Мерле еще издалека заметила статуи, такие большие, каких она никогда в жизни не видела. Ужасно большие.

Десять каменных изваяний — каждое, если прикинуть на глаз, метров сто или сто двадцать высотой, а может быть, и выше, стояли по краям гигантской дыры в земле. Это действительно была настоящая дырища. Не кратер и не впадина, а дыра, у которой нет дна. По крайней мере, такое создавалось впечатление по мере приближения к ней. Будто какой-то космический исполин одним ударом проломил земную кору, как яичную скорлупу. Эта бездонная пропасть была не круглой, а продолговатой и по размеру, казалось, превосходила самый крупный остров Венеции.

Когда Фермитракс подлетел ближе, они увидели, что пропасть затянута пеленой густых испарений, которые не давали ничего разглядеть — ни вглубь, ни вдаль. Мерле видела теперь только ближний край пропасти под собой, словно лев принес ее на край земли, а горизонт терялся в тумане. Ее охватило чувство страшного одиночества и незащищенности, хотя с ней были и Королева Флюирия, и Фермитракс.

Еще далеко отсюда ее стал беспокоить странный запах — не тошнотворный запах серы, как было при появлении посланца Ада на площади Сан-Марко, а сладковатый, но тоже мерзкий, будто что-то гнило и разлагалось в глубинах земли. «Не иначе как там что-то испортилось, — с досадой подумала Мерле. — Или попросту Земля загнивает изнутри, как на дереве яблоко, подточенное червями. И черви эти — египтяне. Или, — поправила она себя, — гниют все те, кто влез в эту страшную всемирную войну».

Нет, сама-то она не по своей воле оказалась чуть ли не в центре военных действий. И миллиарды других людей тоже не хотят воевать. В эту минуту Мерле впервые осознала и поняла, какую ответственность она на себя взвалила: ведь ей надо найти союзников в борьбе против египтян, ей приходится спасать целый мир.

— Да, от нашествия египтян.

«Вот и Королева объявилась. Она тоже замешана в этой войне. Небось не лучше других…»

— Не говори глупостей, — сказала Королева.

— Но ведь это правда.

— Нет, не правда. Никто не хочет воевать и проливать кровь. Но египтяне не желают никого признавать и не помышляют о переговорах. Иного выхода нет. Да, у яблока, гниющего на дереве, выбора нет, но мы можем найти решение. Мы должны попытаться себя защитить.

— Но тогда война никогда не кончится. Опять будут гибнуть люди.

— Да, — грустно сказала Королева. — Будут гибнуть и умирать.

Мерле подняла голову над гривой Фермитракса и посмотрела вперед. Справа и слева от нее мерно поднимались и опускались два обсидиановых крыла. Легкое шуршание то становилось тише, то усиливалось и успокаивало, почти убаюкивало. Мерле уже не прислушивалась с тревогой к шелесту крыльев, ставшему для нее чем-то своим и родным, как само биение сердца каменного льва. Она будто срослась с этим обсидиановым гигантом, сжилась с ним так же, как с Королевой. Ей казалось вполне естественным, что они трое, когда-то существовавшие по отдельности, стали единым целым. Вроде египтян, которых на земле миллионы, но которые мыслят все как один; действуют и поступают все как один — как Фараон.

«Да, — услышала она насмешливый голос в самой себе, но это был не голос Королевы Флюирии, — да, а потом явится прекрасный принц на белом коне и унесет тебя в свой замок из белых роз, и вы тоже станете единым целым…»

Рычание Фермитракса вернуло Мерле к действительности:

— Какие они… огромные!

Мерле поняла, что он имеет в виду. Чем ближе они подлетали к статуям, тем больше они казались, будто на глазах росли и поднимались все выше и выше. Вот-вот пробьют головами облака, раскроют рты и начнут заглатывать звезды на небе.

— Это — стражи. Их изваяли египтяне, — сказала Королева голосом Мерле, чтобы ее и Фермитракс услышал. — Здесь когда-то сошлись в бою войска египтян и армии Царева Государства. Оглядитесь — вокруг пустынная, голая, безлюдная местность. Исчезли даже птицы и насекомые. Можно подумать, что истерзанная Земля взбунтовалась против смертоубийственного сражения, собрала последние силы и поглотила всех и вся, что на ней находилось.

— Да. Стоит посмотреть на эту бездну, так и кажется, что тут земная кора провалилась, — сказал Фермитракс. — Просто рухнула куда-то вниз сама собой. Такого не бывает при землетрясении.

