Перед взглядом Бану возникла стая собак. Она хотела спрятаться от них в ближайшем подъезде, но дверь не поддавалась. Вдруг ее лодыжку словно сжали тисками. Оглянувшись, она увидела здоровенного кобеля с ощетинившейся холкой, который вцепился в ее ногу.

Бану закричала и проснулась. Оказалось, она просто задремала, сидя в засаде.

Она находилась в доме, расположенном через улицу от того, где удерживали Риту. Это здание тоже еще строилось — как, впрочем, добрая четверть других в районе Коньяалты. Близость моря, удаленность от центра, над которым вечно висел желтоватый смог, чистый воздух и относительная тишина — все это делало Коньяалты весьма привлекательным для торговцев недвижимостью. Оставалось только порадоваться этому. Пустой строящийся дом оказался идеальным местом для наблюдения.

Впрочем, будь Бану хоть немного осмотрительнее, она бы давно убралась отсюда. Ритин похититель не был обычным мужчиной, воспылавшим страстью. Он и его товарищи замышляли что-то недоброе. Оставив Риту в соседней комнате, они достали из сумки оружие и принялись приводить его в порядок. Бану видела, как они наносят смазку на детали разобранных пистолетов и автоматов, а потом тщательно протирают их тряпками. Она едва не обмочилась от страха, когда самый молодой и симпатичный из них внезапно поднял голову и посмотрел в окно.

Первым желанием было отшатнуться, пригнуться, спрятаться. Но если бы Бану поступила так, то выдала бы себя: резкое движение непременно привлекло бы внимание парня. Оставшись на месте, Бану словно превратилась в невидимку. Его рассеянный взгляд скользнул по окну, за которым она сидела, и унесся в неведомые дали. Парень продолжал чистить автомат, улыбаясь своим мыслям. Вспоминал ли он любимую девушку? Мечтал о покупке автомобиля? Ожидал приятного известия? Это не имело значения. Бану видела перед собой убийцу. Четырех убийц.

Может, все-таки обратиться в полицию, надеясь, что в суматохе о Рите забудут? Нет, это был чересчур рискованный вариант. Если станет известно, что в доме скрываются вооруженные боевики, сюда пригонят кучу военных, которые пойдут на штурм. Где гарантия, что пленница не погибнет во время перестрелки? И где гарантия, что боевики не используют ее в качестве живого щита?

Размышляя, Бану машинально наматывала на палец пряди волос. Устав сидеть на корточках, она становилась на колени, потом поднималась во весь рост, осторожно выглядывая в оконный проем. Риту она не видела, хотя могла обозревать часть комнаты, превращенной в тюрьму. Скорее всего, новая подруга Бану лежала или сидела на полу. Пару раз заходил похититель, что-то втолковывал Рите и брал ее за руку. Но не бил и не насиловал. Это радовало. Правда, не слишком. Потому что, наблюдая за мужчинами в соседней комнате, Бану заметила, как один из них развернул и спрятал черное полотнище с белой арабской вязью.

Флаг самой знаменитой террористической организации двадцать первого века. ИГИЛ! «Исламское государство», открыто заявляющее о стремлении господствовать во всем мире.

Бану была прекрасно осведомлена о том, что боевики этой организации чувствуют себя в Турции как дома. Нет, конечно, открыто их присутствие не только не признавалось, но и яростно отрицалось. Однако репортеры провели ряд журналистских расследований и откопали много странных и настораживающих фактов.

Начать хотя бы с того, что мощная пропагандистская машина ИГИЛ работала в Турции как часы. О героической жизни боевиков снимались качественные, профессиональные сюжеты. Из Стамбула вещала даже радиостанция ИГИЛ, причем почему-то на русском языке. Все это делалось для того, чтобы вдолбить в голову обывателя одну простую истину: боевики, хоть иногда и вынуждены убивать, в общем-то, благородные и мужественные парни. Они борются за счастье простых людей. Хотят возродить в мире нравственность, закон и порядок.

