посадит его в подвал. И даже то, что он умрет во время похода, ничего не изменит — Борис доведет войну до конца, потому что Ярослав выступил не столько против отца, сколько против него. Поэтому Владимир должен умереть еще до выхода в поход. Поэтому основное дело должна сделать ты. А Блуд на крайний случай.

Княжна с сомнением разглядывала перстень.

— Что-то не по себе, — призналась она. — Владимир все же мой отец.

Будый шлепнул по щеке, размазывая очередного комара:

— Позволь, княжна, тебе напомнить, что у Владимира шесть жен и почти тысяча наложниц. И у многих есть дети. А мать у тебя и Ярослава одна — а значит, и кровь у вас одна. А что Владимир сделал с твоей матерью Рогнедой? Он убил ее родню и забрал себе их земли. Он прогнал Рогнеду из дворца и заставил жить в нищете. Он хотел ее казнить. И только твой братец Изяслав смог спасти ее от неминуемой гибели. А как он с тобой сейчас обращается? Тебе прочат монастырь, потому что Владимир не хочет отдавать тебя замуж. Нет, Владимир тебе не отец! Он грубое животное. А твой брат любит тебя и, став киевским князем, выдаст тебя замуж за короля.

Княжна перебила:

— Я хочу сама выбрать себе мужа!

Будый нимало не смутился.

— Сама выберешь, — сказал он хладнокровно. — А еще он даст тебе богатое приданое. Обещаю, в приданое он отдаст тебе земли, которые сейчас принадлежат Святополку.

— Владимир зверь — я его боюсь! — сказала княжна и решительно надела перстень на палец. Надев перстень, она уверила: — Я свое обещание выполню, но пусть брат Ярослав не забудет свои обещания.

Будый положил руку на шею лошади княгини и ласково проговорил:

— Не беспокойся, княжна, я не позволю Ярославу забыть свое обещание. А сейчас поехали. Не нравится мне это место, как бы и в самом деле зверь на нас не напал.

Будый и княжна уехали.

Микула снова полежал в кустах некоторое время, а затем продолжил свой путь. Все это время он осмысливал услышанный разговор. Личность княжны для него не представляла загадки, хотя он раньше ее никогда и не видел, но всем было известно, что у Ярослава была одна единоутробная сестра — Предслава. Таким образом, из подслушанного разговора было видно, что Предслава намеревается отравить своего отца. Эта весть была настолько важной, что Микула был окончательно уверен, что не напрасно задержался по пути в Вышгород.

 

Глава 7

После переговоров с боярином Блудом и княжной Предславой Будый со своим отрядом спрятался в лесах под Киевом, на лесной поляне, на краю небольшой балки. Место было удобное: кряжистая ива плакучими серебристыми ветвями нависала над обрывистым песчаным склоном, а из толстых корней, похожих на окаменевших змей, сочился скудный родничок, воды в котором было только что зайцу напиться. Под шатром всегда царил прохладный полумрак. Здесь было приятно, лежа около шепчущего вечную песню ручья, пережидать жаркий полдень.

Будый наткнулся на это место во время охоты, еще в молодости, когда был отроком в Святославовой дружине.

Теперь это укромное место воеводе пригодилось в самый раз: под шатром можно было скрыть и людей, и лошадей; а подойти к поляне можно было только со стороны дна балки, так как поверху балку окружали непроходимые заросли колючего терна.

Блуд предлагал Будому остановить отряд в одном из его сел, однако старый воин никому не доверял, а тем более закоренелому предателю.

Встретившись с Предславой и боярином, Будый намеревался вернуться в Новгород, но перед тем как уйти, он послал двоих разведчиков к лагерю войска Владимира, чтобы высмотреть, с чем придется столкнуться новгородскому войску, если ни Предслава, ни боярин Блуд не смогут или не захотят сделать то, что им было поручено.

Сутки, Будый и его воины провели в приятной расслабленности — они даже не стали сторожиться и на разожженном костре готовили себе пищу. Опасность, что на них наткнутся, была мала — Владимиру и его воеводам сейчас было не до охоты. А смерды? А смердам нечего совать нос в боярские дела!

Утром второго дня Будый позавтракал и лег на войлочную подстилку. Глядя, как его дружинники развлекаются, соревнуясь, кто точнее кинет нож в ствол старой ивы, он задумался над тем, правильно ли он делает, что решил возвращаться в Новгород.

Разумеется, Ярославу сейчас приходится нелегко, после отъезда воспитателя и первого воеводы он вынужден самостоятельно принимать решения. Но, с другой стороны, в случае необходимости он всегда может спросить мнение бояр.

Под ветвями ивы недвижно висели маленькие мушки. Будый махнул рукой, и мушки неуловимо сменили места.

Лежа у журчащего ручья, воевода думал: что бы ни делал в Новгороде Ярослав, но итог войны зависит не от него. Будый знал, что Ярослав, вставший против воли отца, сумеет набрать множество воинов, но его войско никогда не будет настолько сильным, чтобы противостоять той силе, что стоит за Великим киевским князем, ибо Киев — это не столько большой город, сколько хребет одной большой страны. Нет, не хребет, а символ, который притягивает к себе людей, как кусок янтаря мелкие ворсинки. Они тянутся к нему, не зная зачем, но, соединяясь, они образуют ту огромную массу, победить которую невозможно.

Все уже было. Все было не раз: и восставали города, и были сражения, и гибло множество людей. И княгиня Ольга безжалостно жгла города с непокорными людьми. И мало кто из этих людей знал, ради чего он отдавал свою жизнь.

И в этой войне также погибнут тысячи людей, но и их жизнь или смерть не будет иметь никакого значения. Потому что их жизнь зависит только от желаний двух человек. И победит ли один из них, зависит только от жизни или смерти его соперника.

В уме воеводы возникла мысль, что итог этой войны решится не где-то под стенами далекого северного города, не на полях среди березовых рощ, а здесь, в этих роскошных дворцах. И победа будет не результатом кровопролитного сражения с участием многих людей. Те сражения будут последствием одного — сумеет ли Владимир вывести свое огромное войско на дорогу на север. Если сумеет, то уже ничто не предотвратит гибель Ярослава, даже смерть самого Владимира.

Рассуждая об этом, Будый чувствовал, как где-то в глубине его тела, под тем местом, где бьется сердце, появляется чуть уловимый холодок. Он был едва заметен, но Будый знал, что с каждой минутой этот холодок в ожидании той решающей минуты будет расти все больше и больше. И он уже понимал, что когда вернется его разведчик, он не сможет уехать от этих мест, где развернутся главные события и где решится судьба его князя и его самого.

Из этих пасмурных размышлений Будого извлек встревоженный возглас караульного. Будый поднялся с войлочной подстилки и увидел, что среди кустов на дне балки, прокладывая в серой траве за собой ярко-изумрудную полосу, пробирается вооруженный человек на коне.

Человек был один, но дружинники взялись за оружие. В кустах могли скрываться и другие люди.

Будый приложил ладонь козырьком ко лбу и попытался рассмотреть человека. Однако из-за яркого солнечного света невозможно было рассмотреть ни его лица, ни знаков на доспехах.

Будый подал знак одному из воинов, и тот поднял лук, целясь в неизвестного человека. Но человек, как будто почувствовав опасность, спешился и спрятался в траве. Через секунду со дна балки послышался крик чайки.

Будый повеселел.

— Это наш, Зворык, — проговорил он облегченно. Однако разведчик возвращался с задания слишком быстро, и он был почему-то один.

Караульный в ответ свистнул синицей, и человек на дне балки показался из травы и смело направился к укрытию под ивой.

По склону балки Зворык вскарабкался с трудом, и то благодаря коню. Попав под полог ивы, он упал на сухую землю и из последних сил прохрипел:

— Воды!

Дружинники поспешили подхватить у него повод и сунуть коня мордой в ведро с водой.

Лицо Зворыка почернело от усталости. Будый велел дать ему крепкого кваса.

Зворык начал жадно хлебать прямо из кувшина. Он захлебывался и обливал расплескавшейся пенной жидкостью бороду и грудь.

Будый моргнул, и один из дружинников вылил ведро ключевой воды на голову разведчика. От неожиданно обрушившейся на голову ледяной жидкости Зворык на несколько секунд окаменел. Однако примененный прием оказался достаточно сильным средством, чтобы он, наконец, пришел в себя.

Он попросил:

— Есть хочу!

Будый сунул ему в руку ломоть печеного мяса, присел на корточки перед ним и потребовал:

— Рассказывай!

Зворык, отрывая зубами кусок мяса и жуя, начал говорить:

— Мы с Розумом доехали почти до ворот Киева. Там засели около дороги и стали ждать, чтобы у кого-нибудь спросить, что делается в городе. Так мы просидели всю ночь, а утром увидели обоз, который пошел в северную сторону. Мы проследили за ним, и он привел нас к войску. Войско очень большое, и каждый час в лагерь подъезжают новые отряды. Тут и венгры, и чехи, и немцы.

Зворык сокрушенно махнул костью.

— Слишком большое войско собирается.

Будый нетерпеливо спросил:

— А где Розум?

— Нет больше Розума, — вздохнул Зворык и снова впился в мясо.

— Мы, — говорил он с набитым ртом, — когда увидели такое большое войско, захотели выяснить, когда они хотят выходить. Для этого подстерегли на дороге одинокую повозку, задержанный возчик поклялся, что войско выйдет через месяц.

Будый насторожился:

— Как через месяц? Говорили же, что не раньше, чем к концу лета!

— Может, и говорили, что через месяц, — прошамкал Зворык, — но у возчика свои приметы. Всем возчикам велели привезти припасы из Киева в лагерь не позднее чем через неделю. Кто не успеет, того приказано выпороть. А если привезут припасы за неделю, то не будет же войско все лето сидеть без дела и проедать запасы попусту?

— Не будет, — согласился Будый.

Зворык продолжил:

— И вот тут, когда мы разговаривали с возчиком, и случилась неприятность — на дорогу выскочил отряд киевских дружинников. Мы попытались их обмануть и сказать, что тоже едем в лагерь, чтобы присоединиться к войску, но нас узнали. Розуму сразу снесли голову, а мне удалось убежать. Потом они целый день травили собаками меня, как зайца. Слава Богу, под вечер мне удалось скрыться. Но ночь пришлось пересидеть в какой-то грязной норе.

Зворык перекрестился, не отпуская кость с мясом. — Царство небесное рабу Божию Розуму!

Будый и остальные дружинники перекрестились.

Сообщение Зворыка сильно встревожило Будого. Как известно, Будый с Ярославом, перед тем как воевода ушел в киевские земли на разведку, планировали, что войско Владимира отправится в поход в лучшей случае в конце лета, и к этому сроку, чтобы не тратить лишние деньги на содержание войска, намеревались собрать свои силы. Но, дудя по тому, что рассказывал Зворык, Владимир уже собрал большое войско. Большое войско держать без дела никто не будет, поэтому неудивительно, что Владимир велел войску готовиться к выходу независимо от того, будут ли готовы дороги или нет. Но если Владимир выйдет через месяц, то в Новгороде, несмотря на то, что киевское войско будет неизбежно задерживаться в пути, не успеют к его приходу собрать нужное количество сил.

Будый ужаснулся выводу. Таким образом Владимир мог взять Новгород сходу.

Он всполошился, об этом надо было срочно предупредить Ярослава! Надо идти в Новгород.

Будый готов был дать команду садиться на коней и отправляться в путь на Новгород, но снова вспомнил свои утренние сомнения. Заодно призадумался, — устранение Владимира имело под собой более глубокие цели, чем срыв его войны с Ярославом. В конце концов, если план отравить Владимира удастся, то надо будет выполнить и вторую часть плана — устранить остальн ых претендентов на великокняжеский стол. Но для этого Будому с его отрядом следовало остаться здесь, рядом с врагом. Но он не мог находиться одновременно в разных местах.

Прикинув с минуту, воевода Будый принял окончательное решение. Присев на седло, он написал письмо для Ярослава и запечатал его своей печатью.

Теперь надо было найти решение, как его переправить к Ярославу. Разумеется, у него был только один вариант — отправить гонцов.

Но гонцами придется отправлять двух дружинников. Конечно, жалко ослаблять свои силы, двое дружинников существенная потеря для небольшого отряда, но одного посылать ненадежно — гонцы вынуждены будут останавливаться на отдых, а спящего может и зверь задрать, и человек убить. Поэтому лучше, чтобы их было хотя бы двое.

Прикинув, Будый кликнул к себе двоих дружинников: Сло-вишу и Яруна. Словиша был очень крепкий, но увалень. Ярун юркий, как змейка. Они не сходились характером, как огонь и вода. Но с таким расчетом Будый и посылал их, — Ярун будет торопить Словишу, а Словиша в свою очередь будет его сдерживать.

Как только дружинники предстали перед Будым, он дал им указание срочно скакать с известием в Новгород и в пути задерживаться только для минимального отдыха.

Старшим назначил Словишу, начальником всегда лучше назначать более осторожного. Ему же дал грамоту для князя. И ему же поручил передать на словах известие.

 

Глава 8

Через час гонцы уже скакали по лесным тропам. Но ехать по лесной тропе дело тяжкое: лесная тропа причудливо извилиста, как змея-медянка, скользящая среди густой травы; неопытный человек может несколько часов проехать по такой тропе и вернуться к ее началу. Однако Ярун и Словиша — люди лесные, из новгородских земель, где леса необъятные, способные проглотить в своих бездонных болотах даже целое заблудившееся войско.

Поэтому выехав, гонцы сразу же поехали на свою тень, и вскоре им пришлось сойти с лесной тропы, которая завернула куда-то на запад. До самого вечера гонцы продирались то через чащобу, то выходили на очередную лесную тропу.

Как только потускневшее солнце упало на горизонт и тени убежали куда-то вдаль, Словиша сбавил ход коня и предложил выбрать место для ночлега.

Вечно торопливый Ярун, желающий поскорее попасть в Новгород, придержал коня и осторожно провел ладонью по горящему от бесчисленных царапин лбу. Затем, взглянув, на окрасившуюся кровью ладонь, согласился:

— Надо остановиться, иначе в темноте глаз лишимся. А нашему князю дружинники нужны здоровые.

В вечернем сумраке дружинники вышли на песчаный берег небольшой речушки и здесь начали устраиваться на стоянку.

Расседлав коней и отпустив их пастись на поляне, дружинники набрали сухих веток и, сложив их в кучу, развели небольшой костер. Затем бросили на мягкий песок войлочные покрывала и, достав из седельных сумок припасы, приступили к ужину. Пока ужинали, с речки, как из могилы, потянул холодный воздух. Темно-синее с золотистым отблеском небо прорезала прозрачная, как драгоценный бриллиант, звезда.

Ярун устало зевал, и Словиша предложил:

— Ложись спать, а после полуночи я тебя разбужу.

Ярун тут же отвалился и через секунду, положив под голову седло, сладко засопел.

Словиша между тем смотрел на костер. Луна где-то запропастилась, и ночь накинула на лес непроницаемый колпак. И Словише чудилось, что он остался один на свете в этом маленьком круге, озарявшемся сонными языками пламени. Из окружающего царства темноты только доносилось осторожное фырканье блуждающих по поляне лошадей, а затем робко щелкнул нежный птичий голос. Один раз... другой... И вскоре над темным лесом полилась песня любви.

Но летняя ночь коротка — и не успело стемнеть на западе, как на востоке заполыхал розовый отсвет. Словиша до утра слушал бы ночную песню, но впереди жаркий день и долгая дорога домой. Поэтому он должен был заставить себя уснуть. И Словиша с сожалением в душе разбудил Яруна и улегся спать.

Ярун разбудил Словищу, когда солнце только показало свой пунцовый край. Ночной соловей еще не отошел от любовного экстаза и устало щелкал в темных ветвях.

Наскоро перекусив остатками вечерней трапезы, дружинники подозвали лошадей и начали их седлать. Когда оседлали и сложили вещи, Ярун сумрачно проговорил:

— Идти окольными дорогами по лесам долго. Гораздо дольше, чем будет идти киевское войско, и потому мы опоздаем с известием. Чтобы успеть, надо выезжать на проезжую дорогу.

Словише это предложение не понравилось, и он возразил:

— Это очень опасно. На проезжей дороге легко нарваться на отряд из киевского войска.

Ярун загорячился:

— В случае чего мы отобьемся — с малым отрядом справимся. А если нарвемся на большой, то уйдем, кони у нас хорошие.

Словише все это очень не нравилось. И он едко буркнул:

— Зворык с Розумом тоже так рассуждали. Да где сейчас Розум, какой ворон лакомится его глазами?

Ярун, взбираясь на коня, насмешливо промолвил:

— А какая разница, где и как мы умрем? Не умрем сейчас во славу князя, так умрем позже во время сражения!

Словиша прикинул, однако выбора не было, — депеша должна была быть доставлена как можно скорее, даже если при этом кому-то из гонцов придется пожертвовать жизнью.

Поэтому, повздыхав, он согласился с предложением Яруна.

Дорога на Новгород находилась от них на востоке, поэтому им пришлось опять пробираться по лесу. Но через час они выбрались на большой тракт. Однако вид у них был такой изодранный, и они так отличались от проезжавших по дороге дружинников, что им еще полчаса понадобилось на то, чтобы привести себя в порядок. Приведя себя в порядок и накинув на плечи запасные плащи, они уже смело двинулись по дороге на Новгород.

Их авантюра удалась, никто не обратил внимания на двоих дружинников в серых плащах без знаков Очевидно, Словишу и его товарища принимали за разведчиков киевского войска.

Как только гонцы въехали в городские ворота Новгорода, они тут же отправились к князю Ярославу. По пути они удивлялись. В Новгороде ничто не свидетельствовало о подготовке к войне: горожане не думали укреплять стены, а дружинники развлекались около крыльца, лениво переругиваясь.

Ярун спросил их, где находится князь Ярослав, и те, удивляясь измученному виду своих товарищей, сообщили, что князь отдыхает во дворце.

Гонцы прошли по длинным коридорам, но у дверей спальни Ярослава их встретило неожиданное препятствие. Двое отроков, охранявших вход, отказывались ни пропускать грязных гонцов в спальню, ни докладывать об их прибытии.

Словиша попытался их убедить:

— Ребята, мы привезли очень важные известия из Киева.

Один из отроков, румяный с мелкими кудряшками на пшеничных волосах, неуступчиво отбивался от настырных гонцов:

— Нам воевода приказал никого не пускать в спальню к князю, когда он отдыхает.

Ярун начал свирепеть:

— Да пойми ты, олух, речь идет о спасении князя.

Оба отрока нагло рассмеялись:

— Да поглядите, двое оборванцев хотят спасти князя!

Это было последней каплей, переполнившей чашу терпения.

Вспыливший Ярун выхватил меч, но отроки оказались парнями не промах и тут же уставили в его грудь копья.

Тут и Словиша не выдержал, он схватил отроков, как щенят, за шкирку и отбросил их в сторону. Путь к князю был расчищен и, не обращая внимания на вопящих отроков, гонцы смело ворвались в спальню к Ярославу.

Ярослав лежал в постели в одной рубашке, но, услышав шум около двери, он сел и положил руку на меч, висевший у его изголовья.

Опаленных солнцем, исцарапанных и измазанных пылью Словишу и Яруна он узнал не сразу: в этом ничего удивительного не было, за время путешествия дружинники исхудали, как гончие собаки.

Словиша и Ярун встали перед князем и, поклонившись, доложились:

— Князь, мы тебе привезли донесение от воеводы Будого.

Вглядевшись в гонцов, Ярослав, наконец, узнал их и проговорил:

— Друзья, я, конечно, рад вас видеть, но вы чего расшумелись?

Ярун уронил на пол плеть:

— Князь, не чуешь, что над твоей головой собирается гроза?

Да что случилось? — спросил озадаченный Ярослав.

— А то, что киевское войско скоро выходит в поход на тебя! — выпалил Ярун.

Ярослава как будто оглушило:

— Как скоро выходит? — спросил он ошеломленно, поднимаясь с постели. — Им же еще дороги не отремонтированы. Да и когда он сумел собрать войско?

В разговор вступил Словиша. Он заговорил спокойно:

— Стало известно нам, что пойдет он двумя дружинами: киевской и Борисовой. Сейчас к нему пристают отряды венгров и немцев. А ближе к Новгороду к нему присоединится дружина Глеба. А с дорогами? Мы проехали по всей дороге и видели — дороги спешно правят. Это сильно задержит его войско, но оно подойдет к Новгороду намного раньше осени.

Ярослав обеспокоенно забегал по комнате, горестно причитая:

— Что же делать? Что делать?

Когда он остановился перед Словишей, тот передал ему письмо Будого. Ярослав схватил его, нервно сломал восковую печать и, стоя, начал читать. По мере чтения его лицо начало веселеть. К концу он сел на лавку, оторвался от чтения и кивнул на кувшин с вином:

— Садитесь, выпейте вина. Путь был тяжелый. Уж больно быстро ехали.

Затем он снова углубился в письмо.

Ярун и Словиша присели на край лавки. Ярун налил вина в небольшой кубок, стоявший на столе, и жадно выпил. Словиша не стал пить. Он только внимательно следил за Ярославом, который постепенно успокаивался.

Дочитав письмо, Ярослав усмехнулся и удовлетворенно пробормотал:

— Мудрый старый волк!

Он отложил письмо в сторону и обратился к Словише:

— Ранее мы думали, что Владимир пойдет в поход в конце дета, но он выйдет раньше. Почему же так случилось?

Словиша рассудительно проговорил:

— Владимир боится, что печенеги узнают о том, что он ушел из Киева, и нападут на Киев. Поэтому он хочет закончить войну с нами до зимы, когда печенеги смогут выйти в поход.

— Хорошо, — сказал Ярослав. Можете идти отдыхать. Через два дня поедете обратно с моим письмом.

Как только гонцы вышли, Ярослав налил себе вина и задумался. Новости, сообщенные ему воеводой, его обрадовали. Блуд и Предслава пообещали отравить Владимира. Зная обоих, Ярослав не сомневался, что если бы шло так, как и намечалось, то они выполнили бы свое обещание. Однако в связи с намерением Владимира вывести свое войско в поход как можно скорее все менялось. Предслава, которая остается в Киеве, уже не будет иметь возможности подсыпать Владимиру яд. Остается надежда только на боярина Блуда, но и тот сможет сделать свое дело только во время пира. Но так как Владимир свое войско поведет спешно, то он вряд ли до подхода к Новгороду будет устраивать пиры. Так что и возможность Блуда исполнить свое обещание остается под большим сомнением.

Но заодно Ярослав вспомнил, что когда Блуд предал своего князя Ярополка, то сам придумал план, как это сделать. Да, Блуд просит много, но многое он и делает, а потому и остается надежда на то, что он и в этот раз придумает, как погубить князя.

Ярослав отпил глоток вина и скептически подумал: «Догадается — не догадается... Вилами на воде писано. Так что, князь, беги пока к тестю, шведскому конунгу Олаву, и проси у него варягов».

Ярослав недовольно почесал затылок. После того, как он взял вторую жену, тесть сердится.

Но и тут он нашел выход. К шведскому конунгу он пойдет на ладьях и возьмет с собой Ингигерду. Ярослав, хотя и взял вторую жену, однако Ингигерду не обижает, и живет она в полном довольствии в своем дворце. А если она не хочет всего этого потерять, то пусть уговаривает осерчавшего отца помочь прогрешившемуся мужу. В конце концов на земле нет безгрешных людей, и сам конунг не пропускает мимо девок со смазливым личиком.

Ярослав вспомнил об изложенном в письме намерении Будого после смерти Владимира убить всех претендентов на киевский стол и мрачно вздохнул: «А золото надо брать с собой. Много золота. Потому что нет на свете грехов, которые нельзя было бы искупить золотом. Пусть даже такие тяжкие, как убийство отца и собственных братьев. Ведь в этом мире все зависит только от количества золота. А с грехами разберется сам Господь Бог. Когда-нибудь потом...»

 

Глава 9

На въезде в село Микула заметил женщин в черных платках и сразу догадался, что княгиня умерла. А подъехав ко двору Ярины, увидел настежь открытые ворота. Саму Ярину он нашел молящейся в церкви.

Нельзя человека отрывать от молитвы, поэтому Микула, как ни торопился, все же подождал у входа в церковь. Впрочем, ему недолго пришлось дожидаться, так как Ярина, словно чувствуя, что он ждет, вскоре вышла.

Увидев Микулу, она бросилась ему на шею с рыданиями. Микула, как мог, утешал ее. Он гладил ее по мягким волосам и ласково приговаривал:

— Не плачь, Ярочка. Так устроено Богом, люди рождаются и умирают, никто еще не получил вечную жизнь...

Он вспомнил увиденное в пещере Асмуса и подумал, что, возможно, все-таки кто-то на свете живет вечно, но только являются ли людьми те создания?

Расчувствовавшаяся Ярина зарыдала во весь голос, и Микула почувствовал, как на его шею упали горячие слезинки. Тем не менее он сурово бросил встревоженный взгляд на небо — солнце стремительно катилось к закату, и ему надо было поторапливаться. Поэтому он сказал последние слова утешения:

— Не плачь, Ярочка, княгиня обязательно попадет в рай, князьям там быть положено по чину, и когда-нибудь ты встретишься с ней. Но сейчас у нас много своих дел.

Ярина вытерла мокрый нос уголком платка, который спал с ее головы на спину, и по пути ко двору рассказала, что произошло. Из ее рассказа выяснилось, что княгиня Юлия умерла не позднее чем через час после его отъезда. Как и было приказано княгиней, ее тихо, как и подобает монахине, похоронили под церковью.

Микула слушал рассказ Ярины вполуха. Помня, с какими известиями едет, Микула задумался, — после смерти княгини Ярине не было смысла оставаться в деревне, но он не имел права увозить рабыню без разрешения ее хозяина. А теперь ее хозяин — князь Святополк. Впрочем... Микуле вспомнился разговор в прошлый раз. Ярина говорила, что княгиня дала ей свободу, но княгиня могла пообещать свободу и за болезнью забыть. И слышал ли кто ее обещание? Ведь слово рабыни ничего не значит.

Микула перебил Ярину:

— Так княгиня дала тебе вольную?

Глаза Ярины всполохнули тревожным огнем:

— Письмо написала. А разве что-то не так?

— Так, все так! — сказал успокоившийся Микула. Писаное рукой княгини письмо весомее всех слов. Чтобы окончательно убедиться в наличии этого письма, Микула потребовал:

— Ты, моя ласточка, покажи-ка мне это письмо.

— Покажу, — сказала Ярина и, когда они зашли в избу, достала из-за иконы завернутый в платок небольшой сверток. Когда она его развернула, в свертке оказалось два письма. Одно запечатано личной печатью княгини, другое без печати.

Микула развернул письмо без печати и прочитал его. Это действительно было свидетельство княгини Юлии, что Ярина отпущена ей на волю. Микула отдал письмо Ярине и приказал:

— Береги это письмо пуще ока. В нем твое счастье.

После этого он взял второе письмо:

— А это что?

Ярина пояснила:

— Это письмо княгиня велела отдать князю Святополку.

Микула отдал письмо Ярине:

— Значит, отдашь.

Он снова бросил тревожный взгляд в темнеющее окно.

— А пока собирайся, я забираю тебя в Вышгород. Там у меня хозяйство, а к осени поженимся.

Глаза Ярины загорелись радостным огнем, но тут же они подернулись тревогой:

— А хозяйство? — проговорила она тускнеющим голосом.

— Твое хозяйство в Вышгороде. А здесь все не твое. Я пойду к старосте, скажу, что ты оставляешь двор, — сказал Микула и решительно распорядился: — А ты пока собирайся, как вернусь, сразу уедем. И не мешкай, времени у нас нет, как бы не пришлось ехать по темноте.

Со старостой Микуле не пришлось долго объясняться. Оказывается, княгиня дала старосте распоряжение, что она отпускает Ярину на волю. И таким образом, у него не было причин и оснований задерживать вольную девицу.

Уладив дела со старостой, Микула поспешил вернуться и увидел, что Ярина стоит с котомкой за плечами около ворот, заботливо приперев их палкой.

Микула с усмешкой заметил:

— Не много же ты получила добра за службу княгине.

Ярина озорно блеснула глазами и промолвила:

— Богатство человека измеряется не золотом, а его душой.

Микула вскочил на коня и, подав руку Ярине, насмешливо проговорил:

— Ну если у тебя душа богатая, то залезай на коня, сзади меня. А золота у меня хватит на двоих. Так что держись меня.

В Вышгород они приехали поздним вечером. Обычно в такое время князь не принимает посетителей, но у Микулы было слишком важное сообщение, поэтому он, никуда не заезжая, сразу направился на княжеский двор.

Ярину, так как у нее было письмо к князю, он взял с собой. К тому же он подумал, что Святополк захочет узнать о последних минутах жизни матери. А лучше Ярины об этом никто рассказать не мог.

Дежурившие в дворце дружинники, узнав, что у Микулы срочное дело, провели его и Ярину в горницу и предложили подождать.

Ждать пришлось достаточно долго. Святополк вышел в горницу, когда за окнами потемнело и слуга зажег в горнице свечи. Вслед за Святополком пришел и Свенельд. Видимо, за ним послали сразу же.

Однако первым делом Святополк подошел к Ярине и с любопытством осмотрел ее. По его лицу было видно, что он был озадачен тем, что дружинник привел с собой девицу. Догадываясь, что на это была какая-то причина, он спросил Микулу:

— А это что за девица?

Микула, поклонившись, ответил:

— Это Ярина, служанка княгини Юлии.

По лицу Святополка пробежала тень:

— Что случилось с княгиней? — спросил он, предчувствуя горе.

Микула доложил:

— Я привез печальную весть — княгиня почила. Девушка расскажет, как все произошло.

Святополк обратился к Ярине и сухо проговорил:

— Ну, рассказывай.

Оробевшая Ярина, давно не видевшая так близко князя, сначала запинаясь, но затем смелее рассказала о последних часах жизни княгини и, закончив рассказ, подала письмо Святополку.

Святополк, на щеке которого в слабом свете свечей блеснула слезинка, не говоря больше ни слова, вскрыл письмо и прочитал его. Прочитав письмо, широко перекрестился:

— Царство небесное княгине Юлии. Она в этой жизни много страдала, надеюсь по ее страданиям и воздастся ей.

Затем он снова обратился к Ярине:

— Княгиня пишет, что она дала тебе свободу, и просит тебя вознаградить за верную службу. Я исполню ее волю, говори, чего ты хочешь? Золота, нарядов?

Ярина потупила глаза и тихо проговорила:

— Я благодарна княгине за ее заботу, но мне не надо ни золота, ни нарядов. Хочу только быть рядом с милым.

— Скромна девица, — одобрительно проговорил Святополк.

— И умна, — подсказал Свенельд. — Ведь ты та самая девица, которая хитростью спасла от печенегов Белгород.

Ярина испугалась:

— Мне запретили об этом говорить.

— А ты не бойся, — проговорил Святополк. — Ты теперь свободный человек. И я клянусь перед Богом, сделаю так, что ты будешь счастлива.

— Мне ничего не надо, — напомнила Ярина.

— Надо, — твердо сказал Святополк. — Ты хочешь выйти замуж за милого?

Ярина, покраснев, кивнула.

Микула сказал:

— Осенью мы женимся.

— Так вот, — сказал князь, — негоже моему лучшему дружиннику жениться на девице без приданого, поэтому я дам тебе хорошее приданое.

Он кинул лукавый взгляд на Микулу:

— А мужу дам пару сел в управление.

Микула поклонился:

— Спасибо, князь, но пока у меня весьма важные вести.

Святополк кивнул Ярине:

— Ну раз у нас важные дела, то ты можешь уйти.

Микула шепнул ей:

— Жди меня рядом с конем, а если кто будет спрашивать -скажешь, что, мол, родственница воину Рахдаю. Тебя никто не тронет.

Ярина вышла из горницы, и Микула приступил к главному, из-за чего срочно вернулся из Киева. Сначала он подробно рассказал о том, что видел и слышал.

Святополк и Свенельд внимательно слушали его. Закончив рассказ, Микула сообщил свое мнение:

— Владимира хотят отравить. И сделает это либо боярин Блуд, либо княжна Предслава.

Высказавшись, Микула замолчал. А Свенельд с хмурым лицом проговорил:

— Рахдай правильно сделал, что срочно сообщил нам эти известия. Будый не зря бродит по нашим лесам. Это не обычная разведка, — он ищет людей, которые помогли бы ему погубить Владимира.

Святополк напомнил:

— Блуд предатель, и он предаст Владимира так же легко, как и моего отца. Но Предслава — какой она ищет выгоды?

Микула припомнил:

— Будый от имени Ярослава обещал отдать ей в приданое В.ышгород и Туров.

Святополк покраснел от злости, у него задергался нервно глаз, и он возмущенно выпалил:

— Мои земли обещает! Ирод!

Свенельд спокойно возразил:

— Для нас не имеет значение ее выгода. Если Ярослав сядет на киевский стол, то он все равно по старой злобе прогонит тебя. Тут или ты, или он. Для нас более важен вопрос: что сделать, чтобы планы Ярослава не сбылись?

Святополк проговорил:

— Ярослав, замышляя отравить отца, поступает не по-христиански. Может, предупредить Владимира?

Свенельд бесцеремонно перебил его:

— Князь, в борьбе за власть не до христианских заповедей.

Святополк сказал:

— Меня нимало не огорчит, что Владимира отравят его собственные дети, он заслужил смерти своим безнравственным поведением, — он разбрасывал камни, теперь ему пришло время собирать эти камни. Собирать то зло, что он приносил окружающим. Но выгодна ли нам смерть Владимира сейчас? Мешать ли отравлению?

Свенельд промолвил:

— Все равно Владимир тебе не поверит. Твое слово против слова Ярослава и Предславы — его детей. И даже если поверит, то еще больше озлится на тебя. К тому же, пока его дружина в Киеве, нет нам выгоды! С помощью отцовской дружины Борис сразу сядет на киевский стол.

Микула напомнил:

— Киевское войско выйдет в поход уже на следующей неделе. Так что времени у них мало.

Святополк задумчиво проговорил:

— Борис на киевском столе для нас не самое страшное, однако Ярослав не успокоится, пока не сгонит его с Киева. Но я сейчас думаю о другом. У меня только что умерла мать. Она несла в этот мир истинное учение, но в ответ она всю жизнь получала только зло: ее силой забрали из монастыря; затем ее мужа убил сын рабыни и взял ее наложницей. Но этот варвар все же оставил жизнь мне, законному потомку великих Рюриков, и даже признал своих сыном. Дал удел. Он ненавидел меня, держал без причины под замком. За зло платят злом, поэтому я не хочу ему помогать. Но платить за добро злом — кощунство. Я обещал за обиды отомстить детям Владимира. Но я не хочу платить злом Владимиру за то добро, что он все же сделал мне. Владимир и его дети не раз говорили мне, что я для них чужой, поэтому я решил, что мы не будем вмешиваться в дела семьи Владимира. Пусть идет, как идет. Бог решит, кому и что воздать.

Свенельд разочарованно проговорил:

— Ты, князь, неправ, отказываясь от мести. Не прав в своих мыслях, потому что всепрощение — верный путь к бедам.

 

Глава 10

Владимир проснулся на рассвете, когда еще не закончили кричать петухи. Однако до его уха через открытое из-за духоты окно донеслось осторожное ржание лошадей и невнятный гулкий говор.

Шум в ранний час заинтересовал Владимира, он поднялся с постели и подошел к окну.

Внизу было еще темно, только вдалеке, у конюшни, откуда доносились голоса и ржание лошадей, слабыми светлячками порхали огоньки. Над далекой восточной стороной в нежнорозовом воздухе тяжелым синим пластом висела длинная туча. Туча была похожа на большую хищную рыбу.

Глядя на тучу, Владимир вспомнил, что на сегодня он назначил смотр войска, и эта мысль вызвала в его душе радостное возбуждение и желание как можно скорее приступить к действию.

Владимир перекрестился на икону в углу, затем подошел к столу, взял колокольчик и тряхнул его, издав тонкий мелодийный звук — с серебром колокольчик! И за дверью немедленно послышался обеспокоенный женский голос:

— Князь проснулся!

Через секунду дверь отворилась, и в спальню вошел мужчина, дежурный дружинник, и две девки — лица веселые, на щеках пунцовые румяные пятна, на длинных ресницах капельки воды. Перед тем как войти в спальню к князю, они плеснули в лицо холодной воды.

Владимир, глядя в окно, где туча таяла под лучами поднимающегося горячего солнца, распорядился.

Дружиннику:

— Где воевода Добрыня?

— Сейчас должен подойти.

— Пусть готовится к выезду.

Затем девкам:

— Умываться и одеваться!

Через полчаса в спальню заглянул Добрыня — полинявшая борода, как старое помело, глаза шальные, азартные. В итоге осмотра войска будет принято решение, когда выходить, и ему страсть как не терпелось тряхнуть стариной и выйти на войну. Война дело кровавое, грязное, но веселое. Старому воину лучше в поле дремать на седле, чем у бабы под теплой подмышкой. Волка ноги кормят.

— Князь! — весело прогрохотал он, разрывая утреннюю тишину. — Мы к выходу готовы — кони запряжены, у крыльца стоят, копытами бьют!

Князь, уже одетый, осталось только позавтракать, но он нетерпелив — к выходу направляется.

Повариха осмеливается подать голос, умоляя:

— Князь, поешь! День долгий, умаешься, с голоду помрешь.

Владимир с небрежной досадой махнул рукой:

— В лагере перекушу.

Добрыня добродушно смеется:

— Я с вечера в лагере приказал приготовить завтрак к нашему приезду.

— Да не будет же времени, — плачет повариха.

Добрыня возражает:

— Пока будут строиться отряды, успеем поесть.

Не слушая ее, Владимир вышел на крыльцо и поежился в лицо дунул холодный ветер, и по спине пробежала шзольная дрожь. Захотел крепче обернуться шерстяным плащом. Но снизу на князя круглыми глазами глядят конюхи и дружинники, которые должны сопровождать его в лагерь, и Владимир только выкатил грудь, вроде стало теплее, степенно, как подобает князю, спустился по лестнице.

Ему удобно подставили под ногу стремя, и он легко сел в седло.

Остальные последовали его примеру, и Владимир рванул коня по тесным городским улицам. Дружинники за спиной яростно, по-звериному, гикнули:

— Не попадайся, смерд, под ноги, задавим — сам будешь виноват!

По улицам города летели безумно, как летний смерч, сметающий все на своем пути. Заслышав грозные крики, добрые горожане, которых в этот неподходящий час нужда вывела на улицу, от беды подальше прыгали на заборы или пластались к земле.

Кони добрые, до лагеря донесли за полчаса.

На огромной поляне в лесу, недалеко от тракта на Новгород, развернуто множество шатров, ходят люди, скачут лошади. Утренний воздух пропитан людским гомоном и ржанием разгоряченных лошадей.

Горячим наметом конь поднес Владимира к княжескому шатру. Владимир уронил повод и по-молодому соскочил на землю. К поводу кинулось несколько воинов, глядевших с раскрытыми ртами, как подъезжает князь. А самого князя заботливо подхватили под руки чубатые отроки, сторожившие вход в княжеские шатры.

Оказавшись на земле, Владимир огляделся. Его приезд ожидали. Десяток бояр, немцев и венгров стояли одной шеренгой рядом с шатром. Увидев князя, они переломились в поясах.

Добрыня, стоявший за спиной князя, зашептал на ухо Владимиру:

— Давай позавтракаем, чем бог послал. А они пусть пока строят свои отряды.

Предложение устроило Владимира. После бешеной гонки он почувствовал голод. И он негромко — и так услышат - объявил:

— Господа, прошу сейчас же заняться своими отрядами, построить их для смотра и доложить мне.

Далее Владимир прошел в шатер.

Середину шатра занимал большой стол, покрытый белой скатертью.

Бог в то утро послал уху из стерляди, печеных тетеревов, тушеных зайцев, лосиную губу, огурцы свежие и соленые, квашеную капусту, различные фрукты. А также греческое вино.

Владимира похлебал немного ухи, съел ножку тетерева. Вино пить отказался. Выпил лишь немного холодного взвару. Закусил румяным сочным персиком.

Добрыня подкреплялся крепко. Он и миску ухи съел, и тетерева обглодал, и лосиной губой полакомился, и залил все это сверху кубком вина, чтобы пища лучше переваривалась и веселее было.

Ковыряя пальцем печеное яблоко, коричневую кожуру которого тронул белый сладкий налет, Добрыня затронул важный вопрос:

— Князь, скоро мы уйдем на север. Надолго уйдем. Боюсь, раньше, чем станет санный путь, не вернемся. Но после ухода нашей дружины Киев останется без защиты. Хотя и мир у нас с печенегами, однако они своего слова не держат. Я помню, как много лет назад мы так же ушли в Новгород за войском, а печенеги прознали об этом и напали. Хорошо, что застряли у Белгорода. А то бы точно Киев разорили.

— Помню, — сказал Владимир. — Тогда ушлый дед обманул печенегов, показав им колодцы с киселем и сытой. — Владимир засмеялся: — Земля сама родит кисель и сыту?!

Добрыня перекрестился:

— Бог на выдумки горазд. В других землях встречаются вещи и почуднее. Но на Бога надейся, а сам не плошай.

Владимир согласился с тревогой Добрыни:

— Киев без защита оставлять нельзя, по что делать? Поручил бы Борису, да он мне нужен под Новгородом. А вообще-то пусть киевские старшины сам и подумают, как им защищать юрод.

— Старшины хорошо только золото берут. Но от воинского дела они бегут, как тараканы от огня, — неожиданно озлобленно заметил Добрыня и уверенно проговорил: — Ничего они нс придумают путного.

— Но что же делать? - опять спросил князь.

— Киев надо оставить под защитой Святополка, - предложил Добрыня то, к чему клонил разговор с самого начав а, по, предполагая недобрую реакцию Владимира, откладывал до последнего.

Владимир вспыхнул и выругался:

— Ты с ума сошел, Добрыня, кто же стадо отдает под защиту волка?

Но Добрыня привел веские доводы. Он терпеливо говорил, загибая пальцы:

— Во-первых, Святополка на войну с Ярославом брать недопустимо. Эта война — дело внутрисемейное. А во внутрисемейное дело незачем втягивать чужого. Во-вторых, дружина у Святополка крепкая, и она все равно находится в часе от Киева. В-третьих, а что случится, если Святополк и предпримет попытку захватить киевский стол?

Владимир хмыкнул:

— А ничего. Киевляне его не примут. А мы вернемся и выбьем его. — Владимир угрожающе протянул: — Но тогда...

— Вот именно, — сказал Добрыня. — Святополк не самоубийца, он и так боится прогневать тебя.

Владимир остановил его.

— В Киев Святополка я все равно не пущу. Нечего ему делать в Киеве. Но мы сделаем так: Святополк останется в Вышгороде, но я прикажу ему взять Киев под свою защиту.

Добрыня прикинул и согласился:

— А что? Правильное решение. Пусть отбивает набеги в стороне от Киева.

Владимир отпил глоток взвару и распорядился:

— Вот что, Добрыня, отправь сегодня же гонца к Святополку, пусть завтра приедет ко мне. Я ему прикажу охранять Киев.

— В лагерь? — спросил Добрыня.

Владимир недовольно поморщился:

— Нечего ему в моем лагере делать. Видя, что происходит в лагере, он или Свенельд сможет догадаться о моих планах, а их знать им ни к чему. Пусть приедет во дворец в Киеве.

На этом разговор окончился. Владимир отодвинул от себя кубок с взваром и вышел из шатра. Вслед за ним вышел Добрыня.

На площадке перед шатром уже стояли воеводы. Увидев князя, они начали докладывать о готовности к смотру. Выслушав воевод, Владимир подал знак и к нему подвели коня. Чувствуя после завтрака тяжесть в теле, он с помощью отроков вскарабкался в седло. Добрыня и другие воеводы также сели на коней.

Владимир обратился к Добрыне:

— Ну что же, показывай войско.

Осмотр войска продолжался почти до обеда. Владимир чувствовал в желудке неприятное сосущее чувство, жаркое летнее солнце накалило доспехи так, что до них невозможно было дотронуться, и из-за этого разболелась голова. Однако терпя головную боль, Владимир осмотрел всех, до последнего отряда.

Закончив осмотр, Владимир с бесстрастным лицом вернулся в шатер. Бояре, воеводы и начальники отрядов остались в двух десятках метров от шатра, в шатер с князем вошел только Добрыня.

Владимир устало сел за стол. Добрыня сел рядом с ним.

— Что думаешь, воевода? — спросил Владимир.

— Такого сильного войска мы никогда раньше не имели, — ответил Добрыня.

— Да, мы собрали большие силы. Ярославу против него не устоять, — проговорил Владимир. — Жалко только, что такое войско придется использовать против своего сына.

Добрыня пожал плечами:

— Непослушных детей надо наказывать. Ты дал ему все, а он платит тебе черной неблагодарностью.

Владимир вздохнул:

— Обижен он, нарушаю я старшинство. Но власть дадена мне от Бога. И по воле Бога передам я ее достойному сыну. Кто таков Ярослав? Его мать я мог взять в наложницы, как жену брата моего Юлию. Я мог казнить ее, когда она покушались на меня. Мать же Бориса — царевна. Борис и Глеб ветвь древнего рода византийских императоров. Так кому я должен отдать Русь?

Добрыня бросил на Владимира подозрительный взгляд:

— Князь, ты что-то расслабился. Чего думаешь обо всем этом?

Владимир наклонился к Добрыне и шепотом проговорил:

— Не от хорошей жизни я завел разговор, приходят по ночам ко мне убитые и обиженные мною. А брат Ярополк надсмехается надо мной, пальцем грозится Не к добру это.

— Не к добру, — согласился захолонувшим голосом Добрыня. — Мертвые тянут тебя к себе.

Владимир опять завздыхал:

— Вот и беспокоится моя душа, как не сделать еще зла.

Добрыня посоветовал:

— А ты заставь попа помолиться старательнее.

Владимир махнул рукой:

— Уже заставил. Не помогает.

— Значит, плохо молится, — сделал вывод Добрыня. -Дай приказ, чтобы его выпороли как следует. Говорят, хорошо помогает.

Владимир улыбнулся:

— Дельное предложение. Но чего мелочиться — пороть? Может, сразу распять?

Так они разговаривали наедине с полчаса. Все это время бояре из дружины и начальники отрядов терпеливо ждали недалеко от шатра. Затем Добрыня вышел и пригласил воевод зайти в шатер.

Следуя его приглашению, бояре вошли в шатер и встали толпой около стен.

Владимир показал на лавки около стен:

— Садитесь.

Бояре сели и Владимир объявил:

— Совет будем держать.

Он замолчал. А Добрыня встал и, погладив бороду, сказал:

— Вопрос один. Готово ли войско и когда будем выходить?

Бояре некоторое время молчали, наконец, один подал голос:

— Войско собралось, так чего толпиться на месте, задарма корм тратить? Надо выходить на этой неделе.

Тут же вскочил боярин Блуд. Загорячился:

— Ты бы, Волчий Хвост, помолчал, коль не знаешь дела! Выйти-то можно сейчас, да дороги и мосты еще не исправлены. Лучше стоять здесь, на обжитом месте, чем в дороге!

