Глава ПЕРВАЯ

Фурия вихрем неслась по ступенькам вниз, в библиотеку, и, даже не добежав до дверей, почувствовала, как нос щекочут волшебные ароматы историй — лучшие запахи на свете.

Новые книги пахли типографской краской, клеем, свежими ожиданиями. Старые книги благоухали приключениями — своими собственными и теми, о которых в них рассказывалось. Лучшие книги всегда источали такой аромат — с лёгким оттенком магии.

В библиотеке семьи Ферфакс хранилось много отличных книг, в том числе старинных. Некоторые были такими ветхими, что их страницы рассыпались, как сухая осенняя листва, стоило лишь к ним прикоснуться. Большинство книг были прочитаны, но попадались и такие, на которые никто никогда даже не взглянул, ведь они прятались в боковых коридорах.

В этой библиотеке запрещалось сворачивать с центрального прохода. «Никогда не сходи с дороги!» — так звучал неписаный закон этого места. Библиотека находилась в древних катакомбах прямо под домом. Своды этих туннелей были возведены ещё в те времена, когда Британией правили римляне. На Котсуолдских холмах древние строители возвели десятки роскошных особняков. На руинах одного из них и находилось сейчас поместье, которое Ферфаксы называли своей резиденцией.

Привратник Вэкфорд как раз натирал металлическую входную дверь, когда Фурия пронеслась вниз по лестнице и ворвалась в библиотеку, чуть не сбив его с ног. Металл мерцал серебристым светом, отражение в нём искажалось. А всё потому, что на двери была вмятина, будто её пытался протаранить бульдозер. Только вот бульдозер не прошёл бы между полками.

— Он заходил сегодня? — выпалила Фурия, остановившись перед Вэкфордом. — Мой отец сегодня заходил?

Самюэлю Вэкфорду было никак не меньше шестидесяти лет, хотя синий комбинезон ладно сидел на его по-прежнему крепком, мускулистом теле. Вэкфорд жил в этом доме задолго до рождения Фурии, он знал катакомбы как свои пять пальцев — каждая трещина, каждый кривой гвоздь были ему знакомы. Прежде всего он был посвящён во все тайны библиотеки. Ещё его отец работал у Ферфаксов, а до него — отец его отца. У Вэкфорда были короткие седые волосы, лицо в морщинах, похожих на скомканную бумагу, на левой щеке — шрам, оставшийся у него с того самого дня, тридцать шесть лет назад, когда пострадала дверь в библиотеку. За поясом у Вэкфорда торчал фонарь.

— Твой отец был здесь, — медленно сказал он, видя, как Фурия нервно покусывает нижнюю губу. — Приблизительно час назад.

Вэкфорд был не скор на руку, а уж на слова тем более. Он был прилежным, ловким и сильным, как молодой юнга, но слово «скорость» для него было таким же незнакомым, как для кого-нибудь «фро нтиспис» или «факси миле».

— И?

— И — что? — спросил он.

— Он её нашёл? Книгу?

— Твой отец взял несколько книг. Четыре, если я правильно запомнил.

— Книги Зибенштерна?

— Возможно.

— Проклятье! — Фурия схватилась за свои растрёпанные светлые волосы. — Пип сказал, что папа поднялся по лестнице. Что он пришёл отсюда.

— Откуда же ещё ему подниматься, юная леди?

— Так что за книги он взял?

— Я не поинтересовался их названиями.

Фурия мгновенно что-то заподозрила.

— Ты же ему не рассказал, где я спрятала книгу, правда?

— Если бы я поведал ему, что поймал тебя, когда ты отклонилась в боковой коридор, он спросил бы меня, как могло случиться, что пятнадцатилетняя девочка бродит по библиотеке совсем одна. Тогда я должен был бы признаться ему, как часто ты тут бываешь. — Взгляд Вэкфорда стал укоризненным. — Я пойду с тобой. Кто-то же должен там за тобой проследить.

— Я сама за собой прослежу.

— Если что-нибудь с тобой случится, то…

Фурия встала на цыпочки и коснулась щеки Вэкфорда лёгким, как пёрышко, поцелуем.

— Ничего со мной не случится. Я тебе обещаю. — Она отошла на шаг назад. — А что ты вообще делаешь здесь, внизу? Мне казалось, ты должен помогать Сандерленду с мебелью.

Вэкфорд пренебрежительно скривился:

— Если мебель из резиденции выставили на продажу, то обойдутся без меня. Я люблю здесь всё таким, как оно есть, с каждым стулом и каждой вазой.

— Папа говорит, что нам нужны деньги. Срочно. Дословно он выразился так: «Если не будет немедленного финансового вливания, нам придётся уволить Вэкфорда, Паулину и Сандерленда».

Привратник поскрёб за ухом.

— Но вот так просто выставить вещи на дороге, нацепить на них ценники и глядеть, как их увозят незнакомые люди… Это так… неэстетично… — Вэкфорд потеребил длинный седой волос, торчавший у него из уха. — Неэстетично это.

— Угу!

У Фурии не было времени на подобные разговоры. Особенно когда на кону стояла книга.

— Ну что, пропустишь меня?

Он указал на свой шрам:

— Погляди-ка. Неосторожное бритьё тут ни при чём.

— Я буду осмотрительной, честное слово.

Немного помедлив, он кивнул, потом подошёл к двери, на несколько секунд прикоснулся к холодному металлу и молча прикрыл глаза. А затем снова кивнул, на этот раз более уверенно.

— Ладно, — сказал он. — Кажется, там спокойно. Ступай!

Наверное, так же быстро мог бы выкрикнуть эти слова австралийский ленивец, что-то вроде: «Давай пошевеливайся!»

Вэкфорд вытащил из кармана связку ключей и вставил в скважину самый старый и длинный ключ. Механизм загудел, как осиный рой, потом заскрипел, затем раздался щелчок — и замок открылся.

В лицо им хлынул невероятный, захватывающий запах книг. Фурия тотчас же ощутила голод — голод новых приключений. Но не для этого она сюда пришла. Сегодня её интересовала одна-единственная история, которой было уже почти две сотни лет. И она знала её практически наизусть.

Вэкфорд перешагнул порог раскрывшейся двери и поглядел в узкий проход, простиравшийся перед ним. Там царила космическая тишина. Возможно, эта библиотека и была настоящим космосом — целым скоплением миров, которые пока не хотели, чтобы кто-нибудь их обнаружил.

Коридор был очень узким, зато в высоту уходил почти на четыре метра. И каждый сантиметр этого пространства был заставлен тысячами книг. Проходы с бесчисленными ответвлениями уходили далеко в глубь скалы. В девятнадцатом веке один из предков Фурии решил составить карту подземных переходов, но это оказалось ничуть не легче, чем сосчитать шерстинки рассвирепевшей гориллы.

Лабиринт разветвлялся, словно корневище дерева, и, казалось, всё больше углублялся в скалу, находя всё новые и новые трещины. Вэкфорд утверждал, будто его отец прошёл по многим из этих коридоров до самого конца и своими глазами видел там книги, а за теми книгами — другие книги, а за ними — снова книги. Библиомантика развилась именно здесь, сомнений быть не могло. Именно в этом заключалась одна из причин, по которым Фурия бывала здесь так часто. Ей не терпелось стать полноправным библиомантом и заполучить сердечную книгу.

Вэкфорд указал на лампочки, свисавшие с потолка на коротком проводе. В сороковые годы прошлого века здесь провели электричество, но освещены были лишь основной коридор и несколько первых поворотов.

— Сейчас напряжение, кажется, стало стабильным. Может, мигнёт несколько раз, но никаких чрезвычайных случаев. И всё же, — он протянул Фурии фонарь, — возьми-ка лучше его с собой.

У неё был и свой в заднем кармане джинсов, но в сравнении с огромным фонарём Вэкфорда он выглядел просто крошечным. Немного помедлив, Фурия взяла его.

— Не беспокойся, — сказал Вэкфорд, — у меня есть другой.

Словно тяжеленный топор лесника, она взвалила фонарь на плечо и вступила в хранилище библиотеки. Сделав несколько шагов, она услышала, как Вэкфорд безнадёжно крикнул ей:

— И никогда не сходи с дороги!

Миллионы книг поглотили этот крик, приглушив его до невнятного шёпота. Дверь за Фурией захлопнулась.

Теперь она была единственным человеком среди книг, и ей нравилось здесь всё: и тени, и тишина, и осознание того, как мало в мире таких мест. Возможно, только одно.

Она глубоко и свободно вздохнула, упиваясь запахом книг, впуская его в своё сердце, а затем нырнула в незримые глубины библиотеки, готовая к приключениям.

 

Глава ВТОРАЯ

Фурия шагала по главному коридору, едва различая шорох собственных шагов. Книги поглощали почти все звуки. Сердце Фурии забилось сильнее. Девочка страшно волновалась — так она чувствовала себя всякий раз, когда ей доводилось блуждать по библиотеке. Но она старалась не бояться. И почти всегда ей это удавалось.

Что-то промелькнуло над ближайшей полкой, но, когда девочка присмотрелась, там уже никого не было.

Фурия пошла дальше, свернула из главного коридора налево и увидела перед собой новую бескрайнюю расщелину, заполненную книгами. Несмотря на обилие развилок и поворотов, Фурия ни капельки не боялась сбиться с излюбленного маршрута Вэкфорда — ей всего лишь нужно было следовать за цепочкой лампочек, освещавших в темноте коридоры на много метров вперёд.

За полками таились старые гробницы. Захоронения вскрыли, а останки перевезли отсюда много лет назад. Что, интересно, думали мёртвые о разорении своих гробниц, когда первые Ферфаксы решили организовать здесь библиотеку? И кто мог знать, что именно творится в тёмных переходах, за всеми этими книгами, книгами, книгами?

Однажды, ещё совсем маленькой, Фурия последовала за папой в глубину лабиринта сквозь мерцающие гроты из книг и вдруг потеряла его из виду. Когда она нагнала его и он повернулся к ней лицом, она поняла, что перед ней вовсе не папа, а кошмарное видение. Своего настоящего отца она отыскала лишь спустя час. Возможно, это жуткое существо до сих пор блуждает где-то в коридорах библиотеки.

Коридоры были такими узкими, что даже по главной дороге Фурии часто приходилось идти боком, потому что иначе она рисковала застрять между битком набитыми полками. Сухой воздух был пропитан ароматом книг, и, когда по коридорам пролетал нежданный порыв ветра, он разносил запахи фолиантов, а иногда и далёкие голоса, которые, возможно, существовали лишь в её фантазиях.

Миновав несколько поворотов, Фурия увидела чуть вдали сводчатую нишу. Повсюду были книги в кожаных и шёлковых переплётах — миллиарды слов, собранных по всему миру.

Книга, которая привела Фурию в библиотеку на этот раз, носила очень длинное название, но в 1820 году, когда она была написана, это совершенно никого не удивляло. «Фантастика Фантастичелли, повелитель осеннего тусклого света». Автор был известен под именем Зибенштерн — такой псевдоним взял себе один из её немецких предков. Он написал несколько десятков книг — разбойничьих романов, которые были очень популярны в те времена, а затем ещё несколько произведений. «Фантастико» был его первенцем. Сегодня книга полностью забыта, но в своё время читатели жадно проглатывали приключения итальянского предводителя разбойников, носившего такое яркое имя. Этот роман был любимой книгой её матери. Когда Фурия была совсем маленькой, мама часто читала его вслух.

Кассандра Ферфакс умерла при рождении Пипа. Фурия день за днём боролась с собой, пытаясь любой ценой уберечь в памяти её улыбающееся лицо. Читая «Фантастико», она видела перед собой маму: её длинные светлые волосы, такие же, как и у неё самой, узкий нос, высокий лоб, зелёные глаза, точь-в-точь как у Фурии, длинные пальцы, которыми она изящно перелистывала страницы романа. Фурия снова и снова представляла её сидящей на краешке кровати маленькой девочки. Закрыв глаза, видела, как мама ровным голосом уводила её за собой в ущелья итальянских прибрежных Альп, в мир разбойника Фантастичелли и его шайки развесёлых бродяг.

Некоторое время Фурия искала похожие книги, старые и новые, но ни одна из них не шла ни в какое сравнение с «Фантастико». Другие романы Зибенштерна были лишь пересказами той истории. Если пересказ был хорошим, он пестрел приключениями и раскрывал перед читателем далёкие времена и страны. Если же был не очень удачным, читать его было неинтересно — сплошная меланхолия и безысходность. А по-настоящему хорош был только «Фантастико» — так считала Фурия.

Ей пришлось как следует спрятать книгу от отца, который после смерти жены, убитый горем, спалил многое из её вещей. Наверное, потому что воспоминания не давали ему покоя ни днём ни ночью.

С годами поиски «Фантастико» превратились для него в навязчивую идею. Он догадывался, что это Фурия помогла книге исчезнуть. Его дочь прекрасно знала, что он до сих пор тайком продолжал поиски, словно надеялся, что, отыскав книгу и расправившись с ней, сможет сделать последний шаг — окончательно освободится от воспоминаний о жене.

Фурия не могла допустить, чтобы отец уничтожил книгу так же, как раньше он избавился от платьев и других вещей, принадлежавших маме. Девочка довольно долго на него за это обижалась, но в последнее время понемногу начинала понимать отца. Даже через десять лет после смерти своей Кассандры Тиберий Ферфакс так и не смог смириться с трагедией. Он не очень-то охотно проявлял свои чувства и почти никогда не говорил о жене. Лишь о бедах и лишениях, которые ему пришлось пережить во время войны, об изгнании и своих ночных скитаниях отец Фурии молчал ещё упорнее.

На полках снова что-то зашевелилось, на этот раз слева. Фурия остановилась и медленно повернула голову. Сверху на книгах притаились две маленькие, уже порядком выцветшие птички. Они были сделаны в технике оригами — искусно свёрнуты из бумаги. Одна из них склёвывала пыль с какого-то томика стихов, а другая, казалось, глядела прямо на Фурию. При этом, как и у любой птички-оригами, глаз у неё не было. На голове выделялся лишь острый клюв.

— Привет! — сказала Фурия.

Птичка спокойно продолжала клевать пыль. Вторая гордо подпрыгнула к краю книжного корешка, взмахнула угловатыми крылышками и склонила голову набок. Казалось, она внимательно рассматривает Фурию, будто у неё действительно были глаза. На самом деле, наверное, она просто воспользовалась своим чутьём.

— Что ж, не буду вам мешать, — сказала Фурия и пошла дальше.

Вскоре ей попалась целая стая, около двадцати птиц, все они клевали комочки пыли рядом с книгами. Птички-оригами считались особым видом здешних мелких вредителей, они размножались очень быстро. Когда-то предки Фурии начали разводить их намеренно, потому что птички помогали поддерживать порядок в библиотеке, и с тех пор пыли действительно стало гораздо меньше.

Обычно можно было встретить не больше дюжины этих птичек, прыгавших по книжным полкам, как причудливые насекомые, поэтому целая стая, копошившаяся в собрании сочинений какого-то португальского романиста, представляла собой необычное зрелище. Фурия пожала плечами и побежала дальше. Пока эти птички-оригами не ели бумагу, они никому не мешали.

На глаза девочке попалось ещё несколько пичуг, сегодня их было удивительно много. Наконец Фурия добежала до перекрёстка, на котором ей нужно было повернуть налево. Точнее, сойти с пути. Она спрятала «Фантастико» в одном из тёмных туннелей, в котором не было электричества, рядом со шведской книгой об изготовлении зубчатых колёс. Фурия надеялась, что отцу в ближайшем будущем не придёт в голову изучать кораблестроение в портах Ботнического залива.

Пройдя ещё несколько шагов, она включила фонарь Вэкфорда. Зашелестев крыльями, вспорхнула ещё одна стайка, напуганная внезапным лучом света.

Наморщив лоб, Фурия направила фонарик ей вслед, подумав при этом, что, может быть, где-то в недрах библиотеки скрываются целые полчища этих существ, а сюда, в ближние коридоры, залетают лишь одинокие разведчики.

Фурия повернула налево, потом снова налево и оказалась наконец у полки с «Фантастико». Она с облегчением убедилась, что книга никуда не делась. Девочка включила фонарь и вытащила роман. Твёрдый переплёт потемнел, страницы растрепались. На обложке не было никаких иллюстраций, только название, выцветшее от времени. И под ним надпись: «Приключения доблестного капитана Фантастичелли из анналов истории Лигурийского побережья».

Стоило Фурии прочесть этот подзаголовок, как в голове у неё тут же зазвучал голос матери и по телу пробежала тёплая дрожь.

Оба её имени были позаимствованы из этой книги. Фурией звали хитрую воровку, которой не раз удавалось выманить всю наживу у капитана Фантастичелли, а Саламандрой — мудрую лесную богиню с бородавками на лице.

Её брат Пип тоже получил своё имя в честь одного из литературных персонажей — героя книги Чарльза Диккенса «Большие надежды».

Диккенс был любимым писателем её отца, и Фурия очень ярко представила себе, как Тиберий яростно отстаивал своё право хотя бы мальчика, законного наследника, назвать в честь одного из героев Диккенса, если уж его дочери выпало носить имя покрытой бородавками лесной богини.

Фурия раскрыла книгу, прочитала начало и снова почувствовала, что это любовь с первого взгляда. Действие начиналось во время ночного шторма, и через мгновение Фурия уже полностью погрузилась в чтение. Она перевернула одну страницу, за ней другую… и вдруг услышала хруст.

В испуге Фурия опустила книгу, попыталась нащупать фонарь и нечаянно столкнула его с полки. Когда он грохнулся на пол, тут же в разные стороны разлетелись сотни маленьких чёрных точек, они кишели в воздухе, словно мухи.

Это были буквы.

Буквы построились в ряд. Длинная цепочка протянулась от одной полки до другой, и концы её терялись где-то вдали. Гласные и согласные подрагивали и переплетались, точки балансировали на тонких палочках.

Фурия глубоко вздохнула, поставила книгу обратно на полку и подняла фонарь.

— И снова вы. — Охнув, она прошлась лучом света по копошащемуся полчищу букв.

Снова послышался хруст, и вдруг со всех сторон к Фурии ринулись сотни маленьких знаков. Где-то у самых её ног они толпились, скатывались вниз, отталкивая друг друга, и уже практически не отличались от огромного муравейника.

Башня, состоящая из букв, росла прямо на глазах у Фурии, будто ствол дерева на ускоренной киноплёнке. Достигнув уровня глаз Фурии, башня чуть качнулась, а затем отклонилась в сторону, к той полке, на которой стоял «Фантастико». Несколько букв выскользнули наружу и сложились в два слова:

Привет Фурия

В сознании букв, каждая из которых выскочила из какой-нибудь рассыпавшейся книги, знаков препинания не существовало. Когда-то Фурия поинтересовалась, в чём же причина, и получила в ответ бурю возмущения. Запятые, точки и двоеточия — это, мол, совершенно бесполезные создания. Для них в стае букв места не нашлось.

— Привет, Эюя, — сказала Фурия, а буквы тем временем снова смешались и перераспределились уже в другом порядке. (Несколько лет назад Фурия решила, что стае букв непременно нужно дать имя, а «Эюя» было первым словом, которое взбрело ей в голову.) — Ты меня до смерти перепугала.

Беги отсюда поскорее — написали буквы.

Некоторые знаки, оставшиеся не у дел, нетерпеливо подпрыгивали на полке, словно изо всех сил старались подчеркнуть, насколько важным было это предупреждение.

Сердце Фурии забилось сильнее.

— Что случилось?

Буквы снова зашуршали и закопошились, а затем появилось одно-единственное слово:

Плесневик

Фурия вскрикнула:

— Близко?

По дороге сюда

Фурия посветила фонарём в оба конца коридора. С одной стороны ничего не было видно, а с другой — буквенный рой отбрасывал колышущуюся тень. За ней было пусто.

— Он далеко?

Направив фонарь на полку, Фурия прочитала:

За несколько поворотов

Более ста пятидесяти лет библиоманты Ферфаксы следили за тем, чтобы в катакомбы не проникала сырость. Но она всеми силами старалась завоевать территории.

Как-то за одним из стеллажей скопилась влага и там вырос плесневик, оживлённый той же силой, что и стая Эюя и птички-оригами.

Возможно, сейчас было не лучшее время для воспоминаний и размышлений, но Фурия вдруг с горечью подумала о том, что её отец последнее время был ужасно занят и невнимателен.

Беги отсюда — приказала Эюя.

— Откуда он движется?

Справа

Фурия понизила голос:

— Ему известно, что я тут?

Ты слишком шумишь

И затем:

Неуклюжая девчонка

Фурия щелчком выбила из ряда букву «Ю», которая прилипла к одной из книг, но та тут же юркнула обратно на своё место. Остальные дополнили её, и перед Фурией задрожала новая строка:

Неуклюжая неуклюжая

Неуклюжая девчонка

Эюя была права: Фурия совершенно забыла обо всех предостережениях Вэкфорда и вела себя слишком уж свободно. Если она попадётся в лапы плесневику, Эюя просочится в одну из трещин в земле и напишет на ее могильной плите, прямо под надписью:

Фурия Ферфакс

(1999–2014)

всего два слова:

Сама виновата

Справа продолжался основной коридор, но, если Фурия хотела избежать встречи с плесневиком, ей надо было идти в другую сторону, надеясь, что вскоре она сможет повернуть и выйти в правильном направлении.

Беги, — написала Эюя. — Сейчас же.

Фурия уже собиралась задвинуть «Фантастико» обратно на место, но вдруг передумала: кто знает, когда теперь ей представится возможность спуститься сюда снова? Несколько минут уже не играют никакой роли. Она сунула книгу за пояс, натянула сверху футболку и побежала что было сил. Свет фонаря бешено перескакивал с книг на пол, и снова на книги, и снова на пол.

За Фурией по пятам следовал хруст буквенной стаи. Эюя снова собралась, и теперь под ногами девочки, слева и справа вдоль полок, поспешно растянулись две муравьиные дорожки.

За спиной что-то зашипело. Фурия на бегу быстро оглянулась, но сзади была лишь кромешная темнота. Чтобы посветить фонарём, нужно было остановиться.

Шипение стало громче, и вдруг девочка почувствовала, как в ноздри ей проникает новый запах — вонь затхлого погреба.

Фурия добежала до перекрёстка и повернула налево. Перед ней предстал новый ход, пройти по которому она могла только боком — настолько тесно стояли здесь стеллажи.

Протиснувшись между полок, она на секунду осветила коридор, из которого попала сюда, и тут же поняла, что совершила ошибку. Картина, представшая перед ней, парализовала её.

Этот плесневик был намного больше того, с которым ей довелось повстречаться в последний раз. Тогда ей было девять и с ней был отец.

Сегодня, шесть лет спустя, искать защиты было не у кого.

Плесневик, похожий на лепёшку, покрытую волосистой плесенью, размером был чуть больше подушки и переливался всеми цветами радуги, словно нефтяная плёнка на воде. Эта мерзкая лепёшка-подушка плыла по коридору прямо к Фурии, края её шевелились, словно водоросли, подхваченные сильным течением.

В передней части страшилища появилась чёрная трещина, которая становилась всё шире и шире, точь-в-точь как раскрывающаяся пасть. Плесневик подплывал к Фурии всё ближе и ближе, и казалось, что она вот-вот угодит в его пасть, будто в раскрытый мешок, накинутый на голову, и он проглотит её живьём.

Фурия дико вскрикнула и протиснулась в узкий ход — по крайней мере, не одной ей придётся туго в такой тесноте. Плесневик вытянулся узким столбиком и последовал за ней, плоский, как камбала. Фурия до сих пор опережала преследователя метров на пять, но это расстояние сокращалось каждую секунду.

Когда вонь от плесени стала невыносимой, Фурия остановилась и резко выхватила с полки первую попавшуюся книгу. Из щели выпорхнуло несколько птичек-оригами. С шелестом они прыгали по рукам и плечам Фурии, перескакивали с полки на полку и пытались как можно скорее вырваться из луча света и укрыться в темноте.

Фурия швырнула книгу прямо в пасть плесневика. Пасть захлопнулась, а чудище остановилось. Наверное, соображало, не посчастливилось ли ему откусить руку или ногу девчонки.

Фурия тем временем пробиралась дальше. Ей на глаза попадались всё новые и новые птички-оригами, летящие в ту же сторону, куда бежала и она. Наконец девочка поняла, почему их так много: пташки спасались от плесневика. Похоже, они прилетели из глубин библиотеки и таким образом заманили сюда своего преследователя.

Кровь в висках Фурии стучала как молот. Может, ей удастся отвлечь его новым броском? Хотя сомнительно. И тут что-то с силой ударило её в плечо. Фурия сжалась от страха, представляя, как челюсти плесневика сейчас сомкнутся у неё на шее. Но это была всего лишь книга, которую страшилище с силой выплюнуло обратно.

Даже находясь в опасности, Фурия не могла оставить этот разодранный томик вот так, на полу. Библиоманты, не проявлявшие уважения к книгам, теряли свои способности. Если она перестанет любить литературу, её волшебная сила иссякнет. А ведь Фурия ещё даже не успела стать полноправным библиомантом. Капля энергии, которую ей удавалось извлечь из книг, не стоила внимания.

Пока плесневик замешкался, Фурия воспользовалась положением, чтобы ещё немного оторваться от преследователя, но погоня продолжалась. Плесневик не давал птичкам-оригами, метавшимся в панике, отвлечь себя от главной цели. Сейчас ему нужна была Фурия.

Полки с книгами были крепко привинчены к стенам, так что использовать их в качестве баррикады не представлялось возможным. Единственное, что ей оставалось, — это бежать ещё быстрее, нырять между рядами ещё проворнее и при этом лихорадочно соображать, какие же из своих скромных знаний библиоманта она могла бы применить в такой ситуации. Но для этого ей требовалось сосредоточиться, а сейчас это казалось совершенно невыполнимым заданием.

Перед ней простирался новый коридор, три ступеньки вели вниз.

Фурия заметила их слишком поздно, когда земля ушла у неё из-под ног. Она грохнулась на пол, больно ударившись коленкой. Фонарь выскользнул из рук и упал чуть впереди, бросив луч света на стену, покрытую книгами, и едва осветив ход, из которого она выбежала.

Плесневик выскользнул оттуда в коридор, снова растянулся вширь и полетел вперёд, оставляя за собой вонючее облако. Фурия видела, как он пролетел над ней, — наверное, на секунду он потерял её след. Вокруг кружили десятки птичек-оригами, их тени походили на угловатых чёрных котов, которые перепрыгивали с полки на полку.

Стая букв ринулась следом за плесневиком, выплеснулась на ступеньки и защитной стеной выросла между Фурией и страшилищем.

Из кишащего роя букв образовалась башня и с силой толкнула плесневика снизу, сбив его с пути. Это, правда, остановило его лишь на секунду, а затем, почувствовав, что удар последовал снизу, он обнаружил стаю Эюя и Фурию. В тот же миг он надулся и, распахнув пасть, ринулся прямо на них.

— Вон! — закричала Фурия скорее не плесневику, а стае букв, которую тот уже втягивал в чёрную дыру.

Буквы в отчаянии пытались зацепиться за ступеньки, шуршали и копошились всё сильнее, но их было слишком мало, чтобы уравновесить шансы. Через несколько минут вся стая могла исчезнуть в жуткой пасти плесневика.

Фурия, шатаясь, встала на ноги. Бедные птички в панике спрыгивали с полок и попадали в поток, безжалостно тащивший их прямо в зияющую пасть.

Эюя, сопротивлявшаяся изо всех сил, в пасти плесневика превратилась в огромный шар из букв, так что страшилище завертелось вокруг своей оси. Но этим она лишь оттягивала своё исчезновение, потому что плесневик сомкнул челюсти и, смачно причмокнув, откусил ещё часть букв.

Стиснув кулаки, Фурия бросилась на плесневика. Руки её по локоть проникли в мягкую грибковую массу. Фурия растопырила пальцы, пытаясь вырвать куски из тела плесневика. Пыльные облака взрывались прямо у неё перед глазами, но даже это, казалось, ни капельки не раздражало страшилище и тем более не обращало его в бегство. Его тело, состоявшее из спор плесени, было прочным и вместе с тем невероятно гибким. Нападение Фурии оставило в нём разве что несколько вмятин.

Фурия попятилась, оступилась о нижнюю ступеньку и чуть не потеряла равновесие. Плесневик плыл теперь прямо у неё перед носом. Ещё несколько секунд он, казалось, переваривал последние буквы, а затем по его плоскому телу пробежала рябь. С омерзительным шипением плесневик, проглотив буквы, снова раскрыл пасть, и Фурия оказалась прямо перед зияющей чёрной дырой, по краям которой прилипли крошки птичек-оригами, а между ними без движения висели буквы, похожие на остатки шоколадной стружки. От ужасной вони у Фурии перехватило дыхание, и она чуть было не упала в обморок.

Может, такой исход не так уж и плох. Что, если ей просто потерять сознание, как это делают неженки барышни из старинных романов? Тогда она не столкнётся лицом к лицу со злым роком и закончит жизнь красиво. Но плесневик имел дело с Фурией Саламандрой Ферфакс, преемницей рода библиомантов и будущей обладательницей сердечной книги. Она-то уж точно не собирается падать на пол без сознания, словно какая-то недотрога.

Фурия пристально поглядела на противника и собрала всё своё мужество, сжав кулаки и из последних сил резко вытянув руки вверх, — как раз в тот момент, когда над ней находилась пасть страшилища.

Когда на долю секунды перед Фурией открылась пропасть и девочка заглянула внутрь плесневика, её кулаки пробили насквозь пористое тело противника. Когда же она снова вытащила руку, страшилище закачалось и грохнулось на каменный пол, расплывшись по нему, словно вонючий ковёр из плесени. Остатки стаи Эюя разбежались в разные стороны.

Фурия запрыгнула на поверженного противника и, прижав его всем своим весом, стала топтать, не обращая внимания на то, что плесневик пытался сбросить её с себя.

Со всех сторон к нему потянулись буквы, они выстроились в ряды как крепкие нити, опутали плесневика, словно сетями, и выжали остатки жизни из его волокон. Тем временем Фурия вырывала из нутра страшилища бело-зелёные клочья. Через несколько минут плесневик перестал сопротивляться. Волокна съёжились, как мокрая вата, и вдруг пропали совсем. На полу осталась лишь мокрая дорожка, воняющая гнилью и плесенью.

Фурия в изнеможении опустилась на корточки, зачерпнула пригоршню букв, которые песком просачивались сквозь пальцы, и уставилась пустым взглядом на птичек-оригами — те беспечно порхали вокруг, исполняя странный танец радости.

 

Глава ТРЕТЬЯ

Фурия Саламандра Ферфакс была книжным лунатиком: она читала книги во время сна. Для этого явления существовал специальный термин — сомнэволизм.

Никто, кроме Фурии, этим недугом не страдал, поэтому слово она выдумала сама.

— «Сомнус» — это по-латыни «сон», а «эволвере» — «чтение», — объяснила она как-то своему брату Пипу, который был на пять лет младше Фурии. — Вот и получается сомнэволизм. Чтение во сне.

Пип читал книги, как и все остальные люди, обычным способом — когда бодрствовал, но он знал Фурию слишком хорошо, чтобы ей возражать. Ведь тогда она может, чего доброго, смыть с него клоунский грим, которым он всегда разрисовывал лицо, прежде чем выйти из своей комнаты. Пип боялся клоунов и считал, что в таком виде они примут его за своего.

— Но ведь в нашу резиденцию не заходят клоуны, — говорила ему Фурия, — так что совершенно необязательно целыми днями разгуливать по дому с полным макияжем.

Пип робко улыбался, наверное, потому, что это слово было ему незнакомо. Но сестре конечно же не верил.

— Хотя, знаешь, — лукаво добавила однажды Фурия, — я видела несколько клоунов за изгородью, они бродят по парку. Иногда они прижимаются лицами к окну в кладовой и оставляют на стекле белые отпечатки, похожие на черепа.

С тех пор Пип больше не заходил в кладовую, и все медовые пряники доставались теперь Фурии. Паулина, кухарка Ферфаксов, была большой мастерицей по части пряников, она пекла их круглый год, щедро поливая медовым сиропом, который отец Фурии добывал из слащавых любовных романов.

Тиберий Ферфакс умел совершать и другие чудеса, но Фурию это ничуточки не удивляло, потому что она готовилась однажды унаследовать всю его силу и тоже стать полноправным библиомантом.

Её отец пользовался магией книг лишь изредка, потому что боялся, что враги могут выследить его и детей. Библиомантика была молчаливым искусством. Но власть, магия книг — всех книг — была настолько могущественной, что не столкнуться с ней было невозможно. Тот, кто искал, видел её следы повсюду. А Адамантова Академия только и ждала момента, когда отец Фурии случайно выдаст своё убежище.

— Они попытаются нас убить, — объяснил он детям. В каждом его слове сквозила тревога и полнейшая серьёзность. — Все мы должны быть начеку каждую минуту. И я, и вы.

Фурия прижала к себе младшего брата:

— Ты испугал Пипа.

— Это хорошо, — сказал Тиберий Ферфакс. — Страх перед Адамантовой Академией спасёт жизнь всем нам, потому что убережёт нас от роковых ошибок.

Фурия слышала эту речь уже много раз, да и Пип тоже. Только он не был библиомантом и, наверное, никогда им не станет. А вот Фурии просто не терпелось поскорее перенять сверхкачества, которыми обладал её отец. Тиберий нашёл свою сердечную книгу в четырнадцать лет. Фурии уже исполнилось пятнадцать, а она до сих пор ждала этого часа. Без сердечной книги ей никогда не стать настоящим библиомантом. Пока что в её арсенале было всего лишь несколько жалких околоколдовских приёмов, которыми она могла воспользоваться в трудную минуту.

Как только у неё будет сердечная книга, всё тут же изменится — в этом Фурия была убеждена. Ей казалось, что и Тиберий мечтал поскорее увидеть в руках своей дочери заветную книгу. Она замечала беспокойный блеск в глазах отца, когда он искоса поглядывал на Фурию. Она ощущала тревогу в голосе Тиберия, когда он рассказывал о древних временах, об интригах и о тайных беглецах. Она чувствовала волнение отца, когда тот гладил её по голове, разжигая в ней огонь библиомантики.

Но как бы сильно она ни нервничала, это ровным счётом ничего не меняло, потому что сердечная книга сама должна отыскать её, а вовсе не наоборот. Там, снаружи, блистал всеми красками, переливался, кричал и искрился необъятный мир, но Ферфаксы отгородились от него, добровольно заперев себя в поместье Котсуолд среди тишины книг, прячась от агентов Академии.

Иногда Фурии казалось, что вокруг неё ничего не меняется, кроме времён года. Весной поля покрывались цветами, летом стрекотали кузнечики, осенью изгородь становилась золотисто-жёлтой, а зимой холм утопал в снегу. Всё остальное оставалось неизменным: отец углублялся в свои исследования, Пип прятался от клоунов, а Фурия ждала.

Месяц за месяцем, месяц за месяцем…

 

Глава ЧЕТВЕРТАЯ

Через час после происшествия в библиотеке Фурия, приняв ванну, сидела в своём старом кресле с раскрытой книгой «Фантастико» на коленях. На неё падал свет лампы с качающимся абажуром. Фурия углубилась в четвёртую главу, где описывалась первая встреча предводителя разбойников с соперницей, а впоследствии его возлюбленной, очаровательной и жестокой Фурией Цингарелли. Она была внебрачной дочерью герцога Миланского и могла унаследовать всё его состояние, если бы не её сводные братья, рыскавшие по заливам и бухтам Лигурийского побережья в сопровождении неугомонных солдат.

Фурия увлечённо читала, а по стенам комнаты одна за другой пробегали тени. Обои в домах библиомантов показывали картины, которые представлялись им в воображении, — отважные герои в истрёпанной одежде, вражеские солдаты в блестящих доспехах и конечно же прекрасная воровка, покорившая своими золотыми локонами не только разбойника Фантастичелли. И всё это происходило на фоне подёрнутых дымкой лесов, которые, покрывая даже отвесные горы, простирались до самого побережья Средиземного моря.

Те же картины возникали в воображении Фурии, когда эту книгу читала ей мать. Именно Кассандра убедила всех называть книгу «Фантастико». Она говорила о романе Зибенштерна как о живом человеке. Отец Фурии однажды в шутку назвал его тайным любовником Кассандры. Может, он и сам не верил в то, что говорил, но в его тоне всё же сквозила ревность: каждый вечер Кассандра брала эту книгу с собой в постель.

Обои в комнате Фурии показывали сцены из романа не в том порядке, как, например, если бы по его сюжету снимали фильм. Здесь истории и сцены мелькали хаотично. Но ведь именно так они мелькали и в голове у Фурии — понять их мог лишь сам читатель. Иногда Фурия останавливалась и оглядывалась по сторонам, чтобы на секунду перевести дух, по-настоящему прочувствовать прочитанное.

— Вид у тебя не ахти, — сказала лампа и на миг осветила лицо Фурии, а затем снова бросила пучок света на книгу.

В голосе лампы звучали металлические нотки, будто бы он раздавался из граммофонной трубы. Когда лампа разгибала свои суставы, те нещадно скрипели. Фурия уже несколько недель назад решила попросить Вэкфорда помочь ей смазать лампу.

— У неё болит колено, — сказало кресло глубоким басом откуда-то из кожаных складок, его бас звучал, как всегда, приглушённо и немножко ворчливо.

И правда, сегодня Фурия сидела в кресле, поджав одну ногу, хотя обычно забиралась в него, подтягивая обе коленки к подбородку. Вторую ногу Фурия вытянула, потому что колено до сих пор болело, после того как девочка слетела со ступенек в библиотеке. Вздохнув, она поудобнее устроилась на мягком сиденье. Кресло что-то добродушно забормотало. Ему очень нравилось, когда на него вот так забирались.

— Всё в порядке, — сказала девочка. — Это всего лишь синяк.

Вернувшись из библиотеки, Фурия довольно долгое время провела в ванной, чтобы как следует отмыться от спор плесневика. Потом она укуталась в фиолетовый купальный халат, надев его поверх ночной рубашки.

Бросив ей в лицо новый пучок света, лампа жалобно заскрипела:

— Я-то могу разглядеть, когда кому-нибудь по-настоящему грустно.

Даже прожив с этой лампой целых пятнадцать лет, Фурия так и не поняла, как и чем она разговаривает, — у лампы, как и у кресла, не было ни глаз, ни рта. Голос раздавался откуда-то из глубины, а зрение у лампы ничуть не зависело от лампочки — даже когда её выкручивали, лампа всё равно продолжала видеть.

Оба предмета чудесным образом сопровождали библиомантов. Их когда-то давно изобрёл дедушка Фурии, Кассий Ферфакс. Фурия сожалела, что никогда не была с ним знакома.

Глубоко вздохнув, она кивнула теням на обоях, которые вытянулись в человеческий рост. Капитан Фантастико и светловолосая разбойница как раз стояли у обрыва, откуда открывался вид на холмы, поросшие деревьями.

— Это всего лишь… из-за неё, — сказала Фурия. — Каждый раз, когда я её вижу, мне…

— Тебе что? — спросило кресло с прямолинейностью мебели.

Фурия задумалась: действительно ли она хочет всё объяснить этим двоим? В конце концов она всё-таки сдалась. Много лет назад воображение Фурии наградило разбойницу лицом Кассандры Ферфакс. Но чем больше времени проходило после её смерти, тем более расплывчатыми становились её черты. Маму заменило слабое воспоминание, лишённое чётких контуров, но всё-таки сохранившее некоторое сходство с Кассандрой. Превращение происходило почти незаметно, но в последнее время Фурия всё чаще обращала на это внимание. Постепенно она забывала, как выглядела её мать, и это причиняло ей гораздо больше боли, чем какая-то ссадина на коленке.

— Почему бы тебе не поглядеть на её фотографию, — спросило кресло, — и таким образом не освежить воспоминания?

Лампа возбуждённо бросала отсветы то вверх, то вниз.

— Потому что старый затворник их все давно сжёг, — ответила она, прежде чем Фурия успела открыть рот. — Как ты умудрилась об этом забыть, кожаная кошёлка!

Кресло что-то пробормотало и обиженно замолкло.

Фурия захлопнула книгу. Образы на стенах растворились, на обоях снова проявился узор из светло-голубых цветов.

Девочка осторожно потрогала синяк и проковыляла к письменному столу. Он стоял у высокого окна, из которого был виден главный вход в резиденцию. По ту сторону петляющей дороги простирались холмы Котсуолда, посеребрённые светом луны. В дневное время пейзажи между Оксфордом и Глостером блистали красотой — зелёное море склонов и долин, пронизанное живыми изгородями, ручьями и волшебными рощами. Ночью, однако, эта местность, с её тёмными долинами и петляющими тропинками, походила скорее на волчье логово, особенно когда собаки с дальних ферм начинали выть на луну.

Фурия спрятала «Фантастико» в тайник под паркетом, рядом с письменным столом, и зажгла свечи в серебряном подсвечнике.

— Выключайся! — сказала она лампе.

Её уютный уголок-читальня погрузился в темноту. Лампа и кресло снова казались всего лишь обычными вещами.

Электронные часы рядом с кроватью показывали одиннадцать часов вечера. Фурия выдвинула ящик письменного стола и достала коробку шоколадных конфет. Под ней пряталась вторая книга, нашедшая прибежище в её комнате. Фурия положила её перед собой на стол и открыла тёмно-коричневый переплёт — под ним скрывалась продолговатая коробочка со стеклянным пером внутри. Перо было искусно закруглено, словно вытянутый по спирали домик улитки, сверху донизу его пронзал белый стержень, который переливался сквозь стекло затейливыми узорами. Даже колпачок был стеклянным. Фурии никогда не доводилось видеть более красивых письменных принадлежностей.

В канцелярской лавке ближайшего городка Уинчкомба она как-то купила чернильницу, которая уже почти опустела. В последнее время она пользовалась ею почти каждый день. Первые сорок или пятьдесят страниц книги были мелко исписаны двумя разными почерками. Первый из них, размашистый и заметно девчачий, принадлежал Фурии. Второй почерк казался старомодным, буквы были выведены под наклоном и стояли совсем близко друг к другу, расшифровать их без предварительной тренировки было довольно сложно. Фурия до сих пор иногда наталкивалась на слова, которых она не знала, и на буквы, распознать которые можно было, лишь включив воображение.

Северин Розенкрейц, которому принадлежал этот почерк, пользовался чёрными вязкими чернилами. Фурия выбрала голубые, они казались ей более элегантными.

С тех пор как Фурия научилась пользоваться стеклянной ручкой, кляксы на письме практически исчезли.

Фурия и Северин по очереди писали друг другу в их книге: она — в настоящем, а он — в 1804 году. Фурия не сразу поверила в то, что это возможно, но теперь их переписка перестала быть для неё чем-то уж очень удивительным. После того как она поняла, что с помощью этой книги можно вести беседу с незнакомым мальчиком, ей уже не составило большого труда принять все остальные диковинки. Например, тот факт, что Северин был её предком и жил в те времена, когда род Фурии проживал в Германии под фамилией Розенкрейц. И лишь несколько лет спустя, в 1836 году, когда их род был разгромлен Адамантовой Академией, оставшиеся в живых пустились в бегство и переселились в Англию. Последние Розенкрейцы стали Ферфаксами, и с тех самых пор скрываются в Котсуолде от агентов Академии.

Вчера Северин ответил на её последнюю запись — вообще-то он сделал это двести лет назад, но буквы появились в книге сегодня ночью. Он пользовался той же самой книгой, что и Фурия, тем же экземпляром, только вот держал её в руках в другом месте и другом времени, а она — здесь и сейчас. Для Фурии эта книга заменяла смартфон, ведь сейчас именно так посылают друг другу сообщения, делятся новостями, дают советы.

После встречи с плесневиком Фурия почувствовала такой прилив адреналина, что сначала ей пришлось сесть и успокоиться. «Фантастико» был отличным средством для этого. Стоило лишь открыть книгу, вдохнуть её аромат — и она уже чувствовала себя в безопасности. А прочитав страницу-другую, Фурия забывала обо всех неприятностях: о своём одиночестве в этой резиденции и о завышенных ожиданиях, которые питал на её счёт отец.

Закончив читать первую главу, Фурия почувствовала, что достаточно пришла в себя, чтобы поговорить с Северином. Оба они выражались именно так — поговорить, хотя на самом деле этот процесс был для Фурии абсолютно необъясним. Возможно, он был более подходящим для библиоманта.

С помощью пера и чернил она описала ему всё, что с ней произошло. Она знала, что он поймёт. Он был таким же библиомантом, как и она, и хотя бы поэтому рассказать всё Северину было куда проще, чем какому-нибудь мальчишке из Уинчкомба или Стенвея. Иногда ей даже казалось, будто их мысли полностью совпадают. Ему было семнадцать, на два года больше, чем Фурии.

Она конечно же понимала, что время, в котором он жил, кардинально отличалось от сегодняшнего. Поэтому Фурия старалась не упоминать в своих письмах всякие современные устройства или приборы, хотя в резиденции Ферфаксов их было не так уж и много. Они жили без интернета и обходились одним древним телевизором, который почти всегда был выключен.

Да и как бы она смогла всё это описать? Гораздо больше ей хотелось говорить с ним о книгах, об отце, о жизни в тайном убежище — полуразрушенном поместье вдали от всего мира.

Он же рассказывал о большом доме на Рейне, в котором жила его семья, о домашней библиотеке, одной из крупнейших в то время, и о том, как он старался примириться с новыми способностями, проявившимися в нём в последние несколько лет. Речь шла о библиомантике, тут сомнений быть не могло. Но, скорее всего, в его время этого названия ещё не существовало. Северин стал использовать его только после того, как Фурия однажды упомянула это слово в своих записях.

Безусловно, в его времена не существовало и Адамантовой Академии, которая следила за миром библиомантов, не было и войны между пятью домами «Алого зала». Фурия понемногу рассказывала Северину об этом последние несколько дней. Но сознание ответственности вселяло в неё порой такой сильный страх, что она едва могла вынести его: что, если знания, которые она передаст в прошлое, изменят будущие события? Что, если он, например, решит бросить свою семью или не захочет иметь детей? Тогда несколько поколений спустя Пип и Фурия вообще не родятся.

Она не знала наверняка, является ли Северин их прямым прапрапрадедушкой, и у неё не было никакой возможности это выяснить. Все записи из семейной истории Розенкрейцев были уничтожены до бегства из Германии. Её предки старались стереть все следы, которые могли бы привести от Розенкрейцев к Ферфаксам. За одним лишь исключением. Этим исключением была библиотека. Конечно, в то время она считалась обширной, но это не шло ни в какое сравнение с той огромной коллекцией, собранной позднее. Книги переправляли в Англию на кораблях, они и стали началом современного библиотечного лабиринта, скрывавшегося в катакомбах резиденции.

Фурия жаждала общения с Северином, словно героиня старинных романов, нашедшая доброго друга по переписке. В таких романах письма, как правило, доставляли гонцы или посыльные, скакавшие верхом по мрачным лесам и болотам. Фурия ничего не сказала отцу о своей тайной переписке, и в этом была своя интрига. Но история с Северином уже давно перестала быть просто игрой, пусть даже ей самой сложно было в этом признаться.

С утра она первым делом проверяла, не появился ли под её записью ответ Северина. Ещё не почистив зубы, она жадно прочитывала каждое слово, иногда по нескольку раз. И если бы вдруг выяснилось, что её загадочный друг из прошлого всего лишь выдумка её воображения (ведь заводят же некоторые себе вымышленных друзей или слышат неизвестные голоса), она бы вполне с этим смирилась. В таком случае он являлся частью её самой, и никто не мог её этого лишить.

В тот же вечер она описала всё, что приключилось с ней в библиотеке и что заставило её сойти с пути.

Уже много раз Фурия упоминала, насколько важен был «Фантастико» для её матери и какое значение поэтому роман имел для неё самой. Ей во что бы то ни стало нужно было удостовериться, что отец не обнаружил книгу, ведь экземпляров наверняка сохранилось совсем немного.

Мысль о том, что из-за страданий отца «Фантастико» может быть утерян навсегда, пугала Фурию гораздо больше, чем встреча с плесневиком.

Закончив писать, Фурия захлопнула книгу и хотела уже положить её обратно под коробку с конфетами, но в последний момент снова на секундочку раскрыла её — слишком уж распирало любопытство, не успел ли Северин за это время ей ответить.

Иногда его письмо появлялось уже через несколько секунд, бывало, это занимало минуты, но никогда ещё ей не приходилось ждать ответа дольше чем один день.

Надежды оказались ненапрасными. Почерк Северина густо покрывал остаток страницы под её записью и часть следующего листа. Чернилам было уже двести лет, в некоторых местах они выгорели и посветлели.

Дорогая Фурия!

Я не знаю ничего о твоей внешности, кроме тех деталей, о которые ты мне поведала, — не слишком высокая, скорее стройная, чем полная, с длинными светлыми волосами и зелёными глазами.

Этого вполне достаточно, чтобы создать твой портрет. И должен признаться, я позволил себе додумать твой образ и чуть украсить его своими деталями, — веснушками на носу, непослушной прядью, что всё время норовит упасть на глаза, и маленькими белыми зубами. (Я знаю, зубы редко бывают по-настоящему белыми, но мне кажется, твои именно такие, будто у королевских особ на полотнах, известных мастеров.) Единственное, в чём я уверен НАВЕРНЯКА, — так, это в том, что ты девочка, а не широкоплечий великан с могучими мускулами. Но тебе СТОИЛО бы быть таким великаном, когда ты встречаешься с опасностями, подобными тем, которые ты описываешь.

Фурия улыбнулась его несколько высокопарным оборотам. За четыре месяца их переписки он практически полностью подстроился под её современную речь и стал формулировать мысли более доступным образом. Хотя Фурия неплохо знала немецкий, но над некоторыми выражениями девятнадцатого века ей приходилось долго корпеть.

Могу лишь написать, что считаю тебя слишком легкомысленной. Но мне уже известно, что тебя это мнение заставит лишь улыбнуться и ни в коем разе не удержит от поступков такого рода в будущем. Поэтому я оставляю попытки сподвигнуть тебя на понимание. Прошу лишь: в следующий раз будь осмотрительнее.

Вчера перед отходом ко сну я подумал вот о чем: нравиться друг другу означает говорить на одном и том же языке. Любить друг друга означает писать стихи на одном и том же языке.

Я не знаю, Фурия, пишем ли мы уже с тобой стихи на одном и том же языке, но по крайней мере мы пишем книгу, пишем её вместе.

Фурия почувствовала, как внутри потеплело, и провела рукой по странице. Четыре месяца назад она обнаружила эту книгу в библиотеке между двумя разбойничьими романами Зибенштерна. В то время она всё ещё искала книги, которые могли бы сравниться с «Фантастико». На корешке найденной книги стояло её имя — кто-то написал его от руки: Фурия.

Сначала она подумала, что это шутка отца. Но ведь если речь шла о Зибенштерне, он никогда не позволял себе шутить. И тогда ей пришло в голову, что эта книга может оказаться неизвестным романом о воровке из «Фантастико». Но, взяв книгу с полки, она с удивлением обнаружила, что страницы совершенно пусты. Фурия собралась уже поставить книгу на место, как вдруг увидела, что на первой странице всё же есть несколько слов, написанных от руки.

Дорогая Фурия!

Твой предок.

Если ты существуешь и читаешь эти строки, то прошу: напиши ответ прилагаемой стеклянной ручкой под этими словами.

Меня зовут Северин Розенкрейц. Я пишу тебе это письмо в феврале 1804 года.

Оставайся в добром здравии!

Написать это мог кто угодно из обитателей дома. Например Вэкфорд или её отец. Возможно, даже их водитель Сандерленд, которого она и без того немного побаивалась.

Фурия взяла книгу, и та неделю провела в ящичке письменного стола, прежде чем девочка снова достала её и написала ответ чернилами.

Не могу поверить, что я пишу в этой книге.

Теперь меня официально можно признать сумасшедшей.

Спокойной ночи!

После этого она отложила книгу в сторону и три дня старалась её не замечать. А потом в растерянности всё же заглянула в неё, хотя это и казалось ей совершенной нелепицей.

Под её последней строчкой появились слова.

Дорогая Фурия!

Сердечно благодарю тебя за ответ. Возможно, ты склонна считать, что кто-то сыграл с тобой злую шутку.

Могу заверить тебя, что это не так. Чтобы вызвать твоё доверие, предлагаю следующее: выбери любую книгу в вашей библиотеке, единственное условие — она должна принадлежать вашей семье уже в 1804 году. Не думаю, что у тебя возникнут с этим трудности, если, конечно, бережное отношение к книгам, которое всегда было отличительной чертой рода Розенкрейцев, передалось тебе по наследству.

Напиши мне название и номер страницы.

Затем сутки носи книгу с собой, чтобы ни у кого не было возможности что-либо в ней написать.

А потом снова раскрой её. На соответствующей странице я оставлю для тебя весточку из 1804 года.

Даже мысль о том, чтобы последовать этим указаниям, казалась Фурии совершеннейшим безумием. Но конечно же она немедленно себя уговорила, и всё действительно случилось так, как было указано в послании. В книге под названием «Абеллино, великий разбойник» на шестьдесят седьмой странице она обнаружила строки, написанные его почерком.

Фурия,

Твой Северин Розенкрейц, который увидел тебя во сне двести лет тому назад

надеюсь, это развеет твои сомнения.

Она вернулась в свою комнату, вытащила вторую книгу и написала:

Не знаю, как тебе это удалось, но я поражена.

Немножко. Не слишком. Но всё же поражена. Она отложила книгу, и уже через считаные минуты в ней появился ответ:

Достаточно лишь пера и чернил.

Это вовсе не сложно.

Фурия, макнув перо в чернила, написала своё послание:

Что ты имел в виду, когда написал, что увидел меня во сне?

На этот раз ждать пришлось несколько часов.

Она нетерпеливо мерила шагами комнату, затем забралась в кладовую и наелась медовых пряников Паулины, а потом на секунду закрыла книгу и, снова открыв, обнаружила в ней ответ.

Во сне мне явилась ты. И мне стало ясно, как обращаться с этой книгой и для кого она предназначена. Тебе это, быть может, покажется полнейшим безумием, поверь, мне тоже.

Искренне преданный тебе, Северин

Так всё и началось. С тех пор прошло уже четыре месяца. Они писали друг другу каждый день, иногда по нескольку раз на дню. И вот сегодня появилось это предложение:

Я не знаю, Фурия, пишем ли мы уже с тобой стихи на одном и том же языке, но по крайней мере мы пишем книгу, пишем её вместе.

Только она хотела снова обмакнуть перо в чернила, как дверь комнаты распахнулась. Фурия мгновенно спрятала книгу в ящик письменного стола, чуть не опрокинув при этом чернильницу. В тёмном проёме показалось светящееся пятно — белая клоунская маска её брата. Он был похож на фарфоровую фигурку, которую поставили на подушку из чёрного бархата.

Светлые волосы Пипа торчали во все стороны. Казалось, он гримировался в большой спешке: белая краска намазана на лице неравномерно, контуры вокруг рта кривые и нечёткие, под глазами красные круги.

— Сандерленд! — крикнул он. — Там, под окном! — Тонкий голосок брата звучал так, будто доносился откуда-то издалека. — Только погляди на это!

 

Глава ПЯТАЯ

— Он снова за это взялся!

Фурия едва успела отодвинуть в сторону чернильницу, как Пип забрался на письменный стол и уставился в окно на ночной двор, прижавшись к стеклу лицом и руками.

— Твой грим! — крикнула Фурия и потянула брата за пижаму, но на стекле уже отпечатались жирные следы, красные и белые.

— Ах, Пип…

— Ты только погляди!

— У меня нет ни малейшего желания наблюдать за дурацкими представлениями Сандерленда!

— И вовсе это не представления.

Чтобы брат наконец оставил её в покое, Фурия тоже залезла на стол и присела на подоконник рядом с ним. Ей пришлось полностью опереться на левую ногу, потому что правая до сих пор болела.

У входа в резиденцию был один-единственный фонарь. Его свет отражался от «роллс-ройса». Автомобиль был припаркован у самого дома, все дверцы широко открыты, но «роллс-ройс» стоял так, что Фурия с Пипом не могли увидеть, что там внутри.

Была почти полночь, но Сандерленд до сих пор был одет в свою тёмную шофёрскую форму и фуражку. Он был огромного роста, крупный и крепко сбитый, как воскресный завсегдатай сельских пивных. Когда Фурия сидела позади него в машине, ей всегда казалось, что плечи его шире, чем водительское кресло, а лицо мало чем отличалось от каменных статуй, украшавших могильные плиты за часовней. Широкоскулый, с острым подбородком, он почти никогда не хмурился. Волосы на совершенно седой голове Сандерленда отливали алюминиевым блеском, хотя ему было лишь немногим больше сорока. И днём и ночью он ходил в солнцезащитных очках. В те редкие моменты, когда Фурии доводилось увидеть его маленькие глаза, они напоминали девочке острые льдинки.

— Он нас заметил, — сказал Пип.

— Конечно. Именно поэтому он и затеял весь этот спектакль.

Сандерленд действительно бросил взгляд из-под козырька наверх, на окно, слегка поклонился и исчез под поднятой крышкой багажника.

Пять лет назад отец Фурии дал объявление в местную газету о том, что ищет водителя. Сначала большинство поездок совершал Вэкфорд, но однажды вечером в самом центре Уинчкомба его задержала полиция — практически в полёте, — с такой сумасшедшей скоростью неслась его машина. Полиция забрала у Вэкфорда водительские права, оставив ему не слишком много шансов получить их обратно.

На объявление Тиберия откликнулись трое, и Сандерленд был единственным, кто приехал на собственном автомобиле. Этот «роллс-ройс» ещё долго удивлял окрестных фермеров, которые безустанно посылали отцу счета, и те безнадёжно складывались в штабеля на его письменном столе. Тот, кто ездит на такой машине, рано или поздно всё-таки оплатит свои долги. Сандерленд согласился работать за небольшое жалованье и самостоятельно содержать автомобиль, а за это Тиберий предоставил ему кров и еду. Отцу Фурии понадобилось некоторое время, прежде чем он убедился, что его водитель не является агентом Академии — библиомантом он не был, это очевидно. Постепенно Тиберий понял, что Сандерленду можно доверять.

Водитель поселился в сторожке у ворот резиденции. Он не гнушался никакой работы, например, сегодня он целый день перетаскивал старинную мебель, чтобы на следующее утро выставить её на улицу и продать. Если, конечно, кто-то проедет по этой пустынной просёлочной дороге, пролегающей через долину.

— Вот! — крикнул Пип. — Снова начинается!

Из открытого багажника дорогого автомобиля на гравийную дорожку падал свет. Тень водителя таинственно растягивалась от входной двери до кустов, словно привидение.

Прежде чем приступить к работе у Ферфаксов, Сандерленд выдвинул одно-единственное, но довольно странное условие — никому не разрешалось открывать багажник его автомобиля.

Покупки и крупные предметы перевозились исключительно на заднем сиденье «роллс-ройса». Если кто и открывал крышку багажника, так только сам Сандерленд. Он утверждал, что там внутри — особенный мир, бесконечный космос, удивительный и опасный.

Какие же, интересно, опасности могли там таиться?

Фурия считала его рассказы глупой выдумкой, но даже её отец смирился с таким ограничением и смущённо улыбался каждый раз, когда речь заходила о багажнике. Тиберий Ферфакс беспрекословно терпел причуды своего водителя. Сандерленд был непоколебим.

Иногда он всё же приоткрывал перед детьми свою миниатюрную вселенную.

Фурия, стараясь не показаться слишком уж любопытной, спросила:

— И сколько времени он уже этим занят?

— Пару минут, — сказал Пип.

Сандерленд отошёл от автомобиля на несколько шагов и скрестил руки на груди. В луче света, бившего из багажника, возникла белая фигура в костюме космонавта, который держал в руке верёвку, привязанную к ошейнику слона. Фурия отдала бы что угодно, лишь бы узнать, как именно этот зверь уместился в багажнике «роллс-ройса». Космонавт и слон ровным шагом удалились, оставляя в воздухе шлейф из серебряной пыли. Пип восторженно захлопал в ладоши, а Фурия вздохнула и отошла от окна.

— Ух ты! — закричал Пип. — Это было замечательно!

— Но это всего лишь глупая иллюзия.

Ну сколько можно объяснять ему, что к чему? С таким же успехом она могла бы поговорить со стенкой.

— Это просто фокус, как с кроликом, которого достают из шляпы. Некоторые пользуются шляпами, а Сандерленд — своим багажником.

Пип смерил сестру презрительным взглядом. Было совершенно ясно: с её мнением он не согласен. Целая вселенная! — читалось в его восторженном взгляде. Пип снова поглядел в окно: там космонавт как раз заводил слона в ближайший подлесок. Как и всегда, найти какие-нибудь следы чудес Сандерленда потом будет невозможно. У Фурии имелась своя теория насчёт причудливых спектаклей: возможно, Сандерленд использовал проектор, скрытно установленный в багажнике.

Одно было совершенно точно: книги здесь были ни при чём, иначе её отец, а возможно, и сама Фурия, давно бы это почувствовали. Сандерленд ни капельки не владел библиомантикой, но зато он был отменным фокусником. Его чудачества уже перестали изумлять обитателей резиденции. Единственным, кого представления водителя продолжали восхищать и удивлять, словно он видел их впервые, был Пип. Такое вот странное противоречие: угрюмый Сандерленд, который и улыбался-то редко, не говоря уже о том, чтобы выражать восхищение или радость, отлично знал, как сделать счастливыми других. Почему-то с первого же дня он полюбил Пипа и каждый раз старался уделить ему внимание, а вот с Фурией водитель держался хоть и вежливо, но довольно скованно.

Она поймала себя на том, что тоже провожает взглядом шлейф из серебристых пылинок. Те падали на землю и растекались блестящими потоками. Сандерленд повернулся к окну и снова поклонился, затем захлопнул крышку багажника, сел за руль и повёл свой «роллс-ройс» на задний двор — там располагалась парковка. Именно так и заканчивались каждый раз эти странные представления, будто бы ничего удивительного и не произошло.

— Ну-ка марш в кровать! — Фурия спрыгнула со стола, и тут резкая боль пронзила её коленку, словно иглой.

Пип продолжал всматриваться в ночь. На горизонте занималась заря.

— До этого были рыцарь с копьём и лошадь, — сказал он, когда Фурия нежно, но настойчиво оторвала его от окна. — И огромная летучая мышь.

— Ты боишься клоунов, а летучих мышей — нет? — Она пристально поглядела на брата и покачала головой: — Пип Ферфакс, ты окончательно сошёл с ума!

Его клоунский рот, обведённый белилами, растянулся в слабой улыбке, потом Пип серьёзно кивнул:

— Я знаю.

— Пойдём-ка спать. Завтра утром у нас уроки, Теофил будет здесь уже в семь часов.

Частный учитель наведывался в их долину из Челтенхема четыре раза в неделю. Он приезжал на своём дребезжащем «форде», который удостоился лишь презрительной гримасы Сандерленда, когда тот впервые обнаружил его на парковке.

— Нет никого похожего на нас. — Пип всё ещё стоял у письменного стола, затем его взгляд упал на стопку книг перед кроватью Фурии. — Даже герои романов и те другие.

— Мы — род Розенкрейцев, — сказала Фурия. — Вернее, то, что от него осталось. И мы не смогли бы стать похожими на остальных, даже если бы старались изо всех сил.

— Мне бы так хотелось быть простым мальчишкой из ближайшего городка вроде Стенвея или Уинчкомба!

— Тогда нам пришлось бы тоже ходить в школу, и в церковь, и в разные кружки. А по выходным подстригать газон перед домом.

— У них есть друзья.

— А у нас есть книги.

Грустные глаза Пипа заставляли сердце Фурии сжиматься от боли, но она старалась не замечать этого взгляда. Единственное средство, которое помогало отвлечь брата от таких настроений, Фурия позаимствовала у Тиберия — просто не замечала их.

И всё же с каждым днём она всё больше волновалась за брата из-за его боязни клоунов. Отцу следовало бы что-то предпринять, но он дни и ночи напролёт проводил в одиночестве в своём кабинете и делал вид, что ничего на свете его больше не касается. Пип якобы должен был сам перерасти свои страхи. Но Фурия в это не верила. Пипу нужна была помощь, и в глубине души она чувствовала, что их водитель, Сандерленд, тоже это видел и старался поднять настроение грустному маленькому мальчику.

— Сладких снов, — сказал Пип и направился к двери.

Она последовала за ним и обняла его сзади:

— А давай завтра поищем вместе этого космонавта. Что скажешь?

Пип резко развернулся, глаза его сияли.

— После уроков?

Фурия улыбнулась и кивнула:

— А сейчас пойдём, я тебя провожу.

 

Глава ШЕСТАЯ

Где-то над раскидистым деревом прострекотала сорока, спугнув пару голубей. На другом конце резиденции послышался шум мотора и через несколько секунд затих. Мистер Теофил завёл машину, и та, зафырчав, поехала к воротам.

Фурия захлопнула «Фантастико» и сползла с разрушенной стены, на которой довольно уютно провела первую половину дня. Сегодня ночью во сне она в сотый раз прочитала книгу Стивенсона «Остров сокровищ». На рассвете Фурия проснулась уставшей, как будто на ней возили воду. Она не могла контролировать, как часто и насколько долго она погружалась в чтение, но в её памяти оставались даже мельчайшие детали прочитанных во сне книг.

Чаще всего поутру их сюжеты казались ей сновидениями, в которых она сама была одним из действующих лиц.

Боль в колене утихла. Фурия больше не хромала, а когда поднималась или спускалась по лестнице, колено уже не напоминало о себе лишний раз. И всё-таки она решила прогулять урок Теофила и, уютно устроившись на римских развалинах, находившихся на заднем дворе, погрузилась в чтение «Фантастико». Теофил наверняка разозлится, как и всегда в подобных случаях, но Фурия не слишком-то переживала по этому поводу. Героиня книги Зибенштерна, в честь которой девочка получила своё имя, побеждала разбойников и рыцарей, неужели ей не удастся улизнуть от какого-то там учителя! Тем более что его самой страшной угрозой были дополнительные задачи по алгебре.

Фурия обошла руины, заросшие плющом, и направилась домой. Мимо неё прошмыгнула белка и скрылась в ветвях. В зарослях крапивы и папоротника копошились кролики. На деревьях пели птицы. Уже перед самым входом в дом она сунула книгу в сумку.

С остроконечной центральной башни поднялась стая ворон. Массивные печные трубы упирались в летнее небо. Иногда, если светило солнце, Фурия с чердака карабкалась на крышу, вместе с теплолюбивыми пауками устраивалась на нагретом лучами черепичном скате и наблюдала, как с востока, с моря, друг за дружкой медленно плывут облака. Здесь наверху часто дул сильный ветер, он забирался в каминные трубы и заунывно выл на разные голоса. И лишь ржавый флюгер на центральном фронтоне оставался неподвижным даже при самом сильном ветре.

Фурия бежала вдоль клумб под боковыми окнами, обдумывая, не остановиться ли и не почитать ли ещё чуть-чуть. Но ведь она дала обещание Пипу, и нарушать его было нельзя.

На площадке перед входом работали Вэкфорд и Сандерленд. Вэкфорд всё же сжалился и помог своему коллеге с мебелью. Вдвоём они — один в униформе, другой в синем комбинезоне — тащили к воротам туалетный столик. Фурия не помнила, стоял ли прежде этот столик в одной из шестидесяти четырёх комнат или валялся на чердаке. Девочка с болью наблюдала за тем, как вещи одна за другой перекочёвывали из дома на обочину дороги, чтобы их за бесценок купил какой-нибудь случайный прохожий. Тогда их семья смогла бы оплатить хоть часть ежемесячных расходов.

Найти покупателей для такого хлама становилось всё сложнее. Отец Фурии не хотел пускать в дом профессиональных продавцов, поэтому торговля разворачивалась прямо у ворот, но с каждым днём покупателей становилось всё меньше. Чаще всего их имущество раскупали туристы, которые тряслись в своих автомобилях по извилистым просёлочным дорогам Котсуолда, пока не понимали, что безнадёжно заблудились среди возвышающихся изгородей, и не упирались прямо в ворота резиденции. Если они покупали что-нибудь из нагромождённого Сандерлендом скарба, тот угрюмо показывал им дорогу обратно к цивилизации. Если же туристы не проявляли интереса к пыльному антиквариату, он равнодушно наблюдал за тем, как они сворачивали не в ту сторону.

К крыльцу резиденции вели ступеньки. Справа от двери стояла массивная каменная скульптура — женщина в длинной накидке, в одной руке она держала открытую книгу, в другой — обнажённый меч. Святая Виборада, покровительница букинистов, погибла в десятом веке от рук венгерских завоевателей, отказавшись пустить их в библиотеку своего монастыря. Эта статуя когда-то охраняла вход в родовое поместье Розенкрейцев на Рейне. Когда оставшиеся в живых члены семьи бежали по реке на север, святую Вибораду они взяли с собой.

Статуя опустила каменный меч и преградила Фурии путь.

— Что для тебя чтение? — раздался откуда-то из глубины скульптуры глухой голос, но её каменное лицо при этом осталось совершенно неподвижным.

Пип каждый раз говорил: «Оно помогает избавиться от страха». Паулина отвечала: «Пустая трата времени». Вэкфорд бормотал что-то неразборчивое, а Сандерленд предпочитал пользоваться старым боковым входом для прислуги. Фурия отвечала на этот вопрос уже в тысячный раз, поэтому уверенным голосом повторила:

— Каждая книга — это убежище, в которое можно возвращаться снова и снова.

Услышав ответ, святая Виборада подняла меч и замерла в прежней позе.

— С тобой хочет поговорить отец, — сказала она, даже не пошевелив губами.

Фурия подумала, что её ждёт суровый выговор за сегодняшний прогул.

— Прямо сейчас?

— Да. Тебе надлежит принести ему немного чёрного льда.

Тут девочка насторожилась. Если отец требовал лёд, значит, у него, наверняка, не будет времени на то, чтобы выслушивать жалобы Теофила. В животе у Фурии всё сжалось.

Она открыла двери и побежала по коридору, облицованному старинной плиткой.

В углу стояла тяжёлая глиняная амфора, казалось, что она больше прислонённых к противоположной стене часов. Когда Фурия была маленькой, ей всё время чудилось, что в этой амфоре лежит, свернувшись калачиком, мёртвый разбойник, который укрылся там во время очередного нападения на резиденцию, а затем так и умер в ней от голода. Как ей пришла в голову подобная мысль, Фурия не помнила. Но книга, лежавшая сейчас в её сумке, наверняка сыграла в этом свою роль. Вот и сейчас Фурия искоса поглядела на амфору и в который раз решила, что надо бы взять верёвку потолще и забраться по ней на край сосуда, чтобы наконец заглянуть внутрь.

Когда Фурия зашла в кухню, Паулина даже не заметила её. Кухарка стояла, повернувшись спиной к двери, и, облокотившись на стол, задумчиво глядела в окно. Было совсем непривычно видеть Паулину вот такой — молчаливой и неподвижной. Обычно в это время она готовила обед, орудуя горшками и кастрюлями и без умолку разговаривая сама с собой, или болтала с Вэкфордом, который частенько заглядывал к ней на кухню.

Паулина была умной женщиной и потому давно догадывалась, что очень нравится Вэкфорду.

На плите в большом котле что-то кипело. Пузырьки перепрыгивали через край, но Паулина задумчиво глядела куда-то в глубь парка. Сегодня она повязала клетчатый фартук, покрыла голову сеткой для волос и закатала рукава блузки почти до локтей.

Подойдя к холодильной камере, Фурия нарочито громко кашлянула.

Паулина никак не отреагировала. Фурия озадаченно наморщила лоб и, вытащив из старого стеклянного шкафа миску, уже хотела нажать на ручку, открывавшую металлическую дверь холодильной камеры, как вдруг Паулина неожиданно заговорила:

— Ты снова за чёрным льдом?

Она так и не повернулась к девочке, и Фурии показалось, что в оконном стекле кухарка видит её отражение.

— Да, папа сказал, что ему нужно ещё немного.

— Последнее время это случается всё чаще.

— Возможно.

— Не будь наивной овечкой! — Голос Паулины был вовсе не укоризненным, скорее обеспокоенным. — Ты ведь всегда рядом, когда он им пользуется.

Фурия отпустила ручку двери и подошла к Паулине:

— Что-то случилось?

— Случилось? Нет, ничего.

— Ты уверена?

У Паулины вырвался тихий стон, и она повернулась к Фурии лицом, продолжая опираться всем телом на стол, будто боялась потерять равновесие.

— Я просто размышляла.

— Вэкфорд… — Фурия прикусила нижнюю губу.

Паулина улыбнулась:

— Он ничего не скажет, даже если его начнут пытать и бить палками.

— Может, тебе стоит самой это сделать? Я имею в виду беседу, а не битьё палками.

— Хочу ли я этого?

Фурия пожала плечами:

— Это ты мне скажи.

— Ах, всё так невероятно сложно. Он мне нравится, но…

— Недостаточно сильно?

Кухарка покачала головой:

— Нет, дело не в этом. Просто мне по душе моя жизнь, я люблю её такой, как она есть. Всё это. И ничего не хочу менять. Даже самую малость.

Фурия улыбнулась:

— Вэкфорд, кстати, вчера сказал, что он ненавидит перемены.

— Вот видишь. Может, именно поэтому нам стоит оставить всё, как есть.

«Это какая-то старческая логика, — подумала Фурия, — необязательно в неё вникать». Но она понимала, что именно вгоняет Паулину в такую задумчивость.

— Это из-за мебели, да? То есть не из-за неё самой, а из-за того, что она собой олицетворяет?

Из груди Паулины вырвался глубокий вздох:

— Это всего лишь часть… Как-то… всё вместе. Не думай об этом. Может, я просто стала слишком уж чувствительной ко всякой ерунде.

Фурия внимательно глядела на Паулину, а та старательно отводила глаза.

— Поверь, папа делает всё, что в его силах, чтобы не увольнять никого из вас. Ты и Вэкфорд — вы члены нашей семьи. И даже Сандерленд…

Это была неправда. Сандерленд для Фурии был и остался чужаком. Даже после пяти лет работы в поместье, несмотря на все его попытки развеселить Пипа, в его присутствии ей всегда было не по себе. Но единственными, кому она могла в этом признаться, были лампа и кресло.

— Я бы готовила для вас еду совершенно бесплатно, ты прекрасно это знаешь, — сказала Паулина, качая головой. — И твой отец тоже об этом догадывается. Мне хватило бы собственного уголка в резиденции да времени для прогулок по холмам. Понимаешь… Скоро ты станешь совсем такой же, как твой отец. Ты всё больше на него похожа.

— Ни за что на свете!

— Ты унаследовала его таланты, и, когда он пользуется чёрным льдом, ты всегда рядом. Он обучает тебя всем этим вещам. В один прекрасный день ты продолжишь его дело.

— Ну, он не такой уж и старик. К тому же Пип — мальчик, он унаследует…

Паулина взяла руку девочки и погладила её ладонь.

— Ах, Фурия. Тебе неплохо было бы время от времени наведываться в мир, который там, за оградой, а не только смотреть в свои старые книги. Времена изменились. Сейчас всё совсем не так, как было сто лет назад даже здесь, в резиденции. И твой отец прекрасно это понимает. Он хочет, чтобы его наследием управляла ты, а не Пип.

— Даже если ты и права, я всё равно прослежу, чтобы всё здесь осталось как прежде. Ты и Вэкфорд… — Она запнулась, потому что вдруг поняла, что Паулина печётся вовсе не о своей работе.

Что-то особенное витало в воздухе, какое-то ощущение перемен. Когда после лета приходит осень, другими становятся не только погода и цвет листьев. Меняется воздух, меняется даже свет солнца. Похожее ощущение появилось сейчас здесь, в резиденции. Как будто враз выкрутили все лампочки в доме, и коридоры стали темнее, а тени глубже.

— Всё меняется, — сказала Паулина. — Такова жизнь, таково течение времени. Ты выросла, и даже Пип через несколько лет тоже станет взрослым.

Обе они усмехнулись, словно эта мысль показалась им абсолютно нереальной.

— Он забудет свой нелепый клоунский грим, а ты станешь настоящей женщиной. Так и должно быть. Но я чувствую, что это ещё не всё. — Она резко замолчала, не решаясь продолжать. Затем взяла себя в руки и заговорила снова: — Однажды у меня уже было подобное ощущение. Десять лет назад, когда…

— Когда умерла мама?

— Да.

Внутри у Фурии всё сжалось от боли, но она заставила себя улыбнуться, отодвинула миску и обняла Паулину. Та обняла её в ответ.

— Мне не следовало этого говорить. Ты меня не слушай. Наверное, я слишком часто брожу в одиночестве по холмам.

— Возьми с собой Вэкфорда, — предложила Фурия. — В следующий раз, когда соберёшься, пригласи его.

— Ты действительно думаешь, что это хорошая идея?

— Конечно.

— Он скажет, что у него полно дел. — В уголках глаз Паулины появились крошечные морщинки, которые проявлялись, лишь когда она улыбалась. — Какой же он всё-таки застенчивый…

Они снова улыбнулись друг дружке, и Паулина поцеловала Фурию в лоб.

— И не позволяй отцу распоряжаться собой. Он очень любит тебя и гордится тобой. Возможно, у него не очень получается это показать, но ему…

— Нужен преемник.

Паулина покачала головой:

— Дело не только в этом, ты и сама всё прекрасно знаешь.

Фурия снова обняла её и сделала несколько шагов к двери холодильной камеры.

— Кажется, мне надо поторапливаться. Интересно, что у него на уме на этот раз.

— Конечно.

Голос Паулины был всё ещё задумчивым, но уже не таким грустным. Несколько секунд кухарка наблюдала за девочкой, а затем медленно повернулась к кипящему котлу.

На крючке у входа в холодильную камеру висели две мягкие варежки. Фурия надела их и взяла из ящика молоток и зубило. Затем нажала на ручку двери. Та с шипением отворилась, и на кухне повеяло арктическим холодом.

Фурия подставила под дверь подпорку и проскользнула внутрь. Продуктов на полках было совсем немного, они вполне могли бы поместиться в обычном холодильнике. Но этот холодильный блок являлся частью резиденции точно так же, как и библиотека, и римские развалины в парке. И пока в нём хранился кусок льда из замороженных чернил, охлаждение в камере не выключалось никогда.

Иссиня-чёрный куб стоял в самом дальнем углу, на грубой деревянной раме. Когда-то эта была огромная ледяная глыба размером с кубический метр. Но на протяжении многих лет от него с левой стороны откалывали кусок за куском, и теперь этот куб уменьшился почти на треть. С виду он был похож на чёрный карьер.

С помощью молотка и зубила Фурия отколола пару кусочков льда и положила в миску. Если их растопить, то получится несколько ложек невидимых чернил.

Когда Фурия вышла из холодильной камеры, закрыла её и положила на место молоток, зубило и варежки, Паулина даже не повернулась. У порога кухни девочка оглянулась:

— Я не уйду, Паулина. Никогда.

— А вот следовало бы. И подальше, чтобы Академия тебя не нашла.

— Я её не боюсь. Никто не может сказать наверняка, ищут ли они нас вообще. Столько лет спустя.

— Твой отец в этом уверен.

— Мой отец уверен во многих вещах…

Фурия просто не могла больше говорить об этих, как она считала, навязчивых идеях своего отца, которые не имели никакой связи с реальностью. Поэтому она лишь пробормотала что-то неразборчивое, пожала плечами и добавила:

— Здесь всё останется по-старому. Так было и будет всегда.

Паулина отвела взгляд и кивнула. Фурия нервно улыбнулась, а затем развернулась и побежала наверх по лестнице, к кабинету своего отца.

 

Глава СЕДЬМАЯ

А в это время за тысячи километров от резиденции, на другом конце планеты, в книжной столице мира одна почтенная дама размышляла о том, как бы раз и навсегда уничтожить своих врагов, которые скрываются в Англии.

Буэнос-Айрес в то утро был таким же шумным и многолюдным, как и большинство крупных городов Южной Америки, но даже в нём остались тихие уголки. Одно из таких мест — «Атенео Гранд Сплендид», самый большой и красивый книжный магазин Аргентины.

Бывший театральный зал венчал расписанный фресками купол, вокруг зала шли галереи, украшенные изящными скульптурами. В прежнем амфитеатре перед резными латунными перилами стояли кресла, обтянутые коричневой кожей.

За окнами гудели в пробках автомобили, авеню Санта-Фе пересекал неиссякаемый поток прохожих, а в магазине царила благоговейная тишина, все разговоры велись молча — между книгами и их читателями.

Сидя в уютном кресле, далеко от лестницы, госпожа Антиква сделала глоток горячего чая, наблюдая поверх латунных перил за тем, что происходило в читальном зале. Это была седая женщина со строгими чертами лица, худая, почти костлявая. Красный цвет любых оттенков ей очень шёл, и она об этом знала. Элегантный костюм цвета зрелого вина отлично сочетался с обувью, рубинами в строгих серьгах и тёмными тенями на веках. Волосы её поседели прежде времени — таков был результат бездумного обращения с библиомантикой. Ей было за что благодарить магию книг, но пришлось также пойти на немалые жертвы.

Городские книжные магазины уже давно стали её настоящим домом — как огромные дворцы, вроде «Атене о Гранд Сплендид» и «Эте рна Каде нция», с массивными люстрами и тихой джазовой музыкой, так и крошечные лавки на боковых улицах, отходящих от Авенида-де-Майо. С раннего утра и до полуночи она бродила по магазинам, напитываясь энергией книг. Даже ночью она блуждала по сумеречным антикварным лавкам, чьи владельцы, казалось, спали не больше, чем она сама, либо дремали прямо над раскрытыми фолиантами.

Она жила в городе тысячи книжных магазинов уже довольно долго.

Лишь в Либрополисе их было больше, чем здесь. Но в убежище действовали свои правила, отличные от законов остального мира. Поэтому Буэнос-Айрес действительно выделялся своим количеством книжных магазинов. Среди тринадцати миллионов «портовых жителей», как называли себя обитатели Буэнос-Айреса, нашлось бы, наверное, больше читателей, чем в любом другом городе мира. Но известных библиомантов здесь было мало, потому что все они, как правило, стремились в Старый Свет.

Госпожа Антиква следила за тем, чтобы оставаться неузнанной. Она очень любила литературу. Она поддерживала себя не только книгами, но и страстью, граничащей с одержимостью. Госпожа Антиква чувствовала, что, читая, приближается к победе над своим противником.

Изящно приподняв мизинец, она поставила чашку на блюдце и снова оглядела читальный зал. Союзники должны были прибыть с минуты на минуту.

Там, где когда-то находились зрительские места, сегодня стояли стеллажи с книгами, между которыми бродили первые за сегодняшний день покупатели. Сверху расположение стеллажей в зале выглядело таким геометрически точным, что напоминало раскопки древнего города.

Госпожа Антиква наблюдала за тем, как в зал вошли трое молодых людей. Она пристально глядела на них с подозрительностью археолога, который чувствует, что его новые рабочие могут оказаться грабителями.

Троица медленно прогуливалась от одной стены к другой, пытаясь продемонстрировать интерес к разложенным на столах книгам и газетам. Возможно, им удалось бы обмануть других покупателей, но только не госпожу Антикву. Их одежда казалась довольно необычной: щегольские сюртуки и жилетки, цепочки для часов и носовые платки, узкие брюки и дорогая обувь, будто они перенеслись сюда из другого времени. У всех троих были трости с декоративными ручками, а на голове одного из них даже красовался цилиндр. В Буэнос-Айресе мода менялась так же быстро, как и дни недели, поэтому никто не обращал внимания на то, что эти трое господ, судя по всему, прибыли в книжный магазин прямиком из салона девятнадцатого века.

Через минуту в стеклянные двери магазина вошли ещё двое мужчин в похожей одежде, высокие, стройные и очень привлекательные.

После того как все пятеро молча собрались вместе, в магазине появился шестой. Он тут же посмотрел на галерею, где сидела госпожа Антиква, и поспешил вверх по лестнице. Его спутники остались внизу, но госпожа Антиква вдруг заметила, что ещё двое мужчин уже давно находятся наверху, укрывшись за спинками широких кресел.

Когда именно они туда пробрались и как она могла их не заметить? Возможно, они были куда более ловкими, чем могло показаться на первый взгляд.

Тем не менее настроение у неё испортилось, и женщина, которая шла к ней по изогнутому коридору, казалось, это заметила.

— Моя осторожность не имеет ничего общего с недоверием, — сказала посетительница. — Виной всему лишь негативный опыт.

Приветствуя молодую женщину, госпожа Антиква поднялась со своего кресла. Вежливость была для неё превыше всего, даже при общении с подчинёнными.

— Надеюсь, вы не будете слишком строги.

Женщина очаровательно улыбнулась:

— Конечно нет. Но иногда число моих врагов растёт так быстро, что я не успеваю от них избавляться. Вот почему мне приходится принимать необходимые меры.

Госпожа Антиква отлично понимала, что её собеседница не из тех, кто просит прощения. Её сияющая улыбка, невинная красота и хрупкость были лишь маской, под ней скрывалась непоколебимая уверенность в себе, сплав жестокости, гордости и холода.

Настоящего имени молодой леди не знал никто. В мире библиомантов её называли Интригой и говорили о ней только шёпотом.

Она была лучшим наёмным убийцей, а её кавалеры, смазливые подхалимы, служившие её телохранителями, готовы были следовать за ней хоть в адское пекло. Госпожа Антиква не знала ни одной женщины, которая бы так искусно перебирала струны мужских слабостей. Каждый готов был пасть к её ногам, никто ещё не устоял перед её чарами, когда она, словно паук, плела вокруг жертвы свои сети.

На Интриге было облегающее чёрное платье до колен и высокие сапоги. Волосы чуть выше плеч, чёлка, безупречная причёска. На первый взгляд это была всего лишь привлекательная женщина лет тридцати, но в её больших глазах таилась настоящая пропасть.

— Прошу, садитесь.

Интрига поблагодарила и последовала приглашению госпожи Антиквы. Когда женщины оказались друг напротив друга, воздух между ними будто накалился до предела — настолько сильны были столкнувшиеся силы библиомантики. Из книг, стоявших на ближайших полках, струилась невидимая энергия и окружала их своими волнами. Но человеку, не посвящённому в тайны библиомантики, могло показаться, что перед ним лишь две стильные леди — одна молодая, другая в летах, одна темноволосая, а другая седая.

Пятеро кавалеров на первом этаже и на балконе продолжали делать вид, будто ничто не связывает их с двумя дамами, которые встретились здесь в последний раз перед совместной операцией. Мужчины небрежно листали книги и изредка улыбались продавцам и покупательницам.

— Сборы завершены, — сказала Интрига. — Всё готово.

Госпожа Антиква не ожидала услышать ничего другого.

— Главное — результат. Вы можете убить Ферфаксов самостоятельно либо передать это дело своим людям. Для меня это значения не имеет.

Интрига провела подушечками пальцев правой руки по наманикюренным ногтям левой. Они блестели, словно стальные лезвия.

— Я выполню то, что нужно. Это часть моей миссии.

— Кстати, — сказала госпожа Антиква, — я бы предпочла вознаградить ваши усилия. Не люблю оставаться в долгу.

Интрига отрицательно покачала головой:

— Вы не будете у меня в долгу. Я лишь вношу свой вклад в успех общего дела. Некоторые поступки стоит совершать исключительно по убеждению. Свержение Адамантовой Академии важно для меня точно так же, как и для вас. Если смерть Ферфакса приблизит нас к этому хоть на шаг, я готова сделать всё, что в моих силах. Пришла пора свергнуть диктат Академии. Мы слишком долго были в тени этих мужчин.

Даже госпожа Антиква с трудом подавила дрожь — такое презрение чувствовалось в голосе Интриги. Коварная убийца использовала мужчин в собственных целях, но её ненависть к противоположному полу была такой же неотразимой, как и её красота.

Истинных причин этой ненависти не знал никто. Ходили слухи, что в семь лет тело Интриги было уже как у взрослой женщины — эксперимент библиомантов, в результате которого отец и братья продали девочку в качестве игрушки своим богатым союзникам. В восемь лет ей удалось убить своих мучителей, а через несколько недель — всех мужчин в своей семье. Потом она бесследно исчезла. Через несколько лет, когда Интрига появилась снова, её сопровождала толпа кавалеров, и одному Богу было известно, откуда она их взяла, — может, сама и создала из слов и клея для книжных переплётов.

Здесь, в магазине, госпожа Антиква насчитала семерых таких, на улице, возможно, поджидал ещё десяток или того больше. Никогда нельзя было знать наверняка, сколько спутников приведёт с собой Интрига, и от этого она становилась ещё более опасной.

Чтобы преодолевать огромные расстояния в считаные секунды, библиоманты пользовались искусством прыжков с помощью книг. Но в этом способе были и свои недостатки: перелетать таким образом с места на место одновременно могли лишь два библиоманта. За долгую историю библиомантики, уходящую корнями глубоко в Античность, до времён праматери Федры Геркулании, никому не удавалось обойти этот закон природы. Никому, кроме Интриги. Неизвестно, как именно ей это удавалось, но она могла перелетать с места на место с помощью книг в сопровождении своих многочисленных кавалеров. Иногда их было десять, иногда двадцать, а иногда и больше.

Очевидец одного из нападений сообщил, что видел, как вдруг из ниоткуда появилась Интрига, а за ней — пятьдесят её последователей, и они устроили кровавую бойню. Сам он остался в живых лишь для того, чтобы нести в мир своё свидетельство могущества Интриги. Госпожа Антиква не верила, что силы этой молодой дамы превосходят её собственные, за исключением её удивительных способностей перемещаться в пространстве в сопровождении свиты. Может, Интриге всего лишь повезло. Библиомантика, превратившая её из ребёнка во взрослую женщину, освободила в ней нечто неуловимое, и это притягивало к ней всех её последователей.

Поговаривали, что те годы, когда Интрига пропала из виду после мести своей семье, она провела, исследуя тайные писания, и натолкнулась на забытые секретные знания. Но сейчас молодая леди, сидевшая перед госпожой Антиквой, вовсе не казалась ей похожей на учёного книгочея. Конечно, Интрига любила книги, как и каждый библиомант, иначе она давно бы потеряла свою силу. Но ни одно правило не оговаривало, какими именно должны быть эти книги. Возможно, она не читала ничего, кроме дешёвой макулатуры, и лишь для того, чтобы получить новый приток сил. В один прекрасный день, когда остатки рода Розенкрейцев будут разбиты, а Академия уничтожена, госпожа Антиква проведёт с ней давно назревшую беседу о литературе, о Прусте или Джойсе, а может, о золотом веке русской литературы. Тогда-то и станет ясно, из какого теста сделана эта Интрига.

А пока её гнев по поводу того, что в Академии главенствовали мужчины, удавалось направлять в нужное русло. Интрига была важнейшим оружием в планах госпожи Антиквы, поэтому ей не оставалось иного выбора и она всеми силами пыталась привязать к себе Интригу.

— Кстати, рассказывала ли я вам, — спросила госпожа Антиква будничным тоном, — как я свергла моего деда, который был главой рода Антиква?

