1

Когда люди затевают игры, стремясь обвести друг друга вокруг пальца, каждому кажется, что он хитрее остальных. Прав оказывается, как правило, только один.

Антон уже мысленно торжествовал победу. Когда Раиса Филимонова отправилась за ключами от автомобиля, он мысленно возликовал так, что едва усидел на табурете. Хотелось вскочить и пойти в пляс… или запрыгать от радости… или просто заорать «Ура!».

Через пару минут он будет свободен как ветер! Заедет на машине в лес по знакомой дороге, загрузит в багажник ящики — и ищи ветра в поле. Отец, правда, в следующий раз не поверит, но следующего раза не будет, не должно быть. Больше Антон никогда не впутается в грязные дела. Он начнет новую жизнь. Совершенно другую.

Внутренний голос что-то возражал, пытаясь докричаться до разума, но Антон его не слушал. Сейчас ему не хотелось думать о том, что в действительности самое сложное не позади, а впереди. Что продажа наркотиков может оказаться непосильной задачей для него, Антона. Что его запросто могут «кинуть», а то и убить. Что, ступив на этот скользкий путь, он окажется вне закона, где искать защиты будет не у кого. Что, обзаведясь новым паспортом, он будет не в состоянии проверить, насколько убедительна фальшивка, пока не предъявит ее блюстителю закона. И даже в случае, если повезет и он провернет сделку, на руках у него окажется целая куча грязных денег, которые не так-то просто пристроить на банковский счет, не привлекая к своей персоне повышенного внимания.

В настоящий момент ум Антона не предстоящие задачи просчитывал, а первоочередные, насущные. Как не выдать себя ни взглядом, ни жестом, когда примет у Филимоновой ключи и отправится к машине. Куда податься потом, когда заберет груз. Где обзавестись деньгами, чтобы уйти в подполье месяца на два. Думать об этом сейчас было некогда да и незачем.

Точно так же Раисе Филимоновой было не до размышлений о далеких перспективах. Она тоже была настроена на решение первоочередной задачи. Ее движения были быстры, легки и исполнены вкрадчивой кошачьей грации. Ключ зажигания на брелоке с колечками «ауди» она взяла в левую руку. Правой рукой достала из сумки пистолет и отключила пальцем предохранитель. Сверху набросила легкую ветровку. Повела бровями, разгоняя морщины на лбу. Сглотнула, чтобы избавиться от раздражающей сухости во рту. Вернулась к мужчинам.

Неделин сидел за столом, бесцельно катая в пальцах сигарету, вытащенную из пачки. Он взглянул на Филимонову со спокойным любопытством. Если бы она задержалась в соседней комнате, это любопытство могло бы смениться профессиональной подозрительностью бывшего полицейского. Но Филимонова была слеплена из того же теста, поэтому все точно рассчитала.

— Вот, — сказала она, протягивая руку с ключом.

Антон посмотрел на него с плохо скрываемым вожделением. Филимоновой он не казался ни красивым, ни просто интересным парнем. Возможно, потому что он был фальшив насквозь. Не красила его и затасканная одежда с чужого плеча: допотопная клетчатая рубашка, тесноватые спортивные штаны, врезавшиеся в промежность, совершенно неуместные для этого наряда туфли с удлиненными, ровно обрубленными носами. Белая повязка, довершающая наряд, была испачкана не случайно, как подозревала Филимонова. Парню хотелось выглядеть несчастным и более слабым, чем на самом деле. Это избавляло его от лишних вопросов и подозрений. Так он полагал.

Антон посмотрел Филимоновой в глаза, перевел взгляд на брелок и потянулся к нему рукой. Она у него была длинная, мускулистая, жилистая. Попадешься в такие лапищи, не вырвешься. Но Филимонова не боялась. Она видела, что этот парень сам ее опасается, и это придавало ей решимости.

Увернувшись от протянутой руки, Филимонова сделала шаг в сторону, очутившись сбоку от Антона. Он машинально повернул голову, отыскивая ее удивленным взглядом. Неделин почувствовал неладное раньше, чем сын, и начал приподниматься из-за стола. Пока что его можно было не брать во внимание. У Филимоновой было предостаточно времени, чтобы проделать намеченное.

Курточка соскользнула с ее правой руки, обнажая пистолет. Зрачки Антона расширились, как будто он увидел гадюку или тарантула. Филимонова сделала еще один шаг, заходя ему за спину. Он вывернул шею еще сильнее, готовясь повернуться к ней всем корпусом.

— Стоять! — приказала она резким, хлестким голосом, прозвучавшим диковато и неожиданно в уютном полумраке деревенского дома.

Неделин уже стоял во весь рост, его рука успела обхватить горлышко бутылки из-под рома. Дабы лишить его всяческих иллюзий, Филимонова быстро выстрелила в бутылку. Осколки все еще сыпались на пол, когда пистолет поднялся, целясь в голову остолбеневшего Антона.

— На колени! — распорядилась Филимонова.

— Раиса, что ты…

Договорить Антон не успел. Вторая пуля вошла в пол. По ощущению это было как если бы кто-то с размаху загнал здоровенный гвоздь в паре сантиметров от ступни Антона. Его лицо приобрело цвет побеленных стен комнаты. А дуло пистолета было опять направлено ему в висок.

— Не забыл, что ты должен сделать? — холодно спросила Филимонова.

Ее взгляд перемещался с парня на его отца и обратно.

— Встать на колени? — глупо уточнил Антон.

