Уварова недоверчиво посмотрела на Плотникова, явившегося в ее кабинет прямиком от начальника.

— Врешь, — сказала она. — Не могут меня уволить. Я…

Тут Уварова предпочла прикусить язык. Сотрудникам совсем не обязательно знать, что ее и полковника Каширова связывают не только служебные отношения. Пусть не частые и даже редкие, но два раза все-таки было, а значит, она для него не просто подчиненная.

— Могут, — убежденно возразил Плотников и многозначительно похлопал ладонью по крышке ксерокса. — Вот за это самое.

— Я пойду к Адаму Жораевичу, объясню, что…

И опять Уварова не закончила фразу. На этот раз ее оборвал Плотников.

— Расслабься. Сейчас все зависит от меня. Как я скажу, так и будет.

— Это еще почему? — не поверила она. — С каких это пор шеф тебя слушается?

— Он не слушается, а прислушивается к мнению. Почувствуй разницу, как говорят в Одессе.

— Не чувствую, — заявила Уварова. — Невелика разница. Шеф в советниках не нуждается.

Она сидела, чуть отодвинувшись от стола, чтобы иметь возможность положить ногу на ногу. На ней был новенький оливковый костюм, состоящий из короткого жакета и удлиненной, но зато очень узкой юбки. Уварова нарочно заскочила утром домой, чтобы переодеться. Она была понятливой женщиной и свято верила в то, что достаточно выглядеть неотразимой, чтобы снискать снисходительность мужчин. С начала рабочего дня Уварова ожидала, что ее вызовут к начальству для объяснений, и примерно представляла, как именно это будет происходить. Сообщение Плотникова выбило ее из колеи. Он явился к ней, чтобы поведать, что полковник Каширов склоняется к тому, чтобы вышибить ее из правоохранительных органов. Более того, этот вечно потный Плотников дал понять, что каким-то образом способен повлиять на решение Адама Жораевича.

— Не нуждается? — переспросил Плотников. — Ошибаешься, Уварова. Он собирается сделать меня этим… своим доверенным лицом. Не зря он внутреннее расследование мне поручил, а не кому-нибудь другому.

Плотников присел на подоконник, с удовольствием подставив загривок прохладному ветерку.

— Тебе?

Уварова сделала пару шагов вперед, очутившись не слишком близко, но все же достаточно близко, чтобы собеседник мог почувствовать запах ее свежих утренних духов и тепло ее тела. Плотникову стоило немалых трудов оставаться на месте. Больше всего ему хотелось броситься на такую манящую женщину, сорвать с нее все до последнего лоскута и отыграться за пренебрежение, которым она отвечала на его заигрывания.

— Так ведь я тебя по ксероксу вычислил, — сказал он, пожимая плечами.

— Ты говоришь так, будто гордишься этим, — сказала Уварова.

— Радуйся, что это был я, а не кто-нибудь другой.

— Чему именно я должна радоваться?

— Ты до сих пор не поняла?

— Нет. Не вижу причин.

— Причина есть. — Плотников соскользнул с подоконника и шагнул к Уваровой, после чего они оказались фактически стоящими вплотную друг к другу. — Я тебя спасаю, глупая.

— Ты о чем?

Запрокинув голову, Уварова впилась в него взглядом, пытаясь определить, правду он говорит или нет. Заодно она шевелила ноздрями, проверяя, исходит ли от Плотникова привычный запах лука. Сколько ему лет? Давно за тридцать? Его лицо носило отпечаток мужественности, но для этого Плотникову нужно было хмуриться и не распускать губы, которые без такого контроля моментально увлажнялись и обвисали.

— Адам Жораевич ждет моего решения, — самодовольно заявил он. — Как я посоветую, так он и поступит. Ты сейчас полностью зависишь от меня, Уварова.

Ее взгляд беспрестанно бегал по его лицу.

— И что ты собираешься сказать шефу?

Он притворно вздохнул и напустил на себя задумчивый вид.

— Пока не знаю. Кроме того, у тебя ведь… эти…

— Что? — не поняла Уварова.

— Ну, технические дни, — напомнил Плотников. — Ты сама говорила.

— А… это не проблема.

Она уже приняла решение. Это было видно по ее глазам, сделавшимся такими прозрачными, что невозможно было определить их цвет.

— Правда? — обрадовался Плотников. — Ты мне…

Он опустил взгляд. Уварова негодующе толкнула его в грудь:

— С ума сошел! Ты за кого меня принимаешь? Я тебе что, совсем уже прости-господи?