— Подобное случалось лишь дважды в истории. Года два тому назад при страшном обвале исчез в Земле Маракеш — там, похоже, орудовали те же силы, что и здесь. А еще раньше колоссальную рану Земле нанесло падение на нее Люцифера, Утренней Звезды.

— Утренней Звезды? — переспросил Фермитракс.

— Каменный лев тоже должен об этом узнать, — продолжала Королева. — По легенде, передаваемый людьми из поколения в поколение, на Землю однажды с небес пал огненный луч Света. Много было домыслов о его природе, но большинство сошлось на том, что это был сам ангел Люцифер, который восстал против Творца Вселенной и был им изгнан из Рая. Сверкающий Люцифер камнем упал с неба, пробил в Земле дыру и провалился в Ад. Там он сумел сделаться властелином и стал могущественным врагом своего Творца. Именно так падший ангел сделался дьяволом, если верить древнему преданию.

— Где то место на Земле, куда упал Люцифер? — спросил Фермитракс.

— Никто не знает. Наверное, где-нибудь на дне морском, куда никто никогда не заглядывал, кроме, может быть, обитателей Океанских цивилизаций…

Мерле почувствовала, что ее язык снова ей подчиняется и она способна опять говорить сама от себя.

— Знаешь, мне надоело работать языком за тебя.

— Прости.

— Не извиняйся. Ты все равно не перестанешь за меня разговаривать.

— Я должна пользоваться твоим языком. Мы же не можем оставлять Фермитракса в неведении.

— Ты бы хоть иногда спрашивала разрешения. Тебе так не кажется?

— Я постараюсь.

— А сама ты веришь в историю Люцифера, Утренней Звезды?

— Такова легенда. Миф. Никто не знает, сколь велика в нем доля правды.

— Значит, ты тоже не видела это место в море?

— Нет.

— Но ты же все знаешь про Океанские цивилизации.

— Да, но я не знаю никого, кто бы своими глазами видел это место. И никого, кто бы с уверенностью мог сказать, что оно вообще существует.

Мерле поняла, что от Королевы больше ничего не узнать. Да и какое ей самой сейчас дело до Океанских цивилизаций? Теперь надо решать задачу поважнее, да и всяких сюрпризов можно ждать с минуты на минуту.

Они перелетели через передний край пропасти рядом с одной из гигантских фигур, массивной, как собор на площади Сан-Марко. Изваяние представляло собой фигуру мужчины с голым торсом и босыми нотами. Только бедра, по обычаю древних египтян, были прикрыты повязкой. Голова — безволосая, гладкая, как полированный шар. Руки статуи, согнутые в локтях и сцепленные пальцами на уровне груди, образовывали своего рода треугольник.

У Мерле вдруг возникло желание точно так же сложить руки, но тогда пришлось бы оторваться от гривы Фермитракса.

— Попроси его облететь еще две статуи, — сказала Королева Флюирия.

Мерле передала ее просьбу обсидиановому льву. Фермитракс развернулся и полетел к востоку, где на расстоянии нескольких сотен метров возвышался соседний колосс. Каждая из монументальных фигур стояла спиной к пропасти, устремив вдаль пустые темные глазницы.

— Их египтяне смастерили? — спросила Мерле.

- Да. После того как поле битвы провалилось сквозь землю, оставшиеся в живых воины Царева Государства обратились в бегство. Они отступили за тысячи миль к северо-востоку и возвели там новую границу, которую и обороняют до нынешних времен. Египтяне же продолжили свое победное шествие и окружили их территорию со всех сторон, а египетские жрецы воздвигли эти статуи, чтобы охранять вход внутрь Земли.

— Хочется думать, что они стоят тут только для красоты.

Королева рассмеялась.

— Я тоже не жду, что статуи вдруг оживут, когда мы будем лететь мимо них. Ты ведь этого боишься?

- Да, немного побаиваюсь.

— Впрочем, сама я здесь тоже никогда не бывала, хотя…

Мерле прервала ее кашлем.

— Что с тобой?

— Не пугай и закрой рот, пожалуйста.

— Если бы у меня был свой, я бы не пользовалась твоим.

— Ну и не говори о том, чего не видела. Подумаешь, всезнайка. Разве можно знать все на свете?

— Нельзя.

— Вот и я так думаю.

— А что такое «всезнайка»?

Мерле шумно вздохнула и обратилась ко льву:

— Фермитракс, она всегда была такой?