А еще из телерепортажей на турецком телевидении можно было узнать, что ИГИЛ — это не просто террористическая организация, а настоящее государство в государстве, вернее во многих государствах, что, впрочем, явствовало из самого названия.

«Исламское государство», также известное под названием «Исламское государство Ирака и Леванта» — сокращенно ИГИЛ, — пустило корни практически во всех странах Ближнего Востока… и не только. Здесь были больницы, пекарни, фермы, офисные служащие — все как в остальном мире. Разве что врачи, пекари, бухгалтеры и прочие «граждане» ИГИЛ носили бороды и оружие. В этом была притягательность, романтика. Сотни роликов о «благородных разбойниках», отснятых в Турции, смотрели миллионы зрителей, многие из которых потом ехали в горячие точки, чтобы убивать или умирать, одно из двух — третьего им было не дано.

Турки в подавляющем большинстве не хотели, чтобы в их стране плодились и размножались отряды террористов, но кто и когда интересовался мнением простых людей? Насколько было известно из прессы, боевики практически открыто отдыхали и готовились к терактам в приморском городке Ялова. Они обнаглели настолько, что заминировали подступы к своему лагерю и патрулировали округу с автоматами в руках. Могло бы это происходить, если бы не покровительство правительства и разведки?

Поначалу Бану считала, что «Исламское государство» — это просто сборище кровожадных фанатиков и психопатов. Однако постепенно она поняла, что это мощная религиозная организация с твердыми убеждениями, считающая себя предвестником и главным участником грядущего конца света. Игиловцы исповедовали очень узкую разновидность ислама с весьма специфическими представлениями о Судном дне. Их ненависть к остальным мусульманам доходила до того, что тех предавали анафеме и убивали. Единственным наказанием за любое вероотступничество стала смертная казнь, причем обязательно обставленная как некий кровавый спектакль. Например, «Исламское государство» постановило, что такие общепринятые шиитские обычаи, как совершение намаза на могилах имамов и публичное самобичевание, не имеют основы в Коране и в деяниях Пророка. Это означало, что примерно двумстам миллионам шиитов предстояло умереть как неверным.

Каждый день летели снесенные саблями головы, дергались в предсмертных судорогах расстрелянные, плясали хаотичный танец смерти повешенные. Боевики ИГИЛ застряли в средневековых традициях и хотели, чтобы человеческая история повернула вспять. Их имамы утверждали, что истинные мусульмане обязаны сражаться с христианами и иудеями до тех пор, пока те «не заплатят покорно жизнью и не почувствуют себя сломленными». Их серьезность в следовании этим и подобным заповедям пугала Бану. Порой ей казалось, что игиловцы — это инопланетяне, рядящиеся в людей.

И вот четверо таких выродков прямо перед ней, в окне дома, расположенного на расстоянии брошенного камня. А Рита находится у них в заложницах. И сколько Бану ни ломала голову, она никак не могла придумать, как и чем облегчить участь подруги, не говоря уже о том, чтобы вытащить ее оттуда. Что делать? Молиться? Конечно, Бану обращалась к Аллаху, но пока что он не откликнулся на ее мольбы. А еще она пополнила счет Ритиного телефона, надеясь, что Рита улучит момент и свяжется с ней. Да только ни сообщений, ни звонков не было. Сама же Бану звонить подруге не стала, опасаясь еще больше усугубить ее положение.

Она просто ждала.

Ждала и верила.

Как все люди, когда не остается ничего другого.

* * *

Рита и думать забыла о существовании Бану. Не потому что не испытывала благодарности к ней. Просто Бану осталась в прошлом, а Рита находилась здесь, в настоящем, где все было то плохо, то еще хуже, то совсем ужасно. Она вспомнила о ней лишь раз, когда мобильник в кармане мелодично тренькнул и выдал сообщение о том, что счет пополнен.

