Женя Артемов терпеть не мог работ на даче, которые называл каторжными. Сам поселок ему тоже не нравился, сколько ни пытались родители убедить его в обратном. Пока в институте шла учеба, еще можно было как-то отвертеться, ссылаясь на зачеты и семинары, но летом такие номера не проходили.

— Побудешь сегодня муравьем? — спрашивал отец, и Женька неизменно отвечал согласием.

Это было чем-то вроде их пароля, секретного кода, часто вырабатывающегося у людей близких, у которых много общего, в том числе и воспоминаний. Еще совсем маленьким услышал Женька рассказ отца о муравьях и заявил, что тоже хочет быть муравьем. Почему? Да чтобы пользу приносить. Кому какую конкретно — тогда это не имело значения. Теперь тоже. Какая разница — пилить, копать или сколачивать? Главное, что польза родителям приносилась, а свободное Женькино время таяло без следа.

Но он не возражал. Не потому, что побаивался отца или был безвольным. Нет, характер у парня был как раз достаточно твердый. Просто сложилось так, что отец был Женьке лучшим другом, взрослым и очень надежным. А что за дружба, если не помогать друг другу?

Вот и сегодня Женька перенес свидание с Ленкой на вечер, погрузился в семейный «Фольксваген» и укатил за город. До обеда они с отцом успели зацементировать площадку перед сараем и покрыть лаком решетки на окнах, чтобы не ржавели. За обедом, с аппетитом уплетая мамину стряпню под развесистой черешней, мужчины степенно обсуждали план дальнейших действий, а хозяйка следила за ними, чтобы вовремя предложить, подать, придвинуть.

— У Кандыбиных беда, — сообщила она, когда муж и сын принялись за ледяной компот с фруктами. — Мне Филимониха рассказала, когда я к ней за яйцами ходила.

Женя с отцом одновременно посмотрели на третью по счету крышу, торчащую над бахромой зелени. Серая, чуть замшелая, она так примелькалась, что стала невидимой. Но не сейчас.

— Опять Пашка дебоширил? — предположил Степан Игнатьевич, орудуя ложечкой в чашке, вылавливая оттуда вишни.

— Хуже, — ответила Лидия Ивановна. — Он своих топором зарубил.

— Что? — Женька замер со сливовой косточкой во рту.

— Топором зарубил, — повторила мать. — Напился и…

— Придурок. — Отец швырнул чайную ложку на стол. — Говорил ему: допьешься до белой горячки. Да с такими бесполезно говорить.

Женя выплюнул косточку и помолчал, отстраненно прислушиваясь к разговору родителей. Павел Кандыбин не вызывал у него ни страха, ни сочувствия, ничего. Обычный алкаш в растянутой футболке и неизменной сигареткой в гнилых зубах. А вот жену и дочку было жалко. Неужели это правда? Еще в прошлую субботу Женька видел всех троих живыми и здоровыми, а теперь никого нет. Все кончилось для Кандыбиных. Кто в тюрьме сгниет, кто в земле, какая разница. Зачем жили? Поесть-попить, потрахаться — и фьють? Глупо. Ох, как глупо.

— Пойдем заканчивать, пап, — окликнул Женька, у которого пропало настроение. — Я пораньше уехать хочу.

— С Леночкой пойдете куда-нибудь? — фальшиво спросила мать.

Отец фыркнул. Какой дурень попрется гулять с девушкой, когда квартира ночью свободна?

— Ага, — кивнул Женька, не поднимая глаз. — В кино.

— Вот и правильно, — сказала мать. — Фильм хороший?

— Не знаю. Мы же не видели пока.

— А как называется?

— «Любопытная Варвара», — пришел на выручку отец.

Женька преувеличенно громко расхохотался и поспешил сменить тему. Когда он завел разговор про бокс, в котором Лидия Ивановна ничего не понимала, она стала рассеянно слушать, больше любуясь сыном, чем вникая в смысл его слов.