— Какой такой? — спросил обсидиановый лев, а Мерле показалось, что он усмехнулся, хотя со спины его морда ей была не видна.

— Такой, всё знающей наперед?

— Наперед? Хм, да… Думаю, так можно о ней сказать.

Королева снова рассмеялась внутри Мерле, но промолчала. Мерле даже удивилась, что последнее слово осталось не за Королевой.

Вторая фигура почти не отличалась от первой. Разве что пальцы рук у нее были переплетены по-другому. У третьей одна ладонь лежала на другой, а в остальном все колоссы были похожи между собой, как три капли воды.

— Хотите на них поглядеть? — спросил Фермитракс.

— Да, — сказала Королева, и Мерле подала знак льву сделать еще один круг.

Фермитракс облетел третью статую, которая тоже не шевельнулась.

— Ты в самом деле ждала, что они вдруг оживут, протянут руки и схватят нас в воздухе?

Мерле пожала плечами.

— Я сама уже не знаю, чего ждать и чего не ждать. Я бы никогда не подумала, что смогу освободить Фермитракса из темницы. Или что полечу на нем над землей неизвестно куда. Не говоря уже обо всем том, что случилось за последние дни.

Она отважилась взглянуть вниз, в пропасть, но увидела лишь оставшуюся позади скалистую кромку и расстилавшийся под нотами туман, который кое-где окрашивался в красноватый цвет. Трудно было сказать, солнце ли, стоявшее высоко, озаряло туманную пелену, или изнутри шел какой-то жар.

— Вы думаете, что там и вправду Ад находится? Тот самый, какой в Библии описывается или на картинках в церковном алтаре изображается? — Мерле сама удивилась своему насмешливому тону. И своему любопытству — тоже. Не она ли только что заявила, что после всех пережитых волнений и злоключений ее уже ничто не может удивить?

Фермитракс ничего не сказал. Наверное, подбирал подходящие слова или не знал, что ответить. Но Королева ответила вопросом на вопрос:

— А ты сама как полагаешь?

— Не знаю.

Мерле скользнула взглядом по безучастному лицу следующей встретившейся им статуи и спросила себя, почему ваятель вылепил этих больших болванов такими бесчувственными, если там, внизу, могут происходить самые ужасные вещи, и сказала:

— Во всяком случае, профессор Барбридж ничего не говорит о кострах, на которых грешников поджаривают. О котлах с кипящим дегтем и о камерах пыток он тоже не упоминает. Все-таки ему, наверное, можно верить. Кроме того… — она запнулась.

— Что?

После некоторого колебания Мерле продолжала:

— Кроме того, хочу сказать, что и такой Рай, какой описан в Библии, тоже не имеет никакого смысла. Зачем подвергать человека вечным, бессрочным пыткам? Это же очень… Очень глупо. Надо наказывать преступника или грешника, чтобы навсегда отбить у него охоту причинять другим людям зло. Но ведь когда на небо попадают праведники, они там вообще не могут согрешить, а грешники не могут искупить свой грех и сделать добро, потому что они на веки вечные посажены в Ад… Я не понимаю, какой смысл все это так устраивать?

Королева ничего не ответила, но Мерле показалось, что она втайне с ней согласна и одобряет ее умозаключения. Мерле, приободрившись, продолжала:

— Если Господь Бог действительно такой добрый, как в Библии сказано, почему же он способен приговаривать стольких людей к вечному наказанию? Как такое может сочетаться — доброта и жестокость?

К ее удивлению, ей ответил Фермитракс:

— Ты права. Зачем виновного так жестоко карать, если никакое возмездие его уже не исправит и не вернет на Землю!

— Вот именно. Выходит, все это — зряшный труд.

- Можно, конечно, Чистилище называть Адом, — сказала Королева, — но я не думаю, что оно таково, как его изображают ваши священники. Оно не при Боге и не при Дьяволе.

— He понимаю.

— Мы должны сами все узнать. Или выживем, или погибнем. Другого нам не дано.

— А ты разве не бессмертна?

— Нет, — сказала Королева. — Я жива, пока жива ты, Мерле. Хочу я этого или нет.

Мерле стало не по себе от таких слов, но в то же время ей было почти приятно их слышать. Однако незримый груз ответственности, давивший ей на плечи, стал чуточку тяжеже.

— Вы что там замышляете? — мотнул головой Фермитракс. — Хотите нырнуть под землю?

— Для этого мы сюда и прибыли.