Интрига откинулась на спинку кресла.

— Да, я знаю об этом, но с величайшим удовольствием услышала бы эту историю из ваших уст.

И тогда госпожа Антиква начала рассказывать свою историю, нещадно приукрашивая её и перекручивая правду до неузнаваемости. Она закончила своё повествование на том, как захватила власть над домом Антиква, а злодея, который долгие годы терзал её семью, задушила собственными руками. При этом госпожа Антиква заметила, как в глазах собеседницы засверкал огонь фанатизма, и удовлетворённо улыбнулась. Да, Интрига будет ей подчиняться, в этом она убеждена. Эта молодая женщина добудет то, что ей нужно.

Поэтому, прощаясь, она позволила себе подарить собеседнице каплю материнского тепла — расчётливо, как и всё, что она делала, госпожа Антиква заключила Интригу в объятия и доверительно прижала её к себе.

Когда убийца со своими кавалерами покидала «Атенео Гранд Сплендид», госпожа Антиква стояла на краю галереи, словно капитан флотилии на мостике своего флагманского корабля, и, упёршись руками в перила, уверенно смотрела в будущее.

 

Глава ВОСЬМАЯ

Фурия постучала в дверь кабинета.

Лишь с третьего раза она удостоилась ответа.

— Заходи же! — крикнул Тиберий Ферфакс.

Войдя в кабинет, девочка закрыла за собой дверь и поглядела на широкую спину отца. Он сидел в другом конце комнаты, склонившись над письменным столом, и писал седьмой том «Руководства Хансарта по достижению безмятежного сна».

— Я принесла тебе лёд, — сказала Фурия.

— Положи его где-нибудь.

Их фамилия была вовсе не Хансарт, и Тиберий вовсе не обладал какими-то новыми познаниями в области спокойного сна. Но в кабинете своего кумира Чарльза Диккенса он обнаружил потайную дверь, которая для маскировки была заклеена обложками книг; среди них были и обложки девятнадцати томов «Введения в безмятежный сон» некоего господина Хансарта. Поскольку ни автора, ни его книг никогда не существовало, Тиберий Ферфакс ещё несколько лет назад решил, что должен собственноручно написать это легендарное произведение.

Шесть томов уже стояли на полке, драгоценные единственные экземпляры в переплётах из натуральной кожи с позолоченными буквами.

Как бы плохо ни шли финансовые дела Ферфаксов, «Руководство Хансарта» должно было выглядеть наилучшим образом. Над седьмым томом Тиберий работал уже несколько месяцев, проводя бессонные ночи в раздумьях над спокойным сном. Лишь изредка на передний план выходили другие задачи.

Тогда ему помогала Фурия, используя невидимые чернила.

Сейчас она выискивала свободное место, чтобы поставить миску со льдом, но все столы и полки были завалены книгами. Девочке не хотелось рисковать, чтобы ненароком не уронить какую-нибудь стопку. Наконец она подошла к письменному столу Тиберия, беспомощно оглядела царивший там беспорядок и решительно поставила миску прямо на паркет.

— Что случилось? — спросила она.

Тиберий как раз записывал длинное сложноподчинённое предложение, которое уже расползлось на половину страницы.

— Погоди секунду.

Пожав плечами, девочка пошла к камину. Огонь в нём не горел, а стопки книг, громоздившиеся на полу, придвинулись к нему уже почти вплотную.

Среди книг, которые возвышались прямо на каминной полке, стояла стеклянная банка. В ней находилось несколько необработанных кусков цветного вулканического камня: некоторые были серыми, другие светло-розовыми, попадались и почти рыжие. Банка не была покрыта пылью, потому что отец часто открывал её, задумчиво брал какой-нибудь из камней и сжимал в руке. Он получил эту банку более тридцати лет назад, во время войны с ночными беглецами. Камни с поля боя, на котором полегло так много библиомантов. Их образы до сих пор являлись ему в кошмарных снах. Даже в удачные дни Тиберий порой забывал, что хотел сказать, и глаза его в тот миг заволакивала пелена болезненных воспоминаний.

— Итак… — произнёс за её спиной отец и отодвинул стул.

Когда Фурия обернулась, он делал повороты влево-вправо, пытаясь выпрямить спину.

— Чёрт бы побрал эту поясницу! — тихо застонал Тиберий.

Она знала, что дело не просто в пояснице, — давали знать о себе старые ранения, которые он получил на войне. Прежде чем повернуться к Фурии, отец приподнял чёрную повязку и тщательно протёр глаз. Лишь после того как повязка вернулась на место, он поглядел на Фурию и улыбнулся.

— Ты выглядишь уставшим, — сказала она.

— Книга не сама собой пишется.

— Бывает, что и пишется, тебе стоит лишь захотеть.

— Цель и смысл моей работы заключается как раз в том, чтобы составить это руководство самостоятельно. С помощью библиомантики с такой задачей может справиться любой ребёнок.

Тут он заметил, какое разочарование появилось на лице Фурии. Тиберий встал, подошёл к дочери и положил руки ей на плечи.

— Твоя сердечная книга найдёт тебя, даже не сомневайся.

Его собственная книга хранилась в специальном кожаном футляре, который он носил на поясе, — из него выглядывал маленький томик, всего в палец толщиной. Не все библиоманты носили свои сердечные книги с собой, но Тиберий не расставался со своей ни на миг, чтобы в любой момент защитить семью, если агенты Академии нападут на её след.

Фурия постучала по кожаному футляру пальцем.

— Когда ты был в моём возрасте, у тебя давно уже…

— Я был ранней пташкой, — перебил Тиберий. — Другим приходится ждать до девятнадцати-двадцати лет, а бывает, что и того больше.

— Двадцать лет! — Фурия глубоко вздохнула.

— Но с такой же вероятностью это может случиться и завтра. — Он улыбнулся. — Или даже сегодня ночью.

Девочка заметила блеск в его левом глазу и от всей души пожелала увидеть эти искры не только во время разговора о книгах или библиомантике. Возможно, сейчас Фурия слишком волновалась и несправедливо винила отца, но ей казалось, что, не будь в ней задатков библиоманта, Тиберий любил бы её гораздо меньше. «Примерно как Пипа», — думала иногда Фурия. Можно ли иначе объяснить поведение их отца, который лишь наблюдал за тем, как его сын всё глубже погружается в свои страхи, прибегая к глупому клоунскому гриму в качестве защиты?

— Сегодня ночью? — повторила она.

Довольная улыбка озарила его лицо. Однако она не могла скрыть следы усталости — Тиберий выглядел старым, действительно старым, хотя и слегка оживлённым.

Ему было шестьдесят, молодым назвать его было трудно. Иногда отец казался Фурии невероятно хрупким, невзирая на то, что был почти такого же крупного телосложения, как Сандерленд, и в его седине и широких плечах чувствовалась какая-то неуловимая дерзость. Повязка на правом глазу и бородка, а также огромные ладони усиливали это впечатление. Перьевая ручка, длинная, как стручок спаржи, была сделана для него на заказ. Как и у всех опытных библиомантов, его кожа давно утратила запах тела — и кожа, и густые вьющиеся волосы пахли книгами.

— Операцию начинаем ровно в полночь, — сказал он. — Всё готово.

Сердце Фурии тревожно забилось, но она быстро взяла себя в руки.

— Как долго ты уже к этому готовишься?

— Несколько дней.

На самом деле это означало несколько недель. Фурия догадывалась, что уже несколько месяцев отец работает вовсе не над «Руководством Хансарта».

— О боже, папа! Ну разве ты не мог предупредить меня хоть чуточку раньше?

— У тебя есть планы на сегодняшний вечер?

Его улыбка показалась ей чересчур ироничной. Тиберий прекрасно знал, что его дочь почти никогда не покидала резиденцию и, конечно, не планировала никаких встреч. Паулина была права: Фурия слишком на него похожа. И самое скверное заключалось в том, что ничего другого она и не желала. Иногда, правда, ей хотелось совершить что-нибудь из того, что она на самом деле считала совершенно ужасным, лишь бы не оставаться такой предсказуемой.

— Вовсе не обязательно надо мной смеяться, — тихо сказала она.

— Мне жаль, что ты это так воспринимаешь.

— Нет, ни капельки тебе не жаль.

Он хотел положить руку ей на плечо — это был его странный способ обнять дочь, но Фурия сделала шаг в сторону, притворяясь, будто вдруг обнаружила на столе что-то интересное. В тот же момент она действительно кое-что увидела и стремительно подлетела к отцу.

— О папа! — воскликнула она с укором.

Фурия взяла в руки книгу «Виолетта, предводительница пиратов». Эту книгу приписывали юному Зибенштерну, и это был один из его лучших романов. Фурия прочитала её летом, мечтая вместе с Виолеттой преодолевать бури карибских вод и внушать страх испанской военной флотилии.

— Неужели обязательно каждый раз выбирать именно его книги? — спросила она. — Ведь она у нас в единственном экземпляре.

Лицо отца помрачнело.

— Зибенштерн виновен во всём, что произошло с нашей семьёй. Иначе мы до сих пор назывались бы Розенкрейцами и были членами Академии. — Взгляд Тиберия каждый раз не оставлял ни малейших сомнений, насколько тяжело ему обсуждать эту тему. — Чем быстрее исчезнут его книги, тем скорее все забудут, что он вообще существовал.

Сейчас она могла бы снова затеять вечный спор о том, что отец по-прежнему доверяет лишь тем временам, когда их предки обладали членством в «Алом зале» — первом союзе библиомантов. Именно из этого союза позже и образовалась Адамантова Академия. Фурия могла бы часами говорить о противоречии в аргументах отца, о том, что именно агенты Академии хотят лишить их жизни. И конечно, о его лютой ненависти к Зибенштерну, который стал причиной падения двух домов этого союза. Радость, которую испытывал отец, используя книги Зибенштерна для своих прыжков и тем самым уничтожая их, граничила с одержимостью.

Но ничего из этого Фурия не сказала — просто потому, что спорила с ним уже много раз, но он ещё никогда не проявил даже толику понимания. Главное, чтобы в его руки не попал «Фантастико».

Она попыталась сосредоточиться на испытаниях, через которые им предстояло пройти сегодня ночью. Фурия их не боялась — в конце концов, не в первый раз она наблюдала за тем, как отец охотится на печально известные пустые книги. Но она прекрасно понимала, что на пути их подстерегает немало опасностей.

Фурия убрала несколько стопок книг, стоявших рядом с письменным столом, и осторожно присела в кресло. Отец снова занял своё место, повертел в руке ручку и начал посвящать дочь в свой план.

 

Глава ДЕВЯТАЯ

Немного погодя Фурия достала из тайника книгу Северина и выбралась вместе с ней через люк на крышу резиденции. По хрупкому скату она поднялась к центральной башне, уселась верхом на ржавый флюгер, поставила чернильницу между двух кирпичей и открыла книгу.

Ветер трепал волосы девочки, а она снова и снова перечитывала последнюю запись.

Нравиться друг другу означает говорить на одном и том же языке. Любить друг друга означает писать стихи на одном и том же языке. Я не знаю, Фурия, пишем ли мы уже с тобой стихи на одном и том же языке, но по крайней мере, мы пишем книгу, пишем ее вместе.

Она задумалась, что ему ответить, но всё, что приходило ей в голову, уже в следующий миг казалось глупым и странным. Тем не менее Фурия хотела объяснить ему, как важны для неё их беседы и насколько она ему доверяет. За последние недели она поведала ему кое-что о библиомантике, и это, казалось, помогло ему разобраться в собственных сверхспособностях.

Отец Северина был издателем. Скорее всего, в начале девятнадцатого века это дело не было слишком прибыльным. Но Розенкрейцы были довольно богатыми, поскольку несколько предыдущих поколений скопили огромное состояние, и, как единственный наследник, он имел полное право воспользоваться этим богатством, посвятив себя литературе, которую так любил. Старшие братья Северина должны были в будущем перенять дело отца, и для него самого тоже была предусмотрена должность. Никакой коммерческой жилки и интереса к продажам у Северина не наблюдалось, поэтому на два года он пошёл в ученики к переплётчику. Планировалось, что он будет следить за изготовлением книг, а его братья — отвечать за их продажу. Северин, казалось, был вполне доволен таким разделением обязанностей. Он был счастлив просто оттого, что из кожи и бумаги собственными руками создавал книгу, которая проживёт, быть может, несколько сотен лет.

Семья Розенкрейц по тем временам была очень большой — множество двоюродных братьев и сестёр, среди них были и те, кто пробовал свои силы в сочинительстве. Но способности Северина превосходили все их потуги. Он родился библиомантом, пусть даже в его времена такого понятия не существовало. До своей переписки с Фурией он предполагал, что является единственным человеком на свете, который умеет использовать силу книг.

Сначала Фурия отнеслась к нему довольно подозрительно. Её первой мыслью было: а что, если Северин — агент Академии? Вдруг он хочет выпытать у неё, где именно её семья скрывается от преследователей? Но за те несколько недель, что они переписывались, он ни разу не поинтересовался, где находится её дом. Наверное, Северин считал, что её семья до сих пор живёт в том самом доме на Рейне, в котором обитали в своё время Розенкрейцы. Он никогда не пытался расспрашивать Фурию о чём-то, кроме тех фактов, которыми она делилась с ним сама.

Больше всего его интересовала библиомантика и всё, что с ней связано. Её удивляли эти вопросы, ведь современные библиоманты получают знания с раннего детства от своих родителей. Как изменилась библиомантика за двести лет, которые отделяли их друг от друга!

Когда именно Адамантова Академия захватила власть? Насколько велик мир библиомантов, о котором простым смертным ничего не известно? И что это за города-убежища вроде Либрополиса, а также другие уголки, находящиеся по ту сторону привычного мира?

Фурию учили, что первым библиомантом была праматерь Федра Геркулания. Но официальная история библиомантики началась лишь в 1780 году. Именно тогда пять влиятельных семей решили объединиться в альянс, который назвали «Алым залом» — по названию места, в котором было подписано соглашение. В этот союз входили самые могущественные библиоманты того времени. Они были призваны бороться с несправедливостью и стоять за правду. Члены союза поклялись хранить в тайне от невежественного мира свои законы и правила.

Северин тоже слышал об «Алом зале»: его отец был одним из основателей альянса. Однако Северин настаивал, что это всего лишь ассоциация издателей и книготорговцев, которая не занимается ничем, кроме безобидных торговых соглашений.

Фурия мягко намекнула, что, возможно, отец не рассказал ему всю правду, но Северин остался при своём мнении. Ему и самому уже довелось участвовать в собраниях «Алого зала», и всегда на них обсуждались лишь тиражи, цены, затраты на печать и плохое качество современных текстов.

Скажу тебе честно: это было невероятно утомительное мероприятие. Представь себе скучнейшую на свете вещь, умножь её вдвое, а затем результат увеличь ещё в десять раз. Именно таков этот «Алый зал». День-деньской они пьют стаканами вино и пиво, а к, вечеру настолько пьяны, что поутру уже не могут вспомнить собственных постановлений. С библиомантикой это не имеет ничего общего, поверь мне, совершенно ничего.

Фурия всё же считала, что некоторые вещи от него скрывают, но решила пока об этом больше не писать. Лишь после настойчивых расспросов Северина она рассказала ему о событиях, которые привели к расколу в «Алом зале» и созданию Адамантовой Академии.

Это было в 1835 году (через тридцать один год в будущем Северина). К этому времени появились несогласные, которые поставили под сомнение авторитетность «Алого зала», — библиоманты, не принадлежавшие ни к какому союзу и отвергавшие любые законы. Зибенштерн, который начинал как автор разбойничьих романов, стал одним из них. Именно он создал позорные пустые книги и, таким образом, привёл к расколу альянса пяти влиятельных домов.

На первый взгляд это были всего лишь книги с чистыми страницами. На самом же деле они наполнялись энергией библиомантики. Никто не мог сказать наверняка, сколько именно существует таких пустых книг — тридцать, по оценкам одних, или пятьдесят, по предположениям других. Эти пустые книги называли ещё бомбами замедленного действия.

В определённый момент эти «бомбы» могли заразить все книги, находившиеся рядом, вирусом пустоты. Этот вирус распространяется по принципу домино с такой невообразимой скоростью, что уже через несколько часов все книги мира оказываются заражёнными. А спустя несколько дней во всех библиотеках Земли остаются лишь охапки чистой бумаги. Вся литература, таким образом, может быть уничтожена в один миг, а вместе с ней и библиомантика. Этот книжный апокалипсис получил пышное название — «обеззначивание».

Никто не знал, почему второсортный писатель вдруг стал врагом всех библиомантов. Что именно разожгло в нём такую ненависть? Почему он хотел положить конец всей литературе на свете? И откуда он почерпнул такие знания и силу, чтобы создать пустые книги и начать обеззначивание? Пока что на эти вопросы не мог ответить никто.

После того как члены «Алого зала» узнали о том, что натворил Зибенштерн, они обязаны были принять защитные меры. В рядах альянса царило разногласие по поводу того, как именно вести себя перед лицом надвигающейся опасности. Некоторые библиоманты считали эту историю лишь выдумкой, а другие искали всё новых и новых виновников. Зибенштерн тем временем бесследно исчез. Тогда взялись за его семью. Розенкрейцев лишили членства в «Алом зале», отношение к ним стало презрительным. Их обвиняли в том, что представитель именно их рода запустил эту машину самоуничтожения.

Тем временем члены семейства Антиква обнаружили в одной из библиотек Санкт-Петербурга первую пустую книгу.

Вместо того чтобы передать важную улику в руки единомышленников, они решили использовать её для своих опытов. Когда их попытки были раскрыты, экспериментаторы утверждали, что действовали лишь во благо библиомантики. Библиоманты «Алого зала» обвиняли семейство Антиква в том, что те намеревались использовать силу пустых книг в своих корыстных целях. Спор перерос в конфликт, какого ещё не случалось в мире библиомантики. Начались ссоры, покушения, и наконец был нанесён последний, сокрушительный, удар трёх оставшихся в союзе семей по мятежному дому Антиква. За одну кровавую ночь вся семья вместе с близкими и дальними родственниками была уничтожена. Розенкрейцы попытались противостоять убийцам и тут же сами стали их жертвами. Лишь немногим из предков Фурии удалось зимой 1836 года бежать в Англию, где они и осели на заснеженных холмах Котсуолда и взяли себе фамилию Ферфакс.

Род Антиква прекратил своё существование в чёрный год кровавой резни. Остальные три дома объявили о роспуске «Алого зала» и присоединились к Адамантовой Академии, которая с тех самых пор управляет всеми библиомантами с помощью грубой силы. Под предлогом того, что необходимо предотвратить обеззначивание, были приняты новые законы, романы Зибенштерна сожгли, а некоторые приёмы библиомантики запретили использовать. Академия установила неограниченную власть над скрытым миром библиомантики, и так продолжается до сих пор.

Однако всё сильнее и увереннее становились голоса, которые утверждали, будто обеззначивание и пустые книги Зибенштерна призваны свергнуть диктатуру трёх семей. Катастрофы так и не произошло, поэтому многие считали, что так называемое проклятие Зибенштерна было не более чем выдумка, которую можно сравнить с концом света во всех фанатичных религиях и в календаре майя. Зибенштерн будто бы стал жертвой интриг, его устранили и переложили на него вину за то, чего на самом деле не случилось и не случится никогда.

Между тем Академия пыталась заставить замолчать всех инакомыслящих. Всё чаще агенты Академии и полиция прочёсывали тайные укрытия, в которых встречались библиоманты, собирали информацию, обвиняли предателей и устраняли повстанцев.

Ферфаксы же, наоборот, стремились поддерживать всех врагов Академии, всех тех, кто пытался отстоять честь Зибенштерна. Но один из Ферфаксов считал, что знает всё гораздо лучше любых мятежников.

Тиберий Ферфакс.

Отец Фурии с непоколебимым гневом верил в вину Зибенштерна. Спустя годы поисков ему наконец удалось найти новые пустые книги. Он обнаружил их в Центральной Европе и Аравии, в Южной Америке и Японии. Ему пришлось совершить бесчисленное количество прыжков, чтобы добраться до всех этих мест — хранилищ и библиотек, собранных неугомонными коллекционерами.

Ни один из них толком не знал, какие именно книги таились на его полках, и лишь немногие из них были библиомантами. Верить в страшный вирус обеззначивания не хотелось никому из них. Поэтому Тиберий Ферфакс понадеялся на единственное средство, которое обещало наибольший успех, — на воровство.

Но зачем ему так рисковать?

Почему он не объявит, где именно находятся пустые книги, а уж Академия позаботится обо всём остальном? —

спросил Северин.

Фурия, поколебавшись, поделилась с ним своими соображениями.

Мой отец убеждён, что Академия не уничтожает книги, а исследует, чтобы затем использовать их силу в своих корыстных целях. Он считает, что только ему удастся раз и навсегда обезвредить пустые книги, и, кто знает, возможно, он прав.

Для своих операций он использует специальные чернила, которые разработало семейство Антиква во время своих опытов с первыми пустыми книгами. После же исчезновения этого семейства чернила попали в распоряжение моей семьи. Мы храним их замороженными в виде ледяной глыбы, чтобы они не портились.

Уничтожать пустую книгу очень рискованно, потому что тем самым можно запустить обеззначивание.

Опасность того, что высвободится определённая энергия, которая инфицирует другие книги, слишком велика. Чернила семейства Антиква не портят книги, а лишь делают текст на их страницах видимым. Таким образом, пустые книги теряют свою силу.

Пока что Тиберий обнаружил и обезвредил четырнадцать таких книг. Сколько ещё их осталось, не знает никто. Но ты также спросил меня: зачем папа это делает? Во-первых конечно же потому, что он любит книги больше, чем что-либо другое в этом мире. Он не может принять того, что один из его предков в ответе за невероятную опасность, которая может уничтожить всю литературу на свете.

С другой стороны, мой отец считает, что, если он найдёт все пустые книги, Академия снова нас признает. Он надеется, что Ферфаксы снова могут стать Розенкрейцами и что тогда мы получим членство в Академии так, же, как когда-то в «Алом Зале». Его мечта — чтобы всё стало как раньше, до раскола.

Знаю, что это звучит глупо. Академия хочет нас убить, а мой отец верит в то, что она могла бы принять нас в свои ряды. Он серьёзно считает, что члены Академии раскроют нам свои объятия, стоит только обезвредить все пустые книги. Он мечтает о старых добрых временах, в которых на самом деле никогда не жил. Вот почему мой отец так сильно ненавидит Зибенштерна. Зибенштерн уничтожил наше доброе имя, нашу репутацию, наше будущее. Возможно, это действительно так, но как бы там ни было, я не могу поверить, что Академия согласится забыть вражду и предоставит нам место в своих рядах.

Наверное, сейчас ты спрашиваешь себя: зачем же он хочет стать частью Академии, представителем диктатуры, которую ненавидят столько людей. Но мой отец убеждён в том, что способен повернуть время вспять. Он говорит, что, как только у Академии снова станет достаточно здравого смысла, многое можно будет изменить: отменить запреты, уволить агентов и очистить свою собственную историю, — так как, это делает он.

Боюсь, это ложные надежды. Всего лишь мечты и пустая трата сил. Не пойми меня неправильно — я очень люблю своего отца. Но он запутался в собственных сетях из которых не может выбраться. Он внушает мне страх и с каждым днём этот страх растёт.

Уже около года отец заставляет меня сопровождать его в поисках очередной пустой книги. Ты бы мог требовать такое от своей дочери? На нас охотятся, в нас стреляют, будто в грабителей (которыми мы в общем-то и являемся). Но, должна признаться, это захватывает дух. Не знаю, существует ли в твоём времени выражение «щекотать нервы». Сегодня его почти не используют, по большей части оно встречается в книгах, но лучше это состояние не описать. Мне нравится то, что мы делаем. Чем опаснее, тем лучше.

Вот скажи мне: это вообще нормально? Или я медленно схожу с ума в этом доме, в этой долине, скрытая от всего мира?

 

Глава ДЕСЯТАЯ

После того как отец подробно описал ей, что именно он задумал совершить сегодня вечером, Фурия довольно долго сидела неподвижно на крыше резиденции и глядела вдаль. На склонах холмов паслись овечки — белые пятна на сочно-зелёном полотне.

Резиденция располагалась на краю долины, и сильный западный ветер всегда приносил с собой ароматы с диких холмов. Воздух пропитывался запахами мокрой травы, листьев и тайнами зарослей, которые начинались за густой живой изгородью.

Лишь спустя некоторое время Фурия заметила, что чернила на кончике пера высохли. Сегодня она ещё не написала в книге Северина ни одного слова. Основное из истории библиомантики было ею описано много дней назад. Северин лишь изредка задавал вопросы, которые его интересовали. Он обычно поступал точно так же, как и она, — рассказывал о своей жизни, о строгом отце, о повседневных делах и о работе переплётчика. Но самое главное, он описывал свои чувства.

Иногда Фурия не могла сдержать улыбку, вчитываясь в его цветистые и витиеватые фразы, но и Северину наверняка тоже приходилось поразмыслить над некоторыми её оборотами. Как бы там ни было, если учесть, что их разделяло двести лет, Северин и Фурия отлично друг друга понимали, во всяком случае так ей казалось. Возможно, именно эта временная пропасть позволяла ей быть с ним по-настоящему откровенной. Притворяться было незачем, ведь ей никогда не доведётся посмотреть в его глаза.

Пронзительный свист прервал ход её мыслей. Он доносился с заднего двора. Там, за римскими руинами в конце сада, где покоились развалины кирпичных стен и остатки колонн, торчащие из сорной травы, словно надгробные плиты, заканчивалась территория резиденции. От холмистой долины её отделяла узкая полоса кустов и деревьев. За ними начинался резкий подъём на высокий холм. Далее вверх по склону вились железнодорожные пути, по которым проезжали лишь старые поезда с ржавыми грузовыми вагонами. Днём и ночью, через определённые промежутки времени, они провозили грузы в Оксфорд и Лондон. На поворотах им приходилось снижать скорость практически до пешеходной, издавая при этом предупреждающие сигналы, чтобы разогнать овец и коров.

Внизу, у главного входа в резиденцию, Вэкфорд громко свистнул, копируя гудок паровоза. Они с Сандерлендом выносили на улицу очередной шкаф.

Фурия усмехнулась. Вэкфорд частенько позволял себе такие чудачества, чтобы вывести из себя невозмутимого водителя. Это был давно сложившийся ритуал между двумя мужчинами, и, конечно, Сандерленд даже бровью не повёл, как Вэкфорд ни старался.

Пока вагоны заносило на узких поворотах, Фурия снова перевела взгляд на раскрытую книгу, лежавшую у неё на коленях. Она макнула стеклянную ручку в чернильницу, отступила немного от последней строчки Северина и начала писать.

Сегодня ночью это случится снова. Я буду сопровождать отца во время его прыжка.

Подобное происходило впервые с тех пор, как они начали переписываться, но Северин знал, о чём речь, а Фурия знала, что он будет беспокоиться. Она представила, как Северин покачал головой и в задумчивости поглядел в окно на Рейн. Длинные светлые волосы до плеч, старомодный сюртук, рубашка с кружевами, как у Хитклиффа в «Грозовом перевале», и пальцы, перепачканные типографской краской.

Папа обнаружил ещё одну пустую книгу две недели назад и с тех пор тайно вёл подготовку к нашей операции. Для прыжка мы снова будем использовать одну из книг Зибенштерна — «Виолетта — предводительница пиратов». Мой отец нашёл в катакомбах второй экземпляр и отправил его срочной почтой в Турин, тому самому коллекционеру. Тот должен был получить книгу несколько часов назад. И если всё получилось, как было задумано, то сейчас она находится в конечной точке нашего прыжка.

Для того чтобы перемещаться с помощью книг, всегда нужны два совершенно одинаковых экземпляра, обязательно из того же тиража.

Ми используем одну книгу в качестве передатчика, а вторую — в качестве приёмника. Мы с нашим экземпляром приземлимся в том же месте, где в тот момент будет находиться вторая книга. Надеюсь, что её новый владелец окажется настоящим коллекционером и поставит её на одну из полок, в своей библиотеке. Папа отправил книгу якобы от имени одной из книжных лавок Лондона. Если же получатель просто выбросит роман, мы рискуем закончить наше путешествие под прессом для мусора.

Несложно предположить, что бывали и такие случаи, когда вторая книга оказывалась, например, в собачьем питомнике или в море. Мне рассказывали, что кто-то заподозрил подвох и книгу-приёмник, отнесли в крематорий. Когда библиомант очутился на месте, у него ещё было время сообразить, где он находится, но затем печь разожгли, и он сгорел заживо.

Фурия совсем не хотела переборщить со страшными историями, но эта была вовсе не выдумкой. Отец рассказал ей об этом случае, чтобы показать, каким опасным может оказаться путешествие с помощью книг. С тех пор ей снились кошмары о всевозможных прыжках, и она всем сердцем ненавидела эти опасные перемещения.

Книги после прыжка исчезают — просто растворяются в воздухе. Это жертва, которую мы приносим. Чтобы вернуться к начальному пункту, нужны ещё две одинаковые книги. Бьюсь об заклад, папа уже приготовил для этой цели ещё какой-нибудь роман Зибенштерна.

Фурия положила ручку, раздумывая, стоит ли ещё что-нибудь добавить. Наконец она снова опустила стеклянное перо в чернильницу.

Я точно знаю: пустые книги существуют, я видела их собственными глазами. Но действительно ли они так опасны, как мы думаем? Обеззначивание — правда или выдумка? Этого не знает никто. Я помогаю своему отцу, потому что…

Тут она на секунду остановилась.

…Потому что он — мой отец. Потому что я люблю его. Потому что он так сильно верит в то, что делает. Но неужели и мне обязательно нужно в это верить? Может, достаточно делать что-то ради другого человека? Просто потому, что любишь его.

Твоя Фурия

 

Глава ОДИННАДЦАТАЯ

— Ты готова? — спросил отец.

Одетые в тёмные комбинезоны с накладными карманами, они стояли в его кабинете напротив друг друга, и каждый со своей стороны держал за край книгу о Виолетте.

— Да, — уверенным голосом соврала Фурия. — Мне всё ясно.

На самом деле не было ясно абсолютно ничего. Она думала о крематориях, о коже и костях, которые превращаются в прах. И спрашивала себя: что же будет с Пипом, если они не вернутся из этого путешествия?

— Отпускай! — сказал тогда Тиберий.

Она убрала руку, точно так же, как и отец. Книга в пожелтевшем картонном переплёте осталась висеть между ними прямо в воздухе. Казалось, она колышется на волнах и слабо мерцает, как бывает, если на выцветшую надпись смотреть сквозь толщу воды. Полки у стены кабинета задрожали, их очертания расплылись, как будто на них накинули целлофановый пакет. Время сгустилось до вялого потока. Тело Фурии, превращаясь в вихрь мельчайших частиц, словно перемещалось по частям: у неё было такое чувство, будто лицо оторвалось и улетело в пустоту. Она хотела схватить его, но руки превратились в рой мерцающих молекул.

Затем Фурия с безумной скоростью полетела в бездну. Это состояние было совершенно несравнимо с обычным падением. Бездна оказалась более пустой, нежели космическая темнота. Фурия потеряла из виду отца. Ей стало жутко от мысли, что она может остаться в одиночестве в этой кошмарной пустоте, в этом странном месте, которого на самом деле не существовало.

Ей казалось, она стремглав несётся сквозь невероятные фантазии какого-то незнакомца, который властен либо взять её с собой, либо оставить в этом состоянии навсегда. Возможно, именно так и было, ведь на самом деле они не перемещались из одного места в другое, из Англии в Италию, а копошились в мыслях того, кто описал этот прыжок, — в тёмных мыслях Зибенштерна.

Но стоило ей всерьёз задуматься об этом (как обычно бывает, когда что-то кажется тебе таким логичным в полусне и совершенно нелепым после пробуждения), её сознание вдруг снова соединилось с телом. Скорость падения замедлилась, и через какой-то миг полёт завершился. Пустота наполнилась волокнистой материей. Девочка ощутила нежные прикосновения к своей коже, будто ей пришлось пролететь сквозь узорчатое переплетение прозрачных крылышек насекомых.

Фурия вскрикнула, ноги её подкосились. Снова она ударилась тем самым коленом, на котором уже красовался синяк. Уже в следующий момент отец потянул её за руку и поставил на ноги. Девочка хотела что-то сказать, но он зажал ей рот рукой и, наклонившись, молча покачал головой.

Конечно, ей следовало вести себя тише. Ещё бы, она прекрасно об этом знала! Но когда мозг из воздушного облака снова превращается в нервную ткань, из головы вылетают все предостережения.

— Мы здесь не одни, — прошептал отец ей на ухо.

Она коснулась руки Тиберия, давая ему понять, что ладонь уже можно убрать от её лица. Она почувствовала запах книг, а когда глаза привыкли к полутьме, смогла разглядеть эти книги.

Они очутились в огромном помещении — по меньшей мере в четыре этажа высотой. Лишь присмотревшись внимательнее, Фурия поняла, что это был старый монастырь. Монастырь, полный книг.

От ламп, свисавших со сводчатого потолка на длинных проводах, исходил приглушённый свет. На самом верху угадывались фрески — едва различимые тёмные фигуры ангелов и демонов, застывших в безумном хороводе.

Помимо опор по обе стороны центрального нефа в зале было много других колонн и массивных башен с книжными полками. Вокруг каждой колонны, диаметром не менее шести метров, кольцами обвивались галереи. Их соединяли друг с другом лестницы, на многих уровнях от колонны к колонне протянулись изящные мостики. Посетителю этой библиотеки совершенно необязательно было ступать на пол, чтобы перейти от одной полки к другой.

Фурия и её отец приземлились за одной из колонн, недалеко от центра помещения, рядом со столом, заставленным высокими стопками книг. Одна из стопок закачалась, и Фурия, проскользнув вперёд, в последний момент удержала её от падения, иначе книги с грохотом обрушились бы на пол.

Второй экземпляр «Виолетты», наверное, находился в этой стопке и после их появления здесь растворился в воздухе.

Чтобы удержать книги, Фурии понадобилось сделать всего лишь шаг, но она боялась, что даже этот звук оказался предательски громким. Девочка неуверенно поглядела на отца, напряжённо вслушивавшегося в тишину. Он отрицательно покачал головой. Что бы он ни услышал или ни почувствовал прежде, это что-то, кажется, к ним не приближалось.

Никаких церковных атрибутов, крестов или статуй видно не было. Вероятно, это место давно изменило своё предназначение. Коллекционер, в собрании которого находилась пустая книга, скорее всего, получил это помещение по наследству и перестроил для своих целей.

Фурия осторожно отпустила стопку книг, подождала несколько секунд, чтобы убедиться, что та не упадёт, и проскользнула вместе с отцом за колонну, чтобы получше рассмотреть весь зал. Книжные башни закрывали друг друга, но даже при тусклом ночном освещении можно было различить, что их по меньшей мере десять, а то и больше. На узких колоннах, поддерживающих арку с двух сторон, тоже были полки, и даже под крышей были закреплены специальные настилы, которые вели к площадкам, заполненным книгами.

Книгу, которая предназначалась для возвращения домой, отец положил в карман комбинезона на бедре. Сердечная книга, как всегда, хранилась на поясе. Из нагрудного кармана он взял несколько пуль, по размеру не больше монетки каждая, и сжал их в руке. Если бросить такую пулю, она расколется, высвободив метафорный газ, который за считаные секунды выведет противника из строя. Если человек оказывается слишком близко от этого газа, в его воображении возникают самые ужасные образы. Следы этого газа Фурия уже находила во многих книгах. Она прислушивалась изо всех сил, но вокруг царила полная тишина, лишь вдалеке приглушённо гудел кондиционер. Если здесь действительно был кто-то ещё, он вёл себя невероятно тихо, так же, как и они. Девочка бросила взгляд на наручные часы — чуть больше полуночи. Вполне вероятно, что коллекционер до сих пор находился в своей библиотеке. Но отец наверняка тщательно изучил привычки этого человека, прежде чем решил отправить ему копию «Виолетты» и проложить путь в его святая святых.

Верхнее освещение было очень слабым, настольные лампы отсутствовали. И кругом ни живой души, кроме их самих. Но здесь определённо что-то происходило.

Губы отца почти бесшумно прошептали лишь одно слово:

— Экслибри!

Фурия нахмурилась. Экслибри всегда считались слишком шумными, они часто бранились, но не умели приспособиться к миру, в который попали из своих книг. Агенты Академии утверждали, что все экслибри умственно отсталые. Её отец, как и большинство библиомантов, недолюбливал этих созданий.

Они считались существами второго сорта, не желавшими смириться с тем, что являются лишь плодом человеческого воображения, — литературными героями, случайно попавшими в реальность, потому что граница между явью и вымыслом благодаря библиомантике становилась всё тоньше. Никому они не были нужны, да и сами экслибри мечтали лишь об одном: вернуться обратно в свои книги. Но это было невозможно. Поэтому агенты Академии основали специальные лагеря-убежища, где экслибри коротали дни в бедности и депрессии. Большинство из них превратились в бледное отражение самих себя, тень персонажей, которыми они когда-то были. Даже если в реальный мир забредала знаменитая фигура из мировой литературы, здесь она менялась до неузнаваемости. Так, например, несколько лет ходили слухи о безумном капитане Ахаве из «Моби Дика», который продолжал искать Белого кита, а иногда и крысу-альбиноса в канализации городских трущоб. Или, например, рассказывали о гордом русском дворянине из «Войны и мира», хотя, может, это был герой «Доктора Живаго». Его, грязного и оборванного, как-то сфотографировали возле пункта раздачи бесплатной еды в одном из городов-убежищ. С тех пор эта фотография регулярно появлялась на всех плакатах, иллюстрируя всю убогость экслибри. Таким образом агенты Академии разжигали ненависть к этим созданиям.

Если бы экслибри и вправду находились сейчас в этой библиотеке, вряд ли они смогли бы так бесшумно передвигаться между полками. Даже мятежники, о которых изредка сплетничали то тут, то там, казалось, не в состоянии были действовать с необходимым терпением. Поэтому агентам Академии несложно было устранять беспорядки в трущобах, своевременно распознавать потенциальных мятежников и на корню подавлять восстания.

Пока Фурия оглядывалась по сторонам, её отец, применяя способности опытного библиоманта, сканировал пространство. Наконец он подал ей знак следовать за ним. Молча они подкрались к первой башне из книг и остановились в тени узкого моста.

Для Тиберия пустая книга была маяком. Благодаря многолетнему опыту старый библиомант мог учуять даже слабый её след. Пройдёт ещё много времени, прежде чем Фурия овладеет этим мастерством.

Снова и снова Тиберий смотрел вверх, на изящные опоры и переходы, которые образовывали второй, третий и четвёртый этажи. Фурии тоже вдруг показалось, что она заметила промелькнувшую тень, но та исчезла в темноте и больше не появилась.

Они уже прошли половину книжного зала, двигаясь от колонны к колонне, и тут отец снова подал ей знак остановиться. Фурия встревоженно огляделась и даже задрала голову вверх, но никаких следов экслибри или людей не обнаружила. И всё же что-то она почувствовала — какое-то покалывание у висков, будто лёгкие удары тока. Скорее всего, здесь должен быть ночной сторож, если не в самой библиотеке, то снаружи. Подобные коллекции, как правило, не оставляли без охраны, разве что на банковском счёте у её хозяина было пусто. В таком случае владелец вынужден был доверять библиотеку влюблённому в книги управляющему, добродушному, но не слишком-то башковитому.

Фурия завидовала сейчас невозмутимому спокойствию отца.

— Где-то здесь, — прошептал он, указывая на соседнюю колонну, снизу доверху оплетённую полками с книгами. — На следующем этаже или, может, через один.

Узкая лестница вела к верхушке книжной башни. Метров через пять ступеньки заканчивались кольцевой галереей, над ней располагались ещё два таких же этажа. На каждой из галерей был установлен подвесной мостик.

— Мы здесь не одни, — прошептал отец. — Но они с другой стороны, возможно, этажом выше. Если мы поспешим, то исчезнем вместе с пустой книгой, прежде чем они успеют нас схватить.

— Экслибри или сторожа?

— Возможно, эту библиотеку сторожат экслибри.

Фурия с тревогой посмотрела на отца:

— Ты сказал, что владелец не библиомант. Как он мог заставить экслибри охранять свою коллекцию?

Тиберий не ответил.

— Держись рядом! — приказал он. — Если тебе придётся прыгать обратно без меня…

— Что?!

— Тсс!

— Но я не могу вернуться без тебя!

— Если всё пройдёт хорошо, то этого и не понадобится.

Казалось, он хотел ещё что-то добавить, но вдруг передумал и, изменившись в лице, указал на лестницу и знаками сосчитал до трёх.

По его сигналу они выскользнули из тени защищавшей их колонны и бросились к центру. Отец Фурии побежал вперёд, удивив девочку своей проворностью, какой она не замечала за ним никогда раньше.

Добравшись до колонны, они стали быстро подниматься вверх. На этот раз и Фурия кое-что заметила: на другой стороне сводчатого зала, на расстоянии добрых пятидесяти метров, парили две фигуры, тут же исчезнувшие за книжными башнями. Фурия попыталась разглядеть, не появятся ли они в другом месте.

Но, прежде чем они с отцом снова разглядели тех двоих в сплетении теней и металлических дуг, Тиберий прикоснулся к ней. Он указал на следующую лестницу: им нужно было подняться на этаж выше, пустая книга скрывалась где-то там.

Фурия вдруг услышала отдалённые шаги по металлическим переходам между стеллажами, но различить кого-то в тусклом полумраке было невозможно. Покалывание в висках больше не усиливалось, она даже успела к нему привыкнуть. Может, виной тому близость пустой книги? Девочка напряжённо вспоминала, чувствовала ли она такое покалывание в прошлый раз, когда они нашли предыдущую пустую книгу.

Когда они оказались на втором этаже башни, Тиберий вдруг споткнулся. Круглый переход находился на высоте десяти метров от пола, перила доходили Фурии лишь до талии. Она схватила отца за руку как раз за секунду до того, как он потерял равновесие. Тиберий ответил ей благодарной улыбкой. Они осторожно пробирались по кольцевой металлической дорожке и через несколько шагов достигли наконец своей цели. Тиберий коснулся узкого корешка без каких-либо надписей. Тот, кто не знал, что именно искать, никогда бы не нашёл эту книгу.

Тиберий аккуратно вытащил узкий томик среднего размера и даже не успел раскрыть его, чтобы проверить свою догадку, а Фурия уже знала, что страницы будут совершенно пустыми. Казалось, в руках у Тиберия был всего лишь выцветший блокнот. Но чтобы заинтересовать библиотекарей и коллекционеров, Зибенштерн богато инкрустировал переплёты янтарём, золотом и драгоценными камнями.

Каждая из таких книг была для коллекционера настоящим сокровищем, единственным в своём роде.

Фурия вдруг заметила, что все книги, стоявшие на этой полке, имеют дорогие переплёты, один роскошнее другого. Большинство библиофилов не могли устоять перед красивой книгой, а что там внутри — уже не столь важно. Владелец этой библиотеки собрал десятки таких богато украшенных переплётов. Это усилило опасения Фурии по поводу того, что такое богатство вряд ли могли оставить без охраны.

Пока отец осматривал книгу, она краем глаза заметила движение на последнем этаже, прямо над их головами. Кто-то стоял у перил и наблюдал за ними — размытый силуэт, едва различимый из-за глубоких теней на потолке.

— Папа!

Отец оторвал взгляд от пустой книги и повернулся в ту сторону, куда молча указала Фурия.

Фигура исчезла.

— Там кто-то был, — прошептала девочка, — и он нас видел.

Тиберий, прижав к груди пустую книгу, уже открыл рот, чтобы ответить ей, как вдруг тишину пронзил выстрел.

Кто-то вскрикнул. Ещё кто-то рассмеялся.

Раздался второй выстрел. Фурия услышала, как кто-то торопливо шагает по железным переходам. Девочка огляделась по сторонам, но так никого и не заметила, а отец тем временем уже обогнул колонну, крепко зажав в руке пустую книгу.

— Стой, где стоишь! — крикнул он ей и, сделав несколько шагов, остановился.

Но Фурия не собиралась следовать его приказу. Наскочив на него, она резко отпрыгнула в сторону, ударившись о перила, и посмотрела в ту сторону, куда отец указывал глазами.

Прямо на них по железному мосту широкими шагами, больше похожими на прыжки, стремительно бежали двое низкорослых мужчин, один из них прижимал руку к раненому плечу. Между ними оставалось всего несколько метров, когда вдали появилась ещё одна фигура — вся в белом.

— Остановитесь! — раздался женский голос.

Женщина подняла серебряный пистолет, сверкавший словно меч, и выстрелила в воздух.

Отец резко схватил Фурию и потащил её за колонну.

— Кто они такие? — спросила Фурия, не ожидая ответа, — она была уверена, что перед ними беглецы-экслибри; судя по звуку шагов, они подошли совсем близко.

Раздался ещё один выстрел, и они снова услышали блеющий смех одного из беглецов.

— От имени Академии… — начала женщина.

Но последующих слов Фурия уже не разобрала. Отец встал прямо перед ней, закрывая её собой; в правой руке у него были пули метафорного газа, а в левой — пустая книга. Он стоял слишком близко к перилам. «Как же он неосторожен!» — подумала Фурия, но предостеречь его не успела. Экслибри бросились прямо на них.

 

Глава ДВЕНАДЦАТАЯ

Оба незнакомца слишком поздно заметили, что на металлической галерее есть кто-то ещё. Один, натолкнувшись на Тиберия, засмеялся своим натужным козлиным смехом, а второй врезался ещё в кого-то на узких ступеньках и удивлённо вскрикнул. Фурия отпрыгнула назад, но было уже слишком поздно. Все четверо столкнулись, отец ругался и обеспокоенно звал Фурию, а она пыталась выбраться из мельтешащих рук и ног. В то же время она видела, как, вращаясь в воздухе, мимо пролетели газовые пули — и пустая книга выпала из рук отца.

Девочка машинально перегнулась через перила и схватила книгу — за миг до того, как та, шелестя страницами, полетела бы в пропасть. Фурия крепко прижала книгу, закрывая её своим телом, и почувствовала, как парень с блеющим козлиным смехом опёрся на её плечо, пытаясь подняться. Одним ударом Тиберий сбил его с ног, и тот снова рухнул на землю. Его рука коснулась лица Фурии, и девочка заметила, что кисть у него волосатая и что всё его тело покрыто густой шерстью, а в маленьких глазках полыхал кроваво-красный огонь. Теперь она больше не сомневалась, что имеет дело с экслибро, да ещё и нечеловекоподобным.

Женщина в белом снова прокричала что-то невнятное. Она наверняка была уже совсем близко, может быть, на мосту, который соединял книжные башни. В это же время что-то хрустнуло и послышались мужские голоса. Это, скорее всего, подоспели охранники библиотеки. За несколько секунд гробовая тишина библиотеки наполнилась сумасшедшими криками.

Экслибро с раненым плечом, поднимаясь на ноги, сильно надавил Фурии на грудь и, покачиваясь, хотел что-то крикнуть. Свободной рукой Фурия схватила его за лодыжку. В отличие от своих сотоварищей он был в брюках, хотя и без обуви. Из его левой руки что-то выпало и ударилось о решётчатый пол. Конечно же это была книга. Время на мгновение застыло, и Фурия прочитала слова на обложке: «Атлас горизонтов».

Экслибро тут же схватил книгу. Он был очень худощавым, почти костлявым, а кожа его отливала белым и голубым. Выражение его лица, однако, было удивительно жизнерадостным. Казалось, этот экслибро моложе и человечней своего спутника. Но поразительней всего были его волосы — иссиня-чёрная копна спутанных волос, торчавших во все стороны.

— Давай же! — кричал он своему напарнику с огненными глазами.

Тот до сих пор не мог прийти в себя после удара Тиберия и даже не пытался подняться. Если женщина действительно была агентом Академии, им всем следовало исчезнуть отсюда, и как можно быстрее. Но так уж сложилось, что они оказались друг у друга на пути.

В воздухе отрывисто прозвучало ещё несколько выстрелов. Кто-то прокричал несколько слов по-итальянски.

— Фурия! — воскликнул отец. — Оставь их!

Она отпустила штанину незнакомца. Бледнокожий экслибро прижал к груди «Атлас горизонтов», смерил девочку озадаченным взглядом и, схватив своего напарника за острое ухо, потащил его за собой. Козлоподобный ответил возмущённым криком. Не прошло и секунды, как оба, перепрыгнув через перила, исчезли за колонной.

Фурия услышала, как они поднимаются по лестнице. Возможно, экслибри решили спрятаться на верхнем этаже, где и агенту, и сторожам не так-то легко было добраться до них. Кстати, агент уже давным-давно должна была оказаться рядом с ними. Тиберий Ферфакс через силу распрямился и хотел помочь Фурии встать, но девочка уже вскочила сама и направилась в ту же сторону, что и экслибри. Отец задержал её:

— Погоди!

Сначала она поглядела на него с недоумением, но затем вдруг сообразила: заветная книга у них в руках! В пылу сражения она совершенно об этом забыла. Вместо того чтобы убегать, они могут просто прыгнуть назад.

— Держи!

— Положи её поглубже в карман: мы берём эту книгу с собой.

Она знала, что отец не очень-то охотно шёл на это, потому что боялся, что Академия может выследить книгу и обнаружить их резиденцию. Но в тот момент у них просто не было времени на то, чтобы обезвредить книгу с помощью невидимых чернил прямо на месте. Придётся им позаботиться об этом дома.

Фурия положила плоскую книжечку в карман комбинезона, а отец тем временем вытащил книгу, которая предназначалась для прыжка обратно. Ещё один роман Зибенштерна, но в спешке она не смогла прочитать его название. Идентичная копия наверняка лежала сейчас где-нибудь в кабинете Тиберия.

Раздался ещё один выстрел.

Вспоминая те события, она утверждала, что видела приближавшуюся пулю, которая попала в её отца.

Новая вспышка была ярче предыдущих: она осветила сразу несколько книжных башен.

На этот раз стрелял вовсе не агент. Стрелок находился где-то под ними, у подножия следующей колонны, и он не стал утруждать себя предупреждением. Пуля задела шею отца и врезалась в стену, заполненную книгами, позади Тиберия, подняв при этом облако пыли. Вначале девочке показалось, что это всего лишь лёгкое ранение, о которых она так часто читала в романах и которые никому по-настоящему не вредили. Герои с лёгкими ранениями побеждали целые легионы и перетаскивали с поля боя сундуки, доверху наполненные драгоценностями. Лёгкие ранения в книгах считались хорошим знаком, словно медаль, которую заслуживал смельчак, тут же застреливший противника. Никто серьёзно не страдал от последствий лёгкого ранения. Но Тиберий Ферфакс от такого ранения умирал.

Когда отец рухнул на землю, Фурия не знала, что жить ему осталось всего минут десять. Она опустилась рядом с ним на колени и положила на них его голову. Из раны на шее вытекала струйка крови. Она то становилась тоньше, то превращалась в бурный поток. На чёрном комбинезоне сложно было различить следы крови, но шея отца была вся в крови, в крови были лицо и рука, которой он неумело пытался зажать пробитую артерию.

Фурия не могла издать ни звука, хотя ей хотелось заорать во весь голос. Казалось, кто-то схватил её за горло — ей не хватало воздуха, в висках стучало от боли.

— Её зовут… — прохрипел отец. — Изида Пустота. Остерегайся…

Больше он не смог произнести ни слова, из горла вырывался лишь слабый хрип. В его глазах читалось недоумение, а вовсе не боль. Позже Фурия поймёт, что отец знал об этом с самого начала, но не мог поверить в то, что всё закончится именно так. Наконец ей удалось выдавить из себя тихое «папа…». Это был всего лишь шёпот. Она заметила книгу для прыжка — наверное, она выпала у него из рук. Девочка взяла её, положила отцу на грудь, а его руку — на книгу, но у Тиберия уже не было сил на то, чтобы её держать.

Книга скользнула вниз и снова очутилась на металлическом полу.

— Изида Пустота-а… — застонал отец. — Она — враг, Фурия… твой враг… Скорей в Либрополис к Кириссу… Он может вам помочь… Он у меня в долгу…

Дальнейших его слов Фурия не разобрала, потому что в этот момент из-за колонны появилась женщина в белом, в руке у неё блеснул серебряный пистолет.

— Не вставай! — прошипела она Фурии. — И не шевелись, иначе они подстрелят и тебя тоже!

Снова прокатился звук выстрела. Девочку накрыло волной пыли и клочков бумаги. Незнакомый мужской голос крикнул что-то по-итальянски, и наконец огонь прекратился. Кого-то ударили, и звук удара был слышен даже на самых верхних этажах.

Фурия глядела на агента сквозь пелену слёз — светящийся образ в белом остром капюшоне, будто её скопировали из романа Викторианской эпохи. Верхняя часть её тела была очень узкой, на ней был белоснежный корсаж и облегающие брюки. Шёлковый белый шарф закрывал нижнюю часть лица, скрывая всё, кроме глаз. Они были светло-голубого цвета и мерцали холодным ледяным светом.

По телу Тиберия Ферфакса пробежала дрожь. Фурия отвернулась от агента, потому что ей стало совершенно всё равно, что случится с ней самой, ведь главное — спасти отца. Тот в последний раз попытался заговорить, зашептал что-то, но слов она не разобрала. Потом его голова, лежавшая у неё на коленях, вдруг свесилась набок.

— Папа?!

Грудь отца поднималась и опускалась рывками, он ещё был жив.

Агент Академии Изида Пустота оттолкнула Фурию и хотела склониться над умирающим. Но Фурия не могла ей этого позволить. Окровавленной рукой она ударила её в плечо. Агент отскочила назад, на белых одеждах осталось красное пятно. Но не успела Фурия нанести второй удар, как женщина схватила девочку за руку.

— Я могу помочь тебе, только позволь мне это сделать!

Фурия посмотрела на отца. Его левый глаз был широко открыт. Взгляд его, казалось, умолял не слушать незнакомку.

Она — враг, Фурия. Твой враг.

Но Изида Пустота отпустила её и, схватив книгу, предназначавшуюся для прыжка обратно, положила её снова на грудь Тиберию и подняла над ней его руку.

— Держи крепко, — сказала она Фурии и на секунду замерла. — Да держи же её, чёрт побери!

Фурия подчинилась приказу, потому что отчаяние сломало её, как вода ломает плотину во время наводнения. Женщина положила пистолет на пол и коснулась правой рукой какого-то предмета под плащом. Фурия краем глаза увидела небольшую книгу, которая торчала из кобуры на поясе.

Сердечная книга агента.

Отец вытянулся, губы его раскрылись. Тогда Фурия поняла, что незнакомка передаёт ему часть своей силы, последнюю оживляющую порцию энергии.

Шаги под ними стали громче. Охранники рвались вверх по лестнице.

— Исчезните отсюда! — закричала агент.

Она — враг. Твой враг.

С помощью новой силы Тиберий смог осуществить прыжок. Его и Фурию вырвало из библиотеки. Последнее, что она видела, была Изида Пустота — белоснежное создание, похожее на ангела. Она подняла свой пистолет и выстрелила.

 

Глава ТРИНАДЦАТАЯ

Тиберий умер сразу же после их возвращения.

Фурия попыталась удержать отца, когда он упал на пол в своём кабинете, присела рядом и перевернула его на спину.

Губы Тиберия снова дрогнули. Долгие годы он повторял дочери, что в один прекрасный день ей придётся продолжить охоту за пустыми книгами и смыть позор с запятнанного имени их славного рода. Девочка ждала, что его последние слова тоже будут посвящены этой воле. Но вместо этого отец прошептал:

— Позаботься о брате… Обещай мне… Пип нуждается в тебе…

Фурия кивнула и поискала глазами телефон — он должен был быть где-то здесь, за одной из книжных стопок на столе. Если вызвать «Скорую» прямо сейчас, через полчаса она будет у них в долине. В лучшем случае, через двадцать минут. Но Фурия понимала, что будет уже слишком поздно. Кровь до сих пор струилась из сонной артерии отца.

Она прижала ладонь к его шее, но Тиберий всё равно истекал кровью прямо у неё на руках.

Из его горла вырвался стон, а его здоровый глаз расширился.

— Кто-то…

Она почти не слышала, громко рыдая и чувствуя, как её сердце разрывается от беспомощности.

— Кто-то… — едва слышно снова выдохнул он.

Его взгляд замер, грудь опустилась в последний раз. Жизнь покинула его в один момент. Фурия отстранённо подумала, насколько же непредсказуема смерть. Ещё мгновение назад это был её отец, с его уникальными знаниями и особым мнением, а уже через секунду на ковре осталось лишь его тело. Тиберий Ферфакс заслужил прощание с жизнью под звуки труб и барабанов, но вместо этого в последний путь его провожала тишина.

Книга, которую они использовали для прыжка, уже успела раствориться в воздухе. Глотая слёзы, Фурия вспомнила о пустой книге в кармане своего комбинезона. Отец хотел бы, чтобы она завершила дело как полагается. Перед тем как позвать Паулину и Вэкфорда и разбудить Пипа, она обязана уничтожить пустую книгу.

Машинально, не думая ни о чём, она ощупала свои карманы и вытащила из одного из них небольшую металлическую колбу с закручивающейся крышкой — в ней хранились невидимые чернила рода Антиква. Из набедренного кармана девочка достала молоток и несколько гвоздей.

Усилием воли она заставила себя оторвать взгляд от безжизненного лица Тиберия. Девочка посмотрела на его сердечную книгу, торчавшую из-за пояса. Брать её было бессмысленно: для любого другого библиоманта это будет всего лишь обычная книга. Даже для неё.

На паркет падали лучи лунного света. Только теперь девочка заметила, что в комнате не горело ни одной лампы. Отец не включал свет перед прыжком, он никогда этого не делал. Как во сне, она встала, качнувшись, бросила взгляд на отца, лежавшего у её ног, и подошла к выключателю рядом с дверью. Фурия нажала на него несколько раз, но в комнате по-прежнему было темно. Может, выбило пробки?

«Кто-то», — сказал он.

Что это значит? Что кто-то ещё находится сейчас в этом кабинете?

Дрожь, похожая на озноб, пробежала по её телу. Она прислушалась, но уловила лишь оглушительный стук собственного, разрывающегося от горя сердца. Противостоять душевной боли было слишком сложно. Девочка чувствовала себя такой уставшей, как никогда в жизни. Смерть отца парализовала её мысли. Как бы ей хотелось сейчас, чтобы кто-то решил всё за неё, чтобы взял её за руку и повёл туда, где можно было бы выплакать всё до последней слезинки.

Фурия поспешно вернулась к отцу, опустилась на колени и открыла карман своего комбинезона. На пустую книгу упал луч лунного света. При таком освещении она казалась ничем не примечательной, одной из многих в этом доме, наполненном всевозможными книгами. Части золотого переплёта с годами облупились, а то, что осталось, совсем поблёкло — не тот предмет, ради которого стоило бы умереть.

Фурия отвинтила крышку колбы и опустила в неё первый гвоздь, так что кончик его коснулся дна. Вытащив его, девочка убедилась, что гвоздь до половины покрыт невидимыми чернилами.

Фурия установила его на переплёте пустой книги, взяла молоток и вложила всю свою злость и отчаяние в первый удар. С глухим стуком гвоздь вошёл в книгу. Послышался шелест, будто на бумагу одновременно опустились десятки перьев. Даже не заглядывая внутрь, девочка знала, что в этот момент в книге проявилась часть написанного текста.

Со вторым и третьим гвоздями она сделала то же самое — обмакнула их в чернила и вбила в переплёт книги. Принимаясь за четвёртый, она услышала голоса. В ночной тишине удары молотка, наверное, наделали шуму, даже если бумага немного их приглушила. Возможно, это разбудило Вэкфорда и он встал, чтобы проверить, всё ли в порядке.

Четвёртый гвоздь оказался последним, достаточно было нескольких капель чернил. Поговаривали, что эти чернила сделаны из сажи сгоревшей Александрийской библиотеки, смешанной с пигментом месопотамской клинописи. Наверно, это всего лишь слухи, которые пустили амбициозные члены рода Антиква. Но как бы там ни было, чернила делали своё дело, в этом сомневаться не приходилось. Если бы Фурия в тот момент вытащила гвозди и открыла книгу, внутри она увидела бы исписанные страницы.

Девочка хотела взять эту книгу и вложить в руки отца, но вдруг поняла, что удары молотка были настолько сильными, что прибили тонкий томик к полу.

Снова раздался шум, теперь он был где-то в глубине дома.

Фурия сомкнула пальцы отца вокруг ручки молотка. Казалось, он спит. Девочка снова почувствовала, как слёзы подступили к самому горлу, но она взяла себя в руки и встала, покачиваясь, словно лунатик.

Перед смертью он дал ей задание. Даже два. Позаботиться о Пипе и попасть в Либрополис к Кириссу — так сказал отец. Фурии было знакомо имя Кирисс, но вживую она этого человека никогда не видела.

«Он вам поможет».

Они действительно нуждались в помощи?

«Кто-то…»

В доме?

Дрожа всем телом, девочка обвела взглядом комнату и снова услышала звуки, необычные для ночной резиденции, — сначала гул, затем шаги по одной из лестниц. Фурия до сих пор не могла заставить себя думать ни о чём, кроме смерти отца. Какую именно помощь он имел в виду? Может, финансовую? Двое несовершеннолетних детей в старом здании с тремя работниками, заплатить которым они не могут. Девочка знала, что отец во время прыжков часто прихватывал с собой какой-нибудь ценный экземпляр из чужой коллекции. Он крал книги, а потом продавал их, чтобы семья могла свести концы с концами. Тиберий никогда не говорил об этом и презирал себя за подобные поступки. Но Фурия им гордилась. Ведь отец делал всё, что было в его силах, чтобы защитить их убежище.

Опять голоса, на этот раз они были ближе, может быть, даже на этом этаже.

Фурия осторожно открыла дверь и выглянула в коридор. Лампочки здесь тоже не горели, даже настенный светильник в конце коридора, который не выключался ни днём ни ночью.

Девочка хотела было выскользнуть из кабинета, но вдруг кое-что вспомнила. Она поспешно вернулась обратно к письменному столу. Среди груды бумаг и книг она нашла наконец то, что искала, — узкую картонную закладку, на которой стояло лишь одно слово: «Либрополис». Фурия провела по ней пальцем и почувствовала, как по коже забегали мурашки. С виду это был ничем не примечательный кусок картона, но до последнего волокна он был пропитан энергией библиомантики.

Девочка сунула закладку в карман и вдруг обратила внимание на чёрные пятна на своём комбинезоне. От пятен сильно пахло железом.

Кто-то вскрикнул. Снаружи.

Фурия подбежала к окну и увидела на ступеньках перед входом в резиденцию пять фигур. Она различала лишь силуэты, но было понятно, что это, скорее всего, мужчины. Один из них бежал вниз по лестнице.

Фурия прижалась лицом к окну, но ей видны были только нижние ступеньки.

Если мужские голоса, которые она слышала до этого, принадлежали не Вэкфорду и не Сандерленду, то чужаки уже проникли в дом. Вероятно, они зашли через чёрный ход.

Но этих пятерых непрошеных гостей пока удалось остановить.

Лишь сейчас Фурия заметила женщину, которая стояла чуть поодаль. Лунный свет подчёркивал её стройную фигуру. Женщина стояла неподвижно, не сводя глаз с дома. С Фурии, прижавшейся к окну.

В руках у одного из мужчин была огромная кувалда, возможно, он достал её из сарая Вэкфорда. Фурия чувствовала, как женщина сверлит её взглядом, но не могла оторвать глаз от происходящего на лестнице.

Раздался женский голос.

Мужчина с кувалдой поднялся по ступенькам. Затем послышался звук удара, другой, третий.

Голос женщины затих. Кто-то из мужчин рассмеялся. Что-то покатилось вниз по лестнице мимо стоявших там незнакомцев прямо к ногам женщины.

Каменная голова святой Виборады.

 

Глава ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Пипа разбудил шум: что-то разбилось на куски. Он, как всегда, подумал о клоунах, они преследовали его в кошмарах во сне, поэтому Пип сразу же живо представил их себе.

Может, они ворвались в дом с разноцветными молотками и принялись ломать двери? Молотки у них будто бы из пены и плюша, а на самом деле — из стали. Одетые в развевающиеся шёлковые штаны, огромные ботинки и нелепые перчатки, клоуны с ярко разрисованными лицами ринулись в дом. Их кроваво-красные рты были непропорционально большими, вокруг глаз — слой теней. От них пахло прогорклым попкорном и жжёным миндалём, настолько приторно-сладким, что Пипа тошнило даже от одной мысли об этом. В какой-то книге он прочитал, что у смерти сладковатый запах, и мальчик был убеждён, что это и есть запах клоунов.

Пипу очень хотелось в туалет, но он терпел. Мальчик вскочил и подбежал к комоду. Перед круглым зеркалом был разложен его гримировальный набор. Сандерленд привёз ему из города все необходимые принадлежности. Водитель отлично разбирался в спектаклях и магии, ведь в его багажнике путешествовала вся вселенная и он понимал желание Пипа защититься от клоунов.

Лучше всего обороняться с помощью камуфляжа, как рыбьи стаи, которые в момент опасности принимают форму тела акулы. Пип знал, что все считали его сумасшедшим, особенно Фурия, но это его не особенно беспокоило. Он любил Фурию, да и отца тоже. Только вот они недооценивали опасность, которая исходила от клоунов, и хитрость, на которую те были способны. Одного взгляда на лицо клоуна было достаточно, чтобы понять правду.

Когда Пипу было пять лет, отец взял его с сестрой в бродячий цирк, который организовал выступление на одном из лугов Уинчкомба. В то время отец ещё пытался поддерживать видимость нормальной семейной жизни.

Конечно, что такое «нормальная» жизнь, Тиберий Ферфакс знал только по книгам, но Пип и Фурия притворялись, будто ничего особенного не происходило, когда отец пользовался своей сердечной книгой для того, чтобы немного приукрасить фокусы иллюзионистов и вызвать безграничное изумление публики.

Только клоуны сразу же раскусили Тиберия: они поняли, кто встал им поперёк дороги. Под смех зрителей они забрали Пипа и заперли его в ящике прямо на манеже. Позже Фурия утверждала, что он был там не более тридцати секунд и что крышка была открыта. Но воспоминания Пипа были совершенно иными: ему показалось что прошло несколько часов. Мальчик чувствовал, что в ящике рядом с ним было множество клоунов и других похищенных ими детей. Некоторые из них сидели взаперти уже несколько лет.

Когда его наконец за волосы (пусть это было лишь представление) вытащили из темницы под гул и аплодисменты зрителей, ему пришлось оставить в беде всех остальных мальчиков и девочек, томившихся в заточении. Один из клоунов повёл его обратно к папе и сестре и всё время нашёптывал ему на ухо угрозы: что он разыщет его уже в ближайшее время, что будет его резать и колоть, а потом съест живьём, ведь именно так поступают клоуны. Найти такого маленького мальчика, где бы он ни прятался, проще простого. Ведь у клоунов большие носы, которыми они чуют детей. И уши, которые слышат даже тихий шорох. Клоуны выжидают момент и набрасываются на жертву, как пауки, затягивая бедняжку в свои сети.

Но они не учли, что Пип намного хитрее их. Он превращался в одного из них, когда выходил из своей комнаты, а иногда даже оставаясь в ней.

Поэтому клоуны не узнавали его, хотя было ясно, что они прочёсывают долину днём и ночью. Сейчас ему было десять лет — лёгкая добыча, по мнению клоунов. Но им не схватить его своими толстыми пальцами и не запихнуть в красно-кровавый рот, по крайней мере не сегодня ночью.

Быстрыми движениями он нанёс на лицо белила и обозначил контуры рта. Чтобы превратиться в клоуна, ему нужно было не больше минуты. Он часто устраивал себе такие тренировки — настоящие солдатские учения. Пип всегда был начеку, чтобы обмануть толстого, неуклюжего клоуна, заплывшего жиром от обжорства, ведь он проглотил всех мальчиков и девочек, сидевших в ящике.

Пип вытер руки о полосатую пижаму и тихонько открыл дверь в коридор. Там была кромешная тьма.

Он услышал голоса и шум шагов на втором этаже, прямо под ним. Там находился кабинет отца, а значит, там клоуны не стали бы его разыскивать. Наверняка они направлялись вверх по лестнице.

Лестниц в резиденции было несколько. Войдя в дом через главный вход, можно было воспользоваться центральной лестницей, которая вела на все этажи. Поэтому Пип повернул направо. В конце коридора, за потайной дверью, закрытой обоями, рядом с шатким грузовым лифтом, находился старый проход для прислуги, которым давно никто не пользовался. Наверху, на чердаке, были тайники, в которых им его ни за что не найти. В случае необходимости он мог пролезть в люк на крыше, как это частенько проделывала Фурия. Он вздрогнул, представив, как клоуны, освещённые лунным светом, роятся в доме, словно чёрные тараканы.

Теперь Пип отчётливо расслышал шаги — шаги по паркету и каменному полу. Голоса клоунов прорывались сквозь ночную тишину.

Со всей осторожностью, на которую он только был способен, Пип проскользнул в коридор. В темноте мальчику приходилось чётко рассчитывать движения, но это давалось ему легко. Он знал все коридоры и комнаты в резиденции как свои пять пальцев. Ощупав стену, он без труда нашёл скрытую за обоями дверь. Пип нажал на ручку, и дверь, тихо щёлкнув, поддалась.

Сердце мальчика бешено колотилось, когда он протиснулся в узкий проход и оказался на крутой лестнице. Он хотел уже закрыть за собой дверь, но вдруг услышал за спиной шум. Из коридора доносились шорохи и шаги. Пип решил оставить дверь приоткрытой, чтобы не производить лишнего шума, и кинулся по ступенькам наверх.

 

Глава ПЯТНАДЦАТАЯ

Кто-то крался в темноте по коридорам резиденции. Этот кто-то шёл медленно, совсем не заботясь о том, что при каждом шаге у него хрустел сустав или скрипела деревянная нога.

За лампой из комнаты Фурии тащился провод с вилкой и вилял, словно хвост. Кресло, чертыхаясь, протискивалось в двери. Оно еле пролезло, да и то лишь благодаря повышенной эластичности его кожи (во всяком случае, так считало само кресло).

Две минуты назад Фурия ворвалась в комнату, в страшной спешке ринулась к южному окну, достала из тайников «Фантастико» и секретную книгу, потом из ящика письменного стола вытащила чернильницу и фонарик.

«Какая грубая и бесполезная вещь!» — ехидно подумала лампа.

Фурия оставила дверь открытой, чего раньше не случалось никогда.

— Прошу прощения! — попыталась вмешаться лампа, но Фурии уже и след простыл.

— Что-то здесь не так, — сказало кресло, различив незнакомые мужские голоса, раздавшиеся чуть позже где-то в глубине дома.

— Что, в самом деле? — отозвалась лампа, повертев абажуром.

— Сейчас нам лучше помалкивать. — Бас кресла звучал глубже, чем обычно.

— Так что ж ты всё болтаешь без умолку, глупая сидушка?

Они поссорились, а затем решили, что надо разобраться, что именно произошло. Фурия страшно спешила, это очевидно. Спешка приводит к неосторожности. Спешка была полной противоположностью всему, что олицетворяли они — комфорт и спокойствие, — и, несомненно, Ферфаксы нуждались сейчас в самообладании лампы и кресла, чтобы трезво оценить ситуацию в доме.

— Мы идеально подходим для этого задания, — торжественно объявила лампа, имея в виду конечно же только себя, но одинокая лампа в коридоре вызвала бы подозрение, а вот лампа и кресло вполне сойдут за уютный уголок для чтения.

Вот почему они продвигались сейчас к лестнице, следуя в том же направлении, что и Фурия. Лампа подпрыгивала на своих трёх подпорках, которые давно уже требовали смазки. А за ней ковыляло кресло на четырёх деревянных ножках.

Со скрипом и грохотом они подошли к ступенькам.

Напротив простирался коридор, уходивший в северное крыло здания, где находился кабинет хозяина. Фурия побежала вверх по лестнице. На следующем этаже была комната маленького Пипа.

— Она хочет защитить мальчика, — сказала лампа.

— Проклятые ступеньки, мне их ни за что не одолеть! — проворчало кресло.

Лампа хотела что-то возразить, но тут на лестницу вышли трое мужчин, одетых в старомодные сюртуки и жилетки, с белоснежными платками в нагрудных карманах и золотыми цепочками для часов. Их волосы были идеально уложены, в руках незнакомцы держали трости и фонарики.

Снизу раздались голоса. Похоже, там было ещё несколько непрошеных гостей, которые, по-видимому, прочёсывали первый этаж.

Лампа и кресло замерли. Они остановились у входа в южный коридор (вообще-то это было не самое удачное место для чтения). Но мужчины не обратили на них внимания, они лишь на секунду остановились, чтобы оглядеться по сторонам, и поспешили к северному крылу. Следом за ними по лестнице поднялись ещё трое и, не останавливаясь, направились на третий этаж.

— Они ищут Фурию? — прошептало кресло.

— У неё была фора в несколько минут, — тихо сказала лампа. — Если они её поймали…

— Она где-то впереди.

— Но они её догонят.

— Нет. Если она поспешит.

— Нехорошо это всё, — буркнуло кресло.

— Ясное дело. В дом ворвались грабители, и их по меньшей мере шестеро. Что уж тут хорошего?

Вдруг один мужчина выскочил обратно в коридор. Он побежал вниз по лестнице, а затем они услышали, как незнакомец кричит на первом этаже:

— Старик Ферфакс лежит мёртвый в своём кабинете!

Ему ответил женский голос, но слов лампа не разобрала. Тон показался ей очень резким. Через несколько мгновений по ступенькам поднялась изящная женщина в чёрном. Мужчина следовал за ней.

На верхней ступеньке она остановилась, будто что-то заподозрив, и посмотрела на настольную лампу и кресло. Те затаили дыхание. Женщина внимательно оглядела их, а затем указала на южный коридор, начинавшийся прямо здесь.

Мужчина кивнул в сторону северного крыла:

— Это там.

Женщина чуть замешкалась, а затем последовала за ним по коридору. Когда двое незнакомцев исчезли из виду, кресло тихо вздохнуло:

— Они сожгут весь дом вместе с нами.

— До этого пока не дошло.

— Мы будем отлично гореть, точно так же, как ковры, столы, картинные рамы и…

— Замолкни наконец!

— Всё сгорит, я тебе говорю. Тебя вытащат из-под завалов в виде погнутого куска металла, а от меня совсем ничего не останется. Даже маленькой щепочки.

— Хватит ныть, лучше пораскинь мозгами! — прошептала лампа. — Где могли спрятаться Фурия и мальчишка?

— В парке? — Кресло задрожало всеми своими подушками. Сама идея открытого пространства была ему ненавистна (оно и так постоянно думало обо всей той мебели, которую сносили вниз на улицу и продавали непонятно кому).

— Вряд ли, — ответила лампа. — Оттуда приходят чужаки. — Она немного вытянулась и заглянула в северный коридор.

Женщина всё ещё была в кабинете вместе со своими сопровождающими. Действительно ли хозяин был мёртв? Эта мысль казалась совершенно невероятной.

— Фурия и Пип побегут наверх, — вслух рассуждала лампа. — Ты помнишь чердак? — Это был вовсе не риторический вопрос, потому что память у кресла была далеко не идеальной; они вместе провели там, наверху, много лет в затхлом, душном углу, пока их не обнаружила Фурия и не упросила Вэкфорда спустить в её комнату. — На чердаке есть где спрятаться.

— Что случилось с хозяином? — спросило кресло.

Лампа недолго помолчала.

— Знаешь, что я думаю?

— Ну-ка, просвети меня.

Она нагнула свой металлический конус, размышляя, как у этого неповоротливого бегемота вдруг прорезалось чувство юмора.

— Я думаю, — уверенно сказала она, — что в этом деле по уши замешан водитель. Этот Сандерленд.

— Ты ведь его не знаешь.

— Но Фурия его терпеть не может.

— Хм-м!.. — задумчиво хмыкнуло кресло. — Может быть, он хочет избавиться от хозяина, чтобы самостоятельно распродать всю мебель в этом доме и нас заодно?

— Всё возможно. Фурия не раз говорила, что не доверяет ему. Она даже писала в своей тайной книге, что он ей не нравится.

Лампа видела каждое написанное девочкой слово.

С первого этажа донёсся душераздирающий крик.

— Это что, кухарка? — прошептала лампа.

— Ох-ох-ох…

— Пора сматываться отсюда.

— Куда? — спросило кресло. — И как?

Кряхтя от натуги, лампа повернулась на юг и заглянула в коридор.

— Мы поедем на грузовом лифте.

 

Глава ШЕСТНАДЦАТАЯ

Паулина споткнулась о подол своего купального халата и чуть не упала. Кухарку разбудил шум, она в спешке набросила халат на плечи. Вне себя от возмущения Паулина вышла из своей спальни на первом этаже и направилась к бывшему флигелю прислуги, который находился за кухней. Сейчас на этом этаже жили лишь Вэкфорд и она, их комнаты располагались в разных концах коридора. Сандерленд ютился в каморке у ворот, и кухарка была этому очень рада. Она никогда не скрывала своей неприязни к водителю Ферфаксов. Паулину сложно было назвать робкой женщиной, вот и сейчас она посчитала, что обязана остановить беспорядки в этом доме, что бы в нём ни происходило. В лучшем случае она натолкнётся на Вэкфорда, который шарит ночью по полкам в кладовой, в худшем — на очередную бездомную кошку, которая не может выбраться из здания. Паулине даже в голову не приходило, что в резиденцию могут забраться грабители. Что им делать в этой глухомани?

Она осознала свою ошибку, лишь войдя в кухню. Картина, представшая её глазам, заставила кухарку застыть на месте. Возможно, именно поэтому четверо чужаков заметили её не сразу. К тому же их внимание было сосредоточено на Вэкфорде, который угрожал им огромным ножом для разделки мяса.

В отличие от злоумышленников он сразу же увидел Паулину. Даже в полутьме она заметила, как лицо его исказилось страдальческой гримасой. Сквозь высокие окна в помещение проникал лунный свет. За приоткрытой дверью чёрного хода виднелась серебристая лужайка. Паулина могла поклясться, что вечером запирала эту дверь на замок.

Четверо незнакомцев стояли полукругом около Вэкфорда. Элегантными сюртуками и стоячими воротничками они напоминали персонажей картин, висевших в гостиной. Портретная галерея якобы членов старинного рода на самом деле была собрана из картин, купленных в разное время на ближайших блошиных рынках. Портреты были лишь частью маскировки, с помощью которой Ферфакс пытался скрыть свою истинную личность.

Паулина прекрасно знала об этом, точно так же, как и привратник, но предпочла бы, чтоб ей вырвали язык, лишь бы не сказать врагу ни полслова. Она любила эту семью, особенно детей. И она любила Вэкфорда. Какая жестокая ирония судьбы — именно в этот момент она осознала, насколько сильным было её чувство.

У каждого из четверых мужчин в руке была трость, хотя никто из них не казался немощным или хромым. Двое потянули свою трость за изящные ручку, и стало понятно, что это шпаги. Их лезвия мерцали в лунном свете таким же ледяным блеском, как и кухонный нож Вэкфорда.

Привратник стоял босиком на чёрно-белой плитке в пижамных штанах и расстёгнутой рубашке. Он бросил на Паулину предупреждающий взгляд. Когда же Вэкфорд заговорил, казалось, он совершенно её не замечает — так он пытался отвлечь внимание врагов.

— Кто вы? И что вам здесь нужно?

Паулину словно парализовало. Она хотела сделать шаг и встать рядом с Вэкфордом, но тело перестало ей повиноваться. Будто окаменев, она застыла в дверном проёме.

Женщина с трудом узнавала кухню: всё знакомое и дорогое растворилось в густом облаке нависшей опасности.

— Убери нож, старик, — сказал смазливый блондин, — тогда с тобой ничего не случится. — Улыбаясь, он сделал выпад в сторону Вэкфорда, возможно, чтобы проверить его реакцию, а может, чтобы запугать привратника.

— Вы являетесь сюда среди ночи с оружием в руках и всерьёз рассчитываете, что я поверю вашему обещанию?

— Похоже, у тебя нет выбора. Нас четверо, и в доме сейчас находятся ещё несколько наших людей. Сколько у тебя шансов остаться в живых с твоей лопаткой для тортов?

— Что вы здесь ищете?

— Разве тебя это касается? Вряд ли.

Вэкфорд снова бросил на Паулину предупреждающий взгляд, но она медленно шагнула вперёд: если она доберётся до стены, на которой висят остальные ножи, то сможет ему помочь. Ей столько всего нужно сказать Вэкфорду! Сейчас это казалось ей важным, как никогда. Сердце её выпрыгивало из груди не только из-за ощущения опасности, но ещё и потому, что Вэкфорд был очень ей дорог.

— Предупреждаю в последний раз, — сказал блондин. — Убери нож!

Паулина сделала глубокий вдох и бросилась вперёд. Вэкфорд смотрел на неё так, будто испытывал самую страшную боль. Паулина добралась до подставки, в которой находились все её кухонные ножи, схватила самый большой и острый и развернулась, держа его перед собой обеими руками.

— Убирайтесь отсюда!

Четверо незнакомцев переглянулись, а затем рассмеялись.

— Паулина, — умоляюще сказал Вэкфорд, — положи нож на место!

— Я не допущу, чтобы…

Один из франтоватых молодых людей шагнул к ней и, крикнув: «У-у!» — рассмеялся, уверенный в том, что Паулина от страха тут же выронит нож.

Но кухарка даже глазом не моргнула. Она шагнула ему навстречу и взмахнула ножом. Остриё вошло в запястье правой руки противника. Вскрикнув, он выронил шпагу-трость. Оружие со звоном упало на пол.

Быстрее, чем ошеломлённые враги успели опомниться, отреагировал Вэкфорд. Чтобы отвлечь внимание нападавшего на Паулину, он бросился вперёд, выбил шпагу у другого чужака и, направив на него нож, серьёзно ранил его в бок.

— Проваливай со своими дружками! — сказал он. — Или тебе не жить!

Паулина по-прежнему держала перед собой нож, руки её дрожали. Только сейчас она осознала, что, нанося удар своему противнику, она истошно закричала. Сейчас он зажимал рукой кровоточащую рану, поочерёдно глядя то на кухарку, то на Вэкфорда, то на его заложника.

Незнакомец, которого Вэкфорд использовал в качестве живого щита, сохранял абсолютное спокойствие. Расслабленным тоном он сказал:

— Без паники. Это касается всех. — Он кивнул своим спутникам. — И вас тоже.

Пострадавший нагнулся и поднял левой рукой свою шпагу-трость. Двое других медленно вытащили шпаги из ножен. Но никто не двинулся с места.

Паулина искала взгляд Вэкфорда. Слёзы застилали ей глаза. В какой-то момент ей показалось, что по его губам скользнула улыбка. «Всё будет хорошо, — будто бы хотел сказать он. — Не нужно тревожиться».

— Бросайте оружие! — приказал Вэкфорд незнакомцам.

Никто не повиновался.

— Давайте поговорим, включив холодный рассудок, — предложил его пленник.

— Мы уже достаточно говорили, — ответил Вэкфорд. — Верните шпаги в ножны и убирайтесь отсюда. Для грабежа вы выбрали не тот дом.

— Это не просто грабители, — прохрипела Паулина.

Губы её пересохли. Она слышала свой голос со стороны. Казалось, он принадлежит кому-то другому и доносится откуда-то из другой комнаты.

— Умная, тварь! — сказал раненый.

Паулина видела, как его глаза мерцают в полутьме, словно отполированный мрамор.

— Брось! — продолжал заложник. — Мы никого не хотим обидеть. И тем более не хотим, чтобы кто-нибудь пострадал.

— Конечно нет, — сказал Вэкфорд.

— Если ты отпустишь меня и уберёшь нож, с вами ничего не случится. С ней, в частности, ничего не случится. — Мужчина жестом указал на Паулину.

— Вы не тронете её даже пальцем…

— Не тронем, если ты будешь вести себя разумно, — прервал его заложник. — Думаешь, что случится, если ты меня убьёшь? Достаточно ли ты проворен, чтобы одновременно бороться с тремя противниками? А что, если один из них решит присвоить твою возлюбленную?

Возлюбленную! Паулина была готова сломать ему нос. Когда она была молодой, то не особенно церемонилась с такими нахалами. Но это не развязные парни в пабе, которых можно отчитать. Эти ребята что-то слишком уверены в себе, в своей победе.

Пострадавший, подняв руку ко рту, прижался губами к ране. Его глаза при этом светились нетерпеливым блеском, будто в нём разгоралась жажда чужой крови. Крови Паулины.

Во взгляде Вэкфорда она увидела бессильную ярость. Злость на себя самого, считала она, ведь он так и не открыл ей своего сердца. Больше всего на свете ей хотелось крикнуть ему, что она чувствует сейчас то же самое и что они наверстают упущенное, когда всё будет позади. Они признаются друг другу в своих чувствах и, возможно, станут чуть ближе друг к другу. А может, они даже станут жить вместе. В одной из больших комнат. Может…

— Время идёт, — тихо сказал заложник.

— Дай мне слово, — неуверенно сказал Вэкфорд.

«Нет! — хотела крикнуть ему Паулина. — Они лгут! Они лгут да ещё и смеются нам в лицо!»

— Конечно, — сказал мужчина. — Убери нож, и ничего плохого не случится. Слово чести.

Паулина открыла рот, но слова застряли у неё в горле словно кость. Никто сейчас так не выражается — «слово чести». Эти ребята говорили, как персонажи пожелтевших романов, которыми зачитывалась Фурия. Будто они только что восстали из книг, как мертвецы из могил. Даже их одежда была словно из другого века.

Вэкфорд испустил стон — казалось, он крикнул от боли. В ужасе Паулина подумала: «Он скорбит. Он скорбит о нас».

— Нет! — Она всё же смогла сказать, хоть и тихим шёпотом, но она знала, что это бесполезно: он принял решение.

Вэкфорд отпустил незнакомца. Тот улыбнулся и танцевальным движением проскользнул обратно к своим.

— Паулина, — сказал Вэкфорд, — сейчас тебе нужно уйти. И не оборачивайся, что бы ты ни услышала.

— Я останусь с тобой, — ответила она твёрдо.

— О, — вставил смазливый блондин, — вы разрываете моё сердце на части!

Трое других тихо рассмеялись. Мужчина с раной на запястье взял шпагу и так крепко сжал рукоять, что из раны закапала кровь. Затем он шагнул к Паулине и вонзил шпагу ей в живот.

Вэкфорд дико закричал.

Паулина взглянула вниз и увидела лезвие в своём теле. Как ни странно, она чувствовала лишь напряжение мускулов. Медленно подняв голову, она посмотрела в улыбающееся лицо своего противника.

— Умная, тварь, — снова сказал тот, на этот раз тоном победителя.

С рёвом Вэкфорд взмахнул ножом и ринулся вперёд. Он попытался пронзить им парня, которого только что отпустил, но тот без труда уклонился и сказал двум другим:

— Сделайте одолжение.

В тот же миг в грудь Вэкфорда вонзились две шпаги. Привратник закричал, но всё же попытался пройти вперёд, как можно ближе к Паулине. Двоим мужчинам стоило больших усилий сдержать его натиск, хотя шпаги по рукоять вошли в его тело.

Паулина больше не могла двигаться. Вдруг ей стало ужасно больно, будто нервы с опозданием отозвались на то, что произошло. Слёзы текли по её щекам, губы стали непривычно солёными, во рту пекло. Она посмотрела через плечо своего убийцы на Вэкфорда и с ужасом поняла, что и он смертельно ранен. Она тоже попыталась сделать шаг вперёд, но почувствовала, как колени подкосились.

Ей показалось, что она стоит на холме на фоне голубого неба, а Вэкфорд чуть ниже на склоне. И вот он позвал её и побежал, и она подумала: наконец-то мы честны друг с другом, наконец-то мы понимаем, что чувствуем. Потом она увидела, как Вэкфорд споткнулся, и рассмеялась, ведь и она тоже упала в мягкую траву. Какие же они неуклюжие, словно малые дети. Сейчас он снова встанет и побежит ей навстречу, и они обнимутся, там, наверху, на холме, где светит солнце и веет нежный тёплый ветер.

 

Глава СЕМНАДЦАТАЯ

Фурия толкнула дверь в комнату Пипа. Брата не было ни в кровати, ни под ней. Чтобы убедиться наверняка, Фурия заглянула в шкаф, но она уже поняла, что опоздала. Пип ушёл, и девочка впервые почувствовала, что этой ночью она может потерять абсолютно всё. Не только отца.

Она знала, где обычно прячется Пип, — у него были свои укрытия, в которых Фурии не раз приходилось искать его, если братишка не являлся на ужин. Но она не успела проверить свои догадки, потому что на лестнице раздались шаги. Кто-то поднялся на третий этаж.

Она повернула в другую сторону и побежала по коридору направо. Ещё издалека она услышала, что работает грузовой лифт — за железной решёткой грохотали цепи и шестерни.

Шаги становились всё громче. Фурия выключила фонарик, и очень вовремя. В другом конце коридора появилось несколько силуэтов. К ней двигались трое мужчин, сейчас они были на расстоянии примерно двадцати шагов. Фурия поняла, что должна раствориться в темноте. Как можно осторожнее она приоткрыла потайную дверь и проскользнула внутрь. Если ей повезёт, чертовски повезёт, то преследователи не услышат шум.

Только тихо-тихо закрыв за собой дверь, она включила фонарик и пошла наверх по узким ступенькам боковой лестницы.

Когда Фурия добралась до чердака, за стеной снова загрохотал лифт. Кто-то не очень-то утруждал себя соблюдением тишины. Это точно был не Пип, значит, очередная группа их врагов. Возможно, это агенты Академии.

Кто послал их к Ферфаксам? Изида Пустота?

Фурия осторожно приоткрыла дверь на чердак. Лифт находился совсем рядом, поэтому девочка сначала заглянула в щель, чтобы проверить, кто вышел из кабины. Если это были злоумышленники, то им придётся провести здесь целую вечность, прежде чем они обнаружат братишку. Здесь, наверху, он знал все ниши и шкафы, каждую заброшенную вещь. Но вместо врагов она увидела, как из лифта выбираются её лампа и кресло.

Фурия распахнула дверь, преградив им путь, и прошипела:

— Стоп!

Тёмная лампочка качнулась и осветила лицо Фурии. Подушки кожаного кресла, казалось, сгрудились, словно рука, сжатая в кулак.

— Мамочки, мамочки… — робко повторяло кресло, чувствуя опасность.

— Хорошо, что ты тут! — проскрипела лампа. Она не растеряла уверенность в себе. — Мы просто хотели найти мальчика и…

— Вы производите столько шума, что каждый из этих ребят внизу может вас услышать и подняться сюда! — хрипло зашептала Фурия. — Так что замрите — и ни шагу отсюда, понятно?

Из обивки раздался трескучий голос кресла:

— Мы собирались лишь…

— Ни слова больше! — перебила его Фурия.

Тут хрустнул металлический сустав лампы, и Фурия повернулась к ней:

— Это и тебя касается!

