Глава 1

— Феликс Семенович! Мне только спросить!

С улыбкой во все тридцать два я протиснулась в кабинет декана. Смерив меня взглядом с головы до ног, декан тяжело вздохнул.

— Что у вас, Тихомирова? Давайте только быстро.

— Да у меня дело пяти минут! Меня к вам с кафедры отправили, не верят, что это ошибка. Смотрите, у меня тут «недопуск» к сессии. Как такое возможно? Вы же меня знаете, Феликс Семенович! Да я, как штык, всегда на лекциях. Имена, наверное, перепутали? Знаю я одну Тихомирову со второго потока, вот та прогульщица злостная, а я…

— Настя, остановитесь, — тихо отозвался декан. — У вас из-за какого предмета «недопуск»?

— Эээ… Вот, — я протянула ему бумагу, которую мне всучили на кафедре. — Но я посещала все лекции Исаева! Сдавала все, что нужно, и всегда вовремя! Я вам точно говорю, это просто какая-то ошибка!

— Настя.

Я мигом умолкла, прикусив губу.

Декан тяжело опустился в кресло и, скользнув взглядом по бумаге, кивнул сам себе.

— Послушайте, Настя, я в этом кресле уже тридцать два года. И перед каждой сессией, после того, как на кафедре вывешивают списки должников, в моем кабинете всегда происходит одно и то же. «Это ошибка», «этого не может быть» и тому подобное. Может быть, в вашем случае это и ошибка, я допускаю такую возможность… Но в вашей бумаге стоит подпись Исаева, и «недопуск» у вас именно из-за его предмета. Повторяю, может быть, это ошибка! — громче повторил декан, останавливая меня на полуслове. — Может быть, Роман Андреевич перепутал фамилии. Он у нас человек занятой, с кем не бывает? Но сейчас, Настя, я вам с этим никак не помогу. С этим вам нужно к нему. Только он может разобраться, о какой Тихомировой идет речь.

— К Роману Андреевичу? — повторила я упавшим голосом. — Но к президенту и то попасть проще, чем к нему.

Декан криво улыбнулся.

— Понимаю… Можете дождаться следующих лекций с ним…

Но я прервала его:

— У нас с Исаевым следующие лекции только в новом семестре, до которого меня не допустят без этой сессии! Понимаете? Я не могу ждать, решать надо уже сейчас.

Феликс Семенович развел руками.

— Мне жаль, но я вам ничем не помогу, Настя. Это я уже сказал. А теперь, если вы уже все спросили…

— Понятно, — процедила я.

Вышла в коридор и остановилась у окна, задумчиво кусая губы. И чуть не выпрыгнула прямо с третьего этажа. Внизу на парковке универа мелькнула фигура, затянутая в стальной костюм.

Исаев еще здесь!

Мой последний шанс расставить все точки над «И».

Полетела по лестнице вниз, то и дело заглядывая в окна. Вот профессор пересек студенческую парковку и подошел к черному «Майбаху». Вот остановился. На втором лестничном пролете он достал телефон и стал вышагивать перед хищной мордой машины, кивая невидимому собеседнику и ероша уложенные волосы.

Ну, теперь точно успею!

Пролетела последний этаж и устремилась через холл, как вдруг прозвенел звонок. Толпа студентов с перекура хлынула обратно в универ, напрочь блокируя выход, как ледовый затор на реке.

Черт. Черт, черт!

Распихав студентов, я все-таки выбралась на крыльцо, но увидела только, как «Майбах», сверкнув начищенным до блеска крылом, свернул с парковки.

Ну не бросаться же под колеса?

Две секунды на размышления, и вот решение само плыло мне в руки. Поймала за плечо двоечника и разгильдяя Стасика, который только сейчас, неспешно затушив сигарету, вразвалочку двинулся к универу.

Все-таки нет в мире справедливости. Даже у этого мажора был допуск к сессии, а у меня — нет!

— Ну что, Настюха, разобралась? — улыбнулся Стасик. — Поехали отмечать?

— Рано мне отмечать, — и тут же в лоб: — Дашь свою тачку погонять?

Стас опешил.

— Настюха, я, конечно, хорошо к тебе отношусь…

— Стасик, — надвинулась я на него. — Память-то тебя подводит. Кто говорил: «Что угодно, Настюха, только попроси»? А это ведь благодаря мне у тебя вообще есть допуск к этой сессии. И не только к этой, Стасик, но ты, вижу, забыл. И вот я впервые за все это время о чем-то прошу, а что же ты? Отказываешь? Так ты у нас балабол, Стасик?

Стасик скривился.

— Ну блин, Настя. Чего сразу «Балабол»? Я думал ты шмотку какую попросишь. Может, денег. Но не тачку же! Это святое, Насть!

— Кажется, предки тебе тачку дали за хорошую учебу? Что ж, Стасик, поглядим, как они отберут ее у тебя. Потому что хрена с два ты допросишься теперь моих конспектов.

— Это удар ниже пояса, Настя.

— Ниже пояса будет, ели я пойду в деканат и попрошу проверить твои работы на «Анти-плагиат».

— А ты пиранья, Настя, — процедил Стас, доставая брелок из кармана.

Он швырнул мне ключи, размашисто и со злостью, видимо, надеясь, что я промахнусь и буду тут ползать перед ним в пыли, всячески наклоняясь и унижаясь.

Черта с два, Стасик! Для меня счет шел на секунды. И реакция у меня была соответствующая.

Брелок лег точно в руку.

А вот выходку эту я запомню. Послав ему воздушный поцелуй, устремилась к красной «Мазде». Водила я давно, а на первом курсе даже подрабатывала курьером. Просто своей машины пока не было.

Завелась, краем глаза подмечая уровень бензина, — должно хватить, если только Роман Андреевич не собирается колесить по городу полночи. Выехала с парковки через другой выезд, срезая путь, где и уткнулась носом в пробку из студенческих машин.

«Майбах» Исаева раздражено мигал фарами впереди на светофоре. Всеми правдами и неправдами, наперерез, втиснулась за три машины до него, старательно игнорируя раздраженные визги клаксонов. Остыньте ребята, не до вас. Тут вопрос жизни и смерти.

Зажегся зеленый, и «Майбах» ударил по газам.

Как и я. Теперь главное не потерять его из виду. А потом во что бы то ни стало вернуть себе допуск к сессии.

***

Гонка с преследованием удалась на славу. Я все время висела на хвосте Исаева, крепко сжимая руль. Видимо, адреналин активизировал все мои навыки, и я рулила, как заправский гонщик «Формулы один». Хотя трафик в обеденной столице не особенно позволял разгоняться, но это и к лучшему.

Поколесив по городу, черный «Майбах», в конце концов, свернул с главных улиц в парковую зону, где оперативно юркнул под любезно поднятый шлагбаум.

Я успела затормозить заранее, тоже припарковалась неподалеку и огляделась. Над ограждением сверкала вывеска элитного спортивного клуба, на закрытую парковку которого и въехал мой профессор.

Вот уж не думала, что в разгар дня Исаев отправится заниматься спортом. Молодец какой. Не то, чтобы это было очень неожиданно, ведь Роман Андреевич всегда выглядел на «пять с плюсом» в своих классических и, несомненно, дорогих костюмах. Он не выглядел в них, как Феликс Семенович, например, который, казалось, носил свои твидовые реликты еще со времен революции.

Вообще из всего преподавательского состава Исаев выделялся неимоверно. Не только костюмами, но и сам по себе.

Оно и понятно — все-таки один из ведущих адвокатов по международному праву самого известного бюро Москвы. Он просто не имел права выглядеть плохо. Его клиентами были звезды и олигархи, да и сам он давно уже стал медийной личностью, часто светился по телевизору, и, говорят, требовал космические гонорары за свои услуги.

Всегда идеально выбритый, с уложенными по последней моде волосами, он плыл по коридорам университета, оставляя за собой шлейф дорогих духов и сраженных наповал студенток. Я тоже не железная, но при этом хотя бы не вешалась ему на шею так откровенно. Просто здраво оценивала собственные шансы.

В аудиториях рядом со студентами он смотрелся как голливудская звезда, заглянувшая в местную «Пятерочку». Смотреть можно, желать большего — просто бессмысленно.

Странно, что этого не понимали остальные мои сокурсницы. Исаева невозможно было подкупить короткими юбками, глубокими вырезами, томными взглядами. В стенах универа для него не существовало ничего, кроме методичек, зачеток и плана лекций.

Роман Андреевич считался самым дотошным и прагматичным из преподавателей на юрфаке с безупречной репутаций, если это касалось любовных дел. Так что единственное, что оставалось, это особенно активно работать на его семинарах, зарабатывая баллы для зачета автоматом, чем я и занималась на протяжении учебного года.

А в итоге даже допуска к нему не получила.

Но получу сегодня. Любой ценой. Надо лишь улучить возможность переговорить с ним с глазу на глаз и исправить это недоразумение.

Можно было бы остаться в машине и дождаться, когда Исаев покинет клуб. Но он вряд ли выйдет прогуляться по ухоженным парковым дорожкам, облегчая мне задачу. Скорей всего, снова даст по газам на своем «Майбахе», как только перед хищным носом его машины взлетит шлагбаум.

И мне ничего не останется, кроме как снова преследовать его до следующего шлагбаума, который отрежет меня от элитного ресторана, жилого комплекса или борделя. Иди знай, какие еще у него на сегодня планы. Он мужчина в расцвете сил, в конце-то концов.

В мои же планы на сегодня точно не входили гонки за Романом Андреевичем по всей Москве. Так что, взбив еще раз волосы и глянув на себя в зеркало заднего вида, я решила, что пришло время выбираться наружу.

Абонемента для посещения клуба у меня, разумеется, не было.

А вот слабоумия и отваги — хоть отбавляй.

 

Глава 2

Еще раз оглядев здание, я четко поняла, что сегодня явно не мой день.

На въезде на парковку, кроме шлагбаума, имелась будка с вахтером, а у парадного входа топтался охранник. И это только снаружи. А иди знай, какие там Церберы прячутся внутри здания. Может, там требуют пропуска даже на входе в туалет. Похоже, даже к президенту попасть будет проще, чем пытаться достучаться до Исаева здесь.

Но разве у меня был выбор? Не было, поэтому отчаянные времена требуют отчаянных мер.

Выбравшись из машины, я достала из рюкзака наушники и врубила музыку на полную. Двинулась в сторону клуба, при этом непринужденно пританцовывая. Все в порядке, я просто иду на тренировку. Хорошо, что у меня всегда с собой рюкзак.

Легкомысленно улыбаясь суровому амбалу на входе во все тридцать два, я впорхнула на лестницу и уже взялась за дверную ручку, когда почувствовала, что та не поддается.

Подняла глаза.

Амбал придержал дверь ногой и что-то произнес, но слов я не различила. Я похлопала глазами, все так же мило улыбаясь, но охранник показал жестом на собственные уши и покачал головой.

Тупить и дальше было нельзя. Я вытащила наушники и услышала, как амбал произнес замогильным голосом:

— Ваша карта.