— Правильно. Живо!

Он поспешно опустился на пол. Теперь его макушка находилась ниже уровня груди Филимоновой, и ей не приходилось держать тяжелый пистолет в поднятой руке.

— Егор, — сказала она, — в тебя я выстрелить вряд ли успею, если что. Но твоему парню башку разнесу, можешь не сомневаться.

— Чего ты хочешь? — спросил Неделин, отбрасывая бутылочное горлышко, которое машинально стискивал в руке. По его пальцам стекали струйки крови.

— Слева от тебя люк погреба, — сказала Филимонова. — Подойди и открой.

— Раиса, — подал голос Антон. — Напрасно ты так. Сама же говорила, что мы одна команда, а теперь… Ох!

Он наклонился вперед и схватился за голову, получив удар рукояткой пистолета. Филимонова опять направила на него ствол.

— Давай, Егор, — не приказала, а почти попросила она. — Ты же видишь, что я девушка решительная. Мне приходилось стрелять в людей, я видела, как они умирают.

— Еще не поздно, Рая, — негромко сказал Неделин. — Сделаем вид, что это была неудачная шутка. Я постараюсь забыть.

— Не забудешь, — отрезала Филимонова.

Ее голос был злым и звонким. Неожиданно ей захотелось плакать. Не этих двоих балбесов было жаль, а себя. Ей было так хорошо с Егором. Она успела привязаться к нему. И что теперь? На что она меняла маленькое женское счастье? На довольно туманное будущее, на химеру счастья. Может быть, прислушаться к совету Неделина? Убрать пистолет, сесть за стол как ни в чем не бывало. Сказать: «Я вас разыграла, мальчики. Поверили? Ха-ха-ха, ну вы даете! Неужели считаете, что я способна пойти против своих товарищей?»

Нет, ничего не получится. Поздно. Да и не хочется Филимоновой отказываться от мечты, пусть даже призрачной. Людям нечасто выпадает шанс стать сказочно богатыми. Еще реже встречаются те, кто способен этим шансом воспользоваться. Приходят сомнения, опасения, угрызения совести. Подчиняясь им, человек отказывается от первоначального намерения. И дверь в прекрасный, блистающий мир для него закрывается. Как правило, навсегда.

— Тогда уходи, — предложил Неделин. — У тебя есть оружие и машина. Мы тебя не сможем задержать, даже если захотим. Не совершай ошибку, Раиса. Она будет роковой.

— Хватит болтать! — прикрикнула Филимонова, чтобы расшевелить себя и придать себе решимости, которая начала помаленьку таять. — Подними крышку люка, Егор. И без душеспасительных бесед, ладно? Я знаю, что делаю. Ничто меня не переубедит и не остановит.

Поза Антона неуловимо изменилась. Филимонова увидела, что он завел левую руку за спину, намереваясь схватить ее за ногу и опрокинуть. Вряд ли он решился бы на это, но проверять она не стала. Еще разок огрела его пистолетом. Теперь не рукояткой, а стволом. Ткнула им парню в ухо, постаравшись разодрать кожу. Люди теряются, когда у них идет кровь. Понимают, насколько они уязвимы, и становятся благоразумными.

— Не бей его больше, — предупредил Неделин, открывая люк. — У парня и так сотрясение мозга.

— Мне не больно, — подал голос Антон. — Ну и подружку ты себе нашел, папа. Настоящая гадина!

Филимонова не стала обращать внимания на оскорбление.

— Полезай вниз, — сказала она Неделину, сопровождая свои слова угрожающим движением пистолета.

Она с самого начала облюбовала этот погреб с пустыми полками и проросшей картошкой в дощатом отсеке. Там было холодно, темно и тихо, как в подземелье. Лучше места для камеры заключения не найти.

Неделин смерил ее долгим, оценивающим взглядом, окончательно убеждаясь в том, что коварная любовница шутить не намерена. Потом подчинился. Было забавно наблюдать, как он постепенно исчезает из виду: до пояса… до груди… по шею… Вот он задержался, чтобы еще раз посмотреть на Филимонову.

Она кивнула и махнула рукой, что означало: «Давай-давай, ты правильно меня понял, делай, что сказано».

Голова пропала. Филимонова почувствовала прилив опьяняющего торжества, которое, случается, охватывает людей, когда им все удается. Ощущение куража заставило ее усмехнуться. Легонько пнув Антона в поясницу, она сказала:

— Закрой люк, мальчик.

— Я тебе не мальчик, — буркнул он.

— Хорошо, хорошо. Закрой люк, мужчина.

Антон не тронулся с места. Похоже, Филимонова перегнула палку. Не стоило задевать парня лишний раз. Он и без того страдал и от своей унизительной позы, и от не менее унизительной роли. В таких ситуациях мужчины способны на непредсказуемые выходки. Даже трýсы и добряки превращаются в диких зверей.

— Не упрямься, Антон, — сказала Филимонова, на всякий случай отступая подальше. — У тебя нет вариантов. Не из чего выбирать. Ты ведь не собираешься умереть прямо здесь, сейчас? Нет? Тогда закрывай люк. С твоим отцом ничего не случится. Посидит немного в одиночестве, подумает. Потом мы его выпустим. Ты выпустишь. Мне ваша компания надоела. Очень скоро я оставлю вас в покое.