Абажур стыдливо опустился.

— Я сама позабочусь о Пипе. Если вы действительно хотите помочь, проследите за тем, чтобы через эту дверь никто не прошёл. И заблокируйте выход из лифта.

Кресло резво пододвинулось к двери:

— Будет сделано!

Лампа, словно на цыпочках, подошла к лифту и вставила свои металлические ножки в щель шахты лифта. Пока раздвижная решётка была открыта, привести механизм в действие было невозможно. Лампа вскинула абажур, будто пытаясь показать, что готова пожертвовать жизнью, защищая этот лифт.

— Замечательно! — похвалила Фурия. — Продолжайте в том же духе.

— Ладно-ладно, — сказала лампа.

— Я могу стать тяжёлым, как шкаф! — пропыхтело своими подушками кресло. — Как шкаф, битком набитый книгами и папками!

Фурия развернулась и пошарила вокруг лучом фонарика. Повсюду, куда только хватало взгляда, громоздилась мебель, накрытая пыльными чехлами. Сверху — кривые балки, на которые опирались фронтоны крыши. Где-то заворковали голуби. Девочка сделала несколько шагов, и одна птица испуганно взвилась в воздух, но разглядеть её в темноте Фурия не могла.

— Пи-ип! — напряжённо позвала она. Девочке хотелось и кричать, и шептать одновременно. — Пип, выходи! Я же знаю, что ты здесь!

Под одним из чехлов что-то зашумело. Вдруг снаружи раздался грохот, кто-то пытался выломать дверь, которая вела на лестницу. Кресло вздрогнуло, но не отодвинулось ни на сантиметр. Его подушки, словно мышцы, надулись от напряжения. Незнакомец что-то крикнул, и дверь опять задрожала. Кто-то снова и снова пытался её проломить.

Фурия побежала в глубь чердака, сквозь ряды зачехлённой мебели, и на сером полу, покрытом толстым слоем пыли, обнаружила следы Пипа, заметив, что и сама оставляет после себя чёткие отпечатки.

— Пип! — снова прошептала девочка. Она не знала, как долго кресло сможет сдерживать натиск непрошеных гостей. Кроме того, на чердак вело ещё две лестницы: одна поднималась от главного входа, а другая — с северного крыла. — Пип! Где ты?

Она подошла к проходу между составленных штабелями столов. Следы Пипа раздвоились — наверное, сначала он побежал в одном направлении, а затем в другом. Уйти далеко Пип не мог: времени у него было не так-то много, он наверняка прятался где-то совсем близко.

Шум у двери становился всё громче.

Это были не просто грабители, которые позарились на драгоценности и деньги. Рано или поздно они найдут способ выманить из дома всех обитателей. В крайнем случае подожгут дом.

Фурия тревожилась о Вэкфорде и Паулине. Ведь они не бросят Фурию и Пипа на произвол судьбы. Она старалась вытеснить мысли об отце, но воспоминания о его застывшем, мёртвом лице снова и снова атаковали её.

— Фурия! — Из-под какого-то стола вдруг раздался звонкий голос Пипа. — Я здесь, внизу!

Девочка радостно заглянула под стол и увидела руку, торчавшую между двумя полотнищами чехлов, свисавшими, будто театральный занавес.

Мебели здесь было так много и она была сложена такой плотной горой, что взрослому протиснуться внутрь было практически невозможно. Даже Фурии стало тесно в узких проходах.

— Иди сюда! — крикнул Пип.

— Не так громко!

Опустившись на четвереньки, Фурия поползла под башню из пыльных столов. Пип отодвинул ткань и пропустил девочку в свой тайник. Луч фонаря осветил его клоунское лицо.

— Ты их видела? — спросил он.

— Они уже повсюду.

Пип серьёзно кивнул:

— Клоуны.

— Нет, не клоуны. Обычные люди.

Всё было не совсем так, но сейчас не время излагать брату свои догадки по поводу пришельцев. Обычными людьми они уж точно не были.

Пип хотел что-то возразить, но тут снова послышался грохот — ещё сильнее, чем прежде. Затем раздались голоса и шум отодвигаемой мебели. Наверное, на дверь бросились сразу несколько чужаков, и теперь все они уже собрались тут, на чердаке.

— Вот сюда, — прошептал Пип.

Фурия почувствовала, что без фонарика она совершенно ничего не увидит. Но, с другой стороны, светить им было слишком рискованно: они могли выдать себя чужакам.

— Выключай, даже не сомневайся! — шёпотом сказал Пип. — Я отлично здесь разбираюсь, даже в темноте.

Фурия нехотя повиновалась.

— Нам нужно спуститься с чердака, иначе они нас найдут.

— Куда же нам идти?

— Подальше от дома. Сначала в парк, а затем на холм.

— Где папа?

Избежать этого вопроса было невозможно. На несколько секунд у Фурии перехватило дыхание, она в панике обдумывала, что же ответить брату.

— Он не может нам помочь, Пип.

— Они сделали ему больно?

— Не эти люди.

Это было слишком сложно, и сейчас она не могла об этом говорить.

— Он умер, — заключил Пип. — Ведь так?

Каким-то образом Фурии удалось собраться с силами, и с её пересохших губ слетело сдавленное:

— Да.

Затем они молча поползли дальше, всё углубляясь и углубляясь в лабиринт из старых, ненужных вещей.

Голоса мужчин доносились отовсюду. Потолки в резиденции были такими высокими, что картины и извилистые переходы не могли подавить громогласное эхо.

— Здесь есть следы! — закричал кто-то из чужаков.

К его голосу присоединились и другие, среди них был и женский. Мужчины не были библиомантами — это Фурия отчётливо ощущала. Но женщина казалась ей особенно опасной. Женщина приказала никому не двигаться с места. Фурия чувствовала потоки энергии, поднимавшиеся из глубины дома. Незнакомку наполняли силы библиомантики, она черпала их из тысяч книг, хранившихся в резиденции.

— Они нас найдут, — сказала Фурия Пипу, когда они проползали между ножками комода.

— Здесь слишком темно, — возразил он.

— Это ненадолго.

По лабиринту заброшенной мебели вдруг пронёсся сильный порыв ветра. Тут же загорелся яркий свет, словно одновременно зажглись несколько мощнейших софитов.

Мебельные чехлы поднялись в воздух, и Фурия увидела женщину-библиоманта. Та опустилась на колени на некотором расстоянии от них, расставила руки в стороны и повернула голову. Незнакомка крепко прижалась щекой к половице, глаза её были широко раскрыты. Она глядела прямо на них.

Фурия чертыхнулась про себя и с новым приливом сил потянула за собой Пипа.

— Мы должны подняться на крышу! Сейчас же! — прошептала она.

Он кивнул и прибавил скорость, а мужчины опустились на пол, окунув в реки пыли свои прекрасные костюмы, и стали рыскать по чердаку, ползая на четвереньках.

Женщина молча вскочила. Фурия потеряла её из виду.

— Сюда! — Пип указал на яркое пятно света прямо перед ними.

В открывшемся просвете виднелась металлическая лестница, ведущая на крышу, её нижний конец был привинчен к полу. Фурия взглянула наверх и увидела люк, через который она так часто вылезала наружу, чтобы любоваться на поля и холмы, что тянулись за пределами резиденции.

— Вот они! — крикнул один из мужчин.

Фурия вдруг поняла, что свет исходил от лампочек, свисавших с проводов на балках. Каждая из них светила, будто маленькое солнце. Молнии разрядов библиомантики пробегали от одной лампочки к другой, опутывая мебельный лабиринт светящейся сетью.

— Господа кавалеры! — крикнула женщина в чёрном. — Схватить их!

«Кавалеры»? Фурия смутно припомнила, что отец рассказывал ей однажды историю известной женщины-библиоманта, которую называли Интригой. Куда бы она ни направлялась, её везде сопровождал эскорт молодых мужчин, готовых пожертвовать жизнью за свою госпожу. «Кавалеры Интриги» — так называл их отец. Они убивали от её имени, а тех, кого её слуги оставляли в живых, безжалостно, словно насекомых, Интрига уничтожала сама, собственными руками.

Со стоном Фурия потащила брата вверх по ступенькам.

Со всех сторон к ним стекались враги. Фурия полезла следом за Пипом, она поднялась уже на три метра, но до люка было ещё далеко.

— Ручка! — крикнула она Пипу — шептать уже не было причин.

Все взгляды были прикованы только к ним. Мебель сдвинута к стенам, в воздух поднимались фонтаны пыли. Кавалеры окружили лестницу, и их кольцо всё сужалось и сужалось.

Женщина в чёрном шла напрямик сквозь лабиринт пыльной мебели.

— Быстрее! — крикнула Фурия.

Пип толкнул люк. Ему в лицо подул прохладный ночной ветер. А внизу Интрига прорубала себе путь, вокруг неё ломалось дерево и рвалась ткань. Тиберий Ферфакс не преувеличивал — эта женщина была самым сильным и могущественным библиомантом из всех, о ком доводилось слышать Фурии.

Пип пролез в люк.

В тот же момент двое кавалеров схватились за нижнюю ступеньку лестницы. Фурия поскользнулась, но в последний миг подтянулась на перекладине и быстро поднялась на самый верх. Она высунула голову в открытый люк, как утопающий, глотая свежий воздух, и в тот же момент почувствовала, как кто-то с силой потянул её за ноги.

 

Глава ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Фурия наугад пнула его и услышала свирепый крик. Через мгновение, преодолев последние ступеньки, девочка выбралась на крышу. Из люка показались руки её преследователя и ухватились за края, но Фурия со всей силы захлопнула крышку люка. Снизу раздался рассерженный рёв.

Фурия и Пип оказались на узкой площадке между двух скатов крыши.

— Скорей ко мне! — крикнул ей брат, порываясь бежать дальше.

— Нет, не туда. — Она указала на следующую площадку. — Нам нужно подняться и слезть с другой стороны.

Пип начал карабкаться по скату крыши — маленькая, хрупкая фигурка в детской пижаме. Фурия не сдвинулась с места, и он остановился.

— Что с тобой?

— Уже иду.

Она сделала шаг в сторону и подождала, пока руки врага снова покажутся из люка. Когда из него показалась голова, Фурия прыгнула вперёд и изо всей силы ударила преследователя ногой в лицо. Кавалер отпрянул, и нога девочки лишь слегка задела его. В тот же момент кавалер попытался схватить Фурию рукой. Девочка увернулась и наступила пяткой прямо на нос противника.

Она почувствовала, как хрустнул хрящ. Затем незнакомец вскрикнул и рухнул вниз, сбив при этом с лестницы ещё нескольких кавалеров.

Фурия развернулась и побежала вверх по крутому скату крыши, схватив Пипа за руку и потянув его за собой. Они уже добрались до конька крыши, когда люк снова раскрылся и один из кавалеров вылез наружу.

Держась за руки, дети перелезли на противоположный скат, в конце которого выстроились в ряд кирпичные дымоходы, а за ними — водосточный жёлоб. Они добежали до южного края дома. В лунном свете серыми и фиолетово-чернильными пятнами расплывался парк.

— Нам туда! — Фурия указала на последний дымоход, быстро оглянулась, но не заметила ни одного преследователя, который перелез бы на эту сторону.

Скоро они будут здесь. Есть ли у чужаков пистолеты?

Пип побежал с ней к краю крыши. Он доверял ей во всём. Фурии вдруг показалось, что брат в шоковом состоянии.

— Погоди! — Она остановила его в двух шагах от края, а сама проползла последний участок на четвереньках.

Дул мягкий ветерок, он не мог сорвать детей с крыши.

Девочка перегнулась через водосточный жёлоб и поглядела вниз — между первым и вторым этажами простиралась ровная площадка крыши, там находилась пристройка, которая вела в кухню. В пристройке располагалась холодильная камера. Её достроили не так давно. Это был простой кирпичный блок без окон и украшений.

— Ты должен спуститься по жёлобу, — сказала она Пипу. — Я уже спускалась по нему, так что и у тебя получится.

Фурия не уточнила, что слезала по жёлобу днём, когда никто её не преследовал, а целую неделю до того её мучили сомнения: отважится ли она на это. Но сейчас у них не было выбора.

— Я постараюсь тебя поддержать, — пообещала она. — Силой библиомантики, как это сделал бы папа.

— Но у тебя ведь нет сердечной…

— Я знаю. Но, может, всё-таки получится.

Голоса за фронтоном стали громче. Наверное, на крышу выбрались уже все кавалеры и все они направлялись сюда.

— Когда ты слезешь, меня не жди. Ни в коем случае! Слышишь? Беги во весь дух к краю пристройки. Она невысокая, всего один этаж, а к стене примыкает решётка, по которой вьётся плющ. Можешь слезть по ней. Если вдруг потеряешь равновесие, просто прыгай и постарайся не сломать ноги. Если всё получится, беги в парк мимо развалин и вверх на холм. — Она обхватила его за плечи. — Я догоню тебя через несколько минут. Хорошо?

Ничего хорошего, конечно, не было. Пип ещё ребёнок. Задание, которое она ему дала, было не по плечу и взрослому. И как он поступит, если они схватят Фурию? Побежит дальше? Ему ведь всего десять лет! Возможно, он кинется обратно в дом и тогда они его схватят.

Но Пип лишь кивнул, скользнул по краю жёлоба и повис, держась руками и ногами за трубу, как маленькая обезьянка в клоунской маске. Фурия легла на живот и подползла к жёлобу, протянув Пипу обе руки. Она попыталась сосредоточиться, во всех деталях представляла себе, как её пальцы обхватывают руки Пипа и крепко держат его. Девочка закрыла глаза и отключилась от шума за спиной. Она схватила брата за плечи и почувствовала, как он спускается быстро и ловко, будто проделывал это уже много раз. Может, он и вправду давно искал тайные лазейки, чтобы в случае опасности скрыться от клоунов?

Фурия по-прежнему чувствовала его тонкие ручонки в своих ладонях, когда Пип закричал:

— Порядок, я внизу!

Девочка открыла глаза и увидела, что руки её пусты, а Пип стоит внизу, на плоской крыше пристройки. Фурия не знала наверняка, действительно ли она поддержала его с помощью библиомантики или ей это всего лишь привиделось. Но теперь это уже не имело значения.

— Беги! — крикнула она ему. — Делай, как я сказала!

Пип полез дальше вниз. Фурия проводила его взглядом, а потом обернулась на конёк крыши. Трое кавалеров уже перелезли на её сторону, четвёртый их догонял. Мужчинам, очевидно, с большим трудом удавалось удерживать равновесие на шаткой и хрупкой черепице, но действовали они всё равно быстро. Фурия понимала, что надо исчезнуть, и как можно быстрее.

Недолго думая она лёжа развернулась, свесила ноги через край крыши и уцепилась за водосточную трубу. Крепление немного расшаталось, но тем не менее держалось довольно крепко. Фурия стала медленно спускаться, а ржавый металл заскрипел под её весом.

Она спустилась на несколько метров, когда голоса преследователей стали слышны совсем отчётливо.

— Девочка, лезь обратно! — кричал один из кавалеров. — Не заставляй нас за тобой спускаться.

— Посмотрим ещё, как это у вас получится… — выдохнула она, едва разжимая губы, и тут же пожалела, что не удержала язык за зубами, — металлическая труба закачалась, будто сверху кто-то колотил по ней изо всей силы.

Она была как раз посередине трубы.

Внезапно её нога соскользнула. Внутри похолодело. Она потеряла равновесие и полетела вниз. Через мгновение Фурия почувствовала сильный удар о черепицу, но боль была вовсе не такой сильной, как она ожидала. Хуже всего вело себя сердце: оно бешено стучало, будто хотело выскочить из груди.

— Фурия!

Голос Пипа вывел её из оцепенения. Девочка ещё раз поглядела на преследовавших её мужчин, потом пошатываясь, встала на ноги и нетвёрдыми шагами двинулась по плоской крыше вслед за братом. Она успела увидеть, как Пип присел на край, спрыгнул и исчез за последним козырьком крыши.

Подойдя к краю, Фурия увидела, что брат стоит на металлической коробке вентиляционного отверстия, которая крепилась к стене на высоте примерно двух метров от земли. Изгородь находилась дальше и правее.

И как она сама до этого не додумалась?

Пип снова прыгнул и благополучно приземлился в траву.

На крыше за их спинами кто-то истошно завопил. Наверное, все кавалеры, находившиеся в доме, ринулись в парк. Но куда подевалась Интрига?

— Вперёд! — закричала Фурия. — Не останавливайся!

Пип повиновался. Громкие крики и гневные голоса раздавались уже не только на крыше. Первые ловкачи были уже внизу, поджидая детей где-то в темноте.

Фурия приземлилась на шаткую коробку вентиляции, чуть не сорвав её со стены. Ещё прыжок, последний, и она снова ощутила под ногами твёрдую почву.

Пробегая мимо чёрного хода на кухню, она заметила, что дверь открыта. В лунном свете девочка увидела два безжизненных тела, лежавших между плитой и столом. Руки их соприкасались.

Фурия узнала Паулину по халату. Девочка споткнулась и упала, но, собрав всю энергию, побежала дальше. Ей хотелось кричать, но она душила крик, не давая ему вырваться на волю, — он бы её выдал. Если враги найдут её, они схватят и Пипа. Кричать было нельзя. Скорбеть было нельзя. Надо было думать о Пипе. Только о нём.

Через шагов двадцать она догнала брата. Дорожки парка она знала как свои пять пальцев, здесь у неё было много секретных убежищ и тайников.

— Пип… — прошептала она.

Он обернулся — и тут же его фигура осветилась ярким огнём, будто в доме зажгли сразу всё электричество. Это был тот же магический свет, который выдал их на чердаке. Сейчас он струился изо всех окон резиденции. Казалось, лучи света доставали до каждого, даже самого отдалённого, уголка парка. На какой-то момент свет выхватил из темноты силуэты детей, затем лучи исчезли, и парк снова погрузился в темноту.

— Они там, впереди! — раздался мужской голос. — Бегут к развалинам!

Фурия схватила Пипа и потащила его влево, прочь с дорожки, по которой они бежали, через кусты и густую траву. Мальчик не проронил ни звука, казалось, он был совершенно уверен в том, что Фурия его спасёт. Как бы ей самой хотелось в это верить!

За спиной девочка услышала шаги. Обернувшись, она различила тень, подобравшуюся к ним чересчур близко, несмотря на то что они свернули с дороги.

Вскоре дети добрались до зарослей кустов в дальнем конце парка, проползли под ними и выбежали на открытый луг. Подъём становился всё круче. Выбравшись из резиденции, они молча штурмовали отвесный холм. За ним начиналась широкая долина, а затем — густой лес и другие холмы. Где-то там петляла дорожка, ведущая в ближайший посёлок.

Может, им удастся туда добраться?

Ребята преодолели уже добрую половину подъёма, когда трава вдруг пригнулась под мощным порывом ветра. Вместе с ветром по пустоши прокатился громкий хохот.

— Вам не убежать! — крикнула им вслед сквозь темноту Интрига. — Вы всего лишь дети!

— Я хочу, чтобы она умерла! — задыхаясь, выпалил Пип.

Фурия ещё сильнее сжала его руку и вдруг заметила огни — слева от них, чуть дальше за холмом. Белые светящиеся точки, они двигались сквозь ночную темноту.

У девочки промелькнула мысль, что это Интрига отправила их туда потоком ветра, чтобы перекрыть им дорогу.

— Стойте! — снова раздался женский голос.

Он доносился сзади. Интрига была уже близко, слишком близко, но по-прежнему внизу холма.

Что-то застучало и загрохотало, а затем они услышали пронзительный свист.

— Поезд! — воскликнул Пип, задыхаясь от возбуждения. Это был грузовой поезд из Глостера.

Если им не удастся перебраться через рельсы до того, как он проедет, они окажутся в ловушке.

Огни погасли, но через несколько секунд зажглись снова: поезд вынырнул из горных изгибов и приближался к ним.

— Я не причиню вам вреда, обещаю! — Интрига была уже примерно в двадцати метрах от них.

Фурия подумала о Паулине и Вэкфорде.

— Всё, что мне нужно, — это книга Зибенштерна! — Женщина быстро догоняла их.

Слова эхом отозвались в голове Фурии.

Книга Зибенштерна.

Они преследовали её из-за «Фантастико»? Книга лежала у неё в верхнем кармане комбинезона. Фурия могла бы вынуть её и бросить на дорогу в надежде, что Интрига позволит им убежать. Но девочка не верила ни одному её слову.

Ну почему, чёрт возьми, «Фантастико»? Ведь это всего лишь никчёмный роман, который имел ценность только для неё, потому что напоминал ей о маме.

— Ни за что! — крикнула Фурия, ощущая маленькую ручку Пипа в своей руке и слыша его громкое дыхание, заглушавшее даже грохот поезда.

Огни фар теперь были совсем близко — пара светящихся глаз над железнодорожной насыпью. Состав ехал медленно, не спеша, как бывало каждый раз, когда он добирался до извилистых поворотов над резиденцией, потому что даже ночью на железнодорожные пути иногда выходили заблудившиеся овцы или коровы. Фурия тысячи раз наблюдала за поездом с крыши. Сверху он казался игрушечным паровозиком на ярко-зелёном полотне сочных трав. Теперь же он превратился в фыркающего монстра, невидимого за своими фарами, которые вспарывали темноту, освещая Пипа и её саму, а также Интригу и её кавалеров. От детей преследователей уже отделяло не более десяти шагов.

Фурия вытащила из кармана «Фантастико» и помахала им в воздухе.

— Вот книга! — Она старалась перекричать шум поезда.

Снова раздался пронзительный гудок. На этот раз он предупреждал людей, снизив скорость почти до скорости пешехода.

— Отдай её мне! — крикнула Интрига.

Пип переводил взгляд с поезда на врагов и обратно на поезд. Мимо них как раз проехал локомотив, за которым следовали гремящие товарные вагоны. Путь наверх был перекрыт.

Книга казалась намного тяжелее, чем обычно. Почему Паулина и Вэкфорд должны были умереть из-за неё? Быть может, отец ответил бы на этот вопрос.

Интрига и её лакеи подбирались всё ближе. Чёрные волосы женщины развевались на ветру, при этом несколько прядей извивались у неё над головой, словно щупальца. Кожа казалась призрачно-бледной. Красота Интриги наводила ужас. Фурия подумала об орхидее: при всей своей красоте и хрупкости этот цветок является хищником.

— Мне нужна всего лишь книга! С вами ничего плохого не случится! — повторила красотка.

Фурия, протянув руку с «Фантастико» в сторону Интриги, взглянула на Пипа и тихо, чтобы лишь он мог её услышать, спросила:

— Ты сможешь запрыгнуть в поезд?

То, что она от него требовала, было полнейшим безумием. «Ему всего лишь десять лет!» — кричал её внутренний голос. Но за последние четверть часа этот мальчик совершил то, на что и ей самой сложно было решиться. К тому же иного выхода у них не оставалось. Это был их единственный шанс.

Наверное, их враги тоже это понимали, потому что кавалеры, до того продвигавшиеся гуськом один за другим, теперь выстроились полукругом.

— Стойте! — срывающимся голосом крикнула Фурия. Она вообще не была уверена, расслышал ли её кто-нибудь сквозь грохот вагонов. — Ещё шаг — и я брошу её под колёса!

Интрига подняла руку — кавалеры остановились.

— Я одна подойду к тебе. Ты отдашь мне книгу, и мы исчезнем.

— Не нужно было убивать Паулину и Вэкфорда.

Интрига посмотрела на одного из своих подчинённых, но тот лишь пожал плечами, будто пытаясь сказать: «Они не оставили нам выбора».

Женщина снова повернулась к Фурии:

— Виновные понесут наказание.

— Это не оживит умерших! — возразила Фурия и тихо прошептала Пипу: — Готов?

— Да.

— Они были всего лишь обычными людьми, — воскликнула Интрига, — а не библиомантами!

— Мой брат тоже не библиомант.

— Он молод. Из него ещё может что-нибудь получиться. Как и из тебя, Фурия Розенкрейц!

Значит, она всё знала. Фурии стало ясно, что дело не только в «Фантастико», ведь этой женщине известна тайна Ферфаксов. Интрига не остановится, даже когда ей удастся заполучить книгу.

Последние вагоны дребезжали, поворачивая к западу.

Девочка снова обратилась к брату:

— Мы должны попасть в последний вагон. — Затем она закричала Интриге: — Согласна. Вы получите эту книгу!

Женщина приблизилась к ней и снова подала знак кавалерам не двигаться с места.

— Пора! — скомандовала Пипу Фурия.

Брат повернулся и пробежал несколько шагов до железнодорожных путей, а Фурия швырнула «Фантастико» в один из проходивших мимо вагонов. Книга раскрылась в воздухе, страницы её затрепетали, она врезалась в вагон и пропала в темноте.

Интрига неистово заорала.

Фурия, больше не обращая на неё внимания, кинулась вслед за Пипом и увидела, как он на бегу уцепился за какой-то выступ вагона. Продолжая бежать за последним вагоном, Фурия отважилась на рискованный прыжок и оказалась на узкой платформе. Пытаясь не сорваться, она со стоном подтянулась и увидела, что Пип тоже пытается залезть в поезд. Но ему не хватило сил. Оступившись, мальчик упал на землю, поднялся и снова побежал.

Фурия, держась левой рукой за металлические перила, правой схватила протянутую ей руку Пипа. Поезд снова загудел. Это значило, что сейчас он увеличит скорость.

Кавалеры выбежали на рельсы и устремились следом за ними. Интрига, казалось, осталась позади, но вдруг Фурия увидела её у самых рельсов. Женщина подняла книгу, лежавшую в траве.

— Фурия! — отчаянно закричал Пип.

Она не отпустит его ни за что на свете.

Один из кавалеров нагнал их и почти схватил мальчика.

— Нет! — крикнула Фурия, метнув в мужчину всю свою ненависть.

Какая-то невидимая чудовищная сила ударила кавалера в голову, которая треснула, как кочан капусты, и смела его с железнодорожного полотна.

Фурия круглыми от изумления глазами смотрела ему вслед. Что здесь только что произошло?

Думать об этом было некогда: Пип долго не продержится. Казалось, ещё на один прыжок ему просто не хватит сил. Его мокрая от пота ладонь выскользнула из рук Фурии, но девочка тут же снова схватила брата, на этот раз более ловко.

— Ты должен прыгнуть!

Поезд наращивал скорость. Пип споткнулся, но не упал. Он был на пределе своих сил, лицо его исказилось гримасой боли, и Фурия вдруг увидела, что слой грима на его лице прорезали тёмные полоски — Пип плакал. Девочка не помнила, когда последний раз видела брата в слезах, сердце её разрывалось от горя. Фурия всхлипнула, но не отпустила его руку, она готова была сама спрыгнуть с поезда, лишь бы быть рядом с ним, что бы ни случилось.

За мальчиком бежала вся свора кавалеров, они были уже совсем близко. Девочка не понимала, как именно ей удалось разделаться с одним из врагов, но повторить это она уже не смогла бы. Без сердечной книги это казалось ей невозможным.

По холму прокатился яростный крик, он заглушил гул поезда и застрял в ушах Фурии — Пип снова споткнулся.

И на этот раз она его потеряла.

Что-то, будто смерч, прорвалось сквозь ночь, сквозь толпу кавалеров и с силой врезалось в задний вагон поезда. Фурия ударилась о стену, потеряла равновесие и чуть не лишилась сознания, навалившись на узкую решётку.

Невидимые руки схватили Пипа. На несколько секунд он повис в воздухе, а затем подоспели кавалеры. Один из них рванул мальчика к себе. Пип сопротивлялся изо всех сил, молотил их кулаками и ногами, но силы его иссякли, прежде чем Фурия успела прийти на помощь.

Она хотела вскочить, но оказалась слишком слаба, чтобы сделать это. Всё её тело болело. Как во сне, она протянула руку к Пипу, который становился всё меньше и меньше в тисках кавалеров, пока не слился с ночной темнотой.

Она выкрикнула его имя, но ответа не получила. Фурия всё кричала и кричала, пока в лёгких не закончился воздух, пока не кончились последние силы, а поезд тем временем всё быстрее и быстрее мчался по ночным холмам.

 

Глава ПЕРВАЯ

Около пяти часов утра Фурия оказалась в Лондоне, который только-только просыпался.

— По дороге она хотела оставить в книге сообщение для Северина, но руки её слишком дрожали и слёзы капали на бумагу. После нескольких неудачных попыток она сдалась и спрятала книгу в карман. Ей нужна была помощь, чтобы освободить Пипа. «Если он всё ещё жив! — кричал её внутренний голос. — А эту помощь в прошлом не найдёшь».

От вокзала «Паддингтон» она машинально побежала на восток, увернулась от бродяг в тряпье, но потом сама затесалась в их ряды, заметив поблизости полицейский патруль. На девочке до сих пор был чёрный комбинезон, и, скорее всего, она не была похожа на опасного преступника, но привлекать к себе излишнее внимание было опасно. Ей нельзя было терять ни минуты. Каждую из этих тягостных, проклятых минут Пип оставался в плену у Интриги.

Если он вообще жив…

С широкого тротуара верхней Темзы Фурия свернула на узкую улочку, заканчивавшуюся тупиком со славным названием Суан-лейн, то есть «Лебединая аллея», хотя на самом деле улочка представляла собой лишь уродливый проход из стекла и бетона. Улица вела к набережной Темзы. В нескольких шагах виднелся Лондонский мост, по которому можно было перебраться на южный берег. Вдалеке, примерно в миле по течению реки, Фурия различила огни величественного Тауэрского моста.

Девочке хотелось подняться на мост, но вовсе не на один из этих двух. Её любимый мост находился рядом с Лондонским мостом. Когда-то римляне построили его во время первого перехода через Темзу. Считалось, что Римский мост был разрушен после того, как его строителей изгнали из Великобритании, но правда была несколько иной. Принято считать, что именно на его месте позже был возведён Лондонский мост. Но у архитекторов была веская причина передвинуть новое сооружение на восемьдесят метров дальше на восток, потому что для некоторых древний мост по-прежнему существовал, но на другом его конце располагался вовсе не противоположный берег Темзы.

Выйдя с Суан-лейн на пустую набережную, Фурия вытащила из кармана закладку с надписью: «Либрополис». Она плотно зажала её в ладонях, сложив их, словно в молитве, и закрыла глаза. Затем девочка глубоко вздохнула и взглянула вверх.

Десятки огней ослепили её. Это были газовые фонари в стеклянных колпаках. Перед девочкой высилась могучая башня высотой в три этажа, увенчанная зубчатой короной. Любой, кто хотел пройти сквозь арку в этой башне, должен был миновать четырёх часовых в старомодной форме. Они напоминали швейцарских гвардейцев в Ватикане: ничего случайного, ведь и папская охрана подчинялась Адамантовой Академии и на самом деле оберегала не только святого отца, но и секретные архивы Ватикана — крупнейшую библиотеку христианского мира. Четверо мужчин в полосатых брюках и тужурках с буфами на рукавах выглядели очень старомодно, но из рассказов отца Фурия знала, что к своим обязанностям они относятся чрезвычайно серьёзно. Мечи служили им не просто для украшения, а их алебарды были отточены, словно бритвы. На случай нападения в нишах стен наверняка было спрятано и огнестрельное оружие.

Чтобы не возбуждать подозрения, Фурия медленно пошла вперёд. До арки и освещённого моста, покрытого брусчаткой, ей оставалось ещё добрых сорок шагов, и тут девочка задумалась. Что, если в убежище книга Северина потеряет свою волшебную силу? Фурия с сожалением вспомнила, что не послала предку последнюю весточку. Но останавливаться прямо на глазах у стражи, чтобы внести в книгу новую запись, было бы неразумно. Нужно идти дальше, не привлекая внимания.

Чем ближе Фурия подходила к стражникам, тем сильнее покрывалась испариной. Девочка старалась держать закладку так, чтобы та бросалась в глаза. Фурия была здесь два года назад вместе с отцом, и тогда под аркой не прекращалось оживлённое движение. Но в такой ранний час и Суан-лейн, и набережная были совершенно безлюдными.

Стражники прервали разговор и уставились на Фурию. Глаза мужчин были скрыты под надвинутыми на лоб беретами. Чёрные и красные полоски на мундирах — цвета Академии — напоминали Фурии бока хищных животных. В свете газовых фонарей поблёскивали алебарды и мечи.

— Что-то ты рано путешествуешь, — сказал один из стражников, когда Фурия подошла совсем близко.

— Сдаётся мне, мала ты ещё, чтобы болтаться здесь в одиночестве, — добавил другой.

Фурия держала закладку в вытянутой руке, словно билет.

Других документов у неё не было. Да и вообще, если нападение на резиденцию заказала Академия, то называть здесь своё имя было бы роковой ошибкой.

— У меня есть вот это. — Девочка помахала закладкой, которая оказалась вовсе не простой картонкой, и пробормотала: — Доброе утро! — сама удивившись, что ей удалось говорить спокойно.

Рассматривать закладку стражникам не было нужды: если бы она оказалась ненастоящей, Фурия не увидела бы ни башню, ни стражу.

— Я на занятия, — сказала она. — У меня был выходной, и я должна была вернуться вчера вечером, но… Я как раз успею на завтрак в лагере.

Один из четверых охранников пристально оглядел её комбинезон. В поезде девочка отчистила его, как могла, но кое-где наверняка остались пятна крови. Фурия надеялась, что на чёрной ткани в тусклом свете фонаря охранники ничего не заметят. На мгновение она подумала об отце и о Пипе. Голова закружилась, земля почти ушла из-под ног, ей едва хватило сил, чтобы не упасть. Но Фурия собрала всю свою волю в кулак и постаралась сохранять внешнее спокойствие.

— Тогда поторопись, — скомандовал стражник, на вид более дружелюбный, чем его товарищи; он был самым старшим в этой четвёрке и, наверное, самым уставшим.

Фурии показалось, что по крайней мере от двоих стражников она чувствует энергию библиомантики — и он был одним из них.

— Ладно. Удачного дня!

Фурия быстро, но не слишком, чтобы не вызвать подозрения, прошла мимо стражников через арку под башней и поднялась на мост, который вёл в Либрополис. На парапете горело несколько фонарей, освещая девочке путь. Жёлтый свет, словно слой жира, ложился на мокрый асфальт.

Судя по всему, здесь недавно прошёл дождь, хотя в Лондоне в это время было совершенно сухо. В каждом убежище действовали собственные погодные условия, и лишь время суток совпадало с внешним миром — за исключением ночных лагерей.

На первый взгляд Либрополис не очень-то отличался от города, который простирался за его пределами. Здесь существовали день и ночь, солнечный свет и дождь, а люди регулярно ходили на работу в тысячи книжных магазинов и антикварных лавок. Некоторые трудились на книжных складах, куда редко заглядывал солнечный свет.

Мост был слегка изогнут, так что первые сто метров Фурия не видела жилых домов. На глаза ей попалась вывеска, прикреплённая к столбу газового фонаря. Подойдя ближе, Фурия рассмотрела, что под стеклом висят плакаты с портретами — Академия объявила кого-то в розыск.

Девочка ожидала увидеть на плакатах собственное лицо или, возможно, портрет своего отца, а может, даже Пипа без клоунского грима. Но за секунду до того, как жуткое предчувствие чуть не парализовало её, девочка увидела, о ком на самом деле шла речь.

Сверху жирным шрифтом было написано:

Вознаграждение!

Разыскиваются опасные преступники!

А ниже — два портрета-фоторобота, на которых Фурия без труда узнала экслибри, с которыми ей вчера довелось встретиться в библиотеке Турина.

Ариэль — гласила подпись под одним портретом.

Пак — было написано под другим.

Известные как братья-бородачи. На несколько секунд Фурия словно приросла к месту, но вдруг осознала, что стражники до сих пор за ней наблюдают. Она с трудом заставила себя идти дальше, чтобы караул ничего не заподозрил.

На ватных ногах Фурия продолжила путь, стараясь теперь держаться правой стороны моста, чтобы, проходя мимо очередного фонаря, снова посмотреть на портреты преступников.

Братья-бородачи.

Узнал ли их отец тогда, в Турине? Наверняка.

Он упомянул о них лишь однажды, вскользь. Отец был для Фурии единственным источником новостей из мира библиомантики, поэтому её знания ограничивались его немногословными комментариями. Изображений этих двоих она никогда не видела.

Ариэль и Пак были творениями Шекспира — два существа, служивших могущественным господам. Ариэль был духом воздуха, рабом волшебника Просперо из пьесы «Буря». Хитрый Пак из комедии «Сон в летнюю ночь» служил королю эльфов Оберону и королеве Титании. Как и многие другие экслибри, они по ошибке вышли из книг и были обречены на жизнь в реальности. Но в отличие от большинства своих товарищей по несчастью, влачивших жалкое существование в убежищах изгнанников, эти двое изо всех сил боролись против своей горькой участи, нападая на посланников Академии и нагоняя страх на всех библиомантов.

Когда Фурия была помладше, она любила разыгрывать события, описанные в «Фантастико Фантастичелли», или бегала по парку, представляя, что она — один из братьев-бородачей, охотившийся за невидимыми агентами Академии. Такими, как Изида Пустота. Какая горькая ирония, ведь и агент Академии, и оба экслибри были в ответе за смерть её отца. Если бы эти трое не появились так неожиданно, охранники не открыли бы огонь. Тогда отец смог бы защитить резиденцию и, возможно, спасти Паулину и Вэкфорда. А Пипа бы не похитили.

Фурия прошла самую высокую точку моста и посмотрела на Либрополис, который простирался внизу, — сотни огней над лабиринтами переулков и черепичных крыш. Оглянувшись, девочка не увидела ничего, кроме темноты. Лондон исчез.

Город, видневшийся на берегу в туманной дымке, не имел ничего общего с современным мегаполисом. Скорее он походил на спокойную английскую деревушку, простиравшуюся вокруг насколько хватало глаз. Самые высокие дома — трёхэтажные. Огни, которые пронизывали небо, словно звёзды, наверняка были фонарями, электрическими или газовыми, рассмотреть с моста было сложно. С той стороны мост тоже упирался в башню с воротами.

Подойдя к ней, Фурия с радостью обнаружила, что здесь стражников нет. В арке с высоким сводом пахло сырым камнем и сажей, хотя нигде поблизости горящего огня не было.

Девочка сошла с моста и тут же наткнулась на витрины, в большинстве своём узкие и низкие, как в мелких деревенских магазинчиках, которые она видела в Котсуолде. По обе стороны узкой улочки на продажу были выставлены тысячи книг.

Библиоманты создали этот город для библиомантов.

Те, у кого была сердечная книга, имели неограниченный доступ к этим сокровищам, они могли сколько угодно блуждать по переполненным книжным магазинам и антикварным лавкам и приобретать новые книги, которых в других местах было не достать. Обычные люди тоже могли сюда войти, но только если они по-настоящему любили читать. Им разрешалось заходить в Либрополис только по приглашению кого-то, кто пользовался здесь высокой репутацией. Получить закладку было не так-то просто, ведь она служила входным билетом в особый мир, гордившийся тем, что оставался тайной для большей части человечества.

Многие магазины имели очень узкую специализацию. Одни предлагали книги только на таинственные, мистические темы или исследования прошлых эпох, издания определённого вида или, например, романы, в которых у главного героя был определённый цвет волос. Где-то в этом лабиринте улочек и переулков находился магазин, продававший книги в четыреста двадцать четыре страницы — ни больше ни меньше. Некоторые магазины торговали книгами, которые клиенты уже читали в детстве, и гарантировали возврат денег, если купленная у них книга оставляла меньшее впечатление, чем когда-то. В других лавках выставлялись рукописные дневники и загадочные фолианты из бумаги, сделанной на основе корня мандрагоры. Здесь можно было найти проклятия, поражающие любого книжного вора или нечестного заёмщика. В иных магазинах можно было купить духи с ароматом книг для тщеславных библиомантов. И вроде как где-то продавались книги, о которых покупатели только мечтали.

Торговцы, работающие в Либрополисе, могли рассказывать о романах таким особенным образом, что у клиентов появлялось чувство, будто они сами играют в сюжете главную роль. А в магазинах с современными изданиями на обложках с фотографиями авторов, если присмотреться, можно было различить на их лицах капли пота: купит клиент их книгу или нет?

Но, несмотря на все различия, в каждом магазине действовал один, главный, закон Либрополиса: «Мы не высылаем книги, покупатель должен приходить к нам! Книги нужно выбирать самостоятельно, а затем платить и забирать покупку. А тот, кому это правило не по душе, может убираться отсюда подобру-поздорову».

Фурия бродила по пустынным улицам, напрасно выискивая дорожные указатели. Ей не встретилось ни одной живой души, у которой можно было бы спросить дорогу. Магазины в такую рань были ещё закрыты, хотя в их узких коридорах и на задних дворах то тут, то там раздавались голоса.

На складах, спрятанных глубоко в запутанных переходах, уже распаковывали, сортировали и распределяли товар. Когда она была здесь с отцом, он объяснил ей, что здесь есть скрытая сеть конвейерных лент, по которым книги поставляются в магазины, — своего рода прямая почта. Частично она находилась под землёй, а частично в удивительных конструкциях под крышами домов.

Казалось, в Либрополисе не было ни площадей, ни парков — лишь бесконечный лабиринт узких улочек, напоминавших Фурии сцены из её сумасшедших снов, которые она видела, прочитав книги Диккенса, Кафки или Мервина Пика. На первый взгляд архитектурно здесь всё ничем не отличается от живописной британской деревни — эркеры, мелкие окошки, мостовые из щебня. Это создавало ощущение старой книжной иллюстрации: всё выглядело гораздо уютнее, чем в реальности — там, за мостом.

Фурия уже довольно долго блуждала по улочкам, когда впереди за поворотом раздались шаги. Возможно, это были торговцы, которые хотели пораньше оказаться в своих лавках, или работники складов, возвращавшиеся после ночной смены.

Но двое мужчин, завернувших за угол, совсем не походили ни на тех, ни на других. Оба в длинных чёрных пальто и фуражках, на шеях — кроваво-красные шарфы. Полиция Академии, глаза и уши агентов.

Отец не жалел сил на то, чтобы его дети раз и навсегда запомнили: с полицией шутки плохи. «В некотором смысле они даже хуже, чем агенты, — как-то сказал он. — Агенты Академии работают независимо друг от друга, они умны и поэтому опасны. Полиция же состоит из подкупленных недалёких исполнителей, которые только и умеют, что получать команды, и могут подстрелить лучшего друга ради ордена». Укрыться в дверном проёме Фурия бы не успела. Один из полицейских, заметив её, что-то сказал напарнику.

Фурия была в замешательстве: она не знала, что лучше — опустить глаза или ответить на взгляды полицейских.

— Доброе утро! — поприветствовала она обоих и, выпрямив спину, пошла дальше.

— Доброе утро! — сказал один из них, худой мужчина с рябым от оспы лицом, таким же серым, как и его седые волосы.

Второй был моложе, на вид младше тридцати, рыжеволосый и стройный — наверняка отлично бегал.

— Доброе утро, гражданка, — сказал он таким голосом, что внутри у Фурии всё похолодело.

Она уже прошла мимо них, когда поняла, что не слышит шагов за спиной.

— Минуточку! — раздался голос младшего полицейского.

— Да? — спросила она.

— Куда идёте в такой ранний час?

— На работу.

— И где эта работа? — Он сделал шаг ей навстречу, а седовласый остался на месте.

— На складе.

— На каком складе?

Она понятия не имела, как различают склады в Либрополисе — по номерам или по названиям. Её шансы соврать и отделаться таким образом от полиции были равны нулю.

— На севере, — сказала она.

— Почему же вы тогда направляетесь на восток, гражданка?

Старший полицейский коснулся плеча рыжеволосого. Он казался более грозным, но тут почти милосердно промолвил:

— Она ещё совсем ребёнок, отпусти её.

Молодой скинул его руку с плеча.

— Ну так как? — спросил он, повернувшись к Фурии.

— Кажется, я потерялась. Я здесь новенькая. Только начала учиться.

— Новенькая. Ну-ну…

— Это что, преступление? — Она готова была прикусить себе язык, но слова уже слетели с её губ.

— Что-что?

— Ничего, всё в порядке.

Старший наклонился к младшему и что-то прошептал ему на ухо. Рыжему, казалось, его слова не очень-то пришлись по душе. Он продолжал пристально глядеть на Фурию. Из-под длинных пальто полицейских выглядывали чёрные блестящие туфли, но у младшего они были забрызганы грязью — может, шаг рыжего был жёстче и сильнее, чем у его коллеги.

— Ваше имя? — спросил он наконец.

— Ферфакс. — Она не знала, почему вдруг сказала ему правду. Возможно, скрывать свою настоящую фамилию после событий сегодняшней ночи уже не казалось ей такой уж необходимой мерой предосторожности. У неё появилось чувство, что так она предаёт Пипа и отца. Возможно, она слишком устала, чтобы лгать. — Фурия Саламандра Ферфакс.

— Откуда ты?

— Из Лондона. Мои родители книготорговцы. Вон там, с той стороны моста.

Само собой, что Лондон находился по другую сторону моста, но ей нужно было взять себя в руки, чтобы не запаниковать и не наговорить глупостей.

— Значит, ты хочешь сказать, что ты не экслибра?

— Именно так.

— Но, возможно, ты лжёшь. Я бы так и поступил на твоём месте. Тот, кто покидает поселение без письменного разрешения…

— Я не экслибра!

Она перебила его слишком строго и нетерпеливо. Её отец редко говорил об экслибри что-нибудь хорошее. Он сам рос в атмосфере отвращения к этим существам и поэтому не прилагал особых усилий, чтобы воспитать в детях любовь к ним. Академия преследовала Ферфаксов и подавляла экслибри. Но враг врага в данном случае необязательно оказывался другом. Экслибри не были настоящими людьми. Более того, они были выдумкой, чистым плодом фантазии, который по ошибке обрёл плоть и кровь. Чем чаще люди использовали силы библиомантики, тем более проницаемой становилась мембрана, которая отделяла реальность от литературы. По всему миру экслибри стали прорываться из книг, потому что библиомантика распространялась всё шире и шире. Академия пыталась ограничить её использование, но это относилось только к обычным библиомантам и не касалось агентов, полицейских и самих членов Академии. Количество экслибри продолжало расти, убежища и гетто были переполнены, и методы, с помощью которых новичков держали под контролем, с каждым годом становились всё более безжалостными.

— Ну что же, — сказал младший полицейский с ледяной улыбкой, — тебе придётся доказать мне, что ты порядочная гражданка, а не одна из них.

Фурия отчаянно искала ответ, но вдруг снова вспомнила про закладку. Она сунула правую руку в карман комбинезона, чтобы её вытащить, но рыжеволосый уже накинулся на неё:

— Эй, поаккуратней! Что это у тебя там?

— Ну, право, — сказал седоволосый полицейский, — она всего лишь девочка! Не веди себя с ней, будто с преступником.

Но второй не дал себя запутать. Фурии стало ясно, что он не оставит её в покое, пока не найдёт улик, которые бы подтверждали его подозрения.

— Ужас! — сказала она. — Вы действительно круглые идиоты, как все говорят.

Седой открыл рот, чтобы что-то возразить, а молодой подпрыгнул и, протянув к ней руки, уже собрался схватить её.

Фурия повернулась к ним спиной и побежала.

 

Глава ВТОРАЯ

Ушибленное колено давало о себе знать, но в тот момент боль не имела значения.

— А ну вернись! — крикнул полицейский.

Его команда прозвучала так грозно, будто он отдавал приказ о расстреле.

Фурия бросилась за угол и оказалась на очередной узкой улочке с витринами, заполненными книгами, и даже сквозь закрытые двери проникал запах бумаги и типографской краски.

— Стоять! — Полицейский пронзительно засвистел в свисток и снова крикнул: — Экслибра сбежала! Приказываю немедленно остановиться! Побег!

В некоторых окнах зажегся свет.

— Я не экслибра! — крикнула Фурия через плечо, не слишком надеясь на то, что преследователь к ней прислушается.

Что бы она ни сказала, сейчас это было уже не важно. Полицейский жаждал лишь одного: как можно скорее схватить эту наглую девчонку.

Когда она добежала до следующего перекрёстка, преследователь был всего в нескольких метрах от неё. Вместо того чтобы свернуть в следующий переулок, она стала карабкаться вверх по узкой пожарной лестнице. Шаги её преследователя по-прежнему приближались, второй полицейский остановился.

Лестница закончилась у закрытой двери на уровне второго этажа, но Фурии было всё равно. Не доходя до последней ступеньки, девочка решила рискнуть: схватившись за перила, она перемахнула через них и спрыгнула. Если бы она подвернула ногу, пиши пропало. Но Фурия благополучно приземлилась и побежала дальше по улице.

Лишь на секунду она оглянулась и с удовольствием заметила, что её преследователь, теряя драгоценное время, обыскивает лестницу. Фурия тем временем втиснулась в узкий проход между двумя домами. В темноте она налетела на мусорные баки, преграждавшие путь, и, забравшись на один из них, побежала по ним вперёд. Перескочив через несколько баков, девочка снова спрыгнула на землю и бросилась в тёмный проход.

В нём воняло отбросами, канализацией и кошками, но Фурия всё же не смогла сдержать улыбку, когда услышала, что полицейский за её спиной впечатался в мусорный бак. Он выругался, а другой попытался его успокоить. Значит, второй полицейский нагнал своего напарника. Фурия выскользнула из укрытия, прошла по туннелю, ведшему вглубь домов, и оказалась во внутреннем дворе. Рабочие как раз грузили коробки и ящики на трёхколёсную тележку. Мужчины вышли из какого-то сарая, внутри которого раздавался гомон и шум. Фурия недолго думая ринулась туда. Никому не было до неё никакого дела.

В сарае работало несколько конвейерных лент: одни вели вниз, в подвал, другие шли под наклоном наверх. Все они были нагружены ящиками и коробками с книгами. Несколько мужчин и женщин рассылали книги с помощью таинственной системы, а некоторые издания снимали с конвейера и переставляли местами. Скорее всего, эти коробки приходили с другой стороны моста или из типографских убежищ, где изготовлялись книги, которые можно было купить только здесь.

Где-то рядом снова послышался полицейский свисток. Многие обернулись, но на Фурию никто не обратил внимания. Девочка спряталась за ящиками, прокралась вдоль стены и подошла к отверстию в полу, куда уходил конвейер, растворяясь в глубине. Фурия подумала, не забраться ли на ленту, но на конвейере и так уже слишком много ящиков. Если хоть один из них случайно свалится, то привлечёт внимание работников и она окажется в безвыходном положении. Ей нельзя так рисковать. Тогда Фурия подошла к самому краю отверстия, присела, свесив ноги, и прыгнула вниз. Оказавшись между полом и конвейером, она проскользнула на волосок от ржавого железа и приземлилась на корточки.

Здесь, внизу, оказалось ещё больше конвейеров, огромное количество коробок и книг, которые громоздились на других книгах. Один из работников заметил её и что-то прокричал, но его слова потонули в гуле машин. Грохот и скрип заглушал все остальные звуки. Сильно пахло клеем и картоном. Фурия проскользнула вглубь, огляделась и поняла, что находится в большом зале с низким потолком. Девочка мельком подумала: сколько же таких помещений скрыто ещё в Либрополисе?

Фурия шла мимо рабочих, которые были слишком заняты, чтобы обращать на неё внимание. Наверное, она угодила в рассылочный цех этого района, который, возможно, соединялся с другими подземными помещениями.

Снова и снова она слышала полицейский свисток, но с каждым разом он становился всё тише. Фурия надеялась, что полиция наконец-то отстала, но на всякий случай решила не подниматься по следующей лестнице, ведущей наверх, а пробежала до конца помещения. Там она повернула в сводчатый кирпичный коридор, прошла мимо нескольких кладовых, наконец взобралась по одной из лестниц и, задыхаясь, выбралась наружу.

Фурия оказалась на очередном заднем дворе, из которого был только один выход. Мужчины и женщины сидели на лавочках и ящиках, ели бутерброды, пили дымящийся чай из термосов и курили. Наверное, здесь работники проводили свободное время. Никакой специальной униформы они не носили, поэтому Фурия в своём тёмном комбинезоне не особенно бросалась в глаза. Энергия библиомантики в этот момент в ней едва теплилась, поэтому девочка надеялась, что никто не почувствует её особенный дар.

Она покинула двор через ворота и оказалась около двухэтажного здания с нишами. У задней стены здания полукругом стояла толпа. До Фурии доносились крики восхищения, смех и визг. Мужчины и женщины стояли спиной к девочке и наблюдали за тем, что происходило у стены. Выждав ещё минуту, она под неистовый рёв толпы оглянулась на выход из подземелья. Каждую секунду ей казалось, что следом за ней вот-вот вынырнет рыжий полицейский.

Лишь почувствовав себя достаточно уверенно, Фурия вошла в здание и чуть не оглохла от диких криков, которые, достигнув наивысшей точки, снова стихали.

Сомнений быть не могло: там, впереди, шёл бой. Может, сцепились между собой двое рабочих или двое псов, что было бы гораздо хуже, но нет — лая или визга слышно не было.

Девочка с интересом протиснулась в толпу. Воняло потом и нестираной одеждой. То один, то другой рабочий тихо ругался, когда Фурия пробиралась мимо. Она протиснулась под чьей-то подмышкой и остановилась в первом ряду. Хор голосов что-то яростно скандировал. Шум стоял просто оглушительный.

Это действительно был бой.

Бой книг.

Фурия слышала об этом, как и о многом другом, чего ей никогда не доводилось видеть собственными глазами. Расправив страницы, две книги нападали друг на друга. Они пытались столкнуть друг дружку с широкой деревянной доски, положенной на два камня.

У каждой книги посередине обложки был упругий нарост, напоминавший кожистую морду. В конце этого нароста изгибался острый клюв. Этими клювами они и пытались достать друг друга, словно боевые петухи. У книг не было конечностей, поэтому они едва удерживали равновесие, покачиваясь на углах своих корешков, хлопали обложками, словно крыльями, и, расправив страницы, вспархивали с доски, чтобы перелететь через противника.

Фурия читала о таких сражениях, но никогда не думала, что выглядят они именно так. Петушиные книги с клювами были созданы именно для этих показательных драк, их разработали в одном из убежищ Восточной Европы с сомнительной репутацией. И хотя Адамантова Академия не одобряла эти поединки, она так и не издала официальный запрет. Петушиные книги развлекали рабочих. Они не являлись настоящей литературой, а представляли собой лишь связанные стопки бумаги с произвольными метками, поэтому полиция закрывала глаза на такие зрелища.

Эти две дерущиеся книги казались совершенно разными. Первая — увесистая, с чёрной обложкой, громоздкой и тяжёлой, но удивительно проворная. Вторая — с кроваво-красным рисунком на обложке — гораздо меньше и тоньше, почти как томик стихов, который мог бы уместиться в кармане брюк. Её длинный скрюченный клюв то вытягивался, то складывался гармошкой, она била быстро и безошибочно, оставляя на переплёте соперницы глубокие царапины и зазубрины. Подпрыгивая, словно на пружинах, книги иногда теряли страницы, иногда издавали странные звуки, напоминавшие хриплый кашель.

Грязный бородатый мужчина с двумя кружками, наполненными купюрами, бегал перед толпой взад-вперёд, принимал новые ставки, флиртовал с женщинами, переругивался с мужчинами, но ни на минуту не упускал из виду поединок.

— Простите, — обратилась Фурия к старику, стоявшему рядом с ней, — что произойдёт с книгой, которая проиграет?

— Её разорвут на клочки, разумеется.

— А зачем они вообще сражаются?

Старик раздражённо покосился на девочку: казалось, он серьёзно задумался, всё ли в порядке у неё с головой.

— Петушиные книги глупы. Они не знают, что их ждёт. Если бы только… — Тут старик громко заорал, подняв руки, и затопал ногами.

Фурия снова поглядела на доску. Чёрная книга свалилась и волочила обложку по земле, словно ворона с подбитым крылом. По толпе прокатился лёгкий гул. Организатор поединка взял книгу обеими руками и со смехом швырнул её зрителям. Кто-то схватил её, остальные тоже потянулись к проигравшей, и уже через несколько секунд книгу разорвали на две части. Всем хотелось поучаствовать в уничтожении неудачницы, и, наверное, могло дойти до драки, если бы уже через мгновение первые счастливчики не порвали её на клочки и не подбросили эти клочки в воздух, словно конфетти.

Фурия больше не могла смотреть на это зрелище. Она наблюдала за маленькой красной книгой, которая, слетев с доски, поскакала вдоль стены шаткими, неуклюжими прыжками. Когда бородач с кружками оглянулся, ища глазами победительницу, та уже почти скрылась из виду. Мужчина яростно выругался и направился к стене, но, видимо, не успел заметить, куда убежала книга. Наверное, красная петушиная книга пробралась между ног зрителей, и тут уж ей ничего не оставалось, как надеяться на собственное везение, — не так-то просто выбраться невредимой при таком столпотворении.

Фурия еле сдерживала отвращение, но всё же осталась на месте, дожидаясь, пока поделят прибыль и толпа начнёт расходиться.

Гонг во дворе возвестил о новой смене, зрителям пора было возвращаться к работе. Маленькими группами они спускались в подземные помещения.

— Эй, ты! — крикнул Фурии бородатый.

— Что?

— Красную книгу не видела?

Девочка прикинулась, что не поняла его.

— Ту, которая выиграла?

— Это единственная книга красного цвета, известная в округе, не так ли?

— Я не видела.

Он что, решил, что Фурия её спрятала? Книга Северина оттягивала карман на бедре. Но мужчина не решился ни в чём обвинять девочку, возможно, потому, что не хотел наживать себе лишних неприятностей. Полиция терпела книжные бои, но наверняка брала за это взятки и могла схватить его за любую провинность.

Волоча правую ногу, мужчина медленно подошёл к Фурии. В его бороде застряло что-то липкое.

Он оглядел девочку с головы до ног.

— Как тебя зовут?

— Дженни.

— Слушай-ка меня, Дженни. Если схватишь книгу и вернёшь её мне, получишь вознаграждение. Ну, что скажешь? Я снимаю комнату в «Толстых колбасках», это всего в двух кварталах отсюда. — Он улыбнулся, и Фурии это совершенно не понравилось. — Спроси Иеремию, это я. Может, даже угощу тебя пивом. Мы могли бы задружиться, ты и я.

«Уж лучше съесть пуд соли, чем встретиться с ним снова», — подумала девочка.

— Ладно, — сказала она, чувствуя на губах горький привкус.

— Это ценная книга. Надо бы заказать расследование, но эксперты нынче берут недёшево. Так что если ты согласишься мне помочь…

Фурии следовало бы промолчать, но она всё же спросила:

— А петушиные книги испытывают боль?

— Уж можешь не сомневаться. Иначе они бы так не защищались и это были бы не поединки, а сплошная скучища.

— Настоящая бойня.

Его взгляд помрачнел.

— Что ты хочешь этим сказать?

Он сделал ещё один угрожающий шаг в её сторону.

Ей не составило бы особого труда увернуться от удара. К тому же Фурия слишком отчаялась и слишком злилась, поэтому могла бы причинить противнику довольно сильную боль. Ей даже хотелось, чтобы он набросился на неё, тогда Фурия смогла бы выместить на этом идиоте всю свою злость.

— Оставь её в покое, Иеремия! — раздался чей-то голос.

В дверях показался парень, высокий и широкоплечий. Он казался немного старше Фурии, на вид ему было лет восемнадцать-девятнадцать. Тёмно-каштановые волосы, спадавшие на лицо, придавали ему бесшабашный вид, будто он только-только выбрался из передряги и не боялся никаких испытаний.

— Иди своей дорогой, Финниан, — отрезал Иеремия.

Фурия сердито зыркнула на парня. С какой стати он вмешивается в их дела? Но она конечно же понимала, что помощь подоспела вовремя. Ей нужно было найти директора Кирисса, а не терять время на идиотов вроде этого Иеремии.

— Уходи и не мешай мне делать мою работу! — сказал Финниан Иеремии. — Твоё счастье, что я за вами убираю, иначе полиция рано или поздно наверняка пронюхала бы, что ты не соблюдаешь правила.

Лицо Иеремии стало вишнёво-красным от гнева, но он отступил. Вставив кружки одну в другую, он перенёс их на деревянный ящик, где, вероятно, хранились остальные петушиные книги, и шаркающей походкой направился мимо Финниана к дверям. Фурия с отвращением глядела ему вслед. Она заметила, как вдалеке открылась ещё одна дверь, которую девочка раньше не заметила. Значит, со двора есть второй выход. Иеремия исчез в проходе, нарочито громко хлопнув на прощание дверью.

У Финниана за спиной был большой мешок. Парень принялся за работу и больше не обращал на Фурию никакого внимания. Пол был усеян грязной бумагой, затоптанными страницами и обрывками чёрного переплёта. Даже этот переплёт разъярённая толпа разорвала на мелкие кусочки. Финниан, казалось, старался не наступать ни на один клочок бумаги. Он присел на корточки и мрачно поглядел вниз. На вид это был крепкий парень, успевший, казалось, повидать больше, чем другие в его возрасте, — его сломанный нос сросся довольно криво, мочка левого уха изуродована, будто из неё со всей силы вырвали серьгу.

Фурия уже собралась отправиться дальше, но вдруг увидела, как Финниан, достав из мешка кусок полотна и разложив его на полу, начал осторожно складывать клочки разорванной книги, пока не получилась довольно высокая кучка.

Ни один обрывок не остался незамеченным.

— Можно тебя спросить?

Он не смотрел на неё.

— Ты как раз этим и занимаешься.

— Зачем ты это делаешь?

Он пробормотал что-то себе под нос, но слов Фурия не разобрала.

— Что-что? — переспросила она.

— Зачем мне это нужно? Я отношу останки в Лес мёртвых книг.

— Что это за лес такой?

Теперь Финниан повернулся к ней, на его лице застыло недоверие.

— Да ты не местная. Из Лондона?

— Да.

— Лес мёртвых книг — это нижнее убежище, которое находится прямо под нами.

— А что происходит с останками в этом лесу?

— Я посажу их в землю. Книги сделаны из бумаги, бумагу изготавливают из деревьев, а там, в лесу, из книги снова вырастает дерево. Не слишком сложная схема, правда?

Он решил над ней подшутить? Однако было не похоже, что этот парень обладает чувством юмора, даже минимальным.

— Мне стоит оставить тебя в покое, — сказала она.

— Да, было бы мило с твоей стороны.

«Придурок», — подумала она.

— Можно ещё вопрос?

Он продолжал собирать оставшиеся клочки книги.

— Валяй.

— Я ищу управление.

— Что тебе нужно?

— С кем-нибудь поговорить и…

— …Задать ещё больше вопросов, по всей видимости.

Ей совершенно не нравилось, что он над ней потешается, но Фурия решила не препираться и лишь кивнула в ответ.

Финниан выпрямился. Он был примерно на голову выше и совсем не походил на спасителя книг, который тщательно собирает их клочки и сажает в землю.

— Видела дверь, через которую вышел Иеремия? — спросил он.

— Да.

— Вот проходишь через неё, потом налево, вниз по улице и на следующем перекрёстке направо. Затем более-менее прямо мили две или три. И окажешься в Хэй-он-Уай. Там находится дирекция.

— Хэй-он-Уай? Книжный город? — Она скрестила руки на груди. — Но он ведь находится там, в нормальном мире.

— Нормальном? — Финниан сплюнул. — Ничего там нормального нет. Вот как раз поэтому Хэй-он-Уай сейчас находится здесь, а не там.

— Ерунда!

— Ты хотела знать, где находится управление, вот я и говорю тебе — оно в замке. В центре Хэй-он-Уай. Это сердце Либрополиса. А теперь тебе лучше исчезнуть, мой тебе совет. Иначе наживёшь ещё массу неприятностей.

— Каких неприятностей?

— Ну, сначала выйдет кто-нибудь с ещё более паршивым настроением, чем у меня. Если думаешь, что это невозможно, просто поверь мне на слово. У Каталины бывает жутчайшее настроение, особенно если её вызывает на работу кто-нибудь из этих мерзких типов вроде Иеремии.

Фурия поглядела на него с недоумением.

— А затем, — продолжал юноша, — в какой-то момент выскочат двое полицейских, которых ты обвела вокруг пальца.

— Не понимаю, о чём ты…

— Думала, ты от него избавилась, да? Даже не мечтай. Том Мидлтон до сих пор тебя ищет. Это тот, который помладше, с рыжими волосами. Он задаёт слишком много вопросов, поэтому его здесь терпеть не могут, не говоря уже о подземных работниках. Он описал тебя во всех подробностях, упомянул и о чёрном комбинезоне. Неплохо бы тебе раздобыть другую одежду. Хотя как знаешь… Он прочёсывает квартал и скоро доберётся сюда. Я бы на твоём месте постарался убраться отсюда подобру-поздорову. Например, в Хэй. А ещё лучше — в Лондон.

Только сейчас Фурия спохватилась, что во время этого монолога смотрела на него с открытым ртом. Парень говорил быстро, но каким-то безразличным тоном, будто его ни капельки не волновала судьба Фурии.

— Так что давай выметайся, — враждебно буркнул он. — Не попадайся на глаза полицейским и держись подальше от Иеремии. Да, ещё кое-что: если мы вдруг снова увидимся, то уж, будь добра, притворись, что мы никогда с тобой раньше не встречались, ладно?

 

Глава ТРЕТЬЯ

— Ненавижу стихи, — сказала Интрига. — Терпеть их не могу!

Госпожа Антиква изобразила на лице доброжелательную улыбку.

— Вы же библиомант, милочка. Вы не можете позволить себе ненавидеть книги.

«Особенно пока ты работаешь на меня», — добавила она про себя.

От мысли, что её самая сильная союзница так опрометчиво рискует своим талантом, она возмущённо выпрямилась. Библиомант, утративший любовь к книгам, терял свою силу.

Интрига обвела взглядом помещение. Это был большой салон в красных тонах со множеством мягких диванов и кресел, рядом с которыми находились высокие стойки из орехового дерева. На каждой из них лежала одна-единственная книга и ждала, когда же её откроют. Девять книг, разложенных в тусклом зале. В «Каза Солар» на элегантной Пятой авеню насчитывалось довольно много таких салонов, но во всём Буэнос-Айресе сложно было найти такое исключительное место, как это. Обычно сюда захаживали пожилые господа, имевшие достаточно средств, чтобы оплачивать возможность почитать редкие сборники стихов. Госпожа Антиква сняла для встречи с Интригой весь книжный салон, и её очень возмущало, что эта молодая особа не оценила её стараний. Книги, хранившиеся в этом салоне, существовали в единственном экземпляре. Остальные были отслежены и уничтожены. Таким образом, посетителям гарантировалось, что здесь они найдут самые редкие образцы поэзии. За это ценители охотно вносили непомерную почасовую плату, которую кончиками пальцев в кружевных чёрных перчатках осторожно брала мадам Солар.

— Я не понимаю поэзии, — сказала Интрига. — Не знаю, зачем все эти рифмы, размеры, всё это показное жеманство.

— Но ведь дело вовсе не в форме! — Госпожа Антиква старалась проявлять ангельское терпение, обычно ей совершенно не свойственное. — Поэзию не стараются понять, её чувствуют.

Ей что, действительно нужно объяснять прописные истины, словно пятиклашке?

Если верны слухи о том, что Интрига ещё в детстве приобрела тело взрослой женщины, то, возможно, в душе она до сих пор оставалась ребёнком. Нет сомнений, кое-что из детства в ней сохранилось — например жестокость малыша, который обрывает крылышки насекомым.

— Хотя знаете ли, — подытожила госпожа Антиква, — тот факт, что вам сложно даются чувства, вряд ли кого-то удивит.

Интрига расплылась в соблазнительной улыбке.

— Тиберий Ферфакс мёртв, — сказала она.

— А книга?

На мгновение черты лица молодой собеседницы стали резче и злее. Госпожа Антиква видела, что та ожидала похвалы за смерть старшего Розенкрейца. Но минута вежливости закончилась. Вместе они начали войну, пусть даже большинство библиомантов пока этого не заметили.

— Мы её не нашли, — без обиняков ответила Интрига. — В доме Ферфаксов бесчисленное множество книг, в настоящий момент мои кавалеры прочёсывают…

— Нет! — перебила её госпожа Антиква. — Нечего увиливать! Если книга не у вас, то можно считать, что операция провалилась.

Интрига отразила обвинение, не моргнув и глазом.

— Я так не думаю, — спокойно возразила она.

Но внутренний голос Антиквы возмущённо добавил: «Что считать успехом, а что провалом, пока решаю я».

Госпожа Антиква резко сжала красную подушку на кресле, но тут же подоткнула её под плечо, чтобы скрыть свою вспышку ярости.

— Тиберий Ферфакс уже давно не играл ни малейшей роли в глобальном развитии событий.

— Мне это известно. Поэтому мы его не убивали. Когда мы вошли в кабинет Тиберия, его тело уже лежало на полу. Вероятно, с этим огнестрельным ранением он вернулся из прыжка. На месте было слишком мало крови. Вы, случайно, не знаете, куда он прыгал?

Госпожа Антиква поднялась и подошла к роскошному роялю, стоявшему у окна. До самого пола спускались плотные шторы оттенка густого красного вина, такого же, какой Антиква подбирала для своего гардероба. Шторы защищали ценные тексты от проникновения солнечных лучей.

— Сложно сказать, — ответила она, поглядев на улицу сквозь щель в шторах. Ни одного кавалера. Неужели Интрига действительно пришла в «Каза Солар» совсем одна? — Не думаю, что хоть одна живая душа на всём белом свете знала, кем он был на самом деле. Ходили слухи, будто он наводил справки о некоторых коллекционерах. Но не ясно, что именно он хотел найти.

Конечно, некоторые догадки у неё всё-таки были. Госпожа Антиква знала о пустых книгах и предполагала, что Тиберий хотел очистить опороченное имя своего рода. Но она не представляла себе, насколько настойчивым был этот человек.

— В любом случае, — после короткой паузы продолжила она, — основным вашим заданием была книга. Вы обещали, что принесёте её мне.

— И я это сделаю.

Госпожа Антиква сцепила руки за спиной.

— И как же у вас это получится, смею спросить?

— Я уверена, что его дочь знает, где книга.

— Но она ещё ребёнок.

— Девочке пятнадцать лет.

— Где она сейчас?

— В одиночку отправилась в Лондон. Выяснить это было несложно. Мои люди сейчас ищут её там.

— Среди миллионов людей?

— Среди гораздо меньшего количества библиомантов.

Покачав головой, госпожа Антиква села за рояль, открыла крышку и осторожно коснулась пальцами клавиш, не издав при этом ни звука.

— Вполне возможно, — сказала она, — что девочка уже покинула Лондон. У её отца были определённые контакты в Либрополисе. Деловые связи.

— Вам известно, с кем именно?

— Информация из моих источников ведёт нас прямо в замок Хэй. Тиберий Ферфакс гостил там несколько раз.

Интрига встала:

— Тогда мы проверим там.

— Сделайте это, моя дорогая. И постарайтесь на этот раз действовать более успешно.

— Я её найду.

— Вы добудете мне книгу, — сказала госпожа Антиква. — Книгу и девочку. Я хочу познакомиться с маленькой наследницей Розенкрейцев. — Её пальцы, не останавливаясь, беззвучно играли одно из величайших произведений в истории музыки. — Это может быть очень даже занятно.

— Но вы же сами сказали: она ещё ребёнок. Даже сердечной книги у неё пока нет.

— Сила не в средствах, а в отношении.

— Я знаю, на что способны дети, если их ненависть достаточно велика.

Госпожа Антиква улыбнулась:

— Значит, то, что о вас рассказывают, правда?

Следовало отдать должное Интриге: в её голосе не появилось ни тени высокомерия.

— Что я убила отца и братьев? Да, и это было вовсе не тяжело.

Госпожа Антиква сочувственно кивнула:

— Потому что ваша ненависть была достаточно большой?

— Потому что они были мужчинами.

— О моя дорогая, не стоит проявлять такую настойчивость в вашем презрении к сильному полу. Кто знает, если вы встретите того самого… — Это было безобидное замечание, но она уже поняла, что попала в точку.

— Не встречу, — ответила Интрига.

— Вы молоды. Мир велик. — Впервые госпожа Антиква ударила по клавишам по-настоящему. После каждого предложения раздавался мягкий звук. — Многое может случиться. Даже то, чего не ожидаешь.

— А вы встретили того самого? — презрительно спросила Интрига.

— Да. Он был самым лучшим.

— Конечно.

— Пока не обратился против меня.

По губам Интриги скользнула улыбка.

— Я приведу вам Фурию Саламандру Ферфакс. Можете на меня положиться.

Но госпожа Антиква её уже не слушала. Пальцы её застыли на клавишах, а лицо словно окаменело.

 

Глава ЧЕТВЕРТАЯ

— Какой ужас! — воскликнул Кирисс. — Не могу поверить, что Тиберия нет в живых.

Фурия так вжалась в спинку стула, что почувствовала, как дерево врезается ей в позвоночник. Боль напомнила девочке о том, что горе и ненависть не единственные постоянные её спутники. Нужно постараться мыслить ясно — это самое главное. И выяснить, кому можно доверять.

Кирисс был огромного роста — настоящий исполин. Он носил старомодные гетры, запонки с рубинами и яркий легкомысленный сюртук, в котором он больше напоминал укротителя львов из цирка, чем высшего чиновника Либрополиса. Его чёрные волосы были разделены ровным пробором. Он носил короткую бородку-эспаньолку и благоухал сладким ароматом духов. Увидев его, Фурия с трудом поверила, что этот человек мог быть близким другом её отца. Что бы ни объединяло их, между ними наверняка оставалась огромная пропасть.

— Ты уверена, что это была Интрига?

Фурия кивнула:

— Своих помощников она называла кавалерами.

Кирисс тяжело опустился в кресло за письменным столом. С того момента, когда Фурия начала свой рассказ, бургомистр ходил по кабинету взад-вперёд, лицо его побледнело, он выглядел совершенно измождённым.

Проникнуть к нему оказалось на удивление легко.

Либрополис действительно простирался на огромные расстояния, но его центр по-прежнему оставался тихой деревней. Парень из Леса мёртвых книг сказал правду.

«Хэй-он-Уай» — гласила надпись на указателе, мимо которого пробежала Фурия. Как это может быть, девочка не понимала, но в тот момент её это не заботило.

В центре на холме возвышался старинный замок — чудовищное трёхэтажное сооружение с острыми фронтонами и дымовыми трубами, выкрашенными в кроваво-красный цвет. Этот замок не слишком отличался от их резиденции, хотя тут всё выглядело более ухоженным: окна чисто вымыты, а газон перед входом — просто безупречный.

Фурия назвала швейцару своё настоящее имя, хотя в душе сомневалась, что поступает правильно. Девочка опасалась, что вот-вот появится полиция и арестует её, но тут вдруг на лестнице показался бургомистр Кирисс собственной персоной. Он тепло поприветствовал Фурию, восторженно представил её швейцару как свою племянницу и быстро провёл девочку в свой кабинет.

— Твой отец когда-то показывал мне фотографию, где ты снята с братом, — сказал он Фурии, как только дверь за ними закрылась. — Тиберий полагал, что настанет день, когда он пошлёт тебя ко мне. Правда, я думал, что причиной тому станет доставка ценных книг, а не его смерть.

После того как она закончила свой рассказ о последних событиях, они почти минуту молчали. За окном, словно бескрайний океан, раскинулся городской пейзаж — островерхие и покатые крыши с башенками, флюгерами и трубами, из которых кольцами поднимался дым. Бургомистр задумчиво глядел в пустоту, затем, будто очнувшись, выругался и грохнул волосатым кулаком по столу.

— Проклятье, Тиберий! Всё не должно было зайти так далеко!

— Он воровал для вас книги, верно?

— Он добывал для меня книги. Я не особо расспрашивал, откуда они у него. Ну, по крайней мере, не часто расспрашивал.

— Перед смертью он сказал, что я должна пойти к вам.

— Чего же ты от меня ждёшь?

— Помогите мне освободить брата.

— Если я правильно понимаю, мы не знаем даже, что именно этой женщине и её людям от вас нужно, — заметил Кирисс и взмахнул огромными ручищами.

— Она искала книгу Зибенштерна. Одна из них была у меня с собой — «Фантастико Фантастичелли». И я отдала её, надеясь, что они искали именно это. Но им этого оказалось мало. Они всё равно забрали Пипа… — Фурия запнулась и снова пристально посмотрела на бургомистра.

— Всё это в высшей степени странно, — пробормотал он.

Его манера выражаться была такой же старомодной, как и его одежда, и его жилище. Люди, жившие среди книг, как Фурия и её отец, часто не вписывались в настоящее. Но Кирисс выглядел чужаком даже здесь, в Либрополисе. Почему — Фурия не знала. Из-за внешнего вида? Манеры выражаться? Возможно, за пределами убежища он мог бы прослыть чудаком, но только не здесь. Кроме его речи и одежды было что-то ещё. Он был словно отрезан от мира, словно заключён в тюрьму, которую не охраняли ни надсмотрщики, ни высокие стены. Его тюрьмой стал этот замок. Хотя со стороны всё выглядело так, будто Кирисс — самый влиятельный человек в Либрополисе.

— Академия может прослушать наш разговор? — спросила Фурия и огляделась по сторонам.

На книжных полках, которые покрывали стены от пола до потолка, было достаточно ниш, чтобы спрятать подслушивающее устройство.

— Здесь, в кабинете, — нет. — Он указал на книгу размером с мемориальную доску, в тёмном кожаном переплёте, с массивным бронзовым окладом, которая лежала перед ним на столе. — Я принял меры предосторожности. У полиции свои глаза и уши повсюду, даже здесь, в замке. Но это место полностью безопасно.

— Это ваша сердечная книга?

Он кивнул.

— Довольно трудно, наверное, носить её с собой.

— Мы не выбираем сердечные книги. Они выбирают нас. Знавал я когда-то одного библиоманта, чья сердечная книга была древней каменной табличкой. — Казалось, изумление девочки его развлекало. — Я не настолько привязан к ней. Могу прожить и без этой проклятой вещицы. Большинство из нас, обретя сердечную книгу, слишком боятся потерять её. Твой отец носил свою на поясе, словно проклятый револьвер!

— Что здесь произошло? — спросила она. — Вы бургомистр Либрополиса, но боитесь полиции, и…

— Не боюсь! — От удара его кулака документы и ручки на столе подпрыгнули. И только массивная сердечная книга так и осталась лежать в середине, нерушимая, как могильная плита.

Фурия не отвела глаз, но промолчала.

— В прошлом Академия нас не трогала, — чуть помолчав, заговорил Кирисс. — Конечно, своих шпионов они подсылали уже тогда, но за последние две недели положение стало хуже, чем когда бы то ни было. Сначала это были только обходы, но теперь их люди везде. И боюсь-то как раз не я! Академия сама в ужасе… от… Да бог знает от чего именно. Она предчувствует восстание экслибри. Или, возможно, переворот, который совершит кто-нибудь из наших рядов. — Он едва заметно вздрогнул. — Или что-то другое, о чём никто пока что не подозревает.

— Братья-бородачи?

Он отмахнулся:

— Они действительно мерзкие, но, скорее всего, это лишь предлог, чтобы увеличить меры безопасности. Экслибри — это чума. Все без исключения, а уж эти двое особенно гадкие типы. За пределами гетто от экслибри можно ждать только неприятностей… Но даже они недостаточно опасны, чтобы оправдать такие расходы. — Кирисс покачал головой и скрестил руки на груди. — Нет, за этим кроется что-то гораздо более серьёзное.

Он потерял контроль над своим городом? Фурия вряд ли могла ему помочь.

Всё, что он говорил, свидетельствовало об одном: если Академия ещё не лишила его власти, то собиралась сделать это в ближайшее время.

— Вы сказали швейцару, что я ваша племянница.

— Он всегда служил мне верой и правдой, но в наши сложные времена даже друзья могут вдруг изменить своим прежним привязанностям. Кроме того, у меня на самом деле целый выводок племянников и племянниц. В данный момент ты в безопасности, по крайней мере, пока фамилия Ферфакс не вызывает подозрений.

«Ему всё известно, — подумала Фурия. — Он знаком с историей дома Розенкрейцев и знает наверняка, что из этого получилось. Кто из этого получился».

— Академия не имеет ни малейшего понятия, кем были твои предки, — сказал он. — В противном случае они давно бы вас уничтожили. Поэтому своей фамилией ты себя не выдашь.

— Они на нас напали! Интрига…

— Их подослала не Академия. Иначе ваш дом уже сровняли бы с землёй. И никто не вышел бы оттуда живым.

— Кто же за этим стоит?

Он понизил голос, будто опасаясь, что его всё-таки могли подслушивать.

— Ходят слухи. Так сказать, разговоры за закрытыми дверями. Нападение на вас в общем-то как нельзя дополняет картину.

Фурия смотрела на него, с нетерпением ожидая продолжения. Кирисс откинулся назад, открыл рот — и в это мгновение часы пробили полдень.

— О боже мой! — сказал он и с трудом поднялся со своего кресла. — Пришло время моей ежедневной прогулки.

— Вашей… прогулки?

— Каждый день ровно в двенадцать часов. Я не пропустил её ни разу за все годы моей государственной службы и сегодня также не собираюсь. Адамантова Академия может лишить меня власти, но только не привычек. До тех пор, пока я регулярно выхожу в люди, народ на моей стороне, он меня любит. Он поддержит меня, когда станет по-настоящему сложно.

Кирисс действительно уверен в этом? Или просто хочет, чтобы это было правдой?

Фурия вскочила со своего места и встала перед бургомистром, когда тот вышел из-за стола. Она едва доставала ему до груди и казалась невероятно маленькой по сравнению с его огромным телом.

— Кто подослал к нам Интригу? — Девочка была настроена совершенно серьёзно, но со стороны это конечно же выглядело смешно.

С обычным человеком у неё, возможно, был бы шанс как-то повлиять на ситуацию, но Кирисс наверняка обладал удивительными талантами, иначе как бы ему удалось стать городским головой.

— Ты очень похожа на своего отца. Тебе этого никто раньше не говорил?

— Паулина, — ответила Фурия, — наша кухарка. Кавалеры её убили.

Кирисс положил руку девочке на плечо.

— А что, если тебе пойти со мной? Это бы помогло нашей истории с племянницей выглядеть более правдоподобно.

— Но там мы не сможем разговаривать. Вы же сами сказали: они везде и слышат каждое наше слово.

— Я поведаю тебе историю Хэй-он-Уай и расскажу немного о Либрополисе. Это не преступление.

Терпение Фурии лопнуло.

— Я ничего не хочу, кроме как…

Кирисс прижал к её губам свой толстый указательный палец.

— Сначала мы поработаем над твоим прикрытием. А затем я открою тебе всё остальное. Сейчас двенадцать. Если я не покажусь на улице вовремя, у них возникнут подозрения. А потом они придут сюда и начнут задавать нам щекотливые вопросы.

Не дожидаясь ответа, Кирисс подошёл к одной из полок и достал из ящика огромное увеличительное стекло. Он взвесил его в руке, а затем положил в карман сюртука.

— Когда мы выйдем, лучше называй меня дядей.

— Дядя Кирисс?

— Дядя Корнелий. Это моё имя. Моей племяннице стоит его знать.

Она взглянула на его сердечную книгу.

— Это нам не понадобится, — сказал он. — А теперь пойдём. Дочь моего друга — моя дочь.

Фурия не сдвинулась с места.

— Поверь мне, — сказал Кирисс и распахнул дверь.

 

Глава ПЯТАЯ

— Я никогда не предам Либрополис!

Бургомистр и Фурия шагали по улицам, приветствовали книготорговцев, которые выглядывали из своих лавок или подмигивали, раскладывая в витринах свой товар. Тёплая улыбка Кирисса была совершенно безмятежной, весь его вид излучал спокойное достоинство.

— Этот город — вся моя жизнь, — сказал он. — Если понадобится, я умру за него.

Небо над Либрополисом было затянуто тучами, сквозь них с трудом проникали редкие лучи солнца. Прогуливаясь по тихим улицам городка, Фурия всё время оглядывалась, опасаясь преследователей. Если полиция и следила за ними, то на этот раз действовала более искусно, чем те двое сегодня утром.

— В магазинах почти нет клиентов, — заключила Фурия. — Кто покупает все эти книги?

Действительно, первое, что бросилось ей в глаза, когда они вышли из замка, было невероятное безлюдие: на улочках даже днём редко можно было встретить прохожих, а большинство лавок пустовали.

Кирисс улыбнулся ещё шире, но взгляд его стал печальнее, — возможно, он предчувствовал, что очень скоро всё в этом городе кардинально изменится.

— Здесь никогда не гнались за прибылью, главное для нас — разнообразие и широкий выбор.

— Я не понимаю.

— Ни у кого из книготорговцев Либрополиса нет нужды выживать за счёт продаж. Город, то есть мы, следим за тем, чтобы у всех был приличный доход, крыша над головой и еда на столе. Никто не богатеет, но никто и не голодает. Мы печёмся о том, чтобы предложить нашим покупателям как можно больше книг. Здесь есть практически любая книга, которую ты только сможешь вообразить.

— Тогда Интрига должна была искать здесь, а не у нас дома, — с горечью заметила Фурия.

— Несколько исключений всё-таки имеется: редкие экземпляры, пропавшие альбомы великих художников и тому подобные диковинки. И конечно же есть ещё одна проблема: наши фонды нигде не каталогизированы. У покупателя, ищущего особенный раритет, нет другого выхода, кроме как переходить из одной лавки в другую, исследуя полку за полкой. — Глаза бургомистра сверкнули. — Но разве существует что-нибудь более прекрасное?

Они миновали дорожный знак, указывающий на «Хэй-он-Уай», который Фурия уже видела на пути сюда. По другую сторону никакой особой разницы не ощущалось: ряды низких домиков, узкие улицы, казалось, уходили в бесконечность.

— Почему Хэй-он-Уай? — спросила Фурия. — Ведь он находится в другом мире.

Хэй, как его называли местные жители, был маленьким городком на границе между Англией и Уэльсом, он располагался вдали от крупных центров и магистралей. В шестидесятых годах двадцатого века один смекалистый книготорговец открыл там свою первую антикварную лавку, предлагавшую читателям старинные книги из имений обедневших дворян.

Вскоре вслед за первой открылось ещё несколько лавок, и хозяин подвозил всё новые грузовики с подержанными книгами из замков и поместий. Большинство владельцев были счастливы избавиться от своих фамильных библиотек. Рабочие из Хэй-он-Уай, приходя в дом, выгребали подчистую весь хлам и платили вдобавок несколько фунтов. Тем временем страна заговорила о том, что Хэй становится Меккой для всех букинистов мира. Затем появились туристы; рестораны и гостиницы начали неплохо зарабатывать, и вскоре во всём городке не осталось ни одного дома, в котором не торговали бы книгами. Первый продавец, затеявший всё это, купил замок в центре городка, поселился в нём и провозгласил себя королём.

Библиоманты знали эту историю, им также было известно расположение остальных книжных городков и деревень, которые возникли по образцу Хэя по всему миру: в Голландии, Норвегии, Германии, а также в отдалённых странах, таких как Мали и Малайзия. Но Хэй-он-Уай оставался зачинателем и в настоящее время продолжал существовать благодаря своей славе.

— Неужели ты не знала, что Либрополис вырос из Хэй-он-Уай? — спросил Кирисс, когда они подходили к магазину, продававшему книги со страницами из шоколада.

Пип любил шоколад, поэтому Фурии сложно было даже вдыхать доносившийся из лавки аромат. Но она продолжала играть по правилам бургомистра, потому что другого выбора у неё не оставалось.

— Из Хэй-он-Уай? — удивлённо переспросила она.

Кирисс кивнул.

— Уже в семидесятые годы в городок ринулись толпы туристов. Всё меньше внимания уделялось книгам, всё больше речь шла о сувенирах и безделушках, дорогой еде, гостиницах и прочей ерунде, которая могла бы наполнить городскую казну. Именно поэтому с позволения Академии было принято решение перенести настоящий Хэй в убежище, сохранив в реальном мире лишь копию — ничего, кроме декораций, услаждающих туристов. Оригинал тем временем закрепился здесь, а магия библиомантики заставила его растянуться, словно дрожжевое тесто. Всего через несколько лет из маленького городка получился внушительный центр, а через десять лет здесь были уже сотни магазинов. В основном это лавки, прогоревшие в других местах, поэтому, чтобы оживить торговлю, их перенесли на новое место.

— Кладбище книжных магазинов, — прошептала Фурия.

— Вовсе нет! — горячо возразил бургомистр. — Здесь они продолжают своё существование, и многие из них находятся в собственности тех же хозяев, что и раньше, ведь там бы они не смогли заработать себе на жизнь. Если уж тебе хочется определений, то это скорее рай книжных магазинов! — Кирисс остановился перед лавкой с шоколадными книгами. — И только попробуй сказать, что это не прекрасно! Теперь-то тебе понятно, почему я готов отдать за это место всё на свете? Лучшего уголка в мире не существует. По крайней мере, я такого не видел.

Фурия кивнула, ей казалось, она действительно понимала Кирисса.

Либрополис, несомненно, был настоящим чудом. Во время первого её приезда отец рассказал девочке о нём очень коротко, только необходимую информацию. Но всё чаще Фурия спрашивала себя, сколько ещё тайн скрыл от неё Тиберий.

Они вошли в магазин, к ним тут же подбежал хозяин с маленькой тарелочкой шоколадных конфет. Кирисс достал лупу и пристально рассмотрел каждый из диковинных шоколадных шариков.

Фурия кашлянула.

— Почему… то есть я хотела сказать, что это ты там делаешь, дядюшка Корнелий?

Хозяин лавки одарил девочку доброжелательной улыбкой:

— Когда дело доходит до шоколада, он не доверяет никому.

Фурия в смущении поглядела сначала на лавочника, затем на Кирисса и потом на четыре конфеты, лежавшие на тарелке. Но дальше она решила не расспрашивать, ведь племяннице, вероятно, следовало бы знать, что именно на уме у её эксцентричного дядюшки.

И всё же Кирисс сам вызвался ей объяснить:

— Я люблю шоколад, и людям об этом известно. Боюсь, кто-нибудь может меня на этом подловить. — Смеясь, он погладил себя по огромному животу и взял с тарелки конфету. — Но зато я ненавижу алкоголь в конфетах.

Владелец лавки возмущённо встрепенулся:

— Разве я когда-нибудь предлагал вам…

— Знаю-знаю, мой друг. И всё же… — Кирисс опустил лупу и с наслаждением отправил конфету в рот, облизнулся и промямлил: — Моё увеличительное стекло предупреждает меня, если в шоколаде есть что-нибудь, чему там быть не положено. Это тебе понятно, не так ли? — Он протянул тарелку Фурии: — Хочешь?