Отступать так просто я не собиралась.

Тут же вспомнила, как Таня буквально вчера отмахнулась от меня, когда я спросила, как она собирается попасть на вечеринку в клуб, если у нее нет денег на входной билет.

Моя сестра была отъявленной тусовщицей, а еще той стрекозой, для которой всегда было лето, а зима наступала внезапно. И хотя у нее не водились лишние деньги, она всегда умудрялась всеми правдами и неправдами проникать на концерты, вечеринки или тусовки.

Я никогда не пользовалась ее методами, еще и потому что постоянно корпела над учебниками или пропадала в универе. Но какая в итоге благодарность ждала меня? Недопуск по ошибке!

Пришло время это исправить.

Выставив бюст вперед, а задницу назад, я засмеялась, покосившись при этом на бейджик на черном пиджаке.

— Ой, Вячеслав! Совсем забыла про карту! Хороший сегодня денек, верно? Еще вчера был такой дубак, а сегодня наконец-то наступила жара! Дождались!

Вячеслав изображал двухметровый холодильник — был молчав и холоден.

Я полезла в рюкзак, уронила наушники, подняла наушники, вручила Вячеславу помаду, блокнот и телефон, которые не помещались у меня в руках. Снова уронила наушники. Нагнулась и высыпала содержимое рюкзака. Там нашлись даже кроссовки, потому что я собиралась вечером, как станет прохладнее, побегать в парке. Спрятала кроссовки, подняла наушники.

Но Вячеслав «Атлант» из клуба «Fitness-One» оставался невозмутимым.

Долго продолжаться это не могло, и содержимое моего рюкзака все-таки кончилось. Жаль, что я не была Таней, чьей суперспособностью было набивать тысячей мелочей даже самый крохотный клатч. А еще выуживать из него десятки разных карт, которые в темноте легко можно было спутать с другими.

Кажется, единственная пластиковая карточка, что всегда была со мной, была библиотечной.

— Ой, Вячеслав, вы не поверите! Из-за этой внезапной жары я сама не своя. Кажется, забыла карту дома. В другой сумочке, с которой я была на тренировке в прошлый раз. Или даже потеряла. Но вы ведь не заставите меня перерыть всю машину вверх дном? Как думаете, может быть, вы простите меня на первый раз?

Амбал не проникся легендой об амнезии и нахмурился сильнее. Я была готова увидеть его клыки и услышать рычание цепного пса. Наверно, если я буду ломиться напролом, он мне ногу откусит. Придётся схитрить и молиться, чтобы поверил.

— Ой, а знаете! Один мой знакомый уже здесь. Роман Андреевич Исаев! — выпалила я. — Он ведь только что зашел! А мы обязательно должны с ним сегодня встретиться! Ну так что, Вячеслав?

Кажется, я слышала, как заскрипели шестеренки в его мозгу.

— Я могу оформить пригласительный, — наконец, выдал он.

Я схватилась за эту соломинку.

— Да-да, супер, Вячеслав! Вы мой спаситель! Вы же знаете, Исаева, он будет очень недоволен, если я не приду.

— Ваша фамилия.

— Тихомирова. Анастасия Тихомирова. Спасибо, Вячеслав!

Он распахнул дверь, в которую я уже собиралась юркнуть, но вместо этого все так же преградил мне путь и бросил сухо:

— Ждите здесь.

Закрыл дверь и сам прошел к рецепции.

Черт, а ведь Вячеслав не настолько туп, как кажется!

Я увидела, как он заговорил с девушкой за стойкой. И та что-то вбила в компьютер.

И потом отрицательно покачала головой, потому что Исаев не назначал никаких пригласительных визитов. А у меня, разумеется, не было никакой клубной карты.

Сегодня определенно не мой день.

— Твою мать, — выругалась я и, не дожидаясь возвращения здоровяка, умчалась обратно к машине.

Смелость меня не покинула. Наоборот. Неудача раззадорила еще сильнее.

Мне нужен проклятый допуск к зачету. Нужен зачет, чтобы скорее все сдать и получить хорошую стажировку летом.

Что же делать?

***

Боевой настрой не дал мне юркнуть обратно в машину. Я умчалась из поля зрения Вячеслава и вахтера на въезде на парковку, который тоже недобро поглядывал в мою сторону. Ну, или мне просто так казалось после неудачи с Вячеславом.

Ладно, думала я, пиная камешки на парковых дорожках. Если так, то придется ловить «Майбах». Главное вообще не пропустить явление Исаева народу.

Черт его знает, как долго Роман Андреевич проторчит в клубе. Может, он вообще не тренируется, а просто встречается с каким-то клиентом, у которого не нашлось другого времени. Такое ведь тоже может быть.

Я обошла здание клуба, которое как будто было полностью сконструировано из стекла. Неприступная крепость, да и только. Хотя ограждений по периметру нет — да и зачем им заборы, если Вячеслав и так отлично справляется со своей задачей не впускать в клуб всяких посторонних, типа меня.

К тому на стенах кое-где виднелись камеры наружного видеонаблюдения.

Дорожка вела меня дальше, и я еще раз завернула за угол, на этот раз оказавшись в тылу прямоугольного здания спортклуба. Здесь лес был гуще, а тени сильнее.

Я как раз всерьез размышляла о подкопе, когда в этот самый момент буквально в двух шагах от меня в неприступной стеклянной конструкции открылась дверь.

Я забыла, как дышать.

Оттуда выпрыгнула девушка, которая пыталась одновременно забросить на плечо сумку и принять звонок по телефону. Она умчалась, шумно выговаривая что-то невидимому собеседнику, даже не заметив меня, а манящая дверь, которую она, похоже, рассерженно пнула ногой, так и осталась нараспашку.

Господи. Неужели?

Все еще не веря своему счастью, я для надежности оглянулась по сторонам. Вячеслав и не думал выскакивать из-за укрытия с криком: «Попалась!»

Не спеша, хотя и очень хотелось припустить со всех сил, я сделала шаг к заветной цели.

Сердце билось где-то в горле. Ладони взмокли. Я вдруг в полной мере ощутила ту жару, которую не захотел со мной обсуждать Вячеслав. Хваленные тридцать пять в тени беспощадно поджаривали меня со всех сторон, хотя сейчас я бы взмокла даже в те московские одиннадцать градусов, которые были неделей раньше.

Выше двери была табличка. Похоже, это был служебный выход. Последнее время их все держат открытыми из-за требований с пожарной безопасности.

И огромное спасибо руководителям клуба за такое трепетное отношение к правилам.

Надеюсь, ни у кого не будет проблем из-за того, что я сейчас сделаю.

Я сделала последний шаг, прикрыв дверь за собой. Я оказалась во влажном, душном помещении, в центре которого располагался огромный синий бассейн. Направо двери, похоже, раздевалки, сбоку — трибуны, вдали качаются на воде дорожки.

Мне даже пришлось проморгаться, потому что сначала я решила, что у меня начались галлюцинации из-за перегрева.

Но нет. Ошибки не было.

Прямо на бортике бассейна, полубоком ко мне, в одних плавках, стоял ни кто иной, как мой профессор по международному праву.

Роман Андреевич разминался. Его кожа блестела от влаги, видимо, только из душа. Конечно, такой как он, следует всем правилам поведения.

Это вообще законно прятать кубики под пиджаком и рубашкой? Почему он не ходит на лекции с голым торсом? Тогда никто бы не прогуливал. Ну из девчонок. Хотя его лекции и так пропускали только самые отчаянные.

Его темно-русые волосы сейчас казались почти черными. Влажные волосы липли ко лбу, и он раз за разом откидывал их в сторону резким быстрым движением. Что-то мне подсказывало, что Исаев не в духе.

С другой стороны, я никогда и не видела его другим.

Он поднял руки над головой, разведя их в стороны, а я замерла, зачаровано глядя, как перекатываются напряженные мышцы спины.

Не мой день. Сегодня определенно не мой день.

Я что, действительно стою и пялюсь на задницу своего профессора? Он же… Сколько ему вообще? Почти сороковник? Ужас.

А эти V-образные мышцы внизу живота, которые, как стрелка, указывают ниже… еще ниже…

Взгляд сам собой опустился, куда следовало…

Ого.

Слов не осталось. Мыслей тоже. Это было ошеломительно-неожиданно видеть наяву, как на самом деле выглядит без одежды профессор, с которого ты почти год не спускала глаз, следя за каждым движением и каждым словом. Которого считала почти бесполым.

А тут такое.

При виде крепких бедер, узкой талии, широких плеч я не то, что дар речи потеряла, у меня из головы вылетело, куда вообще и зачем я так стремилась.

Ну теперь понятно, почему они держат тот выход открытым. Такой горячий гад, как Исаев, наверно, может и в бассейне устроить пожар.

Я как-то иначе представляла этой деловой разговор. И лучше бы он происходил в коридорах университета. Когда на Исаеве было бы куда больше одежды, чем одна несчастная единица, так туго обтягивающая его задницу.

Кубики? К черту кубики.

Вы только поглядите на эту задницу!

Я мысленно надавала себе по щекам, чтобы вернуть на место разум и сосредоточиться на главном. Пускать слюни на профессора сейчас более чем неуместно. К тому же, какое бы не было у него тело, сам Роман Андреевич тот еще мерзкий тип. Не стоит об этом забывать.

— Девушка?

Вот теперь точно очнись, Настя! Это тебе! И это не Исаев, который все так же играет мышцами, завершая цикл упражнений и готовясь к прыжку.

Это работник клуба, который заметил меня из другого конца бассейна, и сейчас направляется ко мне. Учитывая опыт общения Вячеславом, вряд ли я так просто отмажусь, что прошла мимо раздевалки.

А время шло на секунды. С одной стороны ко мне приближался работник клуба. С другой — Исаев уже поднял руки над головой, чтобы прыгнуть в воду.

Он уже согнул ноги в коленях…

И тогда я сделала первое, что пришло на ум.

Шагнула к Роману Андреевичу и крикнула изо всех сил:

— Роман Андреевич, СТОЙТЕ!!

 

Глава 3

Бортики, кафель — все вокруг было мокрым. Даже я, пока разглядывала Исаева. Блузка прилипла к телу, но думать об этом сейчас не стоило. Как и о том, что блузка была не единственным намокшим элементом моего гардероба. И виновата в этом была не только повышенная влажность.

Когда я крикнула, Исаев от неожиданности вздрогнул всем телом. Вокруг его ног к этому времени уже натекла лужа, на которой он и поскользнулся, когда резко дернулся в мою сторону.

Но устоял. В последний момент широко расставил ноги, как серфингист, и вскинул руку, как памятник Петру работы Церетели.

— Вы кто? — выдохнул он.

Нахмурился. Не хуже того амбала с главного входа.

— Роман Андреевич, пожалуйста, мы можем поговорить? Две минуты.

Он сошел с бортика, что, безусловно, было моей маленькой победой, но вот взгляд и напряженные скулы обещали весьма сомнительный приз.

