С риском для жизни

Майдуков Сергей

Бандитская жизнь побросала Игоря Красозова по свету. Вернувшись в родной город, он надеялся скрасить старость любимым родителям. А они уже присмотрели ему на день рождения хорошую недорогую квартиру неподалеку. Но вместо праздника Игорь попал на родительские похороны – пожилая пара была ограблена и жестоко убита… Не от следователя, а из газетной статьи Игорь узнает: в городе совершено уже четыре похожих преступления. Вместе с честолюбивой и беспринципной журналисткой Тамарой он возьмется на свой страх и риск разобраться, кто покрывает обнаглевшую от безнаказанности банду. Теперь для Красозова это больше, чем просто месть.

 

Никакая часть данного издания не может быть скопирована или воспроизведена в любой форме без письменного разрешения издательства

© Майдуков С. Г., 2016

© Shutterstock. сom / Gabriel Georgescu, обложка, 2017

© DepositPhotos. сom / gstockstudio, ibrak, zabelin, обложка, 2017

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2017

© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2017

* * *

 

Часть первая

Холодно, холодно…

I

Октябрь вступил в свои права – так написал бы какой-нибудь писатель, привыкший к штампам. На деле это означало, что лили дожди, было холодно, а в городе все еще не топили, ссылаясь на некие таинственные постановления городских властей.

Выпивать приходилось в куртках. По ногам шла теплая волна из электрообогревателя, однако руки, державшие одноразовые вилки и стаканчики, мерзли. Рук было две пары. Обе мужские. Одна пара принадлежала Вячеславу Мечникову, Вячику, директору салона торгового оборудования. Напротив сидел его хороший приятель и бывший сокурсник Игорь Красозов, заглянувший, так сказать, на огонек.

Салон действительно сиял огнями, отчего сумерки за окнами казались не вполне реальными, как будто существовали лишь для декорации. Но на самом деле там, за стеклом, и находился большой, настоящий мир, а внутри магазина все было условным, надуманным. Все эти холодильные шкафы и витрины, кофеварочные машины не значили для вселенной ровным счетом ничего.

– Ну как ты вообще? – спросил Вячик, когда выпили по второй и закусили ветчиной с маринованными грибочками.

Он носил старомодные рыжеватые усы, которые, по его мнению, должны были вызывать доверие клиентов, был полноват и имел такое выражение лица, словно ему все время приходилось делать над собой усилие, чтобы держать глаза открытыми.

– Я? Нормально, – ответил Игорь, хрустя крохотным огурчиком из банки.

Худой, высокий, темноволосый, слишком смуглый для этой поры года, он смахивал на персонажа индийского кино, чудесным образом перенесшегося в пасмурную октябрьскую реальность.

– У меня тоже все отлажено, – похвастался Вячик, наполняя стаканчики едко пахнущей водкой. – Пятый год здесь руковожу. – Он бросил взгляд на все эти блестящие штуковины, которые наполняли зал, постепенно теряясь во мраке. – Помощники, правда, туповатые, но мне умные и не нужны.

– Блюдешь свой интерес? – сдержанно улыбнулся Игорь.

Одетый во все черное, он выглядел не то чтобы мрачным, но каким-то напряженным. Как будто все время ждал чего-то или был поглощен своими мыслями.

– А как же! – ответил Вячик, не всматриваясь в лицо приятеля. – Там скидочки занизишь, там транспортные расходы завысишь. Приличные суммы набегают. Каждый месяц вторая зарплата. А то и третья…

Не дожидаясь Игоря, он залил содержимое стаканчика себе под усы, на мгновение прикрыв веки. Закуска, предусмотрительно наколотая на вилку, тоже отправилась в рот. Игорь подождал, пока приятель прожует, и сообщил:

– Я, честно говоря, не просто так к тебе зашел.

Свою порцию он не выпил, задумчиво вертя полный стаканчик на столе.

– Я так и понял, – кивнул Вячик, обеими руками разглаживая усы. – Но в долг не даю. Принцип. Да и нет у меня свободных денег. Квартиру взял в кредит, а это сам понимаешь… – Он навалился на стол грудью, изображая полную открытость и откровенность. – Супруга моя как та старуха из «Золотой рыбки». Ничем не удовлетворишь, даже этим. – Он сделал непристойный жест. – Украшения, тряпки, машина, теперь вот квартира. И все ей мало, все не так.

– Вот я и не женился до сих пор, – кивнул Игорь. – Так спокойнее.

– Завидую тебе. – Вячик снова сел прямо. – Но и в семейной жизни тоже свои плюсы имеются. Накормлен, ухожен, всегда есть кому вставить. – Он разгладил усы, на этот раз пальцами одной руки. – Так что у тебя за дело, Игорек?

– Дело? Да это и делом-то не назовешь…

Игорь усмехнулся, пожав плечами. Это была игра. Он заявился к Вячику не просто так. Игорь Красозов был кидалой, профессиональным аферистом, проворачивающим сделки таким образом, что другая сторона оставалась либо без денег, либо без товара, это уж как кому не повезет.

Искусству «кидняка» Игоря обучили в одной фирме, которая, как выяснилось, была лишь прикрытием для криминальной структуры, именуемой в полиции ОПГ, а в народе – бандой. Он попал туда по юношеской дурости, а порвал связи с братвой много лет спустя, когда завалили главаря и начался планомерный разгром группировки. Одних вязали и отправляли на нары, других отстреливали, как бешеных собак, третьи разбегались и залегали на дно.

С тех пор Игорь и мотался по свету, никак не решаясь обосноваться на одном месте. Серьезных преступлений он не совершал, но могли найтись какие-нибудь «разведенные на бабки» бизнесмены, желающие предъявить претензии. Пока был жив авторитет, возглавлявший группировку, коммерсанты, ставшие жертвами аферистов, были вынуждены помалкивать и мириться с таким положением вещей. Но с тех пор много воды утекло. Правила игры изменились. Бандиты оказались вне закона, а барыги, платившие им дань, обзавелись покровительством силовиков и трансформировались в разного рода политиков. Не то чтобы они имели зуб на Красозова, но при случае не преминули бы стребовать с него должок. А чем расплачиваться? Только свободой или жизнью, потому что все «отработанные» деньги Игорь сдавал в общак, который давно сгинул вместе с его хранителями.

– Что ты замолчал, Игореха? – окликнул Вячик задумавшегося Игоря. – Разморило?

Он ничего не знал о прежних мутках приятеля, поскольку жил в другом городе. Игоря это вполне устраивало. Он намеревался провернуть одну небольшую махинацию, чтобы в ближайшее время не заботиться о деньгах. Такова была его тактика. Немного урвал и сидишь тише мыши.

– Задумался, – сказал Игорь. – Одна идея в голову пришла.

– Какая? – полюбопытствовал Вячик, проверяя, осталась ли на столе закуска.

– Как деньжат по-быстрому срубить. Немного, но зато легко и сразу.

– Ого! Интересная тема. Поделишься?

Вячик уселся поудобнее, с визгом протянув стул по полу. Игорь, морщась, пожал плечами.

– Да ну его. Неохота сейчас о делах и деньгах. Так хорошо сидим.

– Я, Игореха, о деньгах готов днем и ночью толковать. Они, блин, как заколдованные. Вроде есть, но, с другой стороны, всегда не хватает.

– У нас водочка осталась? – спросил Игорь, делая вид, что хочет замять тему.

– Водка кончилась, а коньяк имеется, – сказал Вячик. – Открою, если задумкой поделишься. У тебя что-то на уме, я вижу! – Он шутливо погрозил пальцем. – Давай, колись.

Так было всегда. Люди, которых мошенники собирались облапошить, сами лезли на рожон. Их губила жадность, а еще уверенность в том, что их-то вокруг пальца не проведешь.

Знал бы кто, как Игорю это надоело. Он бы с удовольствием зарабатывал честно и начал бы свой маленький бизнес, если бы не одно «но». Его персона значилась как неблагонадежная в компьютерных базах данных. Устраиваясь на работу или пытаясь зарегистрироваться в качестве частного предпринимателя, Игорь Красозов всякий раз терпел фиаско, а один раз едва не был арестован вызванной полицией. Выбираться со скользкой дорожки всегда сложнее, чем на нее становиться.

– Может быть, поговорим о делах на трезвую голову? – спросил Игорь. – Например, завтра. Или послезавтра.

– Или в следующем году, – ухмыльнулся Вячик. – Или в другой жизни. Нет, брат, так не пойдет. У моей запросы, как у английской королевы. Если ее на голодном пайке держать, то слопает заживо.

– Красивая хоть?

– Плохих не держим. Так что за идея?

– Ладно. – Игорь махнул рукой щедрым жестом подгулявшего купца. – Тащи свой коньяк. Обсудим одно дельце.

– У меня французский. – Вячик с готовностью вскочил со стула. – Баксов двести бутылка стоит. Один мужик подарил, чтобы я ему максимальную скидку обеспечил.

– И ты обеспечил?

– Он решил, что да. Но я о своем интересе тоже не забыл.

Посмеиваясь, Вячик смотался к сейфу и взял оттуда коньяк, оставив дверь открытой.

Наверняка там были деньги, но опускаться до банальной кражи Игорь не собирался. Не только из соображений безопасности, но и из-за моральных принципов. Перехитрить человека – это одно, обобрать – совсем другое.

– Сейф закрой, – посоветовал Игорь приятелю. – А то забудешь потом по пьяни.

– И то верно…

Вячик вернулся к сейфу, запер его и спрятал ключ в карман. Теперь можно было рассчитывать на полное доверие и взаимопонимание. Игорь всегда чувствовал момент, когда клиент «дозревал». Многолетний профессиональный опыт, черт бы его побрал!

Поначалу Игорь не понимал, что принимает участие в аферах. Его использовали втемную. Запускали в фирму с заданием взять, скажем, фуру кока-колы на реализацию. Он заключал договор, успешно распихивал ходовой товар по торговым точкам, отдавал деньги своему начальству, а потом узнавал, что деньги поставщику не выплачивались. Приходилось врать, изворачиваться, избегать встреч с обманутыми партнерами, кормить их несбыточными обещаниями. Паутина долгов опутывала Игоря и фирму, зарегистрированную на его имя, все сильнее. А когда он сообразил, во что влип по уши, и хотел распрощаться с бандитами, его отвезли за город, где у него на глазах расстреляли двух несговорчивых коммерсантов.

Этим братки не просто припугнули Игоря, но и сделали его фактическим соучастником убийства. С того дня он занимался аферами уже по принуждению. Так и повелось. И не было видно этому ни конца, ни края.

Игорь нахмурился, глядя на придвинутый к нему фужер.

– Для особых случаев хрусталь держу, – похвастался Вячик. – Ну, за удачу!

«Только повезет одному из нас», – уточнил Игорь мысленно, чокаясь.

– Хороший коньяк, – одобрил он, беря конфету из выставленной Вячиком коробки. – Не пожалеешь?

– О чем я должен пожалеть?

– Все-таки речь не о миллионах баксов идет.

– А о какой сумме? – осведомился несколько напрягшийся Вячик.

Не торопясь с ответом, Игорь окинул взглядом выставочный зал. Собранные здесь предметы ассоциировались не с торговлей, а, скорее, с научно-техническим прогрессом или космическими исследованиями. Выверенные линии, изящные плоскости, сверкающие детали, огоньки таймеров…

– Тысяч десять. – Игорь пожал плечами. – Ну, пятнадцать, это максимум.

– Так-так. – Вячик одним махом осушил фужер и облизал усы. – Семь – это неплохо, совсем неплохо.

– Я сказал, что это максимум. От десяти до пятнадцати, так будет вернее.

– То есть тысяч двенадцать, правильно? Делим пополам?

– Пополам, – согласился Игорь, прихлебывая коньяк, разливающийся по жилам, как горячее топленое масло. – С тебя товар, с меня бабки.

– Детали давай, – потребовал Вячик.

Его глаза подернулись хмельной пленкой, сквозь которую тускло проглядывали огоньки делового интереса.

– Мой дядя большой магазин открывает, – начал Игорь, растягивая слова и паузы, как это делает опытный рассказчик, стремящийся удерживать внимание слушателей в постоянном напряжении. – Вернее, не он, а учредители. Дядя директор. Степан Иванович Красозов. У нас фамилии одинаковые.

– Само собой. И что твой Степан Игнатьевич?

– Иванович. Говорю же, ему супермаркет поручили открыть. А там и кухня, и кафе, и мини-пекарня…

– Ясное дело, – кивнул Вячик и бросил взгляд на бутылку, но наливать не стал.

– Учредители дяде на оборудование сто штук выделили, – продолжал Игорь. – Наликом. Отмывают, понял?

– Чего же тут не понять.

– Вот мне дядя и говорит, найди, мол, мне все эти штучки-дрючки. Чтобы разом за все заплатить и больше голову не морочить. Он к ценам не особо придираться станет. Я ведь его родственник.

– Предлагаешь впарить товар по завышенной цене, – догадался Вячик, плеснув себе коньяка.

При этом он напоминал не по годам крупного ребенка, копирующего поведение взрослого человека за столом.

– Точно, – подтвердил Игорь и не удержался от улыбки. – Грузим твое добро в машину и гоним в Лиховецк. Это чуть больше тридцати километров. И накладные с дутыми ценами заготовь.

– Как же я их проведу по бухгалтерии? – озаботился Вячик, проглотивший коньяк, как холодный чай.

– А вот это твоя забота. Думаю, ты проделывал это неоднократно.

– Но не в таких объемах.

– Чем больше объем, тем солидней навар. – Игорь пожал плечами. – Элементарно, Ватсон.

Вячик задумался, кусая усы. Потом кивнул:

– Ладно, придумаю что-нибудь. Я в теме. Где наша не пропадала!

– Везде пропадала, – усмехнулся Игорь и с удовольствием выпил.

Дело было сделано. Осталось лишь объяснить жадному и глупому Вячику, почему его присутствие в Лиховецке необязательно, и найти транспорт. Покупатель у Игоря имелся. Правда, не в Лиховецке, а в каком-нибудь километре от салона торгового оборудования. Товар обещали взять по бросовым ценам, но Игоря это вполне устраивало. Даже если сплавить оборудование тысяч за двадцать, то все это будет чистая прибыль. Делиться с Вячиком Игорь не собирался.

Жизнь в съемных квартирах обходилась недешево. Чтобы ездить налегке и не таскать с собой пожитки, Игорь всякий раз обзаводился новыми вещами, что тоже выливалось в кругленькие суммы. Таким образом, сегодняшняя афера должна была обеспечить год относительно спокойной жизни. Этого было Игорю достаточно.

Они поговорили еще немного, обсуждая детали предстоящей сделки, а потом распрощались, условившись созвониться утром.

Однако Игорю больше никогда в жизни не привелось увидеть Вячика и воспользоваться его доверчивостью.

II

Вернувшись в гостиницу, Игорь некоторое время бесцельно бродил по номеру, решая, как бы убить время до отхода ко сну. Ложиться раньше полуночи не имело смысла, поскольку все равно пришлось бы ворочаться с боку на бок, прокручивая в мозгу предстоящую операцию. Так было всегда. В решающие моменты Игорю не удавалось отключить сознание и уснуть, отложив заботы на завтра. Такая уж у него была натура впечатлительная. Он знал, что, раскрутив Вячика на бабки, потом еще долго будет мучиться угрызениями совести. Душа заранее была не на месте.

Выпить, что ли? Игорь посмотрел на часы. Было начало десятого. Самое время взять бутылку, устроиться перед телевизором и выбросить невеселые мысли из головы. По этому рецепту живет подавляющее большинство одиноких мужчин. Чем же Игорь Красозов хуже? Или лучше – это в зависимости от того, как сформулировать вопрос.

Он уже собирался выйти из номера, когда до его слуха донеслась приглушенная мелодия «Одинокого пастуха». Это звонил мобильник, приобретенный специально для связи с родителями. Номер знали только они. В целях безопасности Игорь постоянно покупал новые телефоны и менял чип-карты.

– Да, – сказал он в микрофон.

– Сынок, почему ты не берешь трубку? – прокричала мать таким голосом, словно перед этим взбежала по ступенькам на свой третий этаж. – Звоним, звоним, а ты не отвечаешь. Разве так можно? Я думала, у меня сердце не выдержит.

Родители у Игоря были старенькие, беспокойные. Он врал им, что никак не осядет на одном месте, потому что якобы ищет такую работу, чтобы немедленно обзавестись квартирой, а затем и семьей. По своей наивности папа и мама верили своему единственному сыночку. Волновались за него, уговаривали вернуться домой и жить втроем, как прежде. Игорь отнекивался. Так продолжалось достаточно долго, поэтому он не ожидал подвоха, когда, поболтав о том о сем, мать неожиданно спросила:

– Скажи, Игорек, ты сейчас где работаешь?

– В настоящий момент нигде, – ответил он, лихорадочно продумывая легенду. – Вчера уволился из салона торгового оборудования. Там, мама, директор еще тот жулик. Я испугался, что он впутает меня в какие-то свои махинации, и решил держаться подальше.

– Вот и правильно, – одобрила мать. – Папа тоже кивает, он наш разговор слушает.

– Передавай ему привет, – улыбнулся Игорь.

– Саша, тебе привет… И папа тоже передает тебе привет, сынок.

– Я, как только устроюсь на новое место, сразу вам сообщу, мама.

– Не надо никуда устраиваться, – испугалась мать. – Это как раз хорошо, что ты свободен. Помнишь, какой завтра день?

Игорь хлопнул себя по лбу:

– Ого, чуть не забыл!

– А вот мы, сынок, никогда не забываем про твой день рождения. Обязательно отмечаем вдвоем. Я пирог пеку, папа настоечку особую на стол выставляет. Сидим вдвоем, тебя маленького вспоминаем. А еще день, когда ты родился…

– В тот день я был самым счастливым человеком на свете! – прокричал отец, прорвавшись к телефону.

– Я тоже была счастлива, хотя и намучилась с тобой очень, – продолжала мать, и по ее голосу было слышно, что она улыбается. – Знаешь, а ты ведь родился голубоглазым, Игоречек. Глазки голубые, а волосики черные. Я думала, ты вырастешь похожим на Алена Делона, был в наше время такой французский актер знаменитый…

«А я вырос жуликом и подлецом», – с горечью подумал Игорь.

– Да, я помню, ты рассказывала, – произнес он.

– Так вот… – Мать запнулась. – О чем это я?

– О Делоне, – напомнил Игорь.

– При чем тут Делон?! Вспомнила! Ты должен непременно приехать домой, сынок. Это будет особенный день рождения. У нас с папой для тебя царский подарок.

– Подарок?

– Скажи ему, – потребовал далекий отцовский голос.

– В общем, сынок, мы насобирали денег, – торжественно произнесла мать. – Завтра покупаем тебе квартиру.

– Двухкомнатную! – прокричал отец.

– Двухкомнатную, Игорек. У нас были кое-какие накопления, а кроме того, мы продали дачу, гараж и машину…

– Да зачем же?! – воскликнул Игорь.

– Затем, что тебе пора обзавестись собственным гнездышком, сынок, – строго сказала мать. – Хватит мотаться по свету. Тебе нужна семья, постоянная работа, крыша над головой. Да и нам будет спокойнее, когда ты будешь рядом. Мы ведь не вечные…

– И здоровье у нас не железное, – вставил отец.

– Ты у нас поздний ребенок, Игорек, – вздохнула мать. – И единственный. Без тебя мы долго не протянем. Коптим небо, коптим, а что толку? Цель нужна, смысл. Внуков нянчить, тебя опекать…

Игорь хотел что-то ответить, но не смог. Не только потому, что не нашел нужных слов. Просто в горле образовался удушающий комок, мешающий говорить.

Он живо представил себе родителей. Учитывая важность момента, они сейчас не сидят, а стоят. Телевизор не выключен, а лишь обеззвучен, комната залита тусклым сероватым светом экономных китайских лампочек. На столе две чашки с остатками чая, полуразгаданный кроссворд, двое очков, томик Чехова с закладкой из конфетной обертки. Мама в теплом халате, надетом поверх кофты, чтобы было теплее. Отец совсем седой, со встрепанными волосами и подслеповатыми глазами.

Сблизив головы возле старенького мобильника, они дожидаются ответа от единственного сына. Того, который родился с голубыми глазами и на некоторое время сделал их счастливыми. Придал смысл их не слишком радостному существованию.

Вспомнилось Игорю, как часто он обманывал родительские ожидания, огорчал маму и сердил отца. А теперь они позаботились о нем, собрали деньги, чтобы обеспечить великовозрастного сыночка жильем, тогда как он пальцем о палец не ударил для того, чтобы скрасить их старость. Дешевые подарки, общие фразы, притворное участие.

Как же ненавидел себя Игорь в этот момент! Всей душой, всем сердцем. За все, что сделал, и за то, чего не сделал. В кого он превратился? Куда катится? Как собирается жить дальше? Ведь заранее известно, чем все закончится. Тюремные нары или мучительная смерть в каком-нибудь подвале. Жил-был такой Игорь Красозов и весь кончился. Не оставил после себя ничего. Ни имущества, ни детей, ни добрых воспоминаний. Зачем приходил в этот мир? А кто его знает. Просто так жил, просто так умер. Ни для кого, ни для чего.

– Спасибо, мама, – сказал Игорь, как только к нему вернулась власть над собственными голосовыми связками. – Вы… вы самые лучшие. Даже не знаю, как вас благодарить. Но я не могу принять такой подарок. Это слишком… слишком…

Он опять утратил способность говорить.

Трубку взял отец.

– Сын, – произнес он. – Мы с мамой твоей уже, к сожалению, не молоды. Прежде чем мы уйдем из жизни, мы хотим сделать все, чтобы ты ни в чем не нуждался. Это наш долг.

– Папа, не говори так! – страдальчески воскликнул Игорь.

Но отец его уже не слышал. В трубке снова зазвучал голос матери:

– В общем, мы ждем тебя, сынок. Хотелось бы увидеть тебя завтра. После обеда у нас будут все необходимые документы на квартиру. Вот и отметим всё вместе. И твой день рождения, и новоселье. Это будет настоящий праздник.

Как можно было отказаться? Да и зачем? Родители все решили за Игоря. Как в детстве. Было чертовски приятно снова почувствовать себя маленьким мальчиком, о котором всегда позаботятся папа и мама.

Попрощавшись, Игорь почувствовал, как в его глазах скопилось так много слез, что они вот-вот польются в три ручья. Он несколько раз ударил кулаком в стену. Физическая боль помогла справиться с душевными страданиями. Лизнув ободранную костяшку пальца, Игорь позвонил Вячику, сухо сообщил, что сделка отменяется, и, не слушая возражений, отключил мобильник.

Пить в тот вечер он больше не стал. Лежал и смотрел в потолок, по которому метались всполохи от автомобильных фар. Его губы то и дело складывались в непроизвольную улыбку. Он возвращался домой. Все плохое осталось позади.

III

Поезд в Артемов отправлялся только в полдень, поэтому все утро Игорь провел, скитаясь по городу. Жуя скользкие пельмени в кафе, он смотрел на прохожих и пытался угадать, куда и зачем они спешат. Наверняка все они ведут честную, правильную жизнь, их совесть чиста. Работают, любят, воспитывают детей, обустраивают свои жилища. Конечно, у каждого есть свои тревоги и горести, но на то они и люди. Зато никому из них не приходит в голову облапошить кого-то, а потом вздрагивать по ночам от каждого шороха, шума захлопнутой двери, далекой телефонной трели.

«Ничего, ничего, – думал Игорь. – Скоро и я буду жить так же. Для начала пойду работать хоть строителем, хоть сторожем, все равно. Или куплю дешевую машину и займусь извозом. Стану квартиру обставлять, родителей навещать, с какой-нибудь хорошей девушкой встречаться. Через год или два стану отцом семейства. И никаких муток, никаких кидняков. Трудовая копеечка, она нелегко достается, но зато дорогого стоит…»

От этих мыслей на сердце становилось тепло. Как будто там огонек разгорался, уютный и светлый. «Хорошо-то как, – думал Игорь. – Скорее бы домой!»

За час до отхода поезда он забрал вещи из камеры хранения и вышел на перрон, продуваемый сырым, холодным ветром. Люди хохлились, как воробьи, поднимали воротники и шмыгали носами. Игорь, сунув руки в карманы, стоял ровно и прямо. Все его многолетние страхи рассеялись чудесным образом. Он ехал к матери с отцом, у него был день рождения и великолепный подарок. Казалось, все желания, все мечты были близки к исполнению.

А потом зазвонил телефон. Тот самый, который предназначался для связи с родителями. В окошке высветилась надпись «Мапа» – так Игорь в детстве называл маму и папу. Должно быть, они решили поздравить его с днем рождения. Или уточнить время приезда.

– Алло, – сказал Игорь в трубку.

– Игорь Александрович?

Незнакомый мужской голос. Вежливый и какой-то «протокольный». Игорь внутренне сжался. Вот и пришло время платить по старым счетам. Кто-то из «клиентов» подал заявление в полицию. Интересно, как следователю удалось усыпить бдительность родителей? Это не сложно. Пожилые люди доверчивы. И не только пожилые. Игорь сам неоднократно пользовался их доверчивостью. Теперь стои́т, мокрый, как мышь, под своей курткой и молится, чтобы пронесло.

Не пронесет!

– Да, это я, – произнес Игорь, переборов искушение представиться каким-нибудь другим именем. – С кем имею честь?

Аристократический какой оборот речи ввернул! Прямо белогвардейский офицер в плену у красных. «Отдали бы честь, ваше благородие». – «Не могу-с, честь у меня одна. Отдашь – где другую возьмёшь…»

Все эти глупые соображения пронеслись в мозгу, как тени стрижей на асфальте. Вжик – и пусто.

– Моя фамилия Греховец. Звать Константином Эдуардовичем. Я следователь по делу… э-э…

Повисшая пауза порождала тяжесть, подобную той, которая случается, когда наползает грозовая туча и все никак не проливается дождем, а только мерцает изнутри молниями да невнятно бормочет.

– Плохо слышно, – сказал Игорь. – По какому делу?

Мелькнула идея еще раз пожаловаться на плохую связь, оборвать разговор и больше на звонки не отвечать. Нет, нельзя. Нужно знать намерения противника, чтобы планировать какие-то действия. Кроме того, родители небось в шоке, так что придется их успокаивать.

Игорь крепче стиснул мобильник.

– Когда вы последний раз были дома? – спросил Греховец.

Странный вопрос. Неожиданный.

– А что? – насторожился Игорь.

– Ответьте на вопрос, пожалуйста, Игорь Александрович. Это крайне важно.

– В прошлом… нет, в позапрошлом году. На Новый год. Второго или третьего января, точно не помню.

– И все? – настаивал следователь.

– И все. Да в чем дело-то?

– Вам необходимо приехать в Артемов.

Игорю внезапно захотелось к чему-нибудь прислониться, такая слабость его охватила. Этот разговор нравился ему все меньше и меньше.

– Вы могли бы передать телефон кому-то из моих родителей, Константин Евгеньевич?

– Эдуардович, – поправил Греховец. – Нет, к сожалению, выполнить вашу просьбу не могу.

– Почему?

Дожидаясь ответа, Игорь тупо смотрел прямо перед собой. Он не видел людей, не видел подошедшего поезда, не обращал внимания на моросящий дождь, не слышал гнусавого голоса, что-то талдычившего в репродукторы. Он находился там, но вместе с этим где-то далеко.

– Потому что, – донеслось до его слуха, – они мертвы. Я расследую убийство ваших родителей, Игорь Александрович. Выйти на вас было легко. Вы значились в мобильном телефоне покойной гражданки Красозовой как «Сынуля».

Невидимый тупой клинок вонзился в солнечное сплетение Игоря и стал поворачиваться там, наматывая на себя внутренности.

– Сынуля, – повторил он.

Повторил беззвучно. Голоса не было, хотя губы и язык шевельнулись.

– Вы меня слышите? – спросила телефонная трубка.

Если ее выбросить, то, возможно, окажется, что никто не звонил и ничего не сообщал. Вся эта жуть просто почудилась Игорю. Приснилась. Он и сейчас спит. Не случайно люди на перроне выглядят так странно.

Игорь отнял мобильник, посмотрел на него и вернул в исходное положение.

– Как они умерли? – спросил он деревянным голосом.

– Их убили, – ответил следователь Греховец. – Игорь Александрович? Где вы сейчас находитесь? Когда вы сможете приехать?

– Поезд прибывает в восемь утра.

– В таком случае погуляйте где-нибудь до девяти, договорились? Нет, лучше до половины десятого. Квартира опечатана. В девять тридцать я подъеду, мы с вами побеседуем и уладим все формальности. У вас есть ключ от квартиры?

– Есть, – выдавил из себя Игорь. – Как их убили? Кто?

Услышав последние слова, женщина с маленькой девочкой в шапочке с кошачьими ушками остановилась и оглянулась.

– Вы все узнаете на месте, Игорь Александрович, – заверил следователь.

– Я хочу знать сейчас, – произнес со сдавленной яростью Игорь и вдруг закричал: – Кто их убил? За что?

Женщина схватила девочку за руку и поволокла прочь, озираясь. Десятка два пассажиров уставились на Игоря – кто с испугом, кто с состраданием.

Осекшись, он тихо произнес: «Завтра в девять» – и выключил телефон.

Пока он разговаривал, дождь успел намочить асфальт перрона, он был черным, блестящим, в лужах отражалось серое небо. «Пусть бегут неуклюже…», – пропел издевательский голосок в голове. А потом: «К сожаленью, день рожденья…»

Это «к-сожаленью-день-рожденья» преследовало Игоря всю дорогу домой, где бы он ни находился и что бы ни делал: торчал в вонючем тамбуре, стоял в коридоре, уткнувшись лбом в холодное мутное стекло, валялся без сна на верхней полке, уставившись в темноту.

К сожаленью, день рожденья…

К сожаленью, день…

К сожаленью…

IV

Артемов встретил Игоря как старый родственник, которого уже почти не помнишь, а лишь угадываешь в его облике прежние черты. Здесь прошли детство и молодость, но именно что прошли – их больше не было, от них ничего не осталось. Только декорации от отшумевшего спектакля. На «бис» никого не вызвали. Отыграл свою роль – и до свиданья. Точнее, прощай.

Погрузившись в новенький автобус, гладкий и блестящий, как яичный желток, вылитый на сковородку, Игорь стал смотреть в окно, потому что это позволяло не заглядывать внутрь себя, где все болело, изнывало и корчилось. Ряды невысоких домов стояли вдоль дороги, подобно равнодушным встречающим, которым нет никакого дела до гостя. Последнее золото на деревьях успело подернуться ржавчиной, улицы были засыпаны влажной бурой листвой. Ее топтали ногами пешеходы и давили колесами машины. Повсюду, куда бы ни упал взгляд Игоря, сидели мрачные черные вороны. Он знал, зачем они здесь. И иногда отстраненно удивлялся тому, что способен сидеть на автобусном сиденье с абсолютно сухими глазами и прямой спиной.

Катя за собой чемодан, Игорь вошел во двор, сделавшийся непривычно маленьким из-за ведущейся внутри стройки, обнесенной зеленым забором. Оттуда струилась по асфальту рыжая глинистая жижа, напоминая о том, где скоро окажутся те, кого Игорь называл собирательным словом «мапа».

Он не задавался вопросом, кто их убил и за что. В данный момент это не имело значения. Гнева не было. Обрушившееся на Игоря горе было столь велико, что вытеснило все прочие эмоции своей тяжестью.

Сверившись с часами, он остался стоять во дворе, воскрешая призраки прошлого. Вон там стояла беседка, в которой Игорь тайком поигрывал в картишки с пацанами и пугался до потери пульса, когда мимо проходили родители. А вон возле тех гаражей он рыдал с поломанной ногой, глядя на бегущего к нему отца. А на этот балкон выходила мама, чтобы позвать его домой.

Игорь! Ужинать!

Воображаемый крик прозвучал столь отчетливо, что он невольно вздрогнул, а в следующий момент увидел приближающегося к нему следователя. Ошибки быть не могло: это был именно Греховец, весь из себя такой полицейский. Или прокурорский? Игорь не разбирался в подобных тонкостях. У него еще никогда не убивали родителей. «Все бывает впервые, – подумал он. – Но не всегда бывает второй раз».

Мысль едва не заставила его задергаться от едва сдерживаемого смеха. Наверное, это была истерика. Так ли это, Игорь точно не знал. Прежде у него не случалось истерик. Повода не было.

– Вы Игорь Александрович? – осведомился Греховец, не подавая руки. – Доброе ут… Гм! Здравствуйте.

– Здравствуйте… – поздоровался Игорь и, поднапрягшись, припомнил имя-отчество следователя. – Константин Юрьевич.

– Эдуардович. Пройдемте в дом.

Официальное приглашение резануло слух. Игорь послушно взялся за ручку чемодана, но с места двинулся не сразу.

– Они… там? – спросил он.

– Нет, конечно. – На лице Греховца промелькнула снисходительная усмешка, которую он тут же прогнал. – Тела покойных находятся в морге судебной экспертизы. Кстати, вам придется их опознать. Неприятная процедура, но ничего не попишешь.

Они вошли в подъезд, причем Греховец шел первым и безошибочно набрал код замка подъезда. Дверь в квартиру, сорвав с нее бумажку с печатью, он предложил открыть Игорю. Рука отказывалась повиноваться. Ключ долго не желал поворачиваться в замочной скважине.

Войдя в квартиру, Игорь ощутил множество запахов, среди которых было несколько совсем незнакомых. Один из них перебивал все остальные, вызывая спазмы в пищеводе.

По-журавлиному ступая на негнущихся ногах, Игорь вошел в зал и там его чуть не вывернуло. Метнувшись в туалет, он изверг из себя кислое месиво, а потом долго кряхтел и плевался, стараясь избавиться от вязкой слюны, протянувшейся от губ к унитазу.

– В ванную лучше не заходите, – предупредил Греховец, невозмутимо покуривающий возле открытой форточки. – Там… В общем, вам придется нанять кого-то для уборки. Сами вы вряд ли справитесь.

Игорь сходил в кухню, выпил воды из крана, вернулся в прихожую, хрустя осколками и черепками. Войдя в комнату, он увидел на полу контур человеческого тела, разбросанные как попало вещи и упал на стул, предусмотрительно выдвинутый следователем.

– Это отец, я так понимаю, – хрипло произнес Игорь. – А мама… мать где?

– Ее убили в спальне, – пояснил Греховец. – Обоих перед смертью… э-э, допрашивали.

– Пытали.

– В общем-то так будет ближе к действительности.

– Деньги искали, – заключил Игорь, стараясь не смотреть на меловой рисунок.

– Откуда вам это известно? – оживился Греховец.

– А что же еще? Не семейные же фотографии.

Игоря поразило, как цинично он это произнес. Но по-другому не получалось. Такова была защитная реакция. Броня, позволяющая облегчить боль от соприкосновения с беспощадной действительностью.

– Да, действительно. – Поскучневший следователь выбросил окурок в форточку и расположился рядом с Игорем. – Деньги, деньги, деньги. Люди гибнут за металл… Не помните, кто это сказал?

– Нет. От меня сейчас что требуется?

– Я задам вам несколько вопросов, Игорь Александрович. Потом вызову машину и мы отправимся на опознание. Ну и наконец нужно будет оформить все сказанное вами в протоколе.

– Мне нечего рассказывать, – хмуро произнес Игорь.

– Понимаю, – кивнул Греховец. – Не обижайтесь, но я буду вынужден попросить вас указать, где вы находились накануне… э-э, ограбления.

– Железнодорожного билета будет достаточно?

– Вполне.

– Вот он.

Порывшись в карманах, Игорь вручил следователю билет. Поговорив еще немного, они перешли в спальню, где меловой контур отсутствовал, поскольку, как было видно по смятому покрывалу, маму пытали и убили на двуспальной супружеской кровати.

– Я не вижу крови, – глухо произнес Игорь, голос которого звучал так, словно он говорил сквозь плотную тряпку.

– Преступники проявили предусмотрительность, – охотно пояснил Греховец. – Прежде чем стрелять, они надевали на головы жертв пакеты. Такие черные, что для мусора используют, знаете? Чтобы кровь и мозговое вещество не забрызгали одежду. А стреляли, скорее всего, из пистолета с глушителем, так что соседи ничего не слышали.

– Как же их обнаружили? – спросил Игорь.

– Небрежность. Обыкновенная небрежность, Игорь Александрович. Покидая квартиру, преступники случайно сдвинули с места половичок, и он не позволил двери захлопнуться. Соседка с шестого этажа заметила и полюбопытствовала. Сейчас она в кардиологическом отделении находится. Инфаркт.

Продолжая говорить, Греховец открыл форточку и приготовился закурить. Игорь попросил его этого не делать. Ему это показалось чем-то вроде святотатства. Они находились в комнате, где мучили и убивали его мать. Она не переносила табачного запаха. В отрочестве Игорю стоило большого труда сохранять в тайне свое пристрастие к сигаретам.

Повертев пачку в руках, Греховец спрятал ее в карман и сухо спросил:

– Скажите, Игорь Александрович, какой суммой, по вашим прикидкам, могли располагать поко… э-э, ваши родители?

– Точно не знаю, – ответил Игорь. – Но деньги у них были. Недавно они продали машину, гараж, дачу.

– Вот как? – следовательский глаз сверкнул внезапным интересом. – С какой целью?

– Собирались мне квартиру купить. Сегодня. У меня день рождения.

– Поздравляю, – кивнул Греховец. – Если это уместно.

– Не уместно, – отрезал Игорь.

С этого мгновения их отношения сделались подчеркнуто прохладными. Игорь об этом не жалел. Он жалел совсем о другом. О том, что случилось с его родителями, пока он находился далеко. И это было непоправимо.

V

По ночам никакие ужасы Игорю не снились и не мерещились, хотя спать он ложился совершенно трезвым. А вот при свете дня – при свете сумеречном, бесцветном, осеннем – случалось всякое. Например, разбирал он вещи, что-то раскладывая по полкам, а что-то готовя к выносу из квартиры, как вдруг сам собой включался телевизор и начинал петь любимую мамину песню про лаванду, горную лаванду. Или, сунув руку в шкаф, Игорь натыкался на чьи-то холодные пальцы, которых потом там, разумеется, не оказывалось. Все это ужасно действовало на нервы. Как и постоянное присутствие в квартире родственников, знакомых или вовсе посторонних людей.

Все они считали своим долгом выразить Игорю соболезнование и сообщить ему, что его родители были замечательными людьми. Он кивал и благодарил, а сам ждал, когда они все наконец уйдут. Хотя без их участия он вряд ли справился бы. Похороны и все сопроводительные процедуры совершались как бы без личного участия Игоря Красозова. Его куда-то возили, он что-то подписывал и платил какие-то деньги. Потом в прихожей возникли венки, во дворе – автобус, а на кладбище – свежевырытые могилы и деловитые парняги с лопатами.

«Земля им пухом, – звучали тосты на поминках, – за Юлечку и Сашеньку… светлая им память…

Игорь глотал водку, как воду, не закусывал и не пьянел. Покинув арендованное кафе, он старательно попрощался со всеми, твердой поступью отправился домой, а там упал рядом с диваном, отключившись чуть ли не на целые сутки. Придя в себя, он, два или три дня беспробудно пил, беседуя с собой и своим зеркальным отражением. Иногда, спохватившись, названивал следователю и, с трудом ворочая языком, допытывался, когда будут пойманы убийцы.

– Вот что, Игорь Александрович, – не выдержал Греховец. – Прекратите сюда звонить да еще в нетрезвом состоянии. Я, конечно, сочувствую вашему горю, но если вы не уйметесь, то вынужден буду принять меры.

– Какие? – дерзко поинтересовался Игорь.

– Необходимые, – туманно ответил следователь.

Это прозвучало очень отрезвляюще. На следующий день Игорь купил не водки, а только лишь пиво, которое употреблял весьма умеренно, чтобы опять не сорваться. Хорошо, что о пропитании не приходилось заботиться: в доме нашлись и консервы, и крупы, и картошка, и даже сухая колбаска с сырной нарезкой. Правда, не всякий кусок лез в горло. Например, открыв к чаю абрикосовое варенье, Игорь потом долго давился слезами, причитая «мама, мамочка».

Прикончив родительские запасы, он не стал их пополнять. Запасся маслом, молочными продуктами, хлебом, овощами. А еще приобрел целый ворох прессы, чтобы было чем убивать время. Телевизор Игорь недолюбливал, за компьютер его не тянуло, книжные тексты не лезли в голову. Газеты и журналы с кроссвордами – то, что надо.

Вернувшись домой из универсама, Игорь плотно пообедал свежесваренным супом и завалился на диван. Какая-то часть его ныла, что слишком рано он утешился, но Игорь прогонял подобные мысли, как назойливых мух. Что толку сидеть, уставившись в одну точку, и скрипеть зубами? Какой смысл посыпать голову пеплом или рвать на себе волосы? Родителей не вернуть. Отныне они там, где рано или поздно все мы будем. Туда не доходят звонки, эсэмэски и электронные письма. Но некая связь существует. Незримая, неслышная, неосязаемая. Временами Игорь ощущал присутствие отца и матери так явственно, словно они приближались к нему или тихонько сидели в соседней комнате.

Подобное чувство посетило его, когда он раскрыл яркий журнальчик с пышной блондинкой на обложке. «Не это», – прошелестело в тишине.

Игорь отложил журнал и, поколебавшись, выбрал одну из газет. Это было местное издание, не тонкое и не толстое, с непритязательным названием «Вечерний Артемов». Развернув газету, Игорь немного пошелестел страницами и замер. Его взгляд наткнулся на рубрику криминальной хроники, где была помещена статья «Почерк нелюдей». Речь там шла о родителях Игоря, зашифрованных как «семья К». Но не только о них.

Кусая губы, Игорь прочитал, что, оказывается, в городе уже несколько месяцев орудует банда, совершившая уже четыре подобных преступления. Красозовы были не первыми жертвами убийц и, надо полагать, не последними. Во всех четырех случаях они действовали совершенно одинаково: пытки, пакеты на головы, выстрелы в упор из пистолета с глушителем.

Дойдя до фамилии автора статьи, Игорь перевернул газету и стал искать телефоны редакции. Его руки мелко дрожали.

VI

Редакция «Вечернего Артемова» находилась в многоэтажном здании, похожем на раскрытую книгу, поставленную на попа. На стенах и прямо в окнах были вывешены баннеры с названием фирм, размещавшихся внутри. Они были слишком яркими для промозглой серости, царившей вокруг. Конфетные фантики на обшарпанном заборе.

Внутри было темно, пахло борщом и почему-то больницей. Заметив вахтера, застывшего в коконе желтого света настольной лампы, Игорь мысленно похвалил себя за привычку постоянно ходить с паспортом. Привычка появилась после того, как его пару раз задержали для выяснения личности и промурыжили в полицейском «обезьяннике» достаточно долго, чтобы туда больше не хотелось попасть никогда в жизни.

Зарегистрировавшись в журнале посетителей, Игорь зашел в допотопный лифт, похожий на клетку, и поехал на третий этаж.

Длинный коридор был безлюдным, хотя на одном из подоконников дымился окурок в банке из-под зеленого горошка. Побродив вдоль дверей, Игорь нигде не обнаружил вывеску «Вечернего Артемова». Тогда он пошел в обратном направлении и увидел высокую девушку, вышедшую в коридор с телефоном и дымящейся чашкой. На ней был желтый свитерок и клетчатая юбка, как бы приглашающая сыграть в шахматы. Узкие черные сапоги казались продолжением колготок. Концы светлых волос завивались над плечами.

Дождавшись, пока девушка договорит по телефону и поднесет к губам чашку, Игорь приблизился и спросил, где находится редакция газеты.

– Какой именно? – поинтересовалась она, глядя на него поверх золотого ободка.

Глаза у нее были бледно-голубые, с крохотными точечными зрачками. Губы, вернее помада, – розовая.

– «Вечерний Артемов», – сказал Игорь.

– А какое у вас дело? – спросила она.

– Мне нужна… – Он сверился со шпаргалкой. – Тамара Виткова.

– Зачем?

В другое время его бы уже разозлил этот допрос, но уж больно девушка была хороша.

– Я хочу обсудить с ней ее статью в газете, – пояснил Игорь. – «Почерк нелюдей».

– Для чего это вам?

– Надо. Так вы подскажете мне, как найти редакцию?

– Она здесь.

Девушка кивнула на дверь напротив окна, возле которого они стояли.

– Странно, – сказал Игорь. – Вывески нет.

– Мы переезжаем этажом выше.

– Понятно. Спасибо.

Больше говорить было не о чем, поэтому Игорь отвернулся и приготовился взяться за дверную ручку.

– Минутку, – прозвучало за его спиной.

– Да? – Он обернулся.

– Витковой там нет.

– А где она?

– Она может быть где угодно. Ей совсем не обязательно сидеть на рабочем месте. Она свободный журналист.

– Но кто-то ведь знает ее координаты?

– Кто-то знает, – согласилась девушка, опустила чашку и сделала шаг к двери.

Игорь посторонился. Они были одинакового роста, поэтому девушка казалась выше. Ее духи пахли карамелью.

– Может быть, вы в курсе? – предположил Игорь.

– Может быть, – сказала девушка, протянув руку к двери. – Только зачем вам Тамара Виткова? Она никаких опровержений писать не станет.

– При чем тут опровержения? Я ищу ее, чтобы поговорить об этих убийствах с пытками.

Девушка потянула на себя дверь.

– Интересней темы нет?

– Нет, – сказал Игорь. – Моих родителей убили. Про них идет речь в статье. Семья К. Это Красозовы. Я тоже Красозов.

Девушка захлопнула дверь:

– Надеюсь, это не шутка?

– Такими вещами разве шутят?

– Вы плохо знаете людей, если задаете такие вопросы, – сказала девушка. – Я Тамара. Тамара Виткова. – Она опустила глаза. – Жаль ваших родителей. У вас есть какие-то дополнения? – Она посмотрела Игорю в глаза. – Может быть, всплыли новые подробности?

– Я у вас хотел спросить, – сказал он.

Тамара медленно повела головой из стороны в сторону:

– Мне мало известно. Все, что удалось раскопать, я изложила.

– Мои родители были четвертыми по счету, – сказал Игорь. – Насколько я понимаю, преступники все еще на свободе и, скорее всего, замышляют новый налет. А полиция, как водится, своими делами занимается. Что им расследование? На нем не разбогатеешь…

– Вы намереваетесь самостоятельно найти убийц? – спросила Тамара.

– Для начала я хотел бы просто поговорить с родственниками других погибших. Возможно, всплывет какая-то общая деталь.

– И что тогда?

– Сообщу об этом следователю, – сказал Игорь, глядя в бледно-голубые глаза журналистки. – Это поможет ему выйти на убийц. Родители… – Он сглотнул. – Они у меня старенькие были. И одинокие. А эти звери их пытали. – Игорь быстро отвел взгляд, чтобы скрыть выступившие слезы. – Таким нельзя на свободе… Их нужно обязательно… обязательно…

Осекшись, он сгреб воздух в кулак.

Тамара молча смотрела на него.

– Я их мапой звал, – тихо произнес Игорь. – Это значит мама и папа. Они мне подарок на день рождения приготовили. А я не успел.

Она по-прежнему молчала.

Резко развернувшись, он пошел по коридору. Ее голос настиг его на третьем или четвертом шаге:

– Эй! Как вас?

Он обернулся:

– Игорь.

– Не торопитесь, Игорь, – сказала Тамара. – Я дам вам адреса. И свой телефон. Если удастся выяснить что-то, вы мне сообщите?

– Конечно, – воскликнул он, возвращаясь быстрой походкой.

– Обещаете?

– Честное слово!

– Хм. – Тамара смерила его взглядом с головы до ног и обратно. – Что, честному слову еще можно верить в этом мире?

– Лично я не верю, – признался Игорь. – Но иногда хочется.

– У меня сейчас именно такой случай, – усмехнулась Тамара. – Ждите.

«Красивая девушка, – снова подумал Игорь, когда она скрылась за дверью. – Конечно, не одинока. Кто-то спит с ней, шутит, ругается. Видит ее в ночной рубашке или закутанную в полотенце… или совсем без ничего. Хотел бы я очутиться на его месте. Черт, не о том думаю, не о том!»

Мысленный окрик подействовал, но ненадолго. Игорь опять стал думать о Тамаре Витковой, и мысли его не имели ничего общего с романтикой.

Он ее хотел. Без свечей, роз и шампанского. Как мужчина хочет женщину.

VII

Тамара отлично разбиралась в мужских взглядах. Безошибочно определяла, чего от кого ждать. Благодаря этому ей всегда удавалось совмещать приятное с полезным. Приятным (или хотя бы относительно приятным) бывал секс: местами и временами. А за право обладать Тамарой мужики должны были приносить пользу. Как муравьи. Потому что среди тамариных приоритетов секс не входил в первую десятку. Есть – хорошо, нет – обойдемся.

В молодости ей нравились парни мечтательные и ласковые, желательно, разговорчивые. Такие не сразу начинали запускать руки под юбку или за пазуху, а могли долго произносить красивые слова, цитировать великих людей, декламировать стихи или просто хвастаться. В постели они, как правило, иссякали очень быстро, а потом закладывали руки за голову и принимались трепать языком. Юную Тамару это вполне устраивало. Ей хватало одного, максимум, двух раз за свидание. И чтобы ее не слишком рьяно мяли и тискали. Она очень заботилась о своей фигуре.

Свой первый оргазм она пережила в двадцать три года, случайно спутавшись с одним красавчиком южных кровей. Он был первым мужчиной, сумевшим доставить Тамаре настоящее удовольствие, однако продержался рядом пару месяцев, не больше. Если не брать в расчет интимную близость, то проку от него не было. Ни подарков, ни протекции, ни перспектив. Физиология. Но у тела имеется масса других потребностей, удовлетворять которые можно всевозможными способами.

А еще у людей есть амбиции.

Что касается Тамары, то пределом ее желаний, разумеется, была не колонка криминальной хроники в местной газетенке. Она видела себя известным и влиятельным репортером столичных изданий. Может быть, даже зарубежных, почему бы и нет? Все данные для этого у Тамары имелись: броская внешность, острый ум, несгибаемая воля, выдержка, умение правильно оценивать ситуацию.

А еще полнейшая беспринципность, без которой высоко по социальной лестнице не поднимешься.

