Приблудная кошка второй раз спасла Женьке жизнь. Как будто кто-то подослал ее специально для этой цели. Как еще объяснить это чудо?

После расправы с бандитами, проникшими в дом, Пенелопа упорно отказывалась спускаться вниз, избрав местом обитания второй этаж. Пришлось перенести туда ее миски и ящик с песком. Кошка восприняла это, как должное. Она вообще стала относиться к Женьке настороженно. Перестала общаться, начиная разговор своим красноречивым «мяв». Он делал вид, что ему все равно, но на самом деле такое холодное отношение его задевало. Однажды Женька не выдержал, вытащил упирающуюся Пенелопу из-под шкафа, посадил перед собой и заставил так сидеть, удерживая за холку.

— Вот что, — сказал он в жмурящиеся зеленые глаза. — Я не заставляю тебя меня любить. Но, прежде чем воротить нос, ты должна меня выслушать. Те двое, которых я закопал, бандиты. Они убийцы и пришли убить меня. Ты предпочла бы, чтобы они это сделали? А кто сейчас кормил бы тебя, менял воду и песок? Кто возился бы с тобой, добиваясь твоего расположения? Не закрывай глаза, не закрывай. Смотри на меня. Слышишь, что я тебе говорю? Понимаешь?

— Мяв, — сказала Пенелопа.

— Вот и хорошо, — кивнул Женька, отпуская ее пеструю шубку. — А теперь решай, что нам делать дальше, как жить вдвоем. Будем кукситься или помиримся?

— Мяв!

— Мир, значит?

— Мяв!!

— Вот и хорошо, — улыбнулся Женька.

Так были восстановлены взаимопонимание и добрососедские отношения между человеком и кошкой. Но вниз Пенелопа переселяться не пожелала. Складывалось такое впечатление, что там сохранилось нечто такое, с чем она не собиралась мириться. Женька походил возле двери и почувствовал, что ему тоже там неуютно. Возможно, срабатывало самовнушение, но ощущения от этого не становились приятнее. Точно такое отвращение вызывал у Женьки отдаленный угол двора, и, направляясь к уборной, он никак не мог отделаться от чувства, будто кто-то сопровождает его, грозясь схватить холодными бесплотными руками.

Чушь! Работа болезненного воображения! Дешевая мистика!

И все же ничего поделать с этим не удавалось.

— Будем жить наверху вместе, — сказал Женька Пенелопе.

— Мяв, — согласилась она.

— Но, чур, на постель мою не лезть!

— Мяв.

На том и порешили. Ужинал Женька тоже наверху, потом снес посуду в кухню, торопливо помыл и вернулся обратно. Кошка уже заняла свое место на коврике, сонно жмурясь. Женьке же долго не спалось. Он гонял разноцветные шарики по экрану, пока не разрядил телефон, потом заложил руки за голову, уставился в потолок и стал думать.

Оружие находилось, что называется, под рукой. От внезапного вторжения оберегали хитрые растяжки, устроенные на лестнице. Наткнувшийся на леску наделал бы достаточно шума, чтобы разбудить Женьку, как бы крепко он ни спал. В принципе, он был уверен, что и так проснется, но решил перестраховаться. Теперь его роль была проста: торчать дома и ждать, подобно пауку, подкарауливающему жертву. Женька был уверен, что бандиты еще раз попробуют завладеть уже несуществующими документами. Что ж, места в земле на задворках всем хватит.

Он не заметил, как заснул, и не сразу понял, что его разбудило. Оказалось — Пенелопа, которая запрыгнула ему на грудь и впила туда когти.

— Мяу-у! — надрывалась она гнусаво. — Мяу-у!

В голосе ее не было обычной деликатности и проникновенности. Сейчас это была просто до смерти перепуганная кошка. А еще Женьку поразило то обстоятельство, что глаза у нее не зеленые, как обычно, а золотисто-оранжевые, почти красные. Потом он услышал треск, повернул голову и увидел, что наружная башенка охвачена ярким пламенем.