Лавочник смотрел на них во все глаза и, очевидно, дожидался, что они похвалят его за труды, поэтому девочка постаралась умерить своё нетерпение и лишь отрицательно замотала головой. Но на улице сдерживаться она уже не могла. Фурия, не замедляя шаг, прошептала Кириссу:

— Интрига искала произведение Зибенштерна. Как вы думаете, есть ли способ выяснить, какую именно книгу она имела в виду? Очевидно, это не «Фантастико». Но если мы узнаем её название, то, возможно, найдём её здесь, в Либрополисе, и…

Кирисс перебил девочку:

— Его книги даже здесь большая редкость, хотя он написал несколько десятков романов. Единственный способ выяснить название — это спросить у заинтересованного лица. Вполне может быть, это название и само выплывет. Всё равно рано или поздно придётся с ней поговорить, чтобы вернуть твоего брата.

— Но как это сделать?

— Уж мы-то что-нибудь придумаем…

Возможно, Кирисс хотел обнадёжить девочку, но для Фурии его слова прозвучали как отговорка. Снова и снова её охватывала нервная дрожь, ей с трудом удавалось сдерживаться.

В течение следующего часа они посетили несколько магазинов, и в каждом их встречали конфетами. Фурия думала, что это особенность шоколадной лавки, но ошиблась. Кирисс, по всей видимости, был редкостным обжорой, и даже угроза смещения с поста и смерть старого друга не уменьшили его аппетит.

Также было видно, что он старался изо всех сил показать Фурии самые необычные книжные магазины и антикварные лавки Либрополиса. В одном из магазинов, где текст становился видимым, только если на него падала тень определённых предметов, продавец оставил их наедине, и Кирисс, подмигнув Фурии, прошептал:

— Конечно, речь идёт не только об алкоголе. Лупа предохраняет меня и от других опасностей: подмешать можно и яд.

— Но как вы можете набивать живот сладостями во время беспорядков?

— Если я изменю своим привычкам, они тут же это заметят. И конечно, заподозрят неладное. Поэтому надо вести себя как всегда.

Заканчивалась его прогулка на холме, который куполом возвышался в центре лабиринта узких улочек.

На холме стояла стеклянная оранжерея почти такого же размера, как и замок Хэй. Прежде чем зайти в неё, Кирисс указал вдаль — впереди открывался удивительный вид на крыши Либрополиса. С трёх сторон улочки и черепица растворялись в золотой дымке, а с четвёртой Фурия различила туман над рекой и мостик, по которому можно было переправиться в Лондон.

— Видишь, что там? — Он указал в противоположную сторону, на высокий забор с короной из колючей проволоки. — Это гетто экслибри. Академия вынуждает каждое убежище принять определённое количество этих созданий, но нигде их не содержится так много, как у нас. Либрополис является одним из самых крупных убежищ, но даже мы уже достигли пределов наших возможностей.

— Почему, собственно, никто не любит экслибри? — Этот вопрос Фурия уже задавала отцу, но сейчас ей было интересно, как ответит на него Кирисс.

Глаза бургомистра расширились от удивления.

— Неужели Тиберий там, в долине, держал своих детей так далеко от всех дел? — Вдруг он, казалось, вспомнил о собственных наставлениях, подозрительно огляделся и слегка качнул головой: — Не здесь. — Он подвёл Фурию к оранжерее: — Давай же заходи, такого ты ещё точно нигде не видела.

Как только Кирисс открыл дверь, в лицо ударил тёплый, влажный воздух. Бургомистр пропустил девочку вперёд. Поначалу она ничего не видела из-за густого тумана, но затем из облака постепенно выделились деревья. Вместо листьев с их ветвей свисали узкие полоски, они казались тоньше, чем мизинец Фурии.

— Закладки, — сказал Кирисс. — Здесь выращивают лучшие экземпляры.

— Я думала, что они сделаны из ткани.

— Не все. Эти, например, предназначены для особенных экземпляров, книг ручной работы из фабрик убежища, и, конечно, для наших книжных реставраторов.

Фурия подошла к первому дереву и протянула руку к ленточкам, свисавшим с его нижних ветвей.

— И всё-таки они выглядят так, будто сделаны из ткани.

— Иначе это были бы не закладки, а черви, не правда ли?

Она провела по ним пальцами, переходя от одной ленточки к другой, и по верхушке дерева прокатился тихий шелест.

— Они чувствуют талант библиоманта, — сказал Кирисс.

Он хотел ещё что-то добавить, но шелест превратился вдруг в тяжёлый вздох, который перебросился на соседние деревья. Все ленточки легонько закачались и задрожали, указывая на Фурию.

Она удивлённо отдёрнула руку.

— Ну и ну! — сказал Кирисс.

— Что происходит?

— Кажется, у тебя сильнейший талант.

— Я сердечную книгу-то не нашла пока.

Он тихо рассмеялся:

— Это никак не влияет на твои способности!

Девочка хотела что-то сказать, но Кирисс покачал головой:

— Не воображай. В мире много библиомантов, вызывающих реакции и посильнее.

Они продвигались в глубь оранжереи, и закладки поворачивались вслед за ними. Они выпрямлялись параллельно полу и указывали на Фурию, словно пальцы. И лишь когда Фурия отдалялась на несколько шагов, ленточки снова опадали. И эта медленная волна сопровождала её по всей оранжерее.

Только сейчас она заметила, что за деревьями двигались какие-то фигуры — серые контуры на фоне вздымающихся клубов пара.

Из тумана вышел какой-то мужчина и поприветствовал бургомистра. Из широких карманов его комбинезона торчали рукояти садовых инструментов. Волосы его были белыми как снег, хотя на вид ему сложно было дать больше пятидесяти лет.

— Моя племянница, — представил её Кирисс.

Садовник кивнул девочке и осмотрел её как-то слишком уж недоверчиво. Ленточки на ближних деревьях резко повернулись в его сторону. Он угрожающе пробормотал какое-то слово, которое Фурия не разобрала. Закладки мгновенно опустились и больше не двигались.

— Ты здесь впервые, — сказал он.

— Дядюшка Корнелий показывает мне окрестности. — Немного поколебавшись, она добавила: — Как здорово у вас здесь!

— Слишком жарко, слишком влажно, слишком вредно для здоровья. Плохо для лёгких и других органов. — Мужчина говорил с акцентом: каким именно, Фурия определить не смогла.

— Гунвальд Оландер, — представил его Кирисс. — Он заведует теплицей. Один из лучших наших работников.

Оландер проигнорировал комплимент бургомистра.

— Я слышал, в гетто снова беспорядки?

— Полиция и охрана уже взяли всё под контроль. — Кирисс тихо вздохнул. — Но это не всё, что сегодня интересует Академию. Они постоянно отправляют новые отряды, будто это решит проблему. Вместо того чтобы добраться до корня проблемы, они устраняют всего лишь симптомы.

— Но если корень заражён, дерево сохранить не удастся, — сказал садовник.

Мужчины переглянулись. Фурия в недоумении смотрела то на одного, то на другого. Был ли Оландер на стороне Кирисса, поддерживал ли он его возмущение политикой Адамантовой Академии? Или пытался оправдать её действия?

— Ты ведь хотел мне ещё что-то показать, дядюшка Корнелий, — нетерпеливо сказала Фурия, всё больше убеждаясь в том, что здесь она лишь впустую тратит драгоценное время.

Бургомистр поморщился и сказал Оландеру:

— Ну почему дети всегда так спешат, не то что мы, старики?

— Она уже не ребёнок. — Садовник снова посмотрел на Фурию так пристально, что ей стало не по себе. — Деревья реагируют на неё, как будто… — Он запнулся и вдруг спросил: — Сколько тебе лет, девочка?

— Пятнадцать.

— Как обстоят дела с сердечной книгой?

Фурия отрицательно покачала головой.

— Ждать осталось недолго, — сказал Оландер. — Для деревьев ты сияешь, словно факел. Твоя книга скоро тебя найдёт.

Фурии не очень нравился этот тип, но его последние слова придали ей сил.

— Было бы отлично.

— Мне довелось увидеть уже не одну такую историю.

Кирисс взял девочку за руку. Пальцы его казались каменными, будто внутренне он волновался гораздо сильнее, чем хотел показать.

— Боюсь, нам пора продолжать прогулку.

Вдруг из тумана вышел кто-то ещё, и Фурия поспешно выдернула свою ладошку из руки бургомистра.

— Господин Кирисс? Извините меня.

Этот голос она узнала даже прежде, чем увидела лицо говорящего, — к ним вышел Финниан. Он бросил на неё подозрительный взгляд, а затем повернулся к Кириссу.

— Прошу простить, — снова сказал он, — но у входа в теплицу стоят два господина, они хотят с вами поговорить.

Бургомистр, на мгновение сжав губы, стал чистить свой сюртук, будто стряхивая с него крошки.

— Возможно, тебе стоит пройти дальше к выходу, — сказал он Фурии.

Лицо Оландера оставалось совершенно непроницаемым, было непонятно, что он обо всём этом думает.

— Финниан её проведёт.

Парень кивнул. Фурия почувствовала себя эстафетной палочкой, которую передают от одного к другому. Ей это совсем не нравилось.

Кирисс на мгновение застыл в нерешительности, а затем взял девочку за локоть и отвёл в сторону. Наклонившись к самому её уху, он еле слышно прошептал:

— Что бы ни случилось, имей в виду: это не Академия подослала к тебе Интригу. Женщину, на которую она работает, зовут госпожа Антиква.

— Антиква? — почти бесшумно повторила она. — Как род Антиква? Из «Алого зала»?

— Да. — Бургомистр, казалось, решил, что сказал больше, чем следовало бы знать девочке. Он отошёл от Фурии и снова повернулся к Оландеру: — К выходу.

Он поспешил в обратную сторону и скрылся в том направлении, откуда они пришли несколько минут назад.

Фурия осталась рядом с садовником, она была совершенно уверена, что её так называемая маскировка не стоит и выеденного яйца. Оландер смотрел на неё так, будто пилил любимое дерево тупой пилой. Тогда Фурия перевела взгляд на Финниана, но тот тоже выглядел не особенно дружелюбным. В его глазах светился какой-то подозрительный огонёк, который Фурия не заметила при их первой встрече.

Выдержав паузу, Финниан указал на дорожку, уходившую в другую сторону:

— Нам сюда.

Но Фурия уже решила иначе. Не говоря ни слова, она поспешила за Кириссом.

— Погоди! — сказал Финниан.

Но Оландер что-то пробормотал, и парень остался на месте.

Фурия шла за Кириссом, колени её подкашивались, она заблудилась в тумане, но наконец нашла главную дорожку. Через стеклянную дверь она увидела Кирисса, стоявшего снаружи. Он разговаривал с двумя мужчинами в чёрных плащах. Фурия прекрасно узнала их силуэты, но первое, что бросилось ей в глаза, — это рыжие волосы более высокого незнакомца. Все трое смеялись.

На плечо Фурии опустилась чья-то рука.

— Вы с ними закадычные друзья, правда ведь? — Финниан отодвинул девочку на пару шагов назад, чтобы мужчины снаружи не могли её увидеть.

— Тебя это не касается! — Она оттолкнула его руку.

Выражение его лица оставалось невозмутимым.

— Просто делай, как тебе было сказано, и следуй за мной.

— Почему он говорит с полицией? — В том, как Кирисс беседовал с двумя полицейскими, было нечто доверительное.

— Он бургомистр Либрополиса. А ты, значит, его племянница.

— Я… — Фурия поперхнулась, прежде чем успела выпалить то, что вертелось у неё на языке, затем кивнула: — Да, он мой дядя. Дядюшка Корнелий.

Финниан схватил её за руку и потащил обратно, в заднюю часть теплицы. На этот раз ей не удалось высвободиться, а меряться с ним силой ей не хотелось. Финниан был выше и гораздо сильнее. Вскоре за занавесом из закладок показалась задняя стеклянная стенка теплицы. Финниан нажал на ручку двери, и они очутились на свежем воздухе.

Вместе с густым облаком пара они выбрались наружу. Перед ними открылся спуск с холма, а через сто метров начинались узкие улочки, сплетавшиеся в каменный лабиринт Либрополиса.

— Что же ты такое натворила? Почему они тебя так усиленно ищут? — спросил Финниан. — Может, стянула какую-то книгу? Или врезала кому-то из них по ноге? Не волнуйся, племяннице бургомистра они ничего не сделают. Он всё устроит.

Фурия ненавидела его за этот насмешливый тон. Ей совершенно не хотелось, чтобы Кирисс что-то устраивал. Снова перед глазами предстала картинка: бургомистр и двое мужчин, которые гонялись за ней по всему городу, мило смеются вместе. Что же здесь, чёрт возьми, такого весёлого? Пип где-то в заточении, и ему наверняка дико страшно.

«Вовсе я не какая-то там идиотская племянница!» — хотела крикнуть она ему в лицо. У парня был такой вид, будто ему не терпелось помыть руки из-за того, что пришлось прикоснуться к Фурии.

— К чёрту! — сказала она и побежала вниз с холма.

Где-то раздался свист. Или это просто скрип двери, закрывшейся за Финнианом?

Она не оглянулась на оранжерею, даже когда добежала до домиков с проходами между каменными стенами, лакированными дверями и маленькими окошками. Тысячи книг ждали её за стёклами по обеим сторонам дороги, но сегодня утешить её они не могли.

Фурия смахнула с ресниц капли влаги из оранжереи и побежала дальше, в город. Через некоторое время она почувствовала, что задыхается, в горле пекло. И вдруг перед ней выросло препятствие, поставившее крест на побеге, — высокий забор из железной сетки.

А венчала его туго натянутая колючая проволока.

 

Глава ШЕСТАЯ

На чердаке резиденции опять воцарилась тишина. Пыль давно осела. Тряпочные чехлы, которые во время погони за Фурией и Пипом упали с дряхлой мебели, скомканные, валялись на полу.

Дверь чёрного хода была открыта настежь. Лишь изредка из глубины дома раздавались едва различимые звуки. Возможно, это был просто ветер, который шелестел в дымоходах каминов и хлопал окнами.

— Думаю, опасность миновала, — проговорила настольная лампа и наклонила свой металлический абажур к кожаному креслу, нерушимо стоявшему на том самом месте, куда его отодвинули кавалеры, когда выбивали дверь; никому не пришло в голову, что кресло по собственному желанию придвинулось к двери, чтобы защитить детей.

— Эй! — окликнула его лампа, видя, что кресло не реагирует на её слова.

— М-м-м… — протянуло кресло.

— Что значит это твоё «м-м-м»?!

— Я просто не теряю бдительность.

— Ты просто трус. Сюда, наверх, уже целую вечность никто не заглядывал!

Ни лампа, ни кресло не обладали, как люди, ощущением времени, но «вечность» казалась лампе вполне подходящим словом.

Кресло, встопорщив свои подушки, прошептало:

— Ты же сама знаешь, что будет. Если они поймут, что мы помогали детям, от меня не останется ничего, кроме мелкой стружки.

— И что с того? Хочешь сказать, что ты так и застрянешь здесь, на чердаке? Однажды мы это уже испытали. Только вспомни, какое это было счастье, когда Фурия нашла нас и перенесла вниз.

— Мирные были времена, — пробормотало кресло. — Уютные времена.

— Мы были заживо погребены под всем этим деревянным хламом! — Со скрипом повернув абажур, лампа указала на груды мебели.

На чердаке хранились старинные стулья, шкафы и столы, но, кроме них, ни один из предметов не был наделён жизненной энергией, которую лампа и кресло получили благодаря силам библиомантики.

Кожаное кресло, качаясь и нещадно скрипя, попробовало сдвинуться с места на своих четырёх коротких ножках из красного дерева.

— Мальчик у них, — сказало кресло. — Они отвели его обратно в дом.

— Надо его найти.

— Но что мы можем сделать? Ты же сама знаешь, какие они жестокие.

Лампа понимала, что кресло в глубине души с ней согласно, но оно не могло сразу изменить старые привычки. Таким оно было всегда, и лампа уже давно привыкла к старому ворчуну.

У лестницы шаткая кабина лифта по-прежнему была открыта.

— Поехали, — сказала лампа.

— Но лифт страшно скрипит, — в последний раз попыталось уговорить её кресло. При этом оно не хуже лампы понимало, что на ступеньках ему ничего не стоит потерять равновесие, и тогда оно рухнет вниз.

— Немного запутать их будет не лишним, — сказала лампа.

Она прошла вперёд, потому что именно ей предстояло нажимать на кнопку своим абажуром. Кресло пододвинулось к ней, как всегда причитая о своей нелёгкой доле.

Дверца лифта закрылась автоматически, когда лампа нажала на кнопку первого этажа. Грохот цепей и зубчатых колёс, без сомнения, разносился по всему дому. Враги наверняка встрепенулись, чтобы понять, что происходит.

— Всё плохо, — сказало кресло.

— Тише ты! Если они услышат, что мы умеем разговаривать, пиши пропало!

— Какая разница, разговариваем мы или нет. Ничего хорошего из этого не выйдет.

Кабина лифта остановилась на первом этаже. Решётчатая дверь с грохотом распахнулась. Перед ними был коридор, такой же, как и наверху, только здесь в раскрытые двери проникал солнечный свет.

Какой-то мужчина крикнул что-то, затем раздались шаги.

— Надо ехать обратно наверх, — сказало кресло.

— Спокойно!

Лампа знала, что так всё и будет. Оставалось надеяться, что у них есть хотя бы немного времени.

Судя по голосам, кавалеров было двое, и они приближались к ним по коридору. Здесь был поворот, и прихожая упиралась в дверцу лифта. Мужчины смогли бы их увидеть только перед самой кабиной. Шаги раздавались достаточно далеко и вдруг замедлились.

— Кто здесь?! — крикнул один.

По подушкам кресла прокатилась волна, оно инстинктивно попыталось съёжиться, но конечно же безрезультатно.

— Выходи! — велел второй, взводя курок.

Лампа и кресло замерли на месте. Они заполняли собой почти всю кабину лифта, спрятаться было негде.

Кавалер с пистолетом подскочил к двери, целясь в тех, кто находился в лифте. На мужчине был фиолетовый сюртук, пластрон с брошью и узкие брюки. Его светлые волосы ниспадали локонами, как у пыльных гипсовых ангелов, сваленных в кучу в углу чердака.

— Ни с места! — крикнул он и нахмурился, увидев, что в лифте нет никого, кроме кожаного кресла и лампы с разбитым абажуром.

Второй кавалер держал в руке обнажённую шпагу. Одет он был ещё более экстравагантно: в рубашку с рюшами, шёлковые кюлоты и туфли с пряжками.

— Куда он мог спрятаться? — спросил кавалер и заглянул за кресло, хотя было ясно, что для человека там слишком мало места.

Другой посмотрел на лестницу для слуг рядом с лифтом.

— Кто-то хочет нас отвлечь, — сказал он.

Лампа услышала, как кавалер со шпагой побежал наверх по ступенькам. Мужчина с пистолетом внимательно осмотрел кабину лифта снаружи.

Заподозрил ли он, что перед ним не обычная мебель?

Кавалер снова вошёл в лифт, присел на корточки и попытался заглянуть под кресло. Для этого ему пришлось прижаться щекой к полу. Он тихо выругался и опустился на колени. Лампа горячо надеялась, что креслу не вздумается пошевелиться именно сейчас. Со своей точки обзора лампа не видела кавалера, но, скорее всего, его голова оказалась практически под самым креслом.

Кавалер тяжело дышал. Кресло могло бы быстро пододвинуться вперёд и раздробить ему череп. В узкой кабине лифта не нашлось бы достаточно места, чтобы увернуться.

Раздалось раздражённое бурчание. В первую секунду лампа подумала, что это кресло. Она уже приготовилась к худшему, но тут мужчина, ругаясь, выпрямился. При этом он наступил на провод, и вилка изо всей силы ударилась о стенку кабины. На чёрном корпусе лампы образовалась трещина.

С лестницы послышались шаги второго кавалера. Мгновение спустя он уже стоял в коридоре.

— Я никого не обнаружил. Может, кто-нибудь скрывается на чердаке? Но вдвоём нам его ни за что не найти!

— К тому же это не наша работа. Разве что она нас об этом попросит.

— Меня она уже давно ни о чём не просила.

Он сказал это с такой горечью в голосе, что лампа почти прониклась жалостью к влюблённому дурачку. Кажется, Интрига всех их держала на очень коротком поводке.

— Внизу проверил? — спросил мужчина со шпагой, указывая под кресло.

— Там ничего нет.

Кавалер со шпагой провёл лезвием по потолку кабины, несколько раз проткнув его остриём в надежде найти потайной люк, через который можно вылезти на крышу лифта.

— И здесь ничего.

Он хотел уже уйти, но тут ему в голову пришла новая идея. Шпага, просвистев, указала на подушки кресла. Остриё оставило царапину на коричневой коже.

— Что ты имеешь в виду? — спросил кавалер с пистолетом.

— Я просто хочу убедиться.

— Кому бы удалось спрятаться внутри?

— А ты не думал о взрывчатке?

«Святые угодники! — воскликнула про себя лампа. — Неужели они и правда думают, что кому-то нечего делать, кроме как набивать взрывчаткой подушки старого кресла?»

Остриё шпаги по-прежнему было направлено на кожаную обивку. Тогда мужчина проткнул её насквозь. Звук, с которым стальное остриё проткнуло сиденье, привёл лампу в ужас. Она чуть не упала. Мужчина вытащил шпагу и в тусклом свете стал тщательно осматривать оружие.

«Ага, взрывчатка! — возмущённо думала лампа. — Невероятная тупость!»

Кавалер со шпагой, наклонившись, сунул палец в дырку и немного её расширил, чтобы заглянуть внутрь. Кресло вело себя удивительно тихо, из его подушек не доносилось даже малейшего хруста.

— Пойдём, — сказал тот, что с пистолетом, — ещё раз осмотрим комнаты.

Его напарник выпрямился, потянулся и снова вонзил шпагу в кресло — на этот раз в спинку.

Раздался болезненный скрип.

— Эй! — крикнул мужчина в сюртуке. — Хватит тратить время на ерунду!

— Но здесь нечего больше проколоть.

— Кто-то же должен был запустить этот лифт.

Кавалер вытащил шпагу из кресла, его лицо озарилось улыбкой. Он сделал ещё один разрез в палец толщиной и, засопев, положил шпагу на пол.

— Что-то с этой штукой не так, — сказал он. — Ты слышал?

— Что именно?

— Этот скрип. Он звучал как стон.

Мужчина с пистолетом уставился на своего напарника во все глаза.

— Она что, не только вскружила тебе голову, да?

— Она будет мне очень благодарна, если я что-нибудь обнаружу, — улыбнулся он. — По крайней мере, я знаю, как она умеет благодарить.

Мужчина с пистолетом хмыкнул и посмотрел, как его напарник снова присел перед креслом. Лампа прекрасно видела, как тот обеими руками рванул кожу, чтобы расширить разрез.

Как только он принялся за дело, по креслу пробежала дрожь.

— Ты это видел? — спросил мужчина с пистолетом.

— Да-да! — злобно ухмыльнулся второй. — Давай посмотрим, что там внутри.

Лампа со стороны видела не очень-то много, лишь то, что шпага больше не лежала на полу кабины.

— Убери руки! — проворчало кресло.

Кавалер вздрогнул. Его пальцы по-прежнему были глубоко в разрезе.

— Я пойду и скажу ей… — начал мужчина с пистолетом.

В следующий момент его пистолет с грохотом упал на пол. Мужчина удивлённо поглядел вниз — из его груди торчало лезвие шпаги.

Напарник испуганно уставился на него.

— Что…

Лезвие беззвучно выскользнуло из тела кавалера, который ошарашенно осматривал свою рану и вдруг потерял равновесие. Он упал на своего напарника. Тот с криком вытащил руки из подушки кресла и хотел развернуться, но умирающий придавил его своим весом.

Шпага снова двинулась вперёд. На этот раз она проткнула горло второго кавалера. С хрипом он рухнул рядом со своим товарищем, его голова упала на подушку сиденья и обагрила её кровью.

Перед дверью лифта выросла массивная фигура, огромная, широкоплечая, вся в чёрном — в кожаных сапогах и униформе. Лампа отклонилась назад, чтобы увидеть лицо.

На лице Сандерленда не было никаких эмоций. Когда он атаковал в третий раз, оно оставалось таким же непроницаемым, как и всегда. На этот раз шпага прошла через оба тела и пригвоздила их друг к другу.

Водитель разжал руку. Кавалеры больше не двигались. Он попал точно: одному — в сердце, другому — в трахею, поэтому они не могли даже застонать.

Лампа откашлялась.

— Прошу прощения, — пробормотала она. — Мы бы хотели выйти.

Сандерленд подхватил умирающих кавалеров и, оттащив их в сторону, со стоном прижал руку к животу. Только теперь лампа увидела, что Сандерленд ранен. Скорее всего, это случилось во время предыдущего боя, где-то в коридоре.

Водитель упал на кресло, положив руки на подлокотники, глубоко вздохнул и молча уставился на дверь.

 

Глава СЕДЬМАЯ

Дорогой Северин!

Я хотела написать тебе ещё до того, как всё пошло наперекосяк но…

Фурия задумалась, и с кончика пера стеклянной ручки на бумагу шлёпнулась клякса, похожая на раздавленного осьминога.

Выражение «пойти наперекосяк» наверняка не входило в лексикон 1804 года, его уж точно не было в словарном запасе семнадцатилетнего юноши. Она зачеркнула написанное и перевернула лист. Здесь Северин оставил ещё три записи, одну за другой.

Что случилось?

Под ней:

Фурия, я волнуюсь. Скажи, пожалуйста, что с тобой происходит.

И ниже:

Фурия, где ты?

Я боюсь за тебя. Прошу, напиши мне. Нескольких слов будет достаточно. Мне всего лишь необходимо знать, что у тебя всё хорошо. Или, если не всё хорошо, я тоже хочу знать. Возможно, я смог бы помочь. (Не уверен в этом, но у меня правда неплохо получается давать советы, которым я сам никогда бы не последовал. Но это другой разговор.) Прошу, напиши мне! Сейчас же!

Причиной для его тревоги стали несколько слов, которые она записала в книгу, пока ехала на поезде в Лондон. На страницу упала слеза, и чернила расплылись. На то, чтобы закончить единственное предложение, у Фурии не хватило сил. Она захлопнула книгу и не открывала её до настоящего момента.

Иногда двести лет, отделявшие их друг от друга, разливались перед Фурией непреодолимой рекой, и девочка спрашивала себя, зачем вообще она должна ему что-то писать. Но затем ей вдруг чудилось, что они сидят совсем рядом и общаются как закадычные друзья.

Сейчас Фурия не могла думать трезво, но ей казалось, что она должна хоть что-нибудь объяснить. Наконец девочка окунула перо в маленькую чернильницу и рассказала Северину обо всём, что случилось с ней после того, как они с отцом совершили прыжок в Турин.

Некоторые детали она описывала очень подробно, другие — лишь в двух словах. И тут она поймала себя на том, что моменты, которые ей хотелось бы забыть, она описывала наиболее детально — ей необходимо было с кем-то об этом поговорить, чтобы не сойти с ума.

Например, о чувствах, охвативших её, когда умирал отец. Или о Вэкфорде и Паулине, лежавших в кухне. У неё не было даже минуты, чтобы проститься с ними навсегда. Или об отчаянии, появившемся на лице Пипа, когда один из кавалеров схватил его на железнодорожных путях. Она вспомнила его маленькое лицо с размытым гримом, который совершенно поблёк в ночной темноте, будто мальчика окунули в чернильное море. Или о том, что она, возможно, уже никогда не увидит брата.

Фурия писала, делая большие паузы. Она никак не могла собраться с мыслями, которые вращались вокруг одного и того же. Девочка взглянула на крыши, простиравшиеся под ней. Она сидела на башенке из тёмно-красного кирпича, прислонившись к трубе, точно так же, как она любила сидеть в резиденции. Только теперь перед ней открывался вид не на зелёные луга Котсуолда, а на гетто экслибри.

Примерно час назад ей удалось пробраться сквозь укреплённые ворота и преодолеть кажущийся неприступным забор. Стражники, которые охраняли вход, пропустили её без особых расспросов: у них и так было немало забот с временными документами экслибри, стремившихся выбраться из гетто в город. Большинство из них наверняка работали на книжных складах, и определить их происхождение было довольно сложно. Фурия попыталась найти знакомые лица, распознать героев прочитанных книг, но затем поняла, что имеет довольно смутное представление об этих персонажах, — лишь некоторые литературные герои были описаны достаточно точно, чтобы представление автора и читателя совпадали.

Большинство экслибри, которых Фурии довелось встретить у ворот и на улицах гетто, на первый взгляд ничем не отличались от обычных людей. Исключений попадалось не так уж много: то тут, то там можно было натолкнуться на скорченного гнома, возможно выпавшего из сказки, или на несуразного великана, которого автор описал довольно бегло, не отдавая себе отчёта в том, что тем самым производит на свет существо, больше похожее на монстра, чем на человека.

Фурия довольно долго слонялась по улицам, растерянно заглядывая в лица экслибри, и лишь потом наконец сообразила, что объединяло всех этих персонажей, — они были либо слишком уродливыми, либо слишком идеальными.

Многие герои были не особенно продуманы автором, они являлись скорее типажами, а не личностями: симпатичный блондин, голубоглазый красавец, юркий воришка. Если же у экслибри имелась какая-нибудь отличительная черта, она, как правило, была страшно преувеличена: уродливый шрам на лице, слишком большой нос, заячья губа, — мелочи, которыми писатели мимоходом наделяли своих героев в надежде, что читатель дополнит их силой своей фантазии.

За полчаса, что Фурия провела среди экслибри, ей встретилось всего несколько таких необычных существ, как Пак и Ариэль. Наверное, Шекспир изобразил их очень яркими красками, вот почему они сохранили свою необычность и в этом мире. Совсем по-другому обстояли дела с толпами мужчин и женщин из реалистических произведений. Все они были на одно лицо: какой бы сложной ни была их внутренняя жизнь, внешне они оставались безликой массой. (Тут уж впору обратиться к театральным преувеличениям — приёмам, с помощью которых писатель может как-то выделить свой литературный персонаж, — деревянная нога, горб, рыжие кудри.) От этих одинаковых героев у Фурии голова пошла кругом.

Проблуждав по улицам, безрезультатно пытаясь сориентироваться в городе, девочка лишь ещё больше убедилась в том, что все её попытки разобраться ни к чему не привели. Вдруг она заметила открытую дверь паба и, юркнув внутрь, быстро поднялась по лестнице на крышу. Тут-то она и сидела сейчас, записывая свои переживания и чувства. Труба, к которой она прислонилась, степенно выпускала дым в небо Либрополиса, как и десять тысяч других труб этого города.

Не беспокойся слишком сильно. В ближайшее бремя часто писать у меня, наверное, не получится, потому что мне надо найти способ освободить Пипа. Бургомистру я больше не доверяю, а других знакомых у меня здесь нет, но я пока не собираюсь сдаваться. Пип крепкий малыш, люди редко оценивают его правильно. Много лет мой брат жил в страхе, что его выследят злые клоуны, и этот страх закалил его, возможно, даже больше, чем он предполагает. Пип не сломается, в этом я уверена. Ему всего десять лет, но он не слабак. Он один из Ферфаксов, один из Розенкрейцев, а мы не сдаёмся.

Всего наилучшего, твоя Фурия

Она закрыла книгу, прислушиваясь к голодному урчанию в животе, и задумалась, удастся ли ей украсть что-нибудь съестное из кухни паба. Но тут её взгляд устремился вдаль, через крыши, и остановился на оранжерее. Стеклянное здание находилось на расстоянии примерно одной мили от неё. Холм был единственным возвышением в округе, и Фурия предположила, что его возвели специально: возможно, цветам требовалось много света, а улочки Либрополиса бо льшую часть времени оставались в тени.

Когда она снова открыла книгу, ответ Северина уже ждал её.

Дорогая Фурия!

В мыслях, всегда рядом, твой Северин

Мне бы так хотелось быть сейчас рядом с тобой.

Я готов отдать всё на свете за то, чтобы помочь тебе и твоему брату! И мне так хотелось бы обнять тебя. Лишь раз в жизни. Это уже больше, чем я смею мечтать.

Она улыбнулась, немного помедлила, а затем записала идею, пришедшую ей в голову в ту секунду.

Северин!

Интрига искала книгу. Она сказала тогда, что пришла за книгой Зибенштерна. Я подумала, что она хочет забрать «Фантастико», потому что ОН так много значит для меня. Но для неё-то там нет ничего примечательного. Оказалось, что ей нужна была другая книга. Я знаю, что в 1804 году Зибенштерн ещё не успел ничего опубликовать, и пройдут годы, прежде чем появится его первый роман, но всё же мне необходимо тебя кое о чём спросить, иначе я совсем сойду с ума. Может быть, она имела в виду ЭТУ книгу? НАШУ книгу?

Фурия захлопнула её сильнее, чем всегда, потому что на мгновение это показалось ей совершенно нереальным, — всего лишь соломинка, за которую она схватилась, потому что ничего другого в голову не приходило. На самом деле Интрига могла иметь в виду любую из тысяч книг, хранившихся в резиденции.

Но почему тогда кавалеры преследовали Фурию, когда она побежала на гору? И почему Интрига была так уверена, что Фурия знает, о какой именно книге идёт речь?

Уже много раз девочка раскрывала и закрывала заветный томик, пока наконец не проявился односложный ответ:

Я не Зибенштерн, Фурия. И я уже говорил тебе, что я с ним не знаком.

Она попыталась представить, с какой интонацией он мог бы это сказать. Северину показалось, что она его обвиняет? Его это развлекало? Подстрекало? Оскорбляло? Насколько проще было бы просто поговорить, лицом к лицу.

Ладно, —

написала она на следующей строчке.

Закрыть — снова открыть — снова закрыть. И так десятки раз.

Я не пишу книги — я их переплетаю.

Это прозвучало почти обиженно. Как будто она обвинила его в том, что случилось.

Решив пойти на риск и, возможно, усугубить положение, Фурия возразила:

Это неправда. «Мы пишем книгу вместе» — это твои слова, Северин.

Через короткое время ответ был уже готов:

Тебе не кажется, что есть некая разница?

Конечно, между писаниной, которой они занимались, и «Виолеттой, королевой пиратов» или «Фантастико Фантастичелли» была огромная пропасть. Это она понимала не хуже, чем он. Ей просто хотелось разобраться, что же произошло.

Мне жаль. Я не хотела тебя разозлить, —

написала она.

Он тут же ответил:

Я не злюсь. Как, я могу злиться после всего, через что тебе пришлось пройти? Спрашивать — твоё полное право. Но я за всю свою жизнь не написал ни одной выдуманной истории, ни единого предложения.

В нашей семье есть люди, которые этим занимаются, и, поверь мне, результаты этих стараний вовсе не свидетельствуют об унаследованном таланте. Поэтому мне никогда и в голову не приходило попробовать свои силы в сочинительстве.

«А что, если сейчас я как раз и подтолкнула тебя к этой идее?» — подумала она.

С того момента, когда Северин писал эти строки, и до выхода «Фантастико» прошло как-никак шестнадцать лет. Это больше, чем вся прожитая Фурией жизнь. За шестнадцать лет могло случиться очень многое.

Девочка, обмакнув стеклянную ручку в чернильницу, хотела уже ответить Северину, но тут её отвлекло нечто необычное. Далеко внизу, на одной из улочек, краем глаза она заметила приближающееся светлое пятно. Фурия в запачканном чёрном комбинезоне сидела, свесив ноги, на краю черепичной крыши паба. Её мог заметить любой, стоило поднять глаза. И наоборот, с крыши у Фурии был отличный обзор: девочка видела, как по улицам струился поток экслибри, все они теснились в гетто, а за его стенами дороги пустовали.

В толпе, словно привидение, скользила женщина в развевающейся белой одежде. На ней была та же самая накидка с капюшоном, что и в Турине, белый шёлковый шарф вокруг шеи и корсаж.

Фурия забыла о голоде. В ней возникло иное чувство.

Злоба.

Или даже ненависть.

Точно определить она не могла.

Изида Пустота шла напролом, рассекая толпу. Узнававшие её резко отступали в сторону. Белые одежды словно предупреждали: не связывайтесь со мной!

Фурия почувствовала, что кто-то стоит у неё спиной. Но когда она обернулась в страхе, что её хотят столкнуть с крыши, увидела лишь трубы и пустые черепичные скаты.

Агент Изида прошла мимо паба, так и не взглянув вверх. Фурия положила ручку и чернильницу в ящичек, который прилагался к книге, и сунула их в карман. Что бы это ни было там, внизу, сейчас Фурии хотелось быть как можно дальше отсюда.

Дома здесь примыкали друг к другу, повсюду громоздились надстройки и пристройки — причудливый ландшафт из коньков и скатов крыш, по которым можно было пересечь всё гетто, ни разу не коснувшись подошвами земли. Но Фурия поспешила к дверце, которая вела обратно на лестницу. Из кухни валил дым и чад, пахло дешёвым пивом.

Девочка пробежала мимо зала для посетителей и оказалась на улице. Изида превратилась в светлое пятно на другом конце улицы, в точку среди шумного столпотворения. Фурия бросилась за ней.

 

Глава ВОСЬМАЯ

Опасаясь, что агент может обернуться и заметить её, она не решилась приблизиться больше чем на тридцать метров. Фурия не знала наверняка, почувствует ли Изида Пустота присутствие библиоманта в окружении стольких экслибри. Тем более библиоманта без сердечной книги.

Но агента Академии не слишком волновало происходящее вокруг неё. Надменно и с сознанием собственной важности она продвигалась сквозь толпу, расталкивая и разбрасывая в стороны нерадивых пешеходов. Шаг её всё ускорялся. Фурии совершенно не хотелось переходить на бег: она боялась привлечь к себе внимание, но если она собиралась нагнать Изиду Пустоту, другого выхода не было.

И вдруг женщина исчезла. На перекрёстке Фурия остановилась и огляделась по сторонам. Дома были точно такими же, как и все остальные здания в Либрополисе, но здесь, в гетто, их дополняли причудливые конструкции на крышах, пристройки из досок и фанеры, иногда перекрывавшие половину улицы. Книжных магазинов не было, лишь несколько продуктовых лавок и поразительное количество пивных, в которых царила суета. Всё выглядело обшарпанным, ветхим и захламлённым.

Фурия заметила нескольких экслибри, они энергично о чём-то спорили. Девочка резко повернулась в другую сторону, надеясь, что они обсуждают вызывающее поведение агента, а не её, Фурию.

Опустив голову, она прошла мимо, стараясь не встретиться с ними взглядом. Дойдя до следующего поворота, она успела заметить край белой накидки, исчезнувшей за углом. Девочка поспешила следом и остановилась лишь в пролёте между двумя домами, которые, как и большинство зданий вокруг, когда-то были книжными магазинами, а теперь их переоборудовали в жилые помещения. Витрины заколотили досками или заклеили бумагой. Экслибри совершенно не стеснялись неустроенности этого мира, они надеялись, что когда-нибудь им удастся выбраться отсюда. По крайней мере, так Фурия пыталась объяснить себе убогость гетто.

На самом деле ей никогда не доводилось слышать о каком-нибудь способе, который вернул бы экслибри обратно в их книги. Однажды выпавший из повествования оставался странником навсегда.

Пролёт между домами был не больше трёх шагов в ширину, затем крутой поворот. Именно за поворотом только что исчезла Изида Пустота. Фурия собрала всё своё мужество и шагнула в проход. Она прислушивалась к шагам и голосам, но шум с улицы за её спиной был слишком громким. Добравшись до поворота, девочка осторожно заглянула за угол дома.

Изида Пустота прижала к стене какого-то экслибра. Мужчина хотел удрать по лестнице, приставленной к кирпичной стене и ведшей на крыши, но агент догнала его ещё на земле.

Сердце Фурии выскакивало из груди. Её бросало то в жар, то в холод, ноги дрожали. Она больше не боялась Изиды Пустоты: ею владел гнев.

— Где они? — Голос женщины звучал нетерпеливо и настойчиво.

— Не понимаю, чего вы от меня хотите, — заикаясь, промямлил экслибр.

Изида Пустота стояла к Фурии спиной, через её плечо девочка смогла разглядеть лицо экслибра. Это был худой лысеющий человек лет сорока, ростом не больше Изиды, которая схватила его одной рукой за воротник, а другой приставила к его подбородку серебряный пистолет. Фурия не видела лица Изиды, но что-то в её облике вселяло в беднягу дикий ужас. Его взгляд был прикован вовсе не к оружию, экслибр не отрываясь смотрел под белый капюшон агента, словно обречённая мышь, загипнотизированная питоном.

— Где братья-бородачи?

— Я не знаю никаких…

Изида ударила его в лицо рукоятью пистолета и рассекла ему левую бровь. Из глубокой раны кровь потекла прямо на глаз.

— Где мне найти Пака и Ариэля?

Мужчина извивался в её руках. Она снова ударила его по лицу.

— Я не знаю! — крикнул он сдавленным голосом. — Я никогда там не бывал. Честное слово!

Капюшон Изиды заколыхался, когда она притянула к себе мужчину и ударила его об стену, но её лица всё равно не было видно. Теперь они оба стояли в профиль к Фурии. Девочка едва осмелилась выглянуть из-за угла, но по-другому она не могла.

Шёлковый шарф агента соскользнул, и стало видно её лицо и шею. Фурии показалось, что на вид Изиде примерно тридцать лет. Брызги крови экслибра зловеще сверкали на её подбородке, словно алые мушки, но агента, похоже, это не волновало.

— Где это ты никогда не бывал? — продолжала она.

Ответа не последовало.

Ещё один удар.

— В их укрытии, — пробормотал мужчина. — Здесь всякий знает, что у них есть укрытие, иначе вы давно бы их нашли.

Фурия была почти уверена, что агент слышала подобный ответ уже десятки раз. В Турине Изида шла по горячим следам братьев-бородачей, — вероятно, она пыталась поймать их уже довольно давно.

Следующий удар был ещё сильнее. На этот раз бедняга вскрикнул от боли, и Изиде пришлось придержать его, чтобы он не рухнул на мостовую.

— Я прекрасно понимаю, что многие из вас совершенно точно знают, где прячутся братья-бородачи. И что вы выдержите любую боль, но так и не раскроете их секрет.

Агент наклонилась поближе к мужчине, и Фурии пришлось прислушиваться, чтобы разобрать её следующие слова:

— Я могу тебя от всего этого избавить, если ты им от меня кое-что передашь. Ну как, по рукам?

— Как же у меня получится…

Она схватила его за нос левой рукой и сделала резкое движение. Мужчина закричал от боли и упал на колени. Изида приставила дуло пистолета к его голове и свернула нос ещё сильнее.

— Ты передашь им, и как можно быстрее, вот что, — сказала она, чуть повысив голос, чтобы заглушить его стон. — Если они отдадут мне «Атлас горизонтов», я готова оказать им ответную услугу. Нетрудное задание, правда?

Мужчина сплюнул кровь, текущую из носа. Изида элегантно увернулась: ей было ясно, что он не целился в неё, иначе она бы его тут же наказала.

Фурия еле стояла на ногах.

— Ты меня понял? — спросила женщина.

Экслибр через силу кивнул.

— Повтори! — приказала она.

— Ты окажешь им услугу, если они передадут тебе атлас.

— «Атлас горизонтов»!

— Точно.

Агент отпустила его нос и отступила на шаг назад, но пистолет при этом оставался у головы мужчины.

— Я хочу, чтобы ты передал им моё послание немедленно, слышишь? Не завтра и не сегодня вечером. Прямо сейчас!

— Да-а, — падая, простонал мужчина и упёрся руками в мостовую.

Теперь он стоял перед ней на четвереньках. Изо рта у него вытекла струйка крови. Вероятно, дышать через сломанный нос он не мог.

Фурия оторвалась от этого ужасного зрелища и побежала сквозь проход обратно на улицу. Там она свернула налево и в тени навеса крепко прижалась к стене дома. Через мгновение Изида Пустота тоже вышла из прохода, бегло огляделась по сторонам, но Фурию не заметила. Затем она повернула направо и широкими шагами пошла по улице. Экслибри, тихо перешёптываясь, расступались перед ней, но никто не осмеливался ни заговорить, ни тем более встать у неё на пути.

Фурия оттолкнулась от стены и снова заглянула в проход между домами. Она не решалась вновь посмотреть на экслибра. Кто знает, возможно, он был заодно с этими двумя террористами, которых давно разыскивает полиция. А может, он и сам совершал убийства?

Но Фурия не могла успокоиться: почему эта книга имеет для агента такое значение? Почему ради неё она готова даже вести переговоры с преступниками? Если это был обман, то довольно дешёвый. Братья-бородачи вряд ли согласятся в этом участвовать. То есть они наверняка понимали, что Изида Пустота настроена заполучить книгу любой ценой.

Внутри у Фурии всё замерло. Девочка осторожно пробралась через проход и медленно пошла к повороту. Сначала она прислушалась, а затем осторожно заглянула за угол здания.

Мужчина исчез. Капли крови вели к металлическим ступенькам в конце тупика. Задрав голову, она успела увидеть ногу экслибр, мелькнувшую на краю крыши.

Девочка повернулась и побежала обратно к проходу.

Она уже подумывала, не связаться ли снова с Кириссом, но вдруг заметила одну экслибру, которая, вытянув вперёд руку, указывала прямо в её сторону, точно на проход между домами.

Рядом с экслиброй стояли трое полицейских в чёрных пальто с красными шарфами. Возможно, женщина всего лишь сообщила им о крике, который раздался из прохода.

Фурия отпрянула, попятилась назад и краем глаза увидела, как мужчины кинулись в проход в её сторону. Кого-то оттолкнули на бегу, кто-то вскрикнул. На то, чтобы взвесить свои шансы, у Фурии оставалось не больше секунды.

Если выбежать на широкую улицу и побежать в противоположном направлении, то в такой толчее наверняка далеко не убежишь. Что ждёт её на крыше — неизвестно.

Тогда девочка побежала вперёд по узкому переходу, завернула за угол, лишь успев заметить, как полицейские ринулись за ней в проход между домами. Один из них что-то кричал.

Девочка уцепилась за стену и схватилась за металлическую ступеньку. Металл был забрызган кровью и поэтому скользил, но на осторожность сейчас времени не оставалось. Когда полиция выскочила из-за угла, Фурия была уже на уровне второго этажа.

— Эй, ты! — заревел полицейский. — Ну-ка слезай!

Фурия не знала, искали они именно её или это нелепое совпадение. Насколько велика вероятность того, что она просто оказалась в неподходящее время в неподходящем месте?

Её правая рука соскользнула с трубы и снова нащупала ступеньку.

— Именем закона, остановись! — крикнул другой полицейский.

Фурия была уже на третьем этаже. До крыши оставался всего один этаж.

Полиция добежала до стены.

— Слезай сейчас же!

Через пару секунд раздался выстрел. Пуля угодила в стену, куда-то справа от девочки. Скорее всего, это была лишь попытка запугать её.

Ещё несколько метров.

Снова просвистела пуля — новое предупреждение.

Фурия поглядела вниз. Мужчины начали подниматься следом за ней.

Ещё чуть-чуть — и она у края крыши. Фурия не могла заглянуть через карниз. Непонятно было даже, плоская эта крыша или наклонная.

Как бы там ни было, стрелять и карабкаться по лестнице одновременно полицейские не могли — так утешала себя Фурия ровно до третьего выстрела. Пуля отскочила от кирпичной стены, и девочка поняла, что один из полицейских остался внизу.

Но она была почти у цели. Тихо застонав, она подтянулась на карнизе и, опираясь на него локтем, повисла в воздухе… И вдруг нос к носу столкнулась с широко улыбающейся девочкой.

 

Глава ДЕВЯТАЯ

— Кажется, тебе не очень-то удобно.

Фурия бросила на незнакомку гневный взгляд. Пот застилал ей глаза.

— С дороги!

Девочка, помедлив, отошла в сторону и протянула Фурии руку:

— Держись!

— Не нужна мне твоя помощь!

Ещё как нужна! Судя по выражению лица незнакомки, они обе это прекрасно понимали.

— Ты, конечно, можешь бежать дальше, но тогда эти парни тебя всё равно поймают. А можешь сделать единственный разумный шаг.

Ругнувшись, Фурия схватила девочкину руку и позволила вытащить себя на карниз. Она перепрыгнула через высокую стенку и приземлилась на плоской крыше.

Снизу донеслось напряжённое кряхтение: полицейский был совсем близко.

Незнакомка скривилась:

— Там, откуда я родом, принято говорить «спасибо».

— Спасибо, — буркнула Фурия, отлично понимая, что это прозвучало не очень-то искренне.

Покачиваясь, она встала и осмотрелась. Но её взгляд то и дело возвращался к девочке, которая даже не пыталась убегать от полиции.

У неё были короткие чёрные волосы, так плотно прилегавшие к голове, что казалось, её голову окунули в ведро с дёгтем. Она носила тёмную кожаную куртку со множеством молний, красно-белые полосатые лосины и неуклюжие ботинки на шнурках, доходившие ей почти до икр. «Не очень-то подходящая обувь для лазания по крышам», — подумала Фурия.

— Кэт, — сказала девочка. — На самом деле — Каталина.

Она по-прежнему радостно улыбалась. Фурия попыталась припомнить хоть кого-нибудь с такой широченной улыбкой, но не смогла. Кэт будто светилась изнутри, хотя классической красавицей назвать её было сложно из-за довольно большого носа и широких скул.

Кэт казалась измождённой, как и многие в этом поселении. Фурия попыталась понять, экслибра перед ней или человек.

Кэт махнула рукой:

— Уходи.

Фурия обернулась и увидела полицейского, который уже карабкался через карниз.

— Ты?! — вырвалось у него при виде Кэт. — Да я же тебя знаю!

— Да, — сказала Кэт. — В этом-то вся загвоздка.

Она почти элегантно подняла ногу, повернулась, изображая пируэт, полоски на лосинах вытянулись, и тяжёлый ботинок угодил прямо в лицо полицейского. Удар был настолько быстрым и точным, что Фурия едва поверила своим глазам.

Челюсть полицейского хрустнула, и он потерял равновесие. Бедняга с криком полетел вниз, но полёт этот длился недолго. Грохот от его падения был настолько сильным, что с соседней крыши вспорхнула стая голубей. Затем последовало несколько секунд тишины. Всё гетто, казалось, затаило дыхание.

Кэт по-прежнему улыбалась.

— Теперь мы выиграли некоторое время. Второй сейчас наверняка трясётся от страха.

Внизу, в проходе, раздался свист. Затем полицейский прокричал что-то, задрав голову, но слов Фурия не разобрала.

Вообще-то это не имело значения, потому что теперь их могли обвинить в смерти полицейского.

— Ты со мной?

Фурия обернулась и увидела, что Кэт уже перемахнула на другую сторону плоской крыши.

— Ты его просто-напросто…

— Да. И мне бы не помешала сейчас чашечка чая. Вот я и спрашиваю: ты со мной? Скорее!

Наконец Фурия почувствовала, что снова может пошевелить руками и ногами. Она последовала за девочкой, но колени её дрожали. Сначала Фурия едва двигалась, затем побежала быстрее, и противоположного края крыши девочки достигли почти одновременно.

— Ты как будто делаешь это не в первый раз? — хрипло спросила Фурия.

— Ага.

— Теперь они думают, что это была я.

Кэт пожала плечами:

— Им же нужно найти виноватого.

Фурия хотела возразить, но Кэт схватила её за руку и потянула к узкой дощечке, перекинутой на соседнюю крышу. От одного вида этого мостика у Фурии закружилась голова.

— Если бы не этот случай, они прицепились бы к чему-то другому, — сказала Кэт. — Они всегда что-нибудь да найдут. Это же полиция. Их послала Академия. — Она произнесла последнее слово с таким отвращением, будто уже от одного упоминания Академии по коже бежали мурашки.

Следующие несколько минут Фурия продвигалась по лабиринту карнизов и узких дорожек между кирпичными скатами, вдоль по крутому хребту крыши, вокруг маленьких башенок с бойницами. С улицы снова и снова доносился свист, но ни разу он не раздался прямо под ними. На крыше их никто не преследовал, хотя на пути им попадались экслибри и люди, ютившиеся здесь на чердаках, в хижинах, лачугах и в деревянных домиках. Гетто было безнадёжно перенаселено, и целые семьи вынуждены были перебираться на крыши. Пахло варёными овощами и угольными печами.

Они наверняка пробежали целую милю, а может, и больше, когда Кэт вдруг остановилась. Убедившись, что никто на неё не смотрит, она указала на ряд печных труб — шесть ржавых выступов на широкой стене.

— Вторая справа.

Фурия не поняла, чем эта труба отличается от остальных, но тут Кэт отодвинула в сторону закруглённую металлическую заслонку. Поглядев в отверстие, Фурия увидела уходящую вниз лестницу.

— Сначала ты, — приказала Кэт. — И поживее!

— Почему я?

— Потому что я знаю, как закрыть вход изнутри. Что может очень нам подсобить, если кто-то нападёт на наш след.

Фурия недоверчиво поглядела на свою спутницу и, согнувшись, шагнула в трубу, достаточно широкую как раз для одного человека, и начала спускаться. Преодолев несколько ступенек, она оказалась в помещении без окон, очень узком, но длинном. Это была полость внутри стены, воздуховод, в который было выведено шесть труб. Фурия вдруг вспомнила слова Финниана: «…кто-нибудь с ещё более паршивым настроением, чем у него. У Каталины бывает жутчайшее настроение, особенно если её вызывает на работу кто-нибудь из этих мерзких типов вроде Иеремии».

Над её головой на лестнице появились ноги в красно-белую полоску и чёрные башмаки.

— Посторонись! — Кэт захлопнула металлический люк и спрыгнула.

Фурия быстрым шагом отошла на безопасное расстояние, сжала кулаки и приготовилась к тому, что последует дальше. Кэт благополучно приземлилась на пол и прошла к печи, находившейся в другом конце помещения.

— Чаю хочешь? — спросила она.

— Почему ты мне помогаешь?

— За тобой гоняется полиция. Здесь, в гетто, это достаточно веский повод, чтобы взять тебя в союзники.

— И это единственная причина?

— Кто знает, быть может, мы подружимся, и тогда я ни на секунду не пожалею, что сделала это. Так что не будь идиоткой, а то мне становится не по себе и у нас обеих появляется мерзкое чувство. — Она подняла чайник. — Ну так как?

Фурия покачала головой.

— Что ж, чувствуй себя как дома, найди уютный уголок… где-нибудь здесь. — Кэт поморщилась, окинув взглядом беспорядок, царивший в её убежище. — Тут вообще-то кавардак, но ты просто расчисти себе место.

Фурия осмотрелась, не выпуская при этом из вида Кэт.

В жилище её новой знакомой был не просто кавардак — Кэт развела жуткую грязь. Воздух был таким затхлым, будто здесь не проветривали несколько недель, повсюду громоздились немытые стаканы и тарелки с остатками пищи, валялась мятая одежда. На полу лежали матрас и два спальных мешка, рядом стоял открытый ящик, который, наверное, служил Кэт платяным шкафом. Лишь оглядев эту каморку во второй раз, Фурия наконец поняла, чего здесь не хватало, — нигде, ни под одеждой, ни под мусором, она не увидела ни одной книги.

— Кто ты такая? — спросила Фурия, пока Кэт выискивала чистую чашку.

— Я же представилась: Каталина Марш.

— Меня зовут Фурия. Ты не экслибра, ведь так?

— И не библиомант. А ты?

— В какой-то степени.

— Понимаю. Ты пока что не нашла сердечную книгу, верно?

— Моих сил всё же достаточно, чтобы себя защитить.

Кэт рассмеялась:

— Только что ты улепётывала со всех ног!

— Но преследователей было трое! И они стреляли!

— Поэтому удрать от них — отличная идея.

— Ты только что убила человека!

— Это проще, чем кажется. Я долго тренировалась, чтобы вот так, вытянув ногу…

— Ты прекрасно понимаешь, о чём я.

Кэт нахмурила лоб:

— Ты что, не довольна, что я тебя спасла?

Фурия слишком устала, чтобы пререкаться, и уже готова была влезть в один из спальных мешков и хоть немного отдохнуть. Но тут ей пришло в голову, что в случае опасности она не сможет среагировать достаточно быстро.

— У тебя не найдётся чего-нибудь поесть? — Этот вопрос дался Фурии с трудом.

Она снова обвела взглядом гнилые остатки пищи, но бороться с голодом уже не могла, и, возможно, чай был не такой уж и плохой идеей.

Со вздохом Кэт повернулась к буфету, скрытому за занавеской. Когда хозяйка сдвинула занавеску в сторону, Фурия увидела горы сладостей.

Кэт бросила ей два шоколадных батончика.

— Не особенно полезно, но сахар тебе понадобится. Тут их много. Просто сладости легче всего стащить. И Академия следит, чтобы хотя бы этого добра в гетто было предостаточно. Шоколад и алкоголь — вот два способа заткнуть глотки горожанам.

— Спасибо. — Фурия проглотила оба батончика, едва успев развернуть фольгу. — Можно ещё конфету?

Лицо Кэт снова расплылось в сияющей улыбке. Она вытащила ещё три батончика и дала Фурии.

— Может, попозже раздобудем ещё какой-нибудь еды. В основном тут бывает колбаса и тому подобное. Во всяком случае, в удачные дни.

— Если ты не экслибра, то можешь просто уйти из гетто.

— И что тогда? Вкалывать упаковщицей в Либрополисе? Или перейти через мост в другой мир? Что я там забыла?

Фурия съела один из трёх батончиков, на секунду замешкалась и развернула следующий. Третий она сунула в один из карманов комбинезона.

— Мои родители — библиоманты. Оба, — сказала Кэт. — А я это не унаследовала. Такое случается.

Фурия подумала о Пипе и кивнула. Она старалась не думать, каково ему сейчас, но её мысли невольно возвращались к любимому брату. Съеденные только что батончики с карамелью подступали к горлу.

Кэт пожала плечами:

— Книги меня не интересуют.

— Но как ты можешь жить в убежище, организованном библиомантами, и не…

На лице Кэт промелькнула вспышка гнева, но девочка быстро взяла себя в руки. Впервые её улыбка стала немного искусственной.

— Я их не чувствую. При чтении я ничего не ощущаю, совершенно ничего. Я не вижу перед собой места, которые описывают авторы, не слышу беседы героев. У меня для этого, кажется, не хватает какого-то гена. Поэтому-то я и не унаследовала талант родителей.

Она отвернулась и ловко отбросила в сторону клубок из поношенных лосин и колгот, все они были в красную и белую полоску.

Фурия наблюдала, пытаясь понять, чего ожидать от хозяйки этой каморки.

— Чем ты занимаешься? — спросила она Кэт. — То есть я хотела спросить, на что ты живёшь?

— Я ищу вещи. И людей. Но в основном вещи.

Фурия вспомнила, как почувствовала, что на крыше кто-то был. Будто кто-то шёл за ней следом и наблюдал.

— Ты меня разыскивала?

Кэт снова рассмеялась:

— Да что ты!

— Это тебе Финниан обо мне рассказал?

— Финниан? — Взгляд Кэт вдруг стал мягче, но лишь на пару секунд.

— Ты говорила с ним, — твёрдо сказала Фурия, — и знаешь, что мы встретились.

Свист чайника дал Кэт возможность улизнуть в другой конец комнаты. Но она быстро вернулась с чашкой в руке.

— Вот, — сказала девочка, — возьми.

Фурия открыла рот, чтобы опять отказаться от чая, но затем взяла чашку, подула на неё и снова поглядела на Кэт, наливавшую вторую порцию. Она по-прежнему была в кожаной куртке, такой же иссиня-чёрной, как и её волосы. Куртка казалась немного великоватой для Кэт, но, может, девочка подобрала такую специально, чтобы легче было воровать из лавок конфеты.

— Финниан сказал, что ты работаешь на Иеремию, — продолжала Фурия. — На этого отвратительного типа с петушиными книгами. — Сквозь пар над чаем она наблюдала за реакцией Кэт, но та лишь пожала плечами.

— На него и на многих других. И что с того?

— Что ты для них делаешь?

— Ищу вещи, я же сказала.

— Сбежавшие петушиные книги?

Кэт прислонилась к стене, держа в руках свою чашку.

— В основном. Но иногда и людей, проигравших и не желающих платить. Сама я ничего не делаю, просто передаю Иеремии, где они.

— В общем, ты что-то вроде ищейки или охотницы за головами.

— И то и другое звучит ужасно.

— У тебя есть менее ужасное определение?

— «Девочка, которая ищет вещи и людей». — Кэт потягивала чай, а Фурии он казался слишком горячим. — Иногда я выполняю поручения книготорговцев, не решающихся зайти в гетто. Слишком разборчивой быть не приходится.

— А что с твоими родителями? Они не могут тебе помочь? Деньгами, я имею в виду.

— Я с ними не общаюсь. — На какой-то момент лицо Кэт скрылось за облаком пара. — Они живут где-то в Лондоне. По крайней мере, это последнее, что я о них слышала.

Фурия больше не расспрашивала, но через несколько секунд Кэт продолжала:

— Родители не слишком-то обрадовались, когда выяснилось, что я не такая, как они. То есть они не подбросили меня в детский дом или что-то в таком роде. Но я всегда чувствовала, будто меня растят чужие люди, которые заботятся обо мне лишь потому, что так принято. И всё время они говорили о том, как изменится их жизнь, когда у меня родится брат или сестра. С талантом библиоманта, разумеется. Но ни брат, ни сестра так и не появились. И им обоим пришлось смириться с тем, что я такая, как есть. — Кэт пожала плечами. — Ничего хорошего из этого не получилось. Чуть повзрослев, я ушла из дому, родители нашли мне работу в Либрополисе, которую я забросила, и вот я здесь, вкалываю на ублюдков вроде Иеремии.

— Он и меня тоже спрашивал, не хочу ли я поймать для него одну сбежавшую книгу, — сказала Фурия.

— Он постоянно вербует кого-нибудь, чтобы платить меньше, чем мне. Ты не первая. Он обманщик и жестокий человек, к своим книгам он относится как к грязи. Стоит на него посмотреть — и про него всё тут же становится понятно.

— И тем не менее тебя не мучают угрызения совести, когда ты приносишь ему петушиные книги?

Лицо Кэт казалось совершенно серым, возможно из-за пара. Она хотела что-то ответить, но вдруг раздался стук. Он доносился из шахты воздуховода. Фурия вздрогнула, а Кэт приложила палец к губам и прислушалась. Удары повторились, на этот раз они звучали как тайный код. Улыбка снова вернулась на лицо Кэт. Девочка поставила чашку и ринулась вверх по лестнице.

— Это Финниан!

 

Глава ДЕСЯТАЯ

Где-то сверху щёлкнул замок, и Кэт отодвинула в сторону металлическую задвижку.

— Привет, — сказала она.

— И тебе привет, — ответил Финниан.

Фурия поискала что-нибудь подходящее для самообороны. На случай, если Финниан пришёл не один. На полках рядом с печью наверняка хранятся ножи. Но, прежде чем девочка успела дойти до них, с лестницы спрыгнула Кэт, а следом за ней и Финниан.

— Вот так встреча! — сказал Финниан, увидев Фурию. — Племянница!

— Только попробуй подойди!

— Ну-ка ведите себя прилично! — прикрикнула Кэт на них обоих и, повернувшись к Финниану, спросила: — Чаю?

Он покачал головой:

— То, что она здесь, это ведь не просто совпадение, верно?

— «Не просто совпадение»? — Фурия презрительно фыркнула. — Твоя подружка заманила меня сюда. Интересно, кто же передал ей информацию о том, что есть люди, готовые заплатить за мою голову?

Дважды встретить кого-то в такой толчее — это уже подозрительно. Но сейчас они виделись в третий раз. За сутки.

Кэт улыбнулась и сказала Финниану:

— Она скинула с крыши полицейского. По крайней мере, так считают все.

Финниан с сомнением поглядел на Кэт.

— Мы-то знаем, кто мастер таких трюков, не так ли? — Он неожиданно улыбнулся. — Но при чём здесь деньги за поимку? Они ищут её по каким-то другим причинам.

— Что ты такого натворила? — спросила Кэт, повернувшись к Фурии.

Финниан скрестил руки на груди.

— Я её тоже об этом спросил. Она выдаёт себя за племянницу бургомистра, но врать при этом не очень-то умеет. Меня во всей этой истории интересует, почему Кирисс тоже поддерживает эту версию.

— Изида Пустота, — сказала, помедлив, Фурия. — Она здесь, в гетто, и мне ни в коем случае нельзя попадаться ей на глаза.

— Что может понадобиться от тебя агенту Академии? — Кэт, задумавшись, наморщила лоб. — Да ещё и лучшей из всех?

— Так я тебе и рассказала! Чтобы ты сцапала меня и принесла ей на блюдечке, как бедные петушиные книги в этих вонючих…

— Бедные петушиные книги?! — перебила её Кэт. — Ты их вообще в руках-то держала когда-нибудь? Хотя бы одну? Они кусаются, щипаются и визжат целыми днями. И это ещё если у них хорошее настроение.

— Примерно так тебя описывал Финниан.

Кэт подняла бровь и повернулась к юноше.

Тот неловко улыбнулся.

— Итак, — спросил он Фурию, — что же Изиде Пустоте от тебя нужно?

— Она ищет вовсе не меня, а книгу «Атлас горизонтов».

— И что с того? — пожал плечами Финниан. — Вы, библиоманты, постоянно ищете какие-нибудь книги. Иногда кажется, что только этим вы и занимаетесь.

— Мне известно, у кого сейчас «Атлас горизонтов». И я случайно подслушала, как Изида сказала, что готова на всё, чтобы его заполучить. Она даже готова оказать услугу братьям-бородачам. Если это не обман, то речь идёт о государственной измене.

Финниан в задумчивости покусывал нижнюю губу. В его взгляде появилось новое беспокойство, казалось, к Фурии это не имело ни малейшего отношения.

— И агент уверена, что ты знаешь? — спросила Кэт.

— Да, — соврала Фурия.

Финниан склонился к уху Кэт и что-то ей прошептал. Фурия переминалась с ноги на ногу. Если удастся убедить этих двоих не выдавать её, быть может, ей позволят здесь переночевать. На ногах Фурию держал сейчас лишь страх за Пипа.

— Ладно, — сказал Финниан, после того как они с Кэт закончили шептаться. — Здесь ты в безопасности. Кэт не вышвырнет тебя обратно на улицу.

— Но я хочу знать, кто ты на самом деле, — сказала девочка.

— Меня зовут Фурия Саламандра Ферфакс. Мой отец был деловым партнёром бургомистра. Он снабжал его украденными книгами. — Похоже, на ребят это произвело некоторое впечатление, потому что они и сами не слишком-то придерживались законов. — Я сопровождала его во время прыжка в одну итальянскую библиотеку. И тут мы наткнулись на Изиду Пустоту… и на тех, кто увёл у неё из-под носа «Атлас горизонтов».

— Ты встречалась с ними лично? — Финниан прищурился. — Как они выглядели?

Фурия догадывалась, что ответ ему давно известен и сейчас ей предстояла лишь очередная проверка.

— Их портреты развешаны по всему Либрополису.

— Это ловушка, — сказала Кэт. — Изида пытается обмануть братьев-бородачей. Всем известно, что она охотится за ними долгие годы. А тут вдруг решила предложить им сделку! — На какой-то момент в её голосе Фурии почудилось восхищение Изидой.

Фурия не выпускала Финниана из виду.

— Ты и сам знал ответ, не так ли?

В задумчивости парень отступил назад к лестнице. Его руки уже лежали на перекладине, когда он снова поглядел на Фурию.

— Говоришь, ты была там, когда она предлагала эту сделку? С кем именно она беседовала? Где и когда это было?

— На маленькой улочке, на которой меня чуть не поймала полиция. Понятия не имею, как она называется.

— Пембрук-корт, — сказала Кэт.

Финниан кивнул.

— А кому она передала сообщение для братьев-бородачей?

— Одному экслибру. Лысоватому. Примерно одного с ней роста. Она его здорово отделала! Бедный экслибру был весь в крови.

— На крыше действительно осталась кровь, — подтвердила Кэт. — Несколько капель. Но самого посыльного нигде видно не было.

— Если она решит следовать за ним, чтобы найти их тайное убежище…

— Нет, — перебила его Фурия. — Когда бедняга полез на крышу, Изида развернулась и пошла в другую сторону.

— Вероятно, за ним следит кто-нибудь из её людей. — Финниан, казалось, хотел ещё что-то объяснить, но лишь добавил: — Мне пора.

— Подожди! — Кэт подошла к ящикам и вытащила из одного из них что-то завёрнутое в грязные лоскутья.

— Ты же ради этого приходил, ведь так? — Её слова звучали немного печально.

— Мне жаль. Иногда я… — Он кивнул головой, взял вещи и улыбнулся. — Ты настоящее сокровище. Спасибо.

— На здоровье.

Финниан убрал руки от ступеньки и поцеловал Кэт в щёку. При этом он взял её ладони в свои. Кэт застыла на месте, она забыла даже о своей фирменной улыбке.

Фурия едва держалась на ногах от усталости. Она, прищурившись, смотрела на свисавшие с потолка лампочки, пока от света глаза не начали дико слезиться.

— Фурия! — окликнул её Финниан.

— А?

— Она сказала, когда братья-бородачи должны дать ей ответ? И где это случится? Могу ли я найти это место?

На лице Кэт появилась тревога:

— Что ты задумал?

Пока Фурия пыталась в точности припомнить всё сказанное на узкой улочке несколько часов назад, Финниан развернул узелок. Там была рука. Бледные пальцы скорчились, словно конечности дохлого краба. Фурия подошла поближе и увидела, что кожа на руке покрыта буквами, татуировками, которые строчка за строчкой обвивались вокруг пальцев. Даже ногти были полностью исписаны.

В практике библиомантики существовали способы превращать предметы в книги. Фурии доводилось слышать, что некоторые библиоманты ставят опыты на собственных телах. Эта рука наверняка была результатом одного из таких экспериментов.

Видимо, Кэт уловила в глазах Финниана какое-то особенное выражение, потому что вдруг встала прямо перед ним:

— Но ты не можешь побороть этой штукой агента Академии!

— По крайней мере, это станет для неё неожиданностью.

Фурия вспомнила о том, как Изида Пустота передала умирающему Тиберию силу, чтобы тот смог вернуться домой. Даже если бы девочка сейчас и вспомнила место встречи, о котором говорили агент и экслибр, она ни за что не выдала бы его Финниану. За одного мертвеца она уже была в ответе, и ей совсем не хотелось увеличивать их число. Фурия терпеть не могла Изиду Пустоту, но вовсе не желала ей смерти.

— Ни о каком пункте встречи она не говорила.

— Ты точно уверена?

— На все сто.

Кэт на секунду снова воспрянула духом:

— Агент здесь вообще ни при чём.

— Я не могу допустить, — начал Финниан, — чтобы…

— Похоже, она хочет нанести Академии удар в спину. — Кэт посмотрела на Фурию почти умоляющим взглядом. — Это ведь правда?

— Можно и так сказать.

Финниан мягко отодвинул Кэт в сторону и начал подниматься по лестнице.

— Как бы там ни было… Спасибо за это. — Он помахал чужой рукой.

— Только не делай глупостей, ладно? — Улыбка Кэт была печальной.

— Обещаю.

— Ты всегда так говоришь.

— И всегда всё заканчивается хорошо, ведь так? — Финниан улыбнулся девочке, и, несмотря на кривой нос, вид у него был довольно симпатичный.

«Ему стоит почаще улыбаться», — подумала Фурия. Ей срочно нужно было поспать, хотя бы пару часов. Она ничем не сможет помочь Пипу, если вдруг сломается.

— Увидимся, — сказал Финниан Кэт. — Счастливо, Фурия Саламандра Ферфакс.

Металлическая заслонка в трубе отворилась и снова закрылась. Кэт забралась наверх и заперла ход на замок. Возвращаясь вниз, она не спрыгнула на пол, как в предыдущий раз, а спускалась медленно, ступенька за ступенькой. От тревоги девочка стала бледной, как привидение. Кэт одним глотком опрокинула в себя остатки чая и свалилась в спальный мешок, не проронив ни слова.

 

Глава ОДИННАДЦАТАЯ

Фурия видела во сне Паулину, из глаз которой капали чернильные слёзы. Кухарка плакала в вестибюле библиотеки, а Вэкфорд отчаянно драил железную дверь. Чёрные пятна расползались по ней, словно плесень. Послышался гул, и дверь распахнулась. В туннеле, с обеих сторон заполненном книжными стеллажами, стоял Пип, его грим потёк. Горящие птички-оригами, словно огромные огненные муравьи, летели прямо на него и оседали у мальчика на волосах. А под сводом туннеля сжималось облако кишащих букв, оно пыталось прорваться на свободу сквозь узкие щели. И тут железная дверь захлопнулась.

Звук был таким громким, что Фурия проснулась. В ту же секунду она поняла, что закрылась настоящая дверь — заслонка в трубе.

Фурия вскочила и приготовилась бороться не на жизнь, а на смерть, но тут с потолка свесилась Кэт. На спине у неё был рюкзак камуфляжной расцветки.

— Это я, — сказала Кэт. — Я здесь живу.

— Который час? — У Фурии пересохло во рту.

На ней была несоразмерно большая футболка с ярким рисунком, а чёрный комбинезон висел на верёвке над печкой.

— Чуть больше двенадцати.

— Дня?

Кэт кивнула.

— Почти всё это время ты лежала как бревно и лишь изредка что-то бормотала.

Фурия встала с матраса, который вечером для неё расстелила Кэт, покрыв его какой-то тряпкой, чтобы спрятать пятна.

— Мне пора бежать.

— Куда это, интересно?

— Я пойду на ту сторону, к замку.

— Таким поведением преданных друзей ты себе тут не наживёшь.

— Ничего не могу поделать. Мне нужна помощь. Возможно, вчера я слишком поспешила с выводами насчёт Кирисса.

Рюкзак Кэт упал на пол, при этом оттуда послышался странный звук. Внутри что-то зашевелилось.

— Это она? — спросила Фурия. — Петушиная книга?

Кэт подняла рюкзак и отнесла его в самый дальний угол каморки.

— Здесь, в гетто, завтрак тоже стоит денег. И мне приходится каким-то образом на него зарабатывать.

— Как ты её поймала?

Кэт снова поставила на огонь чайник.

— Строго говоря, — сказала она, — это сделала ты.

Фурия всплеснула руками:

— Что ты, чёрт возьми, имеешь в виду?!

— Кажется, ты спешишь. Вот и уходи. Давай катись к своему бургомистру, или дядюшке, или кто он там такой. — Кэт кивком указала на комбинезон, висевший на бельевой верёвке. — Пришлось постирать его в дождевой бочке, иначе провонял бы весь дом.

— Отвечай, что всё это значит?

— На самом деле тебя вообще нельзя отпускать после всего, что ты тут услышала.

Фурия подошла к Кэт вплотную и ткнула указательным пальцем ей в грудь.

— Только попробуй меня не выпустить.

Кэт хотела оттолкнуть её, но Фурия это предвидела. Она увернулась и, проводив взглядом Кэт, потерявшую равновесие от собственного рывка, сделала пару шагов вперёд. Чертыхаясь, Кэт развернулась, но Фурия уже схватила рюкзак и попыталась его открыть. Молния поддавалась туго.

— Не открывай! — закричала Кэт.

Внутри что-то забилось ещё сильнее, будто бы там сидела кошка, только у этого существа были острые углы.

— Как ты можешь иметь дело с этим Иеремией?

— А ты с бургомистром? Ты продала свою душу Академии!

— Кирисс не…

Продолжить Фурии не удалось, потому что Кэт вдруг схватилась за лямки рюкзака с другой стороны и попыталась вырвать его из рук Фурии:

— Отдай сейчас же!

— Только если скажешь мне, что ты имела в виду, — ответила Фурия. — Я не ловила никакой книги! И не сталкивала никого с лестницы! Разбирайся со своей совестью самостоятельно, а меня оставь в покое.

Кэт потянула к себе рюкзак ещё сильнее.

— Отпусти!

Но Фурия и не думала отпускать. Что-то во всей этой ситуации не складывалось, казалось неправильным. Некоторых кусочков мозаики не хватало, возможно довольно многих. Пока она не найдёт их, понять, какую игру ведёт Кэт, невозможно. И подсказка находилась в этом рюкзаке.

— Этот Иеремия — паршивая свинья! Не понимаю, как ты с ним…

— Конечно, ты не понимаешь! Ты даже не отсюда. — От милой улыбки Кэт не осталось и следа. — Тебе не нужно каждый день ломать голову, как свести концы с концами, пока твои друзья сочиняют проникновенные речи о морали, политике и падении западной культуры, если все вовремя не перейдут на правильную сторону. На их сторону конечно же! Как будто на свете существует лишь добро и зло, и каждый, кто просто хочет, чтобы его оставили в покое, тут же становится их врагом.

Неожиданно Кэт отпустила лямки. Фурия отлетела назад, прижимая рюкзак к себе, ударилась спиной о комод рядом с печью и чуть не упала на колени. Кэт тут же подпрыгнула к ней, схватила дымящийся чайник и замахнулась им на Фурию.

— Клянусь, — мрачно процедила она, — я окачу тебя кипятком, если ты его не отпустишь!

Фурия крепче вцепилась в рюкзак и хотела швырнуть его в лицо Кэт, но в этот момент молния раскрылась и что-то с урчанием выпало наружу. Несколько секунд девочки, онемев, стояли рядом: Кэт со старым чайником в руке, Фурия — с пустым рюкзаком. Обе глядели на красную книгу, лежавшую на полу между ними. Она упала «лицом» вниз, прямо на клюв, но уже в следующий момент перевернулась, выпрямилась, расправила нижние углы, готовясь к нападению, и в то же время огляделась, пытаясь понять, где она оказалась.

Кэт замотала ей клюв скотчем, но книга изловчилась снять бо льшую часть ещё в рюкзаке. Она отбросила последний кусок клейкой ленты, издала ноющий звук, изогнула шею, вытянув её, как складной телескоп, и раскрыла клюв так широко, что девочки увидели розовый язык.

— Фуууу-риии-яааааа! — проревела она, как сирена воздушной тревоги, и Фурии понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что это не крик боли, а её собственное имя. — Что здесь… — начала она.

Но Кэт с грохотом вернула чайник на огонь и закричала:

— О нет! Только погляди, что ты наделала!

Подпрыгнув, книга взмыла в воздух и подлетела к Фурии. Не успели девочки опомниться, как она вцепилась ей в футболку и пробормотала с зажатым клювом:

— Фуия, ты дожжна мме помочь…

— Откуда ей известно моё имя?

Кэт схватилась руками за голову, так что её локти стали похожи на огромные рога.

— Именно этот вопрос я тоже не раз задавала себе. Всё прояснилось, лишь когда я вчера нашла тебя на крыше.

— Я твооояяя…

— Что?

— Шердешшшная книга!

Фурия, схватив книгу, оттащила её от своей груди, порвав при этом одолженную футболку.

— Эй, полегче! — возмутилась Кэт.

Книга закашлялась и выплюнула кусок ткани. Вытянув шею, она приблизила клюв к лицу Фурии. Это существо было похоже на безглазую змею, нижняя часть туловища которой переходила в книгу.

Кэт, ругаясь на чём свет стоит, отбежала на середину комнаты и, прислонившись к лестнице, без сил опустилась на пол.

— Я твоя сердечная книга! — выкрикнул кривой клюв, не делая попыток укусить Фурию. — Твоя сердечная книга, Фурия Саламандра Ферфакс!

— Ты?! — Девочка понимала, что в данном случае отвечать вопросом на вопрос не очень-то разумно.

— Не верится, правда? — спросила петушиная книга. — Твоя сер-деч-на-я кни-и-ига я!

— Ну разве я тебя не предупреждала? — с укором спросила Кэт. — Они кричат и спорят, а иногда и кусают прямо за пальцы!

— Но ты ведь даже не настоящая книга, — сказала Фурия.

— А кто же ещё? На кого я похожа, по-твоему? На курицу-пеструшку?

— Там хоть что-то… В тебе хоть что-нибудь написано?

— Библиомантика чистейшей воды! — хвастливо отозвалась книга. — Каждое слово — сила, каждый слог — мудрость!

— Мы можем сунуть её в печку, — предложила Кэт, — и подогреть на ней чайник.

Петушиная книга забарахталась в руках Фурии, будто хотела броситься на Кэт. Но ведь её можно было понять: Кэт заклеила ей клюв клейкой лентой и посадила в рюкзак, в котором наверняка пахло не лучше, чем в этой комнате.

— Как ты её поймала? — спросила Фурия. — Только не говори снова, будто это сделала я!

Кэт тяжело вздохнула. Похоже, больше всего ей хотелось сейчас, чтобы две её гостьи оказались по другую сторону моста.

— Она тебя искала с того самого боя у Иеремии. Наверное, книга почувствовала твоё присутствие, — кажется, так это у вас называется.

Фурия ошеломлённо кивнула. Она надеялась получить настоящую сердечную книгу, такую, как «Фантастико», так много для неё значащую, или ещё какое-нибудь произведение, которое ей нравилось и которым она могла бы гордиться. Необязательно «Одиссею» Гомера, но уж точно не петушиную книгу! Ведь сердечную книгу нужно хотя бы прочитать, как же иначе?

— Это создание бежало за тобой, но очень быстро потеряло твой след, — сказала Кэт. — Сообразительностью оно не отличается.

— Здесь воняет книжными отходами! — прокаркало существо. — Знавала я одну книгу, у которой воняло из клюва, но такого гадкого запаха, как в этой дыре, мне нюхать ещё не приходилось!

Кэт сжала кулаки.

— Когда я её обнаружила, книга продолжала выкрикивать твоё имя. Кстати, половина поселения уже его знает, а всё благодаря её дикому ору.

— Я твоя! — ликовала книга.

Она вытянула клюв и ласково потёрлась о щёку Фурии. Клюв был гладкий, словно полированный. Фурия отодвинулась, но была почему-то тронута таким внезапным проявлением любви.

— Но потом она снова нашла твой след, — продолжала Кэт. — Сначала она просто за тобой наблюдала. В тот момент я уже была у неё на хвосте.

— Значит, я стала твоей приманкой? — Фурия чуть не задохнулась от ярости. — Ты позвала меня лишь для того, чтобы её привлечь! Ты устроила ей ловушку!

— Целую дюжину ловушек, — ничуть не стесняясь, поправила Кэт. — Я засекла её вчера вечером здесь, неподалёку, и подложила парочку открыток — петушиные книги такое любят.

— Вкус у них отличный! — подтвердила книга.

— Ты пожираешь бумагу? — Фурия была слишком ошеломлена, чтобы продолжать злиться на Кэт. С ней можно было разобраться немного погодя.

— Не переживай, — сказала петушиная книга. — Я держу этот маленький порок под контролем.

— А вы, библиоманты, можете поменять сердечную книгу? — спросила Кэт. — На более нормальную?

Петушиная книга разразилась фонтаном ругательств, но Кэт оставалась совершенно спокойной.

— Отличная штука эта ваша библиомантика! — насмешливо сказала она Фурии. — По-моему, лучше уж быть камнем, чем тобой.

— Ты была бы исключительно вонючим камнем! — крикнула книга.

Фурия вытянула руку, на которой сидело это странное существо, и внимательно поглядела на него.

— Чашка чая мне бы сейчас не помешала.

 

Глава ДВЕНАДЦАТАЯ

— У тебя хоть название-то есть? — спросила Фурия. На корешке книги были выгравированы какие-то слова, но буквы давно поблёкли, и в тусклом свете укрытия Кэт их было едва видно.

— «Жизнь и похождения Авеля Скромного Аксбриджа, восьмого графа Тоскливого из Тосканы», — гордо продекламировала петушиная книга.

— Насчёт того, что этот граф был Тоскливым, у меня сомнений нет. — Кэт раскрутила на верёвочке мокрый пакетик чая и метнула его в воображаемую цель на стене.

Фурия покачала головой:

— У сердечных книг не бывает названий. — И, наклонившись к книге, добавила: — Но внутри у тебя ничего же такого нет, ведь правда? Никакого жизнеописания графа Тоскливого?

— Это конспирация, — прошептала петушиная книга. — Очень-очень хитрая конспирация.

Фурия устроилась вместе с книгой в одном из спальных мешков. Она снова надела комбинезон, и, хотя он был немного влажным и от него пахло плесенью, он больше не вонял кровью и потом, как прошлым вечером.

Кэт наблюдала за ней, остановившись в нескольких шагах.

— Что ты задумала?

— Если это действительно моя сердечная книга, то пришло время её испытать.

— Никакой библиомантики в моём доме!

— Слишком поздно! — возразила книга. — Я — самое благородное произведение искусства библиомантики. Моим создателем был потомок самого Григория Распутина, моя бумага…

— Давай-ка мы проверим, — сказала Кэт, — как поведёт себя в печке этот продукт искусства?

— Какое невежество! — возмутилась книга и повернула клюв к Фурии.

Она снова хотела прикоснуться к её щеке, но девочка схватила книгу за клюв и отодвинула от себя. Та отчаянно захрипела, будто её душили.

— Ну-ка сиди смирно! — приказала Фурия и, положив книгу на колени, оглядела тёмно-красную обложку, потом поднесла её к свету одинокой лампочки.

Обложка была испещрена следами боёв, которые устраивал Иеремия, но никаких серьёзных повреждений девочка не заметила. Даже позолоченные края были со вмятинами и царапинами, но узкий книжный блок держался довольно крепко. Фурия раскрыла книгу и с удивлением обнаружила, что её форзац сделан из шёлковой бумаги в цветочек.

— Миленько! — улыбнувшись, сказала она.

— Высочайшее качество! — Голос книги звучал приглушённо, потому что она лежала на коленях Фурии и её клюв упирался в бедро девочки.

Томик был нетолстым — на взгляд Фурии, чуть меньше двухсот страниц и довольно компактным — его можно было носить в кармане комбинезона. Латинские буквы внутри были написаны вручную, некоторые чуть выше или чуть ниже своих строчек.

Фурия быстрым движением перелистала страницы. В затхлой каморке Кэт вдруг почувствовался запах типографской краски и клея.

— Попробуй, — сказала книга. — Сейчас тебе нужно разделить моё страничное сердце.

— Я никогда этого не делала.

— Я тоже, — сказала книга. — Вместе у нас получится.

— «Тили-тили тесто, жених и невеста…» — сказала Кэт.

— Это я могла бы спеть о тебе, — возразила Фурия.

Книга хихикнула.

— Это ещё почему?

— Вы с Финнианом…

Кэт прикусила нижнюю губу.

«О-о, — подумала Фурия, — вот она, болевая точка».

— Он бы никогда… со мной, я имею в виду… Ведь я всего лишь охочусь на петушиные книги.

— И правильно! — выкрикнула книга. — Человек с безупречными манерами!

— Держи клюв на замке, — велела Фурия.

Кэт стояла в центре комнаты. Вид у неё был совершенно окаменевший.

— Он собирает уничтоженные книги, чтобы их похоронить. Чтобы из них выросли новые деревья. Он тебе об этом говорил? Таких, как Иеремия, Финниан ненавидит. И не может понять, почему я… В общем, точно так же, как и ты. Никто меня не понимает. Мы с ним друзья, и ничего больше, потому что он тайно презирает меня за мою работу.

— А вот мне вовсе не кажется, что он тебя презирает, — сказала Фурия, уверенная, что поднаторела в вопросах любви, поскольку знала пример бесчисленных романов, которые ей довелось прочитать, — в этом она походила на бедняка, никогда не пробовавшего ничего, кроме грубого хлеба, который вдруг стал бы изучать экзотическую поваренную книгу.

— Я-то знаю, поверь мне.

Клюв под раскрытой обложкой книги вцепился Фурии в ногу.

— Страничное сердце! Скорее!

Кэт снова широко улыбнулась — эта улыбка, словно маска, появлялась на её лице в любой ситуации. Впервые у Фурии закралось подозрение, что за этой улыбкой скрывается нечто большее.

— Ладно, — сказала она книге. — Я попробую.

Она перелистала ещё несколько страниц и раскрыла книгу наугад. Пока что не имело особого значения, какую строку она выберет. В будущем, когда они с сердечной книгой узнают друг друга получше, важна будет каждая деталь: волокна и плотность бумаги, яркость печати. Тогда они поймут, какие страницы особенно наполнены библиомантикой. Но для начала вполне достаточно всего лишь раскрыть книгу в любом месте и надеяться на лучшее.

Фурия зажала страницу между ладонями. На секунду она закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на своих ощущениях. Но девочка слишком сильно волновалась и поэтому совершенно ничего не чувствовала. Разве что лёгкое покалывание в ладонях, но оно вполне могло быть лишь плодом её воображения.

Фурия попыталась сконцентрироваться на цели, которой она хотела достичь силами библиомантики, струившимися из её сердечной книги. Надо было начать с чего-то простого, какого-нибудь трюка, в котором сложно переусердствовать.

Она очень медленно развела ладони в стороны на несколько сантиметров и смущённо убедилась в том, что всё идёт как по маслу.

Страница разделилась на две части — левую и правую, каждая из них пристала к своей ладони. Между ними появилось свечение — золотой луч неожиданной силы и яркости. Он исходил из переплёта, поднимался по страничному сердцу и проявлял там новый текст.

Слова были написаны на языке, которого Фурия никогда не учила, но тем не менее знала его. Одна за другой выступали строки, бессмысленные для обычных людей, прочитать их никто бы не смог. Фурия лишь пробежала по ним глазами, сначала прочитав их в уме, и лишь затем громко произнесла светящиеся фразы вслух.

Кэт отступила на шаг назад и упёрлась спиной в лестницу. Она содрогнулась, будто за шиворот ей упал таракан.

Позади неё загремел чайник, хотя Кэт сняла его с огня ещё несколько минут назад. Крышка открылась и повисла в воздухе на расстоянии нескольких сантиметров от отверстия. Потом, вибрируя, крышка полетела вперёд, описала круг прямо перед лицом Кэт и направилась к Фурии в другой конец комнаты.

Произошло ещё кое-что, но почувствовала это лишь Фурия. Только часть выделившейся энергии библиомантики ушла на то, чтобы заставить крышку от чайника летать по комнате. Основной заряд прошёл через руки в тело девочки и прочно обосновался в нём. Страничное сердце наполняло библиоманта неиссякаемой энергией, что со временем ею можно было пользоваться даже без книги.

Маленькими фокусами Фурия овладела уже давно — это удавалось ей при помощи врождённого таланта, но чем чаще она будет раскрывать страничное сердце, тем быстрее будет расти её сила.

Когда-нибудь она, возможно, научится находить в абсолютной пустоте переходы между убежищами или создавать собственные сердечные книги — оба эти умения считались доказательством наивысшего мастерства библиоманта.

До сегодняшнего дня это искусство никто не изучал и никто толком не знал, каких масштабов может достичь сила библиоманта. Некоторые факты были известны наверняка, другие же ставились под сомнение, но в целом библиомантика была большим белым пятном, совсем как белые, неисследованные края средневековых географических карт. Пока не достигнуто могущество Федры Геркулании, предвидеть развитие мастерства каждого библиоманта было невозможно.

Крышка чайника задержалась над сердечной книгой и вдруг полетела вниз — Фурия на секунду отвлеклась. Обе части бумажного сердца оторвались от её ладоней, золотой свет погас, а слои бумаги снова соединились в одну страницу. Фурия заметила это и рассердилась, но ей очень хотелось что-нибудь испробовать, поэтому напряжение её сохранялось.