Мерле согласно кивнула.

— Надо рискнуть.

Сжимая коленями бока льва, она почувствовала, как глубоко он вздохнул и напрягся. Затем резко накренился влево, описал дугу, отлетев от края огромной бездны, и ринулся в глубь нее.

Отвратительный сладковатый запах усиливался. Но кроме оставшихся позади отвесных скал и расстилавшегося под ними густого тумана, ничего не было видно. Однако огненные всполохи, пробивавшие снизу серую пелену, становились все ярче, будто где-то в глубине закипала лава, которая вот-вот превратит дымку в клубы раскаленного пара.

Фермитракса тоже охватило беспокойство, и он спросил:

— Что там внизу такое? Под туманом?

— Сейчас объясню, — сказала Королева Флюирия.

На что Мерле заметила немного иронично, даже самоуверенно:

— Ну-ка, попробуй.

Но не успела она опомниться, как Королева уже говорила ее ртом, ее языком и губами:

— Вы видите всего-навсего игру света в тумане, и не более того. Это происходит потому, что здесь сталкиваются очень разные воздушные потоки. Наверное, вам обоим придется приспособиться к другому воздуху, ибо внизу дышится совсем иначе.

— Что такое воздушные потоки? — спросил лев.

— Доверься мне и не задавай лишних вопросов, — пробормотала Королева и снова углубилась в себя.

— Вот так она и мне отвечает, — сказала Мерле на ухо льву.

— Как ты такое терпишь?

У Мерле с языка едва не сорвался дерзкий ответ, но она решила не возражать. В глубине души, — как она признавалась себе с неохотой, — ее даже радовало то, что Королева нашла в ней убежище. Иногда приятно иметь поблизости кого-нибудь, кто все знает, все понимает и почти на все находит ответ.

Хотя порой чужое присутствие утомляет.

Фермитракс начал снижаться. Он не пошел штопором вниз, а стал планировать по широкой спирали. При этом он так резко накренился, что у Мерле на первом же повороте закружилась голова и засосало под ложечкой. Нет, ей, наверное, никогда не привыкнуть к таким воздушным фортелям.

Обсидиановый лев описывал в воздухе круги ближе к южной стене пропасти. Каменные уступы стены были темными и острыми. В какой-то момент Мерле почудилось, будто она различает там нечто вроде узкой расщелины, спускающейся сверху наподобие не то лесенки, не то прорубленной в камнях тропки. Но при заходе Фермитракса на следующий круг она потеряла из виду этот едва заметный спуск. Впрочем, ей было не до обзора местности, ибо надо было крепко держаться за гриву льва и стараться не отрывать глаз от его затылка, чтобы побороть головокружение и тошноту.

Дымчатая пелена уже была под ними на расстоянии какого-нибудь десятка метров и казалась гладкой, как замерзшее озеро. Но под поверхностью ощущалось непрестанное шевеление, будто внутри переливалась и крутилась какая-то студенистая масса или, может быть, плотные облачка тумана. Багровый отсвет в одних местах был ярче, в других — тускже. Очень скоро им предстояло встретиться лицом к лицу с тем, что ждало их там, в глубине.

Если высоко в небе было очень холодно, то чем ниже они спускались, тем тепже становилось. Нет, не жарко и не душно, как бывает во влажном воздухе, а просто тепло и приятно. Мерле, однако, была слишком взволнована, чтобы радоваться приятным ощущениям. Даже там, на высоте, когда несколько минут назад лев кружил над статуями, а холодный ветер продувал ее насквозь, она почти не замечала стужи. Ее одолевало множество других мыслей и чувств: настороженность, беспокойство, всякие предположения и ожидания и немалая растерянность.

И вот лев с Мерле пробил толстый слой тумана.

Для этого Фермитраксу понадобилось меньше минуты, и они оказались в клубах дыма и пара, извергавшихся откуда-то снизу. Мерле при спуске инстинктивно задержала дыхание и хотела вздохнуть теперь всей грудью, но не тут-то было. Ее охватил ужас: не получается! Она не может дышать! Горло перехватило, дыхание прекратилось, да еще парализует страх, обыкновенный невольный страх.

Нет, воздух там был, и она тут же вдохнула его с облегчением, но это был какой-то другой воздух — то ли более легкий, то ли более тяжелый. Впрочем, какая разница. Мерле быстро пришла в себя и заметила, что Фермитракс тоже переполошился и даже испугался, что они задохнутся и что вообще напрасно они сюда спустились. Но вот взмахи его крыльев опять стали спокойнее, шире, равномернее, и лев продолжил спуск по более узкой спирали.

