1

Ей до сих пор снилось, что все осталось по-прежнему. Дозы, дорожки, ломки, кумары, лихорадочные поиски денег, поиски вен… Она просыпалась в холодном поту и долго лежала, убеждаясь, что на самом деле все не так, что она живая, не одурманенная, не использованная каким-нибудь барыгой, купившим ее за гроши, потому что именно этих грошей не хватало для вожделенного укола.

Думала ли восемнадцатилетняя Мария, куда заведет ее увлечение Кастанедой и общение с продвинутыми молодыми людьми, когда впервые попробовала марихуану и пейот? Нет. Она расширяла сознание, верила, что соприкасается с высшими силами, и все больше охладевала к жизни обычной, серой, пресной, скучной.

Ей не было и девятнадцати, когда она совершила свое первое кислотное путешествие с помощью марки, пропитанной ЛСД. К этому времени она не только курила «травку», но и ела веселые конопляные печеньки и начинала утро с таблетки экстази.

А потом был первый укол. И первый отходняк. И первая ночь, проведенная черт знает где, черт знает с кем. Бессильный гнев родителей, клятвы завязать, перерезанные вены, уходы из дома, приползания на коленях, ворованные вещи, украденные карточки, проданные по дешевке телефоны, новые клятвы и ложь, ложь, ложь…

Новая жизнь Марии была пропитана ложью, как грязью, и грязью, как ложью. К двадцати двум годам она узнала, как выглядят лобковые вши и чем отличается хламидиоз от триппера. В двадцать четыре сделала аборт. В двадцать пять потеряла сразу два зуба.

К этому времени она и думать забыла про наставления Дона Хуана и волшебные свойства дымка. Волшебство давно закончилось. Остались тоска и ощущение бесконечного падения в беспросветную пропасть — все ниже, ниже и ниже.

Мария не думала, что когда-нибудь выберется из этой бездны. Да и стремления такого не было. Все желания стали маленькими, куцыми и сводились к одному: уколоться, спрятаться от реальности, раздобыть денег и опять уколоться. Мария опустилась, подурнела, стала неразборчивой в еде и связях. С одинаковым равнодушием натягивала на себя всякую рвань, потому что собственный внешний вид перестал ее волновать. Если она и старалась выглядеть более-менее пристойно, то лишь для того, чтобы иметь возможность разжиться очередной дозой. Родители скоропостижно скончались от сердечного приступа, один за другим, а прежние знакомые вычеркнули ее из своей жизни. Она осталась совершенно одна и, право, совсем не сожалела об этом. Никто не ломал кайф.

И вот настала та ночь, переломная. Мария проснулась на матрасе в съемной квартире и ужаснулась, вспомнив, что не запаслась дозой. Неужели мучиться до утра? Неужели опять изматывающие судороги, из-за которых хочется, чтобы тебе отрубили ноющие руки и ноги? Этот тошнотворный страх перед каждым звуком, каждой тенью? Колотящееся сердце, которое то проваливается в желудок, то закупоривает горло… Кошмарные видения, злобные голоса, чужие глаза, поблескивающие в темноте…

Перерыв содержимое сумки и все свои вещи, Мария расплакалась. Ей не было и тридцати, а она уже не хотела жить. Точнее, не представляла себе жизни без одурманивающего яда, разливающегося по жилам. Она была трупом. Без мыслей, без чувств, без желаний. Ее не было.

Где же тот Бог, которого она искала в молодости? Где полеты души и мысли? Ничего не осталось, совсем ничего. Пустота и мрак. Безнадежность.

Из состояния, в котором находилась Мария, было два выхода. Умереть — быстрее или медленнее, как получится. Или начать жить, жить по-новому.

Но где взять для этого силы? У Марии их совсем не осталось. Она была выжжена изнутри до остывших углей, до золы. Кто раздует в ней огонь снова? Ведь осталась же какая-то искорка, пусть совсем крохотная?

Мария сжалась в комок, зажмурилась и взмолилась: убей или спаси! Делай со мной, что хочешь, только не оставляй такой, какая я сейчас!