Увещевающая тирада возымела свое действие. Поколебавшись еще несколько секунд, Антон добрался до погреба и захлопнул крышку. Потом по приказу Филимоновой опрокинул на люк шкаф, полный всякой рухляди. Сверху взгромоздил такой же тяжеленный сундук, наверное, доставшийся владельцу еще с царских времен.

— Все? — спросил Антон, завершив работу.

Его лицо было злым и раскрасневшимся. Тем не менее он не представлял собой опасности, решила Филимонова. Если бы на месте Антона оказался его отец, он не повел бы себя так безропотно. Пожалуй, смел бы со стола свечу и, воспользовавшись темнотой, швырнул в противника табуретом или чем-нибудь другим. Потом обезоружил бы ее и… далее по обстоятельствам.

В любом случае, Егор Неделин что-нибудь предпринял бы. Не то что его отпрыск. Яблоко падает недалеко от яблони, однако потом может откатиться черт знает куда, где его гниль одолеет или черви подточат. Это был именно тот случай. Стáтью и наружностью Антон Неделин превзошел своего отца, но во всем остальном уступал ему. Филимонова была уверена, что до схватки дело не дойдет.

И все же береженого Бог бережет, не так ли? А если нет, то лучше береженому самому позаботиться о себе.

 

 2

Филимонова отступила к двери, чтобы сохранить между собой и парнем как можно большее расстояние. Загроможденная комната сделалась тесноватой и душной. Пламя свечи трепетало и клонилось набок, норовя погаснуть. По стенам метались тени, такие огромные, словно отбрасывали их не обычные люди, а великаны.

— Захвати полотенце и фартук, который висит на двери, — сказала Филимонова. — Потом иди ко мне. Медленно. Хотя постой… Я подумала, может быть, ранить тебя в руку или ногу? Чтобы ты окончательно понял, что я не шучу.

— Это лишнее, — глухо произнес Антон. — Я тебя прекрасно понял.

— Тогда вперед, — сказала Филимонова, начиная пятиться.

К счастью, дверь не закрывалась сама. Это позволило Филимоновой выйти из дома, не выпуская пленника из виду и продолжая держать его на мушке. Спускаясь с крыльца, она тщательно нащупывала ногами ступеньки, чтобы не сверзиться в самый неподходящий момент. В свободной руке она держала прихваченную ветровку: ночной воздух был прохладным. Кожа Филимоновой покрылась мурашками, соски затвердели, по телу прокатилась волна озноба.

— На землю, — сказала она. — Лицом вниз. Руки за спину.

Антон неохотно подчинился.

— Холодно, — пожаловался он, не поднимая головы.

— Терпи, казак, атаманом будешь, — подбодрила его Филимонова, а сама подумала: «Нет, не будешь, не та порода».

Стоя в четырех шагах от пленника, она порвала полотенце и фартук на полосы, которые крепко-накрепко связала между собой. Оставалось надеяться, что импровизированная веревка окажется достаточно прочной.

— Не надо меня связывать, — подал голос Антон. — Я не убегу. Не брошу отца.

— Похвально, — сказала Филимонова, не поверив этому утверждению ни на грош.

Еще несколько минут назад Антон именно это и собирался сделать. Заполучив ключи от машины, он бы не вернулся. Такова уж была его натура. Филимонова видела его насквозь.

— Что ты от меня хочешь? — спросил Антон, явно решивший заговаривать ей зубы в ожидании момента, когда она потеряет бдительность.

— Не любви, не надейся, — сказала Филимонова.

— Жаль. Ты мне нравишься.

— Даже после того, как я тебе врезала? Ты не мазохист, случаем?

— А ты садистка? — поддел ее Антон в свою очередь.

— О моих сексуальных пристрастиях поговорим как-нибудь в другой раз, — сказала Филимонова, резко сменив тон с почти дружелюбного на властный.

Теперь ей предстояло совершить самое трудное и неприятное. Она не отваживалась связать этого здоровяка, пока он находился в сознании. Одной рукой как следует узлы не затянешь, а откладывать оружие слишком рискованно.

Осмотрев двор, Филимонова увидела в темноте кособокую кучу дров, сходила туда, взяла подходящее полено и вернулась.

— Зачем тебе эта палка? — насторожился следивший за ней Антон.

Его скошенный глаз походил на блестящее бельмо.

— Я собираюсь тебя связать, — пояснила Филимонова, приближаясь сбоку, чтобы пленник не достал ее ногами. — Просуну полено под локти для надежности. Для этого мне придется сесть тебе на спину. Не вздумай напасть на меня. Пистолет будет лежать рядом. Я схвачу его раньше, чем ты успеешь что-нибудь сделать.

— Успокойся, — буркнул Антон. — Никто ни на кого нападать не собирается.

— Тогда мордой в землю! Живо!

Теперь Филимонова действовала быстро и напористо, не давая пленнику опомниться. Он решил, что у него появился шанс, но не спешил его использовать, чтобы не допустить промаха. В этом-то и заключалась его ошибка.

Вместо того чтобы вязать пленнику руки, Филимонова изо всех сил огрела его поленом по затылку. Еще и еще. Всхлипнув, он дернулся и обмяк. Ей показалось, что она ощущает запах мочи.

Зажимая рот ладонью, Филимонова метнулась к забору, где ее вывернуло наизнанку. Не менее двух минут она извергала на землю содержимое желудка и плевалась жгучей, вязкой слюной, пока не полегчало. После этого следовало бы еще раз оглушить Антона для верности, но у нее не поднялась рука.

Свое первое умышленное убийство она совершила именно таким образом: ударом палки по голове.

