Перед выходом Юрий оделся во все темное и, поколебавшись, повозил рукой в печке и натер лицо сажей. Эта мера предосторожности казалась глуповатой в мирное время, но лучше свалять дурака, чем сыграть в ящик.

Он натягивал перчатки, когда ощутил постороннее присутствие за своей спиной.

— Я же сказал тебе спать, — сказал он, не оборачиваясь.

Недовольство выражалось не тоном, а смыслом сказанного.

— А если мне не спится? — спросила Ангелина.

Юрий пожал плечами:

— Тогда просто лежи. Или сиди. Но в темноте. Наверху.

— Тут интернет плохой. Даже фильм не посмотришь.

— На этот случай есть фотографии котиков, — сказал Юрий. — И всяких там райских уголков.

— Ты считаешь меня недалекой? — спросила Ангелина.

Как же он мог считать ее недалекой, когда они стали очень даже близки? Какой-нибудь час назад они еще держались друг за друга, словно боясь отпустить и потерять навсегда. Юрий покусывал свой палец, чтобы хоть немного отвлечься от того, что проделывает его тело с другим телом, находящимся внизу.

Он двигался в чуть замедленном режиме, ритмично и монотонно, ощущая, как послушно раскачивается под ним Ангелина. Она то и дело покашливала, что, как он уже знал, предвещало бурную разрядку. Щеки порозовели, губы кривились, руки, обхватившие поясницу Юрия, притягивали его все сильнее. Это возбуждало. Но он продержался бы еще несколько минут, если бы Ангелине не вздумалось поднимать и забрасывать на него ноги. Юрий перестал сдерживаться, утратив контроль над своим телом и чувствами.

Его накрыла ошеломляющая сладкая волна, в глазах потемнело, уши заложило. Вкладывая последние силы в постепенно сокращающиеся движения, он перестал поддерживать себя на весу и придавил Ангелину всем телом. Тут накрыло и ее, потому что она издала сдавленный стон, сдавила пальцами кожу на спине Юрия и потянула ее, как будто собираясь сорвать, словно одежду. Ее ноги обхватили его бока с силой, требующейся для верховой езды без седла.

Одновременно с повторным стоном Ангелина сжала его еще сильнее и вся задрожала от переполняющего ее напряжения. Чтобы помочь ей достичь разрядки, Юрий продолжал двигаться, хотя лично ему это уже ничего не давало. Она вскрикнула, затрепетала в конвульсиях, обмякла. Ослабшие ноги соскользнули с его поясницы и остались согнутыми в коленях, помогая Ангелине приподнимать и опускать бедра. Она делала это ритмично, как умирающая оса, все еще стремящаяся кого-то ужалить.

— Ну все, все, — пробормотал Юрий, высвобождаясь из ее объятий, поскольку в такие мгновения тесное соприкосновение с женским телом переставало вызывать у него приятные эмоции. — Пойду напьюсь. Тебе воды принести?

— Принеси, — слабо кивнула Ангелина.

Пить она не хотела. Она хотела понежиться рядом с Юрием еще несколько минут… а лучше полчаса или даже час, черпая от него энергию, которой ей всегда недоставало, когда она оказывалась без мужчины.

А они всегда уходили. К своим женам. Или за водой. Или в ночь, вымазав лицо черным…

— Юра, — окликнула Ангелина.

— Мм? — Он обернулся.

Совсем непохожий на себя. Незнакомый, чужой и опасный.

— Не надо. Не ходи.

Она не поверила собственным ушам. Неужели это она сказала? Она, гордая деловая женщина, нанявшая киллера, чтобы поквитаться с убийцами своей бабушки? Она, Ангелина Антонова, расплатившаяся с ним натурой, что звучит предельно грубо и откровенно.

— Почему? — вежливо спросил Юрий.

— Я… Не знаю.

— Ты передумала?

— Не знаю, — повторила Ангелина, кусая губу.

