Пробудившись среди ночи, Марина резко села на кровати и уставилась в темноту. До ее ушей доносилось сладкое посапывание сынишки и храп Евгения, но она слышала также голос бабушки, явившейся ей во сне.
Марине приснилось, будто она, совсем еще юная, ходит по пустынным сумеречным улицам в поисках своего дома, который исчез неизвестно куда. За углами и в подворотнях скрываются какие-то отвратительные существа; они пока не показываются ей на глаза, но ждут своего часа. Марина хочет ускорить шаг, но ноги плохо ее слушаются. Они совершенно онемели, и ей не удается идти как обычно, особенно когда Марина решает подняться по ступеням какого-то подъезда. Это чужой дом, но, может быть, в нем находится знакомая дверь? Так и есть. Дверь Марининой квартиры открывается, приглашая девушку войти. Подчинившись, она переступает порог и видит бабушку в белой ночной сорочке, с белыми волосами, сверкающими в лунном свете.
«Наконец-то, — говорит Ольга Матвеевна. — А я тебя уж заждалась. Все боялась, что не успею тебе сказать. Ты пришла вовремя, Мариночка. Слушай меня внимательно. Не оставляй поиски, очень тебя прошу. Не из-за меня, грешницы старой. Уж бог со мной!.. Но этих иродов нужно непременно найти, понимаешь? Они ведь просто так не остановятся. На их совести много загубленных душ, а будет еще больше».
Восстанавливая в памяти бабушкины слова, Марина поражалась тому, как связно, как убедительно они звучали. Это был не сон, точнее, не совсем сон. Ольга Матвеевна явилась любимой внучке, чтобы предупредить ее. Окончательно осознав это, Марина почувствовала, как ее сердце сжимают беспощадные ледяные тиски. Видение могло означать только одно: бабушки больше нет на этом свете, она мертва. Марина и раньше подозревала это, но заглушала внутренний голос, пытаясь себя успокоить, как делают люди, которые боятся взглянуть правде в глаза. Если бы у Марины была надежда снова увидеть Ольгу Матвеевну, разве стала бы она сидеть дома, ожидая неизвестно чего? Нет, конечно. Она бы бегала по округе вместе с Евгением, опрашивала людей. Но Марина смирилась. Спрятала голову в песок, как страусиха. А Евгений — нет. Он не оставил поисков.
Мысль об этом странном, непредсказуемом парне заставила Марину тихо встать с кровати и прокрасться к двери в бабушкину комнату. На девушке не было ничего, кроме короткой застиранной рубашки с сердечками, и от этого обстоятельства чаще бился ее пульс и тело подергивалось от озноба.
Приоткрыв дверь, Марина опасливо заглянула в образовавшуюся щель. Евгений спал головой к двери, поэтому лица его нельзя было рассмотреть — видны были только голые плечи и мускулистая рука, свесившаяся до пола. Марина почувствовала сильнейшее, почти непреодолимое желание стащить рубашку через голову и растянуться рядом с ним, прижимаясь всем телом к другому телу — твердому, угловатому и наверняка горячему. Это было что-то вроде раздвоения личности. Одна часть ее души тосковала по бабушке и была полна ужаса перед смертью, а другая желала наслаждаться жизнью.
Еще никогда Марина не ощущала своего эгоизма так остро. Мысленно она обозвала себя бранным словом, и это немного помогло. Во всяком случае, она не бросилась в объятия к малознакомому человеку, а прикрыла дверь и отправилась в кухню пить кофе.
До недавнего времени над этим напитком священнодействовала Ольга Матвеевна, а внучка просто ждала своей порции маленького утреннего счастья, сонно и мечтательно улыбаясь. Потом обе женщины, старая и молодая, чинно сидели рядом, поднося к губам фарфоровые чашечки и болтая о пустяках. Сегодня кофепитие было другим. Сварив себе крепкий, но какой-то неароматный, словно пыльный напиток, Марина уселась за стол в одиночестве.
