1
Для своего возраста Лиля рисовала очень даже неплохо. Могла нарисовать похожих друг на друга зверей, называвшихся по-разному. Солнце в косматых тучах. Человечков с большими кудрявыми головами и тонюсенькими конечностями.
Но в то утро она нарисовала не просто человечка, а именно женщину — в платье, с непонятным предметом в руке.
— Что это? — спросила Юлия Александровна.
— Сумочка, — пояснила внучка. — Ее держит мама. Это она.
— Слона лучше нарисуй, — предложил Ефим Борисович. — Или крокодила.
— Я хочу маму. Она скоро придет?
Ефим Борисович грозно взглянул на супругу, подозревая, что она слишком много треплет языком. Но она критику в свой адрес не приняла, поспешив заявить:
— Я ничего ей не говорила.
— А по телефону кто болтал? — проворчал Ефим Борисович. — Думаешь, если ушки маленькие, то они ничего не слышат?
— Мои ушки всё слышат, — подтвердила Лиля, протягивая ему лист бумаги. — Вот тебе слон, дедушка. А хвост у него, как у крокодила.
— Зачем ему такой хвост?
— Летать.
— Разве хвостами летают? — вмешалась Юлия Александровна. — Летают крылышками.
Она несколько раз взмахнула руками, но на полет какой-либо известной человечеству птицы это похоже не было.
— Мой слон летает хвостом — вот так. — Девочка плавно подвигала рукой. — Но пусть будут и крылышки тоже, мне не жалко. Давай, дедушка, я дорисую.
В прихожей щелкнул дверной замок. Лица взрослых дружно повернулись в ту сторону. Лиля продолжала рисовать, склонив голову к плечу. Ее абсолютно не волновало, кто там пришел. Юлия Александровна и Ефим Борисович слегка напряглись.
С тех пор, как Вадим позвонил и велел срочно уезжать, их сердца были полны тревоги. Сын сказал, что ничего страшного не происходит и бояться не надо, но если так, то почему нужно было прятаться, как преступникам? Он предупредил также, чтобы родители никому не звонили, а садились в такси и ехали к его бывшему сослуживцу, Виктору Рученкову.
Виктор был холостяком без вредных привычек. Жил он с большой слюнявой собакой размером с теленка, поэтому в его квартире пахло, как в зверинце, сколько ни проветривай. Он принял гостей без особой радости, но и неудовольствия не проявил. Просто предоставил в их распоряжение комнату и отправился прогуливать своего черного бычка. Он очень часто его прогуливал, наверное, чтобы не общаться с гостями.
Сейчас он вошел в комнату с таким лицом, словно только что похоронил кого-то очень близкого.
— Что-то случилось? — встревожилась Юлия Александровна, заметив перекошенные усы Рученкова.
— Нет, всё в порядке, — ответил он, дико озираясь, словно никогда прежде своей квартиры не видел. — Там Вадька вас внизу дожидается. С вещами. Повезет куда-то.
— Папа приехал! — заверещала Лиля, бросившись к своему рюкзачку с утенком.
— Наконец-то, — произнес Ефим Борисович с облегчением. — Собирайся, мать.
— Сейчас, — сказала Юлия Александровна, не сводя глаз с Рученкова. — А где Каспер?
Каспером звали хозяйского пса, который был слишком велик, чтобы забыть о его существовании.
— А? — переспросил Рученков. — Бегает-где-то.
— С поводком?
— А? Нет, верней, да. Чего ему сделается.
Было непонятно, говорит ли Рученков о поводке или о самом Каспере.
Юлия Александровна пожала плечами и отправилась в кухню, чтобы не забыть ничего из продуктов. Ефим Борисович уже распихивал вещи по сумкам. Лиля нетерпеливо переминалась с ножки на ножку, подбрасывая на спине набитый игрушками рюкзак.
Рученков подошел к столу и уставился на детские рисунки. При виде хвостатого лопоухого слона ему захотелось плакать, потому что он решил, что девочка изобразила Каспера.
2
Прогуливаясь с псом, Рученков всегда немного стеснялся огромных куч, которые наваливал его четвероногий любимец. Можно было, конечно, купить кульки, перчатки и салфетки, чтобы оперативно убирать за Каспером. Однако тогда Рученков стеснялся бы еще сильнее. Поэтому всё шло по раз и навсегда установившейся традиции. Пес справлял нужду, где приспичило, а потом Рученков утягивал его куда-нибудь подальше и делал вид, что не имеет никакого отношения к очередной куче собачьего дерьма.