Волчий Хвост метнул на Блуда лютый взгляд и молча кинулся к нему, норовя ухватить его длинную бороду. Блуд, не даваясь, крутился. Тогда Волчий Хвост закатил ему подзатыльник и сбил шапку. Затем врезал по носу.

Бояре кинулись разнимать драчунов. Растащили их в разные стороны. Волчий Хвост, тяжело дыша, ругался:

— Убью, сволочь, чтобы не позорил почтенных мужей!

Он плюнул в сторону утирающего кровавый след из носа, боярина Блуда и крикнул:

— Иуда твой отец! Предал ты одного князя, предашь и другого.

— Молчите! — Добрыня так яро рыкнул на бояр, что лошади за шатром присели от страха.

Блуд, трясясь от злобы, крикнул в сторону Владимира:

— Князь, прошу, накажи обидчика!

Владимир строго взглянул на Блуда и укоризненно проговорил:

— Ты, боярин, угомонись, говори рассудительно и по делу. И не позорь почтенных мужей. Воевода Волчий Хвост — опытный воин. Укорять его в незнании воинского дела бесчестно.

Затем Владимир обратился к Волчьему Хвосту:

— Но и ты, боярин, попридержи язык... Голова целее будет...

Блуд, громко сопя от обиды, вернулся на свое место, Но после него поднялся боярин Улеб и проговорил:

— Блуд прав. Торопимся мы. Лучше подождать, пока дороги исправят, и потом идти.

Боярин сел на лавку, Добрыня окатил его холодным взглядом. Но Владимир тихо проговорил ему на ухо:

— Добрыня, не серчай, пусть каждый скажет свое мнение. Я хочу услышать, у кого что за душой.

Добрыня громко объявил:

— Сейчас пусть каждый скажет свое мнение, когда выходить войску. Но требую говорить мало и по делу. И никого не обвинять в незнании дела, что бы он ни говорил. Того, кто нарушит мое требование, велю выпороть, несмотря на чин.

После этого воеводы начали вставать и коротко говорить, когда они хотят выходить. В результате оказалось, что за скорый выход большинство воевод. Особенно на этом настаивали начальники отрядов, пришедших издалека, для них каждый день задержки означал дополнительное оскудение и так небогатой казны.

Терпеливо выслушав мнение воевод, Владимир негромко заговорил. Воеводы мгновенно стихли и напряженно вслушивались в его слова.

— Столкновение почтенных мужей Блуда и Волчьего Хвоста свидетельствует о том, что наши воеводы находятся в боевом духе и готовы драться. Жаль, что пока они дерутся между собой.

На губах Владимира появилась слабая усмешка:

— Поэтому я думаю, что было бы полезнее для общего дела, чтобы гнев воевод был направлен на общего врага А чтобы он не перегорел раньше времени, я решил выйти через два дня.

Владимир кашлянул и добавил:

— Заодно бояре пусть докажут практическим делом, кто же из них все-таки более умелый воин.

 

Глава 11

Решение Владимира ввергло Блуда в сильное расстройство. Имея большой опыт в воинских делах, он мгновенно сообразил, что неисправные мосты не сильно задержат войско, и потому оно может подойти к Новгороду, когда там еще не будут готовы к войне. Не успеет он осуществить и свой тайный замысел, так как подсыпать яд Владимиру он мог только во время пира, который мог состояться уже на подступах к Новгороду.

Таким образом, надо было предпринимать срочные меры. Но вот только какие, ломал голову боярин. Посылать в Новгород гонца? А как его перехватят? Тогда уж точно не сносить головы. Хорошо бы найти Будого, но где тот бродит со своим отрядом, и не ушел ли он вообще в Новгород...

Думая над тем, что предпринять, чтобы сорвать выход киевского войска, Блуд неизбежно вспомнил о том, что новгородский воевода Будый в разговоре с ним упоминал о намерении встретиться с Предславой.

Блуд, который постоянно крутился в княжеском дворце, часто встречал Предславу, и у него сложилось о ней мнение как о довольно хитрой девице, под стать брату. Поэтому он сразу же смекнул, что она должна поддерживать регулярную тайную связь со своим братом. И ее встреча с новгородским воеводой вряд ли была случайной.

Догадавшись об этом, Блуд ахнул. Так вот кому надо сообщать о скором выходе войска в поход! А уж она найдет способ известить своего брата.

Придя к этому выводу, Блуд, после окончания военного совета, кинулся к своему коню, чтобы скорее уехать в Киев. Однако путь ему преградил кряжистый Волчий Хвост.

Блуд попытался его обойти, но тот не уступал ему дорогу:

— Боярин, ты нанес мне бесчестье, — напомнил он, зло тиская меч. Блуд видел, что он жаждал выяснения отношений. Но как раз сейчас Блуду задержка была ни к чему, и он миролюбиво проговорил: — В горячке чего не скажешь. Всякое бывает. Прости.

Обескураженный миролюбивым тоном, Волчий Хвост только и смог, что пробормотать:

— В следующий раз я тебя, боярин, прибью.

Блуд змеем обогнул его и, садясь на коня, не удержался и бросил:

— Князь сказал, война покажет, кто из нас более осведомлен в военном деле. Поэтому подождем.

Через полчаса Блуд был на княжеском дворе. Но только тут он сообразил, что время для визита выбрал неудобное. Стоявшее в зените солнце жарило, как бешеное. В такое время добрые люди, пообедав, ложатся отдохнуть. Об этом свидетельствовал и вымерший двор.

Блуд помялся некоторое время, в его голове мелькнула мысль, что ему следовало бы заехать на свой двор, а потом уже, покушав и отдохнув, надо было и наведаться на княжеский двор. Однако эту мысль Блуд немедля прогнал из головы — в деле, с которым он ехал, решающую роль могла сыграть и минута. Поэтому он тут же направился на поиски терема, в котором жила Предслава.

На княжеском дворе было множество строений. Главное место занимал большой дворец, в котором жил сам Великий князь. Здесь же он принимал гостей и устраивал пиры. Его жены жили в особенных теремах. Причем не обязательно в Киеве. Надоевших жен Владимир отправлял по окружающим Киев селам и городкам. Так он поступил с Рогнедой. А наложницу Юлию отпустил с сыном в Туров.

Судьбой отставленных женщин, если они были уже немолоды или потеряли красоту, он уже мало интересовался.

А вот дочерей Владимир не отпускал от себя. Дочери были неплохим подспорьем для того, чтобы родниться с соседними властителями и налаживать с ними отношения.

Поэтому Предслава с сестрами жила в небольшом тереме, в глубине княжеского двора, в месте, где был разбит сад. Для девок сад — любимое место для гулянья.

Вход в терем для мужчин закрыт. Чтобы оградить девок от их назойливого внимания, вокруг терема стоял высокий забор. Поэтому Блуду пришлось сначала стучать в ворота, пока в окошко в двери не выглянула бабья рожа, такая широкая, что с трудом умещалась в дыре.

Моргая сонными глазками-бисеринами, баба нагло спросила, чего боярину нужно. Блуд почтительно сообщил, что он желает увидеть княжну Предславу.

Баба начала ломаться. Она не желала беспокоить ее известием о том, что боярин жаждет срочного разговора с ней, ссылаясь на то, что княжна почивает.

Но Блуд сунул ей серебряную монету и показал другую, и упрямство бабы моментально исчезло, и она, жадно заглотив монету, захлопнула окошко и скрылась в недрах терема.

Пока она ходила, Блуд с насмешкой думал о том, что если бы он дал ей пару золотых монет, то она пустила бы его и в спальню молодой княжны. Впрочем, он не осуждал ее, было время — и он продал своего господина.

Блуд удовлетворенно провел ладонью по усам. Однако хорошо продал!

Ждать пришлось долго, но Блуд, понимая, что княжне необходимо время на наведение на себя красоты перед встречей с мужчиной, терпеливо ждал в тенечке под воротами.

Наконец, окошко открылось, и баба проговорила:

— Давай вторую монету.

Блуд отдал ей монету, и баба, забрав монету, открыла дверцу в воротах и пригласила:

— Заходи.

Блуд перевалился через высокий порог, и за воротами задержался, чтобы осмотреться. Он никогда не бывал в жилище княжеских дочерей.

За забором оказался довольно просторный двор с песчаными дорожками, пролегавшими мимо пышных цветников. Вход в терем прикрывали густые заросли сирени.

Баба, задвинув засов на двери, бесцеремонно подтолкнула его в спину:

— Иди за мной.

Похоже для этой бабы не было авторитетов. Подтолкнув Блуда, она пошла впереди с уверенностью, что боярин последует за ней. Блуд так и сделал. Он видел, что баба была очень крепкого сложения и немалой силы. Ее силу Блуд оценил по тому, с какой легкостью она двигала тяжелый засов размером в хорошее бревно. Иной воин позавидовал бы ее силе и стати.

Она довела боярина до входа в терем. Около входа, в кустах сирени, оказалась беседка. Баба показала на беседку и приказала:

— Садись здесь и жди. Княж- а придет. — И пригрозила, показав мощный кулак: — И не вздумай, боярин, баловать, я буду все время присматривать за тобой.

Блуд послушно сел на скамеечку в беседке и настроился долго ждать. Но ждать ему пришлось недолго. Через пару минут послышалась легкая поступь, и в беседку впорхнула молодая девица.

Блуд узнал — княжна Предслава.

Княжна, не присаживаясь, строго спросила:

— Зачем ты хотел меня видеть, боярин?

Блуд с умиленным лицом вежливо поинтересовался ее здоровьем:

— Здорова ли, княжна?

Княжна сверкнула ледяным глазом:

— Здорова! Говори, боярин, скорее по делу, некогда мне.

«Строгая девица, — про себя усмехнулся Блуд. — Ну раз по делу...»

Боярин понизил голос до шепота и проговорил:

— Нехорошая весть у меня, Владимир приказал выходить войску послезавтра. Надо об этом предупредить новгородского боярина.

Предслава побледнела:

— Боярин, да ты сдурел? Какого новгородского боярина? Я с врагами отца не знаюсь.

Блуд понял, что княжна опасается его. Он придурашливо сморщился:

— Да я просто так болтаю. Радуюсь, что киевское войско придет к Новгороду раньше, чем там приготовятся к войне. Очень плохо будет Ярославу. Он проиграет битву до того, как она начнется.

Предслава задумалась. Она вспомнила о том, что Будый говорил, что он купил Блуда для того, чтобы тот отравил Владимира. Ее взгляд упал на руку боярина — его жирные пальцы были густо унизаны перстнями. Однако один из них Предслава узнала, такой же перстень с красным камнем был и на ее пальце.

Предслава инстинктивно спрятала руку с перстнем, но по толстому лицу Блуда уже плыла ехидная улыбка. Он заметил перстень.

— Ты бы не пялился, боярин, куда тебе не следует, — со злобой предупредила Предслава. Тем не менее, поняв, что дальше таиться не имеет смысла, сказала: - Я могу послать гонца. Но все равно надо как-то задержать войско, хотя бы на месяц. Гонцу уже не успеть.

— Как? — спросил Блуд, — Как я могу задержать войско?

- Я на совете кричал, чтобы подождали с выходом, и из-за этого меня побил Волчий Хвост. При этом я едва не попал под горячую руку князя.

В глазах Предславы промелькнул лисий прищур.

— Как задержать? Очень просто, для этого много способов есть.

Сомневаясь, что женщина может придумать что-либо там, где он спасовал, Блуд придал лицу выжидательное выражение.

— Ну-ну?

Догадавшись о мыслях боярина, Предслава вспыхнула:

— Ну хотя бы пустить слух, что печенеги собираются напасть на Киев, как только войско уйдет к Новгороду. Головой подумай боярин, о твоей же хитрости ходят легенды.

Блуд чертыхнулся, ну и хитро же бабье отродье! Вон у нее все как просто, в мгновение ока придумала уловку, способную сорвать поход. Ведь если войско отправится искать печенегов, то на это уйдет все лето.

— Хорошая идея! — признался Блуд и весело сказал:

— В Белгороде у меня есть хороший приятель — старшина Мутор. У него родня у печенегов. Вот через него я завтра же и пущу слух. Пока то да се, пока разберутся, а время уйдет.

Уходя, Блуд уважительно прощался с Предславой. Он думал о том, что все-таки не зря в народе говорят, что власть дается от Бога, ведь даже в девке княжеских кровей чувствуется что-то неведомое, что возвышает ее над всеми, даже боярами. Сам Блуд, хитрый и многоопытный, почувствовал себя рядом с этой девицей, как щенок перед седым волком. Это было неприятно. Но разве может человек повлиять на волю Бога? Каждому предназначено свое место, князю — княжеское, боярину — боярское, смерду -смердово. И будь благодарен за то, что ты не родился в навозе.

 

Глава 12

Предслава с трудом вытерпела разговор с боярином. От него за версту разило вонючей псиной. А из гнилого рта при каждом слове неслось, как из нечищеного нужника. Эту вонь не забивала даже доцветающая сирень.

Как только боярин вышел из беседки, Предслава выхватила из рукава небольшой платок, пропитанный пряными восточными благовониями, и приложила его к носу. Часто подышав приятным запахом, Предслава, наконец, изгнала из легких неприятный запах.

После этого она задумалась. Уловка ею придумана хитрая — в поисках печенегов Владимир проблуждает все лето. Но это только отсрочка и не остановит Владимира от похода на Новгород. А Ярославу все равно не выстоять против киевского войска. Спасти Ярослава могло только одно — скорая смерть Владимира. Тогда, в разговоре, Предслава согласилась участвовать в отравлении отца. Но тогда она еще думала, что ей не придется приложить к этому руку, этим грязным делом должен был заняться боярин Блуд, которому было не привыкать к предательству. Однако теперь все менялось. Блуд не мог сделать дело, на которое его купили. Но если для Блуда речь идет только об упущенном барыше, то для Предславы ситуация оборачивалась намного хуже. Если ее брат Ярослав станет Великим князем, то для нее откроется рог изобилия. На княгиню с богатым вено найдется множество охотников — могущественных королей и императоров.

Но что ее ждет, если Ярослав будет побежден? Этот нищий терем? Владимир на своих любовниц тратит золота больше, чем на свою родную дочь. А придет Борис? У того свои любимчики -— он наденет на своего венгра ошейник, усыпанный бриллиантами. А проклятому Святополку даст земли. Новгород отдаст брату Глебу. А что он сделает с ней, отдаст замуж за вонючего, как Блуд, печенега?

Таким образом, ее судьба, волею Бога, зависит только от брата. Падет он, и она падет. Возвысится он, и она возвысится.

Это Предслава хорошо знала, одно только томило ее душу --имела ли она право поднять руку на своего отца? Ведь нет страшнее греха, чем отцеубийство...

В задумчивости Предслава поднялась и прошла в терем, в комнату, где находилась небольшая домашняя церковь.

В комнате пахло ладаном и теплым воском. Под иконой слабо горел огонек лампады. Падающий из окна с разноцветной мозаикой свет освещал багряным цветом крест с полуобнаженным человеком, из-за чего чудилось, что он был залит кровью.

Предслава упала на колени и начала молиться, прося Бога дать ей знак, как ей следует поступить: убить отца и своим преступлением открыть себе дорогу к счастью здесь, в этом мире; пли прийти к нему и в покаянии броситься ему в ноги... И потерять все — даже жизнь! Только для того чтобы приобрести ключ от рая в загробном мире?

Предслава молилась долго, затем она замерла в неудобной позе, ожидая какого-либо знака. Она ждала долго, но Бог не отвечал. Тогда, потеряв терпение, она поднялась и вплотную подошла к распятому человеку и вгляделась в него. У него было страдальчески искаженное лицо и закатившиеся вверх глаза, отчего они выглядели слепыми. Бог был слеп!

В голову Предславы пришла неожиданная мысль, что, может, это как раз и является знаком, которого она так долго просила. Бог смотрел в небо, его не интересовало происходящее на земле. Возможно, этим он хотел дать знать, что люди ошибаются, считая, что их ничтожными проблемами должно заниматься высшее существо. Высший дух, создавший вселенную и множество живых существ, каждое из которых не менее значимо для него, чем заурядное двуногое животное, высокомерно объявившее себя хозяином природы, между тем неспособное решать даже собственные проблемы, не побеспокоив при этом Бога. Человек — это всего лишь птица без перьев!

Предслава вспомнила слова греческого философа Гераклита: «Для бога все прекрасно и справедливо, люди же одно признали несправедливым, другое — справедливым».

Однако философ был прав, не людям судить о прекрасном и справедливом, ибо, как он утверждал, «глаза и уши — дурные свидетели для людей, если души их варварские».

Предслава перекрестилась и вышла из комнаты с твердым убеждением, что за ее поступки пусть Бог сам ее судит. Пусть он ломает голову когда-либо потом... А если она не права, она покается.

Выйдя на крыльцо, Предслава подошла к воротам и спросила сторожившую ворота бабу, вернулся ли Владимир во дворец.

Баба, расплавившаяся от жары, на лавке под воротами, сообщила, что князь еще не вернулся. Она это хорошо знала, так как регулярно выглядывала в окошко в воротах.

Предслава велела бабе, как только приедет князь, сообщить ей, и вернулась в терем. Здесь она присела около открытого окна, выходящего видом на ворота, и взяла в руки вышивание. Но она не столько вышивала, сколько наблюдала.

Ближе к вечеру, когда по двору над цветами и деревьями прогуливался прохладный сквозняк, баба, выглянув в окошко в воротах, засуетилась, затем, колыша обвислыми частями большого тела, подошла к открытому окну и сообщила Предславе, что на княжеский двор только что въехал Владимир.

Предслава тут же отложила рукоделье в сторону, посмотрела иа себя в зеркало и отправилась в большой дворец. Она знала, куда идти, — в столовой должен накрываться ужин для Великого князя.

Так оно и оказалось. Владимира пока в столовой не было, но слуги суетились, устанавливая последние блюда на стол.

Осмотрев стол, Предслава было протянула руку с перстнем над кувшином с вином, но, подумав немного, убрала ее. Предслава вспомнила, что Владимир в последнее время мало пил вина. К тому же кто-либо мог попробовать вино раньше, чем князь.

Будый говорил, что яд подействует не сразу, но не стоило лишне рисковать, тем более что слуги видели, что она подходила к столу. Поэтому Предслава вышла из столовой горницы и вернулась назад через полчаса.

Владимир, умытый и румяный, ужинал с несколькими доверенными боярами. Здесь были Добрыня и Волчий Хвост. Они вели разговор о предстоящем походе.

Предслава подошла к Владимиру и прикоснулась к колючей щеке отца нежными губами.

— Здоров ли, батюшка? — спросила она. — Вот зашла поинтересоваться твоим здоровьем, а то ты все в заботах. Скоро ;/едешь надолго, как мы будем без тебя...

При этом произошло небольшое происшествие. Обнимая отца, Предслава нечаянно задела ладонью стоящий перед ним кубок. Вино из кубка не пролилось, и потому никто не обратил внимания на происшествие. Между тем в этот момент Предслава, ловко сдвинув камень в сторону, уронила в вино небольшую щепотку белого порошка.

— Здоров, — коротко ответил Владимир, недовольный тем, что его отвлекли от важного дела. — Скоро выходим в поход па твоего брата.

— Береги себя, батюшка, —- заботливо проговорила Предслава о скромно удалилась, чтобы не мешать мужчинам заниматься своими делами.

 

Глава 13

Разговор между княжной Предславой и боярином Блудом закончился, когда солнце уже начало клониться к вечеру. Блуд понимал, что на ночь отправляться в дорогу дело не самое разумное, но учитывая, что первые отряды киевского войска уже начали выдвигаться по дороге на север и потому каждый час был на счету, откладывать поездку в Белгород к старшине Мутору было опасно, так можно было и опоздать.

До Белгорода ехать недалеко, чуть больше пары часов неспешным шагом, но в сумерках эта небольшая прогулка превращалась в опасное путешествие. Соловьев-разбойников хватало: и печенежские мелкие отряды промышляли на дорогах, и бродники, да и мужички не брезговали пошалить с одиноким проезжим. Последних особенно опасался Блуд. Если печенеги или бродники только ограбят, то эти, узнав боярина, с радостью вздернут его на ближайшей осине, слишком много обид Блуд причинил жителям своих деревень. Особенно злы мужики на него из-за девок, которых он не пропускал мимо без того, чтобы не обидеть.

Поэтому выйдя от Предславы, Блуд решил, что ему обязательно надо найти попутчиков. Однако это дело оказалось не простым, почти все дружинники находились в полевом лагере и готовились к походу, поэтому княжеский двор был пуст.

Убедившись в этом, Блуд трусцой пробежался по двору, но никого не нашел. Потрясенный этим обстоятельством, Блуд остановился посредине двора и выругался. Затем разочарованно отправился домой. Как ни требовалось спешно попасть в Белгород, как ни было опасно промедление для Ярослава, однако своя жизнь была дороже. Поэтому Блуд отложил поездку на завтрашнее утро.

Он взял коня и повел его к воротам княжеского двора. Но когда он подходил к воротам, на глаза ему попались дружинники Ляшко и Талец, которые сидели без дела на лавочке в тенечке, любуясь клонящимся к горизонту солнцем.

Блуд их хорошо знал, достойные мужи были чем-то похожи на него. Такие же всегда голодные и жадные до чужого добра. Эти достойные мужи своей выгоды никогда не упускали. И были такие же равнодушные до бед других людей.

От радости при виде этих достойных мужей старый Блуд подскочил, как молодой козлик, и, таща за собой коня, поспешил к дружинникам.

Торопящийся, рыхлый, как старый хряк, боярин показался дружинникам новой забавой, и они стали с интересом наблюдать за ним.

Подбежав к дружинникам, задыхающийся от быстрого движения боярин поприветствовал их:

— Будьте здравы, мужи!

Дружинники покосились:

— И ты будь здрав!

Боярин с ходу вывалил вопрос:

— Чем занимаетесь?

Толстый Ляшко бросил хитроватый взгляд на боярина и ответил:

— Пока ничем.

— В поход идете? — осведомился Блуд.

— Да, конечно. С князем и двинемся, — вступил в разговор Талец.

Туманный разговор Ляшко не понравился, чего боярин допрашивает их? И он, догадываясь, что Блуду что-то надо от них, решил взять быка за рога.

— Ты, боярин, перед нами не темни, — с неодобрением проговорил он. — Говори прямо, что тебе надо.

Блуд воровато оглянулся и, понизив голос, проговорил:

— Дело небольшое предлагаю.

— Дело? — усмехнувшись, Ляшко поднялся с лавки. — Дело — это хорошо. А что надо-то сделать?

— Мне надо срочно съездить в Белгород, — признался Блуд.

— На ночь глядя? — не меняясь в чертах лица, спросил Талец.

Пожевав губами, что должно было означать его задумчивость, он проговорил: — Дело опасное... Под Белгородом печенеги балуют. На разбойников можно нарваться.

— На ночь глядя! подтвердил Блуд. — Знаю, что опасно, потому и ищу попутчиков. Я хорошо заплачу.

— А зачем ехать-то? — подозрительно спросил Талец, вставая с давки

Блуд объяснил цель поездки просто:

— В Белгороде сидит мой тиун. Перед походом надо забрать у него меха, чтобы обменять на золото. В походе золото пригодится — мало ли чего может случиться.

Объяснение дружинников вполне устроило, действительно, в походе золото полезная вещь, особенно когда попадаешь в неприятные ситуации, например в плен.

— Однако втроем тоже опасно ехать, — отметил шустрый Ляшко и предложил: — Путша и Елович пока тоже сидят без дела. Давай возьмем их с собой?

Ляшко предлагал дополнительную трату. Блуд обеспокоенно взглянул на солнце, которое стремительно падало в темнеющий лес, и подумал, что в такой поездке экономить на безопасности нельзя. Тем более что Ярослав все равно возместит понесенные им расходы. Поэтому он покладисто согласился:

— Отчего же не взять? Можно и взять, но только выезжать надо сейчас. Нам некогда их искать.

Ляшко хихикнул:

— Ждать их не придется. Мы пошли за конями. Через полчаса встретимся около городских ворот.

Приободренный Блуд забрался на коня и направился домой. В связи с возникшей поездкой он решил взять с собой пару кошелей золота. Без золота в Белгороде не о чем было и говорить.

Ровно через полчаса Блуд подъехал к городским воротам и увидел ожидавших его четверых дружинников. Они были в доспехах и при полном вооружении: копья, топоры, мечи, за спинами круглые щиты.

Такой основательный подход к поездке Блуду понравился, и, направляя коня по дороге, он начал весело рассказывать о том, как они приятно проведут время в Белгороде.

Его рассказ развеселил дружинников, и едва Блуд умолк, как говорливый Ляшко взялся рассказывать смешные истории о том, как дружинники готовились к смотру.

Дружинники вели себя беспечно и хохотали над плоскими шутками Ляшко так громко, что сороки падали в обморок с окружающих дорогу деревьев. Только Блуд слушал его вполуха, и всю дорогу, опасаясь внезапного нападения, без передышки крутил головой. И среди бестолковых дружинников должен кто-то быть умным...

Дружинники въехали в Белгород, когда остывающее солнце, с кипящим на поверхности багровым адским туманом, уже наполовину скрылось за черно-синим горизонтом и тени накрыли городок. Однако они успели вовремя, сторожа только начали закрывать ворота, и створки были только наполовину закрыты.

Въехав в город, Блуд сразу направился на свой двор. Ворота двора были закрыты, и Блуду пришлось долго ругаться и стучать, пока во двор на шум не вышел тиун. Узнав голос хозяина, тиун еще долго искал слуг, чтобы отодвинуть тяжелый засов.

Блуд слышал, как дружинники за его спиной негромко ехидно посмеивались.

Когда ворота открылись, на улице совсем стемнело. Ворвавшись на свой двор, разъяренный боярин первым делом пнул ногой в тупую морду сторожа. Затем свалился с коня на руки дворовых слуг. Затем, встав твердо на ноги, ткнул кулаком в рожу тиуна. Рожа показалось боярину в бегающих языках факелов непочтительно ухмыляющейся.

Тиун только тонко охнул и, перекрестившись с испугу, взрыднул:

— Не виноват я, батюшка, от воров крепко запираемся. Твое добро бережем.

Выплеснув зло, Блуд успокоился, однако сердито выговорил:

— Но хозяина надо быстрее пускать в дом. Или не рад?

Тиун перегнулся в спине и запричитал:

— Что ты, батюшка? Конечно, рад. Мы тебе и твоим гостям сейчас баню сготовим. Не успеешь умыться, как ужин будет на столе.

Тиун прислонился к уху боярина и шепнул:

— Девок подогнать?

От тиуна пахло чесноком, и боярин брезгливо отстранился и махнул рукой, отгоняя дурной запах.

— Николка, ну ты и нажрался духа смердячего! — недовольно проговорил он и, глядя, как его приятели слезают с коней, распорядился: — Готовь баню, добрый ужин с медовухой. Медовухи не жалей. А насчет девок...

Блуд еще раз бросил взгляд на дружинников и твердо добавил:

— Девок не надо. Некогда нам с девками вожжаться. Рано утром уедем. Да к отъезду приготовь мешок с мехами на продажу. С собой возьму.

Отдав распоряжения, боярин поинтересовался:

— Сосед Мутор дома?

— Дома, — сказал тиун.

— Проведи меня к нему через калитку, — сказал Блуд.

Они подошли к калитке в заборе, разделявшем владения

Блуда и Мутора, и тиун Николка постучал палкой по дереву, подзывая сторожа. Сторож, узнав, что боярин Блуд желает встретиться с хозяином, сбегал в дом и через несколько минут вернулся и открыл калитку.

Прежде чем войти на соседний двор, Блуд еще раз предупредил:

— Моих дружинников, не дожидаясь меня, накорми сыто. Медовухи дай вволю. Если попадется им девка, не мешай, но я потом тебя выпорю за то, что девки шатаются по дому без дела.

Глядя на слишком угодливого тиуна, Блуд подсознательно почувствовал, что за тем завелся какой-то грешок.

«Что-то украл!» — уверился Блуд, но разбирательства с тиуном решил отложить на потом, сейчас были другие слишком важные дела. К тому же, философски рассудил Блуд, все тиуны воруют. Для того и поставлены, чтобы соблюдать выгоду боярина, не забывая и своего интереса. Однако пороть тиунов надо. Без порки человек не имеет страху. А без страха нет почтения к тому, кто кормит тебя.

Мутор был удивлен приходу боярина Блуда в столь позднее время. Встретив боярина в полутемной горнице, он предложил ему поужинать с ним, но Блуд отказался.

— Прости, Мутор, времени нет, послезавтра выходим в поход на Новгород. Поэтому я только переночую и рано утром вернусь в Киев.

Мутор покачал змеиной головой:

— Слышал, слышал о походе. Вот повезло вам, побьете новгородцев, хорошую добычу возьмете. Новгород город богатый, есть что пограбить, — с завистью прошипел он и предложил присесть.

Блуд сел на лавку около стола. Мутор сел напротив. Он подумал, что Блуд не из тех людей, что шатаются по гостям без дела, и весь его вид показывал, что он торопится. Поэтому Мутор замер в вопросительной позе, давая боярину возможность перейти к делу.

Блуд озабоченно проговорил:

— Но тревожится князь, как бы во время его отлучки печенеги не ударили по Киеву.

Глаза Мутора блеснули скептической усмешкой:

— Напрасно тревожится князь, — проговорил он. — Печенеги сегодня не готовы воевать. Они на дальних пастбищах. И даже прознав о том, что Владимир ушел из Киева, если и соберутся идти на Киев, то раньше зимы не смогут выйти.

Блуд, пристально смотря в глаза Мутора, качнул головой и многозначительно вздохнул:

— Плохо... Это очень плохо...

Мутор отвел глаза. Мутор знал, что Блуд был прекрасно осведомлен, что у него имеется родня среди печенегов, и, сообщая ему тайну о выходе киевского войска, он не мог не отдавать себе отчета, что тот обязательно сообщит об этом своим родственникам. И так как боярин специально для этого приехал...

Хитрый Мутор обрадовался — он разгадал замысел вероломного боярина! Он нагло уставился прямо в белесые глаза боярина.

— Да ты никак хочешь киевское войско задержать? — спросил он с саркастической усмешкой.

Встретившись с бесстыжей наглостью, не меньшей, чем у себя, теперь Блуд отвел глаза и неохотно признался:

— Неплохо бы... Хотя бы весть пустить, что печенеги вышли в поход на Киев.

Мутор бесстрастно проговорил:

— Это дело несложно устроить. Плати, и князь Владимир получит известие, что печенеги собираются захватить Киев.

Блуд отстегнул от пояса кошель и положил на стол перед Мутором. Тот потянулся к кошелю, но Блуд, положив на кошель тяжелую руку, придержал его.

— Князь должен получить известие еще до утра.

— Князь получит известие рано утром, как только откроются городские ворота. Еще до твоего возвращения, — твердо заверил Мутор.

Блуд добавил:

— Он должен увести войско в степь подальше.

А уговаривать князя — это уже твое дело, — сказал неуступчиво Мутор и нетерпеливо дернул за край кошеля.

— Смотри, если не выполнишь поручение или проболтаешься о нашей беседе — плохо тебе будет! — пригрозил Блуд, многозначительно показывая взглядом на меч. Но кошель отпустил.

Мутор быстро спрятал кошель в складках одежды и с довольной ухмылкой на губах заверил:

— Боярин, не беспокойся. Ведь не первый же раз имеешь со мной дело. Мою честность хорошо знаешь.

Блуд поднялся и пробурчал:

Я твою честность слишком хорошо знаю, вот потому и беспокоюсь.

Мутор пакостно засмеялся:

— Все мы одним мирром мазаны.

— Вот именно — одним мирром... — согласился Блуд и отправился на свой двор.

 

Глава 14

Нагие люди бесконечной вереницей спускаются по белоснежному полю к черно-стальной реке, подернутой прозрачным ледяным салом. Они молча проходят мимо него. И каждый из них заглядывает в его глаза. Их лица, почерневшие от холода, искажены в муке. Их рты замкнуты, но Владимир видит в глазах каждого из них немой вопрос: за что? За что утопил нас и заморозил?

Он знает, что им отвечать. За неверие, за поклонение идолам.

И мрачные тени бледнеют, но вместо них появляется другое лицо — окровавленное, с распластанным, как смеющийся рот, горлом. Рядом с ним детские лица. Владимир помнит его -варяг, которого с сыновьями он принес в жертву богу Перуну. В его глазах тот же вопрос. За что? За что меня убил?

И ему что ответить знает Владимир. За поклонение Христу!

Варяг исчезает. Но вот глядит в лицо всесильного Великого князя убитый им брат.

— Ты убил людей за то, что они верили в Христа. Ты утонил людей за то, что они не верили в Христа, а верили в своих богов. Так в кого веришь ты?

— Я верю в Христа! — твердо говорит Владимир, чувствуя, как по его жилам разливается холод. Холод смертельный и ужасный, и все его тело бьется в дрожи.

— А как же варяг? А как же тысячи христиан, которых ты убивал?

— Я ошибался.

— А множество жен?

— Я ошибался.

— А наложницы?

— Я ошибался.

— Ты лжешь!

Владимир чувствует, как его горло сжимает ледяная костлявая рука. Он царапает ее, но его ногти лишь бесполезно скользят. Ему душно, кровь стучит в висках.

А пустые глазницы холодно смотрят в лицо.

— Легко ли тебе умирать?

Владимир с трудом хрипит в ужасе:

— Я не хочу умирать! Я жить хочу!

Внезапно вместо мертвого лица он видит медленно кружащийся в водовороте потолок. В углу потолка, на тонкой серебристой нити, висит маленький паучок. Он висит над играющим огоньком лампады, рискуя сорваться в него каждую секунду. Владимир знает, что после этого произойдет, — паучок сгорит едва заметной искрой. Но паучок перебирает лапками, не зная, что смерть его близка.

Владимир вдруг понимает, что это вовсе не паучок играет со смертью, это он сам.

Он хрипит и с усилием приподнимается, чтобы остановить водоворот.

За окном ярко светит солнце. Сон прошел. Но холод таится под сердцем... Владимир чувствует себя нехорошо. Он не чувствовал боли, но ему казалось, что он задыхается и во всем его теле разлилась свинцовая слабость.

Но еще хуже стало, когда Владимир попытался встать с постели, его шатнуло, и он почувствовал, что его сердце бьется, как у загнанной лошади. Владимир обессиленно опустился обратно на постель.

«Нехорошо, — подумал он, — завтра войско должно выйти в поход».

Владимир вспомнил, что у него уже бывали подобные приступы, однако, как правило, такое случалось ранней весной, когда погода резко менялась. Но теперь же теплое, ласковое лето, и это обеспокоило его. Поэтому, как только появились слуги, он приказал позвать греческого лекаря.

Пока Владимира осторожно умывали, появился лекарь — сухой и длинный, как старый карагач.

Он долго осматривал князя: держал руку, прислонял ухо к груди, смотрел в глаза и даже заглядывал в рот.

Владимир смотрел на него хмуро, однако не гневался — лекаря легко прогнать, однако он предпоследняя надежда. Ибо последняя надежда — только Бог.

Во время осмотра в спальню зашла Предслава, которой уже сообщили о болезни отца. Увидев отца, лежавшего в постели с неестественно бледным лицом, она торопливо присела на край его постели и, взяв руку, поцеловала.

— Что с тобой, батюшка?

Владимир слабо улыбнулся:

— Приболел немного.

Повздыхав, лекарь доверительно говорил, что все болезни князя от возраста; и что ему уже нужен покой; и что ему не стоит идти в поход. Затем он сказал, что приготовит лекарство для князя, которое его скоро поднимет на ноги.

Однако, улучив момент, лекарь шепнул Предславе, чтобы та вышла с ним в коридор.

Когда они вышли в коридор, лекарь, опасливо оглядевшись, склонился к уху Предславы и тихо проговорил:

— Княжна, Владимир скоро умрет.

Предслава также тихо спросила:

— Неужели его нельзя вылечить?

Лекарь еще тише прошептал:

— Нет. Он отравлен ядом, против которого нет противоядия. Я могу только облегчить его муки.

Лекарь отвязал один из мешочков, висевших у него на поясе, и подал его Предславе:

— Это мак. Его отвар успокоит князя. Больше ничего сделать невозможно.

Предслава взяла мешочек и жестко пригрозила:

— Ты, лекарь, смотри, о том, что князь отравлен, молчи. Проговоришься — сама выпущу тебе живому кишки и на них повешу.

В глазах девушки мелькнул такой звериный отблеск, что лекарь мгновенно уверился в том, что она-то свое обещание сдержит, и потому испуганно отвел взгляд.

— А будешь молчать, как только князь умрет, отпущу тебя домой в Грецию. И золота дам столько, что жить будешь безбедно, — пообещала Предслава.

— Все сделаю, как велишь, княжна, — смущенно проговорил лекарь.

— Ну иди отсюда! — сурово сказала Предслава и вернулась в спальню князя.

В спальне она начала распоряжаться полной хозяйкой. Отдала служанкам лекарство и приказала приготовить питье. Затем сама поила отца приготовленным приятным питьем.

Под наркотическим воздействием снадобья его глаза начали закрываться, и он впал в дремоту.

Но Владимиру не пришлось долго дремать, так как в спальню вошли Добрыня и Борис. Они также уже получили известие о болезни князя, и их лица были обеспокоены. Но увидев князя, они пришли в еще большее смятение.

Борис шепотом спросил Предславу, что случилось с отцом.

Та также шепотом ответила, что князь сильно заболел.

Однако их разговор быстро прервался, так как князь открыл глаза и спросил:

— Кто пришел?

Добрыня сел на лавку у стены, а Борис присел на край постели и заботливо спросил:

— Как чувствуешь, батюшка. Тебе нездоровится?

— Что-то нехорошо мне стало, — проговорил Владимир и спросил: — Что у вас за вести?

Добрыня сообщил:

— Рано утром прибежал гонец из Белгорода, говорит, что лазутчики из печенежской орды сообщают, что печенеги собираются напасть на Киев, как только наша дружина выйдет в поход на Ярослава. Поэтому сейчас двигаться на Новгород нельзя.

Владимир, задыхаясь, выругался:

— Кто-то донес печенегам о наших планах!

— Что делать будем? — спросил Добрыня. — Ты заболел, нести войско не сможешь. Может, подождать, пока ты выздоровеешь?

Владимир, тяжело дыша, промолвил:

— Войско собрано, теперь назад хода нет. Но мы поступим хитро, нанесем удар по печенегам, а затем сразу же двинемся на Новгород. Я хотел взять Новгород с ходу, и поход на печенегов срывает этот план. Но, в сущности, ничего не меняется, наше войско сильнее, и новгородцев мы все равно побьем.

Добрыня задумчиво взглянул на Владимира:

— Но кто поведет войско? Ты же болен.

Владимир ответил:

— На печенегов войско поведет Борис. А к тому моменту, как он побьет печенегов, я выздоровею.

Владимир тронул руку Бориса:

— Борис, ты мой любимый сын. Я хочу отдать тебе в наследство Русь. Поэтому будь смел и решителен. Я поручаю тебе свое войско — завтра утром веди его на печенегов.

Борис поцеловал руку Владимира, встал. Затем он низко поклонился в сторону постели больного.

— Отец, я оправдаю твое доверие, — проговорил он и задал вопрос: — Но если я уйду со всей дружиной, кто останется защищать Киев?

— Святополк, — коротко проговорил Добрыня.

Владимир взглянул на Добрыню:

— Гонца к Святополку посылал?

— Да, посылал. Святополк прибудет к обеду, — предупредительно ответил Добрыня, осторожно смазывая невольную слезу со щеки.

Владимир слабо пошевелил рукой.

— Тогда езжайте в лагерь и рано утром выходите.

Выходя из спальни, Борис тронул рукой Предславу и громким шепотом попросил:

— Выйди с нами.

Предслава, показывая, что она поняла его, кивнула головой.

Борис и Добрыня подошли к двери, как Владимир чуть слышным голосом проговорил:

— Выйдите все, один Добрыня пусть останется.

Добрыня вернулся назад, а Предслава прошла мимо с заносчиво вздернутым носом, ее обидело, что отец захотел говорить втайне от нее со своим воеводой.

Как только Предслава закрыла за собой дверь, Владимир, закашлявшись, прохрипел:

— Добрыня, друг мой, сядь рядом.

Добрыня осторожно присел на место, где до этого сидел Борис.

Он избегал глядеть в лицо Владимира, по которому текли слезы. Владимир цепко ухватился за край одежды Добрыни и тонко, по-детски, заплакал. Сквозь рыдания он говорил:

— Друг мой, пришла беда ко мне. Я чувствую приближение смерти, мой проклятый брат восстает из могилы и душит меня. А обиженные мною тянут меня в землю. Я не боюсь смерти. Я боюсь наказания, которое Бог наложил на меня за мои прегрешения. Наказание страшное — мои дети готовы восстать друг против друга. Я передаю войско и стол своему любимому сыну Борису. Борис силен телом, красив и благороден. Он достоин быть Великим князем. Но благородство его и погубит. Святополк спит и видит, как забрать себе отцовский стол. Но он испуган и открыто не выступит против Бориса. Но Ярослав, отродье заносчивой Рогнеды, хуже змеи! Та хоть, прежде чем ужалить, шипит. А этот сразу бьет в сердце. Умру — тяжело придется Борису.

Владимир задергал одежду Добрыни:

— Друг мой, мы многое с тобой пережили. Ты спасал меня не раз. Богом прошу, сбереги Бориса. Спаси мое потомство.

Добрыня» кося глаза в сторону от жалкого лица еще недавно грозного князя, встал, повернулся к иконе на стене, широко перекрестился и громко проговорил, то ли обращаясь к больному князю, то ли к суровому безмолвному лику на иконе:

— Клянусь, я исполню волю своего князя!

Тем временем Борис и Предслава, выйдя из спальни князя, прошли несколько шагов по коридору — впереди Борис, за ним Предслава, Внезапно Борис остановился и спросил:

— Сестра, скажи правду, отец опасно заболел? Он будет жить?

Предслава тихо ответила:

— Ничего страшного! Борис, веди войско и не волнуйся, он скоро выздоровеет, и, может, даже приедет в войско до того, как состоится битва с печенегам и.

Борис пытливо взглянул в ее глаза:

— А отчего же он так плохо выглядит?

Предслава с покойно выдержала взгляд и даже легко улыбнулась:

— Отец просто сильно испугался своей слабости. Отец стареет, и здоровье начинает его подводить.

Она ласково погладила Бориса по голове:

— Езжай, братик, ничего не бойся. Все будет хороню,

В это время из спальни вышел Добрыня с покрасневшим лицом и влажными глазами. Его сильные пальцы тряслись, как у испуганного маленького ребенка.

Предслава, бросив на него внимательный настороженный взгляд, но не найдя ничего, что бы указывало на тайну состоявшегося разговора, быстро вернулась в спальню. Владимир уже лежал с закрытыми глазами, и Предслава осторожно присела на лавку.

Некоторое время Владимир дремал, затем в комнату зашел огрок, дежуривший около дверей, и тихо сообщил Предсдаве, что приехал Святополк и ожидает приема в коридоре.

Предслава, помня, что Владимир непременно хотел встретиться с пасынком, вынуждена была будить Владимира. Впрочем, для этого ей оказалось достаточно тронуть его за руку.

Владимир с трудом открыл глаза, и Предслава сказала, что в коридоре ждет разрешения войти Святополк. Владимир отвел п л не сразу. Предслава спросила, не следует ли сказать Святополку, чтобы он приехал в другой раз. Но Владимир, уже поняв, о чем идет речь, пробормотал, чтобы тот зашел.

Святополк в комнату вошел с дружинником. Но дружинник тут же скрылся в тени в углу, так что его почти не было заметно.

Владимир испуганно вздрогнул, ему показалось, что дружинник, вошедший со Святополком, вовсе не дружинник, а сам Ярополк, и теперь он грозится из угла местью.

Но Святополк, заметив пробежавший по бледному челу Владимира испуг, проговорил, что теперь он повсюду ходит с любимым дружинником, так как боится покушения.

Владимир со скрытой усмешкой отметил, что Святополк так запуган, что боится даже в покои к больному князю заходить без охранника, и успокоился —- пока Святополк боится, он не опасен.

Между тем Святополк, перекрестившись на икону над постелью Владимира, поклонился и тихо спросил, по какой причине Великий князь захотел его увидеть.

Всей своей фигурой он выражал почтение, однако голос его все же звучал сухо. Почему? Владимир понимал, у Свя-тополка, после того как он два года просидел под замком, были основания обижаться на него.

— Святополк! — простонал Владимир. — Утром Борис во главе войска уходит на печенегов. А я приболел, поэтому поручаю тебе защиту Киева.

Выдавив из себя эти слова, Владимир обессиленно закрыл глаза. А Святополк, подождав немного, шепнул Предславе, чтобы она вышла в коридор. Та, сжав недовольно губы, сухо ответила, что через минуту выйдет.

Святополк вышел из спальни, а вслед за ним и его воин Они остановились около окна и стали ждать. Шло время, но Пред-слава не выходила. Тем не менее Святополк терпеливо ждал.

Наконец, дверь открылась и появилась Предслава со скорбным выражением на лице.

Проходя мимо Святополка, она сбавила шаг и бросила на него холодный, полный недоумения взгляд. Святополк проглотил проявленное подчеркнутое оскорбление и спросил, опасно ли заболел Великий князь.

Предслава снова обдала его ледяной волной презрения и крайне лаконично, сжатыми губами зло бросила:

— Не опасно. Через несколько дней он поднимется на ноги.

Выслушав Предславу, Святополк повернулся и направился к выходу. Они молча прошли по коридорам, и только, когда оказались во дворе, где никто не мог их слышать, Святополк спросил воина:

— Что скажешь, Рахдай?

Микула, оглянувшись на всякий случай, проговорил:

— А то князь и скажу — через пять дней Владимир умрет. Отравили его.

— Почему ты так считаешь? — спросил без особого удивления Святополк.

— От него веет смертью, — проговорил Микула.

— Однако Предслава говорит, что он скоро выздоровеет, — напомнил Святополк.

— Она лжет, — уверенно сказал Микула.

— Да, она врет, — согласился Святополк и задумчиво пробормотал себе под нос: — А Борис с киевской дружиной через пять дней уйдет-то далеко...

Он бросил подозрительный взгляд на Микулу:

— Точно помрет через пять дней?

— Точно, — твердо ответил Микула.

Святополк покачал головой. Интересно, кто же его отравил: любимый боярин Блуд или собственная дочь Предслава?

Микула многозначительно заметил:

— А перстня, подаренного ей Будым, на руке Предславы-то нет!

Святополк бросил изумленный взгляд:

— Надо же, а я на отсутствие перстня и не обратил внимания! А ведь она сейчас сидит с Владимиром...

В чувствах он хлопнул себя по бокам. — Ай да дети Владимировы — настоящее змеиное гнездо!

Внезапно он переменился во взгляде и спросил:

— Рахдай, Владимира можно вылечить?

— А ты этого желаешь? — спросил Микула.