Мысли ее вернулись к яркому сновидению, потом переметнулись на Евгения. Вчера ночью Марина твердо решила, что прогонит его из своей квартиры и из жизни. Зачем ей этот непредсказуемый тип, который постоянно влипает в неприятности? Он вернулся из очередного похода ужасно возбужденный, растрепанный, пропахший по́том. Пришлось отправить его в ванную, а потом уже выслушать. Мужчины, когда волнуются, просто невыносимы.
Жадно глотая ужин, Евгений поведал Марине об очередных похождениях. На этот раз все было еще более устрашающим. Убийство? Это не укладывалось у Марины в голове. Неужели в наше время возможно, чтобы бандиты устраивали разборки посреди довольно оживленного микрорайона? Чтобы они вытаскивали оружие и палили в противников, ничуть не опасаясь быть пойманными? Разумеется, полицейские продажны, но не до такой же степени! Разве они допустили бы стрельбу? Разве это в их интересах?
Примерно это Марина и произнесла вслух, на что Евгений ответил:
— Вспомни майора Рожкова. А ведь он и такие, как он, поддерживают порядок. Новый порядок. Бандитский.
— А ты вспомни того младшего лейтенанта, — сказала Марина. — Как его?.. Слезкин?
— Салазкин, — поправил Евгений. — Надо будет завтра с ним встретиться.
Антошка уже видел десятый сон, поэтому они разговаривали, не повышая голоса. Но после слов Евгения Марина почувствовала, что ей необходимо сдерживаться, чтобы неожиданно не перейти на крик.
— Зачем? — спросила она. — Зачем тебе этот Салазкин?
— Константин поможет мне разобраться.
— А зачем тебе разбираться?
— Не понял? — Брови Евгения поползли вверх, отчего у него на лбу образовались морщины, похожие на легкую морскую рябь.
— Ты, кажется, собирался найти мою бабушку? — произнесла Марина сквозь зубы. — А теперь связался с какой-то швалью и не желаешь останавливаться. При чем тут эти бандиты?
— Но ведь совершенно ясно, что они как-то связаны с антиквариатом!
— Пока что мне совершенно ясно только одно: ты заигрался, Женя. Неужели непонятно, что твои похождения могут плохо закончиться? Не только для тебя, заметь. Ты ставишь под угрозу безопасность моей семьи. Об Антошке ты подумал?
— Да, — мрачно кивнул Евгений, откладывая вилку. — Но и об Ольге Матвеевне я не забыл.
— Она не твоя бабушка, а моя, — резко напомнила Марина. — Хватит, Женя. Мне надоело. Я не собираюсь становиться героиней боевика. С меня довольно! Либо ты угомонишься, либо…
— Продолжай.
— Ты и так все понял.
С этими словами Марина встала и покинула кухню.
Но теперь она сидела на прежнем месте и уже не была настроена так категорично. Сон изменил ее отношение к происходящему. Ведь бабушка Оля просила не прекращать поиски. И потом, Евгений рисковал ради нее жизнью. Марина отсиживалась дома, а он делал все возможное и невозможное, чтобы разобраться в случившемся. Евгения никто об этом не просил, просто он так устроен. Может быть, он не лучше всех, но и не хуже, это точно. И если бы Марине предложили выбирать между ним и Русланом, она бы не задумывалась ни секунды.
Допив кофе, девушка тщательно помыла чашку, вытерла руки и отправилась будить Евгения.
— Что? — спросил он, когда она потормошила его за плечо. — Уже уходить?
— Куда это ты собрался, интересно?
— Не знаю, — ответил Евгений. — Но вчера я так понял, что…
— Ничего ты не понял, — оборвала его Марина.
Вспомнив, что на ней лишь довольно легкомысленная рубашечка, девушка благоразумно отошла от кушетки.
Евгений сел, обхватив колени руками. Над его головой искрились пылинки, освещенные косыми солнечными лучами. Марине захотелось потрепать его по волосам. Или погладить. Или…
Девушка отвернулась.
— Вставай, — сказала она. — Будем завтракать.
— Так ты больше на меня не сердишься? — обрадовался Евгений.