Прогулки были важной и неотъемлемой частью его новой жизни. Год назад Рученков всё свободное время посвящал Бахусу, за что и вылетел из авиации. После этого он запил уже по-черному, не просыхая. На исходе четвертой недели, когда у Рученкова начиналась белая горячка, его проведал Вадим Верховский.
Приехали вызванные им медики, положили Рученкова под капельницу, промыли, прочистили, напичкали лекарствами. Сутки спустя он очнулся, посидел трезвый на диване и сообщил, что повесится. Вадим не отговаривал, спросил только, видел ли товарищ фильм «Друг» с Шакуровым в главной роли. Узнав, что нет, скачал фильм в интернете и устроил просмотр. Чтобы Рученков не взбунтовался, было куплено пиво, но немного, только чтобы не киснуть.
Фильм Рученкова потряс. Там рассказывалось об одиноком алкоголике, у которого появился говорящий пес, пытающийся помешать хозяину окончательно скатиться в пропасть. Чтобы избавиться от опеки, алкаш Колян звонит собутыльнику-живодеру и просит забрать пса. Но в последующие дни с ним происходят разительные перемены: он обретает утраченный человеческий облик, бросает пить, знакомится с женщиной. Тут-то и появляются живодеры, лишая Коляна единственного друга. Оставшись один, он снова срывается и попадает в наркологический диспансер. Не столько вылечившийся, сколько сломленный, возвращается он в опустевший дом и тоскливо смотрит на мячик, когда-то подаренный четвероногому другу. Кажется, что выхода нет. И тут раздается лай и в комнату входит тот самый пес. Это означает, что Колян прощен и спасен. А еще это означает, что в нашем суровом, равнодушном мире все же случаются чудеса.
Об этом и поговорили товарищи, когда фильм закончился.
— Вот только друга у меня нет, — посетовал Рученков. — Один я.
И заглянул в пустую пивную бутылку.
Он ошибся. Он был не один. На следующее утро друг у него появился. Такой же большой черный пес, как в кино, только другой породы.
— Ньюфаундленда не нашел, уж извини, — виновато развел руками Вадим. — Будешь дружить с итальянским мастифом. Ему шесть месяцев. Через год совсем взрослый будет.
Так и случилось. Через год Каспер вымахал с теленка, а Рученков забыл, как пахнет водка. Он и пива больше не нюхал. Вел новую, правильную, достойную жизнь. Гулял с Каспером, общался с другими собаководами. Когда становилось грустно, ему было с кем поговорить. Когда он возвращался с работы, было кому встретить его в прихожей. Одним словом, в существовании Рученкова появился смысл, и это всё меняло.
Когда Вадим позвонил и попросил ненадолго приютить родителей с дочкой, он согласился без колебаний. Его учили, что за добро нужно платить добром, так он и поступил.
Появление двух мужчин на пустыре, где любил побегать Каспер, нисколько не встревожило Рученкова. Они спросили, какой породы пес, он ответил. Они спросили, у него ли живут старики Верховские с внучкой Лилей. Он сказал: «Нет, понятия не имею, о ком вы говорите».
«Сейчас вспомнишь», — пообещал один из незнакомцев, достал пистолет с глушителем и прикончил Каспера двумя выстрелами в большую доверчивую голову.
Пока пес подыхал, двигая лапами так, как будто продолжал бежать на зов веселых приятелей хозяина, Рученкову напомнили, что у него самого есть престарелые родители. Вот о ком ему следовало заботиться. О собственных маме и папе, а не о чужих. А этих Верховских нужно было спровадить из своей квартиры.
«Все равно мы их заберем, — доверительно пояснили Рученкову. — Лучше, чтобы никто не пострадал. А вы как считаете?»
«Собаку зачем убили?» — спросил он, глядя на затихшего Каспера.
«Для наглядности. Чтобы не пришлось вас долго уговаривать. Это ваша мама?»
Рученкову показали снимок в мобильнике. Она выходила из арки своего дома с сумкой для покупок.
«Прямо сейчас за ней наблюдают, — продолжали незнакомцы. — И ждут нашего звонка. А что мы скажем, зависит только от вас».
«Я скажу Верховским, что за ними Вадим приехал», — глухо произнес Рученков, не в силах оторвать взгляд от тела Каспера.
«Отличная идея, — похвалили его. — Тогда идите. Мы подождем. И те люди, которые сейчас рядом с вашей мамой, тоже».