Она стояла на нижней ступеньке, сравнявшись ростом со своим наемником. Ей не хотелось его отпускать. Она вдруг поняла, что если с ним что-то случится, то ей будет больно. Может быть, даже хуже, чем когда она потеряла бабушку. В этом крылась несправедливость. Бабушка посвятила ей значительную часть своей жизни и многое дала, тогда как от стоящего напротив мужчины Ангелина не получила ничего, кроме многократных и довольно бурных оргазмов. И этого достаточно, чтобы считать его близким? Чтобы переживать за него и млеть от его взгляда?

Получалось, что да. Но Ангелина не хотела, чтобы так получалось. Это было предательством по отношению к бабушке.

— Так передумала или нет? — настойчиво спросил Юрий.

«Нет», — подумала Ангелина.

— Да, — произнесла она в то же мгновение.

— А я нет, — сказал он, потрогал рукоятку пистолета под черной толстовкой с капюшоном.

— Юра…

— Свет не включай, замкнись и не выходи.

Дверь за ним закрылась. Постояв немного, Ангелина подошла, чтобы повернуть ручки замков и задвинуть засов. В доме стало очень пусто, очень темно и тихо. Казалось, в этой тишине вот-вот прозвучит бабушкин голос.

«Как ты тут без меня, Ангелочек мой?»

Похолодев, Ангелина бросилась наверх. Там тоже было темно и тихо, но не так страшно. Она прошла в свою комнату и провела рукой по постели. Простыня еще хранила тепло двух разгоряченных тел, а в одном месте была холодной и влажной.

Ангелина приблизилась к окну, машинально держа руку возле лица. Снаружи ничего не было видно. Внизу было чуть темнее, вверху чуть светлее, а еще там блестели звезды, но Ангелина не принадлежала к числу романтических натур, готовых восторгаться ночным небом.

Задернув штору, она посветила мобильником и увидела планшет, оставленный возле кровати. Поколебавшись недолго, Ангелина взяла его и открыла последнюю интернет-страницу, на которой побывал Юрий перед уходом. Оказывается, его заинтересовала личность поэта, убитого сегодня на соседней улице. Фамилия его была Донской, при жизни он вел блог и размещал там свои стихи. То, что прочитала Ангелина, напомнило ей историю с подъемным краном, на который она полезла вслед за братом и его компанией. Вот кому не мешало бы прочитать эти стихи.

Пацаны, пацаны… Так ведется, взрослеет не каждый. Кто-то платит за всех Своей маленькой жизнью порой. В детстве каждый из нас уцелел лишь случайно однажды, Потому что в тот раз влез куда-то чуть раньше другой. Что за серая жизнь! А так хочется громкой и яркой! Кто воспринял всерьез хоть бы раз деревянный меч твой? И разводят костры пацаны возле бочек с соляркой… В детстве очень легко загореться нелепой мечтой. Кто-то глубже нырнет, а другой заберется повыше: Весь мальчишеский век как прогулка по тонкому льду. Чье-то детство опять, балансируя, ходит по крыше. Кто окликнет его, ненароком накликав беду? Пацаны, пацаны, пусть чужая беда вас затронет И взъерошит вихры, и скользнет холодком вдоль спины. Смерть коварна всегда, словно капсюль на ржавом патроне, И прицелен любой, пусть слепой, рикошет от стены.

Ангелина выключила телефон и положила на место. Когда Юрий рассказал ей про убийство в поселке, она не почувствовала ничего — ни гнева, ни сожаления, ни сочувствия. Она никогда не видела Донского, не была с ним знакома и не воспринимала как реального человека.

Нам сообщают, что от урагана погибло столько-то человек, от землетрясения столько-то, а боевые действия в горячей точке унесли еще энное количество жизней. Иногда счет идет на десятки, а иногда на сотни и тысячи. И что? Абстрактные цифры и факты редко задевают за живое. В таком-то городе в возрасте, допустим, восьмидесяти лет скончался некий ученый… или писатель… или политик… И что? Если его лицо и имя нам незнакомы, то мы даже новость эту читать не станем. Прокрутим информационную ленту и поищем что-нибудь поважнее. Из нашего мира ежедневно уходит около 150 000 человек. Три переполненных стадиона. И ничего, никого это не вгоняет в депрессию. А тут какой-то Донской.