«Спасибо, Бану!» — мысленно поблагодарила Рита, но никуда звонить не стала. В ее распоряжении находился чужой телефон с незнакомыми именами. Правда, в памяти имелся один безымянный номер, сохранившийся после звонка Володе. Но, поразмыслив, Рита решила не тревожить мужа понапрасну. Если бы он захотел, то давно примчался бы в Турцию, чтобы вызволить ее. Его не было до сих пор. Он не приехал, не прилетел, не приплыл, не приполз, не прибежал. Короче говоря, сдрейфил. Может, это и к лучшему? Какой из него герой, какой освободитель? С его залысинами, веснушками и животиком только дома сидеть, наминая мамочкины вареники. Вот Глеб, тот смог бы! Да он бы всю Анталию на уши поставил, вверх дном перевернул, чтобы отыскать любимую. Увы, Рита не его любимая. Интересно, с кем он сейчас? И как сложилась бы ее жизнь, если бы она тогда не променяла Глеба на Володю?

Гадая об этом в томительных сумерках, наполнивших комнату, Рита не заметила, как задремала. Несколько раз заглядывал Бахар, но тут же удалялся, осторожно прикрыв за собой дверь. Среди ночи ее разбудил телефон. К счастью, он находился под боком Риты и никого не разбудил. Не различая спросонья цифр на дисплее, она хрипло ответила:

— Алло.

— Рита, это я, — сообщил мобильник. — Приехал за тобой в Анталию. Где ты?

Это был голос Володи! Рита едва не лопнула от моментально переполнившего ее счастья. Как могла она плохо думать о муже, о любимом человеке, отважном и благородном мужчине? Он здесь, он ее не бросил! И он не сердится, что она была с другими мужчинами. Ведь это не ее вина. Она не променяет своего Володю ни на кого на свете! Теперь главное — сбежать от сумасшедшего Бахара с его медальоном!

— Я не знаю, — прошептала Рита. — Где-то недалеко от рынка в Коньяалты. Третья… нет, четвертая улица от магазина «Миграс». Дом недостроенный. Кремовый такой.

— Ну, так я тебя буду до второго пришествия искать. — Володя издал нервный смешок. — Тут строек — как грибов после дождя. И где этот «Миграс» находится?

— Нужно дойти до рынка и двигаться в обратную сторону от моря.

— Не знаю я, где этот чертов рынок! Давай лучше поступим так… Ты можешь выбраться из этого кремового дома?

— Меня стерегут, — сообщила Рита, опасливо глядя на дверь. — Я на третьем этаже. Если спрыгну, то ноги сломаю.

— Вот этого не надо! — Володя глупо хихикнул. — Твои ноги нам еще пригодятся.

Его голос показался Рите напряженным и каким-то неестественным. Что-то с ним не так… Но Рита отогнала эту мысль, как отогнала бы назойливую муху. Ей было не до интонаций мужа. Все ее существо стремилось на свободу, в безопасный, укромный уголок, где можно было бы отлежаться, успокоиться, почувствовать себя человеком, а не загнанным кроликом.

— Что же мне делать? — нетерпеливо спросила Рита.

— Окно не заперто? — деловито поинтересовался Володя.

— Нет. Даже балкон открыт.

— Тряпки под рукой есть? Ну, не знаю. Одежда, простыни…

— Покрывало есть. Тонкое.

— Третий этаж, это примерно восемь-девять метров, — прикинул Володя. — Два отнимаем на длину тела и на прыжок. Остается не больше семи. Должно хватить.

— Ты о чем? — встревоженно спросила Рита.

— Рвешь покрывало на узкие полосы. Крепко связываешь. Получается канат. Спускаешь его с балкона — и вперед!

— Я? С третьего этажа?

Володя пропустил ее саркастическую реплику мимо ушей.