И Рученков пошел домой, точнее потрусил. А через десять минут Верховских затащили в микроавтобус с фургоном и увезли в неизвестном направлении.
3
Городок был пыльный, расхлябанный, с допотопными деревянными столбами из бревен, пропитанных креозотом. Выше пятиэтажных «хрущевок» только водонапорная башня. Много заборов, третья часть которых покосилась и шла волнами. Много старых автомобилей преимущественно белого, зеленого и морковного цвета. Вороны, галки, воробьи. Кошки. Ну и люди, конечно. В основном трезвые, по случаю рабочего дня.
Отойдя от окна, Вадим в третий раз спросил, скоро ли завтрак.
— Сейчас, сейчас, — отозвалась Ксюша, гремя посудой в кухне.
Он потянул носом. Кажется, ничего не подгорело. Большая удача.
Упав в кресло, Вадим включил телевизор на ножках, помнивший, наверное, «прожектора перестройки» с Горбачевым. Показывали фильм из жизни Дикого Запада. Мужчины в широкополых шляпах пили виски, а потом метко стреляли и красиво дрались. Девушки с красивыми прическами лихо скакали на лошадях. Герои были очень героическими, подлецы — невероятно подлыми.
Вадим не сомневался, что на самом деле Америку осваивали совершенно другие люди, которые разговаривали, одевались и вели себя иначе. В кино всё условно, картинно, утрировано. Вряд ли солдаты Второй мировой узнали бы себя в современных военных боевиках. А уж о ковбоях с мушкетерами и говорить нечего.
Интересно, продолжал лениво размышлять Вадим, а про наше время будут снимать фильмы лет эдак двадцать, тридцать или пятьдесят спустя? Если да, то что могло бы заинтересовать потомков? Техника, которая к тому времени безнадежно устареет? Бесславная война с так называемым терроризмом? Боевые столкновения за жалкие клочки суши?
Получалось, что эпоха совершенно непримечательная, никому не нужная, ничем не славная. Даже скучно стало. Настолько скучно, что Вадим встал и решительно отправился в кухню, где хозяйничала Ксюша.
— Ну и квартирку мы сняли, — пожаловалась она, держа перепачканные мукой руки на отлете. — Ни кастрюли нормальной, ни шумовки…
— Вареники? — обрадовался Вадим, заглянув под крышку.
— А ну! — Она шутливо шлепнула его по руке.
Он слизнул муку с тыльной стороны ладони и спросил:
— С чем?
— С творогом, — ответила Ксюша. — Я в магазин смоталась, пока ты спал. Молока хочешь?
— Хочу, — подтвердил Вадим, но направился не к холодильнику, а к Ксюше.
Она снова была его женой. Ночью выяснилось, что их тела, руки и губы все помнят.
— Отпусти, — потребовала Ксюша, высвобождаясь из объятий. — Вода выкипит.
— И что будет? — не отставал Вадим.
— Слипнутся вареники и пригорят. И будешь тогда завтрак сам готовить.
— Нет уж, лучше я потерплю.
Оставив Ксюшу в покое, Вадим втиснулся за стол, зажатый между окном и холодильником. Посуточная квартира в этой дыре обошлась дешево. Она и не могла стоить дорого. Кухня была такого размера, что здесь с трудом умещались двое. А если семья?
— Когда всё закончится… — начал Вадим.
Закончить мысль ему помешал телефонный звонок. Номер был незнакомый, и, увидев это, Вадим почувствовал себя так, словно его изо всех сил саданули кулаком в сердце.
— Алло, — произнес он нейтральным тоном.
— Доброе утро, — поздоровался бодрый незнакомый голос. — Не разбудил?
— Нет, не разбудил.
Вадим сказал это не столько для собеседника, сколько для Ксюши, которая прислушивалась к разговору. Этим он давал понять: всё нормально, беспокоиться не о чем. Обманутая его спокойствием, она принялась раскладывать вареники по тарелкам.
— Сколько вам нужно времени на сборы? — спросил вежливый мужчина.
— Я сажусь завтракать, — сказал Вадим.
— Ваша дочка уже позавтракала. Вы ей нужны.
Он тупо посмотрел на поставленную перед ним тарелку. Масло оплывало по блестящему тесту. Ксюша положила рядом вилку, приглашающе улыбнувшись.
Вадим наколол вареник и спросил:
— Куда подъехать?
— Оксану возьмете с собой, — предупредил голос.
— Это я понял. Подъехать куда?