Святополк немного помедлил, думая, как ответить на этот вопрос. По его глазам было видно, как он колеблется, не зная, что ответить. Наконец, задержав дыхание, он проговорил:

— Да!

И торопливо начал объяснять:

— Я не хочу этого греха на свою душу. Сильный Владимир был мне врагом. Но теперь он слаб. А в спину убивать подло. И если можно его спасти, я его спасу, пусть даже после этого мае будет плохо.

— Нет! — коротко ответил Микула. — Нет, его спасти нельзя.

— Даже ты не можешь его спасти? — спросил Святополк.

— Даже я, и никто в мире уже не спасет Владимира.

Святополк облегченно выдохнул воздух из груди:

— Жаль.

Он направился к коням, привязанным к шесту. Микула поспешил за ним. Когда они садились на коней, Микула подсказал:

— Но если отравили Владимира, то после того, как он умрет, они обязательно займутся и претендентами на киевский стол. А может быть, и раньше.

— Да... — только и смог вымолвить Святополк, сообразивший, что речь идет о нем.

 

Глава 15

Летом в Новгороде дни длинные и почти нет ночи. Солнце медленно описывает круг по горизонту, несмело ныряет за леса и снова поднимается, почти с того же места. Перемешалось все — и запад, и восток.

У богатого купца Парамона большой дом, такой большой, что не уступит и княжескому дворцу. Но если и уступит в размерах, то уж никак не уступит в красоте. За частоколом из бревен толщиной в человека стоит терем, как вышитый из кружев. Новгородские плотники творят чудеса, иная мастерица не сможет вышить на ткани то, что они сплетут топором, собирая терем без единого гвоздика. Крышу они кроют из осиновой дощечки, отчего под солнцем та играет, как серебряная. На крыше вещие петушки — солнышко встречать, а на дверях кучерявые львы с оскаленными мордами — злых людей отгонять.

В горнице с открытыми окнами стоит накрытый стол. На столе изобилие: и тетерева, и другое мясо, и рыба, и икра, и заморские фрукты; а в серебряных кувшинах медовуха и заморские вина.

За столом сидят четверо почтенных новгородцев. Сам хозяин дома Парамон: основательный, с окладистой рыжей бородой и лицом, задубевшим под морским ветром. Слав: худой и бледный от свалившихся горестей, жидкие волосы липнут к потному лбу. Чурыня: дубовый кряж, круглое красное лицо и руки широкими лопатами, в эти лопаты и медведю не стоит попадать, Олекса: умник, лицо отрешенное.

Все купцы не раз ходили за далекие моря и многое повидали. Пьют вино. Лениво грызут заморские чудеса — эка невидаль? — купцов, видавших весь мир, мало чем удивишь.

Парамон, только что пришедший из странствования с богатыми товарами, сердится:

— Только начал разгружать корабль, как пришла толпа варягов и начала требовать вина. Мои дружинники их прогнали, но пришлось следить за тем, чтобы эти разбойники не украли что. Черт знает что творится в нашем городе! Старшины совсем не смотрят за порядком.

Чурыня безнадежно машет рукой-грабаркой.

— Э-э-э! Ярослав отказался платить дань отцу, и тот пошел на него войной. Чтобы защититься, Ярослав привез варягов, и после этого житья не стало в Новгороде: варяги грабят почтенных горожан.

Слав слезливо простонал:

— Что грабят... — моя женка побежала в соседний двор через улицу, вон к женке Олексы; едва вышла за ворота, как ее схватили варяги и начали насильничать; только к вечеру доползла до дому, а могли совсем убить.

Олекса поморщил высокий лоб.

— Жен и дочек невозможно стало выпускать из двора. Меня самого ограбили около дома. Вот теперь и не знаешь, что хуже, то ли Владимир с войском, то ли наши «защитнички».

Парамон свирепо хлопнул ладонью по столу. Речь его, как горячее пламя.

— Не правильно все это! Мы платим князю, чтобы он защищая город. При этом из собранной доли он сам должен платить киевскому князю. А он нарушил свое обещание перед отцом и тем самым навлек его гнев на нас. Мы не должны страдать за княжеские промахи. Надо потребовать от Ярослава, чтобы он увел варягов за город. Пусть там стоят лагерем и ждут битвы с Владимиром.

Чурыня кривит толстые губы:

— Да разве князь послушает нас?

— Смотря как сказать, — проговорил Олекса, и все тут же насторожились — за окнами послышался шум: сначала послышались пьяные крики и лай собак; затем — удары тяжелым в ворота. Истошно закричали испуганные женщины.

Парамон побледнел, сердце захолонуло. Он сорвался с места и подбежал к окну, взглянул на двор и упавшим голосом проговорил в глубь комнаты:

— Никак — окаянные! Проведали, что я привез много товара, пришли грабить мой двор! Ох, в недобрый час я вернулся в Новгород.

Но заматерелый купец не приучен был долго причитать и жаловаться на свою судьбу. Он разгневанно крикнул в окно:

— Всем к оружию! Бейте окаянных!

И, оторвавшись от окна, сам кинулся к стене, на которой висело оружие и доспехи.

Побледневшие, но не потерявшие отваги, купцы попросили Парамона:

— Дай и нам какое-либо оружие, а то ведь убьют.

Парамон кинул им топоры, копья и мечи. Нашлось и несколько кольчуг и шлемов. Парамон никогда не скупился на запасы оружия, и сейчас оно пригодилось в самый раз.

Купцы спешно одели кольчуги и шлемы. На это ушло немного времени. Но когда они выбежали по длинным коридорам во двор, то увидели, что напавшие варяги уже сломали ворота и начали вваливаться через пролом. Их было очень много. Они падали, убитые дружинниками Парамона, но через их окровавленные тела лезли следующие с безумными лицами, уже не понимающие, что происходит.

Оценив ситуацию, Парамон перед тем, как броситься в гущу боя, крикнул купцам:

— Бегите через задний двор за помощью!

Купцы бросились за терем, где был выход на соседний двор. А оттуда уже бросились в разные стороны города, чтобы поднять народ. Тем временем Чурыня сразу побежал на площадь к вечевому колоколу, и вскоре город всколыхнул тяжелый тревожный набат.

Дружинники Парамона отчаянно обороняли двор. Они были опытные и ловкие воины, и вскоре двор покрылся телами убитых. Сухая земля сначала покрылась ржавыми пятнами, а затем они начали рдяно набухать из ручейков, побежавших от перерубленных тел и вспоротых животов, пузырившихся дымящейся алой кровью.

Потеряв убитыми, обе стороны ожесточились, и драка переросла в безжалостную рубку. Варяги уже желали не столько ограбить двор, сколько мстить. Новгородцы уже не столько спасали свои жизни и имущество, сколько уничтожали пришельцев, желая стереть их с лица земли.

Пощады никому не было. Какая-то дура-девка всполошенно выскочила откуда-то из глубин построек и, попав нечаянно в самую гущу схватки, метнулась испуганной курой по двору. Через секунду ее голова с вытаращенными от удивления белыми глазами катилась к навозной куче, А ее тело, чудное без головы и неестественно маленькое, слепо скребло посиневшими пальцами кровяную грязь. Из того места, где раньше была голова, из рваной дыры горячим током бил кровяной фонтан.

Парамон с ожесточением рубанул зазевавшегося варяга, который, отрубив девке голову, с изумлением наблюдал за катящейся головой, и почти развалил его наискось на две части. Упав, варяг обнял безголовое девичье тело.

В уме Парамона лишь проскочила малая, едва заметная, искра сожаления: «Эх, сгубили девку ни за что». Но искра потухла быстрее, чем девичья жизнь, и через мгновение Парамон рубил очередного врага.

Однако силы были неравны — варягов было в несколько раз больше дружинников Парамона, и под натиском силы вскоре схватка уже шла на крыльце терема.

Каждая ступень стоила нескольких человеческих жизней. Падали мертвые варяги, но и почти все дружинники Парамона лежали на земле убитые или раненые.

И вот наступил момент, когда в дверях насмерть стоял один Парамон. И вот он один в длинном коридоре.

Из-за спины доносился безнадежный женский вой. Он остался последним защитником. И казалось, спасения не было.

Неожиданно во дворе послышались крики: торжествующие — русские и ужаса — шведские. Парамон тут же почувствовал, что натиск варягов ослабел, а через секунду Парамон вонзил меч в грудь последнего противоборствующего варяга.

Пошатываясь от усталости и нервного перенапряжения, Парамон поспешил на крыльцо. С крыльца он увидел, что двор полон новгородцев, которые добивали последних варягов. Набат поднял все население города, которое принялось убивать ненавистных наемников.

К Парамону подбежал, скользя по окровавленным ступенькам, Чурыня. В руке почерневший от крови меч, к лицу приклеен радостный оскал до ушей.

Чурыня хрипло прокричал:

— Радуйся, Парамон, весь Новгород бьет варягов. Уже перебили не меньше трех сотен.

Прокричав, Чурыня соскочил обратно на землю и побежал со двора на улицу.

Парамон, понимая, что сражение за двор выиграно, выбежал вслед за Чурыней.

На улице виднелись две или три мелкие кучки отбивавшихся варягов, прижатых к высоким дубовым заборам. Вокруг валялись трупы с отрубленными головами и вспоротыми животами. Недалеко корчился вздетый на кол варяг, из глаз которого текли кровавые слезы.

Был теплый летний вечер. Солнце пряталось за далеким лесом, расцвечивая нежно-розовыми узорами далекий воздушный замок на побледневшем небе. Влюбленно пел песню соловей.

И кто-то невидимый в вечерней тени рыдающим голосом бормотал, что умирать не страшно. И что смерть это только начало новой жизни, в которой все будут одинаково счастливы.

 

Глава 16

Вернувшись в Вышгород, Святополк, оставив коня на попечение конюхов, направился в столовую, по пути велев дежурным отрокам срочно найти Свенельда.

В столовой был накрыт обильный обед, но Святополк отломил лишь кусочек лепешки, а от кувшина с вином отвратился, как будто в нем вместо чудесного хмельного напитка таились ядовитые змеи.

Пока Святополк рассеянно жевал лепешку и ягоды винограда, прибежал Свенельд, знавший, что князь ездил к Владимиру.

Увидев Свенельда, Святополк показал ему куском лепешки на место рядом.

Свенельд присел, и Святополк начал рассказывать о том, что увидел в Киеве.

Слушая Святополка, Свенельд по привычке задумчиво крутил ус. Когда князь закончил рассказ, Свенельд оставил в покое ус и начал считать:

— Борис ушел с войском из Киева. Вместе с ним и Добрыня. Через пять дней, когда Владимир умрет, они будут где-нибудь за Альтой. Гонец не скоро их найдет...

Святополк добавил:

— Предслава ведет хитрую игру в пользу Ярослава. Она будет таить смерть отца от Бориса, пока в Киев не придет брат Ярослав.

Свенельд сделал вывод:

— Значит, известие о смерти Владимира Борис получит не скоро. А Киев оставлен под нашу охрану...

Святополк напомнил:

— Но Владимир не разрешил мне заходить в Киев.

— Предслава и от тебя попытается скрыть смерть Владимира, — сказал Свенельд.

— Это ей не удастся, — сказал Святополк. — Нам сообщит Рахдай. Он теперь будет следить за дворцом и день, и ночь.

— Но она же не знает, что мы знаем правду, — сказал Свенельд.

— Не знает, — согласился Святополк.

— Значит, твой приход в Киев будет для нее неожиданным, — торжествующе предположил Свенельд. — И Ярослав не успеет занять Киев.

Святополк поморщился:

— Ты предлагаешь обманом захватить киевский стол?

— Да, — сказал Свенельд. — Владимир же обманом и предательством забрал его у твоего отца, до ты - старший в роду! Этот стол принадлежит тебе но праву.

— Ярослав будет воевать со мной, - проговорил Святополк, и в его голосе почувствовался страх.

— Ты обязан вернуть себе киевский стол, не только ради себя, но и ради своих бояр и дружины, — твердо сказал Свенельд. — Этого хотят все. Этого хотят особенно бояре Великого Святослава. Если ты не сделаешь этого, то потеряешь их — они выберут себе другого вождя.

— Ни Борис, ни Глеб, ни Ярослав, ни Мстислав не сделали мне ничего плохого. Один Ярослав желает моей гибели, — проговорил Святополк. — Я не стану убивать своих братьев.

— Дети Владимира тебе не братья, сказал Свенельд. — Они сами отреклись от тебя. У тебя нет выбора — если ты не убьешь их, то они убьют тебя. Вспомни о своей клятве отомстить!

— Киев мы возьмем. Но я не буду убивать своих братьев. Я договорюсь с ними, — сказал Святополк.

— Я рад буду, если ты договоришься с ними, — сурово сказал Свенельд, видя сомнение Святополка. — Но если они откажутся признать тебя старшим, то не ты первый прольешь кровь. Кровь уже пролил раб, убив законного властителя, твоего отца.

Этот удар был в самое сердце. У Святополка нервно дернулось веко, и он задумчиво проговорил:

— Много лет назад, когда мать рассказала мне, как Владимир убил моего отца и как осквернил ее, я дал клятву отомстить. Я не мог сделать этого многие годы, теперь сам Господь дает мне знак, что пришло время мести. Но я нарушу свою клятву, потому что мои названые братья не виноваты в грехах своего отца. А его пусть накажет Бог.

Свенельд разочарованно тряхнул головой:

— Пора звать на совет бояр и вышгородских старшин, очи обещали тебя поддерживать, теперь пусть они подтвердят свое слово.

Святополк засомневался:

— Ты думаешь, стоит говорить с ними до смерти Владимира? А не обвинят ли меня в том, что это я отравил Владимира?

Свенельд сердито дернул ус:

— Обязательно обвинят. Ярослав, затеяв хитроумную интригу, обязательно покроет ее морем лжи. Но если сейчас не заруч итъся помощью бояр и старшин, то потом будет поздно. Возможно, Ярослав со своей дружиной уже торопится к Киеву. Поэтому если ты хочешь вернуть своему роду законное место, то еще до смерти Владимира наша дружина должна оказаться в Киеве.

Святополк бросил решительный взгляд на старого Свенельда и распорядился:

— Созывай бояр и старшин!

Выйдя из комнаты, Свенельд довольно усмехнулся. — Святополк может отказаться от мщения — он правоверный христианин. Но я-то — варвар! А варвары никогда не прощают обид. И я хорошо помню, что Ярополк погиб из-за того, что вступился за моего сына. Так что теперь пришло моя очередь отдать старый долг.

Выгоревшее солнце еще висело высоко над оранжевым горизонтом, когда в горнице княжеского терема собрались лучшие мужи Вышгорода. Здесь были воеводы и бояре. Здесь были вышгородские старшины. Не зная, по какому поводу их собрал князь, они, собираясь в небольшие толпы, вполголоса переговаривались.

Однако их томление было недолгим. В двери, ведущей в княжеские комнаты, появился воевода Свенельд. Его вид был хмур и неприступен. В руке высокий посох. Оглядываясь на сумрачного воеводу, присутствующие невольно начали замолкать.

Свенельд стукнул посохом о пол и объявил сухим голосом, что князь идет.

Почтенные мужи торопливо заняли свои места около лавок вдоль стен, и как только появился князь, склонили головы.

За князем шли его жена Марина, а следом за ней епископ Реннберг.

Пройдя мимо почтенных мужей, Святополк прошел к возвышению, на котором стояло княжеское кресло. Повернулся, подал знак всем занять свои места и сел. В креслице рядом села его жена Марина. А за спинкой ее кресла встал засохшим деревом ее духовный наставник епископ Реннберг.

Присутствие Марины говорило о том, что предстояло крайне важное дело, и это бояре сразу отметили в уме.

Тут же на середину возвышения вышел Свенельд, седой и внушительный, и с тем же суровым видом объявил:

— Тихо, князь говорить будет!

Он вернулся к креслу Святополка и встал рядом с ним.

Святополк, не вставая с кресла, выпрямился и заговорил негромко, но сильно:

— Други мои, лучшие мужи Вышгорода, я созвал вас спешно для того, чтобы посоветоваться по очень важному делу. Киевское войско ушло в поход на печенегов, а Киев Владимир поручить охранять мне. Но разговаривая с Владимиром, я увидел, что он при смерти. Поэтому я хочу спросить вас, что мне делать, если Владимир умрет? Должен ли я занять киевский стол, принадлежащий по праву мне?

Проговорив это, Святополк замолчал. Но через несколько секунд добавил:

— Как скажете, я так и сделаю.

После этого он расслабленно откинулся на спинку.

Марина смотрела на бояр с высокомерной гордостью. А сами бояре замерли, им требовалось время, чтобы осознать смысл t казанных князем слов.

Поэтому, как только Святополк закончил говорить, снова заговорил Свенельд. Он напомнил:

— Владимир, чтобы отобрать власть у законного наследника Великого воина Ярослава, предательски убил отца Святополка Прополка. А жену взял в наложницы, чем наложил позорное пятно на весь род Рюриков. Так мог поступить только раб, ненавидевший своего хозяина. Своим поступком Владимир нарушил установленный прадедами порядок наследования и тем самым положил начало братоубийственным войнам.

Свенельд говорил долго и закончил свою речь словами:

— Поэтому говорите, готовы ли вы восстановить на Руси законного правителя?

Бояре сначала зашептались, как лес под ветром. Очевидно, мнения разделились, так как пара бояр вцепились друг другу в бороды и волосы и начали их выдирать. Но затем послышались громкие выкрики:

— Надо идти в Киев и сажать Святополка!

Это кричали дружинники. Святополк других слов от своих дружинников и не думал услышать, — дружинники прекрасно понимали, что если их вождь сядет в Киеве, то на них свалятся многие блага, о которых они сейчас боятся даже мечтать. А вот вышгородские старшины пока помалкивали.

Святополк встревожился — одной дружиной всей Руси не удержать. Даже Киева не удержать. Но Святополк и Свенельд, перед тем как собрать бояр и старшин, обговаривали действия на подобный случай.

Поэтому Святополк подал знак Свенельду и тот объявил:

— Мнение бояр нам ясно. Но вот что думают городские старшины?

Старшины пошептались, и поднялся Настас. Начал он туманно:

— Владимир многие нанес нам обиды. Его дружинники разбойничали, девкам и женкам проходу не было, чуть появится на улице — хватали и тащили к развратному князю. И сейчас в Вышгороде проживает триста наложниц, а их сыто кормить надо, хорошо одевать. Мы, князь, давали тебе клятву, что будем на твоей стороне... Мы преданы тебе сердцем. Только боимся, что сыновья Владимира воевать с тобой будут. Большое разорение придет...

Настас потупился.

Свенельд недовольно проговорил:

— Если в Киеве сядет Ярослав, то Святополка он прогонит, а Вышгороду от нового князя все равно грозит разорение.

Настас задумчиво промолвил:

— Так-то оно так...

Святополк подал незаметный знак.

Двери в горницу распахнулись, и в них показались несколько отроков. Они что-то катили.

Присутствующие повернули головы в сторону отроков и с нобоиытством стали ожидать дальнейших событий. Некоторые, чтобы лучше рассмотреть происходящее, даже привстали со своих мест.

Через минуту все рассмотрели, что отроки катят бочку, — для вина бочка была слишком тяжела, и интерес присутствующих еще больше возрос.

Отроки вкатили бочку на возвышение перед Святополком, и, с трудом поставив ее на попа, сделали шаг в стороны.

Некоторые старшины, не в силах сдерживать любопытство, тачали подходить к бочке. За ними потянулись и другие, которым стало плохо видно бочку. Вскоре около бочки сгрудились все старшины.

Вот теперь к бочке подошел Свенельд с топором в руке, и ударом топора вышиб дно бочки. Горницу озарило нестерпимое сияние. Послышался дружный выдох:

— Золото!

Бочка действительно была полна мелких золотых монет.

Святополк, показывая на золото, проговорил:

— Дарю это золото городским старшинам за их верность.

Немедленно послышались восторженные крики старшин:

— Родной наш князь! Да мы за тебя жизнь положим и твоих врагов погубим! Головы свои за тебя сложим!

Настас, жадным взглядом кося на золото, тем не менее с достоинством поклонился:

— Князь Святополк, вот наше решение — иди и бери Киев! А будут противиться твои враги, мы их убьем.

Свенельд хрипло засмеялся, скаля желтые зубы:

— Мужи, а сядем на Руси, будет еще больше золота. Цените, лучше, своего князя! Ну где вы еще найдете себе такого щедрого и доброго князя?

Гордый епископ Реннберг, желчно проронил в сторону Марины:

— Золото — самый верный ключ к душам людей. Металл дьявола!

Та, показывая, что слышит его, чуть заметно презрительно опустила уголки красных губ.

Услышал Реннберга и Святополк.

— Не суди и не судим будешь, — проронил он. — Ты обещаешь им райскую жизнь после смерти, а они хотят хорошо жить при жизни. Разве можно их за это осуждать? Кто сам без греха, пусть кинет в них камень.

Реннберг хотел что-то ответить, но видя, что Святополк его уже не слушает, промолчал. И правильно сделал, — теперь у князя не было времени на пустые споры.

 

Глава 17

На четвертый день Микула отправился на великокняжеский двор рано утром. Он намеревался встретиться со своими знакомыми, которые его информировали о состоянии здоровья Владимира. Но ему даже не понадобилось встречаться с ними, чтобы понять, что дела князя очень плохи, и он вот-вот может умереть. Заодно он заметил, что около конюшни стояло несколько оседланных коней, готовых к дальнему путешествию. Рядом с ними, в тени конюшни, сидели двое вооруженных людей, также готовых в дальний путь.

— Гонцы к Ярославу, — догадался Микула.

Микуле, так как он не присутствовал на собрании бояр и старшин в Вышгороде, не были известны планы Святополка, зато он понимал, что события вступили в решающую фазу, и по логике этих событий Святополк не может не ввязаться в борьбу за власть над Русью. Отказ бороться за власть для Святополка означал верную и скорую смерть. Ярослав не мог оставить в живых соперника, имевшего больше прав на власть над Русью, чем он сам, так как это, в свою очередь, грозило гибелью ему самому.

Поэтому, заметив гонцов, готовых отправиться в дальний путь, Микула круто развернулся и отправился домой. Об этом следовало срочно сообщить Святополку.

Через полчаса Микула выехал из городских ворот, при этом также отметив, что Предслава не догадалась усилить охрану ворот. Между тем в подобных случаях такая полезная мера безопасности непременно принимается. Через час Микула был в Вышгороде. Ему не терпелось заехать на свой двор, чтобы встретиться с Яриной. Однако в этот раз на свидание времени не было, поэтому Микула сразу направился на княжеский двор.

Заехав на княжеский двор, Микула весьма удивился, увидев выстроившуюся на княжеском дворе дружину в полном снаряжении. Князь Святополк с воеводами ездил между рядами и осматривая снаряжение воинов.

Микула с удовлетворением отметил, что Святополк, в ожидании смерти Владимира, активно готовился к борьбе за власть. И так как вести Микулы были срочные, он подъехал прямо на коне к Свенельду, стоявшему с краю. Он разговаривая с одним из дружинников. Подъехав к нему, Микула, не слезая с коня, коротко сообщил о событиях происходящих на княжеском дворе.

Свенельд сообщенным вестям не особенно удивился, но тут же направился к Святополку. Подъехав к нему, он что-то негромко проговорил ему, и Святополк также сказал что-то стоящим рядом воеводам, и те поскакали к своим отрядам. А Свенельд подал знак Микуле, чтобы тот подошел к ним.

Микула тут же подошел, и Святополк поинтересовался, уверен ли он, что Владимир сегодня помрет.

— Уверен, — твердо ответил Микула и уточнил сообщение тем, что у крыльца княжеского терема стоят оседланные кони для гонцов, которые рядом ждут распоряжения отправиться в путь, и что, по его мнению, эти гонцы намерены ехать в Новгород.

Святополк вздохнул, перекрестился, глядя на небо, и проговорил:

— В таком случае через час выходим в Киев. Мы должны первые занять Киев.

Повеселевший Свенельд напомнил:

— Надо бы гонцов задержать...

Святополк бросил взгляд на Микулу и деловито проговорил:

— Пусть этим займутся Варяжко и Рахдай. Они сильные воины. Тем более что Рахдаю дальше нет необходимости следить за Владимиром.

Он обратился к Свенельду:

— Выдели им воинов покрепче. Пусть они сегодня же засядут па дорогах и перехватывают всех гонцов. Кроме тех, которых пошлю я — для них будет условный знак. Особенно пусть ловят гонцов, которые побегут на север, к Ярославу.

 

Глава 18

Так как дружина была уже готова, то недолго было и собираться в поход.

Свенельд понимал, что войти в Киев сразу большой, дружиной было сложно. Хотя Предслава и не догадалась усилить охрану городских ворот, однако опытные сторожа, заметив большой отряд, обязательно поспешат закрыть ворота, что в дальнейшем приведет к раскрытию замысла Святополка. А так-как Владимир еще был жив, то без его разрешения Святополка с дружиной городские старшины в город не пустят.

Поэтому Свенельд предложил проверенную хитрость, которую нередко использовал Великий Святослав. Первым в Киев пойдет небольшой отряд, настолько небольшой, что он не вызовет подозрений у охраны ворот. Этот отряд захватит городские ворота, возьмет их под свою охрану и затем пропустит остальную дружину Святополка, которая подойдет несколько позже.

Для осуществления своего замысла Свенельд из дружины отобрал три десятка самых сильных и хитрых воинов. Эти три десятка он разбил на три части. Два отряда небольших: Варяжу и Микуле по три дружинника. Они должны будут захватывать ворота.

Другой отряд побольше — из двух десятков воинов. Эти дружинники предназначались для охраны захваченных первыми отрядами городских ворот.

Через полчаса после приезда Микулы из Вышгорода вышел отряд во главе со Свенельдом. Вид у старого воеводы был свирепый: ярким огнем блестели шлем и доспехи; краснел за спиной круглый щит; на копье, притороченном к седлу за спиной, гордо реяло, раздуваемое жарким ветром, знамя Святополка.

А Варяжко радовался своим мыслям. Наконец, и для него настало время для мести, которую он таил долгое время. Не удалось ему свести счеты с самим Владимиром, так разочтется с его детьми.

До Киева отряд проскакал одним духом, но когда Киев показался в виду, Свенельд остановил отряд за деревьями, на обочине дороги, и подозвал для краткого совета Варяжа и Микулу.

— Надо захватить городские ворота, — напомнил он задачу, думая, кого отправить на захват ворот.

Микула предложил:

— Я пойду первым — я часто езжу через ворота, ко мне привыкли, это и можно использовать. Около ворот стоит двое сторожей. Еще десять в башне. Но со мной пусть едут двое воинов. Когда мы заедем в ворота, я выведу из строя сторожей па воротах, а они повяжут сторожей в башне.

Свенельд высказал сомнение, что троим это удастся, но Микула показал рукой на солнце:

— Наступает вечер, и в вечернем сумраке никто не заметит, что мы вяжем сторожей. А когда мы повяжем сторожей, помашем плащом с башни. После этого пусть остальной отряд поторопится к воротам, а мы пойдем на следующие ворота. Надо только, чтобы все прошло очень быстро и тихо. И остальной княжеской дружине надо торопиться. Потому что если киевляне узнают, что мы захватили ворота, то они могут побить нас. А если нам все удастся, как мы задумали, то до утра никто не узнает, что Святополк в Киеве. А утром уже будет поздно волноваться.

— Хороший план, — одобрил Свенельд. В больших битвах Рахдая он еще не видел, но в малых схватках тот зарекомендовал себя как сильнейший боец в дружине. Поэтому Свенельд, не сомневаясь, поручил Рахдаю столь ответственное поручение, как захват ворот, при этом предупредив:

— Только, Рахдай, все-таки обойдись без крови. Не надо зря сердить киевских жителей. Князю Святополку их еще надо будет уговаривать, чтобы они приняли его. Без киевлян в войне с Ярославом нам не обойтись.

А чтобы было еще надежнее, Свенельд подключил к Микуле Заряжко, Вдвоем они могли заменить целую дружину.

Обговорив порядок действий с Микулой и Варяжко, Свенельд еще некоторое время, дожидаясь, пока наступят сумерки, прятал свой отряд в лесу. За это время подошел Святополк с остальной дружиной.

Заметив издали дружину, Свенельд, который опасался, чтобы большое скопление вооруженных людей не заметили в Киеве, поскакал навстречу ей. Встретив Святополка на дороге, Свенельд сообщил ему свой замысел. Святополк одобрил замысел, и Свенельд показал, где спрятаться дружине.

Дружина зашла в лес шагов на сто и там замерла. Рядом с дорогой остался только Свенельд с двумя воинами и Микула со своим отрядом.

Дорога была пустынна, и как только солнце коснулось горизонта, отряд Микулы тронулся к городу. Они медленно ехали по дороге и громко смеялись. Варяжко рассказывал какую-то смешную историю. Впрочем, была ли она смешной на самом деле, никто из них не знал, так как, думая о предстоящей операции, они не слышали его слов. Так неторопливо они доехали до ворот.

Сторожа уже готовились закрывать ворота на ночь. Увидев всадников со знаками Святополка на плаще, хотя их и было только двое, они насторожились. Но беззаботный смех притупил их бдительность.

А когда всадники подъехали ближе, сторожа узнали среди них Варяжа, который часто приезжал в Киев. А Микула, который на плаще не имел знаков дружинника, так тот имел собственный двор в Киеве, и его считали обычным купцом. Поэтому сторожа спокойно дождались, пока всадники подъехали к ним.

Остановившись рядом со сторожами, Варяж поприветствовал их. Те ответили. Варяж показал им серебряную монету и приветливо предложил:

— Хотите получить монету?

Сторожа, конечно, хотели получить монету, и этой блестящей монетой Варяж заставил их забыть обо всем окружающем мире. И пока они жадно взирали на монету, Микула и его помощник, слезли с коней и подошли сзади к сторожам.

Варяж, видя это, уронил монету, но один из сторожей ловко перехватил ее, не дав круглому кусочку серебра упасть на землю.

— Какую услугу хочешь? — спросил сторож.

Варяж усмехнулся:

— От вас ничего не понадобится делать, только смирно посидеть некоторое время и не мешать нам.

Сторожа застыли в недоумении. Подошедший сзади Микула несильно надавил на шею сначала одного, йотом быстро другого. Сторожа рухнули, как подкошенные, лишь громыхнуло уроненное ими оружие.

Спрыгнувший с коня Варяж, увидев, что сторожа лежат без движения, изумился:

— Рахдай, ты что с ними сделал?

Микула уклончиво промолвил:

— Да так... Ничего особенного!

Второй дружинник взялся вязать руки сторожам. Но Микула остановил его:

— Не трать время, они так будут лежать до тех пор, пока я не приведу их в сознание.

Варяж, удивленный столь быстрой развязкой, проговорил, что надо быстро подниматься в башню, чтобы разобраться с остальными сторожами.

Микула первым поднялся по лестнице в башню.

Солнечным днем башню раскаляло, как духовку. Страдая от жары, сонные сторожа весь день искали места, где можно было бы спастись от жары. Но на закате с реки подул прохладный ветер, и в башне стало терпимее, и в блаженстве сторожа разлеглись на сквознячке. Из-за этого они не сразу заметили, как в башне появились посторонние люди.

Поднявшийся в башню Микула увидел, что их было около десятка. Встав посредине площадки, Микула обратил на себя внимание, громко и уверенно скомандовав:

— Всем спать!

От громкого звука сторожа сначала замерли, затем послушно уронили головы.

Окаменевший Варяж и его товарищ также не шевелились, и их веки сонно опустились вниз.

Вот этого Микуле как раз и не требовалось, поэтому он тут же разбудил их. Пришедшие в себя дружинники несколько секунд удивленно озирались, затем спохватились.

Варяж, рассматривая свой меч, зло чертыхнулся:

— Опять ты со своими колдовскими штучками! Немцы за такие фокусы людей на кострах жгут.

— Мы не немцы, — проговорил Микула. — И они нам не указ. Свенельд же просил, чтобы все было без кровопролития. Вот я и сделал, как было велено. Так что меч убери.

Варяж послушно вложил меч в ножны и, бормоча себе под нос, что от таких, как Рахдай, благоразумнее всего держаться подальше, вышел на стену и несколько раз махнул плащом. Увидев ответный сигнал, он сказал, что пора идти к следующим воротам.

Таким же способом заняли и остальные ворота. Захват их прошел даже проще, так как эти ворота практически не охранялись.

После захвата Золотых ворот Варяж зажег на каменной башне огонь. В темноте огонь был виден далеко, и Святополк, измучившийся ожиданием, вышел из леса с дружиной.

К этому моменту Микула вернулся к первым воротам,

так как ему надо было привести в чувство обездвиженных им сторожей.

Очнувшись, обезоруженные сторожа было всполошились, но Микула объяснил им, что Владимир приказал Святополку взять Киев под охрану.

Об этом они слышали, и Микула продолжил объяснение:

— И так как в окрестностях появились печенежские отряды. Святополк решил ввести свою дружину в город.

Объяснение вполне удовлетворило сторожей, знавших, что Борис увел киевскую дружину в поход на печенегов.

Так же, без шума, дружина Святополка вошла и на княжеский двор. Здесь тоже хорошо знали указ Владимира о том. чтобы Святополк защищал Киев. К тому же ни один здравомыслящий человек не будет оказывать сопротивление воинам, которые уже вошли в город.

Убедившись, что дружина Святополка заняла город, Микула и Варяж со своими отрядами ушли из города, чтобы встать на дорогах с засадой.

 

Глава 19

Въехав на княжеский двор, Святополк оставил Свенельда организовывать охрану города. А сам направился в спальню к Владимиру.

Отроки, стоявшие в охране у дверей спальни, не стали задерживать Святополка, и он осторожно зашел в комнату. Зайдя в спальню, он тут же шагнул в сторону и, скрывшись в тени, стал рассматривать, что происходит в комнате.

В спальне, слабо освещенной свечами, царил полумрак, отчего чудилось, что в углах зияли черные бездонные ямы. Рядом с широким ложем стояли люди: из-за плохого освещения их лица были похожи на греческие театральные маски, с темными отверстиями вместо рта и глаз. Из-за этого Святополк с трудом узнал находящихся здесь людей. Это была вся княжеская родня, которая оставалась в Киеве: жена Анна, а также дочери.

Тут же была и Предслава, вся в черном, как сама языческая богиня смерти Морена. По ее бесстрастному лицу блуждала тень едва заметной коварной усмешки. Из-за ее спины выглядывал такой же черный поп.

Владимир, одетый в парадные золотые одежды, лежал недвижный. Святополк, подумав, что он уже умер, вгляделся и заметил, что одежда на груди Владимира чуть заметно двигается.

Святополк решил, что он высмотрел все, что ему нужно было, и мягким шагом подошел к постели Владимира. Краем глаза он отметил, как при этом лицо увидевшей его Предсдавы побледнело еще больше, словно она столкнулась с восставшим из могилы приведением.

Святополк подошел к постели Владимира со скорбным лицом и, присев на табурет рядом с постелью, взял его руку. Он почувствовал, что рука уже была холодная. Владимир лежал с закрытыми глазами, его лицо пожелтело и от этого казалось восковым. Но его губы едва заметно шевелились. Святополк прислушался. Владимир шептал молитву. Понял ли Владимир, кто перед ним или нет, но он этого никак не показал.

Тем временем Предслава мучилась, гадая, каким образом Святополк оказался в спальне умирающего Владимира. В конце концов она пришла к мнению, что кто-то сообщил Святополку о том, что Владимир при смерти, и он поспешил приехать к умирающему. Однако она и в мыслях предположить не могла, что княжеский двор уже захвачен дружиной Святополка.

Пробормотав приличествующие моменту слова, Святополк отошел в сторону, и Предслава окинула его ледяным презрительным взглядом.

Святополк невозмутимо выдержал ее взгляд. Он знал о ее роли в смертельной болезни Владимира. Ему в голову пришла мысль, что в будущем надо будет подумать над тем, как наказать ее. Однако сейчас было неподходящее время для выяснения отношений.

Предслава, убедившись, что Святополк равнодушен к ее знакам неприязни, отвернулась. Теперь она думала над тем, как подать знак гонцам, чтобы они отправлялись к Ярославу.

Спустя некоторое время в комнату зашел греческий врач, потрогал Владимира за руку и приложил деревянную трубку к его груди. После этого он оглядел глубокомысленно комнату и сказал, что лучше будет, если присутствующие выйдут в другую комнату, так как больному нужен свежий воздух.

Люди из комнаты начали медленно выходить, задерживая каждый шаг, как будто уйдя, они могли потерять что-то важное, без чего вся их жизнь потеряет смысл.

Святополк, стараясь никого не задевать, вышел вместе со всеми, и когда те остановились сразу за дверями в коридоре, прошел дальше. Прошел настолько, чтобы быть от остальных в стороне, но видеть всех их.

Через несколько минут Предслава не выдержала и подошла к Святополку. Пряча глаза под черным капюшоном, она спросила, как он оказался в Киеве.

Святополк, с трудом сдерживая улыбку, чтобы не показалось, что он злорадствует в связи с кончиной Владимира, холодно проговорил:

— Владимир мой отец, и как только до меня дошла весть о том, что он при смерти, я, как примерный сын, поспешил к его одру.

Предслава скривилась, как будто она надкусила необыкновенно кислый лимон. Ее лицо, даже скрытое в теин под капюшоном, ее задрожавшие пальцы со всей откровенностью свидетельствовали о том, что она с удовольствием бы впилась когтями в точеное греческой красотой лицо сводного брата.

Лицо Предславы дернулось невольной судорогой, и, закусив губу, она со злой насмешкой спросила:

— А не боишься ли ты ездить по дорогам в одиночку?

Ответ Святополка ужаснул ее. Святополк спокойно проговорил, что он не боится разбойников на дороге, он больше боится женщин, отравляющих своих близких.

После этих слов лицо Предславы стало белее сметаны. Она испугалась мысли, что Святополк знает, что это она отравила своего отца. Ее взгляд метнулся по лицу Святополка и споткнулся о безмятежное спокойствие.

Это несколько охладило Предславу, и она попыталась себя убедить, что Святополк не может знать о том, что это именно она подсыпала яд Владимиру. Об этом могли знать только браг Ярослав и воевода Будый.

Святополк, насладившись страхом Предславы, с тем. же безмятежным спокойствием продолжил:

— Тем не менее я не езжу по дорогам один. Не подобает князю ездить без дружины,

Предслава вытаращила глаза и задохнулась. Она начала догадываться о том, что произошло.

— Уж не с дружиной ли ты здесь? — выдавила она из похолодевшего горла страшный вопрос.

— Конечно, с дружиной, — сказал Святополк.

Предслава окаменела — все планы, ради которых она убила своего отца, рухнули в одночасье.

— Как? Почему? — только смогла она вымолвить.

Святополк с тем же невинным выражением на лице проговорил:

— Утром прошла весть, что в окрестностях Киева появился отряд печенегов. Потому я, выполняя указание отца, решил взять Киев под охрану своей дружины.

Он перекрестился.

— Не дай Бог, печенеги нападут на город, пока князь умирает. Удобный для них момент.

Взбешенное лицо Предславы то краснело, то белело, то синело. Но более не в силах что-то говорить, она резко повернулась и, пошатываясь, пошла прочь от Святополка.

Святополк видел, что Предслава ушла в угол, где, нервно оглядываясь на Святополка, начала что-то шептать на ухо воину, снаряженному для дальнего похода. Не сложно было догадаться, Предслава отправляла гонца к Ярославу.

Святополк лишь улыбнулся краем губы. Он был уверен, что его отряды перехватят ее гонца.

Так они стояли в коридоре еще некоторое время, пока из комнаты не вышел врач с мрачным лицом. Он объявил:

— Князь умирает. Идите прощайтесь.

Святополк вернулся в комнату, где женщины с заплаканными лицами, с воплями окружили постель умирающего князя.

Впрочем, еще секунда, и Святополк увидел, что Владимир ещё дышит. Кто-то из женщин тонко закричал. Врач метнулся к постели. Подержал секунду руку и, положив ее обратно на грудь князя, торжественно объявил:

— Великий князь Владимир умер!

Святополк пожал плечами и вышел из спальни.

 

Глава 20

Великий князь — муж государственный. А хоронить государственных мужей не бабье дело. Поэтому Святополк приказал священникам заняться организацией похорон Владимира по христианскому обычаю.

День предстоял весьма жаркий. Поэтому, несмотря на глубокую ночь, Святополк созвал в горницу своих воевод, чтобы договориться с ними о дальнейших действиях.

Совещание и беготня затянулись почти до самого утра. Уже перед рассветом Свенельд настоял, чтобы Святополк вздремнул хотя бы пару часов. Он должен был появиться перед киевлянами бодрым и уверенным в себе.

Во дворце было достаточно комнат, где Святополк мог бы устроиться, как и подобает князю. Однако, помня причину смерти Владимира, Святополк не стал доверяться мрачному покою дворца. Ведь у его врагов во дворце могло быть множество помощников: они могут отравить и ядом, но способны поступить и проще — перебить ножами охрану и зарезать его. Так произошло с его отцом.

Поэтому ночь Святополк решил провести в большой палате, где разместились его воеводы и где он был у своей дружины на виду.

Для ночевки Святополку отгородили угол лавками, на которых разместились самые преданные воины.

Уставший за день, Святополк прилег на лавку, застланную шкурами. Он закрыл глаза, но так как чувствовал дикое волнение, ему никак не удавалось заснуть. Поэтому он открыл глаза и стал смотреть, как Свенельд, который и не думал ложиться спать, распоряжается делами. К воеводе подходили с докладами дружинники, и он отдавал им распоряжения. Видя отдыхающего князя, они старались говорить тихо, но выходило только хуже -шум стоял, как в пчелином улье. Из-за этого Святополк, желая знать, о чем они говорят, вынужден был напрягать слух, и это не давало ему уснуть.

Как он забылся, Святополк не заметил, он лишь неожиданно проснулся от грубого толчка в бок. Святополк машинально царапнул меч, лежавший под его боком, и сел. В голове холодной молнией блеснул страх, что на него напали. Однако, открыв глаза, он увидел, что веселое солнце пускает косые лучи из разноцветных окон. На затоптанном желтом полу откуда-то взявшийся котенок играл с солнечным зайчиком. На сосстшей лавке, прислонившись к стене, дремал Свенельд. Спали и другие — горницу заполняло сонное дыхание. Даже у дверей еошю осунулось двое воинов, стороживших сон дружины. Однако, услышав движение в горнице, они тут же громыхнули оружием, давая знать, что они не спят.

Святополк поднялся, и Свенельд тут же встрепенулся. Бросив мимолетный взгляд в окно, он проговорил:

— Пора приступать к делу.

Пока Святополк умывался и приводил себя в порядок, слышно было, как Свенельд распоряжался на дворе.

Вскоре зашел повар и доложил, что завтрак готов. Пищу можно было взять и с великокняжеской кухни, но еще вечером Святополк, опасаясь, что его могут отравить, приказал завтрак приготовить собственному повару. Не чувствуя голода Святополк отказался было от завтрака. Но, вошедший в горницу, Свенельд, услышавший слова повара, посоветовал:

— Пока народ собирается, лучше поесть, так как потом может не оказаться времени. Слишком жаркий ожидается день.

Святополк посчитал совет разумным и приказал повару принести завтрак. Заодно предложил Свенельду позавтракать вместе с ним. Пока они завтракали, на дворе послышался шум. Свенельд, оставив еду, выглянул в окно и сообщил, что двор полон горожан.

Святополк также выглянул в окно. От вида бурлящей толпы по его телу пробежала невольная дрожь.

Свенельд, видя боязнь Святополка, успокоил его:

— Скажешь немного слов о смерти Владимира. Затем что он приказал тебе взять город род свою охрану, а потому ты по завещанию отца и по праву старшинства становишься Великим князем.

— А как горожане начнут шуметь? — опасливо спросил Святополк.

— А тогда мы выгоним телеги с подарками, выкатим бочки с медом и старшинам поставим бочку золота, — сказал Свенельд. — Золото и подарки заткнут любому глотку.

Он засмеялся:

— Поп Реннберг прав: золото, металл дьявола, универсальный ключ к любой душе.

Святополк глубоко вздохнул и пробормотал:

— Ну что ж, тогда идем скупать души киевлян.

Они прошли по коридорам к выходу. У двери на крыльцо Святополк задержался и пропустил Свенельда вперед.

Тот вышел на высокое крыльцо, и, смело оглядев толпу, поднял руку и прокричал, что сейчас будет говорить Великий князь Святополк.

Последние слова Свенельда заставили народ, который еще толком не понимал, что происходит, смолкнуть.

Святополк выждал еще несколько секунд, давая людям внизу осознать услышанное, и вышел упругим энергичным шагом, гордо смотря поверх толпы, куда-то вдаль, где синел лес.

Перед ним плескалось людское море. Это людское море что-то бормотало, такое же бессмысленное и вечное, как и настоящее море.

Глядя вдаль, Святополк мужественным голосом твердо проговорил то, что и должен был проговорить. Он сказал, что Великий князь Владимир умер и что он, как старший в роду Рюриков, занимает киевский стол по старинному обычаю. Он говорил о том, что обязуется защищать Землю русскую, и киевлянам обид никаких чиниться не будет, и даже больше — он даст земле Русской писаные законы, чтобы любой человек мог доискаться правды. А чтобы все знали законы, они будут вырублены в камне и установлены на вечевых площадях в каждом городе.

Пока Святополк говорил, Свенельд бросал на него изумленные взгляды — ведь того, о чем говорил Святополк, никогда не было на Руси.

Когда Святополк закончил речь, в толпе послышался шум и выкрики:

— Наши братья в войске у Бориса! Борис должен быть Великим князем!

Но из ворот княжеских складов вдруг выкатились телеги с разным добром, тут была разнообразная одежда, мужская и женская, ткани, платки. Кто-то немедленно восторженно взвизгнул и полез на телеги, жадно набивая одеждой пазуху. Остальной народ думал недолго и кинулся делить дармовое добро.

Для тех, кого одежда не интересовала или кому что-либо не досталось, дружинники выкатили из подвала княжеского терема бочки с медовухой. Застучали молотки, вышибавшие у бочек дно. Толпа с радостными криками повалила к бочкам.

Если и были обиды, то скоро они залились хмельным питьем. А о братьях в войске никто не вспоминал — ведь силой никого в войско не гнали.

Кто-то все же попытался закричать свое несогласие с тем, что Святополк объявляет себя Великим князем, но рядом с ними блеснули ножи, и крики утихли.

Свенельд повернулся к Святополку. По его лицу блуждала пьяная усмешка.

— Дело сделано, — прокричал он весело. — Даже крови не пришлось пролить.

Святополк скептически покачал головой:

— Киев-то взяли, да вот как его удержать? Борис вернется с киевской дружиной — что делать будем? Киевляне не будут воевать против своих.

 

Глава 21

После разговора со Святохюлком Предслава была необыкновенно разъярена: от злости все ее тело било крупной дрожью. Спокойствие и уверенность, с какими Святополк сообщил ей о том, что он ввел в Киев свою дружину, придавали злобе Пред-славы особенную силу.