Он озадаченно заморгал:

— Но…

— Я в полном порядке, — успокоила его Уварова. — Это была шутка.

— Так значит ты меня вчера на…

Не давая соратнику договорить, она его поцеловала. Но это был не обычный поцелуй женщины. Уварова наглядно продемонстрировала, кому из них двоих отводится главенствующая роль. Одна ее рука взяла Плотникова за подбородок, заставляя того податься вперед и наклониться. Вторая рука властно обхватила его за затылок, постепенно усиливая нажим.

Потрясенный своим почти мгновенным возбуждением, он замычал, но произнести ничего не сумел, поскольку его слегка разошедшиеся губы находились внутри жаркого рта Уваровой. Неудобно выгнув шею, Плотников почувствовал, что у него слабеют колени. Она не давала ему перевести дыхание. Это был затяжной, сильный, властный поцелуй, на середине которого его рот раскрывался все сильнее под требовательными толчками языка Уваровой. Стремясь самоутвердиться, он перешел в контрнаступление и вскоре завладел инициативой, после чего его собственный язык погрузился в мягкую, сладковатую полость ее рта, где никак не хотел успокоиться, продолжая трогать и гладить все, до чего мог дотянуться.

Уварова резко отдернула голову.

— Ну-ну, — проговорила она, прерывисто и тяжело дыша. — Хватит, а то губы потом синие будут.

— Пусть, — выдохнул Плотников. — Пусть синие.

Все же он ел лук. Хорошо, что вчера.

— Ты что же, — усмехнулась Уварова, — с синими губами пойдешь докладывать, что я благонадежная?

— И пойду.

Сделав это решительное заявление, Плотников перешел к новому поцелую. На этот раз он действовал мягче, что компенсировала та откровенная твердость, которую постоянно ощущала Уварова, прижимая свои бедра к его бедрам. Для нее было очень важно сознавать, что она желанна. Это заставляло ее чувствовать себя совершенно неотразимой женщиной, единственной на всем свете, которая была нужна Плотникову.

Она отключила в мозгу регистратор неприятных запахов. Зажмурилась и перестала видеть целующего ее мужчину, воображая на его месте кого-то другого, отдаленно похожего на Андрея Туманова, но все же другого, более широкоплечего, более узкобедрого, с задорно торчащим чубчиком и гладким лбом. И находились они, разумеется, не в убогом кабинете с затрапезной мебелью, а в некой затемненной спальне с канделябрами, бархатными портьерами и балдахином.

Как только метаморфоза произошла окончательно, поцелуй Уваровой сделался нежнее, и она начала тихонько постанывать, смакуя вкус упругого языка у себя во рту. Услышав эти звуки, напоминающие кошачье мяуканье, Плотников дал волю своим рукам.

— Погоди!

Раскрасневшаяся Уварова вырвалась из его объятий, заперла дверь на замок и вернулась обратно, избавляясь на ходу от жакета. Как только она очутилась в пределах досягаемости, Плотников облапил ее за талию и стал искать «молнию».

— Я сама, — быстро сказала она. — Ты обещаешь за меня заступиться?

— А то… Конечно… Ты такая… Я совсем…

Бормоча бессвязные слова, Плотников еще активней зашарил ладонями по уже почти открывшемуся для него телу. Все то сдержанное сопротивление, которое Уварова оказывала вначале, растаяло, подобно маслу, находящемуся слишком близко от источника тепла. В ее представлении это был большой камин с пылающим внутри огнем. Кровать под балдахином трансформировалась в медвежью шкуру на полу. Именно там предстояло Уваровой отдаться любовнику.

Она не просто позволила избавить себя от остатков одежды, но и суетливо помогала Плотникову, раздевая его тоже. Еще никто и никогда не целовал ее с таким яростным жаром. Его страсть пугала и волновала ее. Влечение было гораздо сильнее страха. Уварова выгнулась назад, приглашая Плотникова закончить то, что он начал. Дальше все произошло легко и незаметно, как будто кольцо на палец натянул.

Удерживая Уварову за спину, Плотников задергался, как припадочный. Гортанные возгласы, которые он издавал, звучали сладчайшей музыкой в ее ушах. Это был утробный, звериный зов самца, терзающего жертву, принадлежащую ему по праву — праву сильного. Ее самолюбие тешило сознание того, что она, уже далеко не молоденькая девушка, способна настолько возбудить мужчину.

