Мориц считал, что дело ясное.

– V – папина любовница, – говорил он. – Папа ее бросил, она не могла с этим смириться. Поэтому она его похитила. И поэтому не требует за него выкуп. Он ей самой нужен.

Но София не разделяла эту точку зрения.

– Почему тогда эта V присылает анонимные сообщения тебе, мне и остальным? Зачем ей взламывать счет Филиппа? И эти странные телефонные звонки, которых на самом деле не было? Нет, не похоже на ревнивую любовницу.

– Может, Филипп во всем этом тоже замешан, ты об этом не думала? – предположил Мориц. – Снюхался с этой бабой.

– Зачем?

– Хочет нас шантажировать. И пытается выставить меня подозреваемым.

– При этом сам подпадает под подозрение. Чепуха какая – то.

Мориц покачал головой:

– Я понятия не имею, что и думать.

– Нам надо найти эту Аннетт Зоннабенд. Все-таки зацепка по делу.

– Ну, давай.

Она поискала имя в Интернете и ничего не нашла.

– Может, она развелась и взяла девичью фамилию, – задумчиво сказал Мориц.

– Зато я нашла Вернера Зоннабенда. Он работал в клинике в Мюнхене. На правом берегу Изара.

– Серьезно? Дай посмотреть!

София пролистнула ссылку.

– «Доктор Вернер Зоннабенд работал анестезиологом в нашей клинике с 1987 года. С прискорбием сообщаем, что в воскресенье, двадцать четвертого сентября 2006 года, он скончался от рака после долгой борьбы с болезнью», – пробормотала она.

Мориц читал статью, стоя у Софии за спиной.

– О родственниках тут ничего нет. Похоже, он действительно развелся с женой. – Он недоуменно посмотрел на Софию. – Что будем делать теперь?

– У меня есть еще идея. – София потянулась за телефоном.

– Кому ты собираешься звонить? Возьми лучше другой телефон. – Мориц перебросил ей новый мобильный. – Копам не стоит знать все.

– Тебе нужно сходить в архив, – сказала София Филиппу по телефону.

– А это еще зачем?

Его голос прозвучал глухо, будто он зажимал себе рот ладонью.

– Твоя Элла сказала, что Аннетт была художницей. Довольно популярной. Значит, она устраивала выставки. И об этом писали в газетах.

– Или нет.

София вздохнула.

– У тебя есть предложения лучше?

Молчание.

– А где этот архив?

– Баварская государственная библиотека, Людвигштрассе, 16. Тебе понадобится читательский билет.

– Мне вообще-то сейчас в офис нужно.

– Филипп… Кто-то пытается нас доконать. Ты что, еще не понял? Если мы сейчас ничего не предпримем, у тебя скоро не будет офиса. А может, ты и жизни лишишься. Не хочешь уже начать нам помогать?

Он опять помолчал. Почему он ничего не говорит? Почему он такой равнодушный? Может, Мориц прав и Филипп действительно стоит за этим похищением?

– Прости, София. Я вчера расстался с моей девушкой. А потом напился. У меня жуткое похмелье.

– А…

София не нашлась, что сказать.

– Ну ладно. Сейчас пойду в эту библиотеку. Перезвоню тебе, как только что-то выясню.

– Мне жаль, что так вышло с твоей девушкой…

Но Филипп уже повесил трубку.

Около полудня он ей позвонил.

– Мы ее нашли.

– Кого? Аннетт Зоннабенд? – София как раз наливала себе кофе и расплескала его по всему столу.

– Именно. Элла была права. В восьмидесятые Аннетт пользовалась огромной популярностью и считалась одной из лучших художниц Мюнхена. Она прославилась своими зрелищными инсталляциями и перформансами. Например, обливала голых мужчин на бойне кровью забитых животных. Поставила симфонию самолетных моторов в аэропорту.

– Ух ты! Но сейчас ее, похоже, забыли. По крайней мере, я никогда не слышала ее имени.

– Она им и не пользовалась. У нее был творческий псевдоним.

– Какой?

– Аннетт Роза.

– Как цветок?

– Это была ее девичья фамилия. Аннетт Роза. Так ее звали до свадьбы с Зоннабендом.

– Что с ней стало? Ты этого не узнал?

– Ну, с творчеством она, по крайней мере, покончила. Последняя ее выставка, о которой писали в газетах, прошла где-то в начале девяностых. Я нашел интервью того времени, довольно занятное. Могу сбросить тебе на почту, если дашь мне адрес.