Только через полчаса Предслава пришла в себя и начала рассуждать здраво. Дело Предславе представлялось ясным: Владимир с минуты на минуту должен был умереть, а Святополк подло захватил Киев, и как только Владимир умрет, он объявит себя Великим князем. К ярости Предславы Святополк поступал вполне законно. Киев под его защиту ему отдал сам Владимир, и сам же Владимир объявил пасынка своим старшим сыном. Теперь, чтобы свергнуть Святополка, потребуется открытая война. То есть случилось то, чего Ярослав пытался избежать. Но этого могло бы не случиться, если бы Ярослав пришел в Киев с дружиной раньше, чем Святополк.

Сожалея об этом, Предслава ругала себя за то, что не послала раньше гонца к Ярославу. Впрочем, все произошло так быстро, что гонец все равно бы не успел доехать до Новгорода, а Ярослав не успел бы дойти до Киева.

Владимир еще был жив, тем не менее Предслава решила отправить гонцов с вестью о его смерти. В том, что он умрет, она ни в малейшей степени не сомневалась. Но надо было торопиться. Предслава прекрасно понимала, что дружинники Святополка ворота уже закрыли и гонцов из города не выпустят. При этом презиравшая Святополка заносчивая Предслава не допускала мысли о том, что тот мог поступить более дальновидно и расставить на дорогах своих людей.

Гонцы ждали Предславу около конюшни. Предславе все-таки хватило ума сообразить, что она не сможет выйти к назначенному ей раньше месту, так как помешают дружинники, вставшие на охрану дворца.

Поэтому, придя в себя после разговора со Святополком, Предслава начала думать, как ей подать знак, чтобы гонцы отправлялись в путь.

На удачу Предславе не пришлось сильно ломать голову, так как в дальнем углу коридора она заметила одного из гонцов, который подавал ей тайные знаки.

Торопясь отправить гонцов, Предслава, уверенная в том, что Святополк не решится схватить ее гонцов на княжеском дворе, прямо на глазах Святополка подошла к гонцу. Первым делом гонец сообщил Предславе неприятное, но ожидаемое событие: дружинники Святополка приказали конюхам расседлать при готовленных коней и поставить их в конюшню.

Предслава, кося глаз на Святополка, едва слышным пшютом велела гонцу идти на городскую стену и следить за окнами ее комнаты. И как только она подаст светом знак, он должен спуститься по веревке с городской стены. А там, за стеной, по приказу Предславы в кустах еще с утра прятался надежный человек с двумя парами коней. Утром она, конечно, не предполагала, что Святополк неожиданно войдет с дружиной в Киев, однако жизнь научила ее быть осторожной.

Получив распоряжение, гонец сразу исчез в полуночных тенях, покрывающих дворцовые переходы.

И как только Владимир умер, Предслава, следуя своему плану, первым делом ушла в свою комнату и там взяла зажженную свечу и поводила ею крестом у окна. Через минуту на стене огонек повторил ее знак.

Теперь Предслава была довольна — гонцы отправились к Ярославу.

А Бориса она и не думала предупреждать, пусть тот бродит по степям в поисках призрачных печенегов. Теперь она надеялась, что Ярослав придет к стенам Киева раньше Бориса.

Впрочем, думала хитрая княжна, она свою задачу выполнила, а как будет договариваться Ярослав с Борисом, это уже его дело.

 

Глава 22

Гонец Предславы из дворца вышел через задний ход, о котором дружинники Святополка пока не знали.

К этому времени вечерняя заря давно отгорела, луна еще не поднялась, и княжеский двор плотным покрывалом накрыла ночная темнота. Только у главных ворот мелькали люди с факелами. Разумеется, они не видели, что происходит в дальних уголках огромного княжеского двора. Это было на руку гонцу.

Прячась в темноте, он перелез через стену, и оказался в городе. Дружинников Святополка здесь не было, и гонцу приходилось опасаться только разъяренных собак, которые взахлеб лаяли, когда гонец проходил мимо их дворов. Это было очень опасно, так как на лай собак могли появиться городские ночные обходчики, ж не зная событий, происходящих в княжеском дворце, могли задержать подозрительного человека и сдать его на княжеский двор, где хозяйничали дружинники Святополка.

Но все обошлось благополучно.

А добравшись до внешней стены, гонец был уже окончательно уверен, что его побег удался. Поднявшись на стену, гонец завидел, что ему осталось только спуститься по веревке, которую он нес, свернутую кольцом на плече. Ему хотелось поскорее спуститься со стены в казавшуюся ему безопасной темноту внизу. Но помня распоряжение Предславы, он затаился на стене и стал ждать ее сигнала.

Ждать ему пришлось недолго. Вскоре он увидел крестообразное движение свечи в окошке комнаты Предславы.

Заметив сигнал, обрадованный закончившимся ожиданием овец сначала бросил конец веревки за стену. Затем зажег при-готовленный факел и помахал в ответ крестом. После этого бросил факел под стену. С шипением упав на землю, факел осветил внизу небольшой пятачок. Тут же где-то вдали со стороны сторожевой башни послышались тревожные крики, и гонец поторопился, пока в него не пустили стрелу, спуститься со стены.

Коснувшись земли, гонец подхватил догорающий факел и, спотыкаясь о выбоины, побежал в сторону темных кустов. Пока он бежал, он слышал странный посвист, тонкий, как будто пялом нежно пела синица. Но, понимая, что синицы по ночам спят в своих гнездах, гонец на бегу озирался пытаясь понять, что свистит.

Так он добежал до кустов, здесь навстречу ему выскочил человек с красным в свете факела лицом. Вырвав из рук гонца факел, он бросил его в сторону, как будто это была ядовитая змея.

Удивленный гонец замер, но, отбросив огонь в сторону, человек сильно дернул его за руку, и они упали в самую гущу кустов.

— Что такое? — пробормотал пораженный гонец.

— Ты что, не видишь, что в тебя пускают стрелы? — зло спросил человек

Невольно бросив взгляд на разгорающийся огонь от упавшего на сухую траву факела, гонец заметил, как на освещенном месте выросло несколько тонких прямых стержней.

Сообразив, что он спасся только чудом, гонец похолодел от страха. Но переживать страхи было некогда, человек тянул его за руку:

— Идем скорее подальше отсюда. Скоро рассвет.

Гонец быстро пошел за ним. Человек, видимо, хорошо знал дорогу, по которой вел, так как они ни разу не остановились, и даже не запнулись о корни.

Через полчаса быстрого шага они зашли в лес, и скоро гонец увидел полуразвалившуюся хибару, из тех, в каких разбойники любят устраивать притоны.

Солнце еще не поднялось, но стало уже темно, и когда человек, приведший гонца в это место, обернулся к нему лицом, гонец узнал его — это был его напарник.

Запыхавшийся гонец сообщил ему, что Владимир умер.

Второй гонец сказал, что надо быстро уезжать, так как он опасается, что Святополк утром пошлет свои отряды, чтобы перекрыть дороги.

Первый гонец хотел напомнить, что у них нет лошадей для дальней поездки. Но второй гонец провел его в загон, скрытый за хибарой, и здесь обнаружилось четыре готовых в дорогу коня.

Не теряя времени, гонцы сели на коней и, несмотря на то, что в лесу было еще темно, двинулись в сторону дороги, ведущей на север.

Пока они выбирались из леса, ободрали о колючие ветви лица и руки. Но когда солнце поднялось, они уже были на дороге. Тут можно было пустить коней вскачь.

Но так им удалось проехать недалеко. Неожиданно дорогу им преградили трое дружинников. По знакам на плащах гонцы увидели, что это были дружинники Святополка.

Двое против троих — силы неравные, однако гонцы, понадеявшись на свой боевой опыт, смело ринулись в бой. После мерного натиска они поразили одного из дружинников Святополка. Но оставшиеся двое оказались бойцами покрепче, и вскоре один из гонцов упал с лошади.

Дружинник, поразивший гонца, а это был Варяж, оставив пораженного неприятеля, тут же бросился на помощь своему другу, который с трудом сдерживал своего соперника.

Двое дружинников скоро сразили бы и второго гонца, но тут из леса с криками вывалилась ватага воинов в серых плащах. Они были без знаков, но Варяж узнал одного из них и воскликнул:

— Будый!

— Ах, ты меня узнал — так умри же! — с криком бросился па него Будый.

Святополковым дружинникам пришлось туго, теперь на стороне их противника был значительный перевес, — у Будого было около десятка воинов. Они окружили Варяжа, и быстро убить его им мешал только сам же Будый, который, желая лично убить Варяжа, крутился вокруг него.

Но битва одного дружинника с двумя десятками воинов не могла долго продолжаться. И вот уже Варяж устало отмахивался мечом один. Его тело покрылось кровавыми ранами, и кровь окропила одежду багровыми пятнами.

Однако, увлеченные неравной схваткой новгородские воины в свою очередь не заметили опасности, грозившей им самим. Пока они нападали на Варяжа и его товарища, на дороге показалось еще трое воинов. Заметив схватку, они решительно бросились на воинов Будого.

Когда новгородские воины заметили новых противников, ге были уже рядом. Новгородцы были удивлены непонятной отвагой троих воинов, осмелившихся броситься на целый отряд закованных в стальную броню воинов, однако нимало не насторожились.

Между тем Микула врезался в строй потерявших бдительность новгородцев первым, как щука в стайку беспечных карасей. Товарищи Микулы немного приотстали, так как их кони, безусловно хорошие, все же не могли сравниться по резвости с его чудесным конем. Но это только обрадовало Микулу, так как он мог действовать, не опасаясь задеть своих товарищей.

Под ударами меча Микула сразу же пали двое новгородцев, затем еще двое. Он срубал закаленных в боях воинов, как беззащитные тонкие деревца.

Будый ранее от боярина Блуда слышал, что среди дружинников Святополка появился богатырь, который легко может справиться с десятком воинов. Но только после того, как начали падать его дружинники, Будый догадался, с каким противником они столкнулись.

Варяж же, увидев Микулу, как будто приобрел новые силы, радостно завопил:

— Рахдай! — и яростно заработал мечом, наступая на Будого.

Бывалый Будый мгновенно сообразил, что, продолжая эту драку, он потеряет свой отряд, между тем люди ему еще нужны, так как дело его не только совсем не закончено, по и даже, наоборот, вступает в решительную фазу — гонец успел ему сказать о смерти Владимира.

Поэтому Будый, не долго думая, подал сигнал, и его воины тут же бросились наутек.

Микула не стал преследовать убегающих новгородцев, а Варяж это сделать был уже не в силах — от усталости он просто свалился с коня на землю, как куль с мякиной.

Микула соскочил с коня, сперва вытер окровавленный клинок о кусочек мягкой ткани, вложил его в ножны, затем только подошел к Варяжу и склонился над ним, осматривая его раны.

Варяж лежал с закрытыми глазами, его лицо было залито кровью. Осмотрев раны, Микула убедился, что они большой опасности не представляют, и Варяж потерял сознание не столько из-за потери крови, сколько под впечатлением пережитой опасности. Все же Варяж был уже не молод, его волосы и борода покрылись серебристым налетом.

Микула, смочив раны жидкостью из своей фляжки, занялся их перевязыванием.

От его движений Варяж пришел в себя и открыл глаза. Микула поинтересовался:

— Кто это напал на тебя?

Варяж с трудом проговорил:

— Мы перехватили гонцов из Киева. Одного убили, но второму на помощь пришел этот отряд. Его возглавляет новгородский воевода Будый.

— Жаль что ушел, — сказал Микула.

— Это уже не имеет значения, — ответил Варяж. — Увидев гонцов, Будый и так догадался, с каким известием они едут в Новгород.

Микула пожал плечами и занялся другим делом: он снял с коня Варяжа седельную суму и подложил ее под голову Заряжу.

— Ты полежи пока, — предложил он. — А я тем временем осмотрю остальных.

Впрочем, он быстро убедился, что остальным, лежавшим на земле, его помощь не нужна, и вернулся к Варяжу.

 

Глава 23

Борис с войском бродил по степи уже третью неделю, однако печенегов так и не нашел. В конце концов взбунтовался Добрыня. Он догнал повозку, в которой ехал, удобно устроившись, Борис, и, перебравшись на ходу в повозку, завел разговор:

— Ты, Борис, зря войско по степи не гоняй, люди шибко притомились, пора устроить отдых.

Борис, удобно устроившийся среди мягких подушек, возразил:

— А как же печенеги?

— А никак! — спокойно сказал Добрыня. — Чудится мне, что нас кто-то обманул.

— Но кто же нас обманывает? — не поверил Борис.

Добрыня из фляжки отпил воды и провел рукой, стирая пролившиеся капли, по седым усам:

— Ответ не так уж и сложен — чтобы мы бродили по степи, выгодно только Ярославу.

— Но зачем же ему это? — проговорил Борис. — Мы ведь все равно догадались, что нас обманули.

Добрыня почесал затылок:

— А вот этого я понять не могу, — может, ему нужно время, чтобы собрать войско. Но он все равно не соберет такого большого войска, как у нас. Не понимаю... Но думаю, что пора нам повернуть на Новгород.

Борис предложил:

— Может, прежде чем идти на Новгород, дадим войску отдых? Недалеко от нас, на реке Альта, имеется удобное место. С неделю отдохнем, а там подъедет отец, и мы потихоньку со свежи ми силами тронемся на Новгород.

— Добро, — сказал Добрыня и полез из тележки.

К вечеру киевское войско вышло на берег реки Альта, и Борис объявил воеводам, что он останавливает войско на отдых. Его приказ был встречен с удовольствием, так как всем уже надоело бродить по раскаленной степи.

По случаю отдыха в войске были устроены пиры.

Борис пригласил к себе воевод и бояр из своей дружины. А не приглашенные закатили свои пиры. Весь лагерь весело гулял всю ночь, и только к утру, когда солнце снова показало свой яркий лик, в лагере угомонились.

Только несчастная охрана бродила среди охмелевших людей сонными приведениями.

Утром сторожа заметили направлявшийся к лагерю небольшой отряд со знаменем князя Святополка. Проснувшиеся сторожа вспомнили, что Святополк в опале у Владимира, и, грозно наставив копья, преградили отряду дорогу.

Варяж, отправленный Святополком послом к Борису, заметил валявшихся у обочины пьяных людей и сразу представил себе масштабы ночной гулянки. Насмешливо улыбаясь, Варяж сообщил, что он отправлен князем Святополком послом к Борису, и потому тот должен срочно принять его.

Сторожа, знавшие, что Борис и воеводы также еще не отошли от ночной пьянки, пряча глаза, сообщили, что Борис занят.

Варяж согнал улыбку с уст и жестко потребовал встречи с князем Борисом:

— У меня слишком важное сообщение, чтобы ждать, пока ваш Борис проснется сам. А если он пьян, то вылейте ему на голову холодной воды, чтобы привести его в чувство.

Сторожа было обиделись за своего князя, но Варяж зловеще предупредил:

— Вы того... Не мешкайте. Я приехал с известием, от которого зависит жизнь князя Бориса.

Варяж нахмурил глаза и добавил:

— Да и ваша тоже...

Этих слов хватило, чтобы один из сторожей опрометью бросился к княжескому шатру.

Минут через пять он прибежал назад и сообщил, чтобы Варяж шел один к князю. Подумав, что Борис чего-то опасается, Варяж с бесстрастным лицом слез с коня и направился к шатру. Не глядя на стоявших на страже у княжеского шатра двух отроков, он смело вошел в шатер и увидел, что Борис лежит раздетый в постели. Рядом с его постелью сидел также раздетый молодой чернявый человек, повадкой и телом более смахивающий на женщину. От его шеи к столбу тянулась золотая цепь.

Варяж невольно припомнил, что это любимый венгр Георгий и что молва утверждала, что Борис с ним даже спит в одной постели. Однако это сейчас его не касалось, и, придав лицу бесстрастное выражение, Варяж остановился посредине шатра и громко, подчеркивая важность своей миссии, сообщил, что он посол от князя Святополка.

Не смущаясь своего обнаженного вида, Борис сел в постели и проговорил:

— Я знаю тебя, Варяж. Говори, что желает передать мне брат... Из-за чего меня разбудили?

Варяж, подозрительно скосив глаз на венгра, молча передал Борису письмо, написанное Святополком.

Борис, небрежно сломав печати, пробежал по письму глазами и переменился в лице. Он охнул:

— Отец умер! — и заплакал во весь голос.

Варяж стоял недвижно, ожидая, пока князь уймет свои чувства. Пока Борис плакал, в шатер зашел Добрыня. Его помятый вид указывал на то, что он также толком не отошел от ночной пьянки. Тем не менее он был деловит и резок.

— Мне сообщили, что прибыл посол от Святополка, — задал он вопрос, едва появился в шатре.

Борис, плача, махнул рукой на Варяжа. Узнав Варяжа, Добрыня поздоровался с ним и, показывая на белеющие полотняные ленты на теле Варяжа, по-свойски спросил:

— Ты чего это такой ободранный?

Варяж туманно проговорил:

— Да так, ввязался в одну драку, вот и досталось...

Теперь Добрыня обратил внимание на плачущего Бориса и удивленно заинтересовался:

— Да что же ты привез такого, что ввергло князя в расстройство? — спросил он с беспокойством в голосе.

Борис передал Добрыне письмо от Святополка:

— Вот прочитай.

Добрыня прочитал письмо и насупился:

— Все-таки обманула проклятая лгунья! — только и промолвил он.

Подождав еще немного, Варяж сообщил главное:

— Как князь Владимир и приказывал, Святополк взял под охрану Киев и по праву старшинства занял киевский стол. Он предлагает князю Борису прибыть в Киев и полюбовно договориться обо всем. А если они договорятся, то Святополк отдаст князю Борису дополнительно волости к тем, что он уже имеет.

Борис смазал холеной рукой слезы со щек и в расстройстве махнул рукой:

— Чего уж там... Я ни на что не претендую. Если у меня умер отец, то пусть старший брат будет вместо отца.

Но в разговор вмешался Добрыня. Он заговорил официально:

— Господин посол, ты устал с дороги, прошу тебя отдохнуть и отведать нашего угощения. А пока ты будешь отдыхать, мы посовещаемся.

Варяж спокойно проговорил:

— Отчего же? Можно. И нам нужно отдохнуть, — мы замучились искать ваш лагерь в степи. И вам следует посоветоваться, Только скажи своим сторожам, чтобы пустили моих товарищей в лагерь, а то они так и стоят посреди дороги. И имейте в виду, что до обеда мы должны уехать с ответом.

Варяж пояснил:

— Потому что ехать нам далеко, хочется поскорее в Киев вернуться.

Добрыня и вслед за ним Варяж вышли из княжеского шатра. Первым делом Добрыня отдал приказание сторожам, чтобы пропустили отряд Варяжа в лагерь. И дождавшись, когда, те подошли, повел делегацию в свой шатер, где послам принесли угощение.

Убедившись, что послы устроены, Добрыня на обратном пути в княжеский шатер велел оповестить бояр, чтобы они срочно собрались в княжеском шатре. И когда он попал в княжеский шатер, там все было прибрано, а Борис одет и умыт и сидел в походном креслице с грустным, потемневшим от горя лицом.

Вскоре в шатер подошли и бояре. Видя необычайно молчаливого и опечаленного князя, они тихо расселись на лавках, стоявших вдоль стен шатра.

Когда они расселись, князь Борис, с трудом сдерживал рыдания, показывая боярам в поднятой руке пергаментный свиток с письмом от Святополка, проговорил:

— Я собрал вас, чтобы сообщить печальную весть о том, по мой любимый отец, Великий князь Владимир, умер! Вот письмо от князя Святополка с известием об этом.

Выдавив из себя это, Борис уронил свиток на землю и закрыл лицо ладонями. Его плечи содрогались от рыданий, бояре дружно закрестились — царство небесное Великому князю!

А боярин Блуд был изумлен известием о внезапной смерти Владимира; он-то сам не успел, да и не имел возможности подсыпать яд Владимиру, и теперь выходило, что это сделал сто-то другой. Но кто? Разумеется, боярин сразу вспомнил, что Будый настойчиво искал встречи с Предславой, после чего у чее появился перстень с отравой, и предположил, что в смерти Владимира скорее всего виновата его же дочь.

Блуд даже рот разинул — ну и семейка у Рюриков! При этом он совершенно забыл, что в свое время сам предал своего князя.

Однако дальнейший разговор в шатре приобретал не очень благоприятное направление, и Блуд затих, прислушиваясь к речам.

Подождав немного, пока рыдания Бориса стихнут, начал говорить Добрыня:

- А еще я хочу сказать, что после смерти Владимира, Святополк занял Киев и объявил себя Великим князем. Князю Борису предлагает договориться и взамен дает ему дополнительные волости.

Блуд тихо выругался. Запуганный тихоня Святополк на деле оказался гораздо хитрее и проворнее, чем думали. В результате складывалась неприятная ситуация: Блуд обманом увлек киевское войско в степи, но Предславе не удалось утаить смерть Владимира от Святополка; и Ярослав уже не успеет войти в Киев, таким образом плоды тщательно сплетенной Ярославом интриги сами упали в чужие руки.

Однако оставалась последняя надежда: пока киевское войско в руках Бориса, Святополку не сидеть в Киеве, а, значит, следовало рассорить Святополка и Бориса.

Завершив рассуждения, Блуд поднялся и громко крикнул:

— Это неправильно! Владимир не раз говорил, что оставит свою дружину и киевский стол своему любимому сыну — Борису!

Борис, прекративший плакать, печально заметил:

— Что завещал Владимир — никому не известно. Он никогда не объявлял всенародно, что оставляет киевский стол мне, А раз так, то Святополк, как старший сын, занял Киев по праву.

— Он чужой вашему роду, — зло отрезал Добрыня. — Ты любимый сын Владимира, и у тебя отцово войско. А потому ты должен идти в Киев и сесть на отцовский стол.

Бояре загудели:

— Так, так.

— Тихо! — решительно сказал Борис. — Если вспоминать, что Святополк неродной сын Владимира, то надо вспомнить и как Владимир занял киевский стол. Если я скажу, что Святополк чужой для нас, то другие братья тут же вспомнят, что у них другие матери. Тогда начнется война между братьями. Будет очень много крови. Вы хотите, чтобы Киев был сожжен, а ваши матери, сестры и жены были убиты?

Добрыня пристально посмотрел на Бориса и пробормотал под нос: «Да, не та порода, что у Владимира. Правда говорит молва, что сын рабыни более приспособлен к власти чем сын князя...»

Но вслух Добрыня проговорил другое:

— Если князь Борис решил договориться со Святополком, то в таком случае нашему войску уже нет необходимости воевать с Ярославом.

Он перекрестился. Слава Богу одной заботой меньше! И с удрученным лицом сел на свое место.

Спорить с Борисом никто не стал. Бояре уже думали о том, как им находить подходы к новому князю. Впрочем, они не сомневались, что Святополк примет их радушно, какие бы раньше они обиды ему ни наносили, — ничего личного, служба есть служба. А князь без бояр обойтись не может, на их плечах он держится.

Впрочем, Борис дал еще одно указание, — он велел боярину Блуду, который хорошо знал эти места, выяснить, куда же все-таки запропастились печенеги.

Блуд с умиленным лицом пообещал Борису, что он приложит все силы, чтобы найти печенегов. Затем в высокопарных выражениях он заверил князя, что, несмотря на то, что тот решился подчиниться Святополку, останется его верным слугой.

Старого Добрыню насторожили заверения коварного боярина, и он бросил на него такой подозрительный взгляд, что тог перепугался и поспешно скомкал свои уверения.

Однако Борис принял уверения боярина за чистую монету, прослезился и, сердечно обнимая его, пообещал заступиться за него, если Святополк захочет отомстить ему за старые грехи. Эти обещания еще больше напугали Блуда.

В это время другие воеводы, покинувшие княжеский шатер, начали готовить свои отряды к спешному уходу.

После окончания совещания Добрыня снова пригласил Варяжа и его товарищей в шатер к Борису, и Борис в присутствии их подтвердил то, что уже говорил:

— Я хочу иметь любовь с братом, и пусть он мне будет вместо отца. Так и передайте ему, — сказал Борис.

Варяж поклонился и заверил:

— Святополк ждет тебя в Киеве со всей любовью.

Борис добавил:

— А я выйду в Киев завтра утром. Моему войску необходимо время, чтобы собраться.

Варяж вежливо проговорил:

— Мы будем торопиться из всех сил, чтобы передать эту радостную весть твоему брату.

Перед тем как уйти Варяж сказал Борису еще несколько слов. Их слышал только Добрыня.

Варяж чуть ли не на ухо сообщил Борису:

— Святополк просил тебе передать, что твой отец был отравлен по поручению Ярослава. Поэтому бойся, чтобы и тебя не отравили.

Уезжая из лагеря Бориса, Варяж видел, как отряды наемников покидают лагерь. Таким образом, обещание Бориса подтверждалось, в Киев он придет только со своей дружиной.

Только сейчас Варяж вздохнул с облегчением — дело уверенно клонилось к мирному завершению.

 

Глава 24

А боярин Блуд слушал слова Бориса с ужасом. Сбывается его дурное предчувствие. Теперь из-за Святополка ему невозможно будет вернуться в Киев. И не только в Киев... Если Святополк усидит на киевском столе, то не будет боярину Блуду безопасного места во всей Руси.

Однако Блуд с самого начала ставил не на Бориса, а на Ярослава — вот истинный князь, жестокий, решительный, жаждет власти, как страждущий воды в жаркой пустыне. И ради этой власти никого не пощадит ни отца, ни мать, ни братьев. Тем более сводных... Борис для него был соперником, и, после того как Борис отказывался от власти в пользу Святополка, исчезал формальный повод для междоусобной борьбы. Но повод только что формальный, а в сущности ничего не менялось. Отказ Бориса от власти ничего не значил для Ярослава.

Понимая это, Блуд данные им уверения в преданности Борису забыл, как только переступил порог княжеского шатра. Покинув его, он задумался над более полезными для него вещами, — над тем, что ему делать дальше. Дело в том, что его договоренность с новгородским воеводой заканчивалась на устранении Владимира. Но Блуд не смог выполнить свою часть договора. Поэтому, чтобы сохранить полагающуюся ему по договору мзду, ему следовало сделать что-то такое, что могло бы существенно повлиять на результат междоусобной борьбы.

Но что? Ответ на этот вопрос напрашивался сам собой. Несложно было догадаться, что если Борис приедет в Киев и договорится со Святополком, то далее, следуя его примеру, на сторону Святополка встанет Глеб, а за ним и остальные братья. Ярославу не справиться со всеми братьями, и он вынужден будет подчиниться Святополку. И более того, Святополк предпримет все меры, чтобы устранить своего соперника. Но Ярослав сам хотел занять киевский стол, и сам желал устранить Святополка. Мира между ними не могло быть в принципе.

Из этого для Блуда проистекал логичный вывод, что услугой, которую Ярослав оценил бы по достоинству, мог быть только срыв союзнического договора между Борисом и Святополком.

Но помешать Борису приехать в Киев, после того как он принял твердое решение, могла только его смерть.

Блуд помнил, что у него оставался неиспользованным яд, данный ему для отравления Владимира. Но чтобы умереть от этого яда, требовалось время. Владимир умер только на пятый день. Но Владимир был стар и болен. А молодой человек может протянуть дольше. В таком случае убийство Бориса теряло всякий смысл, так как он успеет приехать в Киев и договориться обо всем со Святополком.

Значит, надо было использовать другой вариант. Блуд видел, что лагерь Бориса покидали отряды наемников и бояр. Они уезжали так спешно, что можно было быть уверенным, что к вечеру Борис останется только со своей малой дружиной.

Блуд подумал, что если бы Борис оставался в лагере на Альте еще несколько дней, то на него можно было бы натравить печенегов. Но, опять же, не хватало времени, так как Борис намеревался уйти рано утром. К тому же печенеги могли не убить Бориса, а взять в плен. А это сыграет на руку тому же Святополку, который получит возможность выручить Бориса через своих дружинников. К примеру, через того же Варяжа, который, долгое время проживая у печенегов, завел среди них хорошие связи. Спасение Бориса, несомненно, привлечет к Святополку остальных потомков Владимира.

Таким образом, прикинув в уме несколько вариантов, Блуд остановился на одном. Приняв решение, старый интриган Блуд, i-ie теряя времени, направился к дружинникам, сидевшим около костра. Здесь он видел Ляшко и остальную компанию, с которой ранее уже имел дело.

Так оно и оказалось. Ляшко, держа в руке небольшую серебряную флягу, периодически прикладывался к ней и тонко хихикал над историей, которую рассказывал не менее толстый дружинник.

Среди собравшихся дружинников Блуд не увидел остальных приятелей Ляшко: Путшу, Талеца и Еловича. Но ему и не было необходимости искать всех, Ляшко сам найдет своих приятелей и договорится с ними.

Блуд присоединился к компании веселых дружинников сел рядом с Ляшко на сухое бревно и некоторое время слушал историю, смеясь вместе с остальными.

Ляшко, догадываясь, что боярин не зря присел рядом с ним, все время посматривал на него краем круглого глаза. Наконец, Блуд проговорил ему на заросшее волосами ухо:

— Ляшко, мне надо переговорить с тобой по секрету. Подойди к моему шатру. — Немного подумав, все же добавил: — И возьми с собой своих приятелей.

После этого, снова натужно хохотнув над очередной шуткой толстого дружинника, Блуд поднялся и исчез в темноте. А еще немного погодя незаметно испарился и Ляшко.

Спустя полчаса его можно было увидеть около шатра Блуда со своими приятелями, где Блуд их уже поджидал, прохаживаясь перед шатром.

Четырех приятелей он встретил подчеркнуто уважительно и пригласил дружинников в шатер, где стоял обильно накрытый стол. Обводя широким жестом изобилие на столе, Блуд с сияющим на лице необычайно радушным выражением пригласил дружинников присаживаться к столу и угощаться.

Дружинники не заставили себя уговаривать, они тут же сели за стол, и Блуд лично налил им вина в золотые чарки. Даже Великий князь не давал любимым дружинникам золотой посуды. Поэтому дружинники, понимая, что боярин не просто так их угощает и что предстоит важный разговор, все же чувствовали себя скованно и лишь чуть-чуть пригубили вино. Кстати, и вино было превосходным, скупой боярин на этот раз ничего не пожалел.

Между тем Блуд, потчуя дружинников, расспрашивал их, как они устроились на отдыхе и удобно ли им. Вопросы были пустые, и дружинники отвечали на них с вежливой односложностью. Постепенно они почувствовали себя увереннее, и вот уже Ляшко впился в огромный кусок стерляди.

Наконец, поняв, что пора переходить к делу, Блуд осторожно спросил:

— Вы уже слышали, что Великий князь Владимир умер?

— Слышали! — прочавкал набитым ртом любитель сладко покушать Ляшко.

А знаете, что Борис отказывается от отцовского стола? — спросил Блуд.

— И об этом прошел слух, — включился в разговор уже серьезный Талец, который догадался, что разговор перешел к главной теме.

— Святополк занял киевский стол. Но родным старшим сыном Владимира является Ярослав. Поэтому киевский стол по праву принадлежит ему, — с негодованием прояснил ситуацию Блуд.

Поняв, что разговор подошел к главному, остальные дружинники также перестали жевать. Основательный Талец усмехнулся и намекнул:

— Владимир тоже не был старшим сыном Ярослава. Ты, боярин, говори прямо по делу — что хочешь?

Блуд окинул дружинников заинтересованным взглядом: действительно, перед ним сидели прожженные авантюристы, которых больше интересовала личная выгода. С этими надо было говорить прямо и открыто.

И Блуд заговорил прямо:

— На киевский стол желает сесть Ярослав, и он ждет от нас помощи. Поможем мы ему, и он щедро наградит нас. Даст золота и деревни. И я дам по кошелю золота.

У дружинников жадно загорелись глаза. Талец, который взял на себя переговоры, предусмотрительно спросил:

— Боярин, а у тебя есть с князем договор?

— Да, есть, — сказал Блуд и подкрепил свои слова. — Около Киева нас ждет Ярославов воевода Будый. Он подтвердит мои слова.

Немного подумав, он для убедительности добавил:

— И княжна Предслава на нашей стороне.

Дружинники многозначительно переглянулись.

— Так что нам надо сделать? — морща толстый нос, спросил суетливый Ляшко.

Блуд понизил голос:

— Надо помешать Борису приехать в Киев на встречу со Святот юлком.

— Помешать? — Талец опять усмехнулся. — Но помешать Борису можно только одним способом — убить его!

Блуд поспешно шикнул:

— Тихо! Не забывайте, что у стен полно ушей.

Он склонился над столом, дружинники также заговорщицки пригнулись.

— Это можно будет сделать перед рассветом, когда все будут спать, — изложил план убийства Бориса коварный Блуд, как будто это дело было уже решено.

Талец с сомнением напомнил:

— Около входа в шатер Бориса стоит охрана. И если мы начнем воевать с охраной, то на шум сбегутся другие дружинники, и нам несдобровать. Нет, так не получится.

Блуд хитро ощерился:

— А нам и нет необходимости воевать с охраной. Я знаю, а каком месте постель у Бориса, и мы его проткнем копьями через стену шатра.

Блуд засмеялся:

— Пока охрана сообразит, что происходит, мы утекнем.

— Хорошая мысль, — одобрил Талец и обратился к своим приятелям. — Ну так как решим, братья?

Ляшко, как всегда, поторопился:

— Я согласен.

Путша и Елович в разговоре почти не принимали участия, если не считать разговором нечленораздельное мычание, которое они иногда издавали.

Прежде чем ответить, Путша поморщил лоб, почесал затылок и с мужицкой основательностью проговорил:

— Я хочу, чтобы меня Ярослав записал в бояре и дал в управление деревни. Пора мне оседать на одном месте.

— Все будет тебе, — поспешно сказал Блуд и намекнул: — Нынче ожидается много свободных земель.

Елович хмуро проговорил:

— Не нравится мне все это...

Блуд похолодел, и в его голове мелькнула мысль, что после того, как Елович узнал о планах убийства Бориса, его нельзя будет оставлять в живых. Блуд уже начал прикидывать, как это сделать. Но Елович продолжил свою мысль:

— Однако я тоже хочу стать боярином и получить деревни.

— Значит, договорились? — обрадовался Блуд.

Дружинники кивнули головами, и Блуд предложил:

— Чтобы не поднимать лишний шум, приходите ночевать в мой шатер. А на рассвете вместе пойдем на Бориса.

В предложении хитрого Блуда был тайный умысел, — он опасался, что дружинники в последний момент испугаются, а потому решил их иметь рядом с собой.

 

Глава 25

Ярослав уже готовился ко сну и стоял в вечерней молитве. Он молился о том, чтобы Владимир передумал идти на него.

Неожиданно в коридоре послышался шум, и в комнату кто-то ввалился. Ярослав недовольно покосил глазом — никто пе смеет мешать князю разговаривать с Богом.

Однако вид ввалившегося человека его сильно озадачил — в окровавленном и потрепанном человеке он с трудом узнал лощеного рыцаря Харальда, начальника одного из отрядов варягов. Гордый рыцарь брякнулся на колено перед Ярославом, и Ярослав почувствовал немалые неприятности.

Ярослав поднялся с колен и спросил:

— Что случилось, благородный рыцарь? Почему ты в таком неприглядном виде?

Рыцарь плачущим голосом сообщил:

— Твои подданные восстали и бьют наших людей по всему городу.

Ярослав с нескрываемой усмешкой сказал:

— Так, наверно, за дело бьют, обижают варяги новгородцев.

Рыцарь поднялся с колена и гордо заговорил:

— Наши отряды слишком долго стоят на месте и потому испытывают нужду. Потому они вынуждены брать силой нужное им у местного населения. Новгородцы уже убили много наших людей. Наши люди боятся, что их всех перебьют, и хотят уйти. Если они уйдут — с кем ты будешь защищать юрод? С мужиками? Новгородцы торгаши известные, они и тебя продадут...

Ярослав испугался: действительно, нельзя допускать, чтобы варяги ушли. Без них он перед Владимиром останется беззащитным. Впрочем неизвестно, когда тот придет к Новгороду, да и придет ли вообще. Но вот перед Новгородом оставаться беззубым невозможно, ушлые мужики мгновенно сядут на шею.

Сообразив это, Ярослав гневно заговорил:

— Городские старшины обязаны обеспечить в городе порядок. Если они не могут сделать этого, то укорот смердам дадим мы. Так вот что, рыцарь, скажи своим людям, чтобы срочно уходили в мой дворец в селе Ракомо.

Рыцарь поклонился и вышел из комнаты, гремя железом. Вместо него в комнату вошел дежуривший у входа отрок. Ярослав приказал:

— Пусть готовят коней, я немедленно ухожу из Новгорода с малой дружиной.

Отдав приказание, Ярослав с помощью другого отрока надел доспехи и меч и направился к выходу.

У крыльца при свете факелов уже стояли оседланные кони и кучка гридней, придерживающих их за узды. Ярославу удобно подставили стремя, и он сел на коня. Следом за ним гридни птицами взлетели на коней и приготовились следовать за князем, но Ярослав не торопился отъезжать. Он размышлял. Немного погодя на его лице появилось хищное выражение.

— Давыдко! — позвал он.

К Ярославу протиснулся дружинник крепкого телосложения, с широким серьезным лицом.

Князь распорядился:

— Ты, Давыдко, прежде чем ехать в Ракомо, зайди к новгородским старшинам и скажи им, что испугался, мол, Ярослав, что старшины не сумели обеспечить в городе порядок, ш из страха убежал в село Ракомо. Мне уже убитых не воскресить, поэтому я вынужден смириться. Так что пусть старшины срочно приезжают в Ракомо, чтобы договориться, как навести порядок в городе.

— Сделаю, как велишь! — ответил Давыдко и, тронув каблуками бока коня, повернул его к выезду со двора.

Ярослав мстительно осклабился и скомандовал:

— А теперь следом за мной в Ракомо!

Они вихрем пронеслись по темным городским улицам, безжалостно сбивая случайных прохожих, и через полчаса оказались на княжеском дворе в селе Ракомо.

Здесь на дворе уже собрались варяги. Ярослав слез около крыльца, но подниматься наверх не стал, а велел подозвать к себе рыцаря Харальда.

Через минуту появился рыцарь Харальд. Он уже вернул себе обычный внешний лоск, но испуг с его лица все же еще не сошел. Понятно, если Ярославу не удастся успокоить новгородцев, то уйти живыми с этой земли варягам не удастся — с новгородцами, когда они рассердятся, лучше шутки не шутить. А вот в том, что это Ярославу удастся сделать, он пока сильно сомневался.

Догадываясь о причинах страха рыцаря, Ярослав зло думал, что варяги горазды воевать с бабами, а перед воинами робеют.

Тем не менее Ярослав успокоил рыцаря:

— Не бойся, Харальд, все будет нормально, сегодня мы проучим мужиков. Ты прикажи своим спрятаться во дворе, чтобы никого не было видно. Я обманом зазвал городских старшин к себе во двор. И как закроются за ними ворота, убивайте всех, никого не оставляйте в живых.

Обрадованный рыцарь Харальд поспешил к своим варягам, и вскоре варяги исчезли в темных закоулках княжеского двора.

А Ярослав тем временем поднялся с вооруженными луками гриднями на крыльцо и стал дожидаться. Внизу надежной стеной встали дружинники с копьями и щитами.

Наконец, он увидел процессию с факелами, въезжающую в ворота княжеского двора. Впереди ехал Давыдко, и на крыльце слышно было, как он громко уговаривал старшин:

— Князь Ярослав сожалеет об убитых, но что же теперь делать, раз такое случилось? Новгородцы, конечно, должны были защищаться от бесчинств. Поэтому князь не сердится и хочет договориться со старшинами.

Старшины подъехали к крыльцу и с опаской остановились перед дружинниками, ощетинившимися копьями.

Давыдко успокоил старшин:

— Да не бойтесь, князь сам боится новгородцев.

Он показал на крыльцо, где освещенный факелами был виден Ярослав:

— Видите, князь сам лично встречает вас.

Давыдко слез с коня. Старшины с настороженной молчаливостью последовали его примеру, и их коней тут же увели подбежавшие конюхи.

Давыдко подошел к стене дружинников, и те пропустили его. Старшины пошли за ним, но дружинники сомкнули ряды, не пропуская их.

Это несколько обескуражило новгородцев, и тогда городской старшина задрал голову и прокричал Ярославу. — Ярослав, ты нас звал, и мы пришли, чтобы договориться о том, как восстановить порядок в городе! Но у нас есть условия!

Ярослав услышал его. Он протянул руку в сторону и потребовал:

— Лук со стрелой!

Ему подали лук, и он натянул лук и нацелил стрелу в сторону стоявших внизу лучших мужей Новгорода.

Городской старшина, видевший все это, чувствуя предсмертный холод, но еще не веривший в то, что должно произойти, повторил охрипшим голосом:

— Князь, лучшие мужи Новгорода пришли по твоему зову, чтобы договориться о том, как восстановить порядок в городе.

Ярослав плюнул вниз, целясь в лицо городскому старшине, и крикнул в ответ:

— Лучший способ навести порядок — убить бешеную собаку!

И он тут же спустил стрелу. Стрела жалобно пропела и впилась в грудь городскому старшине. Ярослав метко стрелял из лука. Городской старшина схватился за грудь и опустился на темную землю.

Поразив городского старшину, Ярослав громко скомандовал:

— Бейте новгородских собак!

Остальные старшины, видя что их намереваются убить, метнулись в стороны, но было уже поздно — из темноты полезли варяги, облаченные в доспехи и при полном вооружении, и начали рубить всех новгородцев, которые попадались им под руку.

Для новгородцев нигде не было спасения. Спасаясь от мечей и топоров варягов, они метнулись в сторону княжеского крыльца, но здесь наткнулись на копья княжеской дружины. Метнулись, осыпаемые с княжеского крыльца тучами стрел, в другую сторону, но и там погибель — княжеские дворовые бьют дубинами.

Новгородцы к князю пришли без оружия, поэтому им защищаться было нечем, они могли только беспомощно кричать, взывая к совести князя.

Совесть князя была спрятана за прочной броней. Впрочем, чтобы не скучать, Ярослав пускал стрелы в мечущихся по двору новгородцев.

Однако эта забава закончилась быстро — новгородцев изрубили в течение минуты. Убив новгородцев, варяги начали грабить их: сдирать с мертвых одежды, сапоги и искать спрятанное золото и серебро.

Закончив избиение новгородцев, на крыльцо поднялся залитый кровью рыцарь Харальд и радостно проговорил:

— Мы побили этих собак, но надо бы побить и остальных новгородцев.

— Нет! — категорически возразил Ярослав. — Хватит и этого. Если мы разозлим новгородскую чернь, то они и вас перебьют, и меня с дружиною на колы поднимут. Пока в городе все не успокоилось, надо сидеть тихо, как мыши.

В это время снизу послышался стон. Ярослав взглянул вниз и промолвил:

— Надо посмотреть, что там.

Он спустился вниз. Двое варягов держали на руках городского старшину. В его груди торчала оперенная орлиным пером княжеская стрела, изо рта по бороде текла тонкая струйка крови. Но он был жив.

Ярослав весело засмеялся:

— Надо же, а эта собака еще жива!

Он вынул меч из ножен и неторопливым движением, глядя прямо в расширившиеся от ужаса глаза старшины, воткнул клинок в его чрево, провернул его лезвием вверх, и легко вспорол человеческий живот. Из распахнувшегося широкого отверстия с брызгами крови с чавканьем выплеснулись шевелящиеся белыми червями кишки и упали на землю, перемешанную с навозом и кровью.

Глядя в белеющие смертной тоской глаза старшины, Ярослав проговорил:

— Вот так будет с каждым, кто встанет поперек моей воли!

 

Глава 26

Всю ночь Блуд дремал, едва прикрыв глаза, — слишком важное дело он задумал, чтобы банально проспать его. И как только прокричал петух, Блуд вскочил на ноги.

В слабом огне свечи было видно, что на ковре у стены шатра рядком сладко спали четверо дружинников. Они были в кольчугах, под головами лежали мечи и топоры. К стенам прислонены длинные копья.

Стерев рукавом сон с лица, Блуд толкнул ногой крайнего, вроде Талец, и громко прошипел:

— Вставайте, сони, пора идти!

Дружинники зашевелились и сели, сладко зевая и протирая глаза.

Тихо ругаясь, — мычат, как коровы! — Блуд заторопил их:

— Мужи, шевелитесь, скоро заря, а нам надо все завершить до того, как станет светло.

Продолжая громко зевать, дружинники молча нацепили мечи и, подхватив копья, царапая наконечниками шатерную ткань, потянулись к выходу.

Блуд только вздыхал:

— Какое разорение от этих гридней!

Тем не менее, сообразив что-то, он встал у выхода из шатра и, останавливая их, зашипел:

— Вы что, спятили? Хотите, чтобы все увидели, что мы идем убивать Бориса? Да нас просто растерзают!

Ляшко с недоумением развел руками:

— Боярин, и как же мы выйдем из шатра?

Блуд подошел к задней стене шатра и приподнял край.

— Вот и проход. Проберемся в тени позади шатров. Подойдем к шатру Бориса, проткнем его копьями и сразу так же тихо уйдем. А когда поднимется шум, скажем, что спали. Понятно?

— Понятно.

Дружинники выбрались через дыру в задней стене шатра наружу. Блуд с кряхтением пролез на четвереньках за ними и опустил за собой полог, тем самым закрыв слабый свет, падавший от свечи.

Ночь вступила в ту фазу перед рассветом, когда в хрустальной ее глубине особенно ярко сияют звезды, и небо на востоке покрывается слабой молочной белизной. Но именно в этот предрассветный час землю покрывает самая глубокая тьма.

Попав в темноту, дружинники замерли, как слепые. Но недолго так они стояли. Блуд, за предыдущий день хорошо изучивший дорогу к намеченному месту, и теперь, как старый кот, чуявший дорогу на ощупь, потянул их:

— Пошли тихо за мной.

Дружинники вереницей уцепились за боярина, и тот потащил их по кустам. Впрочем, через минуту глаза дружинников привыкли в темноте, и они различали путь не хуже боярина.

Таким манером они добрались до княжеского шатра, за десяток шагов до которого Блуд тихо скомандовал:

— Стой!

Дружинники замерли. На площадке перед княжеским шатром горел костер, и в его пламени были видны четверо стороживших покой князя отроков. Пока князь спал, они сонно смотрели на огонь.

Увидев эту картину, Блуд тихо засмеялся и шепнул:

— Дураки! Глазея на костер, они не видят, что творится вокруг.

Блуд тут же затих и едва слышно добавил:

— Впрочем, это нам только на пользу... Пошли.

Подойдя к задней стене шатра Бориса, Блуд остановил своих сообщников и прислушался. Отсюда было слышно, как за тонкой стеной шатра Борис поет заутреню.

Блуд вынул кинжал и осторожно прорезал в тонкой стене небольшое отверстие, через которое увидел, что Борис стоит на коленях перед иконой и молится.

На постели лежал раздетый Георгий, от шеи которого тянулась золотая цепь к центральному столбу. На ночь Борис привязывал любимого венгра к столбу.

От увиденной картины Блуд несколько растерялся — это мешало его планам. До Бориса было слишком далеко, чтобы достать его копьем. А войти через отверстие разрезанное в стене было невозможно, так как не спавший Борис, увидев вваливающихся через прорез в стене вооруженных людей, мог успеть и сам схватить оружие, и поднять тревогу.