Подмигнув Ксюше, Вадим запихнул вареник в рот и стал жевать. Вкуса он не чувствовал.
— Я пришлю за вами машину, — сказал мужчина. — Назовите адрес.
— Я сейчас не помню. Пришлю эсэмэской.
— Понимаю. Не хотите беспокоить свою спутницу?
Вадим стал есть второй вареник.
— Что-то в этом роде, — сказал он.
— Разумно. Ну, сами придумайте что-нибудь. Только не тяните. Девочка очень переживает. Да и родители ваши беспокоятся. Всем страшно и некомфортно.
— Я понял, — сказал Вадим. — Адрес сейчас вышлю. Мы выйдем через… — Он вопросительно посмотрел на Ксюшу. — За полчаса управишься?
— Я хотела голову помыть, — сказала она. — А в чем дело?
Вадим успокаивающе поднял руку и сказал в трубку:
— Мы в Шиплянске. Вы через сколько сможете подъехать?
— Шиплянск, Шиплянск… Так, нашел. Рукой подать. Машина будет в течение часа.
— Тогда наберете. Мы будем готовы.
— Адресок не забудьте сбросить.
— Не забуду.
Положив мобильник рядом, Вадим принялся жевать резиновый вареник.
— Вкусно? — спросила Ксюша, устроившаяся напротив.
— М-м! — Он восторженно закатил глаза.
— Кто звонил?
Вадим с трудом проглотил пережеванное.
— Еще один сослуживец. Полковник Кириленко. Нас временно спрячут на военном аэродроме.
— Зачем? — удивилась Ксюша.
— Аэродром охраняется, — пояснил Вадим. — Туда ни одна собака не сунется. Там мы будем в полной безопасности.
— Это ты хорошо придумал.
— А то!
Вадим положил вилку и встал.
— Может, добавки? — спросила Ксюша.
— Нет, некогда. Отправлю адрес и будем собираться. Кириленко не любит, когда опаздывают.
— Значит, я не успею голову помыть?
Судя по тону, Ксюша огорчилась. Если бы она знала, что ждет ее впереди, то не стала бы расстраиваться из-за подобных пустяков.
4
Их высадили в березовой роще на пригорке, разрешили погулять, но предупредили, чтобы от автобуса дальше, чем на десять шагов не отходили.
— Иначе придется напугать и вас, и девочку, — пояснил человек, представившийся Мишей, просто Мишей.
У него всё было квадратное: лицо, фигура, ладони, похожие на пару лопат, торчащих из рукавов. Двое его подручных выглядели совершенно обычными молодыми людьми, если не смотреть им в глаза слишком долго, отчего делалось жутковато. Эти глаза видели слишком много такого, чего людям лучше не видеть.
— Мерзавец этот Рученков, — негромко произнес Ефим Борисович, убедившись, что похитители его не слышат.
— Кто такой мерзавец? — спросила Лиля, посаженная бабушке на колени. — Он мерзнет всё время?
Юлия Александровна, расположившаяся на замшелом стволе, обняла ее и покачала, упираясь подбородком в макушку.
— Нет, Лилечка, — сказала она. — Это просто очень плохой человек.
— Я поняла. Не сжимай меня так сильно, мне больно. И на голову не дави.
— Извини. — Юлия Александровна ослабила хватку. — Просто я волнуюсь очень.
— Почему? — спросила внучка. — Нас привезли сюда, чтобы сделать плохое? Эти дяди тоже мерзавцы?
— Тише! — прошипел Ефим Борисович, глядя в сторону похитителей.
Миша-просто-Миша разговаривал по телефону. Водитель мочился за микроавтобусом.
Третий парень методично забрасывал в рот орешки из пакетика и жевал, сидя на подножке. Из салона автобуса выглядывал ствол автомата с крохотной черной дырочкой посередине.
— Что натворил Вадим, хотел бы я знать? — пробормотал Ефим Борисович.
— Что натворил папа? — эхом повторила Лиля.
— Это всё она, — значительно произнесла Юлия Александровна, избегая называть Ксюшу по имени в присутствии девочки. — Небось, олигарх ее ищет, забрать хочет.
— И пусть забрал бы такое сокровище.
— Какое сокровище? — завертела головой Лиля.
— Вадика не тронули бы, — пробормотала Юлия Александровна.
— А чего его трогать? — удивился Ефим Борисович. — Он-то при чем? Ее возьмут, а Вадьку оставят.
— Где оставят? — опять встряла девочка. — Здесь? Папа сюда едет?