— Я спрашиваю, кто вы такая? — выплюнул он.

Я невольно протерла лицо рукой. Оно было потным из-за высокой температуры в бассейне.

— Настя Тихомирова, ваша студентка, — затараторила я. — Вы не поставили мне допуск к зачету по международному праву, хотя я всегда работала на семинарах и рассчитывала на…

— Студентка? — рявкнул он. — Какого черта вы делаете в бассейне, Тихомирова? Все вопросы по учебе решаются в университете! Как ты вообще сюда попала?!

Обычно Исаев был со всеми презрительно вежлив и обращался к студентам на «вы», но для меня сделал исключение. В общем, я понимала, почему.

Я невольно пятилась назад, а он наступал на меня.

— Мне очень надо, Роман Андреевич, правда.

— А надо было на лекции ходить, Тихомирова, а не бегать за преподавателем по фитнес-клубам! Это неслыханно!

— Знаю-знаю, пожалуйста, простите, но я должна объясниться…

— Да я слышать ничего не желаю! Марш отсюда, пока охрану не вызвал.

У меня глаза защипало от слез, но Исаева никогда не трогали ничьи рыдания. Знаем, видели. Когда из его аудитории выбегали зареванные студентки, я-то ведь думала, что меня никогда не коснется такая участь.

Я мельком увидела, что к первому работнику клуба, который надвигался ко мне со спины, присоединился второй. Черт. А ведь там еще Вячеслав…

Исаев повернулся ко мне спиной, давая понять, что разговор окончен, но я считала иначе.

В это момент я сама себя не помнила. Мне очень-очень нужно было его убедить. Не думая об охране, приличиях и прочих важных вещах, я рванула за преподавателем.

Но сама поскользнулась на мокром полу. Потеряла равновесие.

Схватилась за первое, что подвернулось — и это оказался Исаев.

Когда я вцепилась в него, ему пришлось прервать свой победный марш. Я потянула его на себя, и он рефлекторно схватился за меня. Я же для надежности схватилась за него второй рукой, где-то повыше локтя. Успела даже подумать о том, что никак не могу обхватить ладонью этот чертов очень твердый, очень крутой бицепс.

И эта мысль так некстати подействовала на мои коленки, которые моментально подогнулись.

А подгибаться им сейчас никак нельзя было, потому что Роман Андреевич, в свою очередь, тоже пытался устоять, цепляясь за меня.

Но силы были не равны, и земное притяжение победило.

Мы оба рухнули в воду.

Но при этом что-то хрустнуло, а матерный крик Романа Андреевича с детской непосредственностью повторило эхо.

***

Плавала я хоть и плохо, но по-собачьи умела. Кое-как подплыла к бортику, убрала мокрые волосы с лица. И увидела перед собой Исаева. Он почему-то висел в воде, одной рукой придерживая кисть второй. При этом он стремительно бледнел.

— Боже, простите, Роман Андреевич! Я…

— Да чтоб тебя, Тихомирова! — рявкнул он. — Исчезни! Просто возьми и исчезни! И откуда ты только тут взялась?!

Это было обидно, черт возьми. Над нами как раз вовремя возникли работники клуба. Один протянул мне руку, помогая подняться, так как лестницы были в другом конце бассейна.

Я быстро взобралась на бортик, не глядя на Исаева. Хотела отжать волосы, пока ему помогали вылезти из воды.

— Черт, как же больно. Руку…

Я подумала, что он просит подать ему руку, как и мальчик в красной футболке. Тот от души дернул Исаева на себя, схватив за то самое запястье, которое тот баюкал, словно младенца.

Исаев заорал, как раненый вепрь, и его крик эхом разнесся по огромному помещению бассейна.

— Господи, боже, отпусти меня, тупица! Я руку, кажется, сломал, но тебе, похоже, хочется ее оторвать!

Вашу мать.

Не видать мне допуска, как собственных ушей.

— Ох, просите, Роман Андреевич. Простите, пожалуйста, что я вас столкнула, — залепетала я.

На крик Исаева примчался еще один тренер. Те двое не успели ничего объяснить, как этот, нагнулся и, разумеется, тоже потянул Исаева.

За ту самую руку.

Стены содрогнулись от очередного вопля.

— Вы тут все рехнулись, что ли?! — заорала я сама на тренера вместо Исаева, который, кажется, совсем забылся от боли и все силы тратил только на то, чтобы не отключиться прямо в бассейне.

— Так я ведь помочь… — начал тот.

— Если хотите помочь, ныряйте в воду к нему, помогите удержаться на плаву и сделайте так, чтобы он добрался до лестницы! — выпалила я, ощущая в себе странный боевой настрой. — ЖИВО! — гаркнула я, когда тренер стал стягиваться с себя одежду. — Так и ныряйте! Он, чего доброго, сейчас вовсе захлебнется, пока вы копаетесь.

Тренер так и прыгнул в воду в одежде.

— Вы двое! — повернулась я к другим. — Есть здесь доктор? Кажется, Роман Андреевич руку сломал.

— Есть медпункт, но вам рентген, наверно, нужен и все такое.

— Тогда вы! — ткнула я в одного. — Несите халат. Вы, — ткнула я во второго, — принесите его одежду и обувь! Все ясно?

Они кивнули и умчались.

Тренер уже отбуксировал Исаева к лестнице. Его щеки приобрели нездоровый зеленый оттенок. Это ведь из-за меня он упал в воду, кольнула совесть, так что я просто обязана ему помочь.

Кое-как Исаев стал взбираться вверх, помогая себе одной рукой. Я поспешила к нему и быстренько нырнула под плечо, становясь опорой.

— Какого черта вы тут раскомандовались, Тихомирова? — проговорил он, кривясь от боли.

— Роман Андреевич, я вам пытаюсь помочь. Тут одни тупицы.

— Прямо как у вас на курсе, — огрызнулся он.

Ядом его голоса можно было тараканов травить или воду обеззараживать.

Ну раз есть силы язвить, то жить будет.

— Вам нужно в травму срочно. Сейчас это умник принесет халат, и я вас провожу до машины.

— Я отпустил водителя обедать.

— Ничего страшного.

— Да что вы? Предлагаете мне самому сесть за руль?

— Я на машине, и сама вас отвезу. Не переживайте.

Он посмотрел на меня в упор.

— Вы еще и водите? Да я лучше сразу сдохну.

— Я вожу, — твердо сказала я, — а еще я знаю, где ближайший травмпункт. Но, может быть, вы хотите ждать скорую, такси с неместным водителем или отдаться в руки клубных эскулапов?

— Ладно, — проворчал он, как-то быстро сдаваясь.

Взгляд Исаева блуждал где-то внизу. У него аж щеки порозовели.

Я проследила за направлением его взгляда и с ужасом поняла, что Исаев глазеет на мою грудь, облепленную влажной тканью блузки.

Шоу мокрых маечек объявляется открытым!

— Немедленно это прекратите, — процедила я.

— Что именно? — спросил он, хотя взгляд при этом поднял.

— Вот так откровенно пялиться на меня.

— Разве мне не полагается утешительный приз?

— А неужели я похожа на Якубовича, который велит вам крутить барабан?

— Нет, Настя, — сказал Исаев, снова опуская взгляд. — На Якубовича вы явно непохожи.

 

Визуализация главного героя

Как и обещали, наша визуализация.

Просьба к впечатлительным и легковоспламеняюшимся женщинам — простите:))))

Традиционное отступление:

Если в вашем воображении профессором Роман Андреевич Исаев выглядит иначе, то так тому и быть. Это лишь авторское видение, которое может не совпадать с читательским. Просто перелистните главу.

Поехали.

Роман Андреевич Исаев в своей естественной среде обитания

#_FG3Bo.jpg

Роман Андреевич Исаев уже переоделся в халат и принял обязательный душ перед бассейном. Запомните это изображение, оно нам точно понадобится:)

#_FG3EK.jpg

Крепитесь. Сейчас будет горячо.

Роман Андреевич готовится к прыжку в бассейн. Тот самый вид с боку, который парализовал Настю.

#_FG3Hv.jpg

Вид на торс

И на все остальное)))))))))

Кто бы мог подумать, что под костюмом он такой, да?

 

Глава 4

За сравнение с Якубовичем, я бы скинула его обратно в бассейн, но в это момент примчался тренер с банным халатом. Он попытался помочь Исаеву надеть его, но тот только махнул головой, продолжая сжимать запястье, как будто это могло хоть как-то унять боль или помочь.

— Настя, накиньте мне халат на плечи, — мигом распорядился этот тиран.

А парня который примчался с начищенными до блеска черными туфлями Исаева ждал еще более «теплый» прием.

— Идиоты, Господи, какие идиоты, — проворчал он себе под нос, и в этом я была согласна. — Кто вам вообще разрешил лезть в мой шкафчик? Вон там на входе мои шлепки! Их мне и дайте!

Я снова попыталась стать его опорой, но он только глазами сверкнул:

— Просто веди к машине, раз вызвалась.

Мы прошли мимо раздевалок и рецепции. Исаев, как король в мантии, впереди. Я следом, а замыкали шествие работники клуба. И с каждой минутой их становилось все больше.

Переполох из-за травмы клиента отвлек всех от моего несанкционированного пребывания в клубе. Вячеслав пытался что-то сказать, но благоразумно смолчал, видя, как администратор и половина тренерского состава скакали вокруг Исаева.

— Роман Андреевич, чем мы можем помочь? Вы только скажите.

Уверена, они тряслись как зайцы, представляя, как лучший адвокат Москвы выкатит им иск в суде за какие-нибудь нарушения.

— Все нормально, — махнул Исаев здоровой рукой, как царь. — Мой мобильный из шкафчика принесите. За остальным я пришлю водителя, он заберет мои вещи. Проследите, чтобы никто больше не лез.

— Да, разумеется. Его пропустят. Да, конечно, никому, вы что.

Уже на улице Исаеву поднесли телефон, как ключ от оккупированного города. Не хватало только красной подушечки.

— Почему сюда? — спросил меня Исаев. — Где твоя машина?

Я показала в сторону парка.

Он сел в машину на заднее сидение, а я замешкалась, думая, что бы подстелить, чтобы не испортить сидения Стасику.

— Василий, прости, что дергаю, но тут форс-мажор, — услышала я разговор Исаева по телефону, очевидно с водителем. — Я еду в травму, а ты дуй в клуб, забери мои вещи и подъезжай… Какой адрес?

Последнее он спросил у меня. К черту сидения, решила я. Есть вещи и пострашнее — и это Роман Андреевич с потенциальным переломом на заднем сидении. Или то, что мой профессор видел меня без бюстгальтера.

Я юркнула в машину и сказала:

— Эээ, сейчас пробью по навигатору.

В машине воцарилась зловещая тишина, как перед грозой.

— Ты сказала, что знаешь, где травмпункт, — процедил Исаев.

— Я знаю примерно! Все в порядке, я просто не знаю точного адреса!