Было ей тогда годков тринадцать или четырнадцать. Она с родителями отдыхала на море. Сияло солнце, было много синевы, зелени и радостных ожиданий. Рая Филимонова нравилась многим мальчикам, и они ей тоже нравились. Она много плавала, много смеялась и бегала по вечерам на танцплощадку, где с волнением ловила на себе восхищенные мужские взгляды.

Но в памяти сохранилось не только это. Вернее, не столько эти счастливые впечатления, сколько драма, приключившаяся однажды с юной Филимоновой. Как-то после обеда она отправилась в огромный парк, граничивший с их домом отдыха. Там можно было целыми днями любоваться цветами, экзотическими растениями и золотыми рыбками в прудах, но Рая Филимонова искала в парке совсем других впечатлений. Там было достаточно безлюдно, чтобы к ней наконец отважился приблизиться сказочно красивый и невероятно застенчивый мальчик из Риги. Филимонова видела его несколько раз в парке днем и надеялась, что он достаточно осмелеет и подойдет знакомиться.

Усевшись на уединенную скамью среди причудливо постриженных кустов, она стала ждать, стреляя глазами по сторонам. Через некоторое время ее внимание привлекли странные звуки. Как будто ветер трепал страницы развернутой газеты где-то поблизости. Но ветра не было, воздух застыл — неподвижный, разогретый, густой, насыщенный ароматом кипарисов.

Повертев головой, Филимонова определила, откуда доносится шорох, наклонилась и заглянула под скамейку. Там, в густой тени, сверкнули круглые золотые глазищи кота. Сперва девочка не поняла, чем он занимается. Терзает скомканную бумагу? Или это белая тряпка? Но почему она дергается и трепыхается под кошачьими лапами?

Приглядевшись, Филимонова поняла, что происходит у ее ног, и ужаснулась. Оказалось, что кот поймал голубя, придушил и теперь ожидал, пока его оставят в покое, чтобы сожрать жертву. Непрошеная зрительница ему мешала. Он недвусмысленно дал это понять, издав угрожающий гнусавый стон, похожий на скрип медленно открываемой двери.

Ржавой двери в преисподнюю.

— Брысь! — взвизгнула Филимонова, топая ногами. — Пошел вон! Убирайся! Брысь, брысь!

Кот подчинился не раньше, чем она отломила от дерева сухую ветку и принялась тыкать ею под скамейку. Издав зловещее шипение, он с шорохом нырнул в заросли. А голубь остался. Он не мог улететь или убежать на своих тоненьких, скрюченных лапках. Его голова была свернута таким образом, что он смотрел себе за спину, бессмысленно мигая глазами-бусинами. Одно его крыло лежало совершенно неподвижно, тогда как второе периодически ударяло по пыльному асфальту.

Голубь был еще жив. И это было самое ужасное. Рая Филимонова думала, что спасает его, а на самом деле обрекла на ужасные мучения. Птице предстояло умирать долго и страшно.

Почувствовав взгляд, Филимонова вскинула голову и увидела проклятого кота, сидящего на дорожке метрах в десяти от нее. Он облизывался, безуспешно пытаясь дотянуться языком до белого перышка, прилипшего к носу. Смахнуть его лапой коту в голову не приходило. Он был поглощен созерцанием девочки. Скоро ли она уберется отсюда и даст ему наконец полакомиться законной добычей?

Филимонова перевела взгляд на несчастную птицу. Спасти ее не представлялось возможным. Но она все еще была жива, оставаясь живым укором для Филимоновой. Зачем спасать, если не можешь спасти? Зачем вмешиваться в процессы, изменить которые тебе не под силу? Не лучше ли было оставить все как есть?

Филимонова посидела на корточках возле голубя, но взять его в руки не решилась. Даже прикоснуться не смогла. Механические подергивания издыхающего существа вызывали не столько сострадание, сколько отвращение. Хотелось, чтобы эта агония поскорее прекратилась.

Девочка опять посмотрела на кота. Он подобрался поближе и сел, тараща наглые глаза. Понимал, что голубь все же достанется ему.

— Нет, — сказала Филимонова.

Пересиливая себя, она подняла птицу и пристроила ее на развилке дерева. Секунд пять голубь оставался там, но потом рефлекторные сокращения мышц заставили его соскользнуть вниз. Шлепок, прозвучавший при падении в траву, заставил Филимонову передернуться. Она взяла палку за тонкий конец, на манер дубинки. Отломила лишние веточки, примерилась и несколько раз ударила голубя по крошечной мягкой головке.

Очень скоро все было кончено. Взять мертвого голубя оказалось значительно проще, чем умирающего. Филимонова унесла его подальше и выбросила в мусорный бак. Там ему предстояло быть сожранным крысами или другими котами, но ей было все равно. Она выполнила свою миссию. Установила справедливость. Избавила жертву от лишних мучений и по мере возможности наказала убийцу.

А через несколько лет пошла учиться на офицера полиции, где ей предстояло заниматься примерно тем же.

 

 3

Очнувшись, Антон сразу пожалел об этом. Голова представляла собой огромный сгусток боли — она раскалывала череп по швам, ввинчивалась в виски, вгрызалась в лобную кость, норовила выдавить глаза из глазниц. Жалобно мыча, он попробовал схватиться за свою многострадальную голову и не сумел. Руки не послушались.

Волна леденящего ужаса обдала Антона изнутри. Неужели его парализовало? Кровоизлияние в мозг? Конец?