Кошка полетела на пол, Женька стремглав бросился вниз, чтобы принести ведро воды и швабру, которой можно было сковырнуть башню и свалить ее с крыши. Но на лестнице он попался в собственные силки. Зацепился за леску и кубарем полетел вниз, чудом успев выставить руки, чтобы не разбить голову или не свернуть себе шею.

Барахтаясь на угловой площадке, не в силах освободиться от лески, врезавшейся в кожу, Женька увидел, что огнем охвачены и окна первого этажа. Это был поджог. Он представлял себе, что сидит в засаде, а на самом деле загнал себя в ловушку.

Чертовы путы!

Кое-как добравшись до стола, Женька перерезал леску и завертел головой, решая, как быть. Наверху уже горели недавно крашенные полы и обои на деревянных стенах, оттуда валил дым и пахло горелой пластмассой, так что за оружием возвращаться было опасно. Решетки на окнах не позволяли выбраться из дома незаметно. Оставалась дверь.

Женька задрал голову. Несмотря на дымную завесу, еще не поздно было обмотать лицо мокрой тряпкой и выпрыгнуть из окна второго этажа. Но найдет ли выход Пенелопа, орущая не своим голосом где-то в багровом полумраке?

Пощелкав выключателями, Женька убедился, что света нет, потому что огонь успел повредить электропроводку. Звать кошку и искать ее на ощупь не позволял пожар, перекинувшийся со второго этажа на лестницу. Лопнуло стекло, оттуда прыгнула рыжая огненная белка, вгрызлась в занавеску, поползла вверх. Дико взвыла Пенелопа, забившаяся в узкую щель между холодильником и стеной.

Настал Женькин черед спасать подругу. Открыв дверь, он не выбежал и не выпрыгнул, а выкатился, не щадя раздетого до трусов тела. Это могло уберечь от первых пуль и ударов, а дальше Женька не загадывал. Он знал, что не может умереть, знал и все. У него остались важные дела здесь, на земле.

Никто не караулил его снаружи. Пенелопа вихрем выскочила в открытую дверь, откуда уже летели искры и раздавался хруст жадно пожираемого огнем дерева. Одно за другим лопались стекла. Это напоминало беглый огонь, ведущийся по двору, но на самом деле в Женьку никто не стрелял.

Он уже стоял, подавшись вперед, глядя на мужские фигуры, катающиеся по земле в отблесках пожара. Кто-то из них поджег дом его родителей. Или оба? Сейчас гадать об этом не имело смысла, как и тушить набравший силу пожар.

Ступая босыми ногами по холодной земле, Женька подбежал к месту схватки и схватил пистолет, валявшийся рядом с дерущимися. Один из них отшвырнул противника и протянул руку за оружием, которого там уже не было. Второй, оценив обстановку, вскочил и, покачиваясь побежал к дальней ограде.

— Стреляй, — сказал светлоглазый мужчина, сидящий на земле.

— Ты мне не приказывай! — строптиво заявил Женька. — Кто дом поджег?

Не ответив, незнакомец каким-то невероятным образом очутился не просто на ногах, а совсем рядом. Вырвав пистолет из нетвердой Женькиной руки, он направил его в сторону беглеца, чем-то щелкнул, что-то сдвинул и выстрелил три раза почти без пауз. Беглец упал.

— Он, — сказал стрелок, поднимая второй пистолет.

— Что — он? — не понял Женька, у которого плоховато работали мозги после такой калейдоскопической смены событий.

— Ты спрашивал, кто твой дом поджег. Этот гаврик. Или его брат. — Мужчина показал стволом на лежащее тело, почти незаметное в шевелящейся чернильной тени дерева.

— Это ты его? — спросил Женька.

— Я.

— Я тоже двоих убил. И еще одного в городе.

Мужчина обратил на парня взгляд своих странных серебристых глаз.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — спросил он.