— Стоять! — сказала она крышке.

Та замерла, подрагивая в воздухе.

Кэт взобралась по лестнице наверх и исчезла в слуховом окошке, но Фурия почти не заметила этого. Её воля сомкнулась над крышкой, словно кулак. Сила, которую она получила, была гораздо больше, чем рассчитывала Фурия. Это было прекрасное чувство. Вскоре она сможет достичь гораздо большего. Наверное, тогда…

Крышка лопнула и рассыпалась градом металлических осколков, от которых разлетелись ярко-зелёные искры. Несколько кусочков задели лоб и щёки девочки.

— Что случилось? — прохрипела книга.

Она по-прежнему лежала клювом вниз на коленях у Фурии.

Из пореза на лбу в левый глаз потекла струйка крови. Фурия нетерпеливо вытерла лицо тыльной стороной ладони. Наконец-то у неё появилась собственная сердечная книга, заряженная силой библиомантики. Фурия уже видела, как возвращается в резиденцию и освобождает Пипа. Незнакомое ей прежде чувство эйфории наполняло тело адреналином. Девочке казалось, что она способна сразиться с кем угодно.

В глубине души настойчивый внутренний голос призывал её вести себя благоразумно и не поддаваться соблазну. Но прислушиваться к нему девочка не собиралась. Фурия захлопнула сердечную книгу и вскочила на ноги. Лицо её было разбито, руки окровавлены.

— Кэт! — воскликнула она. — Я немного намусорила, но не слишком сильно… Кэт? Куда ты запропастилась?

В тот момент Фурия была ошеломлена и, возможно, не совсем адекватна, она стала жертвой собственной победы. Но ведь это она только что сложила страничное сердце! Она силой воли заставила предмет передвигаться по воздуху! Пусть это длилось совсем недолго и крышка в конце немного… взорвалась, но ничего страшного не случилось, никто особо не пострадал. Что значат несколько царапин по сравнению с тем умением, которым скоро овладеет Фурия? Она освободит Пипа, отправит на тот свет парочку кавалеров и — почему бы и нет? — раз и навсегда разделается с Интригой.

Внезапно острая боль пронзила плечо. Девочка вскрикнула и, закачавшись, увидела перед носом раздосадованную обложку — это петушиная книга вонзилась в неё своим клювом.

— Никогда — слышишь меня? — никогда больше себе такого не позволяй, Фурия Саламандра Розенкрейц! Иначе мы с тобой погибнем!

— Что?.. — пробормотала девочка. — Я не понимаю…

— Неужели никто не учил тебя, что высокомерие убивает быстрее любого врага? Ах, да ты просто не готова владеть такой замечательной книгой, как я!

Её последние слова заглушил грохот, проникший через открытое слуховое окно. В следующий момент из воздуховода в комнату спрыгнула Кэт.

— Они здесь, Фурия! Они тебя ищут!

— Полиция?

У Кэт было такое лицо, будто улыбка стёрлась с него навсегда.

— Интрига! — крикнула она. — Интрига и целая свора её кавалеров!

 

Глава ТРИНАДЦАТАЯ

Ещё несколько мгновений назад она смело ринулась бы навстречу опасности и предстала бы перед Интригой. Но безумная отвага, которая только что буквально распирала её, мгновенно испарилась. Вероятно, это петушиная книга спасла ей жизнь.

— Они близко? — спросила Фурия, взбираясь вслед за Кэт по лестнице.

— Пробираются по крышам.

— Ты видела её?

— Нет. Голуби почуяли опасность.

Когда они протискивались через дымоход, книга в комбинезоне Фурии всполошилась и заверещала так, будто сошла с ума.

— Тише ты! — одёрнула её девочка.

Кэт указала на противоположную покатую крышу метрах в тридцати от них, где возвышалось несколько каменных плит-перекрытий.

— Скоро они там появятся.

— Как же они меня нашли?

Кэт свирепо глянула на Фурию.

— Я тебе уже сказала: твоя новая подружка не могла заткнуть свой клюв и раструбила твоё имя по всему гетто.

— А как, спрашивается, я бы тебя нашла? — приглушённо проворчала из кармана книга.

— Они знают, что я у тебя? — спросила Фурия.

Кэт прищурилась, пристально оглядывая фронтоны.

— В любом случае они ищут здесь только тебя. А вокруг полно людей, кто видел нас с тобой вместе. Полиция так быстро нападает на след не всегда, а вот если за дело взялась Интрига… Хотя я не доверяю никому.

— А почему ты мне помогаешь?

— Мечтает обо мне! — встряла в разговор книга. — Она ещё не потеряла надежду!

Стая голубей устроилась на ближайшем коньке крыши. Кэт взмахнула руками, и тотчас птицы, одна за другой, начали слетать к ней вниз. Они окружили её, а одна голубка, сев на плечо Кэт, что-то проворковала ей в ухо.

— Они недалеко, — сказала Кэт.

Несколько мгновений девочки стояли среди пёстрого водоворота трепещущих крыльев, пока голуби не скрылись за каминной трубой.

— Ну, вперёд!

Подбежав к краю крыши, они переползли через высокую стену и попали в жёлоб между двумя фронтонами. Вероятно, здесь было полно мха и нечистот, поскольку дно жёлоба оказалось скользким. Фурия выглянула из-за стены и посмотрела через скат крыши на каминные трубы.

— Что ты делаешь? — возмутилась Кэт. — Нам надо смываться!

Фурия оттолкнула её руку:

— Прячься! Они идут!

С другой стороны плоской крыши появились трое, в этом убогом месте они казались чересчур ухоженными и изысканно одетыми. В руках у них были шпаги-трости, но Фурия знала наверняка, что в случае необходимости у этих ребят найдётся и огнестрельное оружие.

Кэт присела рядом на одно колено:

— Вот влипли! Мы бы вполне могли успеть, если бы…

— Они похитили моего брата, — прошептала Фурия и вытащила из кармана петушиную книгу. — И только от них я могу узнать, что же с ним случилось.

Книга недовольно пробубнила:

— Благоразумнее было бы удрать.

— Только не сейчас, — сказала Фурия.

Кэт схватила её за руку:

— Да они расстреляют нас раньше, чем ты успеешь снова что-нибудь взорвать.

— У меня другой план.

Кавалеры добрались до стены с шестью трубами по краю. Внизу под ними, на расстоянии трёх этажей, петляла узкая улочка.

— Они знают! — прошептала Фурия, когда трое мужчин поднялись на цоколь и начали обыскивать металлические трубы. — Кто-то выдал нас, рассказав им, не только куда мы побежали, но и кое-что ещё. Многим ли известно, где именно ты живёшь?

— Таких хватает. Здесь, на крышах, обитает уж слишком много людей.

Фурия про себя отметила, что Кэт называет экслибри людьми. За пределами убежища никто так не говорил. Её отцу никогда не пришло бы в голову выразиться подобным образом. Но, кроме как происхождением, здешние мужчины и женщины практически не отличались от тех, которых можно было встретить по ту сторону моста. Фурия вдруг подумала о том, что некоторые вещи, которые она с детства принимала как данность, оказывались на поверку совершенно иными.

— Фурия! — прошептала петушиная книга. — Прошу тебя, только без глупостей!

Кавалеры простучали трубы и принялись исследовать ржавые покрытия.

— Они вообще библиоманты?

— Не думаю.

— Мне казалось, ты должна чувствовать такие вещи.

Прошлым вечером Фурия рассказала Кэт, как Интрига и её кавалеры преследовали их с Пипом.

— Мы слишком далеко.

Вокруг этих мужчин чувствовалась аура книжной магической энергии, но она была совершенно не такой, как у её отца или бургомистра Кирисса. Девочка не могла определить, являются ли кавалеры людьми, экслибри или какими-то другими существами.

Кэт тихо выругалась:

— Чёрт, они обнаружили вход!

Один из кавалеров отодвинул свёрнутый лист металла, скрывавший проход в жилище Кэт и лестницу. Даже издалека было отчётливо видно, как он поморщился.

— Что это с ним? — спросила Кэт.

Книга хотела что-то ответить, но Фурия крепко сжала её клюв.

— Кто его знает…

Казалось, трое мужчин спорили, кто первым спустится в лаз.

Кэт победоносно улыбнулась:

— Они боятся ловушек!

Клюв в кулаке Фурии дёрнулся, но девочка не позволила книге снова обидеть Кэт. Новой ссоры ей совершенно не хотелось.

Наконец один из кавалеров что-то прокричал в трубу, беглянки уловили лишь угрозы: мол, он начинает спускаться и лучше им добровольно вылезти наверх или не двигаться и ждать его приказаний. В их руках мальчишка, и они расправятся с ним, если только встретят сопротивление.

Значит, Пип жив. Фурия почувствовала сильнейший прилив счастья, её охватила невероятная эйфория. Ей захотелось обнять Кэт и от радости подбросить в воздух сердечную книгу.

— Только попробуй! — фыркнула книга, высвободив свой клюв.

Фурия ошарашенно поглядела на неё:

— Ты читаешь мои мысли?!

— Нет, но я ощущаю, что ты чувствуешь в данный момент. Именно поэтому я твоя сердечная книга, а не какой-нибудь глупый словарь.

У Кэт был такой вид, что, скажи Фурия или книга ещё хоть слово, она расправилась бы с ними собственными руками.

— Тише вы!

Первый кавалер вытащил пистолет и полез в отверстие.

— Пора нам отсюда убираться, — прошептала Кэт. — Голуби говорят, что за ними следуют и другие слуги Интриги.

— Не знала, что голуби умеют говорить.

— Что им ещё делать целыми днями? Они сказали: «Восемь мужчин. И Интрига собственной персоной». Наверное, они разделились, чтобы прочесать гетто, и вот эти просто нашли тебя первыми. Остальные тоже скоро будут тут.

— Тогда нужно разделаться с этими, пока не подоспели другие.

— Но их трое!

Фурия наугад раскрыла петушиную книгу.

— Не спеши так! — сказала книга. Но, очевидно, эта чувствительность передавалась и в обратном направлении: Фурия ощущала, что её сердечная книга дрожит от возбуждения. Теперь они принадлежали друг другу навсегда, хотела девочка этого или нет. — Подумай о прикрытии! — сказала книга. — Если враз ты станешь слишком могущественной, то твоя сила может наделать глупостей, о которых ты будешь потом сожалеть.

Фурия сжала ладонями страницу, сосредоточилась и расщепила лист.

Двое мужчин, стоявших на крыше, разговаривали с третьим, спустившимся в убежище Кэт. Тот что-то кричал им снизу. Один из них поглядел туда, откуда они пришли. На их пути возвышался очередной фронтон, и Фурии не было видно, подоспела ли уже Интрига с подкреплением.

Третий мужчина осмотрелся по сторонам.

Чтобы создать страничное сердце, Фурии пришлось задействовать обе руки, поэтому она положила раскрытую книгу на стену. Кавалеры могли обнаружить её в любую секунду. Словно во сне, девочка прочитала светящиеся слова внутри страницы и направила сосредоточенный поток энергии на другую сторону крыши. По площадке прокатилась ударная волна. В воздух взметнулись клубы пыли и несколько голубей.

Мужчина, видимо, хотел закричать, но было уже слишком поздно.

Невидимая воздушная волна с силой двенадцатитонного грузовика врезалась в дымоход. Двое мужчин, секунду назад стоявшие между трубами, исчезли — их отшвырнуло к краю крыши, и они рухнули вниз, во двор между домами.

Когда пыль улеглась, девочки увидели, что все шесть труб погнулись, словно деревья на аллее после урагана. Кэт выругалась, но Фурия не придала этому значения: она была полностью поглощена гулом собственных мыслей. Сила библиомантики, вырвавшись на свободу, действовала в обоих направлениях: определённая часть этой силы снова впиталась в девочку и закрепилась в ней. Несмотря на все предупреждения, Фурия не могла предположить, насколько мощная энергия бушевала в тот момент в её теле.

Вены и артерии будто бы загорелись. Всё в Фурии пылало решимостью. Остановиться сейчас она просто не имела права: лучше уж сбросить крышу прямо на третьего врага либо наслать на него ураган из кирпичей и балок, прежде чем кавалер успел бы добраться до ската крыши.

Подсознательно Фурии так хотелось ощутить сладость победы! Она мечтала уничтожить противника, чтобы остальным это стало горьким уроком — нельзя злить Фурию Саламандру Ферфакс из легендарного рода Розенкрейцев.

Кэт вдруг отвесила ей оплеуху, но это не помогло, и тогда девочка бесцеремонно двинула Фурии кулаком прямо в живот. Фурия потеряла связь со страничным сердцем, и книга вздохнула. Сердито вскрикнув, Фурия протянула руки к Кэт — по ним бежала новая сила, которая дрожала между пальцев, казалось убеждая Фурию уничтожить Кэт. Зачем наказывать, если можно стереть раз и навсегда? Ведь это гораздо надёжнее!

В последнюю секунду Фурия опомнилась — и будто глубокий вздох погасил огонь у неё внутри. Падая, она упёрлась руками в стену и лишь успела заметить, как захлопнулась книга, сердито подняв клюв.

— Стоп! — прохрипела Фурия из последних сил, а затем снова, более уверенно, повторила: — Стоп!

Кирпичи, в которые она упиралась руками, пошли трещинами, и всё здание затряслось от грохота. Послышались встревоженные крики, но тут же снова воцарилась тишина. Волнение в её теле улеглось. Она поняла, что снова может чётко видеть и слышать.

— Фурия, — дрожащим голосом произнесла Кэт, — всё нормально?

В ответ девочка пробормотала что-то невразумительное и подумала: «Только что я чуть тебя не убила, и это совершенно точно НЕнормально».

Кэт отошла на пару шагов назад, как будто размышляя, подходящий ли сейчас момент, чтобы исчезнуть и предоставить Фурию самой себе. И всё-таки она осталась, и в её взгляде читалась нерешительность, совершенно не подходящая человеку, который «ищет вещи».

— Прости, — сказала Фурия, точно не решив для себя, за что именно она извиняется — скорее всего, за то, что могло бы случиться, не возьми она себя в руки.

На этот раз петушиная книга не делала ей замечаний, но и советов тоже не давала. Фурия оказалась в ситуации, когда у её сердечной книги пропал дар речи.

Из переулка послышались возбуждённые голоса. Фурии оставалось лишь надеяться, что два сброшенных ею кавалера, падая на мостовую, никого не убили.

Она влезла на стену, сунула в карман петушиную книгу и подала Кэт руку, чтобы той было легче карабкаться следом за ней. Кэт приняла помощь довольно нерешительно.

— Остальные будут тут с минуты на минуту, — сказала она. — Нам стоит уносить ноги, и побыстрее.

— Погоди секунду. — Фурия побежала по плоской крыше к согнутым трубам.

Её тело ныло от боли, но девочка поднялась на цоколь и поглядела вниз. В глубине, на дне переулка, распластались двое кавалеров. Рядом с ними остановились несколько зевак, над безжизненными телами склонилась какая-то женщина.

Волна ударила в трубы как раз в тот момент, когда третий кавалер вылезал из тайного убежища Кэт. Ударом его впечатало в трубу, и та, резко наклонившись, сломала кавалеру спину. В узком лазе он не мог двинуться ни назад, ни вперёд, его мрачный взгляд был устремлён в небо.

Фурия изо всех сил старалась не дрожать. Стон бедняги проникал в самое сердце. Собственный голос показался ей чужим.

— Что вам от меня нужно? — спросила она.

Кэт поднялась к ней на цоколь и, сверху поглядев на пострадавшего, устремила взгляд в том направлении, откуда вот-вот должны были показаться Интрига и остальные кавалеры.

— Что вам нужно от моей семьи? И куда вы утащили моего брата?

— Помоги мне… — через силу прохрипел мужчина.

— Где мой брат?

— Интрига… — Остальные слова потонули в жутком хрипе.

— Он умирает. — Кэт взяла Фурию за руку. — И нам это тоже грозит, если мы не исчезнем отсюда прямо сейчас.

Но Фурия вырвала руку и снова заглянула в лицо кавалеру. Ему было не больше двадцати пяти лет, и он обладал почти женской красотой. Стальные голубые глаза смотрели прямо сквозь неё. Фурия его узнала. Это был тот самый мужчина, который схватил Пипа на железнодорожной насыпи.

— Скажи, где мой брат, тогда я тебя отсюда вытащу.

Кэт умоляющим голосом снова постаралась её вразумить:

— На это у нас нет времени.

— Можешь сматываться, — сказала Фурия, даже не обернувшись. — То, что здесь происходит, касается только меня.

— Но он застрял в двери моего дома!

Фурия ещё ниже склонилась над мужчиной:

— Куда вы отвели Пипа?

— Никуда…

— Он ещё жив?

Как легко дались ей эти слова! Словно речь шла не о её младшем братишке, которого она любила больше всех на свете, а о каком-то незнакомце, с которым она никогда не встречалась. Эти слова пронзали её, словно холодное лезвие ножа.

— Жив, — повторил за ней кавалер.

А может, это был ответ?

— С ним всё в порядке?

— Держат… в доме…

— Он по-прежнему в резиденции?

Лицо умирающего стало бледным, как фарфор, будто кто-то положил внутрь его черепа кусок мрамора.

— Пока что там… — одними губами, пересохшими и бесцветными, прошептал он.

— Сколько человек его охраняют?

— Столько, сколько… ей нужно. — Кажется, губы кавалера растянулись в вымученной улыбке. — С ней всегда столько… сколько ей нужно…

Стая голубей вспорхнула с фронтона и опустилась на плоскую площадку крыши. Двадцать, а может, и тридцать птиц смотрели прямо на неё.

— Фурия, — позвала Кэт.

Лишь одно слово. Большего и не требовалось.

— Помоги же мне-е!.. — простонал мужчина.

— Что Интриге от меня нужно? Ей нужна книга Зибенштерна — так она сказала. Но какая?

— Та самая… книга.

— Как она называется?

На мгновение его взгляд, казалось, сфокусировался на её лице.

— Ты обещала… мне помочь.

— Сначала скажи, как она называется!

Голуби тёмной волной снова сорвались с крыши и уже через несколько секунд растворились в небе над головами девочек.

— Фурия! Пора!

Руки кавалера были крепко прижаты к телу, но Фурия была уверена, что если бы он только мог, то обязательно бы её схватил.

— Прошу тебя…

Она подумала о Паулине и Вэкфорде, лежавших в кухне. Вспомнила страх на лице Пипа, когда этот человек схватил его.

— Ты обещала-а… — прохрипел кавалер.

— Я соврала, — сказала она, развернулась и перепрыгнула туда, где её ждала Кэт.

Фурия удивилась, что её тело по-прежнему может двигаться: оно казалось ей совершенно одеревеневшим.

— Скорее! — Кэт побежала вперёд.

Фурия замешкалась и обернулась. Отсюда лицо кавалера со страдальческим выражением на нём казалось размытым пятном.

Обещала! — отзывалось эхом в её голове.

Фурия глубоко вздохнула, чтобы заглушить голос совести, и последовала за Кэт. Над ними кружила стая голубей, они оглушительно хлопали крыльями. Кэт что-то крикнула через плечо, но её голос утонул в этом шуме.

Девочки добежали до стены, за которой они хотели укрыться несколько минут назад. Кэт приготовилась прыгнуть наверх, чтобы не карабкаться и не терять драгоценное время, но не успела она сосредоточиться, как раздался выстрел.

Фурия напряглась, ожидая, что боль вот-вот пронзит спину, но ничего не почувствовала. Кэт тоже осталась на ногах, хотя чуть не потеряла равновесие, пропустив из-за выстрела подходящий момент для прыжка и споткнувшись о стену.

Фурия медленно обернулась.

Через конёк крыши перебирались пятеро кавалеров. Двое были с пистолетами, остальные достали шпаги-трости. Фурия не знала, известно ли им, что случилось с их товарищем, и могла ли им в голову, помимо безусловного поклонения хозяйке, прийти мысль о возмездии.

Интрига показалась из-за конька крыши последней. Казалось, она парит в воздухе и её ноги не касаются кирпичей. Лишь достигнув самой высокой точки на этой стороне крыши, она сделала несколько шагов по скату и с лёгкостью остановилась, будто шла по ровной земле. Сверху на чёрный костюм с облегающей юбкой был накинут длинный, до щиколоток, плащ с меховым капюшоном. В правой руке она держала маленькую, украшенную серебряными пластинами книгу, зажав страницу указательным пальцем, словно только что закончила читать.

Кэт схватила Фурию сзади и перетащила через стену.

Голос женщины был молодым и вкрадчивым. Ей необязательно было кричать. Фурия различала каждое слово, будто оно не летело по воздуху, а передавалось нитями библиомантики.

— Беги же, Фурия Розенкрейц, и тогда твой брат умрёт!

Интрига достигла площадки и остановилась. Стая голубей, кружившая над ними, в панике разлетелась, растворившись в небе.

— Клянусь, что человеком, который вонзит ему клинок в самое сердце, станешь ты сама!

 

Глава ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

— Она лжёт! — Кэт снова прикрикнула на Фурию. — Не слушай её!

— На этот раз Фурия последовала совету и побежала вперёд по водосточному жёлобу, стараясь не поскользнуться на влажном мхе.

— Ты всего лишь глупая девчонка! — Голос Интриги раздавался совсем близко, будто звучал в её собственных мыслях. — Неужели ты действительно думаешь, что у тебя есть шанс?

— Не оглядывайся! — крикнула Кэт, которой, похоже, не впервой было уходить от погони. — Ни в коем случае! Это нас только задержит.

Фурия боролась с соблазном посмотреть назад, но тут девочки оказались у края крыши. Перед ними разверзлась бездна, на дне которой виднелся узкий дворик. Крыша была огорожена низким карнизом, обрамлявшим фасад.

— Нам сюда! — крикнула Кэт.

Возможно, им удастся перебраться на другую сторону раньше, чем Интрига снова их догонит. Кэт полезла наверх, Фурия — за ней.

Потом Фурия много раз пыталась вспомнить, как ей удалось так быстро преодолеть целых десять метров. Наконец Кэт протянула ей руку и втащила её в очередное укрытие.

Тут появились два кавалера и стали карабкаться на цоколь. Кэт оттолкнула Фурию и, схватив кирпич, наугад швырнула его. Видимо, она попала в цель, поскольку мгновение спустя раздался крик, а ещё через секунду — выстрел.

— Что будем делать со вторым? — спросила Фурия.

— У нас нет времени.

Возможно, остальные слуги Интриги уже заходили с другой стороны, чтобы окружить их.

Девочки всё бежали, перелезая через кирпичные перегородки, цеплялись руками и ногами за выступы, спускались по скатам крыш. Наконец они добрались до небольшой террасы, через которую были протянуты верёвки. На них висело мокрое бельё, а из окна доносились тихие звуки скрипки.

За спинами девочек послышались шаги. Фурия и Кэт зигзагами лавировали в лабиринте мокрых простыней, которые скорее задерживали их, чем помогали спрятаться.

— Дай мне книгу, и всё будет хорошо, — снова потребовал тихий голос у самого уха Фурии, как будто Интрига стояла за одним из сушившихся полотенец.

Девочки остановились перед низким карнизом. За ним внизу виднелась узкая улочка.

— Стапель! — Кэт указала на сомнительную конструкцию из опор, досок и истёртых верёвок на стене противоположного здания. — Прыгай туда!

— Да эта штука просто развалится!

На самом деле у Фурии возникли более сильные страхи: хотя улочка казалась не более трёх шагов в ширину, девочка чувствовала, что никогда не осмелится на этот прыжок. Строго говоря, соседняя крыша была совсем близко, но пропасть между домами казалась ей просто огромной.

— Да прыгай же ты наконец! — крикнула Кэт и подбежала к стоявшей на краю крыши клетке из проволочной сетки.

Только сейчас Фурия заметила, что в ней были голуби.

— Это почтовые голуби?

— Нет. Вообще-то люди ими питаются. — Ногой Кэт сбила с клетки навесной замок и, распахнув дверцу, крикнула: — Летите! Скорей же!

Лишь сейчас сердечная книга снова подала голос из кармана Фурии:

— Это она успокаивает свою совесть. Освобождает голубей, потому что они выдают бандитам вроде Иеремии петушиные книги. Поэтому она в такой дружбе с голубями.

— Ну-ка заткнись! — велела Кэт, но по выражению её лица было видно, что петушиная книга попала в точку.

На другом конце террасы зашлёпали мокрые простыни — это кавалеры добрались до развешанного белья.

— Прыгай уже! — прокричала Кэт и, пока Фурия, всё ещё колеблясь, замерла в нерешительности, недолго думая забралась на цоколь, присела, готовясь к прыжку, и перемахнула на противоположное здание.

Едва она приземлилась, раздался оглушительный грохот. На мгновение показалось, что задрожали не только строительные леса, но и половина района. Их окутало облаком пыли, запахло влажной древесиной и ржавчиной. Опоры лесов пошатнулись и заскрипели, в некоторых местах, громко хлопнув, лопнули верёвки, но площадка стапеля осталась на месте.

— У тебя тоже получится! — крикнула через пропасть Кэт.

Фурия спиной почувствовала кавалеров, поглядела в бездну под ногами — и прыгнула.

С разгона она упала на стапель и врезалась в кирпичный фасад, к которому крепились леса. Её тут же отбросило обратно, но в последний момент, перед тем как Фурия перелетела бы за дощатый заборчик, её схватила Кэт.

— Пойдём дальше! — Кэт поспешила к навесной лестнице на фасаде здания.

У Фурии дрожали колени и тряслись руки, но она всё равно полезла следом за Кэт. Преодолев три этажа, девочки ступили на брусчатку и, подняв головы, увидели кавалеров, показавшихся над краем крыши. Их головы тут же исчезли: наверное, кавалеры решили найти другой способ спуститься. Где-то в доме распахнулась дверь, затем послышались шаги на лестнице.

Фурия повернулась к Кэт, и в этот миг узкий кусочек неба над их головами потемнел. Интрига, стройная и грациозная, перелетела через край крыши и на мгновение повисла в воздухе, словно стоя на стеклянном мосту между домами. Она держала в руке раскрытую сердечную книгу и декламировала что-то из неё. Свет страничного сердца падал на её лицо призрачным отблеском.

Кэт вцепилась в руку Фурии:

— Только не останавливайся!

Они снова побежали, теперь через ворота во двор и дальше на улицу, где бродили экслибри всех мастей и далеко не каждый из них был похож на человека. Фурия углядела медведя в униформе, который шёл на задних лапах, а за ним низкорослого человека с грязными волосатыми ногами.

Лишь когда в конце улочки девочки свернули за угол, Фурия поняла, что они оказались у границы гетто. В нескольких шагах находился пост, где гвардейцы в чёрно-красных мундирах проверяли документы проходящих экслибри.

— У тебя есть какой-нибудь пропуск? — нервно спросила Кэт, пока они подходили к воротам — быстро, но всё же не бегом, чтобы не привлекать внимания.

Фурия пошарила в карманах, пытаясь найти закладку из Либрополиса. Очевидно, Кэт постирала её вместе с комбинезоном: закладка до сих пор была мокрой.

— А ты как же?

— Меня-то они знают.

— Это хорошо или плохо?

Перед самыми воротами Фурия огляделась, но на людной улице не заметила ни одного кавалера. Интрига тоже не показывалась.

Гвардеец, проверявший пропуска, кивнул Кэт и неодобрительно поднял бровь, увидев размякшую закладку.

— Тебе следует хранить её более бережно, детка, — посоветовал он Фурии. — Новую придётся заказывать, а пока она будет готова, может пройти несколько недель.

— Оставь её в покое, — сказала Кэт.

— А ты не умничай, Каталина, а то и на тебя управа найдётся. — Гвардеец бросил на неё сердитый взгляд, но пропустил девочек и повернулся к следующему в очереди.

— Быстро проскочили! — обрадовалась Фурия, когда они пересекли границу гетто и остановились в нескольких шагах от неё.

— Иеремия платит этим парням за то, чтобы я могла проходить тут когда захочу. Должно же быть у меня хоть какое-то преимущество, если я на него работаю.

Сердечная книга Фурии забарахталась в глубине кармана, но девочка через ткань крепко сжала ей клюв.

— Скорее вперёд! — Кэт снова побежала, едва они отошли от ворот на безопасное расстояние. — Они по-прежнему у нас на хвосте.

Фурия обернулась и увидела, что на пропускном пункте уже стоят трое кавалеров. Вероятно, стражники задержали их из-за безупречного внешнего вида, так выделявшего их среди экслибри. Гвардейцы отказывались пропускать их без документов. Но радость Фурии мгновенно улетучилась, как только рядом с мужчинами появилась Интрига и, махнув рукой, отменила приказ стражников.

— Вот чёрт! — выругалась Кэт. — Ненавижу вас, чудовища библиоманты!

— Я ничего подобного не делаю, — сказала Фурия.

На самом деле она уже испробовала эту тактику. Сначала на Вэкфорде, затем на Сандерленде. Без сердечной книги у неё получилось лишь чуть-чуть изменить намерение швейцара, а с Сандерлендом эксперимент и вовсе не удался. Тиберий объяснил дочери, что каждому библиоманту знакомо это искушение: так хочется иногда сделать что-то лишь потому, что ты это умеешь. Принципы морали прививаются воспитанием, а нарушение правил очень легко может войти в привычку.

На следующей развилке Кэт, свернув вправо, побежала быстрее. Фурия едва поспевала за ней. Она совсем выбилась из сил, задыхалась и старалась не думать о том, как колет у неё в боку. К тому же девочку мучили сомнения: может, всё же стоило вступить в переговоры с Интригой?

Фурия готова была обменять любую книгу на жизнь Пипа, но она знала, что это вряд ли что-нибудь изменит. У неё не было уверенности в том, что Интрига остановится, заполучив книгу. Пока же цель не достигнута, Пип будет жив.

— Куда мы направляемся? — спросила Фурия.

— Сейчас увидишь.

Девочки пробежали через арку между двух книжных магазинов, пересекли двор и зашли в ворота, за которыми начиналась широкая лестница. Эта лестница вела в подземный мир Либрополиса. Снизу доносился шум конвейерных лент, десятки тысяч ящиков разъезжались отсюда по всему городу. Никто не смог бы прочитать все эти книги, но библиоманты в первую очередь хотели ими обладать. Их фантастическая страсть к коллекционированию была безграничной.

Кэт, перепрыгивая через ступеньки, направилась вниз, Фурия поспешила за ней. Здесь мужчины и женщины (скорее всего, это были экслибри) переставляли коробки с одного конвейера на другой под оглушительный рёв шестерёнок конвейеров. Во время работы почти никто не разговаривал.

Девочки прошли в другой конец помещения, не обращая внимания на крик бригадира, и полезли наверх по узкой пожарной лестнице навстречу солнечному свету.

— Так мы срезали не меньше мили, — сказала Кэт, когда они, запыхавшись, выбрались на поверхность.

Она повела Фурию через ворота по узкой улице, с обеих сторон заполненной витринами книжных магазинов.

— Они отстали? — Фурия едва дышала, в груди кололо так, будто вместе с воздухом в лёгкие попадали мелкие осколки.

— Кавалеры, может, и отстали, — с безразличным видом пожала плечами Кэт, — а вот Интрига… Говорят, если она выбрала цель, то никогда от неё не отступает.

— Именно этого замечания мне сейчас не хватало, — отозвалась Фурия. — Доли здорового оптимизма…

Улица упиралась в холм, единственный в округе. На его травянистом склоне возвышалась стеклянная оранжерея, отражавшая тусклый дневной свет.

— Ты хочешь зайти туда?

Кэт кивнула:

— Отсюда Финниан может вывести нас дальше.

— Но как он…

— Нам придётся его убедить. Пошли.

В витринах с книгами мелькнули их отражения. Затем дома остались позади, и девочки побежали вверх по склону. От оранжереи (её окна были крепко заперты) к лабиринту улочек Либрополиса спускалось множество троп. Людей поблизости не было.

Дорожка привела их к задней двери, через которую Фурия выбежала вчера. Ничего хорошего новое посещение оранжереи не предвещало, но выбор был невелик: Фурии ничего не оставалось, как только довериться Кэт.

Они остановились у двери, и вдруг сзади на них упала широкая тень. Фурия развернулась. Её рука тут же нащупала клюв петушиной книги в кармане комбинезона. Вытащив книгу, Фурия странным образом почувствовала в себе силы.

Интрига плыла по воздуху вдоль холма и почти догнала девочек. Между ними оставалось не больше десяти метров, когда Интрига опустилась на землю легко, словно пушинка. В одной руке она держала закрытую серебряную книгу, а другой достала из кармана плаща небольшой смятый лоскут и бросила его Фурии. Это был клочок светло-голубой футболки от пижамы Пипа.

— Книгу! — потребовала Интрига.

— Что вы сделали с Пипом?

— Мои люди получили приказ не причинять ему никакого вреда. Но всё может измениться прямо сейчас. Хватит от меня бегать. Неужели у тебя совершенно нет чувства собственного достоинства, маленькая наследница Розенкрейцев?

— Но я не понимаю, какую книгу вы имеете в виду!

— Ах, прошу тебя… Не притворяйся такой наивной овечкой.

— Вы сказали, что ищете книгу Зибенштерна. Но какую именно? У нас дома хранятся десятки его романов.

Интрига в ответ только усмехнулась:

— Ну уж точно не глупая история про разбойников, которой ты хотела сбить меня с толку на железнодорожной насыпи. И ты это понимаешь, Фурия. В душе ты знаешь правду.

Сердечная книга в руке Фурии, казалось, накалилась; её шея снова втянулась, превратившись в несколько колец, и лишь клюв торчал из обложки, словно причудливое украшение.

Позади них распахнулась дверь в оранжерею.

— Финниан! — крикнула Кэт. — Осторожно!

— Ложись! — заорал тот в ответ, и, прежде чем Фурия успела понять, что происходит, на неё прыгнула Кэт и прижала её к полу.

Грохот орудия прокатился по зелёному склону, его долгое эхо затихло где-то вдалеке. Что-то просвистело мимо Фурии, но она не видела, попал ли Финниан в цель, потому что на ней лежала Кэт.

Интрига неистово вскрикнула и вихрем взмыла ввысь, окружённая дрожащими в воздухе каплями крови. Зависнув над землёй на высоте примерно человеческого роста, она раскрыла свою сердечную книгу. Сразу несколько страниц встали прямо и расслоились, будто по молчаливому приказу.

Земля под Фурией задрожала, по ней вдруг пробежала трещина, похожая на зигзаг молнии. Трещина направлялась прямо к Финниану, пройдя в нескольких сантиметрах от Фурии и Кэт.

Парень отпрыгнул в сторону и на мгновение, словно в замедленной съёмке, повис на краю глубокой расщелины, разверзнувшейся рядом с дверным проёмом. Он отскочил чуть дальше и покатился вперёд. Но расщелина, всё удлиняясь, прошла прямо под теплицей, расколов каменный пол, будто тот был из воска, и сотрясла всё сооружение до самого фундамента. Десятки панелей лопнули, на пол посыпался град осколков стекла. Некоторые попали в Финниана. Фурия не видела, ранен ли он, и если ранен, то насколько опасно. В неё и Кэт тоже угодили осколки, но особого вреда не причинили.

Финниан попытался встать на ноги, но Интрига оказалась проворнее. Из-за широкой чёрной одежды не было понятно, куда именно она ранена. Её длинный плащ развевался от порывов невесть откуда налетевшего ветра. Небрежно взмахнув рукой, Интрига послала воздушную волну, которая, сбив Финниана с ног, перебросила его, будто куклу, через решётку оранжереи. С криком он пролетел между зубчатыми стеклянными колёсами, ударился ногой о металлические рельсы, а затем его поглотили заросли закладок.

Кэт отчаянно звала Финниана, но он не отзывался.

— А теперь разберёмся с тобой, — сказала Интрига и, опустившись на землю, быстрыми шагами направилась к Фурии.

За её спиной на склон поднималось полдюжины кавалеров с обнажёнными шпагами. Слуги почти догнали свою госпожу.

Из оранжереи послышались голоса. Кто-то звал на помощь, возможно садовник, которого тоже окатило дождём осколков. Остальные, наверное, искали Финниана.

— Отцепись! — сказала Фурия и, отодвинув Кэт, прокричала: — Я отдам вам книгу, только оставьте их в покое.

— Немного поздновато ты согласилась на сотрудничество. Твой друг в меня стрелял. — Интрига поглядела вниз, на ноги, но по её лицу было непонятно, больно ли ей.

Между ней и Фурией оставалось теперь не более пяти метров. Кэт с трудом поднялась и на мгновение замерла в нерешительности.

— Беги! — велела Фурия. — Позаботься о Финниане.

Но Кэт протянула руку, чтобы помочь ей встать. Это было ошибкой. Интрига взмахнула серебряной книгой — удар невидимого кулака швырнул Кэт в сторону оранжереи. Девочка ударилась о землю, и под ней захрустело битое стекло. Кэт оказалась совсем рядом с трещиной, которая постепенно начала затягиваться.

— Фурия… — пробормотал чей-то голос.

Краем глаза девочка заметила, как из травы показался клюв петушиной книги, измождённой, как и она сама, но совершенно не готовой сдаться. «Моя храбрая сердечная книга!» — подумала Фурия. Затем какая-то сила резко подняла её с земли и поставила на ноги.

— Что ж, — сказала Интрига, когда они оказались лицом к лицу, — этот вопрос мы должны обсудить, глядя друг другу в глаза. — Где книга Зибенштерна?

Фурия похлопала по карману комбинезона, в котором лежала единственная книга, которая была сейчас при ней. Под тканью чётко обозначились очертания прямоугольного предмета.

— Она здесь, — сказала Фурия. — Но как я могу быть уверена в том, что вы действительно отпустите моего брата?

— Тебе придётся мне довериться.

— Да, конечно.

— Я тебе доверяю, хотя ты и убила моих людей. — Глаза женщины сверкнули. — Убила, Фурия. Сначала это вызывает удивительные эмоции, не правда ли?

Фурия вздрогнула, но попыталась не выдать своих чувств.

— Пожалуйста, — сказала Интрига, — передай мне книгу.

У неё за спиной показались кавалеры. Ещё двадцать метров — и они будут здесь.

Фурия огляделась. Кэт ползла на четвереньках, пытаясь встать на ноги. Кажется, от страха за Финниана она совсем потеряла голову. Объект её тайной любви лежал где-то в зарослях в глубине оранжереи. Возможно, он разбился или его разрезало на куски осколками стекла. Губы Кэт беззвучно повторяли его имя.

Фурия ощупала карман на комбинезоне и дрожащими руками вытащила книгу Северина. Коричневая обложка была совершенно неприметной, без единого украшения. Единственная надпись, сделанная от руки, находилась на задней сторонке обложки. Но туда Интрига пока что заглянуть не могла.

— Эту книгу вы ищете?

— Дай-ка мне на неё взглянуть, — сказала Интрига, протягивая руку, и уже хотела взять книгу, как вдруг за её спиной кто-то вскрикнул.

Не успела она обернуться, как один из её слуг заорал не своим голосом. Наступление кавалеров остановилось. Двое мужчин рухнули на землю и стали отбиваться, будто пытались сбросить невидимые руки со своего горла.

— Что… — начала было Интрига, но закончить не успела.

За кавалерами выросла огненная стена, пылавшая белым фосфорическим светом, и, вытянувшись в высокую колонну, стала вращаться, как торнадо. Во все стороны разлетались угли и языки пламени.

— Нет! — крикнула Интрига.

Огненная колонна двинулась вперёд и с шипением врезалась в её слуг.

 

Глава ПЯТНАДЦАТАЯ

Оба кавалера, сопротивлявшихся невидимой удушающей силе, загорелись первыми. В мгновение ока языки пламени сомкнулись вокруг их тел, и они запылали, прежде чем успели сообразить, что же произошло. Четверо их товарищей отступили назад, но огненный столб коснулся ещё двоих и превратил их в жёлто-белые маяки, настолько яркие, что смотреть на них было невозможно.

Интрига испустила гневный крик, глянула на Фурию и, убедившись, что атака исходит не от неё, взмыла в небо.

У Фурии ещё хватило сил и присутствия духа, чтобы положить обратно в карман томик Северина и наклониться к петушиной книге. Она подняла её, схватив за складчатую шею. Та зарылась клювом в рукав Фурии, чтобы удостовериться, что больше ничто не разлучит её с хозяйкой.

— Фурия, быстро! — крикнула Кэт у неё за спиной. — Сюда!

Но Фурия не двинулась с места.

Внутри огненного столба показались очертания какой-то фигуры, словно кто-то продолжал охоту на оставшихся кавалеров. Фигура парила над землёй на той же высоте, что и Интрига, как будто стояла за кафедрой и зачитывала вслух фрагменты из книги, совершенно равнодушная к пылавшему вокруг адскому огню. У оставшихся двоих кавалеров тоже не было шансов выжить. Огненный столб нагнал их, и они загорелись, вспыхнув один за другим.

Жар поднимался волнами и пульсировал вокруг, больно покусывая лицо и руки Фурии.

Интрига замерла в воздухе, прямая, словно свеча, и сжала между ладоней свою сердечную книгу. Плащ соскользнул с её плеч и упал тяжёлыми складками, приземлившись около Фурии. Его тут же охватил очередной порыв жара и потащил вверх.

Интрига парила совсем близко от огненного столба и фигуры в его середине. Её сердечная книга по-прежнему была зажата между ладонями, и тут Фурия поняла, что происходит. Интрига создала не одно страничное сердце и не три, как прежде. Она освободила одновременно все страничные сердца своей книги — такое усилие мгновенно убило бы большинство библиомантов. Но Интрига даже не колебалась, она замерла в воздухе и рассмеялась, уверенная в своей победе, а сердечная книга у неё на груди озарилась ярким светом.

Блики света отделились, на мгновение охватив Интригу, а затем прямым лучом направились на огненный столб.

Фигура внутри пламени, раскинув руки в стороны, приготовилась к удару — и как раз вовремя. Она смогла отразить пучок мощнейших грозовых разрядов, но пламя тут же ослабло, и из потухшего огненного столба появилась женщина.

— Фурия! — снова крикнула Кэт. — Скорей сюда!

Но Фурия не могла отвести глаз от хрупкой фигуры, облачённой во всё белое, которая, припав на одно колено, виднелась среди травы, — фигуры Изиды Пустоты. Изида нащупала сердечную книгу и уже хотела раскрыть её, когда Интрига нанесла второй удар. На этот раз для нападения она использовала своих горящих слуг.

Шесть пылающих тел, словно марионетки, поднялись с земли и, пошатываясь, направились к Изиде. Жизнь, которую Интрига вдохнула в них в тот момент, лишь продлевала их мучения. Но мужчины, крича от боли, обязаны были подчиниться воле своей госпожи. Как опалённые мотыльки, которые никак не могут умереть, они приближались к своему противнику.

Едва Изида успела встать на ноги, как перед ней вырос первый кавалер. Его руки и ноги, охваченные огнём, казались спичками, чёрными, тонкими, непохожими на конечности человека. С рёвом он потянулся к ней, чтобы огонь перекинулся на Изиду. В последний момент она отпрыгнула в сторону, открыла книгу и сложила страничное сердце.

С её губ слетал лишь шёпот, но Фурии показалось, что она увидела перед Изидой какие-то очертания, туман, который, словно вторая кожа, защитил её от нападавших. Через мгновение первый кавалер рухнул на землю. Облако тумана перелетало от одного горящего кавалера к другому, и вскоре все шестеро лежали на земле, охваченные белым пламенем.

Изида опустилась на колени, истощённая от напряжения, но подняла голову, покрепче сжала книгу и повернулась к Интриге.

По-видимому, та не планировала уничтожить Изиду горящими кавалерами. Её целью было лишь отвлечь внимание жертвы, чтобы подготовиться к новому удару. И он последовал, мощный и беспощадный. Противники были окутаны огнём и дымом, поэтому Фурия точно не видела, что происходило внутри, но это было что-то большее, чем волна энергии. Казалось, весь холм задрожал, что-то невидимое отбросило Изиду на землю и втоптало её в траву с такой силой, будто по ней прошлось стадо бизонов. В ближайших домах у подножия склона полопались оконные стёкла, арочный фасад разрушился, будто бы по нему со всей силы ударил какой-то великан.

Кэт вдруг выкрикнула имя Финниана. Фурия обернулась и увидела, что он стоит в дверях оранжереи, прямо над затянувшейся трещиной. Одной рукой он опирался на дверной проём, потому что силы покидали его. Но всё же Финниан махал им и что-то кричал. Что именно, Фурия не разобрала.

Она снова поглядела на Изиду. Та как раз встала с земли и казалась слабой, но не сломленной. Изида издала протяжный клич — его жёсткие звуки, словно пули, полетели прямо в Интригу, которая, потеряв равновесие в воздухе, рухнула на землю, но тут же пришла в себя и снова поднялась.

Кэт опять принялась отчаянно звать Фурию, но та, не раздумывая, положила на колени раскрытую сердечную книгу.

— Готова? — спросила девочка.

— Нет, — ответила книга. — Но давай уже, начинай!

На этот раз Фурия лучше понимала, что нужно делать. Постепенно она начинала чувствовать свою силу. Её мастерство было далеко от совершенства, она действовала не слишком-то умело, но всё же ей удалось сложить страничное сердце и высвободить силу слов, не пострадав при этом от сил библиомантики. Ей до сих пор с трудом удавалось сопротивляться искушению. Она помнила, как опасно ощущать себя более могущественной, чем ты есть на самом деле, и на этот раз Фурии удалось удержаться от мании величия, охватившей её на крыше и чуть не погубившей всех.

Интрига собиралась направить в Изиду новую порцию сокрушительных слов, но тут её в спину поразил удар волны, которую вызвала Фурия. Женщина в чёрном вскрикнула и потеряла равновесие, но ринулась вперёд, прямо на противника, выронив при этом свою сердечную книгу. Она чуть не упала, опускаясь вниз. Её красивое лицо исказила гримаса ярости, а гневный взгляд встретился с взглядом Фурии.

— Ты?! — одними губами произнесла она.

Изида приподнялась, но её силы были на исходе, она снова упала на колени. И всё же она сложила страничное сердце и направила всю свою мощь на противника, которого так вовремя отвлёк удар Фурии.

От книги отделился клубок голубых молний и полетел в Интригу, окутав её голову огнём. Интрига издала душераздирающий вопль и попыталась содрать с себя эту оболочку, словно прилипшую паутину, но пламя перекинулось на руки, а затем покрыло всё её тело.

Интрига упала на землю, отчаянно крича, потом завертелась, на секунду зависла, словно сине-белый маяк, в чистом небе, а затем стремительно, словно падающая звезда, покатилась с холма и исчезла вдалеке за домами.

— Она ещё вернётся… — тихо простонала Изида, и её стон почти заглушил треск горящих тел кавалеров.

— Фурия! — Кэт уже стояла рядом с Финнианом, у входа в оранжерею, поддерживая его одной рукой, а второй махала Фурии.

Но та подбежала к Изиде Пустоте и постаралась помочь ей встать на ноги.

— Ты что творишь? — пропыхтела петушиная книга.

— Она меня спасла. Я не могу оставить её здесь на растерзание Интриги, которая может вернуться в любой момент. — Что-то подсказывало девочке, что это случится очень скоро, вероятно, даже скорее, чем они с Изидой смогут отсюда убежать. Но попробовать в любом случае стоило.

— А что же будет с твоим братом? — спросила книга.

Пип заполнял все мысли Фурии, но прямо сейчас ей нужно было подумать и о других.

— Она его так просто не отпустит. Да и нас тоже.

— Ты уверена в том, что делаешь?

— Да.

Её сердечная книга наверняка почувствовала, что Фурия врёт, но на этот раз решила промолчать. Фурия сунула книгу в карман и помогла Изиде встать.

— Пойдёмте, — сказала она. — Надо отсюда уходить!

Изида слабо кивнула, но сказать ничего не смогла. Она не истекала кровью, но было очевидно, что женщина не в состоянии передвигаться самостоятельно.

Пока Фурия тащила её к оранжерее, Кэт и Финниан провожали их удивлёнными взглядами. У них под ногами хрустели осколки, где-то в лабиринтах Либрополиса завыла сирена, и к ней присоединилось ещё несколько.

— Что это значит? — спросил Финниан.

Он был ранен в левую ногу, но это не мешало ему с ненавистью сверлить взглядом Изиду.

Фурия проигнорировала его взгляд и повернулась к Кэт:

— Ты говорила, что есть тайный ход, через который мы сможем убежать.

— Только не с ней, — сказал Финниан.

— Но она спасла жизнь Кэт и мне! — набросилась на него Фурия.

— Это правда, — кивнула Кэт.

Фурия смутно припомнила, с каким восхищением говорила однажды Кэт об Изиде Пустоте. Возможно, с кумирами дело обстоит точно так же, как и с любимыми людьми, — их не выбирают, независимо от того, к какому лагерю они принадлежат.

— Мы ни в коем случае не можем взять её с собой, — сказал Финниан.

Фурия хотела крикнуть ему, что у них нет времени, что Интрига будет здесь с минуты на минуту, но он продолжал:

— Если тебе что-то не подходит, можешь тоже остаться здесь!

— Финниан, без неё нас не было бы в живых!.. — умоляющим тоном добавила Кэт.

— Мы умрём, если возьмём её с собой. Потому что нас убьют, особо не разбираясь, — никто не станет выяснять причины или слушать сентиментальные истории.

Терпение Фурии лопнуло. Она прекрасно помнила всё, что сказала Кэт ещё совсем недавно на крыше, но сейчас был особый случай.

— Ты нам поможешь, — твёрдым голосом сказала она Финниану. — Всем троим.

— Я…

— Начиная с этого момента ты всё забудешь. Ты будешь просто показывать нам дорогу. — «Интересно куда?» — подумала она. — И приведёшь всех нас в безопасное место.

Финниан то открывал рот, то снова закрывал его, с удивлением глядя на Фурию, и не мог произнести ни слова в ответ.

— Эй! — набросилась на Фурию Кэт. — Ты не можешь так…

— Нам нужна его помощь, не так ли?

— Но он и так нам помогает!

— А ей — нет.

Изида у неё на руках становилась всё тяжелее. Фурия обернулась и поглядела на подножие склона, но дым от сгоревших кавалеров поднимался серой стеной, за которой едва можно было различить очертания домов и догорающие клочья травы. На холм стекались люди, они шли на помощь садовникам из оранжереи. И на помощь Интриге, которая затаилась где-то в стороне. Фурия чувствовала её присутствие так же отчётливо, как вонь и гарь.

— Она близко! — сказала Фурия Кэт. — Финниан должен вывести нас отсюда, и поскорее.

Кэт хотела что-то возразить, но её перебил Финниан.

— Я выведу вас отсюда, — хрипло прошептал он.

— Тогда вперёд!

Кэт недоверчиво уставилась на Фурию, на этот раз в её взгляде сквозила неуверенность, почти страх.

— Идите за мной, — сказал Финниан.

Он освободился из объятий Кэт, пошатнулся и чуть не свалил обеих девочек.

— Ты идиотка! — прошипела Фурии Кэт, помогая ему удержаться на ногах.

И все они направились в недра оранжереи.

За завесой дыма в зарослях двигались тени: садовник и помощники искали раненых. Фурия, рассчитывая на поддержку, повернулась к Изиде, но взгляд её был мутным: казалось, она вот-вот потеряет сознание. Возможно, так было бы лучше, потому что Фурия не нуждалась в одобрении женщины, поступки которой были совершенно необъяснимыми и которая могла оказаться такой же опасной, как и Академия.

Над склоном возник мощный порыв ветра, похожий на вихрь. Предчувствие, что Интрига вот-вот будет здесь, усилилось. Фурия схватила Изиду под мышки и заковыляла следом за Кэт и Финнианом. Теперь они находились на дорожке между деревьев в глубине теплицы. Ленточки-закладки на деревьях повисли горизонтально, указывая на них. Со всех сторон доносились голоса, но беглецы не встретили никого, потому что пробирались по самой чаще. Наконец они оказались у лестницы, спрятанной за стеной деревьев с широкими ветвями, склонявшимися до самой земли.

— Ты когда-нибудь там бывала? — спросила Фурия Кэт.

— Да. — Кэт даже не обернулась.

Ступеньки были достаточно широкими, чтобы сразу несколько человек могли спускаться по ним.

Фурия попыталась догнать ребят. Она не знала, сколько ещё времени Финниан будет находиться под её влиянием. Силу для этого фокуса она получила перед нападением на Интригу, но, возможно, весь запас уже израсходован. Для новых действий ей снова понадобилась бы сердечная книга.

Они прошли в хранилище со стальными воротами. Финниан уже снова мог самостоятельно стоять. Он похлопал себя по карманам, ища ключ. Найдя его, он вставил его в замок, помедлил — Фурия почувствовала, как в его уме зреет сопротивление, — и всё же открыл ворота. Механизм издал такое же жужжание, как и дверь, ведущая в катакомбы резиденции, и железный засов отворился.

Голоса за их спинами становились всё громче. На верхних ступеньках лестницы показалось несколько мужчин. Неужели среди них мелькнула ещё одна фигура? Или Фурии только на мгновение почудился женский силуэт?

Убедившись, что никто, кроме них, не проник в хранилище, Фурия крепче схватила Изиду, которая выскальзывала из рук. Затем она последовала за Кэт и Финнианом, которые углубились в темноту.

— Закрой ворота! — крикнула через плечо Кэт.

Фурия послушно выполнила указание. Она ожидала, что в хранилище будет жуткий, затхлый запах, но через секунду определила, что воздух наполнен пряными ароматами — мха и влажной коры.

Финниан включил тусклую лампу, находившуюся в соседнем помещении со сводчатым потолком, которое было не более десяти шагов в ширину. Никакого выхода на поверхность, даже какой-нибудь лазейки, видно не было. Идеальная ловушка.

— Финниан… — начала Фурия и вдруг почувствовала, что больше не может влиять на его мысли. Он больше её не слушался. Пока что.

Финниан подошёл к противоположной стене и поднял с земли камень размером с кулак. Какой-то шутник нарисовал на нём смешную рожицу. Финниан трижды ударил камнем в стену и повторил удары несколько раз в определённом ритме, казавшемся случайным, но, возможно, представлявшем собой тайный шифр. Спустя несколько секунд из-за стены пришёл ответ. Там кто-то был, и этот кто-то отзывался на сигнал Финниана.

Изида тихо застонала на плече Фурии, её веки дрогнули.

— Отойдите! — приказал Финниан. — Все!

В следующий момент кирпичная стена растворилась в тумане. Сквозь массивные стволы деревьев проникал зеленовато-серый дневной свет.

Позади них кто-то пытался выломать стальные ворота.

Из последних сил четверо беглецов пересекли границу убежища и оказались в Лесу мёртвых книг.

 

Глава ШЕСТНАДЦАТАЯ

Из клубов густого тумана они ступили на мягкую лесную землю. Лёгкая дымка ещё окутывала их, а когда Фурия обернулась, то сводчатый погреб, в котором беглецы находились всего несколько секунд назад, бесследно исчез. Они оказались в густой чаще леса. Свет проникал сюда, словно в аквариум, прямыми тонкими лучами. В воздухе разливался пьянящий аромат сухой листвы, смолы и грибов. В парке резиденции тоже можно было отыскать уголки с подобным запахом, но он был не столь сильным, как здесь.

Фурия прислонила Изиду спиной к дереву, между узловатых корней. Подбородок женщины упал на грудь, вены на лбу вздулись — казалось, она отчаянно борется за жизнь.

Раздался характерный звук — кто-то взвёл курок.

Фурия вскочила и вытянула руку с петушиной книгой в том направлении, откуда надвигалась опасность. Обернувшись, она наткнулась на настоящего великана — он был на две головы выше Финниана и в два раза шире его в плечах.

У мужчины была огромная седая борода и странный кожаный наряд, небрежно прошитый крупными стежками. Наверно, он появился из романа о золотой лихорадке и одежду с тех пор так и не поменял. К этому образу как нельзя лучше подходила и винтовка, которую он наставил на Фурию, — какой-то древний экземпляр со множеством насечек.

— Всем отойти! — приказал великан.

Он говорил с сильным акцентом, понять его было практически невозможно. Но поскольку он нетерпеливо грозил винтовкой, Фурия легко догадалась о том, что он сказал.

Несмотря на требование, она не сдвинулась с места. Скорее всего, этот экслибр был родом из книги, действие которой происходило на другом конце света, но Изиду Пустоту он узнал с первого взгляда. Кажется, великан не слишком-то жаловал Академию и её агентов.

— Оставьте её в покое! — заявила Фурия. — Она совсем ослабла и не может никому навредить.

Девочка бросила умоляющий взгляд на Финниана, но тут же поняла, что её влияние на него закончилось. Парень, казалось, не на шутку рассердился. Он выглядел таким разъярённым, что Фурия испугалась его больше, чем незнакомца с винтовкой. Финниан тем временем повернулся к великану и что-то сказал ему на незнакомом языке. Между ними завязался яростный спор. Лишь через некоторое время экслибр с ворчанием опустил оружие и, вытянув руку, указал куда-то в чащу леса, а затем сказал что-то, с чем Финниан нехотя согласился. Наконец незнакомец презрительно фыркнул и потопал в своих великанских сапожищах в ту сторону, куда сам и указал. Фурия не спускала с него глаз, пока тот не скрылся за деревьями, потом обернулась к Финниану.

— Спасибо, — поблагодарила она.

Финниан подскочил к ней и крепко схватил за плечи. Его голос дрожал от гнева.

— Ты… меня… меня…

— Я тебя обезволила, — призналась она и стряхнула его руки с плеч. — Не надо было меня к этому принуждать.

— Принуждать?! — с возмущением выпалил он.

— Нельзя было её там оставлять. Она спасла жизнь мне и Кэт!

— Только меня не впутывай! — Кэт уселась на толстый корень и, поставив локти на колени, подпёрла ладонями подбородок. — Я тебя не просила приводить подкрепление в лице твоей подружки.

— Никакая она мне не подружка!

— Ладно, — сказал Финниан. — Тогда, возможно, получится хотя бы тебя вывести отсюда живой.

На первый взгляд казалось, что они находятся в старом густом лесу. Такие уголки можно встретить в укрытых от ветра долинах Котсуолда. Земля здесь была неровной, деревья росли из ям, коренились в выступах скал. Удивительными были пятнистые корни, торчавшие из земли, и пятнистая кора этих деревьев. Когда Фурия наклонилась и рассмотрела их внимательнее, она обнаружила, что они сплошь покрыты буквами, которые были нацарапаны по всей длине корней и ствола, словно множество влюблённых парочек оставили тут свои инициалы. Некоторые надписи тянулись вертикально, другие — горизонтально, третьи — в виде причудливых волн. Тем не менее повсюду можно было различить напечатанные строчки, целые страницы, но не наклеенные, как на рекламном столбе, а вросшие в поверхность гигантских деревьев.

— Неужели все они когда-то были книгами? — спросила Фурия и попробовала разобрать несколько слов.

Финниан не ответил, но этого и не требовалось.

Кэт спрыгнула с корня, присела на корточки рядом с Изидой и положила свою руку на её лоб.

— Она совсем холодная.

— Будем надеяться, что она умрёт раньше, чем вернётся Хольмир, — сказал Финниан.

Фурия положила петушиную книгу на землю и провела кончиками пальцев по покрытой буквами коре.

— Хольмир? Тогда он не только выглядит как какой-нибудь тролль, но ещё и носит совершенно тролльское имя. Откуда он? Из Норвегии? Швеции?

— Из книг Астрид Линдгрен.

— Мне её герои запомнились более милыми.

— Когда-то он был разбойником, а сейчас охраняет переход. Возможно, на вид этот парень довольно грубый, но на самом деле он проявил к нам настоящее дружелюбие. Ворота можно открыть только с этой стороны. Хольмир — один из стражников. Он имел полное право пристрелить агента и любого, кто ей помогает. Сейчас он ушёл, чтобы получить новые указания. Хольмир не отличается особой сообразительностью, но зато на него можно положиться. Я обещал ему, что мы не сдвинемся с места, пока он не вернётся.

— Ты говоришь по-шведски? — спросила Фурия.

— Чуть-чуть. Я ведь не читаю книги от начала до конца, а только довольствуюсь обрывками, которые потом закапываю здесь в лесу.

Наверное, ему самому такое объяснение казалось вполне логичным.

Совсем близко в кустах что-то мелькнуло. Не успела Фурия обернуться, как неизвестное существо уже исчезло.

— Здесь водятся такие же звери, как и в нормальном лесу?

— Это и есть нормальный лес, — объяснил Финниан. — По крайней мере, он вполне нормальный для этого убежища.

Кэт сказала:

— Всё, что населяет его, было занесено извне. Убежища создаются совершенно пустыми. Но первопроходцы завезли в эти места диких кабанов, зайцев и другую мелкую живность.

— То, что сейчас шуршало в кустах, совсем не мелкая живность.

— Но это и не животное, — ответил Финниан, забираясь на валун, чтобы посмотреть в ту сторону, куда ушёл Хольмир. — Это был каллист.

Фурия бросила вопросительный взгляд на Кэт, но та лишь пожала плечами.

— Я и сама была здесь всего один раз, — понизив голос, призналась она. — И это получилось скорее… случайно. Финниан немного… — Она улыбнулась. — Немного напился.

— И заработал себе неприятностей по самые уши, — с раздражением добавил Финниан.

Как бы Фурия на него ни злилась — за его угрозы и напускную таинственность, — внутренний голос подсказывал ей, что Финниан неплохой парень. На самом деле он совсем не такой грубиян, каким хочет казаться, и, возможно, даже довольно умён. Но почему он так безразлично ведёт себя с Кэт? Может, ему сложно признать, что она ему нравится? Кэт ведь всего лишь охотница за петушиными книгами.

— Кто такой этот каллист?

— В дневное время он выглядит почти как человек, но на закате превращается в дерево, пускает корни и остаётся неподвижным до самого утра. Каллисты очень пугливы и редко показываются на глаза, чтобы никто не выследил и не срубил их. В темноте они совершенно беззащитны, а ведь есть немало людей, готовых заплатить огромные деньги за древесину каллиста.

Из обложки петушиной книги показался возмущённый клюв.

— Рассказывай всё до конца, парень, иначе это придётся сделать мне!

Девочки переглянулись. Финниан вздохнул и уселся на валуне, скрестив ноги по-турецки.

Кажется, рана его уже не беспокоила.

— Все они когда-то были сердечными книгами. Когда такая книга приходит в негодность, мы хороним её в этом лесу, как и любую другую. Вот только из сердечной книги получается не просто дерево. Это и не растение, и не человек, а что-то среднее. Днём они принимают обличие мужчин или женщин, а их лица напоминают лица бывших хозяев.

— Но разве сердечные книги чем-то отличаются от обычных? — спросила Кэт и покосилась на петушиную книгу. — За исключением здесь присутствующей, разумеется.

Финниан покачал головой:

— Книга, которая однажды нашла своего хозяина и заключила с ним союз, остаётся сердечной книгой, даже когда её обладатель умирает. Остальным она может казаться вполне обыкновенной книгой, но она изменяется совершенно, и тот, кто умеет читать между строк, всегда заметит душу владельца.

— Она что, сама себя переписывает? — ошарашенно спросила Фурия: ей никогда не приходилось слышать ни о чём подобном.

— Нет, — вмешалась петушиная книга. — Этого мы делать не умеем. Но наши хозяева заложены в нас с самого начала — именно поэтому мы можем вас почувствовать и выследить. И именно поэтому иногда читателям кажется, что книга, которую они держат в руках, предназначена только им, хотя на самом деле её настоящий владелец просто сильно на них похож.

— А эти существа, в которых превращаются сердечные книги, что они из себя представляют? — спросила Фурия.

— Их кожа покрыта буквами, — сказала петушиная книга. — Точно так же, как и кора деревьев в этом лесу. Это печальные существа, они находятся в вечном поиске того, чем были когда-то. Они мало что понимают, им трудно осознавать, во что они превратились, потому что большая часть из них теряет память, когда их хоронят. — В голосе петушиной книги попеременно звучали то смирение, то ярость. — Окончить свой век в этом лесу — это ужасное несчастье! Не дайте себя обмануть внешней идиллией. — Клюв воинственно нацелился на Финниана. — Или его добродушным видом!

— Но хоронить книги — всего лишь моя работа! — ответил Финниан. — Пока мы этим занимаемся, Академия нас не трогает. Никакой полиции, никакой охраны, почти никакого контроля.

Кэт насторожилась:

— Погоди-ка… Значит, ты хоронишь сердечные книги, хотя прекрасно понимаешь, что они ещё живы? Или что они снова будут жить? — Её лицо запылало. — И после такого ты ещё смеешь осуждать меня за то, что я охочусь на петушиные книги?

Сердечная книга придвинулась поближе к Фурии.

— Эти лесные могильщики — довольно неприятные типы, — прошептала она. — Все как один.

— Тебе они ничего не сделают, — сказала Фурия.

— Ха! Вон та красотка хочет сдать меня за вознаграждение! А этот пройдоха только и ждёт, чтобы похоронить меня живьём!

— Не волнуйся: обещаю тебя защитить. Ты и я, мы теперь связаны навсегда.

Из клюва книги вырвался тихий возглас радости. Затем она потёрлась о ногу Фурии. В приливе нежности девочка подняла книгу с земли и положила себе на колени.

Финниан попытался увильнуть, но Кэт не отступала:

— Всё время ты упрекал меня… И вот, оказывается, ты занимаешься тем же самым! Ты ни капельки не лучше меня, Финниан, ни капельки!

Он отвёл глаза.

— Здесь нет лучших и худших, — тихо сказал он. — Её я не считаю, — добавил он, кивнув на неподвижную Изиду.

Кэт вскочила и гневно уткнула руки в боки:

— Да она спасла нам сегодня жизнь! Сейчас её не за что упрекать.

Казалось, Финниан понимал, что уговорами и доводами тут не поможешь — Кэт слишком разозлилась. Поэтому он огляделся и заявил:

— Пойду-ка поищу Хольмира. Куда это он запропастился?

Кэт смерила его язвительным взглядом:

— Как бы не заблудился бедный великанчик!

Финниан, охнув, соскочил с валуна, и повернулся к Фурии:

— Просто оставайтесь здесь и делайте, что… Лучше совсем ничего не делайте. Если услышите стук… он доносится отсюда. — Финниан хлопнул ладонью по камню. — Это сигнал, что кто-то в Либрополисе просит разрешения войти. Не обращайте на него внимания. Никакие преследователи не смогут пробраться сюда, если никто не откроет им переход. Ну или им будет крайне сложно это сделать, и на это уйдёт уйма времени.

Фурия почувствовала, что это место её просто очаровало. Лес, состоящий из книг! Всего два дня назад она даже подумать не могла, что существует такое явление.

— Я скоро вернусь. — Финниан был заметно рад, что нашёл возможность улизнуть от спора с Кэт.

Чуть заметно прихрамывая, он отправился в путь.

— Иногда я ненавижу его лютой ненавистью, — пробормотала Кэт.

Фурия улыбнулась:

— Но ведь это неотъемлемая часть, верно?

— Чего?

— Сама знаешь чего.

— Ай, да ну тебя! — отмахнулась Кэт и посмотрела вслед Финниану.

— Давай беги скорее за ним, — сказала Фурия. — Это твой шанс раз и навсегда разделаться с собственным комплексом «он меня презирает».

— Хм, ты правда так думаешь?

Фурия кивнула.

— А ты без меня справишься?

Фурия поглядела на Изиду Пустоту:

— Кажется, она ещё нескоро сможет причинить кому-нибудь вред.

Кэт обняла Фурию:

— Спасибо.

Затем она поспешила за Финнианом, который, в свою очередь, отправился по следам Хольмира.

— Мерзкие типы! — проворчала петушиная книга. — Повсюду сплошь мерзкие типы…

 

Глава СЕМНАДЦАТАЯ

Кэт отлично помнила свой первый визит в Лес мёртвых книг. Финниан с другими садовниками, среди которых был и Гунвальд Оландер, провёл вечер в одном из многочисленных пабов гетто. Глубокой ночью он появился у Кэт. «У меня для тебя сюрприз», — сказал тогда Финниан. Он был навеселе, но вполне вменяем.

Кэт видела его таким один-единственный раз: подавленным, странно уязвимым, будто на несколько часов он сбросил свой панцирь, защищавший его от любых чувств. Вспоминая, Кэт подумала, что именно той ночью она впервые увидела в Финниане больше чем просто друга. Только сейчас она начала понимать, что ему нужен был кто-то, чтобы поделиться своей тайной. В ту ночь он привёл её в оранжерею, а оттуда они перешагнули порог убежища. Тогда дверь тоже охранял Хольмир, мрачный великан, любивший размахивать винтовкой, потому что слова давались ему с трудом.

Финниан подвёл Кэт к корявому дубу на холме, одному из самых старых деревьев в Лесу мёртвых книг. Его кора была покрыта древними буквами, которые сегодня никто уже не использовал. Вокруг дуба стояли стройные берёзки и ясени, роща серебрилась и мерцала в лунном свете.

Финниан и Кэт отлично лазили даже по самым отвесным вертикалям: в гетто с его густо заселёнными крышами это было совершенно необходимое умение. Они забрались на дуб и устроились на широкой ветке.

Финниан сказал, что раньше уже приходил сюда один и кое-что заметил. Что именно — он покажет ей прямо сейчас. Затем он прислонился к стволу дерева и моментально заснул.

Кэт улыбалась, держа его за руку и спрашивая себя, что же она здесь, собственно, делает. Она глядела поверх крон деревьев и с удивлением думала о том, что во всех убежищах звёздное небо совершенно одинаковое, как будто все эти поселения находились в одной и той же точке на карте. А ведь этот лес считался одним из самых дальних убежищ, которые даже не имели постоянного сообщения с обычным миром. Поговаривали, что могущественные библиоманты способны открывать переходы даже в самые глубокие убежища, но, возможно, это всего лишь слухи.

Кэт мирно сидела на ветке, сжимая руку Финниана, и размышляла о том, насколько красиво это место, какое оно мирное и уютное по сравнению с гетто Либрополиса.

И всё же она не хотела бы остаться здесь навсегда. Кэт поселилась в гетто по собственному желанию, она любила толчею, шум, рассказы экслибри. Лес мёртвых книг, напротив, был местом тишины и одиночества, и ей вдруг показалось, что Финниан больше всего на свете ценит этот контраст и потому часто меняет одно убежище на другое. Он был в постоянном поиске и не принадлежал ни к одному из этих двух миров. И хотя он выглядел довольно решительным, на самом деле очень боялся сделать окончательный выбор. Эта мысль давала Кэт надежду и в то же время вызывала отчаяние. Даже если он когда-нибудь заметит её чувства, всё равно никогда на них не ответит.

Таким уж он был, ничего не поделаешь. Выбор Финниана падал то на одно, то на другое, но в итоге это была всего лишь попытка убежать от самого себя.

В ту ночь случилось ещё кое-что. Когда звёзды постепенно поблёкли, а небо окрасилось в фиолетовые и алые тона, берёзы и ясени, росшие возле дуба, вдруг ожили. Казалось, будто их ветви качает ветер, но Кэт не чувствовала ни малейшего дуновения.

Ветви зашелестели и задвигались всё быстрее, словно пытаясь что-то с себя стряхнуть. В предрассветном полумраке кроны резко опустились и срослись со стволами, а когда первые солнечные лучи коснулись холма, деревья превратились в людей, став изящными женщинами и мужчинами с белой, как у берёз, кожей.

Едва появившись, они исчезли, и, когда Финниан проснулся, по-прежнему рядом с Кэт, на холме стоял один лишь дуб, окружённый кольцом вскопанной земли.

Финниан вывел девочку из леса и поблагодарил её, но ничего не объяснил. На прощание они обнялись, и на этом встреча закончилась. Кэт мучили подозрения, что она, сама не понимая почему, его разочаровала. Наверное, именно тогда Финниан догадался, что происходит с сердечными книгами, которые он хоронил в лесу. И это открытие его поразило.

Финниану необходимо было поделиться с кем-то своими мыслями, и он выбрал Кэт. Только потом Кэт осознала, что его стремление довериться ей было величайшим подарком, на который она едва ли могла рассчитывать.

— Финниан! — крикнула она, увидев его между деревьев метрах в ста от себя. Он знал здесь каждый камень и продвигался вперёд гораздо быстрее, чем Кэт, даже несмотря на свою больную ногу. — Финниан, ну погоди же ты хоть секундочку!

Он оглянулся, сделал ещё пару шагов и нехотя остановился. Потом пошёл ей навстречу.

Казалось, Финниан совершенно запутался. Он беспомощно разглядывал её тяжёлые башмаки, длинные ноги в разодранных лосинах и растрёпанные чёрные волосы. Кэт подумала о том, что если лицо у неё такое же грязное, как и руки, то она должна смахивать на солдата, который только что вылез из окопа.

Финниан не отвёл глаз, пусть даже в его взгляде мелькнула неуверенность.

— Послушай, — сказал он. — Мне жаль, если…

Кэт не дала ему договорить. Она подошла к нему вплотную — на голову ниже ростом, хрупкая, как ребёнок. Но горевшая в ней ярость позволяла ей чувствовать себя старше и увереннее.

— В течение многих лет ты заставлял меня мучиться угрызениями совести из-за того, что я беру деньги у таких типов, как Иеремия! — снова набросилась на него Кэт. — И возможно, ты даже был прав. Но как у тебя только хватало наглости упрекать меня, если ты сам здесь в лесу… даже не знаю… хоронишь книги, которые… которые не…

На самом деле речь шла вовсе не о том, что они оба совершили. Дело было в том, чего они не совершили.

— Ты не понимаешь, — начал он и только ухудшил своё положение.

— Это я-то не понимаю? — Голос Кэт стал совсем тихим — это был очень опасный знак. — У тебя совсем котелок не варит? Что тут непонятного? Ты хоронишь сердечные книги, прекрасно сознавая, что эти существа… эти деревья… кем бы они там ни были… блуждают затем по лесу. Они вынуждены скрываться даже от кучки неудачников вроде нас! И при этом ты продолжаешь упрекать меня в том, что я ловлю петушиные книги? В чём же разница между нами?

Финниан прислонился к стволу дерева, покрытого цитатами из сонетов.

— В тот раз я взял тебя с собой и показал тебе это, потому что…

— Но ведь я даже не знала, что именно ты пытаешься мне показать!

— Потому что у меня не хватило смелости во всём тебе признаться. Потому что я сам не знал, что и думать, когда услышал об этом впервые. И мне было стыдно. До того момента я ни о чём не подозревал.

— И несмотря ни на что, ты продолжил заниматься тем же.

Финниан кивнул:

— Такую цену мне пришлось заплатить.

— Заплатить за что? За то, что ты можешь здесь скрываться, когда захочешь? От чего ты бежишь, Финниан? От мира или от себя самого? Или, может, от меня?

— Всё не так, — возразил он.

И Кэт снова подумала: «Может, Финниан действительно ничего не чувствует?»

Неужели она казалась ему такой глупой или уродливой, что ему никогда не приходило в голову взглянуть на неё не только как на подружку с длинными, как у цапли, ногами?

— Тогда объясни мне! — потребовала она. — Сейчас же!

— Этот лес является, пожалуй, самым безопасным местом среди всех убежищ. Академию совершенно не интересует, чем мы здесь занимаемся. Для неё мы просто кучка болванов, превращающих книги в деревья. Будто в мире мало деревьев, из которых можно сделать новые книги… Духовного смысла они в этом не видят или им попросту всё равно. Первые библиоманты были коллекционерами, и большинство из них по-прежнему собирают книги, поэтому никого особо не заботит судьба повреждённых или уничтоженных книг. Для них они просто не имеют никакой ценности.

«Духовного смысла?» Кэт была слишком возмущена, а в этом состоянии от неё нельзя было отделаться какими-то отговорками.

Но Финниан продолжал:

— Они не принимают нас всерьёз, и очень важно, чтобы так продолжалось и впредь. Люди, которые живут в этом лесу, всего лишь выполняют свою работу, так считает Академия. Эти люди ни во что не вмешиваются и ничуть не интересуются тем, что происходит в мире снаружи. Академия считает нас наивными мечтателями. И это лучшее, что могло с нами произойти.

Кэт подошла на полшага к Финниану, сама не зная, почему ей так хотелось к нему приблизиться. Она ужасно на него злилась.

— Несчастье каллистов — это плата за то, что вы можете жить спокойной жизнью? — тихо спросила она.

— Да.

— И тебе не кажется, что это немного… эгоистично с вашей стороны?

Финниан запнулся, подбирая подходящие слова.

— Всё не так, как тебе кажется. Это намного больше и намного важнее, чем…

— Да что же это в самом деле такое, Финниан?! И почему мы спорим об этом, хотя в действительности… — Она испуганно замолкла, поражённая собственной прямотой.

Но Финниан всё равно её не услышал.

— Никто не должен узнать правду. И уж тем более эта Изида. Ей ни в коем случае нельзя позволить углубиться в наш лес, иначе убьют и её, и вас заодно.

— Кто может нас убить и за что, Финниан?

Она думала, что он просто оставит её и пойдёт вперёд, но вместо этого Финниан сделал то, что каждый раз доводило Кэт до белого каления. Именно из-за этого между ними никогда ничего не будет. Финниан пошёл в контратаку.

— Я прекрасно понимаю, что эта Изида Пустота для тебя что-то вроде образца для подражания, — сказал он. — Она охотится на экслибри, а ты охотишься… на всё, что попало. Возможно, она лучшая в своём роде, и я прекрасно понимаю, что ты…

Кэт влепила ему звонкую пощёчину. Она хотела на него накричать, но тут же испугалась, и от её злости не осталось и следа. Сразу воцарилась полнейшая тишина, даже птицы на деревьях, казалось, замерли, наблюдая, что же произойдёт дальше между двумя спорщиками.

Финниан уставился на неё во все глаза, такой же ошарашенный, как и она сама, но не разозлился, как ожидала Кэт. Вместо этого он притянул её к себе и поцеловал в губы.

Это был короткий поцелуй, почти мимолётный, но она почувствовала, что весь её мир перевернулся с ног на голову.

Финниан снова заговорил, на этот раз совсем тихо, будто деревья могли подслушивать их беседу:

— Я знаю, что ты никому об этом не расскажешь.

«О поцелуе?» — ошеломлённо думала она.

Он убрал руки с её плеч и сжал ей ладонь. Чувство, которое пронзило при этом Кэт, разительно отличалось от того, чего она ожидала. Оно было более сильным и ярким.

— Я покажу тебе то, что по-настоящему важно, — сказал Финниан и кивнул на тропинку, по которой в чащу ушёл Хольмир. — Но ты должна знать: если ты сделаешь этот шаг, дороги назад больше не будет. Ты станешь такой же, как мы. Такой же, как я.

И вдруг в одно мгновение ей стало ясно, что именно здесь происходит. Она могла бы догадаться и раньше, если бы нашла в себе силы взглянуть на всё со стороны, не поддаваясь захлестнувшему её вихрю чувств.

«Я такая же, как ты», — подумала она, а затем произнесла это вслух:

— Я такая же, как ты.

 

Глава ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Когда Изида Пустота открыла глаза, Фурия вытирала с её лба капли холодного пота. Веки раненой затрепетали, взгляд прояснился. Не говоря ни слова, она поглядела сначала на Фурию, затем на кроны деревьев. Её рука опустилась на пустую кобуру пистолета, но оружие она, должно быть, выронила ещё во время поединка с Интригой.

— Спокойствие! — сказала Фурия, сама не поняв толком, успокаивает она её этой фразой или угрожает.

Голос девочки прозвучал довольно измождённо.

— Где мы? — спросила женщина хрипло, как будто надышалась дымом пожара.

— В Лесу мёртвых книг, — ответила Фурия. — Это…

— Я прекрасно знаю, что это. Как я здесь оказалась?

Фурия посчитала резкий тон Изиды неуместным и решила для начала ничего не отвечать. Она поднялась и поглядела в ту сторону, куда ушли Кэт и Финниан. Казалось, их не было целую вечность. Фурия уже начала переживать, пока её… Да, собственно, кто? Пленница? Пока женщина не проснулась.

— Слушай меня, — сказала Изида, как будто у Фурии был выбор. — Нам ни в коем случае нельзя здесь оставаться! Это место вовсе не такое безопасное, как может показаться с первого взгляда.

— Это лес, — сказала Фурия, — и довольно тёмный. Ничто здесь не выглядит безопасным. И поверьте, если бы я могла здесь не быть, я бы так и поступила. — Вздохнув, она добавила: — Или если бы мой отец был жив. Если бы вы не появились тогда в той библиотеке и тем самым…

— Твой отец умер?

Фурия кивнула.

— Тогда, — тихо сказала женщина, — сейчас он может находиться где угодно.

Несколько секунд Фурия смотрела на неё во все глаза, не понимая, стоит ли ей продолжать расспросы. Или лучше наорать на неё?

— Мне казалось, что вы агент Академии, — наконец сказала она, — а не священник.

— Он был библиомантом, и довольно сильным.

— Если бы не вы, он бы сейчас был жив.

— Несчастный случай. И ты тоже об этом знаешь. Я появилась в Турине не из-за вас, и в его смерти я не виновна.

Фурия присела рядом на корточки. На белом корсаже женщины алели капли крови. Возможно, чужой.

— Вы вывели охранников прямо на нас. Эти люди не собирались убивать моего отца. Он умер от пули, которая предназначалась вовсе не ему — вам! — на одном дыхании выпалила Фурия.

— Охранники стреляли во всех, кто вторгся тогда в библиотеку. Они не знали, кто я такая, и, скорее всего, понятия не имели, кто вы. Возможно, мы просто оказались в неподходящее время в неподходящем месте. Сейчас нам следует держаться вместе. Тогда мы сможем помочь друг другу.

Неужели это тот же самый приём, который Фурия опробовала на Финниане? Только более мощный? Или чересчур тонкий?

— Прекратите это! — Девочка встала и сделала три шага назад. — Со мной этот номер не пройдёт.

Изида Пустота растерянно улыбнулась, будто говоря: «Да, малышка, и чем увереннее ты себя чувствуешь, тем легче мне будет пробраться в твои мысли!»

Чертыхаясь, Фурия подняла с земли тяжёлую ветку.

— В бессознательном состоянии вы были симпатичнее. Может, мне стоит…

Она не успела закончить, потому что на ум ей пришёл один важный вопрос. Но не успела девочка снова раскрыть рот, как Изида, будто сдаваясь, подняла руки вверх:

— Никаких приёмов, клянусь! Я буду с тобой честной, если ты ответишь мне тем же.

— Откуда вы узнали, что мы были в оранжерее? Вы ведь будто случайно оказались там в самый ответственный момент.

— Ты хотела сказать «в тот момент, который больше всего подходил, чтобы вас спасти»?

— Я ничего вам не должна. Если бы не я, вас, лежащую без сознания на траве, нашёл бы кто-нибудь другой. Возможно, это была бы Интрига.

Женщина улыбнулась:

— Или честные граждане Либрополиса, которые не дадут упасть даже волосу с головы агента Академии.

— Жители гетто смотрели на вас так, будто и сами не прочь разорвать вас на куски.

— Возможно… — Изида Пустота едва заметно пожала плечами. — Но я уже дважды спасла тебя от смерти. Сначала в Турине, а второй раз тогда на холме. Даже если ты и помогла мне — что совершенно не доказано, — тогда я опережаю тебя на одно спасение. Но это немного глупо — вести учёт в таком деле, ты не находишь?

— Откуда вы узнали? — снова спросила Фурия.

Она не даст сбить себя с толку и уж точно не отступит.

— Твой друг, садовник… Он вовсе не такой хитрый, каким себя считает. Но действует он быстро. Ему понадобилось совсем немного времени, чтобы найти этого идиота, которого я подослала к братьям-бородачам… Только не надо таких взглядов… Я прекрасно знаю: ты в курсе того, что там произошло, — полиция обнаружила тебя на той же улице. Это ведь не случайность, не так ли? Ты подслушала каждое слово.

Фурия неуверенно кивнула.

— Тогда ты знаешь, что я ищу.

— Атлас.

— «Атлас горизонтов». Именно так. Но сначала мне хотелось бы ответить на твой вопрос, чтобы разъяснить тебе, насколько ты рискуешь, общаясь с такими людьми, как этот мальчишка. — Изида со стоном, цепляясь за корни и ствол, встала на ноги. Держалась она весьма нетвёрдо.

Когда она продолжила говорить, её голос от напряжения срывался ещё сильнее, чем раньше.

— Он молниеносно привёл в действие всю систему, чтобы выяснить, с кем я имела дело тогда на улочке Пембрук-корт. Мальчишка проделал отличную работу. Жаль только, что я узнала о нём настолько же быстро, как и он обо мне. «Что ж, — подумала я, — стоит облегчить ему работу и самой выйти с ним на контакт».

— Вы собирались его пытать, как того беднягу на улице!

Агент криво улыбнулась, но и эта улыбка казалась очень вымученной.

— Полагаю, это было бы лишним. Братья-бородачи в любом случае передали бы свой ответ через него.

— Через Финниана?

— Неужели это тебя удивляет?

Подозревать кого-то — это одно, а вот услышать подтверждение из уст агента Академии — совершенно другое.

— Если вы считаете, что он — один из тайных борцов, зачем вы тогда спасли его от Интриги?

— Прежде всего я пыталась убить Интригу. Тебе не кажется, что здесь есть некоторое отличие?

— Вас заботит только она?

— Мы давно недолюбливаем друг друга. — Вероятно, эти слова и могли бы прозвучать просто и лаконично, если бы не слабая дрожь в её голосе. — Кроме того, мне показалось уместным сделать одолжение тому, с кем я собираюсь заключить союз.

— И тем самым помочь нам?

— Убить сразу несколько зайцев.

Фурия покачала головой и прислонилась спиной к валуну.

Мотивы Изиды её не слишком волновали. Но очень интересовал ещё один вопрос:

— А зачем вам этот «Атлас горизонтов»?

— Разве того, что я хочу обладать им, — недостаточно? Насколько я понимаю, он существует в единственном экземпляре. Во всяком случае, другие мне найти не удалось.

— А Пак и Ариэль увели его у вас из-под носа.

— Вот почему я хочу заключить с ними сделку.

— Что это за книга?

— Атлас, в который занесены не границы, а горизонты. И то, что находится за ними. Атлас скрытых земель. Карты, на которых можно найти места, нигде больше не обозначенные.

— Например, убежища?

— И они в том числе. Но не только.

Фурия скрестила руки на груди.

— Поиск атласа — это только первый шаг, верно? На самом деле вы ищете что-то другое.

Изида прислонилась затылком к стволу дерева и закрыла глаза.

— Это уже никого не касается.

— О чём-то же надо разговаривать, пока мы тут ждём.

Глубокий вздох сорвался с губ Изиды.

— Доводилось ли тебе слышать о месте, которое находится на границе между днём и ночью?

— Вы имеете в виду то самое место на Луне? Где заканчивается светлая сторона и начинается теневая?

— Стоя на Луне и глядя на Землю, ты заметила бы ту же самую границу и у нас тоже. С такого расстояния она кажется совершенно чёткой. Но здесь внизу граница растянута на много миль, и, если стоять внутри её, она перетекает из света во тьму. Поэтому никакой линии, перешагнув через которую можно из дня попасть в ночь, не существует.

Фурия кивнула.

— Даже если бы это было возможно, границу пришлось бы всё время передвигать, потому что Земля вращается.

— И всё же где-то должен быть город, который находится точно на границе между днём и ночью.

— Звучит как сказка.

«Как сказка, которую вполне мог бы написать Зибенштерн», — подумала Фурия.

Изида пожала плечами, и это движение было таким напряжённым, будто отбирало её последние силы.

— Возможно, я смогу отыскать этот город в «Атласе горизонтов».

— А что вам там нужно?

— Я там родилась. Это всё, что мне известно о моём происхождении.

Фурия внимательно смотрела на женщину. Та едва стояла на ногах, прижимаясь из последних сил к стволу дерева.

— А ваши родители?

Изида Пустота покачала головой.

— Откуда же тогда вы знаете…

— От моего приёмного отца. Он рассказал мне об этом, когда я была ещё совсем маленькой.

— Но почему бы вам просто не расспросить его обо всём?

— Мы уже давно друг с другом не общаемся.

— Но это всё же было бы куда проще, чем…

— Нет, поверь мне.

Фурия прикусила нижнюю губу, и воцарилось молчание. Прошло несколько тягостных минут, и агент указала на огромный камень за спиной Фурии.

— Это переход, ведь так?

Фурия резко отскочила от валуна, как будто он мог раствориться в воздухе и его могло бы всосать обратно в Либрополис.

— Находиться здесь небезопасно, — сказала Изида.

— Финниан сказал, что никто не может проникнуть в лес, если ему не отворят эту дверь.

— Интрига может создать ворота где угодно в этом лесу. Но если она захочет привести с собой кавалеров, ей нужен будет более устойчивый переход. — Кивком женщина указала на валун. — Вот это место.

— Тогда она скоро появится тут?

Казалось, Изида хотела что-то ответить, но вдруг силы покинули её. Левая нога подкосилась, и Фурия заметила, что тёмно-красные пятна на её корсаже стали больше. Значит, это всё-таки её кровь: рана была, наверное, и в самом деле глубокой.

Одним прыжком Фурия подскочила к Изиде, но не смогла её удержать. Она лишь успела подхватить её затылок, чтобы тот не стукнулся о жёсткий ствол.

— Разве библиомантика не может вас исцелить?

— А смогла ли она помочь твоему отцу? — Лицо Изиды стало белым как мел. — Мне нужен покой, но только не здесь… — Она хотела что-то сказать, но не смогла произнести больше не звука.

Фурия осторожно положила голову женщины на скомканную накидку и задумалась, не расстегнуть ли корсаж, чтобы поискать рану. Но эта плотно облегающая одежда явно стягивала любую рану гораздо лучше, чем Фурия могла бы забинтовать своими силами. Девочка решила пока что отказаться от этой идеи.

После того как Изида снова потеряла сознание, Фурия села, поджав под себя колени, вытащила из кармана книгу Северина и начала писать.

 

Глава ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Кэт и Финниан вернулись намного позже. Фурия как раз успела закончить своё послание Северину. Книга до сих пор лежала у неё на коленях, а взгляд девочки задумчиво скользил по выступам пористого валуна. Услышав голоса, Фурия вскочила и сунула книгу в карман.

Кэт и Финниан шли между деревьями, сопровождаемые толпой экслибри. Среди них оказался Пак. Как и в Турине, на нём не было одежды, лишь кожаная сумка на ремне, туго перетягивающем грудь. Он весь был покрыт мохнатой козьей шерстью. В сравнении с мускулистым, сухощавым телом очень странным казалось его детское лицо с острой бородкой. Из-под мохнатых бровей красноватым блеском, словно расплавленная сталь, сверкали глаза.

Фурия раскрыла сердечную книгу. Глядя поверх страниц, она наблюдала за незнакомцами, которые, разделившись, встали полукругом рядом с ней и неподвижно лежавшей Изидой.

На большинстве из них была прочная грубая одежда в коричневых тонах. Она совсем не подходила им — видно, сами они её не выбирали, им просто велели её надеть.

— Подожди пока, — сказала петушиная книга.