Блуд отстранился от отверстия и задумался над тем, что делать дальше. Похоже было, что задуманный им план находился на грани провала. Пропев заутреню, Борис мог поднять дружину, чтобы отправиться в путь.

Блуд пожалел, что не догадался взять с собой лук. Тогда Бориса можно было поразить отравленной стрелой.

Но, помолившись, Борис вскоре лег обратно в постель, которая находилась совсем рядом с задней стеной шатра.

Блуд обрадовался. Он немедленно указал своим сообщникам место в стене шатра и приказал:

— Колите копьями сюда. А я буду смотреть.

Дружинники уставили копьями в показанные им места. Затем по знаку Блуда резко надавили на копья и проткнули тонкую стену и тела лежащих за ней людей. Следом за этим, послышался дикий вой смертельно раненых людей. На крик в шатер вбежали отроки из охраны и, увидев копья, торчащие из стены шатра, бросились за шатер.

Блуд и его компания не успели убежать далеко, поэтому им пришлось вступить в схватку. Но пятеро закоренелых убийц убили четверых отроков, как беззащитных овец. И когда на крик отроков прибежала остальная охрана, все было закончено. Рядом с шатром лежало четверо зарубленных воинов. А в шатре, на окровавленной постели, лежали князь Борис и сто любимый венгр. Из их тел торчали копья. Убийцы оставили копья в телах своих жертв.

Однако отроки своими криками успели разбудить лагерь. В лагере поднялся шум, и к шатру князя вскоре сбежалась вся дружина. Среди них были боярин Блуд и четверо его помощников. Они больше всех негодовали коварным убийством и кричали, что Бориса убили шпионы, посланные Святополком.

Но при тщательном осмотре тел оказалось, что Борис еще жив, и Добрыня тут же распорядился, чтобы князя перевязали и положили в повозку, чтобы скорее отвезти в Киев, где были хорошие лекари.

Возмущающийся коварным нападением на князя боярин Блуд взялся за это дело, горячо заявив, что повозку с любимым князем он лично будет сопровождать с верными дружинниками.

Не дожидаясь согласия Добрыни, он и четверка его помощников окружили повозку и погнали ее в сторону Киева.

Добрыне оставалось поторопиться поднять дружину и догонять повозку с раненым князем. На это ушло около часа. Но когда Добрыня с дружиной догнал повозку, то он увидит что Борис был уже мертв.

Светило жаркое летнее солнце, и над мертвым телом кружились зеленые мухи.

Осмотрев тело, Добрыня увидел, что сердце Бориса пробито. Подозревая неладное, Добрыня начал требовать ответа у Блуда. Но боярин клятвенно заверил, что Борис умер сам от полученных ранений, а рана в сердце была получена от копья. Сопровождавшие повозку дружинники Ляшко, Путша, Талей и Елович подтвердили клятву боярина.

Уронив слезу над телом несчастного князя, Добрыня заявил:

— Хоть мертвого, но я привезу князя туда, куда он и стремился.

А боярин Блуд не видел больше смысла сопровождать убитого князя и велел своим сообщникам незаметно отделиться от дружины и ехать в Новгород, к Ярославу, с вестью о смерти Бориса. А сам рванулся в сторону Киева, там он намеревался разыскать новгородского воеводу с его отрядом.

 

Глава 27

Давыдко, не посвященный в намерения князя, до последнего момента был уверен, что Ярослав и в самом деле желает договориться со старшинами. И даже когда началась бойня, Давыдко, думая что произошло какое-то недоразумение, попытался защищать старшин. При этом его самого едва не зарубили.

Но как только Ярослав добил своей рукой последнего новгородского старшину, Давыдко подошел к нему и сообщил:

— Князь, а за воротами ведь стоят еще старшины. Опасаясь тебя, они решили подождать за воротами.

— Черт! — зло воскликнул Ярослав. — Догнать их и убить!

Давыдко возразил:

— Уже бесполезно, они умчались, как только началась эта резня.

Давыдко кивнул на труп старшины:

— Между прочим, там был и его брат.

Ярослав опять выругался в расстройстве:

— Плохо, теперь нам нет входа в Новгород надолго. А еще хуже, если они сейчас соберут мужиков и двинутся на нас. Придется бежать за море.

Раздраженный Ярослав пнул ногой труп старшины и приказал:

— Все трупы выкинуть в какой-либо овраг, а двор убрать, чтобы нигде не было крови.

Рыцарь Харальд предложил:

— Может, сами первые нападем на город? Мужики еще не готовы к сражению.

Ярослав зло ухмыльнулся:

— Плохо ты знаешь наших мужиков! В темноте на узких I городских улицах они зажмут нас и устроят такую баню, что I мало не покажется. Нет, с ними следует быть хитрее.

Как следует с новгородскими мужиками поступить, Ярослав не успел сказать, так как прибежал гридень, охранявший ворота на княжеский двор, и сообщил, что к воротам только что подъехал вооруженный человек и просит впустить его,

— Из Новгорода, что ли? — презрительно щуря глаза, спросил Ярослав.

— Нет, — сказал гридень, — говорит, что он от Будого. Ярослав переполошился:

— Так что же не пустили его!

Гридень потупился:

— Так ты же сам, князь, приказал закрыть ворота и никого не впускать и не выпускать.

— Немедленно впустить гонца! — рявкнул Ярослав.

Гридень икнул с испугу и со всех ног бросился к воротам. Через минуту ворота открылись и в них появился всадник на коне. Он смело направился прямо к князю, Не доезжая с десяток шагов, всадник устало слез с коня и, равнодушно переступая через трупы, подошел к князю и, поклонившись, доложил:

— Меня прислал воевода Будый.

Ярослав нетерпеливо спросил:

— Так что за вести он прислал?

Гонец вынул из пояса письмо и передал князю. Пока тот читал письмо, гонец рассказывал:

— На словах приказано передать, что Великий князь Владимир Божьей волею помер, Княжна Предслава хотела утаить его смерть, пока ты не приедешь, но Святополк каким-то образом узнал и приехал в Киев всей дружиной, занял его и объявил себя Великим князем.

Известие одновременно обрадовало и обозлило Ярослава. Обрадовало потому, что поход Владимира на него провалился. Борису, у которого было отцовское войско, сейчас не до мятежного новгородского князя. А обозлило, потому что Свято полк опередил его, заняв Киев.

Однако Ярослав задумался над тем, что ему делать дальше. В его распоряжении находились варяги, но воевать со Святополком, не зная, какую позицию заняли остальные братья, было невозможно.

— А что киевляне? — спросил Ярослав.

— Святополк дал киевлянам богатые подарки, и они не стали ему противиться, — ответил гонец и добавил: — Однако они ждут возвращения киевской дружины.

Это не удивило Ярослава, и он подумал, что сейчас особенно важно знать, что делает Борис, под началом которого находится сильное киевское войско. Ранее Ярославу сообщали, что это войско удалось обманом заманить в степи, однако с тех пор прошло много времени, и обман должен был обнаружиться. Да и Борис по сроку должен уже был получить известия о событиях, происходящих в Киеве.

Конечно, по возрасту Борис не был самым старшим из претендентов на власть над Русью, но Владимир отдал ему свою дружину, а сильная дружина в борьбе за власть перевешивает всякое право. Поэтому Борис по логике должен был бы изгнать Святополка из Киева.

Лицо Ярослава искривила презрительная усмешка — вот именно что по нормальной логике! А в реальности Борис был кроток, как агнец.

Правда, вспомнил Ярослав, князь не сам по себе ходит, рядом с ним киевская дружина во главе с воеводой Добрыней — жестким и безжалостным человеком. Обычному князю людей, сильных волей, страшно держать рядом... Но князь Владимир и не был обычным человеком. Уж воли-то у него было побольше, чем у кого-либо другого. Но Борис не Владимир. Тем не менее он князь, которого с детства воспитывали в духе исключительности и пренебрежения к окружающим.

Хватит ли у Добрыни силы, чтобы убедить Бориса ввязаться в междоусобную борьбу? Вот в этом Ярослав сильно сомневался.

Однако гонец не закончил свое сообщение. Он проговорил, что у него есть известие, предназначенное исключительно для ушей князя Ярослава.

Ярослав подал знак, и стоявшие рядом люди отошли на почтительное расстояние, откуда они не могли слышать дальнейший разговор.

Как только они удалились, гонец тихо проговорил:

— Княжна Предслава передает, что она благодарна тебе за подаренный перстень. С помощью этого перстня ей удалось приблизить тебя на шаг к заветной цели.

Кожа на щеках Ярослава покрылась легкой краской — он догадался, что стоит за словами Предславы и, в частности, почему так внезапно умер Владимир.

Гонец продолжал шептать:

— Она советует тебе идти на Киев, чтобы завоевать законное место. Она поможет тебе. По приказу княжны ее доброхоты начали будоражить киевлян и восстанавливать их против Святополка.

Ярослав с досадой в голосе возразил:

— Если бы все так было просто, как думается моей милой сестрице...

Гонец закончил свое сообщение:

— Воевода Будый также сообщает, что он приступил ко второй части плана. И в этом ему также помогает боярин Блуд.

У Ярослава нервно дернулось веко. Он прекрасно помнит, о чем он договаривался с воеводой, однако до сих пор он втайне надеялся, что ему не придется прикладывать руки к уничтожению своих братьев. Но ныне от него уже ничего не зависело, даже, если бы он и захотел отменить свой план. Убийством отца он дал толчок процессу, который должен был дойти до конца — до того момента, когда в живых останется только один из претендентов на киевский стол.

Гонец закончил сообщение словами: «Все что мне приказано передать на словах, я сказал» — и поклонился.

Пока Ярослав разговаривал с гонцом, дворовые слуги убрали убитых и сложили их на телеги рядом с воротами, чтобы отвезти их к какому-либо оврагу. Другие слуги засыпали кровавые лужи чистым речным песком.

Ярослав отпустил гонца и задумался над тем, что ему делать дальше. Но его размышление недолго продолжалось, от ворот опять прибежал гридень и сообщил, что приехали новые гонцы, на этот раз четверо.

Ярослав опять подумал, что прибыли гонцы из Новгорода, и снова он ошибся: гридень пояснил, что гонцы утверждают, что они от боярина Блуда.

Известие было столь странным, что Ярослав не поверил своим ушам.

— От кого, от кого? — переспросил он.

Гридень, думая, что князь сердится, испуганно икнул и, заикаясь, повторил:

— От какого-то боярина Блуда.

У Ярослава учащенно забилось сердце. Если гонцы действительно от боярина Блуда, то они приехали с крайне важными вестями.

— Дурак! — незлобно сказал Ярослав. — Зови скорее их!

Гридень убежал. Через несколько минут ворота открылись, и в них вошли четыре воина с конями на поводу. На их плащах были видны великокняжеские гербы.

Войдя на княжеский двор, они покосились на груду мертвых тел, и один из них насмешливо громко проговорил:

— Однако тут весело!

Оставив коней на попечение отроков, они приблизились к Ярославу, поклонились и сообщили свои имена: Ляшко, Путша, Елович, Талец.

Смелее всех держался Ляшко. Он сообщил, что прибыл по поручению боярина Блуда.

Ярослав переспросил:

— Ты говоришь, что вы приехали от боярина Блуда?

Нетерпеливый Ляшко подал голос:

— От Блуда из лагеря на реке Альте.

Ярослава это чрезвычайно заинтересовало:

— А разве Блуд находится не в Киеве?

Но теперь разговор повел длинный худощавый дружинник, представившийся именем Талец:

— Нет, Блуд не в Киеве. Мы пошли на печенегов, но не нашли их, и остановились на реке Альта. Здесь к Борису приехали послы от Святополка, которые сообщили, что Владимир умер и что Святополк по праву старшинства занял киевский стол. Святополк предложил Борису по старой дружбе помириться с ним и за это пообещал Борису оставить все, что он уже имеет, и еще добавить волостей.

Ярослав зло ухмыльнулся:

— Борис может получить только те волости, что Святополк отберет у меня.

Однако в глубине его души зародился страх — примирение Святополка и Бориса означает большие неприятности для него: изгнание, а возможно, и смерть.

— И что Борис? — напряженно спросил Ярослав.

Борис сказал, что если его отец умер, то пусть ему будет вместо отца старший брат. И он возьмет от него все, что тот даст, — проговорил Талец.

— Безвольный щенок! — выругался Ярослав, почувствовав, как остро кольнуло в груди в том месте, где находится сердце. Невольно он начал думать о том, что можно было бы снова уйти к королю Олафу, но только Олаф не сможет оказать ему большой помощи.

Насаждая христианство в своих землях, Олаф использовал обычные методы: топил и сжигал на кострах местных жителей, которые не хотели отказываться от веры предков. Перестаравшись в распространении «истинной» веры, вскоре Олаф стал ненавистен большинству населения. Это использовал датский конунг Кнуд I Могучий, который начал помогать мятежникам. Против этого Олаф пока ничего не мог противопоставить, и потому сам находился на грани изгнания.

Так что бежать в Норвегию к королю, который и сам искал, куда удрать от своих верноподданных, было бы опрометчиво.

Ярослав погрустнел.

Но Талец говорил дальше:

— Добрыня и бояре потребовали от Бориса, используя отцовское войско, идти на Киев и забирать стол.

— И что Борис? — с нетерпеливой надеждой повторил вопрос Ярослав.

Талец, глядя прямо в лицо князя, спокойно проговорил

— Борис не послушал бояр. Он решил войти в сговор со Святополком, для чего с малою дружиной ехать в Киев к Святополку. И тогда войско, набранное Владимиром, от Бориса разошлось.

Ярослав похолодел. Учитывая, что со времени событий о которых рассказывал гонец, прошло много времени, Борис уже встретился со Святополком, чем планы Ярослава разрушились. Борис и раньше благоволил к Святополку, а теперь они еще крепче сдружатся. А вслед за Борисом к Святополку придет Глеб, а за ним и другие братья.

— Все рухнуло! — подумал Ярослав и еще больше помрачнел, понимая, что один он не сможет воевать со всеми братьями. Волею событий он должен был покориться Святополку. Но это было невозможно, не для того он сгубил отца, чтобы подчиниться чужому. К тому же Святополк постарается устроить расследование, чтобы выяснить, почему умер вполне здоровый Владимир. А в ходе объективного расследования обязательно вскроется роль Ярослава. Обвиненному в страшном грехе, отцеубийстве, князю уже не найдется места на Руси.

Однако Талец, убедившись, что его вести серьезно опечалили Ярослава, странно улыбаясь, выкладывал дальше:

— Узнав это, боярин Блуд по твоему указанию решил убить Бориса!

— Дурак! — сквозь зубы проговорил Ярослав, оглядываясь на стоящих недалеко дружинников, которые могли услышать слова гонца. — Не кричи. Не было никакого моего указания убить Бориса.

Талец насупился. Его товарищи заскребли ногтями по рукояткам мечей.

Отметив, что Талец и его друзья по виду были заядлыми авантюристами, способными на самые решительные действия, — это не новгородские старшины, позволившие себя зарезать, как глупых баранов, — Ярослав во избежание ненужных эксцессов поторопился их успокоить, тихо проговорив:

— Просто не надо об этом вслух говорить. Помни — молчание золото!

Затем потребовал:

— Так что произошло дальше? Говори!

— Дальше? — Талец мерзко усмехнулся. — Дальше произо шло, что и должно было произойти — ночью Борис был убит неизвестными.

Ярослав от неожиданности потерял равновесие и едва не рухнул на землю.

— Как убит?! Неужели?! — вскричал он с испуганным восторгом.

Талец с легкой иронией сообщил:

— Обыкновенно. «Добрые» люди проткнули копьями стенку шатра и нанизали Бориса на колье, как куренка па вертел.

От удивления глаза Ярослава расширились так, словно решили вывалиться из орбит. Ярослав не ожидал, что так легко разрешатся его проблемы. И Ярослав, еще минуту назад не видевший просвета в цепи неудач и провалов, не смог сдержать истерического смеха. Впрочем, он быстро взял себя в руки и весело спросил:

— И кто же эти «добрые» люди?

Талец туманно промолвил:

— Блуд утверждал, что ты наградишь тех, кто помогал ему в этом деле.

— Разумеется! — радостно воскликнул Ярослав, догадавшийся, кто приложил руку к гибели его брата, и обнял запыленного гонца. Отпустив его через минуту, он сказал:

— Вы получите награду, которую вам обещал Блуд.

Теперь ему было совершенно ясно, что делать дальше.

Раз Святополк не получил себе сторонника в лице Бориса, то не должен он получить помощи и от других братьев.

Закончив разговор с гонцами, Ярослав напоследок велел им садиться на коней и сопровождать его. Куда — не сказал.

Затем он подозвал воевод и дружинников, и когда те подошли ближе, громко объявил:

— Я возвращаюсь в Новгород с малой дружиной, а войско пусть ждет меня здесь!

Рыцарь Харальд с осуждением покачал головой и, показывая рукой в сторону горы трупов, благоразумно предупредил:

— Князь, не глупи, новгородцы убьют тебя.

— Ерунда! — весело воскликнул Ярослав, почувствовавший вдохновение. — Новгородцы, как дворовые собаки, — чем больше их бьешь, тем лучше они тебе служат. Чтобы обмануть этих дурней, нам помогут эти трупы.

Он приказал:

— Это мясо повезем впереди своей дружины. Пока они будут лить слезы, мы загоним их в наше стойло! На коней! Всем взять черных коней и одеться в черные одежды. А мне самого черного коня! Чтобы был чернее самого Цербера!

Вслед за командой князя на дворе поднялась шумная суета. Дружинники с криками побежали искать коней. Конюхи загикали на непослушных лошадей.

Но вскоре к князю подвели оседланного черного коня, а у ворот уже строился отряд закованных в броню всадников.

Дружинники понимали, насколько опасна затея князя, однако готовы были следовать за ним.

Сев на коня, Ярослав подъехал к воротам и с циничной небрежностью приказал:

— Открывайте ворота и пускайте вперед телеги с дохляками.

 

Глава 28

Коротка летняя ночь. И вот уже робкие ночные тени тают под лучами утреннего солнца. Еще не отпели песни соловьи, а ранние путники, ежась под свежим ветерком, торопятся отправиться в путь.

Но что за диво? Как ночной бред, как видение, — по широкому тракту движется странная процессия. Впереди телеги, покрытые серой рогожей, а за ними сам князь Ярослав, а следом княжеская дружина. Все одеты в черное — все, как вороны, собирающиеся над падалью.

Путники привычно съезжают с дороги, чтобы пропустить дружину и оказать уважение князю. Но когда процессия приближается, путники с ужасом видят свисающие с телег мертвые руки и ноги и щедро пропитанные кровью грязные рогожи. Страшная процессия медленно подъезжает к городским воротам. И кажется, что плохо смазанные колеса телег плачут по загубленным душам.

Сторожа, знающие о произошедшей ночью драме, с удивленными взглядами захлопывают ворота, преграждая процессии путь.

Они смотрят с башен вниз. Как посмел проклятый князь вернуться в вольный Новгород?

Процессия останавливается. Но вперед выезжает на черном коне сам князь — лицо чернее ненастной осенней ночи. Не глядя на сторожей, он говорит возчикам, чтобы те открыли телеги. Возчики послушно сдирают рогожи, и сторожа немеют при виде груды мертвых тел.

Князь крестится на небо и громко рыдает:

— Господи, прости мой грех! Как мне замолить его?

Он обращается к сторожам:

— Позвольте мне хотя бы вернуть вам тела ваших братьев!

Обескураженные сторожа открывают ворота, и процессия медленно двигается по городу к вечевой площади.

Но впереди мрачной процессии уже летит страшная молва. И когда Ярослав въезжает на вечевую площадь, она уже полна горожан. Они стоят хмурые и крепко стискивают оружие: копья, топоры, мечи.

Увидев плачущего Ярослава, молча расступаются, образуя узкий проход. Над площадью висит зловещая тишина. Ярослав знает, что достаточно одного вскрика, чтобы враждебная толпа бросилась на него и растерзала на мелкие клочки. Но он смело правит к помосту с вечевым колоколом, где видны оставшиеся в живых старшины и их родственники. За ним с мертвым воем движутся телеги со страшным грузом.

На вечевой площади Ярослав сходит с коня и поднимается на помост. Взойдя на помост, низко кланяется на четыре стороны и исступленно крестится, и громко, размазывая обильные слезы на щеках, стонет:

— Господи, грешник я! Господи! За что умножились враги мои! Многие восстают на меня. Стрелы твои вонзились в меня. И готов я к бедам, и скорбь моя предо мною. Господи! Услышь молитву мою и не входи в суд с рабом твоим, потому что не оправдается пред тобой никто из живущих, так как преследует враг душу мою. Обступили меня тельцы тучные... Скопище злых обступило меня. Господи, Боже мой, на тебя уповаю, спаси меня и от всех гонителей моих избавь меня. Господи Иисусе Христе! Как ты в этом образе явился на землю ради нашего спасения, собственною волею дав пригвоздить руки свои на кресте, и принял страдание за наши грехи, так и меня сподобь принять страдание. Я же не от врагов принимаю это страдание, но от своего же брата, и не вмени ему, Господи, это в грех.

Наблюдавшие за этой картиной новгородцы настолько поражены поведением князя, что совершенно забыли о недавнем намерении отомстить князю. Еще больше их заинтриговали непонятные намеки князя о страдании, которое он принимает от своего брата.

Ярослав так жалобно сетовал на свои беды, что многих растрогал. Вот кто-то громко всхлипнул. А вот плач пронесся над толпой.

Это послужило Ярославу сигналом, что пора пояснять картину. Он уронил дорогую шапку на землю:

— Виноват я, что сгоряча перебил ваших братьев. За это мне горе — отец мой умер, а Святополк сидит в Киеве и убивает братьев. Грозится скоро идти на Новгород.

Старшины еще не верят.

— Не может быть.

Ярослав плачет:

— Со мной приехали гонцы от киевского боярина Блуда и от моей сестры, которые могут подтвердить все, что я говорю. Вот крест мой. Вот что они рассказывают. Напали на Бориса убийцы, посланные Святополком, как звери дикие. Обступив шатер, они проткнули его копьями и пронзили Бориса и слугу его Георгия, прикрывшего его своим телом.

Ярослав объясняет:

— Этот отрок по имени Георгий родом венгр. Борис его сильно любил, и возложил он на него гривну золотую большую, в которой он и служил ему. Убили Святополковы убийцы и многих других отроков Бориса. С Георгия же с этого не могли они быстро снять гривну с шеи, и отсекли голову его, и только тогда сняли гривну, а голову отбросили прочь. Убив Бориса, окаянные завернули его в шатер, положив на телегу, повезли, еще дышавшего. Святополк же окаянный, узнав, что Борис еще дышит, послал двух варягов прикончить его. Когда те пришли и увидели, что он еще жив, то один из них извлек меч и пронзил его в сердце.

Прервав свою жалобу, Ярослав широко трижды перекрестился на небо и продолжил:

— И так скончался блаженный Борис, приняв с другими праведниками венец вечной жизни от Христа Бога, сравнявшись с пророками и апостолами, пребывая с сонмом мучеников, почивая на лоне Авраама, видя неизреченную радость, распевая с ангелами и в веселии пребывая со всеми святыми. И положили тело его в церкви Василия, тайно принеся его в Вышгород. Окаянные же те убийцы пришли к Святополку, точно хвал)' заслужившие, беззаконники, Отец им всем сатана. Ибо такие слуги подобны бесам: бесы ведь посылаются на злое, ангелы же посылаются для добрых дел. Ангелы ведь не творят человеку зла, но добра ему желают постоянно, особенно же помогают христианам и защищают их от супостата-дьявола; а бесы побуждают человека на зле, завидуя ему; и так как видят, что человек от Бога в чести, — потому и завидуют и скоры на совершение зла. Злой человек, усердствуя злому делу, хуже беса, ибо бесы

Бога боятся, а злой человек ни Бога не боится, ни людей не стыдится; бесы ведь и креста Господня боятся, а человек злой и креста не боится.

В результате княжеской молитвы новгородские мужи рыдали, словно малые дети.

Заканчивая прочувственную речь, Ярослав добавил:

— И получил я известие, что Святополк с войском идет на Новгород, чтобы меня убить, а город сжечь, потому что он говорит, что Новгород подобен Содому и Гоморре. И ненавидит он вашу вольность, и поклялся он ее изничтожить.

Новгородские старшины, вытирая ручьи слез с седых усов, закричали:

— Грешен, князь, ты перед нами. Ты убил наших братьев. Но если Святополк окаянный идет на Новгород, то мы должны забыть наши обиды и встать вместе. Мы обязуемся выставить сорок тысяч воинов.

Ярослав чуть не задохнулся от охватившей его радости. Однако, вспомнив, как переменчивы люди, чтобы закрепить договоренность, он пообещал:

— Старшинам я ставлю две бочки золота. А если сяду на киевский стол, то Новгород освобожу от дани на десять лет.

Над телегами с мертвыми понеслись радостные крики. А еще радостнее стало, когда с других телег сняли рогожи, и под ними оказались бочки с медом. И мгновенно зашипели пенистые струи.

Несмотря на то, что новгородцы теперь были готовы носить его на руках, Ярослав все же остерегся ночевать на своем дворе в Новгороде и вернулся в село Ракомо.

У ворот его встретил испуганный рыцарь Харальд. По его изумленному лицу было видно, что он уже и не надеялся увидеть Ярослава в живых. Увидев живого и невредимого Ярослава, еще не веря своим глазам, он только смог выдавить короткий вопрос, по своей краткости достойный жителей древней Лаконики — суровых спартанцев:

— И как?

Ярослав самодовольно усмехнулся.

— Вам, варягам, все бы мечом махать. А как сказано в Священном Писании, в начале было слово. И нет силы сильнее слова, ибо мир сотворен словом и сотворен из слова.

Заметив остекленевшие глаза рыцаря, Ярослав пояснил проще:

— Я пролил перед ними такие огромные слезы и так жалобно каялся, что эти бараны теперь будут воевать за то, чтобы я сел на киевский стол.

Рыцарь не поверил:

— И они после той кровавой бойни, что мы устроили им, выставят войско?

— Сорок тысяч воинов, — сказал Ярослав, с удовольствием наслаждаясь изумлением рыцаря Харальда.

А киевские дружинники, Талец и его компания, были довольны не меньше. Ярослав приказал удобно разместить их и давать им все, что они пожелают.

Но особенное впечатление на киевских дружинников произвела речь Ярослава, произнесенная перед новгородцами. Они были в восторге от проделки, что осуществил князь. Даже желчный Елович, который в жизни никого не похвалил, и тот вынужден был признать, что за молодым новгородским князем великое будущее.

Правда, обстоятельный Талец все же заметил, что с таким ловким князем ухо следует держать востро, этот продаст мать родную и зарежет отца.

Не зная обстоятельств смерти Владимира, Талец и нс догадывался, насколько он был близок к истине.

 

Глава 29

В Киев весть о гибели Бориса принес гонец, посланный Добрыней.

Получив известие о гибели Бориса, Святополк был вне себя от горя. Ему жалко было беззлобного неудачливого князя. Но и не менее Святополка огорчило крушение надежды на сотрудничество с Борисом в борьбе против Ярослава. В таких полностью расстроенных чувствах Святополк в сопровождении бояр выехал встречать колесницу с телом Бориса к городским воротам.

Небо, как будто скорбя вместе с людьми, хмурилось белесой пеленой, через которую солнце пробивалось мутным пятном. На башенной крыше неведомо откуда появился огромный седой ворон. Он молча глядел круглым красным глазом с высокой крыши на столпившихся внизу людей.

Вместе со Святополком вышли и женщины из княжеской семьи. В их числе была видна и Предслава. Святополк, косясь на странного ворона, попытался с ней заговорить, чтобы разделить горечь утраты брата. Однако Предслава отвечала необыкновенно сухо и односложно. Ее белое лицо скрывал черный платок.

Голос Предславы дрожал, но, беседуя с ней, Святополку чудилось, что под черным платком она прячет довольную улыбку. Святополк подумал, что Предслава, отравившая своего отца, может быть причастна и к этому убийству. Правда, неизвестно, как она сумела это сделать. Но подозрения в отношении Предславы усиливали поступающие к Святополку доклады, что Предслава возбуждает среди киевлян недовольство новым князем.

Поэтому Святополк, кляня себя за излишнюю мягкотелость, побудившую его завязать с ней беседу, постарался поскорее закончить разговор и отойти в сторону.

В этот момент раздался звук лопнувшей туго натянутой струны — ворон подал голос. А вдали на дороге показались конники, сопровождающие колесницу. Это были самые преданные воины из дружины князя Бориса. С ними шли и жалкие остатки киевского войска, бесславно возвращавшегося домой. Наиболее ушлые бояре убежали из лагеря на реке Альте еще до гибели князя Бориса.

Во главе шествия, рядом с колесницей, траурно убранной сосновыми ветвями, ехал, понурив голову, и главный киевский воевода Добрыня.

В двух десятках шагов от Святополка он остановился, тяжело слез с коня и подошел к Святополку.

— Встречай своего брата, — проговорил он глухо. — Как я и обещал ему, я привез его туда, куда он и хотел.

Святополк порывисто обнял Добрыню:

— Спасибо, друг!

Затем он прошел к колеснице. За ним подошли женщины. Под зелеными сосновыми ветвями, источающими печальный смолистый запах, виднелся сверток из шатровой ткани.

— Что это? — спросил Святополк, хотя заранее знал ответ.

— Это брат твой, — сказал Добрыня.

— Разверните, — проговорил Святополк.

Добрыня подал знак, и несколько отроков с почтительной осторожностью развернули шатровое полотно.

Святополк побледнел. Борис был в белой ночной рубахе, покрытой расплывшимися пятнами запекшейся черной крови. На лице Бориса запечатлелась предсмертная мука.

Женщины тихо взвыли.

Святополк обнял тело брата и заплакал:

— Брат мой. Кто же тебя погубил?

Чтобы рассмотреть раны убитого брата, Предслава подошла ближе. И как только она подошла к колеснице ближе, вновь жалобно прозвенела лопнувшая струна, а из раны на груди скользнула кроваво-красная капля. Предслава, вспомнив старое поверье, что кровь сочится из ран, когда к телу жертвы подходит убийца, испуганно отшатнулась. Но тут же пришла в себя. И отойдя к женщинам, ядовито зашипела:

— Кровь проступает из ран убиенного, потому что его убийца рядом.

Женщины вытянули шеи, чтобы разглядеть текущую кровь. Толком они ничего не рассмотрели, тем не менее зачастили мелким крестом и охотно поддержали хитрую обманщицу:

— Бог все видит, и знак подает. Ирод окаянный, убил брата, а теперь лживо льет слезы над ним.

Тут же они испуганно затихли, так как, попечалившись над телом брата, Святополк отступил в сторону, давая место у тела неизвестному окружающим гридню.

Микула быстро осмотрел мертвое тело. Тронул пальцами некоторые места, поправил рубашку, затем также отступил в сторону, уступая место другим, желающим отдать последнюю дань уважения князю Борису.

Святополк велел отвезти тело в Вышгород и похоронить Бориса в церкви св. Василия, а сам отправился пешком на гору. На гору, где находился княжеский дворец, олицетворявший власть, ради которой умерли уже двое. Однако Святополк хорошо знал, что это только начало длинной цепи убийств.

Рядом с князем шли Свенельд, Добрыня и Микула. Остальные воеводы, ведя под узды коней, отстали немного, настолько, чтобы князь мог вести доверительную беседу с сопровождающими его людьми.

Когда прошли с десяток шагов, Святополк с заплаканным безрадостным лицом, молчавший до этого, спросил Добрыию:

— Известно ли, кто убил Бориса?

Добрыня ответил невесело:

— К сожалению, неизвестно. Я знаю только, что его проткнули копьями через стену шатра. Когда же охранники попытались задержать убийц, они убили и их и ушли задами.

Святополк вздохнул и обратился к Микуле:

— Ну, а ты что скажешь, ведун?

Добрыня, не знавший Микулу и считавший его обычным княжеским отроком, после слов князя взглянул на него с нескрываемым удивлением в глазах.

Микула задумчиво проговорил:

— Борис умер не от ран, нанесенных ему копьем.

Святополк недоверчиво спросил:

— Почему ты так считаешь?

— В груди Бориса есть особенная рана.

— Какая?

— У него пробито мечом сердце, и это сделано позже, — сказал Микула.

— Как позже? — горячо спросил князь, резко останавливаясь. — Как ты это узнал?

— Этому есть много примет, — но наиболее наглядно то, что на полотне, в которое был завернут Борис, остались следы от меча, — пояснил Микула.

Святополк обратился к Добрыне:

— Воевода, так что ты скажешь на это?

Добрыня холодно проговорил:

— А то и скажу, что прав твой ведун! Борис был жив, когда мы его клали в повозку, поэтому мы и торопились в Киев.

Святополк спросил:

— Кто сопровождал раненого Бориса? Что он говорит?

— Боярин Блуд с четырьмя гриднями, — ответил Добрыня, и к его лицу прихлынула кровь. У него появилось смутное подозрение об истинной роли Блуда в смерти Бориса.

— Боярин Блуд старый предатель, — неприязненно проговорил Святополк.

Добрыня, вспомнив о событиях давно минувших лет, когда с помощью Блуда был убит Ярополк, и, подумав, что Святополк несправедлив к старому боярину, попытался заступиться за него:

— Блуд был не один, вместе с ними были четверо дружинников. Вот их имена: Елович, Ляшко, Талец, Путша. Они клятвой подтвердили слова Блуда.

Свенельд вмешался в разговор:

— Слышал я об этих дружинниках. Воины сильные, но корыстолюбивые.

Добрыня злобно огрызнулся:

— Мы все корыстолюбивы, и золотой телец наш бог. Уж не хочешь ли ты сказать, что их Блуд подкупил. Но в таком случае, откуда может быть вера мне?

Свенельд также обозлился:

— Вера тебе? Да никакой! Ты даже своего князя не уберег!

В горячке воеводы начали хвататься за рукоятки мечей, и Святополк поторопился прекратить спор.

— Выяснить все просто, достаточно спросить Блуда и этих гридней, — сказан он и потребовал: — Зовите их сюда.

Получив приказ, по колонне пробежались отроки и вскоре вернулись с докладом, что они не нашли ни боярина Блуда, ни названных гридней; и как говорят дружинники, они исчезли еще в дороге.

— Что скажешь на это, Добрыня? — зло спросил Святополк,

Добрыня вынужден был признать свою неправоту.

— Темное дело, — проговорил он неохотно и забормотал: — Ах, негодяи, неужели это они убили Бориса...

Свенельд опять едко задел Добрыню:

— Похоже, ты, воевода, стар стал, дальше своего носа нс видишь.

Добрыня тяжело вздохнул, но не нашел, что ответить.

А Святополк двинулся дальше. На ходу он проговорил:

— Нет никаких сомнений, что убийство Бориса дело рук Ярослава. Он убил его, потому что тот хотел помириться со мной. Но в борьбе за власть он также безжалостно убьет и других братьев...

Свенельд продолжил его мысль:

— Поэтому надо их предупредить, чтобы опасались Ярослава.

Добрыня обратился к Святополку:

— Князь, теперь я остался без князя и без дружины...

Святополк предложил:

— А ты послужи мне.

Для другого бы воеводы предложение Святополка было вполне подходящим. Но Добрыня вспомнил, как еще два дня назад уговаривал Бориса воевать со Святополком за власть над Русью, а еще раньше многие годы пытался погубить опасного пасынка. Да он и сейчас не испытывал к нему добрых чувств, и все слова Святополка казались ему хитрым обманом. Все же нелегко было старому воину резко переломить свои принципы.

— Нет, — отказался Добрыня. — Слишком долго мы были врагами. Не могу я служить тебе, но и против тебя не хочу вставать. Не уберег я своего князя, поэтому позволь я уеду к его брату Глебу.

— Хорошо, — сказал Святополк. — Спасибо за прямоту и правду — мы и в самом деле слишком долго враждовали, чтобы в один момент подружиться. Так иди к Глебу. И надеюсь, ты сбережешь хотя бы этого князя.

Он обернулся к Свенельду:

— И сегодня же пошли надежных гонцов к другим князьям.

 

Глава 30

Добрыня не очень поверил Святополку, когда тот утверждал, что Ярослав намеревается убить всех своих братьев. По его мнению, это скорее нужно было Святополку, чужому для Владимировых потомков человеку. Правда, действия Святополка пока не подтверждали этого подозрения. И даже, наоборот, не было необходимости Святополку, если бы он желал гибели сводных братьев, предупреждать их о грозящей опасности.

Справедливости ради надо признать, что люди слишком склонны держаться залетевших им в голову идей, даже если и невооруженным глазом видно, что они глупы и ложны. И чем старше люди, тем упорнее они защищают свои заблуждения. Добрыня давно стал консерватором.

Однако он слишком много воевал, чтобы бездумно совать свою седую голову под неприятности. Поэтому Добрыня здраво рассудил, что для Ярослава, если он и в самом деле желает убить своих братьев, важно удержать их в неведении относительно убийства Бориса. Для этого Ярослав вышлет на дороги, ведущие из Киева, отряды для перехвата гонцов. Поэтому в дорогу Добрыня подготовился основательно. Из еды взял лепешки и сушеного мяса. А чтобы не задерживаться из-за усталости лошадей, Добрыня взял целую пару запасных лошадей.

В попутчики Добрыне также напросилась молодежь из дружины Бориса, пожелавшая служить князю Глебу. Старики, за плечами которых было хозяйство и семьи, учитывая, что Святополк обращался с ними ласково и обещал не сгонять с насиженных мест, предпочли остаться в Киеве.

Молодежи в отряд Добрыни набралось человек двадцать, и это ему оказало существенную помощь, когда он действительно нарвался на засаду новгородских варягов в глухих лесах между Новгородом и Муромом.

К счастью, варягов, не рассчитывавших на столь многочисленное сопровождение гонца, оказалось мало и, столкнувшись с превосходящими силами, они поспешили скрыться.

В ходе короткой стычки отряд Добрыни не потерял ш единого человека. Да и варяги ушли невредимыми. Но почти незаметное столкновение имело важный итог — Добрыня окончательно избавился от своих заблуждений, и теперь он поверил Святополку.

Больше никто не задерживал Добрыню, и через две недели бешеной гонки он увидел стены Мурома.

 

Глава 31

В это утро князь Глеб выехал с несколькими своими боярами на соколиную охоту. Однако вскоре его, примостив на носилках между конями бояр, привезли назад. Произошло несчастье — любимый конь Глеба, тонконогий и быстрый, споткнулся, случайно попав ногой в нору.

Когда конь падал, Глеб не успел вынуть ногу из стремени и конь придавил его всей тяжестью.

Глеб отделался всего лишь ушибом ноги. Тем не менее из-за ушиба ни стоять на ногах, ни ехать в седле он не мог.

А вот коня, сломавшего ногу, пришлось зарезать. Боль в ноге Глеб воспринимал как неизбежное зло, которое можно было только терпеть, но вот слез из-за смерти любимца он стерпеть не смог.

Заплаканного Глеба бояре привезли на княжеский двор и на руках отнесли в спальню. Здесь Глебом занялся знахарь: он осмотрел ушибленную ногу, смазал ее какой-то мазью, пахнувшей сосновой хвоей, и дал выпить князю приятное питье.

В результате лечения князь почувствовал, что боль в ушибленном теле стихла, однако знахарь предупредил, что несколько дней князю нельзя будет вставать с постели.

В открытые окна спальни было видно небо с бегущими облаками, веял жаркий ветер, откуда-то доносились голоса людей, животных и птиц. В такую благодать для молодого человека улечься в постель на несколько дней все равно, что получить удар ножом в спину. К тому же на вечер у него было назначено тайное свидание с красивой девкой.

Однако молодой человек, рассудив, что на все воля Божья, с покорностью принял свое временное заточение.

Но скучать ему долго не пришлось. Вскоре дежурные отроки доложили, что гонцом от князя Святополка прибыл сам воевода Добрыня.

Со Святополком, в отличие от своего брата Бориса, Глеб не поддерживал никаких отношений. Поэтому сообщение о первом киевском воеводе, прибывшем гонцом от князя Святополка, вызвало у него серьезное недоумение.

Однако Добрыню в спальню приказал пустить немедленно.

Добрыня, войдя в спальню князя, увидел того лежащим в постели, и это ему очень не понравилось. Слишком серьезные события намечались на ближайшее время, чтобы сталкиваться с ними, лежа в постели.

Глеб, хотя и с большой долей настороженности, но встретил Добрыню приветливо. Ответив на приветствие почтенного воеводы, Глеб сразу спросил, как так вышло, что первый воевода киевской дружины приезжает гонцом от опального князя.

— Прежде чем я расскажу тебе, князь, о постигших нас многочисленных несчастьях, прочитай письмо, — сказал Добрыня и подал ему письмо князя Святополка.

Прочитав письмо, Глеб стал бледнее первого снега. Затем он снова его прочитал, но уже вслух: «Мой брат, шлю тебе известие, что наш отец великий князь Владимир умер. По предсмертному завещанию и по праву старшинства в роду я занял киевский стол. Мы с Борисом договорились, что он присоединится ко мне. А за это я ему дам еще волостей. Но когда Борис стоял на реке Альте, подосланные к нему Ярославом убийцы убили его. Я предлагаю тебе приехать в Киев, чтобы договориться обо всем. А за все я дам тебе владения, которые раньше принадлежали твоему брату Борису. Искренность моих слов подтвердит воевода князя Бориса боярин Добрыня. Он приведет к тебе Борисову дружину, из тех, кто желает служить тебе. Относясь к тебе с любовью, я не стал им препятствовать».

Закончив чтение, Глеб спросил Добрыню:

— Это правда?

— Истинная правда, — подтвердил Добрыня.

Глеб показал на лавку рядом со своей постелью и попросил:

— А теперь расскажи мне, боярин, что тебе известно обо всем этом.

Добрыня сел на лавку и начал рассказывать. Рассказывал он долго, наконец, закончил повествование словами:

— А еще Святополк передал тебе на словах : «Будь осторожен — Ярослав намеревается убить тебя». Так что, князь, суди сам, кто прав, кто виноват.

Как только он замолчал, Глеб, у которого глаза были полны слез, заплакал во весь голос. Он бессвязно говорил:

— Господи! Лучше было бы мне умереть с братом, нежели жить на свете этом. Если бы видел я, брат мой, лицо твое ангельское, то умер бы с тобою: ныне же зачем остался я один? Где речи твои, что говорил ты мне, брат мой любимый? Ныне уже не услышу тихого твоего наставления. Если доходят молитвы твои к Богу, то помолись обо мне, чтобы и я принял ту же мученическую кончину. Лучше бы было мне умереть с тобою, чем жить на этом полном лжи свете.

Рыдая, Глеб непрестанно крестился.

Наконец, он утих. Затем тихо спросил:

— Неужели это правда?

Добрыня подал голос:

— Я верю Святополку, на нас по пути напали варяги из войска Ярослава. Если Ярослав пытается задержать гонцов с вестью о смерти Владимира и Бориса, то, следовательно, он и в самом деле желает убить своих братьев.

Глеб неуверенно проговорил:

— У меня большая дружина и преданные люди, они защитят меня от убийц.

— А что ты будешь делать, если Ярослав придет с войском? — спросил Добрыня и, не получив ответа, сделал вывод: — Тебе надо договориться со Святополком. Святополку в одиночку противостоять Ярославу тяжело. Польский король Болеслав обещает ему помощь, но Святополк не хочет пускать чужестранцев в Русские земли. От них всегда тяжело избавляться. Поэтому за дружбу он обещает тебе отдать волости убитого Бориса и еще те, что он обещал ему.

— Наверно, ты прав, — сказал Глеб. — Но в столь важном решении мне следует посоветоваться с боярами.

Добрыня встал и поклонился:

— И еще есть у меня просьба — возьми меня и моих людей к себе в дружину.

— Я дам ответ после совещания, — сказал Глеб, чему Добрыня сильно удивился. Опытные воины, как он, в большой цене у князей, и заполучить такого воина считается редкой удачей. Владимир не один год уговаривал боярина Варяжа, чтобы тот ушел от печенегов. И даже то, что тот согласился вступить в дружину Святополка, Владимир посчитал серьезным успехом. Так что молодой князь Глеб сейчас проявлял слишком большое легкомыслие. В конце концов Добрыня мог обидеться и уйти к другому князю. Даже к Святополку, который готов был его принять.

Тем не менее, видя, что Глеб созывает бояр на совещание, и не желая его стеснять, молча вышел из спальни.

Выйдя на двор, Добрыня узнал, что, пока он разговаривал с князем, его дружинников удобно разместили на ночлег, и теперь они обедали в столовой.

Добрыня, думая о том, что в такой ситуации им вряд ли придется долго отдыхать, присоединился к обедающим. Угощение было богатым, и дружинники, польщенные этим, находились в приподнятом настроении. Не смутило их даже хмурое лицо своего воеводы.

Добрыня пока не стал им ничего пояснять о своем разговоре с Глебом. Однако веско посоветовал:

— Вы бы, друзья, на хмельное не налегали. Как бы нам не пришлось скоро отправиться снова в путь.

Кто-то обиженно спросил:

— А как же баня? Нам уже готовят баню. За дорогу мы вшами и грязью покрылись.

Добрыня усмехнулся:

— Ну, насчет бани не волнуйтесь, помыться все-таки успеем.

Когда Добрыня заканчивал обед, ему сообщили, что его вновь зовет князь Глеб. Добрыня спокойно доел и отправился в спальню князя.

В спальне он застал, кроме князя, несколько его ближайших бояр. Не предлагая присесть, Глеб высокопарно сообщил:

— Изучив сообщенные тобой известия, мы видим, что Ярослав решил отвоевать у Святополка киевский стол. Но в этом ему мешают его родные братья, поэтому он начал их убивать. Мы думаем, что злой Ярослав не угомонится, пока не убьет своих братьев. Поэтому мы пришли к решению, что надо договариваться со Святополком.

Добрыня согласно кивнул головой.

Глеб говорил дальше:

— Я собираюсь сходить в Киев, чтобы договориться со Святополком. Однако нечаянная болезнь не позволяет мне ни ходить, ни ездить на коне, поэтому мы пойдем на ладьях по воде малой дружиной.

— Это опасно. Ярослав, узнав, что ты идешь по воде, постарается напасть на тебя, — заметил Добрыня, который сразу понял опасность затеи Глеба.

Глеб проронил:

— К тому же нельзя Муром оставлять без войска, булгары в последнее время сильно беспокоят наши земли. И лучше я один буду рисковать жизнью, чем городом.

Добрыня склонил голову:

— Тебе виднее, князь.

Глеб приподнял голову:

— А в отношении тебя и твоих людей у меня будет такое решение — я принимаю вас в свою малую дружину. Поэтому готовьтесь в поход. За ночь ладьи приготовят и на рассвете выходим.

Добрыня заметил, что при этих словах лица бояр омрачилось недовольством.

 

Глава 32

В своих землях Блуд легко нашел отряд Будого. Те прятались в лесу, однако существует множество примет, выдающих присутствие человека в лесу. То бабы, собирающие ягоды и грибы, наткнутся на след людей, то мужики видят неизвестного всадника.