Вместо того чтобы тратить время на смазливых и глупых ровесников с папиными авто и съемными квартирами, Тамара встречалась со старшим следователем областной прокуратуры Бастрыгой. Это был довольно постный мужчина с ранними залысинами и тусклыми глазами неопределенного цвета. Тамара как бы считалась его невестой. Ключевыми словами были здесь как бы и считалась. Всерьез его кандидатура в качестве будущего мужа не рассматривалась. Леонид Ильич Бастрыга был полезен в других качествах. Во-первых, благодаря ему Тамара постепенно протискивалась в достаточно узкий круг Артемовской элиты. Во-вторых, Бастрыга снабжал ее бесценной и эксклюзивной информацией, благодаря которой она выделялась на общем бледном фоне местной журналистики.

Тамара полагала, что уже вытянула свой счастливый билет. Статьи о серии зверских убийств и грабежей в городе не могли пройти незамеченными в общенациональных масс-медиа. Чтобы не пускать дело на самотек, Тамара разослала копии статьи во все крупнейшие издания и телеканалы столицы. К ним прилагались фотографии автора: продуманный макияж, деловой костюм, красиво уложенные волосы. Отбирая снимки, Тамара не забывала, что они призваны возбуждать любопытство мужчин, но не должны раздражать женщин.

Пока что откликов на эти послания не пришло, но это был вопрос времени. К тайной радости Тамары банда была неуловима, следовательно, рано или поздно крови будет пролито достаточно, чтобы привлечь внимание столицы. Количество, так сказать, перерастет в качество. И тогда Тамара Виткова окажется на коне. Она в этом не сомневалась. Еще одним положительным качеством ее натуры являлся оптимизм. Тамара не просто верила в то, что преуспеет, она это знала.

Конечно, ей стало жалко молодого человека, потерявшего родителей. Такой доверчивый, такой наивный. Сущий ребенок в облике взрослого мужчины. Ходячее недоразумение. Но при этом полезное недоразумение. Например, можно состряпать душещипательное эссе о его переживаниях на фоне бездеятельности полиции. Или же, если Красозову (а заодно и Тамаре) повезет, то он действительно нападет на след убийц. Тогда сенсация обеспечена.

Вручая визитеру адреса, Тамара удостоверилась, что он правильно ввел в свой мобильник ее номер телефона. «А что если поднять ему настроение? – мелькнула шальная мысль. – Отвести в укромный уголок на лестничной площадке и отдаться ему там. Стоя. Не раздеваясь. Ну, почти не раздеваясь. От меня не убудет, а человеку приятно. Нет, нельзя. Случайные связи до добра не доводят. Да и давать волю желаниям нельзя. Поддашься эмоциям один раз, поддашься второй и покатишься по наклонной плоскости, вместо того чтобы карабкаться вверх».

– Игорь, – сказала Тамара, прикоснувшись к плечу Красозова, – я поверила вам и хочу, чтобы вы доверяли мне.

– Конечно, – воскликнул он, хлопая глазами.

Высокий, смугловатый, с узким тазом и широкими плечами. Как раз в Тамарином вкусе. Она не удержалась от искушения снова дотронуться до его плеча и, говоря, как бы машинально одергивала на нем куртку.

– Когда выясните что-нибудь, Игорь, непременно поставьте меня в известность. Я помогу вам, чем смогу. У меня есть опыт, связи. Договорились?

– Договорились, Тамара.

– Обещаете?

– Обещаю, – кивнул Игорь. – Слово даю.

– Это уже второе. – Тамара шутливо погрозила ему пальцем. – Не разбрасывайся словами… Ой! Я нечаянно перешла на «ты».

– Ничего страшного. – Он улыбнулся. – Я и сам хотел.

Это «хотел» приятно царапнуло подсознание. Расставшись с Игорем, Тамара некоторое время пребывала в состоянии приподнятом и беспокойном. Нечто подобное случалось с ней, например, в школе, когда она влюблялась в старшеклассников. Или перед первым свиданием. Или в тот день, когда твердо решила, что сегодня утратит невинность.

Вернувшись домой, Тамара долго лежала в ванне с горячей водой, представляя себе картинки, содержанием которых она не стала бы делиться с окружающими. Потом долго и тщательно занималась своим телом, лицом и волосами, испытывая почти эротическое наслаждение от сознания того, какой свежей и красивой она становится.

Ближе к вечеру Тамара позвонила Бастрыге и спросила, не задерживается ли он. Узнав, что нет, заказала ему кое-какие продукты и бутылку чилийского вина. Она разговаривала с любовником сухо и холодно, не желая показать ему, что соскучилась. Мужчин нельзя баловать. Их нужно держать в узде, иначе они начинают своевольничать и позволять себе лишнее.

За этими делами незаметно стемнело, пришлось включить свет. Тамара сделала это абсолютно голая и только потом задернула шторы. Ее приятно будоражила мысль, что кто-то мог видеть ее из дома напротив, пока она шла к окну. Она вся была как наэлектризованная.

К приходу Бастрыги она выпила две чашки кофе и оделась так, словно собиралась на работу, только колготки не натянула, заменив их единственными чулками на липучках, имевшимися в ее гардеробе. Он удивился, застав ее в таком виде.

– Ты уходишь?

– Нет, – ответила Тамара. – Была намечена одна встреча, но она отменилась.

– Встреча? – переспросил Бастрыга. – С кем?

– Один симпатичный молодой человек.

Он испытующе взглянул на нее. Она вызывающе улыбнулась.

– Странная ты какая-то сегодня, – буркнул Бастрыга.

Он уже повесил мокрый плащ и разулся, оставшись в костюме и домашних тапочках.

– Ревнуешь?

– С какой стати?

Пожав плечами, Бастрыга хотел пройти в комнату, но Тамара схватила его за рукав:

– Подожди. Поцелуй меня.

Он удивленно посмотрел на нее, но подчинился. Тамара впилась в его губы, прижавшись к нему всем телом. Поскольку она была в сапогах, ей не пришлось привставать на цыпочки.

– Пойдем в спальню, – глухо произнес Бастрыга, когда немного отдышался.

– Нет, – возразила она. – Я хочу здесь.

– Но это неудобно.

– Никто тебя не заставляет.

Усмехаясь, Тамара толкнула его в плечи. Он отступил на шаг и тут же набросился на нее, проделав все именно так, как она и хотела: быстро, грубо, беспорядочно, страстно. От избытка чувств Тамара даже вскрикнула, а Бастрыга совсем запыхался и изнемог, потому что ему пришлось стоять и двигаться на полусогнутых ногах. Но ему тоже понравилось, потому что, выйдя из ванной, он заявил, что им надо чаще экспериментировать.

– Еще чего! – поморщилась Тамара. – Ты не в борделе.

Она давно забыла, что квартиру ей купил Бастрыга, и считала, что находится на своей жилплощади, а он приходит в гости. В какой-то мере так и было, потому что он часто ночевал у родителей, где у него имелся собственный кабинет. Тамара не возражала. Она ценила свободу и уставала от постоянного общения с одним и тем же мужчиной.

И ей очень не понравилось, когда за ужином он спросил:

– Так про какого симпатичного человека ты мне хотела рассказать?

Тамара высокомерно вскинула бровь:

– Я? Хотела?

Бастрыга неспешно прожевал кусок, вытер губы, отложил салфетку и заговорил:

– Томочка, ты взрослая девушка и вправе иметь личную жизнь. Я не возражаю. Но, если ты предпочитаешь жить самостоятельно, то будь, пожалуйста, последовательной. Собери вещи, помаши дяде ручкой и отправляйся в самостоятельное плавание.

– Никуда я из своей квартиры не пойду! – заявила Тамара.

Бастрыга бесстрастно уставился на нее:

– Почему ты решила, что эта квартира принадлежит тебе, дорогая?

От того, как было произнесено слово «дорогая», на сердце у Тамары не потеплело.

– Ты сам мне ее подарил, – произнесла она с некоторым сомнением, которое породил в ней любовник.

– Да, но документы находятся у меня, – сказал он, наливая себе вина.

Это был шах и мат. Тамара не собиралась возвращаться к родителям или мыкаться по съемным квартирам. Ей вообще не улыбалась перспектива остаться без покровителя и существовать на собственные крайне скудные средства. Нужно было срочно исправлять положение. Эта партия была проиграна. Оставалось лишь признать свое поражение и пойти на попятную, правда, не теряя лица и достоинства.

– Что за манеры, Леня! – скривилась Тамара. – Бокал дамы пуст, а ты даже не замечаешь?

Взявшись за бутылку, Бастрыга бегло улыбнулся, прежде чем слово в слово повторить тот вопрос, из-за которого возник конфликт:

– Так про какого симпатичного человека ты мне хотела рассказать?

Это было предложение начать все сначала, и Тамара поспешила его принять:

– Сегодня ко мне обратился Игорь Красозов, – начала она.

По лицу Бастрыги пробежала тень.

– Родственник тех самых Красозовых? – спросил он.

– Да, – подтвердила Тамара. – Сын.

– Что ему от тебя надо?

– Ему попалась статья, которую я написала про ограбления. Игорь Красозов решил отыскать три остальные семьи и порасспрашивать их о случившемся…

– Черт знает что такое! – Бастрыга отодвинулся от стола так порывисто, что вино пролилось на стол, оставив рубиновые лужицы. – Только доморощенного сыщика нам не хватало! А ведь я просил тебя не затрагивать эту тему, Томочка! Тебе других убийств мало?

– Мало! – подтвердила Тамара, отлично усвоившая, когда мужчинам следует уступать, а когда можно поупираться. – Ты же знаешь, как мне важно выделиться. Это был мой шанс.

– По правде говоря, я жалею, что ввел тебя в курс дела.

– Почему? Что плохого в том, что меня разыскал этот Красозов? Он совершенно не опасен, уверяю тебя, Леня.

Бастрыга встал, сделал несколько шагов по комнате и вернулся на место. Одним глотком допив вино, он сказал:

– Я тоже так считаю. Тем не менее меня это настораживает.

– Да ты просто ревнуешь! – рассмеялась Тамара.

Она вспомнила, как в ней возникло неожиданное и безрассудное желание отдаться Игорю Красозову на лестничной площадке, и ей стало весело. Знал бы любовник, кого она себе представляла на его месте, пока он усердствовал, ублажая ее в прихожей!

– Возможно, – признался Бастрыга, хмурясь. – Ты вот что, Тома, дай мне телефончик этого Игоря. Хочу проверить по базе данных, что он за фрукт.

Тамара помедлила. Подчиниться? Сказать, что у нее нет номера?

Внутренняя борьба длилась недолго.

– Пожалуйста, – пробормотала Тамара, включая мобильник.

А сама подумала: «В следующий раз, Ленечка, стоя меня поимеешь не ты, нет, не ты!»

VIII

Удивительно, как много хранит наша память ненужных, казалось бы, подробностей и мелочей! Отправившись в путешествие по некогда родному Артемову, Игорь то и дело натыкался взглядом на приметы прошлого, вспоминая вещи, которые воскрешали образы былого. Вот здесь он поджидал свою первую любовь, пряча за спиной букет дурацких тюльпанов, наполовину осыпавшихся еще до того, как были вручены. А здесь он пытался бежать от милиционеров, но был настолько обкурен, что упал и пришел в себя только в отделении. Этот сквер был излюбленным местом прогулок студенческой компании Игоря. В этом кинотеатре он смотрел все новинки, выпросив деньги у родителей…

Ах, папа и мама, мама и папа! Как же одиноко без вас на этом свете. Пока они были, Игорь всегда знал, что есть люди, которым он не безразличен, которые всегда примут его, приласкают, накормят и поймут, что бы он ни совершил. А теперь он остался совсем один. Не на кого рассчитывать, некому жаловаться, не у кого спросить совета.

И кто-то должен был за это ответить. За ту боль, одиночество и безысходность, которые поселились в душе Игоря.

Первый адрес находился совсем рядом с центром, так что дорога туда заняла минут двадцать. Игорь шел пешком, освежая голову и легкие после многодневного затворничества в четырех стенах. Перейдя трамвайные пути, он углубился в тесные дворики, в которых все выглядело так же, как в былые времена… Нет, тогда не было такого количества дорогих иномарок, граффити на стенах и пестрого мусора, разбросанного повсюду.

Найдя нужный подъезд, Игорь поэкспериментировал с затертыми кнопками замка и проник внутрь. Открыла ему тощая женщина лет сорока, по какому-то недоразумению сохранившая легкомысленную прическу, которую носила в девичестве. Она не спросила «кто там», а просто распахнула дверь и вопросительно уставилась на Игоря. Его ноздри уловили запах густого перегара.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровался он. – Я вот по какому вопросу…

И развернул перед женщиной газетную страницу с заголовком «Почерк нелюдей».

– И что? – спросила она, покосившись на газету.

– Моих тоже, – неловко выговорил Игорь. – Мы как бы товарищи по несчастью.

– Выпить хочешь, товарищ по несчастью?

– Не могу. Мне еще к остальным наведаться надо. Кто со мной говорить станет, если я пьяный заявлюсь.

– И то так, – согласилась женщина. – А я выпью, потому что мне идти никуда не надо. Проходи.

Расположились они в тесной кухоньке, заставленной пустыми и полными бутылками. Женщина, представившаяся Милой, хватила полстакана и моментально окосела до такой степени, что предложила спеть вместе какую-нибудь хорошую песню. «В другой раз», – пообещал Игорь и приступил к расспросам, торопясь успеть, пока Мила не опьянела окончательно.

Ее рассказ добавил одну существенную деталь к сложившейся картине серийных преступлений. Мать Милы и ее отчим намеревались перебраться в Артемов на постоянное жительство из деревни, где они до сих пор разводили свиней, индюков и держали пасеку.

– Короче, накопили денег и решили, что хватит с них деревенской жизни, – монотонно бубнила Мила, которую начало клонить в сон, несмотря на то, что время было еще совсем раннее. – Нагорбатились, наломались. Хотим, мол, провести последние годы в чистоте и покое. Присмотрели где-то объявление о продаже квартиры и прикатили. А я, признаться, повздорила с отчимом. – Мила подперла щеку кулаком и плеснула себе в стакан водки с таким едким запахом, что ассоциировался он не с застольем, а с вредным химическим производством. – Он меня стал за чекушку отчитывать, ну, я ему на дверь и указала. Я человек гордый.

– Понятное дело, – кивнул Игорь с глубокомысленным видом, а сам подумал, что, судя по запросам Милы, чекушкой там дело не ограничилось.

– Так вот, – продолжала она, – отчим за порог, и мать за ним. В следующий раз я их уже мертвыми увидела. Они квартиру сняли, посуточно. Там их и… – Мила изобразила выстрелы из воображаемого пистолета. – Денежки, естественно, тю-тю. А все из-за упрямства и гордости дурацкой.

– Конечно, – сказал Игорь, отметив, что себя Мила называет человеком гордым, тогда как подобное качество у других осуждает.

Ханжество – один из самых распространенных человеческих недостатков.

– Что за квартиру они собирались купить? – поинтересовался Игорь между делом.

Мила дернула тощими плечами в растянутой, сползающей футболке с графическим портретом то ли Мэрилин Монро, то ли Мадонны.

– Да что я, помню? – промямлила она, уставившись в стакан. – Какая теперь, нахрен, разница? Слушай, может, все же выпьешь малехо? Помянем мамочек наших дорогих. – Ее тон стал тошнотворно-слезливым. – Растили нас, растили…

На самом деле она произнесла последнее слово как «рóстили», с ударением на первом слоге.

Игорю сделалось тошно, как будто он заглотил пол-литра отвратительного водочного пойла.

– Не могу, – твердо сказал он, вставая. – Труба зовет.

– Трубы не зовут, а горят, – сострила Мила, сопроводив незатейливую шуточку визгливым смехом. – Оставайся, говорю. Я сегодня добрая. Угощу тебя не только водкой…

«А еще и селедкой», – добавил Игорь мысленно.

– Нет, извини.

Он решительно направился к выходу.

– Ну и катись, импотент несчастный! – завопила Мила ему вслед. – Ты же алкаш, я тебя насквозь вижу! Подшился, да? А корчишь из себя гордого!

Опять она о гордости заговорила. Больная тема для тех, кого одолевают всевозможные комплексы неполноценности.

Выскочив на улицу, Игорь некоторое время просто стоял на месте, глотая свежий воздух. Дышать им было так приятно после затхлой атмосферы Милиного логова. Игорю поневоле вспомнилось, как он сам пьянствовал в первые дни после похорон, и ему стало гадко. Это был не только стыд за свое поведение. Было неприятно осознавать, что политика двойных стандартов присуща и ему, Игорю. Когда пил он, это оправдывалось стрессом. Когда то же самое делала Мила, это вызывало в нем праведный гнев.

Не судите и не судимы будете. А если уж не получается, то судите себя в первую очередь.

Второй визит получился удачнее. Игорь встретился с молодоженами. Белесая, опухшая от слез девушка с траурной лентой в волосах все больше шмыгала носом и промокала глаза платочком, тогда как ее супруг довольно обстоятельно поведал, как погибли его тесть и теща.

Как и предвидел Игорь, их ситуация была очень похожа. Заготовленные на покупку квартиры деньги. Непонятно как проникшие в квартиру грабители. Скотч на ртах, чтобы заглушить крики. Зверские пытки. Мусорные мешки. Выстрелы в упор. Никаких зацепок.

Отличие состояло в том, что мать безутешной девушки прожила в коме почти два месяца.

– У нее пуля в мозгу сидела, – пояснил парень, поглядывая на всхлипывающую жену. – Врачи сразу сказали: никаких шансов. Но три дня назад она пришла в себя и позвала Валю. Бульону попросила. Куриного.

– И умерла-а-а! – разрыдалась безутешная Валентина. – Я побежала бульон варить, а она-а-а…

– Несчастье какое, – пробормотал Игорь, мучаясь от невозможности помочь чужому горю.

– А-а! – выла Валентина, уткнувшись в платок. – Как ты могла-а-а… Я даже не попрощалась с тобой, мамочка моя-а-аа!

– Вот, сижу теперь с ней, – буркнул парень, вставая. – Отпуск без содержания пришлось взять. – Он неловко приобнял плачущую жену. – Вы извините, Игорь, но лучше прервать наше общение. Сами понимаете…

– Понимаю, – подтвердил Игорь, кивая. – Один вопрос. У вас сохранился адрес квартиры, которую собирались покупать родители?

– Это сюрприз был. Свадебный подарок…

Последние слова совсем добили несчастную Валентину, так что Игорь был вынужден ретироваться. Адрес удалось выяснить в последнем пункте этого невеселого круиза. Правда, там пришлось довольствоваться беседой с соседями, потому что дети покойных улетели отдыхать в Турцию.

– Папка с мамкой в земле, а эти на песочке морском нежатся, – заключила со злостью Жанна Георгиевна – пожилая женщина, остановленная Игорем возле подъезда.

В разговор она вступила охотно и на протяжении его старалась дать понять Игорю, что все про него знает: «Мол, ты думаешь, полицай, что зашифровался, а я тебя насквозь вижу с подходцами твоими».

– Каждый горе переживает по-своему, – философски заметил Игорь.

– Ага, горе, как же. Вы, когда они вернутся, поинтересовались бы, на какие шиши эти умники за границу намылились. И не следы ли заметают?

– Следы?

– Сами родителей убили и деньги забрали, – убежденно произнесла Жанна Георгиевна.

– Почему вы так думаете? – осторожно спросил Игорь.

– Больше некому, вот почему.

Пожилой женщине с морковными волосами и лицом злобной одряхлевшей гейши эта логика представлялась железной. Игорь хотел напомнить, что это убийство было лишь звеном в цепи подобных, но воздержался. Такие жанны георгиевны терпеть не могут, когда им указывают на их ошибки. Усомнился в их компетентности, и вот ты уже злейший враг.

– Так и запишем, – многозначительно произнес Игорь и взглянул на собеседницу с соответствующим прищуром. – А вы, как я погляжу, человек бдительный и наблюдательный, Жанна Георгиевна. Наш человек.

– А вы бы взяли меня в осведомители, – прогнусавила она заговорщицки, стреляя узкими затушеванными глазками по сторонам. – Я вам и не такое порасскажу.

– Ну, сам я человек штатский, как вы понимаете. – Тут Игорь осклабился, как бы говоря: ну да, валяю дурака, ничего не попишешь, служба такая. – Но мало ли с кем меня судьба столкнет сегодня или завтра. – Он подмигнул. – Тогда замолвлю словечко. Но сперва хотелось бы убедиться в вашей компетентности, Жанна Георгиевна.

– Я компетентная, – заверила она. – Очень даже компетентная.

– Тогда, возможно, вам известен адрес квартиры, которую собирались приобрести покойные?

Расцветшая Жанна Георгиевна как-то подувяла.

– Адрес не скажу, – выдавила она из себя с сожалением. – Вот только улицу помню. Они, Ромашовы, накануне Раисе с третьего этажа хвастались, что, значит, квартиру замечательную присмотрели на улице Университетской…

– На Университетской? – строго уточнил Игорь.

Получив подтверждение он с облегчением распрощался с Жанной Георгиевной и торопливо скрылся за углом. Впереди ждало новое дело. Нужно было созвониться со следователем Греховцом и рассказать то немногое, что удалось выяснить.

Может быть, это поможет расследованию? Игорю очень хотелось, чтобы так оно и произошло.

IX

Услышав о желании Игоря встретиться, следователь Греховец помычал в трубку невнятно, потом осведомился:

– А вы, случаем, не подшофе, Игорь Александрович?

– Обижаете, Константин Эрнестович.

– Эдуардович.

– Извините.

– Ничего, – сказал Греховец. – Хотя пора бы уже запомнить.

– У меня плохо обстоят дела с отчествами, – признался Игорь. – Постоянно путаю.

– Да? А я думал, это вы меня специально дразните.

– Нет. Честное слово.

– Что ж, рад слышать. Вы сейчас где находитесь, Игорь Александрович?

Игорь объяснил. Греховец назначил ему встречу на площади Ленина, возле фонтана.

– Я тут рядом, – пояснил он. – На работе сегодня только к ночи появлюсь. Дел, знаете ли, невпроворот. Сплошные тяжкие с отягощающими. Я имею в виду преступления. И куда только мир катится?

– Не знаю, – пробормотал Игорь.

Лично он не считал, что мир и его обитатели меняются в худшую сторону. Всяким скептикам пожить бы немного в средневековье, когда то чума, то набеги, то засуха. Или в древние времена с его рабовладением и прочими удовольствиями. Нет, человечество проделало над собой огромную работу с тех пор, когда проламывало камнями черепа ближних своих просто за жирный кусок или сочный корешок. Не все люди и не везде, правда, развивались равномерно, однако определенный прогресс был налицо.

«Ты это убийцам своих родителей расскажи», – ехидно предложил Игорю внутренний голос.

– Я вот тоже не знаю, – развивал мысль следователь Греховец. – Начитаешься за день протоколов, насмотришься крови, а тебе по телевизору опять – смерть, насилие, трупы. Клоака.

– Но вы же подчищаете помаленьку, – напомнил Игорь. – Вот, может, еще одно убийство раскроете. Даже сразу четыре.

– Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона, – проворчал Греховец. – Ладно, Игорь Александрович, подъезжайте. У меня времени в обрез.

Через пятнадцать минут они сошлись на главной площади Артемова, украшенной изваянием вождя на гранитном постаменте. Вождь держал в кулаке смятую кепку, а свободной рукой указывал в необозримые дали, где ему виделась победа пролетариата над буржуазией. Пролетариата стало мало, зато буржуазии – хоть отбавляй, но это не смущало каменного вождя, указывающего в прежнем направлении.

«Верной дорогой идете, товарищи!»

– Что вы хотели мне рассказать? – спросил Греховец, прогуливаясь рядом с Игорем.

Плиты под их ногами были мокрые и скользкие, дул пронизывающий ветер, носивший стаю голубей из одного края площади в другой.

Игорь поведал, как прочел статью в газете, как встретился с автором, взял адреса всех потерпевших и решил побеседовать с ними.

– Это все к делу не относится, – перебил Греховец. – Что вам удалось выяснить важного? Конкретно.

– Разве этого мало? – удивился Игорь. – Было четыре нападения, а не одно. Это значит…

– Ни черта это не значит! Был бы я человеком грубым, я бы посоветовал вам не совать нос, куда вас не просят. Расследование ведут профессионалы, а не всякие дилетанты, тем более, пристрастные.

– Я просто хотел ускорить…

– Хотели, как лучше, а получилось, как хуже. – Греховец поморщился. – Если все четыре дела объединить в одно, то получится винегрет. Вам оно надо?

– Мне? – опешил Игорь. – Винегрет?

– Вы хотите, чтобы убийцы были преданы суду и понесли заслуженное наказание? Вот, в чем вопрос, Игорь Александрович.

– Не понимаю…

– А все предельно просто, – сказал Греховец. – Как только все четыре дела будут объединены в одно, это будет уже не заурядное ограбление с убийством. Примчатся кураторы из Генеральной прокуратуры, начнутся звонки сверху… Дело у меня заберут, поручат расследование какому-нибудь ловкачу. Установка будет такая: в срочном порядке отрапортовать о закрытии дела, чтобы успокоить начальство и общественность. – Греховец повернул голову, чтобы видеть реакцию Игоря на свой монолог. – Поймают парочку каких-нибудь шавок, застращают их и повесят все мокрухи на них. А настоящие преступники будут на свободе гулять. Такой финал вас устраивает?

– Нет, – возразил Игорь. – Ни в коей мере.

– Тогда прекратите эту самодеятельность. Наберитесь терпения и ждите. Виновные не уйдут от ответственности, это я вам твердо обещаю. Ну, договорились? По рукам? – Греховец выставил вперед ладонь, приготовленную для рукопожатия. – Со своей стороны заверяю: я сделаю все возможное, чтобы убийцы ваших родителей понесли заслуженное наказание. Карающий меч правосудия и все такое…

Лучше бы ему не произносить последнюю фразу. Игорь, уже готовый пожать протянутую ладонь, сделал вид, будто поправляет шарф. В его мозгу вспыхнула красная лампочка тревоги. Греховец был настолько уверен в своем умении влиять на людей, что даже не слишком утруждал себя актерской игрой. Реплика про карающий меч правосудия прозвучала так, словно следователь едва удержался от саркастической улыбки.

– Я не согласен, – заявил Игорь.

Следователь опешил.

– С чем вы не согласны? С необходимостью покарать?

– Нет, это как раз я поддерживаю. Но я считаю, что огласка пойдет делу на пользу.

– Это почему же?

Греховец остановился, уставившись на Игоря. Взгляд его был недобрым.

– Контроль сверху ускорит следствие, – заявил Игорь.

– Вот, значит, как?

– Да. Таково мое мнение.

– А вот я другого мнения, – заговорил Греховец медленно и монотонно, отчего речь его звучала особенно внушительно и угрожающе. – Мне начинает казаться, что вы пытаетесь совать палки в колеса следствия. – Он махнул рукой, показывая, как вертятся упомянутые колеса, и получилось похоже на жернова или мощные шестерни. – И я задаюсь вопросом: зачем это вам понадобилось, Игорь Александрович. Вывод напрашивается неутешительный. Плохой, прямо скажем, вывод.

– И какой же? – осведомился Игорь, враждебно глядя на следователя.

Тот ткнул его пальцем в грудь и продолжал это делать на протяжении последующей тирады:

– В моей практике родственники потерпевших очень часто оказываются на скамье подсудимых, заруби это себе на носу, умник! Бегает такой деятель по кабинетам, требует убийц любимой супруги найти. Жалобы строчит, заявления. А потом, глядишь, он сам убийца и есть.

– Как вы смеете! – зашипел Игорь, понимая, что если потеряет контроль над собой, то совершит непоправимое. – Что это еще за гнусные намеки?!

– Полегче на поворотах, – предупредил Греховец, постепенно продвигаясь вперед и тем самым вынуждая собеседника отступать под его напором. – Я порылся для интереса в базе данных. Очень интересная биография вырисовывается у гражданина Красозова Игоря Александровича. Под судом и следствием не состоял, однако же прошлое у него темное. – Следовательский палец в очередной раз воткнулся в грудь Игоря. – С душком прошлое. И если копнуть как следует, там может такое открыться… Что, чувачок, побледнел? Не нравится? Тогда не зли меня. – Греховец толкнул Игоря ладонью. – Сиди тихо и не высовывайся. Иначе наживешь себе крупные неприятности. Понял? Понял, я тебя спрашиваю?

Люди, находившиеся на площади, начали поглядывать на них, определяя, насколько серьезен конфликт между этими двоими. Не подерутся ли к полному удовольствию присутствующих?

Это охладило Игоря. Он сунул руки в карманы куртки, чтобы не дать им волю.

– Понял, – буркнул он.

– Вот и отлично, – заговорил Греховец совсем другим тоном. – А то беспокоите меня по пустякам, Игорь Александрович, работать мешаете. Тем самым вы сами не даете мне сосредоточиться на поисках преступников. Я очень надеюсь, что это больше не повторится. Вы же умный человек. Вот только выдержки вам не хватает. Выдержки и доверия к правоохранительным органам. Мы сами во всем разберемся. Это наша работа.

– Понял, – повторил Игорь.

Его кулаки, спрятанные в карманах, были твердыми, как камни.

– Я рад, что мы достигли взаимопонимания. – Пятерня Греховца, подобно плоской рыбине, выплыла ниоткуда и застыла. – В таком случае, до свидания.

– До свидания.

Игорь заставил себя подержаться за влажную, холодную ладонь следователя.

– Если что, обращайтесь, Игорь Александрович. Но не слишком часто. – Следователь погрозил пальцем и растянул губы в улыбке. – Не буди лихо, пока тихо, как говорится.

Он ушел энергичной походкой делового человека, сознающего всю важность своего присутствия в этом мире. Игорь, не двигаясь с места, долго смотрел ему вслед. Потом достал телефон и набрал Тамару Виткову.

X

В ожидании встречи с журналисткой пришлось погулять по центру часа полтора, периодически прячась от дождя то в магазинах, то под навесами автобусных остановок. Тучи сливались с туманом, отовсюду сквозило, моросило, капало. Но Игорь любил такую погоду. Для человека, ценящего одиночество, дождливая погода была естественным состоянием. Гораздо хуже Игорь чувствовал себя в разгар лета, когда некуда было деться от духоты, зноя и всепроникающего, слепящего солнца. Принимать солнечные ванны где-нибудь на берегу моря – это одно, а изнывать от жары в городе – совсем другое.

Оказываясь среди людей в магазине или на остановке, Игорь насмешливо слушал, как они, словно сговорившись, ругают дождь. Мокрые зонты, мокрая одежда, хлюпающая обувь. Жители Артемова проходили свое крещение в осенней купели.

Подняв воротник, Игорь в очередной раз нырнул под моросящий дождь.

Кафе, где Тамара назначила встречу, находилось в центре, но несколько в стороне от главных магистралей, поэтому здесь было тихо и относительно безлюдно. В этом районе Игорь бывал довольно часто в прежние времена. Когда-то здесь размещался один из первых компьютерных клубов Артемова, где компания Игоря торчала все свободное время. Для этого требовались деньги, и он добывал их любыми способами.

Как правило, нечестными.

Например, утаивал сдачу, когда его посылали в магазин. Или завышал курс, если мама поручала ему приобрести сотню-другую долларов. Но главный источник доходов крылся в отцовских карманах. В те годы отец нередко выпивал по пятницам с сотрудниками. Являясь домой пьяным, он раздевался в зале, бросая вещи как попало, а потом валился на кровать, вяло огрызаясь в ответ на упреки матери. Для Игоря это был самый удобный момент поправить свое финансовое положение. Пока родители выясняли отношения в спальне, он обшаривал карманы разбросанной одежды и, случалось, присваивал довольно крупные суммы. Наутро, обнаружив пропажу, растрепанный и жалкий отец оправдывался перед разъяренной матерью. Она обвиняла его, что он потратил деньги на любовниц, а ему было нечем оправдаться. «Так тебе и надо, – злорадно думал Игорь, прислушиваясь к скандалу из своей комнаты. – Не будешь пить».

Самое противное, что он вовсе не хотел, чтобы пятничные посиделки отца прекратились. Ему так было удобно. Он даже огорчался и злился, если отец, мужественно преодолев искушение, являлся домой трезвым. Сейчас вспоминать об этом было противно, но так уж устроена наша память, что хранит она преимущественно негативные впечатления. В чем дело? Вероятно, в том, что люди не умеют радоваться.

Придя к такому выводу, Игорь перепрыгнул лужу и ускорил шаг. По правде говоря, его приятно волновала предстоящая встреча. Тамара ему очень понравилась. Она была не просто красивой, а также умной и волевой девушкой. Игорю нравились такие. Выбирай он жену, то, вероятно, предпочел бы видеть рядом покладистую, ласковую и непритязательную спутницу. А вот бурлящие страсти хотелось переживать с женщиной другого рода. С такой, какой была Тамара Виткова.

Какой она казалась Игорю.

Он вкратце обрисовал ей по телефону отношения, которые сложились у него со следователем. Пожаловался, что этот Греховец, скорее всего, либо не намерен придавать расследованию чересчур большое значение, либо – что гораздо хуже – вообще пытается замять дело. Из страха перед возможной местью? Чтобы не напрягаться попусту? Стремясь выгородить преступников? Это не имело принципиального значения. Факт оставался фактом. И он, этот факт, не устраивал Игоря.

Вот почему он обратился к Тамаре. Он решил поделиться с ней результатами своей небольшой разведки и попросить ее опубликовать еще одну статью. В отличие от следователя, Игорь был убежден, что огласка поможет раскрыть серию страшных преступлений.

В том, что это дело рук одной и той же банды не было никаких сомнений. Каким-то образом преступники узнавали, что жертвы держат дома солидные суммы. Допросы устраивались с целью обнаружения денег. Потом стариков хладнокровно убивали, чтобы не оставлять в живых свидетелей. Мерзавцы действовали грубо и однообразно, но вместе с тем достаточно хитро, чтобы замести следы. Или же стражи закона плохо искали?

Получалось, что так, раз Игорь за несколько часов выяснил подробности, до сих пор не обнаруженные следствием. Кроме того, он нащупал ту ниточку, которая позволяла распутать весь этот клубок. Как минимум, в двух случаях из четырех присутствовала квартира на Университетской улице, ради покупки которой будущие жертвы держали дома крупные суммы в момент нападения. Если бы точно установить адрес… Но как сделать это без профессионального опыта и без полномочий, имеющихся у официальных стражей закона? Игорь, трезво оценивающий свои силы, понимал, что его шансы минимальны. Более того, своими неумелыми действиями он может только все испортить.

Надежда была на то, что к расследованию подключится весь колоссальный механизм следственных органов. Только в этом случае будет преодолена инертность всяких отдельных персонажей вроде Греховца. Огласка была необходима. Давление так называемой общественности, пристальный контроль сверху. И в этой игре журналистка Тамара Виткова была попросту незаменима.

А еще она банально нравилась Игорю как женщина. Ему хотелось увидеть, как ее светло-голубые глаза темнеют от страсти. Это ведь не просто оборот речи. Зрачки расширяются, вот и происходит потемнение радужной оболочки. А добиться этого эффекта можно…

Размышления Игоря прервал красный джип «чероки», заставивший его отпрянуть обратно на тротуар, откуда он только что сделал шаг.

Кафе «Шоколадный заяц» находилось на другой стороне улицы, уставленной легковыми автомобилями, некоторые из которых пробыли здесь так долго, что были усыпаны охапками палой листвы. Люди здесь словно вымерли, если не считать сгорбленного старичка с палкой, ковыляющего в конце улицы в аптеку или из аптеки – куда он еще может идти в такую непогоду?

Само кафе размещалось в подвальном помещении, а вход туда прилепился к мокрой стене пятиэтажного дома. Игорь однажды бывал там и помнил, что вниз ведет узкая лестница с неудобными высокими ступеньками. Зато внутри восхитительно пахло кофе, горячим шоколадом и свежей выпечкой. Маленькие столики, придвинутые к стене, позволяли разместиться лишь двоим, поскольку третий перегораживал узкий проход. Игорь уже предвкушал, как будет сидеть напротив Тамары в полумраке, пить кофе и смотреть ей в глаза. О чем они еще поговорят, кроме дела? Найдутся ли у них другие точки соприкосновения? Игорю очень хотелось бы.

Но появление «чероки» поставило его планы под угрозу.

Джип не умчался дальше, а резко затормозил, издав неприятный, выворачивающий душу скрип. Еще ничего не успело приключиться, а в душу Игоря закралось нехорошее предчувствие.

Как обычно бывает в подобные моменты, предчувствие его не обмануло. Наше подсознание всегда точно знает, когда надвигается опасность. Оно предупреждает нас, чтобы мы успели вовремя мобилизоваться и отреагировать должным образом. Но, увы, человеческий разум отказывается признавать очевидное.

Даже после того, как джип едва не сбил Игоря, он продолжал свой путь, наивно полагая, что сейчас пересечет улицу, спустится в «Шоколадного зайца» и увидится там с Тамарой.

Не тут-то было!

Дверцы «чероки» распахнулись, выпуская наружу трех молодых мужчин разной наружности и разной комплекции, но настроенных одинаково, а именно – агрессивно и напористо.

Первый из них, бородатый брюнет, похожий на Аль Пачино, держал в руке бейсбольную биту, понадобившуюся ему вовсе не для того, чтобы предложить Игорю сыграть с ним в американский футбол.

– Эй, – крикнул он, – стой! Я из-за тебя чуть тачку не разбил!

Молниеносно взвесив все варианты, Игорь решил не подчиняться требованию, а сделать вид, что его это не касается. На это его сподвигла трусливая мыслишка, что, может быть, все обойдется. Ведь нормальному человеку всегда претит драка. Нормальный человек стремится избегать насилия. И это миролюбие его зачастую подводит.

Услышав торопливые шаги за своей спиной, Игорь обернулся и понял, что столкновения не избежать. Эти трое, что надвигались на него, решили не тратить время на разговоры, а приготовили кулаки и биту.

Последняя, как уже говорилось, находилась в руке «Аль Пачино», напоминающего двойника не только лицом, бородой и прической, но также ростом и телосложением. Парни, сопровождающие его, выглядели иначе. Один из них был ростом чуть ли не с баскетболиста, плечистый, угрюмый, с маленькой щетинистой головой. Второй был пониже, но массивнее, мощнее, опасней. Он не хмурился, а, наоборот, усмехался, давая понять, что рад возможности размяться. У него был взгляд прирожденного бойца, которого, чтобы остановить, нужно убить или искалечить.

– Что вам надо? – спросил Игорь непривычным для себя высоким голосом.

Вместо ответа щетинистый бросился на него, размашисто переставляя свои длинные ноги. Игорь встретил его не в боксерской стойке, потому что не слишком надеялся выстоять в этой стычке. Когда противник приблизился на расстояние последнего прыжка, Игорь попросту присел, пригнулся и тоже устремился вперед.

Столкнувшись, они издали нечленораздельные невнятные звуки, после чего щетинистый перекатился через сгорбленную спину Игоря и шмякнулся на мокрый асфальт, впечатавшись туда локтями и лицом. Его длинные ноги взбрыкнули в воздухе, как будто он собирался сделать стойку на голове, но потерял равновесие и, кувыркнувшись, упал на спину.

Проверять, что с ним, было некогда. Прямо перед Игорем уже находился фальшивый Аль Пачино, а с фланга заходил улыбчивый боец. Произведя в уме молниеносную оценку этих двоих, Игорь метнулся влево. Он решил, что лучше помериться силами с тем противником, который не вооружен, потому что один точный удар биты мог проломить череп и отправить на тот свет.

Хлоп! Внушительный кулак высек из глаз Игоря целую россыпь разноцветных искр, сменившихся внезапным затемнением. В этих сумерках смутно вырисовывался силуэт нападающего. Не примериваясь и полностью доверившись инстинкту, Игорь ударил его куда-то в область лица. Вероятно, это явилось полной неожиданностью для улыбчивого громилы, уверенного в легкой победе. Отступив на шаг, он вскинул перед собой руки, приготовившись не только наносить удары, но и обороняться от них.

Вместо того чтобы развивать атаку, Игорь решил спасаться бегством, однако «Аль Пачино» имел свои соображения по этому поводу. Его увесистая дубина огрела Игоря по почкам с такой силой, что он, охнув, упал на колени.

– Врежь ему по черепу! – азартно выкрикнул улыбчивый.

А щетинистый, не говоря ни слова, выхватил из-под штанины зазубренный десантный нож, предназначенный для того, чтобы рубить кости, вспарывать животы и выпускать кишки.

Конец, понял Игорь.

Непонятно было другое. Почему его пытаются убить? За что? Ведь он просто переходил улицу, никого не трогал, ничего плохого не делал.

Увы, понять причину, видимо, Игорю было не суждено. Тяжелая бита вновь взлетела в воздух, готовая для сокрушительного удара.

XI

Трудно сказать, каким образом Игорю удавалось так долго сопротивляться противнику, у которого было тройное превосходство сил. Он никогда не был уличным хулиганом, не занимался боксом или восточными единоборствами, не служил в десантных войсках. Тем не менее имелось в нем нечто такое, что превращает мужчину в мужчину. Во-первых, он сумел преодолеть страх, присущий всем людям, ведущим преимущественно мирный и безопасный образ жизни. Во-вторых, его характер обладал достаточной жесткостью, чтобы проявить себя должным образом. В-третьих, он был физически крепок и его мышцы не заплыли жиром.

Одним словом, на протяжении некоторого времени громилы из красного «чероки» лишь разогревались и приноравливались, готовясь взяться за Игоря по-настоящему. Сыграло свою роль и то, что все трое мешали друг другу, стремясь нанести решающий удар. Пользуясь этим, сбитый с ног Игорь перекатывался по лужам, вовремя сворачивался в клубок и прикрывал уязвимые места.

Бита всякий раз соскальзывала по поднятому плечу или вообще врезалась в асфальт. Тяжелые ботинки нападающих причиняли телу Игоря боль, но не серьезные повреждения. Нож дважды вспорол куртку, не достав до того, кто находился внутри.

А ведь вся эта разгоряченная, пыхтящая, свирепая троица поставила перед собой вполне определенную цель: убить случайного пешехода, намеревавшегося перейти через дорогу. Об этом свидетельствовали те реплики и приглушенные восклицания, которые доносились до Игоря.

Он не заметил, как очутился на противоположной стороне улицы, упершись спиной в высокий бордюрный камень. Прямо под ним находилась железная решетка ливневой канализации, блестевшая так, словно ее смазали маслом. Он отчетливо видел мокрую дорогу, мокрую обувь врагов, мокрые колеса автомобилей, катившихся мимо. В поле его зрения все выглядело невероятно четким и резким, однако само это поле значительно сузилось, поскольку все, что находилось за пределами непосредственного восприятия, потеряло всяческое значение.

Извернуться. Уцелеть. Выжить.

Увидев рифленую подошву, летящую прямо в лицо, Игорь резко отстранил голову, прижавшись щекой к холодному бордюру. Кто-то сел ему на ноги, лишая подвижности. Конец биты воткнулся ему в живот чуть ниже грудной клетки. Перед затуманившимся взглядом сверкнуло широкое, хищно заостренное лезвие из матовой стали.

– Немедленно прекратите! – выкрикнул женский голос. – Я вас снимаю, учтите.

Все это стремительное столпотворение в одно мгновение замерло, как будто четверо мужчин, сплетенных в клубок, волшебным образом обратились в восковые фигуры.

Скосив глаз, Игорь увидел рубиновые огни стоящей машины и стройные женские ноги в узорчатых колготках, заканчивающиеся рыжими сапожками, которые уже где-то попадались ему на глаза.

– Выключи видео, сука! – рявкнул щетинистый.

– Убью! – добавил улыбчивый парень, давно утративший свое насмешливое отношение к Игорю.

Взять незнакомку на испуг не удалось.

– Оставьте его и убирайтесь! – распорядилась она, не опуская смартфон, всевидящее око которого неотрывно следило за происходящим. – Иначе очень скоро ваши физиономии будут в розыске. – Прочь, я сказала!

Игорь решил, что сейчас громилы бросятся на отважную женщину, отберут у нее мобильник и, как минимум, изуродуют ее лицо. В принципе, это было самое логичное решение при данных обстоятельствах. Но, как выяснилось, троица руководствовалась не логикой, а чем-то другим.

– Сматываемся! – услышал Игорь, и пространство вокруг него освободилось.

Ни пинков, ни ударов. Свежий воздух, тишина и счастливая мысль, колотящаяся в виски: «Спасен! Спасен! Спасен!»

Приняв сидячую позу, Игорь узнал в своей спасительнице Тамару. Она проследила за отъезжавшим джипом, а потом торопливо приблизилась к Игорю.

– Ты в порядке?

Он автоматически отметил это «ты», но не обрадовался. Эмоций не осталось. Вся энергия выплеснулась вместе с адреналином.

– Нормально, – ответил Игорь, осторожно вставая и прислушиваясь к ощущениям в теле. – А откуда ты взялась?

– Наверное, тебе таки что-то повредили в голове, – сказала Тамара, улыбаясь подрагивающими губами. – У нас же здесь свидание, забыл?

– Точно.

Игорь тоже улыбнулся и оттянул куртку, разглядывая порез.

– За что они тебя? – спросила Тамара.

– Я так и не понял. Промчались мимо, тормознули, напали… Чем-то я им не понравился. Это было взаимно, кстати.

Из горла Игоря вырвался нервный смешок.

– Я ужасно перетрусила, – призналась Тамара. – Даже камеру не включила. Это был блеф.

– Ты просто героиня.

– Не люблю, когда трое на одного. С детства.

– Я тоже, – сказал Игорь. – Особенно, когда этот один – я.

Они посмеялись, но не более двух секунд. Пустынная недавно улица была теперь не такой уж пустынной. Там и сям торчали зеваки, выросшие как из-под земли, кто-то смотрел с балконов, кто-то высовывался из остановившихся машин.

– Пойдем отсюда, – решила Тамара. – Вызовут полицию – оправдывайся потом.

– В кафе нельзя, – пробормотал Игорь, разглядывая куртку, которой побрезговало бы даже огородное пугало.

– В кафе с тобой сейчас я бы не пошла. Поехали ко мне.

– Это удобно? Твои не будут против?

– Ох уж эти мужчины. – Тамара усмехнулась с выражением женщины, сознающей свое превосходство над сильным полом (который она на самом деле не считала таким уж сильным). – Признайся, ты спросил это, чтобы узнать, одна ли я живу?

– А вот и не признаюсь, – заявил Игорь с шутливым вызовом. – Не признаюсь и все тут.

– Что ж, тогда будем считать, что тебя это не волнует. Пойдем в машину. Эти люди сейчас прожгут в нас дыры своими взглядами.

Они быстро забрались в тамарину «шкоду» и покинули улицу.

– Как в дешевом боевике, – сказала она, ловко ведя машину по городской магистрали. – Теперь по сценарию я должна снабдить тебя новой одеждой, поднести стакан виски и оставить спать. Но на все это не рассчитывай. Максимум, что ты получишь, это достаточное количество горячей воды и чистое полотенце.

– Бывает еще, что герой и героиня принимают ванну вместе, – взял шутливый тон Игорь.

– В кино – возможно, – сухо произнесла Тамара. – Но не в жизни. Кроме того, у меня душевая кабинка.

Сделав это уточнение, она слегка покраснела. Отметив это про себя, Игорь решил замять тему. Юмор – вещь хорошая, но не всегда уместная.

Остаток пути они проделали молча. Наконец заехали в тихий, ухоженный двор с современной парковкой, спортивной площадкой и детским городком. Дома здесь были высокие, разноцветные, что несколько скрашивало общую серость осенних пейзажей.

– Хорошее место, – одобрил Игорь, выбираясь из «шкоды».

– Да, неплохое, – рассеянно согласилась Тамара. – Но для меня оно лишь трамплин.

– Перед прыжком куда?

Она покосилась на Игоря и ничего не ответила. Это было равнозначно тому, что она сказала бы: «Не твое дело». Игорь испытал болезненный укол, ощутимый почти так же остро, как все те ссадины, которые были получены в недавней потасовке. Тамара уже во второй раз предупредила, чтобы он не рассчитывал на какие-либо иные отношения, кроме деловых.

Переваривая разочарование, Игорь не заметил, как лифт доставил их на нужный этаж.

– Прошу, – произнесла Тамара, войдя в квартиру первой. – Тебе придется разуться. Я терпеть не могу мыть полы.

Пока Игорь избавлялся от куртки и обуви, она стояла в прихожей, наблюдая за ним. Так близко, что стоило протянуть руки или сделать шаг вперед, и она оказалась бы в его объятиях. На какое-то мгновение Игорю показалось, что Тамара только и ждет, чтобы это произошло. Так нашептывал ему внутренний голос. Потом она отвернулась и прошла вглубь квартиры, чтобы показать ему ванную комнату.

Через пятнадцать минут он сидел напротив нее на широком Г-образном диване, установленном спинкой к окну. Комната представляла собой студию, то есть совмещала гостиную с элегантно обустроенной кухней. На стенах не было украшений, на окнах отсутствовали шторы, а гардины показались Игорю чересчур тонкими, чтобы защищать от любопытных взглядов. Такое жилье радикально отличалось от родительской квартиры, в которой он поселился.

Эта мысль подействовала на него как разряд электричества. За всей этой суетой Игорь совсем забыл, ради чего ведет расследование. Его мать и отец мертвы. Нет больше «мапы» в этом мире. Они лежат в холодной земле, необратимо превращаясь в ничто.

Игорь посмотрел на свои переплетенные пальцы, побелевшие от напряжения, расцепил их и поднял взгляд на Тамару.

Она успела переодеться в короткие джинсовые бриджи и желтую майку, под которой не угадывались очертания бюстгальтера. Тамарино лицо было красивым, но очень ассиметричным. От этого ее рот выглядел немного перекошенным.

– Рассмотрел? – спросила она спокойно.

– Вполне, – ответил Игорь. – Еще в редакции.

– И как впечатление? – осведомилась Тамара без тени кокетства.

Игорю нравилась ее манера общения. Ее грубоватая прямота ему импонировала. С этой женщиной не приходилось так много лукавить и притворяться, как с большинством остальных. Всем своим поведением она говорила: «Да, милый мой, я знаю, что ты меня хочешь, но весь вопрос в том, хочу ли тебя я».

– Хорошее впечатление, – ответил Игорь. – Я бы сказал, даже отличное. Неизгладимое.

– Рада слышать, – вежливо кивнула Тамара. – Пить что-нибудь будешь? Чай, кофе. Спиртного не предлагаю. Получится неловко, если Леонид заедет, а тут незнакомый мужик водку хлещет.

– Леонид – это…

Вопрос повис в воздухе. Тамара, играючись, отправила его обратно:

– Леонид – это Леонид.

– И он ревнивый, – заключил Игорь.