Голова была мокрой, с нее текло. Что, как не кровь? Антона убили? Кто? Ах да, эта сука, представившаяся майором полиции. Как ее зовут? Рита? Лариса? И фамилия какая-то дурацкая… Филинова? Федорова? Филиппова?

Ее голос донесся до его затуманенного сознания:

— Очухался, голубок? Тогда вставай. Пора.

«С каких это пор я стал голубком?» — подумал Антон, дергаясь и извиваясь всем телом. Руки у него были связаны за спиной. Он лежал лицом в луже, наполненной, судя по вкусу, не кровью, а обычной водой. Ему было холодно.

Напрягшись, он перевернулся на спину. Женская фигура в светлой куртке отчетливо выделялась на фоне ночного неба. Где-то в стороне серебрилась луна, задернутая мглистой вуалью. Антон посмотрел на нее, потом на свою мучительницу. Он вспомнил, как ее зовут. Раиса Филимонова.

Отбросив ведро, она мотнула головой со скошенной челкой, свисающей на один глаз:

— Пошли.

— Куда? — тупо спросил Антон.

Головная боль прошла, но он не собирался показывать этого. Лично ему спешить было некуда. Его пальцы, придавленные поясницей, шарили по земле, пытаясь ухватить какой-то тонкий, кривой предмет. Холодный — значит, из железа. Ага, острый с одного конца. Согнутый гвоздь. Длинный. Если удачно взять его в руку, можно дотянуться острием до пут на запястьях. Они тряпичные, так что должны рваться. Только бы времени хватило.

— В лес, — ответила Филимонова, склонившись над ним.

Неужели заметила?!

Она запустила руку в один карман его штанов, потом в другой. Достала оттуда мобильник, брезгливо вытерла об ветровку, включила.

— Зачем в лес? — спросил Антон.

Гвоздь протыкал и раздирал тряпки, опутывавшие руки. Дело шло не так быстро и оказалось не таким простым, как хотелось бы. Держать тонкую железяку и преодолевать ею сопротивление скрученной ткани было трудно. Но Антон понимал, что на ходу у него ничего не получится. Во-первых, Филимонова как конвоир пойдет сзади и заметит, чем он занимается. Во-вторых, при ходьбе орудовать гвоздем станет гораздо труднее. Закончится это тем, что Антон его выронит.

— У нас тут викторина? — осведомилась Филимонова, глядя на него сверху вниз. — Игра в вопросы и ответы? Вставай. Иначе продырявлю тебе плечо. Для начала.

— Не нужно было по голове бить, — буркнул Антон. — Тоже мне, взяла моду…

Он сделал вид, что пытается сесть, после чего обессиленно обмяк, тяжело дыша.

— Сейчас, — пообещал он. — В глазах темнеет.

— Хватит прикидываться!

Филимонова навела на него пистолет. Один ее глаз выглядел как черная щель, второй был завешен волосами.

Антон приподнялся и опять упал.

— Две минуты, — попросил он, орудуя гвоздем.

— Одну, — отрезала Филимонова.

— Еще мне отлить надо, — заявил Антон, когда минута, по его подсчетам истекла.

— В штаны сходишь. Поднимайся. Я ждать не намерена.

Пришлось избавиться от гвоздя и подчиниться. Выпрямившись во весь рост, Антон незаметно подвигал руками, проверяя, крепко ли связаны запястья. Путы держались, но ощутимо ослабели. Разорвать их одним махом вряд ли удастся, но если дергать и крутить измочаленные тряпки, они сильного напряжения не выдержат.

«Как раз зайдем в лес, — решил про себя Антон. — Там будет проще сбежать и спрятаться. До рассвета далеко, успею. Главное — не суетиться».

— Лукошко взяла? — спросил он мрачно.

Вопрос застал Филимонову врасплох.

— Какое лукошко? — удивилась она.

— Мы же за грибами идем? — Антон ухмыльнулся. — Или на романтическое свидание?

— Ступай, шутник. — Филимонова толкнула его в плечо. — Веди к тайнику. И не пытайся заливать, будто не понимаешь, о чем идет речь. Покажешь наркотики — отпущу. Слово офицера.

— Зачем они тебе? — поинтересовался Антон, выходя на безлюдную, темную улицу.

— Конфискую.

— Именем закона?

— А тебе не все равно? И заткнись. Всех собак разбудили.

Лаяли только две, одна далеко, другая совсем рядом, за забором, вдоль которого она и бежала, сопровождая людей. Обычно Антон не то чтобы боялся собак, но остерегался их. Сегодня он никак не реагировал на рычание и лай. Настоящая угроза сопровождала его этой ночью, держась в трех шагах за спиной.

— Фонарик взяла? — спросил Антон, когда они добрались до околицы, за которой чернела сплошная стена деревьев.

— Взяла, взяла, — ответила Филимонова нервно. — Ты специально не спрашивал до сих пор, да? Думал, придется возвращаться? Время решил потянуть?

— Какой в этом смысл? — Антон пожал плечами, что позволило ему избавиться от витка пут на запястьях. Теперь веревки не соскальзывали лишь потому, что Антон придерживал их пальцами. Половина дела была сделана. — Ночь длинная, — сказал он. — Двадцать раз можно сходить назад и вернуться.

— Что-то ты разболтался не в меру. Зубы заговариваешь?

— Это нервное, Раиса. Не каждый день на мушке держат.

— Береги нервы, — посоветовала Филимонова. — Не укорачивай себе жизнь.