— Еще как сержусь. И если ты не окажешься за столом через пятнадцать минут, то я не знаю, что с тобой сделаю!
Покинув комнату, Марина отправилась будить Антошку.
— Мама? — спросил мальчик, едва успев открыть глаза. — А почему ты улыбаешься? Бабушка Оля нашлась?
— Нет, сынок. — Улыбка увяла на губах Марины. — Но мы ее найдем, обещаю.
* * *
Евгений покрутил в руках выданный ему мобильник и протянул его обратно:
— Не надо, спасибо. Я сам куплю себе телефон, когда заработаю.
— А пока пользуйся этим. — Марина вернула ему мобильник. — Это бабушкин. Пользуйся, только номера не удаляй. На счету денег хватит, я его недавно пополняла.
— Зачем, Марина?
— Чтобы ты больше не пропадал. А то шляешься неизвестно где, а я беспокойся.
— Мама вчера себе места не находила! — гордо объявил Антошка, незаметно прокравшийся в прихожую.
— Не выдумывай! — прикрикнула на мальчика Марина с напускной строгостью.
— Ничего я не выдумываю. Ты так и говорила: «Места себе не нахожу».
— Я больше не буду, — как-то по-детски произнес Евгений. — Расскажу обо всем Косте Салазкину и сразу назад. Пусть полиция разбирается.
— Вот это правильно, — одобрила Марина, хотя, честно говоря, не знала, действительно ли так думает. Просто ей нравилось, что большой, сильный мужчина оправдывается и хочет ей угодить.
— Так я пошел? — спросил Евгений.
— Хлеба на обратном пути купишь? И молока…
— Хорошо.
Поручение Марины вылетело из головы Евгения, как только он очутился за пределами ее видимости. Первым делом мужчина отправился отнюдь не в полицию, а в копировальный центр, где попросил паренька напечатать, а потом и размножить небольшое объявление, в котором говорилось, что он якобы продает раритетные вещи из коллекции покойных родителей.
Расклеивая листочки на столбах, дверях и заборах, Евгений невольно вспомнил своих настоящих родителей, которые никаких коллекций не имели и в раритетах разбирались не больше, чем он сам. Маму он до сих пор любил так сильно, что не задумываясь отдал бы за нее жизнь, если бы такой обмен был возможен. А отец для него все равно что умер. Евгений старался не думать о нем. Не он ли свел в могилу маму своими вечными придирками?
Мелочный, скупой (бережливый, как он сам это называл), Зоряной-старший постоянно брюзжал, сдувал пылинки с мебели и переставлял вещи с места на место. Мама была другая — веселая, щедрая, открытая. Даже не верилось, что столь разные люди способны уживаться вместе. Но Евгений знал причину. С раннего детства. Этой причиной был он сам. Однажды Евгений подслушал, как родители выясняют отношения, и мама тогда сказала отцу: «Если бы не Женя, я бы тебя давно бросила, Плюшкин несчастный». — «Так уходи, — прозвучало в ответ. — Собирай манатки и проваливай на все четыре стороны!» — «Не могу, — печально призналась мама. — У каждого мальчика должен быть отец, хотя бы такой, как ты».
Евгений так не считал. Несколько раз он пытался поговорить с мамой и убедить ее, что они прекрасно проживут вдвоем, но она даже слышать об этом не хотела. По его предположениям, она уже знала, что у нее опухоль, и боялась, что после ее смерти сын останется один. Мама полагала, что жить с родным отцом лучше, чем в сиротском приюте, и, в общем-то, была права. Она никому не говорила о своей болезни до самых последних дней, когда уже не могла обходиться без обезболивающих лекарств. Ее смерть была ужасной. И Евгений до сих пор не мог простить отца за то, что тот ничем не облегчил мамины страдания. Себя он тоже не простил. Когда мама умерла, пятнадцатилетний Евгений катался за городом на лыжах с одноклассниками. При мысли об этом ему до сих пор хотелось стонать в бессильной муке и скрипеть зубами, пока они не раскрошатся.