— Твою мать, — выдохнул Роман Андреевич через стиснутые зубы. — И кому я доверился? Недоучке-прогульщице с интуитивным знанием местности и склонностью к непреднамеренным убийствам!

— Я знаю дорогу, Роман Андреевич, — уперлась я и даже немного обиделась. — И я не прогульщица! И не собираюсь вас убивать!

Пока что.

— Так езжай хотя бы интуитивно, чего ждешь? Мне больно вообще-то! Слышал, Вась, да? Чуть позже я тебе адрес скажу, пока с моими вещами в клубе разберись. И Марину вызвони, пусть будет на связи… Машина хоть твоя? — вдруг спросил Исаев.

Черт.

— Настя?

— Нет, — ответила я, судорожно вцепившись в руль.

Роман Андреевич шумно втянул воздух через нос.

— Господи, ну за что? До чего паршивый день. Аккуратнее! Там же велодорожка!

— Вот своего Васю и будете учить водить! — не осталась в долгу я. — У меня даже руки дрожат от нервов! Так что ради собственного же блага рот на замок и молчите до самой травмы. Ясно?

Исаев благоразумно ничего не ответил.

Вот и славно.

***

Я аккуратно вела машину к пункту первой помощи. С меня капало, с Исаева тоже. Могу представить, что будет с машиной после этой поездки…

Стасик меня убьет. Если только Исаев не сделает это раньше.

Он держал руку согнутой и глухо матерился, потому что пальцами левой было очень неудобно постоянно что-то печатать в телефоне. Время от времени он морщился, откидывая назад голову, и в такие моменты даже становилось его искренне жаль.

На секунду.

Потом он обязательно ловил мой взгляд через зеркало заднего вида и рычал:

— На дорогу смотри. Угробишь нас обоих.

— Светофор вообще-то, — оправдывалась я.

— Так уже зеленый вообще-то! — отвечал он тем же тоном.

Я с трудом сдерживала ругательства, потому что до добра это не доведет. Хорошо, что я знала этот район и без проблем разобралась, какой дорогой быстрее доставить профессора до травмпункта.

— Так уж и обязательно вам постоянно мучить этот телефон? — не выдержала я на следующем светофоре, когда Исаев, сражаясь с телефоном, опять заскрежетал зубами от боли.

Его халат распахнулся на груди, так что мне было видно, по крайней мере, два верхних ряда кубиков в зеркале заднего вида.

— А работу никто не отменял. Хватит на меня пялиться, на дорогу, Настя, на дорогу!

Больно надо.

Швырнув телефон, Исаев, впрочем, тут же потянулся к нему обратно. Набрал какую-то Марину, о которой говорил еще с Василием, и стал надиктовывать ей жутко нудные ответы на рабочие письма.

Спустя какое-то время я и сама стала зевать. Могу представить, каково было Марине. Та сбивалась, путала слова и доводила Исаева до белого каления.

Заканчивал письмо Роман Андреевич, цедя слова чуть ли не по буквам сквозь стиснутые зубы. Скрежет эмали я слышала тоже. Его стоматологу можно только посочувствовать.

Припарковавшись, я выскочила из машины, открыла Исаеву дверь и подала руку, помогая выбраться. Он посмотрел на меня, проклиная весь мой род до седьмого колена.

Я хотела предложить ему антибактериальный гель или влажную салфетку, чтобы он не пошел бородавками после прикосновения к такой жабе как я. Вообще, я не считала себя дурнушкой. Королевой красоты тоже не была, но, судя по всему, Исаев даже мисс вселенную заставит чувствовать себя блохастой недостойной дворнягой рядом с таким, как он.

— Пойдемте за мной, — буркнула я.

Руку больше не предлагала. Исаев вроде бы ожил и стал чуть румянее. Злость пошла ему на пользу. Сумасшедший человек.

Я оставила его в приемной на диванчике, и сама прошла к стойке информации. Об этой клинике я слышала от отчима-спортсмена. Хотя сам Павлик, как звали моего отчима, услугами этой клиники не пользовался. Услуги там были недешевые, а деньги у нас в семье почти не водились. Но знать про существование этой клиники он знал. Хоть на что-то сгодился.

Я воздала хвалу небесам за то, что тут не было очередей, а коридоры пустовали. Хватило и того, с каким блеском в глазах и изрядным любопытством девушка на рецепции следила за тем, как Исаев постоянно запахивал халат на голое тело.

Он ведь так и не вдел руки в рукава, так что держался он кое-как на плечах. И пока Исаев мерил коридор шагами, халат развевался за его спиной, как плащ супергероя.

Немножко подбитого супергероя.

Как только мне удалось отвлечь девушку на регистрации от экстравагантной личности моего профессора, она наконец-то вспомнила о своих профессиональных обязанностях и первым делом провела нас к кабинету хирурга-травматолога, сказала, что нас вызовут, и оставила документы для заполнения.

Я по дурости протянула ручку и планшет Исаеву, но тут же опомнилась, услышав:

— Вы в своем уме, Настя?

— Ох, ладно. Давайте я заполню. Полное имя и дата рождения.

Оказалось ему не сорок, а всего лишь тридцать один. Наверно, он выглядел старше, потому что все время хмурился.

Я покосилась на его профиль. Вот, пожалуйста. Плюс десять лет, как с куста.

— Не хмурьтесь… Прописка, место жительства и номер телефона.

— Что? — поперхнулся профессор.

— Прописка, говорю. И номер телефона.

Вероятно, от перспективы, что я могу выучить его номер телефона наизусть и потом ему названивать, Исаев снова нахмурился. Никто из студентов не знал его личного номера.

— Ой, да бросьте. После сегодняшнего дня я сыта вашей компанией по горло. Диктуйте.

Исаев смиренно продиктовал ряд цифр, а я послушно заполняла несколько строк анкеты. Пока мне опять это не наскучило.

— Цвет глаз, — сказала я.

— Синий… Что? Что это за вопрос такой? Зачем им?

— Шутка. Нет там такого вопроса. Просто скучно… Номер кредитного страхования.

— Марина приедет с документами, сам я на память не помню.

— Размер ноги.

— Сорок первый… Настя! — прорычал он. — Давайте уже к делу.

— Аллергии?

— Нет.

— Хронические болезни?

— Нет… Настя, что вы пишете? Какое «человеконенавистничество»?

— Ну вы же не сексист? Поэтому я предположила, что вы ненавидите всех людей в целом, а не только женщин.

Исаев уставился на меня с изумлением. Я отмахнулась.

— Расслабьтесь, это же не интервью для «Первого Канала». Ваша группа крови.

— Вторая положительная.

— Семейное положение.

— Холост.

«Смотри пункт выше о человеконенавистничестве», аккуратно вывела я в этой графе. Разумеется, он холост. Какая ненормальная выйдет за него замуж?

Исаев прочел мои каракули и молча закрыл лицо руками. Обеими.

Забылся.

Я едва успела отнести документы на решепшен, прежде чем он испепелил меня своим взглядом.

А потом его вызвали в кабинет.

______

Вот так и выглядел бы Роман Андреевич в халате на заднем сидении Настиной машины. Разве что не улыбался бы так по-доброму:)

#_FG3EK.jpg

 

Глава 5

Честное слово, не знаю, за каким чертом я протиснулась следом за ним.

— Девушка, подождите в коридоре! — встрял доктор. — Кем приходитесь больному?

— Роковой женщиной! Ну в том смысле, что это он из-за меня руку сломал.

Молодой доктор вопросительно взглянул на меня, потом на Исаева.

Роман Андреевич, кажется, уже смирился с новоприобретенной рыбой прилипалой, так что проговорил устало:

— Она со мной. Пусть заходит.

Я решительно вошла в кабинет и осталась стоять рядом на протяжении всего осмотра. Врач задавал вопросы, что произошло, что ощутили, потом пощупывал руку и вдруг резко согнул ее в запястье.

Исаев моментально взвыл от боли. И даже как-то стал ниже ростом.

— Что вы делаете?! Ему же больно! — закричала я в свою очередь.

— Так и должно быть при переломе, — бесстрастно заявил хирург, приговаривая Исаева. — Гипс на сорок дней.

— А рентген? — спросила я.

— Зачем? — пожал плечами доктор. — Здесь и так все ясно.

— Да вашу ж мать, — простонал профессор, опускаясь на кушетку. — Какие есть альтернативы? Рука мне нужна! Я не смогу работать сорок дней с одной рукой!

— Без гипса альтернатива одна — смещение костей, операция, извлечение осколков и другие радости. Хотите? Тогда сорок дней растянутся на восемьдесят.

Роман Андреевич взъерошил волосы целой рукой.

— Ладно. Гипсуйте. Надеюсь, это можно сделать здесь?

— Нет уж! Подождите!

На мой крик Исаев закатил глаза. Как и хирург.

— Милая, девушка, — обратился ко мне доктор с усталым пренебрежением. — Вы, кажется, плохо слышите. Перелом — значит, гипс. Это нормальная практика. Я бы сказал, традиционная.

— Почему вы не предложили ортез?

— Ох, какие все стали умные. Гипс надежнее.

— Вас ведь спросили об альтернативе, — продолжала стоять я на своем. — Почему нельзя предложить пациенту все варианты?

— А что такое ортез? — вдруг оживился Исаев.

— Это особая шина, которую изготавливают специально для вас. Стас Бельский совсем недавно руку ломал, помните? Ходил еще к вам на лекции, выразительно страдал на первой парте из-за того, что писать не может, надеялся на поблажки.

Исаев неопределенно махнул головой.

— Допустим, ближе к делу, Настя, — отозвался он.

— Вот ему, короче, сразу предложили ортез сделать. Ортез намного удобнее, чем каменная рука на месяц. Ни за что не поверю, что в вашей клинике нет подходящего оборудования, — это я уже сказала доктору.

Доктор обреченно вздохнул.

— Хотите ортез — давайте. Мне не принципиально, но вам придется быть внимательнее. Риск возникновения осложнений из-за смещения при использовании ортеза выше, чем с гипсом.

— Насколько выше? — дотошно осведомился Исаев.

— Процентов на пятнадцать.

— Но я смогу шевелить пальцами и вообще?… Ну, все остальное? — он выразительно посмотрел на доктора.

Между ними произошел молчаливый мужской разговор.

Доктор скривился.

— Ну… Для «и вообще» это рентген надо делать, тогда будет понятно.

— Так сделайте уже! — рявкнула я. — Что это за клиника такая? Да вы хоть знаете, кто перед вами? Вы хоть, понимаете, чем это для вас чревато, если вы допустите врачебную ошибку?

Врач, похоже, решил проснуться и в кои-то веки отнесся всерьёз к моим угрозам. Он сразу развил бурную деятельность, даже заполнил сам нужные направления и проводил Исаева на рентген.

Я, конечно, поползла следом. Ну а что? Куда теперь без меня, сама же его на это подписала.

— Вы как будто никогда не были в больницах… — проворчала я.