Но Фурия уже сосредоточенно пыталась сложить страничное сердце.

— Фурия, нет! — крикнула ей Кэт.

— Я тебе доверяла! — ответила ей Фурия. — Да и ему тоже!

Финниан поморщился:

— Ты навязала мне свою волю и заставила открыть ворота…

— Потому что ты не оставил мне выбора!

— А теперь ты не оставляешь его мне! Я же тебе говорил, что опасно приводить её сюда. — Он указал на Изиду, с закрытыми глазами лежавшую среди корней. Её правая рука покоилась на земле, прикрывая сердечную книгу.

Фурия не заметила, как агент из последних сил притянула книгу к себе.

— С тобой ничего не случится! — закричала ей Кэт. — Они дали нам слово.

Пак издал блеющий смешок, прошмыгнул вперёд и поглядел на Изиду. Он был без оружия, но его зубы были острыми, словно у людоеда. Когда он говорил, чёрный как смоль язык, казалось, так и выпрыгивал из его рта. Только теперь Фурия заметила копыта Пака.

— Изида Пустота! — прошипел Пак сквозь зубы и склонил голову набок. — Она потеряла слишком много крови.

— Почему это вас так заботит? — набросилась на него Фурия.

Он вальяжно повернул голову к девочке и рукой с жёлтыми обгрызанными ногтями закрутил бородку.

— А ты кто такая?

— Фурия Саламандра Ферфакс. — Она была уверена, что он просто пытается отвлечь её внимание от страничного сердца, которое девочка как раз собиралась сложить, — края бумаги уже светились, вот-вот всё должно было свершиться.

Но по каким-то неизвестным причинам петушиная книга пыталась удержать Фурию, будто хотела спасти её от глупостей.

Кэт оставила Финниана и подошла ближе, встав между Фурией и Паком.

— Ты уже давно знаешь её имя, — сказала она ему. — Прошу, оставь её в покое.

Фурия оттолкнула Кэт:

— Ты меня во всё это втянула. Теперь уж, будь добра, держись подальше.

Пак снова рассмеялся и, не обращая больше внимания на девочку, подошёл к агенту и присел перед ней на корточки. Независимо от того, какой стороной он поворачивался, на его лице постоянно лежала тень. Длинными пальцами Пак потянулся к сердечной книге Изиды и, схватив её, перелистал несколько страниц.

— Молитвенник? — Его кадык нервно запрыгал, а с губ сорвался радостный смех. — Браво, леди Пустота, ты не перестаёшь нас удивлять!

— Библиоманту не дано выбирать свою сердечную книгу! — сказала Фурия.

Петушиная книга в её кармане торжественно кашлянула и добавила:

— Что вовсе не понижает качество их сотрудничества.

Пак сунул сердечную книгу Изиды себе в сумку и подал знак остальным экслибри.

Вперёд выступил Хольмир.

— Отнеси её в лагерь, — сказал ему Пак. — И поосторожней — помни о ранах. Её смерть никому не принесёт пользы. — Другому экслибро, наполовину человеку, наполовину грызуну, он приказал: — А ты беги вперёд и предупреди Ариэля.

— Нет! — Фурия хотела встать у них на пути. Но Финниан крепко взял её за локоть.

— Они попытаются ей помочь, — сказал он. — По крайней мере, для начала.

— Ты же сам сказал…

— Не важно, что ты думаешь, но мы не отдаём её на заклание. Они не собираются убивать Изиду.

— Это правда, — подтвердила Кэт. — Когда мы пришли в лагерь, Хольмир уже обо всём доложил. Пак и остальные тут же бросились сюда, чтобы принести агента. С ней хочет поговорить Ариэль.

— Братья-бородачи всё время прятались здесь? — спросила Фурия. — Этот лес является их укрытием? И вы об этом знали?

— Я — нет. — Глаза Кэт были полны сожаления и растерянности. — По крайней мере, не наверняка. А вот Финниан…

Она замолчала, потому что на самом деле всё было уже сказано. Финниан был одним из повстанцев, что превращало его в смертельного врага Адамантовой Академии. Значит, для Фурии он был другом. Но почему же она совершенно этого не ощущала?

Страница в раскрытой петушиной книге по-прежнему дрожала и светилась, но Фурия уже потеряла свою силу. Даже если бы она захотела сейчас сложить страничное сердце, у неё бы ничего не получилось.

Девочка с силой захлопнула обложку, приплюснув клюв книги, и сунула её обратно в карман, настойчиво игнорируя нытьё, чуть приглушаемое тканью комбинезона. Затем она двинулась вперёд, не удостоив ни Финниана, ни Кэт даже взглядом.

Быстрыми шагами девочка последовала за Хольмиром с Изидой на руках. Он нёс её бережно, словно ребёнка.

 

Глава ДВАДЦАТАЯ

Ещё секунда — и Фурия рухнула бы в пропасть.

Из глубокого ущелья поднимались исполинские секвойи и тянулись высоко в небо, оплетаемые вьющимися растениями. Даже по самому краю скалы вились, путаясь стеблями и ветками, колючие кустарники, плющ и дикая роза.

Они уже довольно долго пробирались через эти заросли, казавшиеся на первый взгляд мелкими деревцами. И только присмотревшись внимательнее, — после того как её предупредил Финниан, — Фурия заметила, что земля под деревцами осыпается и между башнями толстых стволов и колючих лоз перед ней вдруг открылась глубокая пропасть.

Одна из секвой уже давно упала вниз. Её крона была похоронена на дне ущелья, на глубине двухсот метров, и в итоге дерево стало частью этого ущелья: сквозь него прорастали другие растения и тянулись из глубины к свету.

После того как экслибри вынырнули наконец из-под сетки листьев и виноградных лоз, закрывавших солнечный свет, Фурия заметила ступеньки, вырезанные в покрытом буквами стволе дерева. По ним путники спустились по склону и перешли через упавшее дерево, а там их ждали новые ступеньки, уводившие их, как винтовая лестница, всё глубже в ущелье.

Пак играл на флейте и пританцовывал, легко и беззаботно лавируя по краю скалы. Нежная мелодия, разносясь над кронами деревьев, никак не сочеталась с диким существом, которое её сочинило. Позади Пака шёл Хольмир с Изидой на руках, а за ним следовали Фурия и остальные экслибри. Замыкали процессию Кэт и Финниан.

Великан Хольмир, казалось, совершенно не ощущал вес женщины на своих руках, уверенно преодолевая ступеньку за ступенькой. За всё время пути он не проронил ни слова, и лицо его оставалось бесстрастным, даже когда Фурия догоняла его и обеспокоенно вглядывалась в лежавшую на его руках Изиду. Насколько она могла видеть, красные пятна на белом корсаже больше не увеличивались. Но даже не будучи врачом, она поняла, что агент потеряла слишком много крови.

Одна мелодия, которую наигрывал Пак, перетекала в другую. И хотя Фурия от всей души желала ему козлиной оспы, ей пришлось признать, что играл он виртуозно. В его музыке чувствовалось нечто успокаивающее и одновременно волнующее, мелодия то усыпляла девочку, то призывала её быть осторожной. Фурия не читала «Сон в летнюю ночь» Шекспира и уж тем более не смотрела эту пьесу на сцене, но ей знакомы были истории о существах, похожих на Пака, — хитром фавне и языческом Пане. Эти герои прекрасно знали, как управлять людьми и сбивать их с пути.

Через некоторое время — задолго до того, как они дошли до упавшей в пропасть секвойи, — окружающая растительность немного поредела, и Фурия смогла наконец различить глубокое дно ущелья. До него было довольно далеко, и если бы кто-то из путников сорвался со ствола, по которому они спускались, то наверняка разбился бы насмерть.

— Скоро будем на месте. — Один прыжок — и Кэт оказалась за спиной Фурии. — И не переживай ты так. Финниан, возможно, полный идиот, но этот шаг он тщательно обдумал. Мы могли бы всех опередить и переправиться обратно в Либрополис, но он убеждён, что здесь все мы находимся в безопасности. Даже она. — Кэт указала на Изиду, ноги которой слегка покачивались у Хольмира на руках.

Фурия в ответ лишь огрызнулась, но тут же забыла все свои слова, потому что увидела под ногами клубок спутанных корней. Когда секвойя сорвалась с обрыва, эти корни вырвало из земли, и сейчас они стали похожи на окаменевшие щупальца гигантского кальмара, своими размерами превышавшего самых огромных монстров из древних историй о заблудившихся мореплавателях.

Ступеньки были выбиты вокруг нескольких таких щупалец. Процессия осторожно спускалась по ним, пока Фурия не обнаружила, что они находятся в глубине корневой системы, в той части дерева, которая давно застряла в земле. Лишь когда они достигли последней ступеньки, Фурия увидела, что ожидало их внутри этого хаотичного лабиринта.

Лагерь повстанцев состоял из палаток, хижин, мостов, отвесных склонов, сгрудившихся в корневище старой секвойи. Некоторые жилища были выдолблены прямо в корнях, но большинство обитателей ютились в бревенчатых хижинах. Были здесь и нелепые сооружения из реечных рам и резных карнизов, паучьи коконы из канатов и шнуров, а также жилища из досок и звериных шкур и дома из огромных кусков коры, покрытой стёртыми письменами.

Мелодия, которую наигрывал на флейте Пак, словно компас, указывала им дорогу через узкие мостики, переброшенные на головокружительной высоте, по туннелям, выдолбленным в стволах. Лагерь кишел экслибри, большинство из них были человекообразными, но встречались и животные, и совершенно фантастические существа. Многие из них были вооружены. Фурия заметила и старинное колюще-режущее оружие, и современное автоматическое.

Никаких преимуществ перед жизнью в гетто или в убежище она пока не заметила. Ну кто согласится по доброй воле ютиться в такой глуши, где воняет гнилью и плесенью, где постоянно приходится опасаться нападения и носить при себе оружие?

— Тебе наше укрытие кажется жалким, правда? — Финниан нагнал Фурию и теперь шагал рядом, внимательно глядя на неё.

— Сдаётся мне, ещё рано делать какие-либо выводы.

— Неправда, твои выводы уже давно готовы. Перестань быть такой вежливой — тебе и раньше-то это не очень хорошо удавалось.

Фурия окинула его язвительным взглядом.

— Зачем всё это? — спросила она. — То есть я, конечно, понимаю, что гетто переполнены, в лагере ужасно шумно, да и вообще вряд ли кто-то захочет добровольно там находиться…

— Ну я же, например, захотела! — возмутилась Кэт.

— Но это… — Фурия широким жестом обвела поселение. — Как будто вас похоронили заживо, с той лишь разницей, что, может, иногда вам удаётся разглядеть сквозь ветки кусочек неба. Если сильно постараться, конечно. Здесь полная темнота, воняет, как в могиле, и, могу побиться об заклад, простыни у всех жутко влажные.

Ох, она прекрасно понимала, что говорит сейчас как избалованный ребёнок, ведь их постели в резиденции были влажными, как воздух Атлантики, но ей действительно очень хотелось понять мотивы этих экслибри. Что заставило их и нескольких людей спрятаться в этом месте? Жизнь здесь действительно сильно отличалась от жизни наверху, в гетто, но она явно была не лучше.

— Чего особенного вы тут нашли, чего нет у вас за пределами этого леса? — спросила Фурия.

— Свободу, — громко сказал Финниан.

— Но это свобода от чего? — не унималась Фурия. — Что именно вы можете здесь делать? Охотиться и лазить по деревьям?

Она и сама мечтала блуждать по лесам Лигурии с разбойничьей шайкой Фантастико Фантастичелли, спать под открытым небом и слушать у костра истории о давних приключениях. Но разве это живописали разбойничьи романы — влажные ночи на сквозняке, дождь, ветер и постоянный страх быть обнаруженным?

— Это свобода, и всё тут, — сказал Финниан. — Без отговорок «если» и «но», без вопросов «почему?» и «зачем?». Просто чтобы осознавать: никто не осудит тебя за то, что ты не такой, как другие. Экслибри не просили со том, чтобы их перебросили из книг в наш мир. И виноваты в этом вы, библиоманты, потому что не можете совладать с собственной силой. Вы презираете их и запираете в гетто, потому что они напоминают вам о ваших слабостях.

Фурия могла бы возразить, что лично она ничего такого не совершила, но этот спор ни к чему бы не привёл. К тому же Финниан был прав. В определённой степени библиоманты действительно несли ответственность за судьбу экслибри. Вместо того чтобы сблизиться с ними, библиоманты их подавили, чтобы ненароком не оказаться в неудобном положении и не просить прощения.

Процессия дошла до необычного клубка из сросшихся корней, который был больше, чем двери в их резиденции. Над ним висел чугунный колокол, такой огромный, что его вполне можно было представить в величественной часовне.

Из прохода показался Ариэль. Чёрные волосы дыбом, как после взрыва, обрамляли его худощавое, измождённое лицо. На Ариэля упал тонкий луч света, пробившийся золотой нитью сквозь полумрак, и бледное тело вождя повстанцев будто вспыхнуло голубоватым светом.

Ариэль был таким же маленьким и худым, как Пак, очень мускулистым, а из одежды на нём были лишь кожаные штаны грубой выделки. По его бело-мраморной коже то и дело пробегали светлые пятна, напоминавшие Фурии облачное небо.

Шекспир назвал Ариэля духом воздуха — очень загадочное описание. Но, выпав из текста, Ариэль, как и остальные экслибри, наделённые в своих историях магическими способностями, эти способности потерял.

— Мираж, — сказал он наконец, обращаясь к Фурии, а она неотрывно смотрела на него. — Раньше это были укрощённые бури, сила ветров, усмирение непогоды. Сегодня от этого великолепия осталось лишь несколько теней, которые, как огоньки, загораются и тлеют в зрачках, даже если смотреть в другую сторону. Они — это всё, что у меня осталось.

— Если это правда, — отозвалась Фурия, — то как вам удалось сбежать тогда из библиотеки? Не совершив прыжок…

— В этом укрытии ты встретишь не только экслибри, — прервал её Ариэль, не дав договорить. — Есть и другие несогласные с политикой угнетения, которую практикует Академия. Например, библиоманты — такие же, как и ты. Двое из них ждали нас в условном месте и помогли совершить прыжок.

Библиоманты, поддерживающие повстанцев? Неужели система настолько развалилась? Возможно, невежество Фурии можно было бы назвать наивностью, и вряд ли такая наивность причисляется к недостаткам. Тем не менее Фурию вдруг поразило открытие, что отец оберегал её и Пипа от реальности. Академия осудила Тиберия на смерть, но он, как изгнанный дворянин, сохраняющий преданность королю, по-прежнему остался верен старым идеалам. Неужели он выдумал эту свою миссию с пустыми книгами лишь для того, чтобы не признавать правды? Это было печально, и Фурия дико злилась на отца за такую сознательную слепоту. Многие годы он обучал её охоте за наследием Зибенштерна, но при этом совершенно не подготовил своих детей к жизни.

Она указала на Изиду Пустоту на руках у Хольмира:

— Можешь её спасти?

Взгляд Ариэля был таким пристальным, что казалось он видит её насквозь.

— Но ведь ты уже сделала это сама!

— Я?!

Он хитро улыбнулся, и эта улыбка немного рассеяла его таинственность. Улыбка казалась лукавой, хоть и не могла стереть древнюю печаль из его глаз. В «Буре» Шекспира Ариэль был пленником, рабом мага Просперо, вот и сейчас он жил в неволе, несмотря на всё, что говорил об этом лагере Финниан.

— Проходите! — пригласил гостей Ариэль галантным жестом.

Пак снова поднёс к губам флейту и принялся прыгать вокруг своего приятеля, со всевозможными ужимками копируя его жесты.

Фурия прошла вперёд, за ней Хольмир, а следом — Финниан и Кэт. Остальные экслибри остались снаружи.

Внутри корневища оказалась одна-единственная клетушка, очертаниями напоминающая кокон из плетёной лозы. Пол был деревянный, звук каждого шага разносился эхом по всему помещению, обставленному лишь самым необходимым. У стола стояло несколько стульев, в углу — кровать, но без постельного белья, а в центре — остывший очаг под отверстием в потолке. И повсюду книги, сложенные стопками.

— Это всё, что мне нужно, — сказал Ариэль, перехватив удивлённый взгляд Фурии. — На острове у меня и этого не было.

Он расстелил на полу одеяло из звериных шкур, и Хольмир положил на него Изиду. Когда её руки и ноги коснулись пола, Фурии показалось, что пятна крови на платье агента заметно уменьшились. Неужели раньше от волнения ей чудилось, что пятен стало больше, а ранение страшнее, чем на самом деле?

Ариэль положил руку Изиде на лоб.

— Она поправится, — заключил он.

Пак тоже склонился над спящей женщиной и, подняв ей веко указательным пальцем, хихикнул. Возможно, в глазу агента он увидел своё отражение, потому что, скорчив отвратительную гримасу, откровенно развеселился.

— Эй! — возмутилась Фурия. — Руки прочь!

Пак действительно отскочил в сторону и пару раз картинно подпрыгнул вокруг очага, ни на секунду не упуская девочку из виду. Сейчас он вёл себя как сумасшедший, но раньше, у скалы, Пак отдавал совершенно чёткие указания, и, казалось, экслибри признавали его одним из своих предводителей.

— Садитесь. — Ариэль смахнул чёрные пряди со своего лица, но они снова упали ему на глаза. — Все!

Финниан тут же опустился на стул, а рядом неуверенно присела Кэт.

— Что с ней теперь будет? — спросила Фурия, по-прежнему стоя рядом с Изидой.

— Она поправится, — повторил Ариэль. — Выздоровление уже началось.

— Но как это может быть? — спросил Финниан. — Она потеряла столько крови, и у неё был такой вид, будто…

— Спроси свою подружку Фурию, — ответил Ариэль.

Все взгляды обратились к ней. В глазах Кэт мелькнул тот же страх, что и тогда на крыше, когда Фурия убила кавалеров.

— Ты совершила это с помощью библиомантики?

Фурия отчаянно замотала головой:

— Неправда, я её не исцеляла! Да я вообще не умею такого делать!

Ариэль снова окинул её изучающим взглядом.

— И всё же ты что-то сделала и сама этого не осознаёшь. Но если это правда… — В его глазах сверкнула искра, вселившая в Фурию дикий страх, — он действительно заглядывал в её мысли, теперь она в этом не сомневалась.

Пак вытащил из своей сумки сердечную книгу Изиды и положил её на середину стола. На какой-то момент все взгляды были прикованы лишь к ней. Ариэль открыл ящик и достал оттуда руку библиоманта, которую Финниану раздобыла Кэт — должно быть, юноша передал её братьям-бородачам. Татуировки в виде букв, которые покрывали каждый сантиметр руки, были бледно-голубоватыми, а круглая металлическая пластинка, прикрывавшая рану на запястье, покрылась зелёным налётом. Пальцы были слегка согнутыми, будто рука протянулась, прося милостыню. Ариэль положил руку неизвестного библиоманта на сердечную книгу Изиды, словно пресс.

— Для начала этого должно быть достаточно, чтобы Изида не смогла ею воспользоваться, — сказал он.

Для Фурии эта стратегия стала ещё одной новинкой — таких открытий за последние несколько часов она сделала для себя довольно много. Интересно, какие способы разработали экслибри, чтобы защититься от силы библиомантики?

Тем временем пятна крови на узком корсаже Изиды продолжали уменьшаться. Если раньше они перетекали одно в другое, то теперь медленно растворялись, и ткань снова становилась белоснежной.

— Разве мы не должны позаботиться о ней, обработать раны? — спросила Фурия.

Ариэль чуть заметно улыбнулся:

— Может, чуть позже. В эту минуту они затягиваются.

— Но как такое возможно? — спросил Финниан.

— И почему кровь при этом исчезает с её одежды? — спросила Кэт. — Ткань выглядит чистой.

Ариэль посмотрел на Фурию:

— Может, объяснишь им?

— Но я сама ничего не знаю!

Пак опустился на четвереньки и, словно собака, обнюхал тело агента.

— От неё больше не пахнет смертью, — сказал он.

Финниан шумно вздохнул и откинулся назад. Он улыбнулся Кэт и будто мимолётом коснулся её руки.

Фурия с ненавистью наблюдала за тем, как Пак вьётся вокруг беззащитной Изиды, будто поджидая, когда представится случай вонзить свои острые зубы в её плоть и вырвать кусок человеческого мяса.

Неожиданно Ариэль сказал:

— Нам очень жаль, что твоего отца не стало.

Фурия застыла от удивления. Поборов замешательство, она повернулась к Кэт:

— Это ты им рассказала?

Но та серьёзно покачала головой:

— Ни словечка, клянусь!

— Этого даже не потребовалось, — сказал Ариэль.

Фурия шагнула к нему с угрожающим видом, положив руку на петушиную книгу в своём кармане.

— Будь добр, прекрати читать мои мысли!

— Прости, но ты — библиомант. Мы должны быть уверены, что ты не задумала напасть на нас с ножом.

— И в то время, как ты это выясняешь, ты заодно копаешь немного глубже и…

— Даже если это и правда, я очень сожалею, — мягко перебил её Ариэль. — Но мы несём ответственность за восемьдесят мужчин, женщин и детей, которые здесь живут. На моём месте ты поступила бы точно так же.

Фурия через силу подавила свой гнев. Возможно, это уже не важно.

— Вы можете помочь мне освободить брата?

— Какое нам дело до твоего брата? — ответил Пак вопросом на вопрос. — Мы тебе ничего не должны, Фурия Саламандра Ферфакс! Мы так же не виноваты в смерти твоего отца, как и она. — Своей флейтой он указал на Изиду. — Ему просто не повезло! Придётся тебе уж как-нибудь с этим смириться…

— Пак! — прервал его Ариэль.

Фурия с превеликим удовольствием свернула бы шею этому уродливому козлоподобному существу, но ей было ясно, что перевес явно на его стороне. Изо всех сил она старалась не обращать на него внимания и снова повернулась к Ариэлю, который, возможно, был даже более опасным, но вместе с тем и более сговорчивым, чем второй брат-бородач.

— Интрига взяла Пипа в заложники, потому что мой отец не смог его защитить. — «Потому что я не смогла его защитить», — с болью подумала она. — Я не знаю, что с ним, но после битвы в Либрополисе она наверняка выместит свою ярость на нём.

Пак извлёк из своей флейты пронзительный звук.

— Вполне возможно, — сказал он. — Всё возможно, если имеешь дело с библиомантами. Не очень-то приятно почувствовать это на собственной шкуре, правда?

— Хватит! — отрезал Ариэль. — Перестань, Пак!

Но Фурия услышала уже достаточно и вдруг почувствовала поддержку своей сердечной книги. Та буквально прыгнула ей в руку и открылась прежде, чем кто-нибудь успел на это отреагировать. Пак отпрянул назад, натолкнулся на Изиду и свалился в золу, скопившуюся в очаге.

Фурия не знала, заметил ли кто-нибудь, что она делает, — с такой скоростью она сложила страничное сердце и собрала энергию скрытых букв, чтобы нанести удар.

— Пак! — крикнул из-за стола Ариэль.

И тут же что-то пролетело через комнату прямо на козлообразного экслибро.

Тот успел перехватить удар в последний момент, перед тем как Фурия прочитала слова из страничного сердца. Пак, защищаясь, резко выставил вперёд руку неизвестного библиоманта, и, возможно, это спасло ему жизнь. Ударом Фурии его подбросило в воздух, сложило вдвое и зашвырнуло в одну из щелей корневища в другом конце комнаты. Там он и застрял.

Фурия вскрикнула, потому что часть высвобожденной энергии сковала её, и несколько секунд, показавшихся ей самой убийственно долгими, она ощущала лишь одно желание — стереть с лица земли весь этот лагерь до последнего корня, спалить его вместе с лесом из книжных деревьев. Фурия чувствовала в себе достаточно силы, чтобы это сделать, и ни этому козлоногому, ни духу воздуха её не остановить.

— Фурия… — Изида Пустота чуть приподнялась и прошептала: — Фурия, хватит.

Одежда женщины светилась невероятной белизной, казалось, она стала совершенно новой.

Пак по-прежнему беспомощно торчал из стены, продолжая вопить. Кэт и Финниан вскочили со своих мест, а Ариэль оказался вдруг совсем близко от Фурии и приставил к горлу девочки кривой кинжал.

— Не делай этого, Фурия! — Голос Изиды казался слабым, но он заглушил шум в ушах Фурии. — Он получил по заслугам. А теперь оставь его в живых, иначе они тебя прикончат.

Все движения вдруг показались девочке бесконечно медленными. В голубых глазах Ариэля Фурия увидела решение её убить, независимо от того, что он думал о поведении своего брата-бородача.

У неё на глазах сердце снова стало всего лишь страницей, а свечение исчезло.

Изида слабо улыбнулась. Рука Ариэля с кинжалом медленно опустилась. Фурия упала на колени, и в глазах у неё потемнело.

 

Глава ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Очнувшись, Фурия сразу увидела Кэт. Та сидела на полу рядом с ней, обхватив руками колени и положив на них подбородок.

— Вид у тебя не очень.

Фурия попыталась повернуть голову и застонала от боли. В черепной коробке будто перекатывалось пушечное ядро. Ужасно хотелось пить, рот пересох. Когда в последний раз она чистила зубы? Вот ещё одна вещь, о которой умолчал «Фантастико», распевая хвалебную песнь жизни на природе.

— А есть ли здесь…

— Туалеты?

Фурия задала вопрос через силу, потому что ответ она уже знала.

— Комфортабельные удобства во дворе, — сказала Кэт, усмехнувшись.

— Комфортабельные?

— Ну, бумага там есть.

Фурия села. Воображаемое ядро переместилось из головы в живот.

— И где же эти удобства?

Кэт указала через окошко куда-то в лес. Насколько Фурия могла понять, они находились внутри выдолбленного ствола дерева. Эта комната была намного меньше, чем жилище Ариэля, расположенное в корнях, но зато она была почти уютной. Фурия лежала на деревянном полу, и кто-то — наверное, Кэт — подоткнул ей под голову сложенную шкуру.

— Просто поверни направо, вниз по тропинке до конца. Этот туалет сложно не заметить.

Фурия встала на ноги. Пошатываясь, она первым делом проверила, на месте ли книга Северина. Та по-прежнему лежала в кармане у неё на бедре. А вот сердечная книга пропала.

— Она у Ариэля, — сказала Кэт. — Твоя петушиная книга от души покусала его за пальцы.

— Что они с ней сделали?

— Ничего, только заткнули ей клюв яблоком, чтобы она оставила всех в покое.

Покачиваясь, Фурия двинулась вперёд. Выйдя за дверь, она поняла, что наступила ночь. Всё вокруг освещалось бумажными фонариками, их свет окутывал лагерь сетью замысловатых теней.

Сквозь корни рухнувшей в пропасть секвойи уже давно проросли новые деревья. Их стволы были широкими, словно башни. Буквы книг, из которых выросли эти деревья, можно было различить, лишь внимательно присмотревшись, — настолько тёмной была их кора.

Вернувшись к Кэт, Фурия по-прежнему чувствовала пульсирующую головную боль, но тошнота постепенно исчезла.

— По крайней мере, они позволяют мне ходить без присмотра.

Она прислонилась к деревянной стене и медленно опустилась, поравнявшись с сидящей на полу Кэт.

— Пак убеждал всех снять с тебя кожу и съесть с потрохами, — нервно улыбнувшись, сказала Кэт. По этой улыбке несложно было догадаться, каким чудом Фурии удалось избежать такой участи. — Им понадобилось больше часа, чтобы вытащить его из трещины в стене, поэтому он в скверном настроении.

— Вот гад!

— Финниан считает, что он не такой ужасный, каким кажется на первый взгляд.

— Финниан считал также, — чеканя каждое слово, сказала Фурия, — что он просто сажает здесь деревья. О целом городе, наполненном повстанцами, и речи не было.

Взгляд Кэт стал совершенно серьёзным:

— Во-первых, приведя нас сюда, Финниан спас тебе жизнь.

— Против собственной воли!

— Во-вторых, он действительно садовник, который хоронит здесь книги и следит за деревьями.

— А в-третьих, он такой же преступник, как и братья-бородачи, — сказала Фурия.

— В-третьих, — парировала Кэт, — может, ты спустишься наконец со своего высокого трона и начнёшь смотреть на вещи реально. Правление Академии превратилось в настоящую диктатуру, которая не только угнетает жителей убежища, но и распространяет свою власть на весь мир. Ты вообще знаешь, сколько политиков, учёных, художников, издателей и чёрт знает кого ещё являются тайными библиомантами? И многие из них исполняют приказы Академии.

— Это Финниан так утверждает? Не каждого, у кого дома есть книжная полка, можно считать библиомантом.

— А также тех, кто владеет целыми библиотеками, кто тратит огромные деньги, чтобы приобрести редкую книгу, участвует в аукционах по всему миру! Большинство людей, которые могут себе это позволить, не работают пекарями или каменщиками. Элита снаружи состоит как раз из них — библиомантов, таких же, как и ты. Над этим Академия трудилась последние сто пятьдесят лет. Мне всё известно, потому что и мои собственные папа и мама являются такими людьми.

На миг Фурия замешкалась, потому что с трудом могла собраться с мыслями.

— Но братья-бородачи совершают преступления! Они убили десятки библиомантов. Когда они нападали на объекты Академии, всегда погибали невинные люди. Люди, которые просто случайно оказались поблизости. Они уж точно не были диктаторами, Кэт! Это были простые люди, как ты и я или как и те экслибри, которые живут в этом поселении.

Кэт, казалось, хотела что-то возразить, но затем лишь вздохнула и ничего не сказала. Фурия знала совсем немного о том, насколько большими были сферы влияния Адамантовой Академии, но, даже будучи маленькой девочкой, она слышала об убийствах, совершённых братьями-бородачами, об их нападениях и захватах заложников.

Если Финниан утверждал, что Пак вовсе не так ужасен, то это больше свидетельствовало о Финниане, чем о Паке.

— Ты в него влюблена, — более мягким тоном произнесла Фурия. — И я не собираюсь винить тебя в том, что ты его защищаешь. Могу даже сказать тебе, что он и мне чем-то симпатичен. Но только не пытайся убедить меня в том, что я обошлась с Паком слишком уж грубо! Я просто хочу вернуть своего брата, и больше ничего. Мне совершенно безразлично, чем там занимаются братья-бородачи. Три поколения моего рода вынуждены были скрываться, и я уж точно не на стороне Академии. Три семьи сообща уничтожили моих предков, а тем немногим, кто уцелел в этой резне, пришлось покинуть родину. На самом деле это мне следовало бы подкладывать бомбы там, в большом мире… По правде сказать, я всего лишь хочу помочь Пипу. И моё время на исходе.

Кэт рассеянно ковыряла дырку на своих лосинах.

— У тебя есть план?

— Я отдам Интриге то, что она хочет, — сказала Фурия. — Разве есть у меня выбор?

— Ты действительно думаешь, будто после всего, что случилось, она захочет вести с тобой переговоры? Изида её чуть не убила.

— Как она себя чувствует? Я имею в виду Изиду.

— Ты не поверишь.

Фурия кашлянула:

— Совершенно здорова?

— Как новенькая. Экслибри держат её взаперти, хотя Пак…

— Хотел содрать с неё кожу и съесть с потрохами?

— Хуже. Кажется, в этой области у него богатая фантазия. — Кэт слабо улыбнулась, словно через силу. — Пятна крови исчезли. Ариэль хотел осмотреть её раны, но Изида сказала, что пусть только попробует до неё дотронуться…

— Это на неё похоже. — Фурия протянула Кэт руку, чтобы помочь ей встать, но, когда та схватилась за неё, колени Фурии подкосились, и обе упали.

Фурия была гораздо слабее, чем ей казалось, и всё же она рассмеялась. Кэт тоже расплылась в широкой улыбке. Напряжение, нараставшее между ними последнее время, вдруг растаяло.

— Мне жаль, я не хотела… Понимаешь, я ненавижу Академию так же сильно, как и вы с Финнианом. Не пойми меня неправильно, все мои мысли — о Пипе, я не могу думать ни о чём другом.

Кэт обняла её:

— Какая же я дурочка! Нечего было с тобой спорить, пока твой брат в неволе.

— Без тебя я давно уже была бы мертва или сидела бы в тюрьме. Если у Пипа и есть шанс спастись, то только благодаря тебе. Я никогда не забуду того, что ты для меня сделала.

Некоторое время девочки стояли обнявшись, и Фурия думала о том, что у неё никогда ещё не было настоящей подруги. Разве что Паулина, но это было нечто другое. Паулина, оставшаяся бездыханно лежать на кухне из-за того, что Интрига искала вещь, которую ей могла дать лишь Фурия.

Когда девочки вышли из деревянного домика в ночь, Кэт спросила:

— Что Ариэль имел в виду, когда говорил, что ты исцелила Изиду?

— Я просто кое-что испробовала.

— Что именно?

— Я кое-что записала. В своей книге.

— В сердечной книге?

Фурия отрицательно покачала головой:

— Нет, в другой. И, кажется, у меня появилось доказательство, что Интрига хочет воспользоваться именно этим.

— Я не понимаю. Как…

Фурия взяла Кэт за руку, и они подошли к корневищу, где находилось жилище Ариэля.

— Потерпи немного. Я объясню, когда соберутся все.

 

Глава ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Не хватало только Изиды, потому что экслибри отказывались освободить её из камеры — клетки, выдолбленной в стволе дерева. Фурия предложила связать женщину и выпустить, но Пак отказался. Он по-прежнему чуть прихрамывал, а на лице у него появилось несколько отвратительных шрамов. Больше никаких ранений после инцидента с Фурией у него не осталось. Один раз он с угрожающим видом подошёл к ней, но Ариэль оттолкнул его и сказал Фурии:

— Давайте устроим собрание у клетки Изиды. Так она останется в заключении, а ты расскажешь нам то, что собиралась.

Фурия смерила его изучающим взглядом:

— Но тебе ведь всё давно уже известно, разве нет?

Дух воздуха рассмеялся и пожал плечами:

— Пойдём, это недалеко.

— Сначала я хочу получить обратно свою сердечную книгу.

— Ни в коем случае, — сказал Пак.

Но Ариэль кивнул:

— Если ты обещаешь не нападать ни на кого из нас.

Фурия бросила на козлообразного высокомерный взгляд, а его глаза в ответ сверкнули дикой ненавистью:

— Ладно, обещаю.

Ариэль подошёл к столу, на котором, накрыв собой сердечную книгу Изиды Пустоты, лежала петушиная книга. Сверху покоилась отрезанная рука неизвестного библиоманта. Петушиный томик втянул клюв глубоко в обложку.

Когда Фурия взяла книгу в руки, та тихо вскрикнула, но оказалась достаточно разумной и воздержалась от возмущений и ругательств.

При свете бумажных фонариков Фурия и братья-бородачи прошли по мосткам из корней и по узким выступам. Кэт и Финниан шли следом за ними. Ствол дерева с камерой Изиды находился в дальней части лагеря. Фурия ожидала, что заключённую будет охранять Хольмир, но, по словам Финниана, великан уже вернулся на свой пост сторожить переход в Либрополис.

Изида Пустота выпрямилась у решётчатого окошка, вырезанного в стволе. Её корсаж был белым как снег, если не считать нескольких пятен грязи. Ни одного кровавого пятна не осталось. На всякий случай экслибри связали агенту руки за спиной.

— Тебе дали пищу и воду? — спросил Ариэль.

Изида не ответила, лишь медленно обвела взглядом всех по порядку, пока её глаза не остановились на Фурии. Лишь тогда она сказала:

— Они утверждают, что ты меня исцелила. Я и не знала, что ты настолько сильна.

— Вовсе нет.

— Басни! — буркнул Пак. — Пора бы нам собраться и перерезать глотки парочке академиков…

— Слушай лучше, что она говорит, — оборвал его Ариэль.

Фурия никак не могла решить, с какого момента ей стоит начать свою историю, и наконец пришла к выводу, что если рассказывать, то с самого начала. Поэтому она подробно упомянула о том дне, когда в катакомбах резиденции ей в руки попала книга Северина и как он заставил девочку поверить в то, что они могут общаться, пусть даже их разделяют две сотни лет.

Кэт глядела на Фурию во все глаза, Финниан нахмурился, а Ариэль растянул губы в понимающей улыбке. Пак со скуки тыкал в Изиду палкой через прутья решётки, пока та не сломала палку связанными руками.

Все укоризненно уставились на Пака, а тот, едва сдерживая блеющий смех, потупился, притворяясь, что сожалеет, и пробормотал:

— Да ладно вам, ладно вам…

Фурия продолжила свою историю рассказом о том, как отец и она побывали в библиотеке в Турине, и недрогнувшим голосом описала, как в её отца попала пуля и как Изида передала ему силу, чтобы Тиберий смог перенести Фурию назад в резиденцию. О его смерти девочка упомянула лишь вскользь, но довольно подробно описала вторжение Интриги, а затем как в последний момент кавалеры схватили Пипа. Кэт уже кое-что из этого знала, но всё же слушала предельно внимательно, держа при этом Финниана за руку.

Фурия поведала, как у оранжереи Изида Пустота спасла её от рук Интриги и при этом получила серьёзное ранение. И вдруг Фурия запнулась. Она положила руку на прутья решётки и посмотрела на Изиду.

— Когда ты рассказала мне о своём рождении на границе дня и ночи, мне вдруг стало ясно, что делать. Во всяком случае, я должна была попытаться.

Изида ответила девочке долгим взглядом, в котором читались непонимание и тревога.

— Рождение на границе дня и ночи? — Финниан непонимающе нахмурил лоб. — Старинная сказка Зибенштерна?

Пак обвёл полыхающим взглядом всех присутствующих:

— Какая такая сказка? О чём вы тут говорите?

— Эту историю знает каждый, — сказала Кэт.

Финниан кивнул, а Фурия вдруг совершенно отчётливо вспомнила все подробности. Она была уверена, что всего лишь несколько часов назад и знать не знала подобной сказки, а теперь ей казалось, будто эту историю она знает с детства. Всё получилось. Всё действительно сработало!

Когда она поглядела на Изиду, та отступила от решётчатого окошка. На её лице было написано лишь одно — безнадёжная растерянность.

— Как это возможно? — спросила Изида дрожащим голосом. — Долгие годы я пыталась выяснить как можно больше об этом месте, и никто никогда не упомянул об этой истории! Ни единым словом! Не могла же я её просто забыть или пропустить!

— Как и многие другие свои волшебные истории, Зибенштерн написал её исключительно для тренировки, — сказала Фурия. — Примерно в то же время, когда он заканчивал последние разбойничьи романы, но за несколько лет до пустых книг.

— Я всегда думала, что пустые книги — это всего лишь ещё одна выдуманная волшебная сказка, — сказала Кэт.

Пак кружил вокруг Фурии, как хищный зверь. Но сейчас, похоже, им руководило уже не столько желание мести за тот позор, который она заставила его пережить, сколько любопытство.

— Может мне кто-нибудь объяснить, о чём вы все говорите?

— Этого не может быть… — прошептала Изида.

Фурия глубоко вздохнула, а затем коротко пересказала сюжет. Это была сказка о девочке, родившейся на границе дня и ночи. Она выросла сиротой и однажды отправилась в путь, чтобы узнать тайну своего рождения. Её приёмный отец поведал девочке, что она появилась на свет в городе, в котором встречаются яркость дня и темнота ночи.

Дело происходило в волшебной сказке, а значит, законы физики и астрономии не играли никакой роли, поэтому город навсегда разделила граница. Жители тёмного квартала не могли совершить ни одного хорошего поступка, а обитатели светлой стороны даже не допускали чёрных мыслей.

— При чём тут вообще день и ночь? — спросил Пак. — Ерунда какая-то!

— Это всего лишь сказка, — ответила ему Кэт. — В ней всё немного проще, чем в реальной жизни.

Козлоногий презрительно сплюнул, и плевок долетел до клетки Изиды.

— Такая чепуха совершенно бесполезна. Мы только теряем время.

Но Ариэль кивнул Фурии, и та продолжила свой рассказ.

Наконец сирота добралась до города, который находился на границе дня и ночи. Жители светлой стороны приняли её радостно и дружелюбно, но население ночных кварталов было настроено против. В финале девочка доказала всем, что добро и зло не могут по-настоящему проявиться друг без друга, что для полноты мира, совершенства и счастья необходим союз двух противоположностей.

Город признал девочку своей спасительницей, люди объединились и жили в мире и счастье до конца своих дней.

— Принца для мымры так и не нашлось? — спросил Пак. — Что ж это за сказка-то такая?

— В историях Зибенштерна никто никогда не женится, — сказала Фурия. — Потому что его герои вовсе не люди. В этом-то их особенность.

— Не люди? А кто же тогда? — Пак раздражённо пощипывал свою бородку.

— Книги.

— Книги? — в недоумении повторил он.

— Они ведут себя как люди, выглядят в точности как люди, но на самом деле они являются лишь символами магии, заключённой в книгах. Говоря о добре и зле, Зибенштерн имеет в виду добро и зло в романе. Этот писатель был одержим книгами, вся его жизнь вращалась вокруг них.

— Глупая болтовня! — возмущённо воскликнул Пак. — Ничего не понимаю!

Кэт тоже, казалось, совершенно запуталась.

Фурия продолжала:

— Существуют горы научных исследований этого феномена. Анализы, интерпретации и тому подобные опусы — все они приходят к одному и тому же выводу: Зибенштерн никогда не хотел писать о реальной жизни и реальных людях. Да он бы и не смог, потому что и понятия не имел, что такое реальность. Говорят, он никогда не покидал стен своей библиотеки. Всё у Зибенштерна вращается вокруг книг, а его поздние романы — это книги о книгах в книгах. Рассказы замыкаются в самих себе. Как и эта сказка. На самом деле она повествует о добре и зле не в человеке, а в литературе. О том, что могут создать книги, когда из чёрного и белого получается вся гамма полутонов. В отличие от братьев Гримм, Зибенштерн не был собирателем сказок, он придумывал их самостоятельно. Из этих книг и историй ему хотелось создать собственный мир.

Пак пялился на Фурию горящими глазами. Очевидно, он не понимал ни слова из того, о чём здесь говорили. Возможно, Фурия тоже никогда бы до этого не додумалась, если бы её частный учитель, господин Теофил, не обнаружил любовь девочки к книгам Зибенштерна и не включил его в свою учебную программу. Отец ни о чём не догадывался, а учёба стала для девочки куда интересней.

— Фурия, — раздался откуда-то из темноты камеры тихий голос Изиды, — что именно ты сделала?

— Ты не человек, — сказала Фурия. — И никогда им не была. Ты — экслибра.

— Чего? — выпалил Пак. — Агент Академии — экслибра?

Ариэль скрестил руки на груди и одобрительно улыбнулся:

— Ты написала мальчишке, который позднее стал Зибенштерном, обо всём, что рассказала тебе Изида. И хотя в семнадцать лет он настаивает, что вовсе не является Зибенштерном, позднее он вспомнит об этой истории и включит её в одну из своих сказок. Ты сделала так, что сто пятьдесят лет тому назад появился сюжет о девочке, родившейся на границе дня и ночи. И таким образом ты превратила Изиду Пустоту в экслибру, которая выпала из этой книги.

— О нет! — Ужас в голосе Изиды пронзил Фурию. — Я библиомант! Академия проверила меня самым тщательным образом. Я никак не могу быть экслиброй!

— Когда Академия тебя проверяла, ты ею и не была, — сказала Фурия. — Ты превратилась в неё лишь после того, как я написала Северину всё, что рассказал тебе приёмный отец. Для меня это случилось пару часов назад, но для всех остальных сказка была написана в девятнадцатом веке. Именно поэтому все вдруг её узнали, каждый её помнит. Это доказательство того, что Северин является Зибенштерном.

Изида в своей клетке упала на колени и закрыла лицо ладонями.

Кэт облизнула пересохшие губы:

— Пересказав и записав эту историю, ты… действительно изменила прошлое?

Ариэль опередил Фурию с ответом:

— Так и есть.

Наверняка он прочитал всё это в мыслях девочки несколько часов назад, но лишь сейчас ему стало ясно в полной мере, что именно сделала Фурия.

Ей вдруг стало неловко, почти стыдно. Она снова повернулась к Изиде.

— Я должна была так поступить! — сказала Фурия. — Я совершила это лишь для того, чтобы тебя спасти. Мне даже непонятно было, как именно работает эта штука… Было столько всяких «но». Да и вообще, Северин мог просто-напросто забыть обо всей этой истории, и тогда вообще ничего бы не случилось.

Изида медленно подняла голову. На её щеках в свете бумажных фонариков блестели слёзы.

— Спасти? — повторила она. — Да ты превратила меня в экслибру!

— Невезуха, — поддакнул Пак.

— На самом деле она сделала намного больше, — пришёл на помощь Фурии Ариэль.

Финниан тоже всё понял:

— Сейчас Изида является живым примером того, что экслибри тоже могут быть библиомантами.

— Возможно, разница между вами и нами не так уж велика, — сказала Ариэлю Фурия.

А про себя подумала: «В конечном счёте все мы можем оказаться героями какой-то книги и знать о реальности не больше, чем экслибри, выпавшие из своих историй».

Дух воздуха кивнул то ли словам, то ли мыслям Фурии.

— Одного я не понимаю, — сказала Кэт. — Как ты могла этим вылечить Изиду? Какая разница, человек она или экслибра, её раны были смертельными.

Фурия бросила на Изиду растерянный взгляд. Та перехватила его, глаза женщины расширились.

— О боже! — прошептала Изида и, вскочив, бросилась на прутья. — Развяжите же мне наконец руки!

Пак скорчил насмешливую гримасу:

— Можешь даже не мечтать!

— Она не обычная экслибра, — задумчиво сказал Ариэль. — Она экслибра из книги Зибенштерна. И это…

Он не закончил говорить, но Фурия в мыслях его дополнила: «И это значит, что она — книга. Библиомант. Экслибра. И…»

— Чёртова книга! — воскликнул Пак.

— Руки! — крикнула Изида. — Развяжите их немедленно!

Ариэль подошёл к двери камеры и вытащил кривой кинжал.

— Повернись и приставь связанные руки к решётке.

Изида прижалась лопатками к железным прутьям, и Ариэль разрезал верёвку, которая связывала ей запястья.

Женщина раскинула руки, отступила к дальней стене камеры и повернулась ко всем спиной. Лицо Изиды было скрыто под капюшоном, что она делала, видно не было. Но Фурия обо всём догадалась.

— Изида… — прошептала она и хотела что-то добавить, прежде чем слова иссякли.

Даже отдалённо Фурия не могла представить себе, что сейчас чувствовала агент Академии.

Пак нервно переминался с ноги на ногу, а остальные протискивались к прутьям.

Даже Финниан, до последней минуты видевший в агенте врага, нервно покусывал нижнюю губу.

— Нужно же мне было что-нибудь предпринять, — сказала Фурия. — Это был единственный способ тебе помочь.

Послышался шорох, и Изида расстегнула последний крючок на своём корсете. Затем она издала странный звук, который Фурии не забыть никогда. Это был не крик, и не стон, и не визг, а нечто сочетавшее всё это вместе. Такой звук мог издать лишь тот, чью жизнь, сам смысл её существования, в один миг вывернули наизнанку, словно перчатку.

Изида зашаталась, чуть не потеряв сознание, но в последний момент удержалась на ногах. Женщина по-прежнему стояла спиной к Фурии и к остальным зрителям этой сцены. Обеими руками она расстегнула корсет.

Кэт схватила Фурию за плечи, до боли сжав пальцы. В полном оцепенении, затаив дыхание, все смотрели на женщину в белом. Казалось, никто не мог вымолвить ни слова. Мир на мгновение замер, когда Изида повернулась к ним.

Тут Фурия поняла, что ошиблась. Изида вовсе не расстёгивала корсет — она раздвигала в стороны… свою грудную клетку. А состояла она не из плоти и костей — это был кожаный переплёт. Не было никаких человеческих органов, только страницы пергамента медово-карамельного цвета, покрытые крошечными письменами. А там, где должно было бы биться сердце, пульсировал изгиб живой, дышащей книги.

 

Глава ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Потом Фурия и Кэт сидели на одном из многочисленных мостов, сплетённых из корней, болтали ногами над пропастью и смотрели на фонарики в чёрной глубине. Они представляли себе, что эти фонарики — отражение звёзд на ночном небе.

Петушиная книга торчала из правого кармана комбинезона, книга Северина — из левого. Сейчас она казалась в десять раз тяжелее, чем прежде.

Фурия уже давно догадывалась о том, что её друг по переписке и великий писатель могут оказаться одним и тем же человеком. Она даже спросила однажды об этом Северина, и вот теперь у неё наконец появилось доказательство: Северин действительно был Зибенштерном. Только в 1804 году, когда он переписывался с Фурией, Северин и сам ничего об этом не знал. Его первый роман вышел в 1820 году, через шестнадцать лет после того, как начала заполняться их с Фурией книга, а до публикации сказок должен был пройти ещё десяток лет. Северин тогда даже не представлял, что в будущем станет писателем Зибенштерном. Но что заставило его в зрелом возрасте взяться за перо и чернила, вместо того чтобы продолжать переплетать книги в типографии своего отца? И самое главное: что натолкнуло его на создание пустых книг, с помощью которых должна была исчезнуть вся библиомантика?

— Ты можешь просто спросить его об этом, — предложила Кэт.

— Но он ничего не знает, — покачав головой, возразила Фурия. — Всё это произойдёт для него в будущем. Да и что случится, если я ему обо всём расскажу? Что, если он передумает и решит не становиться Зибенштерном? Что в таком случае будет с моей семьёй? Возможно, Алый зал никогда не станет местом сбора Адамантовой Академии, Розенкрейцам не придётся бежать в Англию, а я, быть может, и вовсе не появлюсь на свет. — Она задумалась и, сжав виски, закрыла глаза. — Если я запишу что-нибудь из подобных мыслей, то, наверное, изменю прошлое ещё сильнее и в один прекрасный момент просто растворюсь в воздухе.

Кэт тихо ругнулась.

— То, что я сделала с Изидой… само по себе плохо, — сказала Фурия. — Вероятно, это привело к ещё более крупным последствиям, чем нам кажется. Или всё осталось как прежде. Но каждый раз, когда я влияю на Северина, а значит, на Зибенштерна, это может серьёзно изменить нашу реальность.

— Но на все сто ты в этом не уверена.

Фурия фыркнула:

— Попробуй объяснить это Изиде!

— После того как ты убежала, Ариэль отпер её камеру, — сказала Кэт. — Но она не спешила выходить. Пока что все оставили её в покое и решили дать ей немного прийти в себя.

— Ты же её видела, — сказала Фурия. — Ты бы смогла на её месте прийти в себя?

— Да я бы просто свернула тебе шею.

— Это уже наверняка приходило ей в голову.

Они снова замолчали, наблюдая за колеблющимися в темноте светлыми точками, и вдыхали запах земли и мха. Иногда до них доносились голоса экслибри, пробиравшихся сквозь ночные заросли.

— Эта рука, которую ты раздобыла для Финниана, — спросила Фурия, — откуда она?

— От одного из начальников нижнего мира в гетто. Сам он экслибр, но очень хотел бы быть библиомантом. Поэтому он собирает весь этот хлам, чтобы защитить своё дело.

— Письмена на руке — это старые татуировки, так ведь? Они были сделаны ещё при жизни того библиоманта, да?

— Наверняка.

— Мне доводилось о таком слышать. Некоторые библиоманты верят в то, что, если всё их тело покроется текстом, они станут ещё более могущественными. Такие библиоманты пытаются превратиться в…

— Книги? — Кэт уставилась на Фурию круглыми глазами.

— Да!

— Ты думаешь, что Изида сейчас тоже… что она стала более могущественной, чем раньше?

— Если она сохранила свою силу, превратившись в экслибру, и продолжает одновременно быть библиомантом, то это вполне возможно.

Сзади послышался звук приближающихся шагов.

— Ариэль думает так же, — сказал Финниан, присев рядом с Кэт и оглядев узлы спутанных корней. — Он говорит, что теперь Изида в состоянии совершать такие вещи, о которых и сама ещё не догадывается. Пак хотел тут же её прикончить. Он считает, что для нас слишком опасно, если она будет разгуливать на свободе. Но Ариэль против. Он, кажется, надеется, что она будет биться на стороне экслибри.

— До вчерашнего дня Изида охотилась на этих самых экслибри! — возразила Кэт. — За один день она вряд ли смогла бы превратиться в подпольную революционерку.

Фурия не была настроена так скептически.

— От Академии она, кажется, откололась уже довольно давно. И если там узнают, что случилось, они не дадут ей покоя, пока не исследуют её с ног до головы. Не думаю, что Изида будет им в этом потакать. Ей не остаётся ничего другого, кроме как выступить против Академии.

— Но это вовсе не означает, что она становится нашим союзником, — сказал Финниан.

— Да, тут ты прав.

Его взгляд скользнул вверх по лестнице, которая заканчивалась выступом, ведущим к клетке Изиды. Фурия с опаской посмотрела туда. Заметив это, Кэт погладила её по руке.

— Если она захочет тебе навредить, ей придётся сначала разобраться с нами.

— Я её не боюсь. Она умна и хитра. Она всё понимает.

— Ни один из нас не знает эту женщину. — Голос Финниана звучал беспомощно. — Каждому известно, кто она и что она сделала. Но что происходит у неё в голове? Об этом никто даже не догадывается.

Кэт вдруг содрогнулась.

— У неё больше нет сердца, и тем не менее она продолжает жить.

Все трое затихли, обдумывая слова Кэт, — представить себе такое было невозможно.

Фурия заметила, что Кэт искоса поглядывает на неё.

— Что?

— Ты-то как? Если не считать происшествия с Изидой?

— Очень скучаю по Пипу. И мне как можно скорее нужно найти Интригу, чтобы передать ей книгу. Пока, правда, непонятно как. Пусть забирает её и будет с ней счастлива, только бы вернула мне брата.

— Вот так просто?

— Что ты имеешь в виду?

— Я говорю о Северине. Насколько хорошо ты его знаешь?

— Мы переписывались в течение нескольких месяцев. Почти каждый день. Иногда несколько раз в день.

— Не хочешь ли ты ему что-нибудь объяснить? Рассказать, что прекращаешь с ним общаться?

Фурия покачала головой:

— Думаю, будет лучше, если он вообще никогда больше обо мне не услышит.

У Кэт был такой вид, будто ей не терпится ещё что-то сказать, и наконец она не выдержала:

— Да забудь ты всю эту свою ерунду про изменение прошлого! Северин тебе нравится, правда? Я, конечно, не очень хорошо тебя знаю, но даже мне понятно, что он тебе не безразличен.

Фурия улыбнулась:

— Ты — лучшая подруга, которая у меня когда-либо была!

Кэт расплылась в улыбке, и Фурия не удивилась бы, сделай Финниан сейчас какое-нибудь едкое замечание. Но он лишь молча глядел куда-то в темноту.

— Известно ли тебе, почему Интрига так жаждет заполучить эту книгу? — спросил он наконец.

— Кажется, она работает на некую госпожу Антикву. А уж зачем это нужно ей, я не знаю.

— Антиква? — переспросил Финниан. — Но это же фамилия пятого рода!

Фурия кивнула:

— Мне казалось, что никто из них тогда не выжил.

— Возможно, она просто себя так называет. Или приходится правнучкой какого-нибудь далёкого родственника.

— Но зачем этой Антикве нападать именно на последних Розенкрейцев? Ведь Академия одинаково ненавидит оба этих рода. Кажется, объединиться в такой ситуации было бы куда более разумным решением. Почему бы не создать союз и не бороться сообща против власти трёх родов Академии?

Фурия подумала о невидимых чернилах, которые придумало семейство Антиква. Это было единственное связующее звено между ними и этим родом. Но Интрига всё время говорила лишь о книге Зибенштерна, словно это было единственной целью её вторжения в резиденцию.

Поколебавшись, девочка всё же рассказала о своих размышлениях Кэт и Финниану.

— Возможно, дело вовсе не в чернилах, — сказал Финниан, — а в том, для чего они используются.

— В пустых книгах?

— Если они действительно существуют.

— Ясное дело! Я собственными руками уничтожила некоторые из них.

— Хорошо-хорошо. — Финниан поднял руку, будто защищаясь. — Твой отец считал уничтожение пустых книг делом всей своей жизни, своим личным крестовым походом. Если этой госпоже Антикве не нужны чернила, может, она хочет защитить пустые книги?

— Об этом я тоже думала, но особой логики в таких мотивах нет. Если начнётся тотальное обеззначивание, то все книги будут уничтожены, а вместе с ними и библиомантика. Это вряд ли в её интересах.

Кэт ойкнула:

— Возможно, книга Северина нужна ей для того, чтобы самой установить с ним связь?

— С подростком?

— С Зибенштерном, независимо от его возраста.

Фурия задумалась над её словами.

— Но тогда это значит, что… — начал Финниан.

— Она уже давным-давно знает, что Северин и Зибенштерн — одно и то же лицо, — сказала Фурия. — И ей известна сила этой книги. Но как такое может быть? Все эти годы книга стояла в нашей семейной библиотеке, о ней не догадывался даже мой отец. А Северин ведь был одним из нас, он был Розенкрейцем. Каким образом об этом мог узнать кто-нибудь из рода Антиква?

И снова Кэт высказала вслух то, о чём подумали все:

— А что, если она была с ним знакома?

Фурия наморщила лоб. Зибенштерн исчез в 1835 году — вероятно, погиб. И даже если предположить, что он дожил до своего столетия, то примерно в 1890 году он наверняка умер от старости. Это было сто двадцать лет назад. Сколько же лет должно быть этой госпоже Антикве? Не меньше ста сорока — ста пятидесяти, а то и больше.

— Не очень-то вероятно, — отмахнулась она.

Но Финниан не отступал:

— Может, с Зибенштерном был знаком кто-нибудь из её предков, он-то и передал тайну книги следующему поколению.

Мозг Фурии уже закипал от такого количества теорий. И всё же она решила задать вопрос, который логически вытекал из всех предыдущих:

— Что же ей нужно от Северина?

Воцарилось молчание. Ответа не знал никто.

Через какое-то время Фурия пересела подальше от обрыва, а затем встала.

— Мне нужно поговорить с Изидой. Она у меня в долгу.

Кэт побледнела.

— Уверена, что она тоже так считает?

— Нужно хотя бы попытаться. Сейчас она единственная, кто может помочь мне спасти Пипа. У неё достаточно силы, чтобы открыть переход из убежища во внешний мир. Возможно, у неё получится переправить меня обратно в резиденцию.

— Но ведь она…

Финниан взял Кэт за руку:

— Фурия права.

— Почему бы тебе просто не прыгнуть самой? Мне казалось, что вы, библиоманты, такое умеете.

— Прыжки можно совершать только в пределах одного уровня. Я могу переместиться из одного места в обычном мире в другое. Или проделать то же самое внутри убежища. Но даже тогда для этого требуется довольно много усилий, ведь прыжок возможен, только если у библиоманта есть два экземпляра одной и той же книги. Да и вообще, я никогда ещё не прыгала в одиночку. — Она тряхнула головой. — Переходы между уровнями — это нечто другое. Такие ворота могут создать лишь могущественные библиоманты, для этого им не требуется ничего, кроме сердечной книги. Но тем не менее это довольно сложная процедура. Если недостаточно продумать все детали, можно случайно приземлиться в какой-нибудь стене или на морском дне. — Она поглядела наверх, туда, где заканчивались ступеньки. В один момент Фурия поняла, что ей нужно делать. — Кажется, Изида — мой единственный шанс.

 

Глава ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

— Волнуется гораздо сильнее, чем хочет показать, — заметила Кэт, когда Фурия скрылась из виду.

— Она довольно могущественна, — сказал Финниан.

Кэт склонила голову ему на плечо, и Финниан обнял её.

— Но ведь они с этим Северином переписывались каждый день. И вдруг она узнала, что он является тем самым человеком, который замышлял уничтожить все книги мира.

На несколько секунд Кэт замерла, наслаждаясь тем, что Финниан был так близко. Казалось, что сначала он должен был посвятить её в тайну этого лагеря и потом позволил себе открыть свои чувства. Она всегда догадывалась, что Финниан не просто садовник, ведь рука неизвестного библиоманта не первый загадочный предмет, который Кэт для него добыла. На самом деле он никогда и не скрывал от девочки, что поддерживает действия братьев-бородачей. Но Кэт даже не предполагала, насколько сильно он замешан в этом предприятии. Хотя это её не слишком-то удивило. На самом деле сейчас она почувствовала облегчение.

— Иногда экстренные меры вполне оправданны, — сказал Финниан.

— Ты считаешь, что Зибенштерн поступил правильно?

— Нет, конечно же нет. Но он во что-то верил и был готов сражаться за свои идеи до конца.

— И ты такой же?

Финниан тихо вздохнул:

— Пути назад для меня отрезаны. Пойми это, Кэт. Я на стороне братьев-бородачей исключительно из убеждений, и так будет всегда.

— Ты действительно веришь в то, что своими нападениями вы можете заставить Академию сдаться? — Кэт отстранилась от его плеча и выпрямилась.

Финниан тут же убрал руку, и это немного разочаровало девочку.

— Хочу поговорить с тобой начистоту, Кэт. Мы подготовили ещё кое-что. Кое-что масштабное.

— Ещё больше убитых? — тихо спросила она.

Финниан покачал головой:

— Это всё слухи, которые распространяет Академия. Во время наших налётов не погиб ни единый невинный житель. Они называют нас террористами, чтобы люди нас боялись, но на самом деле мы вовсе не разбойники и не палачи. Мы — хорошие, Кэт. Мы хотим справедливости.

— Неужели так говорит каждый, кто бросает бомбы и убивает людей? Что для этого есть веские причины. Что от нападений страдают лишь виновные. Кто вообще вправе определять, виновен человек или нет?

— Мне известны все детали, я прекрасно знаю обо всём, что произошло. Потому что я участвовал во всём. Клянусь тебе: все пострадавшие были неисправимыми марионетками Академии.

— Мне казалось, что братья-бородачи…

— Братья-бородачи — символы революции. Пак чаще, чем Ариэль, участвует в принятии решений, но даже он не является главным лидером. Оба они заведуют этим лагерем, помогают беглым экслибри и справляются со своей ролью довольно хорошо… Даже Пак. Хотя с первого взгляда этого не скажешь. Но на самом деле мы дали им это место. Мы защищаем их, а не наоборот.

— Кто это — мы?

— Я и несколько других. Гунвальд Оландер раскрыл нам глаза на правду. Собственными силами он собрал группу инициаторов из нижнего мира. Нам есть за что его благодарить. Но сейчас он уже постарел и отошёл от руководства.

Кэт заглянула в грустные глаза Финниана и всё поняла.

— Это ты! Ты планируешь все операции и следишь за их проведением.

Финниан кивнул:

— Те, кого люди со стороны называют братьями-бородачами, — это мы все. Несколько экслибри, библиоманты и простые люди. Да, я являюсь кем-то вроде их лидера.

— Но тебе всего семнадцать!

— Кому же устраивать революции, как не молодым? Ведь мы ещё не слишком устали и не слишком свыклись с тем, что происходит вокруг. Неужели тебя это действительно удивляет?

— Значит, все эти вещи, которые я для тебя добывала, и все твои разглагольствования о свободе… — Кэт крепко сжала губы и задумалась.

Финниан убрал чёрную прядь с её лица и заправил за ухо.

— Если ты решишь больше не иметь со мной дела, я тебя в этом не упрекну.

— Возможно, именно поэтому я здесь. Потому что ты такой, как ты есть. Из-за всего, что ты сказал, из-за твоих убеждений. Из-за твоих целей и надежд, из-за стремления совершить что-то полезное, а не просто обворовывать людей, чтобы сводить концы с концами. Как я.

— Но ты занимаешься не только этим, — сказал он. — Ты поддерживала нас всё это время.

— Но я ничего об этом не знала! А ты слишком уж часто упрекал меня в том, что я работаю на такую свинью, как Иеремия.

— Иеремия — подонок, но по сравнению с тем, кто возглавляет три семейства Академии, он — ничто. Даже такой тип, как он, всего лишь пытается выжить. Академия же полностью отдалилась от жизни простых людей. Для неё существуют только книги — будто бы они важнее, чем люди, которые их читают. Всё это уже давно вышло из-под контроля. Возможно, даже раньше, чем произошёл раскол в «Алом зале», когда три дома расправились с Антиквами и Розенкрейцами.

Кэт чуть заметно улыбнулась:

— Не со всеми.

— Фурия — нормальная. Но эта госпожа Антиква… Если она действительно из рода Антиква, то её можно считать живым доказательством того, как испортились эти люди. Они готовы убивать за право обладания книгами. И за право повелевать людьми, связанными с этими книгами. Вот где кроется корень тирании.

Кэт почувствовала холодок в груди. Здесь в лесу даже дышалось не так, как в гетто, где иногда казалось, что и кислород отравлен страданиями и гневом экслибри.

— Эта предстоящая масштабная операция, которую вы готовите… — спросила она. — Что это?

— Мост в Лондон. Мы его взорвём.

— А потом?

— Мы уничтожим вход в убежище.

— Но библиоманты не перестанут проникать в Либрополис. Некоторые из них достаточно могущественны, чтобы открыть переходы в убежище. Академия призовёт целые толпы агентов, и не успеете вы даже глазом моргнуть, как они уже будут повсюду.

— Лишь некоторые из них. Возможно, маленькие группы. Но их мы сможем разбить. Когда рухнет мост, экслибри восстанут против своих угнетателей.

— Финниан, но это безумство! — не выдержала Кэт. — Академия постарается вас проучить, чтобы в других убежищах не случилось то же самое. Все силы она бросит…

— Думаешь, в других убежищах нет групп сопротивления? Возможно, они не такие решительные и организованные, как здесь, но всё изменится после того, как Либрополис станет свободным. Почти все убежища имеют средства для того, чтобы обеспечивать себя самостоятельно. Здесь в окрестностях есть сельское хозяйство и животноводство. И тогда наступит истинная свобода — полнейшая независимость.

Кэт порывисто махнула головой.

— Свобода? Да вы окажетесь в чёртовой ловушке! Или как бы ты назвал такое место, которое невозможно покинуть и куда невозможно попасть?

— По собственной воле ты пришла в Либрополис и осталась в нём. Когда-нибудь ты чувствовала, что попала в ловушку?

— Но у меня был выбор! В любой момент я могу перейти через мост обратно в Лондон.

— Но ты ни разу этого не захотела. Потому что тебе нравится в Либрополисе.

— О боже, но ведь дело не во мне! Если вы разрушите мост, отрезанными от мира окажутся десятки тысяч жителей и гостей! Некоторые из них вовсе не хотели бы здесь жить, они просто собирались купить книги.

— Библиоманты! — презрительно сказал он.

— Да, библиоманты, такие же, как Фурия. Как Изида, которой ты обязан жизнью. И сотни или тысячи других, которые…

— Отлично устроились под защитой Академии. — Финниан крепко сжал руку Кэт. — Послушай, я знаю, что решения, справедливого по отношению ко всем, не существует. Но если Либрополис обретёт независимость, то у нас появится шанс. Хоть какой-то.

— Это неверный подход, Финниан. В корне неверный. У всех этих людей есть право на собственный выбор. Ты не можешь принудить их к решению, которое какая-то группка людей считает правильным или справедливым.

— Что ты предлагаешь? Провести голосование — взрывать мост или нет? За пару недель до этого раздать бюллетени с вопросом, является ли нападение справедливым?

Кэт поглядела на него с недоумением.

— Вот если предположить, что такое голосование действительно произойдёт, как ты думаешь, каковы будут его результаты? Ты правда считаешь, что жители согласились бы никогда больше не покидать Либрополис?

— Этот лес открыт для них. Он настолько велик, что никто ещё не дошёл до его конца. К тому же должны существовать и более глубокие убежища, в которые можно попасть сквозь него. И как только мы найдём переходы в них…

— Когда, Финниан? Это твой план на будущее? Когда?

— По крайней мере, план существует. И сегодня я не вижу никакой альтернативы. Во всяком случае, для экслибри, живущих в гетто. Если бы я только мог, я бы сначала вытащил из убежища всех библиомантов, а уж потом взорвал мост. Но это невозможно, и тебе это тоже известно.

Самое ужасное во всей этой ситуации было то, что Финниан очень нравился Кэт, хотя она и злилась. Злилась на себя за то, что не в силах объяснить Финниану, почему он не прав. Злилась на него за его треклятое упрямство. Должен быть и другой путь, возможно, более сложный. Но… какой же? Справедливый?

Кэт чувствовала, что зашла в тупик, но она хотя бы видела сложности, в то время как Финниан старался избегать неудобных вопросов.

Она высвободила свою руку из его ладони и вскочила.

— Как насчёт библиомантов, которые останутся в Либрополисе? Возможно, они будут достаточно могущественными, чтобы создать новое правительство? Опытный библиомант может держать под контролем десятки экслибри, стоит ему только захотеть.

— Они не станут бороться. Это читатели и коллекционеры. Единственное, за что они умеют сражаться, так это за цену какой-нибудь редкой книги.

На мгновение Кэт замерла, уставившись на него с открытым ртом.

— Ты хочешь их устранить! Отобрать их сердечные книги и заключить их в темницы! — В её голове не укладывались все эти планы. — Тогда ты — новая Академия, Финниан! Ты изгоняешь одного тирана, чтобы самому стать следующим.

— Неправда. Я хочу, чтобы у всех людей была возможность свободного выбора. Чтобы они сами могли решить, кто представляет их интересы и принимает решения.

Он хотел встать, но она, взяв его за плечи, вновь прижала к земле.

— Но для начала за них будешь решать ты, правда?

— Так начинается каждая революция, Кэт. С решения защищать себя. С решения не быть пассивным наблюдателем, пока всё вокруг движется к пропасти. С решения что-то изменить.

Кэт хотела возразить, но поняла, что это бессмысленно. Поэтому она лишь беспомощно подняла руки и, развернувшись, пошла вверх по лестнице.

— Постой, Кэт!

— Иди и борись, Финниан. Разжигай и поджигай, если ты действительно считаешь, что прав. Ты действительно задумал нечто масштабное. И это нечто раздавит тебя раньше, чем ты успеешь опомниться.

 

Глава ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Изида давно застегнула корсет. Поджав колени, она сидела у задней стены камеры. Когда Фурия отворила незапертую решётку и вошла, женщина даже не подняла на неё глаза.

— То, что ты сделала для нас тогда у оранжереи…

— Ничего я для вас не делала… — Изида говорила так тихо, что её голос почти тонул в шуме ночного леса. Голова её так и не поднялась, будто Изида внимательно изучала какую-то точку на полу.

— Не важно, почему ты так поступила. Без тебя нас не было бы в живых.

— Тогда мы вроде как квиты, да? — Цинизм в её голосе резал слух, хотя говорила она негромко.

— Да, — сказала Фурия. — Если бы я не попробовала подтвердить свою догадку, ты была бы трупом.

— А что я сейчас? Всего лишь чья-то придумка. Мысль, которая случайно оказалась на бумаге. Но ведь это не придаёт ей устойчивости, правда же? Экслибри — не люди. Они не имеют права на то, чтобы жить как люди. Их породили не отцы и матери, а чернило и перо.

Фурия присела на пол напротив агента:

— И в чём же тут разница? Вы из плоти и крови, как и все остальные. У вас в голове собственные мысли, вы можете делать всё, что заблагорассудится. Ваше прошлое записано в какой-нибудь книге. Ну и что с того?

— Я превратилась в то, на что сама же охотилась на протяжении десяти лет. Я ловила и запирала экслибри. Некоторых из них я ранила, причинила им боль, а пару-тройку даже убила. Всё это я совершала лишь по одной простой причине: потому что я чётко осознавала, что эти существа не люди, поэтому с ними можно делать всё, что угодно. В мире каждую секунду растворяются мысли и идеи, им не следует доверять: они канут в забвение и исчезнут навсегда. Даже те из них, которых кто-нибудь потрудился записать, тоже рано или поздно прекращают своё существование. Доски вытирают дочиста, книги сжигают. Нет ничего более мимолётного, чем мысль. Именно в этом сущность экслибри: они являются мыслями, о которых давно никто бы и не вспомнил, если бы волей случая их не забросило в этот мир. Вот и скажи мне: разве есть у них право на жизнь?

— А кто дал тебе право об этом судить? Разве ты решаешь, кому жить, а кому — нет? Кто сделал тебя такой, какой ты была?

— Академия научила меня…

— Академия — это всего лишь кучка корыстолюбивых семей, которая цепляется за свою власть и боится изменений.

Изида холодно рассмеялась и похлопала себя по груди:

— Только не надо убеждать меня в том, какими прекрасными могут быть эти изменения.

— Извини, может, тебе хотелось умереть, а я тебе помешала! — Фурия ужасно разозлилась, потому что вдруг поняла: что бы она сейчас ни сказала, это ничего не изменит — Изида её не слушала. — Мой отец мёртв. Двоих людей, которые практически вырастили меня, убили кавалеры. Моего брата держат в заточении. А ты сидишь тут и киснешь от жалости к самой себе! Боже, мне пятнадцать лет, а мужества у меня уже больше, чем у знаменитой Изиды Пустоты, вселяющей ужас охотницы на экслибри!

— Что ты хочешь от меня услышать, Фурия? Что я тебе благодарна? Что не имеет значения, кем именно я стала, главное, я жива?

— Но если смерть тебя так привлекает, почему бы тебе просто не броситься в пропасть? До края не больше десяти шагов. — Фурия вскочила и распахнула дверь клетки. — Давай же, выметайся и положи этому конец раз и навсегда! Если экслибри действительно такие ничтожные и мимолётные, как мысль, тогда не имеет никакого значения, сидишь ли ты тут, жалея саму себя, или валяешься со сломанной шеей где-нибудь на дне ущелья.

Изида гневно сверкнула глазами, но Фурию это не волновало. Она слишком разозлилась, чтобы испытывать уважение или даже страх перед этой женщиной.

— Думаешь, мне и самой это не пришло в голову? — спросила Изида.

— Но почему тогда ты этого до сих пор не совершила?

Изида ответила не сразу. Немного помолчав, она процедила сквозь зубы:

— Потому что я не могу отступить. Даже если бы я захотела, то не могла бы сдаться. Не такой меня написал Зибенштерн. Герои сказок не приемлют поблажек. Они продолжают идти по своему пути, независимо от того, насколько велико их страдание или искушение, — эти герои неуклонно идут вперёд. Такова и я, Фурия. Такой я была всегда. Я иду только вперёд, независимо от того, какие преграды возникают на моём пути, им меня не остановить.

Фурия отошла от двери:

— И ты думаешь, это плохо?

Ответить Изида не успела, потому что громко ударили в колокол, и тут же зазвучал другой, а потом и третий.

— Это сигнал тревоги? — Фурия вышла из камеры и огляделась, но вокруг была лишь непроглядная темнота.

— Фурия! Что случилось? — Кэт неожиданно подбежала с правой стороны и заглянула в сплетение корней у них под ногами.

Звон колоколов звучал отовсюду.

— Она здесь, — сказала Изида Пустота. — Это Интрига. Я знала, что она найдёт дорогу сюда.

К ним приближался Финниан. Мельком взглянув на Изиду, он пристально всматривался в темноту.

— Колокол Ариэля молчит, — сказал он. — Хотя он должен был зазвонить первым. И громче всех.

— Значит, она уже у него. — Изида сделала шаг к Финниану: — Где моя сердечная книга?

— У Ариэля.

Она выругалась и бросилась было бежать, но Фурия преградила ей путь.

— Если она здесь со своими кавалерами, то, наверное, сейчас самый подходящий момент, чтобы начать переговоры о моём брате.

— С большим удовольствием я прикончила бы её на этом самом месте.

— Нет! Ведь если с ней что-нибудь случится, кавалеры в резиденции отомстят за это Пипу.

— Мне нужна моя книга!

Конечно, ни один библиомант не может оставить свою сердечную книгу. Не важно, во что превратилась Изида, в любой ситуации первое, что она бы сделала, — это постаралась бы заполучить книгу обратно.

— Ладно, — сказала Фурия. — Но я хочу с ней поговорить.

— Здесь вокруг мои люди. Я за них в ответе, — вмешался Финниан.

— С экслибри точно ничего не случится, если Интрига получит то, что хочет, — сказала Фурия. — Я отдам ей книгу Северина.

— Она всё равно убьёт твоего брата, — возразила Изида. — Сначала тебя, а потом и его. А возможно, и кого-нибудь ещё, если уж она здесь оказалась. Не стоит недооценивать её жестокость!

— Тогда создай переход и отправь меня в резиденцию. Пока Интрига здесь, в лесу, я смогла бы подобраться к Пипу.

— Но я могу создать ворота только при помощи сердечной книги. И не к тебе домой, а в то место, которое мне знакомо. Таково правило, и исключений из него нет. Мне нужно сначала побывать там, иначе это слишком опасно.

— Тогда давайте не будем больше терять времени и принесём эту чёртову книгу! — выругался Финниан.

Пригнувшись, они побежали вперёд. Вскоре перед ними показалось жилище Ариэля — сплетение корней, которое обвивало и поддерживало каморку, словно кокон. Перед входом жались друг к дружке экслибри, а три кавалера держали их под прицелом. Интрига, должно быть, уже зашла внутрь.

— Не туда, — прошептал Финниан и удержал Изиду. — Я знаю другой путь, получше этого.

Он повёл их вниз по лестнице, а затем через узкий мост из узловатых корней. Перед завесой из диких лоз Финниан вдруг остановился. Теперь они находились под жилищем Ариэля. Откуда-то сверху, сквозь щели между вьющимися ветвями, проникал свет. Наверное, там была задняя стена комнаты. Ни кавалеров, ни экслибри отсюда видно не было.

— Отлично! — Изида кивнула Финниану и первой полезла по крепким вьющимся лозам.

Фурия и остальные последовали за ней. Спуск оказался не таким уж и сложным. Наконец они притаились в сплетении толстых веток и, прижавшись друг к другу, попытались разглядеть, что происходило внутри. Из комнаты исходило яркое сияние, и в просвете, где стояла Фурия, было чётко видно Ариэля, а вот Интригу — нет. Дух воздуха с всклокоченными волосами стоял у края пустого стола. Пака Фурия тоже не видела.

Сердечная книга Изиды и покрытая татуировками рука неизвестного библиоманта исчезли.

Сплетение ползучих растений было не слишком густым, Фурия могла бы протянуть руку — и на неё упал бы луч света.

Девочка отчётливо слышала слова Интриги:

— …ни малейшего намерения выдавать вас Академии. Борьба, которую ведёте вы и ещё парочка мятежных экслибри, меня не касается. Оставайтесь в этом лесу сколько захотите. Но отдайте мне девчонку.

— А что с остальными? — спросил Ариэль.

— Мальчишка и воровка меня не интересуют. Только вот агент… Я бы с удовольствием понаблюдала за тем, как она умирает. Если вы до сих пор её не прикончили.

— Мы заточили её в Пустом дереве.

— Что ещё за дерево?

— Это сухая секвойя. Внутри её гнездятся гигантские красные муравьи, она просто кишит ими. У нас есть особое наказание для воров — мы опускаем их на канате к самому основанию дерева. И они бьются о стены и сражаются с муравьями. Большинство из них, достигая дна, уже перестают кричать. Остальных мы вытаскиваем обратно наверх. Выжившим — помилование. Но это случается очень редко… Пак, когда в последний раз кто-то выбрался оттуда живым?

Голос козлоногого раздался справа. Видеть его Фурия по-прежнему не могла.

— Восемь лет назад. Он украл петушиную книгу, если я не ошибаюсь.

Кэт рядом с Фурией покрылась испариной. Финниан наклонился вперёд:

— Он знает, что мы здесь.

— Предателей и агентов Академии мы просто сбрасываем на дно глубокого дупла, — сказал Пак и отступил на шаг, так что теперь Фурия могла видеть его спину. — Они падают в муравьиный рой и тонут в нём. Изида Пустота кричала четверть часа без передышки, а затем всё стихло. До этого мы вытащили её и облили водой с сахаром. Муравьи нападают на подобное лакомство с невероятной быстротой.

— Могу себе представить! — немного помолчав, сказала Интрига. — А тела, которое вы могли бы мне представить, нет.

— Вообще-то, — ответил Пак, — вы можете отправить в дупло кого-нибудь из ваших слуг, и они раскопают в муравьиных кучах искомые останки.

— Возможно, я этим займусь. Или как следует тебя проучу и брошу следом за ней, мерзкий экслибро.

— Я вытерпел капризы королевы Титании, так что даже такой коварной убийце, как ты, меня не запугать.

Интрига рассмеялась. Пак сцепил руки за спиной и начал расхаживать взад-вперёд, будто обдумывая слова агента.

— Где девчонка? — спросила она наконец. — У этой малышки имеется кое-что, что ей не принадлежит.

Ариэль обеими руками опёрся о край стола.

— Где гарантия, что вы, как только получите желаемое, тут же не доложите Академии обо всём, что тут происходит?

— Как я уже говорила, я больше не работаю на Адамантову Академию. Вам придётся мне доверять. Или с вами случится то же самое, что и с вашим непокорным другом. — В Ариэля полетел тяжёлый узел из ткани и, упав перед ним на столе, развернулся.

Дух воздуха затаил дыхание, а затем, взявшись за кончик, с неподвижным лицом повернулся к Паку:

— Хольмир.

Кэт вздрогнула и быстро зажала рот Финниану, прежде чем тот успел издать яростный крик.

Пак продолжал стоять перед просветом, сквозь который Фурия подглядывала за происходящим в комнате. Он вышел вперёд, задумчиво повернулся — и встретился раскалёнными огненными глазами со взглядом Фурии. Через мгновение он снова шагнул в сторону и скрылся из поля зрения девочки.

— Не было необходимости убивать Хольмира, — сказал Ариэль.

— Мне показалось, что моим аргументам надо придать немного эмоциональной окраски, — самодовольно сказала Интрига. — Прошу прощения, если это случилось слишком уж неожиданно. Я хочу загладить свою вину и воздержусь от того, чтобы сбросить в пропасть восьмерых стражников, которых мои люди схватили во время нашего прибытия.

Пак издал глухой рык, больше подходящий волку, чем козлу. Но Ариэль, пытаясь успокоить его, поднял руку.

— Я вам верю, — сказал он, глядя на череп Хольмира. — Других доказательств вашей искренности можете не приводить.

— Тогда по рукам?

Фурия не видела, как на это отреагировал Ариэль, потому что его заслонил Пак — козлоногий закрывал спиной щель, через которую глядела девочка. На этот раз он украдкой просунул в просвет какой-то предмет. Кэт тоже это заметила. Остальным же ничего видно не было.

Изида чуть заметно выпрямилась, как будто чувствуя, что им передал Пак.

Фурия протянула в щель руку и нащупал в сплетении ветвей маленький молитвенник. Пак на некоторое время остановился и, лишь удостоверившись, что рука Фурии скрылась, снова зашагал по комнате.

— Я прикажу привести девочку, — сказал Интриге Ариэль.

— Просто скажите, где я могу её найти.

— Мои люди выведут Фурию из камеры и доставят сюда.

Он подал знак Паку, и его брат-бородач, что-то пробормотав, проскользнул к выходу.

Фурия наклонилась к Кэт и Финниану и передала Изиде её сердечную книгу. Та облегчённо вздохнула, нежно провела рукой по обложке и вставила пальцы между страницами, чтобы раскрыть молитвенник.

— Подожди! — прошептала Фурия. — Сначала перенеси нас в Лондон.

— Я остаюсь здесь, — прошептал Финниан.

— Чтобы закончить, как Хольмир?! — в ужасе спросила Кэт.

Изида указала вверх:

— Вылезайте обратно, и поживее!

К большому удивлению Фурии, первым приказу агента подчинился Финниан. В комнате тем временем продолжался разговор между Ариэлем и Интригой, но девочка их больше не слушала, она последовала за остальными вверх по ветвистым лозам, обратно к зелёному мосту.

Здесь они находились на высоте примерно восьми метров и были защищены от взглядов со стороны. Послышались сдавленные крики — это Пак пробирался сквозь толпу экслибри, то и дело их подгоняя.

Изида раскрыла книгу и сложила страничное сердце. Оно засветилось изнутри тёмно-фиолетовым светом, беглецам оставалось надеяться, что его не было заметно издалека. Никто из них не представлял, где именно их могут поджидать кавалеры.

— Иди сюда, — сказала Изида Фурии, — нам стоит поторопиться!

— Сначала Кэт.

Было видно, что та не очень-то спешила покинуть своих друзей.

— Почему это я?

Фурия вытащила из кармана свою сердечную книгу.

— Потому что в случае особой опасности я смогу себя защитить. Если вдруг Интрига попробует атаковать меня с помощью библиомантики.

Это объяснение было довольно слабым, но, немного поколебавшись, Кэт кивнула.

— А вы прибудете сразу же за мной?

Финниан обнял её и что-то прошептал ей на ухо. Фурия с удивлением отметила, что ему удавалось оставаться совершенно невозмутимым. Это её немного беспокоило. Но, с другой стороны, он, наверное, радовался, что Кэт скоро будет в безопасности.

— По очереди, — сказала Изида. — По-другому не получится.

Она протянула Кэт левую руку, и та взялась за неё. Вспыхнул фиолетовый свет, а затем обе они исчезли.

— Фурия, — поколебавшись, начал Финниан. — Я…

Больше ничего сказать он не успел, потому что из ниоткуда перед ними снова появилась Изида. В правой руке она держала раскрытую сердечную книгу. Женщина казалась совсем уставшей, будто ей пришлось преодолеть многочасовой подъём на крутую гору.

— Теперь ты, — сказала она Фурии, та кивнула и подтолкнула к Изиде Финниана.

От неожиданности он попытался зацепиться за Фурию, но нетерпеливая Изида первой схватила его, и оба растворились в воздухе.

Фурия резко развернулась и полезла наверх по вьющейся лестнице. Изида могла вернуться в любой момент. Тем не менее Фурии удалось добраться почти до самого верха, прежде чем она уловила боковым зрением фиолетовый свет, лившийся из переплетённых корней.

Фурия увидела, как из ниоткуда появилась Изида, но не остановилась. Вместо этого она протиснулась между ветками, обрамлявшими жилище Ариэля. Ей было ясно, что Изида следует за ней. Возможно, потому что цель у них была одна и та же, хотя причины разные. А может, женщина хотела предотвратить глупые поступки, которые могла совершить Фурия.

Ни то ни другое не имело никакого значения. Девочка сомневалась, что в такой опасной близости от своих врагов Изида воспользуется библиомантикой, чтобы её задержать. Она обернулась, но Изиды не увидела. Тогда, протиснувшись поглубже в сплетение корней и ветвей, она оказалась на маленькой площадке перед комнатой Ариэля.

Трое кавалеров были полностью поглощены наблюдением за экслибри, поэтому никто не заметил, как у них за спиной появилась девочка. Фурия сунула в рот два пальца и пронзительно свистнула.

Все резко обернулись к ней.

— Я — Фурия Саламандра Ферфакс, — сказала она и подняла книгу Северина. — Мне нужно поговорить с вашей госпожой.

 

Глава ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Интрига вышла вперёд. Один из кавалеров хотел удержать Фурию, но госпожа отбросила своего слугу одним взмахом руки.

— Добрый день, Фурия.

— Я принесла вам книгу. — Девочка протянула ей заветный томик. — Вам ведь это нужно?

На миг ей показалось, что Интригу интересует вовсе не это. Женщина не спускала глаз с самой Фурии. И та вдруг подумала о пауке, который внезапно прыгает и хватает свою жертву всеми лапами.

Но Интрига, оставшись у входа, лишь медленно подняла руку. На её чёрном костюме не было даже малейшего следа от выстрела Финниана.

— Дай её мне, — сказала она.

Фурия сделала несколько шагов к женщине и внезапно почувствовала невидимое сопротивление, будто кто-то хотел оттолкнуть её от Интриги, в то время как они притягивались друг к другу, словно два магнита.

Рука Интриги быстро выпрямилась и вцепилась в запястье Фурии.

— Что ж, последняя дочь рода Розенкрейцев, давай-ка посмотрим, что там у тебя.

— Вам прекрасно это известно.

Улыбка не сходила с лица Интриги, будто непроницаемая маска скрывала под собой нечто ужасное.

— Ты пахнешь так же, как и твой брат, — прошептала Интрига.

— Бьюсь об заклад, — сказал один из кавалеров, широко улыбнувшись, — что и кричит она так же, как он.

— Заткнись! — рявкнула на него госпожа.

Фурия сбросила с себя оцепенение. Как только Интрига захотела взять книгу из её руки, девочка прижала её к себе.

— Что вы сделали с Пипом?

— С ним всё в порядке.

— Тогда почему он кричал?

Женщина взглянула на Фурию большими красивыми глазами, на этот раз в них читалось искреннее удивление.

— Он ведь ребёнок, а дети часто кричат.

— Только не Пип. Лишь если ему причиняют боль.

Интрига вырвала книгу Северина из руки Фурии и оттолкнула девочку.

— С ним всё хорошо. Поосторожнее в выражениях, малышка, и тогда с ним ничего не случится.

— Я принесла вам книгу. А теперь отпустите Пипа!

— Разумеется. Ты будешь меня сопровождать и сможешь убедиться во всём собственными глазами.

Это предложение казалось настоящей ловушкой, и конечно же Интрига это предусмотрела.

Если Фурия откажется последовать за ней, то не сможет быть уверенной, что Пипа действительно отпустят. А если она согласится перелететь в резиденцию, то станет при этом такой же лёгкой жертвой для Интриги и её кавалеров, как и Пип.

Восторженно улыбаясь, Интрига просмотрела первые строчки книги.

— Какая душераздирающая сладость! — сказала она, не поднимая глаз от страниц. — Сдаётся мне, ты чуточку в него влюблена, не так ли?

Фурия предпочла бы проглотить эту книгу, только бы не отвечать на подобные вопросы.

— С тобой хотел бы познакомиться ещё кое-кто, — сказала Интрига, перелистывая страницу за страницей.

— Госпожа Антиква? — сказала Фурия наугад и в тот же момент по выражению лица Интриги поняла, что попала в яблочко.

Женщина нахмурилась.

— Кто тебе о ней рассказал? Может, Изида, эта агенточка?

Фурия покачала головой.

— Что ж, — сказала Интрига, пожав плечами, — это не имеет значения. — Повернувшись к кавалерам, она крикнула: — Уходим! Отнимите у неё сердечную книгу и свяжите руки!

Она хотела что-то сказать Ариэлю, стоявшему в глубине корневища, но вдруг застыла. С опаской, склонив голову набок, она огляделась.

— А куда подевался козлоногий? Это ведь не он тебя привёл, верно?

Фурия проскользнула под рукой одного из кавалеров. Когда он угрожающе шагнул к ней, девочка оттолкнула его волной энергии, сильной, словно выстрел. Фурия не знала, сработает ли её выпад, но наступление на какое-то время остановилось. Кавалер чуть заколебался, и этого Фурии оказалось достаточно.

— Я пойду с вами, — сказала она, — но свою сердечную книгу я вам не отдам.

Среди экслибри, которых сдерживали остальные кавалеры, поднялось волнение. На отдалённых корнях, куда едва достигал свет бумажных фонариков, тоже что-то происходило.