— Потом бежишь к площади с матрешками, — продолжал он. — Помнишь такую? Отлично. Там я буду тебя ждать через… — Складывалось впечатление, будто он прикрыл трубку ладонью, выясняя что-то. Потом голос зазвучал вновь, нервный и торопливый. — Через полтора часа. Если явишься раньше, просто дождись, ладно? И смотри не заблудись. Мне не терпится обнять тебя, родная.

Рита хотела сказать, что никогда не отважится спуститься по самодельной веревке с третьего этажа, но тут дверь в ее темницу открылась, впуская поток желтого электрического света, на фоне которого вырисовывался темный силуэт Бахара. Постояв немного, он подошел к матрасу, на котором лежала Рита, и остановился.

«Уходи! — мысленно взмолилась она. — Пусть он уйдет!»

Бахар зашел за спину Риты, приподнял край покрывала и принялся укладываться, сосредоточенно сопя и дыша луком. В том, как он прижался к ней, не было ничего сексуального. Он был как ребенок, долго ходивший в темноте и наконец нашедший свою мать. Очень крупный ребенок. С колючим подбородком и большими шершавыми ладонями.

Свет в соседней комнате погас. Там повозились немного, пошушукались, покашляли и угомонились. Бахар тоже затих.

«Вот тебе и веревка, — тоскливо подумала Рита. — Вот тебе и матрешки на площади… И откуда только на мою голову взялся этот луковый джигит? Или как там его? Джихад?»

Она не шевелилась, пока не услышала, что Бахар задышал ровно и размеренно, как некий агрегат, издающий однообразное ритмичное шипение. Полежала еще полчаса, терпеливо отгоняя сонные видения, тихонько встала и направилась к балкону, замирая всякий раз, когда ламинат под ногами поскрипывал. Она не знала, что собирается делать. Рвать на веревки свою одежду и добираться до площади голой? В принципе, Рита готова была поступить так, если бы верила, что тонкая ткань выдержит ее вес. Но такой уверенности не было.

Тихонько выскользнув на балкон, Рита босыми ногами ощутила холодные плиты. Она опустила на пол босоножки, обулась и подошла к перилам. Внизу громоздилась гора строительного мусора. Справа чернел будущий газон. Почти безразлично, не ожидая увидеть ничего обнадеживающего, Рита посмотрела налево. Там, на расстоянии вытянутой руки, находился маленький балкончик с кондиционером и пожарной лестницей.

Мыслей в голове не было. Совсем. Только импульсы. Рита отодвинула стремянку и немного постояла, проверяя, не разбудил ли скрежет Бахара. Нет, его дыхание оставалось ровным и спокойным.

Рита перелезла через перила и шагнула на карниз соседнего балкона. В голове было по-прежнему пусто, зато сердце пело.

Свободна, свободна, свободна!

Ну почти…

* * *

Двигаясь быстро и бесшумно, как барс, вышедший на ночную охоту, Бахар оделся и вышел из квартиры. В считаные секунды он сбежал вниз, держась в тени, пересек двор и подбежал к воротам. Фигура быстро удаляющейся Риты отчетливо выделялась на светлом асфальте. Вот как платят за добро эти неверные блудницы! К ним со всей душой, а они плюют в эту открытую душу.

Он сел в «фольксваген» и, не включая фар, медленно поехал за беглянкой. Хорошо бы ее обезглавить за такой поступок! Или посадить на бутылку с расколотым горлышком! Но Бахар не мог поступить так с женщиной, которая была как две капли воды похожа на его ненаглядную Лейлу, только на несколько лет старше. И зачем только Аллах дал столь прекрасную оболочку ничтожной твари?

Когда Рита сворачивала за угол, Бахар притормаживал, не сразу повторяя маневр. А иногда, отлично ориентируясь в изученных вдоль и поперек кварталах, ехал по соседним улицам, где беглянка не могла его заметить. Она считала себя очень, очень хитрой, однако ей и в голову не пришло, что настоящий воин просыпается от малейшего шороха, но при этом ничем не выдает себя.