София продиктовала ему адрес своей электронной почты.

– Ты думаешь, она еще живет в Мюнхене?

– Я не думаю, я знаю.

– Что? Как ты ее нашел?

– Я обзвонил все клиники и учреждения для психически больных, спрашивая, не живет ли у них Аннетт Зоннабенд или Роза. И с пятнадцатой попытки я нашел ее в Богенхаузене. Уф, это было нелегко.

– Но… как ты догадался, что она окажется психически больной?

– Почитай статью. Мне сейчас нужно встретиться с одним клиентом, я потом позвоню.

Заглянув в компьютер, она побежала к Морицу, чтобы рассказать ему о разговоре с Филиппом. Распахнула дверь в комнату брата…

Там сидел Феликс. Вытянув ноги, раскачивался в кресле Морица и улыбался. И сердце девочки, бешено стучавшее, замерло. Она охнула. Софии казалось, что она сейчас упадет в обморок. Или умрет на месте. По крайней мере, после этого Феликс ее хотя бы запомнит.

– Что-то случилось? – Мориц валялся на кровати.

– Я рад тебя видеть, – сказал Феликс.

– Так чего тебе? – осведомился Мориц.

– Филипп звонил. – Она хотела сказать что-то еще, но ее голос сорвался.

– Феликс обо всем знает. Мы как раз обсуждали всю эту историю.

Сердце Софии забилось вновь – вначале несмело, а затем со всевозрастающей скоростью, будто пыталось восполнить пропущенные удары.

– И? Что ты об этом думаешь? – спросила она, стараясь не обращать внимания на рвущееся из груди сердце.

На самом деле ей хотелось спросить совсем другое: «Почему ты так давно не связывался со мной? Что я сделала не так? Ты знаешь, как я скучала по тебе?»

– Безумие какое-то, – откликнулся Феликс. – Даже не знаю, что сказать. Кто-то пытается вас угробить. Но почему? Не понимаю.

– Филипп нашел Аннетт Зоннабенд по архиву газет. Ее творческий псевдоним – Аннетт Роза. Он только что прислал мне интервью с куратором выставок Аннетт, Гарри Розински. Очень познавательно, скажу я вам.

– Почему?

– Можешь сам прочитать. Статья на моем компе.

Мориц встал и прошел в комнату Софии, но в дверном проеме оглянулся.

– Сейчас вернусь, – сказал он, будто Феликс был маленьким ребенком.

Феликс кивнул. Он смотрел на Софию. Смотрел ей в глаза. У нее похолодело в животе. И подкосились ноги.

– Мне очень жаль, – сказал Феликс, когда Мориц ушел.

– Из-за чего?

– Жаль, что я тебе так и не позвонил.

«Зачем тебе мне звонить?» – хотела сказать София, но не смогла выдавить из себя ни слова. Да это и не имело смысла. Смех, да и только. Зачем перед ним притворяться? Феликс знал, что она в него влюблена.

– Ты уезжал? – спросила она.

– Нет. Просто много всего навалилось.

– Ясно.

– Но я часто думал о тебе.

– Правда?

Если бы Софию не охватило такое смятение, она бы сейчас рассмеялась.

– Мне нужно с тобой поговорить, – сказал Феликс. – Я…

И замолчал – в комнату вернулся Мориц.

– Ну надо же… – Он протянул Феликсу распечатку газетной статьи, которую прислал Филипп. – Старуха совсем спятила.

Феликс просмотрел интервью.

– Этот куратор говорит, что Аннетт страдала от панических атак. И слышала голоса, отдававшие ей приказы. Странно, что она открыла эту тайну широкой публике.

– Может быть, это была такая уловка, чтобы привлечь внимание. Художнику и дурная слава идет на пользу. Филипп еще что-то сказал? Эй, София?

– Что?

Она слышала его слова будто из-за пелены водопада.

– Нет, это была не уловка. После интервью Аннетт перестала вращаться в кругах мюнхенских художников.

– Час от часу не легче… – проворчал Мориц.

– Но Филипп ее нашел. Она в учреждении для психически больных, которым требуется полный уход.

– В смысле, в дурке? – уточнил Мориц.

– Вроде того. Это общественное учреждение открытого типа, в котором оказывают помощь больным.

– Ну и ну. Аннетт Зоннабенд – наша единственная зацепка в расследовании тайн нашего отца. И она псих.

– Да, куда ни глянь – везде одни неприятности, – согласилась София.

– Но раз она не в закрытой больнице, то может делать, что ей вздумается. Могу поспорить, что это она присылала нам сообщения.