Во всяком случае Блуда, сопровождаемого непрерывным эскортом сорок, местные смерды привели к балке. Однако, подведя к балке и показав след, ведущий к лагерю, смерды отказались подходить ближе.

По их словам, лагерь был рядом, и Блуд не стал выяснять причин, по которым смерды не хотят идти туда. Впрочем, и без их объяснений понятно почему: варяги, как правило, обращаются с местными жителями грубо, и потому те предпочитали держаться от них подальше.

Оставив показывавших дорогу смердов, Блуд, не слезая с коня, отправился по следу, который шел по едва заметной тропе. При этом, опасаясь, чтобы дозорные ненароком не пустили в него стрелу, он вел себя нарочито шумно — громко говорил и задевал ветви кустов.

Это имело ожидаемый эффект — шагов через сто он увидел стоящего посредине тропы воина в доспехах с копьем в руке. Когда Блуд подъехал к нему, воин направил на него копье и скомандовал:

— Стой!

Тут же из кустов появились еще двое воинов, которые взяли коня Блуда под узды. Теперь Блуд никуда не мог уехать.

Стоящий на тропе воин начал допрос:

— Кто такой? Куда едешь?

По его говору было заметно, что он чужой для этих мест. На его плечах был знакомый серый плащ без княжеских знаков. Блуд догадался, что, следовательно, это были те, кого он и искал.

— Я боярин Блуд, ищу воеводу Будого, — сказал Блуд.

— Зачем он тебе? — спросил воин.

— А это я скажу только ему, — смело ответил Блуд.

Воин подумал немного и, убрав копье, сказал:

— Слезай, боярин, с коня и пошли.

Один из воинов, державших коня под уздцы, напомнил:

— Ему надо бы глаза завязать.

Первый воин отмахнулся:

— Это ни к чему, — и обратился к Блуду: — И имей в виду, боярин, что если ищешь Будого без дела, то тебе придется плохо.

Блуд, слезая с коня, недовольно пробурчал:

— Об этом не беспокойся.

Через минуту Блуда привели к самому лагерю, и, осмотрев стан новгородцев, Блуд восхищенно цокнул языком:

— Хитер, однако, Будый, хитер! Под этой ивой трудно заметить его отряд.

Впрочем, Будый, разглядев издали Блуда, уже сам встречал его. И как только Блуд подошел к нему, обнял его:

— Здравствуй, дружище! Рад, что ты еще жив.

— А я тем более! — проговорил Блуд, дружески хлопая Будого по спине.

Будый провел его в глубину своего убежища, здесь они расположились на толстом войлоке, рядом с костром, над которым на вертеле прела туша оленя.

По знаку Будого один из его воинов расстелил перед ними белое полотнище и выставил на него медовуху и угощение.

Для угощения он вырезал узким ножом из туши оленя несколько больших кусков сочного мяса.

Будый обвел широким жестом скатерть и предложил:

— Отведай, дружище, нашей скромной пищи.

Блуд взял кубок с медом и поднял:

— С удовольствием! Тем более что я привез тебе хорошие вести.

Они осушили свои кубки, и Блуд, жуя мясо, начал рассказывать. Когда он закончил рассказ, Будый с довольным видом вытер жирные руки.

— Отличные вести! — радостно проговорил он. — Владимир мертв, Борис мертв. Теперь пришло время заняться и остальными.

Блуд напомнил:

— Если Святополк умный человек, что, кстати, доказывают его действия, то он должен послать гонцов к другим братьям и предупредить их об опасности.

Будый засмеялся:

— И хорошо. Тогда они побегут из своих убежищ, как крысы из горящего дома. В поле их легче убить, чем за дворцовыми заборами.

— За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь, — сказал Блуд и пояснил: — У Ярослава остались опасные соперники: муромский князь Глеб, древлянский князь Святослав и Мстислав, князь тмутараканский.

— Вот их и надо убить, — сказал Будый.

— А как сам Ярослав смотрит на это? — осторожно поинтересовался Блуд.

— Об этом не беспокойся, — успокоил Будый, — Ярослав поручил мне после смерти Владимира убить и остальных братьев.

— И малых? — спросил Блуд. — И Судислава? И Позвизда? И Станислава?

— Эти нам не нужны, — снисходительно сказал Будый. — Они пока как щенки, кто им свистнет, за тем и побегут. А скорее забьются в темную конуру. Дружины их слабы. А прав на киевский стол никаких. Так что займемся этими тремя.

Блуд спросил:

— И как же ты это предлагаешь сделать?

Будый усмехнулся:

— В одиночку двух зайцев не поймать, поэтому разделимся на два отряда. Я пойду на Святополка. А со вторым отрядом ты пойдешь на Глеба.

Блуд покачал головой:

— Не очень-то я знаю твоих людей, чтобы командовать ими.

— А ты и не командуй ими, ты воевода. А начальником отряда я назначу Горясера. Он воин хваткий, но здесь нужна ума палата, как у тебя. Поэтому прикажу ему тебя во всем слушаться, — сказал Будый.

— Договорились, — согласился Блуд и напомнил: — А Мстислав?

— На этого сил у нас нет. К тому же сидит он далеко. Поэтому отправлю к Ярославу гонца, пусть он сам отправляет кого-либо на Мстислава.

 

Глава 33

На следующее утро Будый разделил свой отряд на две части, и они разъехались. И все же хитрый и осторожный боярин не поехал сразу в Муром, хотя первый новгородский воевода и утверждал, что Ярослав дал ему указание убить братьев, однако Блуд решил в этом убедиться лично. Поэтому сначала он заехал в Новгород к Ярославу.

Ярослава он нашел в Ракомо, где также обнаружил собирающееся войско. Блуд, знавший хорошо силы Святополка, профессионально оценил войско — народу набиралось много, хотя особого преимущества над силами Святополка и не было. Блуда порадовало другое: судя по приготовлениям, Ярослав намеревался довести дело до конца.

Ярослав боярина Блуда встретил благожелательно. Предложил присесть рядом с собой и отобедать. Во время обеда Блуд похвалил собранное Ярославом войско, однако высказал осторожное сомнение, что этих сил вряд ли хватит для победы над Святополком в случае, если к нему присоединятся другие князья.

Поняв, на что намекает ушлый боярин, Ярослав спокойно проговорил, что он надеется на то, что Будый найдет возможность разрешить данную проблему.

Блуд проронил, что он обсуждал с воеводой возможность решения этой «проблемы», однако опасается, что воевода берет на себя слишком много.

Блуд говорил туманно, но Ярослав, догадавшись о его сомнениях, с легкой улыбкой сообщил, что воеводе Будому даны широкие полномочия, и потому он вряд ли их смог превысить. А если и превысил, то ничего в этом страшного нет.

Блуд удовлетворенно склонил голову и заметил, что Будый просил его взять на себя решение проблемы с Глебом и даже выделил ему для этого своих людей.

Ярослав спросил:

— Так в чем же дело? Людей мало?

Блуд с такой же легкой усмешкой заметил, что для устройства дел с Глебом людей ему вполне хватает, он возьмет дополнительно только своих давних друзей — Ляшко, Еловича, Талеца и Путшу. Не решен вопрос другого рода — деньги.

Блуд посетовал:

— Шибко корыстный народ ныне стал. Без золота стало сложно находить себе друзей.

Ярослав притворно вздохнул:

— Понимаю тебя, боярин, ох как понимаю. Но я думаю, что мы эту заминку сегодня же решим, ты получишь все, что тебе нужно.

Князь сдержал свое слово. Как только закончился обед, боярин Блуд получил все, что им было необходимо: по паре коней на каждого воина, чтобы ехать быстрее, мешки с золотом, продовольствие.

И задолго до наступления вечера Блуд со своим отрядом так же тихо уехал, как и пришел. На прощание Ярослав лишь предупредил, что Глеба надо искать в Муроме.

Отряд Блуда ехал довольно быстро и до наступления темноты отмахал приличное расстояние. На ночлег они остановились уже в потемках. Благо к этому времени они оказались на берегу реки.

Ужинали скромно, хотя и развели костер, однако в сухомятку, варить ничего не стали. Пока ужинали, удобно устроившись вокруг костра, невольно завязалось обсуждение того, как безопаснее выполнить задание князя. В беседе перебрали несколько вариантов и в конце концов сошлись на том, что в городе князя убить намного сложнее, чем в поле, притом что для самих шансов на выживание слишком мало. Впрочем, Блуд не разделил их пессимизма.

Глядя на синие огни, гуляющие по углям догорающего костра, Блуд, лежа на мягкой попоне с флягой вина в руке, рассуждал:

— Иисус Христос говорил: «богу — богово, цезарю цезарево». Что он этим хотел сказать? Только одно — что у каждого своя стезя. Если у тебя появляется возможность получить выгоду, так получай. Земные богатства не имеют никакого значения для Бога, для него имеет значение только вера. Но человек, проживающий на земле сытую жизнь, имеет больше возможности обращать свою душу к Богу. Богатый человек может построить храм. Может пожертвовать для церкви богатую утварь. А что нищий? Нищий — ничего. Нищий думает только о том, как бы нажраться и удовлетворить свои низменные желания. Поэтому для Бога нужнее человек богатый, чем нищий. Бог любит грешников, ради их спасения он и посылал своего сына. Люди на словах восхваляют праведных ангелов, а дело предпочитают иметь с падшими ангелами. А раз так, то понятно, почему люди охотно продаются — так им положено нашим Господом. Я верю, что Божье провидение и поможет нам с Глебом. И обязательно найдется кто-либо рядом с Глебом, кто продаст его и убьет за наше золото.

Четверка старых сообщников Блуда, слушая его заумные рассуждения и мало что понимая в смысле его слов, только согласно кивала головами. Они уже убедились, на какие подвиги был способен этот старый боярин, поэтому, надеясь, что он и в этот раз придумает что-либо коварное, полностью положились на него.

Засомневался молодой Горясер:

— А как же мы найдем того, кто захочет убить Глеба? Мы же не будем объявлять об этом на вечевой площади Мурома?

— А что? Хорошая мысль! — рассмеялся Блуд. Остальные дружинники также насмешливо заулыбались. Блуд снисходительно сказал: — Но мы так не будем делать, потому что народ может нас неправильно понять, и прежде чем мы объясним, что шутим, нас утопят в реке.

— Но как мы появимся в Муроме? — спросил Горясер.

— Просто... — Блуд придал лицу «честное» выражение. — Скажем правду! Мы скажем Глебу, что мы послы Ярослава и присланы, чтобы предупредить его, что Святополк убил Бориса и теперь хочет убить его самого.

Горясер от изумления открыл рот:

— А если Святополк уже прислал к нему послов и если, об нам не поверит? — усомнился он.

Блуд усмехнулся:

— Пока он разберется в горах лжи, что мы нагородим, мы подкупим кого-либо из его бояр и убьем Глеба. Говорят, у Глеба в дружине одни мальчишки — это нам будет на руку.

Блуд зевнул:

— Ну, ладно, скоро утро, надо немного поспать.

Он положил голову на седло и тут же уснул.

Утром они выехали, когда еще было темно.

На второй день, когда подъезжали к верховьям Волги, они заметили плывущие по реке ладьи. Ладьи должны были плыть со стороны Мурома, и Горясер предложил расспросить пассажиров о том, что происходит в Муроме и где находится князь Глеб.

Но Блуд почему-то решительно воспротивился, и хотя Горясер и был начальником отряда, но вынужден был все же подчиниться хитроумному боярину. По распоряжению Блуда дружинники спрятались в кустах на берегу и стали дожидаться, пока ладьи проплывут мимо. Ладьи шли на веслах, и над рекой раздавалось ритмичное пение.

И так как река в этом месте была узкая, то спрятавшиеся дружинники хорошо видели людей на ладьях. Однако юношу, лежащего среди перин на носу первой ладьи, они заметили только, когда ладья прошла мимо. Но никто на него не обратил внимания. И только Блуд, увидев юношу, тихо ахнул: «Да это же сам Глеб!»

Затем он легко сделал вывод. Этим путем ходят по воде в Киев. А раз Глеб идет в Киев, то, стало быть, ему уже известно о событиях, произошедших там. Но так как Ярослав не извещал Глеба об этом, то его мог известить только Святополк. Из этого следовало, что Глеб идет в Киев для того, чтобы договориться со Святополком.

Далее мысль уже сама развивалась. Но если Святополк сообщил Глебу об убийстве Бориса, то он сообщил и о том, кто к этому причастен.

Боярин похолодел. Ему повезло. Если бы он не задержался, заезжая к Ярославу, а поехал прямо в Муром, то уже сидел бы в подвале у Глеба. А из этого подвала путь был только под топор.

Боярин почувствовал нестерпимое желание удрать как можно дальше от реки, и ему пришлось приложить немало сил, чтобы удержать себя на месте.

Когда ладьи отошли на достаточное расстояние, Блуд облегченно вздохнул и тут же подозвал к себе дружинников. Кося глазом на уплывающие ладьи, Блуд объявил:

— В передней ладье я видел Глеба, поэтому наш план меняется. Теперь мы должны догнать ладьи у места ночевки и напасть на Глеба. Как я видел, воинов у него мало, и те сплошь отроки, так что мы легко справимся с ними.

Горясер предложил:

— Давайте я пойду на ладью, как гонец от Пределавы. А вы следуйте за ладьями. Я все выведаю, и, когда они остановятся на ночевку, вы по моему знаку нападете и убьете Глеба.

Блуд всего несколько секунд — ладьи уходили, и время нельзя было терять — подумал и согласился.

Они быстро договорились о знаках, которые должен был подать Горясер, когда наступит удобный для нападения момент, и Горясер погнал коня что есть мочи вдогонку за ладьями. Через час он опередил ладьи, плывущие неторопливыми лебедями, и остановился на мысе, удобном для причаливания.

Тем временем Блуд с остальными дружинниками поска кали дальше, разыскивая место, где Глеб мог бы остановиться на ночлег.

Как только появились ладьи, Горясер начал махать шапкой, подавая знаки. Его заметили, и вскоре ладья с Глебом причалила к берегу. А рядом с ней и другие.

Глеб выглянул из-за борта.

— Кто таков? — строго спросил он.

— Я Горясер. Ищу тебя по поручению княжны Предсла-вы, — сказал Горясер.

Имя Горясера Глеб раньше не слышал, но имя Предславы, о роли которой в смерти Владимира Святополк все же ему не сообщил, послужило хорошим пропуском на борт княжеской ладьи.

— От Предславы? — переспросил Глеб.

— От Предславы. — волнуясь, повторил Горясер. — У меня от нее важное сообщение.

Глеб распорядился:

— Тогда забирайся на ладью. Нам некогда задерживаться, мы идем в Киев. На борту все и расскажешь.

Горясер забрался на борт княжеской ладьи. А его коня забрали на последнюю ладью, где везли коней всей дружины.

Забравшись в ладью, Горясер ловко пробежал на нос и предстал перед князем.

— Так что мне передавала Предслава? — спросил лежащий среди пуховых подушек Глеб. Он посматривал на Горясера подозрительно, так как хорошо помнил, что Предслава и Ярослав были от одной матери и всегда держались вместе. Поэтому посол от Предславы не вызывал у него особого доверия. Тем не менее посла следовало выслушать.

Горясер прикинул. Рядом с Глебом стояли двое вооруженных воинов. Они смотрели, как ладьи сталкивают на открытую воду. Горясер видел только их широкие спины. Слишком широкие для молодых воинов. Поэтому эти спины очень не понравились Горясеру.

Интуитивно опасаясь подвоха, он начал говорить, растягивая слова:

— Предслава передавала тебе... что... Князь Борис...

Внезапно ладьи качнулись так, что Горясер едва удержался на ногах, затем они плавно закачались. Горясер догадался, что ладьи вытолкнули на спокойную воду. Подтверждая его догадку, шлепнули весла о воду, и кто-то затянул заунывную песню.

Воины, стоявшие рядом с Глебом, обернулись, и Горясер увидел перед собой очень крепких зрелых воинов. Один даже был почти старик, но он был мощный, как богатырь.

Видя смятение Горясера, Глеб пояснил:

— Это воевода Владимира Добрыня.

Первый киевский воевода Добрыня был хорошо известен на Руси, и Горясеру сейчас было не совсем понятно, каким образом этот воевода оказался рядом с Глебом. Однако в этом чувствовалась опасность. Горясер почти не сомневался, что Добрыня подробно рассказал Глебу об обстоятельствах смерти Бориса.

В результате этого ранее подготовленное Горясером сообщение якобы от Предславы уже не годилось. Однако Горясер вспомнил совет Блуда говорить «правду», и с наглой уверенностью заговорил:

— Предслава передает тебе, что Великий князь Владимир умер. А твой брат Борис убит.

Глеб, покосившись на Добрыню, твердые губы которого растянулись в язвительной ухмылке, с усмешкой проговорил!

— Однако ты, гонец, задержался со своим известием.

— Прости, — сказал Горясер. — Однако я попал в Муром, когда ты из него уже ушел. Пришлось мне догонять.

Добрыня подал голос:

— Что-то я не видел тебя среди своих дружинников?

— А я не киевский дружинник, — сказал Горясер. — Я из Ростова, потому ты меня не знаешь.

— А как же ты оказался в Киеве? — с подозрением спросил Добрыня.

Горясер охотно пояснил:

— Меня князь Борис оставлял в Ростове. Но через некоторое время я должен был приехать в Киев с известием о делах в Ростове. Когда я приехал в Киев, Борис был уже убит, то Предслава попросила меня передать тебе известие о смерти отца и брата.

— Откуда ты знаешь Предславу? — подозрительно спросил Добрыня.

Горясер пожал плечами:

— Я ее не знаю. Но Борис говорил, что если что с ним случится, то можно обращаться к княжне.

Объяснение показалось странным Глебу, и чувствуя, что Горясер что-то не договаривает, либо путает, он спросил напрямую:

— Так кто убил моего брата?

Горясер помялся и ответил:

— О том точно неизвестно... Но Предслава сказала, что его убил боярин Блуд по приказу князя Ярослава.

Добрыня и князь Глеб многозначительно переглянулись. Они вспомнили о предупреждении Святополка, что на Глеба могут покушаться. Однако по разумному соображению посланец Ярослава не мог прямо обвинять своего хозяина в страшном преступлении. Поэтому его слова несколько внесли в подозрения Глеба и Добрыни трещину.

Чтобы окончательно развеять свои сомнения, Добрыня решил применить хитрость: придав своему лицу озабоченное выражение и промолвив, что давно не был в Киеве, поинтересовался, не знает ли Горясер, почем этим летом овес на киевском торгу.

Горясер спокойно и без запинки назвал цены. Блуд предвидел такую проверку, а потому тщательно проинструктировал своего лазутчика.

Ответ Добрыню устроил, и он больше ни о чем не спрашивал гонца.

После этого Глеб велел Горясеру идти в другой конец ладьи и там пообедать, после чего может вернуться назад.

Когда Горясер ушел, Глеб спросил присевшего рядом Добрыню, что он думает обо всем этом.

Добрыня отметил, что гонец довольно странно ведет себя, и это вызывает подозрение в том, что он является лазутчиком Ярослава. Тем не менее Добрыня признал, что его проверка показала, что Горясер знает о ценах на киевском торгу, как будто недавно оттуда приехал; знает он и другие детали, о которых не мог знать, не побывав в Киеве. А потому, возможно, он и не лжет. Но в любом случае один человек не может представлять опасности.

На этом и сошлись. И когда Горясер пообедал и вернулся назад, Глеб поинтересовался, где он хочет выйти. На что Горясер ответил, что намеревается вернуться в Киев, так как ростовская дружина пока находится в тех местах.

Желание Горясера показалось Глебу обоснованным, и потому он велел предоставить ему место в ладье.

Больше на Горясера никто не обращал внимания, и он пристроился рядом с княжеским поваром Торчиным. Видимо, он нашел себе подходящего собеседника, так как они долго о чем-то разговаривали. На их разговор никто не обратил внимания, хотя и было видно, что они старались, чтобы их разговор никто не слышал.

Когда солнце покраснело и начало клониться к горизонту, князь Глеб велел искать место, чтобы пристать к берегу на ночевку.

По реке ходило множество ладей, поэтому все места, удобные для ночевки, были давно известны. По правилам требовалось, чтобы берег был ровным, рядом желателен чистый родник и лес, чтобы собрать дрова для костров.

Через полчаса ладьи пристали к такому месту. Часть дружинников принялись ставить шатры, другие отправились за дровами.

Горясер также отправился в кусты, чтобы оправиться после долгого сидения в ладье.

Назад он вернулся с каким-то кожаным мешочком в руках. Судя по тому, что он держал мешочек обеими руками, он был довольно тяжелый.

Однако Горясер сразу направился к Торчину, готовившему ужин для князя, которому и передал этот мешочек. Взяв мешочек, Торчин, подозрительно оглядываясь, спрятал его среди своих вещей.

 

Глава 34

Пока ставился шатер и готовился ужин, Глеб приказал перенести себя на берег. Недалеко от костра для него поставили кресло, а, чтобы было помягче, кресло устлали пуховыми подушками. Удобно устроившись среди подушек, Глеб с удовольствием наблюдал за своими отроками.

Свободные от дел молодые воины, долго просидевшие в ладьях, с удовольствием разминали ноги, гуляя по берегу реки. Бросали в реку камни, соревнуясь, кто кинет дальше. Если бы не больная нога, Глеб и сам бы присоединился к ним.

Рядом с Глебом на деревянный чурбачок присел Добрыня с недовольным лицом.

— О чем печалишься, боярин? — спросил Глеб.

Добрыня кивнул в сторону гуляющей молодежи. — Нехорошо это...

— Что нехорошо? Что гуляют? — спросил Глеб, думая что Добрыня, как это свойственно старым людям, просто брюзжит.

— Гулять дело полезное и для молодых, и для старых, — сказал Добрыня. — Но твой воевода не удосужился выставить охрану.

— Да зачем же нужна охрана? — удивился Глеб. — Еще светло, да и кто может напасть на княжескую дружину?

— Вот так же думал и великий воин Святослав, — с осуждением проговорил Добрыня. — Потому и погиб под мечами печенегов.

Печальный конец переоценившего свои силы деда был хорошо известен Глебу. Но он не видел ничего общего с ситуацией, в которой оказался Святослав, и той, в которой находился он сам, — в глубине русских земель, в спокойном месте, где никто не мог ему угрожать. Однако, чтобы успокоить Добрыню, он проговорил, что охрану обязательно выставят после ужина.

Ночь медленно покрывала землю. В наступившем сумраке было трудно разобрать лица. Поэтому никто не обратил внимание на нескольких воинов, вышедших из леса с вязанками хвороста на плечах.

Воины, держась плотной группой, неторопливо и уверенно прошли к месту, где ставился шатер для князя и где горел костер. Затем, скинув вязанки на землю около костра, они неожиданно выхватили мечи и с воинственными криками бросились на князя Глеба.

Недалеко от Глеба сидели двое отроков, которые должны были защитить его от непредвиденных случайностей. Чудесный вечер оказал на них расслабляющее влияние, и они, забыв ранее данные им наставления быть особо внимательными в связи с тем, что на князя могут напасть убийцы, потеряли бдительность. Потому внезапное нападение оказалось для них неожиданным, и пока молодые отроки приходили в себя, они были порублены.

Остальные дружинники, испуганные дикими воплями, также не понимая, что происходит, бросились врассыпную, как испуганные зайцы.

Только один Добрыня, испытавший на своей жизни несчитанное количество схваток, при первых же криках выхватил меч и дал ожесточенный отпор нападающим. Он один сумел сковать пятерых. И вскоре рядом с ним начали вставать другие дружинники.

Пока их было мало, но Добрыня умело построил их плотной стеной вокруг Глеба, который из-за болезни мог только безучастно наблюдать за схваткой.

Противник у Добрыни оказался довольно сильным, и еж вынужден был приложить все силы, чтобы не допустить убийц к князю. Поэтому он не мог видеть, что, пока он бился, повар Торчин, находившийся рядом с князем Глебом, выхватил нож с узким лезвием, которым он готовил пищу, и из-за спины вонзил его в шею Глеба, рядом с ключицей. Длинное лезвие прошло сверху вниз и проткнуло сердце. Это был надежный удар убийц. После такой раны никто уже не выживал.

Тихо охнув, Глеб закатил глаза и зарылся в мягкие подушки. А Торчин, уловив момент, проскользнул между защитниками и побежал в сторону леса.

Думая, что повар струсил, ему крикнули вслед, чтобы о и возвращался, так как в лесу ему легко погибнуть.

А нападавшие, увидев убегающего повара, почему-то ослабили натиск и через несколько секунд также побежали в лес. Добрыня и его воины попытались их преследовать, но, вспомнив о князе, поспешили вернуться назад.

Однако Добрыня, который спешил сообщить князю Глебу, что нападение удалось удачно отразить, в кресле его не нашел. Он увидел лишь, что подушки, лежавшие в кресле, были разбросаны, а внизу темным свинцом блестела лужа крови.

Эта картина заставила сердце старого воина замереть в предвидении страшного. Он суетливо пробежался по кровяному следу и увидел между двумя колодами на берегу лежащего князя, освещаемого пляшущими языками костра.

Подойдя к князю ближе, Добрыня убедился, что он мертв.

Пели любовную песню соловьи. Начали возвращаться пришедшие в себя дружинники. Их оставалось немного.

Добрыня с горечью проговорил над телом молодого князя:

— Так Глеб был принесен в жертву Богу. И вместо благоуханного фимиама жертва разумная, и принял венец царствия Божия, войдя в небесные обители, и увидел там желанного брата своего, и радовался с ним неизреченною радостию, которой удостоились они за свое братолюбие. Как хорошо и как прекрасно жить братьям вместе! И соединились они телами, а сверх того и душами, пребывая у Владыки, Царя всех, в радости бесконечной, в свете неизреченном и подавая дары исцеления Русской земле и всех приходящих с верою из иных стран исцеляя: хромым давая ходить, слепым давая прозрение, болящим выздоровление, закованным освобождение, темницам отверзение, печальным утешение, гонимым избавление.

 

Глава 35

Древлянский князь Святослав, получив от Святополка известие об убийстве Бориса, рассуждал недолго. Он моментально сообразил, что в возникшем споре за наследство Владимира между Святополком и Ярославом он, хотя и не претендовал ни на что, оказался между двумя жерновами.

Святополк, севший в Киеве по праву старшинства, стремясь избежать конфликта, предложил Святополку дружбу и мир, за что пообещал дополнительные волости.

В данном раскладе сил все было бы ясно, если бы Борис, у которого была отцовская дружина, присоединился к Святополку. В этом случае Святополк имел бы серьезное преимущество в силах. Тогда бы и Святослав, без сомнения, встал бы на сторону Святополка. Но Борис убит, в результате чего Святополк лишился союзника. Это сильно ослабило Святополка, и потому Святослав решил, что на его сторону вставать опасно.

Но и встать на сторону Ярослава было невозможно.

Рюрик в свое время пришел с севера. Но его последующие потомки, княжившие на Руси, утратили связь с северной стороной. Русские князья женились на дочерях королей соседних стран. Вышло так, что и Святополк, и Борис, и Святослав породнились с западными соседями. И только Ярослав породнился с северными королями, которые видели в своих южных соседях исключительно объект поживы.

Норманны грабили корабли, прибрежные селения, монастыри и даже целые города: Париж, Севилью. Сейчас они захватывали земли для поселения на Британских островах. На севере Франции, где норманны получили земли в лен от французского короля, образовалось герцогство Нормандия. В итоге хищные северные соседи для южных русских князей превратились во врагов.

В результате, встав против Святополка, Святослав навлекал на себя недовольство соседей, родственников — венгерского короля и, что неприятнее всего — гнев польского короля Болеслава, который не трогал древлянские земли только потому, что являлся тестем Святополка.

Так что открыто вставать на сторону одного из соперников было опасно, и Святослав здраво решил, что, пока идет драка, ему лучше держаться от нее подальше. А когда драка закончится и утихнут страсти, можно будет мирком да ладком начать решать и свои проблемы. Победитель все равно вынужден будет что-то уступить. Тут главное живым остаться.

Поэтому, выслушав гонца, Святослав ничего ему не ответил. Но как только он ушел, тут же приказал собираться малой дружине, чтобы рано утром выйти в поход. В дружину приказал включить только самых надежных воинов.

И так как Святополк предупредил о возможном покушении, то Святополк предпринял все меры, чтобы скрыть свои планы от убийц. Собирая дружину, Святослав даже словом не обмолвился о том, куда он собирается идти. Затем он вышел из города затемно, за пару часов до назначенного времени. А выехав из города, чтобы запутать следы преследователей, вначале он повел дружину в сторону Киева. Но через несколько десятков верст он резко повернул на юг, в сторону Угорских гор. Только после этого стало ясно, что он бежит в Венгрию, откуда была родом его жена.

Святослав вел отряд быстрым шагом, насколько это было возможно. Для ускорения хода уставших коней меняли на ходу. Так они бежали до самого вечера. И только когда наступили сумерки, увидев заросшие лесом горы, Святослав расслабился и повеселел, — теперь он был уверен, что убийцы его не смогли найти.

Тем не менее, несмотря на наступающую ночь, он не разрешил остановиться на ночлег во встретившейся по дороге деревушке. И только удалившись от нее на достаточное расстояние, он приказал остановиться в укромном месте, на берегу горной реки. В узком горном ущелье, среди камней, он почувствовал себя в безопасности.

Но шатры на ночь Святослав, сославшись на то, что им придется выходить рано утром, все же не разрешил раскидывать. Он не хотел, чтобы что-то выдавало его стоянку. Тем не менее костры для обогрева и приготовления пищи пришлось зажечь. Святослав вынужден был на это согласиться, так как предстоящий день обещал быть не менее тяжким, чем прошедший, — Святослав надеялся за следующий день преодолеть горы и оказаться в безопасной для него Венгрии. Но чтобы совершить такой длительный переход, придется ехать без остановок, даже на прием пищи.

Быстро запахло печеным мясом, и князь с дружиной на расстеленных войлочных коврах приступил к ужину. Чтобы заглушить усталость и подготовиться к следующему дню, дружинники открыли бочонок с вином.

Выпив вина, дружинники, с закрывающимися от усталости глазами, вели полусонные беседы. А вскоре разговоры начали стихать.

Святослав не первый раз ходил в поход, поэтому заблаговременно побеспокоился об организации охраны лагеря, выделив для этого целую четверть своего отряда.

Но прошедший день оказался слишком тяжел, и, стоявшие на страже воины с трудом сдерживались, чтобы не уснуть.

С наступлением темноты, особенно густой в горах, они уже с трудом разбирали, где явь, а где сон. Поэтому сторожа и не заметили, как по дороге тихо подъехало несколько всадников в черных одеждах.

Зато те, почуяв чадящие костры, остановились, не доезжая до лагеря пару сотен шагов. Они слезли с лошадей и надежно привязали коней к веткам деревьев. Пристроив лошадей, они взяли оружие и направились в сторону лагеря.

К спящему лагерю они подошли незаметно, и вскоре часовые беззвучно сипели с перерезанными глотками на берегу речки. За шумом бегущей воды в горной реке в лагере никто не услышал предсмертных криков часовых.

Расправившись с часовыми, убийцы занялись спящими людьми. Выбрав себе жертвы, они дружно вонзили в сердца спящих людей кинжалы и мечи. Под их ударами спящие люди лишь таращили бессмысленные глаза. Они не успевали ничего понять, как смерть затягивала их глаза белой пеленой.

Так перебили всех дружинников. Остался только один человек, которого убийцы не тронули.

А князю Святославу снился весенний сад. Пышно цвели белые цветы. Неожиданно по саду пролетел холодный ветер, и в его глазах потемнело.

Очнувшись, князь увидел, что его крепко держат под руки неизвестные люди с укрытыми за темной тканью лицами. А его воины повсюду лежат в безжизненных позах.

Князь Святослав подумал, что на его дружину напала банда разбойников, и грозно крикнул:

— Я князь Святослав! Любой, кто посмеет тронуть меня, будет убит моими братьями.

Перед князем встал человек:

— Не кричи, мы знаем, кто ты, — проговорил он и коснулся рукой повязки на лице. Повязка упала, и Святослав узнал человека — это был первый воевода Ярослава Будый.

— Будый! Я спасен! — радостно воскликнул князь. — Но кто напал на меня?

И он тут же осекся, заметив, что по лицу новгородского воеводы блуждает странная улыбка.

— Это мои люди перебили твою дружину, — проговорил Будый.

Святослав понял, что произошло, и похолодел.

— Ты убьешь и меня?

Тем не менее он еще надеялся, что Будый просто увезет его в плен к Ярославу. А с братом Святослав найдет общий язык. Он уговорит его сохранить ему жизнь. В конце концов он же не встал на сторону Святополка.

Воевода вздохнул:

— Князь Святослав, ты был хороший человек.

— Но почему был? — с трудом проворочал одеревеневшим языком Святослав. — Я же жив!

— Нет, ты уже мертв. Ты просто этого пока не знаешь, — холодно сказал Будый.

— Но я же дышу. Мое сердце бьется. И мои глаза видят, — заплакал Святослав, надеясь разжалобить убийц.

Но Будый, не слушая его стенаний, неторопливо вынул из ножен кинжал. В свете костра он был словно покрыт красной ржавчиной.

Теперь Святослав окончательно осознал, насколько напрасны его мольбы. Последние силы его покинули, и его колени подкосились, но ему не дали упасть поддерживающие его люди. Но через секунду, его опустили на колени и кто-то сильно и безжалостно потянул волосы князя назад, до боли загибая голову, чтобы открыть горло.

Будый аккуратно приставил кинжал к беззащитному горлу Святослава и проговорил:

— Поверь, Святослав, я всегда относился к тебе с симпатией. Но князь Ярослав приказал убить тебя и всех твоих братьев. Знай, я прикажу попам молиться, чтобы ты попал в рай.

Будый решительно и сильно провел острым кинжалом по горлу несчастного князя. Из его горла фонтаном хлынула кровь. Святослав задергал ногами и захрипел, как будто желая что-то еще сказать этому миру. Сказать самое сокровенное, что открылось ему в последнее мгновение. Но никто не хотел его слушать. Князя небрежно толкнули ногой в спину, и он упал, обрывая холеные ногти о холодные камни.

 

Глава 36

Ярослав стоял на полпути на Киев почти две недели. Теперь его войско пополнилось значительным количеством новгородцев. Забыв обиды, нанесенные им варягами, они теперь вместе пили мед и вино, и грабили окрестные села, и насиловали баб и девок.

Ярослав глядел на это сквозь пальцы, только посмеивался.

Первым в лагере появился Блуд со своей шайкой, Горясером и Торчиным. К Ярославу так вместе и явились.

Сообщал Блуд:

— Сделали приказанное тобою, — сказал он.

Ярослав от радости затрясся, тут же приказал накрыть стол, за который посадил Блуда и его сообщников. За столом они рассказывали в деталях, как все происходило.

Горясер с живостью рассказал, как дружинники Глеба, испугавшись нападения, прятались по кустам, как мыши.

А Торчин с искусной выразительностью показал, как он резал горло Глебу и как тот принял смерть со взглядом беспомощной овцы. Торчин хватался за горло, корчился и хрипел, показывая, как умирал Глеб. Он показывал так забавно, что рассмешил Ярослава до коликов.

Отсмеявшись, Ярослав щедро наградил убийц, и они, довольные, ушли в лагерь, где влились в войско, готовящееся отправиться на Святополка.

Блуд не стал присоединять своих людей к другим отрядам, и они встали отдельно. Вскоре к его отряду начали присоединяться другие авантюристы, прослышавшие о делах ловкого воеводы.

А еще через несколько дней перед Ярославом появился воевода Будый, который сообщил о смерти Святослава.

После этого Ярославу оставалось дождаться еще одного известия, от убийц, которых он посылал в Тмутаракань.

Но на этот раз гонец пришел один, едва живой. Он сообщил, что предупрежденный Святополком Мстислав расставил на дорогах, ведущих из Новгорода, засады и велел убивать всех, кто появится на них. Не зная этого, отряд Ярослава на первой же засаде был изрублен, и оставшемуся дружиннику удалось уйти только потому, что, получив ранение, он упал с коня, закатился в придорожные кусты и притворился мертвым.

Ярослав молча слушал сообщение, однако, когда гонец окончил рассказ, встал и решительно ударил кулаком по столу. — Все! Время пришло. Утром выходим на Киев!

Будый напомнил:

— А Мстислав?

— А Мстислав будет сидеть у себя в Тмутаракани тихо, как испуганная крыса. В борьбе со Святополком он нам не будет помехой, — уверенно сказал Ярослав.

 

Глава 37

И вот на раннее утро на огромном поле назначен смотр собранного войска.

Ярослав, в сверкающих доспехах и благородном пурпурном плаще с меховой оторочкой, въехал на коне на холм и остановился. Рядом встал конь воеводы Будого. За спиной князя прапорщик ловко воткнул в землю княжеское знамя.

Ярослав рассматривал открывшийся ему вид.

Солнце красным пылающим шаром еще висело низко над горизонтом. Его лучи были холодны. Они бриллиантами сверкали в седых каплях росы, покрывших заиндевевшую траву. Но и малого тепла, посылаемого солнцем, хватало для того, чтобы остывшая за ночь земля источила туманный пар, тонкими клочьями расстелившийся по долине.

Среди медленно плывущего белого пара неведомыми призраками вставали бесконечные колонны, ощетинившиеся копьями и разноцветными знаменами.

В бледно-голубом небе Ярослав заметил среди длинных сине-черных облаков странную точку. Она то кружила, плавно поднимаясь вверх, туда, куда каждый день стремилось в своем вечном беге солнце, то стремительной стрелой неслось вниз, к земле, и когда казалось, что она вонзится в твердь, она делала вираж и вновь поднималась в недоступную высь.

— Это сокол, — сказал Ярослав, разглядывая молодыми глазами птицу.

Будый, смотревший на птицу, приложив руку козырьком над глазами, возразил:

— Это не сокол, это ястреб.

Ярослав упорно повторил:

— Это сокол. И это хороший знак, когда сокол играет над войском. Бог дает знать, что победа будет за нами.

Будый безразлично согласился:

— Ну пусть будет сокол. Какая разница?

— Раз разницы нет, — весело проговорил Ярослав, — то тогда приступим к делу.

— Приступим, — сказал Будый и решительно рубанул рукой воздух, подавая знак трубачам, которые стояли в десяти шагах от него. И надулись как пузыри побелевшие от натуги щеки, и над долиной поплыл протяжный мелодичный звук.

В долине послышались отрывистые крики, голоса. Перед колоннами начали гарцевать на белых конях как раззадоренные петухи перед боем воеводы. По ветру развевались нарядные плащи и разноцветные пышные перья на шлемах.

Как только завершался счет, воеводы поворачивали коней в сторону холма, на котором расположился князь, и скакали сломя голову.

Над искрящейся травой красиво летели кони с распущенными длинными хвостами, оставляя за собой чернеющий мокрый след.

Поднявшись на вершину холма, воеводы подъезжали к князю и громко и торжественно кричали ему о количестве воинов, находящихся в их отрядах, и об их желании скорее вступить в бой за князя Ярослава.

Выслушав доклад, Ярослав сердечно обнимал воевод и приглашал вставать рядом.

Воеводы становились по правую руку от князя, и постепенно образовался внушительный ряд.

Рядом с главным воеводой Будым стоял писец, с бледным лицом и длинными пальцами, испачканными чернилами. Слушая доклады воевод, он макал длинное гусиное перо в ладанку на.груди и делал запись на листе пергамента, который держал перед собой.

Но вот доложился последний начальник отряда и встал рядом с князем.

После этого произошла небольшая задержка. Писец вынул из холщовой сумки на боку какую-то странную доску с круглыми костяшками, положил ее на траву перед собой и н екоторое время перекладывал кости на доске. Наконец, уверенно проговорил:

— В войске тысяча варягов. А других воинов сорок тысяч.

Затем он сделал запись на пергаменте и отдал воеводе Будому. А Будый, мельком взглянув на запись, в свою очередь передал пергамент Ярославу.

Прочитав запись, Ярослав на минуту закрыл лицо ладоням и. Когда открыл, по его щекам текли счастливые слезы.

Он двинул коня вперед на несколько шагов, затем остановился и, приподнявшись на стременах, поднял руку и начал громко говорить.

Его слова эхом понеслись по рядам войска — это повторяли слова князя специально назначенные глашатаи с сильным голосом.

Он говорил:

— Вчера принесли мне сведения, что Святополк убил моих братьев! Бог свидетель моей правды. Не я начал избивать братьев моих, но он. Да будет Бог мстителем за кровь братьев моих, потому что без вины пролил он праведную кровь Бориса и Глеба. Или же и мне то же сделать? Рассуди меня, Господи, по правде, да прекратятся злодеяния грешного!

Ярослав опять прикрыл лицо ладонями, и отняв их, он выхватил меч и, подняв его над собой, громко провозгласил:

— Смотрите в небо — там гордый сокол играет. Бог дает нам знак, что победа будет за нами. Идем на Святополка! Победим его, будут вам все богатства киевские. И будут вам богатства всей Русской земли!

В рядах воинов послышались радостные крики. Сначала нестройные, затем они перешли в единый рев, звучавший среди лесов, освещенных утренним солнцем, подобно рыку хищников, вышедших на охоту.

 

Глава 38

Пока Ярослав собирал войско, Святополку было не до него. Он решал другую проблему. Для этого он собрал в княжеском дворце бояр.

Свенельд невесело докладывал, что по приказу Святополка из княжеских кладовых горожанам было роздано много подарков: одежд, зерна, мяса. Старшинам выставлено несколько бочек золота. Но в городе возникло смутное брожение, которое медленно, но уверенно движется к открытому бунту киевлян.

Проговорив эти слова, Свенельд развел руками:

— Мы почти полностью разорили наши кладовые, но пользы от этого почти не видно. Я даже не знаю, что мы еще можем сделать, чтобы прекратить это брожение и окончательно склонить киевлян на нашу сторону.

Святополк с расстроенным видом на лице проговорил:

— Чтобы решить, какие меры необходимо предпринять, чтобы успокоить киевлян, надо сначала узнать причины их недовольства.

Первым подал голос юркий Коста. Он горячо прокричал:

— Причины известны — жадность застила им глаза. Они думают, что сейчас взяли золото от тебя, а если продадутся Ярославу, то получат и от него золото. Так что ищут двойную выгоду. А потому с ними надо поступить жестко — зачинщиков посадить в подвалы, а самых неугомонных повестить для примера.

Святополк нахмурился, но продолжал молчать. Ответил Косте Свенельд:

— Киевляне не жаднее и не щедрее других. Они обычные люди. Поэтому винить их в чрезмерной жадности не следовало бы. А обижать их? Вешать? Сажать в подвалы? Это несложно. Но обидеть легко, однако что дальше будет? Не можем же мы сидеть в Киеве, как в завоеванном городе. Так мы долго не усидим, — крепко усидеть можно только, если киевляне превратятся в наших друзей.

Варяж порывисто встал и сердито проговорил:

— Я знаю причину недовольства в городе! Его возбуждает через своих людей Предслава по поручению Ярослава. Для этого он прислал ей в Киев золото и серебро. Она говорит, что Ярослав собрал большое войско и скоро придет в Киев. И когда он сядет на отцовском столе, то сурово накажет, тех, кто сейчас поддерживает Святополка. Многие боятся Ярослава. Пока Ярослава мы не побьем, киевляне не будут на нашей стороне. Но для начала надо посадить Предславу в подвал под замок, чтобы она не пугала людей, и тогда все волнение притихнет.

Послышались одобрительные голоса:

— Правильно!

Святополк решительно хлопнул рукой по подлокотнику трона:

— Нет! Это невозможно! Я сам несправедливо сидел под замком два года. Я не хочу, чтобы это испытали и другие. Надо, чтобы все было по справедливости.

Свенельд недовольно возразил:

— По справедливости никогда не будет. Владимир, пытаясь искупить свои грехи, отменял смертную казнь, но от этого разбой только увеличился. И иудеи казнили нашего Спасителя несправедливо. Бог допустил несправедливость к своему сыну, значит, так оно и должно быть в мире.

— Нет! — непреклонно повторил Святополк. — Я не посажу Предславу под замок.

Выдержанный Свенельд открыто возмутился:

— Князь, своей наивностью ты затащишь в могилу и себя, и нас!

Неожиданно спор был закончен. В горницу вошел Микула, весь в пыли и угрюмый — он только что вернулся с разведки. Он смело подошел к князю и прошептал ему на ухо несколько слов.

Святополк побледнел. Через несколько секунд, оправившись от замешательства, он объявил:

— Нас постигло великое горе — Ярослав убил своих братьев, Глеба и Святослава.

Свенельд быстро спросил:

— А Мстислав?

— Мстислав жив. Посланные к нему убийцы были перехвачены и убиты. Мстислав хорошо знает, кто послал к нему убийц, но помощи от него нам не будет. У него, похоже, в этом деле свои интересы, — проговорил Микула и добавил: — А Ярослав, убив братьев своих, вышел на Киев с большим войском — сорок тысяч у него и тысяча варягов.

Больше ему говорить было нечего, и он отошел в сторону.

Святополк обхватил голову и качнулся из стороны в сторону, но затем пришел в себя и громким голосом спросил:

— Бояре, так что будем делать? Сражаться или оставим Русь подлому убийце?

Опять первым выступил Коста:

— У нас войско меньше, а потому нам нельзя сражаться. Киевский стол нам не удастся сохранить, так как горожане против нас. Поэтому надо уходить в Туров, поближе к Болеславу.

Варяж возразил:

— Надо сражаться. Сейчас речь идет не о киевском столе, а о нашей жизни.

Свенельд задумчиво проговорил:

— Сражаться надо... Но только с чем? Ярослав убил Бориса, Глеба и Святослава, которые могли встать на нашу сторону. А Мстислав заперся у себя в Тмутаракани и в нашу драку лезть не хочет. Киевляне, которых Пределава настроила против нас, не хотят нам помогать. Таким образом, после потери князей, нас, вышгородцев и туровцев, остается совсем мало. Надо искать союзников. — Он вздохнул. — Хорошо бы попросить короля Болеслава, чтобы помог нам...

Святополк потемнел лицом и поморщился:

— Болеслав-то с охотой поможет. Но что будет потом? Его отряды встанут в наших городах и начнут обижать людей. Нет... Надо бы своими силами справиться с Ярославом.

Свенельд покачал головой:

— Все равно надо договариваться с королем Болеславом. Другого выхода я не вижу.

Варяж вмешался в разговор:

— Можно пригласить печенегов. У меня среди них много друзей, я с ними договорюсь. Города занимать они не будут, они кочевники, а расплатимся с ними золотом и добычей, которую возьмем у новгородцев.

Это предложение несколько подняло дух Святополка, и он рассудил:

— Печенеги народ степной, и город защищать они не смогут. Да и нельзя их пускать в Киев — это еще больше восстановит против нас горожан. Поэтому, если мы договоримся с ними, то нам самим надо будет выходить навстречу Ярославу и принять сражение где-либо в стороне.

