Варя проснулась от того, что задохнулась в гробу. Очнувшись, она долго дышала и водила языком во рту, боясь, что нащупает там комья земли. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот разобьется о грудную клетку.

За окном клубились предрассветные сумерки, но в кабине было светлее, чем в могиле. Рядом сидел Мошков, руки которого лежали на рулевом колесе. Постепенно успокаиваясь, Варя повернула голову к окну, за которым промелькнул призрачный силуэт машины с включенными фарами. «Значит, я жива?» – спросила она себя. Ответить на этот вопрос однозначно получилось не сразу. Варя еще не вполне отошла от привидевшегося кошмара. Этот тесный и душный ящик, в котором она билась, эта затхлая земля, сыпавшаяся сквозь щели на ее лицо, все было так реально… может быть, реальнее, чем наяву.

– Страшное что-то приснилось? – спросил Мошков.

– Почему ты так решил? – спросила Варя.

– Ты кричала и дергалась.

– Не помню.

Мошков повернул к ней голову.

– Можешь спать еще, – сказал он. – Рано.

– Наверное, подремлю, – согласилась Варя. – На этих сиденьях так удобно. Только голова слишком низко.

– Возьми подушку наверху.

– Нет, лучше я так. По-походному.

Повозившись, она снова забылась беспокойным сном. Разбудил Варю телефон, подаренный Емельяновым. Он заклинал ее изменить маршрут, утверждая, что в условленном месте их убьют.

– Кто это был? – спросил Мошков, профиль которого на фоне яркого утреннего солнца казался черным.

– Один знакомый, – ответила Варя хриплым спросонья голосом.

– Понятно.

Ничего ему не было понятно, и, судя по тону, ему это не нравилось.

– Давай поедем другой дорогой, – сказала Варя, надеясь, что он не станет спрашивать почему.

Этого не произошло.

– Почему? – спросил Мошков.

– Понимаешь, если мы проедем… – Варя достала карту, развернула и, недолго думая, ткнула пальцем в первый попавшийся населенный пункт. – Если мы проедем тут, то тетя Наташа передаст посылку.

– Кому?

– Дедушке.

– Возможно, ты хорошая внучка, – сказал Мошков, недовольно покосившись на нее, – но плохая лгунья. Скажи прямо, почему ты хочешь ехать по другой дороге? Не надо врать. Ты мне не доверяешь?

– Доверяю.

– А вот я тебе, похоже, нет.

– Ты должен. Поверь, так надо.

Мошков проехал не меньше километра, прежде чем процедил сквозь зубы:

– Уговорила. Но мне все это начинает надоедать, учти. Ты что-то темнишь. У меня терпение не бесконечное.

– Я понимаю, – пробормотала Варя.

– Все же я объясню еще раз, – медленно произнес Мошков. – Чтобы больше не возникало недоразумений. Я стараюсь верить тебе, Варя. Изо всех сил. Но мне не нравится, когда мною манипулируют. То, что я тебя выручаю, не означает, что я простофиля, который принимает все за чистую монету.

– Я знаю, Володя.

– Дай мне карту. – Мошков долго смотрел в нее, что-то прикидывая, потом решил: – Километров через двадцать свернем на проселок. Срежем путь. В объезд далековато получится, а я один за рулем остался.

– Спасибо, Володя, – тихо сказала Варя.

– Не ошибись только, – предупредил Мошков.

– Постараюсь. Есть хочешь?

– На проселке пожуем. Там тряско. Захочется передохнуть.

На этом беседа оборвалась. Им стало не о чем говорить.

А в идущем следом «ниссане» Ильин и Баширов разговаривали как раз очень оживленно.

– Он хотел вас наколоть, этот ваш Порохов, – бурчал Баширов, изредка ударяя ладонью по рулю. – Если бы я не спохватился, мы бы сейчас торчали там, как последние придурки.

– С ним что-то приключилось, – защищался Ильин. – Он не позвонил и на звонки не отвечает.

– Потому и не позвонил, что сам все заграбастать решил.

– Тогда куда он делся? Мы одни за фурой едем.

– Хм… – Баширов поскреб подбородок, успевший покрыться редкой щетиной. – Задачка.

– Ладно, не будем ломать головы понапрасну, – рассудил Ильин. – Нам так даже лучше. Сами камни возьмем.

– А если это туфта?

– Что?

– Если никаких алмазов нет? Тогда что?

Помрачнев, Ильин несколько минут обдумывал услышанное. Потом вздохнул:

– Скоро узнаем.

Его энтузиазм угас. Настроение было совсем не то, что накануне, когда они с лейтенантом готовились ко сну.

Как только стемнело и над черной кромкой леса всплыла луна, сделалось зябко, словно именно от нее повеяло холодом. Баширов поднял воротник и заявил, что неплохо бы согреться. Покосившись на него, Ильин сказал:

– После дела выпьем. Сегодня нельзя.

– Кто о спиртном говорит? – занервничал Баширов. – Костер бы развести.