Нет, это была не молитва. Даже не бессловесный крик. Это был отчаянный вопль, пронзивший вселенную. Мария почувствовала, что ее услышали, когда тело покрылось холодными мурашками, а в груди стало так горячо, словно там зажглась и раскалилась докрасна некая точка, разрастающаяся с каждым вздохом. Ощущение было такое, как если бы она осталась не только без кожи, но и без тела. Только голова лежала на подушке. В лоб, чуть выше бровей, упирался и давил призрачный палец, волосы на темени шевелились и, кажется, потрескивали, как от электричества.

А потом все закончилось. Мария снова стала сама собой. Равнодушная и опустошенная, она вытянулась на матрасе и заснула.

Ничего не изменилось, никто не помог, поняла она утром. По-прежнему хотелось вколоть себе дозу, лучше двойную. Мария отправилась в ванную и долго мылась, как делала в тех случаях, когда шла зарабатывать к отелю или на трассу. Оделась. Позавтракала. Взяла телефон и позвонила тетке.

— Тетя Лена, ключи от нашего дома у вас? Не возражаете, если я сейчас заеду? Нет, нет, не беспокойтесь, никто ничего продавать не собирается. Не нужны мне документы, тетя. Что? Никаких сборищ, никаких оргий. Я одна туда поеду…

Мария не соврала. Увидев ее, осунувшуюся, бледную, худющую, тетя Лена всплеснула руками и заплакала.

— Ох, что бы Ниночка сказала, если бы увидела тебя такой, Маша… А папа твой? Он же так гордился тобой, столько надежд на тебя возлагал…

— Они видели меня такой, — невыразительно произнесла Мария, старательно двигая онемевшими губами. — Поэтому и ушли так рано. Чтобы больше не видеть. Но лучше поздно, чем никогда, да, тетя Лена? Я уезжаю. Мне нельзя оставаться в городе.

— Надолго? — спросила тетка, которая поверила племяннице окончательно и бесповоротно.

— Пока вся дурь не выйдет, — был ответ. — Год, два, три. Сейчас не знаю. Там видно будет. Главное — уехать. Прямо сейчас.

Была зима, загородный дом родителей промерз насквозь, в нем давно никто не жил, кроме мышей-полевок, которые ютились там исключительно ради тепла, потому что поживиться было нечем. Однако тетка не стала возражать и убеждать Марию отправиться в деревню позже, когда пригреет солнышко и можно будет грядки засеять. Вместо этого она загрузила машину продуктами, сама отвезла племянницу и вручила ей деньги.

— Доверяю тебе, — сказала она на прощание. — Не уверена, что в другой раз опять получится. Поэтому постарайся… Нет, не поэтому. Просто постарайся. Я так понимаю, это у тебя последний шанс, Машенька.

— Да, — подтвердила Мария. — И я его не упущу.

По правде говоря, она не до конца верила себе и своему слову, но оказалась сильнее, чем думала. То ли некая высшая сила ее поддержала, то ли открылись внутренние резервы, не важно. Главное, что Мария выстояла, продержалась. День и ночь. Потом неделю. Потом месяц. Потом год, даже полтора. Так и осталась жить в родительском доме на околице деревушки со смешным названием Пеньки.

Сказать, что Мария ни разу не пожалела о принятом решении, было бы большим преувеличением. Но тяга к наркотикам постепенно ослабевала, и девушка становилась свободной. Ей уже не хотелось умереть. Она надеялась, что этого никогда не повторится.

 

2

Когда бочка наконец наполнилась, солнце поднялось над краем леса, и сразу потеплело.

— Все, Кузьминична, — доложила Мария, сбрасывая кофту и завязывая ее на талии. — Принимай работу.

Она специально взялась за работу пораньше, чтобы успеть сбегать на озеро, а потом еще и огород прополоть до того, как припечет по-настоящему. Статейками в электронных изданиях не прокормишься. Приходится и картошку сажать, и соления заготавливать, и грибы собирать.

— Вот и умница, дочка, — проскрипела Анфиса Кузьминична, которую жизнь согнула буквой Г, да так и не позволила распрямиться. — Вечером заглядывай, молочка налью.

— Спасибо, — поблагодарила Мария, которой не терпелось помчаться по своим делам.

Ноги у нее были загорелые, крепкие. После здоровой жизни на свежем воздухе они снова сделались резвыми, как в детстве. Не стоялось им на месте.

— Беги, беги, — махнула сухой лапкой старушка. — Почитаешь-то когда? Заманила своим Робинзоном Кукурузой, да и бросила. А я сиди и гадай, чего с ним дальше приключилось…

— Почитаю! — звонко крикнула Мария.

