— Близко не прижимайся, — велел Колокол, жуя размякший сигаретный фильтр.

— Понял, — моментально отреагировал Баркас, сбрасывая скорость.

Вожак был сегодня не в духе, так что лучше было его не раздражать. Потеря двух бойцов — урон нешуточный. По сути, команда Колокола уменьшилась ровно вдвое. Жеку Зарю Баркас в расчет не брал. Во-первых, он пока что оставался вольным фраером. Во-вторых, в данный момент его жизнь висела на волоске. Мусора везли его за город не для того, чтобы поляну ему накрыть, это было ясно как божий день.

Опустив стекло, Баркас высморкался на дорогу.

— Эй, ты что творишь! — взревел Колокол.

Ветер, ворвавшийся в салон «мазды», сорвал столбик пепла с сигареты и обрушил его на рубаху и штаны главаря.

— Прости, — буркнул Баркас, опасливо косясь на Колокола.

Тот руку на провинившегося не поднял, ограничился тем, что сунул в зубы новую сигарету и прикурил. Расслабившись, Баркас последовал его примеру.

— Хорошо идет, — похвалил он машину. — Движок тянет, что твой паровоз.

— Менять придется, — вздохнул Колокол, пыхнув дымом. — Жаль «форд». Классная тачка была. Быстрая, неприметная.

— Да, — согласился Баркас. — Ничего, другой отожмем.

Он имел в виду способ, с помощью которого они обзавелись «маздой». Для этого пришлось прогуляться возле стоянки и подождать, пока оттуда вырулит какой-нибудь подходящий лох. Таковым оказался двадцатилетний паренек, скорее всего, получивший тачку от родителей. Баркас быстро шагнул на дорогу, подставил бедро и упал. Далее подключился Колокол. Слово за слово, и лоху объяснили, что он попал на бабки. Баркас — он ведь теперь до конца жизни передвигаться на своих двоих не сможет. Ему колеса понадобятся. Виновнику — смерть от бандитского ножа. Впрочем, приговор можно пересмотреть. Если парень свою тачку на Баркаса перепишет. Пара зуботычин, холод стали между ребрами — и пришли к соглашению. Конечно, очень скоро лошок пожалуется папочке, тот стуканет в ментовку, и «мазду» объявят угнанной. Но пока что ею можно пользоваться.

— Тачка нужна чистая, чтобы не скакать из одной в другую, — наставительно произнес Колокол. — А финансы поют романсы. Еще пара дней — и мы на мели.

— Так, может, ну их к лешему? — Баркас кивнул на «пежо», который они преследовали.

Бандитам казалось, что от него за километр несло мусорней, сидевшей внутри. Слежку за патрульным «пежо» начали ранним утром, заняв наблюдательный пост возле райотдела полиции. Номер автомобиля успел сообщить Клешня, перед тем как его нашпиговали пулями. Зомби принял точно такую же бесславную смерть. Полицаи просто расстреляли обоих, как в тире. Даже не попытались задержать — открыли огонь, и все. Колокол отчетливо слышал в трубке выстрелы и предсмертные крики.

Нельзя сказать, что его потрясла гибель сообщников. Но она нанесла непоправимый ущерб его авторитету. Вернее, могла нанести, если не принять решительные меры.

— Что, добренький ты, Баркас? — спросил Колокол, нехорошо усмехаясь. — Пожалеем красноперых? Пусть сосут нашу кровь и радуются? Это ты мне предлагаешь?

— Да я так просто, — стал оправдываться Баркас, пожимая плечами, отчего «мазда» вильнула из стороны в сторону. — Подумал: зачем подставляться?

— Так, может, теперь ты за нас обоих думать будешь?

— Я ж не к тому веду, Колокол. Как скажешь, так и будет. Хочешь, порежем их на куски. Хочешь, еще что. Ты парадом командуешь. Я по-любому подпишусь.

— Тогда не неси пургу, — проворчал старый вор.

Он и сам понимал, что связываться с полицией смертельно опасно. Двоих замочишь — тысяча набежит. Но и отступаться было нельзя. Людей Колокола замочили, как уличных шавок, без предъяв и предупреждений. Стерпеть это молча означало навсегда уронить свой авторитет. А кроме авторитета у Колокола ничего не было: ни денег, ни достаточного количества стволов, ни связей. Все пропало, пока он тянул срок. Но за проволокой одно, а на воле другое. Там свои правила, тут свои.