– И похитила папу? – София покачала головой. – Мне трудно это представить. За ней же там следят. И где бы она его спрятала?

– Может, она не такая уж и сумасшедшая. Люди с психическими заболеваниями иногда бывают очень умными. Перед санитарами она строит из себя сущую невинность, а на самом деле планирует месть.

– Месть… за что? – спросила София.

– Понятия не имею. Нужно, чтобы Филипп съездил туда и поговорил с ней. Может, что-то узнает, – предложил Мориц.

Феликс кашлянул.

– А вы не думали, что ваш отец стоит за всем этим?

– В смысле? – обомлел Мориц.

– Ну, что он все это инсценировал. А сам где-то прячется, пугает вас, чтобы вы потом выплатили огромный выкуп. Хочет забрать деньги и начать новую жизнь. С другой женщиной, конечно.

– А анонимные сообщения? Это тут при чем?

– Понятия не имею. Так, мысль промелькнула. Я же вашего отца не знаю. Но могу предположить, что первый развод влетел ему в копеечку, как и все эти внебрачные дети. Наверное, он не может себе такого позволить еще раз.

– Я в это не верю, – прошептала София. – Мне кажется, он стал другим. Да и мама говорит, что его измены прекратились. Он так больше не поступает.

Феликс кивнул. Но не похоже было, чтобы слова Софии его переубедили. Он взирал на девочку с сочувствием.

– Как я уже сказал, я-то его не знаю.

– Пусть Филипп съездит к этой полоумной. – Мориц встал. – А ты что скажешь, Феликс? Пойдем?

Феликс встал.

– Вы куда собрались?

– На бадминтон. Тебе тоже не повредит немного подвигаться. Стройнит, знаешь ли.

София почувствовала, как кровь прилила к ее щекам. Мориц вновь стал самим собой. Вот подонок!

Юлия не могла дышать. Из носа текло, горло покраснело, глаза слезились. Она заболела гриппом. Летом. Хотя какое лето – в Гамбурге уже несколько дней лило как из ведра. Утром она не пошла на работу, хотя Рената нуждалась в ней, как героинщик – в новой дозе.

– Не важно, – успокаивал ее Кристиан. – Ты должна подумать о себе. Отлежись, выздоравливай. Это сейчас самое главное.

Они с Юлией наконец-то поговорили. После ее возвращения из Дюссельдорфа Кристиан пригласил ее на обед. В знак извинения за то, что не приехал к ней.

– И за все остальное тоже.

– За что?

– Ну, я в последнее время уделял тебе мало внимания. Надеюсь, теперь это изменится.

Она рассмеялась.

– Да, было бы неплохо.

– Это точно. – Его лицо стало серьезным. – Я люблю тебя, Юлия.

У нее закружилась голова. «Я люблю тебя». Девушка не помнила, чтобы ей кто-нибудь когда-нибудь говорил такое.

– Я тоже люблю тебя, – севшим голосом ответила она.

Лицо Кристиана расплывалось у нее перед глазами – девушка расплакалась.

– С тобой все в порядке? – смущенно переспросил он.

Юлия покачала головой, смахивая слезы. А потом рассказала ему обо всем. О пропавшем отце. О его романах. О сестре и двух братьях. О V. О том, как ей страшно.

Кристиан был потрясен.

– Все это очень плохо.

– Да уж.

– И полиция не знает, кто может за этим стоять?

– Нет.

– До второго июля осталось мало времени.

– Меньше недели, – кивнула Юлия. – Второе июля – это суббота.

– А что потом?

– Понятия не имею.

– Тебе предложили защиту в полиции?

Юлия поморщилась.

– У них не хватает людей.

– Тогда я смогу тебя защитить. Глаз с тебя сводить не стану, – заверил ее Кристиан и поцеловал.

Но уже в четверг он нарушил свое обещание. Ему нужно было съездить в Ольденбург в командировку.

– Почему бы тебе не отправиться к матери, пока меня не будет в городе?

Юлия презрительно фыркнула.

– Моя мать намного хуже этого V. Нет, не волнуйся, я как-нибудь справлюсь.

Едва Кристиан уехал, как у нее разболелось горло и голова. Она приняла аспирин, заварила себе чаю и легла в кровать. Юлия четыре раза вставала, чтобы проверить, закрыта ли дверь. И окна. Она вся взмокла – то ли от жара, то ли от страха. Девушка смотрела на потолок, прислушивалась, не звучат ли чьи-то шаги на лестничной клетке, металась в кровати и потела. В какой-то момент она уснула. А проснулась от телефонного звонка.