Уже из-за забора.

Дорога до озера занимала обычно минут десять бегом или двадцать — шагом. Мария редко ходила, предпочитая не тратить времени понапрасну. Его и так было в обрез. Жизнь в маленькой деревне на отшибе не позволяет долго раскачиваться и бить баклуши. Дел всегда невпроворот. Родители, когда покупали дом, а потом доводили до ума (отец работал в управлении, возводившем многоэтажки, так что перебоев со строительными материалами не было), мечтали, что станут отдыхать здесь от городских хлопот, а вышло наоборот. Вкалывать в Пеньках приходилось куда больше. А ведь тогда о зимовках здесь и речи не было.

Воспоминания о маме и папе заставили Марию перейти на шаг. Слезы застилали глаза. Она считала себя виновницей их смерти. Врачи говорили, что у родителей сердце было слабое, но если бы не беспутная дочь, они бы еще долго протянули. Это она их доконала. Совсем не жалела, только о себе думала. Дрянь, дрянь!

Остановившись, Мария подошла к березе, обняла ее, прижалась лбом к гладкой, прохладной коре. Дерево помогло. Душевная боль понемногу улеглась, сменившись обычной и привычной уже печалью.

Прежде чем углубиться в лес, Мария оглянулась, как поступала всегда, поднявшись на этот пригорок. Отсюда была видна вся деревня, приткнувшаяся возле серповидной излучины Северинки: что-то около полутора сотен крыш, половина из которых сиротливо догнивала под открытым небом, оставшись без хозяев. Остальные дома тоже постепенно приходили в упадок, потому что жили в них дряхлеющие старики, которым становилось все труднее обихаживать самих себя, не то что управляться по хозяйству.

Когда-то деревня Пеньки входила в состав совхоза-миллионера «Заветы Ильича» и специализировалась на скотоводстве. Заливные луга на той стороне реки вмещали в себя стада меланхоличных коров, драчливых годовалых бычков и лошадиные табуны, обеспечивая местное население шампиньонами, так и прущими из щедро унавоженной земли. Планы выполнялись и перевыполнялись, в молодых семьях рождались дети, Пенькам сулили собственную школу, асфальтовую дорогу до самого шоссе и постоянный мост вместо понтонного, сносимого каждым весенним паводком.

Потом, как водится, счастье, которое казалось таким близким, пропало подобно солнцу, скрывшемуся за стеной туч. Было и сплыло. Дорогу не достроили, вместо снесенного моста пришлось пользоваться бродом, единственный магазин в Пеньках закрыли, электричество стали давать по расписанию. Скот зарезали, все относительно молодые жители подались в иные края, старики мерли как мухи. Печи топили дровами и хворостом, завезенный хлеб скупали мешками, в райцентр выбирались раз в несколько месяцев, про существование почты забыли. До большого промышленного города Латунска было каких-нибудь десять километров, но прямой дороги туда не было, так что это незначительное расстояние превращалось для пеньковцев в световые годы.

Глядя на деревню, Мария испытывала благодарность и грусть. Здесь она заново обрела себя, укротив своих демонов, но вскоре придется уехать отсюда и вернуться в город. Потому что нельзя прятаться от соблазнов и трудностей, иначе они сами найдут тебя в самый неожиданный момент. Страусиная политика никогда не идет на пользу. Лучше встречать испытания с поднятой головой и открытыми глазами. Только так можно справиться с ними.

Была еще одна причина, по которой Мария собиралась прервать свое затворничество в Пеньках до наступления зимы. Молодость проходила, а она была одна. Ее женское начало протестовало против такого положения дел. Марии хотелось замуж, хотелось рожать детей, создавать семейное гнездо. Все, что было с ней раньше, представлялось теперь страшным, тягостным кошмаром. Она очнулась от него только здесь, в Пеньках. Но пришло время расставания. Эти дворы, огороды, луга и рощи, эта речка с песчаными плесами, спящие над водой ивы и темный лес, наполненный звенящей тишиной, — весь этот мир сделался слишком тесным для Марии. Она устала от одиночества.

— А ты? — тихо спросила Мария у березы.

Береза промолчала. Она не умела разговаривать, хотя все понимала и чувствовала.