Единственным способом выжить для Колокола было вписаться в криминальную систему Балабановска. Прежняя слава являлась его главным козырем. Перед тем как загреметь на нары, он наводил на окружающих ужас одним своим именем. Все знали, что если задеть Колокола или его бригаду, то «обратка» прилетит немедленно и расправа будет беспощадной и неотвратимой.

На этом он держался — на страхе и жестокости. Пока другие воры учились сотрудничать с коммерсантами и мало-помалу начинали собственный бизнес, Колокол действовал по старинке: крушил магазины и черепа проштрафившихся барыг, собирал дань, требовал все новые и новые выкупы, устраивал засады, возил должников в багажнике и просаживал легкие деньги в кабаках. На этом он сделал себе имя, но не сколотил хотя бы скромного состояния. Таким образом, начинать приходилось с нуля. И Колокол верил, что показательная казнь полицаев заставит местных воротил относиться к нему с уважением и даже трепетом.

Пусть молодняк бегает на поводке у политиков и барыг. Он, Колокол, будет действовать по старинке. Жизнь — она ценится выше любых денег, любой власти. И если в городе обнаружат, что появился человек, которому ничего не стоит оборвать твою жизнь, то этого человека станут бояться и уважать. Что и требуется доказать. Всему Балабановску. Тогда Колокол поднимется. На прежний уровень или даже выше. Для этого просто необходимо поквитаться с мусорами-беспредельщиками.

Ни сержант Кошкин, ни младший сержант Юмашев не догадывались, что им предстоит стать жертвенными агнцами. Их мысли были просты, прямы, бесхитростны. Они получили приказ и выполняли его. Ничего личного. Долг. «Есть такая профессия — закон соблюдать», — как любил говаривать Кошкин, заложив за воротник. Это была перефразированная цитата из его любимого фильма «Офицеры». Сам он до офицерских погон пока не дорос, но чем черт не шутит?

— Выгружай, — скомандовал Кошкин, когда двигатель «пежо» умолк. — Приехали. Сейчас водные процедуры будут.

Хохотнув, Юмашев стал выволакивать «пассажира» из машины. Физических усилий для этого потребовалось немного, но младший сержант взмок так, словно тащил бычью тушу.

— Запишись в тренажерный зал, — посоветовал ему Кошкин, осматриваясь.

Местность, где они находились, была дика и безлюдна. Вокруг карьера зеленели густые рощи, окруженные островками кустарника. Трава здесь росла плохо из-за обилия песка и пыли. Отдыхающих видно не было — их давно отвадила местная шпана, грабившая и насиловавшая тех, кто выбирался расслабиться на лоне природы. Кроме того, жители Балабановска знали, что на дне пруда, образовавшегося на месте карьера, гниет множество утопленников: и тех, кто погиб по пьяни, и тех, кого сбросили в воду, чтобы замести следы преступления. Купаться в этом «мясном бульоне» было не слишком приятно. Одним словом, культурный отдых на месте бывшего карьера заглох сам собой. На память о прежних веселых временах осталась лишь парочка ржавых мангалов да кучи закопченных кирпичей, горы пластиковых бутылок, мятые жестянки и использованные презервативы, развешанные на ветках.

— Чего молчишь? — спросил Кошкин, переводя взгляд на надувшегося напарника.

— Да ну тебя с твоими подначками, — буркнул тот. — Мне на пиво и жратву денег еле-еле хватает, а ты — тренажерный зал. Представляешь, сколько это удовольствие стоит?

— А ты на жратве и пойле экономь, — посоветовал Кошкин, усмехаясь. — Как раз на спорт хватит. Сплошная польза.

Юмашев вытер лоб платком, превратившимся в серую тряпицу, и полез в багажник за предусмотрительно прихваченными шлакоблоками. Его подмывало посоветовать Кошкину обратиться к косметологам, чтобы те избавили его от ранней лысины, но он сдержался. С начальством спорить — себе дороже выходит. Даже с таким небольшим, как сержант.

— Покрепче привязывай, — деловито распорядился Кошкин, наблюдая свысока за действиями подчиненного. — А то в Ленинском районе был случай. Там одному кусок рельса на ноги навесили, а он как-то выскользнул и всплыл, зараза. Живой, прикидываешь? В прокуратуру побежал, мокрый.

— И что? — заинтересовался Юмашев.

— Да ничего. — Кошкин пожал плечами. — Его обратно определили, в следственный изолятор.

— Повесился, небось?

— Зачем? Вены вскрыл.