Женька был красивым, высоким и умным, но, по мнению матери, слишком уж худеньким. Заставить его нагулять жирок никак не получалось, потому что, набрав хотя бы килограмм дополнительного веса, он сразу принимался бегать и плавать, а рацион сокращал больше обычного, так что терял уже не кило, а полтора или два. Глаза он унаследовал от матери: яркие, зеленые, с небольшой косинкой. А лицом Женька пошел в отца: такая же прямая линия лба и носа, квадратная нижняя губа и круглый подбородок, только всему этому не хватало пока массивности, солидной мужской основательности.

Мать надеялась, что Женька заматереет, когда женится на хорошей хозяйке, шустрой не только в постели, но и на кухне. Лена Белова, с которой сын встречался, на эту роль явно не годилась. Такая же долговязая и худая, что свидетельствовало об отсутствии у нее кулинарных пристрастий. Воображение Лидии Ивановны рисовало совсем другую невестку: маленькую, сдобную, веселую, с задорными ямочками на щеках. И чтобы волосы у нее были светлые и мягкие, в отличие от проволочных Ленкиных кудрей ржаво-ржаного цвета. Девушку, способную накормить, обогреть, окружить домашним уютом и нарожать кучу милых ребятишек. Лидия Ивановна все чаще мечтала о внуках. Ей в голову не приходило, что жить ей осталось всего ничего.

Степан Игнатьевич тоже не задумывался о скорой кончине. В свои пятьдесят с лишним лет он был еще полон здоровья и сил. С женой спал регулярно, в больницу дороги не знал, зубами грецкие орехи грыз, под хорошую закуску мог пол-литра уговорить в одиночку, а наутро, не жалуясь на недомогание, заниматься обычными делами и выглядеть как огурчик.

Между тем он, как и его супруга, доживал последние часы. Кто знает, как распорядился бы он ими, зная правду? Завещание бы написал? Поговорил бы по душам с сыном? Жену бы приголубил? Посидел бы в одиночестве на берегу, любуясь озерной гладью и подставляя лицо горячему, ласковому солнцу? Наверное, всем этим Степан Игнатьевич и занялся бы, и еще сотней других важных вещей. Но, поскольку смерть его в свои планы не посвящала, решил он починить электропроводку, которая в сырую погоду искрила, выбивая предохранительные пробки. Женька же по его просьбе занялся натягиванием проволоки под виноград, а Лидия Ивановна накинулась с тяпкой на сорные ростки в грядках.

Так и работали все втроем, пока во дворе не объявились непрошеные гости. Было их трое. Довольно юный бизнесмен приятной наружности, крепкий молодой человек в рубашке поло, подчеркивающей его рельефную мускулатуру, и мужчина постарше, примерно одного с хозяином возраста, кавказских кровей, щетинистый, кудлатый, кривоногий, со жгучим взором и орлиным носом.

— Добрый день, — поздоровался от имени всех бизнесмен с папочкой. — Я Летягин, вы меня должны помнить.

Женя недоуменно уставился на отца, но тот, к его удивлению, кивнул. Мать тоже не выглядела растерянной.

— Мы же уже сказали вам, Олег… — Она подняла брови. — Простите, не помню вашего отчества.

— Можно просто по имени, — скромно улыбнулся Летягин.

— Вы напрасно приехали, — подал голос отец. — Зря себя утруждали.

— Мы ничего не делаем зря, — заверил его кавказец, изъясняющийся почти без акцента, но как-то очень отрывисто и нервно.

Мускулистый мужчина молчал, только смотрел Женьке в глаза, неизвестно чему усмехаясь.

— Мы решили, что вы могли передумать, — сказал Летягин.

— Нет, — отрезал Степан Игнатьевич. — Выход сами найдете?

— Степа! — одернула его Лидия Ивановна, показывая своим видом, что ей стыдно за несдержанность мужа.

— Ого! — тихо прокомментировал мускулистый.

Не сводя с него глаз, как драчливый кот, завидевший противника, Женька мягко шагнул вперед. Кулаки у него были большие, костистые, твердые. И не раз проверенные в деле.