— Едет, едет, — подтвердила Юлия Александровна. — Скоро должен быть. Высадит ее и…
Она осеклась.
— Что такое? — встревожился Ефим Борисович, только внешне старавшийся держаться независимо и невозмутимо.
Внутри всё дрожало, вибрировало, переворачивалось.
— Почему ты замолчала? — спросил он.
— Лилечка, — сказала Юлия Александровна приторно-фальшивым голосом. — Видишь, там елочки? Принеси бабушке шишечку, самую красивую и большую, какую только найдешь.
Она ссадила внучку с колен на землю и легонько подтолкнула. Только потом ответила сквозь зубы:
— Нельзя, чтобы они увиделись.
— Кто? — не понял Ефим Борисович.
— Лиля и Оксана.
— Почему?
— Ребенка это травмирует, — пояснила Юлия Александровна. — А этой прости-господи незачем с дочкой общаться, теперь я окончательно поняла. От нее ничего, кроме неприятностей, не будет.
— Э! Э! — вскричал автоматчик, и все, кто находился на пригорке, подняли глаза, стараясь понять, что его встревожило.
Лиля была уже далеко, сбегая по склону на своих тоненьких, проворных, упругих, как пружинки, ножках. Ручки она расставила в стороны, то ли для равновесия, то ли воображая, что это крылья.
— Стоять! — рявкнул Миша-просто-Миша, устремляясь за ней с пистолетом в руке, который появился так внезапно, словно выскочил из рукава.
— Не надо, не надо! — заблажила Юлия Александровна, кидаясь наперерез.
Свободная лапища Миши сшибла ее с ног, как пластмассовый манекен на неустойчивой подставке.
— Ряба! — крикнул он. — Этих двоих на прицеле держи. Калач, за мной.
Автоматчик догнал Мишу, они побежали за Лилей вместе. Она была уже далеко. Перевалила овраг и обезьянкой карабкалась вверх по противоположному склону. Никто не ожидал от нее такой прыти. Никто, включая дедушку и бабушку, не понял, куда она бежит и зачем. Но останавливать ее было поздно. Преследователи еще даже не спустились на дно ложбины, а Лиля уже приближалась к линии кустарника на той стороне.
— Снизу не достану, — предупредил автоматчик, прыгая через пни и кротовьи норы.
— Режь, — скомандовал Миша, останавливаясь.
— Но…
— Режь, говорю!
Не споря больше, автоматчик упал на одно колено и дал первую очередь, пропахавшую палую листву перед маленькой фигуркой за оврагом.
— Ниже, — сказал Миша, как будто стрелок сам не видел цели.
Автомат пристрочил девочку к склону парой металлических стежек. Она лежала и не двигалась, только ветерок шевелил волосы на ее неживой головке. Это показалось Юлии Александровне до того нелепым, что она захохотала, не имея сил остановиться.
Страшнее этого смеха Ефим Борисович никогда ничего в своей жизни не слышал. Он зажал уши обеими руками, упал на колени и скрючился, ударяясь головой об землю. Из его глотки вырывались сухие хриплые рыдания.
— Девочку принеси, — велел Миша автоматчику и пошел утихомиривать выживших из ума стариков.
5
Ксюша всё поняла, как только увидела черный джип с тонированными стеклами, медленно приближающийся к ним.
— Сдал меня, Вадик? — обреченно спросила она. — Такая твоя благодарность?
Вадим молчал, на всякий случай придерживая ее за руку выше локтя. Он мог бы спросить, за что она ждет от него благодарности? За ночной секс? За вареники?
Джип остановился. Прохожие шли по улице, не подозревая, что у них на глазах происходит похищение людей. Задняя дверца распахнулась.
— Скотина, — сказала Ксюша устало.
— Пойдем, — сказал Вадим так же устало.
— Никуда я не пойду. И не поеду.
— Я с тобой. Не бойся.
Переднее стекло джипа опустилось, оттуда выглянул лысеющий мужчина в тонких очках.
— Садитесь, — предложил он.
— Сейчас, — буркнул Вадим и повернулся к Ксюше. — Так надо, — тихо заговорил он. — Бандиты взяли моих родителей и нашу дочь. Или они, или мы. Мы же не отдадим Лилечку?
Ксюша чувствовала, как крепко он держит ее за руку. Если побежать, то все равно догонят. Влипла. Некуда деваться.
— Лилечка? — переспросила она и решительно тряхнула волосами. — Конечно. Поехали.