Таким образом, предложение Варяжа оказалось наиболее приемлемым, и Варяж был отправлен на переговоры к печенегам. Назад он вернулся через месяц с хорошей вестью. Печенеги согласились поддержать Святополка, если он им отдаст часть добычи, что будет захвачена у новгородцев.

Святополка в этой войне добыча совершенно не интересовала, и потому он без малейших колебаний согласился на условия печенегов.

Заручившись его согласием, Варяж снова уехал к печенегам. А через месяц к Киеву подошло печенежское войско.

К этому моменту было готово и войско Святополка. Не желая, чтобы печенеги долго стояли в Киевской области, — печенеги, как, впрочем, и другие инородцы, сильно обижали местное население, — Святополк на следующий же день повел войско на север, вдоль берега Днепра.

 

Глава 39

Ратша из неудачного похода с войском Владимира вернулся с убытком. Настраиваясь на победу киевского войска над новгородцами, он взял с собой большие запасы вина, медовухи и разнообразной пищи. Однако все это не пригодилось. Дружинники, не имевшие добычи, сквалыжничали, — пили и гуляли мало. А на гулящих девок воины, уставшие от бесконечных переходов по раскаленной степи, и смотреть не хотели.

А со смертью Владимира и Бориса Ратше показалось, что весь мир перевернулся с ног на голову. И пришлось Ратше все запасы везти назад в Киев.

Сидя приятным вечером на крыльце, Ратша со слезами смотрел на свои кладовые и тяжко стонал:

— Ох, убытки какие! Ох убытки.

А убытки действительно намечались большие. Если вино, медовуха, а тем более золото и серебро не прокиснут, то заготовленные съестные припасы, даже лежа на леднике, недолго протянут. Поэтому Ратша неизбежно пришел к выводу, что съестные припасы следует отдать за полцены, чтобы возместить хотя бы часть истраченных средств на их покупку.

Но подсчитывая убытки, которые образуются при этом, Ратша хватался за голову и болезненно мычал, как будто у него заболели одновременно все зубы.

В таком удрученном состоянии его и застал Микула.

— Ты чего это хватаешься за голову? — заинтригованно спросил он, зайдя на двор Ратши после очередного странствия. Святополк поручил своему верному дружиннику собирать сведения о продвижении новгородского войска, и потому Микула почти не бывал дома. Он заскакивал на несколько часов домой, когда приезжал с вестями к князю, лишь для того, чтобы помыться в бане да одеть чистую одежду.

Ратша в ответ заплакал:

— Вишь, убытки — съестные припасы долго на леднике не пролежат, сгниют, надо отдавать в полцены.

Ратша подавился слезами:

— Сплошное разорение! Что делать и не знаю...

Утешая его, Микула намекнул:

— Ты, Ратша, сопли зря не распускай. И припасы продавать погоди, скоро они понадобятся.

Ратша мигом вскинулся. Из его уст посыпались вопросы:

— Как? Почему?

— Кому война, а кому мать родная, — посмеиваясь, Мику-ла проговорил с намеком: — Есть известие — Ярослав вышел войной на Святополка.

Ратша заплясал от радости и запел во весь голос:

— Я спасен, я спасен.

Правда, через минуту несколько остыл. Ему пришло в голову, что война дело неспешное, и во время штурма Киева он может потерять остатки с трудом нажитого богатства. Но и тут нашелся у него выход.

— Добро я спрячу в Вышгороде, а съестные припасы оставлю в Киеве, — вслух рассудил он.

Микула заметил:

— Так Святополк не будет ждать Ярослава в Киеве. Скоро придут печенеги, и он пойдет с ними навстречу Ярославу.

У Ратши радостно задрожали щеки. Это был еще более лучший вариант развития событий. То, что не купили дружинники, с удовольствием купят печенеги. У кочевников в степи пища однообразная, все больше мясо да молоко. А им, как и другим людям, хочется чего-то необычного, праздничного.

Вселив жизнь в Ратшу, Микула ушел. А Ратша вновь начал собирать обоз. Но на этот раз он решил провернуть операцию похитрее. И как только пришло известие, что к Киеву подошло печенежское войско, Ратша смело отправился к нему с возом самых испорченных продуктов. На вырученные деньги от продажи этого гнилья Ратша решил купить припасы посвежее, которые и повезет в поход.

В лагерь к печенегам Ратша поехал несколькими повоз-ками. Три повозки были загружены бочками с медовухой и съестными припасами. Еще на две он усадил по десятку гулящих девок. Для охраны нанял четверых гридней из бывшей киевской дружины. Четверо гридней, конечно, небольшая сила, однако с парой разбушевавшихся пьяниц вполне справятся.

В печенежский лагерь Ратша не стал заезжать, благоразумно рассудив, что не стоит совать голову в пасть волка. Печенеги народ дикий, своевольный и чужие порядки не блюдут. Поэтому Ратша остановился в нескольких сотнях шагов от лагеря, на удобной поляне. Повозки поставили кольцом, внутри которого работники быстро разбили шатры, -- для девок, которые тут же по приказу Ратши запели веселые песни. А посредине стана поставили открытую бочку медовухи.

Девки так звонко и задорно распевали песни, что вскоре появились первые печенеги, заметившие этот странный бивуак. Это был отряд из десятка всадников, одетых в мохнатые овечьи шкуры, с копьями и круглыми черными щитами.

Они подъехали с настороженным видом. Ратша вышел к ним навстречу с огромной деревянной чашей в руках, наполненной до краев хмельной медовухой. За ним вывалились девки в ярких одеждах.

Один из всадников, масляно рассматривая черным глазом девок, сердито спросил, для чего остановился этот чудной лагерь.

Прежде чем отвечать, Ратша отхлебнул глоток медовухи из чаши и, с поклоном подавая сердитому воину чашу, предложил:

— Сначала отведай, друг, нашего угощения.

Печенег, видевший, что Ратша сам отпил из чаши, подтверждая этим, что вино не отравлено, сделал добрый глоток из чаши и передал чашу своим друзьям.

Через минуту их глаза заблестели, и с лиц сползло насупленное выражение. Теперь можно было и объясняться.

Ратша обвел щедрым жестом повозки и заговорил:

— Меня зовут Ратша. Я из Киева. По велению киевского князя я привез хмельной мед, хорошую пищу и красивых девок для того, чтобы ваши воины могли славно повеселиться перед походом. А понравится, буду еще приезжать. Я все сделаю, чтобы воины были довольны.

Захмелевший печенег расплылся в улыбке:

— Хорошее дело придумал Ратша. Вечером я сам приду. И скажу другим, чтобы приходили.

Печенег ткнул пальцем в одну из девок:

— А эту можно?

— Выбирай любую! Хоть всех, — щедро предложил Ратша. — Они тебя приласкают лучше райских гурий. Только честно плати.

К вечеру бивуак Ратши окружила огромная толпа печенегов. Всю ночь здесь горели костры. Раздавались веселые песни и крики. За ночь Ратша не сомкнул глаза ни на секунду. Но утром, когда печенеги ушли, унося за собой пьяных, он с радостью осматривал остатки своего стана, окруженного сизым дымом догорающих костров. В стане царил редкий беспорядок: повсюду валялись пустые бочки из-под медовухи, недоеденная пища, прочие несимпатичные остатки людского пребывания. Пьяные девки в изодранных одеждах валялись прямо в пыли под телегами — всю ночь им не давали отдыха ни на секунду.

«Разорение! Но какое приятное разорение!» — думал Ратша, с радостью щупая дрожащими пальцами кошели, набитые золотом и серебром.

 

Глава 40

С момента, как войско Ярослава вошло в Смоленские земли, разведчики Микулы уже не выпускали его из виду.

Войско Ярослава шло на редкость быстро. И так как оно шло по другой стороне Днепра, то возникла опасность, что оба войска пройдут мимо, не заметив друг друга. Но если последствия этого ничем не грозили Ярославу, то для Святополка возник риск, что Ярослав может беспрепятственно дойти до стен Киева. И у Святополка существовало большое сомнение в том, что киевляне, подстрекаемые Предславой, пожелают защищать свой город от Ярослава. И если они пустят Ярослава в город, то Святополк может считать борьбу за власть проигранной. Поэтому разумнее было не давать киевлянам лишних соблазнов.

Имея в виду эти соображения, когда войско Ярослава начало приближаться к Любечу, Микула предупредил князя Святополка, чтобы тот поторапливался. Святополк ускорил движение своего войска, и вскоре два войска встали на разных берегах Днепра друг против друга.

Оба князя со своими воеводами, думая о том, как начать битву, выехали на берег Днепра, чтобы рассмотреть лагерь врага. Правда, постарались друг с другом не встретиться.

Сначала Ярослав выехал на берег в сопровождении воевод. Осмотрев другой берег и увидев значительное войско, он засомневался:

— Не справиться нам с ними. Может, отправиться прямо к Киеву?

Будый категорически возразил:

— К Киеву идти нельзя. Святополк пойдет за нами и взять Киев с ходу нам не даст. Не даст он нам и переправиться на киевский берег. А значит, мы застрянем друг против друга. Но он будет сидеть в городе, рядом с запасами, а мы на голом берегу. Причем с тылу у нас будут печенеги. К тому же скоро наступит зима, и мы начнем испытывать нехватку запасов. И если захотим уйти, все равно не сможем — Святополк вцепится в нас, как волк в загривок лосю. Так что битву надо давать здесь и нигде иначе.

Ярослав осуждающе спросил:

— Но как? Мы на другой берег не сможем переправиться — Святополк нас легко побьет при переправе.

— Разумеется, — подтвердил Будый и посоветовал: — Надо проявить терпение — пусть Святополк сам переправляется.

Решив на этом, Ярослав уехал в свой стан.

Настал черед Святополка. Стоя на берегу Днепра и рассматривая стоянку Ярослава, Святополк также отметил, что войск у Ярослава много, хотя и меньше, чем у него. Констатировав это, он спросил воевод:

— Что делать будем?

И сам дал ответ:

— Надо переправляться на другую сторону и напасть на лагерь Ярослава.

Свенельд категорически возразил:

— Нельзя этого делать. Мы переправимся, а печенеги — у них нет лодок А вступать в сражение без их помощи совсем невозможно. К тому же нас побьют, когда мы начнем переправу.

— Так что же делать? — нетерпеливо спросил Святополк.

— Ждать. Пусть Ярослав либо сам переправляется, либо уходит, — ответил Свенельд.

— Но если он уйдет, то... — начал говорить с сомнением Святополк. Для него было понятно, что уход Ярослава грозил перерастанием спора из-за киевского стола в затяжной конфликт. И тогда и на следующий год надо будет готовиться к войне, и на следующий. И со временем неизбежно наступит момент, когда кто-то в этом споре окажется слабее. И дай Бог, чтобы это был Ярослав!

Однако Свенельд был другого мнения. Он заявил:

— Это будет твоя победа. Ярослав не сможет долго держать варягов у себя, да и новгородцы захотят вернуться к своим делам. Так что к зиме его войско разбредется. А там можно будет договариваться. Либо в следующем году собрать еще более сильное войско и пойти на Новгород. За этот год мы как раз договоримся с киевлянами.

Святополк вздохнул:

— Ну что же, тогда устраивайте лагерь.

Поворачивая коня от берега, он предупредил Варяжа:

— Только пусть печенеги станут за озером чтобы не дрались с киевлянами.

 

Глава 41

Прошло три месяца. Ночной мороз начал сковывать озера, но на Днепре быстрая, почерневшая от холода вода пока только у берега покрывалась белой коростой. Не решаясь начать битву, обе стороны развлекались пирами.

Ярослав на пиру сидел грустный, каждый день приближал его к моменту, когда он должен либо перейти Днепр, как Цезарь Рубикон, либо уйти назад в Новгород. Выбор был нелегок: переход Днепра был сопряжен с верной опасностью погубить при переправе войско; а уход грозил потерей надежд на власть. Народ любит героев, даже если они злодеи, и не любит благоразумных.

Он слушал, как рядом бурчал захмелевший Будый, разговаривавший сам с собой:

— Пора что-то предпринимать. Мы уже три месяца стоим друг против друга, только и делаем, что пируем и пьем. Но время идет против нас — когда ляжет снег и Днепр застынет, нам невыгодно будет сражаться — к Святополку все время подходят подкрепления, к тому же у него под боком Киев, а нам припасы приходится возить за тридевять земель. Пока по рекам сплавляем, но через неделю это будет невозможно.

В этот момент к князю подсел боярин Блуд. За убийство Бориса он получил свое золото, однако это была еще не вся награда, и потому промедление с решающей битвой его разочаровывало.

— Что задумался, князь, что головушку грустно повесил? — ласково пропел боярин прямо на ухо Ярославу.

Ярослав, отодвигаясь от дурно пахнущего боярина, тем не менее сознался:

— Не знаю, переходить Днепр боязно, во время переправы побьет войско Святополк. А уходить — значит терять все, что было сделано.

Боярин, для которого отход Ярослава в Новгород также означал крушение всех его надежд, с осуждением покачал головой:

— Уходить нельзя — зря, что ли, умер Владимир и его сыновья? Зря, что ли, потрачены деньги?

Ярослав осадил его:

— Ты, боярин, об этом меньше болтай. А то так и голову легко потерять.

Боярин расплылся дураком:

— Так я что? Я ничего. Совет думал дать, какой толк еще от старого дурака? Саблю и ту с трудом поднимаю.

— Ты, боярин, не наговаривай на себя — ума у тебя палата, — проговорил Ярослав, чувствуя, что Блуд опять придумал что-то коварное. — Давай говори, что придумал!

Боярин заскромничал:

— Ничего нового я не придумал, старую собаку новым шуткам не научишь, но думаю, что старые шутки тут как раз и сгодятся.

Ярослав нетерпеливо потребовал:

— Не темни, боярин, выкладывай, что придумал.

Боярин опять наклонился к уху князя:

— Есть у меня один знакомый боярин в дружине Святополка. Святополк очень сильно ему доверяет, советуется с ним...

— Ну и что? — спросил Ярослав, догадываясь, куда клонит Блуд.

— Есть у него небольшая слабость, — продолжал Блуд, — любит он золото...

— Мы все любим золото. Ничего удивительного, —- сказал Ярослав.

Хитрый боярин невозмутимо продолжил:

— Чтобы победить, нам надо перейти на другую сторону Днепра...

— А то? — усмехнулся князь.

— Но надо это сделать незаметно...

— Если бы это было возможно, мы давно бы были на другой стороне, — возразил князь.

— Так вот, с помощью моего знакомого сделать это возможно, — с торжеством выложил Блуд. — Надо только его попросить, чтобы он нам дал знать, когда у Святополка начнется очередной пир. Пока они будут пить вино, мы переправим своих людей на другой берег и нападем на стан Святополка.

— Глупости это, — недовольно проговорил Ярослав, разочарованный предложенной примитивной уловкой. — Все было бы хорошо, да только на берегу стоят сторожа, и когда они увидят нашу переправу, то сразу поднимут тревогу.

Блуд хохотнул:

— Так в том-то и соль, что мы попросим моего знакомого убрать от реки сторожей.

Ярослав с изумлением взглянул на боярина Блуда:

— Что, это в самом деле возможно?

Блуд перестал улыбаться:

— Князь, разве я раньше шутил над тобой или обманывал? Разве сейчас время для глупых шуток?

— Нет, — согласился Ярослав. — Но надежен ли твой человек?

— Все зависит только от количества золота, — с усмешкой напомнил старинную мудрость боярин.

Ярослав оглянулся на Будого, который пьяно клевал носом стол.

— С этим делом надо поторапливаться, — выговорил князь.

Блуд сморщил нос в угодливой улыбке и пообещал:

— До конца этой недели все будет сделано. Только не ставь никого в известность о нашем замысле. Если мы покупаем бояр Святополка, то и Святополк мог купить наших бояр.

После этого Блуд так же незаметно исчез, как и появился. Ярослав лишь удивился ловкости старого злодея.

— Старый змей — и ползает незаметно, и жалит смертельно.

Блуд сдержал свое обещание. На следующий вечер он уговорил воеводу Будого выехать на берег Днепра, якобы чтобы посмотреть на войско Святополка.

Пока они стояли на берегу, с другой стороны выехала кучка вражеских воевод и бояр.

Среди них был Коста. Увидев на другой стороне пьяных новгородцев, он начал задираться и орать через реку:

— Что вы пришли с вашим хромым князем? Ах вы, плотники! Вот скоро мы заставим вас строить нам хоромы!

Воевода Будый, не стерпев оскорблений, вступил в перепалку, из которой вытащить его Блуду удалось с трудом.

Будый ярился и ругался всю дорогу, пока они ехали в лагерь. Так, не остывший, он и явился к Ярославу и потребовал:

— Надо наказать Святополковых воевод! Я вызову их на поединок!

Глядя на не таящего сардоническую улыбку боярина Блуда, Ярослав со скепсисом проронил:

— Как же, выйдут они с тобой на поединок. А согласятся, что ты будешь делать, если на поединок выйдет Свенельд или Добрыня? Они вобьют тебя в землю по плечи. А говорят, у них появился молодой богатырь Рахдай, так тот одним махом десятку воинов голову сшибает. Нет! Опозоришься сам и меня опозоришь. Это ни к чему. Лучше послушаем боярина Блуда.

Блуд спрятал улыбку и многозначительно промолвил:

— Пока мы болтали попусту, мне подали нужный знак. Сегодня ночью надо переправлять наших воинов на тот берег.

Будый оторопел:

— Но если мы начнем переправляться на ту сторону, нас побьют во время переправы.

Блуд засмеялся:

— Но если переправиться малыми силами, то этого не заметят.

— Малыми силами? возмутился Будый. — Окстись, боярин, малые силы войско Ярополка прихлопнет как муху.

— И Святополк так же думает, — заметил Блуд. — Но вот что я скажу — дружина Святослава, с которой он уходил в Венгрию, состояла из опытных воинов, и их было около полусотни. А у тебя было не больше десятка. В открытом бою они перебили бы вас. Но тихо напав, вы их перебили. И я десятком разогнал всю дружину Глеба. Тут главное — внезапность и напор, такой, чтобы страх напустить. А от страха глаза велики. Особенно спросонья.

— Так что ты предлагаешь? Послать варягов на погибель? — не понимал пока замысла Будый.

— Ну что ты! Для этого дела сгодятся обычные наши лапотники. Пошлем новгородских мужиков — пусть пошумят. А если дело пойдет нормально, то и остальное войско переправим через Днепр, — сказал Блуд.

Будый высказал последнее опасение:

— А печенеги?

У Блуда и на это был ответ:

— Святополк поставил печенегов за озером, и вокруг им идти долго. А напрямую — лед пока тонкий. Но даже если и успеют — подумаешь? — порубят пару тысяч смердов.

Ярослав засмеялся:

— И то правда — даже если перебьют пару тысяч смердов, нам от этого какая печаль? Другие найдутся.

Будый еще сомневался, и Блуд открыл карты до конца:

— Все будет хорошо. Я подкупил одного из вельмож Свя-тополка. Ты был свидетелем, как во время перебранки он подал мне знак, что у Святополка начинается очередной пир. А к полуночи он снимет сторожей с берега, поэтому нам удастся перейти реку незамеченными.

На лице Ярослава не было ни малейшего удивления. И Будый, поняв, какую без него прокрутили операцию, лишь восхищенно крутанул головой и воскликнул:

— Ну ты и хитрец!

— Значит, все решили, — холодно проронил Ярослав и поинтересовался: — Кого поведешь на тот берег?

Будый поежился:

— Очень уж неожиданно, у нас ведь пол-лагеря пьяных.

Блуд хихикнул:

— Так в том-то и соль, что неожиданно!

— После полуночи пойдем, — уже деловито заговорил Будый, наконец оценивший замысел. — Сейчас кликну новгородцев, они все равно по берегу без дела шатаются. Вот и поплывем на ту сторону.

Ярослав одобрил:

— Новгородцы во хмелю отчаянные, дурные, ради славы даже к нечистому в ад заберутся за углями.

 

Глава 42

После разговора с Ярославом Будый отправился на стоянку новгородцев. При этом он велел отрокам притащить две бочки с крепкой медовухой.

Как он и предполагал, новгородцы в этот прохладный вечер были в хорошем подпитии и разговаривать с ними серьезно было совершенно невозможно. Тогда Будый поступил просто, так, как поступают умные люди с пьяными, когда хотят их ввязать в драку. Вначале он приказал отрокам открыть бочки и угостить новгородцев хмельным напитком, при этом щедро нахваливая их храбрость и ум.

А когда вокруг собралась изрядная толпа, Будый, разговаривая с сотниками, умышленно громко, так, чтобы его слова слышали и другие, рассказал о перебранке на берегу Днепра, сообщив при этом, что с той стороны кричали оскорбления. Оскорбления Будый постарался передать поточнее, — славных новгородцев киевляне обзывали глупыми смердами и тупыми плотниками, которые не умеют воевать.

При этом Будый также приписал Святополковым воеводам слова пообиднее, чтобы вернее задеть новгородских мужиков. Слова были выдуманы им самим, но какое это имело значение? Ведь воеводы Святополка могли так думать.

Заметив, что у многих новгородцев пьяные глаза полыхнули обидой, послышались крики: «Мы не глупые смерды, мы — господин Великий Новгород!» — Будый с невинным видом предложил:

— А что, господа новгородцы? Может, переправимся сейчас на тот берег, да и зададим им жару? Не слабо ли вам, господа новгородцы, будет помять бока киевлянам?

Пьяным мужикам идея показалась заманчивой и легко осуществимой, они начали хвататься за топоры. Кто-то заорал:

— А кто с нами не пойдет, того сами убьем.

Будый по их примеру выхватил топор и озорно гикнул:

— А ну, пошли-ка, попотчуем наших гостей!

Размахивая топором он кинулся к реке, за ним понеслась дышащая пьяным угаром толпа, вооруженная копьями, топорами и просто выдернутыми из земли кольями, что поддерживали шатры.

Правда, подбегая к реке, Будый все же предупредил:

— Только переправляться тихо.

Громко сопя, ничего не соображающие мужики начали сталкивать лодки в воду. Им мешал тонкий лед по краям, но мужиков это не остановило. Под воздействием алкоголя, не чувствуя холода и боли, они смело, обрезая пальцы и ноги, полезли в воду ломать лед.

Столкнув лодки, мужики набились в них так, что борта сравнялись с водой. Лодки только чудом не тонули. Но мужики, не обращая на это никакого внимания, погнали лодки на другой берег. Над рекой только слышался плеск воды и приглушенные веселые прибаутки.

У другого берега картина повторилась. Наледь у берега мешала высадиться, и опять мужики залезли в холодную воду и топорами очистили дорогу к берегу, и вскоре лодки врезались в берег.

Оказавшись на другом берегу, новгородцы уже не таились и с дикими воплями кинулись в лагерь Святополка.

Неожиданное нападение среди глубокой ночи оказало свое обычное действие — в лагере послышались панические крики. Испуганные люди кинулись в разные стороны.

Наблюдавший с другого берега Ярослав понял, что авантюра вполне удалась, и поспешил, пока противник не пришел в себя, переправить на другой берег Днепра остальное войско.

Так как путь уже был проложен передовым отрядом новгородцев, то варяги и дружинники оказались на другой стороне в течение получаса.

Они вовремя подоспели, потому что пришедшие в себя дружинники малой дружины Святополка порубили почти весь передовой отряд новгородцев.

Однако тысяча варягов и почти столько же дружины Ярослава оказались им не по зубам, и дружина Святополка начала отступать к озеру. И вскоре они оказались прижатыми ко льду, но на лед ступать было нельзя, так как те, кто на него ступал, тут же оказывались в холодной воде, потому что лед под ними подламывался.

Печенеги на другой стороне озера видели, что происходит в лагере Святополка, однако кратчайшей дорогой через озеро из-за тонкого льда они пройти не могли, потому метнулись вокруг озера.

 

Глава 43

Чем грозит внезапное нападение, опытному воеводе Све-нельду рассказывать не надо. Однако нападение новгородцев поначалу он воспринял как обычную выходку пьяных мужиков. Поэтому уже через несколько минут он собрал вокруг себя таких, как и он, старых дружинников и, опоясав шатер Святополка, хладнокровно рубил бегающих вокруг мужиков, не разбирая, кто перед ним. Тем более что в темноте этого разобрать было и невозможно.

Но всего через полчаса, когда против него встал варяг в полном вооружении, Свенельд понял свою ошибку, что это была не случайная вылазка обалдевших от чрезмерного употребления спиртного мужиков, а тщательно спланированное нападение, что, воспользовавшись тем, что воины Святополка отвлеклись на сражение с новгородскими мужиками, Ярослав успел перевезти через реку свои ударные силы.

К подобному развитию событий Свенельд оказался не готов, и он с тоской наблюдал, как его дружинников теснили к озеру. Не спасал положение и Рахдай, который застилал землю вокруг себя телами варягов. Но врагов было слишком много.

Шаг за шагом, оберегая князя Святополка, преданные ему дружинники отступали к озеру.

Пока не дошли до берега озера, у Свенельда еще тлела надежда, что печенеги успеют вмешаться в бой. Но и эта надежда вскоре рухнула, как только Свенельд увидел, что печенеги поскакали вокруг озера. Чтобы обойти озеро, им требовалось не менее часа, между тем как битва подходила к концу.

Князь Святополк мужественно отбивался мечом в ряду с остальной дружиной. Рядом с ним плотной стеной стояли лучшие дружинники Варяж и Рахдай.

Оценив обстановку, Свенельд крикнул:

— Князь, надо пробиваться, если не сделаем этого сейчас, то нас перебьют.

Святополк, рубанув попавшего ему под меч варяга, тяжело дыша, проговорил:

— Командуй — пробиваемся.

Свенельд встал перед ним и, оттеснив князя за свою могучую спину, протяжно прокричал:

— Встать клином!

Обученные дружинники немедленно стали придвигаться к Свенельду и князю Святополку, и вскоре их строй напоминал большой стальной клин, острием которого был Свенельд. Его плечи подпирали Варяж и Микула. А в сердцевине клина находилось их знамя — князь Святополк.

Каждый из дружинников, стоявших впереди, знал, что он мог погибнуть, но на его место придет другой. И только их знамени не было замены.

Как только последний дружинник замкнул строй, Свенельд скомандовал:

— Вперед!

И с единым грозным выдохом его воины сделали шаг вперед, в самую гущу врага. На них кинулись варяги, но тут же отхлынули, как волна от скалистого берега.

Клин, ощетинившийся копьями, сделал еще шаг вперед, и вновь разъяренная людская волна плеснулась о железную стену, и вновь отхлынула, теряя окровавленные тела.

Микула ступал по мягким телам, он слышал, как под его ногами хлюпала кровь, стонали люди.

Но никто не смел нарушить строй. И когда Свенельд упал, Микула, безжалостно переступив через его тело, встал во главе стального клина.

Теперь командовал он:

— И шаг вперед! И шаг вперед! — протяжно кричал он.

Вскоре клин прорубил толпу новгородцев. Протрезвевшие новгородцы за клином не пошли. Чтобы поразить ускользающего врага, они применили другую тактику, — взяли луки и стали пускать в спины дружинников тучи стрел.

Казалось, что внезапно появляющиеся из ночной темноты стрелы истребят всех людей, в которых они летели. Однако прикрывавшие сзади клин дружинники дружно вскинули над головами щиты, и клин превратился в неуязвимую черепаху. Стрелы отскакивали от щитов и, бессильные, падали на землю.

Так, не теряя строя, вскоре дружинники скрылись в темноте.

Долго длится осенняя ночь. Но вот и туманный горизонт на востоке посветлел. Заметив первый солнечный луч, Святополк велел остановиться.

— Скоро рассветет, и пешком далеко не уйдешь, — проговорил он, приседая на упавшее дерево.

Микула объявил привал и подумал, что князь прав, битва закончилась, и теперь, когда станет светло, победители начнут разыскивать оставшихся в живых противников. И хотя они находятся в лесу, тем не менее рано или поздно их заметят. Днем отбиваться будет намного сложнее.

Пока Микула размышлял, что делать дальше, до его слуха донеслось ржание лошади. Это могли быть преследователи. Поэтому Микула, приказав одному из воинов проверить источник звука, постарался спрятать князя и остальных дружинников в гуще еловых зарослей.

Через несколько минут разведчик вернулся с радостным лицом и сообщил, что нашел табун коней, который пасли на лесной поляне несколько конюхов.

Услышав о целом табуне лошадей, Святополк и его дружинники поторопились на поляну.

В разговоре с конюхами выяснилось, что табун действительно принадлежал войску Святополка. Святополк приказал конюхам отобрать самых выносливых лошадей, и пока они ловили коней, осмотрел свое войско.

От дружины осталось немногое — всего несколько человек, и среди них не было многих старых воинов: Свенельда, Варяжа и других.

Осмотрев скудные остатки войска, Святополк заплакал:

— Остался я без своих товарищей.

Подождав несколько минут, Микула напомнил князю:

— Князь, скоро станет совсем светло и Ярослав пошлет своих вояк, чтобы они нашли тебя и убили. Так он сделал с твоими братьями. Надо скорее уходить отсюда.

— Но куда уходить? — вслух спросил сам себя Святополк. — К печенегам — нельзя, теперь они уйдут в степь. В Киев тоже нельзя — горожане не станут на нашу сторону. Вышгород и Туров? И братья уже погибли. Остается идти только к Болеславу. Хорошо, я хоть заранее отправил к нему жену и детей.

Он вздохнул:

— Что же, Бог видит, что не хотел я этого, но теперь остается мне искать спасения только у Болеслава.

 

Глава 44

Узнав о поражении Святополка, Предслава скинула с себя монашеские одежды и расцвела как роза. Еще до прихода новгородского войска она начала распоряжаться в Киеве как хозяйка.

Она созвала городских старшин и приказала им устроить вступающему в Киев Ярославу торжественную встречу, подобную триумфальной встрече римских императоров. Золотые ворота и улицу, ведущую к княжескому двору, украсили ярко-зелеными еловыми ветвями. Вдоль дороги стояли ликующие киевляне с детьми. Им дали строгий приказ, чтобы, завидев войско Ярослава, они приветствовали его громкими радостными криками.

Сами старшины встречали Ярослава перед городскими воротами в дорогих праздничных одеждах. Предслава возглавляла делегацию, держа на золотом подносе большой ключ от города.

В Киев входила только княжеская дружина.

Киев, как один из самых богатых городов Руси, лакомая добыча. И в войне за наследство Владимира у каждого были свои интересы.

Святополк и Ярослав воевали за власть над Русью. То есть, проще говоря, за возможность получения регулярной дани с населения огромной территории, лежащей между Черным и Белым морями. Из-за таких огромных богатств стоило биться на смерть. Поэтому для Ярослава важно было сесть в Киеве, сохранив его богатства, при этом заручившись поддержкой горожан, которые выставляют сильную дружину.

У варягов — выходцев из нищей Скандинавии был скудный выбор: либо подыхать с голоду у себя дома, либо отправляться в опасные странствования. Причем второй вариант был предпочтительнее. Много варягов гибло в кровавых стычках, но зато оставшиеся в живых получали шанс устроить свое благополучие, при везении стать князьями, герцогами и королями. Таким образом, варягов больше интересовало золото и земли.

А вот у новгородцев был свой интерес. Киев являлся давним соперником Новгороду. Между ними шел давний спор и, конечно, не из-за того, чей город древнее, — спор шел о том, кто кому должен платить дань. Пока великие князья считали Киев стольным городом, новгородцы вынуждены были платить дань, довольствуясь лишь отдельными поблажками от князей, которых они приводили на Киев. Поэтому новгородцы мечтали устранить своего соперника, имущество ограбить, а сам город стереть с лица земли.

Таким образом, интересы трех главных частей войска Ярослава расходились. И разумеется, Ярослав, не желая допустить разорения Киева, ни варягов, ни тем более новгородцев, в Киев не пустил. Зато в утешение разрешил ограбить окружающие Киев городки. Варягов это вполне устроило, для них не имело разницы, где грабить, а вот новгородцы заупрямились, и пришлось Ярославу пообещать им, что править Русью он будет из Новгорода.

Торжественная встреча Ярослава получилась достойной римских императоров. Ярослав триумфально проехал по киевским улицам на колеснице, украшенной золотом и серебром, запряженной четверкой белых лошадей.

Сзади него ехала колесница, из которой горожанам разбрасывали подарки, — мелкие медные и серебряные монеты, одежды, ткани.

Затем на белых конях ехали воеводы и бояре в разукрашенных доспехах. За ними гридни и отроки.

Въехав на княжеский двор, Ярослав степенно взошел на высокое крыльцо. Рядом с ним встали бояре. Перед крыльцом выстроилась дружина. А за ней народ.

Народ радостно шумел, и Ярослав, подражая римскому Цезарю, гордо пыжась, распростер над толпой правую руку и произнес речь.

Ярослав говорил не меньше получаса. В своей пламенной речи он говорил о том, как Святополк бесчестно захватил Киев и как он убил братьев, при этом пролив на голову Святополка целый океан разнообразных проклятий.

Но горожанам интереснее всего показались последние слова Ярослава. Дело в том, что в заключение речи Ярослав велел открыть погреба и выкатить бочки с медом и едой, чтобы киевляне устроили праздничный пир.

Киевляне подняли восхищенный вопль.

Купаясь в этом море народной любви, Ярослав тихо и по-хозяиски указал своим воеводам, чтобы из погребов хорошего вина и еды не выносили, отдавали только то, что дешево и подпорчено. Объясняя свое указание, Ярослав рассудительно заметил, что на дармовщину пьяная толпа все проглотит.

Три дня длился пир. На четвертый день Ярослав велел прогнать пьяных горожан со своего двора и собраться в княжеском тереме первым горожанам, боярам и старшинам.

Все так и было исполнено. Вскоре еще не вполне отошедшие от веселого пира лучшие мужи Киева сошлись в княжеский дворец.

Ожидая выхода Ярослава, польщенные приглашением нового великого князя старшины и бояре радостно обсуждали детали того, как был сражен Святополк. Каждый из бояр хотел показать свою причастность к этому великому событию, и потому каждый из них в меру своей фантазии рассказывал окружающим о том, как он не любил Святополка и как восстанавливал против него народ.

Ожидание несколько затянулось. Наконец, в парадную палату вышел, прихрамывая, князь Ярослав. Во время сражения он был неосторожен и получил в ногу ранение. Рядом с победителем сизой голубицей семенила Предслава.

На княжне — дорогие нарядные одежды, круглое личико сияет румянцем. Княжна и забыла о монашеских одеждах.

За ними степенно ступали воеводы, первым из которых — воевода Будый.

Старшины притихли.

Князь, ни на кого не глядя, прошел по палате и сел по- | хозяйски на трон. Рядом села в креслице Предслава. За спиной князя встал Будый.

Лицо князя Ярослава было весело, он что-то шептал Пред-славе на ухо, которая, позвякивая тихим смехом, заливалась еще большим румянцем.

Но у Будого выражение лица зловещее, а ледяной взгляд, как у палача, подыскивающего жертву. Те лучшие бояре, на которых падал этот взгляд, ощущали себя, словно нашкодившие мальчишки в ожидании порки. Такие взгляды просто так не разбрасывают, и, чуя неладное, лучшие мужи прижались, как испуганные кролики.

Наконец, Ярослав, чему-то посмеиваясь, поинтересовался, весело ли киевляне отпраздновали его вхождение на киевский стол.

— Весело, — дружным хором ответили лучшие мужи Киева, у которых от ласковой речи князя несколько потеплело на душе.

Ярослав что-то шепнул Предславе, отчего та пунцово зарделась, затем, усмехнувшись, обратился к лучшим мужам:

— Ну раз праздновали весело, то пора приступить к делам. Господа киевляне, вот что я хочу вам сказать, — сам я сидеть в Киеве не буду...

Лучшие мужи от удивления разинули рты.

А Ярослав молвил дальше:

— Но тут будет мой посадник и сестра.

Теперь лучшие мужи закрутили головами, пытаясь угадать, кто же может быть посадником. Неужели сам Будый? Суров он, однако с новгородцем найти общий язык будет не сложно.

Ярослав поднял руку и кого-то поманил. И тут лучшие мужи увидели, что из-за спины Ярослава показался боярин Блуд, с лицом, расплывшимся в нежной улыбке.

Лучшие мужи, которые очень хорошо знали жадного и беспощадного боярина, хором охнули.

— О! Вы, вижу, рады своему боярину, — все так же весело воскликнул Ярослав. —- Вот поэтому боярина Блуда я и назначаю посадником в Киеве. Надеюсь, вы договоритесь с ним.

Кто-то мрачно пробормотал:

— Как же, с этим договоришься... До того, что тебе язык вырвут.

Ярослав закончил свое объявление:

— А я ухожу назад в Новгород. На прощание дам хороший совет — слушайтесь благородного боярина Блуда и тогда можете спать спокойно.

Закончив речь, Ярослав поднялся и вышел из торжественной палаты. За ним вышел зловещий воевода Будый.

Осталась сидеть на своем месте только сладко улыбающаяся Предслава. Как только князь ушел, спала и ласковая улыбка с лица боярина Блуда, ставшего посадником.

— Вы вот что, лучшие мужи... — хмуро начал говорить Блуд, обводя лучших мужей строгим взглядом. — Бога бойтесь, Великого князя уважайте! Великий князь освободил вас от самозваного злыдня, а никто ему ласкового слова в благодарность не сказал.

Блуд погрозил толстым пальцем и повысил голос:

— Вы собаки неблагодарные! Алчные свиньи! Князь дарил вам золото, одежду, три дня поил вином и кормил, а вы о подарке для князя Ярослава даже не подумали!

Блуд бросил на лучших мужей такой свирепый взгляд, что лучшие киевские мужи, сидевшие в богатых шубах на лавках у стен, почувствовали, как по их спинам побежали ледяные ручьи, и спинами прилипли к стенам.

Кто-то ойкнул по-бабьи:

— Ой! Грабить будут!

Однако напустивший страх боярин Блуд, видя, что перепугал лучших мужей не на шутку, сменил гнев на милость. Его лицо снова расплылось доброй квашней:

— Так радуйтесь, лучшие мужи, что мудрый Великий князь Ярослав назначил меня над вами посадником. Отныне вам легко станет жить, теперь я буду за вас думать.

Однако лучшие мужи, лица которых под воздействием речи нового посадника приобрели бледно-синий цвет, молчали, как деревянные истуканы.

Блуд перешел к основной части выступления:

— Поэтому появилась у меня хорошая мысль — киевлянам надо собрать для князя Ярослава подарок.

Бояре затаили дыхание.

Блуд сделал небольшую паузу, наслаждаясь произведенным эффектом, и продолжил:

— Надо подарить князю немного золота. Совсем немного...

На устах бояр появилась облегченная улыбка. Но рано они радовались. Блуд после этой паузы проговорил:

— Всего двадцать бочек золота.

Бояре тихо взвыли. Чтобы собрать столько золота, надо вывернуть последнюю мошну.

Тем временем Блуд вынул из-за пазухи список и начал читать по нему:

— А также: серебра, пушных шкур, меда, вина.

С каждым его словом бояре сникали все больше. Блуд явно хотел разорить Киев дочиста. Послышался чей-то плач.

Но когда он закончил чтение списка, заговорила добрая княжна Предслава:

— Лучшие киевские мужи, слушайте своего боярина. Он с вас берет немного. А кто не сможет заплатить, тот пойдет в рабство. В утешение вам скажу — Вышгород и Туров, гнездо окаянного самозванца, и дань заплатят большую, и все лучшие люди этих городов, и их жены, и дочери, и сыновья будут проданы в рабство. Так что радуйтесь, киевляне, милости Великого князя Ярослава!

 

Глава 45

Микула беспокоился, уже второй год Святополк гостит у польского короля Болеслава. Болеслав любил появляться перед народом в шикарных одеждах и украшениях. С народом разговаривал с ласковой усмешкой, как отец с неразумным сыном. Но, пожив у Болеслава, Микула понял, что этот веселый обжора, на вид простодушный, на самом деле хитроумнейший человек. Он был безумно храбр, когда ему не угрожала опасность, и осторожен, как кошка, когда такая опасность существовала.

За эти два года Болеслав и двух недель не побывал в своем дворце. Со своей дружиной он перемещался по границам своего королевства, как волк, сбивая в единую стаю вольнолюбивых полян. Таская за собой Святополка, за эти два года побывал он и у немцев, и у венгров, и у чехов. И у всех оказались обиды на Ярослава, который убил их зятьев.

И вот на второй год, как только зацвела рожь, в маленьком городке на восточной границе польского королевства начало собираться большое войско.

Между тем и к Святополку постепенно стеклись оставшиеся в живых его дружинники, а также туровские и вышгородские лучшие мужи. Эти приносили страшные вести. Посадник Ярослава в Киеве боярин Блуд жестоко избивал бывших сторонников Святополка, разорял их дворы, насиловал женщин, продавал в рабство в Византию их детей. А самих бояр, кто попадался ему в руки, казнил: вешал или топил в воде.

Ярина оставалась на дворе Микулы в Киеве, и хотя никто не знал, что она жена вражеского дружинника, однако приходившие вести пугали Микулу. И он уже подумывал над тем, как съездить в Киев и увезти оттуда Ярину. Правда, куда ее везти, он пока не знал. В Польше князь Святополк в засидевшихся гостях. Хотя княгине Марине и ее детям, как кажется, другого и не надо было.

Впрочем, Микула рассудил, что земля большая и найдется на ней места и его жене. И зимой Микула собрался ехать в Киев за женой, но на одном из рынков, на который он зашел, чтобы прикупить себе мехов для шубы, он случайно встретился со своим давним приятелем Ратшей.

Разговорившись с ним, который привозил в Польшу меха, он узнал, что Ярина живет тихо, и никто даже не догадывается, что ее муж в дружинниках у Святополка. За чаркой вина Ратша также рассказал Микуле немало историй о богатыре Рахдае. Ратша не знал, что он и есть тот самый Рахдай, и Микула немало позабавился, слушая небылицы о себе.

Встреча с Ратшей успокоила Микулу. Тем более что Ратша немало помогал одинокой женщине.

Сказал Ратша и еще одну радостную весть. Варяж, оказавшийся живым, собрал остатки Святополковой дружины и теперь скрывается в Пинских лесах, ожидая от князя распоряжения, что ему делать дальше.

 

Глава 46

Святополк с нетерпением ждал выхода собранного войска на Ярослава. Но Болеслав никак не мог выйти, так как он только что закончил войну с императором Германии Генрихом III, который вытеснил его из восточных марок Германии, куда Болеслав вторгся после смерти своего друга императора Оттона III. Наконец, по Бауценскому миру в 1018 г. Генрих признал за Болеславом ленные права на Лузацию и подписал мир.

Отпраздновав победу, Болеслав приказал войску выходить на Волынь.

Узнав о выходе войск Болеслава, Ярослав посмеялся Этот толстый боров решил воевать с нами — да мы сотрем его в порошок, шапками закидаем. Ишь — Киева захотел!

Будый поддержал его:

— Денег у нас теперь много. Блуд старается, Киев и земли вокруг подчистил как гребенкой. Правда, и свою мошну набил так, что та едва не лопается...

Ярослав засмеялся:

— Пусть набивает свою мошну, — главное, чтобы не забывал слать нам положенное. А с его мошной мы еще разберемся, с жирной свиньи и сала больше.

— Так то оно так, — озабоченно промолвил Будый. — Однако разворошил он Киев, как голодный медведь улей. Теперь обиженные киевляне не дадут свою дружину против Болеслава.

— Обойдемся без них, — ответил Ярослав. — Это и к лучшему. Гонору у них много, считают себя пупом земли Русской. Забыли они, откуда князья пришли к ним. Великие русские князья сидели в Киеве только потому, что отсюда легче совершать набеги на Византию. Вот заодно покажем киевлянам, что Великий князь в своих делах вполне может обойтись и без них.

— Без киевской дружины наше войско будет не так сильно, — заметил Будый. — Однако нет в этом ничего страшного — деньги есть, а на эти деньги наймем варягов, русь и славян. С ними у нас будет настолько большое войско, что разобьем Болеслава в пух и прах.

— Вот именно! — согласился Ярослав и приказал воеводе. — Собирай войско, пока Болеслав телится. Через две недели мы должны выйти, что встретить его где-либо в стороне от Киева.

При этом Ярослав вспомнил события, произошедшие в Новгороде, когда он в прошлый раз собирал войско против Святополка. Тогда из-за алчности распоясавшихся варягов и глупости восставших новгородцев он едва не проиграл войну за наследство Владимира. Кстати, себя Ярослав ни в чем не винил. Он считал, что поступил абсолютно правильно, подло убив новгородских старшин. Новгородцы, как и киевляне, слишком гонористы и частенько забывают о своем месте, разглагольствуя о своих вольностях. Ярослав признавал только одну волю для смердов — волю искать деньги для князя. Поэтому, чтобы они не забыли свое место, им следует периодически пускать кровь.

Поморщившись при этих воспоминаниях, Ярослав все же предупредил воеводу:

— Ты только того... Собирай войско в стороне от Новгорода. Варяги — злые собаки! От своей нищеты и голода готовы хватать все, что ни попадется на глаза, и ртом, и задом. Пусти их в Новгород, опять начнут бесчинствовать. Правда, богатая добыча в Киевских землях заставила новгородцев подзабыть свои обиды, но не стоит ворошить старое. Да и слишком дорого мне обходится участие в моих походах новгородских мужиков. Торгаши проклятые, будь их воля, они бы и своего князя продали за хорошую цену.

Будый самодовольно заметил:

— Ну пока этого мы не допускаем.

Ровно через две недели войско Ярослава вышло вдоль рек на юг. Но когда Ярослав дошел до Буга, разведчики доложили, что на другой стороне Буга стоят приготовившиеся к переправе войска Болеслава.

Выслушав разведчиков, Ярослав вспомнил похожую ситуацию двухгодичной давности. Тогда он долго стоял на Днепре против Святополка. Посоветовавшись с воеводами, Ярослав решил, что и на этот раз вполне можно будет повторить старый прием — затянуть время до осени, а там, когда противник расслабится, внезапно ударить ночью.

Чтобы окончательно утвердиться в своем решении, Ярослав прервал совещание и вместе с воеводами поехал на берег Буга.

Подъехав к реке, Ярослав увидел, что другой берег был немного выше, однако выходы из воды были вполне удобны, — ровные и вдоль берега тянулись заросли камыша и ивы, которые могли скрыть переправившиеся отряды. К сожалению, из-за высокого берега лагеря войск Болеслава не было видно.

Ярослав, показывая плетью на другой берег, спросил Бу-дого:

— Далеко ли отсюда стан Болеслава?

— Рядом с берегом, — ответил Будый, который знал обстановку на другом береге из доклада разведчиков, и прокомментировал: — Это удобно. Переправившись, мы сразу нападем на основные силы.

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул Ярослав и задал следующий вопрос: — А сколько их?

— Меньше нас, — сказал Будый и отметил: — Только поляки Болеслава, а у Святополка совсем не осталось дружины.

— Прекрасно, — радостно потер руки Ярослав. Некоторое время посмотрев на реку, он все же, как бы разговаривая сам с собой, поинтересовался: — А что задержало Болеслава на том берегу?