— Не Лейла, — мрачно пробормотал Бахар себе под нос. — Нет, не Лейла… Но почему такая же красивая? Если это не знак, то что? Вразуми, Аллах, своего преданного…

Не закончив, Бахар открыл рот и вытаращил глаза. Шайтан, этого он не ожидал, нет, совсем не ожидал! Риту нагнала та самая турчанка, которая сопровождала ее на базаре. Неужели они любовницы? Неужели эти две женщины — мерзкие лесбиянки?

— Я выясню, — пообещал неизвестно кому Бахар. — Видит Аллах, я непременно это выясню!

Он притормозил, давая женщинам отдалиться. Он старался не глядеть на Риту слишком долго, чтобы она не почувствовала слежку. Но и беглых взглядов было достаточно, чтобы лишний раз убедиться: эта чужеземка — вылитая Лейла.

Ах, Лейла, Лейла! Преданная дочь Аллаха, отдавшая жизнь за правое дело! Гордая мученица, сложившая голову, чтобы забрать с собой на тот свет несколько десятков неверных!

Она, как и Бахар, была воином «Исламского государства». Ушла на джихад, преисполнившись ненависти к тем, кто попирает истинную веру и пренебрегает заповедями Мухаммеда. Вначале сам Бахар присоединился к ИГИЛ не только ради победы ислама над ложными учениями. По правде говоря, он и Коран-то редко открывал. Был невежественным молодым горцем, пасшим отары хозяина. Но старший брат Бахара открыл в городе свой бизнес и залез в долги. Пришли люди, спросили у семьи: «Как думаете расплачиваться?» Предложили денег на погашение долга, а Бахара позвали воевать с неверными псами. «Если ты отрежешь пять песьих голов, — сказали ему, — то тебе уготовано место в раю. А погибшие во славу Аллаха получат в награду дворцы и гаремы, полные красавиц. Так записано в хадисах».

После того как Бахар повстречал в тренировочном лагере в Газиантепе Лейлу, он больше не мечтал о соблазнительных гуриях. Ему достаточно было одной. Какое счастье, что теперь она дожидается Бахара на небесах! А чтобы хоть как-то скрасить время ожидания, он нашел себе эту живую игрушку, Риту. Думал, позабавится с ней немного и бросит. Не получилось. По воле судьбы она оставила след в его сердце. Не такой глубокий, конечно, как Лейла, но Бахар не собирался терять ее. Она была ему нужна. Впервые после гибели Лейлы ему хотелось держать в объятиях женщину. Не сопротивляющуюся, как дикая кошка, а пылкую и нежную. И чтобы в черных глазах посверкивали искорки, похожие на звезды в ночном небе.

Как у Риты. Как у Лейлы.

Остановив машину напротив площади с большими деревянными куклами в ярких платках и одеждах, Бахар наблюдал за беглянкой и ее подругой. Они стояли, оглядываясь, словно поджидали кого-то. И тут Бахар совершил глупость, недостойную опытного воина. Желая получше рассмотреть человека, ради которого Рита решилась на побег, он выбрался из «фольксвагена» и начал огибать площадь по периметру, чтобы незаметно подобраться ближе. Кусты и кипарисы надежно заслоняли его от глаз женщин. Но вот беда, Бахар тоже на какое-то время потерял их из виду.

Услышав мужские голоса, он машинально сунул пятерню под рубаху, но обнаружил, что оставил пистолет в бардачке автомобиля. Непростительная ошибка!

Выглянув, Бахар увидел двух мужчин — одного с пистолетом, второго с винтовкой, — которые уводили женщин с площади. Первым его побуждением было закричать и выскочить из укрытия, но голос разума велел оставаться на месте. Это была бы глупая и, главное, бессмысленная смерть. Бахару нужна была Рита. Живая Рита живому Бахару!

В бессильном гневе он следил, как женщин усаживают в зеленый «опель». Похитители переговаривались по-турецки, поэтому по долетающим обрывкам фраз Бахар понял, что Ритину подругу зовут Бану и ее увозят, чтобы она никому ничего не рассказала.