– Не слишком. Например, он знал, что у меня сегодня встреча с тобой. Как видишь, это меня не остановило.

– Но вряд ли это ему понравилось.

– Ты прав, – подтвердила Тамара. – Не понравилось. Однако мы сидим здесь, наедине, и никаких скандалов по этому поводу не будет, уверяю тебя. Я никогда ничего не скрываю от Леонида. Я вообще предпочитаю всегда говорить правду.

Она произнесла это, не моргнув глазом. Как будто не была женщиной с ее хитростями, секретами и особенностями.

– Похвально, – произнес Игорь. – А кто твой… твой…

– Любовник, – пришла ему на помощь Тамара. – Он работает в прокуратуре. Старшим следователем.

Ого! Игорь насторожился. Еще одна удача? Сначала ему посчастливилось наткнуться на тамарину статью, позволившую выяснить крайне важные сведения о схеме, по которой работали преступники, убившие его родителей. Теперь оказалось, что любовник Тамары из прокуратуры, что могло стать большим подспорьем в расследовании.

– Послушай, не могла бы ты…

Не договорив, Игорь замялся. Может быть, он хочет слишком многого? Как-то неудобно обращаться со все новыми и новыми просьбами к малознакомому человеку. Что подумает о нем Тамара? Решит, что он чересчур прилипчив и бесцеремонен? С другой стороны, Игорь ведь не какие-то блага для себя выбивает. Он просто хочет добиться справедливости. Разве не долг каждого честного человека делать наш мир хоть чуточку лучше? И разве вправе гулять на свободе звери в человеческом облике?

Игорь не успел ответить на свои вопросы, потому что Тамара, обдумав свой ответ, наконец заговорила.

– Просишь меня свести тебя с Леонидом?

– Да, – сказал Игорь. – Это возможно?

– Все возможно в этой жизни, – уклончиво ответила Тамара.

Ее грудь натянула маечку чуточку сильнее, отчего поглядывать в том направлении – даже мельком – стало невозможно.

«Похоже, не все, – пронеслось в мозгу Игоря. – А жаль».

– Значит, ты мне поможешь.

– Я уже тебе помогаю, – сказала Тамара. – На тот случай, если ты еще не заметил.

– Заметил. И очень благодарен тебе.

– Я не уверена, что Леонид поможет тебе.

– Я тоже, – сказал Игорь. – Но попытаться ведь надо.

– Попытаемся. – Тамара решительно тряхнула волосами. – Давай все быстренько обсудим, а потом расстанемся, если ты не возражаешь. У меня полно других дел.

Это было произнесено просто и честно, но Игорю стало немного обидно. Иногда лучше слышать ложь, чем правду. Во всяком случае, приятнее.

XII

Проводив гостя, Тамара некоторое время стояла у окна, думая о нем. Это было непривычное для нее состояние. Почему она тревожится о постороннем мужчине? Какое ей дело до того, что с ним будет? Да и вообще есть ли повод для волнений? Такси вызвано, оно доставит Игоря домой, там он займется какими-то своими глупыми и бессмысленными делами. Съест что-нибудь вредное, выпьет что-то крепкое, развалится на диване и будет пялиться в телевизор, перескакивая с футбола на боевик и обратно. Гооол, бах-бах, гооол, тарарах!..

Ну не глупо ли? Все мужчины становятся ужасными дураками без женщин. И такими неряхами!

Фыркнув, Тамара заставила себя отойти от окна и занялась приготовлением ужина. Поскольку предстояло обратиться к Бастрыге с просьбой, нужно было угостить его чем-нибудь вкусненьким. Плов, креветки, пара рыбных стейков и шоколадный мусс на десерт – да, это то что надо. И никакого вина, чтобы Леня ничего не заподозрил. Мужчин нужно подчинять своей воле мягко, незаметно. Тамара усвоила это в очень раннем возрасте и с тех пор постоянно совершенствовала свое мастерство.

Пока на плите кипело и скворчало, Тамара переоделась и нанесла легкий макияж. Привкус помады на губах был как постоянное напоминание о том, что она красива и желанна. Очень важный момент. Без этого тамарина жизнь быстро утратила бы всяческий смысл.

Бастрыга явился поздновато, когда все успело остыть и скукожиться. Это не улучшило настроение Тамары, но она претензий высказывать не стала, ведь ей предстояло обратиться к любовнику с просьбой.

Почему она помогала Игорю Красозову? Ну, хотя бы потому, что ближним следует помогать, особенно попавшим в беду. Это представление преобладало, поскольку позволяло Тамаре гордиться собой. Остальные мотивы сидели в подсознании глубоко, как картофелины, в корне отличающиеся от торчащей на поверхности ботвы. Для начала Тамаре хотелось внести свою лепту в расследование, чтобы позже попиариться на этом. Во-вторых, требовалось удовлетворить свой информационный голод. Ну и наконец Тамару привлекал новый знакомый. Не настолько, чтобы броситься Игорю в объятия (и проделать с ним то, что уже не раз было сделано мысленно). Возможно, это «наконец» и было основным мотивом, которым руководствовалась Тамара, хотя она никому, даже самой себе, в этом не призналась бы.

Ужиная, она поглядывала на Бастрыгу, выбирая удобный момент для того, чтобы перейти к главному. Они болтали о всякой всячине, бегло обсуждали, где проведут Новый год, куда поедут будущим летом, какой марки машину нужно будет приобрести, когда появятся деньги.

Закончив трапезу, Бастрыга аккуратно положил на тарелку нож и вилку (как всегда накрест, только накрест) и произнес:

– Спасибо за великолепный ужин. Ты готовишь все лучше и лучше.

Неожиданно этот комплимент больно задел Тамару.

– Хочешь сказать, что я постепенно превращаюсь в домохозяйку? – спросила она.

Затаенная угроза, прозвучавшая в ее голосе, заставила Бастрыгу вскинуть взгляд. Он хорошо знал, какими неожиданными бывают перепады настроения у его подруги и не выносил их. Когда у Тамары начинались месячные, он жил с родителями или в своей холостяцкой квартире, которую не собирался продавать. Женщины приходят и уходят, а ты остаешься один. Это ни хорошо, ни плохо, это просто данность. Настоящий мужчина всегда одинок, даже если он окружен домочадцами. Что касается Бастрыги, то он не был приверженцем семейной жизни. Тамара его устраивала в качестве любовницы, и этого было вполне достаточно. Пока. Слишком далеко вперед заглядывать нет смысла. Жизнь все равно внесет свои коррективы.

– Я просто хотел сказать, что ты само совершенство, – слукавил Бастрыга.

У него был трудный день, и он не стремился к осложнениям.

– Подлизываешься, – легко определила Тамара. – Чего-то от меня хочешь?

В принципе, она была права. Бастрыга хотел, чтобы сегодня его оставили в покое. Он сытно поел, немного выпил, расслабился. Сейчас бы подремать у телевизора – и в постель. К сексу Бастрыга был не расположен.

– Любви, – пробормотал он, улыбаясь. – Но мне ее и так хватает. Ты замечательная женщина, Томочка. Мне очень повезло, что я тебя встретил.

Он полагал, что этого будет достаточно, чтобы без помех ускользнуть на диван, но ошибся.

– Уж если я такая замечательная, – сказала Тамара, – то, думаю, ты не откажешь мне в одной небольшой просьбе?

– С финансами сейчас напряженка, – произнес Бастрыга извиняющимся тоном.

Это была ложь чистой воды. В последнее время доходы следователя были солидны и стабильны. Он даже подумывал о том, чтобы открыть банковский счет в какой-нибудь легкодоступной, не слишком притязательной стране. Хранить деньги в подвале гаража не слишком разумно. Тем более, что тратить их особо не на что. Но и транжирить деньги Бастрыга не собирался. Не всю же свою жизнь он будет работать в прокуратуре. Это лишь трамплин. Потом со стартовым капиталом можно заняться бизнесом, обзавестись недвижимостью, акциями и прочими атрибутами состоятельного человека.

К облегчению Бастрыги, Тамара не стала просить денег на свои глупые женские капризы.

– Я сейчас не о деньгах.

– Тогда о чем? – спросил он, отметив про себя это многозначительное «сейчас».

– Помнишь, я рассказывала тебе про этого Игоря… Касатонова?

Тамара умышленно перепутала фамилию, давая понять, как мало значения придает этому человеку.

– Красозова, – поправил ее Бастрыга. – Конечно помню. Я никогда ничего не забываю. Профессия такая. Не позволяет легкомысленно относиться к фактам.

– Да, ты профессионал, Леня, – быстро сказала Тамара. – Это чувствуется сразу. И Красозов хочет обратиться к тебе именно как к профессионалу.

Это был тот редкий случай, когда ее лесть не сработала.

– Ах, он хочет! – воскликнул Бастрыга саркастически. – А что он еще хочет, этот твой Игорь? Может быть, поселиться в моей квартире? Или трахнуть мою девушку?

Мысленный ответ на последний вопрос заставил Тамару если не покраснеть, то слегка порозоветь.

– Надеюсь, до этого не дойдет, – произнесла она с улыбкой.

– И на том спасибо. – Приложив руку к груди, Бастрыга отвесил шутовской поклон.

– Не заводись, Леня, – попросила Тамара, продолжая улыбаться. – Игорь просит тебя о встрече. Ему удалось выяснить некоторые факты, которые, по его мнению, помогут раскрыть убийство его родителей. Он считает, что следствие ведется кое-как, спустя рукава…

– Ах, он считает!

– Не заводись, – повторила Тамара примирительно.

– А известно ли тебе, что за фрукт твой протеже? – Бастрыга усмехнулся и прищурился. – Понимаешь ли ты, за кого просишь?

– Ты о чем?

– Я о том, что в свое время он состоял в преступной группировке.

– Он был… он был бандитом?

– Не совсем, – ответил Бастрыга. – В разборках и наездах участия не принимал. Но, возможно, его роль была еще хуже, еще опаснее.

– Да?

На гладком лбу Тамары появились горизонтальные морщины, свидетельствующие о напряженной работе ума.

– Да, милая моя. Игорь Александрович Красозов занимался экономическими преступлениями, то есть обеспечивал банду деньгами.

– Ты серьезно?

– Такими вещами не шутят, – строго произнес Бастрыга. – Красозов отмывал черный нал и заключал фиктивные сделки. По существу он грабил бизнесменов. Брал товар, а деньги не платил. Или, наоборот, получал деньги, не поставляя продукцию. Что в лоб, что по лбу. – Бастрыга наморщил нос, как будто ощутил вдруг неприятный запах. – Короче, встречаться с этим жуликом я не намерен. Это компрометирует меня. Да и вообще Красозов мне неприятен как человек. Честно говоря, я не понимаю, что ты в нем нашла. Зачем ты нянчишься с этим проходимцем?

Минуту или две Тамара молчала, обдумывая услышанное. Потом пожала плечами и сказала:

– И в самом деле, зачем?

Больше они к этой теме не возвращались.

XIII

Когда дело доходило до какой-либо трудной и неприятной работы, Игорь всегда отлынивал от нее, откладывая на завтра или послезавтра. Но так продолжалось не слишком долго. В определенный момент становилось ясно, что тянуть больше нельзя, и тогда не оставалось ничего иного, как засучивать рукава.

Так получилось и с генеральной уборкой, необходимость которой нависала все это время над головой Игоря подобно дамоклову мечу. Родители – по старой советской привычке – захламили дом, набив его всевозможной рухлядью, досками, тряпками, поломанной утварью, вышедшими из употребления приборами.

С одной стороны, избавляться от завалов было грустно, потому что каждая вещь словно бы хранила в себе тепло прикосновений отцовских и материнских рук. С другой стороны, память о них жила не только в прогоревших кастрюлях и меховых шапках, съеденных молью. Придя к такому выводу, Игорь запасся мешками, моющими средствами и взялся за дело.

Занимаясь уборкой, он старался ни о чем не думать, но мысли, как назло, сами лезли в голову, точно назойливые мухи. Может, не нужно ничего выбрасывать? А вдруг это причиняет родителям боль? Что, если они расценивают уборку как стремление стереть все следы их присутствия?

Вот, например, тяжеленная стопка всяких дипломов и грамот, хранимых в качестве напоминания о былых успехах и достижениях. А вот – целый набор старомодных костюмов на плечиках… и тяжелое драповое пальто… и колченогое кресло… и разваливающийся торшер, что когда-то стоял возле этого кресла…

Закрыв глаза, можно увидеть маму, сидящую в круге желтого света с вязанием в руках. Или папу, который, чертыхаясь, пытается починить проводку торшера. Такие ясные, такие отчетливые картинки.

И каждая из них причиняет такую боль, словно сердце посыпают толченым стеклом. Оно кровоточит, как в тот день, когда Игорь впервые услышал и осознал ужасную новость.

«Я найду убийц, – пообещал он себе в тысячный раз. – Из-под земли достану и не успокоюсь, пока они не ответят сполна».

Это произошло, когда, роясь в кладовке, Игорь случайно наткнулся на чекушку, сиротливо приткнувшуюся среди коробок с инструментами. Он чуть не расплакался, глядя на забытую отцовскую заначку. А потом свинтил колпачок, вставил бутылочное горлышко в рот и влил в себя всю водку до капли. Сначала она обожгла, а потом согрела. И, шмыгая носом, Игорь поволок из дома очередную порцию старья.

Во дворе его узнал сосед, выгнавший из гаража допотопную «Волгу», чтобы повозиться с ней при дневном свете.

– Игореха? – окликнул он, еще не вполне веря глазам.

– Он самый, – подтвердил Игорь, улыбаясь.

Если бы не выпитая водка, он бы постарался поскорее убраться восвояси, чтобы не тратить время на пустопорожнюю болтовню, однако градусы взяли свое. Хотелось поболтать, расслабиться, вспомнить прежние деньки. Соседа звали Олегом, он был всего года на два старше, так что в юности они ходили в одну и ту же школу и часто пересекались во дворе. Нет, скорее сталкивались. Олег в ту пору был приблатненным малым и частенько цеплялся к Игорю. Потом это как-то само собой закончилось. Теперь делить им было нечего.

– Привет, – сказал Олег, вытирая руки грязным полотенцем. – Ты какими судьбами здесь? К предкам в гости? Или насовсем?

– Родителей нет больше, – помрачнел Игорь. – Убили их. Не хочу об этом.

– И не надо, и не надо. – Скомкав полотенце, Олег метнул его в гараж. – Убили, говоришь? Кто? Как? За что?

Пришлось вкратце рассказать. Прислушиваясь к своему голосу, Игорь удивился тому, как сухо и равнодушно он звучит. Никаких эмоций. Точно речь идет о совсем посторонних людях.

– Да-а, дела-а, – протянул Олег, дослушав историю. – А я, брат, в рейсе был, ничего не знал. Ни одна собака не рассказала.

– В рейсе? – переспросил Игорь, чтобы сменить тему. – Ты дальнобойщик?

– Ага. Шоферю тут в фирмочке одной. – Поочередно зажимая ноздри грязным пальцем, Олег высморкался, отчего нос его приобрел землистый оттенок. – Дядя Саша, тетя Юля… Они мне как родные были. Давай помянем? У меня в гараже пузырь есть, и закуска найдется.

Про то, что родители были соседу как родные, Игорь слышал впервые, но вообще-то выпить тянуло. Именно поэтому пришлось отказаться:

– Нет, не стоит, Олежа. У меня дела.

– Какие дела, что ты? Покойных непременно поминать нужно, не то им там несладко придется, понимаешь? Царствие небесное, земля пухом и все такое. Народные приметы.

Игорю стало муторно. Он успел разглядеть и мутный взгляд соседа, и нездоровый румянец на его скулах, и неряшливые пятна на его одежде. Олег, несомненно, попивал между рейсами, и его устраивал любой повод. Если бы Игорь сказал, что женился, ему было бы предложено выпить именно за это.

– Я уже поминал своих, – сказал он. – Ладно, я пошел. Удачи.

– Ну и вали отсюда, – процедил Олег. – Тоже мне цаца. Брезгуешь друзьями детства, да? А у самого рыльце в пушку. Думаешь, я ничего про твои махинации не знаю? Наслышан, наслышан. Аферюга хренов.

Игорь постоял на месте, сжимая и разжимая кулаки. Наконец, когда удалось совладать с собой, развернулся на каблуках и направился к своему подъезду. Олегу стало обидно, что он не сумел задеть Игоря за живое.

– Эй ты, – крикнул он, – куда спешишь? Грехи замаливать? Беги, беги. Поставь свечку за упокой душ родительских. Небось ты их и убил, а? Признайся бывшему другу, я никому не скажу.

Сделав по инерции еще пару шагов, Игорь повернул обратно. Увидев его белые от бешенства глаза, Олег попятился, решив укрыться в гараже, но очень быстро сообразил, что запереться изнутри не успеет, поэтому предпочел отгородиться от Игоря корпусом автомобиля. Подхватив с земли разводной ключ, он стал бегать вокруг своей «Волги», приговаривая:

– Да успокойся ты, балда! Чего завелся? Я же пошутил. Это шутка была, Игореха. Извини, если что не так.

Не слушая его, Игорь сделал несколько обманных движений, а потом, совершенно неожиданно для обидчика, оперся на капот машины, подпрыгнул и перемахнул на другую сторону. Застигнутый врасплох, Олег взвизгнул и нанес удар разводным ключом, но промазал. Игорь схватил его за руку, крутанул запястье против часовой стрелки, обезоружил и заставил сесть на землю.

– Убью, – тихо сказал он.

Олег поверил ему сразу и безоговорочно.

– Не надо, – взмолился он. – Не надо, друг. Тебя же посадят. Я что? Я ничего. Ну, сболтнул по дури. Ну, бывает. Прости.

Игорь поколебался. Он прекрасно знал, что их возня привлекла внимание кого-нибудь из соседей, а это может завершиться звонком в полицию. Оно ему надо?

– Живи, – разрешил он Олегу и вторично отправился в направлении своего подъезда.

На этот раз сосед дал ему отойти значительно дальше, а потом уже крикнул:

– Козел! Козел ты, Красозов! Кто тебя здесь боится? Да никто! Урод серливый, вот ты кто, понял?

Смелости Олегу придавало то, что он мог в любой момент отступить в гараж и очутиться в безопасности за стальной дверью. В принципе, можно было попытаться не позволить ему сделать это, но Игорь не стал.

Вернувшись домой, он осмотрел освободившиеся площади и решил, что вынес из дома достаточно. Вот разве что тумбочки в спальне освободить от лишних вещей, и можно пылесосить. Присев на корточки возле маминой кровати, Игорь открыл дверцу тумбочки. Внутри высилась кипа журналов и газет с программами телепередач и наполовину разгаданными кроссвордами. Верхняя называлась «Вечерний Артемов», и потому привлекла внимание Игоря. Память подбросила ему изображение статьи «Почерк нелюдей», из которой он узнал, что его родители не были единственными жертвами. Это заставило Игоря взять газету в руки.

Там было то, что он подсознательно ожидал увидеть.

Подсказка.

Не выпуская газету из похолодевших пальцев, Игорь перешел с нею к окну, где было светлее. На улице уже начинало смеркаться, но дневного света было еще вполне достаточно.

Газета была открыта на странице с объявлениями о купле-продаже недвижимости. Несколько объявлений было выделено желтым фломастером или маркером, но только одно из них было еще и многократно обведено шариковой ручкой, чтобы сразу его увидеть. Игорь увидел.

Это было предложение купить двухкомнатную квартиру. Ту самую. На Университетской улице.

– И как я сразу не догадался поискать? – пробормотал Игорь, роняя газету на подоконник.

Вопрос риторический, не требующий ответа. Сразу не догадался, зато теперь нашел зацепку.

Бесцельно разминая руки, Игорь прошелся по квартире. Позвонить следователю? Нет, Греховец не только ничем не поможет, он еще и станет совать палки в колеса. Разумнее обойтись без него.

Пальцы сами отыскали нужные кнопки на мобильнике. Тамара. Вот кто сейчас Игорю нужен. Она сведет его с человеком, который окажет реальную помощь.

Ее голос, прозвучавший в трубке, был сух и холоден, но Игорь, поглощенный своими мыслями и переживаниями, не заметил этого.

– Алло! – почти крикнул он. – Тамара? У меня есть адрес квартиры, которую собирались купить мои родители.

– И что? – спросила она.

– Как что? – опешил Игорь. – Деньги были собраны для того, чтобы купить именно ее, а не какую-то другую квартиру. Тут есть телефон…

– Меня это не касается.

– Что?

– Меня это не касается, – повторила Тамара.

Игорю показалось, что его ударили по темени. Он помотал головой.

– Не понимаю, Тамара. Что случилось?

– Пока ничего, слава богу, – сказала она. – Леня меня вовремя предупредил. Обрисовал вкратце, кто ты такой, Игорь Красозов.

– Ах, вот оно что…

– Угу. Вот оно что. Больше мне не звони. Я не хочу тебя знать. Ты понял или повторить?

– Не надо повторять, – проворчал Игорь. – Мне все ясно.

– Вот и прекрасно, – заключила Тамара.

Это получилось в рифму, но никому не стало смешно: ни ему, ни ей. Они не попрощались. Просто нажали кнопки отбоя. Одновременно.

XIV

Вечерний город переливался тысячами огней, отражающимися в тысячах луж. Яркие витрины зазывали людей с толком потратить денежки, однако самые благоразумные находились уже дома, о чем свидетельствовали освещенные окна. Автомобильные потоки на улицах редели. Ночь была близка… гораздо ближе, чем смерть и забвение.

Держа под мышкой непромокаемый пакет с заветной газетой, Игорь стряхнул с зонта дождевые капли и позвонил в дверь алкоголички Милы. Он не слишком рассчитывал услышать от нее что-нибудь важное или хотя бы связное, однако решил обойти все три квартиры товарищей, если так можно выразиться, по несчастью, потому что любил обстоятельность во всем, чем занимался. Взялся за дело, так делай его как следует.

Вместо Милы дверь открыл небритый тип с набухшими подглазьями. Выслушав Игоря, он помотал лохматой башкой и признался:

– Не понял.

Игорь терпеливо повторил сказанное. Результат был прежний.

– Не понял, – упрямо произнес лохматый.

– Что ты не понял?

– Что ты тут делаешь, крендель. Клинья к Милке подбиваешь?

«Ага, – подумал Игорь. – Давно мечтал о такой, вечно пьяной, вонючей, потасканной. Так бы всю жизнь и просидел с ней на кухне в окружении водочных бутылок».

– Я просто хочу поговорить с твоей подругой, – примирительно произнес Игорь. – Никаких клиньев, честное слово. Мне нужно знать, знаком ли ей этот адрес…

Он привесил сложенный зонт на руку и хотел вытащить газету, но собеседник не позволил ему этого. Сильный толчок в грудь заставил Игоря отшатнуться. Не удовлетворившись таким результатом, небритый ревнивец повторил прием, на этот раз обеими руками.

Игорь, стоявший на краю лестничной площадки, почувствовал, что клонится назад. За его спиной уходили вниз ступени, бетонные ребра которых только и ждали возможности пересчитать ребра другие, куда более хрупкие, принадлежащие человеку. Если бы Игорь попытался устоять, его падение стало бы неминуемым. Инстинкт подсказал ему иной способ. Вместо того чтобы размахивать руками, балансируя на краю, Игорь резко крутанулся вокруг оси и полетел вниз не спиной, а лицом, что дало ему возможность схватиться за перила.

Пакет с газетой скользнул по лестнице, зонт больно ударил по скуле. Взбешенный наглостью небритого, Игорь в два прыжка очутился на площадке, с которой его столкнули. Контроль над собой был утрачен. Полностью. На несколько долгих секунд, в течение которых Игорь бил небритого в лицо и возил этим слюнявым лицом то по двери, то по стене подъезда.

Когда наконец удалось совладать с собой, противник уже не стоял, а сидел на полу, прикрывая голову выставленными локтями. Из-за двери выглянула распатланная Мила с такими же набрякшими, как у дружка, полукружьями под глазами. В руке она держала большой кухонный нож. В принципе, разоружить ее было бы не сложно, но зачем? Отношения с этой семейкой были испорчены вконец. Да и не хотелось Игорю разговаривать с этими алкашами.

– Убью, – прошипела Мила, не переступая, однако, порога.

– Можешь, – согласился Игорь. – Не меня. Кого-нибудь. Вот хотя бы его. – Он легонько пнул сидящего. – По пьяни, разумеется. А потом сядешь. Или оба сядете. Или оба подохнете. Нравятся перспективы?

– Пош-шел отс-сюда, – прошипела Мила, помахивая ножом, который, несомненно, придавал ей почти так же много отваги, как выпитая водка.

– Сейчас пойду. Вопрос хочу задать.

Пошарив в кармане, Игорь достал голубоватую купюру и надел ее на острие ножа.

Покосившись на подношение, Мила согласилась:

– Задавай свой вопрос.

Ее хахаль сделал попытку встать, но оплеуха заставила его остаться на месте.

– Сука, – сказал он.

– Хорошее имя, – одобрил Игорь. – Запоминающееся. – Он посмотрел на Милу. – Твои отец и мать, когда квартиру собирались покупать…

– Не отец он мне был, – буркнула Мила. – Отчим.

– Отчим. Они квартиру по объявлению нашли?

– Ну.

– В газете?

– А шут их знает.

– Квартира была на Университетской улице?

Мила злорадно осклабилась:

– А вот не скажу. Знаю, а не скажу, понял? Проваливай отсюда к ядрене-фене.

С этими словами она сунула деньги за пазуху.

– Желаю здравствовать, – попрощался Игорь. – Если получится. Береги печень, Людмила.

Спускаясь по лестнице, он решил, что нежелание Милы ответить на вопрос прямо, скорее всего, подтверждает его версию. Осталось лишь проверить свою догадку в двух других местах.

Валентину, которая запомнилась ему траурной лентой и безутешным горем, он встретил во дворе с хозяйственными сумками и помог ей занести их наверх. Девушка показалась ему гораздо более симпатичной, чем во время предыдущей встречи. Она подкрасилась и привела себя в порядок, а черная лента в светлых волосах придавала ей некий шарм, как бы кощунственно это ни звучало.

Игорь показал ей объявление. Валентина подняла на него затравленный взгляд. В ее глазах стремительно набухали слезы.

– Вы издеваетесь, да? – спросила она.

Ее голос предательски дрогнул.

Игорь опешил.

– Почему вы решили, что я издеваюсь?

– Я же вам говорила, – продолжала Валентина, не замечая слез, катящихся по щекам. – Родители готовили нам сюрприз. Свадебный подарок, понимаете?

– Черт! Черт! – Игорь дважды ударил себя ладонью по лбу. – Простите меня, Валя. Забыл. Голова до сих пор кругом. Все как в тумане.

Его слова смягчили девушку.

– Я понимаю, – вздохнула она. – Сама такая. Кажется, сплю. А проснусь, и все по-прежнему будет: мама, папа…

Валентина разрыдалась. Неумело утешив ее, Игорь поспешил вырваться на улицу. Шагая по тротуару, он ругал себя за бестолковость. Да, следователь из него никакой. Как жаль, что Тамара отказалась познакомить его со своим приятелем. Работник прокуратуры ни за что не допустил бы подобной оплошности. У настоящих следователей память как у компьютеров, а у Игоря она дырявая…

Он нахмурился. Разрыв отношений с Тамарой оказался весьма болезненным для него. Не только потому, что он лишился поддержки. Эта девушка ему нравилась, и с этим невозможно было ничего поделать. Игорь встретил ее в тот момент, когда отчаянно нуждался в женской заботе и ласке, и это каким-то образом запечатлелось в его подсознании. Теперь, стоило подумать о Тамаре, как грудь распирало, а в гортани собирался комок, который приходилось глотать с некоторым усилием.

Сегодня этот комок был горьким.

По пути к дому Ромашовых Игорь несколько раз тянулся за мобильником, желая немедленно позвонить Тамаре и объясниться, но всякий раз его останавливало чувство стыда. Она знала о нем правду. Он был в ее глазах жуликом, лжецом, преступником. Зачем такой мутный персонаж красивой молодой девушке с блестящим будущим?

В расстроенных чувствах Игорь не заметил, как добрался до конечной цели своего путешествия. Ромашовы оказались дома и открыли дверь, как только Игорь связался с ними по домофону. Это была крепкая, жизнерадостная, красивая пара, загорелая и свежая после пребывания на средиземноморском курорте. Их дочери не проявили к гостю ни малейшего любопытства, а сразу покинули комнату, чтобы не мешать гостю. Не было заметно ни намека на то, что кто-то здесь пережил горе. Но Игорь не осуждал Ромашовых. У всех людей разные отношения с родителями и свои собственные представления о том, как следует переживать трагедии. Может быть, эти Ромашовы – сторонники позитивного мышления и запрещают себе переживать по какому-либо поводу. А может быть, они настолько верят в царствие небесное или переселение душ, что смерть близких представляется им благом. В любом случае Игоря это совершенно не касалось.

Его участливо выслушали, усадили на диван, предложили чаю. Хозяин дома, улыбчивый, приятный мужчина с подковой бородки на нижней челюсти, назвался то ли Артемом, то ли Антоном. Его дражайшая половина была точно Стеллой, ей очень шло розовое, она не говорила, а щебетала.

Увидев принесенное Игорем объявление, Артем-Антон вскинул руку – мол, сейчас, сейчас, – покинул комнату и вернулся точно с такой же газетой. Правда, крохотный островок текста был здесь выделен зеленым маркером.

– Ну вот, – сказал Игорь. – Я так и знал.

– И что дальше? – осведомился Артем-Антон.

– Как что? Это объявление выполняло роль приманки. Через него можно выйти на преступников.

– Не думаю.

– Почему?

– Вы полагаете, там дураки сидят? – спросил Артем-Антон, улыбаясь. – Разумеется, у них предусмотрены какие-то меры предосторожности.

– Да и объявление, наверное, давно устарело, – поддержала мужа Стелла, прижимаясь к его большому круглому плечу.

Игорь с ними не согласился.

– Судя по почерку грабителей, они люди недалекие. Не стоит ожидать от них какой-нибудь особой изобретательности.

– Ну почему же, – усмехнулся Артем-Антон. – На мой взгляд, пока что они действовали безупречно.

Игорь внимательно посмотрел на него, потом на его супругу в розовом спортивном костюме. Да, они, несомненно, знали о смерти нечто такое, что было неведомо остальным. Иначе почему бы им удавалось сохранять столь бодрое расположение духа? Они рассуждали о преступлении так, словно речь шла о детективном сериале.

Игорь встал.

– Что ж, спасибо за содействие. Я должен идти.

Хозяин проводил его в прихожую, где взял за пуговицу и доверительно произнес:

– Послушайте, вы мне симпатичны, а потому хочу дать вам один совет.

– Давайте, – разрешил Игорь.

– Не ворошите это, – сказал Артем-Антон. – Не старайтесь докопаться до дна. Ничего хорошего там нет, поверьте.

– А родители? Их убили. По-вашему, пусть убийцы гуляют на свободе?

– Недолго им гулять. Их или полиция поймает, или Бог накажет. Без нашего с вами участия.

– А я хочу, чтобы с моим участием, – возразил Игорь.

– Как же тогда быть с заповедями христовыми? – Артем-Антон тонко улыбнулся. – Не судите, да не судимы будете. Это ведь нам сказано.

– А кому сказано «не убий»?

– Опять нам, людям. Неужели так трудно не нарушать заповедей?

Игорь взглянул на собеседника исподлобья. Он успел раскусить этого человека. И его супругу тоже. Не такие уж они набожные люди, какими хотят казаться. Просто им не хочется ни во что вмешиваться, переживать, страдать, прилагать усилия.

– Не знаю, – сказал Игорь. – У меня не получается.

– Заметно, – кивнул Артем-Антон.

Улыбка не исчезла с его лица, но сделалась натянутой.

На том и расстались.

XV

Весь вечер Игорь боролся с искушением набрать телефонный номер, указанный в объявлении, и поговорить с владельцами квартиры на Университетской улице. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, что адрес служит приманкой для потенциальных жертв. Могло ли это быть случайностью? Нет, таких совпадений в жизни не бывает.

Проводить разведку следовало в спокойном, уравновешенном состоянии. Игорь решил сделать это завтра, руководствуясь поговоркой о том, что утро вечера мудренее. А пока, устроившись на диване, он бездумно следил за мельканием телевизионного экрана и размышлял. Ловушка, в которую попали Красозовы и остальные, была устроена просто и эффективно. Хорошая квартира по бросовой цене привлекала покупателей, как свет привлекает ночную мошкару. После телефонных переговоров, должно быть, проходила процедура осмотра недвижимости. Да, обязательно. Без этого никто не снял бы деньги со счета, готовясь к сделке. А потом звонок в дверь и…

Озаренный страшной догадкой, Игорь сел. Родители ни за что не впустили бы в дом посторонних людей. А ведь входная дверь не была взломана, никто из соседей не слышал шума или криков о помощи. Это означает, что грабители проникали к жертвам с их согласия. Возможно ли это? Еще бы! Убийцы посылали вперед лже-продавцов, вот в чем хитрость. Придумывался какой-нибудь правдоподобный повод. Например так: «Александр Филиппович, вы дома? Я забегу, тут надо одну бумаженцию подмахнуть, чтобы поскорее все провернуть. Не возражаете? Отлично. Через десять минут буду».

Разумеется, это была иллюзия, но Игорю показалось, что он наяву услышал этот воображаемый разговор своего отца с наводчиком. Приказав внутреннему голосу заткнуться, он схватил мобильник. Было около девяти часов вечера. Поздновато, но делать нечего. До утра Игорь просто не выдержит. Взорвется от внутреннего напряжения, как паровой котел.

Непослушным, плохо гнущимся пальцем Игорь набрал номер. Его сердце перестало биться, пока он вслушивался в гудки вызова.

Наконец ответил женский голос. Довольно молодой. Спокойный. Без кровожадных ноток.

– Слушаю, – сказала женщина.

– Я звоню по объявлению. – Игорю пришлось откашляться, чтобы продолжать. – Я хочу уточнить, эта квартира на Университетской… кха-кха… еще существует?

– Полагаю, что да.

Игорь даже поперхнулся от неожиданности.

– Отлично, – промямлил он. – Когда на нее можно взглянуть?

– Понятия не имею, – сказала женщина.

В ее голосе почудилась легкая издевка.

– Как это? – изумился Игорь.

– Квартира продана. Там теперь живут новые хозяева.

– Я могу с ними переговорить?

– О чем? – голос женщины стал напряженным.

Игорь переложил телефонную трубку из руки в руку.

– Могли бы вы назвать мне точный адрес?

– Что значит точный адрес? Зачем?

– Гм. У меня есть дело к новым владельцам. Да. Знаете, я хочу… хочу выкупить у них квартиру… Она меня устраивает. Удобное местоположение и так далее…

– Я не собираюсь разглашать информацию подобного рода, – отрезала женщина. – И не звоните мне больше, молодой человек.

Стало ясно, что сейчас разговор оборвется.

– Погодите! – выкрикнул Игорь с отчаянием.

– Ну? Что еще?

– Когда была продана квартира?

Выдержав паузу, женщина назвала дату и закончила разговор. Выходило, что квартиру купили еще до того, как были убиты родители Игоря. Могло быть такое? Маловероятно, но да. Что, если газета просто завалялась в маминой тумбочке, а родители покупали совсем другую квартиру? Правда, в таком случае почему улица Университетская фигурировала и в других вариантах?

Швырнув телефон на диван, Игорь схватился за голову обеими руками. Пальцы были ледяными, а виски – горячими. Что делать? Как добиться правды? Не совершил ли Игорь ошибку, позвонив по объявлению? Может быть, женщина что-то заподозрила? Что могло ее насторожить?

Игорь вскочил, сел, опять вскочил и принялся быстро расхаживать по комнате. Он уже понял, что в одиночку ему не справиться. Но кого взять в союзники? Греховец отпадает. Тамара и ее следователь тоже. Остается…

Игорь достал из холодильника воду и жадно напился. Он принял решение. Это произошло молниеносно. Как будто искра зажигания проскочила. Раз – и готово.

На следующий день, ближе к полудню, Игорь отправился в центр города, где находилось кафе «Театральное». Владел им один из членов той группировки, в которой некогда состоял Игорь. Кличка этого человека была Леон-киллер, хотя на самом деле его звали Левоном Погосяном. Моложавый армянин с тщательно скрываемой лысиной и выпуклыми газельими глазами. Посторонний человек никогда бы не заподозрил в нем опасного бандита, неоднократно пускавшего в ход оружие. Бурное прошлое не оставило на Левоне заметных следов. Обычный себе хозяин кафе, приветливый и жизнерадостный. Но, оставшись с Игорем наедине, он взглянул на него прежним, рентгеновским взглядом.

– Зачем искал?

– Дело есть, – ответил Игорь.

– Дела у прокурора, – отрезал Левон. – Говори прямо, чего надо.

Чтобы встретиться с ним, Игорю пришлось долго убалтывать бармена, а потом охранника заведения, так что ходить вокруг да около он не стал. Признался:

– Хочу одних сволочей найти и наказать. Не бесплатно.

– Я этим не занимаюсь, – скучно произнес Левон. Видя, что Игорь открыл рот, он предостерегающе поднял руку. – Не перебивай старших. Сам я в непонятки не лезу, но есть у меня надежные люди. Ты свой, так что много с тебя не возьму. Выкладывай начистоту, мокруха намечается?

– Не знаю, – покачал головой Игорь. – Для начала телефон пробить надо. И адрес.

– Пиши.

Левон выложил на стол лист бумаги и ручку. Когда Игорь записал требуемое, Левон забрал лист и вышел. Внешне он был совершенно спокоен, даже невозмутим, но внутри него бушевал целый вулкан страстей. Он не желал видеть никого из прежних корешей и подельников. Ему чудом удалось остаться на свободе и перевоплотиться в коммерсанта, поэтому рисковать своим положением он не собирался. Этот Игорь Красозов хоть и не привлекался к серьезным акциям, но все же много знал. Слишком много. Например, про то, как Левон получил свое «убойное погоняло». Черт бы побрал этого Игоря. Чтоб он под землю провалился. В буквальном смысле.

В буквальном? А что, идея!

Отозвав в сторонку своего племянника Гамлета, Левон потолковал с ним по-армянски, разъяснил, что и как нужно сделать, после чего вернулся в кабинет.

– Послушай, брат, – сказал он, глядя на Игоря своими бархатными карими глазами, – мы давно не виделись. Много времени прошло. Кто ты теперь? Чем занимаешься? Я тебя совсем не знаю.

– Я…

Левон остановил гостя жестом:

– Не надо, брат. Я обязан тебе верить, иначе что такое дружба и зачем она нужна? Я помогу тебе.

– Спасибо, Левон, – произнес Игорь с чувством.

– Давай сюда твое спасибо. – Армянин протянул руку. – Нету? Тогда зачем говоришь?

Это была старая шутка, ходившая в группировке. Среди бандитов было не принято говорить «спасибо». За услуги платили или принимали их как должное. Игорь так и не смог привыкнуть к такой манере общения.

Заметив его смущение, Левон усмехнулся.

– Ладно, расслабься. Это я так, по старой памяти. Хорошие времена были, да, Игореха?

Игорь так не считал, но кивнул:

– Да. Часто их вспоминаю.

– Ты с кем сейчас? – неожиданно спросил Левон.

Его взгляд снова стал колючим и недоверчивым.

– Один я, – заверил его Игорь. – Совсем.

– Под кем ходишь?

– Сам по себе, Левон. Честно.

– С «мусорами» знаешься?

– Если бы так, то зачем бы я к тебе пришел? Менты сами кого хочешь найдут.

– И то верно, – согласился армянин, но глаза его не изменили выражения. – Кто знает, что ты здесь?

– Ни одна живая душа, – сказал Игорь, прикладывая руку к груди.

– Хорошо, – кивнул Левон. – Люди, с которыми я работаю, очень осторожные. Не хотят светиться.

На самом деле он сам не хотел светиться. Он имел процветающий бизнес, большой богатый дом, дружную семью. Но на нем «висел» десяток трупов, за каждый из которых можно было схлопотать пожизненное. Левон Погосян не хотел на нары. Не следовало Игорю Красозову возникать из небытия. Потому что теперь предстояло отправить его обратно.

– Сейчас, – сказал он, – я дам тебе человека, который отвезет тебя, куда надо. Там расскажешь о своей проблеме. Что, кстати, у тебя стряслось?

– Родителей убили, – ответил Игорь сквозь зубы.

– Родителей? – Левон откинулся на спинку кресла, сложив руки на животе, заметно выпиравшем из-под расстегнутого пиджака. – Да, блин. Сочувствую, брат. Этих сук необходимо наказать. Родители – это святое. Вообще семья. – Он потер переносицу. – Слушай, ты, может, выпить хочешь? Коньяк, текила, виски? На твой выбор.

– Как же я буду с людьми разговаривать выпивший? Им это может не понравиться.

– Да, не подумал я, – признал Левон. – Что ж, в другой раз выпьем. А теперь тебе пора, брат.

– Я потом рассчитаюсь, – пообещал Игорь, вставая.

– Угу, угу. Давай, брат. Время не ждет.

Несколько минут спустя Игорь сидел в щегольском «пежо» бронзового цвета, который нес его куда-то за город. Парень, сидевший за рулем, назвался Гамлетом, и было неясно, настоящее это его имя или кличка. По дороге они почти не разговаривали. Лишь один раз, когда машина свернула с трассы в проселок, Игорь позволил себе поинтересоваться, зачем им забираться в такую глушь.

– Сюда люди подъедут, – значительно произнес Гамлет. – Они в пяти минутах езды. Сейчас позвоню.

Подогнав «пежо» к краю лесополосы, он вышел сам и велел выходить Игорю. Вместо телефона в его руке появился пистолет.

– Открой багажник, – велел он.

– Я не полезу в багажник, – предупредил Игорь.

– И не надо, – согласился Гамлет. – Просто открой.

В багажнике лежала новенькая черная лопата с коротким древком. Игорю стало не по себе.

– Что за дела, ты, принц датский? – воскликнул он. – Я сейчас свяжусь с Левоном.

– Не свяжешься, – заверил его Гамлет. – Бери лопату и пошли.

– Могилу себе копать? – спросил Игорь.

– Догадливый. Пойдем.

Гамлет направил пистолет в грудь Игоря. Это походило на сцену из дешевого боевика. Трудно было поверить, что все происходит наяву.

Игорь понял, что если он морально сдастся, то ему конец. Люди устроены таким образом, что при смертельной угрозе цепляются за жизнь до последнего мгновения. Сами идут на расстрел, сами копают себе могилы, подставляют под стволы лбы или затылки – как прикажут. Стоит покориться судьбе, и конец. Нужно бороться. Только это даст шанс на спасение.

– За что меня? – спросил Игорь, глядя в наставленное на него дуло.

– А тебе не все равно? – спросил Гамлет. – Не нравишься ты Левону. Не доверяет он тебе. Зря ты к нему сунулся.

– Зря.

– Но теперь поздно менять. Пошел! – Гамлет махнул стволом. – Взял лопату и вперед.

Игорь полез в багажник. Шагах в двадцати от машины Гамлет его остановил, велел рыть землю. Их разделяло два с половиной метра – слишком большое расстояние для прыжка. Игорь обхватил древко обеими руками, стал бить лезвием в ковер листвы, устилающий почву.

Вокруг было безлюдно и серо, как на мутной черно-белой фотографии. Деревья стояли почти голые, холодные и равнодушные. Прутья и ветки цеплялись за куртку Игоря, производя раздражающие шипящие звуки.

– Блин! – выругался он. – Железяка какая-то.

Лопата в его руках несколько раз проскрежетала по камню, который Игорь выбрал умышленно.

– Какая еще железяка, – недовольно проворчал Гамлет. – Рядом копай.

– Она большая. Ни фига себе! Это же ящик какой-то.

– Ящик?

– Или сейф.

– Гонишь.

Не выдержав, Гамлет сделал шаг вперед. Этого было достаточно, чтобы он оказался в зоне досягаемости. Удерживая лопату одной рукой, Игорь развернулся всем корпусом. Лопата, описав размашистый полукруг, врезалась в голову Гамлета. Его палец судорожно нажал на спусковой крючок, но пистолет был поставлен на предохранитель, так что рефлекс оказался бесполезным.

Подскочив ближе, Игорь принялся охаживать Гамлета лопатой. Остро заточенная, она оставляла на коже глубокие косые рубцы, быстро наполняющиеся кровью. Черное лезвие било куда придется: по голове, по лицу, по подставленным рукам.

Гамлет давно выронил пистолет и стоял на коленях, а Игорь все рубил и рубил, так как боялся, что, остановившись, утратит решимость. Врагов, поднявших на тебя оружие, нельзя оставлять в живых. Они обязательно повторят попытку, и она может оказаться более удачной. Так говорили бандиты, а в этих делах они знали толк.

Когда Гамлет упал окровавленным лицом вниз, Игорь дважды врезал лопатой по беззащитному затылку. Он четко осознавал, что делает. Убивает человека. Среди бела дня. Своими руками.

Хрясь! Хрясь!

Убедившись, что все кончено, Игорь замер, переводя дыхание. Сейчас он выкопает яму, но ляжет в нее не сам, а похоронит в ней Гамлета.

Получится ли обыскать его? Должно получиться. Нужны ключи от машины, да и деньги не помешают. Приметный «пежо» можно будет бросить на какой-нибудь стоянке, а вот пистолет Игорь оставит себе. Не для того, чтобы расправиться с Левоном, нет, это исключено. Игорь не станет связываться с армянами.

Если не лезть на рожон, то Левон тоже не затеет вендетту. Оба показали друг другу, что их лучше не трогать, и обоим делить нечего.

Так что все в порядке.

За исключением того, что Игорь только что убил человека.

Часто глотая вязкую слюну, Игорь принялся копать землю.

 

Часть вторая

Теплее, еще теплее!..

I

Стиральная машина барахлила. Тамара выставила обычный режим стирки, а машинка вместо этого устроила представление с тройным полосканием, да еще и самовольно увеличив температуру воды до шестидесяти градусов. Чтобы заново приручить агрегат, Тамара отыскала инструкцию и долго вникала в английский текст, единственной достойной альтернативой которому был польский.

После этого машинка перестала артачиться, зато случилось множество всяких других неприятностей. Для начала отключили электричество. Потом полетели настройки компьютера и пропал интернет. Наконец позвонил редактор и сказал, что материал про аварию на проспекте Пушкина не пойдет, слишком мелко.

– Но там же драка была, – вступилась за свою статью Тамара. – Владельца «тойоты» в травматологию отвезли, хотя после столкновения у него ни переломов, ни сотрясения не было.

– Ерунда, – сказал редактор. – Ты столичную криминальную хронику давно читала? Вот там красота. И убийства тебе, и поджоги, и групповые изнасилования…

Они поговорили еще немного о преимуществах жизни в мегаполисе, после чего редактор тамарину заметку все-таки принял. Но радости от этого было мало. Две тысячи знаков с пробелами – курам на смех. Разве что пару колготок купишь за такой гонорар, но работать на колготки скучно, тошно и непродуктивно.

Решив, что на ужин сойдет вчерашний салат «Мимоза» с одним рыбным стейком на двоих, Тамара взяла детектив и устроилась в кресле у окна.

«Устал я от жизни такой», – сказал герой романа.

«Так сдохни», – сказал ему приятель и выстрелил в упор.

Через две страницы выяснилось, что герой был в бронежилете. Еще через одну его бросила жена. Тамара подобрала под себя ноги и захрустела печеньем. На середине книги ноги затекли и пришлось идти включать свет. А потом пришел Бастрыга, так что про свидание героя с новой избранницей Тамаре узнать не пришлось.

– Голодный? – спросила она.

– Очень, – ответил Бастрыга, моя руки в ванной комнате. – Сегодня пообедать не получилось. Один придурок, вместо того, чтобы повеситься самому, сначала повесил жену и ребенка. Сам сообщил об этом в полицию, но наряд в дом не пустил, отстреливался из охотничьего ружья, пока его не уложили гранатой. Теперь возбуждено сразу два дела, и оба висят на мне. Как будто мне без них заниматься нечем.

Вытирая руки, Бастрыга уронил полотенце и наступил на него. Тамара хотела сделать ему замечание, но передумала. Не самый подходящий момент для того, чтобы учить любовника аккуратности.

– Опять «Мимоза»? – недовольно буркнул он, усаживаясь за стол.

– Есть еще семга, – быстро сказала Тамара.

– Тоже вчерашняя?

Бастрыга придвинул тарелку и наклонился, нюхая салат. Лицо его выражало брезгливость. Как будто перед его носом был не салат, а кошачье дерьмо.

– А знаешь что, – воскликнула Тамара с деланным оживлением, – давай коньячку выпьем? Так хочется крепкого.

Бастрыга поморщился и кивнул:

– Ну давай, неси.

Захотелось как следует врезать ему по башке сковородой, чтобы не гримасничал за столом. Тамара со звоном бросила вилку в свою тарелку.

– Там, где я воспитывалась, было принято, чтобы мужчины ухаживали за дамами. Готовь ему, стирай, а вместо благодарности «давай неси».

– Рад слышать о твоем благородном происхождении, – сказал Бастрыга. – А то у меня имелись другие сведения. Неблагополучные родители, трудное детство и так далее.

Тамара почувствовала, что краснеет – краснеет столь стремительно и бесповоротно, что скрыть это невозможно. Лицо, шея, грудь, даже плечи, все пылало.

– Ты что, рылся в моей биографии? – спросила она с ненавистью.

– Просто слухи доходили, – ответил Бастрыга спокойно. – Так как насчет коньячку? Или ты передумала?

Это был тот решающий момент, который однажды наступает в жизни каждого. Момент истины. От выбора Тамары сейчас зависела ее дальнейшая жизнь, ну, по крайней мере обозримое ее будущее. Можно остаться сидеть, а можно встать и сходить за бутылкой и рюмками. Бастрыга поставил Тамару перед выбором. Он не скрывал, что решил указать ей на ее место. Прежде уже происходило нечто в этом роде, но не столь прямолинейно и откровенно.

Отодвинувшись вместе со стулом, Тамара поднялась из-за стола. Бастрыга наблюдал за ней с насмешливым любопытством. Ах, как хотелось швырнуть ему в лицо тарелку с недоеденным салатом!

Когда Тамара сходила к бару и вернулась оттуда с бутылкой, от недавнего румянца и следа не осталось. Бледная и холодная – вот какой она была. Очень бледная и холодная.