Ласково проведя ладонью по стволу, Мария пошла, а потом побежала дальше. Тенистая тропа встретила ее прохладой и долго вела среди вековых стволов, а потом лес раздался в стороны, наполнился солнцем и призывно засверкал озерцом, давно облюбованным девушкой. Здесь вполне можно было бы купаться голышом, но еще утром, отправляясь носить воду Кузьминичне, Мария надела под сарафан старенький выгоревший купальник из безоблачной юности. Он был несколько тесноват для ее раздавшихся бедер и груди, но денег на новый не было, да и не нужен он был в этой глуши.

Стаскивая сарафан через голову, Мария, чтобы не терять времени, стряхнула с ног босоножки и сделала несколько шагов к озеру. Все это вслепую, на автомате. Точно так же автоматически она должна была войти в воду до пояса, лечь на живот и поплыть. Однако что-то ее остановило. Высвободив голову из сарафана, Мария посмотрела перед собой и едва сдержала пронзительный визг, который издают испуганные дети и женщины.

Прямо перед ней, в бухточке, поросшей редкими камышами, лежало человеческое тело. Мужское тело. Абсолютно голое.

 

3

Мария долго колебалась, прежде чем отважилась приблизиться. Мужчина был крупным, с широкой волосатой грудью и мохнатыми ногами, наполовину покрытыми водой. Ему было около тридцати лет. Подбородок с глубокой продольной вмятиной, грязный бинт на голове, маленький, почти детский пенис, резко контрастирующий с буйной растительностью внизу плоского живота. Грудь слегка вздымалась и опадала, но длинные ресницы на сомкнутых веках не дрожали. Мужчина был или без сознания, или мертвецки пьян и спал беспробудным сном.

Сделав несколько шагов вперед, Мария наклонилась, готовая отпрянуть, если незнакомец очнется. Потянув носом воздух, она не уловила ничего похожего на пары спирта. Перебинтованная голова мужчины тоже свидетельствовала о том, что дело не в алкоголе. Он был ранен.

Вздрагивая, как от озноба, хотя солнце светило вовсю, Мария прикоснулась к его плечу. Ни движения, ни вздоха. Мария опустилась на одно колено.

Глаза мужчины открылись.

«Что я делаю?! — ужаснулась она. — Он же сейчас меня схватит!»

Этого не произошло. Мужчина не сделал попытки удержать ее. Только пробормотал, еле ворочая языком:

— Прошу простить, что в таком виде… Хотел помыться… Голова…

Приподняв руку, он сделал движение пальцем, изображая головокружение.

— Я помогу вам перебраться выше, — ответила Мария, мучительно краснея. — Но где ваша…

— Одежда сохнет там, на раките, — сказал мужчина. — Ночью мне стало плохо, и… Короче, пришлось постирать. Извините за мой вид. Меня Антоном зовут.

— Я Мария.

Она издала короткий нервный смешок. Ей еще никогда не приходилось знакомиться с голыми мужчинами. Да и видела она их давненько.

— Маша? — уточнил он.

— Нет-нет, зовите меня Марией, — быстро сказала она. — Маша — это как-то по-детски очень.

— А ты взрослая, — ухмыльнулся Антон.

Одну ногу он поднял, согнув колено, чтобы не слишком смущать Марию.

— Скоро тридцать стукнет, — призналась она.

— А мне уже, — сказал он. — Если ты не против, я что-нибудь на себя наброшу.

— Конечно, конечно…

Мария не просто покраснела, а вспыхнула. На ней ведь тоже одежды было совсем немного. Они находились у озера совсем одни и так близко друг от друга. Достаточно руку протянуть…

— Можешь повернуться, — разрешил Антон.

Она обернулась и увидела, что он натянул трусы и футболку. Остальное раскачивалось на ветке ивы.

— Что с тобой приключилось? — спросила она.

Вместо того чтобы ответить, он задал вопрос:

— Жилье близко?

— Деревня, — сказала Мария. — Пеньки.

— Деревня, а вокруг деревья спиленные? — Антон помолчал, а убедившись, что смеха его шутка не вызвала, попытался объяснить: — Пеньки вместо леса.

— Нет, лес у нас нормальный, как видишь.

— У тебя нет чувства юмора?