Интрига это заметила.

— Ариэль! — крикнула она через плечо. — Угомони своих людей, иначе пленные будут убиты.

На верхних площадках из сплетённых корней кавалеры подталкивали пойманных экслибри к самому краю пропасти. На каждого пленного приходилось по двое стражников.

Ариэль вышел на площадку и поднял руку. Он коротко обратился к толпе и к тем, кто скрывался во тьме. Уже через несколько секунд мятежный гул превратился в приглушённый шёпот.

Интрига обернулась к Фурии:

— Только не пытайся мне противостоять. И тебе, и твоему брату от этого не поздоровится.

Раньше Фурия частенько удивлялась, насколько герои книг иногда полны презрения и ненависти. Ей такие описания казались совершенно неэстетичными и уж точно не яркими или впечатляющими. Но теперь она поняла: ненависть, словно рыбий жир, оставляла на языке противный привкус.

— Я и не пытаюсь вам противостоять, — сказала она. — Мне всего лишь важно было оставить при себе сердечную книгу. Даю вам слово, что…

Закончить фразу ей не удалось: два обстоятельства одновременно прервали её. Откуда-то послышалась тихая мелодия флейты, которая в первый момент звучала очень нежно, но тут же будто стальной иглой пронзила барабанные перепонки. Некоторые экслибри закричали, а трое кавалеров на площадке закрыли уши ладонями. Двое из них тут же уронили своё оружие. То же происходило и на верхних корнях: от боли там корчились и экслибри, и их стражники. Фурия почувствовала горячую боль, нахлынувшую волной… Девочка видела, как скрючилась Интрига, и тут же сама рухнула на колени.

Книга Северина выскользнула у неё из рук, упав перед ней на землю, но она видела это словно бы сквозь туман, потому что глаза ей застилали слёзы, а в ушах звучала невыносимая какофония.

В тот же момент началось второе нападение. Оно удалось лишь потому, что никто, кроме Фурии, не догадывался, насколько ослабла Изида Пустота. Почти без передышки ей пришлось создать два перехода между уровнями, и это, очевидно, отвлекло её от жалости к самой себе. Покачиваясь, она появилась на той же площадке, будто из ниоткуда. Из последних сил она ударила кричащую Интригу кулаком в лицо, но пошатнулась от силы собственного удара, а когда хотела повторить удар, Интрига с окровавленным лицом уже отступила в сплетённое из корней жилище Ариэля.

Тогда Изида повернулась к трём кавалерам, оказавшимся рядом с ней. Мужчины всё ещё корчились от режущих звуков флейты. Они даже не сопротивлялись, когда она столкнула их в пропасть.

Мелодия флейты резко оборвалась. С блеющим смехом на площадку запрыгнул Пак, вытащил из ножен шпагу одного из кавалеров и погнался за Интригой. Фурия никак не могла прийти в себя от боли и отзвуков музыки, хотела схватить книгу Северина, но та куда-то пропала. Может, её подняла Изида? Фурия этого не заметила. Значит, прежде чем скрыться после удара, книгу забрала Интрига.

На плечо девочки легла чья-то рука.

— Надо отсюда убираться, — донеслось откуда-то издалека.

— А как же Пип?

— Мы освободим его!

Фурия яростно замотала головой:

— Ты слишком слаба. А книга…

— Не сейчас, Фурия!

Девочка всё-таки попыталась пролезть сквозь щель в жилище Ариэля, но вдруг оттуда раздался душераздирающий крик, будто кого-то резали живьём. Фурия почувствовала влагу на своём лице, и у самых её ног на пол шлёпнулось что-то бесформенное. Девочка успела разглядеть клок козьей шерсти, и тут Изида резко повернула Фурию к себе.

Вдалеке они видели кавалеров, которые падали в пропасть, словно перезрелые фрукты. Фурия ошеломленно следила за этой паникой, слышала дикие крики, которые проникали куда-то в самую глубину её существа вместе с резким воплем Ариэля.

Наконец раздался гневный клич Интриги.

— Бежим! — сказала Изида. — Пак мёртв, а мы…

Её слова потонули в фиолетовом взрыве. Неизвестно откуда налетел ураганный ветер, он подхватил Фурию и закружил её в водовороте огней.

Изида была рядом, и обе они, прорываясь сквозь строки, казались крошечными созданиями в тени гигантских букв. А вокруг, переворачиваясь с бешеной скоростью, шелестели страницы мира.

 

Глава ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

В резиденции лампа с нарастающим отчаянием наблюдала за тем, как кресло двигалось вперёд, изо всех сил стараясь не привлекать к себе внимания.

Лампа считала, что эта идея с самого начала обречена на провал, ещё прежде, чем кресло, как всегда неуклюже, начало воплощать свой план в действие.

Но безрассудный манёвр всё-таки удался, и лампу это очень удивило. Так же, как и его неожиданная смелость. С того момента, как они в последний раз встретили водителя Сандерленда, что-то в кресле кардинально изменилось.

Коридоры резиденции были забиты мебелью, которая накапливалась там на протяжении столетий. Казалось, никто из чужаков даже не заметил, что вдруг перед открытой дверью в комнату появилось ещё одно кресло. Оно стояло прямо в мерцающем прямоугольнике света, проникавшем из комнаты и падавшем на красные шёлковые обои.

Лампа же находилась немного дальше, у самой лестницы.

Сандерленд смазал её шарниры — если бы не водитель, кто бы о ней позаботился? — и с тех пор лампа перестала с хрустом переваливаться с боку на бок и могла шагать уверенно и совершенно беззвучно. Больше всего ей хотелось бы целыми днями расхаживать по коридорам, чтобы демонстрировать застывшим фигурам с картин свою вновь обретённую подвижность. Только теперь у неё были дела поважнее.

Сандерленд хотел спасти мальчика, и для этого ему надо было знать, сколько кавалеров охраняет Пипа. Присутствие лампы и кресла вряд ли вызовет подозрение, поэтому они могут стать его ушами и глазами и затем доложить ему, где чужаки прячут брата Фурии. Когда лампа ушла вслед за креслом, Сандерленд был смертельно бледен, а раны его кровоточили.

Большая гостиная, в которой кавалеры удерживали Пипа, находилась на первом этаже. Там стоял единственный телевизор Ферфаксов — старая, не нужная никому из семьи вещь с глухим, лающим звуком и мутной картинкой. Кавалеры привели мальчика именно туда, потому что им было невероятно скучно, и теперь они расселись в этой комнате у самого экрана. В коридор пробивался свет от телевизора и приглушённые, неразборчивые голоса.

Лампа никогда ещё туда не заходила.

Скорее всего, и там на стенах висели такие же, как и в других гостиных, выцветшие картины со сценами охоты на лис, а с потолка свисала потемневшая хрустальная люстра, покрытая пылью и паутиной. Креслу со своего наблюдательного пункта была видна лишь часть комнаты, поэтому оно снова заковыляло к двери на своих толстых коротких ножках.

Лампа резко выпрямилась. Любого удивило бы старое кожаное кресло с разорванными подушками: почему оно стоит посреди коридора? И тогда незнакомец может о чём-нибудь догадаться и закончить расправу, которую начали те парни в лифте. К тому же лампу злило, что ей ничего не оставалось, кроме как выжидать и вести наблюдение за лестницей. Она могла передвигаться куда быстрее и незаметнее кресла, но ведь ему, такому-сякому, обязательно хотелось погеройствовать!

Его превращение из тихони пессимиста в смельчака не очень-то укладывалось у неё в голове. Даже когда Фурия читала вслух самые страшные истории, она, лампа, не приглушала свой свет, а вот кресло стонало и кряхтело, оно не могло дождаться, когда же ужастики наконец закончатся. А теперь вот, пожалуйста, полюбуйтесь на него! Она, конечно, понимала, что именно задумало кресло, но риск был слишком велик. Сейчас оно стояло практически в дверном проёме, оттуда ему видно было всю комнату.

Больше всего лампе хотелось подбежать к нему и научить его всем хитростям слежки, она могла бы дать ему пару хороших советов: их у неё в арсенале было не так уж и мало. Потому что, в отличие от кресла, лампа прекрасно помнила все истории из книг Фурии. Она изучила приёмы разбойничьих банд, которые тихо и молниеносно окружали своих жертв.

Креслу же всегда с трудом удавалось удержать в памяти даже самые простые вещи. В состоянии ли оно вообще запомнить то, что происходит в гостиной? Сомнительно. О боже, да оно действительно остановилось прямо в дверях!

Если хоть кто-нибудь его заметит, пиши пропало. Тогда мужчины быстро догадаются, в чём тут дело, и просто сожгут его прямо перед домом. Может, кто-то из врагов запомнил его, когда они рыскали на чердаке? Не узнают ли они то самое кресло, что перекрыло вход, когда кавалеры хотели устроить наверху обыск? А не было ли рядом с ним лампы? И как это она вдруг очутилась в коридоре перед гостиной? Стоит и её за компанию бросить в огонь!

Лампе стало ужасно страшно, она поглубже надвинула абажур и украдкой снова поглядела на кресло, стоявшее в дверях. Её провод дрожал от волнения.

Но кресло не двигалось с места. Разве оно не успело уже увидеть всё, что нужно? Или его просто парализовало от страха?

Неужели незнакомцы что-то сделали с мальчиком?

Лампа нехотя решила покинуть свой наблюдательный пункт. Она снова прислушалась, не раздаются ли вдалеке шаги, и заковыляла на своих свежесмазанных металлических ножках вперёд по коридору. Примерно десять метров отделяло её от открытой двери, а там, перекрыв проход, стояло кресло. Наверняка оно лихорадочно соображало сейчас: сколько противников придётся на одного Сандерленда? Счёт тоже не был сильной стороной кресла.

Лампа преодолела уже половину расстояния, когда за её спиной послышался шум. Он доносился из другого прохода, который пересекался с их коридором. Это были шаги, слабые и нетвёрдые, казалось, кто-то еле волочил ноги.

Лампа задумалась, не стоит ли ей застыть на месте. Но затем она увеличила скорость, добралась до кресла и уткнулась ободком своего металлического абажура в его подлокотник.

— Кто-то идёт, — прошептала она.

Кресло испугалось (лампа поняла это, увидав волны, пробежавшие по его коже) и попятилось назад.

Лампу не так-то просто было сбить с толку. Она спросила:

— Сколько человек в гостиной?

— Восемь.

— Это точно?

— Ну, может, девять.

— Или семь? Или десять?

— Возможно, — пробормотало кресло.

Лампа повернула абажур и заглянула в глубь коридора.

Шаги слышались уже на лестнице.

— К стене! — скомандовала она. — Быстро!

Кресло отпрянуло назад, и его задняя стенка коснулась обоев.

Лампе очень хотелось бы самой осмотреть гостиную, но на это не было времени. Она пододвинулась к креслу, повернулась лампочкой влево, к концу коридора, и застыла. Оба они не издали больше ни звука.

С лестницы в коридор вышла Интрига — тонкая чёрная фигура. Сделав несколько шагов, она остановилась и опёрлась правой рукой о стену.

Вокруг её тела кружились фиолетовые светящиеся точки, через несколько секунд они потухли. В левой руке женщина держала книгу — нет, две книги, — различила лампа.

Интрига на секунду задержалась, тяжело дыша, — казалось, ей не хватало воздуха. Лицо её было прикрыто красной вуалью, волосы слиплись. Женщина выглядела совершенно измождённой, будто бы только что ей довелось побывать на волосок от смерти.

Лампа наступила металлической ногой на дрожащий провод, по подушкам кресла пробежал нервный шорох, а затем оба они снова застыли.

Женщина выпрямилась и направилась дальше. Твёрдыми шагами она дошла до мерцающей полосы света, точно падавшей на лампу и стул. Сейчас Интрига казалась ещё более надменной, чем тогда на чердаке. На секунду она застыла и повернулась к лампе и креслу спиной.

«Раскусила она нас», — подумала лампа.

Но женщина прошла в гостиную, держа в каждой руке по книге. Одну из этих книг лампа часто видела у Фурии.

— Дело сделано, — сказала Интрига, когда свет телевизора резко исчез и в комнате воцарилась тишина. — Мальчишка нам больше не нужен.

 

Глава ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Горький привкус ненависти ещё оставался во рту у Фурии, а в ушах по-прежнему раздавался свист, но фиолетовые лучи уже перенесли девочку совсем в другую реальность. Фурия приземлилась на четвереньки. Рядом с ней в позе эмбриона корчилась Изида. Фиолетовые светящиеся точки, словно искры, кружились вокруг неё.

— Изида! — позвал мужской голос. Кто-то пронёсся мимо Фурии и быстро присел на колени рядом с агентом. — Изида, сколько тебе повторять?..

Фурия зажмурилась, а затем снова открыла глаза: бледные всполохи фиолетового света расплывались клочьями тумана.

Изиду и подбежавшего мужчину Фурия уже не видела, потому что в поле зрения втиснулось другое, весьма обеспокоенное лицо.

— Кэт! — пробормотала Фурия.

Её подруга радостно вскрикнула, желая, наверное, сжать Фурию в объятиях, но, лишь дотронувшись до её плеч, вдруг отпрянула:

— Боже, откуда на тебе столько крови?

Фурия вспомнила о чём-то влажном и тёплом, выплеснувшемся на неё из жилища Ариэля.

— Пак, — прошептала она. — Интрига его прикончила…

За спиной Кэт появился Финниан.

— Пак мёртв?

Фурия слабо кивнула:

— Он хотел её…

— А что с Ариэлем?

— Не знаю.

— А с экслибри? Они…

— Они столкнули кавалеров в пропасть. Думаю, у них получилось, но… Интрига по-прежнему была там, когда мы переносились… Что случилось потом, я не знаю…

Финниан схватился за голову:

— Я должен вернуться, прямо сейчас! Мне даже на минуту нельзя было…

— Полно, мой мальчик, — вмешался мужчина. Он поддерживал Изиду, помогая ей подняться. — А если всё-таки решишь куда-то отправиться, мы закажем тебе такси.

Незнакомцу на вид было около шестидесяти, тучностью и странной стрижкой «под горшок» он напоминал Фурии монаха. Она видела таких на волшебных обоях фантазии, на тех самых обоях в резиденции, которые показывали происходящее в книгах, когда Фурия читала. Один из таких монахов был тайным союзником Фантастико Фантастичелли, он дал ему убежище в своём аббатстве. Но этот мужчина, в чьём доме они сейчас очутились, был одет вовсе не в рясу, а в разноцветную гавайскую рубашку с изображением розового заката на голубом фоне. На ногах у него были закатанные армейские брюки и растоптанные сандалии. Мельком поглядев на его ногти, девочка тут же отвела взгляд и стала потихоньку оглядываться.

Тёмная комната была заставлена полками и столами, все книги на них лежали плашмя, ни одна не стояла вертикально. На столах книги громоздились, напоминая бумажные горы, а между столов затерялся старый вращающийся стул. С потолка вместо люстры свисали провода, но на столах были включены лампы, освещавшие разбросанные страницы книг, увеличительные стёкла и перочинные ножи.

С первого взгляда девочка поняла, чем именно этот мужчина зарабатывал себе на хлеб.

— Вы кромсач! — вырвалось у неё.

Девочка даже не старалась скрыть своего презрения.

— Торговец литературой, — поправил он.

Платком мужчина отёр пот со лба Изиды. Глаза её до сих пор оставались закрытыми, но сейчас она сидела прямо, с шумом вдыхая и выдыхая воздух.

— Три перехода! — с укором воскликнул он. — Некоторых может погубить даже один! А вы позволили ей открыть трое ворот без малейшей передышки!

— Но мы не знали, что это может ей навредить, — сказала Кэт.

Финниана, казалось, мучили вовсе не угрызения совести.

— Фурия, что случилось там, в убежище? — жёстко спросил он.

Но Фурия ещё не закончила знакомство с «монахом». Её не волновало, что он заботится об Изиде. В её глазах такая работа, как у него, была настоящим позором. Кромсачи считались среди антикваров низшей кастой, их ненавидели и презирали. Эти торговцы зарабатывали себе на жизнь тем, что потрошили книги и распродавали их постранично. Они не чурались ничем и могли рвать на куски любые книги, лишь бы умножить собственную прибыль. На свете существовало достаточно коллекционеров, готовых заплатить огромные деньги за какую-нибудь изящную страницу из средневековой рукописи или первого издания иллюстрированного путевого дневника. Драгоценный экземпляр, который на аукционе можно было бы продать за сто тысяч фунтов, возрастал в цене в несколько раз, если каждую его страницу такой делец продавал за несколько тысяч. Часто эти страницы коротали свой век в драгоценных рамах, в папках или на полках, но никто их больше не читал, все лишь восхищались их уникальностью.

Кромсачи разрывали фолианты на части, и те становились достоянием богатых домов. Страницы находили своё место между работами Пикассо или слоновьими бивнями.

Отец привил Фурии настоящую ненависть к кромсачам, и она даже подумать не могла о том, чтобы очернить память Тиберия и принять в свои союзники такого человека. Все эти распотрошённые книги на столах разрывали ей сердце. Это была вовсе не мастерская, а настоящая книгобойня.

Вдруг Изида открыла глаза. Толстяк по-прежнему обтирал пот с её лба несвежим платком.

— Ну довольно, — нетерпеливо сказала она, — прекрати!

— Ты вся в крови.

— Это не моя кровь.

— Прошу вас, объясните мне, что случилось с Паком! — взмолился Финниан.

Они с Кэт уселись на старом диване с вельветовой обивкой среди пустых обложек и разбросанных страниц. Финниан резко подался вперёд, будто готов был в любой момент вскочить и побежать.

— Пак был моим другом, так же, как и Ариэль. Если с ними что-нибудь произошло…

— Интрига убила Пака, — сказала Изида. — Но вот добралась ли она до Ариэля, я не знаю. Сейчас это выяснить никак невозможно.

Лицо Финниана стало бледным как мел.

— Академия охотилась за ними обоими на протяжении многих лет, и вдруг появилась эта женщина и так просто прикончила обоих?

— Так уж привыкла действовать эта убийца. — Из уголка левого глаза Изиды отделился светящийся фиолетовый шарик и тут же лопнул.

— Невозможно так просто открыть три перехода без ущерба для своего здоровья! — сказал мужчина.

Его беспокойство за Изиду казалось очень искренним, но он всё равно был Фурии абсолютно несимпатичен.

— Прости, что мы все так неожиданно к тебе нагрянули, — сказала Изида. — Постараемся убраться отсюда как можно скорее.

— Я рад тебя видеть, хотя бы изредка.

Возмущённо взмахнув рукой, Изида оттолкнула толстяка и попыталась встать на ноги. Фурия протиснулась между ними и помогла женщине выпрямиться. Изида немного неуверенно прошла к стулу и присела. Она расстегнула молнию и опустила капюшон.

Других стульев не было, поэтому Фурия опёрлась на один из столов. Последняя жертва кромсача была написана на латыни, искусные виньетки обрамляли убористый текст. От подобного обращения с книгами Фурию выворачивало наизнанку.

Из двух узких окошек под самым потолком проглядывала кирпичная стена, на неё падал жёлтый свет уличного фонаря. Они находились в комнате под землёй.

Финниан, подавшись вперёд, закрыл лицо руками. Кэт приобняла его.

— Мне очень жаль, — сказала Фурия, повернувшись к нему. — На самом деле ей нужна была только я. Пак был совершенно ни при чём… И я сильно в нём ошибалась. Без Пака мы никогда бы не вернули сердечную книгу Изиды.

Фурия не знала, слышит ли он её, но Кэт слабо улыбнулась:

— Здесь нет твоей вины.

— Есть, — сказала Фурия.

Финниан поднял глаза:

— Пак знал, на какой риск идёт, а Ариэль и подавно. Даже странно, что несчастье приключилось только сейчас.

Толстяк в цветастой гавайской рубашке встал между окнами и прислонился к стене.

— Что вообще произошло?

— Ничего, что должно тебя волновать, — ответила Изида. — Мы немного отдохнём и снова исчезнем.

Мужчина, казалось, расстроился, но ничего не ответил.

— Книга Северина сейчас у Интриги, — сказала Фурия.

— Тебе ведь и самой не терпелось отдать ей эту книгу, — возразила Изида. — Я же тебя предупреждала.

— Она могла бы привести меня к Пипу, если бы Пак… если бы все поступали так, как она требовала.

Кэт рассерженно переводила взгляд с Фурии на Изиду:

— Может, хватит? Давайте лучше подумаем, что делать дальше. Это будет более разумно, чем обсуждать события, которые уже произошли и изменить которые мы не в силах.

Мужчина кашлянул и сказал:

— Вот и славно. Тогда начну я. Меня зовут… — Он на секунду замолчал, будто давно уже не произносил собственного имени. — Большинство называет меня просто Целестин.

— Это прозвище? — спросила Фурия.

— И не сомневайся, — сказала Изида.

— Я — Фурия. Это Финниан и Кэт. С Изидой вы уже, кажется, знакомы.

— Так и есть. — Теперь он выглядел ещё более несчастным. — Я её вырастил. Пусть даже она не слишком-то любит об этом вспоминать.

— Ах, прошу тебя, только не начинай! — поморщилась Изида.

Фурия с трудом могла представить её ребёнком, которого вырастили в этом подвале.

Кэт оглядела мужчину с головы до ног.

— Вы — отец Изиды?

— Нет, — вмешалась она, — я ведь вам уже объяснила.

— И всё же я лучший отец, который у тебя был, — сказал Целестин.

Изида молча повернулась к нему на стуле и расстегнула корсет. Она широко развернула его половины, и из глубины раздался шелест страниц. Целестина обдало порывом ветра, вырвавшегося из книжной груди Изиды.

— О боже! Что это?

— Я — экслибра. — В воцарившейся тишине Изида застегнула корсет. — И ты об этом знал.

Мужчина склонил набок голову, словно не понимая, что ответить. Затем он неуверенно кивнул, но, казалось, что он и сам не знает, правда ли это.

— Но… так было не всегда!

Прошлое изменилось несколько часов тому назад, но для него это происходило прямо сейчас, ведь история Изиды, наверное, уже довольно давно перестала занимать мысли Целестина.

— Ты рассказал мне историю о девочке, очутившейся на границе между светом и тьмой, — сказала женщина. — Может, тогда ты её просто придумал… Как бы там ни было, сейчас она стала реальностью.

— Но ведь… — Он запнулся, и Фурия увидела, как на лице отражалась вся мысленная работа этого человека.

Он переставал верить собственным воспоминаниям. Прежде он, вероятно, действительно считал, что сам выдумал эту историю, но теперь он понял, что это была старая и всем известная сказка. Сказка Зибенштерна. Странно лишь, что он никогда раньше об этом не думал.

Фурия презирала этого человека за то, как он поступал с книгами, но сейчас она ему сочувствовала.

— Надо ему рассказать. Это будет справедливо.

— Мне тоже так кажется, — согласилась Кэт.

Финниан не обращал внимания на то, что творилось вокруг, его мысли были о судьбе Пака и Ариэля, а также экслибри, оставшихся там, в лесу.

Изида молчала. Казалось, она пыталась показать всем, что Целестин ей глубоко безразличен, но ведь она никогда не выбрала бы это место в качестве укрытия, если бы не была уверена в нём на сто процентов. Наверняка это самое надёжное убежище, которое она смогла найти. И если это так, то её приёмный отец никогда их не выдаст.

Все молчали, поэтому Фурия взяла инициативу на себя и рассказала мужчине о своём появлении в Либрополисе и о том, как они бежали в Лес мёртвых книг. Целестин слушал очень внимательно и с интересом следил за всеми подробностями. Если он в чём-то и сомневался, то виду не показывал. Он был кромсачом, убийцей книг, противоположностью всех добродетелей библиомантики, но Фурия почувствовала, что первое её негативное впечатление об этом человеке оказалось ошибочным.

Пока она говорила, взгляд её останавливался то на изуродованных книгах, то на выключенном компьютере, то на открытых ящиках и коробках. Закончив свой рассказ, девочка вдруг увидела на одной из полок стеклянный сосуд, втиснутый между стопками книг.

Это была пыльная банка с закрытой крышкой. В ней лежала горсть пористых камней.

Фурия поспешно сняла банку с полки и поднесла к свету.

У каждого камня был свой оттенок — от ало-розового до приглушённого оранжевого.

— Они из ночных убежищ, да? У моего отца тоже были такие.

Целестин, до сих пор обдумывавший услышанное, рассеянно кивнул:

— Многие из прошедших войну принесли тогда с собой эти камни. Земля пропиталась кровью тех, кого мы там потеряли, поэтому мы и взяли с собой вот это. Чтобы ничто не кануло в лету, реку забвения.

Изида бросила на него косой взгляд.

— Только не начинай, папа.

— Она сама меня спросила.

Фурия поднесла камни к свету настольной лампы.

— Мой отец никогда об этом не говорил. Словно изо всех сил старался забыть — и не решался.

Изида вздохнула:

— А вот мой папа, если начнёт рассказывать, уже не может остановиться.

От Целестина не ускользнуло, что Изида дважды назвала его папой, и улыбнулся. Затем он протёр рукавом вспотевшую лысину и обратился к Фурии:

— Как зовут твоего отца?

— Звали. Он мёртв. Тиберий Ферфакс.

Глаза Целестина заблестели.

— Тиберий!

— Вы его знали?

— Не слишком-то хорошо. Но да, я был с ним знаком. Он никогда не упоминал о библиоманте, который однажды нашёл на поле битвы маленькую девочку и решил воспитать её?

Фурия перевела взгляд на Изиду и покачала головой.

— Многие из нас пошли в ночные убежища и так и не вернулись, поэтому взамен я взял оттуда девочку. Мне это показалось справедливым.

— Ну надо же! — с раздражением сказала Изида. — А теперь давайте-ка поговорим о чём-нибудь другом.

Но взгляд Целестина по-прежнему был устремлён в прошлое.

— В те дни был такой мощный выброс энергии библиомантики, что на каждом поле боя оставался рой экслибри. Они появлялись из ниоткуда, выпадали из наших сердечных книг. Почти никто из них не выжил, их рассеяло по фронтам и полям боёв.

Его голос затих, как песня на старой пластинке, которую иногда включала Паулина.

— Но если вы библиомант, — сказала Фурия, — как вы можете этим заниматься? — Она обвела рукой выпотрошенные книги.

— Возвратившись из ночных убежищ, я отрёкся от библиомантики. Мне ничего так не хотелось, как избавиться от своих способностей. И я решил уничтожать книги, чтобы сбросить всю эту тяжесть со своих плеч. И это сработало. Сегодня я уже больше не библиомант.

— Он сжёг свою сердечную книгу, — ледяным голосом произнесла Изида.

Петушиная книга в кармане Фурии задрожала от возмущения.

— Какое кощунство! — прокаркал высунувшийся наружу клюв.

Целестин поглядел прямо на неё:

— А ты кто, мой маленький друг?

— Никакой я тебе не друг, кретин!

— Это моя сердечная книга, — сказала Фурия.

— Тогда вы все здесь — библиоманты?

Кэт покачала головой:

— Мы с Финнианом — нет.

Финниан поднял голову и оглядел всех присутствующих, будто с трудом понимая, где он находится.

— Мне нужно обратно в Либрополис! И поскорее! Необходимо закрыть переход в лес!

— Но ты ведь хочешь вернуться туда не только за этим, не так ли? — спросила Изида, окинув его изучающим взглядом.

— Ты уверена, что хочешь услышать мой ответ? — мрачно сказал он. — Мы даже не знаем, кто ты на самом деле… Экслибра? Агент Академии?.. Сама-то ты понимаешь, к какой стороне примкнула?

— Угомонись, — сказала Фурия.

Финниан и Изида какое-то время молча сверлили друг друга глазами, затем юноша вскочил и объявил:

— Я отправляюсь обратно. Больше ждать нельзя.

— Но у тебя же нет пропуска, — возразила Кэт. — Стражники не позволят тебе пересечь мост.

— Не волнуйся, я найду способ.

Кэт вскочила:

— Тогда я иду с тобой!

— А мне пора в резиденцию, — сказала Фурия. — Прямо сейчас. Если Интрига сумеет туда вернуться, она уж точно выместит всю злость на Пипе.

— Кавалеры наверняка охраняют все въезды на территорию. — Изида наклонилась вперёд так резко, что стул под ней затрещал. — Единственная возможность туда попасть — это прыгнуть в резиденцию с помощью библиомантики, и то совершить подобный прыжок будет непросто.

Фурии тоже приходило это в голову. Но ведь для прыжка ей нужна книга, у которой есть идентичный экземпляр в резиденции. Совпадать должно не только название, но и издание. Книгу из катакомб для прыжка брать нельзя, потому что, попав туда, Фурия оказалась бы словно замурованной за надёжно запертыми железными воротами. Значит, книга должна находиться где-нибудь в доме. Фурия мысленно перебирала романы, стоявшие на полках в её комнате, но она не помнила, где и когда они были изданы. Большинство из них были классикой и часто переиздавались. Испытывать судьбу в этом деле было довольно рискованно. Неверный прыжок всегда заканчивался катастрофой: в лучшем случае библиомант выходил из него с тяжёлыми травмами, в худшем — умирал.

И тут у Фурии появилась идея.

— «Фантастико!»

— Снова всё возвращается к Зибенштерну? — спросил Целестин.

— В резиденции хранится один экземпляр из первого издания. Во всяком случае, он был там, когда я убегала. Интрига держала его в руке, стоя на железнодорожных путях.

— Известно ли тебе, как она поступила с книгой потом? — спросила Изида.

— Нет. Она поняла, что это не то, что ей нужно. Поэтому Интрига либо выбросила её, и та до сих пор лежит где-нибудь в траве у железнодорожного полотна, либо забрала томик с собой. Будем надеяться, что книга находится сейчас в каком-нибудь укромном месте, где её никто не видит.

— А если нам не очень повезёт, мы окажемся в комнате со множеством кавалеров.

«Мы!» — радостно отметила про себя Фурия.

— С ними ты разделаешься в два счёта, правда ведь?

Изида наморщила лоб и ничего не ответила.

Кэт пригладила волосы.

— А что, если книга закопана где-нибудь глубоко в земле? Тогда, прыгнув с её помощью, вы окажетесь похоронены заживо.

— Ради Пипа я должна пойти на этот риск.

— Но для этого тебе нужен точно такой же экземпляр, разве нет?

Взгляд Фурии пробежал по полкам.

— Целестин?

— Была у меня эта книга, — сказал кромсач, — но я распродал её части много лет назад. Какой-то коллекционер из Германии был согласен заплатить целое состояние за одну лишь обложку. Страницы из этой книги я разослал десяткам людей по всему миру, заработав при этом такую сумму, какую мне ещё ни разу не удавалось получить ни за одно издание.

На лице Изиды появилось неприкрытое отвращение. Фурии тоже стало плохо от одной лишь мысли о подобном кощунстве.

Не менее больно ей было и оттого, что для прыжка придётся воспользоваться любимой книгой её матери, и тогда «Фантастико» растает в воздухе, не оставив и следа. Но на карте стояла жизнь Пипа, и такой уж была сущность прыжка: для того чтобы он состоялся, нужно было идти на жертвы.

— Объясните мне, какова во всём этом роль Зибенштерна, — попросил Целестин.

— Погодите! — Финниан поднял руку. — Прошу прощения, но сейчас мне действительно пора. Если Интрига решится отомстить нам и выдаст Академии тайник в Лесу мёртвых книг, нужно как можно быстрее обеспечить охрану перехода. Я не могу сидеть здесь и ждать неизвестно чего.

Фурия улыбнулась ему:

— Ты прав.

Она обняла сначала Финниана, а затем Кэт, которой тоже гораздо комфортнее было в Либрополисе, а не здесь, в Лондоне.

Кэт крепко сжала Фурию в объятиях.

— Единственный, кто может тебе помочь вызволить Пипа, — это она. — Кэт подошла к Изиде. — Спасибо за всё. И будь осторожна, ведь… да что это я, ты и сама всё знаешь. — Кэт поспешно смахнула слезу, снова улыбнулась и повернулась к Целестину: — И вам огромное спасибо. Если все остальные молчат, хотя бы я вас поблагодарю.

Кромсач смущённо улыбнулся. К Целестину подошёл Финниан и пожал ему руку.

— Подождите-ка, — сказал вдруг хозяин дома. — Возьмите с собой вот это.

Целестин выдвинул ящик стола и вытащил оттуда две закладки с гербом Либрополиса, потом, пошарив в карманах, вынул несколько купюр по двадцать фунтов. — Это вам на дорогу к мосту. Выйдя из дома, поверните налево и пройдите несколько метров вперёд. Там увидите стоянку такси.

Кэт с благодарностью приняла его подарки, а Финниан повернулся к Изиде.

— Позаботься о Фурии, — сказал он и протянул ей руку.

Изида что-то пробурчала, замешкавшись на какой-то момент, но затем всё же пожала руку Финниана.

Фурия провела друзей до выхода. Здание, в котором находился полуподвал Целестина, оказалось старым особняком без палисадника, с осыпающейся штукатуркой и граффити на стенах первого этажа. Ни в одном из высоких окон не горел свет.

В такое позднее время, посреди ночи, машин было совсем немного. По улице гулял ледяной ветер, приносивший с собой запах гнилых овощей. Неподалёку стояли закрытые киоски с надписями на хинди.

Все чувствовали, что это расставание очень поспешное: не было ни плана, ни подготовки. Но каждый осознавал: нельзя терять ни минуты.

Фурия снова обняла друзей, пожелала им удачи и скорее побежала обратно вниз, чтобы никто не заметил, как блестят её глаза.

 

Глава ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Вероятно, их расставание на улице затянулось, поскольку, когда Фурия снова зашла в подвал, застала там лишь одного Целестина.

— А где Изида?

Он сидел перед письменным столом, выдвинув все ящики, и перебирал кипы документов, писем и счетов. Не отрываясь от своего занятия, Целестин указал пальцем на потолок.

— Она хотела помыться. Поднялась наверх.

— Наверх? — Фурия была совершенно уверена в том, что Целестину принадлежал только этот подвал.

— Через заднюю дверь, затем узкая лестница наверх. Ты найдёшь. — Он говорил не поднимая головы.

Кажется, ему срочно нужно было что-то найти, и это что-то, по мнению Целестина, должно было находиться в одном из ящиков стола.

Дверь в углу подвала была заставлена картонными коробками из-под книг, Фурия заметила этот проход не сразу. Наверное, пользовались им не слишком часто.

На первом этаже Фурия зашла в широкий коридор безо всякой мебели. На стенах не висело ни зеркал, ни картин. Перила лестницы были покрыты толстым слоем пыли. За высокими створчатыми дверями находились мрачные залы, в которые сквозь оконные решётки проникал лишь свет уличных фонарей. Все комнаты были совершенно пустыми, если не считать нескольких фресок с пейзажами английских холмов.

Поднимаясь по скрипучей лестнице на второй этаж, Фурия позвала Изиду.

— Я здесь, — прозвучал ответ.

Тут же Фурия обнаружила в слое пыли отпечатки подошв. Открытые по обеим сторонам коридора двери вели в заброшенные комнаты, каждая из них — с высоким лепным потолком и мутными от грязи окнами.

Изида стояла посреди комнаты, располагавшейся в самом конце коридора. Женщина даже не взглянула на Фурию, когда та зашла, она лишь сверлила глазами потолок, на котором не было ничего, кроме теней.

— Это была моя комната, — тихо сказала она. — Вон там стояла моя кровать. Все стены в доме были заполнены книжными полками. — Она рассеянно провела рукой по корсету, как раз в том месте, где находилась молния, а за ней — книжная сущность Изиды. — Он всё распродал несколько лет назад.

— Сколько тебе было, когда он тебя забрал?

— Три или четыре. Ещё несколько лет после этого Целестин пытался жить, как раньше, но затем понял, насколько сильно он изменился в ночных убежищах. Сначала отец продал почти все книги, потом всю мебель, а теперь просто заперся в своём подвале. Дом по-прежнему принадлежит ему: Целестин очень богатый человек, но по его внешнему виду этого не скажешь. В то время он послал меня учиться в интернат, и именно там меня завербовали агенты Академии.

— Девочку в сказке Зибенштерна зовут Пустота.

— Только не говори, что тебя это удивляет. Я была уверенна, что сама придумала себе такое имя. Это случилось сразу же после окончания интерната. Все принимали меня за его родную дочь, может, поэтому ни один человек не заметил, кто я на самом деле.

— Думаешь, уже тогда ты была такой же, как сейчас?

Изида горько рассмеялась:

— Но ведь это ты перевернула прошлое вверх дном — значит, тебе и отвечать на собственный вопрос. Я лишь помню, что когда-то всё было по-другому. Или мне просто казалось, что всё было не так? Можем ли мы осознать, что когда-то вместо нашего прошлого было совсем иное? Для меня всё это кажется ложью, которую кто-то пытается мне рассказать, в то время как сама я знаю правду.

Женщина медленно повернулась, и Фурия увидела слёзы на её щеках.

— Понимаешь, сейчас я живу с двумя версиями прошлого, и одна из них постепенно исчезает. Она похожа на сон, который бледнеет, как только начинается новый день. Всё смешивается и накладывается друг на друга. Скоро останется лишь одна версия прошлого, и по ней я выпала из сказки Зибенштерна.

Мне очень жаль. Даже не знаю, что ещё добавить.

— Ты решила спасти мне жизнь. Как же я могу тебя в этом упрекать? На самом деле это я была несправедлива, и вместо обвинений мне следовало тебя благодарить.

Фурия покачала головой.

— Если бы я очутилась на твоём месте, то никогда бы… — Она запнулась: все слова казались неподходящими. Даже отдалённо Фурия не могла себе представить, как бы она повела себя на месте Изиды. Смущённо потупившись, она сменила тему разговора: — Целестин что-то ищет у себя в подвале. Это как-то связано с нами?

— Он думает, что может нам помочь.

— Ты действительно хочешь пойти со мной?

— Я у тебя в долгу.

Фурия покачала головой:

— Тогда, у оранжереи, ты спасла нас троих.

— Я говорю не об этом. Многие годы я пыталась разгадать тайну моего рождения и никогда не понимала, что же я, собственно, ищу. — Она запнулась, потому что на этом месте две версии её прошлого снова пересеклись.

Как Изида могла знать, что нужно искать город на границе дня и ночи, если тогда она ещё не была экслиброй? Возможно, новая версия уже начала вплетаться в старую, прежде чем Фурия успела написать об этом Северину? Ведь его сказка была создана уже в девятнадцатом веке. Чем больше Фурия об этом размышляла, тем сильнее запутывалась.

Неожиданно Изида подошла к девочке и обняла её.

— Так или иначе, поиски моего происхождения завершились. Сейчас я знаю, откуда я. — Она погладила Фурию по голове и кивнула на открытую дверь ванной комнаты.

— Давай смоем кровь, а потом послушаем, что именно хочет нам рассказать мой отец.

 

Глава ТРИДЦАТАЯ

Чуть позже они вошли в затхлый подвал. Завидев их, Целестин вскочил со своего места. В руке он держал скомканный лист бумаги. Все ящики были выдвинуты, из некоторых, словно вата из разорванной мягкой игрушки, торчали кипы документов.

— Нам надо поговорить о Зибенштерне! — Он указал листком на Фурию. — Расскажи мне всё, что тебе известно об этом деле.

Девочка опустилась на вращающийся стул и задумалась, с чего начать. Но тут Целестин поднял руку и подошёл к одному из окошек:

— Погоди.

С другой стороны окна показался коричневый котёнок, он уткнулся лапой в стекло. Целестин впустил его в дом. Котёнок свернулся на груде вырванных страниц и уснул, не удостоив гостей даже взглядом.

Фурия рассказала Целестину обо всём, что им с Кэт довелось пережить в лагере экслибри. Что Северин и Зибенштерн, скорее всего, являются одним и тем же человеком. И что госпожа Антиква, наверное, планирует с помощью книги установить связь с Зибенштерном: ей что-то от него нужно.

Некоторые детали очень удивили Целестина. Но когда Фурия закончила свой рассказ, хозяин дома заявил, что вполне готов во всё это поверить. Что её догадки звучат не менее реалистично, чем общепринятые истины мира библиомантов.

— Связь между Северином и твоими предположениями может оказаться ещё более тесной, чем тебе кажется, — сказал он.

Теперь и Изида подняла на него глаза.

— Сидя у лагерных костров в ночных убежищах, мои товарищи снова и снова пересказывали некоторые истории, какие-то из них со временем изменялись. Но попадались и такие, которые были словно высечены на камне, никто не решался их приукрасить. Будто изменившего в них хоть слово могло настигнуть проклятие. Или будто бы кто-то из прошлого мог проникнуть туда и уничтожить нас быстрее, чем любой противник там, в темноте.

— Переходи к делу, папа, — сказала Изида, но её голос больше не казался таким раздражённым, как несколько часов назад.

Целестин серьёзно поглядел на Фурию.

— В некоторых историях речь шла о Зибенштерне. Большинство библиомантов знают его биографию: как из создателя третьесортных приключенческих романов и средних сказочек он превратился в монстра, создававшего пустые книги. Нет ни одного библиоманта, который не слышал бы об обеззначивании. Пусть сегодня в это верят уже далеко не все, история приобретает совсем другой ореол, если рассказывать её на поле боя. Вокруг нас постоянно царили ночь и вражда…

— Зибенштерн, — напомнила Изида. — Ты хотел поговорить о нём, а не о войне.

Целестин откашлялся и с шумом втянул воздух.

Котёнок на кипе страниц потянулся, поворочался и снова уснул.

— Поговаривали, что на самом деле Зибенштерн создал нечто большее, чем пустые книги. Нечто куда более опасное.

— Что может быть опаснее, чем пустые книги? — спросила Фурия.

— Созидание, — сказал Целестин. — Разрушать просто, если знать, куда воткнуть нож. Но вот создать нечто новое… И речь идёт не о разбойничьих романах.

Фурия искоса глянула на Изиду, но лицо женщины оставалось бесстрастным, понять, что она думает, было невозможно.

Целестин встал и принялся мерить шагами комнату, не обращая внимания на страницы и обложки, хрустевшие под его сандалиями.

— Академия старалась это скрыть. Некоторые даже перешёптывались тайком, утверждая, что именно поэтому она и была основана — чтобы скрыть деяния Зибенштерна. То, за что мы ему благодарны.

— Благодарны! — Изида выплюнула слово, словно яд.

— Вам известна история о победе трёх родов и падении семейств Антиква и Розенкрейц. Антиквы были уничтожены, потому что стали слишком властолюбивыми и решили держать в секрете своё чудесное оружие против пустых книг. А Розенкрейцам пришлось исчезнуть, потому что Зибенштерн был одним из них. Всех членов семейства задержали и уничтожили. — Он улыбнулся. — Во всяком случае, мы думали, что всех. На фронте ходили слухи, что сначала в «Алом зале» разгорелся жаркий спор о Зибенштерне. Три семьи, которые позднее объединились в Академию, хотели держать все сведения в строгой секретности, а Розенкрейцы и, возможно, Антиквы, считали, что мир имеет право знать правду.

— Какую такую правду? — спросила Фурия.

— Что история библиомантики — это одна большая выдумка. Что началась она вовсе не много столетий тому назад, с праматери Федры Геркулании. На самом деле первым библиомантом, с которого всё началось, был совсем другой человек — Зибенштерн.

— Не понимаю.

— Сначала этого не понимал никто из нас. Но чем больше времени мы проводили в вечной ночной тьме, без малейшего луча дневного света на горизонте, потеряв надежду увидеть в жизни хоть что-то, кроме мрака и смерти, тем внимательнее мы прислушивались к этой истории. Сначала был лишь слух, взявшийся неизвестно откуда, его передавали тихим шёпотом. Но за месяцы и годы в темноте этот шёпот превратился в крик. Вероятно, Академии обо всём доложили, и она послала целые эскадроны на верную смерть, чтобы люди не могли вернуться и рассказать правду.

— Ну что ты, папа. Академия хотела…

— Я знаю, что ты поверила их басням! — впервые Целестин, казалось, не на шутку рассердился. Но он не стал развивать эту тему, и его приёмная дочь тоже была достаточно разумной, чтобы не вступать в перепалку. — Представьте себе вот что, — сказал он. — В Германии рождается мальчик. Уже в детстве он понимает, что обладает необычными способностями. Ему довольно одиноко, его отец строг с ним и бо льшую часть времени проводит в делах. Этот отец создал со своими единомышленниками что-то вроде клуба, который они называют «Алым залом». Все эти люди — издатели и книготорговцы. В те времена и изданием, и торговлей книгами зачастую занимались одни и те же люди. Они регулярно встречались в этом клубе, чтобы обменяться опытом. Заседавшие там были вовсе не библиомантами, не всемогущими магами, а лишь торговцами. Они общались, обсуждали и при этом пили. А в это время мальчик — назовём его Северин Розенкрейц — обнаружил, что с помощью книг он может совершать маленькие чудеса.

Северин уверен, что это под силу ему одному, и поэтому чувствует себя очень могущественным и вместе с тем ещё более одиноким. Результатом одного из его опытов могла стать книга, с помощью которой он начал переписываться с девочкой из будущего. Возможно, он совершил довольно много таких опытов, кто знает. И вдруг эта девочка, к его глубокому удивлению, рассказывает, что на свете есть ещё много таких же, как он, что существует тайное общество, в основе которого лежит библиомантика. Что это общество создало убежища, куда зайти могут только избранные. Девочка сообщает ему о Федре Геркулании, о войне в ночных убежищах и о многом другом. Всё, что сегодня каждый библиомант знает с самых малых лет.

Юноша был восхищён, но это совершенно не совпадает с реальностью, которая ему знакома. «Алый зал» во времена его отца не имеет ничего общего с тайным обществом влиятельных семей — это всего лишь несколько купцов, они являются главами родов, основное занятие которых — печать и продажа книг. К ним относятся и его отец вместе со старшими братьями.

Связь с девочкой из будущего вскоре прекращается, и Северин на некоторое время обо всём забывает. Он чувствует, что семья не воспринимает его всерьёз и что она недовольна тем, как Северин выполняет их распоряжения. Через несколько лет он решает написать собственный роман, «Фантастико Фантастичелли», а затем и все остальные, которые вышли в издательском доме Розенкрейцев. Ни один из романов не стал успешным, напротив, к Северину относятся пренебрежительно или даже высмеивают его. Так ведут себя порой и его собственные братья.

Северин превращается в юного циника, обиженного на своё окружение. Поэтому с каждым днём он всё глубже погружается в мир своих книг. В какой-то момент он вспоминает о своём таланте и буквально решает создать собственный мир, основываясь на рассказах девочки из будущего. Всё это Северин записывает в книгах, которые сам же и издаёт. Он многое выдумывает, приукрашивая свой рассказ, и понимает: то, что он пишет, постепенно становится реальностью.

Северин обладает силой изменять прошлое, и вот «Алый зал» стал таким, каким мы его знаем из древних летописей, и тогда события начинают разворачиваться одно за другим. Возможно, сначала он даже не замечает или с интересом наблюдает с безопасного расстояния за всем, что происходит. Возникают новые союзы и новая вражда, вспыхивают конфликты, а бои заканчиваются победой библиомантики.

Мы можем только догадываться, что именно чувствовал Северин Розенкрейц. Было ли ему страшно? Интересно? Возможно, его так восхищало собственное могущество, что он сгущал краски всё сильнее, становился всё более самоуверенным и приукрашивал историю более яркими подробностями.

Северин выдумал новую легенду о Федре Геркулании и её исчезновении, создал новые убежища и наконец записал сказку из мира библиомантики, использовав идею, которую ему подала девочка из будущего. Это была история о Пустоте и о том, как она искала границу дня и ночи.

Фурия слушала разинув рот, а Изида, откинувшись на спинку дивана, закрыла глаза и пробормотала:

— Ох, папа…

— Вы действительно считаете, — спросила Фурия, — что всё вокруг существует лишь потому, что об этом написал Зибенштерн?

— Во всяком случае, так поговаривали в те дни. И чем дольше продолжалась война, тем чаще мужчины и женщины прислушивались к этой истории, и некоторые начали в неё верить, ведь ничего, во что стоило бы верить, не осталось. История начала собственную жизнь, она передавалась из уст в уста, и по крайней мере однажды я слышал её даже от твоего отца.

— Мне он никогда о таком не рассказывал.

— Возможно, из добрых побуждений. Да и откуда ему было знать, что именно его собственная дочь через много лет расскажет Северину Розенкрейцу о мире библиомантики?

— Но как я могла рассказать ему о том, чего он ещё не записал?

— В 1804 году действительно нет. Но вот через двадцать лет — вполне возможно. И тогда до твоего рождения оставалось ещё сто двадцать лет. Я бы сказал, времени было достаточно.

— И Академия держала всё это в секрете? — Изида явно сомневалась во всей этой истории, хотя сама была живым доказательством того, как настоящее может повлиять на прошлое.

— Конечно, — сказал Целестин. — Как бы она могла признать, что достопочтенной Федры Геркулании никогда не было? По крайней мере, до того момента, как её не сотворил Зибенштерн. Возможно, тогда у каждого из нас есть повод сомневаться в собственном существовании.

— А как же пустые книги? — спросила Фурия. — Зачем он их написал? Если они действительно могут запустить обеззначивание, то с их помощью он разрушил бы всё, что сам же построил. Ведь историю и законы библиомантики он сам же записал в книгах, ведь так? Если эти книги вместе с остальными опустеют и обеззначатся, тогда вся библиомантика опустеет и обеззначится вместе с ними! А мы исчезнем вслед за ней!

— Боюсь, — сказал Целестин, — наверняка это знает только один человек — твой друг Северин.

Тут в беседу вступила Изида:

— Пустые книги служат чем-то вроде аварийного тормоза! Они являются механизмом самоуничтожения, который Зибенштерн заложил в своё творение. На случай, если всё выйдет из-под контроля и библиомантика станет слишком самостоятельной, он запустит пустые книги и снова приведёт всё к нулю.

— Но библиомантика уже стала самостоятельной, — сказала Фурия. — Северина много лет нет в живых, Академия правит по собственному усмотрению, тысячи людей погибли в ночных приютах, а сейчас и экслибри тоже выходят из-под контроля. Такой мир вполне можно обеззначить, как вам кажется?

— Но каким образом он смог бы запустить пустые книги в определённый период времени? Как это возможно предусмотреть?

Целестин невесело улыбнулся:

— Зибенштерн мог просто его записать.

— Никогда, никогда он не изменял будущее, — возразила Фурия. — Возможно, Зибенштерн переписывал прошлое, создавая мифы, легенды и законы, но спустя столько лет он уже никак не мог бы повлиять на наше время. Сейчас, идя по улице, только я решаю, повернуть мне направо или налево, а вовсе не Северин сто пятьдесят лет назад.

— Ты в этом так уверена?

— Да, потому что у меня есть свобода выбора.

— Хорошо, — сказала Изида. — Допустим, что ты права. Тогда действительно нет никакого смысла в том, чтобы привязывать обеззначивание к определённому времени.

— Он мог выбрать его произвольно. — Возможно, он решил, что так же, как и человек, который редко доживает до ста лет, и библиомантика закончит своё существование, скажем через два века.

— Либо, — сказала Фурия, — кто-то может запустить эту систему вместо него. Этот кто-то взял на себя контролирование библиомантики, чтобы в экстренном случае покончить с ней навсегда.

Изида наморщила лоб.

— Ты хочешь сказать, что пустые книги можно запустить вручную?

— Возможно.

— Цепочка смотрителей, — рассуждал вслух Целестин, — из поколения в поколение контролирующая библиомантику… Почему бы и нет?

Фурия потёрла кулаками глаза, да и Изида пробормотала что-то о головной боли, но тут Целестин вдруг выругался: казалось, он только что вспомнил о листке бумаги, который до сих пор был зажат у него в руке.

— Чуть не забыл! — выкрикнул он. — Думаю, я нашёл способ, как переправить вас в резиденцию!

Фурия встрепенулась:

— Что, правда?

— Хоть у меня и нет второго экземпляра «Фантастико Фантастичелли», но я знаю, у кого он есть. Используя эту книгу, вы можете прыгнуть прямо к тебе домой, Фурия.

— Хозяин второго экземпляра «Фантастико» где-то поблизости?

— Нет, он довольно далеко отсюда. Но у меня есть другая книга, которая наверняка есть и у него.

Глаза Изиды загорелись.

— С помощью твоей книги мы прыгнем к нему, а оттуда с его «Фантастико» — в резиденцию. Это может сработать.

— Сказать проще, чем сделать, — заметила Фурия, а затем подумала о Пипе и согласно кивнула. — Но попробовать стоит.

Целестин указал на письменный стол, за которым сидела Фурия.

— Пока вы были наверху, я нашёл эту книгу.

Среди скальпелей и пузырьков с растворителем лежал томик с пожелтевшей картонной обложкой, весь в пятнах и довольно зачитанный, но с чёткими готическими буквами, отпечатанными на картоне. «Дом окнами на юг» — гласило название. Имя автора было написано сразу же под ним, но гораздо мельче: Зибенштерн.

— Последний роман Зибенштерна. — Целестин подошёл к спящему котёнку и погладил его. — Он написал это произведение в последнем из его известных домов, в том самом, с окнами на юг.

Фурия полистала книгу, пробежав глазами по строчкам. На приключенческий роман она была не похожа, именно поэтому девочка её так и не прочла. Их собственный экземпляр стоял в катакомбах, за запертыми железными воротами.

Целестин продолжал:

— Нынешний владелец дома несколько лет назад обнаружил в здании секретную комнату с архивом книг Зибенштерна. Он сам коллекционер, но, насколько мне известно, не библиомант. Я получал от него несколько заказов — добыть страницу-другую и дополнить некоторые книги. Приятный человек, немного замкнутый, но порядочный в торговых делах. Как бы то ни было, он — один из немногих, кто владеет полной коллекцией прижизненных изданий Зибенштерна.

— Как его зовут? — спросила Изида.

— Роберто Анжелосанто.

Фурия слышала это имя впервые.

— И где он живёт?

Целестин хотел что-то возразить, но Изида вскочила со своего места и бесстрастным голосом ответила за отца:

— В Турине.

 

Глава ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Под масками этих мужчин, как две капли воды похожих на лица настоящих людей, скрывался клоунский грим. Иногда они теряли бдительность, и Пип всё замечал. Тогда в уголках их глаз показывался след белил, а широкая улыбка выдавала второй рот, скрывавшийся за первым. Этот рот вечно ухмылялся и готов был съесть какого-нибудь ребёнка.

Незнакомцы перевели мальчика из гостиной в его комнату на третьем этаже. Сейчас его закрыли там с одним из этих мужчин. Он сидел в кресле Пипа (это было не живое кресло, как у Фурии, а самое обыкновенное), положив ногу на ногу, и наблюдал за своим пленником. Женщина в чёрном называла всех их своими кавалерами, но Пип толком не понимал, что это значит. В книгах, которые он читал, такое слово иногда встречалось, но мальчик считал, что оно означает «поклонник» или «любовник», а вовсе не «раб» и «убийца».

Он знал, что они убили Паулину и Вэкфорда. Они сами с довольными улыбками сообщили ему об этом, не понимая, что в это время обнажилось их тайное лицо. Пип оплакивал Паулину, Вэкфорда, оплакивал своего отца, но теперь слёзы иссякли. Если бы чужаки хотели убить и его, они давно бы это сделали. Но каждые два-три часа кавалеры угрожали прикончить мальчика, особенно когда им становилось слишком скучно, а скучали они постоянно, потому что книги, наполнявшие дом, кавалеры ненавидели даже сильнее, чем телевизор.

И это означало, что они наверняка не были библиомантами — так же, как и Пип. Силы мальчика и незнакомцев были равны. Раньше он никогда не решился бы на такие мысли. Захватчики были клоунами в масках красивых людей, таких же безупречных, как мужчины на обложках журналов, которые часто листала в кухне Паулина.

Пип сидел скрестив ноги на своей кровати и делал вид, что наблюдает из окна за тем, как по небу бегут облака. Мужчина в кресле напротив не сводил с него глаз. Кавалер был одет так безукоризненно, словно позировал для портрета: сюртук песочного цвета, белая рубашка с кружевами, светлые брюки и высокие ботинки на шнуровке. Рядом стояла его шпага, похожая на трость. Даже их оружие носило маски.

В первый день незнакомцы заставили Пипа вымыть лицо. С тех пор он больше не накладывал грим, но это его не тревожило. Его маскировка не помогла ему защититься от клоунов. Сначала он ещё просил их разрешить ему снова загримироваться, но чужаки лишь высмеяли его.

После этого они потеряли к нему интерес, и очень скоро сидеть в гостиной им стало совсем скучно. Некоторые начали щипать его за щёки и за руки. Было больно, но не больнее, чем во время драк, которые они с Фурией частенько устраивали. Да и вообще, эти незнакомцы с большим удовольствием бродили по дому, разбивали вазы, вспарывали картины и кромсали мебель.

Разговаривали кавалеры только в том случае, если получали задание или хотели поспорить. В остальное время они молча сидели в креслах, валялись на диванах или громили что-нибудь в резиденции. Иногда мужчины казались ему роботами, ожидающими чёткого приказа. Из их редких бесед он узнал, что именно они убили и вынесли из резиденции его отца, Вэкфорда и Паулину. Он с удовольствием отвлёкся бы на чтение, но кавалеры не позволяли ему раскрывать книги. Кажется, они не знали, что Пип не был библиомантом.

За всё это время чужаки ни разу не упомянули о Сандерленде. Мальчик надеялся, что водитель успел убежать. Пип всегда мечтал быть таким же большим и сильным, как Сандерленд. Он хотел, чтобы его воспринимали всерьёз. Пип часто наблюдал за водителем, и иногда, правда очень редко, ему даже хотелось, чтобы Сандерленд был его отцом и увёз его на своём «роллс-ройсе» в большой мир, прочь из резиденции и тихой долины туда, где живут другие люди, с которыми можно подружиться.

Кавалер поднялся из кресла и подошёл к старинному комоду с зеркалом. Указательным пальцем он передвигал по крышке комода баночки с белилами, словно шашки по игральной доске.

— Как давно ты это делаешь? — спросил он.

Это были первые слова, адресованные Пипу, с тех самых пор, как женщина в чёрном вернулась с книгой и приказала отвести Пипа в его комнату.

— Что?

— Ты прекрасно понимаешь, о чём я. Как давно ты начал гримироваться?

— С тех пор, как побывал в цирке и клоуны заперли меня в ящике.

Кавалер тихо рассмеялся. Скрипящий звук, который раздавался, когда он передвигал баночки, оборвался. Стражник посмотрелся в круглое зеркало Пипа, кончиками пальцев помассировал лицо, а затем снова сел в кресло. Он сидел спиной к кровати, поэтому Пипу не всегда было видно, чем именно занят кавалер. Возможно, он как раз проверяет свою человеческую маску, поправляет кожу вокруг глаз и уголков рта, чтобы скрыть острые как бритва клыки.

Но тут кавалер сделал нечто неожиданное: он открыл все баночки, заглянув в каждую, и начал наносить себе на лицо белила.

Пип, сидя на кровати, немного подвинулся, чтобы через плечо кавалера наблюдать за ним в зеркале.

Не проще ли снять свою маску и обнажить настоящий клоунский оскал? Вместо этого чужак втирал себе в кожу белила от корней волос и до ушей, покрывая ими лоб, щёки и частично шею. Он нарисовал себе огромный тёмно-красный рот. Рот получился неровным, справа угол губ был гораздо выше и шире, чем слева. Мужчина наносил краску всё более толстым слоем, пока следы его широких пальцев не стали похожи на мазки кисти на картине, написанной маслом. В заключение он обвёл контуры чёрным карандашом. Если бы Пип не знал, как жутко выглядит этот человек под маской, грим наверняка нагнал бы на него смертельный страх. Но теперь мальчик лишь удивился.

В довершение всего кавалер нацепил красный клоунский нос и резко развернулся к Пипу:

— Что скажешь?

— Не очень-то, — ответил Пип.

— Это ещё почему?

— Вы забыли о глазах.

Маленькие тёмные глазки, обрамлённые белилами, делали его похожим на акулу. Кавалер снова повернулся к зеркалу, сунул палец в баночку с краской и закрыл веки, чтобы наложить на них тени.

В распоряжении Пипа было всего несколько секунд.

Почти бесшумно мальчик соскользнул с кровати и бросился к двери.

Мужчина предусмотрительно запер её, но ключ остался в замке — кавалер даже подумать не мог, что его пленник решиться на побег. Пип был всего лишь ребёнком, довольно мелким для своих десяти лет, и до настоящего момента он ни разу не пытался убежать.

Мальчик медленно повернул ключ.

Замок щёлкнул.

Мужчина вздрогнул:

— Что за чёрт?!

Он оказался более проворным, чем надеялся Пип. Через секунду чужак был уже у двери и прикрыл её плечом, прежде чем Пип успел выскочить наружу. Дверь захлопнулась, но ключ выскользнул из замка и остался в руке Пипа.

Лицо кавалера будто таяло на глазах, подобно маске из нагретого воска. Несимметричный рот исказился в страшной улыбке.

— Глупый мальчишка!

Пип, увернувшись, побежал обратно в глубь комнаты. Мужчина хотел запереть дверь на замок, но лишь теперь заметил, что ключ до сих пор у Пипа.

— Дай сюда!

— Подавись попкорном, гадкий клоун! — сказал Пип.

Кавалер бросился к нему с такой сумасшедшей скоростью, будто пытался удрать от бешенной собаки. Пип отпрыгнул в сторону, упал на живот и ящерицей проскользнул под кровать. Это было огромное дубовое ложе, наверняка оно простояло в этой комнате не меньше сотни лет. Пип оказался среди клубов пыли, паутины, игрушек и потерянных носков.

Мужчина опустился на колени и заглянул в щель между полом и кроватью. Кровать была не только тяжёлой, но и высокой, поэтому если бы он захотел, то вполне мог бы пролезть следом за своим пленником.

— Выходи сейчас же, и тогда я, быть может, сжалюсь и отрежу тебе всего лишь одно ухо!

Пип схватил деревянный меч, который когда-то вырезал для него Вэкфорд, и ткнул противнику прямо в лицо. Кончик меча был совсем тупым, но его оказалось достаточно, чтобы поразить кавалера точно в глаз. На его лице показались красные подтёки, и теперь это был вовсе не грим.

С отчаянным криком кавалер закрыл глаза рукой и отскочил назад. Пип сомневался в том, что смог ослепить противника, но ранение казалось очень болезненным.

— Ах ты, маленький подонок! — Мужчина снова заглянул под кровать, на этот раз готовый к новому нападению.

Он без труда схватил деревянный меч Пипа и, отшвырнув его в другой конец комнаты, полез за мальчиком.

Пип развернулся и изо всех сил ударил его ногами в голову. Он попал в цель, но удар оказался вовсе не таким сокрушительным, как надеялся мальчик. А затем рука преследователя крепко схватила его за лодыжку. Клоун подтянул к себе Пипа, и из его глотки вырвались не слова, не крик, а какое-то животное рычание.

Вдруг Пип почувствовал толчок. На секунду чужак перестал тащить его к себе, а затем схватил с новой силой.

Чужак неумолимо тащил мальчика из-под кровати. Пип лежал на спине и наблюдал за тем, как перед его глазами проплывает дно кровати. Он знал, что, как только вынырнет из своего пыльного укрытия, перед его глазами окажется омерзительная клоунская гримаса.

Вместо этого на него смотрел… Сандерленд.

Водитель последний раз подтянул к себе труп клоуна с торчащим в спине ножом. Рука мертвеца, будто тисками, сжимала лодыжку Пипа. Она разжалась, лишь когда мальчик резко лягнул её другой ногой.

У Пипа вырвался радостный возглас. Сандерленд схватил мальчика и легко поставил на ноги. Он был в грязной униформе и рубашке, забрызганной кровью, без фуражки.

— Иди ко мне! — сказал водитель и крепко прижал Пипа к себе.

Мальчик в ответ обнял его и только хотел рассказать обо всём, что ему пришлось испытать, как Сандерленд, покачав головой, приставил палец к его губам.

— Не сейчас, — прошептал он. — Сначала нам надо отсюда выбраться.

Комната была открыта, и тут Пип заметил, что до сих пор сжимает в руке ключ. Мальчик бросил его на кровать и последовал за Сандерлендом в коридор.

Пока они бегом спускались на первый этаж по боковой лестнице за потайной дверью, им на глаза не попалось ни одного человека. Сандерленд немного прихрамывал и быстро выбился из сил.

Только один раз им пришлось вжаться в нишу, когда поблизости проходили двое кавалеров. Как только те прошли, за спиной Пипа зажегся свет. Мальчик узнал лампу Фурии, а рядом с ней старое кресло. Как бы ему хотелось сейчас прижать их обоих к себе, словно любимых домашних питомцев!

— Скорей! — торопила лампа. — Сандерленд уведёт тебя подальше отсюда.

— Беги! — сказало кресло, как всегда, ворчливым тоном. — И ни в коем случае не оборачивайся, что бы ни случилось!

— Но что будет с вами?

— Мы всего лишь мебель. С нами ничего не случится.

Клоуны их не съедят, это правда, но что, если эти чужаки решат поджечь дом?

Сандерленд уже тянул Пипа дальше, в следующую нишу. Мальчик лишь успел махнуть друзьям рукой на прощание. Лампа кивнула ему в ответ и выключила свет.

Сандерленд провёл Пипа через тёмную кухню.

— Налево не смотри! — приказал он, когда они выходили через чёрный вход куда-то в ночь.

Пип краешком глаза заметил бесформенную кучу, на которую была накинута накрахмаленная скатерть Паулины. Прямые, как стрелы, складки когда-то были настоящей гордостью кухарки.

Пип догадался, что именно лежит под этим полотном.

Они обогнули дом и побежали вперёд. Сандерленд застонал от боли. Здесь начиналась гравийная дорожка, ведущая к гаражам. Деревянные ворота были закрыты, а «роллс-ройс» стоял прямо возле них.

— Сюда! — прохрипел Сандерленд.

Где-то за ними захлопнулась дверь. Кто-то закричал.

— Давай же!

Пип забрался на заднее сиденье машины, водитель влез вперёд и взялся за руль. Звякнула связка ключей, и двигатель заработал. Пип обнял руками колени и съёжился в комочек.

Сандерленд нажал на газ. Камни дождём брызнули из-под колёс — и машина тронулась с места. С выключенными фарами они проехали мимо бокового входа и кухонной пристройки. Пипу показалось, что он заметил кавалеров, выбежавших из дверей. Их было трое, четверо, может, пятеро. Но автомобиль проехал мимо, к площади перед зданием. Оттуда им оставалось лишь выехать за главные ворота.

Вдруг раздался страшный грохот. Мальчику показалось, будто «роллс-ройс» сбила ракета.

Машина подскочила, и её занесло на обочину. Сзади Пип услышал щелчок, замок багажника отскочил, и крышка запрыгала вверх-вниз. Сандерленд снова взялся за руль, выехал на дорогу и на полной скорости пролетел через площадь.

Опять промелькнула вспышка, стекло разбилось, но «роллс-ройс» мчался, как прежде. Пип успел увидеть, как они пронеслись мимо женщины в чёрном и ещё двух человек, выбежавших из резиденции. Вокруг дома столпилось уже довольно много кавалеров — наверное, выстрелил кто-то из них.

— Пригнись! — скомандовал Сандерленд.

Пип быстро вытянулся на заднем сиденье.

Следующий выстрел был нацелен на колесо, но машина продолжала ехать дальше. Пип облегчённо выдохнул.

Автомобиль снова подскочил.

Когда мальчик поднял глаза, он увидел, что голова Сандерленда сползла набок и покачивалась, как сухая коряга в горном потоке.

Вдруг в потрескавшемся лобовом стекле исчезла картинка неба, перед мальчиком выросла стена кустов — всего пару дней назад здесь растворились космонавт и его слон.

«Роллс-ройс» врезался в кусты с такой силой, что мальчика швырнуло прямо к переднему сиденью.

Хруст и треск ломающихся веток, а затем страшный грохот перевернувшейся машины заглушили крик Пипа. Мальчик приземлился на мягкую обивку и через несколько секунд обнаружил, что сидит на полу у заднего сиденья и всё его тело болит. Правая дверца машины, наполовину слетевшая с петель, была открыта. Вокруг валялись ветки, а кустарники за машиной снова сомкнули свои упругие стебли.

Мотор заглох.

Где-то в темноте раздавались голоса, они приближались к машине.

И тут ствол одного из деревьев переломился пополам и рухнул прямо на крышу автомобиля, подмяв под себя багажник.

Кто-то рассмеялся и выкрикнул имя Пипа.

 

Глава ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Фурия вылетела из пустоты и оказалась в доме окнами на юг.

Она приземлилась и, покачиваясь, встала на ноги. С Тиберием им приходилось совершать довольно много прыжков, но привыкнуть к этому было невозможно: всё-таки тело человека не создано для таких резких трансформаций. Рывок сквозь пустоту казался девочке сном, а перед самым ударом о землю она проснулась. Фурии понадобилось несколько секунд, прежде чем она пришла в себя и смогла разобрать слова Изиды:

— …спешить, пока…

Фурия убрала с лица прядь светлых волос и огляделась. Комната была квадратной, пол застелен тёмно-вишнёвым ковром. Вдоль двух стен, от пола до самого потолка, стояли стеллажи с книгами, а в третьей стене находилось забитое и заклеенное обоями окно: его контуры различить было несложно. Посередине этой стены висел пейзаж в массивной раме. Старинный письменный стол был совершенно пуст, если не считать пера и чернильницы.

Изида стояла рядом с выключателем, она погасила свой карманный фонарик и сунула его обратно под накидку. Крохотные лампочки, вмонтированные в стеллажи, освещали корешки стоявших рядами книг.

— Это действительно тот самый дом? — удивлённо спросила Фурия.

Попав сюда впервые, девочка успела увидеть лишь гигантскую библиотеку, располагавшуюся в бывшем монастыре. Книги там хранились в стеллажах, вившихся вокруг сводчатых опор и напоминавших башни, соединённые между собой решётками и винтовыми лестницами.

Изида кивком указала на правую стену, заполненную книгами:

— Она стояла где-то здесь.

Её собственный экземпляр «Дома окнами на юг» тоже исчез.

Фурия приблизилась к стене.

— Все их написал Зибенштерн?

— Похоже, что да.

— Тут гораздо больше его книг, чем в нашей библиотеке.

Изида указала на противоположную сторону комнаты.

— Там есть ещё.

Кончиками пальцев Фурия коснулась корешков книг. Обложки казались практически новыми, по их состоянию сложно было догадаться, каков их возраст. Многие из книг Фурия узнавала с первого взгляда, например, почти сразу она заметила «Возвращение Виолетты». Но попадались и такие издания, о которых девочка никогда раньше не слышала. Похоже, собрание сочинений Зибенштерна, хранившееся в их библиотеке, было далеко не полным.

— Они выглядят совсем как новые. — Девочка заворожённо сняла какой-то томик с одной из верхних полок.

Если книги здесь были расставлены по хронологическому принципу, то этот роман Зибенштерн должен был написать в тот период, когда ещё считался сочинителем банальных приключенческих историй.

«Восстание слепцов» — гласило название на обложке. Фурия однажды открывала эту книгу дома в катакомбах, но тогда, пролистав несколько страниц, вернула её обратно на полку.

Изида тоже раскрыла какой-то томик. Он казался тоньше остальных. На обложке значилось: «Сказки Зибенштерна». Изида глядела на него с благоговением, почти со страхом.

— «Посвящается Анабель», — прочитала она вслух и перевернула страницу.

Наконец Изида нашла то, что искала. Пробежав пару строк, она на секунду закрыла глаза, затем поспешно захлопнула книгу и поставила её обратно.

— Ты уже нашла «Фантастико»? — спросила Фурия.

Изида указала на самую верхнюю полку, находившуюся высоко под потолком.

— Если это его первая книга, она должна быть наверху, слева. Кажется, они стоят здесь по хронологии.

Фурия увидела рядом со стеллажами на другой стене комнаты деревянную лестницу. Подойдя к тем полкам, девочка с удивлением отметила, что у книг не было названий, на каждой из них значились лишь римские цифры.

Фурия уже хотела вытащить один из этих странных томов, но тут Изида подняла руку.

— Подожди!

Фурия замерла и прислушалась.

Снаружи перед дверью раздались чьи-то шаги. Целестин рассказывал, что Анжелосанто обнаружил собрание сочинений в тайной комнате своего дома. Скорее всего, эта комната находилась довольно далеко от большого зала библиотеки. Фурия вспомнила вооружённых охранников. Её рука скользнула в карман и нащупала петушиную книгу, которая последние несколько часов вела себя как-то удивительно тихо, будто восстанавливала силы.

Изида вытащила свою сердечную книгу и положила палец между страниц.

Кто-то прошёл мимо и проследовал дальше, из-за двери доносился шум удаляющихся шагов.

Фурия облегчённо вздохнула.

Изида подошла к ней и помогла перетащить лестницу.

Стараясь не шуметь, они отнесли её к противоположной полке и прислонили к стене. Фурия поднялась и пробежала глазами по корешкам книг, влево и до конца. Ей не нужно было читать названия, она узнала любимую книгу с первого взгляда. «Фантастико» скромно стоял в самом углу полки — такой же точно том, то же издание, что и у неё. Только вот книга, принадлежавшая Фурии, выглядела выцветшей и зачитанной, а эта, казалось, только что вышла из печати. С тех пор как её издали, прошло почти двести лет, но дыхание времени никак на ней не сказалось. В этом помещении для книги были созданы все условия — солнечный свет, которого так боится бумага, едва проникал сюда.

Девочка вытащила «Фантастико», сдула с него пыль, раскрыла томик и вдохнула книжный запах. Это был совершенно незнакомый аромат, но Фурии он показался таким же приятным и соблазнительным, как запах её экземпляра. Глубоко в душе она снова почувствовала боль. Наверное, только библиоманты были способны ощутить эти страдания с такой силой — книга в её руках и томик её матери будут безвозвратно потеряны, как только она использует их для прыжка.

— Давай же! — прошептала Изида.

Фурия спустилась по ступенькам лестницы и передала ей книгу. Изида уже приготовилась открывать новый переход, но Фурия покачала головой:

— Подожди секунду!

Она взяла лестницу и перенесла её к другой стене, на то же место, где та стояла прежде. Будет лучше, если Анжелосанто не сразу заметит, что в комнате что-то изменилось. Пока он обнаружит, что пропали две книги, могут пройти месяцы и даже годы.

Изида вернула свою сердечную книгу на место и обеими руками сжала «Фантастико».

В этот момент за дверью снова раздались шаги.

Фурия тоже положила кончики пальцев на книгу.

— Он нас услышал?

Изида пожала плечами и закрыла глаза.

Кто бы ни был там, сейчас он остановился прямо за дверью.

Фурия и Изида отдёрнули руки. Книга парила в воздухе между ними.

— Я её чувствую, — пробормотала Изида, мысленно связываясь со вторым экземпляром, находившимся в резиденции. — Книга до сих пор там, цела и невредима.

«Но где она?» — подумала Фурия.

Кто может знать, куда их занесёт следующий прыжок.

Девочка крепко сжала губы от напряжения. Изида же, напротив, никак не показывала, каких усилий ей стоил этот прыжок. С тех пор как она превратилась в экслибри, казалось, в неё влилось столько магической энергии, что остальным библиомантам оставалось лишь мечтать о такой силе.

С другой стороны двери в замочную скважину вставили ключ. Кто-то сказал несколько слов по-итальянски.

Фурию и Изиду окружило яркое мерцание. Фурия успела увидеть, как кто-то нажал на ручку двери.

Коричневые книги слились в один сплошной ряд, красные ковры и другие книги пропали. Стены вокруг них поблёкли и растворились.

Свет, хлынувший из открытой двери, словно ножом вспорол это цветное месиво. Девочка различила очертания чьей-то фигуры. Но тут она погрузилась в пустоту, и секретная комната осталась далеко позади.

 

Глава ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Было ещё совсем темно, когда Кэт и Финниан вышли из такси на Суан-лейн. Последние несколько метров до набережной Темзы они прошли пешком.

Стоило им потереть ладонями закладки, которые им дал Целестин, и на секунду закрыть глаза, как перед ними предстали башня с воротами и Римский мост, ведущий в Либрополис.

Этот фокус удавался не только библиомантам. Закладка сама по себе обладала достаточной силой, она могла открывать переход в книжный город даже обычным людям. Почти в каждом убежище существовала своя система пропусков, и эта считалась одной из самых простых, чтобы не отпугивать покупателей.

Несмотря на ранний час, они были вовсе не единственными, кто пытался войти в Либрополис. У обочины припарковался чёрный лимузин. Двое мужчин в тёмных плащах и пиджаках что-то говорили стражнику. Кэт разобрала всего несколько слов. Один из гвардейцев поспешно махнул ей и Финниану, разрешая им подняться на мост.

Лишь пройдя мимо башни, они решились наконец оглянуться. Всю Суан-лейн освещали многочисленные фары, дорога оказалась перекрыта. В ярком свете, бившем прямо в глаза, было не разобрать, какие именно машины остановились у ворот.

— Кажется, это боевая техника, — сказал Финниан. — Академия посылает войска в Либрополис.

— Зачем им завозить ещё полицейских? В городе их сейчас и без того несметное количество.

— Это вовсе не полицейские. Это солдаты. Сдаётся мне, их готовят там же, где и гвардейцев, которые проверяют пропуска у ворот. Может, в каком-нибудь учебном лагере далеко в полях. Кажется, Академия содержит довольно много таких лагерей, и находятся они не только в Англии. Могу побиться об заклад: их задание — прорваться через оранжерею в лес. Нам нужно спешить.

— Но не можем же мы сейчас ни с того ни с сего побежать по дороге. Они нас видят.

Финниан кивнул, но всё же ускорил шаг. На мосту по-прежнему висели плакаты о том, что братья-бородачи объявлены в розыск. Ребята шли мимо, не сбавляя шаг, и огни Либрополиса становились всё ближе и ярче. Сердце Кэт сжималось при виде изображения Пака, хотя она и знала, что тот мёртв.

Они почти добрались до конца моста, когда брусчатка под их ногами задрожала. Через ворота катились бронетранспортёры, а перед ними ехал чёрный лимузин.

— Эти типы — из Академии?

— Может, это посланники, кто знает. Скорее всего, они подчиняются напрямую трём правящим семьям, являются их наместниками. Один из них как-то приходил в оранжерею, чтобы отругать Гунвальда за плохой урожай.

Колонна машин подъезжала всё ближе и ближе. Ребята продолжали шагать по мосту, стараясь не показывать своего волнения. Кэт чувствовала, как дрожь, прокатившаяся по брусчатке, поднялась по её ногам прямо к животу. Первый автомобиль, должно быть, подъехал к ним почти вплотную, и двое мужчин в чёрном наблюдали за двумя странными прохожими.

— Им что-нибудь о тебе известно? — прошептала Кэт. — Я имею в виду, догадываются ли они, чем ты занимался всё это время?

— Пока что они меня не трогали. Но это ведь Академия — они никогда не раскрывают свои карты до конца. Что с тобой?

Девочка вспомнила, как посмотрел на неё полицейский, которого она столкнула с крыши.

«А я тебя знаю!» — сказал он.

Её бросило в холод и в жар одновременно. Ещё чуть-чуть — и они сойдут с моста, тогда можно будет нырнуть в одну из улочек и скрыться.

Первый автомобиль колонны был почти у них за спиной. Кэт чувствовала запах выхлопных газов, но обернуться не рискнула.

Слишком сильным был её страх.

Гул мотора затих.

Финниан ругнулся, а Кэт уже прикинула, смогут ли они добраться до берега вплавь, если спрыгнут сейчас с парапета.

Дверцы машин открылись, послышался шум голосов.

Ребята шли дальше. Кэт сжала руку Финниана. Его пальцы, казалось, совсем онемели.

— Что предлагаешь — бежать или спрыгнуть?

— Ждать.

Никто пока что их не окликнул. Кэт глубоко вдохнула и обернулась.

Колонна остановилась примерно в пятнадцати метрах от ворот Либрополиса. Многие вышли из машин и начали о чём-то переговариваться. Среди этих людей был и один из посланников. Второй, наверное, остался в лимузине. Кэт различила очертания его лица сквозь переднее стекло. Он сидел рядом с водителем, и девочке показалось, что его глаза смотрели прямо на неё.

— Они кого-то ждут, — сказал Финниан.

Кэт по-прежнему не могла посчитать, сколько машин находилось сейчас на мосту, потому что все они стояли в ряд. Наверное, их было пять или шесть. Море включённых фар.

— Все они встречаются на мосту, чтобы потом вместе въехать в город, — сказал Финниан. — Они наверняка счастливы, что оранжерея находится за пределами гетто. Если бы они ворвались с гвардейцами, восстания не миновать.

До пустых ворот в Либрополис, которые не охранял никто, оставалось ещё шагов десять. Им пришлось собрать всё своё самообладание, чтобы не ускорить шаг.

Второй мужчина вышел из машины, опёрся об открытую дверцу и поглядел им вслед. Или, может, он просто смотрел вдаль, туда, где начинался город?

— Какой дорогой пойдём? — тихо спросила Кэт.

— Сразу же у выхода с моста налево, а там первый переулок направо.

Она подождала, пока незнакомцы не прошли через башенные ворота и не скрылись из виду. Огни целой процессии исчезли за каменной стеной.

— Что ты задумал?

— Мы с тобой кое-что заберём, это совсем близко отсюда. А потом я как можно быстрее должен попасть в оранжерею.

— Я пойду с тобой.

— Нет. Спрячься где-нибудь в городе. Возможно, они станут тебя разыскивать.

Девочка резко остановилась, вцепилась в его плечо и прижала спиной к стене.

— Только не надо командовать! Я сама знаю, когда мне следует прятаться.

— Я просто хотел…

— Уже не первый год я живу в гетто, и поверь мне: сталкиваться с полицией мне приходилось почаще, чем тебе. Не собираюсь я сидеть в какой-нибудь норке и ждать, пока ты, Финниан, будешь спасать мир!

— Но ты ведь даже понятия не имеешь, что я…

— Заткнись! — Выкрикнув, Кэт резко прижала губы к его губам с такой силой, будто хотела не поцеловать, а заставить Финниана замолчать. Но юноша в ответ крепко обнял её.

Фонарь над аркой освещал их тусклым светом, с другой стороны ворот проникал беспорядочный шум голосов. Кэт чувствовала тепло его тела, его объятия и прикосновение кончика его языка.

Она погладила его по затылку. Когда рука Финниана проникла под кожаную куртку и чёрную рубашку Кэт, дыхание её участилось. Его руки сомкнулись у неё спине, и Кэт подумала, что не отдаст Финниана никому в целом мире, и уж точно не солдатам проклятой Адамантовой Академии.

— Нам… — заговорил Финниан через какое-то время.

— Нужно спешить, — закончила девочка. — Я знаю.

— Я не это хотел сказать.

— А, ну извини.

— Нам не стоит сейчас этого делать. Вот прямо сейчас.

— Что? — Она резко оттолкнула его от себя и отшатнулась. — Ты с ума сошёл?

— Ну… я просто подумал… что это не самое удачное время для этого.

— Странно, но мне это в голову не приходило.

— Необязательно сразу дерзить. Ты мне очень нравишься, Кэт, даже слишком. И так было всегда. Но как ты себе это представляешь? А сейчас всё стало намного сложнее.

— Вот и проверим насколько.

Он отвёл глаза, но лишь на секунду. Затем они загорелись такой решимостью, которая испугала Кэт куда сильнее, чем его слова.

— Я сделаю всё для того, чтобы переход в лес так никто и не открыл, Кэт! Ребята по ту сторону — мои друзья. Я не могу оставить их в беде.

— Никто этого и не требует.

Казалось, он хотел ещё что-то добавить, помедлил, а затем взял Кэт за руку и лишь тряхнул головой.

Свернув на очередную узкую улочку, они побежали изо всех сил, не разжимая рук. Она хотела столько ему рассказать, открыть ему все мысли, которые терзали её так давно, но понимала, что это неподходящий момент. И страшно злилась сама на себя. Ну почему именно сейчас?

Но в душе Кэт знала ответ: конечно, только сейчас. Потому что более подходящего момента не будет никогда. На мосту они оба испытали смертельный страх, и с каждой минутой кольцо вокруг них продолжало сжиматься. Возможно, сегодня ночью им придётся проститься с жизнью. Солнце, что взойдёт завтра утром, будет светить уже совсем другому Либрополису, и, кажется, этот новый город будет далеко не лучше прежнего. Так важно было прямо сейчас высказать Финниану, что он значил для неё. Его волнуют экслибри, план восстания и ещё миллион разных вещей. А у неё — ничего, кроме любви к нему, любви, которую она так долго скрывала. И сейчас ей нужно было обо всём ему рассказать, прежде чем он совершит что-то… Кстати, что именно? Даже догадки больно ранили её в самое сердце.

Через два перекрёстка Финниан остановился перед деревянным домом, старинным, как и многие другие в Либрополисе. В узких витринах громоздились книги, и каждая из них выцвела и пожелтела на свой собственный лад. Этот магазин существовал не благодаря покупателям, а на средства городского управления Хэй-он-Уай. При всей любви к книгам Либрополис оказался неудачным экспериментом: слишком много книг, чтобы ими владеть; слишком много продавцов, чтобы на каждого нашёлся покупатель; больше магазинов, чем клиентов, пересекающих мост; и скорее пропаганда Академии, чем экономическая выгода.

Либрополис был памятником, а не прибыльным проектом, и неудивительно, что многие библиоманты его поддерживали. На мгновение в голове у Кэт промелькнула мысль, не совершают ли они ошибку. Может, именно они требовали чего-то неправильного и не прислушивались к мнению большинства?

И тут же девочка вспомнила о жалком существовании обитателей гетто, о том, как эксплуатируются экслибри и как подавляют всех, кто не хочет принимать это как данность. А затем она подумала, что, наверное, Финниан прав. Если отбросить все «зачем» и «почему», оставив лишь голые факты — угнетение экслибри, ущемление свободы, — ответ становился очевидным: изменения необходимы. И если для этих изменений требуется применить оружие, то сейчас — самое время к этому приступить.

На секунду она совершенно уверилась в том, что наконец всё поняла и начнёт теперь двигаться по правильному пути.

Тут вдруг дверь открылась, и на пороге показался неприметный старик. Он безмолвно провёл их на чердак своего магазина. За стенами из книг и в клочьях паутины стоял какой-то сундук.

Финниан отщёлкнул резную крышку.

— Понимаешь теперь, что именно мне нужно делать?

Она заглянула в сундук, и слёзы покатились по её щекам безудержным потоком.

 

Глава ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

— Пригнись!

Разноцветное мерцание вселенной прекратилось, и воцарилась темнота. Фурия приземлилась в высокой траве. Холодный ветер растрепал её волосы.

— На землю, быстро!

Девочка, не задавая лишних вопросов, плашмя бросилась на живот. Рядом с собой она заметила очертания светлой фигуры. Если их обнаружат, можно будет поспорить, кто в этом виноват: то ли Фурия была слишком медлительной, то ли одежда Изиды слишком белой.

По траве шарил луч фонаря. Фурия на секунду подняла голову и различила свет вдалеке, у подножия склона, но сколько именно человек стояло там, в темноте, она сказать не могла.

Луч света продвинулся дальше.

Изида встрепенулась и присела на корточки, будто дикая кошка.

— Я до неё доберусь.

— Но если она…

— Это её кавалеры. — Изида вытащила сердечную книгу. — Поверь, мне её жалеть нечего.

Затем, пригнувшись, Изида проскользнула вперёд — она словно превратилась в серое пятно, двигавшееся в темноте совершенно бесшумно. Ошеломлённая Фурия огляделась, пытаясь сориентироваться.

Они приземлились чуть ниже железнодорожного полотна, на том самом месте, куда Интрига небрежно бросила «Фантастико». Девочка даже заметила прямоугольный след в примятой траве — наверное, именно там последние несколько дней и пролежала книга. Мысль о том, что любимая книга её матери потеряна навсегда, больно ранила в самое сердце, но Пип и его жизнь значили гораздо больше, чем какой-то глупый разбойничий роман.

Там внизу девочка различила силуэты деревьев, которые словно стеной отделяли холм от парка перед резиденцией. Ночное небо пестрело яркими звёздами. Сквозь кроны деревьев Фурия увидела свет во многих окнах. Наверное, кавалеры обыскивали дом. Территория перед входом тоже освещалась из окон на первом этаже.

Изида куда-то исчезла. Лишь несколько секунд спустя луч света погас. Фурия побежала вперёд, а петушиная книга у неё в кармане забормотала:

— И что мы, собственно, делаем?

Фурия вытащила томик из кармана и просунула указательный палец правой руки между страниц.

— Ни звука больше!

— Это не ответ.

— Сиди смирно — или останешься здесь, пока всё не закончится.

— Да ну! Ты без меня уже не можешь, и знаешь об этом не хуже, чем…

Перед ними из темноты вынырнула Изида:

— Вас слышно, наверное, до самого Глостера.

Фурия сжала левой рукой клюв своей сердечной книги:

— Может, замолчишь, наконец?

— Мгм-мгм-ммм… — раздалось в ответ.

Фурия повернулась к Изиде:

— Что там с кавалерами?

— Троих уже не стало.

— Троих!

В рассеянном лунном свете Изида и сама выглядела немного напуганной.

— Сейчас всё не так, как раньше. Мне почти не приходится напрягаться, нет никакого сопротивления, потому что вся я наполнена библиомантикой.

Под сопротивлением она, наверное, имела в виду ту часть энергии, которая входила в библиоманта каждый раз, когда тот пользовался книжной магией. Фурии и самой довелось ощутить эту энергию, и с тех пор она относилась к ней с огромным уважением.

Они побежали вниз по склону и бежали до тех пор, пока не оказались среди кустов у его подножия. Даже в темноте Фурия отыскала тропинку, которая вела к другой стороне дома. Вскоре они уже пробирались по заросшему парку к римским руинам.

Освещённая резиденция была похожа на океанский лайнер в бескрайних просторах ночного моря. Лишь приглядевшись, они различили перед домом и другие огни — новые лучи, блуждавшие по окрестностям. Кавалеры разделились на несколько групп.

— Они ищут нас? — прошептала девочка.

Луч света скользнул по стенам. Фурия и Изида успели пригнуться в последний момент и услышали приближающиеся шаги.

Фурия раскрыла свою сердечную книгу, сосредоточилась и подняла страницу в самой середине. Изида увидела это и опустила свою книгу.

— Ты справишься? — одними губами прошептала она.

Фурия кивнула, хотя уверена в этом не была. Из страничного сердца полился яркий свет, в такой темноте он обязательно их выдаст.

Но вдруг Фурия почувствовала в себе и уверенность, и тепло, перетекавшее от обложки петушиной книги в её руки.

«Доверяй мне!» — казалось, шептала в её голове петушиная книга.

Фурия сложила страничное сердце, и на этот раз между слоями бумаги появилось лишь слабое свечение.

Тайные слова на внутренней стороне мерцали призрачным голубым светом, но были достаточно отчётливы, чтобы их можно было прочитать.