Ангелина попыталась его себе представить. Наверняка пьющий, худой, желчный, с длинными седыми патлами по плечи. Считает себя непризнанным гением. Если удается заманить женщину в койку, принимается декламировать ей свои вирши. Прямо в голом виде. С чувством, с выражением.

Это выглядело комично, и Ангелина усмехнулась. Потом подумала, что Донской лежит сейчас бездыханный под простынкой, с номерочком на голой ноге, и помрачнела. Правда, не из-за жалости. Из-за тревоги за совсем другого мужчину.

Когда в поселке поднялся шум, Ангелина хотела бежать туда, но Юрий ее удержал.

— Сиди, — сказал он. — Нам нечего там делать. Я потом все разузнаю и расскажу. А сейчас высовываться не будем.

— У них там настоящая революция, — сказала она, прислушиваясь к крикам, доносящимся в открытое окно. — Слышишь? Сейчас снесут правление вместе со сторожами.

— Не снесут, — сказал Юрий. — Пошумят и разойдутся. А может, и разбегутся, если их турнут.

— Плохо ты о людях думаешь.

— Я о них вообще не думаю.

— Почему? — прищурилась Ангелина.

Она и сама была отъявленной эгоисткой, но ее задело, что кто-то говорит об этом открыто, тогда как она привыкла скрывать свою истинную сущность.

— Мне себя хватает, — пояснил Юрий, лениво листая старый журнал. — С собой бы разобраться.

— А что значу для тебя я? — спросила Ангелина.

Они сидели в комнате с телескопом: он — на матрасе, в джинсах с широким ремнем, она — на круглом вертящемся табуретике, в узких белых трусиках.

— Давай попробуем стоя, — предложил он, откладывая журнал.

— Я не хочу, — отрезала Ангелина.

Но она хотела. Через две минуты он уже прижимал ее к теплой стене, и ее спина скользила по гладким обоям, пока она старалась держаться как можно выше, чтобы ему не приходилось так сильно сгибать ноги.

А теперь его не было, и она не находила себе места. Быстро же успела привязаться! Не надо было, не надо.

Ангелина приблизилась к окну и стала слушать, надеясь определить, где находится сейчас Ярышников и чем занимается. Как его в действительности зовут? Способен ли он еще на любовь и прочие теплые чувства, или в душе его все выжжено дотла? Испытывает он к ней нежность, привязанность, благодарность? Или ему важно только стащить с нее трусы и запретить снимать босоножки? Кто ему Ангелина? Кукла из секс-шопа, только живая?

Она бы очень удивилась и, наверное, обрадовалась, если бы узнала, что Юрий тоже думает о ней. А так оно и было.

Вылазка не представлялась ему делом слишком трудным или опасным, поэтому он мог позволить себе некую отвлеченность мыслей, тем более что мозг работал в автоматическом режиме, регистрируя звуки, образы, ощущения, запахи. Юрий искал бандитов, не собираясь быть обнаруженным ими сам, а мысли его блуждали далеко.

Не слишком ли сильно он позволил себе увлечься Ангелиной Антоновой? Может, разумнее отказаться от работы, тем более что заказчица за нее уже расплатилась, и не раз? Юрий не собирался связывать судьбу с какой-либо одной женщиной. Это означало бы конец его профессиональной карьеры и прочие неудобства. Оседлая жизнь, легализация, квартплата, дети, закупка продуктов и так далее, и тому подобное.

Подумать страшно!

Но вместе с тем и приятно подумать…

Вот он, Юрий (или кем он там запишется при регистрации), возвращается с работы (не той, после которой остается пороховой нагар на руках) домой, а там его ждет Ангелина (отрастившая нормальную длинную прическу) и сын… два сына… два сына и дочурка… Вместо того чтобы выглядывать на улицу сквозь щель в занавесках, он моет руки и затевает веселую, шумную возню с детворой, то и дело напоминая Ангелине, что голоден как волк.