Летягин как бы не замечал нарастающего напряжения. Жестом конферансье он развел руки в стороны, держа заветную папку наотлёт. Полы его пиджачка разошлись, давая возможность полюбоваться кургузым галстуком, не достающим до пояса низко сидящих брюк.

— Я привез хорошие новости, — воскликнул он радостным тоном. — Покупатель поднял цену за ваш дом вдвое. Это хорошие деньги.

— Очень, — подтвердил кавказец, постаравшийся при этом лучезарно улыбнуться, но не слишком удачно.

— О чем идет речь? — спросил Женька у родителей, хотя продолжал при этом смотреть на мускулистого мужчину, который представлялся ему куда более важным персонажем, чем сам оратор.

— Мы сыну не говорили, — пояснила мать с извиняющимися интонациями в голосе.

— Ничего, — заверил ее мускулистый, глядя на Женьку. — Дело поправимое.

— На месте вашего поселка предполагается возведение совсем другого, — охотно заговорил бизнесмен. — Элитного. Решение согласовано с городскими властями.

— Строить вы будете? — спросил Женька.

— Нет конечно. — Летягин пожал плечами. — Мы выступаем посредниками. Скупаем землю и недвижимость по поручению заказчика.

— Я так и думал.

— Это что-то меняет? — спросил мускулистый.

— Предлагаю не тратить даром время, — вмешался Степан Игнатьевич, который до этого взял паузу, давая сыну возможность разобраться в ситуации. — У нас много дел.

— Деловые какие, — обронил кавказец.

Его тихая реплика была услышана.

— Так, — сказал Женька, выдвигаясь вперед. — На выход, граждане посредники. Дача не продается, вы слышали? Все, до свиданья.

— А вот ваши соседи оказались более благоразумными, — сказал Летягин, не двигаясь с места. — Многие из них уже получили деньги на руки и теперь тратят их, как им заблагорассудится. Почему бы вам не последовать их примеру? — Летягин повел перед собой указательным пальцем. — Все равно эта земля будет продана.

— Хватит упираться рогом, — вставил мускулистый.

— Они просто цену себе набивают, Бакс, — поделился с ним соображениями кавказец.

— Как бы чего другого не набили, — осклабился Бакс.

Плохо они знали Артемовых. Мужчины в этом роду всегда отличались упрямством, только усиливающимся по мере давления.

— Вам сказано: проваливайте, — повысил голос Женька и, преодолев расстояние, отделяющее его от пришельцев, схватил кавказца за предплечье.

А это уже была ошибка с его стороны. Русик был не самых горячих южный кровей, но и унижения терпеть не привык. Подтолкни его к калитке Степан Игнатьевич, он ограничился бы словесным предупреждением. Однако его держал какой-то щенок, у которого еще усы толком не росли!

Вырываясь, Русик сделал резкое кругообразное движение рукой. Освободиться-то он освободился, но на излете она задела Женьку по носу. Решив, что кавказец перешел в атаку, тот, не задумываясь, двинул кулаком в щетинистую физиономию.

Удар получился очень удачным и в то же время неудачным, это с какой стороны посмотреть. Костяшки Жениных пальцев соскользнули с переносицы Русика, воткнувшись в глазницу. Боль была такая, что он на мгновение потерял голову, схватил первый попавшийся предмет и огрел им обидчика.

Вернее, попытался огреть.

Женька успел пригнуться, пропуская над собой тяпку, которая описала над его головой дугу, но его даже не задела.

Неудовлетворенный промахом, Русик махнул мотыгой в обратном направлении. Ладонью он зажимал поврежденный глаз, поэтому действовать пришлось одной рукой, что привело к совершенно неожиданному результату.

Скользкое древко вырвалось из пальцев. Медленно крутнувшись в воздухе, тяпка врезалась в Лидию Ивановну, чудом успевшую вскинуть руки, чтобы защитить лицо.

— Ай! — вскрикнула она, получив ощутимый и крайне болезненный удар деревяшкой по обеим локтевым костям.

Этого Степан Игнатьевич не стерпел. Решив, что кавказец умышленно запустил тяпку в жену, он ринулся в бой.