— Да я их самый постоянный посетитель. Больше мне и заняться нечем, Настя! Я только и делаю, что таскаюсь по приемным покоям, выбиваю справки и направления, толкаюсь в очередях. Мне, Тихомирова, вообще-то только тридцать, а не восемьдесят! Я, в принципе, ничем никогда не болел… Что вы так смотрите?

— Да вот думаю, что ж вы за человек-то такой, что вас даже бациллы стороной обходят.

Роман Андреевич хотел было всплеснуть руками, но вовремя опомнился. Скривился от боли в запястье и, ничего не ответив, только покачал головой.

— Вы меня доконаете, Тихомирова, — вздохнул он.

Ну ладно, похоже, он действительно не очень разбирается во всей этой медицинской волоките. К тому же ему больно. Я бы тоже не отказалась, чтобы за мной в такой момент поухаживали, позаботились. Он хоть и сволочь, конечно, но тоже человек.

Мой препод храбрился, хорохорился, брызгал ядом, но я видела, что ему больно, а колючки — это защитная реакция.

Одним словом, режим наседки — активировался и было слишком поздно давать задний ход.

И пока Исаев был на рентгене, я вместо него оформила отказ от гипса, выяснила, где находится кабинет, где изготавливали шины. Узнала условия и какой ему нужен. Забрала Романа Андреевича из процедурной вместе со снимком, оставила его сидеть в холле, а сама проследила за изготовлением ортеза.

Это было то еще зрелище. Оказывается, их печатали на 3-D принтере!

— Это что еще за детсадовские подделки, — ворчал Исаев, но уже привычно, без злобы, для проформы. Боль окончательно его вымотала. — Это на что вы меня подписали, Тихомирова?

— Молчите. Потом еще спасибо скажете. С этим вы хоть сможете делать это ваше «И вообще», — выразительно ответила я ему, играя бровями.

Профессор как-то странно покосился на меня, но отвечать не стал.

И правильно. Это было явно не то, что нужно обсуждать со своим профессором. Не хватало еще, чтобы я стала давать ему советы, как ему теперь однорукому свои естественные мужские потребности удовлетворять. Как-нибудь разберется сам.

Его вызвали в кабинет. И пока накладывали шину, я решила сбегать в ресторанчик, который был рядом. Там заказала кофе и перекусить. Не знала, что ему нравится, поэтому взяла сэндвичи и капучино с собой.

Все любят сэндвичи и капучино, особенно в такой нервный день, когда все планы идут по бороде. Например, сдать сессию досрочно, или поплавать в своих офигенных плавках, которые обтягивают офигенную задницу.

Когда я возвращалась в клинику, Исаев как раз из нее выходил. Ну, нормально. А меня дождаться?

Он оглядел контейнеры с едой и стаканы в подставке.

— Проголодались, Тихомирова? Очень вас понимаю, — проговорил он, направляясь к «Майбаху», который припарковался недалеко от моей машины.

Ну, которая была Славика. Черт, ее же еще вернуть надо.

Возле пижонской тачки стояли водитель и девица в модных зауженных брюках. На ее лице при виде Исаева и его травмированной руки было столько ужаса, что я сама занервничала, когда вспомнила, какому монстру принесла еду.

Может, он питается только кровью младенцев? Может, вообще ЗОЖник и кофе не пьет? Да и несчастная ветчина в сэндвиче ведь тоже не итальянское прошутто.

— Ну, кхм, вообще-то это для вас, Роман Андреевич, — кашлянула я, протянув ему еду, как жертвенного ягненка богу войны и гнева. — Вы ж, наверно, тоже проголодались. После всего-то. А так будут силы… Для этих ваших «И вообще».

Черт. Вот не умею я вовремя останавливаться.

Исаев вздёрнул брови и посмотрел на меня. Долго и внимательно так смотрел.

Стало немного неловко.

Хотя вру. Под его пристальным взглядом стало настолько неловко и почему-то жарко, как будто я вообще весь его курс прогуляла и ни на одну лекцию не приходила.

— Что такое? — хрипло спросила я. — Рука снова болит, да?

Взгляд Романа Андреевича вдруг остановился на моих губах, как будто он не понимал ни слова, из того, что я произнесла.

Он быстро облизал губы. Кивнул. Здоровой рукой запахнул халат, как будто можно было замерзнуть при той жарище, которая была сегодня. Потом протянул ее же и забрал из подстаканника кофе, ловко зацепил одним пальцем сэндвич в упаковке.

Я зачаровано наблюдала за его руками.

И пальцами.

Длинные. Мужские. Сексуальные.

Стоп, Настя, стоп. Только не снова!

— Спасибо, Настя, за все, — проговорил Роман Андреевич почти мило, но тут же изменился в лице.

Перевел взгляд и пришпилил глазами девушку в брюках.

— Вот как надо работать, Марина! А ты шляешься черти где и приезжаешь без кофе, с опозданием и кучей пропущенных вызовов.

— Но, Роман Андреевич, я же… — начала она оправдываться.

— Еще и прокуренная, как портовая шлюха. Я сколько раз просил не вонять чертовым дымом в рабочее время?

Признаться, даже я, стоя чуть поодаль ощутила запах табака.

Ее можно было понять. Даже в здоровом теле Исаев не отличался радушием, что уж говорить теперь? Это же на нее Исаев и орал по телефону, пока мы ехали. Похоже, нервы у Марины сдали, вот только зря она залпом скурила чуть ли не пачку.

И тут как гром среди ясного неба раздалось вежливое, почти вкрадчивое. Наверное, даже когда щука заговорила с Емелей, пацан и то меньше удивился, чем я сейчас, когда услышала это:

— Настя, я бы предложил вас подвезти, но вы же на машине, — мягко произнес Роман Андреевич.

Это что, не задокументированные возможности у него такие? Разгон за секунду от монстра до нормального человека и обратно? Я, конечно, знала, что горячий капучино творит чудеса, но чтобы настолько?

Лица водителя и Марины синхронно вытянулись. Не я одна, значит, удивилась.

Наверно, они нечасто слышали такой любезный тон от своего босса.

Но для меня этот тон означал только одно — не время растекаться лужицей. Пора действовать.

— Ничего страшного, Роман Андреевич, а что насчет моего допуска? — елейно спросила я.

Зря.

Исаев моментально преобразился и процедил сквозь зубы:

— Вы разве глухая, Настя? Почему я должен повторять? Все учебные вопросы решаются в университете. Найдете меня на кафедре по расписанию. Вася, рассчитайся, — бросил он к моему изумлению.

И прежде, чем я успела что-то сказать, Исаев сел в авто на заднее сидение, растрепанная и шикарная Марина запрыгнула вперед, а водитель сунул мне в подстаканник тысячу, а после тоже спрятался в машине.

Спустя секунду я уже стояла на стоянке перед клиникой совсем одна.

Я сказала — монстр?

О нет, мой профессор мудак прямо-таки космических масштабов.

________

По многочисленным просьбам, рассказываем и показываем, что такое ортез) Это шина с металлическими вставками, но медицина шагнула вперед и еще в 2015 году российская компания «Здравпринт» получила грант на разработку 3D-печатных ортезов. Процесс создания индивидуального ортеза вполне прост и являет собой стандартный цикл сканирования, обработки цифровой модели и печати готового изделия.

Это ортез обычный, не из принтера.

Это ортез из принтера)

Во избежание дальнейших недоразумений, скажу. Идея о сломанной руке родилась не просто так. В начале августа один наш с Алей знакомый сломал запястье и один из пальцев. И ему действительно поставили ортез, напечатанный на 3Д-принтере, в России, да. Мы посочувствовали его нелегкой жизни со сломанной правой рукой, разговорились и…. Так и родилась эта книга. Так что на указания, что так не бывает, нам остается только пожимать плечами.

ps. Кстати, на момент написания этих глав ортез он все еще носит, да.

 

Глава 6

Встреча со Стасиком прошла, на удивление, спокойно. Ему-то я и сунула ту тысячу, чтобы он привел в порядок салон раньше, чем он успел заикнуться. И уже на метро отправилась домой.

А дома… Все было как обычно.

Это мать на работе, сестра втыкает в ролики бьюти-блоггеров на планшете. А Павлик тут как тут, стоит только, звякнув ключами, войти в узкий коридор нашей двушки.

Стоит над душой, тянется за чем-то на дальних полках в прихожей, что якобы срочно понадобилось вот прямо сейчас. А сам так и норовит случайно коснуться любой моей части тела. Задеть локтем грудь, потереться бедром о задницу. Что угодно, лишь бы помацать.

Я эту фишку давно просекла. Поэтому, как только он нарисовался рядом, тут же шарахнулась в сторону, выставив перед собой дверь ванной, словно щит.

— Да чего ты, как неродная, — проворчал Павлик. — Не видала мою ветровку? Побегать хочу вечером.

— Ага, рассказывай.

Закрылась в ванной и смыла остатки косметики, причесала высохшие соломой волосы. Прислушалась — вроде ушел, и сама вышла. Так и есть, занял свое любимое место кресло в проходе. Ноги в трениках расставил широко, а костлявую голую грудь выкатил колесом. Захочу пройти в комнату и обязательно придется протискиваться мимо него. Все, как всегда.

От редких волосков на впалой груди тут же тянуло блевать. Но сам Павлик никогда не стеснялся ходить дома без верха, считал, что он в отличной форме для своих лет. И нам в жару советовал не мучиться, не париться с этими поролоновыми лифчиками. Ага. Как будто мы не знали, зачем он раздавал такие советы.

Так уж повелось, что мы жили в дальней комнате, а мама с отчимом в смежной, и нам с сестрой всегда нужно было пройти через их комнату. Павлика проходной двор никогда не смущал. Он мог сидеть хоть в трусах и только говорил: «Ой, да чего ты, как неродная? Иди куда шла, не смотрю я на тебя».

А сам умудрялся облапать глазами так, что будь на тебе хоть мешок, хоть шуба, ничего не спасло бы. Даже кусочка голой кожи я не хотела ему показывать. Таня вот не парилась, а я не могла. Меня аж передергивало, когда чувствовала на себе его взгляд.

А жаловаться было бесполезно. Когда мама появлялась дома, она хотела только спать.

Когда врачи поставили крест на карьере Павлика, как футболиста, этот несостоявшийся Рональдо теперь никак не мог определиться, чем же ему заняться.

— Понимаешь, Свет, не лежит у меня душа к этому, вот не могу и все, — говорил он маме после очередного провала на собеседовании.

Или:

— Ой, я бы и рад, Свет, но там же ходить столько надо! А у меня колени, ты же знаешь.

Травму колена можно было вылечить. Поэтому Павлик и разузнал все, что мог, едва ли не про все клиники Москвы. Да вот смысл? Денег на операцию и лечение у него все равно не было. Ведь сам он нигде не работал, а мама работала сразу на трех.

Мы с Таней тоже устроились, как только нам стукнуло по шестнадцать. Сначала официантками на лето, потом Танька решила не получать высшее, быстро отучилась на курсах и теперь делала маникюр в ближайшем салоне красоты.