Мерле вытянула шею и немного подалась вперед. Совсем чуть-чуть, потому что знала, что заглянет в пропасть, в бездонную пропасть, но действительность вовсе не соответствовала ее предположениям и ожиданиям.

Если одно лишь представление о глубине — бесконечной, устрашающей и немыслимой глубине — заставляет содрогнуться, то бездну, уходящую куда-то в глубь Земли, и представить себе невозможно. Дымка теперь полностью рассеялась и уступила место такой прозрачной ясности, что Мерле поначалу не поверила своим глазам и подумала, что все это ей только кажется. Похожее чувство она испытала, когда плыла с русалками по каналам Венеции и через свой стеклянный водолазный шлем вдруг увидела чудеса подводного мира. Она увидела даже то, чего не могут видеть глаза человека, ведь им не дано разглядеть в зеленой мгле моря его красоты, сокровища и чудовищ.

Здесь, внизу, при погружении в бездну с ней происходило нечто подобное. Это место не было предназначено для людей, и Мерле поражало то, что она, тем не менее, может его обозревать и воспринимать всеми своими органами чувств, хотя и не понимала, как это происходит и где она находится.

Каменный бок бездны, ближе к которому они неслись вниз, был теперь отчетливо виден, и Мерле различала на отвесной стене каждую впадину и каждое углубление. Противоположная сторона тоже различалась яснее, хотя расстояние до нее не сократилось. Все вокруг было залито багряно-золотым цветом, исходившим, оказывается, из самой каменной стены, вернее — из покрывавшей ее тончайшей вуали раскаленных нитей, которые в одних местах сливались в яркие пятна, в других еле-еле светились.

— Очень красиво, — сказала Королева, но Мерле сочла такое определение совсем неуместным: пустые, ничего не значащие слова, которые никоим образом не отражают чудесного зрелища.

Вдруг ее как обухом по голове ударило: да ведь это же часть всамделишного, настоящего Ада! Это то, чего, кроме профессора Барбриджа и еще нескольких избранных, не видел еще ни один человек на свете.

Внезапно Мерле заметила брезентовые палатки.

— Видишь? — прорычал Фермитракс.

— Да, — прошептала она, — вижу.

Немного ниже под ними и метров на восемьдесят в сторону они заметили большой выступ скалы, похожий на приплюснутый нос великана. На плато размером двадцать на двадцать шагов стояли три походные палатки. Одна была разломана, хотя стойки еще торчали, словно ветки засохшего дерева. Брезентовые стенки были разодраны в клочья. Будто острым ножом. Нет, скорее клыками.

Две другие палатки вроде бы уцелели. У входа в одну из них был поднят полог. Фермитракс подлетел к лагерю, и Мерле увидела, что здесь, на плоском пятачке, не было ни души.

— Что будем делать? — спросила она.

— Тебе хочется узнать, кто там обитал?

— А тебе — нет?

— Не каждому знания на пользу, а мне они и вовсе не нужны.

«Хвастунья», — подумала Мерле и сказала:

— Значит, тебя не интересует, что стало с этими людьми?

— Если тебе интересно, давай посмотрим.

Фермитракс сделал несколько кругов над скалой, с опаской и осторожностью облетая разрушенный палаточный лагерь. За палатками было расчищено место для костра, от которого остались обугленные головешки, и рядом валялся котелок; у каменной стены стояло несколько ящиков, и к ним были прислонены три ружья, будто их владельцы должны вот-вот вернуться. Наверное, людям просто не хватило времени для защиты. У Мерле по спине пробежал холодок.

Не заприметив никакой опасности, обсидиановый лев резко снизился и приземлился на скале в нескольких шагах от остатков палатки. Оглядевшись, Мерле поняла, что тропка, которую она только что видела выше в каменной стене, вела на этот пятачок, а отсюда спускалась ниже, в бездну.

Мерле соскочила со спины Фермитракса, но одеревеневшие ноги подогнулись и она грохнулась задом наземь. Ей было уже не привыкать к таким посадкам, но прежде она быстрее вставала на ноги, а в этот раз, наверное, сказалась перемена воздушных атмосфер и усталость, накопившаяся за последние дни. К тому же со времени их ночевки в горах прошло уже часов шесть или семь, не меньше. Наверное, подумалось ей, так много времени было потеряно при поисках входа в этот иной мир или при блуждании в тумане, а может быть, еще раньше, когда они летали вокруг каменных стражей. Неужели они действительно так долго снижались в этой мглистой пелене? А казалось, всего несколько секунд.