Они все дальше углублялись в лес по тропе, ведущей к нужной поляне. Ночью путь казался совершенно незнакомым. Антон то и дело вскрикивал и останавливался, налетая на низкие ветки. Делал он это чаще, чем действительно натыкался на препятствие. Полицейской суке следовало привыкнуть к такой неровной манере ходьбы.

Поляна, слабо освещенная лунным сиянием, походила на ландшафт из какого-то кошмара, когда самое страшное еще не приснилось, но уже близится, наполняя сердце тревогой и чувством обреченности. Черный остов грузовика казался притаившимся чудищем. Попискивания ночных птиц звучали так, словно они посмеивались в темноте, предвкушая, что вот-вот произойдет с двумя глупыми людьми, забравшимися в чащу в столь поздний час.

— Почти пришли, — сообщил Антон, невольно приглушая голос.

— Уже близко? — обрадовалась Филимонова.

Как ни старалась она выглядеть уверенно, было заметно, что ей не по себе.

— Метров сто. Или пятьдесят. Сейчас не помню точно. Я тогда хреново ориентировался.

— Веди.

— Сначала давай договоримся кое о чем, — сказал Антон.

Он чувствовал, что необходимо поупираться еще немного, чтобы не вызвать подозрений у спутницы. Человек, который не пытается выторговать себе какие-то преференции, явно намеревается заполучить их сам.

— Я не собираюсь ни о чем с тобой договариваться, голубок, — отрезала Филимонова и тут же непоследовательно поинтересовалась: — О чем?

— Ящиков пять, — стал объяснять Антон. — Три тебе, два мне. Обоим хватит.

— Почему я должна с тобой делиться?

— Это я с тобой делюсь, Раиса. Причем не по своей воле. Основную работу проделал я, а ты явилась на все готовенькое и права качаешь.

— Обычно так и бывает, — сказала Филимонова.

— Или отдаешь два ящика мне, или не получишь ничего, — нахально заявил Антон.

— Не много хочешь?

— В самый раз.

Антон решил, что сейчас Филимонова тоже начнет торговаться для виду. Теперь она станет его успокаивать. На самом деле ни о чем она с ним договариваться не намерена. Зачем, когда у нее пистолет, а у него руки связаны? Наобещать можно что угодно, а выполнять обещания совсем не обязательно.

— Один ящик, — сказала Филимонова. — Хватит с тебя.

— Не хватит, — заартачился Антон, выдерживая марку.

— Станешь упорствовать, вообще ничего не получишь.

— Ты тоже!

Филимонова подвигала указательным пальцем, обхватившим спусковой крючок пистолета. Это был блеф чистейшей воды. Стрелять глупо. Если убить или даже ранить пленника, кто покажет место захоронения наркотиков? Совы? Летучие мыши? Еноты с барсуками?

— Ладно, черт с тобой, — вздохнула Филимонова, — пользуйся моей добротой.

— Выискалась добрая! — огрызнулся Антон. — В компании змеи́ и то спокойнее.

— Поосторожнее на поворотах, мальчик. Язык придержи. Веди дальше. Надоела твоя болтовня.

— Нам туда.

Антон направился совсем не в ту сторону, куда уволок ящики той незабываемой ночью. Он просто выбрал место, где тени казались гуще. Филимонова следовала за ним, соблюдая прежнюю дистанцию.

Нужно было, чтобы она подошла поближе. Дойдя до подходящей ветки, Антон налег на нее грудью, отогнув до предела, а потом остановился и пробормотал:

— Странно…

— Что? — спросила Филимонова, приближаясь на лишний шаг.

Нужен был еще один.

— Труп. Почему его до сих пор не убрали?

— Где?

Филимонова еще шагнула вперед. Антон резко присел, одновременно рванув руки в стороны. Высвободившаяся ветка со всей силы хлестнула женщину, стоявшую сзади и не ожидавшую такого подвоха. В ту же секунду Антон бросился бежать со всей скоростью, на которую был способен. Он сам и его руки были свободны!

 

 4

Филимонова запоздало вскрикнула и инстинктивно схватилась за лицо. Обломанный сучок зацепился за волосы, лоб и щека горели. Внезапность случившегося была такова, что она все еще не поняла, что произошло. Лишь отведя проклятую ветку в сторону и поднырнув под нее, Филимонова обнаружила исчезновение своего пленника.

Выругавшись, она побежала на звук шуршащей листвы и потрескивающих сучьев. Это оказалось совсем непростой задачей. Бежать по ночному лесу было не только трудно, но и опасно. Уже через несколько шагов Филимонова зацепилась ногой за лежащий ствол и упала на живот.

Не вставая, она вытянула вперед руку с пистолетом и дважды выстрелила туда, где предположительно находился беглец.

Это было все равно что бросать камни в море, надеясь попасть в рыбу.

— Стой! — крикнула Филимонова. — Стой, мерзавец!

Ей самой стало неприятно от пронзительного, почти истеричного звучания собственного голоса. Окрик, помимо того что получился столь визгливым, был еще и абсолютно бессмысленным. Кого она намеревалась остановить? Человека, спасающего свою жизнь? Человека, которого хотела ограбить?