Наконец ужин. Юрий рассказывает за столом о своих странствиях (без лишних подробностей), отвечает на вопросы детей, терпеливо выслушивает женскую болтовню жены. Потом спальня, вся белая, с позолотой и зеркалом во всю стену. Там известно что происходит. А потом, засыпая, не нужно прислушиваться к шуму машин внизу и гудению лифта. Потому что никто Юрия не ищет, не преследует. Он свободный человек с одним-единственным паспортом, идентификационным кодом и небогатым набором банковских карт. Нет тайников, нет кодов и зашифрованных посланий, нет обязательств ни перед кем, кроме семьи.

Захотела бы Ангелина начать такую жизнь с ним? Юрий не мог ответить на этот вопрос однозначно. Судя по тому, как самозабвенно она ему отдавалась, ей было с ним хорошо. Однако характерец у этой девицы не подарок. Замучаешься обламывать. Оно Юрию надо? Ангелина того стоит?

Он так и не узнал, как ответил бы на последний вопрос. Его ноздри уловили запах анаши. Вряд ли кто-то из дачников баловался наркотиком на сон грядущий. А вот бандиты любят покурить травку. Ни беспамятства, ни похмелья. Некоторых, правда, в разговоре заносит, но для того ты и мужик, чтобы фильтровать базар, то есть не болтать лишнего.

Терпким дымком тянуло из двора, возле которого Юрий остановился. Сливаясь с листвой кустов, тянущихся вдоль ограды, он смотрел в темноту, пока не заметил огонек метрах в двадцати, где-то недалеко от темной громады дома.

Оценив прочность металлической рамы и пошатав ее, чтобы проверить, не скрипит ли, он взялся за нее одной рукой, оттолкнулся от земли обеими ногами и перенесся через ограду с такой легкостью, будто весил не больше ребенка. Прыжок был почти беззвучен, как и последующие шаги в направлении огонька.

Братья Балабановы не подозревали, что кто-то приближается к ним короткими перебежками. Не знали они и того, что очень скоро им предстоит умереть, потому что такую стратегию избрал их главный и неведомый враг. Он собирался убивать бандитов, сея в их рядах панику, пока разбираться в ситуации не приедет сам Котов Никита Петрович. На месте братьев мог быть кто угодно, но судьба привела сюда именно их, так что участь их была решена.

Полчаса назад они забрались во двор дома, где живет тот самый парень с двустволкой. Как объяснили братьям, его зовут Женей Артемовым и с ним пора кончать.

«Подожгите дом, — сказал Летягин, — он и выскочит, а с собой непременно прихватит документы. Их нужно забрать, а Женю хоть в огонь бросайте, хоть в озеро, без разницы».

В настоящий момент все было готово для начала операции. Братья Балабановы загодя смотались в город за жидкостью для разведения огня, особыми толстыми спичками и травкой. Обычно в присутствии Мамая они дурь не курили, потому что он ее запах за версту чуял, но сегодня дым пожара перебьет все остальные запахи.

В ход пошла уже вторая самокрутка. Третью Балабановы договорились «взорвать», когда закончат дело. Им было уже достаточно хорошо. Сказочная ночь окружала их, над головами раскинулось безбрежное звездное небо. Между первым и вторым перекурами парни взяли по бутылке с горючей смесью и полили все, что собирались поджечь: двери, половичок, оконные рамы, виноградные лозы, перила. Балабан-2 не поленился вскарабкаться на крышу по фигурному кирпичному углу с выступами и оросить жидкостью край декоративной башенки.

— Ее и подожгу первой, — сказал он мягким, глубоким голосом, выпуская дым короткими порциями. — А уж потом остальное.

— Ты как Тарзан, в натуре, — засмеялся Балабан-2. — Или кошак. Так и лазил бы по лианам.

— Не, — возразил брат. — В них запутаться можно.

Они захихикали, а потом сложились пополам, задыхаясь от раздирающего легкие смеха.