— Ты у меня молодец, — похвалил Вадим, помогая ей забраться в автомобильный салон.
Это «у меня» совершенно не тронуло Ксюшу. Она была сосредоточена на поисках выхода из создавшейся ловушки. Где-то она читала, что лиса, попавшая в капкан, отгрызает себе лапу, чтобы уйти на свободу. Ни в одной из своих прошлых жизней Ксюша явно не была лисой. Она не умела жертвовать собой. Только другими.
— Добрый день, — поздоровался очкарик, голос которого был знаком Вадиму по утренним телефонным переговорам. — Добро пожаловать.
Ни Вадим, ни Ксюша не ответили на приветствие. Оба чувствовали себя подавленными, правда, по разным причинам. Он очень переживал за дочку. Она переживала за себя.
— Поехали, — распорядился очкарик.
Водитель тотчас снял машину с тормоза.
Кроме этих двоих в машине, находилось еще двое: один на заднем сиденье, рядом с Ксюшей и Вадимом; другой позади них, там, где обычно перевозят багаж.
— Оружие? — спросил очкарик, не оглядываясь.
Его плешивая голова сидела на тонкой шее с желобком и была снабжена парой оттопыренных ушей. Вадим отвел взгляд, чтобы не испытывать такого сильного искушения врезать по этой лопоухой голове, раскачивающейся впереди.
— Нет оружия, — сказал он.
Это было чистой правдой. Пистолеты остались за мусоропроводом в подъезде. Они могли еще понадобиться. Почти наверняка.
Разумеется, Вадиму не поверили, и он подвергся тщательному обыску. Как и Ксюша, ругавшаяся всякий раз, когда ее трогали там, где ей было неприятно.
— Где мои родители и дочь? — спросил Вадим по окончании процедуры.
— Вы их увидите по дороге, — пообещал очкарик. — На расстоянии. Потом их отпустят, а вы поедете с нами дальше. Это честный обмен. Не волнуйтесь. Нам нет никакой необходимости удерживать стариков и ребенка. Они немедленно отправятся домой.
— А мы куда отправимся? — спросила Ксюша.
— Разве вы не догадываетесь? Вас жаждет видеть Леонид Давидович.
Она выразительно посмотрела на Вадима. Он успокаивающе сжал ее тонкие пальцы в своей ладони.
— Я так на тебя надеялась, — тихо сказала она.
— Всё будет в порядке, — пообещал он.
После этого оба замолчали. Говорить было не о чем. Прошлое представлялось слишком далеким, настоящее угнетало, будущее было под большим вопросом.
Через некоторое время джип свернул с трассы на боковую проселочную дорогу, а потом покатил среди берез и сосен. Повинуясь приказу очкарика, водитель притормозил и поехал очень медленно.
Стекло со стороны Вадима поползло вниз. В окно он увидел отца и мать со спящей Лилечкой на руках. Они сидели на брезенте, расстеленном возле микроавтобуса. Их охраняло трое вооруженных людей. Два ствола были направлены в головы отца и матери. Третий, квадратный и грузный, слегка выдвинулся вперед с пистолетом, готовый к любой неожиданности.
Блуждающий взгляд Вадима остановился на дочери. Ее ноги и одна рука неудобно свешивались вниз, голова лежала на плече. Хотя было довольно жарко, она была укутана в мамину кофту.
— Мама! — крикнул Вадим. — С вами всё в порядке?
Парень с автоматом что-то тихо сказал ей, поведя стволом.
— Да! — закивала она. — Да.
«До чего я ее довел, — тоскливо подумал Вадим. — Совсем седая, сломленная, с отсутствующим взглядом. И папа выглядит не лучше. Здорово им досталось. Жалко, что Лилечка спит. Так хочется ее услышать».
— Сынок! — крикнул отец, попытавшись подняться.
Охранник положил ему руку на плечо и поднес пистолет к затылку.
— Что? — закричал Вадим в ответ?
— Ничего. — Отец покачал головой. — Ничего.
— Их били? — спросил Вадим у очкарика. — Пытали?
— Вы видите следы побоев? Побойтесь бога, зачем бы мы стали пытать двух несчастных пожилых людей? Просто они напуганы. Не каждый день берут в заложники… — Очкарик повернулся к водителю. — Ходу. Смотрины закончены.
Джип, приглушенно рыча, пошел на подъем. Вадим, вывернув шею, смотрел на удаляющуюся группку людей возле автобуса. Лиля так и не проснулась. Ну и хорошо. Во сне забывается всё плохое.