Посмотрев на дисплей, она увидела новую эсэмэску, и сон как рукой сняло. Вначале она попыталась дозвониться Кристиану, потом Морицу и Софии. Тщетно. Юлия набрала номер Филиппа и оставила сообщение на автоответчике. Потом позвонила комиссару Беккеру.

– Я получила новое сообщение от V.

– Что он пишет?

– «Осталось три дня. V».

Беккер помолчал.

– Вы меня услышали?

– Мы это проверим.

– Каким образом? – Юлия откинулась на подушку. – Вы ведь не смогли отследить другие сообщения.

– Кто вам это сказал?

– Вы.

– Мы продвинулись в этом деле. Ваш брат Филипп сегодня утром получил такое же сообщение. И с госпожой Ротэ похититель сегодня связался. Он требует миллион евро.

– Что, правда? Но это же так много! У них вообще есть столько денег?

– Раздобыть названную сумму будет нелегко, но госпожа Ротэ решила заплатить выкуп. Она намерена сотрудничать с нами. Мы надеемся произвести поимку похитителя при передаче денег.

– Когда?

Она знала ответ еще до того, как комиссар что-то сказал.

– В субботу, второго июля. Точное время и место передачи денег нам сообщат позже.

– Что-то еще?

– В этом случае мы тоже не смогли обнаружить звонившего, он использовал одноразовый телефон. Но оба сообщения поступили из одного места.

– Откуда?

– Из Гамбурга.

– Из Гамбурга? – Юлия села в кровати.

– Район Оттензен.

– Оттензен? Я тут живу, – прошептала она.

– Мы это знаем.

– Откуда именно из Оттензена?

– Мы пока не выяснили, но работаем над этим.

Юлия закрыла глаза, и ей показалось, что кровать под ней качается. Проклятье, и почему она заболела именно сейчас? И почему Кристиана нет рядом? Именно тогда, когда она нуждалась в нем больше всего, Юлия не могла до него дозвониться.

– Может быть, вы могли бы предположить, кто вам написал?

«Кристиан», – подумала Юлия. Сообщения поступали из Оттензена. Может, это он их присылал. И это он вломился в ее квартиру. Если бы не этот разгром, они никогда не начали бы встречаться. Неужели Кристиан подстроил все это? Но зачем ему похищать ее отца? Откуда он узнал о Йохене? И почему он писал ее братьям и сестре?

– Вы не знаете? – спросил Беккер.

– Конечно, не знаю, – огрызнулась Юлия. – Оттензен – большой район. Тут живут тысячи людей.

– Безусловно.

Он считает, что это она сама рассылает сообщения, поняла Юлия. Еще при первом разговоре в Дюссельдорфе она заметила, с каким подозрением отнесся к ней комиссар. И сразу почувствовала, что она ему не нравится.

«Осталось три дня. V». А что будет через три дня? V заберет выкуп, отпустит ее отца, а потом убьет Юлию, ее сестру и братьев?

– Если это какая-то твоя шуточка, Кристиан, я сама тебя убью, – пробормотала Юлия.

Возможно, стоило воспользоваться его отсутствием и обыскать его квартиру – он оставил ей ключ.

«Если будешь поливать цветы, то можешь пользоваться моей кофеваркой», – пошутил он.

Юлия с трудом спустила ноги с кровати и попыталась встать, но у нее ничего не получилось. Комната шаталась, как «Титаник» в момент катастрофы. Да, дурацкая идея. Даже если это Кристиан отправлял сообщения, он не настолько глуп, чтобы оставлять одноразовый мобильный в квартире. Или другие доказательства своей вины.

Она улеглась в кровать и закрыла глаза. Оставалось три дня.

– Беккер подозревает Юлию, – сказал Мориц, когда комиссар ушел. – И мне кажется, он прав.

– Почему? – удивилась София. – Только потому, что сообщения посылали из Гамбурга? Это нелепо.

– Мне кажется, она какая-то странная. Такая холодная и расчетливая. И мотив у нее есть. Она завидовала тому, что Йохен заботился о нас, а о ней – нет. Может, теперь решила восстановить справедливость.

– Миллион евро… – Госпожа Ротэ потянулась за очередной сигаретой. К этому моменту она выкуривала уже по пачке в день. – Похититель, должно быть, сошел с ума. Нам не собрать столько денег до послезавтра, как бы мы ни старались.