— У меня нет привычки насмехаться над названиями и именами, — сказала Мария. — Это слишком по-детски.

Комментарий задел Антона, хотя он и не подал виду. Его самолюбию было трудно смириться с тем, что кто-то смеет критиковать или высмеивать его.

— Купальник в Пеньках покупала? — спросил он, улыбаясь открыто и дружелюбно, что так шло его красивому, мужественному лицу с волевым подбородком.

Мария, успевшая избавиться от крови, прилившей к щекам и ушам, вспыхнула вновь.

— Мы не на Майами-Бич, — отрезала она.

— Я и говорю, — согласился Антон улыбчиво. — Не перед кем выпендриваться.

Вместо того чтобы принять его шутливый тон, Мария поспешно вошла в озеро и поплыла, охлаждая в воде пылающее лицо. И сразу же пожалела о своем опрометчивом поступке. Почему было не уйти сразу, как только этот Антон очнулся? Зачем она вступила с ним в беседу? Разве он просил ее о помощи? Сам встал, сам оделся. Его пошатывает, правда, но это от слабости. Ночью ему было плохо, сам сказал. Тошнило, наверное. Или пронесло. Отравился? Тогда почему бинт на голове? И пятна крови на нем обильные и свежие… Он бандит? Или, наоборот, подвергся нападению бандитов? В таком случае нужно немедленно звонить в полицию. Да, так и следует поступить. Пусть с Антоном разбираются компетентные органы, как они себя называют.

Повернув на середине озера, Мария поплыла обратно. Волны от ее движений раскачивали плоские листья кувшинок, на которых, как приклеенные, сидели пучеглазые лягушки, молча ожидая, что произойдет дальше.

— Здесь глубоко? — спросил Антон, когда Мария приблизилась.

Он стоял прямо посреди бухточки, от которой она отплыла. Взбаламученная вода вокруг его волосатых ног была бурой.

— Метра два, — сказала она.

— Значит, в следующий раз поплаваю, — решил Антон. — А пока нельзя. Боюсь, опять голова закружится.

— Где ты ударился? — спросила Мария, глядя на его повязку.

Выходя из воды, она изо всех сил сдерживалась, чтобы не прикрываться классическим жестом стыдливой купальщицы. Все-таки она была одета. Да и Антон, к счастью, был не из тех мужиков, которые имеют обыкновение пронзать женщин рентгеновским взглядом.

— Я не ударился, — сказал Антон. — Это… Ты умеешь хранить тайны?

— Смотря какие. — Мария пожала плечами.

— Которые тебе доверяют.

Она быстро взглянула на него сквозь пряди влажных волос. С какой стати Антон вздумал ей довериться? Выходит, ему все же нужна помощь.

— Если ты никого не ограбил и не убил…

Не завершив фразу, Мария опять пожала плечами. Она не знала, как быть дальше. Натянуть сарафан поверх мокрого купальника? Подождать, пока он немного просохнет? Не решит ли Антон, что деревенская красавица нарочно не спешит одеваться, чтобы похвастаться своей фигурой? Тут Мария — в который раз за сегодняшнее утро! — опять покраснела и схватила сарафан.

— Ты же мокрая совсем, — остановил ее Антон. — Если хочешь, я отвернусь.

— Когда понадобится, я скажу, — сказала Мария, возвращая сарафан на куст. — Так что у тебя за секрет?

— Это пулевое ранение, — признался он, коснувшись пальцем повязки на голове. — На меня напали. Хотели убить, но не получилось.

— Надо звонить в полицию, — решила она. — Срочно. У тебя есть мобильник?

— Разрядился.

— Ничего, у меня дома зарядим. В двенадцать как раз электричество включат. Четырех часов должно хватить.

— У вас электричество по расписанию?

— Угу. Деревня маленькая совсем. Одни старики, да и тех можно по пальцам пересчитать.

— А ты? — спросил Антон.

— Я здесь временно, — ответила Мария.

— С кем?

— Ну… Сама.

— Тоже, выходит, тайна?

Он улыбнулся. Мария отвела взгляд.

— Не то чтобы тайна… Просто так вышло. Пришлось уехать из города.