— Откровенность за откровенность. Давай вместе.

— Что вместе?

— Воевать. Тебя как зовут? Я Евгений. Живу здесь. — Женька посмотрел на пылающий снизу доверху дом, искры от которого летели к самым звездам. — Жил, — поправился он.

— Я Юрий, — сказал мужчина. — Для начала идем отсюда, а то мы тут как на ладони.

Держа пистолеты стволами вниз, он легко разбежался по тропинке, запрыгнул на штабель досок и сиганул оттуда через изгородь. Женька хотел повторить этот трюк, но в последний момент замешкался, свернул и просто перелез через запертую калитку, используя ручку как ступеньку.

Спрыгнув с другой стороны, он решил, что Юрия след простыл, однако тот позвал его из кустов.

— Я здесь.

То и дело наступая на острые сучки и камешки, Женька приблизился.

— Босиком много не навоюешь, — сказал он.

— В трусах тоже, — заверил его Юрий. — Ладно, придумаем что-нибудь.

Он был не прочь обзавестись союзником. Парнишка был молодой, неопытный, но явно не робкого десятка. Но больше всего подкупала Юрия Женькина наивность. На таких вот ребятах и держатся армии всего мира. Им указывают, кто враг, и отправляют в бой, где они, как правило, погибают. Те, кому удалось выжить и набраться опыта, постепенно становятся настоящими солдатами. Но таких немного. Так что шансы полуголого погорельца были весьма невысоки. Юрия это не касалось. Он никого не агитировал.

— А ты почему с ними воюешь? — спросил Женька, когда они шли вдоль озера, огибая пожарище, откуда уже раздавались человеческие голоса.

Говорить правду не было резона.

— Не люблю несправедливость, — обронил Юрий.

В принципе, это не было откровенной ложью. Кто любит несправедливость? Другое дело, что сражаться за нее не каждому охота, особенно если бесплатно. Юрий не принадлежал к числу поборников справедливости, но именно такого ответа ждал Женька, и он его получил.

Описав дугу, союзники перебрались через один забор, потом через другой и вышли наконец к какому-то дому с темными окнами.

— Твой? — спросил Женька.

— Нет, — был ответ. — Но я здесь живу.

— Мне пока тоже придется у тебя пожить. Не возражаешь?

— Возражал бы, не звал. — Юрий набрал на мобильнике номер и тихо произнес: — Я здесь. Не один. С гостем. Увидишь, с каким. Открывай.

— Так нас много? — обрадовался Женька.

— Двое, — был ответ.

— Но кто-то же в доме.

— Женщина, — пояснил Юрий. — Она не в нашем отряде.

Прошипев ругательство, Женька хотел спрятаться за кирпичным столбиком ограждения крыльца, но зацепился за натянутую проволоку и с размаху сел на землю. В таком виде и предстал перед молодой женщиной, открывшей дверь.

До того, как она направила на него луч фонаря, Женька успел увидеть, что она невероятно красива, стройна и не поддела ничего под расстегнутую рубашку. Потом слепящий свет лишил его возможности созерцать женщину. Правда, того короткого мгновения, пока она стояла перед ним, хватило, чтобы Женькины трусы вздыбились там, где было предназначено природой.

— А это еще кто? — спросила она, приближая фонарь к перепачканному гарью лицу Женьки.

— Мой новый товарищ, — сказал Юрий. — Можно сказать, боевой.

Женщина выключила фонарь и повернулась к нему.

— Мы так не договаривались, — сказала она.

— У него дом сожгли. А до того родителей убили, примерно как твою бабушку. Не прогонять же его.

— Откуда ты знаешь? — поинтересовался Женька, вставая.

Уже было можно. Правда, пришлось стыдливо скрестить ладони перед собой. Трусы были грязные. Да и самому Женьке не мешало бы искупаться.

— Поболтал тут кое с кем из аборигенов, — пожал плечами Юрий. — Надо же знать, кто, что и как.