Евгений провел рукой по лицу, словно снимал с него паутину, и обнаружил, что ноги привели его к райотделу полиции. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, мужчина вошел внутрь и попросил дежурного вызвать младшего лейтенанта Салазкина.
— Кабинет четырнадцать, — буркнул полицейский, уткнувшийся носом в один из простеньких кроссвордов, которые так любят разгадывать не очень умные или просто плохо образованные люди. Хотя нет, они их не разгадывают, а заполняют автоматически, потому что задания кочуют из журнала в журнал, неизменные, как строки Святого писания.
— Пусть Салазкин выйдет на улицу, — попросил Евгений.
— Чего? — Полицейский с недоумением уставился на него. — Слушай, тут слово незнакомое попалось. Популярное блюдо из яиц, семь букв, третья «че», предпоследняя «цэ». Впервые такое встречается. Чего это они? — Полицейский закрыл журнал, чтобы взглянуть на обложку. — Блюдо какое-то придумали. Я им кулинар, что ли?
— Яичница.
— Чего?
— Яичница, — повторил Евгений, сдерживая улыбку.
— О, точно! — просиял дежурный. — Тут у меня как раз «туя» на «я» заканчивается.
Туя, разумеется, туя. Она фигурировала во всех кроссвордах, попадавших на зону.
— Салазкина позовешь? — спросил Евгений.
— Да, сейчас. — Дежурный махнул рукой. — Подожди там.
Выйдя на крыльцо, Евгений стал наблюдать, как двое алкашей под присмотром полицейского моют патрульный автомобиль. Учитывая то обстоятельство, что все трое маялись с похмелья, зрелище было увлекательное, но появление Салазкина помешало насладиться им до конца.
— Привет, Костя, — сказал Евгений, протягивая руку.
— С ума сошел? — возмутился Салазкин. — Ты бы еще целоваться полез. Тут же везде глаза. Отследят, что с уголовным элементом общаюсь, в коррупции обвинят.
— Какой я тебе уголовник? — буркнул Евгений, опуская руку. — Да и ты на коррупционера не похож.
И в самом деле, Салазкин больше смахивал на старшекурсника, который вышел на перекур из института: джинсы, голубая рубашка, тесный ворсистый пиджачок с коротенькими рукавами…
— Ты по делу? — спросил младший лейтенант, настороженно поглядывая по сторонам. — Или просто так заглянул?
— По делу, — заверил его Евгений. — Я ведь собственное расследование провожу…
— Да? И нарыл что-нибудь?
— Еще как. На моих глазах трех человек завалили. Из-за антиквариата.
— Стоп! — Салазкин предостерегающе вскинул руку, обтянутую узким рукавчиком. — Об этом подробнее. Но не здесь. Видишь стройку за забором? Там потолкуем. Я первый пойду, а ты подожди несколько минут.
Евгений охотно подчинился. Его охватило волнующее предвкушение победы. Здорово все-таки, что в полиции служат такие парни, как Костя Салазкин. Может быть, опыта им и не хватает, но это полностью компенсируется врожденной честностью и стремлением к справедливости. С Салазкиными страна не пропадет, не погрязнет окончательно в трясине коррупции. Такие, как Костя, ее вытащат. Сегодня они младшие лейтенанты, а завтра майоры или даже полковники…
Пробравшись сквозь щель в ограде, Евгений поискал взглядом молодого полицейского и нигде его не заметил. Строительная площадка была безлюдна. Работы здесь давно не велись: может быть, у заказчика закончились деньги, а может быть, экспертиза выявила наличие грунтовых вод под фундаментом или еще какую-нибудь неприятность.
Вертя головой, Евгений сделал несколько шагов, и его обувь тут же запылилась. Многоэтажный дом настороженно следил за ним черными прямоугольными глазницами, рассеянными по фасаду. Стройку никто не охранял: тут уже украли все, что можно было украсть. Остались лишь неподъемные предметы: штабеля плит, бетономешалка, позабытая секция подъемного крана, похожая на толстенную клетку для динозавра. Но куда же подевался младший лейтенант Салазкин?