— За… запу… — приговаривал Балабан-1 визгливо. — В пау… паути…

— Человек-паук, тля… — тихонько верещал Балабан-2. — На ниточке. Вверх но… нога…

Наркотик делал воображаемые картинки яркими, насыщенными, предельно реальными. Мысли сменяли одна другую, расцветая яркими, искристыми фейерверками. Это было весело, но мешало делу, поэтому, отсмеявшись, братья поочередно напились воды из прихваченной баклажки. Слегка попустило. Отсмеявшись, Балабановы немного пофилософствовали.

Балабан-2 предположил, что звезды, они вроде нашей планеты, и на каждой имеются свои Балабановы, которые сейчас смотрят на звезды и размышляют о том, что на них живут такие же, как они, братья.

— Может быть, есть даже такая планета, где только мы с тобой и есть, — заключил он.

Обдумав как следует эту идею, Балабан-1 согласился:

— Непременно должна быть. Если есть бесконечность, то все бесконечно. И нас, Балабановых, бесконечное число.

Потрясенные своей догадкой, они минуты три сидели молча, а потом Балабан-2 проверил, на месте ли спички, и отправился поджигать дом. Пока он карабкался по кирпичам на крышу, второй брат встал к дереву помочиться, услышал за спиной шорох и обернулся.

За его спиной находился человек с черным лицом и очень светлыми глазами. Он схватил Балабана за темя и подбородок, уперся коленом в поясницу и помог довершить поворот головы до такой степени, что лицо теперь смотрело прямо за спину. Правда, Балабан-1 уже ничего не видел, совсем ничего. Он не почувствовал, как его опустили на землю, и не узнал, что умер, продолжая мочиться из расстегнутых штанов.

Покончив с ним, Юрий остался рядом, не рискнув выходить из густой тени. Башенка на крыше уже пылала, озаряя подступы к дому. Бандит же спустился на землю и ловко бегал вокруг, зажигая спички, похожие на маленькие факелы.

Юрий знал, что, когда из ярко освещенного места поджигатель переместится в темноту, он некоторое время будет слеп, как крот, поэтому не особо заботился о засаде. Просто встал за побеленным стволом то ли яблони, то ли груши и стал ждать. Это не заняло много времени. Озаряемый пламенем силуэт побежал прямо на него. В нужный момент Юрий выступил и нанес удар.

Как это часто случается с профессионалами своего дела, наемника подвела самоуверенность. Он не уважал братьев Балабановых и, соответственно, недооценил их как противников.

Удар согнутыми пальцами, нацеленный в кадык бандита, пришелся ему в подбородок. Балабан-2 не только успел наклонить голову, но и первым выхватил оружие.

Не позволяя ему выстрелить, Юрий прыгнул на него. Пистолет отлетел на безопасное расстояние, но противник сдаваться не собирался. Они принялись кататься по земле, стремясь занять позицию сверху.

Это походило на сцену из старого боевика, снятого в ту наивную пору, когда считалось, что кино должно хоть немного соответствовать правде жизни. Герои тогда не летали по воздуху, не бегали по стенам и не осыпали друг друга градом эффектных ударов, способных убить быка, но почему-то не причиняющих вреда им самим.

Балабан и Юрий страшно вымотались за те две или три минуты, которые провели в рукопашной схватке. Они не замечали отсветов близкого пожара, не слышали громких хлопков лопающихся стекол, хруста черепицы и треска пламени. Оба были полностью сконцентрированы на схватке. Ни одному из них не удавалось вывести противника из строя. В какой-то момент Балабан чуть было не завладел пистолетом Юрия, и теперь тот тоже валялся неподалеку, занимая мысли дерущихся, как и первый ствол, такой же близкий и недостижимый.

Юрий решил позволить противнику подмять себя и нанести несколько ударов сверху, чтобы усыпить его бдительность, сбросить и все же схватить пистолет. Балабан, торжествуя, заработал кулаками, не замечая, что всякий раз они попадают в подставляемые предплечья и кисти рук. Дав ему покуражиться, Юрий опрокинул его, а сам вывернулся и протянул руку к пистолетной рукоятке…

Пистолета не оказалось там, где он видел его совсем недавно.

Оружие находилось в чужой руке, дуло его было направлено Юрию в лицо.