— Тихо, тихо! — забормотал выросший у него на пути Бакс.

Он прекрасно владел собой и хотел всего лишь предотвратить столкновение, однако и это движение Степан Игнатьевич расценил по-своему.

Детство его прошло в рабочем поселке, где драться учились раньше, чем читать и делать многие другие вещи. Не замедлив бега, а лишь сменив на ходу ногу, он боевито боднул Бакса в лицо.

Тот с размаху сел на грядку. Его гнусавое ругательство потонуло в истошном визге Лидии Ивановны, увидевшей, что Русик теснит Женьку, орудуя кулаками так стремительно, что их почти не было видно.

Но ее сын был не из тех, кто дает себя в обиду. Поднырнув под руками противника, он сошелся с ним вплотную. Приподнятый за ремень, кавказец потерял опору под ногами. Инстинктивно придерживаясь за Женькины плечи, он почувствовал, как его круто разворачивают вокруг оси и отпускают.

Пролетев метра два, Русик грохнулся на низкий заборчик, ограждающий клубничную плантацию от дорожки. Острые колышки, вонзившиеся в бедро и бок, заставили его взвыть.

Его крик утонул в потоке ругани катающихся по земле мужчин. Верх взял Бакс, сумевший свалить Семена Игнатьевича, когда тот пытался проскользнуть мимо, чтобы прийти на выручку сыну. Покряхтывая от вожделения, он стал наносить размашистые удары в голову поверженного противника. Женька сшиб его пинком в ухо, а к месту схватки уже спешила Лидия Ивановна, вооружившаяся кривыми секаторными ножницами и зачем-то жестяной лейкой.

Только тогда опомнился Летягин, который все это время лишь безмолвно наблюдал за сражением, не веря своим глазам и не зная, как исправить ситуацию, вышедшую из-под контроля.

— Прекратить! — завопил он, выпучивая глаза. — Прекратить немедленно!

Не удовлетворившись окриками, он перехватил и остановил Русика, рвущегося поквитаться с Женькой, а потом повис на мускулистой руке Бакса, взволнованно нашептывая ему что-то на ухо.

Лидия Ивановна тоже сменила воинственное поведение на миролюбивое, успокаивая своих мужчин и призывая их прекратить драку.

По прошествии минуты все четверо противников пришли в себя и смогли оценить ситуацию трезвым взглядом. Самым непримиримым остался Русик, крупный нос которого увеличился в размерах вдвое и не переставал сочиться красным. Женька хоть и рвался отстаивать честь семьи кулаками, но уже не пытался освободиться от отцовской хватки или обогнуть мать, отделяющую его от пришельцев. Самыми спокойными выглядели Бакс и Степан Игнатьевич, заставившие себя обменяться несколькими дежурными вежливыми фразами. Летягин, тот даже выдавил из себя улыбку, но, уходя, был бледен той нехорошей восковой бледностью, которая присуща мертвецам или смертельно больным людям.

Оставшись одни, Артемовы переглянулись.

— Н-да, — пробормотал отец виновато. — Наломали дров.

— А пусть не лезут! — задиристо отрезал Женька. — Еще раз сунутся, я им головы поотрываю.

— Ой, не нравится мне это, — пожаловалась мать, разглядывая синяки, оставшиеся на руках. — Соседи, наверное, видели все. Стыдно в глаза смотреть будет.

— Успокойся, ма. Нам стыдиться нечего, не мы первые начали. — Женька вопросительно взглянул на отца. — Па, не возражаешь, если я сегодня закруглюсь? После такого стресса много не наработаешь.

— Да у меня самого все из рук валится. — Степан Игнатьевич раздраженно распрямился над поваленным заборчиком. — Поезжай, сынок. Развейся как следует. Забудь все, что здесь было. Плюнь и забудь, вот так. В жизни надо не назад смотреть, а вперед, иначе будешь как та кошка, что свой хвост ловит, все по кругу да по кругу.

Что касается самого Артемова-старшего, то ему уже недолго оставалось землю топтать: ни по кругу, ни по прямой, вообще никак.