Евгений в очередной раз осмотрелся вокруг.
— Эй!
Повернув голову на приглушенный окрик, он увидел полицейского в пустом дверном проеме, который так и не стал входом в подъезд. Салазкин нетерпеливо махнул рукой. Осторожно ступая среди строительного мусора, Евгений приблизился. Младший лейтенант курил, быстро и часто поднося сигарету к губам. Почувствовав запах табака, Евгений в очередной раз похвалил себя за то, что нашел в себе силы отказаться от курения. Дурацкое, в общем-то, занятие. Вместе с дымом пускаешь на ветер здоровье и деньги, а какие-то толстосумы потешаются над тобой, набивая карманы.
— Конспирация? — улыбнулся Евгений.
Салазкин не расщедрился на ответную улыбку.
— А ты как думал? — буркнул он. — У нас с этим строго.
— С чем?
— Я о несанкционированном общении с осведомителями.
— Разве я осведомитель? — удивился Евгений.
— А кто же еще? — удивился в свою очередь Салазкин. — Выкладывай, с чем пришел. — Он прикурил новую сигарету. — Так что ты там накопал?
— Целую гору.
— Неужели?
— Вот слушай…
Евгений успел поведать Косте о том, что ему удалось узнать от жителей района, и перешел к рассказу о расстреле не-святой троицы.
— Понимаешь, — говорил он, — их завалили только за то, что они со мной общались. Ну, типа, наказали за то, что много болтают. И меня тоже приговорили. Человеческая жизнь для них — тьфу! Ничего не значит. А свой бизнес поганый они оберегают. Видать, большие деньги им приносит. Сколько же на них трупов, а? Даже подумать страшно, — закончил Евгений.
Выслушав его, Салазкин удрученно покачал головой.
— Вот козлы! — процедил он. — В открытую действуют, обнаглели совсем.
— Нам же лучше, — сказал Евгений. — Проще будет взять их, раз не берегутся.
— Легко сказать — взять. А ты попробуй!
— Я готов дать любые показания. Хоть письменные, хоть устные.
— Готов, значит? — переспросил полицейский, вставляя в зубы сигарету.
— Готов, — подтвердил Евгений.
— Тогда для начала покажи мне все. Где ты с алкашами пересекся, где их порешили…
— А разве в сводках не было? Тройное убийство все-таки.
— Да хоть четверное. — Салазкин жадно затянулся. — Я опер, понял? Мне все своими глазами увидеть нужно.
Евгений пожал плечами:
— Так пойдем.
— С ума сошел? Нам вместе прогуливаться нельзя, в момент моему начальству доложат, и меня пинком под зад… Рожков же с этими антикварами вот так. — Младший лейтенант свел вместе ладони и потер их друг о друга, как бы намыливая. — Тут осторожно действовать нужно. Тайком.
— Согласен, — кивнул Евгений.
— Идем наверх. Оттуда весь район как на ладони. На местности сориентироваться сможешь?
— Попробую.
— А я тебе офис этих коллекционеров покажу.
— Так ты их знаешь?
— После твоего визита на месте не сидел, — пропыхтел Салазкин, поднимаясь по лестнице без перил.
С сигаретой ему пришлось расстаться — сбивалось дыхание. Плечо пиджачка было испачкано цементной пылью.
— Ну, теперь мы их прищучим, — повеселел Евгений. — А о Кушнарь ничего не удалось выяснить?
— О какой Кушнарь? — спросил Салазкин, перешагивая через ступеньки и упираясь руками в колени, чтобы облегчить подъем.
— Об Ольге Матвеевне, — подсказал Евгений, который тоже начал немного задыхаться.
— О ком о ком?
Салазкин остановился между шестым и седьмым, недостроенным этажом. Грудь его тяжело вздымалась.
— Об Ольге Матвеевне, — повторил Евгений. — Бабушке Марины.
— Марина — эта та девушка, с которой ты приходил.
— Точно!
— Вот видишь, я все помню, — произнес полицейский. — Пойдем.