Они выпили. Поговорили о каких-то пустяках. Потом, улыбаясь, Бастрыга заставил Тамару встать, прижал ее к стенке и овладел ею. Она сопротивлялась и даже кусалась, но не сильно, а под конец повисла на нем всем весом, вскрикивая и сотрясаясь. Пережитое унижение странным образом усиливало наслаждение. Запершись в ванной комнате, Тамара посмотрела на свое отражение в зеркале и назвала себя шлюхой.

Вытираясь после обжигающе-горячего душа, она машинально прислушивалась к голосу Бастрыги, говорившего по телефону.

– Да понял, понял… Пятое… Внук? Черт! Сколько ему было? Тоже пакет на голову? Вот суки! Калибр уточните… И вообще баллистику проверьте тщательно. Думаю, тот же самый ствол, но чем черт не шутит. Соседи что-нибудь слышали? Ладно, ладно, на месте выясню. Сейчас выезжаю.

Не тратя время на одевание, Тамара выскочила из ванной и, кутаясь в полотенце, побежала к Бастрыге так быстро, что едва не потеряла тапочек на ходу.

– Леня! – воскликнула она возбужденно. – Опять?

– Что опять? – спросил он, просовывая ногу в штанину.

– Ограбление с убийством. Старики, да? Деньги на квартиру собрали?

Бастрыга неторопливо застегнул молнию брюк и только потом ответил:

– Да, Тома, да. Но доклад предназначался не для твоих ушей. Мне не нравится, когда мои разговоры подслушивают.

– Ты громко разговаривал, – парировала Тамара.

Будучи женщиной, она отлично знала, когда мужчине следует уступить, а когда на него надавить, чтобы достигнуть желаемого результата.

– Ты сегодня просто невозможный, Леня! Придираешься, придираешься… Сколько можно? Мне надоело. То не этак, это не так. Знаешь, если я тебя не устраиваю, то нам лучше расстаться. – Она стащила с себя полотенце эффектным, хорошо продуманным жестом, набросила его на плечо и промаршировала в направлении ванной комнаты. – На квартиру я не претендую. Вообще ни на что не претендую. С меня хватит!

– Погоди, погоди!

Бастрыга успел догнать Тамару и придержать дверь только потому, что она сама этого захотела. – Чего ты кипятишься?

– Пусти! – она сердито вырвала руку.

Бастрыга взял ее за талию, привлекая к себе.

– Успокойся, Тома. Я не хотел тебя обидеть.

– Но обидел.

– Извини, ладно?

– Только при одном условии.

Тамара сделала вид, что пытается освободиться от объятий Бастрыги, отчего прижалась к нему еще плотнее.

– Какое условие? – Он задышал чаще, чувствуя прикосновение ее распаренного тела.

– Расскажи мне про преступление, – потребовала Тамара. Теперь полотенце валялось на полу, а она полностью владела ситуацией.

– Да я пока ничего не знаю толком, – замялся Бастрыга.

– Все, что знаешь. А потом позвонишь и добавишь остальные детали.

– Это служебная тайна, между прочим.

– Напомнить, сколько служебных тайн ты мне выдал?

– Тома, я не хочу, чтобы ты писала об этом, – заявил Бастрыга настолько строго, насколько позволяла ему близость с обнаженной любовницей.

Обычно для «перезагрузки» ему требовалось часа полтора, не меньше, а тут он чувствовал себя готовым к новым подвигам. Вот что значит экспериментировать в сексе, подумал он, гордый своей «боеспособностью». Оказывается, есть еще порох в пороховницах!

– Почему-уу? – протянула она, и в ее интонации прозвучало что-то тягучее, коровье.

– Потому что это не шуточки, – произнес Бастрыга отечески. – Не стоит вникать в ужасы нашей жизни…

– И смерти, – вставила Тамара.

Он смешался.

– Да… И это… Короче, держись от этого подальше. Помнишь, как Черчилль сказал? Если вглядываться в бездну достаточно долго…

– Это был Ницше. И мне не страшно… Хоть немного еще постою-ю на кр-раю-ю…

Пропев строчку из бессмертной баллады Высоцкого, она рассмеялась и повисла на шее Бастрыги:

– Ну пожалуйста, миленький… Не заставляй свою принцессу умирать от любопытства. Мне это надо. В конце концов, я журналист.

Бастрыга засопел и поволок ее в спальню. Закончилось все, как и должно было закончиться. Каких-нибудь десять минут спустя он уже жалел о своей слабости, но было поздно: отказать Тамаре в ее скромной просьбе было невозможно.

«Ладно, – мысленно махнул рукой Бастрыга, – сейчас расскажу, а потом придумаю что-нибудь. Все равно Томка от меня не отцепится. Умеет же, стерва, добиваться своего. У нас, мужчин, так не получается».

До того, как он покинул квартиру, ему позвонили еще дважды, так что информации оказалось достаточно, чтобы напичкать ею любовницу досыта. Потом он уехал и вернулся далеко за полночь, когда Тамара уже спала, свернувшись клубочком на диване в гостиной. Не включая свет, Бастрыга на цыпочках прокрался к ее ноутбуку и некоторое время читал развернутую статью. Там упоминались не только установленные следствием факты, но также делались выводы на основании сомнительных умозаключений «сына четы К». Нужно было быть полным дебилом, чтобы не сообразить, что речь идет об Игоре Красозове.

Старший следователь прокуратуры Леонид Ильич Бастрыга дебилом не был.

Бесшумно удалившись на кухню, он достал кефир, сыр, колбасу и принялся медленно жевать, уставившись на свое смутное отражение в черном проеме окна. Лицо у него было сосредоточенное и мрачное, как будто он не пищу поглощал, а перемалывал зубами орехи или грыз удила.

II

Ночью выпал первый снежок, похожий на стиральный порошок, забившийся во все щели и впадины. Ветер гонял его туда-сюда по серому асфальту, а листьев на деревьях совсем не осталось.

Тамара проснулась поздно, измученная и разбитая после ночевки на неудобном диване под колючим пледом. Вчера она решила прилечь на полчасика, чтобы встать, прибраться, помыть посуду и переместиться в спальню, но не получилось. Она проснулась, когда вернулся Бастрыга, однако, понаблюдав за ним сквозь опущенные ресницы, снова погрузилась в сладкий сон.

Голова до сих пор была тяжелой, а в глаза словно насыпали песка. Зато в распоряжении Тамары имелась информационная «бомба», которую предстояло взорвать прямо сегодня. Она перечитала свой вчерашний текст и осталась довольна. Из статьи было ясно, что автор очень компетентен и владеет материалом ничуть не хуже следствия, а то и лучше.

Переборов искушение разослать статью по электронным адресам, Тамара стала собираться в редакцию. За эксклюзив ей платили довольно приличные суммы, особенно если она не ленилась пообщаться с редактором лично. Сегодня был как раз такой случай. Сунув маленький плоский ноутбук в наплечную сумку, Тамара покинула квартиру.

Ее скромная «шкода» так выхолодилась на улице, что, забираясь за руль, Тамара невольно поежилась. Следовало надеть под джинсы колготки потолще, чтобы не отморозить зад. А то, застудившись, придется надолго забыть про интимные забавы. Не хотелось бы. Тамара только начала входить во вкус.

Она включила зажигание, обогреватель и немного сдала назад, чтобы объехать красный внедорожник, приткнувшийся прямо перед капотом «шкоды». Автомобиль подпрыгнул, раздался возглас, по крыше резко и требовательно постучали.

В зеркале заднего вида маячила мужская фигура, больше Тамара ничего не разглядела. Она обернулась.

– Смотреть надо, куда прешь! – донеслось снаружи. – Ты мне ногу переехала.

Похолодев, Тамара выглянула из «шкоды». Прямо за багажником прыгал на одной ноге и кряхтел высокий парень в вязаной шапочке. Смотрел не на Тамару, а на свою ступню в кожаном ботинке. Его лица она не видела, хотя догадывалась, что оно, должно быть, искажено от боли.

– Извините, я нечаянно, – торопливо заговорила она, приближаясь. – Ума не приложу, как это получилось. Вы где были?

Если бы парень захотел сказать правду, то признался бы, что юркнул за «шкоду» и присел, как только Тамара села в машину. Но в его планы это не входило. Не собирался он рассказывать и про то, что сунул под скат заранее заготовленный кирпич. Вот почему автомобиль подбросило, когда он ехал задним ходом. Вовсе не потому, что под колесо попала нога парня.

Тем не менее он зашипел якобы от боли и сделал вид, что никак не может стать на поврежденную конечность.

– Да как же это! – воскликнула несчастная Тамара. – Давайте я вас в больницу… Болит?.. Сильно?..

– Все кости всмятку, – пожаловался парень.

Он не смотрел поверх тамариной головы, чтобы не выдать себя взглядом. А там, за ее спиной, происходило кое-что любопытное.

– Садитесь в машину, – распорядилась Тамара, успевшая овладеть собой. – Мы едем в ближайший травмпункт. И не спорьте. Нужно обязательно оказать первую помощь.

– Не, не надо, – сказал парень, распрямляясь во весь свой баскетбольный рост.

– Как не надо?

– А так. Порядок.

Он пару раз топнул ботинком. Его лицо показалось Тамаре смутно знакомым.

– Что я могу для вас сделать? – спросила она, силясь вспомнить, где сталкивалась с этим долговязым типом в коротком пальто с квадратными плечами.

– Минет, – сказал он.

Это было произнесено так тихо и так буднично, что Тамара не поверила ушам.

– Еще раз, пожалуйста, – попросила она.

Ухмыльнувшись, он приставил кулак к промежности и красноречиво подвигал им, после чего отвернулся и зашагал куда-то.

Услышав шум заводящегося двигателя, Тамара обернулась и увидела, как в красный внедорожник забирается человек с черной бородой и черными волосами, гладко зачесанными назад. «Аль Пачино, – пронеслось в ее голове. – А тот длинный был с ним, когда они избивали Игоря. А где третий, который был тогда с ними? Наверное, за рулем».

Эти мысли не потрясли Тамару, потому что она все еще находилась под наркозом уверенности в том, что она неуязвима в привычном, безопасном, цивилизованном мире, где все подчинено четким, понятным, незыблемым законам. Выяснилось, что это вовсе не так. Заглянув в «шкоду», Тамара обнаружила, что сумка, оставленная на переднем сиденье, на месте, а вот ноутбука в ней нет. Выпрямившись, она попыталась отыскать взглядом длинного парня, однако его и след простыл.

Улизнул за угол? Уехал в другой машине? Гадать об этом не имело смысла. Ясно было одно: Тамару выманили из «шкоды», чтобы обворовать. Заглянув под заднее колесо, она увидела кирпич, на котором ее подбросило. Преступники знали, что она будет сдавать назад. Для этого и приткнули впереди джип, не позволяющий сразу вырулить на проезжую часть.

Этот случай можно было бы отнести к разряду досадных случайностей, если бы грабителями не оказались те самые типы, которые недавно набросились на Игоря. Выходило, что тогда они стремились помешать его встрече с Тамарой. А теперь похитили ее ноутбук со статьей, существующей в единственном экземпляре.

Что же получается?

Тамара села за руль и медленно поехала по улице, еще не решив, куда именно она направляется. Заехать в редакцию и попробовать переписать статью на чужом компьютере? Отправиться в магазин за новым ноутбуком? Заявить о краже в полицию?

Нет, все эти варианты Тамару не устраивали. Чем больше она размышляла о случившемся, тем сильнее преисполнялась праведного гнева. Бастрыга! Это его рук дело! Не зря вчера он заглядывал в тамарин компьютер. И кто, как не он, знал о свидании в «Шоколадном зайце»? В обоих случаях действовали одни и те же люди, которых подослал Бастрыга. Об этом в один голос твердили и логика, и интуиция.

Ярость, охватившая Тамару, была столь сильна, что она была вынуждена притормозить и подождать, пока пульс придет в норму, а зрение прояснится, избавившись от темной пелены.

– Ну и сволочь ты, Леня! – прошипела она, ударяя по рулю ладонью в такт своим словам.

«А что, если ты ошибаешься?» – укоризненно спросил внутренний голос.

«Таких совпадений не бывает!» – мысленно возразила Тамара.

«Тебе могло померещиться».

«Не могло!»

«Могло, могло, – настаивал внутренний голос. – Мало ли в Артемове красных джипов и бородатых мужчин? Глупо рвать с мужчиной только на основании своих догадок и предположений».

«Да, – согласилась Тамара. – Мне нужны доказательства, чтобы действовать наверняка. Как их раздобыть?»

Она задумалась, машинально барабаня пальцами по рулю. Потом прищурилась, усмехнулась и стронула автомобиль с места.

III

Бастрыга очень удивился, когда Тамара вошла к нему в кабинет.

– Ты? – спросил он. – Зачем ты здесь? Что-то случилось?

По мере того как он задавал вопросы, его изумление становилось все менее искренним. Во всяком случае, так показалось Тамаре, пристально наблюдавшей за любовником. Она действовала, как профессиональный картежник, которому достаточно одного быстрого взгляда на собственные карты, поскольку все остальное внимание его распределено между соперниками. Крайне важно, как ведет себя человек в критические моменты, куда смотрит, чем занимает руки, делает ли преувеличенно каменное выражение лица или, наоборот, неоправданно суетится.

Не спуская с Бастрыги глаз, Тамара сказала:

– Леня, меня только что обокрали. Точнее, ограбили.

– Обокрали? Ограбили? – Он сделал большие глаза и всплеснул руками. – Да что ты говоришь? Как это произошло, Томочка?

Тамара подсела к его обширному столу, заваленному бумагами и принялась рассказывать, умышленно заостряя внимание на мелких деталях, чтобы протянуть время. Ей было известно, что притворяться легче вначале, чем в конце, поскольку постоянно контролировать себя достаточно сложно. Следователи прокуратуры, даже старшие, как известно, не обучаются по системе Станиславского. Напрасно. Чувствуется недостаток актерского мастерства.

За время рассказа Бастрыга несколько раз менял позу, перебирал канцелярские принадлежности в стаканчике на столе и даже один раз зевнул, деликатно прикрыв рот ладонью. Ему было не слишком интересно, как будто он все знал наперед. Подозрения Тамары не просто усилились, они переросли в уверенность.

Ее любовник нанял отморозков, которые похитили ее ноутбук. Цель была понятна: не позволить Тамаре опубликовать статью о серийных преступлениях. Но, благодаря Бастрыге, она лишилась не только текста, но сотен… тысяч важных файлов, хранившихся в памяти компьютера. Музыка, фильмы, книги, интересные ссылки. Но особенно жалко было фотографий. При воспоминании о них Тамара стиснула кулаки с такой силой, что едва не проткнула ногтями кожу на ладонях.

Кто теперь разглядывает эти снимки, глумливо усмехаясь? Тамара в институте, Тамара на вечеринках… на отдыхе… в море… в бассейне… в купальнике… без купальника.

Проклятье! Как заставить Бастрыгу вернуть украденное? Никак. Он ни за что не сознается в содеянном. Это было его жизненное кредо. Однажды, будучи в подпитии, он сказал Тамаре: «Никогда не признавай свою вину, Тома. Ни при каких обстоятельствах. Потому что этим ты отсекаешь возможности оправдаться. Как бы ни была очевидна вина преступника, всегда есть вероятность его непричастности. Она может быть совсем мизерной, эта вероятность, однако она оставляет шанс. Тот, кто признался, сам подписал себе обвинительный приговор. Это я тебе как работник прокуратуры говорю. На основании многолетнего опыта».

Вот этот многолетний опыт не позволит Бастрыге исправить содеянное. Он будет отпираться даже в том случае, если у Тамары будут все улики на руках. А у нее нет ничего, кроме внутренней уверенности.

Был еще один момент, мешающий припереть любовника к стенке. С кем останется Тамара, если уличит его? Не станет же она жить с таким негодяем, а он – с женщиной, знающей о нем постыдную правду. Следовательно, разлука. И потеря крыши над головой, как уже намекнул Бастрыга. Что же, сидеть Тамаре у разбитого корыта, бедной, но принципиальной? Нет, этого она не хотела.

А чего она хотела в таком случае? Чего добивалась?

В первую очередь, окончательно убедиться в том, что не возводит на Леонида напраслину. Ну а уж потом принимать решение. Если рвать с любовником, то медленно, осторожно, выгадывая для себя максимум преференций.

Обо всем этом она размышляла, не переставая рассказывать историю своих злоключений и следить за Бастрыгой. Под конец он ерзал в своем кресле, как уж на сковородке.

– Все это весьма прискорбно, – произнес он, дождавшись паузы, – но я ничем не могу тебе помочь, дорогая. Кроме того, извини, у меня дела, масса дел. Начальство, знаешь ли, не поощряет, когда сотрудники решают свои проблемы на рабочих местах.

– А ты и не решаешь, – заметила Тамара с самым невинным взглядом. – Ты сам сказал, что ничем не можешь мне помочь.

– Да, сказал, и что? Это правда. Мы такими делами не занимаемся.

– Советуешь обратиться в полицию?

– Нет, не советую, – вздохнул Бастрыга. – Потратишь время впустую. Мелкие уличные кражи практически не расследуются. Некому и некогда заниматься этими мелочами.

– Для меня это не мелочи, вовсе нет! – возразила Тамара. – Я без ноутбука как без рук.

– Куплю тебе новый, – пообещал Бастрыга, демонстративно поглядывая на часы.

– А кто мне вернет все то, что хранилось в ноутбуке?

– Нужно всегда дублировать информацию, я тебе это постоянно твердил. А что, что-то важное пропало?

– Смотря что считать важным, – сказала Тамара. – И мстительно добавила: – Те ролики, что мы на прошлый Новый год делали, важные? Или на диком пляже, помнишь? Кстати, твоя инициатива была.

– Черт! – Бастрыга придвинул к себе папку, открыл ее и захлопнул, не читая. – Кто такие вещи на компьютере держит?

– А где я их должна была держать?

– Ладно, ерунда. Какой дурак станет проверять содержимое файлов… Ты же не кинозвезда, не политик.

– Но я журналист, – напомнила Тамара. – Не самый последний в Артемове, между прочим.

– Да, да, конечно. – Бастрыга поморщился. – Но твоя личная жизнь не представляет интереса для СМИ.

Это должно было успокоить Тамару, но вместо этого ей стало обидно. И как обычно, мстительное чувство подсказало ей, как поквитаться с обидчиком.

– Скоро это изменится, – сказала она.

– Что? – рассеянно спросил Бастрыга и снова взглянул на часы. – Каким образом?

– Скоро у меня на руках будет такая информация, что мало не покажется, – заявила Тамара, охваченная внезапным вдохновением.

– Что ты имеешь в виду? – насторожился Бастрыга.

– Мне сегодня передадут новые факты об этих ограблениях.

– Факты? Какие факты?

– Пока не знаю, – сказала Тамара.

– Это твой Игорь, да? – предположил Бастрыга. – Ему все неймется?

– Все-таки его родители погибли, не посторонние люди какие-нибудь.

– Гм, понимаю. И где… где вы встречаетесь? Когда?

Задавая эти вопросы, Бастрыга старательно смотрел в окно, хотя ничего интересного там не происходило.

– Зачем тебе? – спросила в свою очередь Тамара.

– Твой Игорь Красозов – опасный человек, я тебе уже говорил. Необходимы меры предосторожности. Хотя бы минимальные.

– Не поняла. Ты что же, следить за мной собираешься?

– Вздор! – Бастрыга раздраженно захлопнул папку, которую только что раскрыл. – Я просто беспокоюсь, вот и все.

Логично было бы спросить, каким образом знание места и времени свидания способно уменьшить это мнимое беспокойство. Но Тамара не стала делать этого. Подчиняясь наитию, она сказала:

– Мы встречаемся ровно в двенадцать. На… на площади Ленина. – Название автоматически возникло в мозгу, как на неком табло. – Тебе не о чем беспокоиться. Место людное.

«Но я позабочусь о том, чтобы заметить шпиков, если ты их ко мне приставишь», – мысленно пообещала Бастрыге Тамара.

Вслух, естественно, это произнесено не было.

– Тогда я спокоен, – кивнул он и в очередной раз открыл папку. – Вечером расскажешь, что удалось выяснить.

– Конечно.

Она встала. Поколебавшись, Бастрыга сделал то же самое и, обогнув стол, чмокнул Тамару в щеку.

Когда дверь закрылась за ней, он выждал некоторое время и выглянул в коридор. Убедившись, что там пусто, Бастрыга взял телефон и стал кому-то звонить.

IV

Следующий шаг дался Тамаре нелегко. Совершить его мешала гордость. Она была очень самолюбива, болезненно самолюбива. С таким характером трудно, почти невозможно идти на попятную. Однако иного выхода не было.

«Просто сыграю свою роль, – сказала себе Тамара. – Как актриса в кино. От меня не убудет».

Решив так, она приткнула машину на тихой улице, взяла телефон и нажала кнопку вызова. От перчатки приятно пахло хорошей кожей. Тамара постаралась сконцентрироваться на этом аромате, когда раздался голос Игоря. Он сказал, что слушает, но сделал это достаточно сухо.

Касаясь носом перчатки, Тамара решила прикинуться непонимающей.

– Ты занят? – спросила она. – Давай я перезвоню позже.

– Я свободен, – возразил он. – Но я, если не ошибаюсь, не твоего поля ягода.

– Что за глупости, Игорь! Не понимаю, почему ты дуешься…

– Не понимаешь? А кто растолковал мне, какой я подлец? Тебя твой прокурор настроил против меня.

– Ты не понял, – сказала Тамара. – Да, Леня навел о тебе справки, но какое это имеет значение? Мы же не под венец собрались…

Она хихикнула, предлагая перевести все в шутку.

Игорь остался сдержанным.

– Однако ты решила прекратить со мной всякое общение, – напомнил он.

– Господи, с чего ты взял? – возмутилась Тамара. – А кто кому звонит? Я тебе или ты мне?

– Ну…

Не зная, как отреагировать на этот довод, Игорь умолк. Тамара, чувствуя его растерянность, усилила натиск.

– Я просто передала тебе содержание своего разговора с Леней, – сказала она. – Вот и все. Я тебе не судья. И тем более не палач.

– Значит, ты согласна мне помочь? – прямо спросил Игорь.

– Мы обсудим это. Но сначала ты немного поможешь мне, договорились?

– Конечно. А в чем дело?

– Я расскажу тебе при встрече. В двенадцать. На площади Ленина.

У Игоря вырвался смешок.

– Недавно у меня была встреча на площади Ленина, – признался он. – О ней сохранились не самые лучшие воспоминания, прямо скажем.

– На этот раз все будет хорошо, – пообещала Тамара, отметив краешком сознания, что кривит душой.

Она использует своего знакомого в качестве приманки. Если Леонид устроит за ней слежку, то она это сразу обнаружит. Благодаря Игорю Красозову. Такая себе ловля на живца.

– Буду собираться, – сказал он. – Жди в двенадцать.

– Подожди, – воскликнула Тамара. – Я хочу, чтобы ты передал мне сверток.

– Какой сверток?

– Любой. Желательно величиной с папку. Заверни журнал и отдай мне.

– Что ты задумала?

– Узнаешь немного позже, – пообещала Тамара. – Я хочу, чтобы ты отдал мне этот сверток и сразу ушел. Мы встретимся чуть позже. Через полчасика. Рядом с площадью есть кафе «Арктика». Знаешь?

– Знаю, – неуверенно согласился Игорь. – Что за шпионские страсти?

– Так нужно. Неужели тебе трудно? Я для тебя стараюсь, между прочим.

– Это как-то связано…

– Да, – перебила Тамара. – Я не забросила то дело. Тем более, что вчера произошел еще один эпизод, выражаясь прокурорским языком.

– Вот как? – оживился Игорь. – Где? Когда?

– Расскажу при встрече. А теперь мне пора. Бай!

По мере того как близился полдень, волнение Тамары возрастало. Она не находила себе места, не знала, куда деть руки, не могла думать ни о чем, кроме своего плана. Появившись на площади в назначенное время, она незаметно посматривала по сторонам, но ничего подозрительного не заметила. Игорь уже поджидал ее, ежась от пронизывающего ветра. На фоне исполинского вождя мирового пролетариата он выглядел совсем маленьким, но сложен был куда более гармонично.

Передавая Тамаре пакет, Игорь спросил:

– За тобой следят?

– Надеюсь, что нет, – ответила она. – Но чем черт не шутит.

– Да, этот шутит чем угодно, – согласился Игорь.

Внезапно Тамаре стало не по себе. Она пожалела о своем легкомысленном поведении. Кажется, у японцев есть такое выражение: дергать тигра за усы. Не этим ли она занимается сейчас? Ради чего? Ведь, положа руку на сердце, ее не так уж сильно потрясли все эти смерти незнакомых пенсионеров. На самом деле она просто стремится выделиться. Поплясать на чужих костях. Стоит ли игра свеч?

– Все в порядке? – встревоженно спросил Игорь, заметивший, как изменилось выражение тамариного лица.

– Все в полном порядке. – Она заставила себя улыбнуться. – А ты изменился, Игорь. Что-то в тебе не то. Взгляд, что ли? Ты смотришь иначе.

– Замерз просто. – Он опустил глаза. – Холодная осень. Так хочется куда-нибудь в тепло. Надоело здесь. – Игорь снова поднял взгляд. – Знаешь, бывают сны такие тягостные… Не кошмары, нет. А просто вокруг серо, беспросветно. И ты понимаешь, что вскоре должно что-то случиться…

– Что? – быстро спросила Тамара.

– Не знаю. Что-то плохое.

Она вздрогнула.

– Какой ты впечатлительный, Игорь!

Он кивнул:

– Да, есть маленько. Ненавижу это состояние. Плохие предчувствия, как правило, не оправдываются. Зря себя изводишь.

Тамара внимательно посмотрела по сторонам. Никто за ними не наблюдал, прикрываясь газетой или притаившись за уличным фонарем. Однако Тамара ощущала близкую опасность. Как будто совсем рядом бродил невидимый хищный зверь. Тот самый тигр, которого все-таки дернули за усы.

– Через полчаса в кафе, – проговорила Тамара и оставила Игоря одного.

Она старалась идти легко и элегантно, но это получалось у нее плохо. И не только потому, что каблуки скользили на обледенелых плитах.

В кафе Тамара заняла наблюдательный пост у окна. Собственно, ради этого обзора она и выбрала «Арктику». Кафе находилось на углу площади, где сходились две улицы. Оттуда, где сидела Тамара, был виден вход. Пока Игорь будет приближаться, она сумеет засечь любого человека, сопровождающего его.

«Однако на этом я эксперимент закончу, – пообещала она себе. – Поиграла немного в частного детектива – и хватит».

Но тут ей вспомнился украденный ноутбук, отчего ее настроение резко изменилось. Какое право имел Леонид так обойтись с ней? Навести на Тамару каких-то отморозков, которые ее ограбили! А что, если бы они компьютером не ограничились? В сумке были банковские карты, деньги, документы. Хорошо, что все на месте. Хорошо, что Тамару не тронули. Но могло быть иначе. Если Бастрыгу вовремя не остановить, то в следующий раз он совсем обнаглеет!

«Хорошо, что у меня есть союзник, – подумала Тамара, осторожно прихлебывая горячий кофе из фарфоровой чашечки. – Игорь меня не бросит в беде. Если что, вступится. И если что, все можно будет свалить на него».

Решив так, Тамара успокоилась. Нет, она ничем не рисковала, пока в мире существовали мужчины. Самцы дерутся, самки наблюдают. Сейчас именно такая ситуация. Можно расслабиться и подождать, пока определится победитель.

Это были циничные, эгоистичные, в чем-то даже подлые мысли, но разве мужчины заслуживают, чтобы с ними играли в открытую? Они сами постоянно правила нарушают, пользуясь своим превосходством. Женщины всего лишь защищаются. Тамара защищается, вот так! Ее вынудили!

Усмехнувшись, она бесшумно поставила чашку на блюдце. Подплыл официант в пестрой жилетке, осведомился, не желает ли Тамара фирменного мороженого. Она не пожелала, и официант уплыл прочь. Тамара на него даже не взглянула. Ее взор был устремлен на Игоря, приготовившегося пересечь улицу. Она была узкая и соединялась с главной трассой под прямым углом, на котором, как водится, торчал светофор. Рядом с Игорем стояли две школьницы, совсем не похожие на шпиков. По сторонам и за спиной Игоря не было никого подозрительного.

«Ошиблась, – решила Тамара. – Ну и слава богу. Теперь можно будет продолжать жить как ни в чем ни бывало. Отрицательный результат – тоже результат. Хорошо, что не придется ничего менять в отношениях с Леней. А Игорю я сейчас поморочу немного голову и отважу. Секс на стороне мне не нужен. И он сам больше не нужен. Зря на него время потратила».

Держа в правой руке открытую помаду, Тамара приготовилась посмотреться в зеркальце, извлеченное из косметички, когда ее взгляд непроизвольно метнулся в сторону перекрестка.

Она увидела, как Игорь, совершив отчаянный прыжок, чудом выскочил из-под самого носа промчавшегося мимо джипа. Это был красный «чероки». Он едва не сбил Игоря и школьниц, которые с визгом отпрянули на тротуар.

Зеркало выскользнуло из ослабевших пальцев Тамары. Она увидела, как из затормозившего за поворотом джипа выбираются двое: один длинный, второй со знакомой улыбочкой на физиономии. Это были подручные «Аль Пачино», Тамара их сразу узнала.

Вместо того чтобы удирать, Игорь повернулся к ним лицом. Тамара видела его фигуру со спины. Он стоял, широко расставив ноги и зачем-то распахнув куртку. Двое преследователей обменялись короткими репликами и вернулись в машину. Школьницы, озираясь, пробежали мимо кафе. Затем Тамара увидела Игоря, приближающегося к кафе.

Он вошел, отыскал ее взглядом, приблизился, сел. Его куртка была уже застегнута. Официант предложил ему раздеться и заказать что-нибудь, но Игорь отказался. Он смотрел на Тамару.

– Вот, значит, как, – произнес он, когда они остались одни.

– Как? – быстро спросила Тамара, не слишком убедительно изображая недоумение.

– Ты меня подставила, – сказал Игорь. – Цирк с пакетом понадобился тебе, чтобы проверить, будет ли за мной «хвост». Он был. Меня чуть не убили только что, ты видела, да?

– Почему они оставили тебя в покое?

Тамаре очень хотелось сменить тему, чтобы избежать неприятных объяснений. Но ответ ее испугал.

– У меня пистолет, – сказал Игорь. – Я показал им, что вооружен.

– Ты вооружен? Откуда у тебя пистолет?

– Тише. Это не обязательно знать всем сотрудникам кафе.

– Откуда у тебя пистолет? – повторила Тамара вопрос, на сей раз шепотом.

– Пришлось обзавестись, – ответил Игорь, криво усмехаясь. – Разве ты не заметила, что на меня идет охота?

Она потупилась.

– Думаю, ты тоже не чувствуешь себя в безопасности, раз устроила это представление, – продолжал Игорь. – Убедилась, что за мной следят те, кому очень не хочется, чтобы расследование продолжалось?

– Да, – тихо произнесла Тамара.

– Но под колпаком и ты тоже. И теперь врагам очень захочется выяснить, что же было в пакете, который я тебе вручил. По-моему, это была глупая затея. Но не только. – Игорь встал. – Это была еще и подлая затея.

– Я не хотела.

Тамара подняла взгляд, стараясь придать ему виноватое выражение.

– Был такой старый фильм, – сказал Игорь. – «Никто не хотел умирать». Но все умерли. Удачи!

В следующую секунду она осталась одна. Похоже, совсем одна.

V

Игорь проснулся от того, что кто-то сел ему на спину. Ужасное, гнетущее чувство охватило его. Он попытался повернуться или приподняться, чтобы сбросить с себя тяжесть, но сумел лишь вяло пошевелить пальцами затекших рук.

Ммммммм, замычал Игорь, а когда получилось открыть рот, издал страшный, протяжный хрип.

Отпустило.

Перевернувшись на спину, Игорь перевел дух. Несмотря на то что в комнате было прохладно, он весь взмок, а сердце норовило выскочить из груди. За окном изредка проплывали пятна света, напоминая, что там простирается огромный современный мир, в котором нет места всякой нечисти и призракам. Мозг отлично знал это. Душа – другое дело. Она словно по-прежнему принадлежала ребенку, а не взрослому мужчине, известному окружающим как Игорь Александрович Красозов. Эта душа сжималась при каждом звуке, который фиксировало его сознание.

Игорь почувствовал, как покрывается мурашками. Ему почудилось, что кто-то прокрался по скрипучим полам коридора и теперь стоит за дверью в комнату, старательно сдерживая дыхание. Игорь повернул голову. Дверь была приоткрыта.

Отец? Мать? Нет… Гамлет. Ну конечно, там он. Больше некому.

Игорь сел на кровати. Года два назад ему пришлось удалять зуб, и он помнил, как половина лица онемела от новокаина. Но теперь онемевшим было все тело, от ступней до макушки, на которой волосы стояли дыбом.

Двигаясь подобно зомби, Игорь подошел к двери и толкнул ее одеревенелой рукой. В коридоре никого не было. Медленно переставляя босые ноги по холодному линолеуму, Игорь сходил на кухню, напился воды и вернулся в постель.

До сих пор он не верил в то, что души покойников способны являться к своим убийцам, но успел убедиться в обратном. Тень убиенного Гамлета не давала ему покоя вторую ночь подряд. Игорь плохо помнил пьесу Шекспира, но, кажется, там тоже бродила какая-то тень.

Он еще трижды просыпался от кошмаров и ночных видений, но утренний свет, забрезживший за окнами, принес успокоение. Поднявшись, Игорь посмотрелся в зеркало и неприятно удивился тому, какой он осунувшийся, злой и растрепанный. Было такое впечатление, что за одну ночь он состарился на несколько лет.

Завтракая, Игорь глотал через силу. Кусок не лез в горло. Убийство человека не прошло бесследно. Что-то изменилось в Игоре. Он стал другим. И рука до сих пор помнила толчок от соприкосновения острого железа с мягкой человеческой плотью.

Помыв посуду, Игорь стал одеваться. Идея, как добраться до грабителей, сформировалась вчера вечером. Припомнив все подробности своего телефонного разговора с женщиной, давшей объявление о продаже квартиры, Игорь понял, что совершил ошибку. Во-первых, он выдал свое волнение, мямля и запинаясь. Во-вторых, его голос звучал чересчур молодо. Ведь «клиентами» преступников были одинокие, беззащитные старики. С остальными эти мерзавцы не связывались.

Следовательно, чтобы добиться цели, нужно действовать иначе. Позвонить по объявлению должен человек немолодой. Лучше, чтобы это сделала женщина. Сегодня Игорь собирался найти подходящую старушку, которая согласится оказать ему небольшую (и не бесплатную) услугу. Ее голос усыпит бдительность преступников.

Должен усыпить.

А если нет?

Тогда Игорь не знал, как быть дальше. Он устал биться в эту непрошибаемую стену. Плюнуть, забыть, оставить все, как есть. Для этого существует спасительная лазейка, издавна освоенная людьми нерешительными, мягкосердечными или малодушными. Нужно просто предоставить Богу наказывать обидчиков. Или пусть их карма покарает. А самим пачкать руки неохота. Зачем грех на душу брать?

Если бы Игорь с самого начала занял такую позицию, он не просыпался бы теперь в холодном поту и не видел во снах обезображенное лицо Гамлета. За ним не охотились бы отморозки на красном «чероки». Ему не угрожал бы следователь с многозначительной фамилией Греховец. Короче, все было бы нормально.

Если не считать той мелочи, что родители Игоря в настоящий момент гнили в могилах, куда их отправили за некоторое количество американских долларов.

Собравшись, Игорь заблаговременно поднял воротник куртки и покинул квартиру. Морозец с удовольствием вцепился в его оттопыренные уши и свежевыбритые щеки. Он успел продрогнуть, пока бродил по городу, разыскивая подходящую старушенцию, но все они, как назло, словно вымерли. Ни старух не было на улицах, ни стариков. Куда все они могли подеваться? Отстаивали очереди в больницах и собесах? Приторговывали капустой и картошкой?

Поразмыслив, Игорь отправился на ближайший рынок, приткнувшийся между трамвайными путями и стадионом. Дойти туда он не успел, поскольку его внимание привлекла старая женщина, согнувшаяся под тяжестью сумок.

– Я помогу, – кинулся к ней Игорь.

Ему было смертельно стыдно. Выходило, что он пришел старушке на помощь только потому, что нуждался в ее помощи. Хуже всего, что она каким-то образом об этом догадалась.

– Ну, что у тебя за дело ко мне? – спросила она, когда они свернули с людной улицы под арку, ведущую в тихий дворик.

– Как вы догадались? – нахмурился Игорь.

– Ты же не пионер, не тимуровец, – был ответ.

– Кто такие тимуровцы?

– Были такие ребята из очень хорошей книжки Аркадия Гайдара, – объяснила старушка. – Ты о нем, наверное, и не слышал никогда.

– Не слышал, – признался Игорь.

– А я в детстве мечтала попасть в команду Тимура, чтобы помогать людям. Давно это было. Как думаешь, сколько мне лет?

Старуха еле передвигала ноги и задыхалась от медленной ходьбы, но была ярко накрашена и носила огненно-рыжие волосы, лихо торчащие из-под вязаного берета. Щеки у нее были морковные, в тон волосам. На велюровом пальто отчетливо выделялась собачья или кошачья шерсть.

– Семьдесят, – сказал Игорь.

– Восемьдесят пять, – поправила она с самодовольной улыбкой. – Все говорят, что я хорошо сохранилась. Звать меня Маргарита Тихоновна.

– Очень приятно, Маргарита Тихоновна. А я Игорь.

– Так что тебе от меня надо, Игорь?

Они остановились у подъезда, обставленного иномарками. Он поскреб каблуком замерзшую лужу и неожиданно для себя выложил всю правду.

– Вот так, – закончил он, глядя себе под ноги. – Зря я вам все это рассказал. Вы не обязаны верить первому встречному.

– Не обязана, – согласилась Маргарита Тихоновна. – Но я все еще верю людям. Назло всем этим махинаторам, которые грабят нас и обманывают. И у вас хорошие глаза, молодой человек. Злые, но все равно… все равно добрые. – Она засмеялась, оценив нелепость такого определения. – Поэтому милости прошу.

– К вам? – изумился Игорь.

– Ну не с улицы же звонить. Сперва я должна собраться, войти в роль…

И она действительно сделала это – вошла в роль так, что профессиональная актриса позавидовала бы. Женщина, беседовавшая с ней по телефону, защебетала, как канарейка. Выяснилось, что квартира на улице Университетской все еще продается. Ее можно посмотреть. Желает ли Маргарита Тихоновна это сделать? Когда ей будет удобно?

И тут Маргарита Тихоновна провела блестящую импровизацию.

– Увы, деточка, – печально молвила она, – у меня ноги не те, чтобы такие прогулки совершать… Вас как зовут?

– Светлана, – представилась собеседница.

– Так вот, Светочка, деньги есть, а здоровья нету, хе-хе… Я племянника к вам пришлю, пускай он моими глазами будет. – Подмигнув Игорю, Маргарита Тихоновна закончила мысль: – Я с его телефона звоню, если что. Квартирой он будет заниматься. Здоровый балбес, а бездельник… Да-да, Игорек, бездельник и лодырь!.. Извините, Светочка, я не вам. В общем, сами с ним договаривайтесь, я передаю трубку…

Игорь минуты две пообщался с хозяйкой квартиры, отключился и уважительно покачал головой:

– Вы молодец, Маргарита Тихоновна. Здорово выручили меня.

– Выручить-то выручила, а теперь жалею об этом, – призналась она.

– Почему? – не понял Игорь.

– Дело ведь небось опасное. А теперь выходит, что я сама тебе помогла голову в петлю сунуть.

Настал черед Игоря выдать свою собственную импровизацию. И он проделал это без запинки:

– За меня не беспокойтесь, Маргарита Тихоновна. На моей стороне одна известная журналистка и ее друг, он главный следователь в прокуратуре. С их помощью я эту нечисть живо вычищу.

– Раз так, то хорошо, – покивала старая женщина. – Держи меня в курсе, Игорь. Нам, старикам, без новостей скучно живется. Я не про те новости, что в телевизоре. Там каждый день одно и то же. Надоело хуже горькой редьки.

– А вы не смотрите, – предложил Игорь.

– Скажешь тоже! Это все равно что перед пьяницей бутылку поставить и запретить пить.

Они посмеялись сравнению, потом Маргарита Тихоновна предложила гостю чаю с вареньем и он, несмотря на нетерпение, задержался еще на пятнадцать минут.

Беседа у них получилась беспорядочная, но какая-то особенно теплая и душевная. Это было то, чего обоим в последнее время не хватало. Все мы нуждаемся в участии. Даже те, кто сурово хмурится и стискивает челюсть так, что желваки выпирают на скулах.

VI

Покинув наконец гостеприимную хозяйку, Игорь первым делом заскочил в рюмочную и только потом направился знакомиться с хозяйкой квартиры. Он решил, что запашок алкоголя окончательно снимет подозрение. Так и случилось. Светлана Болосова чутко шевельнула ноздрями, уловив перегар от «племянника». Она повернулась к мужчине, представившемуся ее супругом, и сказала:

– Толик, если хочешь, я покажу квартиру сама.

– Зачем? – буркнул он. – Я же уже тут.

Этому Толику Болосову было далеко за сорок, он носил тесноватый вязаный колпак, растягивавший его глаза на китайский манер. Несмотря на шапку, Игорь сразу определил, что Толик почти лыс, и не ошибся. У него было лицо дворового алкоголика: вдавленная переносица, бегающий взгляд и воспаленные губы. Модная, добротная одежда, которая была на нем, ему не шла, потому что к его облику напрашивался цветастый спортивный костюм и растоптанные кроссовки. Игорю он не показался опасным. В душу закралось сомнение. Не переборщил ли он с подозрениями?

– Иди, иди, – сладко произнесла Светлана. – Ты собирался в банк, помнишь?

– А! – сказал Толик, поленившись притвориться как следует. – Банк, точно. Тогда я пошел?

– Ага. Созвонимся.

Игорь и Светлана остались одни. У нее было правильное круглое лицо, курносый нос с дырочками и очень маленький рот с аккуратными губками. Глаза – большие, черные. Волосы – тоже черные, смоляные, прямые, коротко стриженные, с пейсами до середины скул. Симпатичная дамочка, даже более чем. Помимо воли Игорь испытал к ней нечто вроде влечения. У него давно не было женщины. Проститутка, купленная как-то под настроение, не в счет – все, что они умеют, это с презервативами управляться и страстные звуки издавать.

– Пойдем? – пригласила Светлана, призывно улыбаясь.

Зубки маленькие, ровненькие, сахарные.

– Пойдем, – согласился Игорь.

– А сколько вашей бабушке лет? – спросила она, впуская его в проходной подъезд 116-го дома по Университетской.

Рассматривая ее, Игорь чуть не попался.

– За восемьдесят, – сказал он и тут же спохватился: – Только не бабушка она мне, а тетка. Тетя Маргарита.

– Ого, какая разница в возрасте, – оценила Светлана, открывая дверь.

На этот раз Игорь был начеку.

– У матери четыре сестры старшие, – сказал он. – Мал мала меньше.

– И для кого квартира, если не секрет? – Светлана сделала приглашающий жест.

– Там поглядим, – уклончиво ответил Игорь. – Разуваться?

– Можно так. Проходите в кухню. Я чай поставлю. Или чего-нибудь покрепче?

– С какой радости?

– Ну, повод всегда найдется. – Светлана улыбчиво приоткрыла ротик. – А на улице холодина. Согреемся немножко?

– Чуть-чуть, – буркнул Игорь.

Он уже понял, что хозяйка хочет его разговорить, а всех мужчин она мерила по одному лекалу. Каков муженек, такие и все.

Светлана наполнила рюмки неплохим коньяком, предложила шоколад, нарезанный лимон.

– За удачную сделку, – сказала она, отсалютовав своей рюмкой.

– А вы тут и живете? – поинтересовался Игорь, вгрызаясь в лимонную корку.

– Ну не на улице же, – разулыбалась Светлана Болосова.

– А куда денетесь, когда продадите квартиру?

– Есть планы. Будете еще?

– Разве что немного.

– Так? – спросила Светлана, наполнив рюмку почти доверху.

– Нам еще квартиру смотреть, – напомнил Игорь.

– Я все покажу.

В устах хозяйки это прозвучало достаточно провокационно. Запрокинув голову, Игорь лихо выпил свою порцию. Внутри стало маслянисто и тепло, глаза тоже потеплели и как бы «оделись» в некие туманные очки. Светлана сделалась еще привлекательнее, чем несколько минут назад.

Соприкасаясь плечами, они заглянули в одну кладовку, в другую, потом в ванную комнату, выложенную зеленоватым кафелем с блестящими бабочками.

– Красиво, – сказал Игорь.

– Нравится? – обрадовалась Светлана. – Видите, какая ванна большая? Толик душевую кабину хотел поставить, а я не позволила. Приятно, знаете, в горячей воде понежиться. – Она хихикнула. – Я могу целый час из ванны не вылезать. Люблю это дело.

Разумеется, Игорь представил себе ее, лежащую в воде с бокалом шампанского в полной руке. Для того это и рассказывалось.

– Унитаз хороший, – сказал Игорь.

– Пойдемте в зал. – Светлана тронула его за рукав. – У нас там как на картинке в журнале.

– Да, здорово.

Игорь задрал голову, опустил, повертел ею по сторонам.

– Сделку с вами будем заключать? – спросила Светлана.

– Нет, я из другого города. Тетя попросила посмотреть, как и что.

– Вам нравится?

– Да, вроде, ничего.

– Тут спальня. – Светлана привела его в другую комнату. – Толик эту кровать сексодромом называет… Ой, что это я болтаю!

Словно смутившись, она прикрыла ротик пальцами с темно-вишневыми ногтями.

– Ничего, – ухмыльнулся Игорь. – Правильное название. Вы давно женаты?

– Десять лет недавно отмечали, – ответила Светлана. – Детей Бог не дал, а так все есть, всего хватает…

– А у меня трое. Сыновья.

– Да? Это значит вы крепкий мужчина.

– Не жалуюсь.

Игорь подошел к кровати и для пробы вдавил кулак в матрас.

– Жесткий, – прокомментировала Светлана. – Но я люблю, когда пожестче.

Она уже не скрывала своей готовности продемонстрировать, как это происходит. Почему? Так соскучилась по мужской ласке? Игорь ей очень уж приглянулся? Или просто стремилась развязать ему язык всеми доступными ей способами?

– Что ж, – произнес Игорь задумчиво, – вроде все нормально. Так тете и скажу: хорошая, мол, квартира.

– А где она живет? – спросила Светлана. – Далеко?

– Не очень. А что?

– Наверное, она сама захочет посмотреть. Собственными глазами.

– Не факт. Ее на улицу трактором не вытащишь. Так бы и сидела весь день дома.

– А как же… – Светлана помялась. – Как с деньгами быть? Документы-то мы сами оформим, а вот денежки…

– Деньги уже сняты со счета, – успокоил ее Игорь. – Лежат, дожидаются.

– О! Это хорошо. Так где, говорите, Маргарита Тихоновна обитает?

– Я не говорю, – возразил Игорь. – Времена такие, что лучше болтать поменьше. Люди, они разные бывают.

– Вы молодец! – горячо воскликнула Светлана. – Это я только дурочка такая. Впустила в дом незнакомого мужика и даже паспорт не попросила.

– Я паспорт не захватил.

– То-то и оно. Но вы же меня не изнасилуете?

Ее глаза сверкнули как черные звездочки с лучиками ресниц. Эти глаза были не против подобного развития событий. В подтверждение этого Светлана сняла пальто с меховым воротником, оставшись в коричневом платье, плотно облегающем ее выпуклый животик и крутые бедра. Игорю пришлось напомнить себе, зачем он здесь, чтобы не наделать глупостей. В голове приятно шумело. Хотелось выпить еще и… Много чего хотелось.

– Что ж, я пойду, – сказал Игорь. – Свяжемся. Или тетя свяжется, ага?

– Конечно, конечно. – Светлана поощрительно улыбнулась, но глаза ее на сей раз остались тусклыми, как две холодные головешки.

Игорь ее разочаровал. Она не сумела добиться от него ни информации, ни чего-либо другого.

Пить на посошок не стали. Расстались вежливо и сдержанно, как совершенно посторонние люди. Которыми, впрочем, они и являлись.

VII

Над столом хозяина главного кабинета областной прокуратуры висел портрет президента. Не тот стандартный, строгий, который украшал кабинеты всех должностных лиц страны. Нет. Это был особый портрет. Президент на нем был изображен по пояс и с улыбкой, превосходящей по загадочности знаменитую улыбку Моны Лизы. Вывесив эту фотографию над собой, прокурор Шарко как бы намекал, что лично у него особые отношения с главой государства, поэтому он вправе позволить себе некоторые вольности, недоступные другим. А вот государственный флаг был самый обычный, неотличимый от тысяч других, установленных в тысячах других государственных кабинетах, где восседали тысячи других государственных мужей, призванные исполнять волю… Угадайте, чью? Ну конечно же – волю народа!

Николай Федорович Шарко имел голову красиво облысевшую, а тело – волосатое, как у далеких предков, что, впрочем, знали очень немногие сотрудницы прокуратуры, поскольку буйные поросли были надежно прикрыты отлично сшитыми костюмами и дорогими рубашками, жесткие воротнички которых были стянуты деловыми галстуками строгих расцветок.

Лицо у Шарко было бледное, синеватое от щек и ниже, с умными глазами и яркими, словно накрашенными, губами. Он брился дважды в день и использовал хороший одеколон. На его столе стояла небольшая семейная фотография: сам Николай Федорович, его сухопарая жена с пышной копной каштановых волос и дочь-красавица в изящных очках. Если бы в кабинете находился невидимый наблюдатель, он бы заметил, что всякий раз, когда прокурор смотрит на эту фотографию, его глаза подергиваются грустной поволокой, а на лбу его собираются страдальческие морщины. Но Шарко был совсем один, поэтому слезы могли наворачиваться на его глаза сколько угодно – никто этого не видел.

Другой его маленькой тайной были миниатюрные коньячные бутылочки, хранившиеся в сейфе. Они были удобны тем, что напиться допьяна из таких бутылочек было весьма трудно, а вот незаметно выносить их из кабинета было очень даже просто. Где-нибудь после обеда Шарко заказывал секретарше чай с коньяком, а потом добавлял понемногу столько, сколько требовала душа. Обычно хватало ста пятидесяти граммов, а уж дома прокурор добирал остальное, когда засыпала супруга. С запахом спиртного проблем не возникало. Во-первых, в прокуратуре не существовало человека, который мог бы указывать Шарко, что ему пить и в каких количествах. Во-вторых, трюк с «заряженным» чаем оправдывал легкий запашок, если кто его чуял. В-третьих, помимо бутылочек, в прокурорском сейфе хранился пакетик сушеной гвоздики, замечательно очищавшей дыхание. Злые языки утверждали, что перегар Шарко приятно отдает гвоздичкой, однако языки эти распускались всегда за спиной прокурора и говорили столь тихо, что он их не слышал.

