Жил-был фабричный пролетариат. В тяжелых муках он рождался, несладко жил. Первыми озаботились этим — кто? Угадали: представители «класса-антагониста». Они-то и начали создавать филантропические общества, строить для рабочих жилища, учреждать кассы — страховые и сберегательные, фонды безвозмездных ссуд. Роберт Оуэн был только самым выдающимся деятелем, но не единственным. «Предприниматель должен своим рабочим нечто большее, чем только заработную плату». Кто сказал это — коммунист? социалист? профсоюзник? моральный мыслитель? Это сказал капиталист Ж. Дольфус. Наверное, таких было меньшинство. Но определенно формировалось общественное мнение и даже движение.
Взлелеянная просветителями идея laissez faire, истолкованная прямолинейно, оказалась небезупречной. Она требовала не допускать объединений (каждый за себя). Значит, рабочие союзы были недопустимы. Как и государственное вмешательство в частный бизнес. В то же время, как указал Адам Смит, нанимателям не обязательно объединяться на формальной основе ради продвижения своих интересов. Не бывает, наверное, ни одного обеда или иного рода неформальной встречи предпринимателей, писал он, который бы не закончился каким-нибудь сговором между ними о ценах, зарплате и т. д.
Общественное мнение пересиливало себя, когда понуждало государство заботиться об интересах рабочих. И все же это было. Англия: 1802 — ограничение детского труда, 1804 — первые рабочие сберкассы, 1825 — признание права на забастовки, 1833 — учреждение фабричной инспекции, 1844 — ограничение труда женщин на фабриках. Франция: 1842 — первый допуск рабочих к участию в прибылях, 1848 — первое ограничение рабочего дня мужчин, 1867 — первые общества (не из рабочих) борьбы за охрану труда и технику безопасности.
Все тот же Адам Смит объяснил, что когда страна богатеет, средняя зарплата растет (новые инвестиции повышают спрос на рабочую силу и усиливают конкуренцию среди нанимателей). Так и было в Западной Европе в XIX веке, особенно после подавления революции 1848-49 гг. За период 1806–1862 номинальная зарплата выросла на 24,5 %, а за 1853–1880 — на 70 %. Всего за столетие она выросла более чем вдвое при росте стоимости жизни менее чем на треть. Рабочий день сократился за столетие на 25–35 %.
Жил-был рабочий класс. А рядом возник и зажил своей жизнью миф о рабочем классе. Свое окончательное оформление он получил в 1847 году в виде «Манифеста коммунистической партии» Маркса-Энгельса. В этой поэме написано, что с ростом общественного богатства зарплата падает, условия труда ухудшаются, рабочий день удлиняется. Что мужской труд вытесняется женским и детским. Что рабочие суть рабы фабриканта, жадно стремящегося только к своей наживе. Что интересы «пролетариата» и «буржуазии» антагонистичны. Что пауперизм растет быстрее, чем богатство. Что свобода пролетариата означает гибель буржуазии.
Все тенденции, заявленные в «Манифесте», направлены в сторону, противоположную реальному развитию. Можно ли было надежно судить о последнем и предсказать его в 1847 году? Конечно. И даже раньше, например в 1776 году, когда вышла книга Адама Смита. Потому что Смит предсказал не только возможность именно такого развития, но и сформулировал необходимые для этого предпосылки. Юные авторы «Манифеста», возможно, что-то слышали о Смите, но, положа руку на сердце, он был им не нужен. Не опирается написанное ими и на какую-либо статистическую базу.
«Манифест» — не результат экономического анализа, он выражает всего только умонастроение авторов. Ни умонастроение их, ни экономические оценки и прогнозы памфлета, ни самый метод оценок и прогнозов — никогда не пересматривались. И не подлежали пересмотру. Целью было что угодно, только не научное познание. Все рассмотрено и изложено sub specie революции.
Это потом, когда он получил возможность говорить за двоих, Энгельс заговорил о «научном коммунизме» (для других случаев, например, для английской аудитории, чтобы не пугать, было припасено выражение «научный социализм»). Написан же «Манифест» был не для академических дискуссий, а для политической пропаганды в рабочих кружках и завоевания лидерства в них. То же самое можно сказать о книге «Капитал» (как, надеюсь, показано в настоящей статье).
Чтобы сделать привлекательным «призрак коммунизма», понадобилось сотворить ужасающий призрак капитализма. И Маркс выдумал его — «капиталистический способ производства», представленный в «Капитале». Названная книга — не научная монография. Это — замаскированная под научный трактат («да еще столь ученого вида и даже с примечаниями по-гречески») чудовищно гипертрофированная подстрекательская листовка.