– Нельзя.

– Почему?

– Тогда, – пояснил Ильин, – будет легко определить наше местонахождение.

– Да кому мы нужны! – попытался спорить Баширов. – У меня охотничьи колбаски есть, поджарили бы на огне.

– Нет. Глупо торчать на свету. Кто-нибудь может подкрасться в темноте и перещелкать нас, как куропаток.

– Вы о ком, товарищ майор? Никто не станет к нам подкрадываться.

– Ты так полагаешь, лейтенант? – Ильин снисходительно усмехнулся. – Надо быть готовым к тому, что враг способен сделать, а не к тому, что он, по-твоему, сделает.

– Это кто же такое выдумал? – желчно осведомился Баширов, которому не понравилась идея провести ночь без костра.

– Клаузевиц, – ответил Ильин. – Тебе приходилось читать Карла фон Клаузевица?

– Кого-кого?

– Клаузевица. Был такой прусский офицер. Он книгу «О войне» написал. Так вот, в ней Клаузевиц говорит, что готовиться нужно не к тому, что, по-твоему, может сделать враг. А к тому, что враг способен сделать. Улавливаешь разницу?

– Что русскому хорошо, то немцу смерть, – мстительно произнес Баширов.

Из вредности он пощелкал зажигалкой, спалил пару сухих листьев, но настоящий огонь разводить не отважился. Удовлетворенно усмехнувшись, Ильин удалился по своим делам в темноту. Возвратился он к заскучавшему Баширову совершенно беззвучно.

– Ты как тень отца Гамлета, – буркнул тот.

– Да, был такой принц датский, – сказал Ильин. – И что ты о нем знаешь? – Убедившись, что лейтенанту сказать нечего, он принялся делиться познаниями. – Его отца убили. Он превратился в призрак и стал являться сыну, то есть Гамлету.

– Зачем?

– Предупреждал его об опасности.

– Удобно, – оценил Баширов и поднял глаза к звездам. – Я бы тоже не отказался, чтобы меня кто-то предупреждал об опасности.

– Ну, нам опасность не грозит, – усмехнулся Ильин.

– А как же Карл фон Клаузевиц?

Лицо майора скрывала темнота, но по голосу можно было угадать, что он улыбается.

– Он в Германии жил, – сказал он, пожимая плечами. – У нас тут все иначе. Разводи костер. Попробуем твоих колбасок. И по сто грамм выпьем.

Увидев фляжку, заманчиво поблескивающую в руке начальника, Баширов обиженно спросил:

– Зачем вы все это затеяли, товарищ майор? Это нельзя, то нельзя…

– Проверял тебя, – признался Ильин. – Как поведешь себя, если тебя разозлить? Мы ведь тут одни, без свидетелей. А завтра сокровища делить.

– Думаете, я на подлянку способен?

– Уже не думаю. Экзамен ты выдержал. Так что тащи хворост. Пировать будем.

Сытно поужинав и угостившись хорошим коньяком, два офицера полиции поболтали о женщинах, футболе, политике и сблизились так, словно были друзьями, старшим и младшим.

Утром, догоняя грузовик с драгоценностями, они были уверены друг в друге. Ильин знал, что Баширов его не подведет, точно так же Баширов полностью полагался на своего начальника. Они даже решили, что, разбогатев, совместно начнут какой-нибудь бизнес.

– Можно нутрий разводить, – рассуждал Ильин. – Или даже страусов. Короче, экзотику какую-нибудь. Чтобы, значит, пресечь конкуренцию. В корне.

– Я бы лучше ресторан открыл, – скромно возразил Баширов.

– Одно другому не помеха, лейтенант. Представь себе ресторан, в котором страусиные яйца… вот такенные, – показал Ильин, – и мясо. Публика туда валом попрет.

– Можно назвать «Мир страусов». Или даже «Страусиная вселенная».

Баширов ожидал, что его размах будет оценен по достоинству, однако Ильин оборвал его резким: «Ш-ш!»

– Тормози! – скомандовал он, когда лейтенант выбросил из головы страусов с их яйцами. – Фура ход замедлила. Они сейчас остановятся. Не будем раньше времени светиться. Пусть выйдут сперва, голубчики.

– Если отлить, то это ненадолго, – предупредил Баширов.

– Думаю, не только отлить… Позавтракать ребяткам пора. Это они очень вовремя надумали. Место подходящее. Тут мы их и прищучим.

Выбравшись из «ниссана», полицейские осмотрелись. Дорога пролегала через кукурузные поля, недвижимые и молчаливые. Пыль, поднятая колесами «вольво», уносилась ветром, признаков других машин не было.

Оттуда, где стояли Ильин и Баширов, был виден только верх фургона, все остальное заслоняли зеленые заросли.

– За мной! – скомандовал Ильин. – Надеюсь, лейтенант, ты не табельное оружие на дело взял?

– Обижаете, товарищ майор, – откликнулся Баширов, пробираясь следом. – Какой дебил станет табельный ствол светить?!