— Проходите в дом, — позвала женщина, придерживая рубашку на уровне груди. — Кстати, меня зовут Ангелина. Не Анжелика и не Анжела, усек?

— Ага, — кивнул Женька, неловко поднимаясь на крыльцо.

У нее были потрясающие волосы, коротко остриженные, с длинной челкой до середины щеки. В такую невозможно было не влюбиться.

«Только бы трусы не заметила, — лихорадочно размышлял Женька. — И чтобы не торчало внизу. Скорее бы одежду какую дали. Неловко ведь. Все одеты, один я, как нудист какой-то».

— У меня дом сожгли, — сказал он, перетаптываясь в темной кухне.

— Я уже слышала, — тряхнула челкой Ангелина. — Юра, сходи за водой, пожалуйста. Твоему боевому товарищу не мешает искупаться.

— Он сам сходит, — отмахнулся Юрий.

— Он босой. И замерз. Прояви элементарное гостеприимство, ладно?

— Я могу и сам, — вмешался Женька, не способный допустить, чтобы из-за него случилась ссора.

На него даже не посмотрели.

— Он взрослый мальчик, — сказал Юрий. — Сам о себе позаботится. Если ему что-то нужно, так это одежда. Подбери ему что-нибудь, ладно?

Не дожидаясь ответа, он отправился наверх. Ангелина слегка нахмурилась, потом окинула Женьку взглядом и с грохотом поставила на плиту чайник.

— Знаешь, где колонка?

Он кивнул, переступив с ноги на ногу.

Она наклонилась, бросила ему пару вьетнамок.

— Обуйся, если не брезгуешь. Они мои. Маловаты, наверное.

Еще бы Женька брезговал! Эти резиновые шлепки не просто касались ее божественных ног, они были освящены ими!

— Пойдет, — сдержанно сказал он.

— Недавно кипел, так что скоро нагреется, — сказала Ангелина, показывая на чайник. — Иди за водой. Я пока подумаю, во что тебя одеть.

Получалось, что она подумает о нем! Позаботится…

Женя вышел из дома степенно, а закрыв за собой дверь, поспешил на улицу вприпрыжку. Когда вернулся с двумя полными ведрами, на крыльце его ждала небольшая скамеечка с мылом, чайником, кружкой и полотенцем. Перебравшись за угол, Женька стащил трусы и, ежась, принялся стирать. Потом искупался, поливая себя тепловатой водой. Принялся растираться.

— Сойдет?

Женька едва не ступил в жидкую грязь вокруг дощечки, на которой принимал душ. Ангелина стояла совсем рядом, протягивая ему обрезанные джинсы и серую пайту.

— Примерь, — поторопила она его. — В бедрах мы примерно одинаковые, так что джинсы должны налезть. Пайта, боюсь, маловата будет, но она тянется. А вот с трусами проблема. Ты же женские не наденешь?

— Нет, — просипел Женька, придерживая обеими руками сооруженную из полотенца набедренную повязку.

— Я тоже так подумала, — сказала Ангелина. — Других у меня нет, а Юрий не поделится, как ты уже понял.

— Ага.

— Тогда держи.

Она встряхнула ворохом одежды. Женька покрепче ухватился за полотенце и протянул руку.

— Я пойду, а ты на крыльце одевайся, не то опять перепачкаешься, — сказала Ангелина. — Тебе сколько лет?

— Двадцать… Двадцать два.

Он прикрыл одеждой полотенце, предательски изменившее конфигурацию спереди.

— Молодой совсем, — констатировала Ангелина. — Легковозбудимый. Ладно, не буду больше тебя смущать. Там на столе остатки ужина. Перекуси, если хочешь. Спать будешь на диване внизу, это в смежной комнате с кухней. Мы наверху. Позовешь, если что. Спокойной ночи.

Она удалилась. Женька выбрался на крыльцо и стал натягивать на себя выданные вещи. То, что они принадлежали этой замечательной женщине, больше его не радовало. Ведь сама она принадлежала другому мужчине.