К счастью для обеих сторон.

Характер у Шарко был крут и он терпеть не мог критики в свой адрес. Об этом была прекрасно осведомлена его секретарша, Анастасия Добродеева. Несколько дней назад ей стукнуло сорок, да стукнуло так сильно, что в полном ошеломлении осталась она одна, еще не старая, но уже никому не нужная. Муж Анастасию бросил, позарившись на прелести одной врачихи, успешно вылечившей его от простатита; сын учился в варшавском университете; родители проживали чересчур далеко, да и не могли скрасить одиночество неприкаянной женщины.

В прежние времена ее баловал вниманием шеф, то есть Николай Федорович Шарко: трогал за разные места, садил на колени, совал в рот шоколадки или еще что-нибудь. Но полгода назад прокурора как подменили: сделался угрюм, раздражителен, стал попивать, а к маленьким кабинетным забавам полностью охладел. Мнительная Анастасия отнесла это на свой счет и совсем закручинилась. Как жить дальше, если ее уже и для орального секса не считают годной? Для чего тогда все? Зачем были даны ей в свое время красота, молодость, темперамент? Неужто все зря? Неужто жизнь Анастасии не имела никакого вразумительного смысла?

Пребывая в таком угрюмом философском настроении, она отнесла прокурору чай с бутербродами, включила компьютерный пасьянс и приготовилась коротать время до конца рабочего дня, когда в приемную вошел Бастрыга.

– Добрый вечер, Настя, – поздоровался он, улыбаясь так радостно, будто все эти дни страдал от разлуки с нею и вот теперь испытал невероятное облегчение.

Она посмотрела на него так, словно его вообще не было.

– Здравствуйте. Николай Федорович ждет. Вы опоздали на три минуты.

– Такие пробки, ужас! – Улыбка Бастрыги сделалась вымученной. – Опять снег пошел. Представляете? И это начало ноября!

Анастасия молча уткнулась в монитор. Пасьянс назывался «Паук». Дурацкое название! Живешь, как муха. Бьешься, бьешься, а все без толку. Никакого просвета.

Повесив пальто, Бастрыга одернул пиджак, пригладил редкие волосы и, напустив на лицо озабоченное выражение, протиснулся в кабинет.

– Николай Федорович? Добрый вечер.

– Садись, – буркнул Шарко.

Обычно в этих стенах было принято предлагать присаживаться. Специфика учреждения, занимающегося определением сроков заключения. «Сесть» звучало зловеще.

Бастрыга еще раз дернул фалды кургузого пиджака и устроился возле приставного стола. Верхний свет в кабинете был выключен, светила лишь мощная настольная лампа, заключившая обоих мужчин в золотистый кокон. Резкие тени придавали лицам графическую контрастность.

– Ты что же это творишь, сукин сын? – глухо спросил Шарко.

Бастрыга оглянулся, как бы желая убедиться, что сукиным сыном назвали именно его, а не кого-нибудь другого. На самом деле он просто проверил, нет ли в комнате свидетелей его унижения.

– Вы насчет..?

Не договорив, Бастрыга вопросительно поднял брови.

– Кончай прикидываться, – рявкнул Шарко. – Задолбал твой дружок. Ходит, выспрашивает, вынюхивает. Проходу не дает.

– Дружок?

– Красозов Игорь Александрович.

– Я с ним даже не знаком!

– Зато твоя пассия его хорошо знает. Ты что это творишь, а? Что за компания вокруг тебя образовалась? Ты кто? Шоумен какой-нибудь, прости господи? Или блюститель, так сказать, законности?

– Законности, – выдавил из себя Бастрыга. – Блюститель.

– А вот я не уверен, – заявил Шарко. – И начинаю сомневаться в тебе, Леонид, вот так. Я же предупреждал, что ни один следок, ни одна ниточка… даже такусенькая… – Он показал кончик мизинца. – Не должны вести сюда. А ты? Ты целую дорогу проложил! Не зарастет народная тропа, понимаешь!

– Ка… какая тропа?

– А такая. – Шарко порывисто перебросил через стол несколько распечатанных страниц. – С чьей подачи Виткова эти статейки кропает? Кто ее науськивает?

– Она сама, – пролепетал Бастрыга. – По собственной этой… инициативе.

– По собственной? А откуда у нее материалы следствия? Она ведь не просто про отдельное ограбление пишет, она все дела в одно свела. Я спрашиваю себя: кто мог надоумить эту девку? И ответ напрашивается простой. Однозначный ответ. – Прокурорский палец пистолетом нацелился в грудь подчиненного. – Ты снабжаешь ее информацией. Закрытой, подчеркиваю, информацией. Какого черта? Ты с ума сошел? Ты всех нас под монастырь подвести хочешь?

Указательный палец Шарко присоединился к остальным, собранным в кулак, а в следующее мгновение этот кулак обрушился на столешницу.

– Да я тебя… Ты хоть понимаешь, что я с тобой могу сделать, мальчишка?

Бастрыга хотел ответить, но горло перехватило, поэтому пришлось ограничиться кивком.

Прокурор заботливо поправил семейную фотографию, потревоженную ударом по столу.

– А я сделаю, – пообещал он. – В лучшем случае ты у меня сядешь. И колонию я тебе подберу соответствующую.

– Николай Федорович! – взмолился Бастрыга, ладони которого сошлись вместе и прижались к груди. – Не губите! Я же не умышленно. Оно так само вышло. Слово за слово… Хотел интересное за ужином… А она… Смотрю, статья вышла… Я ей… А она…

Чем горячее он говорил, тем сбивчивее делалась его речь, сопровождаемая такими же маловразумительными жестами. Прокурор раздраженно махнул рукой, останавливая подчиненного:

– Кончай этот словесный понос. Разговоры разговаривать все мастаки. Ты делом докажи. Искупи…

Там, где оборвалась фраза, повисла многозначительная пауза. Бастрыга сглотнул. Он понял, что тут подразумевалось. Вину следовало искупить кровью. Не своей собственной, но это было даже трудней. Бастрыге даже думать об этом не хотелось.

– Нет, – сказал он, качая головой. – Так нельзя. Тамара не для того, чтобы нас… Она просто выделиться хотела. Внимание к себе привлечь.

– Вот и выделилась, – тяжело кивнул головой Шарко. – Привлекла, понимаешь. А теперь ее спрашивать начнут. Вопросики задавать. И на кого она укажет? На тебя, Леня. А ты на кого?

– Нет, – повторил Бастрыга, губы которого сравнялись цветом с остальной кожей лица.

– Нет? Ну, тебе решать. Тогда ступай. – Прокурор движением отогнал невидимую муху и придвинул к себе какие-то бумаги. – Некогда мне тут с тобой. Работай иди.

– Николай Федорович!

Молчание.

– Николай Федорович!

Новый отстраняющий жест.

Тогда Бастрыга встал и, одернув пиджак, пообещал:

– Я ее устраню… проблему эту. Завтра же.

Взгляд Шарко, оторвавшись от бумаг, впился в лицо подчиненного.

– Почему не сегодня?

– Я должен подготовиться, Николай Федорович. Чтобы без эксцессов.

– Что значит подготовиться? Нож точить собираешься, или как?

– Морально, – выдохнул Бастрыга.

– Водку пить? Ну-ну. Только я тебе вот что скажу, Леонид. Совет на будущее. Не связывайся ты с такими, как Виткова. Нашему брату женщины особого склада нужны. Боевые подруги, понимаешь. В огонь и воду, и чтобы не возникали. А пока не найдешь такую, один живи, Леня. Дрочить – оно безопаснее и нервную систему не расшатывает, понял меня?

– Понял, – ответил Бастрыга с горькой улыбкой человека, которому открылась некая тайна мироздания, как это случилось с царем Соломоном.

VIII

На рабочей окраине Артемова, где как попало громоздились замшелые шиферные крыши и покосившиеся заборы, высился дом особого рода, воспринимаемый местными обитателями как замок феодала. Почему бы и нет? И башенки имелись, и высоченная ограда, и сам феодал иногда мелькал перед восхищенными взглядами черни, проносясь по грязным улочкам поселка на своем алом джипе. Чернобородый, важный, одетый с иголочки, щедрый. То пару грузовиков угля на всех пригонит, то крупу мешками раздает, а то работенку какую-нибудь непыльную подгонит: там вскопать, тут подрезать или отпилить. Право дело, благодетель. И что с того, что поговаривают, будто бандит? А в правительстве не бандиты сидят, не воры? Такая уж жизнь беззаконная. А Тигран Георгиевич Тиросян – свой, он местных не обижает, бережет. Вроде князя, значит. Как в стародавние времена.

Тигран знал об этих настроениях, и они ему импонировали. Ему нравилось раздавать ношенную одежду с барского плеча, нравилось кидать подачки со своего стола. Молчаливое обожание народа придавало ему значительности в собственных глазах. А еще он гордился своим сходством с молодым Аль Пачино эпохи гангстерских фильмов. Тигран никогда не думал о себе как о бандите. Он считал себя гангстером. Совесть, одураченная этой ловкой подменой, пребывала в молчаливой прострации.

Да и была ли она, совесть, у Тиграна Тиросяна?

По правде говоря, это его абсолютно не заботило.

Когда Комиссар постучал в дверь, чтобы сообщить о приезде Болосовых, Тигран с помощью специальной машинки ровнял свою щегольскую бороду. В своем распахнутом полосатом халате, накинутом на голое тело, он смахивал на помещика средней руки или на азиатского бая. Комиссар, выделявшийся в банде высоким ростом, слегка сутулился и втягивал щетинистую голову, чтобы казаться меньше. Этот жестокий убийца, способный прикончить парочку стариков, а потом также безмятежно съесть бутерброд с сырой, сочащейся кровью печенью, благоговел перед своим боссом.

– Пусть поднимутся, – распорядился Тигран, не прекращая своего занятия перед зеркалом. – Погоди. Где Сулема? Ты сказал ему, что сегодня-завтра он может понадобиться? Болосовы новую клиентку надыбали, работенка будет.

– Я ему отзвонился, Тигран, – почтительно доложил Комиссар. – Сулема обещал к вечеру быть. У него любовь. Жениться надумал.

– Мне пох. – Тигран затянул халат поясом. – Опоздает, я сам на нем женюсь.

– Гы-гы.

– Вот тебе и «гы-гы». Зови Болосовых. Сам внизу будь. Работяг погоняй. Во дворе свинюшник развели, никак не наведут порядок.

– Сделаю, – пообещал Комиссар, прежде чем удалиться.

Минуты три спустя в комнату вошли Болосовы.

– Что, Толян, – спросил Тигран, усмехаясь, – скучно без водки? Морда, я погляжу, постная у тебя.

– Нормально, – буркнул Болосов, пряча глаза.

Было видно, что в этом доме он чувствует себя неуютно, ожидая какого-то подвоха. Тиграну это нравилось. Он любил пугать и унижать людей, потому что как иначе осознать степень своего влияния?

Несколько лет назад в распоряжении Тиграна было около трех десятков боевиков, с которыми он наводил ужас на коммерсантов. В ту пору город частично «держал» старший брат Тиграна, Самсон. Его группировка насчитывала полторы сотни человек, среди которых были не только братки, но и юристы, и экономисты, и жулики всех мастей. Однако полицаи вместе с чекистами рассудили, что при таком раскладе Самсону достаются чересчур большие куски пирога, и начали войну с группировкой, подключив к боевым действиям бригады из других городов. Два-три месяца, и все было кончено. Уцелели немногие, самые хитрые и изворотливые. К их числу относился и Тигран Георгиевич Тиросян.

Грабежи стариков, насобиравших деньги на покупку квартир, были одним из важнейших источников доходов его поредевшей банды. В принципе, этого, наряду с другими поступлениями, вполне хватало на безбедную жизнь и содержание особняка с прислугой. Однако не тот был Тигран человек, который довольствуется малым. У него были амбиции. Он мечтал возродить подпольную империю, которой когда-то заправлял его брат. Почему нет? В фильмах «Клан Сопрано» и «Острые козырьки» гангстеры начинали с малого и добивались блестящих успехов. Тигран не видел особой разницы между реальной жизнью и телевизионными сериалами. Если их снимают, то, значит, это правда, не так ли? Логика главаря банды была достаточно примитивна, однако до сих пор этого ему было достаточно. Остальное заменяли инстинкты. Хищнические. Тигран был хищником, а не мыслителем. Родители смотрели далеко вперед, когда давали ему имя. Был маленький Тико – Тигренок, – а стал настоящий Шерхан.

Пожав вялую пятерню Толика Болосова, он слегка распустил пояс халата, развалился в кресле и предложил:

– Устраивайтесь, гости дорогие.

Болосовы уселись перед ним, улыбающиеся и оживленные, как будто их пригласили на именины. Тигран тоже улыбнулся. Он любил усыплять бдительность людей, чтобы заставать их врасплох.

– Как жизнь, молодожены? – спросил он, поигрывая кончиком пояса от халата.

– Хорошо, – хором ответили Болосовы.

– А вот у меня хреново, – признался Тигран. – Бабла не хватает. Никто не хочет зарабатывать. Все только жрут и пьют за мой счет, а работать никто ни хрена не хочет.

Улыбчивый ротик Светланы Болосовой сомкнулся, как туго затянутая горловина воздушного шарика. Толик Болосов выпучил глаза.

– Помните, во сколько мне ваша хата обошлась? – спросил Тигран.

Супруги хором ответили, что да.

Тигран поднялся и с ленивой грацией стал прохаживаться по комнате, крутя свой поясок. Светлана, тараща накрашенные глаза, следила за ним. Ее супруг разглядывал носы своих ботинок.

– А если помните, – заговорил наконец Тигран, – то должны понимать, что вложения окупаться должны.

Болосов поднял взгляд.

– А что, разве…

Он осекся, почти буквально испепеленный обжигающим хозяйским взглядом.

– Ты, Толик, говори, да не заговаривайся, – процедил Тигран, остановившись напротив супругов. – Из общего котла не вы одни хаваете. И потом грязную работу за вас другие делают. Так что жируете вы за чужой счет, молодожены. Не советую забывать об этом.

Еще когда старший брат был жив, Тигран обучился у него множеству психологических трюков и нюансов. Например, он твердо усвоил, что подчиненные должны чувствовать себя виноватыми и напуганными. Только в этом состоянии они проявляют наибольшую преданность и исполнительность. Ну а чтобы уровень страха не зашкаливал, изредка следует облагодетельствовать окружение. Сделать подарок. Подбросить деньжат (вместо того, чтобы платить регулярно). Удостоить похвалы с похлопыванием по плечу и даже колючим мужским поцелуем. Все эти уловки примитивны, но они работают. И главное, позволяют сэкономить массу денег.

– Мы свой вклад вносим, – упрямо произнес Болосов.

Он был прав. Именно поэтому Тигран подскочил к нему так порывисто, что полы его халата разлетелись в стороны, подобно крыльям.

– Вы? Вносите? А кто ментовскую свору к вам не подпускает? Кто от следствия отмазывает? Может, боженька на облачке?

Тут Тигран возвел глаза к потолку. Толик Болосов тоже машинально посмотрел вверх. В этот момент Тигран поддел пальцами его подбородок, не позволяя опустить голову.

– Не ищи там никого. Нет для тебя никого выше меня. Я ваш царь и бог. Вы благодаря мне этим воздухом дышите. Захочу – перекрою кислород.

Оставив в покое голову Болосова, Тигран брезгливо вытер пальцы об халат. Светлана проследила за этим движением. Ее глаза стали блудливыми. Он усмехнулся, неспешно запахивая халат.

– Мы одна семья, – сказал он наставительно. – Все друг о друге заботятся, все друг друга поддерживают. Иначе не выжить. Согласен, Толя?

– Да, Тигран, – подтвердил Болосов.

Было видно, что ему смертельно хочется выпить. Нет, не выпить. Напиться до полного беспамятства.

– Тогда старайтесь, – сказал Тигран и, сходив за ноутбуком, похищенным у Тамары, поднес его супругам со словами: – Вот, владейте. Новье. Я им недельку попользовался, а потом думаю, надо молодоженов наших отблагодарить…

– Ой, ну какие мы молодожены? – засмущалась Светлана.

– Ты ведь молодая? Молодая. Ну вот. Правда, муженек у тебя не первой свежести, но уж какой есть. – Посмеявшись, Тигран показал глазами на дверь. – Выйди-ка, Толян. Нам со Светой бизнес-план обсудить надо. Без лишних ушей.

Болосов побледнел, кивнул и вышел. Комиссар, разместившийся снаружи, встретил его насмешливым взглядом.

– Что, братишка, третий лишний?

На этот раз Болосов не побледнел, а покраснел.

– Бизнес у них. Дела.

– Известно, какие дела. – Комиссар заржал. – В позе рака.

Болосов отвернулся и принялся листать глянцевые журналы. Движения руки его были порывистыми, а сам он словно окаменел, прислушиваясь. Когда из-за двери донесся приглушенный женский стон, Комиссар опять заржал, а Болосов слепо уставился на журнальный разворот, занятый розовыми женскими телесами.

Фотокрасавица его совершенно не привлекала. Он хотел только свою жену, а имел ее другой.

Болосов был готов расплакаться от сознания своего бессилия. Это было достаточно привычное состояние, чтобы сдержать слезы.

IX

Квартира прокурора Шарко была не просто большая, а огромная. Для того чтобы соорудить эти хоромы, пришлось купить соседнюю квартиру и еще одну наверху. В результате образовалось чуть ли не двести квадратных метров жилой площади, обставленной со вкусом и любовью к деталям. Этим в свое время занималась супруга Николая Федоровича, Анжелика Андреевна, изящная, опрятная, умная женщина, которую он любил лишь немногим меньше, чем единственную дочь, восемнадцатилетнюю Ольгу.

Их семейная жизнь была идеальной. Все трое души не чаяли друг в друге, устраивали веселые праздники, делились бедами и радостями. К тайному восторгу родителей, Ольга не обзавелась бойфрендом, так что была девушкой домашней, уютной, открытой. У нее не было трудного переходного возраста. Она отлично училась, много читала, помогала матери по хозяйству.

Николай Федорович изредка шалил на стороне, но в общем был хорошим семьянином. Он и Анжелика Андреевна регулярно занимались сексом в двух любимых, проверенных позах, имели одинаковые взгляды на политику и вместе смотрели детективные сериалы, что сближало их еще сильнее.

Казалось бы: живи и радуйся. И жили, и радовались. А потом – хлоп! – и все это рухнуло в одночасье. Как карточный домик. И смолкли веселые голоса в огромной квартире Шарко. С некоторых пор здесь разговаривали тихо и подавленно, а если Анжелика Андреевна и плакала, то в подушку, чтобы, не приведи господь, никто не услышал.

«Как в склепе, – привычно подумал Николай Федорович Шарко, – переступая порог. – Хоть не возвращайся домой с работы. Мы здесь погребены заживо».

– Анжела! – окликнул он негромко.

Жена вышла в холл. Ее роскошная еще недавно грива волос превратилась в серую паклю. Поседела. Состарилась. Каких-то полгода, а словно вся жизнь пронеслась.

– Добрый вечер, Коля, – бесцветно произнесла жена. – Хотя какой он добрый…

Эта формула звучала дома чуть ли не каждый день, но вновь покоробила Шарко.

– Не надо, Анжела, – попросил он.

– Не надо, – легко согласилась она. – С чего бы расстраиваться? Сегодня Фимочкину в магазине встретила. Куда ваша Оленька подевалась, спрашивает. А я ей: в Канаде Оленька, по обмену. Да? Тут Фимочкина глаза выпучивает. А Женя, говорит, сказал, что ее отчислили. Не посещала, мол, занятий.

– А ты? – поинтересовался Шарко, переобуваясь в домашние тапочки.

– А я поморгала и пошла, как оплеванная.

– Что тебе эта Фимочкина? Дура она. Тебе не все равно, что Фимочкина думает по этому поводу?

– Все равно. – Жена с готовностью тряхнула седой шевелюрой. – Но мне не все равно, где наша Оленька… мне… я…

Она так легко срывалась на рыдания, что Шарко не успевал осознать переход от разговора к истерике. Догнав жену, он обнял ее, прижал к себе, стал целовать в ухо, шею, макушку.

– Ну, ну, Анжелочка, хватит, хватит, – приговаривал он, не отпуская жену. – Все будет хорошо. Ее отпустят, вот увидишь.

– Когда, Коля? – выкрикнула жена с надрывом. – Когда? Сколько можно? Я не выдержу, я уже на грани. Все чаще ловлю себя на мысли, что лучше бы уж… уж совсем… чем… чем так.

– Ну-ну, хватит. Не гневи бога, Анжелочка. Он видит все. Видит наши страдания. И обязательно поможет. Не оставит нас в беде.

– Да, я знаю, – всхлипнула Анжелика Андреевна, внезапно успокаиваясь. – Коля, от тебя перегаром пахнет. Опять пил?

– Ты же знаешь, как у нас дела делаются. – Шарко виновато развел руками. – Не выпьешь с нужным человеком, не найдешь с ним общего языка. А денежки мимо кармана. Так не годится. Ольга вернется, большие расходы понадобятся. Мы же не хотим, чтобы она осталась здесь? А жизнь за границей недешево стоит.

– Да, я понимаю, – кивнула жена. – Мой руки, Коля. Ужинать будем. Если будешь хорошо себя вести, я тебе рюмочку налью.

– Две, – сказал Шарко. – Но позже. Сначала я тебе покажу кое-что.

Анжелика Андреевна просияла:

– Оля? От Оленьки весточка?

– Да, – важно подтвердил он, словно бы раздуваясь от теплых чувств, скопившихся внутри. – Уже уходил с работы, когда услышал компьютерный «бип!» – есть послание.

– Надеюсь, ты без меня не смотрел? – ревниво осведомилась жена.

– Что ты, Анжела, как можно! Мы же теперь с тобой все вместе, всегда заодно…

«Теперь» – означало с того дня, когда их дочь похитили. Супруги Шарко и до того жили душа в душу, но общая беда сплотила их еще сильнее, можно сказать, спаяла намертво. Без Оленьки оба словно осиротели. Они были необходимы друг другу, потому что без взаимной поддержки не справились бы с горем.

Олю похитили бандиты Тиграна, и они же удерживали ее в плену. Заложница была их главным и неперебиваемым козырем в игре с прокурором. Шантажируя Шарко, Тигран вынудил его стать крышей банды, покрывать их кровавые преступления, разваливать дела, начатые против «тиграновцев». Естественно, Шарко понятия не имел, где находится его дочь и как ее вызволить, не подвергнув ее жизнь смертельному риску. Но примерно раз в месяц, в подтверждение того, что Оленька жива и здорова, на электронный адрес прокурора приходил видеоролик. Как правило, дочка говорила, что жива-здорова, но очень соскучилась за родителями и хочет домой.

Может быть, сегодня будет что-нибудь новенькое?

Соприкасаясь плечами, супруги сидели на диване перед компьютерным монитором.

Как обычно, Оля выглядела очень осунувшейся и неухоженной. При взгляде на нее у обоих Шарко слезы навернулись на глаза, мешая рассмотреть детали, такие как ссадина на виске или надорванный рукав кофты.

– Папа, – сказала она, глядя в объектив, – пожалуйста, не спорь с этими людьми и не пытайся их перехитрить. Я тебя заклинаю.

– Я знаю, дочка! – пылко произнес Шарко, не вполне осознавая, что слова его не достигают слуха Ольги.

– Ш-ш! – прикрикнула Анжелика Андреевна, прикладывая палец к губам. – Тише, Коля, тише!

– Со мной все будет хорошо, если вы будете вести себя правильно, – продолжала Ольга монотонным, невыразительным голосом. – Не беспокойся обо мне, мамочка. Меня кормят, не обижают. – Она сделала паузу, на протяжении которой дважды прикусила губу. – Все нормально. Только… только очень домой хочется. К вам.

– Доченька моя! – вырвалось у Анжелики Андреевны. – Милая!

– До свиданья, мама и папа, – механически произнесла дочь. – Я надеюсь на вас. Скорее бы все это кончилось.

Ролик закончился, на черном экране возник белый треугольничек, предлагающий прокрутить ролик сначала. Так Шарко и поступил. Они посмотрели Олино обращение несколько раз, после чего, утирая слезы, переместились в кухню, напоминающую рубку космического корабля из наивных фантастических фильмов прошлого века.

– Не рюмку, – распорядился Шарко, тяжело опускаясь на полированную скамью из цельной древесной плиты. – Стакан, Анжела.

– Я, пожалуй, с тобой тоже выпью, – решила Анжелика Андреевна, распахивая дверцы шкафа.

Ее лицо сохраняло задумчивое, отрешенное выражение даже после того, как они выпили и как следует закусили.

– Не переживай, – попросил Шарко. – Постарайся.

– Я думаю, – сказала она, глядя в одну точку.

– О чем?

– Об Оленьке, конечно. Какая-то она…

– Какая? – быстро спросил Шарко.

– Как неживая. Заторможенная. Всегда будто после наркоза.

Это означало, что дочери вводят наркотики. Шарко давно догадался об этом, но не делился своим открытием с женой. Ей и так приходилось несладко. Им всем.

– Психологическая защита, – произнес Шарко с такой убежденностью, будто являлся специалистом в этой области. – Оля старается не задействовать эмоции. Она как бы отгородилась от реальности. Понимаешь?

– Понимаю, – сказала Анжелика Андреевна. – Бедная девочка. Девочка моя…

И, уронив голову на стол, разрыдалась. Все, что оставалось Шарко, это бессмысленно водить по ее спине ладонью и бессмысленно приговаривать:

– Ну, будет, будет…

Что будет? Никто не в состоянии правильно ответить на этот простой вопрос.

X

Тем вечером Тамара спросила себя то же самое и решила, что знает ответ. Она переспит с Игорем и, похоже, проведет с ним некоторое время, прежде чем расстанется. Вряд ли они сойдутся навсегда – слишком разные характеры, взгляды и представления о том, как следует жить. Но сегодня все ясно. Они разденутся догола и будут очень, очень близки.

Вот что будет.

Такое решение Тамара Виткова приняла еще днем, когда, выйдя из фитнес-центра, обратила внимание на замызганную иномарку, ползущую за ней вдоль тротуара. Сказав себе, что это лишь игра воспаленного воображения, Тамара забралась в «шкоду» и поехала на встречу с подругой, с которой они условились попить кофе и съесть по эклеру. Но, направляясь в кафе, она снова увидела ту же самую машину, запомнившуюся ей по дурацкому дракону на капоте.

В настроении далеком от безоблачного Тамара провела следующий час в обществе Алены Шарпиной. Возможность поболтать обо всем и ни о чем не доставляла обычного удовольствия, потому что все это время мозг был занят совсем другим.

– О чем ты думаешь все время, подруга? – возмутилась Алена, заметив состояние Тамары. – Прямо спиноза какая-то.

Не говорить же ей правду. Не рассказывать о своих подозрениях. А их хватало с лихвой. Тамара уже была почти уверена, что ее преследуют члены банды, о которой она писала. Как они вышли на нее? Связан ли с ними Леонид напрямую или это какое-то трагическое стечение обстоятельств? Что замышляют бандиты? Ограничатся ли они слежкой или намереваются что-то предпринять? По всей видимости, да, поскольку иначе нет никакого резона таскаться за Тамарой. Эти типы уже дважды пытались убить Игоря Красозова. Теперь на очереди она. И как ни противно признать это, но Леонид, скорее всего, причастен к этому. Значит, он причастен и к расправам над беспомощными стариками.

И после этого кто-то спрашивает Тамару, о чем она все время думает?

– Что ты говоришь? – наморщила она лоб, заставляя себя сосредоточить внимание на Алене. – Спиноза? При чем тут Спиноза?

– А при том, что только спинозы хмурятся, когда пирожные едят. Ты здесь, подруга? – Алена пощелкала пальцами перед тамариным носом, выдавая свое знакомство с классикой Голливуда. – О чем мы только что говорили?

– Не подлавливай меня, Алена, – поморщилась Тамара. – Я все прекрасно слышу и помню.

Это была ложь чистейшей воды. Но произнесена она была таким тоном, что усомниться было невозможно.

– Так вот, – продолжала Алена, – он говорит мне, этот извращенец, я наручники принес. Вот тебе! – Она показала фигу невидимому собеседнику. – Выкуси! Не надейся, что я позволю приковать себя к кровати и трахать меня, как тебе заблагорассудится.

– А он? – проявила участие Тамара.

– А он весь сжался и скулит: наручники не для тебя, Аленушка, а для меня. Представляешь? Он хотел, чтобы я его пристегнула и сама трахнула. Откуда у тебя только мысли такие, извращенец ты этакий?

– А ты?

– Я трахнула. – Алена с остервенением откусила добрую половину пирожного и принялась жевать. – Что мне оставалось? Ну почему они все такие чокнутые, скажи? Нет чтобы при свечах, под тихую музычку, с чувством, толком, расстановкой… Им вечно все опошлить надо.

– Точно, – согласилась Тамара, невольно вспоминая свои недавние фантазии насчет того, чтобы ею овладели стоя.

А память услужливо подбросила рассказ той же Алены о том, как до своего развода она отдавалась любовникам исключительно в таких местах, где их могли застукать. Потом ее однажды действительно поймали на горячем, и тут выяснилось, что это вовсе не так романтично, как представлялось. История дошла до мужа, после чего, собственно, он алениным мужем быть перестал. Обретя свободу, Алена могла бы позволить себе продолжить череду эротических приключений, однако не задалось. Теперь ей, видите ли, свечи и музыку подавай…

– Все мужики – козлы, – подытожила Алена.

Из этого следовало, что женщины – козы, однако Тамаре думать так не хотелось, и она не стала, а вместо этого подтвердила:

– Точно.

Это не помешало ей набрать номер Игоря, как только она рассталась с подругой и отъехала от кафе. Она не заготавливала фразы заранее, поскольку экспромты всегда получались у нее куда лучше. Игорь был ей нужен – и как мужчина, и вообще. А Тамара принадлежала к числу женщин, которые всегда добиваются своего. Любой ценой. И как правило, за чужой счет.

К счастью, долго унижаться не пришлось: Игорь принял извинения почти сразу и согласился следовать поговорке про то, что «кто старое помянет, тому глаз вон».

– Значит, мир? – уточнила Тамара.

– Мир, – подтвердил он.

– Это надо отпраздновать, – решила она.

– Знаешь, – сказал он, – что-то меня не тянет в кафе. Как-то это у нас с тобой не заладилось.

Отметив про себя это «у нас с тобой», Тамара сказала, что приглашает Игоря не в кафе и не в ресторан. Сегодня она ждет его у себя дома. Пора им познакомиться поближе.

Внезапного визита Бастрыги Тамара не опасалась. Во-первых, она соврала ему, что «техническая пауза» началась у нее раньше обычного, а в такие дни он всегда старался держаться подальше. Во-вторых, было ясно, что есть на свете вещи пострашнее, чем ревность любовника. Может быть, получилось бы даже лучше, если бы Леонид столкнулся с Игорем нос к носу – и не где-нибудь, а на тамариной территории. Тамара уже понимала, что их отношения изжили себя, но не знала, как порвать с Леонидом. Его близость и просто присутствие стали ей неприятны. История с ноутбуком была той самой пресловутой каплей, переполнившей чашу.

Кстати, статью Тамара так и не переписала. Для этого имелось сразу несколько причин, но главную она избегала озвучивать даже в ходе внутренних диалогов. Страх. Тамара боялась, что бандиты возьмутся за нее по-настоящему. Игорь был нужен ей в качестве живого щита. Она вела себя как человек, который прячется за ближнего в минуту опасности. Если на двоих нападает собака, то она укусит того, кто стоит ближе, а второй успеет убежать. Примерно такая тактика выстроилась в тамарином мозгу. Она казалась спасительной. Может быть, потому, что другой попросту не существовало.

Игорь явился с цветами и лихим тортом.

– Молодец, – похвалила Тамара, пропуская его в квартиру. – А щетку захватил?

– Какую щетку? – удивился он.

– Зубную. Ты сегодня у меня ночуешь.

– Разве? Впервые слышу.

– Не бойся, – сказала Тамара, – на твою девственность никто покушаться не станет.

Игорь вспыхнул:

– Я не девственник.

– Тем более. Тебя ведь никто не ждет, насколько я понимаю? Или ты соврал, что холост?

Игорь покраснел еще сильнее.

– Я сказал правду.

– Ну и отлично. – Тамара поощрительно улыбнулась. – Тогда что тебя смущает?

Он помолчал, поглядывая то на нее, то в пол. Потом спросил напрямик:

– Зачем это тебе нужно?

Она тоже взяла продолжительную паузу, прежде чем заговорить. Наконец сказала:

– Например, нам не мешает поговорить об этих преступлениях. Обсудить наши дальнейшие действия. Но не только это. Если честно, то я боюсь, элементарно боюсь, Игорь. Этим подонкам удалось запугать меня.

– На тебя покушались? – быстро спросил он.

– Нет, – ответила Тамара. – Мне хватило нападений на тебя. Я тебе нравлюсь?

Вопрос был столь неожиданным, что Игорь решил, будто стал жертвой слуховой галлюцинации.

– Э-э?.. – протянул он.

– Нравлюсь или нет?

– Да, – признался Игорь, преувеличенно хмурясь.

– Тогда пойдем есть торт с шампанским.

И они пошли. Забегая вперед, можно сообщить, что в прихожей между ними ничего не произошло, но Тамаре хватило и того, что было в постели. Вполне.

XI

Проснувшись утром, она долго лежала неподвижно, поглядывая на спящего Игоря. Его по-детски оттопыренные губы должны были настроить ее на скептический лад, но вместо этого она испытала почти незнакомое для себя чувство.

Умиление.

Когда Тамара в последний раз чувствовала умиление? Совсем маленькой, возясь с пушистым щенком? Когда ей впервые дали подержать чужого малыша? В восьмом или седьмом классе, украдкой посматривая на красавчика Шурыгина с девичьими кудрями и ресницами?

Тамара не подозревала, что способна умиляться, будучи взрослой, опытной женщиной. Причем не при виде какого-нибудь цветочка, зверюшки или завитушки. Прямо перед ней находилось лицо спящего мужчины со сплющенной щекой. Он был небрит и даже отдаленно не напоминал кинокрасавца. Помятый какой-то после бессонной ночи. Но все равно, все равно очень… очень…

Какой?

Близкий. Родной.

Этого еще только не хватало, сердито подумала Тамара и завозилась на кровати, чтобы разбудить Игоря. Он сразу открыл глаза. Они совсем не были сонными. Как будто все это время он просто притворялся спящим.

– Доброе утро, Тамара.

«Слава богу, что не Тома, – пронеслось у нее в голове. – И не Томусик, и не зайка, и не рыбка. Терпеть не могу этот зверинец».

– Привет, – сказала она. – Как спалось?

«Хорошо, что не спросила, было ли мне хорошо, и если да, то насколько, – подумал Игорь. – Терпеть не могу эти вопросы. Скажи мне, что я лучше всех, иначе тебе больше не обломится».

– Нормально, – произнес он.

– Есть хочешь? – спросила Тамара.

– Ага.

– Тогда тебе придется смотаться в магазин. У меня ничего нет. Я, признаться, не слишком хорошая хозяйка.

– Остался торт, – вспомнил Игорь, бросив опасливый взгляд за окно, где было серым-серо.

– Торт с утра – моветон, – решила Тамара. – И для фигуры вредно.

– Тогда попостимся? – предложил он с надеждой.

– Я не против. Но в любом случае нужен кофе и сахар.

– Без них никак?

– Никак, – отрезала Тамара. – Собирайся, лентяй. Вчера ты мне не показался таким лежебокой.

– Сегодня тоже, надеюсь. – Игорь сел. – Мы заснули где-то около двух, по-моему.

– В три. Но это ничего не меняет. Тем более нужен кофе. А также…

– Тогда готовь список. Я в ванную.

Но после душа Игорь задержался еще на полчасика, так что из дома он вышел в девять. Оставшись одна, Тамара принялась приводить себя в порядок. Ей определенно нравилась женщина, которую она видела в зеркале. Такое незнакомое, такое счастливое выражение лица. И тело словно подтянулось, сделавшись восхитительно упругим. Глаза как два бриллианта. А тени под ними только добавляют шарма.

Набросив длинную трикотажную рубашку с медвежатами и сердечками, Тамара отправилась в кухню. Там все обстояло не так катастрофично, как она расписала Игорю. Просто она показала ему, кто в доме хозяин. Мужчину следует приучать к повиновению с самого начала. Счет идет на дни. Как сложатся отношения, так и пойдут дальше.

Услышав звук открываемой двери, Тамара с некоторым раздражением подумала, что Игорь передумал на полпути в супермаркет и вернулся. Это ей не понравилось. Потом она вспомнила, что не давала ему ключи. Они имелись только у Леонида Бастрыги. Это понравилось Тамаре еще меньше. Она не была готова к выяснению отношений. Ей вообще не хотелось оставаться с Леонидом с глазу на глаз. Уж лучше бы он застал ее в обществе Игоря. По крайней мере, тогда все стало бы ясно и недвусмысленно.

– Что ты забыл? – спросила Тамара, выходя в прихожую.

Ее кулаки были уперты в бедра. Она решила вести себя резко и вызывающе. Лучший способ защиты – нападение. Эту истину знают одинаково хорошо и крысы, загнанные в угол, и кошки, преследуемые собаками, и женщины, застигнутые мужчинами врасплох.

– Что забыл? – переспросил Бастрыга, медленно надвигаясь на нее. – Ах да, действительно. Хочу взглянуть на материалы, которые тебе передал этот придурок.

У него были свинцовые глаза, и он не снимал перчаток. Еще ни разу за все время общения Тамара не видела Бастрыгу нетрезвым с утра. Почему-то это напугало ее больше всего. Леонид, которого она знала как облупленного, куда-то исчез. Вместо него явился совсем другой мужчина. Незнакомый. В этих блестящих черных перчатках.

Желание нападать покинуло Тамару. Пятясь, она проговорила:

– Не было никаких материалов. Я тебя разыграла, Леня.

– Разыграла? – опять переспросил он. – Хм, смешно. – Мина, которую он скорчил, свидетельствовала об обратном. – Но не все шутки заканчиваются хорошо, тебе известно об этом?

– Это был розыгрыш, – повторила Тамара как заклинание.

Ужас охватил ее, как холодная вода охватывает человека, провалившегося под лед. Сердце остановилось, дыхание замерло. И мыслей почти не осталось в голове, кроме одной, пульсирующей: конец… конец… конец…

Она поняла все разом, и эта истина была столь очевидной, столь ошеломляющей, что не оставляла места для сомнений. Сейчас она, Тамара, примет смерть от этих рук в перчатках. Старший следователь Леонид Ильич Бастрыга никогда не был тем человеком, которого она знала и которому могла доверять. Она подставляла ему тело, а теперь он пришел, чтобы забрать у нее жизнь.

– Ты с ними? – спросила Тамара, упершись спиной в стену, а произошло это уже возле входа в гостиную.

Ей не пришлось объяснять, кого она имеет в виду. Бастрыга ничего не ответил и не задал ни одного вопроса. Он даже глазом не моргнул.

Тамара же не могла молчать. Пока она говорила, она была жива.

– Леня, ты подсылал ко мне бандитов, – сказала она. – Как ты мог? Как ты мог покрывать эту мразь? Зачем? Неужели тебе других денег не хватает?

Бастрыга наконец разлепил губы, чтобы обронить:

– Деньги тут не при чем.

– Тогда что? – спросила Тамара.

– Служба.

Это был исчерпывающий ответ. Бастрыга был служебным псом. Он с удовольствием пожирал куски, которые ему бросали хозяева, но в действительности выполнял команды не ради этих кусков. Сейчас ему приказали: «Фас!» Встречаться с ним взглядом было все равно что смотреть в глаза овчарки, приготовившейся впиться в твое горло зубами.

– Что ты говоришь такое, – залепетала Тамара, язык которой сделался непослушным, словно она была пьяной. – Я никому… ничего… Обещаю. Только уйди. У тебя не будет со мной проблем. Я обо всем забуду.

– Правильное решение, – согласился он. – Думаешь, мне хочется причинять тебе вред? Нет, Тома. Зря ты влезла в это дело, зря.

Не переставая говорить, он достал из-за пазухи плотный спортивный носок, набитый чем-то.

– Что это? – спросила Тамара.

– Сейчас объясню, – пообещал Бастрыга. – Повернись ко мне спиной, пожалуйста. Ты говоришь, что у меня не будет с тобой проблем? Так докажи.

– Но я не понимаю…

– Тебе и не надо понимать. Просто отвернись. Не бойся. Если бы я хотел тебя убить, то уже сделал бы это. А я с тобой разговариваю, как видишь. Так оправдай же мое доверие.

Опытный следователь превосходно разбирается в человеческой психологии. Важно не только то, что говоришь. Еще важнее – как говоришь. Не зря кто-то заметил, что надежда умирает последней. Людям очень хочется надеяться на хорошее. Ради этой светлой надежды они не только верят чужому обману, но и обманывают себя сами.

Короче говоря, Тамара подчинилась приказу, слегка замаскированному под просьбу. В следующую секунду на нее обрушился потолок… а, может быть, и целый небосвод со всеми планетами – так ей показалось. Оглушенная, она упала лицом вниз, зацепилась плечом за дверной косяк и перекатилась на спину. В одной ноздре ее собралась капелька крови, но не вытекла, а лишь запузырилась и лопнула.

Разглядывая обнажившиеся ляжки Тамары, Бастрыга возвратил носок во внутренний карман пальто. Набитый солью, он представлял собой дубинку, весьма удобную тем, что она легко пряталась под одеждой и не оставляла никаких следов. Кроме того, если бы по какому-то недоразумению Бастрыгу задержали полицейские, они бы не нашлись, что ему предъявить. Гражданам не запрещается гулять с носками, наполненными хоть солью, хоть песком, хоть даже горчицей. Они не представляют собой угрозы обществу. Тем более, если речь идет о тех, кто стоит на страже порядка и законности. Вот как Леонид Ильич Бастрыга, например.

Аккуратно подхватив Тамару под мышки, он поволок ее через комнату на лоджию. Окно там было очень кстати открыто для проветривания. Это значит, что если Бастрыга не станет разгибаться, то никто не увидит его из дома напротив. Он взвалит бесчувственное тело Тамары на себя и отправит ее наружу, через окно. Пусть потом разбираются, отчего это гражданка Виткова решила выпрыгнуть с седьмого этажа. Можно, правда, поставить на лоджию тазик с водой и бросить мокрую тряпку, чтобы подсказать следствию правильный вывод. Да, пожалуй, это будет нелишняя деталь.

Бастрыга оставил Тамару на полу, а сам по-обезьяньи, касаясь руками пола, устремился в ванную комнату. Звонок в дверь застал его с миской возле крана, откуда с грохотом обрушивалась мощная струя воды.

Проклятье! Кого там нелегкая принесла?

Не выпуская миску, Бастрыга повернул голову и увидел Тамару, метнувшуюся к входной двери. А секунду спустя дверной проем загородила мужская фигура с пистолетом в руках. Игорь Красозов собственной персоной.

– Не ожидал, – пробормотал Бастрыга. – А ведь заметил, что в квартире побывал посторонний.

– Он мне не посторонний теперь, – заявила Тамара, выглянувшая из-за плеча Игоря. – А ты… Ты меня ударил! Ты меня убить пришел!

– Вздор. – Бастрыга избавился от миски и выключил воду. – Я пришел, чтобы проверить, есть ли у тебя другой. – Так и запомните. Больше ничего не было. Ничего.

Он усмехнулся. И никто не заподозрил бы, что это просто хорошая мина при плохой игре. Хотя именно так оно и было.

XII

– Как мы к нему попадем? – спросил Игорь с сомнением. – Ведь на входе наверняка вахтер сидит, а в приемной – секретарша.

– Положись на меня, – предложила Тамара. – У меня есть корочка журналиста. Я женщина, и, наконец, у меня характер пробивной.

– А я, значит, недотепа?

– Вот уж нет. Ты доказал это и вчера, и сегодня. Это я тебе как женщина говорю. Благодарная женщина.

Тамара провела пальцами по рукаву Игоря. Он на несколько секунд задержал ее руку в перчатке в своей озябшей руке.

– Зря мы его пощадили, – сказал он.

Она отрицательно покачала головой:

– Нет, мы все сделали правильно. Ты что, смог бы убить его? – спросила Тамара, подразумевая Бастрыгу. – В моей квартире? И что потом? Мы бы замотали его в ковер и вынесли, да? Или разрубили на куски в ванне? Так иногда поступают убийцы, но, как правило, их потом ловят. И это бытовые преступления. А убить следователя прокуратуры… – Она с сомнением покачала головой. – Нет, Игорь. Мы правильно поступили. Иначе было нельзя.

«Нельзя, – подумала она. – Я не собираюсь становиться соучастницей убийства. И грех на душу брать не собираюсь. Леонид хоть и подонок, но сможет оценить мое благородство. Он непременно отзовет своих головорезов. Возможно, у них даже наладятся отношения. Игорь – хороший парень и прекрасный любовник, но, увы, эти качества не превращают его в надежного спутника жизни».

– Да, наверное, нельзя, – согласился он неохотно.

Они стояли в квартале от здания областной прокуратуры, чтобы обговорить все до того, как попадут в поле зрения видеокамер наружного наблюдения. Был полдень. В обилии прохожих на улицах было что-то нереальное, напоминающее сон. Совсем недавно Тамара, Игорь и Бастрыга находились втроем, и одному из них почти наверняка предстояло умереть.

Все трое думали об этом и знали, о ком идет речь.

– Вы пожалеете, – сказал Бастрыга, глядя то на Игоря, то на Тамару.

На ней его взгляд задерживался дольше, хотя, в отличие от своего нового приятеля, она была безоружна. Тем не менее Бастрыга апеллировал в первую очередь к ней. К ее расчетливости и благоразумию. К ее здравому смыслу.

– Сначала пожалеешь ты, – сказал Игорь.

Он не тратил время на то, чтобы связывать пленника или вставлять ему в рот кляп. Пистолета, направленного в живот, было вполне достаточно. Бастрыга сидел на диване, привалившись к мягкой спинке. Чтобы встать, ему пришлось бы сперва наклониться вперед. Игорь бдительно следил за тем, чтобы это не произошло неожиданно.

Тамара, наблюдавшая за ними, выступила вперед.

– Ты пришел меня убить, Леня, – сказала она с упреком. – А я ведь тебе доверяла. Несмотря ни на что.

Она врала. Как и он, говоря:

– Никто тебя убивать не собирался, Тома. Я отнес тебя на лоджию, чтобы связать и оставить там, пока я буду разбираться с этим типом.

Бастрыга указал подбородком на Игоря. Тот сузил глаза:

– Ну, давай разбираться.

– Ты не выстрелишь, – заявил Бастрыга. Правда, не слишком уверенно.

– Еще как выстрелю, – заверил его Игорь. – Я недавно убил человека. Противно, конечно, но не так трудно, как расписывают. Поэтому я сейчас задам несколько вопросов, а ты, гражданин следователь, на них ответишь. И если мне не понравится то, что я услышу, если я усомнюсь хоть в одном слове, то… – Игорь угрожающе качнул стволом. – То сразу стреляю. Не буду уговаривать тебя вести себя благоразумно, не буду считать до трех и даже до одного… Просто спущу курок, и все. Так это будет. А теперь вопрос номер один: кто убил моих родителей?

Сглотнув слюну, Бастрыга молчал.

– Кто убил остальных? Кто нападал на меня? На Тамару? Говори, тварь!

– Игорь, – пискнула Тамара.

– Молчи, – бросил ей он, не поворачивая головы.

– Ответ будет один на все вопросы, – медленно заговорил Бастрыга. – Вам следует обратиться за разъяснениями к одному высокопоставленному чиновнику. К нему сходятся все ниточки паутины. А я ничего знаю.

– Ничего? – угрожающе переспросил Игорь.

– Очень мало. Крохи. Это все затея другого человека. Иди к нему и пугай его своей пушкой. Конечно, проще сорвать злость на невиновном человеке, но этим ты ничего не добьешься. – Бастрыга осторожно поднял руку, чтобы вытереть испарину, выступившую на лбу. – Я сказал гораздо больше, чем следовало, – мрачно произнес он. – И теперь моя жизнь в такой же опасности, как и ваша.

– О каком человеке ты говоришь? – спросила Тамара.

– Я назову его только при условии, что вы меня отпустите.

– На тот свет, – сказал Игорь.

Бастрыга поднял на него глаза. Его взгляд не был затравленным. Он не был напуган и сломлен. Чтобы вытащить из него правду, пришлось бы прибегнуть к пыткам. Игорь не был способен на такое. Не мог он и выстрелить, например, в ногу пленника, как это делают решительные герои боевиков. Да что там! У него даже рука для обычной оплеухи не поднималась. Игорь понимал, что перед ним находится враг, но этот враг был безоружным и совершенно беспомощным.

– Стреляй, – предложил Бастрыга, распознав неуверенность в глазах Игоря.

– Пусть лучше скажет, – быстро сказала Тамара. – От этого нам будет больше пользы.

– Пусть скажет, – буркнул Игорь, притворяясь, что сердится на себя за уступчивость.

– Шарко, – сказал Бастрыга. – Главный прокурор, Шарко Николай Федорович. Отправляйтесь к нему. Это все его компетенция. А с меня хватит. Я вообще во всем этом больше не участвую. Катитесь вы все к черту!

Он насупился и сердито засопел.

– Убирайся, – сказал ему Игорь. – И больше не попадайся мне на глаза.

Это была просто формула. На слух грозная, но на деле пустая, как, впрочем, львиная доля красивых фраз.

– Подожди, – вмешалась Тамара. – У меня тоже есть условие.

В глазах Бастрыги промелькнуло удивление.

– Какое? – спросил он.

– Квартира. Ты не будешь претендовать на нее в течение года.

Удивление во взгляде Бастрыги сменилось насмешкой:

– Иначе твой ухажер меня убьет?

– Иначе я сама тебя убью.

Было в ее интонации нечто такое, что заставило Бастрыгу пожать плечами.

– Как хочешь. Мне не к спеху. – Он подмигнул. – Тем более, что, может, еще сладится у нас с тобой.

