Если бы Лариса видела этот закат, она сочла бы его пошлым. Слишком яркий, слишком красочный, слишком кровавый. Как по заказу. Какая-то дешевая мелодрама. Лариса как художница должна была чувствовать такие вещи. Но она не чувствовала. И закат был настоящий.
Митя и Руслан просидели возле тела долго, не обменявшись ни единым словом по поводу постигшего их горя. О чем-то они, конечно, говорили, но только не о смерти. Не прозвучало ничего похожего на причитания или жалобы на несправедливо устроенный мир. Ларисы больше не было, и все слова не значили ровным счетом ничего.
Пока кровь в рубке не успела запечься, Руслан взял ведро, швабру и навел там порядок. Митя, оставшийся один, долго смотрел на свою окровавленную обувь, а потом разулся и выбросил сандалии в море. У него были запасные. Все было, кроме Ларисы. Пока Руслан возился в рубке, а потом уводил шхуну подальше от берега, Митя немного поплакал. Имел право. Тем более что никто не видел.
Потом ушел, дав возможность другу побыть наедине с Ларисой. Руслан тоже поплакал, но заодно и сделал полезное дело. Когда Митя вернулся, тело было облачено в гидрокостюм, а голова упрятана в шлем. Вместе с окровавленными волосами и разваленным затылком.
— Я тоже об этом подумал, — проговорил Митя.
А раз подумал, то ничего ему объяснять не пришлось. Когда солнце оказалось над линией горизонта, друзья опустили тело в море и последовали за ним — сами без костюмов, а только в масках и с аквалангами на спине. Такой же акваланг, только пустой, навесили на Ларису. Он и утянул ее на дно. Медленно, но верно.
Погребение продлилось несколько минут. Когда оба выбрались из моря, уже сгущались сумерки, в небе появлялись все новые и новые звездочки. Руслан представил себе, что так загораются души умерших. Это было очень наивно и не принесло облегчения. Ничего не приносило облегчения.
— Выпить осталось? — спросил Руслан.
— Нет, — качнул головой Митя.
— Вот и хорошо.
— Да.
Они разошлись по разным каютам и легли. Больше всего на свете обоим хотелось уснуть, и это, конечно же, не получалось.