«Мы наверху».

Защемив «молнией» волосы на теле, Женька еле сдержал вопль. Настроение окончательно испортилось.

Они, видите ли, будут наверху!

Плюнуть и уйти? Это было невозможно. Не потому, что некуда: стараниями «Стройинвеста» много дач пустовало. Просто Женька не мог уйти. Это было все равно что умереть. Он никогда не думал, что можно вот так, без оглядки, влюбиться с первого взгляда. Это казалось выдумкой, фикцией, преувеличением. И вот нате вам.

Поскольку в доме было темно, Женька решил не включать свет. Кухню освещало зарево, стоящее над поселком. Дом не жалко. Что-то символичное виделось в том, что он сгорел сразу после того, как в пепел превратились документы на право собственности.

Подняв перевернутую тарелку, Женька обнаружил несколько холодных, слипшихся вареников. Они были с творогом. Он такие никогда не любил и не чувствовал себя особенно голодным, но съел все, что находилось на блюдце. Не Юрий же вареники лепил. Ангелина.

Даже мысленное произнесение этого имени вызывало в душе что-то вроде эйфории, сопровождаемой смутной тоской. Позвать ее под каким-либо предлогом? Соврать, например, что не понял, где ему спать.

Дожевывая вареник, Женька осторожно приблизился к лестнице. Сверху доносились звуки возни, Ангелина протестующе шипела, Юрий ее убеждал, тоже шепотом. Закончилось это новой возней, продлившейся достаточно долго, чтобы у Женьки потемнело в глазах. Не помня себя, он был готов броситься наверх, когда услышал, как Ангелина тихонько вскрикнула, потом еще раз. Не от боли.

Глуша стон, рвущийся из груди, Женька вошел в отведенную ему комнату и упал на диван, зарывшись лицом в подушку. Слушать, как они барахтаются там наверху, не было сил. Жить тоже не хотелось.

— А потише нельзя? — грубо заорал он, когда наверху совсем забыли об осторожности. — Человек спать хочет!

Услышав его голос, Ангелина попыталась вырваться, но Юрий держал ее за талию крепко. От того, что она дергалась, ему было даже приятнее. Она замерла, решив покорно дождаться конца, но не выдержала, постепенно подчиняясь заданному им ритму. Перестала упираться руками в пол, уронила голову на подушку Юрия, пахнущую его телом. Теперь главное было не закричать от избытка эмоций. Не хотелось причинять боль приблудному пареньку. Кажется, он в нее втрескался. Во всяком случае, дышал к ней неровно.

Юрий, как назло, не стал сдерживать стоны, когда пришло его время. Ангелина уже свое получила, поэтому просто прерывисто дышала, обхватив подушку за углы. Внизу прозвучали шаги, хлопнула дверь.

— Ушел, — сказала Ангелина, укладываясь на живот.

— Вернется, — буркнул Юрий, вытираясь простыней.

— Зачем ты это затеял?

— Разве ты не сама захотела?

— Нет, — сердито сказала Ангелина.

— А вот мне так не показалось, — усмехнулся Юрий. — По-моему, ты была, что называется, в тонусе.

— Он мальчик.

— Мужчина.

— И все-таки, зачем ты с ним так?

— Каждый должен знать свое место, — сказал Юрий. — Женя теперь знает. Я не собираюсь с ним нянчиться.

— Ты жестокий, — сказала Ангелина.

— Ты только сейчас это поняла? Ты жестокого и нанимала. Потому что благородным и добрым тут делать нечего. — Юрий бесцеремонно отодвинул ее на край матраса, укладываясь. — Давай спать. Поздно уже.

Ангелина молча встала, собрала одежду и отправилась к себе. Уснула она не раньше, чем услышала, как гость вернулся в дом, проделав это преувеличенно шумно.

«Отелло ревнивый», — подумала она, улыбаясь, и закрыла глаза.