— Не понимаю я этих мудаков. — Выпрямившись, Юмашев пнул ботинком неподвижного пленника со шлакоблоками на ногах. — И чего им надо? Заявы пишут, какой-то, блин, правды добиваются… Вот она, правда. — Он плюнул на Евгения. — Не спорь с правосудием, не считай себя умнее других, и все будет тип-топ.

— Страха в них нет, — кивнул Кошкин. — Как демократия началась, так некоторые решили, что им теперь все можно. А нет, фигушки. Всему есть предел. Никогда такого не было, чтобы человек с системой сладил. А мы — система. Правоохранительная, тля. Порядок в стране на ком держится? На нас. — Сержант похлопал себя по тощему затылку. — Мы как те атланты.

— Кто? — не понял Юмашев.

— Атланты, которые держат небо на каменных руках, — торжественно и непонятно высказался Кошкин. — Есть, сынок, такая профессия — закон соблюдать.

— А, понял. Атланты, они навроде полицейских?

— Круче. Все, хорош болтать. Понесли болезного.

До ушей Юмашева донесся громкий хлопок, словно где-то рядом взорвали петарду. Наклонившийся вперед Кошкин боднул его головой в живот. Решив, что сержант дурачится, Юмашев легонько его оттолкнул и отступил на шаг. Кошкин мягко повалился в пыль.

Раздался еще один хлопок. Юмашев, собиравшийся окликнуть напарника, почувствовал болезненный удар в грудную клетку, разом выбивший из него весь воздух. Задохнувшись и выпучив глаза, он увидел двух мужчин, приближающихся к нему со стороны кустов. Оба держали пистолеты в вытянутых руках.

— Ну, здравствуй, сука, — сказал тот, который был постарше и чье лицо было иссечено глубокими морщинами.

— Здра… — машинально произнес Юмашев.

Вторая пуля пробила ему нижнюю челюсть, выбросив наружу мешанину зубов и клочья мяса. Он упал, увидел над собой огромное небо и вдруг понял, что жил зря и умер зря и что больше ничего-ничего никогда не будет.

— Готов, — сказал Колокол, толкнув подошвой голову на безвольной шее. — Добей своего.

Подчиняясь приказу, Баркас выстрелил в затылок лежащему на земле Кошкину. Ноги сержанта дернулись, как будто он вознамерился подпрыгнуть. Но куда? Зачем? Все кончилось для сержанта Кошкина, так же как кончилось для его напарника. Несколько секунд назад они были живыми людьми, а теперь превратились в ничто. Так на них Колокол и посмотрел — как на пустое место.

— Форму с них сними, — сказал он.

— Зачем? — насторожился Баркас, который убивать, в принципе, любил, а вот прикасаться к мертвецам брезговал.

— Носить будем, — сказал Колокол и засмеялся. Коротко, как будто кашлянул пару раз.

Вздохнув, Баркас склонился над первым трупом. К тому моменту, когда он покончил с работой, Колокол подогнал машину поближе.

— Что дальше? — спросил Баркас, спрятав форму в багажник. — Утопим мусоров?

— Ни в коем случае. Пусть знают.

— Как скажешь. А Зарю куда? В воду или…

— Или, — сказал Колокол. — Сними с него грузила и приведи в чувство. Траванули Зарю. Скорее всего клофелином. Видел, как его волокли?

— Он и теперь как спящая царевна, — пожаловался Баркас.

— Водой поливай, зажигалкой прижигай. Давай, давай, действуй!

Прошло не менее получаса, прежде чем Евгений смог сесть, бессмысленно хлопая глазами. К счастью, он пил вино, а не водку, поэтому действие клофелина было не таким длительным. Не пострадала и его память, как это бывает при сильном отравлении. Придя в себя, Евгений сумел более или менее связно рассказать о том, что с ним приключилось.

— Сдала тебя баба. — Баркас выругался. — Обычное дело.

— Ей, наверное, денег подогнали, — рассудил Колокол. — Или припугнули.

— Нет, тут что-то не то, — покачал головой Евгений. — Марина встревоженная была. И Антошки дома не было.

— Думаешь, похитили пацанчика? — наморщил лоб Баркас.

— Похоже на то.

— Почему так решил? — поинтересовался Колокол.

— Тут много всякого намешано, — сказал Евгений, морщась.

— Например?

— Взять хотя бы то, что Марина вообще не пьет. Совсем.

— И пива? — не поверил Баркас.

— А шампанское? — спросил Колокол.

— Насколько я знаю, вообще ничего, — сказал Евгений. — Ни пива, ни шампанского. А тут вдруг ей водки захотелось. Да еще с утра. Хорошо, что я вина взял. А то ведь и окочуриться мог.