Я же твердо решила не забивать на учебу. Но вопрос денег для меня стоял как никогда остро. Мне было уже двадцать. И я мечтала жить отдельно.

Так, чтобы можно было ночью, если захотелось пить, спокойно дойти до кухни, а не выглядывать сначала в щель, чтобы разведать обстановку. Не ходить дома одетой с головы до ног. Не шарахаться случайных прикосновений.

Наша мама частенько брала ночные смены, ведь за них платили лучше. А Павлик… Ну это Палик. Он ничего не стеснялся. И даже в ночное время мы его личной жизни перед телевизором ни капли не мешали.

Поначалу я думала, что Таньку это так же задевает, бесит, злит. Надеялась, что нас двоих мама послушает.

Но Танька только пожала плечами со словами:

— Ой, да забей на Павлика. Он же безобидный.

Еще загодя я узнала про то, что Авдеев, препод по уголовному праву, собирался взять троих с курса для работы в своей конторе. Я была настроена вырвать это место. Хорошие деньги и отличный опыт. В данный момент меня особенно привлекали деньги. Это был мой шанс.

Сил больше не было жить дома. Мне нужна своя квартира! Если удастся получить место стажера, то вполне смогу отложить на съем жилья. А там, возможно, получится совмещать работу и учебу.

Но теперь все накрылось медным тазом. Авдеев и не посмотрит в мою сторону с недопуском. И от кого? От самого Исаева!

— Чего вздыхаешь? — покосилась Таня, пролистывая ленту «инстаграма». — Плохой день?

— Не то слово, — вздохнула я, падая на кровать. — А у тебя как?

— Да нормально, — пожала плечами сеструха. — Вот, думаю, на бассейн записаться. В школе рядом с нами, знаешь?

— Не произноси этого слова, — закрыла я лицо руками. — Я больше не хочу ни слова слышать о бассейнах.

— Как скажешь, — отозвалась Таня. — Кстати, сегодня твоя очередь готовить ужин. Поговорим о жареной картошке?

Швырнув в сестру подушку, я переоделась и отправилась на кухню. Конечно, Павлику срочно потребовалось выпить кофе, потому что у него оказалось пониженное давление.

— Ты же собирался бегать, — процедила я. — Ветровку нашел?

— Да нашел, нашел, и я бы побежал, но вот давление что-то подвело…

А банка с кофе была как раз возле раковины, где я стояла и чистила картофель на всю семью. Я аж вся вжалась в холодный кафель, пока он доставал все необходимое. В пальцах до скрипа стиснула нож.

Вот удивительно, какими диаметрально разными бывают желания. Я бы все отдала на свете, чтобы такой, как Павлик, никогда, даже случайно, меня больше не касался. Ни за что на свете.

А стоило подумать о Романе Андреевиче… И вот, желания были уже совсем другие. Я вообще думала, что такие косые мышцы внизу живота бывают только в Танькином «Инстаграмме». В жизни-то реальность вот она, далеко ходить не надо — растянутые треники и голый бледный торс с тремя волосинками.

Оказалось, что такие подтянутые, красивые мужчины, как Исаев, действительно существуют. И ведь кто-то же с ними спит?

Он всегда был застегнут на все пуговицы. Никогда не позволял себе послаблений. Знал, наверное, что если студентки увидят хоть миллиметр его загорелой кожи ниже воротничка, то потом проходу не дадут.

Даже если бы он вошел в аудиторию и стал бы развязывать галстук этими своими руками, крепкими, загорелыми, обитыми венами, половина группы уже была бы близка к оргазму.

А чтобы добить вторую половину, Исаеву достаточно было пробежаться подушечками по идеальному белому шелку сорочки. Тронуть манжеты и отбросить в сторону запонки — уверена, у такого, как он, должны быть запонки. Закатать белые рукава до локтя, обнажая узкие запястья, ремешок часов, и крепкие предплечья, покрытые золотистыми волосками.

Ох.

Представляю, лица девчонок с нашего потока, если бы они, как я, увидели Исаева в одних плавках.

Я вот видела. И теперь это зрелище навсегда отпечаталось у меня на сетчатке. Как же на других мужчин-то теперь смотреть после такого?

А самое главное, ведь после сегодняшнего «неуд» никуда не делся, а Роман Андреевич совершенно точно теперь будет держаться от меня, как можно дальше. Так что же мне делать?

***

Не зря говорят, что нужно бояться исполнения мечты и желаний. Прошло несколько дней с того позорища в бассейне. За это время я почти свыклась с мыслью, что не получу стажировку у Авдеева и вряд ли отложу нужную сумму на съем жилья. Правда, с глазастым своим в доску Павликом так и не свыклась.

Все мои силы и время уходили на то, чтобы бегать за преподами, уговаривать их ради исключения принять у меня экзамен без допуска к сессии. Все-таки меня знали и любили, а вот Исаева не очень, поэтому почти все пошли мне навстречу, услышав о неприятностях с Романом Андреевичем, даже были готовы принять чуть раньше. Хоть что-то.

Но вот Исаева в стенах универа я больше не видела. Видимо, он уже расставил все свои неуды и мучал несчастных в других местах.

— Тихомирова. Настя, — окликнул меня Феликс Семенович у деканата, когда я с довольным видом проходила мимо. Мне поставили отлично автоматом по сложному предмету. Пятерка только ждала своего места в зачетке и ведомости.

Гребанный допуск! Вот бы с ним так же, думала я, когда услышала Феликса Семенович.

Разумеется, я остановилась и захлопала глазами на декана, еще чуть пьяная от очередной победы.

— Что-то случилось, Феликс Семенович?

— Возможно. У вас до сих пор нет допуска из-за Исаева?

Я кивнула.

— Прекрасно, — расплылся в улыбке декан.

Я недоуменно вскинула брови. Что же тут прекрасного?

— То есть, это плохо, конечно, но, возможно, есть шанс поправить ситуацию. Пойдем в кабинет, поговорим.

В кабинете и начали сбываться мои мечты.

— Это три ведомости, Настя, — выложил передо мной папку с листами декан. — И все они по зачетам Исаева, но без его подписи. Роман Андреевич — человек очень занятой, мой секретарь на больничном, а дело срочное. Я могу доверить это только такой ответственной и серьезной девушке, как вы.

— Что именно?

Я понимала, конечно, что, но счастью своему не верила.

— Отвези в офис Исаеву, я предупрежу. Пусть поставит подпись. Заодно и свою ведомость прихвати. Может, впишет он допуск? Ну да не мне тебя учить. Это понятно?

Феликс нахмурил косматые седые брови, видимо, уже сомневаясь, что я смышленая и ответственная. Его можно понять, я от неожиданности эпично тормозила, но быстро пришла в себя.

— Да, конечно. Я все отвезу. Без проблем.

— Адрес знаешь?

— Нет. Но могу погуглить.

Декан рассмеялся.

— Ох, уж этот век технологий и интернета.

Он назвал адрес, и я быстренько записала в телефон.

— Роман Андреевич будет вас ждать, но если уж заупрямится с зачетом, не давите. Подведете меня очень. Я могу вам доверять, Настя?

— Конечно. Все поняла. Давить не буду.

Я прикусила губу, едва сдержавшись, чтобы не пообещать не травмировать Исаева и физически.

Снова.

Хорошо, что декан не знал о наших приключениях в бассейне и травме, а то бы вряд ли одарил таким доверием. Что Феликс не знает, то ему не навредит. И мне тоже.

Пообещав вести себя прилично, я взяла ведомости и рванула по указанному адресу. Метро и никаких пробок. Наверное, от радости я бы и пешком добежала на своих двоих вдоль Москвы-реки, но все же воспользовалась подземкой.

Десять минут, и я на месте. Еще столько же, чтобы сориентироваться на островке высоток и пройти в нужное здание.

— Добрый день. Ваш пропуск.

Вечно им всем нужен мой пропуск.

Мужчина за стойкой был приятнее, чем охранник в клубе, но хотели они от меня одного.

— Я к Исаеву в «Фемиду», — бодро и честно отчиталась я в этот раз. — Проверьте, должны были предупредить обо мне.

Не сказав ни слова, он что-то вбил в компьютер и через несколько секунд выдал мне заламинированный одноразовый пропуск.

— Действителен до шести вечера.

Уложусь даже раньше. Я решила быть столь же вежливой и просто кивнула, забирая карту, тилинькнула ею о вертушку.

В лифт со мной вошли отутюженные клерки и две дамочки при параде. Последние вышли на этаже вместе со мной. Странно. На клиенток Исаева они не похожи.

Меня едва не сбил с ног грузный мужчина с портфелем. Я споткнулась и готовилась упасть, но он прихватил за локоть и удержал.

— Ох, милочка, не зевайте. Откуда столько вас, Господи? Исаев прямо модельный кастинг устроил.

Я открыла рот, чтобы спросить, куда мне пройти к тому самому Исаеву, но мужчина уже умчался, крича в телефон:

— Так какого хрена до сих пор не подали кассацию? Я сам, что ли, должен все делать? Витя, блин!

Его слова съели двери лифта, что захлопнулись и увезли партнера Исаева. Только в этот момент я осознала, что нахожусь в святая святых юриспруденции, в самом дорогом и известном юридическом бюро Москвы. Если стажировка у Авдеева могла дать мне карьерный толчок то работать в «Фемиде» — это был просто полет со скоростью катапульты к самым заоблачным мечтам.

Мечтать не вредно и попав сюда, я не могла не дать себе волю. Шла по широкому коридору и представляла себя одним из партнеров. Ну, или хотя бы младшим сотрудником. Для начала.

Ох, мечты-мечты.

Исаев был одним из многих партнеров в этой конторе, но, пожалуй, самым популярным сейчас адвокатом в Москве. Не слишком ли часто я об этом вспоминаю? Черт с ним. Мне от Романа Андреевича надо одно.

Секс.

ЧТО?!

Зачет. Только зачет!

Боже, Настя, соберись.

Заглянув в телефон, уточнила номер кабинета и озираясь пошла вперед, сличая цифры. По дороге меня пытались сбить еще парочка юристов, которые куда-то неслись сломя голову, но я теперь юрко уклонялась и следовала к своей цели.

Да у Исаева тут дурдом, как я посмотрю. Никто не ходит. Все только летают, как будто им петарду в одно место запихнули.

У заветной двери пятого кабинета, где на табличке с золотым теснением были выбиты регалии и имя моего препода, я обнаружила толпу девиц.

Вот это нежданчик.

Все как на подбор. Ноги от ушей, лица одинаковые благодаря моде на косметологические внедрения, в глазах минимум интеллекта, на губах тонна помады. В глазах непрошибаемое желание переть к цели по головам, невзирая на конкуренток.

Нашлись там и мои соседки по лифту.

А он и, правда, кастинг организовал. Исаев тут отбор невест устроил, что ли? Тоже мне принц.

Я хоть и не принцесса, но тоже не робкого десятка. Выбрав вектор, пропилила уверенно и бескомпромиссно мимо дамочек, и потянулась к ручке двери.

