Людмила Виткова не любила выходные. В последнее время ходить ей было не с кем и некуда, так что приходилось торчать дома, что всегда сопровождалось многозначительными взглядами матери и не менее многозначительным шорохом отцовских газет, обширных, как расправленные паруса.

Когда становилось невмоготу, Людмила отправлялась либо в кино на дневной сеанс, либо просто бродила по улицам, избегая заходить в кафе, чтобы не быть принятой за одинокую женщину, желающую познакомиться с таким же одиноким мужчиной.

Но в эту субботу с обеда зарядил дождь, так что пришлось отсиживаться у себя в комнате. Когда же Людмиле это надоело, она прихватила чашку теплого цветочного чая, мобильник, чистое белье и отгородилась от родителей дверью ванной комнаты.

Давненько она не позволяла себе нежиться в ароматной пене, а это занятие было весьма приятным. Высунул руку, отхлебнул чаю, перелистнул интернетовскую страницу — и балдей дальше.

Когда рассматривать котиков и читать всякие банальные глупости надоело, Людмила отложила телефон, добавила горячей воды и расслабленно закрыла глаза. Тепло, окутывающее голое тело, навевало сладостные мечты, становящиеся все более непристойными. Главным действующим лицом этих эротических фантазий был Андрей Туманов.

Людмила ужасно жалела, что им не удалось закончить начатое. Приход той стервы с вызывающе накрашенными глазами все испортил. При всех своих современных взглядах и убеждениях, Людмила не была готова делить своего мужчину с кем-либо еще. Нет, это было бы чересчур! Если Андрей любит ее, то должен принадлежать только ей одной, без остатка. Тогда и Людмила будет его женщиной. Или так, или никак.

Большим пальцем ноги она вытащила за колечко пробку, выпустила немного остывшей воды и снова подбавила горячей. Было ужасно приятно водить лейкой душа у самой кожи, обдавая упругими струями то груди, то живот, то тесный промежуток между бедрами. Подобные упражнения, разумеется, не обходились без мысленного образа Андрея. Стоило представить, что это он трогает Людмилу, как сразу стала ощущаться жажда, захотелось пить, но чашка давно опустела.

Придется вылезать? Ох, как не хочется!

Людмила опять зарылась в похрустывающую теплую пену и обдала себя струей снизу.

В это мгновение мобильник заиграл ее любимую мелодию, протяжно исполняемую на саксофоне. Поколебавшись, Людмила решила ответить. И нисколечки не пожалела, потому что звонил Андрей.

— Легок на помине, — сказала она.

— Ты думала обо мне? — обрадовался он.

— О деле твоего отца, — соврала Людмила и не покраснела, потому что и так успела как следует разрумяниться в ванне.

— Я только что его похоронил, — сказал Андрей. — Один. Никого звать не стал. Соболезнования можно не приносить. Твои поступки гораздо важнее любых слов.

— И все равно прими мои соболезнования, — пробормотала Людмила. — Как все прошло? Тяжело было?

— Нет. Я думал, будет хуже. Но оказалось, что я даже испытал облегчение. Как будто гору с плеч снял. Знаешь, я на кладбище окончательно понял: смерти нет, во всяком случае, она не наступает сразу. Тело в гробу, оно мертвое, а душа где-то еще, совсем живая.

— Понимаю. Мне кажется, что я понимаю.

— Но я не на мистические темы с тобой поговорить хочу, — произнес Андрей изменившимся тоном.

— А о чем тогда?

«Может быть, хочешь позвать меня к себе еще раз? Что ж, попробуй. Скорее всего, я не откажусь, тем более что благовидный предлог имеется: кто-то ведь должен быть рядом с тобой в трудную минуту».

Людмила не произнесла этого вслух. Распаренная и разнежившаяся, она лежала в воде, прислушиваясь к напряженному дыханию Андрея. Закрыв глаза, легко было вообразить себя плывущей по течению в бесконечной теплой реке, уносящей куда-то к счастью. Так Людмила и сделала. Отдалась власти воображаемого потока. Будь что будет. Если Андрей догадается сделать еще одну попытку, она уступит. Если нет, что ж, она инициативу проявлять не станет.

— У меня важное дело, очень, — сообщила трубка голосом Андрея. — Ты даже не представляешь, какой горячей информацией я обладаю. Слышишь меня?

— Слышу, — обеспокоенно сказала Людмила и поднялась из воды. — Погоди, я сейчас вытрусь и наброшу на себя что-нибудь, а то холодно.

— Ох, я тебе помешал…

— Нисколько. Я уже приняла ванну и собиралась вылезать.

Людмила не смогла бы объяснить, для чего посвящает Андрея в такие подробности. Но в душе она прекрасно понимала, зачем это делает. Пусть знает, что сейчас она голая. Абсолютно.

— Все, слушаю, — сказала она. — Черт, халат упал. Ага, порядок. Ну что же ты молчишь?

— Не хотел мешать тебе одеваться, — скромно произнес Андрей.

— Рассказывай же. Я умираю от любопытства!

Но на протяжении следующих минут Людмила умирала уже не от любопытства, а от тревоги за Андрея. Повествование о засаде на кладбище и состоявшейся перестрелке заставило ее остро почувствовать, как нужен ей этот странный, малознакомый, не слишком устроенный и к тому же женатый мужчина.

— Андрей, — пробормотала она. — Ты серьезно? Это не шутка?

— Какие шутки, когда пуля в желудке! Прости, это я сдуру ляпнул. На самом деле мне совсем не до смеха. Я в полной растерянности. И мне ужасно страшно. Вот такой я герой.

— И где они? — тихо спросила Людмила. — Эти люди, которые…

Договаривать она не стала, но было и так все понятно.