Возмущенной реакции, которой ожидал Игорь, не последовало. Просто Тамара умолкла и все. Надо полагать, услышала все, что хотела. На этом допрос закончился. Надо отметить, к общему облегчению всех участников.

XIII

Находясь в нескольких минутах ходьбы от прокуратуры, Тамара не испытывала уверенности в победе, которую демонстрировала всем своим поведением. Но за свою жизнь она усвоила, что побеждает лишь тот, кто действует решительно и напористо. Не тот, кто сильнее, вовсе нет. Тот, кто готов рискнуть, поставив на карту все.

В данный момент на кону находилась не просто тамарина карьера, а сама ее жизнь. И она прекрасно осознавала, что если позволит себе усомниться, отступить, промедлить хотя бы час-другой, то ей конец. Или песец, как говорят в народе. В общем, конец с песцом или же песец с концом, что сути дела не меняет.

– Пойдем, – промолвила Тамара, увлекая Игоря за собой.

– Смелая ты, – пробормотал он с нескрываемым восхищением.

Вариантов ответа было несколько. Например: «Приходится быть смелой, раз мужчины пасуют». Или банальное: «Смелость города берет». Тамара же ограничилась коротким признанием:

– Боюсь я, Игорь. Но иначе нельзя.

Приблизиться к зданию прокуратуры они не успели. Из машины, неслышно подкатившей сбоку, послышалось:

– Молодые люди! Вы не меня ищете?

Одновременно повернувшись (и одновременно похолодев, словно оба стояли на ветру голыми), Игорь и Тамара увидели черный «мерседес», владелец которого распахнул дверь, чтобы его можно было рассмотреть. Это был мужчина средних лет в кепи, порождающем в подсознании видения Шерлока Холмса, пробирающегося сквозь лондонский туман. Он был бледный, с синеватыми щеками и подбородком, свидетельствующими о том, как часто ему приходится бриться, и о том, какая густая бы у него могла быть борода, если бы он вздумал ее отпустить.

«Интересно, как с ним женщины целуются?» – ни с того ни с сего спросила себя Тамара, и это при том, что изо всех сил сдерживалась, чтобы не напустить в трусы от страха.

– Вы кто? – спросила она.

Яркие губы владельца «мерседеса» улыбнулись. Умные глаза – нет.

– Я Николай Федорович Шарко, – представился он. – Садитесь. Вы ведь хотите со мной поговорить?

Игорь и Тамара переглянулись.

– Смелей, смелей, – подбодрил их Шарко. – Я не кусаюсь.

– Вас Леонид предупредил? – звонко спросила Тамара. – Леонид Бастрыга?

– Старший следователь Леонид Бастрыга, совершенно верно. Но у него не было другого выхода. Садитесь.

Игорь и Тамара снова обменялись взглядами. Потом полезли в восхитительно пахнущий салон автомобиля.

– И куда мы поедем? – осведомился Игорь с вызовом.

– А никуда, – ответил Шарко. – Окна тонированные, звукоизоляция отличная, так что никто нам не помешает. При желании можете даже пустить мне пулю в затылок. Вскоре вас поймают, однако несколько недель у вас есть.

Игорь посмотрел на Тамару. Она же смотрела на прокурора, сидящего впереди. В ее глазах не было враждебности. Сплошное любопытство.

– О чем вы собираетесь с нами говорить? – спросил Игорь.

– Я? – удивился Шарко. – Разве не вы?

– Теперь вы, Николай Федорович. Вы нас встретили, вы нас позвали.

– Наверное, не хотели, чтобы мы потревожили вас на работе? – поинтересовалась Тамара ханжеским голоском.

Шарко усмехнулся:

– Ладно, сдаюсь. Теперь я хочу с вами поговорить. Устраивает?

– Говорите, – предложил Игорь.

– Вы, молодые люди, наверняка считаете меня пособником убийц и бандитов. Так вот, не спешите с выводами. Перед вами компьютер. Запустите видео. Вам все станет ясно.

– Кто это? – спросила Тамара. Когда ролик включился и раздался голос девушки, умоляющей отца не предпринимать ничего против похитителей.

– Ольга, моя дочь, – ответил Шарко. – Единственная. Любимая. Вы смотрите, смотрите. А я пока, с вашего позволения…

Не договорив, он извлек из кармана миниатюрную бутылку, свинтил колпачок и издал несколько чмокающих звуков. Проследив за ним, Тамара отметила про себя, что мужчины, пьющие из горлышка, чем-то напоминают малышей, присосавшихся к своим бутылочкам.

Это была последняя посторонняя мысль, посетившая ее во время просмотра видеопосланий. Потом все ее внимание сосредоточилось на девушке. Было совершенно очевидно, что она заложница. Поняла Тамара и причину, по которой прокуратура всячески тормозила и даже саботировала следствие. Шарко спасал свою дочь. Бандиты держали ее у себя, вынуждая прокурора плясать под свою дудку.

Несчастная Ольга старалась держаться мужественно, хотя было видно, что она сломлена и доведена до крайности. Она была какая-то безжизненная, приготовившаяся к самому худшему и, как решила Тамара, уже частично испытавшая это самое худшее на своей шкуре… нет, на своей нежной девичей коже. На ее виске розовела свежая ссадина, пара облупившихся ногтей была обломана, возможно, во время отчаянной борьбы с насильниками. Тамара не сомневалась, что над девушкой надругались, и не раз, хотя не стала делиться своими наблюдениями с мужчинами, один из которых являлся олиным отцом.

– Что скажете? – спросил он, когда закончился последний из шести видеороликов.

– Ее снимали с разных ракурсов и в разных местах, – задумчиво проговорила Тамара. – И одежда тоже разная…

– Да, – кивнул Шарко. – Мы с женой получаем эти видео где-то раз в месяц. Так нас ставят в известность, что Оля… – Он сделал усилие, чтобы продолжать ровным голосом. – Что Оля жива и здорова.

– Похитители известны? – спросил Игорь.

Прокурор обернулся и посмотрел на него поверх спинки водительского сиденья:

– Это банда некого Тиграна Тиросяна.

– Фамилия мне знакома, – пробормотала Тамара, морща лоб.

– Он младший брат авторитета Самсона Тиросяна, который в свое время держал в страхе весь город, – сказал Шарко.

Игорь опустил взгляд, пряча глаза. Ему не хотелось афишировать свое знакомство с криминальным подпольем Артемова.

– Как выглядит Тигран? – спросила Тамара. – Невысокий бородатый брюнет, глаза как сливы?

– Под это описание подходят многие армяне, – заметил Шарко.

– Минутку…

Зайдя на страницу «Гугла», Игорь нашел портрет Аль Пачино и показал прокурору. Тот хмыкнул:

– Похож. Кто такой?

– Артист, – пояснила Тамара.

– Тигран – тоже большой артист, – сказал Шарко. – Я бы его собственными руками вот так, вот так… – Он показал. – Но нельзя. – Руки прокурора бессильно упали на колени. – Анжела не переживет, если с Олей что-то случится. Да и я тоже… Какой тогда смысл? Не хочу…

В салоне «мерседеса» отчетливо запахло спиртным. Игорь подумал, что сегодня, несмотря на дневное время, прокурор успел выпить далеко не одну бутылочку.

– Где обитает Тигран? – нарушила молчание Тамара.

– Понятия не имею, – покачал головой Шарко. – В поисках этого мерзавца я вам не помощник, сами понимаете. И у меня к вам огромная просьба…

– Мы никому не скажем о нашем разговоре, – перебил Игорь.

– Стоит Тиграну узнать, что…

– Не волнуйтесь, – сказала Тамара.

– Но ведь вы его собираетесь искать, так?

– Он убил моих родителей, – напомнил Игорь. – Было бы противоестественно, если бы я его не искал.

– Не все так считают, – пробормотал Шарко.

– А мне плевать, кто как считает.

Тамара посмотрела на Игоря с уважением, потом перевела взгляд на прокурора:

– Скажите, если нам удастся спасти Ольгу или хотя бы выяснить ее местонахождение…

– Боже упаси, боже упаси! – Он замахал руками, словно отгоняя от себя рой пчел. – Даже думать об этом забудьте! Я посвятил вас в свою тайну в надежде на ваше благородство.

«Подонки обожают взывать к благородству, – подумал Игорь. – Хотя этого человека, вроде, подонком не назовешь. Попал мужик. На него такое горе свалилось, что непонятно, как держится. Работает, с людьми общается, вопросы решает… А по ночам просматривает послания дочки, пьет горькую и плачет. Не представляю, как бы я справлялся с такой трагедией. Если сейчас на него надавить чуть сильнее, то сломается. Интересно, есть у прокуроров табельное оружие? Должно быть, да. Выдают пистолеты для самообороны, а их используют для самоубийств. Такой вот прискорбный парадокс».

– Считайте, что этого разговора не было, – произнес Игорь. – Мы сейчас уйдем и вряд ли когда-нибудь появимся снова. Прощайте, Николай Филиппович.

– Федорович, – поправил Шарко.

– Простите. Я постоянно путаю отчества. Не укладываются в памяти, хоть убей.

– Желаю вам избавиться от этого недостатка к тому времени, когда вы будете давать показания в суде, – напутствовал Игоря прокурор и, помолчав, уточнил: – Свидетельские, я имею в виду. Против банды Тиросяна.

– Желаю вам выступить обвинителем на этом суде, – сказал Игорь, слегка улыбнувшись.

– Надеюсь. Надежды ведь не только юношей питают, друзья мои.

Тут Шарко тоже улыбнулся – грустно.

Вскоре Тамара и Игорь были на улице, идя куда глаза глядят. О прокуроре они не говорили. Оба, не сговариваясь, решили оставить его в покое.

XIV

Переводя дыхание, Тамара скатилась с Игоря и замерла на спине. Ее грудь вздымалась, как после забега на длинную дистанцию, кожа блестела от пота. Игорь тоже дышал тяжело, словно только что вынырнул на поверхность из морской пучины.

– Перекусим? – предложил он, когда к нему вернулся дар речи.

– Подожди, – попросила она. – Мужчины вечно спешат после этого. А ведь так приятно просто полежать рядом.

– Да, – сказал Игорь и уставился в потолок.

Там не было ничего интересного. Как и в том, чтобы просто лежать рядом – пусть даже с очень красивой женщиной. Не поворачивая головы, она поискала его ладонь и крепко сжала пальцами. Такое впечатление, будто она опасается, что я сейчас сбегу, подумал он.

Его взгляд бесцельно скользнул вдоль потолка на стену, отыскал там единственную картину и остановился. Это был подлинник, купленный, скорее всего, на местной барахолке. Неизвестный художник изобразил морской прибой на фоне вечернего заката. Точно и аккуратно прописанные детали придавали полотну фотографическую достоверность. Хотя, в принципе, можно было действительно ограничиться фотографией. Зачем было тратить время и краски? Чтобы скопировать кусочек природы? Художник не добавил зрелищу ничего от себя. А без этого картина была мертвой.

– Много у тебя было мужчин? – поинтересовался Игорь, когда ему надоело лежать молча.

– Достаточно, – ответила Тамара. – Ревнуешь?

Она стала водить пальцем по его животу и груди. Он прислушался к своим ощущениям и сказал:

– Нет.

– Обычно вы хотите услышать, что были лучшими.

– Обычно я не допытываюсь у женщин, был ли я лучшим, – сказал Игорь.

Тамара усмехнулась:

– Такой самоуверенный?

В ее интонации угадывалось уязвленное самолюбие. Игорь положил руку на ее бедро, нащупывая угловатую кость, обтянутую атласной кожей.

– Если ты захочешь, то сама скажешь. А нет, и не надо.

– Тебе совсем не интересно, как я к тебе отношусь?

Приподнявшись, Тамара заглянула Игорю в лицо. Ее прозрачные глаза словно светились изнутри. Он провел рукой по изгибу ее тела.

– Хорошо относишься, – сказал он. – Иначе я не лежал бы с тобой здесь.

Она опять упала на спину. Игорь заметил, что ее взгляд устремлен в потолок точно так же, как его собственный несколько минут назад.

– Ты обиделась? – насторожился он.

– Нет, – ответила Тамара. – Думаю.

– О чем?

– Например, о Леониде. Никак не могу понять, действительно он собирался меня только связать или…

– Или, – произнес Игорь с нажимом. – Девяносто девять процентов из ста.

– Но один остается, – задумчиво произнесла Тамара.

– Это что-то меняет?

Ответа на вопрос не последовало. Тамара продолжала лежать, глядя в потолок.

– А теперь о чем думаешь? – осведомился Игорь, когда ему надоело любоваться ее лицом и телом.

– Эти ролики, – сказала Тамара. – Что-то в них не дает мне покоя.

– Что?

– Не знаю. Но что-то в них не так.

– Звучит туманно, – заметил Игорь. – Сплошные «что-то».

– Дай срок. Когда женщина хочет удовлетворить свое любопытство, она всегда добивается своего.

– Только любопытство? Или еще что-то?

Тамара недоверчиво уставилась на Игоря:

– Мне кажется или ты действительно заигрываешь?

– Кажется, да, – признался он.

– Ты меня приятно удивляешь, – сказала Тамара. – Хочешь поэкспериментировать немного? Давай сделаем это стоя.

– Ты меня тоже приятно удивляешь, – пробормотал Игорь.

А потом они продолжили делать друг другу приятное молча.

Полчаса спустя, когда оба сидели за кухонным столом, поедая кексы с молоком и обсуждая вещи не имеющие никакого отношения к сексу. Было решено организовать визит Болосовых к мнимой покупательнице квартиры. Маргариту Тихоновну никто впутывать не собирался. Главное было заманить Болосовых в пустующий по осени дачный поселок, чтобы допросить их и передать в руки правосудия. У Красозовых имелся в этом поселке небольшой двухэтажный дом, который как нельзя лучше подходил для этой цели.

Подкрепившись, Игорь отправился к Маргарите Тихоновне, чтобы лично присутствовать при ее телефонном разговоре со Светланой Болосовой. Перед уходом он вручил Тамаре пистолет и научил ее, как с ним обращаться.

– В принципе, он вряд ли мне понадобится, – сказала она, взвешивая тяжелый «Вальтер» на ладони. – Лично я ни в кого стрелять не собираюсь.

– Лично я тоже, – поддержал ее Игорь.

Как будто кто-то из них мог предвидеть наперед, что их ожидает.

XV

Вода в бассейне подсвечивалась снизу и была зеленоватой. Такие же зеленоватые блики плясали на стенах подвала и лицах собравшихся внутри людей. Четверо мужчин в плавках и одна женщина в закрытом купальнике с открытой спиной. Тигран, двое его верных подельников и супруги Болосовы.

В смежном помещении находился красный джип «чероки», грязные колеса которого стояли на специально расстеленном ковре. Охранники потягивали пиво из банок и сражались в нарды. Тигран сидел на бортике бассейна, болтая в воде бледными ногами, которые из-за эффекта преломления выглядели комично тонкими и короткими. Болосов с супругой плавали туда-сюда: два темных силуэта на зеленом фоне.

Тигран с удовольствием выслушал их доклад о новой клиентке. То, что она не пожелала называть фамилию, его не насторожило и не удивило: многие клиенты при покупке квартиры шифровались до последнего. Понятное дело. Люди старые, подозрительные, привыкшие к тому, что все норовят обидеть, кинуть, обвести вокруг пальца. Все правильно, все справедливо. Кого же обманывать, как не стариков? Реакции притуплены, мозги варят едва-едва, в голове винегрет из политики и сериалов. Прошлое помнят хорошо, в настоящем ориентируются плохо.

– Толян! – позвал Тигран, маня пальцем.

Болосов по-собачьи поплыл к нему, высоко задирая подбородок, чтобы не нахлебаться хлорированной, резко пахнущей воды.

– Чего? – спросил он, ухватившись за борт.

– Пора тебе на новый уровень переходить, – сказал ему Тигран, веселый в предвкушении наживы.

Красивая жизнь, доверчивые студенточки, казино, холеные шлюхи по вызову.

– Какой уровень? – оживился Болосов.

– Завалишь завтра бабульку эту, – подмигнул Тигран. – Как ее?

– Маргарита Тихоновна.

– Вот. Ее. Хватит возле жены отираться.

– Нет, Тигран! – Болосов замотал плешивой головой с такой силой, словно вознамерился избавиться от нее раз и навсегда.

Он привык к знакомой схеме. Ему не хотелось ничего менять. Убивать не трудно, Болосов неоднократно видел, как это проделывают Комиссар и Сулема. Однако сам он пачкать руки в крови не собирался. Не зря же он считал себя христианином, носил крестик и ел куличи на Пасху. Христос воскрес и все такое. Опять же, Рождество. Очень своевременный праздник, полезный. Встретил Новый год, погулял, протрезвел и пожалуйте опять за стол. Красота!

Тигран тоже носил крест – золотой, – но отказ Болосова ему не понравился.

– Что значит «нет»? Ты что, особенный?

«А ты?» – подмывало спросить Болосова. Естественно, он произнес другие слова:

– Я не могу, Тигран. Меня от кровищи мутит. Потом в штопор сорвусь. Дай хоть год в завязке походить.

– Да ты небось бухаешь тайком.

– Ты что! – Удерживаясь за мрамор одной рукой, Болосов перекрестился. – У Светки спроси. Капли в рот не взял.

– И правильно, не бери в рот Толик. – Тигран расхохотался. – А Светка что?

– Что – Светка?

Болосов насупился.

– Тоже постится? – Тигран опять засмеялся. – Или позволяет себе?

– Это наше дело, понял?

– Ты что, Толян? Я про алкоголь спрашиваю. А ты про что подумал?

Под низким сводом разнесся вурдалакский гогот охранников.

– Придурки, – фыркнула Светлана, продолжая плавать, как заводная.

Она сбрасывала лишние килограммы. Дошло до того, что пришлось натягивать цельный купальник, прикрывая живот и сало на боках. Позорище!

Тигран проследил за ней, потом перевел взгляд на подчиненного:

– Может, подумаешь? Пару раз стрельнул, а доля сразу в два раза увеличилась.

– Нет, – рассудил Болосов. – Давай лучше по-старому.

Это означало, что старуха впустит его и жену в дом, а потом уж они откроют дверь остальным членам банды. Они принесут с собой орудия труда – стволы и прочные черные пакеты, надеваемые жертвам на головы, чтобы их мозги не расплескивались по всей комнате. Орудия пыток всегда имелись на месте: спички, ножи, клещи, электроприборы. Подручные средства, так сказать.

– По-старому, так по-старому, – легко согласился Тигран. – Светка! Рули сюда. Дело есть.

– Нам уходить надо, – проворчал насупленный Болосов. – Мы к моим родителям намылились. У матушки день рождения.

– Я долго не задержу. Светка, вылезай, потолковать надо. А ты, Толян, дуй на кухню. Включи микроволновку и пиццу разогрей. И салатик сооруди. Не в службу, а в дружбу. Не западло тебе?

– Сделаю.

Тяжело вздохнув, Толик вылез из воды и помог выбраться жене. Пока он вытирался и одевался, Тигран даже не делал вид, что о чем-то беседует со Светланой. Когда же Болосов покинул подвал, он оттянул плавки и немногословно объяснил, чего хочет.

– Нет. – Светлана помотала коротко стриженой головой с пейсами. – Пусть уйдут.

Она показала глазами на ухмыляющихся Комиссара и Сулему.

– Отвернитесь, – велел им Тигран. – И чтобы не звука!.. Давай, Светик. Времени мало.

Анатолий Болосов еще немного задержался на верху лестницы, вытягивая шею и прислушиваясь. Когда его лицо сделалось бледным, как у покойника, он быстро зашагал прочь, беспорядочно ударяя кулаком в стену и повторяя:

– Тварь! Тварь! Тварь!

Кого он имел в виду? Работодателя? Законную супругу? Или, может быть, все-таки самого себя?

 

Часть третья

Горячо, совсем горячо!

I

Поселок производил впечатление заброшенного кладбища – такая же тишина, такое же безлюдье, так же много мертвого камня, железа и дерева. Распахнутые настежь ворота никем не охранялись. Чтобы не вызвать подозрение гостей, Игорь велел Тамаре проехать мимо своего дома и загнать «шкоду» в узкий просвет между заборами – так, чтобы ее не было видно с улицы.

– Нужно будет растопить печь, – сказал он, пока они шли к даче.

– Да, прохладно, – согласилась Тамара.

– Не только в этом дело. Дым.

– Что дым?

– Посмотри. – Игорь приобнял спутницу за плечи и плавно повел рукой перед ее глазами. – Там труба дымит… и там… Сразу видно, что кто-то живет.

– А! Поняла. Тогда не мешает развесить во дворе какие-нибудь тряпки. Мол, стирка была.

– Соображаешь.

– А ты думал, ты один такой умный?

Игорь не ответил. Воспоминания нахлынули на него при виде желтого кирпичного дома с нелепой башенкой на крыше. Ее сооружал отец, начиная от чертежей и заканчивая монтажом. Пожалуй, башенкой он гордился значительно больше, чем самим домом, хотя места стыков постоянно протекали, так что потолок и пол там вечно бугрились и дыбились. Калитка, которую открыл Игорь, породила новую порцию воспоминаний. Ее вечно заедало, потому что она была сильно перекошена. Еще один образец отцовского творчества. Как и некрутящийся флюгер, раскрошившаяся бетонная дорожка и косые прутья для виноградных лоз. Мама страшно ругала папу за все эти огрехи, а он долго дулся, чтобы потом неожиданно затеять новый проект века: шаткую душевую кабину, недостроенную беседку, давно развалившийся очаг во дворе.

– Проходи, – сказал Игорь, когда наконец справился с калиткой.

– Оставь ее открытой, – посоветовала Тамара.

– Думаешь, это нормально?

– Конечно. Старушка ковыляет с трудом, так что не хочет лишний раз выходить во двор. Вот калитка и настежь. Милости прошу, гости дорогие.

– Хм, пожалуй, ты права, – согласился Игорь.

– Женщины всегда правы. Разве ты еще не понял?

Новый укол в сердце. Очень похожие слова любила произносить мама. Еще когда была жива. Она ведь была жива. Это теперь ее нет. И сегодня Игорь побеседует с пособниками ее убийц. Они ответят на все вопросы. Дадут исчерпывающие ответы. Игорь встретит их с пистолетом наизготовку. Распахнет дверь и пригласит войти. И лучше Болосовым принять приглашение. Потому что Игорь настроен очень решительно.

– Осторожно, – сказал он, придерживая под локоть Тамару, поднимающуюся на крыльцо. – Тут кафель скользкий. Отец где-то обзавелся и собственноручно уложил, без согласования с мамой. Ох и влетело ему потом! А кафель так и не переложили. Все некогда было. С весны по осень дача – это настоящая каторга, если ты понимаешь, о чем я говорю.

– Еще как, – усмехнулась Тамара. – То прополка, то поливка, то уборка урожая.

Игорь почему-то обрадовался:

– Так ты, выходит, тоже через это прошла?

– Было дело. Лет до двенадцати. А потом наотрез отказалась. Тут маникюр на уме, а тебя картошку собирать заставляют. И загар этот дачный, специфический…

– Он что, чем-то отличается от морского?

– Естественно, – кивнула Тамара, разглядывая веранду. – Небо и земля.

– Никогда не думал, – признался Игорь.

– Вы, мужчины, вообще не наблюдательные.

– Это вы, женщины, придаете слишком большое значение мелочам.

– Мелочам, – повторила Тамара и прикусила губу.

– Что с тобой? – спросил Игорь.

– Погоди!.. Эх, сбил с мысли! Я едва не вспомнила что-то важное.

– Если действительно важное, то обязательно вспомнишь.

– Вспомню, если помолчишь немного!

Игорь недоуменно покосился на Тамару. Обычно она не позволяла себе вспышек раздражения. С другой стороны, сколько они были знакомы? Всего ничего. В первые дни и даже недели общения мужчины и женщины стараются быть лучше, чем они есть на самом деле. Это уже потом они становятся сами собой, что знаменует собой окончание романтического периода.

Чтобы не мешать подруге, Игорь занялся уборкой. Покидая дачу, родители оставили здесь ужасный беспорядок. Полы устилали засохшие ошметки грязи, во всех углах высились груды сваленных как попало вещей, подоконники и столы были заставлены посудой, инструментами и всякой всячиной неизвестного происхождения и назначения. Все это наводило тоску, похожую на ноющую боль зуба, только словно бы образовавшуюся прямо в душé. Это было самое точное сравнение, приходящее на ум.

Оставляя дачу, родители не подозревали, что не вернутся сюда больше. Никогда. Не знали они и того, что их любимый сын приведет сюда девушку. Иначе они навели бы здесь идеальный порядок.

Чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза, Игорь поднялся на второй этаж. Здесь было еще холоднее, чем внизу. На кушетке и кроватях были расстелены старые пледы и одеяла, под которыми никто бы не смог согреться. Угол дальней комнаты был заклеен выцветшими постерами рок-музыкантов. Отец их терпеть не мог, но не сорвал, уважая вкусы сына. Как будто Игорь все еще был тем юнцом, который мог часами напролет слушать «Нирвану» или «Металлику».

– Ты где? – позвала Тамара снизу.

– Здесь, – крикнул Игорь. – Смотрю, как тут и что.

– Пора печь топить. Полтора часа до встречи.

– Сейчас спущусь. Вспомнила, что хотела?

– Нет, – разочарованно произнесла Тамара. – Мысль, как мышка, шмыг – и пропала.

– Кстати, насчет мышей…

Закончить Игорь не успел.

– Тут есть мыши? – вскричала Тамара.

По всей видимости, грызуны пугали ее куда сильнее, чем члены банды Тиграна Тиросяна.

– Одна вниз побежала, – предупредил Игорь. – Это я к тому, чтобы ты в обморок не упала.

Раздавшийся снизу визг свидетельствовал сразу о двух событиях. Первое: мышь действительно попалась Тамаре на глаза. Второе: в обморок никто падать не собирался.

– Это полевка, – сказал Игорь. – Не бойся.

– Чем это полевка лучше обычной мыши, интересно знать? – спросила Тамара с вызовом.

– Ты говоришь со мной так, будто это я ее подбросил.

– Я…

Она замолчала, уставившись куда-то в стену. Ее глаза округлились и остекленели.

– Опять мышка? – предположил Игорь, оглядываясь.

– Нет, к счастью, – пробормотала Тамара. – Просто я вспомнила, что хотела.

– Поделишься? Или это секрет?

– Поделюсь. Только огонь разведи, ладно? Холодно тут у вас…

Она поежилась, и Игорь тоже внутренне сжался. Тут у вас. Очередное болезненное напоминание.

Вернувшись с охапкой нарезанных веток, он сгрузил их в зев камина и принялся запихивать туда газетные жгутики. Дрова были сыроватые, хотя хранились под навесом. Но листы шифера были дырявые и лежали косо, так что дождевая вода подтекала. «Папа, папа, – подумал Игорь, чиркая спичкой. – Ты мастерил так самозабвенно, что забывал все просчитать и подогнать как следует. Нелепая башенка, худой навес… Но на самом деле это не имело никакого значения. В жизни важны совсем другие вещи. И в смерти тоже…»

– Так что там у тебя? – спросил Игорь, подставляя ладони первому, еще робкому теплу от занявшегося пламени.

Тамара пристроилась рядом, обдав его ароматом своих духов.

– Видеоролики помнишь? – деловито проговорила она. – Ну те, с Ольгой Шарко.

– Конечно, – подтвердил Игорь. – А что?

– Никак не могла понять, что там не так. Все ломала голову, ломала… И ответ пришел.

– Интересно, интересно…

– Мы просмотрели пять или шесть видео, сейчас не помню точно, – начала Тамара. – На всех у Оли совершенно одинаковая прическа. Челка лежит так… – Она показала. – А здесь рана небольшая. – Тамара прикоснулась к виску. – Во всех случаях свежая и абсолютно одинаковая…

Игорь, сидевший на корточках, повернулся так резко, что потерял равновесие и был вынужден схватиться за пол.

– Хочешь сказать?..

Тамара поняла его с полуслова.

– Да, – подтвердила она, кивая. – Олю переодевали и снимали в разных местах, но все это происходило в один день. Я обратила внимание на ее ногти. У нее привычка за лицо браться, помнишь?

Игорь сглотнул, пытаясь избавиться от сухости, образовавшейся в гортани.

– Помню, – произнес он хрипло.

– Так вот, – продолжала Тамара, – лак на олиных ногтях облез, но опять же абсолютно одинаково. Никаких изменений, что на первом ролике, что на последнем. И это лишний раз подтверждает догадку.

– Но это значит, это значит… – Игорь выпрямился во весь рост. – Они ее убили, так получается? Наснимали видео и…

Он снова сглотнул.

– Да, – тихо, почти шепотом произнесла Тамара. – Родители не заметили этого, потому что слишком поглощены горем. Они смотрели на дочь во все глаза, но деталей не видели.

– И что теперь делать?

– Звонить Шарко.

– Почему так срочно?

– А ты не понимаешь?

Игорь нахмурился. Интуитивно он понимал, что Тамара права, но сама мысль все еще не сформировалась в мозгу. Неужели она соображает быстрее и лучше него? А еще говорят о превосходстве мужского интеллекта над женским.

– Нет, – признался Игорь. – Не понимаю.

– Шарко раздавит все это змеиное гнездо разом, – сказала Тамара. – Ему не придется возиться с Болосовыми, потом убеждать полицейских арестовать Тиграна и его сообщников. Узнав, что его дочь мертва, Шарко поднимет всю свою прокурорскую рать. С бандой будет покончено.

«А я буду находиться в самой гуще событий, – продолжила она мысленно. – И настрочу такой репортаж, что его перепечатают все СМИ. Может быть, даже телесюжет снимут. В этом случае известность мне обеспечена. И тогда прощай, Артемов…».

Она посмотрела на Игоря взглядом хозяйки, решающей, что из вещей взять с собой в дорогу, а что оставить.

– Звони, – решил он после короткого раздумья. – Молодец, Тамара. И глаз острый, и ум…

– За комплимент благодарить не буду, – предупредила она, – потому что это чистая правда.

Дозвонившись в приемную прокуратуры, она представилась и потребовала срочно связать ее с Шарко.

– Да, он знает, – сказала она в мобильник. – Нет, он не может быть занят, когда я звоню. Просто передайте ему, что я на линии и что дело не терпит отлагательств… – Во время паузы Тамара успела расстегнуть пальто, потому что в натопленной комнате сделалось жарковато. – Алло? – быстро произнесла она. – Николай Федорович? Это я, Тамара. У меня для вас новости. Скорее всего, плохие, но очень срочные…

Игорь напряженно слушал все, что она говорила в телефон. Потом вопросительно качнул головой:

– Как он?

– Был убит, – ответила Тамара. – Но уже воскрес. И жаждет мести. Я пообещала, что мы передадим Болосовых в его распоряжение. Думаю, их ожидает допрос третьей степени. Это когда…

– Знаю, – сказал Игорь, припомнивший не слишком приятный эпизод из собственной биографии.

– Короче говоря, нам вытягивать из них правду не придется. Арестуем супругов и дело с концом. Ты рад?

– Поживем – увидим. Я в своей жизни часто радовался. Как правило, это заканчивалось разочарованием.

– А я часто разочаровывалась, – призналась Тамара. – А потом радовалась этому.

Игорь посмотрел на нее с интересом. Она умела удивлять. Как, впрочем, умела многое, очень многое другое.

II

Закончив разговор, Шарко уронил руку с мобильником на стол. Звонок застал его за подписанием постановлений, поэтому вторая рука по-прежнему сжимала ручку. Шарко попытался разжать пальцы и не смог. Ни на одной руке, ни на другой. Они мертвой хваткой вцепились в предметы, словно это были те самые соломинки для утопающего.

Шарко действительно чувствовал себя утопающим. Провалившимся в полынью, которая неожиданно разверзлась под ногами. Грудь сдавил ледяной обруч, дыхание остановилось. «Я умираю, – подумал он. – Оленька, Оля! Я иду к тебе».

Но прошла минута, другая, третья, а он все так же сидел за столом, бессмысленно сжимая телефон и ручку. Держава и скипетр.

Последняя мысль помогла преодолеть ступор. Шарко разжал руки, уронив оба предмета на стол. Он встал и, держась за спинку кресла, придвинулся к сейфу. Две порции коньяка, одна за другой, были влиты в пищевод, постепенно разогревая замороженное нутро.

– Оленька, – произнес Шарко, падая в кресло.

Должно быть, громко произнес. Потому что в кабинет заглянула секретарша.

– Звали, Николай Федорович?

– Нет, – сказал он, глядя не на нее, а в стол.

– Что-нибудь нужно?

– Да, Настя. Нужно. Я хочу, чтобы ты закрыла дверь с той стороны и скрылась с глаз моих. Понятно, Настя? Убирайся! Пошла вон!

Шарко швырнул в секретаршу хрустальную пепельницу, но та оказалась чересчур тяжелой для ослабевшей руки. Упала на ковер и покатилась к стене, сверкая ребристыми боками. Колесо судьбы. Оля как-то рассказывала Шарко о сансаре, карме и прочих восточных премудростях.

– Настя! – крикнул он в закрытую дверь.

Секретарша тут же возникла снова, с перекосившейся прической и перекошенным лицом.

– Ты веришь в переселение душ? – спросил Шарко.

– Что? – пролепетала несчастная Анастасия Добродеева.

– Переселение душ. Ну, реинкарнация, жизнь после смерти и прочая хрень.

– Извините, Николай Федорович…

– Смелее, Настя, ты не в суде, ничего тебе не будет.

– Как-то не очень, Николай Федорович.

– Вот и я тоже, – устало проговорил Шарко. – Ладно, иди. И чайку мне принеси, с этим… сама знаешь. Двойную порцию.

– Чаю двойную? – решила уточнить секретарша, катастрофически поглупевшая за эти несколько минут.

– Напитку – двойную.

– Ка… какого напитку? Я… я не совсем…

– Коньяку, дура! – заорал Шарко. – Коньяку налей побольше. В чай. Не наоборот. Хотя все равно. Иди, иди. – Он как бы провернул в воздухе рукоятку невидимой мясорубки. – И свяжи меня… Нет, я сам.

Оставшись один, он набрал номер командира ОМОНа:

– Петрович? Узнал? За тобой должок, помнишь? Точно. Пора платить. Поднимай хлопцев, а сам – ко мне, срочно. Банду брать будем.

В ожидании полковника Звягинцева Шарко дважды открывал сейф, но, не прикоснувшись к заветным бутылочкам, вновь захлопывал дверцу. Ограничился чайком, принесенным секретаршей. Алкоголь боль не снял, но приглушил до такой степени, что можно было дышать и смотреть в окружающий мир без слез. «Уже легче, – говорил себе Шарко. – Уже легче. Уже легче».

Это было как заклинание. Мантра. Оля как-то пыталась научить его простеньким фразам типа «ом мани падме хум», но без толку. Он не верил во всю эту муть. Тогда нет. А теперь?

«Теперь надо, – сказал он себе. – Потому что только эта вера делает Оленьку живой. Стану буддистом, каббалистом, кришнаитом, кем угодно стану. И буду верить. Слышишь меня, доченька? Я верю! Ты где-то там… или здесь… не знаю… запутался совсем…»

Шарко уронил голову на подломившиеся локти. Картинки из прошлого замелькали в его мозгу, как перед угасающим взором умирающего. Вот он везет коляску с Оленькой, упакованной в розовый матерчатый конвертик. А вот купает ее, голенькую, распаренную, смеющуюся. Несет ее в детский сад – оранжевый комбинезончик, красная вязаная шапочка с помпоном. Ведет из школы – клетчатое пальтишко, белые колготки. Читает ей, целует ее, ругает, подбрасывает на руках, провожает в первую самостоятельную поездку за границу…

Оля в наушниках, слушающая Аниту Шанкар или что-то в этом роде, немного заунывное, тягучее, с треньканьем восточных струн, с басовитым бульканьем барабанов. Оля в пижаме с полумесяцами, звездами и котятами, спящими на облачках. Перед компьютером. Над тарелкой с чечевичным супом. За учебниками. С книгой на диване. Папа, послушай, что он пишет…

И какая-нибудь мудрая цитата, которую Шарко, увы, впускал в одно ухо и выпускал из другого. Он не относился к Оле и ее увлечениям всерьез. Когда она исчезла, все это во многом изменилось, но кому от этого легче?

Не поднимая головы, Шарко несколько раз ударил кулаком в стол. Потом, испугавшись, что привлек этим внимание Насти, сел прямо и развернул перед собой какой-то документ, строчки которого были совершенно неразличимы. Секретарша не вошла. Вместо нее появился полковник Звягинцев, мощный, краснолицый мужчина с ассиметричными усами в форме велосипедного руля.

– Что стряслось, Федорович? – зычно осведомился он, приближаясь к столу. – Ого, глаза, как стоп-сигналы. – Звягинцев потянул носом воздух. – Вразнос пошел?

– Выпьешь, Петрович? – спросил Шарко вместо того, чтобы ответить.

– С каких делов? Отмечаем что?

– За упокой души…

– Чей?

– Не важно. Один хороший человек.

Шарко протянул бутылочку, исчезнувшую в ручище командира ОМОН.

– Ну, земля пухом… – Он глотнул. – Хорошему человеку, гм. – Он провел по усам тыльной стороной ладони. – Близкий кто?

– Близкий.

Шарко протянул еще одну бутылочку, вернувшуюся пустой через несколько секунд.

– Что нужно, говори, – сказал полковник, раскрасневшийся еще сильнее, чем прежде.

– Есть дачный поселок. Пятнадцать-двадцать минут езды отсюда. Вот план… – Шарко выложил на стол корявую схему, набросанную во время разговора с Тамарой Витковой. – К этому дому сейчас стягивается ОПГ Тиграна Тиросяна…

– Живой еще? – удивился Звягинцев.

– Живой. А должен быть мертвый. Понял меня, Петрович? Первыми в дом войдут супруги Болосовы, остальные будут ждать снаружи. Никто не должен уйти живым. Ни одна падла.

– То есть огонь на поражение открываем. Валим всех?

Шарко задумался, вспоминая молодых людей, с которыми беседовал сегодня в машине. Они вошли в его положение. И Тамара все правильно поняла про Оленьку. Проще, конечно, положить всех сразу, чтобы потом вопросов не возникало. Но это будет выглядеть очень уж подозрительно. Бандитов убили, заложников освободили, так лучше.

– В доме двое, – сказал Шарко. – Игорь Красозов и Тамара Виткова. Вот их фотографии. Вели хлопцам их не трогать.

– Сложновато будет, – покачал головой Звягинцев. – Да и трупаков – вагон и маленькая тележка. Не нравится мне это.

– Мне тоже, Петрович, не нравилось вещдоки из дела изымать, когда твоей благоверной кто-то по пьяни череп раскроил. Однако же я сделал и даже убийцу на скамью подсудимых посадил. И все шито-крыто. До сих пор.

Последняя фраза прозвучала многозначительно. Полковник бросил на собеседника тяжелый взгляд, потом кивнул.

– Сделаю, – буркнул он. – Только мне прикрытие потребуется. Письменное.

– Будет тебе прикрытие.

Шарко разложил перед собой чистый лист, размашисто написал несколько строк, поставил подпись, сверху шлепнул печать.

– Не прощаюсь, – сказал Звягинцев, покидая кабинет.

Оставшийся в одиночестве Шарко принялся массировать отекшее после возлияний лицо. Он все еще помнил о горе, но думал о другом. Ликвидация преступной группировки Тиграна оборвет все ниточки, тянущиеся оттуда к прокурорскому креслу. Потом надо будет подумать, как быть с Красозовым и Витковой. Но это потом, потом…

А сейчас.

Шарко запустил руку в сейф, где сиротливо торчала последняя заветная бутылочка коньяка.

III

В сером небе, раскинувшемся над серым поселком, быстро проплывали рваные серые облака. Птицы и провода были черными. Больше никаких цветов как бы не существовало, хотя они, конечно же, присутствовали. Художник непременно отметил бы бурые кусты, ржавые баки и решетки, белила на стволах садовых деревьев, какие-то яркие тряпки, болтающиеся на ветру. Но правильнее всего было бы нарисовать это простым карандашом. Этюд в серых тонах. С небольшими вкраплениями черного.

Камуфляж бойцов ОМОН вписывался в эту цветовую гамму как нельзя лучше. Пятна на их одежде сливались с пятнами теней и листьев на земле. Даже там, где она была вскопана под огороды, омоновцы выглядели невидимками. Они двигались умело и ловко. Беззвучно. Неудержимо и стремительно, как хищники, подкрадывающиеся к добыче.

Парни предвкушали настоящее боевое столкновение. Стрелять боевыми патронами в живые мишени – это вам не фанерки в тире дырявить. Адреналиновое бурление в крови! Азарт! Ощущение сплоченности, чувство локтя и сознание того, что ты делаешь нужное, правильное дело. Плюс масса впечатлений, которыми можно потом делиться со знакомыми и близкими.

Испытывая почти праздничную приподнятость, омоновцы окружали дом и припаркованный неподалеку джип приметного красного цвета. Трое бандитов – Тигран, Комиссар и Сулема – успели выбраться из него и теперь перетаптывались на улице, ожидая, пока сообщники подадут им сигнал. Их сообщники, супруги Болосовы, уже находились внутри дома. Кроме них, там было еще два человека – журналистка Виткова и ее дружок Игорь Красозов. Приказано было оставить этих двоих в живых. Омоновцы приняли приказ к сведению, но даже сам Господь не смог бы сейчас гарантировать жизнь заложникам или кем там они являлись. Пулям и гранатным осколкам не прикажешь: куда полетят, туда полетят, а если принять в расчет неизбежные в ограниченном пространстве рикошеты, то шансы уцелеть у парочки, скажем, небольшие.

Понимал это и сам полковник Звягинцев, руководивший операцией. Что ж, если Тамаре и Игорю не повезет, придется свалить их гибель на бандитов. Обычное дело. Кто потом станет разбираться с покойниками, тем более, что прокуратура в этом не заинтересована? Да никто. Так что гуляй, душа.

Звягинцев расположился возле кучи палой листвы, которую нагребли в соседнем дворе, но так и не сожгли. Это был отличный наблюдательный пункт. На фоне листьев полковник в своем камуфляже чувствовал себя невидимкой. Он отдавал приказы в компактный передатчик, напоминающий сотовый телефон старого образца. Трое его бойцов заняли позиции в двадцати метрах от бандитов. Остальные – перебежками, ползком или перекатом – заканчивали блокировку входов и выходов.

Увидев, что Тигран со своими упырями направляется к калитке, полковник поднес передатчик к губам и тихо произнес:

– Внимание. Общая готовность номер один.

– Есть готовность номер один, – откликнулась рация.

– Помните, валим их не сразу. Пусть сперва стволы достанут.

– Понято. Пугнем для начала.

– Верно. Поехали, парни… Огонь!

Ра-та-та-та! Пох-х! Пох-х! Ра-та-та!

Тишина поселка взорвалась и с треском рассыпалась, вспугнув всех местных синиц, воробьев и галок. Разом поднявшись в воздух, они полетели искать убежища на дальних крышах и деревьях.

Тигран при первых звуках выстрелов всплеснул руками и упал, проворно подкатившись вплотную к своему джипу.

За свою жизнь он принял участие в десятке вооруженных разборок и твердо усвоил одну простую истину: больше всего стреляют в тех, кто стреляет сам. Главное выжить в первые секунды боя, а потом, пока остальные будут палить друг в друга, можно будет найти способ выбраться из переделки с неподпорченной шкурой.

Что касается Комиссара и Сулемы, то они тоже имели некоторый боевой опыт, однако им не хватило интеллекта, чтобы сделать правильные выводы. Оба, действуя почти синхронно, выхватили пистолеты и принялись беспорядочно палить в ту сторону, откуда звучали выстрелы. Жить им оставалось всего ничего.

Тем временем в доме началось настоящее светопреставление. Штурм, предпринятый омоновцами, стал полной неожиданностью для всех, кто находился внутри. Незадолго до этого Игорь приготовился приказать Болосовым лечь на пол и вызвать подмогу.

Они были так уверены в успехе, что были застигнуты врасплох, когда, распахнув перед ними дверь, он направил на них «Вальтер» и произнес:

– Проходите. Быстро и молча. Иначе стреляю.

Толик Болосов стоял за спиной Светланы. Стоило прицелиться ей в лицо, как она подтолкнула мужа вперед, чтобы он не помешал ей выполнить приказ. Ее маленький рот сделался еще меньше, так сильно она втянула внутрь губы.

– Здрасьте, – глупо произнесла она. – А вы что здесь делаете?

– Вас жду.

Схватив Болосова за грудки, Игорь втянул его внутрь и толкнул в сторону лестницы с такой силой, что пленник не удержался на ногах и сел на ступеньки.

– В чем дело? – спросил он обиженно.

Как будто не чувствовал за собой никакой вины. И честно говоря, Игорь был готов ему поверить, если бы не поведение Светланы. Она не протестовала и не впала в шок оттого, что ее и мужа держали на мушке. Ее глаза лихорадочно бегали по сторонам. Она искала выход из западни, в которую угодила. Перед Игорем находилась настоящая злобная хищница, такая же, как ласка или куница. Убедившись, что убивать на месте ее никто не собирается, Светлана лихорадочно придумывала способ вырваться из дома.

Если бы не Тамара, то, возможно, ей бы это удалось. Как бы в изнеможении, Светлана стянула с белой шеи шарф, скомкала его в руке и вдруг швырнула в лицо Игорю. Но Тамара оказалась проворнее. Вцепившись в воротник преступницы, она рванула ее на себя, а потом припечатала к стене.

– Стоять, тварь! – прошипела Тамара. – У нас разрешение пристрелить вас, как собак. Без суда и следствия, слышишь меня? Слышишь меня, спрашиваю?

Повторный вопрос сопровождался новым толчком. Ударившись лбом об угол, Светлана вскрикнула от боли. Похоже, подобное обращение полностью ее деморализовало.

Игорь наблюдал за Тамарой с немым восхищением. В этой заварухе она проявила себя с неожиданной и наилучшей стороны. Кто надоумил ее бросить эту фразу про разрешение убивать без суда и следствия? Откуда взялись у нее силы и решимость для того, чтобы вступить в схватку со Светланой, которая так или иначе была опасной штучкой?

Но полученная взбучка преобразила ее.

– Хватит, хватит, – попросила она, морщась. – Не побегу. Толик. – Она посмотрела на мужа. – Мы попались. Понимаешь меня? Попались.

– Я знаю, – откликнулся Болосов. – Ничего не попишешь. Ваша взяла. – Он бросил опасливый взгляд на Игоря. – Опусти пушку. Видишь ведь, мы сдались.

Говоря, он словно бы прислушивался или готовился к чему-то. Ни Тамара, ни Игорь не придали этому значения, а напрасно. Пока шла схватка у двери, Болосов незаметно вызвал по мобильнику Тиграна и дал ему возможность послушать, что происходит в доме. Это был как раз тот момент, когда трое бандитов, карауливших снаружи, решили, что им пора вмешаться в события. Тигран не мог допустить, чтобы Болосовых схватили. Они слишком много знали. Их требовалось или освободить, или убить, одно из двух.

Но банде не было суждено сделать ни то, ни другое. Как уже говорилось выше, ОМОН начал операцию.

Как обычно в подобных случаях, как только началась стрельба, события стали развиваться хаотично и непредсказуемо. Бойцы, вступившие в перестрелку с Комиссаром и Сулемой, не заметили, как Тигран по-змеиному вполз в джип и, не разгибаясь полностью, включил зажигание.

Рокот заработавшего двигателя утонул в грохоте выстрелов. Комиссар был убит первым, но физическая сила и выносливость позволили ему еще некоторое время продержаться на ногах, выпуская пулю за пулей в белый свет, как в копеечку. Он получил не меньше десятка смертельных ранений, прежде чем ноги подогнулись под его могучим телом. Смерть Комиссара была столь быстрой, что он так и не понял, что с ним приключилось и где он очутился.

Сулема погиб иначе. Ему хватило сообразительности залечь, когда две или три пули уже сидели в нем, подобно раскаленным шампурам. Бойцы ОМОН хотели достать его гранатами, но это не потребовалось. Бандита прикончил «чероки», прокатившийся по его спине, прежде чем набрать скорость и устремиться к дальнему выезду из поселка. Пули, пущенные вслед, не задели Тиграна. Через несколько секунд он резко свернул за угол и оказался вне досягаемости выстрелов.

– Повезло, – философски констатировал полковник Звягинцев на своем КП. – А нам – нет. Судьба.

Он не отдал приказа начать преследование. Микроавтобус ОМОНа не имел ни малейших шансов догнать внедорожник на проселочной дороге. Оповещать дорожную инспекцию или полицию Звягинцев не стал. Это придало бы операции слишком большую огласку, к которой ни он, ни прокурор Шарко не стремились.

Когда Звягинцев вошел во взятый с ходу дом, он обнаружил, что внутри нет ни одного трупа, зато есть четверо живых людей, что было очередным досадным просчетом.

– Приказ помнишь, лейтенант? – грозно спросил полковник.

Лейтенант Свинаренко сердито кивнул на Игоря и Тамару:

– Эти двое заслонили преступников. Не могли же мы всех их…

Не договорив, он сплюнул.

– Не могли, а надо было, – проворчал Звягинцев, понимая, что сказал нечто слишком заумное, чтобы кто-то воспринял его слова всерьез.

На самом деле он не сердился на своих хлопцев и не собирался наказывать их. Штурм они провели блестяще. Прикончили, правда, только двоих бандитов, а одного упустили, но зато пособники – вот они, допрашивай, сколько душе угодно.

– Федорович? – загудел Звягинцев в микрофон мобильника. – Значится, так. Задание в общих чертах выполнено, но есть нюансы…

Продолжая говорить, он вышел во двор, так что дослушать продолжение не удалось. Опустившись на табурет, Игорь потрогал языком губу, которую ему разбили омоновцы, пока разбирались ху из ху. Боли не было. И страха не было. И радости. Ничего. Душа была пуста, а дом был полон больших, неповоротливых мужчин с укороченными автоматами. Под подошвами их ботинок неприятно хрустело стекло, в разбитые окна задувал холодный ветер.

«Хорошо, что я успел сунуть пистолет под шкаф, – подумал Игорь. – И вообще все, кажется, хорошо. Мы это сделали. Я это сделал. Слышите меня, мапа?»