Фурия выпрямилась во весь рост. С другой стороны стены, едва доходившей девочке до талии, к ним приближались два кавалера. Один из них осветил пространство справа от себя, и на самом краю светового пятна второй заметил Изиду и Фурию.

— Это ещё кто? — спросил он своего спутника.

— Эй, малыш…

Малыш? Неужели они ищут Пипа?

Изида прошептала:

— Не теряй концентрацию!

Кавалер с фонарём снова стал шарить лучом света вокруг себя.

Фурия мысленно сосредоточилась на той ночи, когда незнакомцы напали на их резиденцию, представила себе Паулину и Вэкфорда на холодном полу в кухне. Она увидела Пипа, в смертельном страхе бежавшего от кавалеров вдоль железной дороги. Гнев и ненависть в ней разрастались, и этого оказалось достаточно, чтобы освободить энергию книги, как только девочка прочитала слова. Откуда-то поднялся невидимый мощный столб энергии и поразил кавалера с фонарём прямо в грудь. Он отлетел назад и остался лежать где-то в темноте. Его фонарь упал в траву — теперь он освещал лишь камни.

Удар был очень сильным. Эйфория нарастала, но на этот раз Фурия старалась контролировать себя. Она почувствовала горячий прилив, неожиданный, словно молния, но взяла себя в руки и отгородилась от мнимого всемогущества, которое почти овладело ею.

Второй кавалер хотел позвать на помощь, и тут Изида вскочила и указала своей сердечной книгой в его сторону. Даже открывать её было не нужно.

С губ кавалера не слетело ни звука, он только медленно сжал кулаки. Фурия видела лишь очертания этого кавалера — просто силуэт перед освещёнными окнами резиденции. Поэтому девочка не разобрала, что именно с ним случилось. Раздался треск, и невидимая сила сжала его голову. Молча он рухнул на землю.

— Кавалеры подчиняются ей во всём, — сказала Изида, когда они обошли стену и приблизились ко второму мужчине, лежавшему на земле. — Нечего их жалеть.

— Я и не жалею. Они убили моих друзей.

— Ты в этом уверена?

Фурия кивнула, почувствовав, как к горлу подступает ком.

— Второй ещё жив?

Изида присела на корточки и нащупала его пульс.

— Твой удар остановил ему сердце.

Фурия чуть не прошептала: «Я этого не хотела», но эти слова стали бы ложью самой себе. Конечно же она этого хотела. Фурия готова была убить каждого из них, если бы таким образом удалось освободить брата.

Кавалеры искали именно его: Интрига не успела отомстить за своё поражение и убить Пипа. Он был жив, и ему удалось бежать.

Изида выключила фонарь, лежавший на земле, и, прокравшись к краю руин, огляделась. Второй луч дрожал где-то вдали, в левой части парка. Третий двигался у самого дома, недалеко от входа. Перед окнами Фурия различила два силуэта.

— Как думаешь, сколько их всего? — прошептала она.

— Не знаю. Возможно, это все, или в доме находятся и другие. Интрига могла вызвать подкрепление. Я слишком мало о ней знаю.

— Но вы же знакомы.

— Да, она работала на Академию.

— Академия нанимает профессиональных киллеров? Неужели ей не хватает агентов и полицейских?

— Только в особых случаях. — Голос Изиды стал твёрдым и бесстрастным. — Если нужно избавиться от агентов, которые стали слишком сильными или дерзкими.

— Они послали её, чтобы тебя…

— Не меня, но одного моего хорошего знакомого.

В темноте Фурия уставилась на Изиду во все глаза:

— Значит, ты здесь только за этим? Ты хочешь отомстить.

— Я помогаю тебе и твоему брату.

— Но это не единственная причина.

— Да! — сказала Изида и побежала вперёд.

Фурия старалась держаться рядом, пока не появилась очередная группа кавалеров. Их было трое, и, как несколько минут назад на склоне, Изида без каких-либо эмоций лишила их жизни.

Ей достаточно было махнуть рукой, но Фурия была уверена, что каждая смерть стоила ей некоторых усилий.

За несколько часов Изида открыла три перехода, совершила два прыжка и теперь безжалостно косила ряды противника.

Возможно, Изиде и самой стало ясно лишь сейчас, насколько сильной сделало её перевоплощение. Фурия очень опасалась, что она может себя переоценить.

Изида, чуть пригнувшись, встала над телами кавалеров и указала на последний дрожащий луч света у самого дома. Она подала знак Фурии и снова побежала вперёд.

Несколько минут спустя в парке не осталось ни одного живого кавалера.

 

Глава ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

Интрига поднялась по ступенькам к парадному входу в резиденцию и переступила через разбитый каменный череп святой Виборады.

— Я знала, что рано или поздно вы здесь появитесь, — сказала она Изиде. Женщины стояли друг напротив друга на площади перед резиденцией. — Ты просто не могла упустить такой шанс, правда ведь?

Пристальный взгляд Фурии сосредоточился на фасаде здания. За одним из освещённых окон на первом этаже она заметила силуэт, слишком маленький и тонкий для кавалера.

— Там есть ещё кто-то, — сказала Фурия, — в доме.

— Возвращайся! — приказала Изида.

Под глазами Интриги появились тёмные круги, сейчас она казалась лет на десять старше, чем тогда в лагере экслибри.

— Ты хочешь положить этому конец раз и навсегда?

Она по-прежнему была невероятно красивой, но черные волосы и мрачные тона одежды будто отбрасывали тень на её лицо, поглощая любой светлый оттенок. Ей тоже пришлось открывать переходы, чтобы попасть в лес и затем покинуть его. К тому же неизвестно, что именно случилось с Ариэлем и насколько активно он сопротивлялся.

— Исчезни! — сказала Фурии Изида, не выпуская из поля зрения свою соперницу.

Фурия хотела ей помочь, но тут в глаза ей бросились следы от шин на взрыхлённом гравии. Проследив за ними, она увидела разлетевшиеся ветки в подлеске и сломанное пополам дерево. Верхняя часть ствола лежала на чём-то застрявшем в густом кустарнике.

Это был «роллс-ройс» Сандерленда.

За спиной Фурии Изида и Интрига продолжали словесную перепалку, но девочка их больше не слышала. Словно во сне она приблизилась к машине. Фары были выключены, в воздухе стоял запах бензина.

Фурия ещё раз обернулась и посмотрела на площадь, где вот-вот могла разгореться жестокая битва. Обе женщины держали в руках сердечные книги, но лишь Интрига открыла свою. Фурия от всей души надеялась, что Изида не слишком переоценивает собственные силы.

— Что ты собралась делать? — спросила петушиная книга, когда Фурия, раздвигая ветки, обошла вокруг вмятины в земле позади автомобиля.

— Это машина нашего водителя.

— И что с того?

Резкая вспышка осветила всё окружающее пространство. Ветки вокруг автомобиля превратились в чёрно-белые тени. Когда Фурия оглянулась, то увидела над площадью огромный световой купол, похожий на хвост летящей кометы. В середине купола можно было различить две тёмные фигуры — Изиду и Интригу. Если бы не бело-голубые молнии, окружавшие купол, словно вены, это выглядело бы как взрыв, вслед за которым в любой момент может вспыхнуть пламя.

Фурию влекло на поле боя, но она понимала, что там уже ничего не изменить. Её силы были просто смешными по сравнению с мощью Изиды и Интриги. Девочка остановилась примерно в ста метрах от них, но даже здесь, в подлеске, она ощущала энергетический поток, устремлённый из светящегося купола прямо в ночь. По телу Фурии забегали мурашки, а клюв её сердечной книги всё глубже прятался в обложку.

С площади доносились жуткие звуки, будто скрипели гигантские жернова. В них вплетались голоса, не принадлежавшие ни Изиде, ни Интриге. Силы, которые высвободили обе женщины, постепенно высасывали жизнь из окружающей природы. Листья на деревьях высыхали и сворачивались на глазах. Да и сама Фурия почувствовала, что очень ослабла.

Через силу она отвернулась от этого зрелища и снова подошла к машине. Свет, который лился с площади, отражался в заднем стекле. Поперёк багажника лежал широкий ствол упавшего дерева.

Понять, находится ли кто-нибудь внутри, отсюда было невозможно.

Каждый шаг давался ей всё сложнее. Казалось, воздух вокруг девочки стал вязким и густым. Она медленно переставляла ноги, а петушиная книга в её кармане тихо скулила.

В конце концов Фурия с трудом протянула руку и дотронулась до металлического кузова.

От него исходил невероятный холод. Девочка открыла рот, чтобы позвать Сандерленда, но не смогла произнести ни звука. Она опёрлась рукой на крыло автомобиля и стала медленно продвигаться вдоль него, нагнувшись под стволом дерева. Крышка багажника была примята, а теперь Фурия увидела ещё и трещины, лучами протянувшиеся через всё заднее стекло, в центре которого зияла дыра. Должно быть, кавалеры стреляли по машине.

Подойдя к левой задней дверце, девочка увидела знакомые очертания на водительском кресле. Всплески энергий библиомантов стали мощнее, железный скрежет усилился, а сухие листья, словно пепел, кружились в воздухе.

Фурия прислонилась спиной к кузову и открыла петушиную книгу. Одна из страниц, подрагивая, поднялась и сложилась в форме сердца. Свет между её слоями таял в отсветах яркого купола, но надпись внутри оставалась видимой до тех пор, пока Фурия срывающимся голосом не прочитала горящие слова.

В следующий момент снова воцарилась тишина, гул прервался.

Фурия заморгала, попыталась откашляться, но во рту совсем пересохло. Вокруг неё образовался круглый пузырь, сотканный из тончайших молний. Девочка снова могла двигаться, и даже с большей лёгкостью, чем в обычной жизни. Она повернулась и подошла к дверце водителя. Прислонившись к стеклу, Фурия заглянула внутрь. При этом пузырь упруго уткнулся в дверцу, дрожащие молнии осветили внутреннее пространство машины.

Сандерленд был мёртв. Пуля распорола спинку кресла и попала ему в голову. Казалось, водитель спал: голова его склонилась на плечо, и единственная кровавая слеза оставила рубиново-красный след от виска к подбородку.

Фурия посмотрела на соседнее сиденье. Пипа не было ни на кресле, ни под ним. Обе задние дверцы были распахнуты, в салон автомобиля впилась ветка и, словно костлявая рука, указывала на заднее сиденье. Там тоже никого не было.

Фурия вспомнила силуэт в окне резиденции.

Но кавалеры искали Пипа в парке. Она снова обернулась и взглянула сквозь ветви на дом, освещённый вспышками энергетических разрядов. Ночь была яркой, как день, но свет казался холодным, почти как от неоновых ламп. Фурия радовалась тишине, но, интересно, могли ли молнии, плясавшие вокруг неё, воспламенить бензин?

Девочка стремительно обошла «роллс-ройс» сзади, размышляя, не стоит ли ей вернуться под светящийся купол к Изиде.

Возможно, ей нужна помощь, пусть даже такая незначительная, какую ей могла оказать Фурия. Но ведь был ещё и Пип. Если он спрятался в парке, то наверняка давно заметил, что происходит, и сидел тихо в своём укрытии.

— Пип! — отчаянно крикнула она. — Где же ты?

Тут ей стало ясно, что шар, в котором она очутилась, защищал её лишь от внешнего шума, а снаружи, на расстоянии вытянутой руки, как и прежде, бушевала страшная гроза, в которой тонул её тонкий голос.

Девочка присела на корточки, прислонилась спиной к бамперу и закрыла лицо руками. Она плакала из-за Пипа, оплакивала отца, Паулину, Вэкфорда и даже Сандерленда, а затем почувствовала, как защищавший её шар задрожал, и, словно в тумане, услышала предупреждающий крик петушиной книги: «Не отвлекайся! Будь начеку!»

Но из оцепенения её вывела вовсе не книга. Кто-то бился и отчаянно колотил по багажнику.

— Пип?!

Она вскочила и попробовала голыми руками скинуть с машины упавшее дерево.

— Давай попробуем по-другому, — сказала петушиная книга.

Девочка быстро нырнула под ствол и поползла на четвереньках, пока снова не оказалась перед дверцей водителя. Там она взяла книгу в левую руку, а правую вытянула по направлению к дереву. Ей даже не пришлось дотрагиваться до ствола — сила библиомантики выплеснулась прямо на него. Девочка хотела лишь скинуть дерево с багажника, но снова не рассчитала своих возможностей — ствол разлетелся на мелкие щепки.

На этот раз Фурия использовала отдачу от удара в собственных целях. Крона дерева преградила ей путь, но, стараясь не поддаваться эйфории победительницы, девочка продолжала пробираться сквозь заросли. Наконец, выбившись из сил, вся в царапинах, Фурия остановилась перед покорёженным багажником.

Внутри снова что-то загрохотало.

На несколько секунд девочка замерла в нерешительности.

Ей вспомнились фокусы шофёра, все существа, которые в конце представления запрыгивали в этот багажник. Затем Фурия представила себе улыбку Пипа и поклон Сандерленда. И тут же поняла, что именно здесь произошло. Как же она ошибалась насчёт водителя! В душе у неё смешались стыд и облегчение.

Горящий купол тем временем изменил цвет с белого на голубой, а затем на ярко-зелёный. Вместе с ним и всё вокруг, казалось, меняло оттенки, будто даже воздух стал ядовитым. Мерцающие искры разлетались во все стороны, защитный шар вокруг Фурии отражал их, но на лакированном кузове автомобиля они оставляли сотни мелких царапин, похожих на оспины.

Фурия попыталась открыть смятую крышку багажника, но замок заело.

— Пип, толкай с той стороны!

Правой рукой она дёрнула крышку вверх. В то же время кто-то ударил по ней изнутри. На этот раз замок щёлкнул, но багажник так и не открылся.

В нос снова ударил запах бензина. Фурия увидела, как по лаку побежала трещина.

— Попробуй ещё раз! — крикнула она.

Раздался удар ног по металлу. Безрезультатно.

— Положи меня и тяни двумя руками! — заорала петушиная книга.

Фурия предположила, что пузырь-шар тогда, наверное, лопнет, но гораздо хуже, если загорится пролившийся на землю бензин. Она положила книгу на траву и услышала, как томик тяжело вздохнул. Пузырь задрожал и утратил свою прочность.

Фурия изо всех сил вцепилась в багажник.

— Пип! Давай еще раз! — крикнула она и почувствовала наконец, что их старания увенчались успехом.

Крышка резко подпрыгнула вверх, чуть не полоснув Фурию по лицу, но девочка, ничего не замечая, нырнула в багажник и схватила брата. Казалось, он парил там в совершенной темноте, будто на подушке, сшитой из ночного неба. Но видение тут же растаяло, и багажник снова стал обычным багажником обычного автомобиля. Фурия вытащила брата и подняла петушиную книгу. Уже через мгновение они побежали обратно к площади, а затем обогнули её справа. И Фурию, и Пипа окутывал защитный пузырь из мерцающих молний.

Кусты у них за спиной загорелись, раздался сильный взрыв, и в небо поднялся столб пламени. На мгновение он оказался выше светящегося купола перед резиденцией. Сзади девочку ударила мощная волна жара. В последний момент Фурия прыгнула на Пипа, и оба они очутились на земле.

По воздуху пролетело что-то тёмное. Это была часть кузова, а может, и весь автомобиль. Уже через секунду его поглотил светящийся купол.

И тут же половина купола опала.

Искры мгновенно погасли, и единственным источником света был теперь пожар в зарослях. Там, где ещё недавно стоял «роллс-ройс», горели кусты и деревья.

В центре площади Изида и Интрига упали на колени. Вокруг них кружился пепел, между ними лежал обломок автомобиля с горящими шинами. Сандерленд по-прежнему сидел за рулём, будто именно он направил «роллс-ройс» к этому месту. Последняя поездка водителя завершила дуэль библиомантов: Изида и Интрига обе потеряли свои сердечные книги. Фурия увидела на гравии рядом с обломками машины их горящие страницы. Накидка Изиды тоже была охвачена огнём. Из последних сил женщина сорвала её с плеч.

Первой встала на ноги Интрига. Увидев свою сердечную книгу, догоравшую в сторонке, она закричала и схватила испещрённый зубцами кусок металла, возможно бывший когда-то частью капота. Металл оказался невероятно горячим. Дым сочился у неё между пальцев, но Интрига, шатаясь, двинулась на Изиду, которая, согнувшись, сидела на коленях.

— Изида! — через площадь крикнула Фурия. — Осторожно!

Интрига почти дошла до своей соперницы. Она подняла над головой кусок металла, чтобы со свистом опустить его, словно нож гильотины, на шею Изиды. Время снова замерло, и Фурия увидела ещё одну фигуру, отделившуюся от входа в резиденцию. Это была стройная пожилая дама в кроваво-красном костюме. В руках у неё тоже была книга, и казалось, женщина вот-вот пустит её в ход.

Фурия отползла от Пипа, всей душой надеясь, что он цел и невредим, схватила петушиную книгу и сложила страничное сердце.

Ударная волна оставила борозду на гравийной дорожке, прокатилась мимо Интриги и попала в женщину, стоявшую у входа.

Ту отбросило на шаг назад, но дама без труда снова выпрямилась и повернулась к новому противнику. Даже на таком расстоянии Фурия чувствовала её взгляд, полный безудержного гнева и необъяснимой ненависти. Девочка лихорадочно вспоминала, встречались ли они раньше и что она могла сделать этой старой леди.

Но тут Интрига издала дикий крик и занесла над Изидой тот самый кусок металла, чтобы отрубить им голову своему врагу.

Изида запрокинула голову и, выпятив грудь, расстегнула последний крючок на своём корсете.

Луч осветил поражённое лицо Интриги.

Внутри Изиды перелистывались и складывались страницы. Из её груди с резкой силой вырвалась блестящая волна и в упор поразила Интригу. И та, даже не успев вскрикнуть, рассыпалась фонтаном мельчайших светящихся частиц и уже через секунду исчезла навсегда. На площадь перед резиденцией падал сверкающий, искрящийся дождь.

Женщина у дверей с каменным лицом развернулась и зашла обратно в дом.

Фурия поползла к Пипу и увидела, что тот улыбается. Такой замечательной улыбки на его лице с большими глазами ей уже давно не приходилось видеть — улыбки без клоунского грима.

Встав на колени, девочка прижала брата к себе.

— Теперь ты в безопасности, — прошептала она сквозь слёзы, хотя и не была уверена в том, что говорит правду.

— Все клоуны ушли? — спросил он, уткнувшись ей в плечо.

— Да, — сказала она. — Да, их здесь больше нет, они ничего не могут сделать тебе. Никто из них, клянусь.

Пип кивнул:

— Я так рад, что ты вернулась!

Фурия рассмеялась сквозь слёзы и, громко шмыгнув носом, вытерлась рукавом. И тут уже Пип бросился к сестре и обнял её так сильно, что она чуть не упала на спину.

Лежавшая на земле петушиная книга скромно кашлянула.

— Согласно правилам этикета, сейчас следовало бы представить меня. Я ведь тоже внесла свою лепту.

Фурия только собралась выполнить её желание, но тут услышала слабый, хриплый голос Изиды:

— Это ещё… не конец.

— Пип, — сказала Фурия, когда он разжал свои объятия, — беги вниз, к воротам, и жди меня там.

— Я лучше останусь с тобой.

— Так не получится. Пока что.

Следом за Фурией он поглядел на дом, на свет в своём окне.

— Фурия! — позвала Изида, пытаясь подняться на ноги.

Девочка поцеловала Пипа в лоб:

— Оставайся у ворот или лучше выйди за них, если найдёшь дорогу.

Пип поглядел на горящий «роллс-ройс». Тело шофёра уже полностью поглотили языки пламени.

— Это он меня освободил, — грустно прошептал мальчик. — Вместе с твоими лампой и креслом.

— Что, правда? — спросила Фурия.

— Они ему помогали. Сандерленд попытался увезти меня отсюда. Те мужчины в нас стреляли…

Фурия снова прижала его к себе, а затем встала и протянула Пипу руку:

— Значит, встречаемся у ворот, ладно?

— Ладно. — Он взял петушиную книгу и повертел её в руках.

— Можно я возьму её себе?

— Нет! — возмущённо гаркнула книга.

— Прости, — сказала Фурия, — но это моя сердечная книга.

— О, как замечательно! Ты так этого хотела!

— Да, это правда. А теперь беги!

И Пип побежал. Книга враждебно зашипела.

— «Можно я возьму её себе»! — передразнила она мальчика.

— Эй! — Фурия щёлкнула её по клюву. — Тебе придётся к нему привыкнуть.

Убедившись, что Пип действительно побежал к воротам, она поспешила к Изиде, чтобы помочь ей встать. Грудной проём экслибры снова закрылся, оставив под корсетом шрам, протянувшийся от ключиц и до самой талии.

— Нам надо найти госпожу Антикву, — сказала Изида.

Фурия кивнула и, придерживая её за плечи, повела к дому.

 

Глава ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

В прихожей их глазам предстали рамы с разрезанными картинами и разломанная мебель. Амфора в человеческий рост, в которой Фурия всегда представляла себе мёртвого разбойника, была разбита. Четыре гигантских осколка — словно лепестки цветка, опали в разные стороны.

Тяжело дыша, Изида и Фурия остановились перед входом. Изида опиралась о дверной проём, а Фурия раскрыла свою сердечную книгу. Та уткнулась клювом в левую руку хозяйки, и почему-то это внушало девочке уверенность.

— Где она может быть? — спросила Изида.

— В резиденции шестьдесят четыре комнаты. Не считая лестничных клеток, чуланов и ванных. И плюс ещё катакомбы.

— Что ещё за катакомбы?

— Настоящие катакомбы времён Римской империи. Там находится наша библиотека.

— Книги в сыром подвале?

— Там внизу никогда не бывает сыро, — сказал Фурия, но, вспомнив про плесневика, поспешно добавила: — По крайней мере, почти никогда. Очень редко.

— И какие же книги там хранятся?

— Все, которые ты только можешь себе представить.

— Тогда мы знаем, где она. — В голосе Изиды звучала такая уверенность, что Фурия смутилась. — Показывай дорогу!

— Почему ты так в этом уверена?

— Думаешь, настоящий библиомант станет прятаться неизвестно где, зная, что может воспользоваться энергией тысячи книг?

— Сотни тысяч.

Изида наморщила лоб:

— Скорее веди меня в эту библиотеку! Нужно помешать ей.

Они побежали по коридорам первого этажа до широкой лестницы, которая вела в катакомбы. Сделав первый шаг вниз, и Фурия, и её спутница остановились.

— Чувствуешь? — спросила Изида.

— Что?

— Ты не замечаешь ничего необычного?

Фурия подумала об Эюя, о птичках-оригами, о шраме Вэкфорда и о пробитой двери. Но эти вещи сопровождали её всю жизнь, они были частью этой библиотеки точно так же, как и полки с книгами.

— Кажется, с годами хранилище разрослось, — сказала она. — Вэкфорд считал, что некоторые коридоры бесконечны. И что книги просто возникают из ниоткуда. Что их гораздо больше, чем можно было бы туда занести.

— Неужели они так и не объяснили тебе, чем на самом деле является это место?

Фурия отрицательно покачала головой.

— Ваша библиотека, — понизив голос, сказала Изида, — стала убежищем. Но, возможно, Академия о нём ничего не знает.

— Стала убежищем? Как это может быть?

Изида пожала плечами:

— Всё меняется. Академия теряет контроль над библиомантикой — если она вообще когда-нибудь держала её под своим контролем. Вещи и явления становятся самостоятельными. И, могу биться об заклад, госпожа Антиква почувствовала близость убежища в тот самый момент, когда переступила порог этого дома.

— Жди меня здесь, — сказала Фурия.

— Что…

— Просто поверь мне.

Фурия побежала наверх и зашла в тёмную кухню. Подойдя к боковому выходу, она увидела пятна крови, которая растекалась по белой кафельной плитке. Дверь была раскрыта. Снаружи девочка тут же заметила то, что искала: кто-то накрыл три тела скатертями.

На секунду Фурия почувствовала, что никогда не сможет к ним приблизиться, как будто между ней и трупами выросла стена, преодолеть которую она не в силах. Крайне медленно девочка присела на корточки у ног покойников и приподняла край скатерти. Она узнала брюки своего отца и тут же опустила скатерть. Через несколько секунд Фурия попробовала приподнять её в другом месте. Из-под скатерти показалась лодыжка Паулины. Лишь с третьей попытки она нашла Вэкфорда. Закусив до крови нижнюю губу, девочка провела рукой по его ноге вверх, до правого кармана брюк.

Когда её пальцы нащупали связку ключей, она молниеносно вытащила их и отпрыгнула назад, будто обнаружив осиное гнездо. Затем Фурия поспешила прочь из кухни. Ключи позвякивали в её дрожащей руке, словно церковные колокола.

Она остановилась и стала перебирать связку, чтобы найти нужный ключ — он был самым большим, десятки раз видела она его в руке у Вэкфорда. Вытащив этот ключ, Фурия сунула его в карман. Остальные она оставила на буфете.

По дороге назад девочка старалась стереть из памяти картины, которые ей пришлось увидеть там внизу.

— Где ты была? — нетерпеливо спросила Изида.

Фурия показала ей ключ и снова сунула его в карман.

Они начали спускаться в глубины катакомб и уже через несколько ступенек почувствовали, что вокруг стало заметно холоднее. Фурия и Изида двигались тихо, держась за грубую кирпичную стену. Последний поворот они прошли очень осторожно, оглядываясь по сторонам, и оказались наконец в маленьком зале перед тяжёлой металлической дверью.

Госпожа Антиква стояла у противоположной стены, спиной к лестнице, и держала в руках раскрытую сердечную книгу, пытаясь открыть дверь с помощью библиомантики.

Вэкфорд отполировал стальную поверхность совсем недавно, поэтому пожилая дама без труда заметила в двери отражение новоприбывших. Фурия шла на шаг позади Изиды. Она лишь услышала шелест страниц, когда её напарница открыла свою книжную грудь.

Госпожа Антиква не сдвинулась с места.

— Знаешь, — сказала она, — а ведь я любила его. Очень.

Страницы в груди Изиды переворачивались сами собой, и тёплый ветер, исходивший от них, взъерошил волосы Фурии.

— Зибенштерна?

— Северина Розенкрейца. Зибенштерна. Настоящего прародителя библиомантики. — Она по-прежнему смотрела лишь на металлическую дверь. — Мне всё равно, как ты его называешь.

— Но как может быть, что вы… — не успела договорить Фурия.

— Я старше, чем ты думаешь.

— Она просто хочет выиграть время, — сказала Изида. — И поэтому лжёт.

— Нет, — возразила госпожа Антиква. — Я говорю чистую правду. Прыжок сюда я совершила с одной лишь целью — оказаться лицом к лицу с Фурией Саламандрой Ферфакс.

— Вы были знакомы с Северином лично?

— Да ещё как!

Дверь задрожала, но не открылась.

— Опустите книгу, — приказала Изида, — сейчас же!

Тут госпожа Антиква развернулась.

— Я любила его. Но в его мыслях всегда было место лишь для одной-единственной. Все годы, что мы были знакомы, он не смог забыть ту девочку, которая делала записи в его книге — в то время, когда и сам он ещё был молодым. Северин никогда не терял надежды на то, что однажды они встретятся.

— Сейчас я её убью! — прошептала Изида.

— Подожди!

Фурия взяла её за рукав и сделала шаг вперёд.

Петушиная книга вздрогнула.

— Я всегда знала, в каком именно году ты найдёшь нужную книгу, — продолжала госпожа Антиква. — И что вы начнёте переписку. Обнаружить тебя было очень просто. Академия никогда не знала, под какой фамилией скрывается твоя семья, поэтому все их попытки ни к чему не привели. Но мне твоё имя было известно на протяжении полутора веков! Нужно было лишь выждать, когда наступит год, в котором ты напишешь Северину, и через тебя заполучить наконец книгу.

Она подняла вверх тонкий томик, который всё это время крепко сжимала в руках. Фурия тут же его узнала. Из открытого страничного сердца до самой двери тянулись переплетённые световые нити.

— На самом деле ваша книга была моей сердечной книгой, — сказала госпожа Антиква. — Это первое детище библиомантики, созданное Северином. Всё, что было до неё, — всего лишь игрушки. Когда мы познакомились, книга перешла ко мне. Поэтому, наверное, он полагал, что сможет меня полюбить. Из-за того, что ваша совместная книга выбрала меня. — Она улыбнулась, но эта улыбка больше походила на гримасу боли. — Пока он снова не отобрал её у меня. Я должна была догадаться, что всё случится именно так. Ведь ему нужно было, чтобы через много лет ты наткнулась на эту книгу.

— Но когда я её нашла, она была совершенно пустой, не считая единственной записи на первой странице.

— Всё, что вы написали, исчезло, как только она стала моей сердечной книгой. Возможно, именно так было предопределено — время непредсказуемо. Это начинает понимать лишь тот, кому приходится достаточно долго иметь с ним дело. Думаю, сначала Северин пытался таким образом забыть тебя, хотя он и не хотел признаваться мне в этом много лет. Наконец он всё мне рассказал и украл у меня книгу. Он снова переписал первые строки и спрятал её в библиотеке Розенкрейцев. Вскоре после этого семья вынуждена была бежать, и моя сердечная книга исчезла вместе с ней. До сегодняшнего дня. Как же я благодарна Интриге за то, что она вернула её мне!

Голос Изиды был полон презрения:

— Только не пытайтесь нас убедить, будто всё это вы делали из любви.

— Как раз вам это понять вовсе не сложно, — обратилась к Изиде госпожа Антиква. — Что, как не любовь, послужило причиной вашей глубокой ненависти к Интриге? Разве не она убила самого дорогого для вас человека? И вы действительно сомневаетесь, что любовь может стать достаточно сильным двигателем?

Изида уже собиралась её атаковать, но Фурия снова крикнула ей:

— Подожди!

Госпоже Антикве нужен был Северин — даже сейчас. Собиралась ли она с помощью книги рассказать ему, кто она такая, или хотела продолжать вести записи от имени Фурии?

— Как вам удалось пережить все эти годы?

Женщина посмотрела на неё с удивлением:

— Что ты имеешь в виду? Ведь так написал Северин. Некоторое время он верил в то, что мы вместе сможем быть счастливы, и тогда он придумал, как заставить библиомантов стареть медленнее, чем обычные люди. Он просто записал это в одной из своих «Книг творения» — так он их называл, и таким образом это воплотилось в действительность. Мы друг другу доверяли. Я думала, что знаю о нём всё, но это было не так: втайне от меня он уже тогда работал над пустыми книгами, которые должны были стать его страховкой на тот случай, если библиомантика вдруг выйдет из-под контроля. Я догадалась об этом много позже.

Светящиеся волокна продолжали толкать запертую дверь в библиотеку.

Если Изида была права и катакомбы действительно были убежищем, местом между страницами мира, тогда этот переход можно было открыть одним-единственным способом. Так же как без закладки нельзя перейти по мосту в Либрополис, так и библиотеку дома Ферфаксов можно было открыть лишь правильным ключом.

Фурия вытащила его из кармана:

— Может, попробуете вот это?

— Сейчас же спрячь его! — приказала Изида.

Госпожа Антиква улыбнулась:

— Предлагаешь мне сделку? Твой ключ взамен на мою сердечную книгу? Но ведь ты должна прекрасно понимать, что это невозможно. Ни один библиомант добровольно не расстанется с сердечной книгой. А мне без своей пришлось провести уж слишком много времени.

— Довольно! — крикнула Изида.

Несколько страниц в её груди изогнулись, и оттуда полился яркий свет.

Госпожа Антиква лишь рассмеялась:

— Всё правильно. Довольно глупостей!

Она направила руки на Изиду, и тут случилось нечто удивительное: свет страничных сердец погас и слои бумаги слились вместе. Изида с удивлением наблюдала за тем, как соединяются половинки её грудной клетки. В полном бессилии она упала на колени.

— Ты всего лишь творение Зибенштерна! — выкрикнула госпожа Антиква. — Экслибра из его сказки. Заглядывала ли ты когда-нибудь в его «Книгу сказок»? Он посвятил её мне. Моё имя — Анабель Антиква. Он написали эти сказки для меня. Они принадлежат мне, каждая из них, а значит, и все их герои. Помимо прочих, и Изида Пустота — девочка с границы между светом и тьмой.

— Нет! — с болью закричала Изида.

— Думаешь, ты обладаешь собственной волей? — Пожилая дама подошла на шаг ближе, а её сердечная книга продолжала сплетать прозрачные световые нити. — Думаешь, ты сильнее меня, потому что сама являешься книгой? Ты ничто, Изида Пустота. Тебя спасли библиомантика и этот ребёнок. Но теперь ты ощущаешь слабость, не так ли? Ты устала. Устала бороться. — Госпожа Антиква улыбнулась. — Ты будешь мне повиноваться и исполнять всё, чтобы я ни приказала.

Фурия хотела напасть на Антикву, но тут книга Северина, которая когда-то была её книгой, повернулась против неё. За спиной пожилой госпожи, словно крылья бабочки, развернулась сеть из светящихся нитей. На секунду Фурии показалось, что ей в жизни не доводилось видеть ничего более красивого.

Затем кончики крыльев распались и превратились в светящиеся щупальца. Они протянулись к Фурии, но в последний момент петушиная книга окружила девочку защитной стеной. Частички света ударялись в преграду, сотканную из молний, — это был точно такой же пузырь, как тогда в парке. И благодаря ему у Фурии появилась секунда, чтобы перевести дух.

Госпожа Антиква звонко засмеялась над неопытной девчонкой, осмелившейся выступить против её власти.

— Пустота, — приказала она, — принеси мне ключ! А потом убей её!

Изида медленно поднялась. Когда она повернулась, Фурия увидела в её глазах жуткий страх и отчаяние. Пустота протянула руки сквозь завесу из молний и выбила петушиную книгу из рук девочки.

Зашелестев, та упала на пол и приземлилась страницами вниз.

Клюв на обложке вытянулся вперёд, и сердито щёлкнул будто обругал Изиду. Она пнула книгу ногой, без необходимости сильно и жёстко. Словно сорванный стебель, та отлетела в сторону.

— Изида! — умоляюще крикнула Фурия.

Госпожа Антиква захохотала ещё громче:

— Дай мне ключ!

Фурия швырнула его Антикве под ноги:

— Вот! Держите!

Дама наклонилась. Победоносно подняв его обеими руками, она любовалась светящимися отблесками, которые отражались на его металлической поверхности. Изида воспользовалась моментом и на полшага отодвинулась от Фурии. Лицо её перекосила гримаса боли, было видно, что все силы её уходят на сопротивление чужой воле. У Фурии тоже появилось мгновение, чтобы отдышаться, и она быстро схватила с пола свою сердечную книгу.

Клюв бессильно болтался. Фурия осторожно сжала его в руке.

Госпожа Антиква перевела взгляд с ключа на Изиду:

— Убей её!

Изида вздрогнула и снова превратилась в марионетку. Фурия отпрыгнула от неё, поднялась на несколько ступенек, но не убежала.

Изида шла прямо на неё. Лицо её перекосило от боли. Женщина не хотела убивать Фурию, но госпожа Антиква не оставляла ей выбора.

Петушиная книга встрепенулась.

— Дверь! — прошептала Фурия.

Страничное сердце засветилось, и из него вырвалась ударная волна. Она прошла мимо госпожи Антиквы и врезалась в стальную дверь.

Стены сотряслись от звонкого эха, прокатившегося по всему помещению.

Старая леди жалостливо склонила голову.

Изида подошла ближе.

— Вы по-прежнему любите Северина?! — крикнула Фурия. — Если это правда, вам будет интересно узнать, что он по-прежнему жив!

Пожилая дама подняла руку — Изида замерла.

— Что ты мелешь?

— Северин жив.

Госпожа Антиква покачала головой:

— Северин Розенкрейц давно умер.

— Вы в этом уверены?

— Прежде чем исчезнуть, он отрёкся от библиомантики. Как бог, который не хочет больше заботиться о своих творениях.

Она высказала вслух то, о чём думала Фурия. Северин вознёсся на невиданные высоты благодаря своим способностям, он создал собственный мир книг.

Но в одном Фурия была совершенно уверена: так просто боги не умирают. Особенно если они настолько могущественны, как Северин.

— Я знаю, где вы сможете его найти.

— Перестань торговаться за свою жизнь. Это жалкое зрелище.

Изида снова двинулась вперёд, и Фурии пришлось подняться ещё на несколько ступенек.

Госпожа Антиква отвернулась от них, вставила ключ в замочную скважину и повернула его.

— Я найду Северина! — крикнула ей Фурия.

— Нет, — не поворачиваясь, сказала Антиква. — Ты умрёшь, Фурия.

Изида протянула к девочке дрожащую руку. Госпожа Антиква открыла дверь в библиотеку. Внутри царила полнейшая темнота.

Фурия поднялась ещё на одну ступеньку.

Дама переступила порог, прямо в темноту. Она пошарила по стене в поисках выключателя, подалась в черноту, и чернота накрыла её.

Тёмный рой набросился на её кроваво-красный костюм, на седые волосы и лицо. Тысячи, десятки тысяч букв скользили по ней, обволакивая её, словно живой кокон. Гласные и согласные устремились в рот, остановив сначала её крики, а затем и дыхание. Они забивались в ноздри, заполняли уши, заползали под веки и писали насмешливые строки на глазных яблоках.

Застонав, Изида отступила назад.

Фурия подскочила к ней и удержала женщину, прежде чем та упала без сил на пол. Петушиная книга победно каркнула.

Эюя сшибла госпожу Антикву на землю и погребла её под собой. Рой букв покрывал её с головы до ног.

Слой за слоем они нарастали над ней, пульсируя, как чёрное сердце. Книга Северина выпала у неё из рук, окружённая мельчайшими буквами, которые забирались под страницы, будто собирались составлять там новые предложения.

Лишь после того как госпожа Антиква перестала шевелиться, буквы отступили. Большинство исчезло в глубине коридора. Несколько отстающих побежали следом, но и через некоторое время из глаз и носа, изо рта и одежды госпожи Антиквы продолжал струиться буквенный поток. Лицо её было искажено, на нём застыло крайнее удивление, ведь ей довелось увидеть приближение смерти после того, как она так долго ей сопротивлялась.

Неуклюжая курица — написала на пороге Эюя.

Фурия благодарно улыбнулась.

В тот же момент Изида сложила страничное сердце. Это стоило ей невероятного напряжения. Пока она опускалась на колени, совершенно обессилев, вокруг книги Северина заплясали языки пламени.

— Нет! — Фурия вздрогнула.

Но она тут же поняла, что это было единственно возможным решением.

Никто не вправе изменять прошлое, не важно, в лучшую или в худшую сторону. Эта книга натворила достаточно бед.

Фурия присела на пол рядом с Изидой, подтянула колени к подбородку, и обе они наблюдали за тем, как догорала сердечная книга старой дамы.

Лишь через несколько минут, когда в комнате толстыми мотыльками закружился пепел, а дым стал разъедать глаза, девочка заметила стеклянную ручку, которая выскользнула из книги и разбилась на части. Фурия подняла осколок и повертела его в руках.

— Думаешь, — спросила она, — это откроет ему глаза на правду? На всё, что случилось?

— Кому, Зибенштерну? — слабым голосом спросила Изида.

Фурия кивнула.

— Если Северин действительно такой, каким я его себе представляла, то он положит этому конец. Он запустит обеззначивание.

— Ты действительно думаешь, что он до сих пор жив? Что именно он контролирует всё и руководит миром библиомантики?

— Да. — Фурия встала. — И я пойду к нему.

Изида попыталась подняться на ноги, но Фурия покачала головой:

— Я отправлюсь к нему одна.

 

Глава ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Оставив за спиной последний переулок, Кэт и Финниан вышли к склону, ведущему в оранжерею. После битвы Интриги с Изидой повсюду были разбросаны бесчисленные осколки.

Перед домами у подножия холма толпились зеваки и обеспокоенно наблюдали за тем, что происходило на поляне.

Траву топтали отряды полиции. Множество мужчин в тёмных пальто поспешно взбирались вверх по склону. Некоторые расчищали место для грузовиков с солдатами, которые могли прибыть в любой момент. Рёв двигателей уже слышался где-то в лабиринтах Либрополиса. Им приходилось делать крюк, потому что большинство улочек в городе были слишком узкими для машин такого размера. Но все они почти добрались до конечной цели.

Финниан и Кэт тоже были одеты в полицейскую униформу, на них были узкие пальто, застёгнутые на все пуговицы, и красные шарфы до самого подбородка. Ноги обуты в чёрные кожаные сапоги. На головах — полицейские фуражки, низко надвинутые на глаза. Если не приглядываться, Финниан ещё смог бы сойти за полицейского. А вот Кэт казалось, что она очень сильно выделяется из толпы — она оставалась простой девчонкой в несуразной одежде.

На чердаке старика была и другая одежда. Но Кэт решила надеть именно эту. Если им повезёт — если им чертовски повезёт! — то в этой суматохе они смогут добраться до самой оранжереи. Им надо было спешить, чтобы воспользоваться общим волнением прежде, чем полицейские сформируют организованные группы и прибудут солдаты, чтобы ворваться в Лес мёртвых книг.

— Оставайся здесь, Кэт! Прошу тебя!

Финниан требовал этого не в первый раз, и снова она отрицательно покачала головой. Как же ей хотелось сейчас его поцеловать! Потому что он так ей нравился, а ещё для того, чтобы он наконец замолчал. Но этим они сразу же выдали бы себя.

— Пойдём, — сказала она и начала подниматься наверх.

— Это не твоя…

— Не моя битва? — Кэт резко развернулась и рассерженно поглядела ему в глаза. — Я люблю этот чёртов город, Финниан. Я пришла сюда по доброй воле и осталась. Может, то, что ты говорил, — правда. Кто-то должен действовать, чтобы наконец прекратить угнетение жителей. — Она указала на полицейских, стоявших у подножия холма. — Но прежде всего я не позволю им осквернить лес. Академия пытается вмешиваться во всё на свете, и сейчас наше терпение лопнуло.

У Финниана был пояс со взрывчаткой. Кэт он вселял дикий ужас — вообще-то «ужас» было слишком слабое слово для того чувства, которое она испытывала. Но кто-то из них должен был переправить на себе эту штуку, и Финниан дал ей понять, что она этого делать не будет.

Конечно, Академия могла открыть новый переход в лес. Но большие ворота, через которые смогут зайти сотни солдат, потребуют усилий могущественного библиоманта и слишком много времени. До тех пор экслибри наверняка успели бы убежать. По словам Финниана, лес был гигантским, практически безграничным. Поэтому экслибри просто нужно было уйти подальше в глубь буквенной чащи.

Это была та самая взрывчатка, которой Финниан собирался поднять на воздух мост в Лондон. Ему и союзникам понадобились месяцы, чтобы добыть хотя бы крошечные дозы этого вещества и спрятать их в мансарде антиквара.

Шум мотора из прилегающих улочек становился всё громче. Надо было торопиться, иначе все их усилия оказались бы напрасными.

Они двинулись вперёд, но, прежде чем смешаться с толпой полицейских, Финниан на секунду дотронулся до руки Кэт. Девочка почувствовала, что парит от счастья и земля уходит у неё из-под ног.

Но тут же её снова обдало холодом реальности. Кэт шла низко опустив голову, чтобы никто не увидел её лица. И всё равно ей казалось, будто за ней наблюдают сотни глаз и что все эти люди давно уже знают, кто она такая. Каждую секунду ловушка могла захлопнуться. Действительно ли Академия считала, что нападение совершила группа экслибри из Леса мёртвых книг?

Неужели агенты не догадывались о том, что у повстанцев могли быть союзники и здесь, в городе?

Но Кэт понимала, что прежде всего Академия сейчас старалась устрашить и установить своё господство. Возможно, три правящих семейства осознавали, что им никогда не подавить это восстание. Они сделали Ариэля и Пака символами революции и с их помощью хотели продемонстрировать остальным: смотрите, мы уничтожили опасных разбойников и главарей, а уж поймать остальных будет совсем несложно!

Кэт и Финниан прошагали две трети пути и двигались теперь в самой гуще толпы по направлению к оранжерее. Тут дверь в неё неожиданно распахнулась. Мужчины в тёмных пальто вывели наружу садовников, первым из заключённых был Гунвальд Оландер.

Кэт с трудом могла себе представить, что сейчас чувствует Финниан. Ведь именно Оландер привёл его в ряды повстанцев. Финниан был обязан ему всем. А теперь садовника поставили на колени рядом с десятью другими мужчинами и женщинами. Все они склонились, положив руки за головы, а полицейские направили на них пистолеты.

Дверь в оранжерею была открыта.

Мужчины в пальто входили и выходили, выносили ящики, обыскивали их — неизвестно, что они надеялись там найти, — и расчищали пространство для прохода солдат. Рабочие тащили в оранжерею топоры и пилы, чтобы прорубить для отрядов дорогу в зарослях деревьев с ветвями, увенчанными закладками.

Проходя мимо Оландера, Финниан бросил на него растерянный взгляд. Старик его не заметил. В это время он пытался защитить от побоев полицейского молодую женщину, и сам получил удар прикладом в затылок. Финниан отвернулся и бессильно сжал кулаки.

Были здесь и женщины-полицейские, но самой младшей из них было лет на десять больше, чем Кэт.

Чем плотнее становилась толпа, тем больше возрастала опасность того, что кто-то заметит девочку. Последние несколько шагов ко входу Кэт сделала за спиной Финниана. Большинство полицейских были заняты поисками беглецов где-нибудь за деревьями, ящиками и мешками с удобрениями. Они также осматривали подозрительные контейнеры.

Как только ребята зашли в оранжерею, на склон выехали первые грузовики. Среди заключённых нарастало беспокойство.

— Подожди, — прошептал Финниан Кэт.

Он протиснулся к боковому входу с разбитым стеклом. Стерев с него пыль рукавом, ребята успели увидеть, как с переднего транспортёра выгружались солдаты. На них были тёмно-зелёные боевые мундиры, каски и винтовки, как у любого солдата регулярной армии, а вовсе не сказочная униформа с буфами на рукавах, как у охранников на мосту. Академия показала своё настоящее лицо: под налётом библиомантики и учёности оказывалась настоящая диктатура, похожая на любую другую диктатуру.

В голове у Кэт крутился вопрос: в какой момент группка чудаковатых любителей книг превратилась в безжалостный режим?

Финниан как раз отвернулся, а Кэт увидела, как один из офицеров встал прямо перед Гунвальдом Оландером. Он вытащил пистолет и приставил его к виску упавшего на колени старика.

— О нет! — прошептала девочка.

Финниан остановился и проследил глазами за её взглядом. Офицер кричал на Оландера и о чём-то его расспрашивал, но тот с безучастным лицом лишь смотрел в одну точку.

Финниан сильно ударил ладонью по стеклу и так крепко сжал губы, что они побледнели. Вдруг рядом с офицером появился ещё один человек, высокий и тучный. Это был бургомистр Кирисс. Он протиснулся сквозь конвой и повелевающим жестом положил руку на плечо офицера, державшего пистолет. На бургомистре был один из его сюртуков с кисточкой, в котором он любил показываться на публике, но его тёмные волосы не были аккуратно уложены, как обычно, и острая бородка тоже выглядела растрёпанной. Наверное, известие о начале утреннего наступления застигло его в постели.

Офицер снисходительно поглядел на бургомистра, а затем перевёл взгляд на руку Кирисса на своём плече и не сводил с неё глаз, пока бургомистр не убрал её.

В конце концов офицер опустил оружие и левой рукой вытащил из кармана какой-то сложенный документ.

Кирисс пробежал по нему глазами, в недоумении покачал головой и что-то возразил. Но военный не обращал на него больше никакого внимания. Тогда бургомистр снова схватил его за плечо. Офицер развернулся и ткнул Кириссу в лицо пистолетом. Бургомистр зашатался, но удержался на ногах. Схватившись за кровоточащую щёку, он разгневанно прокричал что-то офицеру, а тот в ответ дал знак своим людям.

Двое из них подхватили Кирисса под локти и, не обращая внимания на причитания и проклятия, повели бургомистра вниз по склону.

Кэт не могла поверить своим глазам:

— Кажется, его только что сместили с должности?

— Очень похоже на то, — отозвался Финниан.

Кэт растерянно огляделась и заметила, что справа и слева от них к окнам подходили полицейские, чтобы посмотреть, что происходит снаружи. Кэт ещё глубже втянула голову в плечи.

Оландер что-то сказал офицеру. Казалось, молодая женщина умоляла старика вести себя тише, но тот лишь покачал головой и крикнул военному едкое оскорбление, которое, несмотря на шум, разобрала даже Кэт.

В воцарившейся вдруг тишине офицер поднял свой пистолет, приставил его к голове Оландера и спустил курок.

От звука выстрела задрожали металлические рамы и стёкла.

Вокруг Кэт и Финниана прокатился шёпот.

Финниан неподвижно стоял у окна, не произнося ни звука. Лишь через несколько секунд он развернулся и куда-то пошёл. Кэт побежала за ним. Ей так хотелось поговорить с Финнианом, обнять его, как-нибудь подбодрить, но он не позволил бы ей этого сделать.

Вокруг них было множество врагов, и девочка не могла так рисковать — никто не должен был случайно подслушать её слова.

Она упорно пробиралась сквозь ветки со свисавшими с них закладками, пока наконец не достигла лестницы, по которой ещё недавно спускалась вместе с Фурией и Изидой.

Из глубины доносились резкие голоса.

Они спустились лишь на несколько ступенек, когда сзади раздались крики. По главному коридору к ним приближался офицер в сопровождении солдат.

— В сторону! — приказал он.

Финниан остановился и застыл спиной к мужчинам.

Почуяв недоброе, Кэт резко схватила его за плечи и потащила к краю ступенек. Офицер и его сопровождающие промаршировали мимо них в подвал.

— Финниан! — умоляющим тоном прошептала Кэт, как только солдаты прошли; их было десять, и они были вооружены до зубов. — Они никого не подпустят сейчас к переходу в лес, и уж точно не подставных полицейских.

Финниан посмотрел на неё, и девочка поняла, что именно он хотел ей сказать: «Прости, но я должен это сделать».

А затем он прошептал:

— Беги отсюда!

— Нет! — сказала она слишком громко, а на лестнице появилось ещё несколько полицейских, которые шли следом за солдатами.

Финниан обернулся и вошёл в хранилище. Здесь, внизу, находилось по крайней мере пятнадцать полицейских, а кроме них, ещё офицер и десяток его солдат. Все они смотрели на закрытые стальные ворота на передней стене. За ней находился ещё один подвал с переходом в Лес мёртвых книг.

— Открывайте же скорее эту проклятую дверь! — крикнул офицер какому-то полицейскому, который пытался выворотить замок.

— Сэр, мы всё сделаем, но это займёт некоторое время.

Офицер повернулся к одному из своих солдат:

— Может, нам просто взорвать эти ворота? Здание выдержит?

Сержант, к которому он обращался, внимательно оглядел ворота от пола до потолка.

— Довольно проблематично.

— Да или нет?

— Возможно, сэр.

— Дайте знать, когда всё будет готово. И очистите помещение. Полиции нам тут не нужно.

Финниан поднял руку и сделал шаг вперёд:

— Простите, сэр.

Офицер не отреагировал, поэтому юноша прокричал ещё раз:

— Прошу прощения, но мне кажется, что вы ищете вот это!

Кэт показалось, что она вот-вот упадёт в обморок, но в последний момент удержалась на ногах.

В поднятой руке Финниана мерцал ключ, которым он открывал стальные ворота в прошлый раз.

— Этот ключ был у одного из садовников, — сказал Финниан, когда солдаты расступились, чтобы пропустить его к их начальнику.

Офицер бросил на него удивлённый взгляд. Возможно, в тёмном хранилище он не заметил, как молод был этот полицейский. Всё его внимание было устремлено на ключ.

Кэт хотела последовать за Финнианом, но путь ей преградил один из солдат. Девочка нехотя отошла назад, пока никто не догадался заглянуть ей в лицо.

— Я отобрал у него ключ, — твёрдым голосом объяснил Финниан. — Он выдал мне также пароль. — Финниан не стал упоминать о том, что это был пароль для перехода в Лес мёртвых книг. Возможно, он не был уверен, насколько простой полицейский может быть осведомлён о более глубоком убежище.

— Подойдите ближе, — приказал офицер.

Финниан передал ему ключ:

— Возьмите, сэр.

Офицер взял ключ и взвесил его на ладони.

— Вы остаётесь с нами, — немного помолчав, объявил он.

— Спасибо, сэр.

Офицер повернулся к стальным воротам и хотел было вставить ключ в отверстие, но вдруг снова обратился к своим подчинённым:

— А остальные — вон отсюда! Только наши люди имеют доступ в подвал. Оградите безопасную зону. А лучше перекройте движение от самого подножия холма.

— Будет сделано, сэр!

Солдат подошёл к Кэт, и та поспешно отступила на шаг в сторону.

— Вы всё прекрасно слышали! — крикнул он всем. — Очистить здание. Все вон из подвала!

От отчаяния у Кэт перехватило дыхание. Колени её задрожали, руки и ноги не хотели больше ей подчиняться. Она не сводила глаз с Финниана, который стоял там впереди, рядом с офицером, одетый в своё длинное пальто.

Она знала, что под ним скрыто. Она знала, что он задумал.

— Вон отсюда! — набросился на неё другой солдат, и вместе с остальными полицейскими девочку оттеснили обратно к лестнице.

Она единственная продолжала смотреть в сторону ворот, потому что в ней до сих пор теплилась надежда, что, может, Финниан всё-таки передумает или у него появился другой план, и вместе со всеми он выйдет сейчас из этого погреба.

Но Финниан лишь стоял и наблюдал за тем, как офицер поворачивает ключ в замочной скважине. Механизм щёлкнул, этот звук был слышен даже сквозь топот и скрип сапог на каменном полу. Ворота медленно распахнулись.

За ними включилось автоматическое освещение.

Кэт оступилась, пропустив ступеньку. В толпе её чуть не повалили на пол. Девочка отдалилась от Финниана уже метров на тридцать, солдаты нетерпеливо оттесняли полицейских всё дальше наверх.

— Пошевеливайтесь! — крикнул один из них. — Давайте вперёд!

Офицер вошёл во второе помещение.

Финниан указал на противоположную стену, наверное объясняя, что за ней находится переход в следующее убежище и что для пропуска достаточно было сигнального стука.

«Финниан, нет, прошу тебя!» — мысленно кричала Кэт.

И действительно, он повернулся к ней — лишь на миг, на две-три секунды, но для Кэт это мгновение значило столько же, сколько и долгие взгляды, которыми Финниан одарил её в лагере экслибри и в такси по дороге к мосту. В этих взглядах скрывалось всё их прошлое, все часы, которые они провели вместе, так и не высказав то, что оба они прекрасно знали.

— Я тебя люблю, — одними губами прошептала Кэт.

Финниан улыбнулся, вид у него был невероятно печальный.

— Скорее! — приказал один из солдат.

Финниан последовал за офицером через ворота.

Кэт вынесло из оранжереи мощным потоком людей. Словно во сне, она побрела вниз по склону, уже особо не стараясь оставаться незаметной. Наконец она прошла сквозь строй солдат, оцепивших подножие холма.

— Эй, ты! — преградил ей путь какой-то полицейский. — Ты кто такая? И почему на тебе…

За спиной девочки взорвалась оранжерея.

Ударной волной Кэт, словно тряпичную куклу, откинуло далеко вперёд. Осколки градом посыпались на Либрополис, и долго после громового раската в воздухе продолжали кружить закладки, похожие на опадающие кровавые лепестки.

 

Глава ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Впервые Фурия совершала прыжок совсем одна. «Возвращение Виолетты» растворилось в воздухе прямо у неё на глазах.

На девочке была чистая одежда: джинсы и белая футболка — первое, что попало под руку, когда она на бегу открыла шкаф. На самом деле на переодевание времени у неё не было, но Фурия уже ненавидела свой чёрный комбинезон, пропахший кровью, дымом и смертью.

Девочка заранее принесла из библиотеки экземпляр «Восстания слепых». С его помощью она собиралась прыгнуть обратно. Фурия зашла в свою комнату и положила книгу на кровать.

Из безмерной пустоты Фурию перебросило в Турин, в тайную комнату на вилле Анжелосанто, в дом с окнами на юг.

Световые волокна, казалось, вновь замедлили её падение.

Девочка приземлилась не так уверенно, как ей хотелось бы, зашаталась, сделала шаг назад, чтобы не потерять равновесие, и удержалась на ногах. Последние отсветы, которые до сих пор плясали в её глазах после прыжка, вспыхнув, исчезли.

С тех пор как они с Изидой побывали в этой комнате несколько часов назад, здесь почти ничего не изменилось. С одной стороны возвышался стеллаж с романами Зибенштерна, а у противоположной стены находились полки с пронумерованными томами. Это, наверное, и были «Книги творения», о которых упоминала госпожа Антиква.

Дверь в комнату была открыта. За письменным столом, у замурованного окна, сидел человек, называющий себя Роберто Анжелосанто. Фурия видела лишь его спину. У мужчины были седые волосы до плеч, одет он был в странную одежду, напоминавшую кимоно, одна половина которого была чёрного цвета, а другая — пурпурного.

— Значит, ты меня нашла, — сказал он.

Мужчина, казалось, был слишком занят и поэтому не повернулся к Фурии лицом. Упёршись локтями в крышку стола, он что-то записывал в книгу. Фурия слышала, как перо царапает бумагу.

— Северин, — сказала она.

И больше ничего. Это единственное слово показалось ей гораздо тяжелее, чем она ожидала.

Мужчина тихо вздохнул и уронил перо.

Фурия вдруг поняла, что река на картине, висевшей над столом, — это Рейн. Высокие тёмные скалы возвышались над бурным потоком. Может, именно таким был вид из окна дома Розенкрейцев, прежде чем выжившие члены семьи вынуждены были оставить Германию?

Он медленно повернулся к ней лицом. Девочка попыталась узнать в нём созданный её воображением образ Северина, юношу с удивительными способностями, который создал свой собственный мир. Вместо этого перед ней предстал Зибенштерн, в которого превратился Северин.

В жизни Фурии он сыграл огромную роль! Она доверяла ему самое сокровенное, была в него влюблена, к тому же Северин был её предком. И даже автором её любимой книги.

Но сейчас она видела перед собой старика, высокого и худого, с усталыми глазами и морщинистой кожей. Почему ей никак не удавалось различить за этой внешностью настоящую сущность? Почувствовать сердце, бившееся когда-то в унисон с её собственным сердцем? Дух, который создал нечто невероятное. Голос, которому она внимала в книгах, но никогда не слышала наяву.

Почти в отчаянии девочка искала следы того, что их связывало, но вместо близости ощущала лишь непреодолимое пространство в две сотни лет.

Фурия вытащила из кармана петушиную книгу и открыла её.

Одна из страниц поднялась.

— Это тебе не понадобится. — Голос Северина казался хриплым.

Кроме того, Зибенштерн постарел гораздо сильнее, чем госпожа Антиква. В его взгляде читалась усталость человека, который долгое время не может найти покоя из-за совершённых когда-то поступков.

Фурия мысленно приказала странице опуститься.

— Что же произошло? — Её голос был почти таким же хриплым, как у него.

Теперь девочка поняла, что взгляд этого человека вызывал у неё какие-то сильные чувства, определить которые она не могла. Может, это по-прежнему была привязанность? Или страх? А может, даже презрение? Прежде всего, он был ей совершенно чужим. Фурия даже не понимала, как она могла ожидать чего-то другого.

— Я уже давно исчерпал все свои таланты, — сказал старик, не вставая с деревянного стула.

Фурия не могла поверить, что Северин не может больше ходить.

Ведь наверняка именно он стоял у двери, когда они с Изидой перепрыгнули в резиденцию. И возможно, он был тем самым силуэтом в библиотеке на верхних уровнях, которого они видели с отцом, когда искали пустую книгу.

Девочка оставалась начеку, хотя никакой угрозы от него не исходило.

— Что значит — исчерпал?

— Я больше не библиомант. Мой запас сил был ограничен, Фурия. Я сам так установил, чтобы дать этому миру возможность развиваться самостоятельно. Я ухаживал за ним, как садовник за любимым цветком, но цвести он должен был сам. Моя библиомантика уже давно пересохла, как колодец в пустыне.

Он говорил напыщенными фразами, точно такими же, как в книгах Зибенштерна. Его слова были слишком яркими и нарочитыми.

Когда Фурия была поменьше, ей очень нравилась такая манера — да что там! Его стиль нравился ей и сейчас. Только вот из уст человека это звучало странно, будто старик читал что-то вслух. Может, он настолько слился со своими книгами, что скорее походил на произведение, чем на человека, которым он когда-то был. Он говорил написанными диалогами, а его память состояла из этих книг, расположенных вдоль этих двух стен. Возможно, весь этот дом уже давно превратился в Зибенштерна, а Северин был всего лишь частью этого образа.

— Для меня библиомантика всегда оставалась волшебством, о котором мы читаем в детстве, — сказал он. — Но мы становимся старше, и волшебство уходит. Истории сначала блёкнут, а потом, когда мы снова пытаемся в них вчитаться, даются нам так же тяжело, как если бы мы захотели снова прочувствовать первую любовь.

— «Фантастико» навсегда останется моей любимой книгой.

Северин устало улыбнулся:

— Возможно.

Она вглядывалась в узоры морщин, нарисованных годами на его лице, и в то же время прислушивалась, не раздаются ли шаги вооружённых сторожей — охранников библиотеки, которые стреляли в её отца. Но за дверью стояла тишина.

— Я отослал их всех, — сказал он, наверное угадав её мысли. — Ещё несколько дней тому назад, когда случилось это несчастье с Тиберием. Я не предполагал, что всё зайдёт так далеко. Мне очень стыдно.

— Это ведь не ты в него выстрелил.

— Но я его сюда заманил. Я поставил в библиотеку пустую книгу и через посредников передал ему информацию о ней. Мне хотелось, чтобы он появился в Турине, и оставалось лишь надеяться, что Тиберий возьмёт с собой тебя.

— Почему?

— Потому что я хотел тебя увидеть, Фурия. Спустя всё это время я хотел наконец увидеть девочку из моей книги. Да ещё и в том самом году, когда ты эту книгу обнаружила. Сейчас ты как раз та самая Фурия, в которую я влюбился тогда. — Он снова улыбнулся. — Возможно, из уст дряхлого старика это звучит отвратительно. Мне жаль. Я не собирался тебя пугать. Но именно я был тем юношей, и я прекрасно помню, что именно чувствовал к тебе тогда. — Он помолчал, подыскивая нужные слова или, может, вспоминая чувства из прошлого. — Сегодня всё это лишь далёкие воспоминания. Прошло слишком много времени. В мою жизнь вошла Анабель Антиква, а затем наши пути разошлись. Она пыталась меня убить, потому что я отнял у неё сердечную книгу. Тяжело раненный, я вынужден был скрываться, но всё-таки мне удалось выжить. Все эти годы она, наверное, считала, что убила меня.

Возможно, именно поэтому госпожа Антиква с таким рвением старалась заполучить этот тонкий томик. Он был её сердечной книгой, но, кроме того, он связывал её с молодым Северином. Может, она хотела на него повлиять или повернуть его жизнь в иное русло? Или предостеречь Северина от неё самой? Может, ею руководили вовсе не жажда безграничной власти, а угрызения совести?

Фурии этого было уже не узнать.

— Анабель Антиква мертва, — сказала она.

Зибенштерн кивнул, будто давно уже об этом знал.

— После неё приходили и другие. Но все они меня покинули. А Фурия из прошлого стоит сейчас перед моим столом, но на самом деле и ты уже исчезла из моей жизни — это случилось двести лет тому назад.

— Чего же ты ждал?

— Уж точно не прежней влюблённости. Я стар, но вовсе не глуп. Моей ошибкой стало любопытство. Из-за этого любопытства погиб твой отец, и исправить это я не в силах.

— А ты попробуй, — сказала она. — Отступись от идеи с пустыми книгами. Обеззначивание может стать ещё более серьёзной ошибкой.

Он тихо, даже чуть разочарованно, рассмеялся:

— Думаешь, это так просто? Ты правда считаешь, что можешь использовать мои угрызения совести и удержать меня, чтобы мир не вернулся к своему истоку? Это мой мир, Фурия. Хочу я того или нет, я в ответе за его судьбу.

Покачав головой, он отвернулся и взял со стола книгу. Когда он снова сел лицом к Фурии, книга была раскрыта и лежала у него на коленях. В правой руке старик держал золотую перьевую ручку.

— Я создал семьдесят шесть пустых книг и распределил их по всему миру, некоторые из них находятся в крупнейших библиотеках, некоторые — в хранилищах поменьше. Твой отец уничтожил несколько штук — это лишь замедлит процесс, но не остановит его. Когда я закончу эту книгу, начнётся обеззначивание. Больше чем на сотню лет я оставил последнее предложение недописанным. Не хватает лишь последнего слова. Последнего слова в последнем предложении последней книги мира библиомантики.

Фурия вытащила из кармана пистолет, который взяла у одного из кавалеров.

— Пожалуйста, закрой книгу и отложи её в сторону.

— Я уже давно должен был это сделать, но оказался слишком слаб для этого. Тогда тысячи людей умирали в ночных убежищах, хотя я мог бы это предотвратить.

Фурия прицелилась в старика:

— Отложи её, Северин, прошу тебя.

— Ты меня не застрелишь.

— Давай не будем это проверять.

— Я написал это оружие, Фурия. И оно не заряжено. — Он коснулся кончиком золотого пера правой страницы.

На какой-то момент девочка засомневалась.

Правда ли это?

Могло ли это быть правдой?

Фурия спустила курок.

Старик вскрикнул — пуля попала ему в правую руку. Его отбросило назад. Ручка сползла со страницы, но старик по-прежнему крепко сжимал её.

— Фурия, что же ты делаешь? — прошептал он.

Это был голос не разъярённого, а побеждённого человека.

— Ты действительно мог переписывать прошлое, — сказала она. — Но у тебя никогда не было власти над будущим, иначе пустые книги тебе бы не понадобились. Всё, что случилось после того, как твоё творение было завершено… — Она кивнула на стройные ряды пронумерованных книг. — Произошло уже без твоего вмешательства. Этот мир больше тебе не принадлежит, и ты не имеешь права его уничтожать.

С перекошенным от боли лицом он поднял кровоточащую руку и, как чужеродный предмет, снова положил себе на колени. Когда старик опять попробовал прижать ручку к странице, пальцы его дрожали.

Фурия подошла к нему, чтобы выхватить книгу.

На этот раз он действовал быстрее. Левой рукой старик резко ударил девочку в висок. Она вскрикнула, потеряла равновесие и почувствовала, как пистолет отлетел к противоположной стене.

— Мне очень жаль, — проговорил он, и Фурия увидела, что его глаза наполнились слезами.

Рука, дрожа, продолжала выписывать новые буквы.

— Мне тоже жаль, — сказала она, вытащила из кармана осколок разбитой стеклянной ручки и с силой вонзила его в цель.

 

Глава ПЕРВАЯ

Несколько дней спустя, покинув резиденцию через главные ворота, Фурия шла вдоль старинной стены поместья Ферфаксов. Она могла бы воспользоваться входом для прислуги, но одна только мысль о том, что недавно в кухне лежали тела Паулины и Вэкфорда, не позволила ей этого сделать. Возможно, пройдут годы, прежде чем она снова сможет спокойно сесть за обеденный стол в гостиной.

Маленькая часовня находилась в дальней части парка, в двух шагах от полуразрушенных римских бастионов. Там же неприметно раскинулось и фамильное кладбище Ферфаксов — причудливая россыпь поросших мхом надгробий и обветренных непогодой и временем статуй. На самых старых надгробиях у некоторых из скорбящих ангелов обломились крылья. Одно такое крыло Фурия вместе с Вэкфордом несколько лет назад перетащила поближе к руинам бастионов. Обложенное подушками, гипсовое крыло почти два года служило ей уютным гнёздышком, где она любила читать, пока однажды крыло не рассыпалось, словно яичная скорлупа.

После того как Изида уничтожила трупы кавалеров и старухи Антиквы, они с Фурией похоронили отца и слуг. Теперь Тиберий Ферфакс покоился в том же склепе, где была погребена мать девочки. Неподалёку нашли своё последнее пристанище Паулина и Вэкфорд, несколько поодаль был захоронен Сандерленд. Фурия сама, с помощью сердечной книги, стёрла прежние надписи, что были выгравированы на надгробиях, и написала новые имена. Будь она поприлежнее, буквы вышли бы более красивыми, но девочка была рада уже тому, что их вообще можно было прочитать.

Имя отца она выгравировала у подножия гранитной стелы под годами жизни матери. Теперь её родители покоились вместе под сенью старого, покрытого мхом монумента, и Фурия заглянула сюда ещё раз лишь для того, чтобы кое-что подправить.

Она положила семьдесят седьмую книгу на каменный парапет надгробия, потом из кожаной сумки вынула молоток и гвозди. Открыла чернильницу, в которой отец во время своих путешествий хранил невидимые чернила. Твёрдой рукой она вогнала первый гвоздь в книгу.

Девочка подумала, что бы она сказала сейчас отцу, если бы это было возможно? Слов не находилось. Она тяжело вздохнула и вбила гвоздь глубже в переплёт, пронзая всё новые страницы. Когда она вбивала второй гвоздь, на глаза навернулись слёзы, а принявшись за третий, она уже рыдала не таясь, не сдерживаясь, пока не вбила четвёртый, а затем и последний гвоздь в книгу.

— Вот и всё… — промолвила она наконец.

От прочих пустых книг, хранившихся ещё бог весть в каких библиотеках, теперь никакой опасности не исходило. Без того единственного, последнего тома, который никогда не будет завершён, все остальные книги были не более чем стопками пожелтевшей бумаги.

Фурия ещё долго сидела у склепа, вспоминая вечера, когда мама читала ей вслух «Фантастико Фантастичелли», а отец брал с собой в путешествия. Предчувствовал ли он, что Зибенштерн никогда не умрёт? На этот вопрос он теперь никогда не ответит.

Уже смеркалось, когда Фурия покинула кладбище и прошла к дому мимо кучи поломанной мебели и рам от картин, что в беспорядке были свалены на заднем дворе. Ещё утром они с Пипом начали разгребать завалы в резиденции и выносить на улицу хотя бы то, что можно было сдвинуть с места. В кучу во дворе летели разные обломки, многие из которых были больше и крупнее, чем она или Пип. Уборка изматывала и вряд ли была им под силу.

Изида уже который день спала в комнате Фурии так крепко, словно была без сознания. Лампа и кресло охраняли её покой. Раны на теле Изиды затягивались буквально на глазах, но Фурию беспокоило, что происходит у неё внутри. Вначале Изида спала тревожно, лоб её, словно в горячке, покрывался испариной, но когда Фурия мерила ей температуру, та была нормальной. Вероятно, для полного исцеления требовалось много энергии. Фурия представила себе, как в теле Изиды возрождаются страницы и на них из небытия возникают новые слова.

На площади перед резиденцией ещё пылился сгоревший «роллс-ройс». Изида вытащила останки Сандерленда из машины, и потом они вместе предали их земле. И всё же Фурия по-прежнему с опаской обходила сгоревший остов машины: как и прежде, над ним витал едкий запах гари. Им ещё предстоит придумать, как вывезти отсюда покорёженную машину.

Резиденция располагалась вдали от оживлённых дорог и ферм, непрошеные гости сюда не заглядывали. Если здесь и были видны сполохи огня, то их вполне можно было бы принять за костры на ферме Чедвика, а окрестные жители пусть благодарят, что им неизвестны истинные причины пожара. Ферфаксы никогда не устраивали вечеринок для соседей, не приглашали никого на чай, и каждый в округе знал: хозяин ничто не ценит так высоко, как покой и уединение. Если он захотел что-то сжечь, то это его дело, главное, чтобы никто не пострадал. В противном случае рано или поздно в резиденции взвыли бы сирены машин «Скорой помощи».

У статуи святой Виборады Фурия привстала на цыпочки и провела рукой по её каменным волосам. Изваяние холодно взирало на неё, но Фурия всё равно приходила к ней, поверяя ей свои мысли. И порой девочке казалось, что от лица статуи исходит спокойствие. Соприкоснувшись с Виборадой, она твёрже стояла на ногах, снова убеждаясь: что бы ни приключилось — она обязательно выстоит.

Беспокоило её и неопределённое положение Кэт и Финниана. Прежде чем Изида упала без чувств от изнеможения, Фурия поняла, что взрыв разрушил оранжерею Оландера в Либрополисе и что это стоило жизни целой группе агентов Академии. Фурия не питала иллюзий на этот счёт: что бы она ни узнавала от своих друзей, всё только подтверждало её предчувствия. С тех пор как Изида уснула, девочка ни с кем не могла поговорить о том, что произошло. Пип не знал Кэт и Финниана, к тому же он был слишком маленький, чтобы посвящать его в тайны Либрополиса. «Хотя он и не подаёт виду, что борется со своими страхами», — подумала Фурия. Во всяком случае, после всех происшествий он больше не использует свой клоунский грим, как будто вместе с мучителями погибли и все его страхи. Фурия могла только надеяться: худшее, что ему пришлось испытать, уже позади.

Стоя у головы святой Виборады, она всматривалась в фасад резиденции. В комнате Пипа горел свет, а на стёклах её собственной отражались лучи настольной лампы, которая постоянно включалась после захода солнца, чтобы Изида ненароком не проснулась в кромешной тьме. Если она вообще проснётся.

И ещё одно окно светилось на третьем этаже.

Иногда Фурия видела, как он прохаживается там взаперти, вдали от всех книг. Ночами она лежала без сна, прислушиваясь к позвякиванию цепи, которую надела на него Изида. Фурия ждала, что он позовёт её.

Но этого не происходило.

Зибенштерн молчал.

 

Глава ВТОРАЯ

Две недели скрывалась Кэт на крышах Либрополиса и, как могла, залечивала раны, держась в стороне от тех, кто мог бы её узнать. Она избегала старых друзей и кротко училась терпению.

Полиция прочёсывала город в поисках пособников террористов, взорвавших оранжерею и подступы к лесу. Считалось, что сами исполнители преступления давно мертвы. Кэт полагала, что ответственность за всё должна лежать и на экслибри, но власти это во внимание не принимали. Уже через пару дней все сообщения в единственной газете Либрополиса вновь свелись к унылой повседневности — ни слова об облавах полиции, арестах зачинщиков сопротивления и поголовной слежке за простыми жителями. Кэт же повсюду примечала активность полиции. Когда какой-нибудь сыщик незаметно, как ему казалось, наблюдал за невинными обывателями, ненависть и злоба ко всей Адамантовой Академии переполняли её.

Она предвидела, что жилище садовника буквально рассыплется на мелкие кусочки и это будет только начало грандиозного плана мести. Кэт была уверена: под завалами никого не найти. План Финниана по разрушению моста был сорван: он сам помешал его исполнению, когда ради спасения экслибри заложил взрывчатку на опушке леса. Он отдал жизнь ради своих друзей.

Много дней она была безутешна, сожалея, что прибежала тогда слишком поздно. Ведь когда солдаты уже штурмовали лес, а Финниан вернулся из Лондона, у неё не было иных причин не пожертвовать собой. Порой она так глубоко погружалась в воспоминания, что ей казалось, будто она снова там. Тем горше и страшнее было возвращение к реальности и осознание того, что она больше никогда не увидит Финниана. А ведь она так привязалась к нему! Привязалась, чтобы потерять. В такие мгновения жестокая пустота буквально снедала её изнутри, а горечь утраты была такой невыносимой, что она не находила лучшего средства, чем забиться в угол и рыдать.

На десятый день она узнала, что оцепление с моста сняли, для того чтобы торговцы снова могли въехать в Либрополис. Она выждала ещё пару дней, наблюдая с ближайшей крыши за суетой на площади перед городскими воротами, затем надела стибренное где-то неброское платьице, отмыла волосы от сажи и отправилась в путь, изо всех сил стараясь скрыть тоску в глазах.

У неё ещё был старый пароль, с которым две недели назад она входила в город, нужно было только показать приобретённые книги. Обычно так удавалось пройти.

Но Кэт не испытывала от этого облегчения. Очнувшись от своих мыслей на Суан-лейн, она осознала, что просто не могла бросить Финниана в беде. Он был мёртв, но в воздухе города явственно ощущалось, как тесно они были спаяны друг с другом — он и Либрополис. И Кэт понимала: перейдя мост, она оторвёт от себя Финниана.

Кроме того, когда-то она покинула отчий дом и обрела новую жизнь в городе книг. То существование, на которое она себя обрекла, было не из лёгких: чтобы свести концы с концами, ей приходилось общаться со всяким сбродом. Но это был её выбор… А сейчас она оказалась в вакууме, поскольку утрата Финниана разрушила все её надежды.

Кэт твёрдо верила только в одно: домой она не вернётся. Лондон не Либрополис, там не селятся на крышах и не зарабатывают на жизнь воровством. На улицах Лондона полно камер наблюдения, бездомных подростков, без дела шатающихся по пивным. У неё же была цель, но, чтобы её достичь, ей нужна была помощь. Немедленно.

К вечеру она забрела на индийский базар. Торговцы уже разбирали ряды и упаковывали товар. И вдруг она увидела дом с затемнёнными окнами. Подойдя ближе, она всё же различила тонкую полоску света, которая выбивалась из-под двери в подвал.

Серый котёнок недовольно фыркнул, когда Кэт начала спускаться по ступенькам, а потом дрожащими пальцами коснулась кнопки звонка.

 

Глава ТРЕТЬЯ

Спустя полторы недели Изида всё ещё спала.

С утра Фурия перевернула в доме всё вверх дном: она искала деньги, чтобы съездить на велосипеде в Уинчкомб и купить продуктов. Комнат Вэкфорда и Паулины она сперва сторонилась, но в итоге у неё не осталось выбора. Испытывая угрызения совести, она обшарила их вещи и наконец нашла немного денег — ровно столько, чтобы перебиться несколько недель.

Как раз в тот момент, когда Фурия раздумывала, не взять ли с собой Пипа, чтобы не оставлять его в доме одного, она услышала, что брат громко зовёт её. И вот они уже стоят у кровати Изиды, между лампой и креслом.

Грудная клетка спящей Изиды распахнулась, и в ней неистово зашелестели страницы. Пока Фурия решала, что предпринять, Изида открыла глаза. В ту же секунду бурлящий хаос в её груди прекратился, словно по мановению невидимой руки живая книга закрылась, и Изида рывком села на кровати.

Едва она увидела Фурию и Пипа, как в её взгляде засверкала жажда деятельности.

— Итак, — сказала она, нырнув в платье, — нас ждут великие дела!

Фурия уже трижды засовывала в стиральную машину белые одежды Изиды, но пятна держались так же непоколебимо, как шрамы бойца. Пострадавшую от огня накидку-капюшон ей пришлось всё же выбросить.

На свои бесконечные вопросы Фурия получила только сбивчивые ответы и начала понимать, что будет дальше, только когда они с Пипом и Изидой вступили в коридор перед катакомбами библиотеки. Ключ от стальной двери она днём и ночью хранила при себе. Когда же Изида затребовала его, Фурия замешкалась.

— Я знаю, что прошло много времени, — сказала Изида, — и для вас это было, конечно, тяжело.

— Дай ей ключ, — попросил Пип.

Фурия вынула ключ из кармана джинсов.

— Ты правда хорошо себя чувствуешь?

Изида взяла ключ.

— Да. И у меня было достаточно времени, чтобы всё обдумать.

— Во сне?

— А разве ты не из тех, кто спит и при этом читает книги?

— Ты же была почти в коме. Если бы ты не предупредила, что мы ни в коем случае не должны вызывать врача…

— Это была не кома. Это было обновление. — Изида усмехнулась. — Я только сейчас начала осознавать это. Теперь я сама себе сердечная книга, которая пишется заново, если мне причиняют вред. То, что ты до этого из меня сделала, — всё это было не так уже плохо, как я думала.

— Обалде-еть… — прошептал Пип.

— Что же ты собираешься делать дальше? — спросила Фурия.

Изида вставила ключ в скважину. Едва вход в библиотеку распахнулся, из недр хранилища на них хлынул доверительно-прекрасный аромат книг. Птички-оригами сверкнули в лучах света и исчезли среди стеллажей.

— Я открою ворота в Лес мёртвых книг, — сказала Изида. — Теперь я настолько сильна, что смогу держать проход открытым некоторое время. Думаю, сколько вообще понадобится.

— Экслибри Ариэля! — прошептала Фурия.

Изида кивнула:

— Потребуется время, чтобы проход укрепился, но это сделать легче, чем прыгать из одного убежища в другое. Границы между ними как бумага. Мантия Вселенной, напротив, твёрдая и окаменевшая, как старый кожаный переплёт, и понадобится много времени и сил, чтобы провести так много людей. Один человек не проблема, но ведь сейчас их будет очень много. — Она откинула назад сальные волосы. — А потом мне срочно нужно в душ!

— Ты хочешь забрать их всех? Весь лагерь?

— Здесь в доме ведь достаточно места.

— Но денег у нас ровно столько, чтобы только перекантоваться самим. Чем-то этим людям нужно будет питаться. А те из них, кто ходил на охоту в лес, куда они пойдут?

— Позволь, я позабочусь об этом.

Взглянув на Изиду, Фурия почувствовала, что та теряет терпение.

— Ты попросишь об этом его? Своего отчима?

— Он мне не откажет.

— Он до сих пор не знает, что с тобой. — Фурия вопросительно повела бровью. — Может, напишешь ему хотя бы открыточку?

— Я позвоню ему. После того как открою ворота. После душа.

С этими словами Изида вошла в хранилище библиотеки и исчезла там на два дня.

 

Глава ЧЕТВЕРТАЯ

Фурия принесла поднос с обедом на третий этаж. После пробуждения Изиды девочка велела лампе и креслу стоять на карауле около запертой комнаты.

— Есть что-нибудь новенькое?

— Тишина, — ответила лампа.

— Только разговаривает во сне, — пробурчало кресло, которому Фурия уже успела заштопать раны на его коже грубыми нитками. — Слышим какое-то бормотание из-за двери, но о чём он там разглагольствует — не разобрать.

Фурия осторожно постучала.

— Войдите, — раздалось из-за двери.

Фурия повернула ключ и вошла. Если прежде она ещё немного сомневалась, библиомант ли он, то теперь доказательства были налицо: в комнате пахло не книгами, а старым человеком.

Он сидел в кресле, глядя в окно. Тонкая цепь на его ноге была прищёлкнута к батарее. Её длины хватало, чтобы дойти до ванной, а если понадобится, то и сделать несколько шагов по коридору.

Поднос с завтраком стоял неподалёку от входа на полу. Он едва притронулся к еде, впрочем, как всегда. И обед Фурии придётся унести нетронутым. Она понимала, что замороженные пельмени-полуфабрикаты, конечно, не деликатес, но и они с Пипом последнее время питались практически только ими. Она как-то приготовила для брата салат, чтобы подкормить его витаминами, но потерпела неудачу: Пип наотрез отказался «жевать траву», и они снова стали довольствоваться разогретой пиццей из магазина. Было бы здорово, если б Изида при возвращении захватила с собой какого-нибудь экслибра из поваренной книги.

— Поставь там, — сказал он, не глядя на Фурию.

На нём была одежда, которую нашла ему девочка. Она не могла понять, подходят ли ему по размеру брюки и рубашка, поскольку в её присутствии он никогда не вставал с кресла.

Она поставила новый поднос и забрала утренний. Сперва ей хотелось сказать, как её беспокоит его безмолвное сидение, но было ясно, что это ничего не изменит. Он ни в чём не упрекал её и ни о чём не просил.

— Как твоя рука? — спросила девочка.

Он приподнял кисть с подлокотника кресла и безразлично повертел ею в воздухе. Повязки больше не было. Хотя Фурия и крепко вонзила стеклянное перо в запястье, рана, казалось, заживала быстро. Он и на боль никогда не жаловался. Она была рада, что он согласился воспользоваться мазью из аптечки Паулины. Фурия расценила это как сигнал, что он всё же не собирается повеситься здесь на цепи втайне от всех.

— Мы скоро найдём решение. Обещаю тебе.

Он кивнул и, казалось, снова сосредоточился на проплывавших за окном облаках.

Сразу после пробуждения Изиды Фурии хотелось решить, что с ним делать, но Изиде было не до него. Сердце Фурии обливалось кровью оттого, что он в заточении, но это была необходимость. Если бы он дописал последнее предложение, её мир тотчас бы разрушился и они с Пипом могли бы в любую секунду растаять в воздухе. Потому-то бо льшую часть его книг она перетащила в тайник резиденции: для каждого прыжка ей требовалась книга Зибенштерна из библиотеки. И хотя прыжки удавались ей хорошо, они подтачивали её силы. Фурия надеялась, что с помощью Изиды дело пойдёт быстрее.

Она вновь оставила его одного, вышла и заперла дверь.

— Как только услышите что-то подозрительное…

— Немедленно рапортуем! — отчеканила лампа. Если бы у неё были руки, она непременно взяла бы под козырёк.

Фурия в задумчивости спустилась с подносом на нижний этаж и поставила его на сундук из красного дерева. И тут она увидела Пипа, который возбуждённо кивал ей, указывая на катакомбы, откуда доносился шум.

Изида была снова здесь, и она была не одна.

 

Глава ПЯТАЯ

Решение вопроса пришло тем же вечером.

Фурия отказалась от членства в трибунале по приговору Зибенштерну, поскольку часть её сознания всё ещё видела в нём Северина.

Не приговор, который огласил Ариэль, испугал её, а то, что привести его в исполнение вызвалась Изида. Даже третий член трибунала побледнел и в испуге замотал головой, когда Изида спросила, будут ли у кого возражения, и велела огласить приговор немедленно, поскольку потом возможности не представится.

— Мы должны нести ответственность вместе, — сказала она. И сообщество за столом глубокомысленно кивнуло.

Изида скрылась в катакомбах, чтобы произвести необходимые приготовления, а остальные отправились за Зибенштерном. Он стойко выслушал приговор, попросил принести чистую одежду и крепкий посох, поскольку ходить ему было трудно. Ему предстояла долгая дорога в неизведанное, и нужно было экономить силы.

Фурия притащила ему самые тёплые вещи, какие только нашла в шкафу отца, да ещё длинный чёрный дождевой плащ, который отец привёз с войны и хранил с давних пор.

Экслибри конвоировали Зибенштерна на пути в катакомбы, в недра книгохранилища, где Изида раскроет новый переход в далёкое убежище, которое находилось в конце книжного тупика, заставленного стеллажами. Там, где раньше было подобие скалистого утёса, зияла пропасть, словно вырванная из реальности. За ней простиралась кромешная мгла, лишь вдали, у горизонта, сверкали и гремели стальные грозы, озаряя на мгновение холодным светом изрезанную ущельями пустынную землю. Ледяные ветры жалобно стенали в скалистых ранах этой страны, а горы из пепла и базальта словно были её нарывами.

— Ночное убежище, — прошептал Ариэль.

— Страна Забвения. Единственное место, где нет книг, — произнёс голос за спиной Фурии.

Во время войны погибло множество библиомантов, и большинство было похоронено вместе со своими сердечными книгами в ночных убежищах. Но ни одна бумага не выдержит десятилетий чудовищной непогоды в этом негостеприимном краю.

Зибенштерна подвели к воротам. Кто-то протянул ему рюкзак с провизией и походную фляжку.

— Северин, — сказала Фурия, когда он оказался рядом с ней, — так далеко не следовало заходить.

— Я мог бы воспрепятствовать войне в ночных убежищах, — возразил он, — но тогда я был малодушным, да и гордыня мешала. Я заслужил подобное наказание — испытать на собственной шкуре то, через что прошли эти люди.

Закусив губу, она произнесла:

— Могли бы найти и другое место для ссылки.

— Возможно. — На его лице лежала печать кроткой покорности судьбе. — Но я прощаю тебя.

— Ты прощаешь меня? Как будто тебя что-то держит!

— По-твоему, конечно. — Он бросил взгляд на убежище. — Ты же знаешь, я хотел, чтобы мы вместе писали книгу.

Она кивнула.

— Может, ты сделаешь это одна.

— Какую книгу?

— Когда-нибудь кто-то снова решится написать последнюю пустую книгу. Хорошо было бы, если бы этим человеком оказалась ты.

— Едва ли… — Ей хотелось, чтобы её голос звучал твёрдо, но тщетно…

— Если так пойдёт и дальше, я никогда больше не смогу помочь тебе, Фурия. Будь крепка. Как двести лет назад.

Он повернулся, взялся за посох и вошёл в вечную ночь. Несколько мгновений все смотрели ему вслед — одинокому страннику в длинном плаще, человеку, который когда-то был богом.

Силы покинули Изиду. Ворота сжались до размеров зрачка циклопа и растворились в воздухе.

 

Глава ШЕСТАЯ

Видавший виды автомобиль затарахтел у ворот резиденции, объехал тёмное масляное пятно, где ещё вчера лежал остов сгоревшего «роллс-ройса», и остановился у парадной лестницы.

Водитель просигналил, хотя Изида и Фурия уже давно ожидали у входа.

Позади кто-то сказал:

— Удивительно, как они вообще управляются с этим драндулетом.

Когда дверца водителя распахнулась, Фурия уже сбегала вниз по ступенькам.

— Ура! — радостно крикнула она, расцеловав Кэт и приподняв её в воздухе.

Они долго стояли обнявшись, пока Целестин вылезал из машины и открывал багажник. Изида подошла ближе и помогла вытащить огромный дорожный чемодан. Между его замками торчали, словно клыки, уголки купюр.

— Должно хватить на первое время, — сказал старик. — А если понадобится ещё, вы только скажите…

Договорить он не успел, поскольку Изида прижалась к нему, словно на мгновение вновь ощутив себя маленькой девочкой, которую нашли на поле боя и вернули в иной мир.

— Спасибо, пап, — сказала она, обняв Целестина за плечи. Потом повернулась и крикнула так громко, чтобы все экслибри, глазевшие из открытых окон, могли услышать: — Это мой отец, он позаботился о том, чтобы этот дом стал вашим новым пристанищем!

Ликующие возгласы и аплодисменты прокатились по этажам, а Фурия с сияющей улыбкой всматривалась в лицо Кэт. Было заметно, что ей нелегко даётся беззаботный вид — её выдавали тёмные круги под глазами.

— Я так рада! — сказала Фурия.

— Я тоже. Ещё пара дней среди этих книгоубийц — и я ручаюсь, что кого-нибудь с удовольствием порвала бы в клочья. — Кэт зыркнула на Целестина, а тот лишь ухмыльнулся.

— Кэт, здесь есть ещё кое-кто, кто непременно хотел бы тебя увидеть. — Фурия улыбнулась и отошла в сторону.

На пороге дома показался юноша, который всё это время стоял в стороне от общей суматохи, погружённый в себя. Тот самый юноша, который пару недель назад перешагнул другой порог за секунду до того, как проход между убежищами разрушил невиданной мощи взрыв. Тот самый юноша, который сидел третьим членом трибунала во время суда над Зибенштерном и который вместе с Фурией провожал его в Страну Забвения.

Кэт не успела вымолвить и слова, как он, слетев по ступеням вниз, подхватил её на руки, и они закружились вдвоём, плача и смеясь от радости.