— Какая чушь! — сказала она про себя.

«Чушь», — повторила Королева Флюирия в ее голове. Но зародившееся сомнение не развеялось.

После того как Мерле размяла ноги и расправила онемевшие плечи, она с удовольствием потянулась и пошла осматривать палатки. Фермитракс предостерег ее от излишнего любопытства и стал обнюхивать ружья и разгребать лапами ящики. Даже Королева, вопреки обыкновению, просила ее проявлять осторожность.

В конечном итоге осмотр не дал никаких результатов: на пятачке не оказалось ничего интересного или полезного. В одной из сломанных палаток Мерле нашла лишь тонкий кожаный пояс, на котором, как брелок, болталась сухая куриная лапка. Сверху из отрубленной лапки торчали жилки, напоминавшие нити для кукловода. По просьбе Фермитракса Мерле потянула за жилку, и когти на лапке судорожно дернулись, как живые. От испуга Мерле чуть не выронила странную вещь.

— Гадость, — сказала она и, оставив лапку, продолжала рассматривать поясок.

— Это — талисман на счастье, — пояснила Королева.

— Да?

— Его носят жители Царева Государства. Ты ведь знаешь, что их оберегает Баба-Яга, не так ли?

Мерле кивнула, хотя и допускала, что Королева тоже, возможно, видела эти вещи в первый раз и знала о них понаслышке.

На другой стороне скального пятачка Фермитракс разбил один из ящиков передними лапами и сунул туда нос.

— А что ты еще знаешь о Бабе-Яге?

— Не очень много. Она — ведьма или что-то в этом роде.

Королева добродушно усмехнулась.

— Ведьма. Или богиня. Люди там видят в ней и то и другое. Но хорошо известно, что она так же оберегает Царево Государство, как я… — тут она запнулась, и Мерле догадалась, что Королеву мучает чувство вины, — как я оберегала Венецию.

— А ты ее знаешь? Видела Бабу-Ягу?

— Нет. Но она не такая, как я, во всяком случае, мне так думается. Скорее всего, Баба-Яга обрела в давнюю пору человеческий образ, который и стал известен людям. Она существует в образе старухи, обитающей в домике на курьих ножках, и, как живая, летает на метле по воздуху.

Мерле качнула пальцем куриный талисман на пояске.

— Значит, это — оберег?

— Вполне возможно. Христиане носят крест, охраняющий от несчастий, а те, кто верит в могущество Бабы-Яги, носит при себе талисман — куриную лапку.

— Но это значит…

— …что мы наткнулись на остатки экспедиции, снаряженной сюда Царем.

Мерле задумалась над тем, как такое могло случиться. Египетская Империя за несколько десятилетий покорила весь мир, за исключением Венеции и Царева Государства, хотя они и не поддерживали между собой никаких отношений, по крайней мере таких, о которых знал бы простой народ. Мерле посмотрела на разгромленный палаточный лагерь, и ее охватило странное чувство — не то утраты, не то сожаления о том, что смелая затея потерпела неудачу. Как там живут, в том Царевом государстве? Как они отбивают атаки Империи Фараона? И самое интересное, — каким образом их защищает Баба-Яга? На все вопросы ей могли бы здесь ответить люди, если бы… а вдруг они отправились дальше, вниз?

— Как вы думаете, они еще живы? — Мерле намеренно спросила обоих: и Королеву, и Фермитракса.

Лев подошел и неторопливо проговорил:

— Палатка, во всяком случае, разодрана не ножом. Брезент превращен в лохмотья.

— Значит — когтями? — спросила Мерле, зная ответ заранее. И похолодела от ужаса.

Фермитракс кивнул.

— На камнях остались следы.

— Они даже скалы расцарапали. Это — они? — голос Мерле прозвучал так глухо, словно у нее комок в горле застрял.

— Боюсь, что да, — сказал Фермитракс. Царапины очень глубокие.

Мерле посмотрела на лапы обсидианового льва, потом — на каменное плато. Когти льва не оставили там никаких следов. Какие же должны быть когти у этих чудовищ, которые капали на людей из Царства?

Она все поняла. Подозрение перешло в уверенность. У нее вдруг открылись глаза, как у спящего, которого внезапно разбудили.

— Это — лилимы, — сказала она решительно.