Антон хотел что-то сказать, но так и остался стоять с приоткрытым ртом. Что-то в его взгляде изменилось. Марии показалось, что он смотрит куда-то поверх ее головы, и она машинально оглянулась. За спиной никого не было. Она стремительно повернулась обратно, но тревога была напрасной. Антон даже не думал хватать девушку, воспользовавшись тем, что она на него не смотрит. Вместо этого он весь как-то обмяк, покачнулся и с размаху сел на мокрый берег. Его глаза превратились в две белые полоски между веками.

— Антон! Эй, Антон!

Мария попыталась удержать его, но не сумела — слишком тяжелым оказался для нее этот мужчина. Опрокинувшись на спину, он увлек за собой и девушку. Упав на него, Мария поспешно выпрямилась. Тормоша Антона, она привела его в чувство минуты через полторы, когда уже начала всерьез беспокоиться. Обошлось. Он наконец открыл глаза, и они оказались совершенно нормальными.

— Извини, — пробормотал он. — Как красна девица, честное слово.

Мария схватилась руками за щеки.

— Я опять покраснела, да? — растерялась она.

— Я про себя, — пояснил Антон. — Чуть что, падаю в обморок.

— Это у тебя правда пулевое ранение?

— Правда. Неподалеку отсюда произошло вооруженное нападение на грузовик и машину сопровождения.

— Ничего не слышала об этом, — призналась Мария. — У меня даже телевизора нет. А Интернет сюда поступает по чайной ложке. Я на новости времени не теряю.

— Это правильно, — одобрил Антон. — Все равно СМИ всегда обо всем врут. Из мухи слона раздувают и наоборот, в зависимости от того, что кому выгодно… — Он облизал губы. — Послушай, Мария, у тебя, случаем, ничего съестного с собой нет? Хотя это дурацкий вопрос. Тебе и прятать-то некуда.

Взгляд, которым он окинул девушку, не заставил ее покраснеть, потому что обеспокоило ее совсем другое.

— Ой, ты же, наверное, голодный совсем! — воскликнула она. — И о чем я только думаю… — Мария покусала губу. — До деревни ты сам вряд ли дойдешь, а нести тебя мне не под силу. Как же быть? Слушай, давай я сбегаю домой, принесу тебе чего-нибудь пожевать. Хочешь?

Глядя ей в глаза, он медленно кивнул, после чего предупредил:

— Только никому ни слова, договорились? Иначе меня убьют. — Он улыбнулся. — Обидно будет. Такую девушку замечательную встретил, и вдруг…

— Я никому не скажу, — кивнула Мария. — Но… Но ты ведь расскажешь…

Антон остановил ее нетерпеливым движением руки:

— Все расскажу. Всю правду. А сейчас иди, ладно? Просто умираю от голода. Сколько ходьбы до твоих Пеньков?

— Постараюсь обернуться за полчаса, — пообещала Мария.

— Ты мой ангел-спаситель. — Антон наградил Марию еще одной улыбкой. — Лети!

Он помахал рукой, и она побежала. Окрик настиг ее метрах в пятидесяти от озера:

— Мария!

Она обернулась.

Антон держал забытый ею сарафан. Видеть свою одежду в мужских руках было приятно и боязно одновременно. Метнувшись к Антону, Мария выхватила у него сарафан и вновь пустилась бежать.

 

4

Оставшись один, Антон некоторое время сидел неподвижно, обдумывая все сделанное на настоящий момент. Кажется, он не совершил ни одной ошибки. Сумел понравиться Марии, несмотря на подозрительный внешний вид. Выяснил, где находится. Обзавелся союзником. Нашел пропитание и, похоже, крышу над головой. Теперь бы еще с отцом связаться. Ничего, скоро подключит мобильник к сети и позвонит. Зная название деревни, отец его в два счета отыщет.

Антон с трудом поднялся и постоял, пережидая, пока темнота перед глазами рассеется. Трава под ногами медленно плыла против часовой стрелки, как будто он стоял на каком-то вращающемся диске. Да, серьезное сотрясение. Интересно, какой степени? Хотя какая, к черту, разница! Врачи определят, когда он до них доберется. Только бы не проколоться на какой-нибудь ерунде. Каждый поступок, каждое слово должны быть выверены до мелочей.

Убедившись, что земля больше не уплывает из-под ног, Антон добрел до развешенных на просушку вещей и оделся. Незачем смущать девушку, краснеющую из-за каждого пустяка. Сейчас от Марии многое зависит. Очень многое. Нужно ей понравиться, а еще лучше — влюбить ее в себя. Пожалуй, сделать это будет нетрудно. В этой глуши девушка не избалована мужским вниманием. Только бы не спугнуть. Никаких резких движений!