— Но клофелинчику тебе все же твоя баба сыпанула, а не кто другой, — напомнил Баркас.

— А что ей оставалось, если Антошку похитили? Что сказали, то и сделала.

— Ну, твари! — Колокол харкнул в сторону полураздетых полицейских. — Они же почище бандитов. Мы, блин, свободой и жизнью рискуем, когда на дело идем. А эти — с корочками, при исполнении…

— Суки — они и есть суки, — глубокомысленно изрек Баркас.

— Интересно, Антошку они отдали? — пробормотал Евгений, неуверенно поднимаясь на ноги.

— Ага, жди, — осклабился Баркас. — Разогнались. Ты часто слышал, чтобы заложников отпускали? Что ты, они же свидетели. Похитителей видели и запомнили. От них лучше избавляться сразу. Вот помню раз…

— Умолкни, — прикрикнул Колокол, заметивший, как побледнел Евгений. — Не видишь, что ли, человеку муторно? — Он хлопнул Зоряного по плечу. — Не гоношись, Заря. Выцепим мы твоего мальца. А ну-ка…

Присев рядом с вещами, конфискованными у мертвых полицейских, он взял наугад один из мобильников, просмотрел список адресов и удовлетворенно хмыкнул:

— О! То, что доктор прописал. Ща мы с самим майором Рожковым курс терапии проведем. — Колокол подмигнул. — Давно хотел с ним потолковать.

— Может, не надо? — опасливо произнес Баркас. — Зачем гусей дразнить?

— Петуха, а не гусей. Пусть прокукарекает на всю округу, что в городе новый хозяин появился.

Евгений, молча наблюдавший за бандитами, подумал, что самолюбие для Колокола важней свободы и даже жизни. Он готов рискнуть головой, лишь бы снискать себе лихую воровскую славу. Что ж, тщеславие всем присуще. То, что о нас говорят другие, для нас зачастую важнее, чем то, что мы думаем о себе сами.

Пока он размышлял, Колокол набрал номер Рожкова и стал прохаживаться между кустами, словно чтобы придать голосу должную вальяжность.

— Алло, — сказал Колокол в трубку. — Нет, не Кошкин. Кошкин твой обгадился со страху, воняет. И кореш его тоже. Вот они, красавцы, на песочке рядышком лежат, ждут, что с ними дальше будет. Они мне про тебя все напели, фраер. Про все твои делишки мутные. На камеру, понял?.. Кто говорит? — Прежде чем ответить, Колокол немного помолчал, выдерживая внушительную паузу. Наконец, усмехнувшись, произнес: — Я говорю. Человек, который за свои слова и поступки отвечает. Колокол моя погремуха. А пока слушай сюда, майор. Если не хочешь, чтобы я твоих полицаев в столицу повез вместе с их показаниями, то отпусти пацана, которого забрал… Гуляет, говоришь? А вот пусть его мама Жене Зоряному позвонит и подтвердит твои слова, тогда поверю. Да, майор, жив Заря. Жидковаты твои полицаи оказались… Все, майор. Кончаем базарить. Как только пацан дома объявится, я эту обгадившуюся парочку тоже отпущу, вместе с роликом отснятым. — Колокол резко остановился. — Нет, мент, никаких гарантий. Жду не больше десяти минут. Время пошло.

Отключив телефон, старый вор самодовольно улыбнулся:

— Видали, как я легавого развел? Купился, гад. Теперь никаких сомнений, что пацанчика он забрал. Доволен, Заря?

Евгений ответил не сразу. Радоваться было нечему. Как ни крути, а Марина его предала. Променяла на сына. Если бы она доверяла Евгению, то прямо сказала бы ему, в чем дело. Разве он отказался бы вызволить Антошку? Да он бы добровольно пошел с полицаями. За мальчика Евгений без колебаний отдал бы жизнь. Но Марина отнеслась к нему как к человеку постороннему. Отправила в магазин, наблюдала за тем, как он отключается. Подло получилось. После этого им вряд ли удастся относиться друг к другу, как прежде.

— Спасибо, — кивнул Евгений.

— Спасибо-о, — передразнил Баркас. — Да ты папе теперь по гроб жизни обязан. Мы твою шкуру дважды спасли. А только что вот пацана твоего вызволили.

— Давай к нам, Заря, — произнес Колокол. — Сам видишь, время какое. Пропадешь в одиночку. Скорешимся навек. Вместе нас ни одна сволота не возьмет, всем глотки перегрызем.

— Два условия.