— На кладбище, — сказал он со вздохом. — Где и полагается находиться покойникам.

— Хочешь сказать…

Она снова умолкла на середине фразы.

— Третий бандит по кличке Джокер хотел в меня выстрелить, когда я уходил, — сказал Андрей. — Если честно, я специально оставил возле него пистолет. И взял с него слово, что он больше вредить мне не будет.

— А он? — спросила Людмила почти беззвучно.

— Слово-то Джокер дал. А потом схватился за оружие. Я заранее знал, поэтому вовремя обернулся.

— Если бы ты не оставил ему оружия…

— Он нашел бы другое. Это война, Люда. На уничтожение.

— Боже, мне кажется, что я сплю, — пробормотала она, — в кинозале на сеансе какого-нибудь боевика.

— К сожалению, это реальность, — сказал Андрей. — Но хватит об этом. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов, или как там в Писании сказано? Лично я собираюсь жить дальше. Потому что умирать не имею права, пока не отомщу. Знаешь, что мне бандит перед смертью рассказал?

— Откуда мне знать?

— Я говорил тебе, что мой отец, покойный Никольников и прокурор Соболев дружили с молодости?

— Да, я помню, — подтвердила заинтригованная Людмила.

— Так вот, Никольников был журналистом, — продолжал Андрей. — И он нарыл изрядно компромата на Соболева. Думаю, Никольников что-то заподозрил, когда они общались, стал проверять и ахнул. Потому что бригада Джокера входит в крупную преступную группировку, которую крышует… угадай, кто.

— Неужели Соболев?

— Вот именно.

— О господи! И ты ему верил…

— Не только я, увы, — вздохнул Андрей. — Никольников и отец, они тоже не ожидали, что Соболев такая скотина. Когда Никольников понял, что его бывший дружок в сговоре и в доле с настоящими бандитами, он решил поговорить.

— Поговорить? — не поняла Людмила. — С кем?

— С Соболевым, с кем же еще, — с досадой ответил Андрей. — Насколько я понял, это должна была быть душеспасительная беседа. Мол, покайся, друг, искупи грехи. Именно это предложил Никольников Соболеву у себя на даче. А тот его убил. А потом стал заметать следы. Отправил СМС моему отцу, организовал улики, направил следствие по нужному следу. Ну, ты нашу полицию знаешь…

— Знаю, — печально подтвердила Людмила. — Андрюша, ты хоть понимаешь, в какой ты опасности?

— Ура!

— Ты радуешься тому, что находишься в опасности?

— Я радуюсь тому, что ты меня Андрюшей назвала. Это ведь означает сближение, верно?

— И чем у тебя только голова забита! — воскликнула Людмила с упреком, хотя на самом деле было приятно сознавать, насколько важно для него ее отношение. — Давай лучше подумаем, что нам…

— Подумаем, — с наслаждением повторил Андрей. — Нам.

— Нельзя было Джокера… э-э, ликвидировать. Он мог бы стать чрезвычайно важным свидетелем.

— Я его показания заснял. Этого будет достаточно?

— Может быть, может быть, — пробормотала Людмила задумчиво. — Мне нужно взглянуть, прежде чем что-либо утверждать.

— Так приезжай, — предложил Андрей.

Его интонация получилась тоскливой, как у человека, внутренне готовому к отказу.

— Еду, — сказала Людмила. — Минут через сорок буду у тебя. А то и раньше.

Давно она не собиралась так быстро, как сейчас. И макияжу уделила совсем чуть-чуть времени, как в молодости. Однако сразу выскользнуть из дома не удалось. Мать настигла Людмилу в прихожей, предусмотрительно отгородилась от отца дверью и спросила:

— Куда ты собралась, Люда?

— К подружке, — ответила та, вспомнив уловки студенческой поры. — Возможно, заночую у нее.

Недоверчиво тараща глаза, мать осведомилась:

— К какой еще подружке?

— К обычной подружке.

— Это ты с ней сейчас по телефону разговаривала?

— Ага, — беспечно подтвердила Людмила. — С ней.

— И зовут ее Андрюша!

— Мама! Я не маленькая девочка!

— А ведешь себя хуже маленькой. Судя по твоим репликам, у твоего Андрея какие-то неприятности. Нелады с законом, конкретней выражаясь. Я права?

Мать была права, но Людмила не собиралась подтверждать это. В целях самозащиты она предпочла задать встречный вопрос:

— Ты подслушивала?

— Просто слушала, — поправила ее ничуть не смутившаяся мать. — Ты достаточно громко говорила.

«Эх, нужно было воду из крана пустить, — запоздало подумала Людмила. — Как в старые добрые времена».

— Чтобы слышать, нужно было вплотную к двери стоять, — обронила она. — Приложив ухо.

— Как ты можешь?! — возмутилась мать. — Неужели я хоть когда-нибудь шпионила за тобой? Дожили… Эх…

Проследив за заученным жестом, которым материнская рука схватилась за левую сторону груди, Людмила торопливо сказала:

— Ничего такого я не думаю. Услышала и услышала. У меня от тебя секретов нет.

— Людочка, доченька, не ходи никуда. Останься.

— Не могу. Я должна, мамочка. Моя профессия…

— Твоя дурость! — перебила мать, резко меняя тон. — Доверчивость твоя вечная. Хватит уже, хватит! Остановись, дочка! — Материнский голос приобрел металлическое звучание горна, трубящего тревогу. — Одумайся! Не ввязывайся в чужие неприятности. Погубит тебя твой Андрюша.

— И пусть!

Это было произнесено импульсивно и потому совершенно искренне. Выскользнув из прихожей, Людмила понеслась вниз по лестнице, едва успевая касаться каблуками ступеней.