Антон опустился на траву и вытянулся во весь рост, глядя в высокое голубое небо над собой, где плыли послушные ветру размытые перистые облака. Лето мало-помалу шло на убыль. Солнце светило вовсю, но уже не обдавало жаром, как недавно. А по ночам прохладно стало. Будет приятно уснуть сегодня в тепле и безопасности. Перина, одеяло, горячее женское тело под боком…

«Только если она сама захочет, — предупредил себя Антон. — Инициатива исключена. Я очень порядочный мужчина, настоящий герой из мелодрамы, чуткий и благородный. Разумеется, неженатый. И очень, очень одинокий».

Подняв голову, он увидел подбегающую Марию. В одной руке она держала довольно увесистый пакет, другой сжимала белый рулон бинта. Молодец девочка! С ней Антон Неделин не пропадет!

— Вернулась все-таки, — сказал он, делая вид, что хочет встать.

— Сиди-сиди! — Она надавила рукой на его плечо. — Я вижу, как тебе плохо. Сейчас перевяжу, и поешь.

— А наоборот нельзя? — спросил Антон.

Умышленно проделал это тоном капризного ребенка. Неплохо бы пробудить материнский инстинкт в этой доверчивой дурехе.

— Нельзя, — строго ответила Мария. — Поверни голову. Так… Сейчас будет больно.

— Ай! — воскликнул Антон.

Сняв старую повязку, девушка осмотрела рану, прижгла ее самогоном (он сразу узнал по запаху, слегка скорректировав планы на вечер) и принялась бинтовать заново. Наслаждаясь ее близостью и бережными, чуткими прикосновениями, Антон принялся рассказывать свою историю. Это была не та версия, которую услышал Егор Неделин. Для впечатлительной девушки Антон приготовил другую. Это была отличная история. Голосом сдержанным, но полным драматизма, он поведал, как разбил «мерседес» шефа и в качестве погашения долга был вынужден согласиться перевезти наркотики.

— Думаю, та авария была нарочно подстроена, — говорил он, прикрыв глаза. — Этот Бэтмен, он страшный человек. Коварный, подлый. Да, скорее всего, в «мерс» въехали по его приказу. С меня двадцать штук баксов. Где их взять? Пришлось согласиться.

Мария промолчала. Услышав про наркотики, она побледнела и напряглась. Опасаясь, что оттолкнул ее своей откровенностью, Антон уточнил:

— Сначала речь о «дури» не шла. Ценный груз, так они говорили. А уже когда я дал согласие…

— Антон, — негромко окликнула его Мария.

— Да?

Он вопросительно посмотрел на нее.

— Как ты мог? Ты хоть представляешь себе, сколько человеческих жизней губит одна такая партия?

— Я…

Мария не позволила себя перебить.

— Нет, ты слушай! — почти выкрикнула она. — Люди, торгующие наркотиками, хуже убийц. Потому что они отнимают не только жизни, но и души. Превращают людей в зомби. В ходячих мертвецов.

Присмотревшись к девушке, Антон понял, что горячится она не просто так. Тема наркотиков была Марии очень близка… ближе, чем ей того хотелось бы. Так вот почему она сделалась затворницей! Бывшая наркоманка? Похоже на то. Что ж, Антон был готов к такому обороту событий. Он виновато потупился и пробормотал:

— Эх, Мария, Мария. Думаешь, я не понимаю? Понимаю, еще как понимаю.

— Тогда почему…

Она не закончила фразу, потому что пришлось сглотнуть, чтобы избавиться от комка в горле.

Антон, по-прежнему не поднимая глаз, развел руками:

— Они угрожали моим близким. Моим…

«Нет, про семью ей лучше не рассказывать», — вспыхнуло предупреждение в мозгу.

— Моим родителям угрожали смертью. Если бы я отказался, они… Их бы уже не было. Но теперь они в безопасности, слава богу, — добавил Антон, вспомнив, что намеревается вызвать сюда отца. — И меня больше ничто не связывает с наркоторговцами. Я уже к ним не вернусь.

