В СИЗО его ждал приятный сюрприз: приехавший Андрей не просто дежурил там, а вдобавок умудрился добиться разрешения на свидание.

— Как тебе это удалось? — спросил Туманов после того, как поздоровался с сыном и бегло обрисовал свое незавидное положение.

— Меня сам начальник тюрьмы принял, — невесело пояснил Андрей. — Попросил убедить тебя не отпираться. Я пообещал поговорить с тобой.

— Пообещал? Значит, и ты с ними заодно?

Столько горечи звучало в этом вопросе, что сын невольно поморщился.

— Нет, отец. То, что все дружно загоняют тебя в расставленную ловушку, как раз убеждает меня…

— В моей невиновности? Другими словами, если бы не это обстоятельство, ты бы поверил?

— Ты не дослушал, — упрекнул Андрей. — Я знаю, что ты не убивал. Но вся эта суета вокруг тебя говорит о том, что какой-то заговор и в самом деле существует. Тебя вызвали на место преступления, чтобы обвинить в убийстве и скрыть следы, ведущие к истинному убийце. И это весьма влиятельный человек… Если судить по тому, что все стремятся ему угодить.

— Вот что значит взглянуть на ситуацию свежими глазами, — закивал Туманов. — Я-то полагал, что это против меня заговор, и пытался сообразить, кто же на меня зуб точит. А все дело в Юрке. Скорее всего, в его профессиональной деятельности. Он ведь журналист… был журналистом.

— Я покопаюсь в интернете, посмотрю, что он писал в последнее время, — пообещал Андрей. — Ну, и другие шаги сделаю. Ты не волнуйся, отец. Я вытащу тебя отсюда.

— Спасибо, сын. — Некоторое время Туманов молча смотрел в разделяющее их толстое стекло с динамиком, а потом тихо сказал: — К Соболеву на прием запишись. Он теперь областной прокуратурой заведует. Соболев Анатолий Борисович. Я о нем вспомнил, когда меня с допроса вели. У меня в молодости привычка была руки за спину закладывать при ходьбе, так он меня арестантом дразнил. М-да, вот такие шуточки жизнь нам подкидывает.

— Анатолий Борисович Соболев. Я запомнил.

— Черт, надо было сразу сообразить! Друзьями в полном смысле этого слова мы никогда не были, но в свое время общались частенько. Он Юрку, можно сказать, в журналисты вывел, помог, протекцию составил когда-то. Мы втроем на море ездили, в баньку ходили, «пульку» расписывали. Он поможет.

— Отлично, — обрадовался Андрей. — С таким покровителем не пропадем. А как к нему подобраться? Просто на прием записаться? Полгода можно очереди ждать.

— Нет, времени у нас мало, — испугался Туманов. — Мобильного номера я не знаю, но домашний телефон помню. И адрес. Запоминай…

Пока он диктовал, Андрей молчал, а потом спросил:

— Ты чего-то боишься, отец? Тебе угрожали?

— Все нормально, — сказал Туманов, но прямо не ответил.

— Отец…

— Скажи лучше, почему мама не приходит? Ты с ней говорил? Она что, поверила?

Андрей неохотно кивнул:

— Похоже, следователь основательно промыл ей мозги. А тут еще эта твоя пассия бывшая… Их вместе на допрос вызывали. Отчего у мамы настроение не поднялось, как ты сам понимаешь.

— Знал бы ты, как я раскаиваюсь, — пробормотал Туманов. — Молодость не такая уж прекрасная пора, как принято считать. Сделанных ошибок потом на всю оставшуюся жизнь хватает.

Андрей хотел найти слова утешения и не смог. Лично он так называемых ошибок молодости не совершал. А вот его жена…

Андрей посмотрел в глаза отцу.

— Как ты здесь? Держись, ладно? Придется потерпеть.

— Придется, — согласился Туманов, отводя взгляд. — Никуда не денешься.

Андрей нахмурился:

— Что-то ты от меня скрываешь, папа. У тебя проблемы с сокамерниками?

— Не бери в голову.

— Ты не ответил.

— Не хочу тебя…

Договорить Туманов не успел.

— Время свидания закончено! — объявил надзиратель, постукивая дубинкой по разграничительному щиту.

И сразу же после этого громкая связь отключилась. Андрей, как и остальные посетители, пытался докричаться сквозь стекло, но заключенных уже подняли и вели к выходу.

«И хорошо, что не успел ему ничего рассказать, — размышлял Туманов, ступая по гулким стальным ступеням, отполированным ногами заключенных до блеска. — Незачем сына волновать понапрасну. Все равно сделать ничего не сможет, только переживать будет. Лишнее это. Сам как-нибудь справлюсь. Может быть, воры уже забыли о том разговоре, или в их планах что-то изменилось».