Они не слышали. Их не было. Все проповедники всех религий мира могли рассказывать Игорю что угодно, но он точно знал, что взывает к пустоте. Уже за одно это следовало передушить собственными руками всех причастных к гибели родителей. Почему же вместо этого Игорь вступился за эту гнусную парочку Болосовых? Из каких-то благородных соображений, не позволяющих смотреть спокойно, как убивают безоружных людей? Увы, не только и не столько поэтому. Игорь хотел, чтобы эти двое дали показания, были осуждены и получили длительные сроки заключения.

Умереть просто. А ты попробуй выжить за решеткой и за колючей проволокой! Вот где настоящий ад! Вот где место Болосовых!

Игорь повернул голову к Тамаре и сказал:

– Кажется, все.

Она кивнула:

– Наверное.

– Испугалась?

– Я и сейчас боюсь, – призналась Тамара и поежилась.

– Все будет в порядке, – успокоил ее Игорь.

А заодно и себя тоже.

IV

Оля очнулась в монастырской келье от резкого удара гонга. Время приступать к утренней медитации. Она торопливо поднялась с циновки на полу, запихнула в рот пригоршню орехов и, путаясь в своем балахоне, выбежала во двор храма.

Стояла глухая ночь. Лунный шар висел в черном небе, подобно причудливому светильнику. Фигурки остальных монахов уже спешили в молитвенный зал, то и дело взмывая в воздух, чтобы ускорить продвижение вперед. Свечи, которые они держали в руках, делали их похожими на светлячков.

Оля тоже оттолкнулась и полетела, испытывая восторг, к которому никак не могла привыкнуть за годы, проведенные в Тибете. Она обожала летать. Жаль, что это получалось не всегда. Многое зависело от ветра и настроения. Порой удавалось взмыть в небо с легкостью сухого листа, подхваченного воздушным потоком, а бывало так, что ноги словно наливались свинцом, не позволяя оторваться от земли. Вот и сейчас, стоило вспомнить об этом, как состояние невесомости пропало и Оля неуклюже приземлилась на дорожку из желтого кирпича.

Гонг ударил во второй раз. Это означало, что общая медитация вот-вот начнется. Опаздывать было нельзя ни в коем случае. Страшно подумать, что настоятели сделают с Олей, если она появится в зале во время церемонии. Нужно спешить! Но в какую сторону? Пока Оля летала, она полностью утратила ориентацию в пространстве. Монахи-светлячки уже скрылись из виду, луна тоже подевалась куда-то, так что вокруг царил густой непроглядный мрак.

Смерть, поняла Оля, я умираю. Она забилась, задергалась, противясь непреодолимой силе, увлекающей ее в черноту. Это было похоже на то, как если бы она была рыбой и попалась на крючок, а теперь ее вытягивали из привычной среды в неведомое – туда, где не ожидало ничего хорошего.

– Нет, – прошептала Оля, – нет, нет.

Шепот получился оглушающим, громоподобным. Вздрогнув, она поняла, что спит и нужно лишь поднять веки, чтобы вырваться из засасывающего мрака. Сделав несколько таких усилий, Оля увидела знакомый подвал, погруженный в полумрак. Свет проникал сюда сквозь щели, обрамляющие люк в потолке. Его было мало, но Оля привыкла к темноте. Когда приходили мучители и включали электрическую лампочку, Оле только становилось хуже. Ей было противно видеть, во что она превратилась за месяцы заточения. Противно ощущать запах собственного, давно не мытого тела. Поначалу ее насиловали, но потом перестали. Так что у грязи, в которой жила Оля, имелась своя положительная сторона.

Надо полагать, у бандитов имелся немалый опыт в обращении с заложниками. Они наперед знали, что Оля опустится до такой степени, что потеряет «товарный вид». Почти полная неподвижность, питание всухомятку, антисанитария плюс наркотические дозы разрушали ее психологически и физически. Предвидя это, Тигран распорядился заблаговременно заготовить дюжину видеороликов с обращениями Ольги к родителям. А может, ему просто не хотелось возиться с пленницей. Она привыкла к запаху своей темницы, но догадывалась, что вонь здесь стоит одуряющая. Ведро для нечистот выносилось редко. Что переставало беспокоить, как только наркотик растекался по жилам.

Сперва Олю кололи насильно, а потом просто стали оставлять шприц, порошок, столовую ложку и дешевую китайскую зажигалку. Недавно к этому набору добавился жгут. Оля научилась обращаться со всеми этими предметами самостоятельно. Тюремщикам это было на руку. Они перестали спускаться в подвал, а просто спускали все необходимое в ведре на веревке. Порошок, воду, еду.

В первые дни заточения, когда Олю еще волновало, что происходит снаружи, она придвинула топчан к люку и подслушала разговор бандитов. Один из них был недоволен тем, что на пленницу тратят наркотики.

– Я эту наркоту лучше бы загнал, Тигран, – брюзжал он. – Почему этой соплюхе такая лафа? Сидит, балдеет.

– Пусть балдеет, – сказал на это Тигран. – Зато не будет вопить и наверх карабкаться. А если ее вдруг кто найдет, то какой спрос с конченной наркоманки? Скажем, что пытались вылечить ее от зависимости. По ее просьбе. И пусть докажут, что это не так.

Разумеется, Оля дала себе слово перебарывать тягу к дури. И разумеется, не сдержала обещание. Наркотический транс не просто позволял забыться. Это была дверь в иной мир, красочный, счастливый, свободный. Ангелы и махатмы, о которых так много читала Оля, ничем ей не помогли. Никто из них не спустился к ней, чтобы облегчить страдания и шепнуть на ухо пару ободряющих фраз. Утешитель у нее был один. Один-единственный.

Горько усмехнувшись, Оля принялась перетягивать руку резиновым жгутом, чтобы отчетливее проступили вены. Потом подогрела раствор в ложке, втянула его шприцем и сделала себе укол.

По-хорошему, следовало бы сделать большой перерыв после недавнего прихода, но он оказался мрачным, а Оле хотелось праздника. Пусть ложного, пусть фальшивого, но праздника. Потому что ей срочно требовался просвет в той черной бездне, где она находилась.

Помогая себе зубами, она избавилась от жгута и посидела неподвижно, безвольно уронив лохматую голову на грудь. Потом, как неживая, опрокинулась на спину, уставившись в темноту. Ей становилось все легче и легче. Ей стало совсем легко. Потому что она больше не была сама собой.

Она пришла неизвестно откуда и поселилась на холме, возвышающемся над городом. Имени у нее не было, так что она называла себя Я – Я, Я, Я. Не этим конкретным звуком. Просто чувствовала, что она – это она. Не кто-то другой. Другие существовали отдельно, снаружи, а она – внутри себя, наблюдая оттуда за ними. Глазами рыси. Потому что теперь она была не девушкой, а рысью.

Об этом свидетельствовали следы, которые она оставляла. Они были круглые, без отпечатков когтей, потому что когти втягивались внутрь, чтобы делать шаги беззвучными. Ну а длинные ноги позволяли ей выскакивать из засады с такой стремительностью, что ни одна жертва не успевала спастись бегством. Пятнистый мех делал ее незаметной в тени деревьев, а в сумерках она вообще становилась невидимкой, благодаря своей серой окраске.

Сейчас как раз сгустились сумерки. Настал вечер, потом ночь. Ей захотелось есть. Она спустилась со своего холма, чтобы отправиться на промысел.

Город спал, погруженный в темноту. Для нее это выглядело как хаотическое нагромождение голых скал, разделенных ровными, прямыми ущельями. По ним то и дело проходили люди и проносились машины, воспринимаемые как большие стальные звери с горящими глазами. Проносясь по улицам, она переводила дух в тени, принюхиваясь, прислушиваясь и приглядываясь, потом преодолевала новый отрезок пути и снова делала передышку.

Пару раз ей кричали вслед люди, однако настоящая опасность подстерегала в парке, где в погоню за ней ринулась целая свора бродячих собак. Их вел матерый полосатый кобелище с мощными челюстями. Под его началом было больше десятка собак, захлебывающихся азартным лаем.

Вместо того чтобы взобраться на дерево, где ее продержали бы в осаде хоть до рассвета, она вырвалась вперед и принялась петлять, чтобы сбить преследователей со следа. Но в своре нашлась маленькая, кривоногая тварь, разгадавшая ее хитрость. Учуяв беглянку, притаившуюся под скамьей, она визгливо залаяла, призывая на помощь остальных.

Пришлось снова броситься наутек. Рысь по имени Оля бежала уже не так быстро и была бы рада засесть на липе, но парковая аллея уже вынесла ее на площадку с которой открывались три пути в разных направлениях. Не колеблясь, она устремилась по самому узкому, где собачня не имела возможности рассыпаться в стороны, чтобы обступить ее полукругом.

Неистовый лай позади был оглушительным. Мимо проносились фонари, похожие на луны, насаженные на колья. Силы таяли с каждым новым прыжком. Собаки наседали, норовя тяпнуть Олю за короткий хвост и задние лапы. Она ощущала их горячее дыхание и брызжущую слюну. Травля близилась к концу. Спасения не было.

Нет? А если так?

Кувыркнувшись на бегу, она опрокинулась на спину, растопырив лапы с выпущенными когтями. Сразу три ошалевших от азарта пса набросились на нее, готовые рвать, терзать, кромсать. Их свирепое рычание сменилось жалобным визгом, когда они разлетелись в стороны, кто с вытекшим глазом, кто с прокушенной глоткой, кто с выпущенными кишками.

И тогда к ней направился вожак стаи. Почему-то он был не псом, а человеком. Точнее, напускал на себя человеческий облик. Оборотень. Ольга видела его не в первый раз. Она даже вспомнила, как его зовут.

– Что тебе еще нужно… Тигран?

Собственный голос звучал очень звучно и полифонично, как будто олиным голосом пел целый хор.

– Сейчас узнаешь, – пообещал он. – Тебе хорошо?

– Да, – пропела тысяча олиных голосов. – Мне очень хорошо. Я кошка. Посмотри, какие у меня глаза. Они светятся.

– Сейчас засветятся еще сильнее, – пообещал Тигран.

Откинув голову пленницы на изголовье топчана, он склонился над ней. В его опущенной правой руке блестел нож.

V

Николай Федорович Шарко редко снисходил до личного присутствия на допросах. По правде говоря, это не входило ни в его обязанности, ни в его компетенцию. Однако сегодня был особый случай.

Застывший, как изваяние, сидел Шарко в следовательском кабинете и пожирал глазами Анатолия Болосова, приведенного из камеры предварительного заключения первым. Допрос проводил Бастрыга. Это был его шанс вернуть к себе доверие и расположение начальства, поэтому он старался во всю. Для начала он попытался запугать Болосова угрозами бросить его в камеру к насильникам. Затем перешел на доверительный тон и попытался поговорить с арестованным по душам, чуть ли не обнимая его за плечи. Наконец, не выдержав тупого отрицания очевидных фактов, заехал Болосову в челюсть, обрушив того вместе со стулом на пол.

– Не имеете права! – прошипел Болосов, поднимаясь.

– Ты мне о правах будешь здесь рассказывать? – взвился Бастрыга.

Шарко, наблюдавший за ними, решил, что эти двое чем-то похожи, даже фамилии у них какие-то неблагозвучные и на букву «Б».

«О чем я думаю, черт побери? – спросил он себя, поморщившись. – Моей Оленьки больше нет, а у меня в голове какая-то ерунда. Вот это животное с бессмысленной рожей виновно в гибели моей дочери».

– Спокойнее, Леонид Ильич, – сказал Шарко со своего места у окна. – Не тратьте нервы и силы. Чтобы разговорить подследственного, нужно найти к нему правильный подход. Ключик, так сказать.

– Какой может быть ключик к этой куче дерьма? – раздраженно спросил Бастрыга, который ушиб палец во время мордобоя.

– Я буду жаловаться, – сообщил Болосов, ставя стул и устраиваясь сверху.

– Обязательно, – обрадовался Шарко. – Обязательно будешь жаловаться. Всем, кто только тебе встретится. На свою незавидную долю, на подорванное здоровье, на судью, влепившего тебе пожизненное… Все это будет, обязательно будет. Но я готов подбросить тебе еще один повод для жалоб. Отличный повод.

Тут Шарко умолк, плотно сомкнув яркие губы. Подобно опытному драматургу, он знал, когда следует начать монолог, а когда оборвать его, подвесив в воздухе интригующую паузу. И чутье его не подвело.

– Какой еще повод? – спросил Болосов.

Он пытался говорить скучным тоном, но в его голосе и движениях угадывалась нервозность.

– Мы сделаем тебя калекой, – пообещал Шарко, улыбнувшись. – Положим в тюремную больницу, отрежем ноги и напишем, что операция была проделана, чтобы предотвратить распространение гангренозных опухолей. Мол, гражданин Болосов, совершая попытку к бегству, прыгнул с крыши на землю и повредил обе ступни.

– Можно руки добавить, – вставил Бастрыга. – Или просто руки отрезать вместо ног. Чтобы даже помочиться не мог самостоятельно, подонок такой.

– Пугаете? – спросил Болосов. – Пугайте, пугайте.

Его ухмылка была отнюдь не веселой. Больше это походило на трагический оскал. Он боялся. Экспромт прокурора поселил в его душе страх. Теперь следовало оставить его одного, чтобы дать ему возможность как следует осознать свое положение и перспективы.

– Пусть его уведут, – сказал Шарко, глядя в окно. – Подумает до завтра, может, поумнеет. А нет, так и не надо. Я хочу поглядеть, как он станет из себя крутого корчить, когда без рук останется…

– Или без ног, – добавил Бастрыга и повысил голос, обращаясь к конвоиру, находящемуся за дверью кабинета: – Уведите гражданина Болосова. А супругу его сюда давайте. Живо!

Светлана Болосова выбрала диаметрально противоположную линию поведения. Она не показывала характер, не замыкалась в себе, не огрызалась, а, напротив, старалась заискивать и даже лебезить перед мужчинами. При этом она изображала из себя дурочку, которая не понимает, что происходит. Выслушивая вопрос, она округляла глаза, а губы втягивала, отчего ее миниатюрный ротик становился еще меньше.

– Какой Тигран? – удивлялась она. – Знать не знаю никакого Тиграна. Мы с Толиком квартиру хотели продать. Разве запрещено квартиры продавать? Кто ж знал, что эти покупатели бандитами окажутся? Как накинулись, проклятые! Насилу нас отбили полицейские, спасибо им большое…

Некоторое время Шарко слушал эту галиматью молча, все сильней наливаясь глухой, темной злобой. Светлана была ему еще ненавистней, чем ее муж. Эта смесь трусости и наглости выводила прокурора из себя. Он еле сдерживался, чтобы не подскочить к наводчице, не повалить ее на пол и не начать топтать ногами. Бастрыга, читая его мысли, навис над столом, склонившись к Светлане, и зловеще процедил:

– Кончай мне тут невинную жертву из себя корчить, паскуда! Сгною! Душу вытрясу. – Протянув руку, он ухватился за прядь волос на виске Светланы и подтянул ее голову ближе. – Будешь говорить?

– Ой, ой, ой! – заблажила она, вывернув голову, чтобы уменьшить натяжение. – Отпустите! Я ничего не знаю, ничего не знаю!

– Послушай, ты, – начал со своего места Шарко. – Твои подельники похитили и убили мою дочь. Двое убиты, но остался Тигран. Где он? Или ты скажешь, или сегодня ночью повесишься в своей камере.

– Как это повешусь? – выпучила глаза Светлана, отпущенная следователем. – Ничего я вешаться не собираюсь. Нет на мне никакой вины.

– Пове-е-есишься, – протянул Шарко убежденно. – Такое сплошь и рядом бывает. Загрустил преступник, затосковал и – в петлю. А сокамерники потом удивляются: как же так? Спать ложилась такая веселая и вдруг руки на себя наложила. Что, Света, нравится тебе такая перспективка?

Несколько секунд Светлана Болосова сохраняла неподвижность и молчание, переваривая услышанное. Потом глаза ее увлажнились, а губы сложились крохотной подковкой, концы которой были опущены вниз.

– Да что вы такое говорите! – жалобно проговорила она. – За что меня? Я ни сном, ни духом. А Тиграна вспомнила, как же. Тиросян его фамилия. Дружок моего благоверного. Проходимец, какого свет не видывал. Натворил что? Если так, то я ни при чем. Я вон, квартиру продаю. Все честь по чести.

Шарко расслабленно откинулся на спинку стула. Ну вот. Почти раскололась гражданка Болосова. Еще чуток поднажать, и готова.

Шарко снова подался вперед и навалился грудью на стол, собираясь усилить давление, когда в кармане запел-заиграл мобильный телефон.

Есть только ми-и-иг между прошлым и будущи-и-им.

«Нет никакого мига, – подумал Шарко. – И будущего нет. Ничего не осталось».

О, как он ошибался!

Приблизив телефон к слегка подслеповатым глазам, прокурор увидел, что на окошке проступил номер не кого-нибудь, а самого Тиграна.

– Минутку, – сказал он, а продолжил уже в коридоре, уединившись в небольшом холле с пальмами и фикусами в допотопных кадках. – Что, мразь, почуял, как жареным запахло? Но ты зря стараешься. Нам с тобой разговаривать не о чем… Ты доченьку мою, Оленьку… Не будет тебе пощады. Я тебя из-под земли… Слышишь? Из-под земли достану!

– Дочку свою ты сам погубил, – послышалось в ответ.

– Что? Что ты сказал?

– Ты на меня псов своих натравил, козел! – прошипел Тигран. – И Оленьке твоей кранты, если хвостяру не подожмешь, понял, ты?

Шарко схватился свободной рукой за голову, машинально ощупывая все ее выпуклости.

– Хочешь сказать, она жива?

– Жива, жива. Только не совсем цела твоя Оленька.

Холод скользнул вдоль согнутого прокурорского хребта.

– Лжешь! – выдохнул он.

– Нет, – отрезал Тигран, и Шарко ему моментально поверил. – Я, в отличие от тебя, уговоры соблюдаю. Пока их другие не нарушат.

Прокурор потер лоб с такой силой, словно хотел содрать с него кожу.

– Почему же тогда… – Он облизал бордовые губы, собираясь с мыслями. – Почему тогда ты мне старые видео слал? Думаешь, я не заметил? У Оли на лице ссадина. И челка везде одинаковой длины.

– Все верно, – согласился Тигран. – Не хотел девушку травмировать. Наснимал роликов впрок, было дело. Но она жива. Ты очень скоро в этом убедишься. Поезжай домой, у консьержа тебя посылочка дожидается. Потом перезвонишь.

Связь оборвалась. Сперва медленно, а потом все быстрее и быстрее Шарко устремился вниз по лестнице, затянутой красной ковровой дорожкой. Через десять минут он был возле своего дома. Еще через минуту, вернувшись в «мерседес», раскрутил элегантную коробку из-под дорогого шотландского виски. Внутри лежала тряпица, а в тряпице – прозрачный кулек, наполненный красной жидкостью, подозрительно смахивающей на кровь. Осторожно пощупав снаружи, Шарко убедился, что там находится также что-то маленькое, плоское, упругое. Он понял, что это такое, еще до того, как заглянул внутрь и, не боясь запачкаться, вытащил аккуратное желтое ухо с золотой сережкой в форме бараньей головы. Ольга была овном по гороскопу, и эти сережки подарил ей на день рождения любящий папа.

Шарко задохнулся, схватил себя за воротник и рванул окровавленными пальцами. Ему хотелось завыть по-волчьи, но вместо этого он издал прерывистую серию рыдающих смешков. Оленька не погибла. Ее ухо было как живое, хотя и залитое кровью. Она лишилась уха все из-за того же любящего папочки. Как мог он купиться на рассуждения какой-то безмозглой журналистки? Теперь по его вине Оля изуродована. Но зато она жива, жива!

Едва не выронив мобильник из скользких пальцев, Шарко позвонил Тиграну.

– Что ты хочешь? – спросил он.

– Лучше скажи, чего хочешь ты, – предложил Тигран, усмехаясь. – Хорошенько подумай и скажи.

– Я… Не трогай больше Олю.

– Ладно. Но это тебе дорого обойдется. Твои псы моих ребят положили. За это компенсация полагается.

– Я заплачу, – торопливо произнес Шарко.

– Заплатишь, куда ты денешься, – насмешливо сказал Тигран. – Но для начала Болосовых отпусти. И чтобы никаких протоколов о задержании, никаких приводов и прочей мути. А по делу об ограблении посадишь Игоря Красозова. Арестуешь, посадишь и выбьешь показания. Он меня достал. Заколебал меня, понял? Все, выполняй.

– Но…

Шарко понял, что говорит в пустоту. Тигран его уже не слушал. В этом не было необходимости. Он знал, что его требования будут выполнены.

– Ничего, – пробормотал прокурор, суетливо вытирая пальцы тряпицей из-под сиденья. – Ничего, ничего…

Некоторое время он размышлял, как поступить с отрезанным ухом, а потом решил, что хранить его нельзя. Анжелу удар хватит, если наткнется. Да и вообще…

Подавив желание вытащить сережку, Шарко подогнал «мерседес» к мусорным бакам и избавился от свертка. На обратном пути его вывернуло наизнанку.

– У, пьянь, – с ненавистью прошипела дама, проходившая мимо. – А еще на «мерседесе».

Шарко утер губы, сплюнул и сел за руль. Запах блевотины изо рта показался ему символичным. Такой человек, как он, не мог пахнуть иначе.

Разумеется, это была минутная слабость. Но ситуация была не такова, чтобы расслабляться, вот уж нет. Шарко включил зажигание и поехал в прокуратуру.

VI

Кровать в спальне Тиграна была раза в полтора больше, чем самая большая кровать, которую можно себе представить. Она была изготовлена по заказу прежним владельцем дома, который вдруг ни с того ни с сего фактически безвозмездно передал всю свою собственность во владение Тиграна, а сам взял да и испарился.

Если бы полиция поискала как следует, она бы непременно отыскала этого бескорыстного доброхота. Он еще не вполне разложился, и при желании его даже можно было опознать. Впрочем, такого желания у ближайших родственников покойного не возникало, судя по тому, что они тоже куда-то запропастились. А чего же в таком случае полицейским штаны рвать? Поскольку сигналов не поступало, то и беспокоиться не о чем. Можно спокойно заниматься своими важными полицейскими делами, а в свободное время возводить загородные дома, обкатывать новенькие внедорожники и нежиться на лучших курортах мира.

Нельзя сказать, чтобы Тиграна все это совсем уж не касалось, но не волновало – это точно. Ему нравился дом, ему нравилась кровать. Прежний владелец был большим любителем молоденьких девушек. Он запускал их в спальню целыми стайками и резвился с ними на своей супер-кровати, снимая эти забавы на две видеокамеры, вмонтированные в потолок.

Потолок, кстати, был зеркальным. Стены – частично – тоже. Тигран по достоинству оценил эти декорации, когда завел в спальню первую пассию. Теперь же он старался не смотреть на отражения в зеркалах или делал это бегло, не вглядываясь в подробности. Дело в том, что подруги Тиграна несколько поплошали. Рыхловатая Светлана Болосова была неважной заменой тем упругим молодым телам, которые лежали на ее месте в прежние времена. Сказывалась нехватка денег. И в какой-то мере виновата в этом была она, Светлана. Слишком медленно работала, слишком мало клиентов успела подогнать.

– Перевернись, – сказал ей Тигран.

– Нет, Тигранчик, у меня еще после того раза…

– Перевернись, тебе говорят.

На боках складки, подбритый затылок успел зарасти неряшливо торчащими волосами. Тигран хотел отстраниться, но неожиданно ему понравилось, то, что он видел перед собой.

– Больно, Тигранчик, – пожаловалась Светлана.

– Так кричи, – разрешил он.

Его приятно будоражило сознание того факта, что Болосов слышит, что происходит в спальне. Тигран умышленно оставил его в соседней комнате. Он любил поступать так. Это возносило его в собственных глазах. Унижая других, Тигран сам становился выше. Всю жизнь он словно бы восходил по лестнице, составленной из подмятых им под себя людей. При этом Тигран страстно завидовал тем, кому посчастливилось достичь настоящих вершин. Короли преступного мира, видные политики, олигархи, знаменитости. Тигран был той же породы. Почему же ему не везло? Сначала он долго находился в тени старшего брата. Потом, оставшись один, обнаружил, что времена изменились. Откровенный бандитизм перестал приносить большие доходы. Вот и приходилось довольствоваться жалкими тысячами баксов.

Но это еще не конец! Сегодня одна гениальная мысль осенила Тиграна, когда он надавил на Шарко и получил требуемое. Зачем размениваться на мелочи, когда можно сорвать большой куш одним махом. Не зря же Шарко разъезжает на «мерсе» и имеет еще несколько крутых тачек. Как все прокуроры, он постоянно получает крупные взятки. Вне всякого сомнения, Шарко владеет многомиллионным состоянием. Вот где можно поживиться! Отныне Тигран будет не пенсионеров щипать, а самого жирного гуся в своей жизни. Главного прокурора города. У него уже и второе олино ухо заготовлено. Это будет сюрприз не для самого Шарко, а для его супруги. В результате оба сломаются и не пожалеют никаких денег, чтобы выкупить свою ненаглядную дочурку. Но, чтобы не спалиться, действовать Тигран будет не сам, а через Болосовых. Пусть отрабатывают подаренную им свободу.

– Громче, – подзадорил он поскуливающую Светлану. – Громче.

Она подчинилась. Болосов, сидевший за дверью, встал, подошел к бару и открыл дверцу. Бутылок здесь хватало, выбирай любую. Болосов хотел закрыть бар, но, прислушавшись, изменил решение. Сколько можно терпеть? И это унижение, и сухой закон… Пусть будет что-нибудь одно.

А лучше ни того, ни другого, решил Болосов, одним махом вливший в себя треть бутылки какого-то приторного зеленого ликера. Выпивка ему не понравилась. Виски в таком настроении пойдет лучше. Нет, текила.

Скосив выпяченные губы, Болосов воткнул в них гладкое стеклянное горлышко. Изредка он отрывался от бутылки, чтобы перевести дыхание, но потом продолжал начатое, словно выполнял некую важную, не терпящую отлагательств работу.

С каждой минутой голова Болосова запрокидывалась все выше, а зрачки разъезжались все дальше друг от друга. При этом – странное дело – взгляд пьющего совершенно не менялся. Он был все таким же тусклым и невыразительным. Глядя на Болосова со стороны, никто бы не заподозрил, что он о чем-то размышляет. Между тем, что-то все же происходило в его редковолосой голове, потому что, прикончив больше половины семисотграммовой бутылки, он запил текилу ликером, повернулся и посмотрел на пиджак Тиграна, висящий на стуле.

Обладатель пиджака уже успел оттолкнуть от себя Болосову и теперь, прислонившись к изголовью кровати, прикуривал длинную тонкую сигарету от зажигалки, имитирующей платиновую.

– А мне? – подала голос Светлана и протянула полную белую руку с маленькими пальчиками.

– У тебя рука в окне, – срифмовал Тигран и засмеялся своей незатейливой шутке.

– Ну Тигра-анчик!..

– Держи. – Он бросил пачку и зажигалку на ее мягкий живот, перетянутый розовым шрамом от колготок.

– А денег дашь? – спросила Светлана, неумело прикуривая. – Ты обещал.

– Обещал, – подтвердил Тигран, но больше ничего не сказал.

– У нас закончились. Пожрать купить не на что.

– Диета еще никому не вредила.

– Хочешь сказать, что я толстая? – надулась Светлана.

– Нормальная.

Тигран, не глядя, похлопал ее по какой-то части тела, попавшей под руку. В следующую секунду он вскинул глаза на открывшуюся дверь, за которой, заложив руки за спину, стоял Болосов. Это было что-то новенькое. Никогда прежде этот придурок не позволял себе ничего подобного.

Тигран почувствовал себя неуютно. Он как-то забыл, что остался без охранников. Подавив секундную растерянность, Тигран сел ровно и, держа дымящуюся сигарету на отлете, заорал:

– Ты какого сюда приперся? Страх потерял? Рамсы попутал? А ну пошел отсюда, придурок!

– Мы спали, – подключилась Светлана. – Не видишь, что ли? Просто спали, Толик. Ты меня разбудил.

Не произнеся ни слова, Болосов вытащил руки из-за спины. В одной из них был зажат пистолет Тиграна. Не следовало оставлять его в пиджаке. Оружие всегда должно находиться при владельце. В прежние времена Тигран держал оружие под подушкой. Потом как-то отвык. Выходит, напрасно.

– Принеси бумажник, Толик, – распорядился Тигран, не сводя взгляда с пистолета. – Светка денег попросила, я дам. Много дам вам. Купите что-нибудь, да?

– Сидите, – сказал Болосов. – Чтобы никто пальцем не шевельнул, понятно?

Он скрылся из виду. Тиграну показалось, что он слышит бульканье. Двигаясь бесшумно, он встал и сделал несколько шагов к двери в гардеробную комнату, откуда имелся другой выход.

Вернувшийся в спальню Болосов выстрелил в него три раза подряд. Все пули, как ни удивительно, попали в цель: одна в бок, две в предплечье.

Выругавшись, Тигран упал на кровать. Светлана, уставившись на него, завизжала. Голос ее звучал так пронзительно, что она закрыла уши ладонями.

– Заткнись, – приказал ей приблизившийся Болосов.

Пистолет плюнул огнем еще два раза. Тигран оставил попытки подняться с кровати и затих. Левого глаза у него не было, челюсть свернулась набок. Из его подрагивающего пениса полилась прерывистая золотистая струйка.

– Толик! – вскричала Светлана с надрывом. – Толенька! Ты спас меня! Он насиловал меня, подонок.

– Сука ты, – сказал ей Болосов, прежде чем разрядить в нее пистолет.

Пули вошли в грудь и живот Светланы, как гвозди – в тесто. Ее глаза затуманились, ротик приоткрылся. Сделавшись необыкновенно красивой, она уронила голову на плечо. Тлеющая сигарета выкатилась из ее пальцев на одеяло. Болосов постоял, наблюдая, загорится ли ткань. Пламени не было, зато по постели расползлось неровное черное пятно. Продолжая дымиться, сигарета провалилась внутрь, до самого матраса. Это означало, что через некоторое время здесь займется настоящий огонь.

Болосов бросил пистолет на кровать, прихватил полную бутылку и спустился в подвал. Ольга спала, обмотав голову грязным полотенцем. В подвале стояло невыносимое зловоние.

– Проснись, – сказал Болосов. – Уходить надо. Пожар будет.

Оля села, уставилась на него и вдруг схватила за руку.

– Папа, – тоненько произнесла она. – Папочка! Забери меня отсюда.

– Ты под кайфом? – спросил Болосов.

– Он все забрал, – сказала Ольга, не называя Тиграна по имени. – Но мне и так хорошо. Ты пришел, папа.

– Какой я тебе папа… Уши покажи. Ну-ка?.. Волосы подними… Ух ты! Как ты теперь? Хотя с длинными волосами не видно. Только родителям не сразу показывай. Испугаешь. – Болосов неловко потрепал девушку по костлявому плечу. – Ну, пойдем. Только я тебя домой не поведу, ты сама. Скажешь, Анатолий тебя освободил, Анатолий Болосов. Запомнила?

Ольга отрицательно помотала изуродованной головой с грязными, висящими сосульками волосами.

– Я не пойду, папа, – сказала она. – Я с тобой.

Болосов хлебнул виски, заглянул в ее воспаленные глаза и понял: она рехнулась, сошла с ума, слетела с катушек. Страх, боль, наркотики, одиночество, мрак. Гремучая смесь. Покрепче алкоголя будет.

Болосову припомнилось, как однажды его посетила «белочка», то есть белая горячка, у которой есть еще одно название, ученое, слишком сложное, чтобы запомнить. Короче, как-то случился у Болосова запой, продлившийся не неделю и даже не полторы, а целых три. И вот на излете проснулся он в незнакомой квартире, с потолка которой свисали волосы, кишащие отвратительными паразитами. Этот бред был настолько правдоподобным, что Болосов пришел в ужас и обратился в бегство. Бродил до вечера по городу, таская с собой какую-то дурацкую кошелку с капустным кочаном и думал, что это отрубленная голова Светланы. Вернувшись же домой и увидев ее целой и невредимой, он решил, что жену подменили, а потому необходимо от нее избавиться. Чуть не убил свою Светку тогда. Но «чуть-чуть» не считается, так что все теперь по-настоящему.

Выпив еще немного, Болосов посмотрел на Ольгу. Встретив его взгляд, она робко улыбнулась и опять назвала его папой. Что с сумасшедшей возьмешь?

Последняя фраза заставила Болосова призадуматься. А ведь действительно на городских сумасшедших никто не обращает внимания. И на бомжей тоже. Отличный способ скрыться. Иначе, сколько ни бегай, поймают и навесят столько эпизодов, что потянет на пожизненное. Нет уж, на свободе лучше, даже без крыши над головой. Живут же как-то все эти бродяги. И от голода не подыхают, и трезвыми их редко увидишь. Чем Болосов хуже? Ничем. Он даже в более выгодном положении, потому что прихватит с собой всю наличность, которую только удастся найти в доме. Тепло оденется, а одежду выпачкает для отвода глаз. И уничтожит документы. Они больше Болосову не понадобятся. Он вообще отныне не Болосов. Он…

– Как ты меня называешь? – строго спросил он Олю.

– Папа, – ответила она, хлопая глазами.

Изо рта у нее несло, как из выгребной ямы, но в общем и целом она была очень даже ничего. А уши… хрен с ними, с ушами. За них держаться во время акта совсем не обязательно.

Собственная шутка заставила Болосова ухмыльнуться, но в следующую секунду на его лицо вернулось серьезное выражение.

– Я тебе не папа, – сказал он, для большей убедительности помахивая перед олиным носом указательным пальцем. – Зови меня Толя, Толян. Так надо, чтобы меня у тебя не забрали. Толя. Запомнила?

– Толя, – послушно повторила девушка.

– Молодец. Теперь мы Толя и Оля. Два сапога пара. Толя и Оля, Оля и Толя.

Болосов убедился, что урок закреплен как следует, и отправился на поиски денег. В доме попахивало гарью. А на сердце пьяненького Болосова было легко и светло. Впервые за много лет.

VII

«Как хорошо, что я оставил пистолет на даче!» – подумал Игорь, когда ему заломили руки за спину.

Все остальное было плохо. Хуже некуда.

Он был не слишком удивлен тем, что его и Тамару отпустили, не допросив, после штурма. Ведь все было предельно ясно. Болосовых арестовали, двух головорезов убили при попытке сопротивления. Правда, сбежал главарь банды, но Игорь был уверен, что бегать Тиграну недолго. Болосовы сдадут его с потрохами. Нельзя сказать, что справедливость восторжествовала, потому что мертвых не воскресишь. Но все же зло наказано или частично наказано. Игорь был готов довольствоваться этим. Ему надоели эти игры в кошки-мышки.

По пути домой он спросил Тамару, останется ли она у него. Ответ был отрицательный.

– Не обижайся, не могу, – сказала Тамара. – У меня техническая пауза.

Игорь смутился.

– Нам совсем не обязательно… – забормотал он.

– Глупый, – усмехнулась она с чувством превосходства на лице. – Просто в такие дни хочется побыть одной. Иногда месячные проходят у меня довольно сложно. Боюсь, это как раз такой случай. После всех этих передряг…

Она подбросила Игоря до дома и укатила. Побродив по пустой квартире, Игорь понял, что долго в четырех стенах не выдержит. Ему требовалась какая-то разрядка. Нервы были так долго натянуты до предела, что Игоря буквально трясло от напряжения.

Не долго думая, он переоделся во все чистое, прихватил телефон, бумажник и отправился на прогулку.

Ветер засыпал город мелким мокрым снегом, летевшим почти параллельно земле. Фонари проглядывали мутными пятнами сквозь колышущееся полотно метели. Машины тянулись друг за другом так медленно, словно приводились в движение педалями, как детские автомобильчики. Пешеходы казались обитателями страны теней.

«Надо выпить, – решил Игорь. – Граммов двести будет в самый раз».

«А как же сухой закон? – насмешливо осведомился внутренний голос. – Ты же сам пришел к выводу, что алкоголь усугубляет проблемы, а не помогает их решить».

«Не твое дело», – огрызнулся Игорь мысленно, хотя спорить с голосом в собственной голове было, по меньшей мере, глупо.

Отыскав взглядом заманчиво светящуюся вывеску, он направил свои шаги в том направлении, когда на пути у него встал молодой человек в кожанке, попросивший прикурить. Уже чувствуя неладное, Игорь хотел обойти его, когда подоспели еще двое таких же – в коротких курточках, – ловко обступили, слаженно скрутили, умело запихнули на заднее сиденье легковушки.

– В чем дело? – сердито спросил он, когда машина тронулась с места, встраиваясь в неспешный железный поток.

Один из парней повернул к нему квадратное лицо и неохотно процедил:

– Ты арестован. И заткнись.

– А то руки чешутся, – предупредил второй парень, сидевший рядом с Игорем на заднем сиденье.

Это было странно. Если Игоря взяли за прежние «подвиги», то почему бы оперативникам на него злиться? Если же арест связан с сегодняшними событиями, то совсем непонятно. Ведь Игорь был не просто потерпевшим, он еще в некотором роде сотрудничал со следствием.

– Вы чего, ребята? – удивился он.

– Ребята? – Квадратный резко впечатал кулак в его живот. – Приятелей нашел, подонок. Слыхал, Левченко?

– Слыхал, – подтвердил Левченко и нанес удар примерно в то же место, но с другой стороны. – Мы ему не приятели. Тут он сильно заблуждается.

– Да в чем дело? – просипел Игорь, сложившийся пополам. – Вы чего беситесь?

Корпус он прикрывал, а по голове оперативники бить не решились.

– Он еще спрашивает, – злобно ощерился Квадратный. – Слышишь, Левченко?

– В несознанку идет, – согласился Левченко. – Ну, ничего, это недолго продлится. – Он поймал воняющими табаком пальцами подбородок Игоря, вынуждая его повернуть голову. – Смотри сюда, ты, подонок. Как только ты в СИЗО очутишься, тебе крышка, попомни мои слова. Я лично позабочусь, чтобы тебя для начала опустили, а потом…

– Левченко! – одернул напарника Квадратный.

– Понял, понял, не тупой.

Прикусив губу, оперативник уставился в облепленное снегом окно.

– А я вот ничего не понимаю, – признался Игорь, осторожно распрямляясь. – Хотя, вроде как, тоже не тупой.

Квадратный занес кулак. Игорь слегка прищурился, но лицо не прикрыл. Смотрел прямо в пылающие ненавистью глаза оперативника. Тот опустил руку и процедил:

– Что вылупился, упырь? И как только таких земля носит?

– Родители во снах не являются? – гневно спросил Левченко.

– Родители?

– Кончай прикидываться, гад. Никто тебе здесь не верит.

Произнеся эти слова, Квадратный, сердито сопя, откинулся на спинку сиденья.

– Родители мне снятся, – негромко проговорил Игорь. – Часто. Их убили бандиты. Группировка Тиграна, слыхали о таком?

Оперативники переглянулись. Выражение их мрачных физиономий заметно изменилось.

– Сегодня двоих бандитов убили, а наводчиков арестовали, – продолжал Игорь, поглядывая то на одного оперативника, то на другого. – Я лично при этом присутствовал. Задержание производил ОМОН. Под командованием полковника Звонникова… Звонарева…

– Звягинцева? – спросил Левченко.

– О, Точно. Сам Тигран сбежал, но, думаю, его скоро поймают. Прокурор Шарко об этом позаботится.

– Ты прокурора знаешь? – удивился Квадратный.

– Да, – подтвердил Игорь. – Он со мной встречался.

Оперативники опять переглянулись. Потом Левченко куда-то позвонил и, прикрывая мобильник ладонью, стал задавать вопросы. Как ни понижал он голос, Игорь все равно слышал. Речь шла о сегодняшнем рейде ОМОНа, о Тигране и о поручении прокурора задержать гражданина Красозова.

Закончив разговор, Левченко с сомнением посмотрел на Игоря и обратился к напарнику:

– Захват сегодня действительно был… но там мутки какие-то, в сводках пока ничего конкретного нет. А Тиграна Тиросяна объявили в розыск и сразу сняли. Короче, дело ясное, что дело темное.

– Что же Шарко на тебя вызверился, Красозов? – спросил Квадратный.

– И Бастрыга тоже, – вставил оперативник, сидевший за рулем и с интересом прислушивающийся к разговору за своей спиной. – Он Карпычу звонил при мне. Ругался.

– Вот теперь мне все понятно, – горько произнес Игорь. – Никто ловить Тиграна не собирается. Нашли крайнего. Меня.

Он хотел поведать оперативникам про видео с Ольгой Шарко, но не успел: машина остановилась. Глянув сквозь искрящееся стекло, Игорь увидел вывеску полицейского отделения.

– Отпустили бы вы меня, – сказал он неуверенно.

– Ага, отпустили бы и вместо тебя сели, – проворчал Квадратный.

– Я ни в чем не виноват.

– Все так говорят, – обронил Левченко.

Водитель обернулся и сказал:

– Радуйся, что я тебя не в изолятор привез, а в участок. Тут тебя никто не тронет, а утром, глядишь, в прокуратуре разберутся.

– Мы в это вникать не будем, – честно признался Левченко. – Своих дел – во!

Он провел ребром ладони по горлу.

Игорь понял, что возражать бесполезно. Он покорно позволил себя вывести наружу, где поскользнулся на снегу и упал.

– Блин, – прошипел он, держась за ногу. – Только этого мне не хватало.

– Вставай давай, – буркнул Левченко, втягивая непокрытую голову в воротник. – Холодно.

– Блин, – повторил вставший Игорь. – Кажись, подвернул. Или вывихнул.

– Иди-иди, – велел Квадратный. – Носилок арестантам не положено.

– Быстрее, – сказал Левченко, волосы которого успели покрыться снежным налетом.

– Ох… – проковыляв с горем пополам два шага, Игорь повернулся к нему:

– Я на плечо обопрусь, ладно? Или несите.

– Держись, – разрешил Левченко и непроизвольно лязгнул зубами.

Квадратный и водитель, сунув руки в карманы, потрусили впереди, торопясь укрыться от снега за дверью. На это Игорь и рассчитывал. Попрыгав немного на одной ноге и приволакивая другую, он неожиданно обхватил сопровождающего и второй рукой тоже, отклонил голову назад и резко боднул маячащее рядом лицо. Раздался звук, похожий на тот, который можно услышать, когда кто-то разгрызает попкорн.

– А! – воскликнул Левченко, хватаясь за переносицу.

Игорь резко подсек ему ноги и, оскальзываясь, бросился бежать.

– Держи его! – заорал упавший Левченко.

– Стой! – крикнули Игорю два других оперативника.

Если они надеялись, что он послушается, то напрасно. Не сбавляя скорости, Игорь выскочил на проезжую часть. Фары слепили его, автомобили норовили смять или сплющить, но он даже не смотрел на них, надеясь на удачу. Ведь повезло же ему, что полицейские купились на дешевый трюк с якобы подвернутой ногой.

Повезло… Опять повезло!

Оперативники, бросившиеся в погоню, не рискнули стрелять на оживленной улице, а потом дорогу им преградил покрытый снежным мехом автобус, а пока они оббегали его, Игоря Красозова и след простыл… Что было вполне естественно зимней ночью, при таком морозе.

VIII

Квартиры, сдающиеся посуточно, не самое подходящее место для одиночек. В них слишком тоскливо. Кто знает, сколько человек плохо кончили в таких квартирах? Повесился, утопился, сунул голову в духовку, воспользовался опасной бритвой… Возможно, это было не так, но Игорю никак не удавалось отделаться от впечатления, что в этих четырех стенах скопилось чересчур много негативной, давящей, гнетущей энергии.

Квартира была однокомнатная, со снесенной стеной между гостиной и кухней, что позволяло выдавать ее за студию. Но тем не менее это была просто однокомнатная квартира в допотопной «хрущевке»: тесная, низкая, пропахшая множеством людей, находивших здесь пристанище. Двуспальная кровать, раскладывающееся кресло, обязательный телевизор, диван с подозрительными пятнами.

Расстелив магазинный пакет на хлипком кухонном столике, Игорь утолил голод сыром, молоком и ветчиной с белым батоном. Потом, морщась, забрался в ванну, чтобы принять душ. Процедура не принесла желаемого ощущения чистоты и свежести. Брезгливо вытершись наждачным полотенцем, Игорь так же брезгливо забрался в постель и закрыл глаза.

Уснуть удалось сразу, но где-то после полуночи Игорь проснулся и до утра проваливался в забытье лишь урывками. Мыслей в мозгу скопилось так много, что казалось, они вот-вот полезут наружу, как булавки из головы Страшилы. Сколько Игорь ни зевал, сколько ни ворочался, но сон не шел. И больше всех в этом была повинна Тамара. Она все стояла перед мысленным взором Игоря и никак не желала уходить.

Что это было такое? Любовь? Или просто привязанность к единственному человеку, оказавшемуся рядом в критический момент? Определить не удавалось. Любовный опыт Игоря был слишком скудным, чтобы делать на основании его какие-либо выводы. Женщин в его жизни хватало, но там были задействованы не то чтобы чувства, а эмоции. Или даже ощущения: тепло, гладко, приятно, сухо, влажно, быстро, медленно, легко, тяжело…

А любовь к противоположному полу в жизни Игоря случилась лишь одна. В очень раннем возрасте. Ту девушку звали Алиса, Алиса Гриб. Она приезжала на лето в ту же деревню, что и Красозовы, и жила за соседним забором, так что в отрочестве Игорь с ней часто общался. «Привет, Алиса, меня бабушка одного на речку не пускает, сходишь со мной, ладно?»

Стоило подумать о ней, как она появилась перед глазами, как живая.

Густые черные волосы обрезаны по скулы и всегда спутаны, сколько бы Алиса не раздирала их гребнем. Глаза прозрачные и ясные, как ранний-ранний рассвет. Губы словно бы слегка надуты, но это из-за выступающих вперед зубов, которые ей не хотелось скалить понапрасну. Когда Игорь рисовал Алису, рот ему давался хуже всего. Зато, чтобы изобразить нос, достаточно было наметить две аккуратные дырочки. Потом тоненькая золотая змейка на длинной голой шее, и все, портрет готов.

Трудно сказать, насколько талантливым художником являлся Игорь Красозов, но одно можно утверждать наверняка: в ее присутствии он шалел, как пес у ног обожаемой хозяйки. Ему хотелось высунуть язык и часто дышать, преданно глядя на свою богиню. То, что она была на целых пять лет старше, возносило ее на недосягаемую высоту. У Игоря темнело в глазах от несбыточных желаний и перехватывало горло от мысли, что однажды он признается Алисе в любви, а она расплачется от счастья.

Дальше этого его подростковые фантазии не простирались. Он сдерживал себя, потому что образ Алисы перекликался у него с маминым – они обе были красивыми, сильными, смелыми. Если он и представлял Алису своей женой, то в мечтах ему было достаточно строить с ней дом на берегу уединенного озера, заводить хозяйство и заготавливать припасы на зиму. А вот сны свои он не контролировал, так что в них случалось всякое, и тогда наутро Игорь дичился и держался от Алисы подальше, чтобы она ничего не заподозрила.

Наяву он никогда не позволял себе ничего такого. Всего один раз сорвался. Это произошло в конце лета, когда бабушка уехала на похороны сестры и попросила соседей приютить внука на пару ночей. Но родители Алисы как раз тоже отсутствовали, так что, посовещавшись, решили, что она поживет у Красозовых.

О, другого такого праздника в жизни Игоря не было!

Однако вечером, когда пришла Алиса, он вдруг сделался дурак-дураком и понес всякую околесицу, в том числе и про Ромео и Джульетту, о которых что-то такое знал лишь понаслышке. Она насмешливо посмотрела на него и спросила:

«Тебе-то что до них?»

«Они любили», – торжественно провозгласил Игорь.

«Мало ли кто кого любит. И что, теперь на всех на них молиться надо?»

Вопрос был настолько обескураживающим, что Игорь не нашелся, что ответить, а потому предпочел спросить сам:

«По-твоему, любви нет?»

«Есть любовь, есть, успокойся. Только не надо так нервничать, ладно»?

«Я разве нервничаю?» – удивился Игорь и понял, что да.

Волнение его достигло апогея в девять часов вечера, когда, по обыкновению, в деревне вырубили свет (то было темное, мутное, лихое время, когда электричества на всех отчего-то перестало хватать). Короче, свет погас, Алиса зажгла свечку, почитала немного и отправилась из кухни в комнату. Игорь посидел немного в компании оживившихся мышей и отправился за ней. Одному в темноте было неуютно. И главное, без Алисы было неуютно.

Она водила свечкой перед собой, наблюдая за отблесками в зеркалах шифоньера. По потолку метались огромные мохнатые тени.

«На чем спать будем? – спросила она.

«Вот». – Игорь кивнул на кровать.

«Вдвоем?»

«А что такого? Гляди, какая широкая».

Похлопав по матрасу, он затаил дыхание. Алиса могла поинтересоваться, где Игорь спит обычно, и выяснить, что его место на раскладушке. Опережая ее, он торопливо произнес:

«Если тебе тесно, я могу на полу лечь. А что? Одеяло постелю и лягу. Запросто».

«Не выдумывай, Игорешка, – отрезала она. – Пол холодный. Простудишься».

Она заботилась о нем! Игорю стало трудно дышать от переполнившей его благодарности.

«Я, знаешь, какой закаленный? – воскликнул он. – На весенних каникулах нашу Осколку переплыл, когда у берегов еще лед не растаял. И хоть бы чихнул потом».

«Мы не будем испытывать твою закалку, – строго произнесла Алиса и сунула ему пару печеных картофелин. – Раздевайся и ложись. Я потом приду.

Она отправилась на кухню греметь ведрами и миской, а Игорь забрался под одеяло.

Алиса пришла минут через десять, похожая на привидение в длинной белой рубашке. От нее пахло мылом и чистотой. Она легла так близко, что Игорь чувствовал ее плечом, локтем, бедром. Он застыл на спине, таращась в потолок, который по мере того, как глаза привыкали к темноте, превращался из черного в серый. Во рту почему-то постоянно скапливалась слюна, и у Игоря никак не получалось глотать ее беззвучно. В придачу в желудке его начало урчать так, словно там зарождались громы будущей грозы.

«Лягу на пол», – решил Игорь, поднимаясь.

Алиса даже не шелохнулась. Он немного посидел, а потом неожиданно для себя упал на нее и стал искать губами ее рот. Их зубы клацнули, языки соприкоснулись, Игорь ощутил вкус чужой слюны, показавшийся ему восхитительным. Тут Алиса ударила его кулаком в переносицу и прикрикнула:

«А ну, на место, Красозов»!