— Условия? — возмутился Баркас. — Ты, часом, не оборзел, Заря?

— Сначала пусть Марина позвонит и сообщит, что все в порядке, — продолжил Евгений, пропустив мимо ушей реплику бандита.

— А дальше? — поинтересовался Колокол, поджимая свои и без того тонкие губы.

— А дальше вы должны пообещать…

— Должны? — перебил Евгения Баркас. — Фильтруй базар, Заря. С каких это дел мы тебе должны? Рамсы попутал?

— Остынь, — сказал Колокол Баркасу и посмотрел Евгению в глаза. — Пусть закончит.

Баркас фыркнул и отвернулся, выражая тем самым отношение к происходящему.

— Вы должны пообещать, что мы вместе накажем ублюдков, которые грабят и убивают стариков, — твердо произнес Евгений, не отводя взгляда. — Невзирая на то, кто за ними стоит, кто кого крышует. Это мое второе условие. А то ведь, я слышал, ты распорядился отвалить от «Мемори», Колокол. Так или нет?

— Смотри. — Колокол театрально указал на распростертые поодаль трупы. — Я ради тебя против мусоров пошел. Мне теперь обратной дороги нет, Заря. Но и у тебя тоже ее нет. Мы кровью повязаны. Одни против всех.

— Три мушкетера, — пробормотал Евгений.

— Три жигана, — поправил его Баркас. — Так вернее будет.

— Значит, договорились? — настойчиво спросил Колокол.

— Я же сказал, сначала…

Телефон, залившийся жизнерадостной трелью, не позволил Евгению договорить. Он посмотрел на экран и ответил на звонок. Разговор получился сумбурным. Марина, рыдая, сообщила, что Антона оставили во дворе и теперь он дома, целый и невредимый, только напуганный.

— Тебя зовет, — сообщила она, всхлипывая.

— Бери его и уезжай, — сказал Евгений. — Подальше, чтобы никто не нашел.

— Мы в опасности?

— Сама знаешь.

— А ты? — спросила Марина. — Ты с нами?

— Будешь мне артериальное давление повышать? — Евгений криво усмехнулся. — Клофелин захватить? Или у тебя еще остался?

Он не знал, как у него вырвались эти злые слова. Но они прозвучали. И тон Марины изменился.

— Я мать, — сказала она. — В первую очередь.

— Это я понял, — ответил Евгений. — Но я думал, что ты еще и женой можешь стать.

— Разве я говорила, что собираюсь за тебя замуж?

— Не говорила, — согласился Евгений. — В том-то и дело. Что ж, ты свой выбор сделала. Антон с тобой. Забирай его и уезжай. Вам вдвоем будет лучше, чем со мной. Я у вас третий лишний.

— Тогда прощай, — тихо произнесла Марина.

— Прощай.

Закончив разговор, Евгений почувствовал во рту такую горечь, словно выпил десять чашек кофе без сахара. Очень крепкого. Черного-черного.

— Правильно сделал, что с ней попрощался, — одобрил Колокол. — Дети и бабы в нашем деле ни к чему. Только под ногами путаются.

Евгений ничего не ответил. Нахмурился только.

— Ты с нами? — спросил Баркас, который любил, чтобы во всем была ясность.

— Если мы за антикваров возьмемся, то да.

— Тогда вот моя рука. — Колокол протянул ладонь.

Евгений ее пожал.

Все трое направились к машине. На мертвецов никто не оглянулся. Правда, включив зажигание, Баркас не удержался от комментария:

— Майор нам этого не забудет.

— А мы ему память укоротим, — проворчал Колокол, с облегченным видом откидываясь на спинку сиденья. — Недолго ему коптить небо осталось.

Даже если и так, пока что майор Рожков был жив и полон злобной, темной энергии. Пять минут назад он связался по телефону с балабановским авторитетом по кличке Зигзаг. После обмена приветствиями и не слишком вежливых фраз Рожков перешел к делу:

— Ладно, Зигзаг, не буду ходить вокруг да около. Помнишь такого — Колокол?

— Личность известная, — откликнулся собеседник. — В прошлом.

— Ошибаешься, — быстро возразил Рожков. — Он недавно вернулся и теперь на твоей территории крысятничает. Собирается все к своим рукам прибрать. О прежних деньках мечтает.

— Мечтать не вредно, — задумчиво произнес Зигзаг. — Хотя нет, вру. Мечтать иногда вредно для здоровья. Ну-ка, поведай мне о его делах, майор.

И Рожков, откашлявшись, посыпал заранее заготовленными фразами.