Будый предположил:

— Видимо, он до сих пор не нашел удобного места для переправы.

Ярослав опять порадовался. В отличие от беспечных глупых поляков он всегда возил в обозе немало лодок.

Пока он радовался, на противоположном берегу показался всадник, по обличию простой воин. Он посмотрел на Ярослава и его воевод и исчез, но следом за этим на берегу появилась многочисленная группа всадников, разукрашенных перьями, яркими кружевами и тканями. Особенно среди них был заметен большой толстый человек, в блестящих чешуйчатых доспехах.

Будый заволновался:

— Это же сам король Болеслав! — азартно воскликнул он.

Ярослав всмотрелся в поляков:

— Точно, Болеслав. А вот Святополка среди них нет.

Будый весело захохотал:

— Наверно, боится нас.

Он загорячил коня и, подняв его на дыбы, пообещал:

— А вот я сейчас этому толстому борову скажу пару слов!

Его конь прыгнул ближе к берегу, и Будый восторженно завопил:

— Эй, толстая свинья! Погоди, вот мы проткнем тебе палкою брюхо твое толстое! А твоего Святополка заставим пасти свиней.

Кто-то из воевод Ярослава пустил на другой берег стрелу. Стрела упала у ног Болеслава.

Болеслав покраснел, как вареный рак, напыжился и крикнул кому-то сзади:

— Если вы можете терпеть такой укор, то я один пойду на врагов и погибну!

Он тут же направил коня с берега в воду, следом за ним из-за высокого берега черной толпой посыпались воины. На удивление их оказалось много, видимо, сзади Болеслава скрывалась вся его дружина.

Ярослав не испугался. Он думал, что пока поляки переплывут Буг, пройдет много времени, и его войско приготовится к битве. К тому же поляки будут усталые. И их можно будет легко перебить. Ярослав лишь подивился легкомысленности Болеслава, о котором ходили слухи, как о дальновидном и хитром воине. Но, как известно, среди дураков и посредственный человек выглядит гением.

Ярослав пренебрежительно заметил Будому, что таких глупцов, как Болеслав, он в жизни не видал.

Будый радовался, как кот при виде попавшей ему в когти мыши. Он нервно шептал: «Сейчас главное не спугнуть Болеслава, пусть думает, что нас мало, и переберется на наш берег. А как переберется...»

Глаза Будого плотоядно сверкали. В деревьях позади стояла вся Ярославова малая дружина, и он уже послал человека предупредить, чтобы она ударила по Болеславу, как только тот выплывет на берег. Он даже видел, как дружинники, прячась в кустах, подбирались ближе к берегу.

Еще минута и мышеловка захлопнулась бы. Ярослав с интересом ждал этого момента, он уже прикидывал в уме, что сделает с Болеславом, когда тот попадется в его руки. Но в его голову приходила разная ерунда. Против Болеслава Ярослав особенного зла не имел, поэтому его мысли больше имели иронический характер, вроде чудесной шутки закоптить жирного Болеслава на медленном огне. Больше всего Ярославу хотелось поймать Святополка. Вот с этим он твердо знал, что сделает.

Ярослав с иронической улыбкой наблюдал, как Болеслав и его воины смело вошли в воду. Вот-вот они должны были скрыться в быстро бегущей мутно-зеленой воде. Однако они шли вперед, поднимая тучи брызг, а вода едва достала грудь коней.

Ярослав машинально отметил про себя, что обычно у обрывистого западного берега глубже, чем у пологого восточного. Но, возможно, в этом месте было и не так, и глубина идет по середине реки.

Но вот Болеслав преодолел и середину реки, а уровень воды стал даже ниже, — он опустился до колен лошадей. Еще пару минут и Болеслав окажется рядом с Ярославом, он уже азартно крутил над головой мечом.

А за Болеславом все сыпалось и сыпалось в реку его войско.

Вот тут-то Ярослав понял, что Буг в этом месте мелкий, и, поняв это, он перепугался не на шутку. В панике Ярослав ударил коня каблуками и бросился наутек к своему стану. За ним побежали и его воеводы. Заметив поляков, устремившихся, как волки, за бегущими боярами, малая дружина все же попыталась дать отпор полякам. Но их было слишком мало, поэтому не более чем через десять минут вся малая дружина Ярослава легла на белом песке берега Буга.

Правда, этих десяти минут все же хватило, чтобы остальное войско Ярослава кое-как успело изготовиться к битве, но удар польского войска оказался так силен, что его с трудом удержали. Развязалась жестокая кровавая сеча.

За пылью трудно было разглядеть, что происходит на поле боя, но Ярослав, находившийся на безопасном месте позади своих войск, довольно быстро сообразил, что эту битву он скорее всего проиграет. Поэтому он приказал Будому подготовиться на случай, если придется бежать.

И такой случай представился очень скоро. Сзади войск Ярослава послышались какие-то крики, и воины начали в панике разбегаться в разные стороны. Среди свалки замаячили знамена Святополка.

Будый заругался и закричал, что Святополк со своей дружиной нанес удар в тыл новгородским войскам.

Ярослав только удивленно хлопал глазами. Откуда у Святополка дружина, мы же ее побили на Днепре?

Но сквозь ряды воинов, охранявших Ярослава, начали прорубаться воины Святополка с явным желанием добраться до самого Ярослава, и Будый истошно завопил, что надо скорее убегать.

Больше не желая испытывать судьбу, Ярослав вскочил на коня и бросился туда, где, как ему показалось, было меньше знамен Святополка. Преданные дружинники попытались расчистить путь для бегства князя, но они падали, как сжатые снопы.

Как Ярослав пробился все-таки через вражеские стены, потом он и сам не мог вспомнить. Он бежал, сбросив с себя доспехи и все княжеские знаки, до тех пор, пока ночь не опустилась на землю и стало невозможно ехать дальше. Сколько он ни понукал и ни бил коня плетью, полуживое животное больше не желало сделать ни единого шага.

Только тогда Ярослав огляделся и увидел рядом с собой четверых дружинников.

— Где Будый? — спросил он.

— Убит, — был ответ.

— А остальные дружинники?

— Убиты.

Ярослав смертельно побледнел.

Кто-то из дружинников предложил разжечь костер, чтобы немного согреться и приготовить пищу, однако Ярослав категорически запретил делать этого:

— Глупцы! — истерически ругался он. — Зажжете огонь, и по костру нас найдут.

Ярослав, закутавшись в попону, пропахшую конским потом, дрожал и все повторял:

— Найдут и убьют нас... Найдут и убьют...

Ярослав даже запретил расседлывать коней, чтобы они немного отдохнули. Так переждали ночь, и едва забрезжил рассвет, Ярослав растолкал дружинников и потребовал немедленно отправиться в путь.

Они бежали, пока не достигли Новгорода. Уже под Новгородом кони, не выдержавшие подобной безумной гонки, пали. Но заходить в окрестные села, где им могли помочь и дать лошадей, Ярослав побоялся.

В Новгород они пришли пешком поздним вечером.

Войдя на княжеский двор, Ярослав первым делом распорядился, чтобы готовили ладьи для того, чтобы рано утром уйти в Швецию.

 

Глава 47

К обеду битва была закончена. Почти все войско Ярослава было перебито. Осталось в живых несколько бояр из дружины Ярослава. Их привели и поставили на колени перед Болеславом, чтобы он сказал, что с ними делать.

Болеслав осмотрел их и презрительно проговорил:

— Шведы это. Перережьте этой швали горло и киньте в общую кучу.

Святополк вступился:

— Зачем убивать бояр? Не нищие смерды это, за них могут заплатить выкуп.

Болеслав равнодушно махнул рукой:

— Пусть будет так, только посадите их на собачьи створки, чтобы не разбежались.

Один из бояр поднял голову и обиженно проговорил:

— Зачем ты нас позоришь? Ты можешь нас казнить или миловать, но ровнять с собаками?

Болеслав изумленно перебил:

— Я почитаю воинов. А что вы обижаетесь, если ваш собственный князь называет вас собаками? Я всего лишь поступаю с вами, как и он.

Боярин опустил голову и молча заплакал.

Отдых своему войску Болеслав не дал. Оставив немного людей подбирать раненых и убитых, он немедленно отправился к Киеву.

Святополк понимал его намерения — Болеслав хотел опередить вести о поражении Ярослава и захватить Киев врасплох.

И ему удалось это сделать. Появление вечером большого войска под стенами Киева для боярина Блуда оказалось как снег на голову. Однако опытный боярин, думая что войско Ярослава просто разминулось с польским войском, немедленно предпринял все меры для обороны. Ворота были немедленно закрыты. По дворам побежали гонцы с призывом выйти на оборону города.

Киев имел хорошие оборонительные сооружения, и Блуд обоснованно надеялся, что несколько месяцев он продержит город, а там должен подойти на выручку Ярослав со своим войском. Поэтому, готовясь к длительной обороне, Блуд не особенно торопился.

Однако и он просчитался, как и Ярослав на Буге. Хотя был вечер, войско Болеслава, не затратив ни малейшего времени на обустройство осады, тут же кинулось на штурм стен. Блуд и молитвы не успел дочитать, как сам толстый Болеслав топором рубил Золотые ворота.

До наступления темноты Киев был взят. Город горел.

В свете горящих изб Болеслав вошел на княжеский двор. Ему вынесли княжеское кресло, и он сел в него на крыльце, где обычно сидели великие князья.

На двор воины сгоняли оставшихся в живых киевлян. Вскоре на княжеском дворе оказалась большая толпа.

В первом ряду толпы стояло на коленях несколько мужчин и женщин, найденных во дворце. Болеслав показал толстым пальцем на мужчин:

— Кто это?

Вперед вытолкали первого.

— Это боярин Блуд.

Болеслав зловеще прищурился:

— А не тот ли это Блуд, что предал своего князя?

Блуд рухнул на колени:

— Прости, король, но это было давно! Я с тех времен раскаялся.

— Замолчи! — цыкнул Болеслав и показал на перекладину над воротами. — Повесить его.

Боярина, визжащего раненой свиньей, потащили к воротам, а Болеслав уже занимался другими. Узнав, что остальные были киевские старшины и бояре, он приказал их освободить и отправить по домам.

Разобравшись с мужчинами, Болеслав занялся женщинами. Нескольким, выяснив, что они являются сестрами и дочерьми, велел идти в свои комнаты и никуда не выходить. Однако, когда перед ним встала Предслава в черной монашеской одежде, он зло покраснел:

— Это ты отравила своего отца?

Глаза Предславы метнулись в сторону. Она начала отпираться, но Болеслав не слушал ее.

— Я не любил князя Владимира за то, что он обижал моего зятя, законного князя киевского, — проговорил он. — Но ты, монахиня, совершила великий грех — отравила своего отца. За это я тебя накажу.

Предслава яростно крикнула:

— Я смерти не боюсь.

Болеслав криво усмехнулся:

— А я тебя и не буду убивать. Смерть для тебя слишком мягкое наказание. Ты будешь наказана так, что смерть тебе покажется счастливым избавлением.

Он махнул рукой:

— Тащите эту стерву сюда.

Отчаянно отбивающуюся женщину схватили двое воинов и потащили наверх. Предслава так отчаянно отбивалась, что крепкие воины удерживали ее с трудом.

Затащив женщину наверх, они поставили Предславу перед Болеславом. Предслава изловчилась и плюнула в лицо Болеславу.

Болеслав вытер плевок рукой и, поднявшись с кресла, приказал:

— Поверните ее ко мне спиной.

Воины немедленно исполнили его приказ.

— Теперь нагните, — приказал Болеслав дальше.

Приказ опять был исполнен.

После этого Болеслав задрал подол черной рясы на голову неистовой женщины.

Предслава, догадавшись, что Болеслав собирается сделать с ней, взвыла раненой волчицей...

Сделав позорное дело, Болеслав презрительно плюнул на Предславу и приказал:

— Выкиньте эту грязную шлюху из княжеского дворца. Пусть идет в Новгород и передаст своему брату, что я тоже скоро туда приду. И с ним сделаю то же самое.

 

Глава 48

Прошло полгода. В горнице киевского дворца шел обед. За столом сидели только Болеслав и приближенные к нему люди: Святополк, Марина и несколько воевод Болеслава.

Святополк сидел хмурый и почти ничего не ел. Болеслав обратил на это внимание и спросил:

— Святополк, ты чего кручинишься? Киев твой. Хозяйничай.

Святополк болезненно поморщился:

— Дорогой тесть, мы договаривались, что после того как мы возьмем Киев, ты передашь город мне и уйдешь. А что происходит? Твои банды грабят города и не думают уходить.

Болеслав обиделся:

— Эти «банды» разбили Ярослава и взяли для тебя Киев. Должны же они получить какое-то вознаграждение за сделанное?

Святополк огрызнулся:

— Они так усердно получают вознаграждение, что я засомневался — для меня ли они брали Киев?

Болеслав кивком головы показал на своих бояр:

— Они хорошо знают, для кого брали Киев. Может, и не для тебя...

Святополк вспыхнул и вскочил:

Бог видит, что не хотел я твоей помощи! Просить у тебя помощи все равно, что агнцу искать заступничества у волка.

Болеслав нахмурился:

— Ты, зятюшка, присядь. Я не для того беру города, чтобы их отдавать другим. Даже своему зятю.

— Болеслав, ты великий и храбрый воин. Но я не позволю обижать мой народ. И если ты не хочешь сам уйти, то выгоню тебя силой, — гневно пригрозил Святополк.

Болеслав засмеялся:

Ты? Силой? Да у тебя нет силы даже удержать свои волости. Уйду я, и ты погибнешь.

— Лучше погибнуть, чем жить рабом, — гордо сказал Святополк и вышел из горницы.

Болеслав рассердился:

— Неблагодарный! Как он смеет так разговаривав со мной.

Марина, успокаивая его, проговорила:

— Отец, не сердись на него. Он русский князь, а потому должен думать о своем народе.

— Народ быдло! — взбешенно бросил Болеслав. — Это стадо, которое подчиняется только силе. Куда его погонишь, туда оно и пойдет.

— Тут народ другой. Это не Польша и не Германия, — возразила Марина и пояснила: — Здесь большие леса, людям есть куда уходить... Поэтому здесь князь должен быть очень сильным, но и ему против народа нельзя вставать.

Один из польских бояр проговорил:

— Пока у нас есть сила, мы будем держать этот богатый край.

 

Глава 49

Вечером Святополк собрал киевских и вышгородских старшин и бояр. Старшины, не зная, о чем Святополк собирается говорить с ними, на встречу шли неохотно. Еще больше их насторожила таинственность, с которой была обставлена встреча.

Святополк оглядел собравшихся в небольшой комнате лучших мужей:

— Что, обижают поляки? — спросил он.

Лучшие мужи молчали. Наконец, один выдавил:

— Обижают. Зря ты, князь, привел поляков.

— Зря, — проговорил Святополк. — Меня обманул Болеслав, обещал, что после победы над Ярославом уйдет. А вот не уходит... Поэтому я и собрал вас, чтобы посоветоваться, что нам сделать, чтобы избавиться от польских грабителей

Бояре завздыхали:

— Так у них большая сила. Что с ней сделаешь?

Поднялся старый Варяж:

— Сила-то у поляков большая, только разбросана она по городам. Если в городах одновременно подняться, то полякам не справиться с нами.

Предложение Варяжа пришлось по душе, и дальнейшая беседа пошла веселее. В итоге беседы договорились о том, что в городах одновременно поднимутся против поляков.

Вскоре Болеслав изумлялся приходящим известиям. Сначала поступила весть о том, что восстал народ в Турове и начал избивать поляков. Болеслав привычно распорядился, чтобы дружина подготовилась в поход на туровцев. Но тут же пришли вести о восстаниях в других городах. Казалось, весь край охватило огнем. Можно затушить ведром воды костер, но нельзя потушить большой лесной пожар, когда все вокруг горит, даже земля под тобой.

И тут Болеслав догадался, что происходит. Он послал за Святополком, но выяснилось, что Святополка в Киеве нет. Это свидетельствовало, что в любой момент могло загореться восстание и в самом Киеве.

После этого полякам оставалось только уйти. И Болеслав приказал своему войску уходить из Киева. Однако воеводы высказали опасение, что увидев, что войско Болеслава уходит, киевляне начнут его бить. Такая опасность реально существовала, и Болеслав нашел простое и проверенное решение. Он приказал за ночь арестовать всех киевских бояр и забрать их имущество.

Болеслав посчитал, что бояре и лучшие мужи будут самым надежным щитом для уходящих войск.

 

Глава 50

Несмотря на позднее время, у новгородского посадника Константина собрались купцы, давние друзья: Парамон, Слав, Чурыня, Олекса. Константин собрал купцов не зря, шел степенный разговор о том, что Ярослав ушел на Святополка без новгородцев и из-за этого новгородцы остаются без добычи.

Олекса с удовольствием вспоминал, как после предыдущего похода на Киев ему удалось привезти несколько возов с добычей и пригнать пару десятков рабынь. Добычу и рабынь он отвез на ладьях за море и выгодно продал.

А Парамон же отнесся к нынешнему походу Ярослава более скептически. Он сказал, что если победит Ярослав, то все равно добычу он привезет в Новгород. И купцы на этом все равно получат свою выгоду.

Чурыня не согласился:

— Если Ярослав победит, то он может остаться в Киеве. Он и раньше хотел остаться в Киеве, однако боялся Святополка.

Константин сказал:

— Нечего пугаться! Мы и без Ярослава проживем.

Все дружно засмеялись. Парамон, вытирая слезы рукавом, проговорил:

— Константин, тебе, конечно, без князя будет здесь хорошо.

Константин тоже засмеялся:

— Так и вам лучше, чтобы князь был подальше от вас.

Опять дружно рассмеялись. Не смеялся лишь Слав.

Мужи напали на него:

— А ты чего сидишь, как на похоронах?

Слав спросил:

— А если Ярослав не победит?

Новгородцы окаменели. Наконец, Константин пробормотал:

— Как не победит? У него же и варяги. И русь, и славяне... Да типун тебе на язык!

— А вот так! — сердито сказал Слав. — Говорят, что Болеслав очень сильный и храбрый воин. Он покорил множество племен. Даже германцы платят ему дань.

Константин озабоченно проговорил:

— Если Ярослав будет побежден, то нам плохо придется. Святополк обязательно доберется до нас, и туровцы, и вышго-родцы припомнят нам старые обиды.

Он расстроенно махнул рукой:

— Нельзя, чтобы Ярослав проиграл сражение.

В этот момент в сенях послышался топот, шум. Дверь открылась, и в нее ввалился мужик с искривленным злобой лицом.

— Сидите? Вино пьете?

Константин огрызнулся:

— Свое вино пьем. А ты кто такой?

— Неважно, сторож я с причала, — проговорил мужик и крикнул: — А знаете, что Ярослав только что прибежал и велел заложить ладьи, чтобы утром бежать за море?

Все встревоженно вскочили.

— Как? Почему? — посыпались вопросы.

— Побили нашего Ярослава на Буге, — проговорил плотник. — С четырьмя боярами только и спасся.

Константин закрестился:

— Ох, Слав, накликал ты беду. Что делать-то? Нельзя князя отпускать — горе нам будет. Отговорить его надо.

Чурыня растерянно проговорил:

— Не послушает он нас, как всегда.

Парамон веско сказал:

— Ладьи надо порубить, чтобы не ушел в Швецию. Тогда ему все равно придется нас слушать.

Разгоряченный Константин схватил стоящий у стены топор и крикнул:

— Зовите народ, не отпустим князя. Теперь мы будем биться.

 

Глава 51

После того как два года назад Болеслав разгромил его войско, Ярослав стал намного осторожнее. Поэтому, когда новгородское войско подошло к реке Альте, где на другом берегу уже стояло войско Святополка, Ярослав приказал не торопиться с переправой.

Пока войско обустраивалось на ночь, Ярослав вместе с варяжским князем Яруном и новгородскими воеводами подъехал к берегу. Картина представилась неутешительной. На поле, на другой стороне, горели бесчисленные огни.

— Сколько их? — с задумчивой горечью спросил Ярослав.

Парамон, избранный новгородцами воеводой, ответил:

—- Немного больше, чем нас.

— Болеславовых воинов среди них нет? — с дрожью в голосе спросил Ярослав.

— Нет. Только киевляне, туровцы и печенеги.

— Значит, силы равны?

— Равны.

Ярун, качая седой головой, заметил:

— Плохо, когда равные силы, падет много воинов и с их стороны, и с нашей.

— Но что же делать? — спросил Ярослав. — Уйти?

Ярун возразил:

— Нельзя уходить Если уйдешь, то ты дашь Святополку время. А время работает на него. Пока вы сильны равно, и остальные князья ждут, чем закончится ваша борьба, но как только один из вас проявит слабость, они тут же перейдут к более сильному. Твое войско падет духом. Таким образом, уклонение от битвы означает твое поражение.

— Так что же ты мне посоветуешь? — спросил Ярослав.

— Нет у меня для тебя совета, — сказал Ярун. — Я знаю только одно — завтра начнется битва, и тогда нас спасет один Бог. В этом сражении ты должен победить или умереть. Нет для тебя другого выхода.

— Хорошо, — сказал Ярослав. — Я буду молиться всю ночь. А вы отдохните.

Варяг и воеводы поехали в лагерь, а Ярослав остался на берегу один. Почти один, немного в стороне стояли охранявшие его десяток отроков и гридней.

Глядя на другую сторону, Ярослав оценивал силы. Его дружина и дружина Святополка состояли из молодых неопытных I воинов, старые дружинники погибли в прошлых сражениях. У Святополка дружина даже была малочисленнее. В обоих войсках были наемники: с одной стороны варяги, с другой стороны печенеги. У Ярослава костяк составляли новгородцы, у Святополка — киевляне. Так что Ярун был прав, оба войска падут костями в этом высушенном поле. Можно было бы их сберечь — выйти князьям на поединок. Но Ярослав не так был I глуп, чтобы самому лезть под меч.

От тяжких раздумий Ярослава оторвал голос отрока:

— Ты кто такой?

— А ты кто? — послышался смелый голос.

— Я отрок князя Ярослава! — гордо прозвенел молодой дружинник.

— А я его спаситель, — нахально проговорил неизвестный.

— Боярин? — вскинулся Ярослав. Уж он-то хорошо помнил этого боярина, благодаря которому ему удалось разгромить войско Святополка на Днепре. Затем поспешил крикнуть: — Позовите ко мне почтенного боярина!

Через несколько секунд боярин подъехал и поприветствовал:

— Рад тебя видеть, князь.

— И я рад. Давно о тебе ничего не слышал, — проговорил Ярослав и поинтересовался: — Ты куда пропал?

Боярин хихикнул:

— Пока вы дрались, я, сославшись на раны, тихо отсиживался в своем уделе. Боялся, что вскроется дело, произошедшее на Буге. А когда убедился, что Святополк ничего не заподозрил, вернулся в его дружину.

Боярин кивнул в сторону поля за рекой.

— Здесь стоял лагерь князя Бориса, которого по твоему указанию убил боярин Блуд. Царство им небесное.

Ярослав насупился:

— Ты, боярин, не болтай попусту, не было такого моего указания. Это Святополк велел убить Бориса.

Боярин усмехнулся:

— Я не возражаю. Но только пока Святополк сидит в Киеве, никто в это не захочет поверить.

Ярослав обозлился:

— Ты чего приехал, боярин, тыкать меня носом в грехи, как шкодливого щенка?

— Ну что ты, князь, — проговорил боярин. — Я хорошо помню заповедь —- не суди и судим не будешь! Я, наоборот, хочу тебе снова помочь. Ты же не думаешь, что завтра в открытом бою победишь?

— Как Бог даст... — уклончиво ответил Ярослав.

— Так ведь на Бога надейся, а сам не плошай, — ответил боярин.

— Чем же ты можешь мне помочь в этот раз? — нетерпеливо перебил Ярослав.

Боярин показал руку. Ярослав с удивлением взглянул на пальцы, унизанные дорогими перстнями.

— И что?

— Перстень не узнаешь? — спросил боярин.

Ярослав еще раз взглянул на руку боярина и, действительно, один из перстней показался ему знакомым.

— Это перстень боярина Блуда, что дал ему Будый, — напомнил боярин.

В глазах Ярослава появился интерес:

— И как он оказался у тебя?

— Боярин Блуд отдал перед смертью, — сказал боярин. — Но неважно, как он оказался у меня. Важно, что в нем под камнем сохранилось содержимое. Блуду оно не пригодилось, а вот мне может пригодиться.

Глаза Ярослава радостно заблестели, он понял, к чему клонит этот юркий боярин. Князь перекрестился, сам Господь посылает ему свою помощь.

— Ну так используй по назначению, — сказал Ярослав. — Что же мешает?

— Слова не хватает. Княжеского слова, — проговорил, хитро щуря глаза, боярин.

— И что же ты желаешь за услугу ? — спросил Ярослав.

— Твой посадник в Киеве Блуд умер. Хочу, чтобы ты после победы над Святополком назначил меня посадником на Киев.

Ярослав кивнул головой:

— Твое желание сбудется.

Боярин проговорил:

— Есть у меня еще одно желание.

Ярослав недовольно нахмурился:

— Не слишком ли много у тебя желаний, боярин?

— Так дело стоит этого, — сказал боярин. — Да и желание у меня небольшое.

— Ну говори, какое желание еще у тебя!

— Хочу жениться... — туманно проговорил боярин.

Ярослав удивился.

— Ну и женись, зачем же я тебе в этом нужен?

— Нужен... — сказал боярин. — Все дело в том, на ком я хочу жениться...

Ярослав пока не понимал, какое отношение он имеет к желанию боярина.

Боярин, продолжая, выпалил:

— Потому что я хочу жениться на княжне Предславе!

Ярослав изумленно вскинул брови:

— А разве после того, как ее изнасиловал Болеслав, она не ушла в монастырь?

— Нет. Она живет у меня.

— А...

— Она согласна, — поспешил ответить боярин.

Теперь Ярослав все понял. В приданое Предславе обещаны богатые волости. Поэтому, женившись на Предславе, этот боярин не только становился одним из богатейших людей на Руси, но и, что являлось более ценным, входил в княжеский круг, роднился не только с русскими князьями, но и с другими королями. Его дети получали возможность стать князьями и королями. Приз для боярина был более чем щедрым. Однако...

Ярослав задумался. Уже и темнота вступила в свои права, звезды бриллиантовой россыпью усеяли небо. И где-то далеко печально плакал филин. И восток розовел далеким солнцем. Скоро утро. И скоро битва...

Желание боярина было необычным и, возможно, чрезмерным. Но Ярослав также прекрасно понимал, что в предстоящей битве его шансы на победу были слишком малы. Он вспомнил, что всегда, когда он пытался биться лицом к лицу, он проигрывал. Только расчетливая хитрость помогала ему побеждать. Так почему он должен отказываться от хитрости, которая могла ему помочь раз и навсегда разрешить спор со Святополком?

К тому же и для опозоренной Предславы, которую никто из королей уже никогда не возьмет замуж, это представлялось выходом. Ярослав ясно догадывался, почему она отказалась идти в монастырь, в душе Предславы жарким огнем горит месть. Монахиня не имеет права мстить, но жена обязана...

Ярослав протянул руку к боярину:

— Вот мое слово — если благодаря тебе завтра Святополк умрет и мы победим, то все твои желания я исполню. А сейчас отдай перстень, что дал тебе Будый.

Боярин, не понимающий, зачем князю потребовался перстень с ядом, тем не менее послушно снял перстень с пальца и подал его Ярославу.

Ярослав спрятал перстень в нише в поясе, и снова протянул руку к Косте. Но теперь в ней был дорогой перстень с большим зеленым камнем.

В глазах боярина отпечаталось недоумение, и Ярослав с кривой усмешкой пояснил:

— Тот яд не годился. От него человек умирает только через пять дней. А Святополк должен умереть завтра, до окончания сражения.

 

Глава 52

Узнав о подходе войска Ярослава, Святополк немедленно собрал воевод.

— Итак, что будем делать, бояре? — поставил он вопрос ребром.

Обычно на таких совещаниях князь слушал всех бояр, а потом принимал решение. Но сейчас Варяж нарушил порядок, решительно заявив:

— Утром надо начинать битву!

Святополк, согласно кивая головой, напомнил:

— В прежние времена мы сразу не вступали в сражения, подыскивая подходящий момент. Но Ярослав применял какую-либо хитрость и побеждал нас. Мой тесть Болеслав воевал с Ярославом по-другому, — увидев его войско, нападал на него, даже с малыми силами, как разъяренный лев. И Ярослав бежал. Ярослав думает, что мы будем, как и прежде, стоять против него. Но мы последуем примеру Болеслава Храброго и нападем, как только солнце покажется над горизонтом.

Бояре поддержали князя одобрительными возгласами. Затем Варяж, как главный воевода, изложил план сражения. Утром в сражение пойдут все отряды, кроме княжеской дружины. Пока они будут сражаться, дружина обойдет войско Ярослава сзади. И в самый решительный момент, когда все силы Ярослава втянутся в битву, дружина ударит им в спину. Этим и будет решена битва.

Возражений не последовало.

 

Глава 53

Говорят, что звезды на ночном небе — это огоньки человеческих душ. И когда человек умирает, его звезда срывается со своего места и падает, оставляя за собой длинный огненный след.

В эту короткую летнюю ночь звезды падали одним стремительным потоком, как река в весеннее половодье.

Но вот звезды поблекли, и солнце показало огненное пламя, как будто содрогающееся в ожидании предстоящего дня. Багровые лучи сорвали синий покров с широкой речной долины и обнажили стоящие друг перед другом стены.

Блестели кольчуги и доспехи. Нестриженой жесткой щетиной топорщились копья. Каменно глядели хмурые лица. И лишь теплый утренний ветерок ласково трепал пронзительно яркие знамена с золотыми ликами святых, которые должны были помочь этим людям убить друг друга.

Дружина Святополка еще ночью перебралась на другой берег реки и спряталась в кустах позади стана Ярослава. Но несколько старых дружинников остались охранять князя, который для руководства сражением занял небольшой холм позади своих войск. Здесь высился княжеский шатер, а над ним на высоких шестах, под горячим ветром, прилетевшим из южных степей, трещало знамя.

Отсюда хорошо было видно поле.

Князь сидел в полном снаряжении на белом коне, рядом с ним стоял Варяж, а за его спиной — гонцы. С другой стороны Микула, теперь не отходивший от князя ни на шаг. Чуть в стороне бояре, не имевшие своих отрядов. Среди них боярин Коста.

Святополк глядел на поле сумрачно.

— Что невесел, князь? О чем думаешь? с натужной веселостью спросил Варяж. — Впереди битва. Не сомневайся — нас больше, а значит, победа за нами. Разобьем Ярослава, и кончится в Русской земле междоусобица.

Святополк вздохнул:

— Я не сомневаюсь в победе. Но печалит меня, что многие из моих воинов погибнут в этом сражении.

— Ерунда! — бодро сказал Варяж. — Мы все рано или поздно умрем. Но нет счастливее для мужа, как умереть на поле боя, его душа сразу отправится в рай.

— Смотри, — показал Святополк рукой в сторону выстроившихся войск. — Видишь, там стоит Ярослав, и он готов начать битву.

— Мы тоже готовы, — проговорил Варяж и, взглянув на солнце из-под руки, озабочено проговорил: —- Встающее солнце светит в глаза Ярославову войску. Надо начинать, пока солнце слепит их.

— Начинаем! — проговорил Святополк и поднял руку.

И в то же мгновение над головами вражеского войска как будто поднялась вспугнутая стая черных воронов.

Святополк воскликнул:

— Они первые начали! — и резко опустил руку.

Навстречу одной стаи взвилась другая.

Микула с тревогой смотрел на приближающиеся стрелы. Судя по траектории, стрелы должны были упасть в рядах выстроившихся воинов. Но его тревогу вызвала оторвавшаяся от остальной стаи небольшая куча, которая явно летела прямо к холму, на котором они стояли.

Это заметили и другие. Но Святополк небрежно промолвил:

— Упадут у ног.

Но за несколько секунд до того, как стрелы упали, Микула быстро прикрыл князя своим щитом.

— Береженого Бог бережет, князь.

Стрелы действительно упали, шагах в двадцати не долетев до князя. Но все же о щит Микулы ударилась одна стрела и тут же упала на землю. Одновременно с этим Микула почувствовал тупой удар в спину.

Падая с коня, он понял, что случилось то, чего он всегда боялся, — в незащищенное пространство на спине все-таки попал стрела.

К Микуле тут же подбежал Векша, которого в этот раз Микула взял с собой, и наклонился над ним.

— Что с ним? — спросил Святополк.

— Поражен стрелой, но дышит, — отозвался Векша.

— Жаль. Сражение только начинается, и его меч нам бы очень пригодился, — вздохнул Святополк и приказал: — Старик, вези его скорее домой. Может, дома он выживет.

Векша с трудом оттащил Микулу за княжеский шатер и положил на свою телегу. Затем привел коня Микулы, и вскоре он ехал, далеко объезжая поле, на котором в клубах пыли шло сражение. Долго еще в степи слышался лязг железа, яростные крики и вопли раненых людей.

Одной рукой Векша правил лошадьми, другой нежно гладил белокурую голову и ласково уговаривал:

— Ты, Микула, только терпи. К вечеру приедем в Киев, там ждет тебя Ярина. И вы будете жить долго и счастливо. И у вас будут красивые дети. И негоже человеку махать мечом. Дело людей — сеять рожь, родить детей. На этом держится земля и род человеческий.

 

Глава 54

Сеча была злая, какой еще не бывало на Руси. Воины секлись, в азарте схватывая друг друга за руки, и кровь текла ручьями по удольям. И даже само солнце озлобилось и посылало на степь, покрытую пылью, как будто хотело спалить саму землю, неистово огненные стрелы.

Святополк, истекающий потом под раскаленными доспехами, выпил ведро воды, которую ему подал боярин Коста.

Уже дважды накатывались на войско Святополка новгородцы, и дважды откатывались они, густо застилая землю брызгами человеческих тел.

Еще в первый раз Варяж озабоченно предложил:

— Может, пустим засадную дружину?

— Рано, — сквозь зубы ответил князь.

Во второй раз Варяж, почерневший от солнца и пыли, в смятении простонал:

— Пора пускать дружину!

Рано! — с каменным лицом цедил князь.

И вот новгородцы накатили в третий раз. На этот раз удар был так силен, что линия войска Святополка начала прогибаться все ближе и ближе к княжескому шатру.

Варяж в тревоге схватился за княжеское плечо:

— Князь, пора бросать дружину в сражение! Не выдержим удара.

— Пора! — сказал Святополк и подал знак гонцам. — Передайте дружине — пусть вступает в сражение!

Гонцы умчались.

Святополк, чувствовавший, что скоро сражение закончится полным поражением Ярослава, весело обсуждал с боярами ход сражения. Он говорил:

— Ярослав увлекся сражением и все свои силы бросил в центр, желая пробиться к нам. Но в этом его ошибка...

Святополк не договорил слова, и Варяж с изумлением увидел, как он наклонился вперед и начал медленно сползать с коня.

— Что с тобой, князь?! — воскликнул Варяж, соскакивая с коня, чтобы подбежать на помощь к Святополку.

Когда он его подхватил, то увидел, что Святополк не дышит.

— Лекаря! Лекаря! — надрывно закричал старый воин.

Через мгновение рядом оказался лекарь. Он быстро пощупал руку князя и воскликнул:

— Освободите князя от доспехов.

Варяж тут же полоснул ножом по ремням, и доспехи спали. Лекарь прислонился ухом к груди, с минуту он слушал, затем отшатнулся:

— Он мертв!

Варяж с минуту смотрел на мертвого князя, затем взглянул на поле сражения. Там дружина Святополка уже врезалась в ряды новгородцев, и те в панике разбегались в разные стороны. Это была полная победа!

— Но поздно, как поздно! — с горечью шептал Варяж. Он повернулся к воеводам: — Кто-нибудь дайте сигнал, что сражение окончено. Святополк выиграл битву... Но проиграл войну.

Суетливый Коста радостно прокричал сигнальщикам, и через мгновение над сражением понеслись траурные звуки труб.

Варяж уже не обращал внимания на происходящее.

Он посадил тело Святополка в седло и начал привязывать его веревками, чтобы оно не упало.

Коста спросил:

— Ты зачем это делаешь?

Варяж привязал повод коня Святополка к своему седлу, затем сел на коня. Перед тем как тронуться, хмуро проговорил:

— Да, Святополк проиграл войну. Но я не отдам его тело на торжество врагу. Я увезу его далеко-далеко отсюда, и там, где Святополка никогда не достанут враги, похороню.

Коста встревожился:

— Ты в Польшу его повезешь?

— Может, и в Польшу...

— Или в Чехию?

— А может, и в Чехию.

Варяж тронул коня, но через пару шагов он снова остановился и, перекрестившись, проговорил, глядя в небо:

— Господи, я клянусь, что о месте, где упокоится тело этого несчастного князя, никто никогда не узнает.

 

Глава 55

Микула очнулся на мягкой постели. Из окна пробивался жаркий солнечный луч.

Рядом с постелью сидела Ярина и что-то вышивала на маленьком кусочке ткани. В солнечном луче ее волосы казались золотыми.

Микула спросил:

— Ты что шьешь?

Ярина смущенно улыбнулась:

— У нас будет ребенок...

От радости Микула вскинулся и задохнулся от боли в спине. Уронив рукоделье, Ярина поспешила его уложить обратно в постель:

— Ты только не шевелись, — ласково, как ребенку, сказала она. — Стрелу мы вынули и рану перевязали.

И в самом деле, в объятиях Ярины Микула почувствовал себя спокойно и уверенно. Отдышавшись, Микула показал глазами на шкаф.

— Там, на полке, стоят кувшинчики и горшочки, покажи их мне.

Ярина показал ему несколько небольших кувшинчиков и горшков, и Микула отобрал пару из них.

— Мазью из этого горшка будешь мазать мне рану. А этот настой давать утром и вечером.

Отдав указание, Микула спросил:

— А что князь Святополк — победил?

Ответ ему не понравился. Ярина рассказала, что князь Святополк во время сражения внезапно умер, и потому сражение было прекращено, а Ярослав без препятствий вошел в Киев.

— Жаль, жаль, — проговорил Микула. — Его, наверно, отравили, как и Владимира. А предателя мы так и не нашли...

Через две недели лечения Микула уже мог ходить, но он делал пока это осторожно, опасаясь что рана может открыться.

Впрочем, еще через пару дней Микула проснулся рано утром. Поцеловал в горячую щеку сонно сопевшую рядом Ярину и осторожно начал одеваться. Он одевался очень тихо, но Ярина все равно его услышала и открыла синие глаза. Когда Микула начал надевать кольчугу, Ярина с тревогой в голосе спросила:

— Ты собираешься идти к Ярославу?

— Нет, — коротко ответил Микула, пристегивая к поясу меч.

Ярина удивилась:

— Многие из дружины Святополка перешли к Ярославу. Ярослав их привечает, ему очень нужны опытные дружинники.

Ты дружинник, и тебе без князя нельзя. Или ты хочешь уйти к Мстиславу?

Микула подошел к постели и поцеловал жену в обнажившееся плечо:

— Ты не волнуйся. Я пока ни к кому не собираюсь идти служить. Мне просто надо съездить к одному мудрому человеку и побеседовать с ним. Завтра к вечеру я вернусь.

Выехав из города, Микула направил коня на юг. Через два часа он миновал Вышгород, затем доехал до блудовской деревни, но и тут не остановился. И могло показаться, что он решил добраться до самой Болгарии. Но за Блудовкой он свернул с проезжей дороги в лес. Некоторое время ехал по едва заметной тропе, а затем слез с коня и смело повел его в лесную гущу.

К концу дня он оказался около знакомой хижины.

Летний вечер нежно обнял древний лес. Вечерняя заря красила нежно-розовым цветом далекие облака, и первая звезда уже блистала в выгоревшем небе холодным осколком льда. Все замерло в преддверии ночи, не слышно было даже шороха вечно дрожащих осин. Только играющий мерцающими огоньками костер полусонно потрескивал багровыми углями, блуждая светом по лицам сидящих рядом людей.

Асмус, казалось, не изменился — он был так же сух, как старая ива, возраст которой невозможно определить. Вот только глаза совсем выцвели и побелели в масть седой голове. Он долго слушал повествование Микулы о своей жизни, ни разу не перебив его и не задав вопрос.

Наконец, Микула закончил рассказ. И повисла тишина. Асмус молчал, и Микула, глядя на вечернюю зарю, снова заговорил:

— Я сражался за князя. Я видел много плохих людей, злодеяния которых человеку даже трудно представить. И я увидел, что зло всегда побеждает. Так в чем же смысл жизни?

Асмус задумчиво проговорил.

— Белобог — бог добра, плодородия, бог, сражающийся со злом. Чернобог, бог зла. Но оба они являются частями одного бога, которого мы зовем Род. Бог один, хотя и носит много имен. Его части борются между собой, но если погибнет хотя бы одна часть, то и вторая часть умрет. А потому не может победить ни добро, ни зло. В мире нет зла и добра...

Асмус взял лежавшую рядом веточку и ковырнул угольки в костре. Почерневшие угли выплеснули веселые языки пламени. И Асмус, смотря на огонь, спросил:

— Какой ты видишь смысл в этом огне?

Микула пожал плечами:

— Огонь не имеет смысла, он просто горит, потому что мы его зажгли.

— Это для нас нет смысла. Мы зажгли его, даже не для того, чтобы обогреться. Мы зажгли его потому, что нам так захотелось. А захочется, то мы его потушим. Мы боги для огня, и наша воля ему неведома, — сказал Асмус и спросил: — А какой смысл для самого огня?

— Для огня? — задумчиво переспросил Микула и неуверенно предположил: — Для огня смысл в его горении. Горение его жизнь.

— У Ярины будет ребенок? — неожиданно спросил Асмус.

— Да, — несколько растерянный переменой темы разговора ответил Микула.

— Ну так живи дальше, — загадочно усмехнулся Асмус. — А когда поймешь смысл жизни — приходи, расскажешь мне.

 

Глава 56

В светлой комнате на полках тесно лежат светло-желтые пергаментные свитки и множество шкатулок из кипарисового дерева с почерневшим от времени серебряным окладом.

За большим столом у окна сидит старый монах Иоакин. Он пишет летопись, начатую почти полвека назад. Он начал с одного листа, но с тех пор прошло много событий, и много скопилось пергаментных листов.

Одно огорчает монаха, после смерти несчастной княгини Юлии давно никто не приходит к монаху и не читает его записей. И кажется ему, что никому не нужна его работа.

Внезапно скрипнула тяжелая дверь, и монах, оглянувшись, видит князя Ярослава. Монах вскакивает и почтительно кланяется.

Ярослав, прихрамывая, входит в комнату. Окидывая комнату взглядом, он удивленно отмечает:

— Однако много ты нацарапал, монах!

Затем он берет первый попавшийся под руку свиток и читает его. Но не дочитав до конца, зло отшвыривает его в сторону.

— Монах, ты спятил?

— Нет. Я пишу правду, — с достоинством отвечает монах.

— Чью правду? — трясется от негодования князь.

— Так правда одна, — смиренно прячет глаза монах.

— Ты лжешь! — Ярослав топнул ногой. — У моего врага Святополка была своя правда, у меня своя. Так пиши же мою правду.

— Но...

— Можешь писать и свою правду, — едко кривит губы князь и добавляет: — Но тогда я прикажу сложить твою правду в одну кучу. А поверх посадить тебя. А затем все это поджечь.

Князь веселится:

— Монах, да ты глуп. В конец концов я победил. Я тебя сытно кормлю и держу в тепле...

Монах, сообразивший, что он находится в одном шаге от страшной смерти, побелев от страха, сгибается.

— Не беспокойся, государь. В летописях будет написано то, что тебе нужно, — угодливо поет он.

— Ну смотри, — небрежно бросает князь и выходит из комнаты. А летописец бросается к записям. Он лихорадочно их читает, многие рвет на мелкие части и бросает в угол, где находится печь. В страхе он уже решил — ими будет топить печь.

Впрочем, через несколько минут он приходит в себя и в медный таз наливает воду. И бросает в воду опасные листы, чтобы смыть с них чернила. Монах рассудителен и хозяйственен — пергамент дорог, зачем его жечь.

Потом на отмытых листах он начинает заново писать.

От греховного же корня зол плод бывает: во-первых, была его мать монахиней, а во-вторых, Владимир жил с ней не в браке, а как прелюбодей. Потому-то и не любил Святополка отец его, что был он от двух отцов: от Ярополка и от Владимира.

В год 6523 (1015)

Когда Владимир собрался идти против Ярослава, Ярослав, послав за море, привел варягов, так как боялся отца своего; но Бог не дал дьяволу радости. Когда Владимир разболелся, был у него в это время Борис. Между тем печенеги пошли походом на Русь, Владимир послал против них Бориса, а сам сильно разболелся; в этой болезни и умер июля в пятнадцатый день, Умер он на

Берестове и утаили смерть его, так как Святополк был в Киеве. Ночью же разобрали помост между двумя клетями, завернули его в ковер и спустили веревками на землю; затем, возложив его на сани, отвезли и поставили в церкви святой Богородицы, которую сам когда-то построил. Узнав об этом, сошлись люди без числа и плакали по нем: бояре, как по заступнике страны, бедные же — как о своем заступнике и кормителе. И положили его в гроб мраморный, похоронили тело его, блаженного князя, с плачем.

То новый Константин великого Рима; как тот крестился сам и людей своих крестил, так и этот поступил так же. Если и пребывал он прежде в скверных похотных желаниях, однако впоследствии усердствовал в покаянии, по слову апостола: «Где умножится грех, там преизобилует благодать». Удивления достойно, сколько он сотворил добра Русской земле, крестив ее. Мы же, христиане, не воздаем ему почестей, равных его деянию. Ибо если бы он не крестил нас, то и ныне бы еще пребывали в заблуждении дьявольском, в котором и прародители наши погибли. Если бы имели мы усердие и молились за него Богу в день его смерти, то Бог, видя, как мы чтим его, прославил бы его: нам ведь следует молить за него Бога, так как через него познали мы Бога. Пусть же Господь воздаст тебе по желанию твоему и все просьбы твои исполнит — о царствии небесном, которого ты и хотел. Пусть увенчает тебя Господь вместе с праведниками, воздаст услаждение пищей райской и ликование с Авраамом и другими патриархами, по слову Соломона: «Со смертью праведника не погибнет надежда».

Память о нем чтут русские люди, вспоминая святое крещение, и прославляют Бога молитвами, песнями и псалмами, воспевая их Господу, новые люди, просвещенные Святым Духом, ожидая надежды нашей, великого Бога и Спаса нашего Иисуса Христа; он придет воздать каждому по трудам его неизреченную радость, которую предстоит получить всем христианам.

Монах очень торопился переписывать, поэтому он писал небрежно, с множеством ошибок. Но к следующему приходу князя он успел многое переписать. Что не переписал, то сжег.

Ярослав со строгим выражением на лице прочитал несколько рукописей. Монах затаил дыхание, ожидая его оценки. Но по ходу чтения Ярослав только заметил:

— Пиши везде, что Святополк — Окаянный. Ну, а меня, так как я победил, пиши — Мудрый.