Сердито сопя, Филимонова поднялась на ноги и побежала дальше. Местонахождение Антона все еще можно было определить по производимому им шуму, но он был уже далеко. Шансы настичь его были минимальны. И все же Филимонова продолжила погоню, полагая, что связанные руки и темнота сыграют с беглецом злую шутку. Она не видела, как он избавился от веревок, и надеялась, что скованные движения приведут к тому, что Антон оступится и упадет. Ведь бежать с руками за спиной очень неудобно. Значит, у нее есть серьезное преимущество. Нужно быть дурой, чтобы им не воспользоваться!

Перепрыгнув через очередной коварный ствол, она обнаружила, что не приземлилась, а продолжает лететь в воздухе.

Падение, длившееся пару секунд, показалось Филимоновой вечностью. Упала она на спину и заскользила вниз по довольно крутому склону, устланному многолетним слоем листвы и сосновых иголок. Куртка и майка задрались, и к тому времени, как Филимонова съехала на дно оврага или промоины, оголившаяся кожа покрылась многочисленными царапинами.

Там было темно и смрадно. Вскрикнув от отвращения, Филимонова увидела рядом скелет какого-то зверя величиной с крупную собаку. Местами он был все еще облеплен свалявшимся мехом и невыносимо вонял падалью.

Дыша ртом, Филимонова полезла вверх и долго ползала по косогору, пока не нашла оброненный при падении пистолет. Вытряхнув сор из дула, она выбралась на ровную поверхность и, пригорюнившись, посидела немного.

Внезапно Филимонова вскинула голову. Машина все еще дожидалась ее возле покинутого дома. Антону удалось сбежать, но он никак не сможет унести пять увесистых, достаточно громоздких ящиков. Это значит, что волей-неволей ему придется задержаться в лесу. Как же поступить? Сесть за руль «ауди» и попытаться патрулировать окрестности? Шансы наткнуться на Антона мизерные, однако это все равно лучше, чем ничего.

Филимонова осмотрелась, стараясь определить, в какую сторону идти. Лес стоял темный и молчаливый, готовый поглотить ее, как букашку. Паника накатила так внезапно, что Филимонова совсем потеряла голову. Сорвавшись с места, она метнулась сначала в одну сторону, потом в другую.

Ночная тишина казалась зловещей. Собственные шаги и дыхание звучали непривычно громко.

Описав дугу, Филимонова вернулась туда, откуда сверзилась вниз. Это помогло взять себя в руки. Мысленно успокаивая себя, она повернулась к оврагу спиной и углубилась в лес. Ей повезло. Через некоторое время она очутилась на знакомой поляне. Найти выход отсюда оказалось значительно легче. Филимонова уверенно продвигалась по тропе, когда телефонный звонок заставил ее вздрогнуть.

Сигнал подал конфискованный у Антона мобильник. Имя звонившего не высвечивалось, только номер. Подчинившись шестому чувству, Филимонова ответила на звонок.

— Алло, — прозвучало в трубке, прижатой к уху.

Постаравшись придать голосу низкое, грубое звучание, Филимонова буркнула:

— Ну?

— Слушай внимательно, Антон Егорович, — продолжал незнакомец. — Повторять не буду. Просто прими к сведению. Твоя крыса и крысенок у нас. Мы за тобой гоняться не собираемся. Вернешь ящики туда, откуда взял, получишь свой выводок обратно. Нет — их ждет такое, что даже подумать страшно. Сроку тебе двое суток. Сейчас ровно двенадцать. Время пошло.

Ничего не прибавив к сказанному, звонивший оборвал связь. То ли прослушки опасался, то ли полагал, что обсуждать больше нечего. В принципе, то, что услышала Филимонова, прозвучало достаточно веско. Человеку поставили условие и оставили в покое. Лишние угрозы свидетельствовали бы о нерешительности похитителей.

Филимонова собиралась убрать мобильник в карман ветровки, когда тот призывно булькнул, сообщая о полученном сообщении. Это был не текст. Только фотография. Рассмотрев ее, Филимонова поднесла руку к горлу.

На фотографии было изображены две заостренные палки, торчащие из земли, поросшей такой густой и ровной травой, словно это был ухоженный газон или поле для гольфа. Первая палка была толщиной с мужскую руку, вторая — с женскую. Соответственно, одна была раза в полтора длиннее другой. Они напоминали гигантские карандаши, затесанные топором. Только это были не карандаши, нет.

Филимонова почувствовала, что становится трудно дышать, и осознала, что стискивает горло пальцами, как будто намереваясь совершить самое необычное самоубийство в истории человечества.

Ослабевшая рука упала и повисла плетью вдоль туловища. Филимонова снова вернула на дисплей изображение, потом выключила телефон. От Егора Неделина ей было известно, что у Антона есть жена и сын. Ее звали Софьей, а его, кажется, Мишей. Для них двоих и были приготовлены колья. В голове не укладывалось, что кто-то способен подвергнуть женщину и ребенка столь ужасной, зверской пытке, но Филимонова ни на секунду не усомнилась в серьезности угрозы. Невестке Неделина и его внуку предстояло выдержать нечеловеческие мучения, пока колья не пронзят их насквозь, подарив долгожданную смерть. Должно быть, за казнью будут наблюдать бандит Бэтмен и его подручные. Да, скорее всего, так и будет. И изменить ничего нельзя. Потому что Антон сбежал и ничего не знает об отведенном ему сроке.

Господи, как же теперь отыскать его?

Филимонова была готова броситься в лес, но передумала. Нет, беглец не выйдет к ней, даже если услышит, как она его зовет. Нужно действовать иначе.

По-спортивному прижав локти к бокам, Филимонова побежала в деревню.