Но приятным щекотанием самолюбия все и ограничилось. Плотников несколько раз ухнул филином и отклеился, оставив подругу без своего мужского внимания.

— Эй, — позвала она, вздрагивая от электрических разрядов, пронизывающих ее. — Это все?

— Пока да. — Плотников запрыгал на месте, втряхивая себя в брюки. — Рабочий день — забыла? Дел выше крыши.

— Ты скотина, Плотников, — пожаловалась Уварова. — Только о себе думаешь.

— И о работе.

Он сунул ноги в сброшенные туфли.

— Чайник включи, — попросила она со вздохом. — Вон там, на тумбочке. У тебя за спиной.

— Тут пусто, — объявил он, заглянув под крышку.

— Тогда сходи набери воды. Я возле двери подожду.

— Чего это тебе приспичило? — удивился Плотников. — Ты же вроде не кофеманка. И чаем не балуешься.

Уварова провела рукой по внутренней стороне ляжки, посмотрела, поморщилась.

— Вы, мужики, как дети, честное слово. Иди за водой.

Получив полный чайник, Уварова опять заперлась и принялась приводить себя в порядок. Трижды звонил внутренний телефон, но она ответила не раньше, чем подвела губы и разодрала волосы щеткой. Четвертый вызов застал ее в полной боевой готовности. Взяв трубку, Уварова узнала, что ее срочно вызывает шеф.

Не предложив ей сесть, он объявил, что подписал приказ о ее увольнении.

— Но, Адам Жораевич….

— Я тебе не Адам Жораевич, — отрезал Каширов.

— Товарищ полковник…

— И не товарищ. Кончилась наша дружба, Уварова. Свободна. Кру-угом! И шагом марш к такой-то матери.

Она была совершенно ошеломлена такой несправедливостью.

— Это Плотников сказал вам меня уволить?

И без того выпуклые глаза полковника Каширова выкатились из орбит.

— При чем тут Плотников?

— Ну, вы же с ним советовались? — пробормотала Уварова упавшим голосом.

— С этим болваном? Он же тупой как пробка. Я его за исполнительность держу. Иначе давно бы коленом под зад. — Каширов встал, упершись кулаками в стол. — Но ты хуже, Уварова. Ты змея, пригретая на широкой полицейской груди. Гадюка. Убирайся, чтобы глаза мои тебя не видели. Ключ от кабинета сюда. — Он вытянул ладонь и требовательно пошевелил волосатыми пальцами.

— Там мои вещи.

Уварова переступила с ноги на ногу.

— Сейчас пришлю кого-нибудь с ключом, чтобы присмотрел за тобой. А то ведь сопрешь что-нибудь или документы важные вынесешь. Знаем мы тебя. — Каширов погрозил пальцем. — Расчет получишь через две недели. Формально пока что будешь числиться на работе.

— А если я откажусь? — Она прямо посмотрела на начальника.

Он ответил ей таким же прямым, немигающим взглядом.

— Тогда вылетишь не за служебное несоответствие, а по статье. Годика два мы тебе обеспечим.

Она дошла на негнущихся ногах до двери, обернулась и спросила:

— Про копию вам Плотников рассказал?

— Дался тебе этот Плотников! Иди уже.

— Сначала ответьте. — Теперь, когда Каширов по сути больше не являлся ее шефом, Уварова не просто осмелела, а обнаглела. — Я хочу знать. Вы ему поручали ксероксы проверять или это была его инициатива?

Полковник опустился в кресло, побарабанил по столу. Он понимал, что если попытается наорать на Уварову и выставить ее из кабинета, то конфликта не миновать. Когда людям терять нечего, лучше их до крайности не доводить. Провел против шерсти, теперь можно и погладить немножко.

— Разговор должен остаться между нами, — предупредил Каширов, насупившись. — Обещаешь?

— Да. — Уварова утвердительно тряхнула волосами.

— Рычаги какие-то у Плотникова в прокуратуре. На самом верху. — Полковник показал глазами на потолок. — Дядя или крестный, не знаю точно, кем ему главный приходится. Но приходится. Понимаешь?

— Понимаю. Вы ничего не подозревали. Это он настучал.

— У тебя все, Уварова? Можешь идти.

На этот раз она подчинилась. Не хотелось терять времени. Нужно было срочно разыскать подонка Плотникова, чтобы разодрать ему физиономию на прощание. Пусть потом объясняет женушке, отчего это женщины его царапают.

Она сердито забарабанила босоножками по служебным коридорам.