— Эй, куда прешь без очереди? — тут же отозвалась фабрика силикона.

— Не видишь, ждут все? — прокрякала уточка.

— Особенная, что ли? Рома вызовет, — подытожила третья.

Едва сдержавшись, чтобы не закатить глаза на этого клекот, я потрясла папкой в воздухе.

— Я не с вами. Мне документы передать.

Девицы тут же втянули ядовитые шипы. Уточка все-таки не сдержалась и пренебрежительно фыркнула:

— А, курьерша. Ну, иди-иди.

Одарила меня уничижительным взглядом, словно курьер — это какой-то вор или слизняк. Я готова была ей высказать все, что думаю, но в этот момент дверь кабинета распахнулась и оттуда, давясь слезами и путаясь в каблуках, вылетела девица.

Модели расступились перед ней в гробовой тишине, а та поцокала к горизонту, судорожно всхлипывая.

Я вот даже не удивилась, зная нрав Романа Андреевича.

— Так я пойду?

Уточка, лишившись своего боевого запала, кивнула. Возражать никто не стал. Так я и думала.

— Следующая! — рявкнул Исаев из недр кабинета.

Тут вздрогнула даже я. Яростью в его голосе можно было оборачивать в бегство целые армии. Но отступать поздно. Хорошее настроение моего профессора было явлением таким же редким, как лунная радуга, а я не собиралась состариться в его коридоре, ожидая, когда он примет меня с улыбкой и радушием.

Взявшись за ручку, я вошла в клетку с тигром и от переизбытка нервов громко, как новобранец на плацу, поздоровалась:

— Добрый день, Роман Андреевич!

От неожиданности, громкого крика или просто при виде меня на пороге своего кабинета, побледневший профессор даже выронил чашку, которую держал в руках.

 

Глава 7

— Да что б вас, Настя! — ругнулся Роман Андреевич.

Кофе в чашке было немного, пара глотков всего, но и этого оказалось достаточно, чтобы на груди Исаева мигом расцвело пятно неприличного цвета.

А еще он был горячий.

Кофе.

Хотя Роман Андреевич в футболке и простых джинсах тоже выглядел неплохо. Взгляд, которым Исаев наградил меня, был красноречивее тысячи слов, которые, вероятно, вертелись у него на языке. Это мигом остудило мой пыл.

Заче-е-е-ет, противным голосом Бабы-Яги провыло подсознание, напоминая мне о том, что мне от него нужен только зачет, а не его кубики!

Одной рукой Исаев пытался оттянуть ткань футболки, которая облепила его торс, а вторую — пострадавшую и в ортезе, — выставил передо мной. Мол, стой, где стоишь и не подходи ближе. Я послушно замерла в полушаге. Какие мы нервные. Неужели сам справится одной рукой? Я ведь помочь хотела.

Оказалось, я его недооценивала.

Роман Андреевич, подцепив целой рукой край футболки, без лишних слов стянул ее с себя через голову, каким-то совершенно неуловимым движением. Какая-то особая мужская магия, — хоба! — и он снова наполовину раздет. И теперь стоит передо мной в одних джинсах, которые сидят так низко, что я опять вижу эти проклятые косые мышцы внизу его живота, которые как стрелки указывают ниже…

О черт, чуть не застонала я, когда он повернулся ко мне спиной… А вот и его идеальная задница! И снова здравствуй. В джинсах ты выглядишь также неплохо, как и в плавках.

Заче-е-е-ет…

Ой, да заткнитесь уже, старая карга.

— Простите, — выдавила я. — Я не хотела.

Хотела, хотела, подсказало подсознание. Еще как хотела снова увидеть его голым.

— Так и будете стоять посреди моего кабинета? — раздалось откуда-то со стороны. — Зачем явились?

Оказывается, пока я боролась с соблазнами, Роман Андреевич куда-то исчез, а теперь снова вернулся в кабинет, ногой захлопнув какую-то потайную дверь в стене, которая выглядела и не дверью вовсе, а всего лишь частью декора.

Собралась с мыслями, вспомнила, как произносить слова, а не только вздыхать междометиями.

— Я вам документы… Из деканата. Принесла. На подпись.

Господи, он точно решит, что я умалишенная.

Почему я вообще так веду себя рядом с ним? Может, не зря он влепил этот недопуск?

Исаев посмотрел на меня и кивнул.

— А, да. Феликс предупреждал. Только я не знал, что он вас отправит, Тихомирова.

Одежды на нем прибавилось — на плечи он накинул белую рубашку с длинными рукавами.

С левым рукавом профессор справился, пока я заново вспоминала русский язык, а вот с правым — нет.

— Настя, пожалуйста, выйдите из ступора и помогите. Закатайте правый рукав и помогите вдеть в него руку. Или хотите, чтобы я оставался голым?

Я покивала, но тут же яростно затрясла головой. Исаев только закатил глаза.

Вроде ж адекватная была, пока он не начал рядом со мной постоянно сверкать своими кубиками. И бицепсами. И этими линиями внизу живота. И задницей в плавках.

Куда ни ткни, везде горячо. Человек-батарея да и только.

Ладно. Мне надо подойти ближе к нему. Нельзя помочь человеку с одеждой на расстоянии.

Преодолела последний метр между нами, встала с правой стороны. Пробежалась пальцами по ткани. На ощупь она была непередаваемо прекрасной — прохладной, нежной, стопроцентно дорогой.

Сделала глубокий вдох и тут же прикусила губу. Рядом с ним было не спрятаться от аромата пряных духов, и после глубокого вдоха они совершенно вскружили мне голову.

— С рукой аккуратнее. Не заденьте, — предупредил меня Исаев.

Я кивнула, пытаясь сосредочиться на рукаве, но, пока я стояла рядом, мой взгляд то и дело норовил сползти ниже и левее. По рельефному торсу Романа Андреевича, мимо темных плоских мужских сосков. По втянутому животу ниже, мимо едва заметной дорожки темных волос, которая исчезала под поясом джинсов.

Я облизала губы.

Нет, я точно ненормальная. Как можно в такой момент сильнее жалеть о том, что плотная ткань джинсов скрывает остальные его достоинства, чем о несправедливо влепленном недопуске? Мне бы добиваться сейчас справедливости, а не витать в облаках.

Исаев дышал часто и рвано, наверное, от злости. На меня он не смотрел, поджав свои ровные четко очерченные губы. И правильно, я причиняла ему одни неприятности. Чудо вообще, что не обматерил с головы до ног и не выставил сразу за дверь. К тем силиконовым куклам.

Но чем дольше я молчала, стоя рядом с ним, тем сильнее вздымались мои волоски на руках, как будто вокруг нас, как во время грозы, скапливалось статичное электричество. И это было плохо.

Я не могла бы адекватно объяснить почему, но я точно знала, что все происходящее — очень-очень плохо. И ни к чему хорошему нас явно не приведет.

Срочно нужно было прервать это затянувшееся молчание. Разрубить этот затягивающийся узел тишины, которая толкала на необдуманное.

— Там у вас в коридоре прямо выставка достижений пластической хирургии, — ляпнула я первое, что пришло в голову.

Взгляд Исаева предсказуемо и очень быстро метнулся ниже. На мою грудь. Которая, разумеется, проигрывала буферам клонированных Семенович из коридора.

Я мигом вспыхнула.

Исаев заиграл желваками.

— Мне нужна помощница, — процедил он, снова отворачиваясь от меня. — Марина уволилась.

— Как она могла? У вас же такой золотой характер, — не сдержалась я.

Взглядом Исаева можно было убивать.

— И нечего так на меня смотреть, — отрезала я.

С рукавом я закончила и теперь держала его так, чтобы он мог наконец-то одеться. Исаев очень аккуратно вдел пострадавшую руку в рукав. Сморщился.

— Болит? — участливо спросила я.

— Вам тоже нечего так на меня смотреть! — вернул мою же фразу несносный профессор. — Настя, вы ничего не забыли?

Документы, кивнула я, глядя по сторонам. Я куда-то кинула папку, когда вошла, а потом искра, безумие, голый торс и вот…

— Настя, посмотрите на меня.

Или он не про документы? Я с опаской остановила свой взгляд на Романе Андреевиче.

Расстегнутая рубашка с закатанными рукавами, джинсы и прическа «Как после секса». Потрясающе. Да он издевается, что ли, когда просит на него посмотреть? Чертов нарцисс.

— Пуговицы, — процедил Исаев. — Настя, вы забыли о пуговицах. Думаете, почему я был сегодня в футболке? Я никогда не позволял себе одеваться в офис, как какой-то старшекурсник, но у меня нет выбора. Я не могу застегнуть рубашку одной рукой!

Ах, точно. Пуговицы.

Я замешкалась, не зная, за какие пуговицы взяться сначала. Могла начать снизу, от пупка, двигаясь выше. Или начать сверху, от острых ключиц по животу, двигаясь к дорожке темных волос, скрывающихся под джинсами.

Сейчас мне почему-то казалось это очень важным вопросом, который я никак не могла решить. И мой взгляд так и метался по торсу Исаева. Я снова и снова облизывала губы, справляясь с пуговицами не особенно ловко.

— Роман Андреевич, ну можно уже? — томно пропела уточка, заглядывая в кабинет.

Я взглянула на Исаева. В его глазах было что-то темно-зловещее, но потом он моргнул, перевел взгляд с меня на претендентку, и теперь я точно видела в его синих глаз усталость. Одну безграничную усталость.

Даже стало немого его жалко. Рука, Марина-слабачка, а теперь еще эти бесцеремонные куры. Конечно, он утомился орать на них.

Я решила спасти профессора, обернулась к куре-силиконо-гриль и гаркнула своим лучшим командным голосом:

— Вас разве вызывали? Не видите, Роман Андреевич занят! Закройте дверь!

— Ой, — пискнула незадачливая мисс «Наглость-2019» и скрылась за дверью.

Мне тут же стало неудобно за свою инициативу, но заинтересованно восхищенный взгляд Романа Андреевича почему-то уничтожил зачатки стыда и заставил меня покраснеть от его красноречиво оценивающего рассматривания.

— Неплохо, — похвалил он. — Весьма убедительно.

Он опустился в кресло, махнул здоровой рукой:

— Давайте ведомости. Не знаю, что я тут наподписываю левой рукой, но раз срочно…

Я тут же подсунула ему листы из папки, и Роман Андреевич начал медленно и старательно выводить автографы внизу страницы. Он вроде бы не смотрел на сами ведомости, и я малодушно решила, что он сейчас подпишет и мою за компанию.

Не тут то было.

Он поставил пером «Паркера» точку, моментально отнял руку и обжег меня яростным взглядом.

— Это очень некрасивый фокус, Тихомирова, — процедил он сквозь зубы. — Я юрист, если вы забыли. Думаете, я хоть раз в своей жизни подписал что-то, не глядя?

— Да? Вы, наверное, даже пользовательское соглашение на «Фэйсбуке» регулярно перечитываете?

Роман Андреевич не улыбнулся.