– Бывают такие, лейтенант, бывают. Уж поверь моему опыту. Один участковый, помню, старушку из-за квартиры кокнул. И что ты думаешь? Удостоверение свое в квартире забыл, которое ей предъявил при входе. Повязали, конечно.

– Много дали?

– Шутишь?! – удивился Ильин. – Кто ж его на поругание отдаст? А честь мундира? А «наша служба и опасна и трудна…»?

– «И на первый взгляд как будто не видна…» – автоматически закончил Баширов.

Полицейские, двигаясь вдоль края поля, добрались до нераспаханного пригорка, откуда их взорам открылся весь грузовик, от пыльных колес до белой крыши. На борту красовался красно-синий логотип «Автопробега». Водителей и их спутницы видно не было.

– За фурой устроились, – решил Ильин. – Едят.

– Или что еще! – хохотнул Баширов. – О чем не говорят, чему не учат в школе.

– Порнухи в интернете насмотрелся, лейтенант? Откуда у тебя, молодого и красивого, такие мысли похабные берутся?

– Шучу я, шучу, товарищ майор.

– Не нравятся мне такие шуточки, – проворчал Ильин, пригнувшись, как бегун на старте. – Ты не шалтай-болтай какой-нибудь, прости господи, ты страж закона.

– Исправлюсь, – пообещал Баширов.

Перебежками они добрались до фургона, обогнули его и выглянули, а в следующую секунду с пистолетами наизготовку выскочили из укрытия, выкрикивая:

– Мордами в землю! Руки на голову! Не двигаться! Не смотреть, падлы.

Мошков и Варя, подвергшиеся нападению, подчинились беспрекословно. Падая на траву, Варя задела электрический чайник и зашипела, когда кипяток обжег ногу. Мошков глухо спросил из-под локтя:

– Что вам нужно?

– Сейчас узнаешь, – пообещал Ильин, жуя ветчину, прихваченную с импровизированной скатерти-самобранки. – Где третий?

– Вы моего напарника имеете в виду? Коротаева?

– Ну не папу же римского, – сказал Баширов, готовясь пнуть пленника под ребра.

Ильин, не переставая жевать, напряженно всматривался в просветы между стеблями кукурузы.

– Удрал он, – сообщил Мошков.

– Как удрал? – не поверил Баширов. – Куда?

– Куда – не знаем, – вмешалась Варя. – А удрал очень просто: пригрозил мне ножичком – и тю-тю.

Ильину показалось, что в воздухе стало слишком мало кислорода, чтобы свободно дышать.

– Вздумаешь врать, пристрелю! – пообещал он, склонившись над Варей. – Я точно знаю, что ты везла. И я приехал за этим. Говори, где спрятаны алмазы, и будешь жить. В противном случае изуродую, как бог черепаху, вытащу правду, а потом прикончу.

Мошков повернул голову, чтобы лучше видеть Ильина, и Баширов тут же врезал ему:

– Глаза опустил!

– Я не понимаю, про какие алмазы вы говорите, – произнесла Варя таким механическим голосом, что не смогла бы обмануть даже ребенка.

Ильин дважды ударил ее ногой по пояснице, прошипев:

– Не прикидывайся! Не прикидывайся! – Он отступил в сторону, переводя дыхание. – Мне Порохов все рассказал. Про Литву, про алмазы, про твой долг Лозовому. Больше слушать твой лепет не буду. Начну калечить, предупреждаю.

– Он правду говорит, Варя? – спросил Мошков, уставившись в землю.

– Правду, – подтвердила Варя после недолгого колебания. – А где Порохов?

– Я за него! – рявкнул Ильин и снова ударил ее. – Кто здесь вопросы задает, я или ты? Нет твоего Порохова. Он вас нам передал. Гони камни!

Варя, заведя руку назад, чтобы пощупать спину, с трудом перевела дыхание и наконец сказала:

– Камни забрал Коротаев. Ограбил меня и сбежал.

Ильин ей сразу поверил. Во-первых, второго водителя поблизости действительно не было. Во-вторых, это объясняло отсутствие Порохова. Скорее всего, компаньон сейчас гонялся за беглым Коротаевым. А может, уже считал добычу, доставшуюся ему одному.

Эта мысль была столь невыносимой для майора, что он застонал, как от головной боли. Он остался ни с чем! Обычное спокойствие покинуло его. Приступ ярости был столь сильным, что Ильина затрясло, будто у него начался припадок.

Мошков, украдкой наблюдавший за ним в просвет между плечом и землей, понял, что сейчас его и Варю будут убивать. Это было прискорбно, но больше удручал другой факт: любимая женщина его не просто обманула, она его использовала. Легенда про дедушкины иконы была прикрытием. Варя везла за границу алмазы, причем, если бы таможенники их обнаружили, виноватым оказался бы Мошков.

Он закрыл глаза и стиснул челюсти так сильно, что услышал скрежет зубов. Ему было горько, очень горько, настолько горько, что не выразить словами.