Мы любим тешить себя надеждами. Уже на плаху ведут или к расстрельному рву, а человек все еще обманывает себя, все ждет какого-то чуда. Может быть, это и хорошо для самоуспокоения. Но, если бы не надежда на чудо, которое якобы случится в последний момент, если бы не это «авось пронесет», то многих ли довели бы до места казни? И вообще сколько в мире тех фанатиков, которые готовы добровольно идти на верную смерть? Солдаты поднимаются в атаку под пулеметным огнем лишь потому, что каждый из них верит: лично его пуля минет стороной…

Очутившись в камере, Туманов некоторое время занимался обычными делами: сидел на койке, погрузившись в задумчивый транс, прислушивался к чужим разговорам, читал обрывки прошлогодних газет, пытался понять, что происходит на экране портативного телевизора в воровском углу. Потом принесли ужин, и он, давясь, глотал перловку с килькой в томате, чтобы обеспечить свой организм хоть какой-то энергией. А вот чай попить не довелось. Подошел Шаман, бесцеремонно забрал кружку из рук Туманова, заставил его подняться со скамьи и подтолкнул в сторону своего вожака.

Князь возлежал на нижних нарах в классической позе римского патриция и приветливо улыбался. Отсек над его головой был завешен грязной простыней, там кто-то возился, пыхтел и всхлипывал. Нары слегка покачивались, создавая ощущения езды в плацкартном вагоне. Только поезд этот мчался прямиком в преисподнюю.

— Я так понимаю, ты уперся, старикан, — заговорил Князь, не предлагая Туманову сесть. — Хорошего отношения не понимаешь. Шаман!

Ему не пришлось повышать голос, потому что подручный все понял с полуслова. Коротко, без замаха, он ткнул Туманова большим пальцем под подбородок. Приток воздуха тотчас оборвался, в глазах потемнело, коленные суставы превратились в желе.

Туманов и сам не заметил, как оказался сидящим на полу. Шум в камере изменился. Заключенные лишь притворялись увлеченными своими делами и разговорами, а на самом деле наблюдали за расправой над одним из них. В общей массе они представляли команду гораздо более сильную, чем кучка контролирующих все уголовников, но им не хватало ни решимости, ни слаженности, ни идеалов, за которые они были бы готовы умереть. А у Князя и его подручных все это имелось. Во всяком случае, они вели себя так, будто ничего не боялись и были уверены в своем превосходстве. И это действовало.

Неожиданно для самого себя Туманов, приподнявшись на руках, подцепил носком одной ноги лодыжку Шамана, а каблуком второй нанес удар в коленную чашечку. Этому жесткому и действенному приему его обучил когда-то двоюродный брат, заметивший, что в дворовых драках Вадик Туманов очень скоро оказывается на земле. «Так даже удобнее, — пояснял он, проводя короткий мастер-класс. — В сидячем положении ты любого свалить можешь. Главное, не переусердствуй. Колено можно на всю жизнь покалечить».

Но на этот раз Туманов себя сдерживать не стал. Нанес удар в полную силу, услышав, как хрустнули кости и связки.

Рухнувший лицом вниз Шаман попытался вскочить, заскулил и опять упал. Князь не мигая смотрел на Туманова.

— Я только ответил, — сказал он, отодвигаясь от поверженного врага на безопасное расстояние.

Наверху раздвинулся белый полог, оттуда выбрался заплаканный парень, спрыгнул на пол и побежал к отхожему месту. В камере раздались смешки, которые тут же стихли, потому что все боялись пропустить зрелище куда более увлекательное.

С верхних нар спустился Барбарис, поочередно продул ноздри, зажимая нос большим пальцем, и пнул стонущего Шамана.

— Хорош валяться. Не цуцик. — Потом его взгляд переметнулся на Туманова, глаза скрылись под опустившимися бровями. — Ты что творишь, чучело? Ты соображаешь, на кого руку поднял? Шаман вор. А ты кто?

— Я ответил, — упрямо повторил Туманов. — Шаман мне не предъявил ничего, сразу накинулся. Терпеть, что ли? Я не терпила.

— Он не терпила, слыхал? — негромко спросил Князь, продолжая мерить взглядом нарушителя порядка.

Барбарис засмеялся. Шаман, прихрамывая, добрался до нар и плюхнулся на провисший матрас.

— Убью, падла, — прошипел он. — Заснешь и не проснешься, профессор.

Туманов поднялся и принялся отряхиваться, делая вид, что нисколько не боится, хотя угроза заставила его внутренне сжаться. Тот несчастный юноша, которого совсем недавно терзали на верхней шконке, лишний раз напомнил Туманову, в какой звериной обстановке он находится.

— Теперь у тебя два выхода, — обратился к нему Князь. — Или ты берешь мокруху на себя, или сам мокряком станешь. Место в библиотеке тебе обещал, помнишь? Теперь поздно. Все, что могу сделать для тебя, это попридержать Шамана чуток. Скажем, сутки. Потом не обижайся.

— Покойники не обижаются, — вставил Барбарис. — Жалко, что ты не такой старый, дед. Не то пожил бы дольше. Я бы за тебя словечко замолвил.

— Нишкни, — оборвал его пахан. И зыркнул на Туманова быстро, как финкой пырнул. — Проваливай. Не загораживай свет.