Это означало, что против Риты замышляют что-то недоброе. Подтверждением догадки стало поведение старика, который отобрал у нее мобильник и растоптал со словами:

— Он тебе больше не понадобится, змея! Ты никому больше не позвонишь. Никогда!

Бахар ринулся к своей машине и, усевшись за руль, поехал по ночной улице за «опелем», увозившим Риту.

Во время преследования он соблюдал разумную дистанцию, отставая порой настолько, что даже боялся потерять след. Но все обошлось. Обе машины, одна за другой, покинули жилые кварталы и помчались в сторону гор, которые в темноте казались огромными и черными. Дорога запетляла, огибая утесы и отроги, и Бахару пришлось положиться на интуицию. Он не мог ехать за «опелем» как привязанный, чтобы не обнаружить своего присутствия. Пришлось отстать километра на полтора, отслеживая местонахождение похитителей только по далекому свету фар и проблескам рубиновых огоньков во мраке.

«Ничего, никуда они не денутся», — успокаивал себя Бахар. Дорога здесь одна. И она обязательно куда-то приведет. И вот тогда…

Он не мог думать спокойно о том, что будет «тогда». Первоначальная ярость сменилась настоящим бешенством. Какие-то идиоты осмелились похитить у Бахара его женщину! О, они ответят! Он положил оружие на соседнее сиденье. Это было неправильно, потому что пистолет мог упасть на пол при резком повороте или торможении, но Бахару не терпелось всадить в обидчиков пули. У него просто руки чесались.

Это время настало, когда Бахар уже подумывал о том, чтобы догнать «опель» и начать таранить его, вынуждая остановиться. К счастью, подвергать жизнь Риты опасности не пришлось. Наблюдая за габаритными огнями, мелькающими между деревьями, Бахар обнаружил, что они больше не движутся. Сбросив скорость, он проехал еще несколько сотен метров, взял пистолет, выбрался из машины и полез вверх по склону, где остановился «опель».

Он успел вовремя. Первыми, кого он увидел, когда выбрался из кустов, были Рита и Бану. Они стояли на стволе дерева, нависающего над обрывом, и, судя по напряженным позам, их руки были связаны за спиной. Шеи несчастных обхватывали толстые веревки, которые тянулись вверх, туда, где находились ветви дерева. Одна из них плакала, но Бахар не понял точно, кто именно. Он искал глазами тех, кто собирался казнить пленниц. Один шуршал листвой над их головами, то ли закрепляя веревки, то ли уже спускаясь. Второй стоял за спиной Риты с винтовкой в руках. Он что-то говорил на незнакомом Бахару языке, и тон его был торжествующим и скорбным одновременно. Волосы у него были белые, а фигура стариковская.

«Зачитывает приговор!» — понял Бахар. Уже не заботясь о том, чтобы ступать бесшумно, он положил ствол пистолета на кисть левой руки и, прицелившись, трижды выстрелил в старика. После, не дожидаясь, пока тот выстрелит в ответ или упадет, перенес огонь выше, в колышущуюся листву. Оттуда с треском вывалилось тело и ударилось о землю.

Женщины завизжали, заставив умолкнуть цикад в округе.

— Не двигайтесь! — крикнул Бахар, надеясь, что турчанка переведет его слова Рите.

Выставив перед собой ствол, он возобновил подъем. Старик, исчезнувший из виду, внезапно возник у обрыва, целясь в Бахара. Его фигура почти сливалась с темнотой, но седые волосы были хорошо видны, поэтому пришлось стрелять в голову, что значительно уменьшало шансы попадания. Однако не зря Бахар несколько лет воевал. По крайней мере одна пуля попала в цель. Взмахнув руками, старик упал.

— Не двигайтесь, — повторил Бахар уже спокойно.

Он выиграл битву. Очередную битву, ниспосланную ему Всевышним.