— Это правильно, — одобрила Мария, беря его за локоть и заглядывая ему в глаза. — Это очень правильно. Давай звонить в полицию. Расскажешь все как было и…

— И сяду в тюрьму? — горько спросил Антон. — Нет, об этом я даже думать не хочу. Еще вчера я бы сказал: «Ладно, черт со мной, так мне и надо!» Но сегодня… После того, как я… — Он сделал вид, что подбирает слова. — После того, как ты…

Мария опустила взгляд. Ее шея и голова напряглись, как у готовой взлететь птицы.

— Короче, я встретил тебя, — сказал Антон с той грубоватой прямотой, которая, как он знал, безотказно действует на романтичных девушек. — И я не готов к разлуке. Особенно… особенно если для тебя это тоже имеет значение… ну, наша встреча.

Он отвернулся, как бы желая скрыть волнение. Некоторое время Мария стояла молча, а потом осторожно тронула его за плечо.

— Антон, а где наркотики, которые ты вез? Давай хотя бы сообщим полиции, где они находятся. А тебя я спрячу, не переживай.

— Полиция? — глухо переспросил он, не оборачиваясь. — Думаешь, она не замешана в эту историю? Полицейские с радостью сцапают наркоту и выбросят ее в продажу. Нет, этот план никуда не годится.

— У тебя есть другой? — поинтересовалась Мария, обдумав услышанное.

— Да, — подтвердил Антон и повернулся к ней. — В грузовике полбака бензина. Нужно сделать жгут и поджечь. Все взлетит на воздух. И яичный порошок, и тот, другой, будь он проклят! Тогда концы в воду, понимаешь? Скорее всего, меня вообще перестанут искать. Решат, что я тоже взорвался и сгорел. А? Как тебе такая идея?

— Здорово! — обрадовалась девушка. — Грузовик далеко? Боюсь, как бы в деревне взрыв не услышали.

— Думаешь, кто-то обратит внимание? Ну, рванет. Ну, дым пойдет. Мало ли что случилось? Деревенскому старичью какое дело? Не станут же они вызывать полицию.

— Верно. Только не называй их старичьем, ладно? Они хорошие люди. И несчастные. Их бросили на произвол судьбы. Разве они виноваты, что отрезаны от цивилизации?

— Извини, — сказал Антон, хмурясь. — Я не со зла. Просто все эти события выбили меня из колеи. Старики — святое. Столько всего на их долю выпало…

Они поговорили еще немного на разные темы, а потом вернулись к той, главной, которая волновала обоих больше всего. Решили идти к грузовику вместе, потому что Антон не был уверен, что сумеет найти дорогу.

— Зажигалка там найдется, — сообщил он. — И тряпок полно. Так что, считай, у нас и бикфордов шнур есть, и бомба. — Антон хохотнул. — На колесах.

— Может, я сама все сделаю? — предложила Мария неуверенно. — Ты еще совсем слабый.

— Я в порядке. А одна ты не справишься, даже если найдешь грузовик. Во-первых, его для надежности нужно сухими ветками завалить. Во-вторых, я должен забрать вещи, документы.

— Понимаю. Тогда идем?

— Сейчас. — Антон потоптался на месте и неожиданно привлек Марию к себе. — Сейчас… Родная… Как же мне повезло, как повезло!

Она хотела что-то ответить, но его твердые, сухие губы уже нашли ее рот, а его язык заменил самый надежный в мире кляп.

— М-м… — запротестовала Мария, вырываясь — Что ты…

Она дышала быстро и тяжело, как после пробежки.

— Извини, — пробормотал Антон. — Не сдержался. Затмение какое-то… Я ведь раненый. — Он улыбнулся виновато, но вместе с тем проказливо. — Сделаешь скидку?

— Сделаю. — Она провела ладонью по губам. — Но больше так не делай… без спросу.

— Хорошо. Бес попутал. Прости, Мария. Но ты сама виновата.

Мария подбоченилась:

— Хочешь сказать, я тебя спровоцировала?

— Ты красивая, — тихо и печально произнес Антон. — Очень красивая.

— А ты глупый, — сказала она так же тихо. — Еле на ногах стоит, а туда же… Кому я обед принесла? Садись сюда. — Она указала на примятую траву. — Кормить тебя буду.

Антон с готовностью подчинился. Аппетит у него был просто-таки зверский.