— Так что с бабушкой? — повторил Евгений, когда они очутились на открытой всем ветрам площадке.
— Бабушки играют в ладушки, — пробормотал Салазкин, осматриваясь.
— Что?
— Вон! Туда смотри. Видишь школу?
— Школу? — Сбитый с толку, Евгений повернул голову в указанном направлении.
— Ну да! Слева офис этих гадов. Разуй глаза. — Положив руку на плечо спутника, младший лейтенант подвел его к краю площадки. — Красное кирпичное здание. Там их кубло змеиное. Увидел?
— Нет, — признался Евгений. — Слева от школы футбольное по…
Он не договорил. Внезапный толчок в плечо заставил его сделать шаг в пустоту. Теряя равновесие, Евгений взмахнул руками, словно надеясь, что они превратятся в крылья.
Чуда не произошло. Падение было неотвратимым. Но, извернувшись по-кошачьи, Евгений сумел схватиться за край бетонного настила. Сначала одной рукой, потом двумя.
— Акробат, — похвалил Салазкин, возвышаясь над ним. — Гимнастикой в детстве занимался?
Евгений не ответил. Силы быстро таяли. Нужно было спешить, пока пальцы не разжались от усталости.
Кряхтя, Евгений стал подтягиваться. Салазкин наступил ему на голову и толкнул вниз. Евгений снова повис на стене дома.
— Разжимай пальцы, — посоветовал младший лейтенант. — Только зря мучаешься. Лучше сразу.
— Так ты с ними, да? — прохрипел Евгений.
— Я сам по себе. — Салазкин пожал плечами. — Кто платит, тому и служу. Жизнь такая. Личные интересы превыше общественных, слыхал?
— Сука ты продажная.
— Ах вот как ты запел?
Младший лейтенант наступил Евгению на пальцы. Было больно, но вполне терпимо: подошвы мокасин полицейского оказались слишком мягкими, чтобы ими можно было ломать кости. Тогда, улыбнувшись жертве, Салазкин достал из кармана перочинный нож.
— Удобная штука, — сказал полицейский. — На дежурстве частенько всухомятку питаться приходится. Консервы, тушенка… Так что я не зря ножиком обзавелся.
Присев на корточки, Салазкин принялся выковыривать лезвие из рукоятки. Евгений подтянулся на одной руке, схватил его за пиджак и дернул на себя. Падая вниз головой, младший лейтенант сделал попытку задержаться, уцепившись за противника, но лишь ударился о шершавую стену и, отскочив от нее, как мячик, полетел дальше.
Далеко внизу раздался звук, похожий на шлепок мокрой тряпки о бетонную плиту. Евгений туда не смотрел. Он весь был сосредоточен на своих пальцах и мышцах рук.
Его спасла ржавая железная петля, торчащая из бетона. Упершись в нее ногой, Евгений сумел подтянуться и упасть грудью на горизонтальную плиту. Дальше было проще.
Кое-как вскарабкавшись наверх, Евгений оглянулся. Улица за забором была пуста, если не считать едущих и стоящих на ней автомобилей. Один из них сдал задом на проезжую часть и покатил прочь. Евгений не обратил на него внимания. И напрасно.
В отъехавшем автомобиле находились Клешня и Баркас. Первый держал руль, второй говорил в мобильный телефон:
— Нет, Колокол, не скурвился Заря. Он не стучать в ментовку ходил. Его один мусорок завалить хотел… Что Заря? Сам того мусорка кончил. С крыши его сбросил… Ага, в лепешку. Да, Колокол, наш кадр. Ценный. Понял. Возвращаемся на базу…
Таким образом, Евгений, полагавший, что ему посчастливилось расправиться с Салазкиным без свидетелей, сильно заблуждался. Хорошо, что он не знал об этом. Настроение и без того было препакостным.
— Что ж ты, Костя, — бормотал он, спускаясь по лестнице. — С виду такой хороший парень. Когда ж ты изнутри сгнить успел?
И не было ответа на этот вопрос. Некому было его дать.