— Какие лилимы? — спросила Королева.

— Когда профессор Барбридж шестьдесят лет назад открыл Ад и впервые увидел его обитателей, он дал им это имя. Учитель в приюте нам об этом рассказывал. Барбридж назвал их «дети Лилит», в честь первой жены Адама.

Фермитракс склонил голову набок.

— Люди верят в эту легенду?

Мерле кивнула.

— Да. Это, наверное, самая древняя наша легенда. Удивляюсь, что ты ее не слыхал.

— У каждого народа и у каждого племени свои мифы и сказания о происхождении мира, — почти обиженно заметил обсидиановый лев. — Ты же не знаешь ни одной легенды львиного народа.

— Я знаю, кто такой Адам, — сказала Королева. — Но о Лилит никогда не слышала.

— Адам и Лилит были первыми людьми, сотворенными Богом.

— Я полагала, что женщину звали Евой.

— Ева появилась позже. Бог сначала сотворил Адама и Лилит, мужчину и женщину. Они были в раю совсем одни и должны были родить детей, чтобы населить мир своими потомками. И вообще они были первыми живыми существами.

Фермитракс недовольно заворчал, и Мерле вопросительно взглянула на него.

— Всегда вы, люди, вот так, — сказал он хмуро. — Всегда считаете себя самыми первыми и самыми лучшими. Но к той поре уже давным-давно существовали первые каменные львы.

— Так говорится в ваших легендах, — возразила Мерле с усмешкой.

— Вот именно, в наших.

— Тогда, значит, нам никогда не добраться до истины. Никогда в жизни и нигде на свете.

Фермитракс нехотя согласился.

— Все мифы о сотворении мира правдивы, — таинственно прошептала Королева. — Но каждый из них справедлив на свой лад.

Мерле продолжала:

— Так вот, Лилит и Адам должны были вместе сделать детей. Но как только Лилит к нему приближалась, его охватывало чувство страха и неприязни и он от нее удирал.

— Xa-xa! — загрохотал Фермитракс. — Наш первый лев все-таки не сплоховал.

— Но Адам страшился Лилит, Бог потерял терпение и выгнал Лилит из райских садов. Разозленная и разочарованная блуждала она по пустыне, пока не наткнулась на каких-то существ, совсем не похожих на Адама. Это были такие страшные невиданные твари, каких мы представить себе не можем.

— Я-то, пожалуй, смогу, — сказал лев, покосившись на следы когтей на скале.

— Лилит осталась у этих чудищ и родила детей, которые получились еще страшней и ужасней, чем их отцы. Они называются лилимы. В легендах их называют бесами или духами тьмы. Эти страшилища ночью носятся по горам и лесам и на камнях оставляют свои следы.

— Профессор Барбридж, наверное, знал эту историю, — сказала Королева.

— Да, конечно. В своих записках и в научных работах он называл обитателей Ада не иначе как лилимы.

— Ну, ладно, — проворчал Фермитракс. — Выходит, наши друзья из Царства познакомились с парой из них. Вам не кажется, что нам такое знакомство ни к чему?

— Фермитракс прав, — отозвалась Королева. — Нам лучше уйти отсюда. В воздухе, возможно, безопаснее.

В ее последних словах прозвучала странная неуверенность, которая насторожила Мерле. А верно, — кто сказал, что у лилимов нет крыльев?

— Одну минутку!

Она бросилась к ящикам, которые лев только что разворошил. Там Мерле заприметила некоторые вещи, которые для Фермитракса не представляли никакого интереса, но ей очень могли пригодиться. Например, небольшой кинжал в кожаном чехле, который она тут же сунула в карман платья, где было ее магическое зеркальце. Рядом валялись жестянки со съестным. Там были твердые как камень полоски высохшего вяленого мяса, сухари, бутылки с водой и даже несколько хлебцев. Она набила припасами рюкзак, подобранный у палаток, и взвалила себе на спину, притом успела впиться зубами в сухое мясо, безвкусное и твердое, как подошва, и даже сумела проглотить кусочек. За все прошедшие дни ей удалось съесть всего горсти три ягод и пучок каких-то кореньев. Запасы царевых первооткрывателей пришлись очень кстати.

— Поторопись! — крикнул ей Фермитракс.

— Иду, иду, — ответила Мерле, затягивая ремни рюкзака. Вдруг ей показалось, что за ней кто-то наблюдает.