– Может, этот V думает, что мы сотрудничаем с полицией, – предположила София. – И что они соберут для нас деньги.

– Но он же понимает, что ему такое с рук не сойдет! – возмутился Мориц.

– Во всяком случае, мне не кажется, что сообщения рассылала Юлия, – добавила София. – Наверное, V специально все так подстроил.

– Что?

– Что эсэмэски приходят из Гамбурга. И этот перевод денег от Филиппа. И телефонные звонки. Не знаю, как ему это удается, но он хочет, чтобы мы подозревали друг друга.

Мориц помолчал.

– Наверное, ты права, – неохотно согласился он.

Госпожа Ротэ направилась к террасе.

– Тебе что-то говорит имя Аннетт Роза? – спросил Мориц, прежде чем мать успела скрыться в саду.

– Как?

– Аннетт Роза. Художница. Они с ее мужем, Вернером, были очень близки с Йохеном. И дружили с его первой женой.

– Вообще-то ее звали Аннетт Зоннабенд, – поправила его София.

Госпожа Ротэ нахмурилась.

– Зоннабенд. Знакомая фамилия. Но где я ее слышала? – Она пожала плечами. – Понятия не имею.

– Постарайся вспомнить. Это может быть важно.

– Вернер Зоннабенд учился с папой в университете, – подсказала София. – Он умер в 2006 году.

– Ах, вот оно что! – Госпожа Ротэ с облегчением вздохнула. – Мы с Йохеном были на его похоронах. Вернер, университетский знакомый Йохена… Ему только исполнилось пятьдесят. Такая трагедия…

– Он был папиным лучшим другом, – сказал Мориц.

– Нет. – Мать покачала головой. – Это уж точно. Йохен бы мне рассказал. Я впервые услышала это имя незадолго до похорон. Да, Йохен тепло к нему относился, но он уж точно не был его лучшим другом. Они были не настолько близки.

– Брутцлер утверждает, что они с папой были неразлучны. И подруга матери Филиппа говорит то же самое. Они повсюду ходили вместе. Как… братья. А потом что-то случилось, и они рассорились.

– Не знаю. Йохен мне точно рассказал бы.

– Ох, мама! Папа тебе столько всего не рассказывал…

У госпожи Ротэ задрожали руки, и она чуть не выронила поднесенную к губам сигарету.

– Я выйду в сад, – едва слышно пробормотала она и ушла.

– Очень тактично, София, – хмыкнул Мориц.

– Ой, прекрати. Сейчас самое время называть вещи своими именами. Я хочу знать, что происходит.

– Осталось три дня. Это ты знаешь.

Мне двадцать, а я только начал учиться. Но остальные не намного меня младше. И такие же конченые. Кто из школы вылетел, кто в тюрьме отсидел, кто с иглы соскочил. Веселая компашка. Каждую неделю кого-то выгоняют, и тогда появляется кто-то новый. Меня еще не вышвырнули. В общежитии лучше, чем во всех этих дерьмовых интернатах. Простые правила: никакого насилия, никаких наркотиков, никаких девок. Кто их нарушает – вылетает из общежития. И никакого тебе школьного совета. «Но кто будет хулить Духа Святого, тому не будет прощения вовек». Библию я взял с собой. Постоянно ее читаю. За это остальные прозвали меня Пророком. Думают, я верующий. Может, я и верую, только с Церковью и христианством это никак не связано. Большинство здешних едва умеют читать и писать. И пары слов связать не могут. Зато никто не ноет, что ему пришлось таскаться с отцом по Калифорнии вместо Хорватии. Чаще всего эти парни не знают, кто их отец. Или почти ничего не знают о своих родителях. Я же своего отца знаю. Езжу туда каждые выходные. Встану перед его домом и жду, пока он выйдет.

Когда я его увидел в первый раз, чуть в обморок не грохнулся. Он ничуть не изменился. Ни капельки. Волосы чуть поредели, седина появилась. И все. Это меня с ума сводит. В смысле, я стал в два раза старше и в два раза выше, а он такой же. Он смотрит на меня. Я хочу свалить оттуда или хотя бы отвернуться, но у меня не получается. Я пялюсь на него, он пялится на меня. Но не видит. Он смотрит сквозь меня. И просто уходит. Я иду за ним, до его машины. Он садится за руль и уезжает. А я остаюсь. Каждый раз, уходя оттуда, я решаю на следующих выходных заговорить с ним. «Это я. Твой Малыш». А потом? Что потом? Ничего потом. Потому что я этого не сделаю.