 

 5

Первое, что сделал Неделин, когда выбрался из погреба, — это наградил обманщицу двумя хлесткими пощечинами, последовавшими одна за другой с секундной паузой.

Шлеп! — голова Филимоновой качнулась вправо.

Шлеп! — голова развернулась в противоположном направлении.

— Не возражаешь? — осведомился Неделин, завершив экзекуцию.

— Как ты смеешь! — Она направила пистолет ему в живот. — Я тебя вытащила!

— Сначала упрятала. Где мой сын?

Филимонова прошлась по комнате, хрустя осколками бутылки. Неведомые родственники неизвестного хозяина дома следили за ней с многочисленных фотографий в рамочках, образующих настоящий иконостас на стене.

— Где Антон? — повторил вопрос Неделин.

— Сбежал, — глухо ответила Филимонова, трогая себя за пылающие щеки.

Было больно и обидно. Совсем не этого ожидала она, когда спешила к Неделину, когда, изнемогая, ворочала тяжелые предметы, нагроможденные поверх люка.

«А чего? — спросила она себя. — Чего ты ожидала, Раиса? Слез благодарности и поцелуев? Признаний в любви? Ты ведь не собиралась выпускать Неделина из западни. Бросила бы его здесь на произвол судьбы, точно так же, как бросила бы связанного Антона в лесу. Алчность застила тебе глаза, заглушила голос совести. Ты позарилась на наркотики, а о себе и окружающих тебя людях даже думать забыла. А ведь колья могли приготовить и для твоих близких, Раиса. Для отца, для матери. Бэтмен бы тебя вычислил, или Антон бы проговорился, попав в лапы к бандитам. И как бы ты потом жила с этим? Много радости принесли бы тебе кровавые деньги?»

Она упала на стул, уронила голову на стол и разрыдалась.

— Ну извини, извини, — забормотал Неделин, неуклюже топчась вокруг. — Успокойся, Рая. Не обижайся, что я так с тобой… Это сгоряча. Я решил, что ты моего Антона… — Он не договорил. — Но ведь это не так, раз ты вернулась? Не так?

— Живой твой Антон, не переживай.

Филимонова выпрямилась и принялась промокать ресницы салфеткой.

— Где он? — спросил Неделин. — Что с ним?

— Сейчас, дай прийти в себя…

Она не могла так сразу выложить страшную правду. А что, если Неделин опять набросится на нее? Нужно подготовить его. Он должен четко сознавать, кто виновен в случившемся.

— Попей воды, — сказал Неделин, трогая ее за плечо. — И выкладывай. Сердце мне подсказывает, что рассиживаться некогда. Я прав?

— Антон не сжег наркотики, — заговорила Филимонова, отпив из протянутой чашки. — Он их спрятал и собирался продать.

— Щенок! Совсем с ума сошел. А если бы попался?

— Не это самое плохое…

Неделин сел напротив и выжидательно уставился на Филимонову.

— Бандиты должны были рано или поздно понять, что Антон собрался их обставить, — продолжала она. — Я с самого начала это знала…

— Откуда? — быстро спросил он.

— Те полицейские, которые осмотрели грузовик, успели сделать предварительное заключение.

— Почему ты мне ничего не сказала?

— Потому что думала, что ты с сыном заодно, — соврала Филимонова. — Я решила предотвратить беду. Хотела заставить Антона показать тайник и вернуть товар Бэтмену, пока не поздно. Чтобы никто не пострадал. Но…

Неделин, упершись кулаками в стол, вскочил:

— Что «но»?

— Антон сбежал в лесу. Я не смогла его поймать.

— Гм… Прыткий какой.

В словах Неделина прозвучало плохо скрываемое одобрение.

— Напрасно радуешься, — сказала Филимонова подавленно. — Я забрала у него телефон, когда связала и повела. Телефон остался у меня.

— И?

— Ровно в полночь на него позвонили. Мужской голос. Спокойный, невыразительный. Дал Антону двое суток на возврат похищенного. Пригрозил, что в противном случае пострадают жена и сын Антона. Их… Нет, не могу. Сам посмотри.

Включив мобильник, Филимонова протянула его Неделину. Он смотрел на экран, не отрываясь, целую вечность. Потом спрятал телефон в карман и спросил:

— Можешь отвести меня на место, где потеряла Антона?

— Конечно, — ответила она.

— Тогда собираемся и уходим. Каждая секунда на счету. — Неделин замахнулся, намереваясь ударить кулаком в стену, но передумал и опустил руку. — У меня, кроме них, никого нет, — признался он. — Никого и ничего.

«А я?» — хотелось спросить Филимоновой.

Она промолчала. Это был лишний вопрос. Несвоевременный.

Собирая вещи, она незаметно наблюдала за Неделиным, отмечая разительные перемены, происшедшие с этим человеком. Его лицо закаменело, абсолютно лишившись какой-либо мимики. Но он не выглядел подавленным или растерянным. Наоборот, его движения приобрели легкость, пластичность и скупую точность, словно мозг Неделина взялся экономить энергию, которая могла понадобиться ему в дальнейшем.

— Мы его найдем, — сказала Филимонова, когда они забрались в машину.

— Я знаю, — спокойно отозвался Неделин. А потом добавил: — Но не знаю когда.

Не сговариваясь, они взглянули на часы. Было начало третьего ночи. Или утра. Это кто как привык считать. Время, отведенное на возврат товара, таяло. Для кого-то оно было относительным, а для кого-то — предельно конкретным.