Она оставила ремешки и прислушалась. По спине пробежал холодок, хотя было очень тепло. Волосы на голове шевельнулись. Сердце остановилось, но тут же стукнуло и забилось с такой силой, будто хотело выскочить из груди.

В полной растерянности Мерле оглянулась на скалы, перевела взгляд на палатки, посмотрела на тропки — верхнюю и нижнюю. Ничто не дрогнуло, никого не было видно. Один Фермитракс стоял у края скалы и нетерпеливо скреб лапой по камню.

— Что случилось? — спросила Королева.

— Ты ничего не чувствуешь?

— Тебе от страха всюду чудится опасность.

— Ну, иди же! — прорычал Фермитракс. Он тоже ничего плохого не замечал.

Мерле со всех ног бросилась к нему. Она не знала, от кого надо бежать и почему ей так страшно и жутко. Она уже подскочила к Фермитраксу, и внезапно у нее за спиной раздался хриплый вой, протяжный и надрывный.

Сначала она ничего не увидела. Совсем ничего. Только легкое движение на отвесной скале, какое-то смутное шевеление рядом с тем местом, где она завязывала рюкзак.

— Мерле!

Каменный пятачок дрогнул у нее под нотами, когда Фермитракс метнулся к ней черной молнией. Она не ожидала от него такой прыти. В мгновение ока он поднял ее крылом с земли и стряхнул с обсидиановых перьев прямо себе на спину.

«Лилимы», — прозвучало у нее в голове, и тут же она поняла, что это не ей самой подумалось, а ее предостерегла Королева.

Лев одним махом оторвался от края скалы, пролетел в мощном прыжке метров пять над бездной и лишь тогда расправил крылья, подхватившие его многотонное тело и обратившие прыжок в полет. С каждым взмахом могучих, равномерно поднимавшихся и опускавшихся крыльев они быстро отдалялись от места гибели царевых первопроходцев, где реяла смерть над покалеченными палатками.

Мерле хотела оглянуться, но Королева ее остановила резким окриком:

— Не смей!

Но она, конечно, оглянулась.

Каменная стена за пятачком ожила. Мерле с ужасом увидела, что зашевелился не склон горы, а нечто такое, что было на нем, затаилось, выжидало, высматривало все это время, а теперь вдруг вылезло наружу из невидимых щелей и дыр, как некогда выползали из земли полчища скарабеев по приказу Фараона.

Нет, никто ниоткуда не вылезал. То, что Мерле принимала за шероховатости отвесного склона, вдруг ожило и волнами покатилось к тому пятачку, где она только что была. Беспорядочные угловатые движения странных существ не походили ни на бег человека, ни на прыжки животных. Твари не ползли, подобно змеям, а скорее, карабкались, как крабы, по каменистой поверхности; несметное количество не то чешуйчатых спин, не то панцирей потоками устремлялось к маленькому плато. Несмотря на кажущуюся хаотичность их судорожных движений, они быстро и целеустремленно катились вперед, и через считанные секунды пятачок на скале был ими окружен и заполнен.

Глядя на это как море волнующееся скопище отвратных существ величиной с человека, Мерле успела заметить, что передвигались они на каких-то уродливо изогнутых конечностях и каким-то странным способом: вкривь и вкось, словно большие шустрые пауки. На каменной стене, где они, затаившись, сидели, остались многочисленные глубокие царапины и насечки от их когтей, будто там орудовал какой-то безумный каменотес.

Темная живая масса заливала плато со всех сторон, снизу и сверху, и накрыла остатки палаток и ящики. Каждая тварь была, похоже, защищена роговым панцирем, но что это было на самом деле, Мерле не успела и не смогла распознать, однако их поблескивавшие когти вселяли ужас.

Фермитракс стремительно несся вниз, в бездну, прочь от жуткого зрелища, оставшегося у них за спиной, но Мерле то и дело оглядывалась на маленький пятачок, подвергшийся нашествию лилимов и утонувший в их гуще, как изюминка в жидком тесте.

Рука Мерле невольно потянулась к карману, где она прятала свое зеркальце. В растерянности и отчаянии она сунула пальцы в его водяную поверхность, потом глублсе — в его волшебное тепло. Ей почудилось, что она слышит шепот, шелест голоса, — не этого ли призрака, который в нем сидит? — тогда она опустила в зеркальце руку по локоть и, как всегда, ощутила там чью-то руку, которая по ту сторону зеркальной поверхности дотронулась до ее пальцев и погладила их с бесконечной нежностью, как кто-то очень родной и близкий.