Он подчинился и лег на спину. Перед его глазами плавали разноцветные круги, выныривающие из темноты и растворяющиеся в ней.

«Игорек», – окликнула Алиса.

Буду молчать, решил он, даже словечком с ней больше не перекинусь, а сам спросил ворчливо:

«Что»?

«Не обижайся, – шепнула она. – Ты мне нравишься, ты хороший, но тебе сперва повзрослеть надо».

«Что хорошего во взрослых? – буркнул Игорь. – Вон дядя Валера давно уже взрослый. Ему под сорок, зубов почти нет и весь морщинистый, как яблоко печеное. Сколько еще протянет – год, два»?

«Я не говорю постареть, я предлагаю повзрослеть… немного».

Сердце перестало биться в груди Игоря, но зато оно перестало разрываться пополам и, замерев, ожидало продолжения.

«И что тогда»? – спросил он с плохо давшимся ему безразличием.

«Там посмотрим», – загадочно пообещала Алиса.

«Нет, ты скажи».

«А вот не скажу. С тобой, Игорек, нельзя по-хорошему. Опять с поцелуями полезешь и руки распускать начнешь».

«Я не распускал»!

«Неужели? – ехидно произнесла Алиса. – А кто меня за грудь хватал»?

Игорь хотел возмутиться, но не стал. Пальцы помнили форму и тепло ее груди. Она была твердая и мягкая одновременно. За нее хотелось держаться всю ночь… всю жизнь.

«Немного – это сколько? – спросил он. – Год? Два»?

«Давай ты не будешь задавать вопросов, ладно? – сказала Алиса. – Я сама решу. А пока будем просто друзьями. Без этих твоих штучек».

Игорь ответил, что согласен. Ему было невдомек, что предложение остаться друзьями из уст женщины равноценно отказу. Он не подозревал, что их «не сейчас» означает «никогда». У него еще не было собственной бритвы, и он знал о любви только из книжек и фильмов, созданных такими же наивными мечтателями, как он сам.

«Вот и хорошо», – произнесла Алиса.

Еле уловимый намек на разочарование почудился Игорю в ее голосе, и он решился:

«Я твое желание исполнил. Теперь ты мое».

«Какое?» – насторожилась Алиса.

Повернув голову, он увидел ее лицо так близко, что черты расплывались в темноте. Только глаза сияли. Такие блестящие-блестящие.

«Можно подержать тебя за руку»? – спросил Игорь шепотом.

Глаза, устремленные на него, сделались огромными.

«С ума сошел?»

Голос был сердитым, а глаза смеялись, Игорь готов был поклясться в этом.

«А что здесь такого! – осмелел он. – Только за руку, не за что-то другое».

«Игорешка! – упрекнула его Алиса. – А ну-ка прекрати! Мы же обо всем договорились. Спи давай. Во сне мальчики очень быстро растут».

«Я не мальчик! Мне тринадцать! Почти»…

После этих слов что-то неуловимо изменилось внутри того неосязаемого кокона, который окутывал их, лежащих в темноте. Это почувствовал Игорь, это почувствовала Алиса, быстро проговорившая:

«Все, разговор закончен. Спи давай».

Чуда не случилось. Ничего не случилось. Но никогда больше Игорь не впадал в то глупое и волшебное состояние, в котором женщина представляется неким прекрасным божеством. Пожалуй, впервые он приблизился к нему теперь, когда повстречался с Тамарой.

Она казалась ему не такой, как все. Не верилось, что она способна лгать, хитрить, склочничать, скандалить. Тамара не была совершенством, однако превосходила всех тех, кого Игорь имел счастье или несчастье знать в своей жизни. Нет, пожалуй, «превосходила» – неподходящее слово. Просто она была другая. Особенная. Не такая, как остальные.

Когда у Игоря случалась с Тамарой близость, он не спешил после этого заснуть, уединиться или уйти. Ему было с ней хорошо. Ему было с ней спокойно. Комфортно. Интересно.

«Погоди-погоди, братец, – сказал себе Игорь и сел на кровати. – Уж не жениться ли ты надумал? Решил попрощаться со свободой? Добровольно подставить шею под семейное ярмо?»

Ответ был «ну и что». Прислушиваясь к себе, Игорь пришел к выводу, что он вовсе даже не против подставить шею под семейное ярмо, если надевать его будет Тамара. Он не знал, готов ли прожить с этой девушкой всю оставшуюся жизнь и умереть в один день, но ближайшие годы хотел бы провести с ней. Не обязательно расписываться и ставить штампы в паспортах: современные нравы это допускают. Хотя, если для Тамары это принципиально, то Игорь не станет возражать. Загс так загс. Лишь бы быть вместе.

Ему вдруг так захотелось услышать тамарин голос, что он был готов позвонить ей среди ночи. Это было, разумеется, недопустимо. Обругав себя сентиментальным идиотом, Игорь взбил подушку, поворочал ее и снова лег. За каким чертом он сдался преуспевающей журналистке Тамаре Витковой? Что он может ей дать? Ни бизнеса, ни работы нормальной, ни денежных накоплений на банковских счетах. Плюс к этому сомнительное, весьма сомнительное прошлое, которое уже несколько раз едва не подвело Игоря под монастырь. Нужно Тамаре такое счастье? Да уж как-нибудь обойдется.

Игорь несколько раз тяжело вздохнул и наконец заснул.

IX

Звонок в дверь застал Тамару за приготовлением гречневой каши. Ее обычный завтрак: иногда с маслом, иногда с молоком или даже с кефиром. Вкусно, полезно и сытно. Что самое главное, гречка не приедалась, не надоедала. И время приготовления оптимальное: как раз успеваешь выпить кофе и почистить зубы, пока каша сварится.

Машинально прихватив ложку с кухни, Тамара прокралась в прихожую и осторожно посмотрела в глазок.

– Черт… – прошептала она, а потом, открыв дверь, улыбчиво и громко воскликнула: – Привет, Игорь! Как хорошо, что ты заглянул. Позавтракаешь со мной? Я как раз каши сварила больше, чем обычно…

– Я завтракал, – ответил он протягивая ей пакет. – Вот, прикупил кое-что. У тебя вечно холодильник пустой.

– Спасибо, – поблагодарила Тамара, никогда не страдавшая ложной скромностью. – Почему без звонка? Мог не застать меня дома.

– Не мог, – возразил Игорь, чмокая ее в щеку.

От него веяло холодом и снегом. Это было похоже на арбузный запах. Тамаре он нравился. Она улыбнулась.

– Откуда такая уверенность?

– А я гулял у тебя под окнами, – признался Игорь, проходя за ней в кухню. – Бессонница. Всю ночь проворочался, а потом встал ни свет, ни заря.

– Влюбился, наверное? – шутливо предположила Тамара, выдвигая для него стул.

– Похоже на то. – Он сел. – У тебя такое бывало?

Она внимательно взглянула на него:

– Нет. У меня разум доминирует над чувствами. Не возражаешь, если я буду есть? А то каша остынет. Можешь себе чаю налить, если хочешь.

Игорь встал и подошел к плите. Не оборачиваясь, поинтересовался:

– Значит, по-твоему, любят только люди недалекие?

– Влюбляться и любить – разные вещи. – Тамара энергично заработала ложкой, так же энергично жуя. – Первое – для подростков и тех, кто не научился управлять эмоциями. Второе – для сознательных личностей.

– Ты сознательная, конечно?

Игорь сел, глядя в дымящуюся чашку, которую держал обеими руками, как бы желая их согреть.

– Ты говоришь это таким тоном, будто попрекаешь меня этим.

– Не попрекаю, Тамара. Стараюсь понять.

– До сих пор не понял?

– Не все сразу, не все сразу, – усмехнулся Игорь. – Ты ведь человек непростой.

– А что хорошего в простых людях? – прищурилась Тамара. – Простой – значит примитивный. Знаешь, почему политики так любят апеллировать к народу? Потому что это некая безликая, серая масса, которой легко управлять. Умные люди понимали это еще в древности. И пользовались. – Тамара отодвинула тарелку. – Знаешь притчу о великане и стаде?

– Нет, – признался Игорь.

– Тогда слушай. Один прожорливый одноглазый великан имел несколько тысяч овец. С утра до ночи он бегал вокруг своего стада, но никак не мог уследить за всеми. Одни овцы забредали в дремучий лес, где их поедали хищные звери. Другие срывались в пропасть. Третьи переселялись в дальние края, спасаясь от великана.

– Нужно было нанять пастухов, – высказался Игорь. – Или построить ограду, – добавил он. Его голос прозвучал, как сквозь жестяной рупор, потому что он опустил губы в чашку.

– Все боялись одноглазого великана и не желали иметь с ним дела, – пояснила Тамара. – А в загоне овцы передохли бы от голода. Поэтому великан придумал другой способ. Он собрал стадо, назвался его создателем и сказал, что любит их, как собственных детей, а потому решил наградить их бессмертием. Но дар получат лишь те, кто признает его любящим отцом. Этим послушным овцам больше нечего бояться. Они никогда не умрут. То, что им суждено быть ободранными и съеденными, явление временное, а вообще овечьи души созданы для вечного блаженства. Убегать незачем, стремиться не к чему, нужно радоваться жизни и не думать о плохом. – В тамарином голосе зазвенела издевка. – Раз я ваш отец, а вы мои возлюбленные дети, так как же я могу причинить вам вред? Щипайте травку, плодитесь, размножайтесь и славьте меня благодарным блеянием. Если кому-то что-то не понравится, он может родиться опять и прожить новую жизнь, какую только пожелает. Львом, рыбой, орлом.

Тут Тамара сделала паузу, чтобы посмотреть Игорю в глаза.

– И что дальше? – нарушил он тишину.

– А дальше обычная история. Овцы поверили обманщику и перестали разбегаться. Куда спешить, когда впереди вечность! Можно год за годом торчать у телевизоров, откладывая все важные решения на потом. Когда наступало время, все безропотно подставляли глотки под нож и чуть ли не сами выпрыгивали из шкур. С тех пор проблем со стадом не было. – Сделав еще одну паузу, Тамара добавила: – Нет их и сейчас.

– Овцы – это мы? – уточнил Игорь.

– Простые люди, – поправила его она.

– Но не ты.

– Но не я, – подтвердила Тамара. – И не ты. Я не заметила в тебе стадных инстинктов. Ты не рассуждаешь о политике, вернее, о том, что называется политикой в понимании обывателей. Не болеешь за спортсменов, насколько я успела заметить. И анекдотов не рассказываешь.

– Это показатели?

– Их значительно больше. Я назвала лишь несколько. Но ты ведь не затем явился, чтобы рассуждать о психологии и философии, верно?

– Верно, – согласился Игорь.

– Так говори.

– Выходи за меня замуж.

Столь неожиданное предложение потрясло даже Игоря, который его сделал, а вот Тамара проявила полнейшую невозмутимость.

– Нет, спасибо, – произнесла она таким тоном, словно отказалась от приглашения сходить в кино.

– Почему?

– Хочешь, чтобы я перечислила все причины? – спросила Тамара.

– Достаточно будет одной, – сказал Игорь. – Главной.

– Я не хочу. Достаточно?

– Вполне.

Кивнув, он приготовился встать, когда Тамара поймала его за руку.

– Не обижайся, Игорь, – мягко произнесла она. – Ты мне очень импонируешь как мужчина. Если бы не критические дни, я бы тебе с готовностью отдалась.

– Я польщен.

– Ты прекрасно проявил себя за время нашего партнерства, – продолжала Тамара, пропустив саркастическую реплику мимо ушей. – Ты смелый. Сильный. Решительный. Надежный.

– Так много комплиментов, – пробормотал Игорь. – Плохо мое дело. Мы всегда будем только друзьями, да?

– Почему только друзьями? Любовниками. Это значительно лучше, чем находиться в законном браке. Сужу по родителям и знакомым. Разве ты не ценишь свою свободу?

– Ценю, – кивнул Игорь. – Но, как выяснилось, не превыше всего.

Тамара встала, обошла стол и села ему на колени. Ее поцелуй был долгим и страстным. Оба успели задохнуться к тому моменту, когда их губы разъединились.

– Если хочешь… – начала Тамара шепотом.

– Я уже сказал, чего хочу, – произнес Игорь. – Остальное приложится.

– Не уходи, – попросила она.

– Я должен, – сказал он. – Иначе буду сидеть тут с кислой физиономией, портя настроение тебе и себе.

Игорь поставил Тамару на ноги, встал сам и направился в прихожую. Видя, что она собирается о чем-то заговорить, он решил опередить ее, чтобы выбрать тему самому:

– О конце банды Тиграна писать собираешься?

– Пишу, – сказала она.

– Всю правду? Или…

– Или, – ответила Тамара.

– Это правильно, – одобрил Игорь. – Прокурорскую публику лучше не трогать.

– Я и не собираюсь.

– Молодец.

– Да, я молодец.

Тамара замолчала. Игорь тоже замолчал. Нет, конечно, они произнесли какие-то вежливые фразы на прощание, но не более того. Они не знали, что еще сказать друг-другу. Сейчас не знали.

X

Проводив Игоря, Тамара прибрала на кухне и отправилась в душ. Пока она стояла под теплыми струями, дважды звонил телефон. Третья серия звонков застала Тамару снаружи. Не переставая вытирать волосы полотенцем, она уселась за рабочий стол.

Звонила мать. Тамара, видите ли, ей плохо приснилась.

– У тебя ничего не случилось? – допытывалась она. – Все в порядке?

– Все хорошо, – отвечала Тамара. – Не о чем беспокоиться.

Минуты три потребовалось для того, чтобы успокоить материнское сердце. Наконец это получилось. Сменив тон, мать стала расспрашивать, как живется дочке, как работается, чем она питается, не встретила ли подходящего мужчину.

– У меня есть мужчина, – напомнила Тамара, готовя компьютер к работе.

– Это ты про своего следователя? – саркастически усмехнулась мать.

– Да, мы живем с Леней, насколько тебе известно.

– У него глаза мертвые. Как у рыбы.

Сравнение заставило Тамару нахмуриться.

– Нормальные глаза, – сказала она.

– И улыбка тоже мертвая, – не унималась мать. – Как приклеенная.

– По-твоему, мужчины нужны для того, чтобы любоваться их сияющими глазами и радостными улыбками?

– И для этого тоже, дочура. Иначе скоро ты тоже станешь улыбаться и смотреть как твой Ленечка.

Тамара почувствовала приступ того раздражения, которое обычно охватывает нас, когда мы слышим правду и нам нечего возразить.

– У тебя все? – сухо спросила она. – Мне работать надо.

– Проведать нас собираешься? – спросила мать. – Папа на прошлой неделе с простудой слег. Но уже ничего, уже оправился.

Тамара почувствовала болезненный укол совести. Она уже забыла, когда в последний раз навещала родителей. Ах да, летом. Завезла им черешни, а они не взяли: у них у самих черешня на даче уродила. Забыла их Тамара, совсем забыла.

– Я приеду, – сказала она. – Денька через два. Переночую у вас. Кино какое-нибудь посмотрим вместе.

– Отлично! – обрадовалась мать. – Только предупреди заранее. Я пирог испеку, что-нибудь вкусненькое приготовлю.

На том и порешили.

Завершив разговор, Тамара не сразу смогла взяться за работу. Мамин звонок напомнил ей об Игоре. Каково ему было узнать, что его родителей убили? Что он думал, что испытывал? Страшно подумать!

И ведь Игорь не один такой, размышляла Тамара, бесцельно прокручивая новостную ленту на мониторе. Бандиты убили не только его родителей. У всех были дети, внуки, братья, сестры… Какие-то дела, какие-то планы. И тут к ним явились мерзавцы и все забрали. Не просто деньги. Вообще все. Не оставили ничего. Живые люди стали мертвыми. Ради чего? Чтобы какие-то ублюдки могли сладко жрать, вкусно пить, наслаждаться своим превосходством над остальными людьми.

Но самое страшное, самое отвратительное даже не это. Бандиты – они и есть бандиты. Сегодня убивают они, завтра убьют их. Закон джунглей. Такой же неумолимый и беспощадный, как сами бандиты. Но вот те, кто за ними стоят… Не так уж важно, какими соображениями они прикрываются. Эти люди еще бóльшие мерзавцы и подлецы, чем сами головорезы. Потому что это по их вине слово «правосудие» в нашей стране звучит как насмешка. Круговая порука начинается с таких вот шарко и бастрыг. И пора положить этому конец.

«Но почему я? – спросила себя Тамара, создав документ и приготовившись печатать текст на девственно-белом поле. – Почему я должна действовать за других? Все обо всем знают или, по крайней мере, догадываются, но прилипли к своим телевизорам и как воды в рот набрали. Будто рыбки в аквариуме».

«Но ты ведь не рыбка, – резонно заметил внутренний голос. – И ты никогда не сможешь довольствоваться тем, что у тебя уже есть. Тебе нужны все новые и новые победы. Над другими, над собой».

Тамара не нашлась, что возразить. Она посидела неподвижно, кусая губу, как в детстве, прежде чем выкинуть какой-нибудь фортель, за который – и она знала это заранее – ей потом влетало. Она не была овцой в стаде. И всевозможные пастыри были ей не указ. У нее на все имелось собственное мнение. Ей необходимо было выделяться из общей массы.

Если Тамара напишет и опубликует сенсационный материал, то ее непременно заметят те, кто сможет предложить ей более интересную и содержательную судьбу, чем та, которая есть у нее сейчас. Нельзя колебаться, взвешивать, осторожничать. Победитель получит все. Проигравший потеряет всего лишь свою голову.

– Ну что? – тихо спросила себя Тамара. – Ставки сделаны?

– Да, – ответила она себе.

Ее тонкие пальцы с блестящими алыми ногтями упали на клавиатуру и побежали по ним, подобно лапкам странных разумных существ. Больше Тамара не думала ни о Леониде, ни о Шарко, ни об Игоре. Все ее мысли были сосредоточены на тексте, рождавшемся перед ее глазами. Она находилась в неком трансе, забыв обо всем и обо всех. Ее целью было потрясти читателей, шокировать их. Этим Тамара Виткова и занималась. Ее фразы были хлесткими и беспощадными, слова – точными и тщательно подогнанными, подобно патронам в обойме. Не было случайных слов, не было случайных фраз.

Через два часа, совершенно выдохшаяся, Тамара перечла статью и поняла, что это самый лучший текст из когда-либо ею написанных. Она полностью выложилась и превзошла себя. Ни один читатель не останется равнодушным, представив себя сначала на месте человека, ожидающего смерти с мешком на голове, а потом близким родственником убитого, услышавшим новость по телефону где-нибудь по пути домой или на работу. И что самое ценное, в статье не было туманных намеков или иносказаний. Все и вся были названы своими именами. Не прокурор Ш., а прокурор Шарко – с точным указанием должности, звания, имени и отчества. Не его сообщник следователь Б., а старший следователь областной прокуратуры Бастрыга Леонид Ильич.

Лихо. Круто. Бесстрашно.

Закрыв документ, Тамара написала небольшое письмо. Чтобы не слать его в каждое издание отдельно, она ввела сразу все адреса через запятую, а потом проставила тему: «УБОЙНЫЙ РЕПОРТАЖ». Приложила к письму свою статью с рабочим названием «КРОВАВЫЙ ДУШ ШАРКО». Помедлила.

Нет, нельзя отправлять письмо механически, бездумно. Необходимо сопроводить его мысленным посылом, чтобы сработало. Сосредоточиться. Загадать желание. Да и вообще лишний раз подумать не мешает. Может быть, все-таки прислушаться ко внутреннему голосу, призывающему вовремя остановиться? Подчиниться инстинкту самосохранения? В любом случае поговорку «семь раз отмерь, один раз отрежь» еще никто не отменял.

Похвалив себя за рассудительность кивком головы, Тамара отправилась заваривать себе кофе. С этим коварным напитком не стоит перебарщивать, однако сегодня можно было позволить себе лишнюю чашечку… даже две…

Когда кофе был готов, Тамара налила его в любимую белую чашку и понесла на белом блюдце. Осторожно ступая, она вернулась на рабочее место. Экран компьютера был занят письмом, подготовленным к отправке по десяти адресам. Осталось только нажать «Отправить». Легонько прикоснуться к клавише пальцем.

Тамара занесла руку. Опустила. Опять подняла.

Телефонный призыв заставил ее испытать облегчение. Решение можно было отложить. Морально Тамара пока не была готова. Ей было трудно пошевелить пальцем – в буквальном смысле.

– Да, Леня, – сказала она в трубку. – Ты звонишь, чтобы договориться о времени, когда ты заберешь вещи, я правильно понимаю? Других тем для разговора у нас быть не может.

– Может, – возразил Бастрыга.

– Вот как? Любопытно услышать.

– Я беспокоюсь о тебе, Томочка.

Заявление было столь неожиданным, что Тамара не сразу сообразила, как отреагировать. Перебрав в уме несколько возможных вариантов, она сардонически расхохоталась:

– Вот как? Это все, что ты смог придумать? После всего, что между нами произошло?

– Между нами ничего не произошло. – Бастрыга позволил себе едва уловимую насмешливую интонацию. – Просто ты все неправильно поняла и испугалась немного. Но настоящего страха ведь не было, верно?

Он издал короткий смешок, показавшийся Тамаре значительно более зловещим, чем любые внятные угрозы.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила она.

– Говорю же, беспокоюсь о тебе, – ответил Бастрыга, взяв тон предельно серьезный, проникновенный. – Я ведь хорошо тебя знаю, Томочка. Ты, наверное, уже накатала разгромную статью с настоящими именами всех участников событий. Или только пишешь? Признайся.

– А что?

Тамара хотела спросить это с вызовом. Получилось плоховато. Подвели напрягшиеся голосовые связки. Голос не сорвался, но прозвучал в слишком высоком регистре. Спокойные, уверенные в себе люди такими голосами не говорят.

– А то, – сказал Бастрыга, – что некоторых ошибок лучше не совершать. Потому что они никак не способствуют приобретению жизненного опыта. Это так называемые роковые ошибки. Фатальные. После них уже ничего не бывает.

– Намекаешь, что…

Он не дал ей договорить:

– Какие могут быть намеки, Тамара! Я схожу с ума от беспокойства. Не навреди себе. Не делай того, о чем очень скоро пожалеешь.

– Это угроза, Леонид?

– Предостережение, всего лишь предостережение. Ты такая импульсивная, Томочка. Кто-то должен подсказать тебе правильное решение.

– И это, конечно, ты?

– Ну уж не Игорь Красозов, проходимец и аферист. Ему, кстати, недолго бегать на свободе осталось. Он тебе звонил?

– Не твое дело, Ленечка… – Сглотнув, Тамара добавила: – Собачье. – Ярость, охватившая ее, была столь сильной, что у нее перехватило горло. – Я сама со всем разберусь, понял? Без подсказчиков.

– Тома, ты…

Не дослушав, она выключила телефон, а потом столь же решительно нажала клавишу рассылки статьи.

Взывая к ее благоразумию, Бастрыга переусердствовал. Тамара Виткова не выносила, когда ею пытались манипулировать. Она предпочитала заниматься этим сама.

XI

Красное солнце вставало за слоистыми облаками, похожими на снежные равнины. Было необыкновенно тихо, безлюдно, и только две дрожащие собаки, поскуливали и рычали друг на друга, переступая с лапы на лапу возле шеренги мусорных баков. Сами они были слишком малы, чтобы напасть на человека, но в любую минуту к ним могли присоединиться другие.

Непорядок.

Остановившись, Шарко достал из кармана травматический пистолет. В другой его руке возник кружок копченой колбаски.

– Ц! Ц! – позвал он шавок, сложив губы как бы для поцелуя.

Опасливо поднимая лапы они приблизились. Одной Шарко всадил пулю прямо в глаз. Второй угодил куда-то под хвост, когда собака бросилась наутек. Одноглазая, скользя и оступаясь, юркнула куда-то за баки, где искать ее не хотелось.

– Побегай, побегай, – сказал ей вслед Шарко. – Все равно сдохнешь.

Ответом на это был пронзительный вой, тоскливый, как предчувствие смерти.

– Какой вы молодец, Николай Федорович, – льстиво пропела соседка, появившаяся возле баков с мусорным пакетом.

С черным, как отметил про себя Шарко. Радость от удачных выстрелов начала стремительно улетучиваться.

– Развелись тут, – буркнул он.

– Проходу не дают, – согласилась соседка, имя которой никак не отыскивалось в завалах памяти. – Вчера иду, а они лают и следом бегут. Так и норовят в ногу вцепиться. И что потом? Бешенство какое-нибудь. Или того хуже. СПИД. Они же всякую гадость жрут, эти шавки шелудивые. – Женщина доверительно понизила голос. – Я бы бродячих собак и бомжей взяла и перестреляла бы. – Она переждала, пока стихнет вой за баками. – Вот прямо своими руками.

Пакет с мусором полетел в бак. Шарко сделал шаг в сторону стоянки.

– Скажите, Николай Федорович, – остановила его соседка, – а есть такой закон всякую бродячую шваль плодить? Или она истреблению подлежит?

– Мы живем в демократическом, толерантном государстве, – ответил Шарко. – Где, кстати говоря, наложен мораторий на смертную казнь.

Улыбка, возникшая на губах прокурора, не свидетельствовала о том, что он рад последнему обстоятельству.

– Да, да, – повздыхала соседка. – Во всем идем у Запада на поводу, буквально во всем. А самобытность наша где? Самостоятельность? Вот мне родители рассказывали… При Сталине никто не побирался, не попрошайничал. Всем работы хватало. А не хочешь работать – заставят. Сейчас бы так.

– Времена меняются, – философски заметил Шарко. – А потом повторяются.

И снова соседка не дала ему уйти.

– Это вы точно подметили, – обрадовалась она. – Повторяются времена. Молодые не понимают, но скоро сами увидят. Кстати, дочка ваша как поживает? Давно ее не видно. Уехала куда?

Шарко сунул руку в карман пальто, нащупывая пальцами пистолетную рукоятку. С каким бы удовольствием всадил пулю в глаз этой болтливой дуре!

– Уехала, – буркнул он, удаляясь широкими шагами. – Учится.

– Где? – крикнула не в меру любопытная соседка.

Шарко не удостоил ее ответа.

Аллея, по которой он шел, нырнула в чахлый скверик. Деревья стояли неподвижно, опустив вниз отяжелевшие от снега ветки. На них сидели то ли галки, то ли вороны – черные, как головешки, птицы с костяными клювами, похожими на кинжалы. Они дожидались, пока прокурор приблизился, а потом стали перелетать дальше и дальше, сбивая крыльями снег с сучьев. Почему-то Шарко казалось, что они сопровождают его потому, что видят в нем будущую добычу. Рассчитывали попировать им? Ему было все равно. Он уже умер. Когда потерял дочь.

Вдруг вспомнилось, как однажды он гулял с маленькой Оленькой возле озера в пригороде. Тогда семья Шарко жила в спальном районе среди новостроек на окраине. Он еще не занимал нынешнюю должность, бегал в следователях и не мог позволить себе приобрести приличное жилье. Но тогда все были счастливы иметь квартиру в многоэтажке с видом на еще не до конца вырубленный сосновый бор с зеркальными проблесками двух маленьких озер.

Чтобы попасть на «дикую природу», было достаточно выйти из дома, дойти до конца асфальта и дальше – по пыльной грунтовке – шагать среди зелени к берегам, облюбованным рыбаками и купальщиками.

Оленька обожала эти прогулки. Большую часть пути папа вез ее на плечах, порой переходя на лихую рысь. В озере можно было плавать, нырять, «ловить рыбу» с помощью длинной ветки или просто разглядывать пучеглазых лягушек, юрких уточек и мальков, шныряющих на отмелях. Летом, как только начинались выходные, Оленька просыпалась ни свет, ни заря, прибегала в родительскую спальню и требовала, чтобы папа немедленно просыпался и собирался в поход. Ей было тогда года четыре. Разве можно было отказать этому ангелочку с золотистыми кудряшками и чистыми, ясными глазенками? Шарко, вздыхая, подчинялся а потом, прогнав остатки сна, уже и сам был рад, что не остался отлеживать бока дома.

С приходом осени от этих прогулок пришлось отказаться, однако в один из тех солнечных дней бабьего лета, когда солнце вдруг засияло, как прежде, Шарко усадил Оленьку на закорки и отправился в путь. Он понял, что поступил опрометчиво, когда было поздно. За недели похолоданий и ненастий люди перестали наведываться на озера, зато места эти облюбовали бродячие собаки, рыскающие в прибрежных зарослях в поисках объедков.

Одна такая стая попалась путникам на дороге и атаковала их. Этот ужас Шарко запомнил навсегда. Он не мог ссадить дочку на землю, чтобы освободить руки, а отбиваться ногами оказалось трудно и слишком опасно, поскольку резкие движения могли привести к потере равновесия. Собак было не менее полутора десятков – от низкорослых кривоногих шавок, до здоровенных лохматых особей величиной с овчарку. Вожаком стаи был полосатый гладкошерстный кобель тигрового окраса, выдающего его родство с определенной разновидностью питбулей. Он не торопился нападать: ждал удобного случая. Остальные кобели и суки, щелкая зубами, визжа от ненависти, брызгая слюной, старались схватить противника за штанины, заставить его оступиться, повалить на землю.

Шарко, признаться, решил, что ему пришел конец. Он не представлял себе, как отбиться от стаи. Ах, если бы он был один! Но Оленька, рыдающая у него на плечах! Что будет с ней, если он упадет? Как спасти ее? Как уберечь от острых собачьих клыков?

Если бы Шарко потерял голову, если бы он попытался спастись бегством, это приключение закончилось бы очень печально. Но он сумел сохранить хладнокровие в этот момент испытания. Осторожно пятясь, отступил к дереву, пристроил дочку на надежной развилке, а потом уже взялся за собак по-настоящему. Подхватил дубину и погнал, оглашая окрестности воинственными криками. Бросившийся на него вожак остался валяться в пыли, царапая лапами размозженную голову. Остальные разбежались кто куда, и отваги хватило им лишь на то, чтобы провожать победителя истеричным лаем.

Успокаивая Оленьку на ходу, он благополучно донес ее до дома, оставил там, а сам бросился в больницу. Десяток уколов, несколько десятков швов. И ненависть к собакам на всю оставшуюся жизнь.

Немного помедлив, Шарко пошел обратно. Словоохотливая соседка помешала ему прикончить подстреленную собаку, но если не сделать этого, то она оправится и превратится в злобную тварь, которая станет нападать на людей. Нет, Шарко не имел права оставлять ее в живых.

Вернувшись к бакам, он завершил начатое и только после этого продолжил путь к автостоянке. Нельзя сказать, что с чистой душой и спокойной совестью, однако с сознанием выполненного долга.

Переходя дорогу, он разминулся с парочкой бомжей странного вида. Оба были относительно молоды и одеты не то чтобы чисто, но как-то стильно, что ли. Не в обноски десятилетней давности. Женщина в капюшоне назвала спутника папой, а он раздраженно сказал:

– Толик я, Толик. Сколько раз еще повторять?

– Хорошо, хорошо, – заторопилась его спутница. – Только не…

Продолжение не достигло слуха Шарко. Вероятно, бродяжка попросила своего Толика не сердиться. Или не бросать ее. Или еще что-нибудь. Это не имело значения. Будь воля Шарко, он убивал бы подобных подонков на месте. Отбросы общества. Рассадник всякой заразы.

А как бы он поступил, узнай, что только что прошел в шаге от любимой дочери? Догадаться не сложно, хотя в догадках этих никакого проку. Как только в мире происходит нечто, сразу исчезает весь тот спектр возможностей, который существовал до этого. Возникают, правда, новые варианты, но потом пропадают и они. У человека есть только один путь, только один выбор, определяющий дальнейшую жизнь. И так каждый день, каждый час, каждую минуту.

Прокурор Шарко прошел мимо своего шанса. Сопя, забрался в «мерседес», захлопнулся там, включил обогреватель. Когда он выезжал со стоянки, ему позвонил заместитель и рассказал о статье некой Тамары Витковой, взорвавшей интернет. Хуже всего, что эта зарвавшаяся журналисточка обвинила Шарко в пособничестве бандитам. Так прямо и написала. Еще и упомянула эту фамилию неоднократно.

– Будут какие-то указания, Николай Федорович? – спросил заместитель. – На место надо ставить эту Виткову. Может, она в наркотическом бреду этот поклеп написала? Давайте я к ней полицию с обыском направлю. Непременно что-то отыщется, не сомневайтесь.

– Я не сомневаюсь, – ответил Шарко, угрюмый, как филин, выведенный из дремы среди белого дня. – Но потом такая вонь поднимется, хоть святых выноси. Нет, мы иначе поступим…

– Слушаю, – с готовностью откликнулся заместитель.

Шарко представил его физиономию с возбужденно раздутыми ноздрями и влажными передними зубами, прикусившими губу. Ведь трепещет весь в предвкушении свержения начальства. Сейчас задницу языком вылижет, а завтра, если что, собственноручно в пропасть столкнет. Паскуда.

– Организуй звонки общественности в психиатрическую клинику, – заговорил Шарко, выруливая на дорогу. – Неважно, кто она будет: нимфоманка, психопатка или просто шизофреничка. Главное, чтобы надолго упекли. Эдуарду Ринатовичу позвони от моего имени. Пусть сделает быстро, упрячет надежно и сделает овощем до конца дней. А я прессой займусь.

– Понял, – деловито откликнулся заместитель. – Николай Федорович, у меня отличная команда хакеров есть на подхвате. – Что хочешь взломают и удалят. Правда, не бесплатно, как сами понимаете…

– Понимаю, понимаю. Делай. Сочтемся.

Спохватившись, Шарко затормозил возле пешеходной «зебры». Через дорогу переходила пара бомжей, которых он уже видел недавно.

«Давить таких надо», – подумал Шарко, борясь с желанием стартануть с места и протаранить гнусную парочку.

Здравый смысл победил. «Мерседес» дождался зеленого света и только потом поехал дальше. А бомжей и след простыл. Больше их Шарко никогда не видел.

XII

Статья попалась Игорю на глаза где-то около десяти часов утра. Он шарил в сети в поисках недорогого долгосрочного жилья, чтобы пересидеть там, пока шумиха уляжется, а потом (незаметно, как это обычно бывает) принялся читать что попало. Название «Кровавый душ Шарко» привлекло не столько его внимание, сколько подсознание. Он уже успел открыть другую электронную страницу, когда, подчиняясь смутному импульсу, вернулся обратно.

«Представьте себе, что вас связали и уложили на кровать, – начиналась статья. – Рот ваш заклеен скотчем, так что дышать приходится носом, и вам остается только молиться, чтобы нос не заложило, или чтобы оттуда не потекла кровь. Вы видите перед собой злобные или же просто равнодушные лица убийц… Нет, сначала они выступают в роли ваших палачей. В ход идут подручные средства. Например вафельница, в которой вы выпекали аппетитные коржи. Или паяльник, сохранивший аромат канифоли. Обычные пассатижи. Молоток для отбивания мяса. Утюг…».

Прежде чем читать дальше, Игорю пришлось перевести дух и выпить две полные чашки ледяной воды. Когда он отвел взгляд от последней строчки, его глаза были красноватыми и слезились. Статья заканчивалась описанием того, как человеку натягивают на голову черный пакет и он ожидает в темноте выстрела. Страшная картинка. Игорь вообразил это так живо, что весь похолодел.

«Мапа, – тоскливо подумал он. И сразу же: – Шарко».

Фамилия прокурора в тамариной статье фигурировала неоднократно. Упоминался там и Бастрыга. Игорь вспомнил следователя, явившегося к Тамаре в предусмотрительно надетых перчатках. А что, если он снова навестит ее? Наверняка эта прокурорская свора не простит Тамаре разоблачения. Ее арестуют по какому-нибудь вздорному обвинению или попросту убьют. Одним словом, уничтожат любым способом, а способов у сотрудников правоохранительных органов превеликое множество. Значит…

Не тратя времени на размышления, Игорь вызвал такси и помчался в дачный поселок. По дороге туда и на обратном пути он неоднократно вызывал Тамару по телефону, но она не отвечала. Отделалась эсэмэской, мол, не звони, я занята, сама наберу тебя, когда освобожусь.

Вне себя от тревоги, Игорь подъехал к тамариному дому и обомлел: ее, отчаянно сопротивляющуюся, пытались усадить в машину скорой помощи. Санитары – здоровенные парни в халатах поверх курток – стремительно теряли не слишком богатые запасы вежливости. Зевак было человек пять, все они наблюдали за происходящим с широко открытыми глазами и ртами. «В психушку забирают, – переговаривались они. – Свихнулась девка от интернета. Крыша поехала».

Игнорируя жалобный оклик Тамары, Игорь открыл микроавтобус с водительской стороны и забрался внутрь. Как он и ожидал, в кабине находился врач – немолодой мужчина в прямоугольных очках без оправы, говоривший по телефону. Водитель, стало быть, выполнял и обязанности санитара по совместительству. Очень удобно, подумал Игорь, направляя пистолет в бок врачу.

– Кончай трепаться, – сказал он.

Никаких угрожающих гримас, насупленных бровей или играющих желваков. Всё предельно просто, зато весьма убедительно. Врач побледнел еще раньше, чем опустил руку с мобильником.

– Выключить не забыл? – поинтересовался Игорь.

Ответом было мотание головой. Отрицательное и такое энергичное, что дело едва не закончилось падением очков.

– Тогда слушай меня, – заговорил Игорь неспешно и размеренно – так, чтобы каждое его слово впечатывалось в мозг врача. – Ты выходишь, объявляешь, что произошла ошибка, уезжаешь и никому никогда не рассказываешь о нашем разговоре. Твой адрес и твои родичи мне известны. – Привыкший блефовать, Игорь даже глазом не моргнул. – Всех найду и всех накажу. Ты мне веришь?

Врач кивнул и снова придержал очки.

– Тогда иди, – разрешил Игорь. – Говори спокойно и внушительно. И никаких ошибок. Второго раза не будет. Пальну тебе в живот и поеду за остальными.

Повторять не пришлось. Правильно настроенный врач сыграл свою роль так блестяще, что сам Станиславский не сказал бы ему «не верю».

– Представление закончено, – объявил зевакам Игорь, когда скорая скрылась за углом. – Врачебная ошибка. Они за Ветряковой с улицы 75-летия Революции приезжали.

– Так это же Пятидесятилетия, – заметил приятный пенсионер в лыжной шапочке.

– Вот я и говорю, – кивнул Игорь, увлекая Тамару в подъезд. – Ошибка. Кругом бардак. А тут еще субсидии с завтрашнего дня отменяют.

– Какие? – спросила румяная старушка фальцетом.

– Все. Бардак, сплошной бардак.

Подбросив пенсионерам новую тему для обсуждения, Игорь оставил их наедине с тревожными мыслями. «Справился», – похвалил он себя, наивно полагая, что дальше все будет хорошо.

XIII

Выпроводив Игоря, Тамара некоторое время стояла у окна, прижавшись горящим лбом к прохладному стеклу. Белый прямоугольник двора создавал обманчивое впечатление чистоты и простора. Вдоль домов снег был утоптанным и грязным, а в середине лежал почти нетронутый. Тем следам, которые оставили люди, вскоре было суждено исчезнуть: начиналась метель, пока что слабая, но постепенно набирающая силу.

Игорь, вышедший из подъезда, выглядел сверху маленьким и немного комичным. «Больше я его никогда не увижу, – сказала себе Тамара и слизнула с щеки слезу. – Вот мы и расстались. Я очень правильно сделала, что сказала ему уходить. Тогда почему я плачу? Потому что люблю его? Но зачем мне любить такого человека? Да, он спасал меня и спас снова, но от него одни неприятности. Он приносит беды. От таких людей лучше держаться подальше. Они опасны».

Все это Тамара объяснила и Игорю – в мягкой форме. Не хотелось его обижать. Хотя, конечно, он все равно обиделся. Нет, воспринял просьбу уйти как смертельное оскорбление. Надулся и ушел. Даже не попрощался. А нужно ли оно, прощание?

– Так даже лучше, – прошептала Тамара и слизала еще одну горькую слезинку.

Игорь пропал из виду. Она отошла от окна, тщательно умылась, заново накрасилась и позвонила Бастрыге.

– Леня, – сказала она, – ты был прав.

– В чем? – мрачно спросил он.

– Во всем. Мне не следовало рассылать эту дурацкую статью. И с Красозовым связываться не стоило.

– Статьи уже нет, – сказал Бастрыга.

– Как нет? – изумилась Тамара. – Я видела ее собственными глазами. И в «Аргументах», и в «Правде», и…

– Можешь не перечислять. Не утруждай себя понапрасну. Нет статьи, а значит и не было.

– Неужели…

– Ужели, – отрезал Бастрыга. – Ты недооцениваешь наши возможности. Глупо ссориться с прокуратурой. Глупо и безрассудно.

– Я это уже поняла, – поспешно произнесла Тамара. – И я хочу дружить с прокуратурой. Опять.

– Со мной то есть?

– С тобой. Ты ведь не дашь меня в обиду, Леня?

– Ты ищешь у меня защиты? – пожелал уточнить Бастрыга.

– И защиты, и… всего остального.

– Но ты понимаешь, что отныне…

– Все будет, как ты захочешь, – опередила его Тамара. – Знаешь, я из числа тех людей, которые делают ошибки один раз. Чтобы не совершать их в будущем.

Бастрыга хмыкнул:

– Рад слышать. А дружок твой где?

– Понятия не имею. Между нами все кончено. Совсем. Навсегда.

– Нет, так не пойдет. Он нам нужен.

– Зачем? – спросила Тамара, хотя уже догадалась, каков будет ответ.

– Не для группового секса, не надейся. – Бастрыга издал неприятный смешок, похожий на удар железа о железо. – Игорь Красозов обвиняется в ряде уголовных преступлений и должен ответить перед законом. Ты должна выяснить, где он находится, и сообщить мне.

– А без этого никак, Леня?

– Никак, Тома. Если ты дашь принципиальное согласие, я свяжусь с шефом и попрошу отнестись к тебе снисходительно. В противном случае…

– Не надо противного, – попросила Тамара, непроизвольно скривившись. – Звони Шарко. Я согласна.

Ожидание показалось ей томительным и долгим, почти бесконечным. Кутаясь в связанную мамой шаль, Тамара бродила по квартире, натыкаясь на хорошо знакомые предметы, стоящие на привычных местах. Наконец мобильник позвал ее переливистой руладой.

– Да? – сказала она.

– Да, – сказал Бастрыга. – Ты в рубашке родилась, Тома. Но встречай меня лучше без нее. Я еду. Отпросился с работы.

– У меня… – начала Тамара и осеклась. – Конечно, приезжай, – пробормотала она. – Я так соскучилась.

Это было и ложью, и правдой. Ей вдруг нестерпимо захотелось очутиться в объятиях любовника. Быть покорной его рукам, его желаниям. А в награду ощущать себя в безопасности. И не бояться. И не гадать, кто еще явится по ее душу следом за санитарами психиатрической лечебницы. Такое простое человеческое счастье. Маленькое. Но порой и такого бывает достаточно.

XIV

Когда долго идешь по зимней равнине, мозги застывают, как жир на морозе. Тупеешь сам, и внимание твое притупляется. Клонит в сон. Словно бесконечное белое полотно прокручивают перед глазами: взгляду не за что зацепиться среди унылого однообразия. Косые линии столбов, щетинистая полоса леса, какие-то бесформенные пятна на снегу. Это усыпляет, как и монотонность одинаковых движений. Вы механически поднимаете и опускаете ноги, стараясь не попасть в какую-нибудь рытвину.

Это не такая простая задача, как кажется. На вас куча всяких одежд, стесняющих движения. Вы оступаетесь, проваливаетесь, сбиваетесь с шага. И вот уже легким не хватает воздуха, и мышцы сводит от боли, и рюкзак за спиной мешает распрямить плечи, и вам плевать, что ветер с разбойничьим посвистом гоняет по полю призрачных волчков, а небо наливается свинцом, и оттуда уже не манка сыплется, а целые хлопья валят, такие крупные, что ресницы не выдерживают их тяжести. Зажмуренные глаза не замечают, как сугробы распухают, снегопад густеет, пространство съеживается под натиском мерцающей мглы.

Тут-то вас и накрывает саваном с головой – ап!

Игорь и опомниться не успел, как метель, злорадно вереща, поглотила все вокруг, оставив ему крохотный островок посреди океана слепящей, жгучей белизны. Дорогу, к которой он пробирался через поле, еще некоторое время можно было различить по деревьям на обочине, но вскоре их слизало гигантским белым языком. Снег летел так густо, словно его лопатами швыряли. Перед собой Игорь видел лишь собственные ноги, – топ, топ, топ – а дальше все тонуло в молочном кипении. Гудящий воздух сделался до того плотным, что на него приходилось налегать всем корпусом.

Наклонившись вперед, он не сразу услышал, как в кармане дребезжит телефон. Звонила Тамара. Игорь сунул телефон обратно.

Не для того он ее оставил, чтобы вернуться. Да и возможно ли вернуться? Оглянувшись, Игорь не увидел ничего, кроме молочного кипения. Он зашел слишком далеко. Заехал первым попавшимся автобусом за город, а потом отправился куда глаза глядят. Возле дома, в котором Игорь нашел временное пристанище, его ждали. Он сразу узнал полицаев в двух мужчинах, сидевших в машине и пялившихся на дверь подъезда. Пришлось пройти мимо.

Все мимо, мимо и мимо, таков, видимо, удел Игоря. Если в ближайшие полчаса не посчастливится набрести на оживленную трассу или какое-нибудь селение, то ему конец. Глупо. Но разве умнее гнить заживо в каком-нибудь бараке? На родине его в покое не оставят. Значит, он или сумеет убраться подальше, или все равно пропадет. Так лучше уж на свободе, по своему велению, своему хотению.

Как в сказке… Жаль, если у нее будет такой печальный конец.

Спохватившись, Игорь обнаружил, что сошел с поля и бредет вдоль лесополосы по наметенным сугробам, дымящимся от поземки. Пришлось поднатужиться, чтобы поскорей вернуться на ровное пространство, где снег лежал не так глубоко.

Вздымая ногами тучи снега, как лось, Игорь ломился все вперед и вперед, превозмогая желание упасть, замереть и больше не шевелиться.

Снова ожил телефон в кармане. Выждав с полминуты, Игорь поднес его к уху скрюченной от холода пятерней.

– Почему не берешь трубку? – обеспокоенно спросила Тамара.

– Не слышал, – ответил Игорь, выворачивая из-за деревьев на относительно свободную от снега дорогу.

Сейчас она была пустынной, но на ней можно было различить колеи от недавно прокатившихся здесь колес.

– Ты куда-то идешь? – спросила Тамара.

– Как ты догадалась? – ответил Игорь.

– Дышишь тяжело. И ветер шумит. Ты где?

– Далеко.

– Скажи, где ты.

Зачем ей? Чтобы сообщить кому-нибудь? Или она беспокоится?

Прислушавшись к себе, Игорь понял, что ему все равно. Теперь все равно. Совсем. Как будто речь идет о ком-то другом. Не о нем и не о Тамаре.

– Хочешь ко мне приехать? – спросил Игорь, вглядываясь в дорожный знак, призрачно проступивший в снежной круговерти.

– Не знаю, – сказала Тамара. – Вряд ли. Но ты все равно скажи.

– В семи километрах от какой-то Розановки… На трассе.

– Как?

– Розановка, – отчеканил Игорь по слогам, хотя это было непросто сделать окоченевшими губами. – Услышала?

– Услышала, – сказала Тамара.

– Запомнила?

– Запомнила, – подтвердила она.

– Ну, тогда я пошел дальше, – сказал Игорь. – А то холодно.

– Давай, – сказала Тамара.

– Пока.

– Пока.

Игорь пошел дальше. Ему вдруг показалось, что Тамара находится где-то рядом, и если он обернется, то увидит ее, ободряюще машущей рукой: шагай-шагай, никуда я не денусь. И, представляя себе эту картину, Игорь улыбался той вывернутой улыбкой окоченевшего путника, которую не отличишь от плаксивой гримасы. Готовый то ли рассмеяться, то ли заплакать, то ли сделать то и другое одновременно.

На самом деле Тамара находилась очень-очень далеко от того места, где плелся Игорь, чудом не падающий от изнеможения. Она сидела на диване в квартире, купленной старшим следователем Бастрыгой и делала вид, что поглощена удалением старых сообщений из памяти мобильника. А он, понаблюдав за ней, прищурился и спросил: «Ну, где этот герой нашего времени?» – «Идет», – ответила Тамара, не отрываясь от телефона. – «Куда?» – «Кто его знает». – «Где он сейчас?» – «Сейчас он возле какой-то Красногоровки. Понятия не имею, где это. Не знаю и знать не хочу».

С этими словами Тамара сменила мобильник на пульт и стала смотреть какой-то глупый сериал. Она слышала, как Леонид сообщает кому-то первое пришедшее ей в голову название, и надеялась, что Красногоровка реально существует в Артемовской области. Пусть ищут… Ищут ветра в поле…

А в настоящем поле настоящий ветер прилагал все силы, чтобы сбить с ног упрямого человечка, плетущегося по пустынной дороге.

Он не остался лежать на какой-нибудь обочине до весны по той причине, что путеводная звезда, или провидение, или некая высшая сила – не в названии дело – уберегли его от бурана и вывели к спасительному приюту. Это был абсолютно выстуженный, но достаточно прочный и вместительный дом на колесах: большущий автобус с красными занавесками на окнах. Снаружи он был светло-серый и настолько сливался со снежными заносами, что Игорь его не заметил бы, если бы не яркая занавеска, выбившаяся из окна и порхающая на ветру.

Дело в том, что водитель сбился с пути, съехал с дороги и теперь с помощью пассажиров выталкивал автобус обратно. Игорь подоспел как раз вовремя, чтобы присоединиться к ним, и через десять минут, вконец замерзший и выбившийся из сил, спал на красном плюшевом сиденье, совершенно не заботясь о том, куда его везут.

Очнувшись в Розановке, он назвал это чудом, а не вполне трезвый сосед возразил, что произошел обычный счастливый случай.

По правде говоря, нет особой разницы. Ведь ни чудеса, ни счастливые случаи сами по себе не происходят. Кто-то подбрасывает их нам вперемешку со всевозможными бедствиями и напастями, которых, как правило, гораздо больше. При желании можно вычислить примерное соотношение, но оно нам ничего не даст. В этой старой, как мир, игре мы не игроки и даже не зрители. Играют нами. Подводят под смертельную опасность и наблюдают, как мы выпутываемся, а иногда соломинку протянут: нате, хватайтесь!

Игорь Красозов ухватился. Чего и всем нам остается пожелать.

Удачи!