— У меня нет «Фэйсбука», — сурово ответил он.

Да человек ли он вообще? Как это нет «фэйсбука»?

— Предвосхищая ваши вопросы, Настя, и в других соцсетях меня тоже нет, — отрезал он.

— Роман Андреевич, ну подпишите, — тихо сказала я. — Ну почему у меня нет допуска?

— Допуска нет, потому что вы не посещали занятия и не отработали их. Все, тема закрыта!

Я тут же зажмурилась и сжала губы изо всех сил, чтобы не разреветься. Умолять его? Настаивать? Один взгляд на Исаева, и я поняла, что это бесполезно.

Боже, но я ведь ничего не пропускала.

Или пропускала?..

Воспоминание, которое я так усердно блокировала, обожгло разум. Но мне тут же пришлось снова все забыть, потому что Исаев заговорил сам.

— Хотя, — протянул он, привлекая мое внимание. — У меня к вам предложение.

— Правда? — сглотнула я и едко поинтересовалась: — Есть что-то еще, с чем вы не справляетесь одной рукой?

Глаза Исаева потемнели.

— У вас прямо-таки суперспособность выводить меня из себя. А еще приносить неприятности. И вы прямо-таки ходячая катастрофа… — он перевел дух, успокаиваясь. — Настя, все эти девушки за дверью, конечно, обладают прекрасными внешними данными…

Я шумно втянула в себя воздух. Ну спасибо!

— Подождите возмущаться, — остановил меня Исаев. — Их внешность гроша ломанного не стоит, учитывая то, как они пасуют перед сложностями! Знаете, о чем я спрашивал их на собеседовании сегодня? Как бы они проникли в закрытый фитнесс-клуб, если у них нет пригласительного, членской карты и знакомых в этом самом клубе? Все они так ничего дельного и не предложили, и только одна сказала, что могла бы отсосать охраннику.

— И вы ее не взяли? Большое упущение с вашей стороны.

Роман Андреевич вскинул одну бровь.

— Поверьте, Настя, гораздо сложнее найти тех, кто будет работать головой, а не только ртом. А вы сделали почти невозможное. Проникли в клуб, договорились с врачом и вообще все мастерски организовали. Если бы не вы, у меня был бы сейчас килограмм гипса на руке! Вы самая пробивная девушка, которую я когда-либо встречал. Вы не теряетесь перед сложностями, не пасуете перед закрытыми дверьми. Вы то, что я так давно ищу.

Я смотрела на него, он смотрел на меня.

— Роман Андреевич? — вдруг просунулась вторая уточка в дверной проем. — Нам вообще стоит ждать?

— А ну вон отсюда! Роман Андреевич позовет, когда надо будет!

Дверь мигом захлопнулась. А до меня только дошло, что это я орала. В кабинете Исаева. Как будто имею на это право.

— О чем я и говорил, — произнес довольный жизнью Роман Андреевич.

— Ну а чего она лезет? — проворчала я. — Когда вы меня тут это… Хвалите.

— Я вот вас хвалю, а сам, между прочим, так и сижу в расстегнутой рубашке, — указал Исаев на свой торс со странным выражением лица. — Может, зря я вас нахваливаю?

Нагнувшись перед ним, я потянулась к пуговицам, чтобы застегнуть оставшиеся, и поскорее убрать с глаз долой этот обнаженный соблазн.

— Значит, вы согласны? — хрипло спросил он, когда я застегнула первую прямо у него под горлом.

— А вы настоящий тиран, Роман Андреевич, знаете? — также глухо отозвалась я. — Неудивительно, что у вас никто долго не задерживается. Заманчивое, конечно, предложение, но я хотела этим летом стажироваться по профессии, а не подрабатывать у вас сиделкой. Пуговицы вам застегивать, рукава закатывать… А дальше что? Джинсы расстегнуть-застегнуть? Руками вместо вас поработать?

Никогда не умела вовремя останавливаться.

Исаев вдруг обхватил мои запястья, отрывая обе руки от его рубашки. Даже одной рукой ему легко удалось обхватить оба.

— Очнитесь, Настя. Вы и будете работать у меня по профессии, разве я предлагал что-то иное?

Я медленно скользнула взглядом по линии челюсти, на которой впервые в жизни заметила легкую небритость. Остановилась на его губах, всем телом ощущая, что он также внимательно смотрит на мой рот. Ждет ответа, наверное.

— Руками поработать, вы сказали? — повторил мою реплику Исаев. — Да, придется руками. Текст набирать вам за меня придется, Настя! Письма, прошения, заявления. Я пробовал надиктовывать, такая ерунда выходит. Пробовал одной рукой — эдак я до нового года не управлюсь. Я не могу без помощницы и дня проработать. А уж трахать я найду кого!

Его горячая кожа обжигала, и все мое тело вибрировало и плавилось рядом с ним. Взгляд неминуемо скользил ниже, туда, где джинсы явно топорщились сверх меры. Это что же? Это на меня такая реакция?

Я вздрогнула, когда Роман Андреевич отпустил мои руки, и взял за подбородок, вынуждая смотреть ему в глаза.

Прозрачная синева в его глазах теперь напоминала цветом штормовое море.

— Настя, мои глаза выше, — сказал он.

Но как только мои руки оказались на свободе, я не продержалась и секунды. Не прерывая зрительного контакта, положила ладонь на бедра Исаева. Самыми кончиками провела по твердому бугру, выпирающему сквозь джинсы, и выдохнула:

— Да?

— А ты сомневалась? — прошептал он.

Притянул мое лицо ближе.

И наши губы соприкоснулись.

 

Глава 8

Я никогда не целовалась с мужчиной.

Нет, у меня, конечно, были парни, но все они были моими ровесниками. Жадные, часто неумелые, торопливые и озабоченные собственным удовольствием. И я понятия не имела, что поцелуи могут быть такими. Медленными и глубокими, страстными и одновременно нежными.

Губы Исаева ласкали и приговаривали меня одновременно. Напористый, но не грубый. Кажется, он был идеален. Подумать только, как можно быть одновременно невыносимым и идеальным?

Ни капли давления, сплошной соблазн, манящее искушение.

Я раскрыла губы, едва он коснулся их кончиком языка. Не было сил оттолкнуть или сопротивляться. Наоборот, хотелось прижаться к нему, потереться об него грудью. Я с трудом сдержала эти порывы. Искры разума еще не угасли, но их катастрофически не хватало, чтобы отказаться от поцелуев, перестать отвечать на движения языка у меня во рту, возмутиться, убежать.

Исаев потянул меня на себя. Я охнула ему в губы, не заметив, как ловко оседлала его, оказавшись у него на коленях.

Роман Андреевич ни на секунду не отпускал мой рот. Я комкала его рубашку в кулаках, сминая идеальную ткань. Так же, как и его губы сминали мою волю и уничтожали здравый смысл.

Где-то раздался мягко-звонкий щелчок, потом еще один и еще. Я не сразу догадалась, что это Исаев, ловко дернув, расстегнул кнопки моего джинсового сарафана.

— Прекрасна, — прошептал он.

Опустил кружевную чашечку бюстгальтера, большим пальцем очертив контур соска, и я бессовестно застонала, кусая Исаева за нижнюю губу.

— Откинься, — прохрипел он, потянув мня за волосы назад.

Я была на удивление послушной. Сейчас с ним совсем не хотелось спорить.

Я откинулась назад под его настойчивым взглядом. Может, моя грудь и не была идеальной формы и не была таких внушительных размеров, как у тех в коридоре, но Исаева, похоже, это целиком устраивало. Иначе зачем его губы сомкнулись на моем соске?

Он отпустил мои волосы, придерживал теперь рукой за спину, пока я извивалась и выгибалась как кошка, навстречу его влажным губам.

Меня прошивало острыми иглами удовольствия с каждым его поцелуем, движением языка или зубов. Он посасывал и кусал мои соски, сжимал губами и втягивал в рот, чтобы там теребить языком, снова на миг отпуская.

Я запустила пальцы ему в волосы, царапнула кожу голову, заслужив вибрацию стона и дополнительную стимуляцию. Но и этого мне уже было мало. Я понимала, что хочу больше, и все выразительнее ерзала верхом на нем, отчаянно нуждаясь в разрядке.

Кажется, она была так близко. Напряжение грозило убить меня, разорвать на маленькие кусочки. Казалось, я умру, если не кончу прямо сейчас. Но этот самый идеальный момент все время ускользал, затягивался новыми тугими витками опаляющего желания.

Исаев читал мое тело, как книгу.

Он скользнул рукой по моему бедру, обжигая подушечками пальцев, приподнял подол и безошибочно коснулся самого чувствительного местечка прямо через трусики.

Я задрожала мелкой дрожью, поощряя его на большее.

Он закрыл мне рот поцелуем, надавил сильнее, чуть потирая пальцами, и я почти мгновенно взорвалась в его руках. Мои оглушительные стоны он успел заглушить своим ртом. Зачем? Почему?

Сладко-запретное удовольствие не давало ответов, но это было отличным поводом заткнуться и не задавать глупых вопросов. Я вздрагивала и дрожала, ерзая на Исаеве, чтобы продлить оргазм, я набрасывалась на его губы, а после ощутила, что он хочет отстраниться.

И тогда вцепилась в его руку, не позволяя отпустить меня сейчас.

Большая ошибка.

Роман Андреевич дернулся и вскочил, сбрасывая меня с себя. Я чудом не упала. Он зашипел.

О, я помню этот звук. Ему больно!

— Проклятье, — выругался Исаев, зажмурившись. — Тихомирова, если тебе так нравится моя рука, не стесняйся, оторви ее на хрен и оставь себе!

Хмельная после оргазма, я не сразу осознала смысл его слов.

А вот после они обрушились на меня, как ведро ледяной воды. Господи, я схватила его за правую руку!

Но и это было не все.

При виде его голого торса, моей обнаженной грудь и приспущенного бюстгальтера до меня в полной мере дошло, что только что здесь, в рабочем кабинете моего преподавателя, действительно произошло.

И вот тут мне стало по-настоящему страшно.

Пока он приходил в себя, жмурясь от боли, я уже в полной мере очнулась. Оправила одежду и протараторила:

— Простите-извините-спасибо-до свидания!

Вылетела из кабинета пулей, растолкала всех длинноногих в коридоре и сиганула мимо лифта к лестнице.

А вдруг он станет меня догонять?

Этаж был всего лишь пятый и только на третьем я поняла, что зря спешила. За мной Исаев не кинулся.

Да он и не смог бы бегать с переломом.

Но я успела забыть об этом. Смутно помнила, даже как вошла в метро, как шагнула в вагон и поехала. Только через несколько станций поняла, что выбрала направление, которое ведет к дому, а не в университет.

А мне ведь нужно было вернуться в МГУ. Только зачем? Ах да, отдать ведомости декану. Я закрыла лицо руками, качая головой.

Те самые ведомости, которые остались на столе у Исаева. Возвращаться за ними точно не стоит. Что я ему скажу?

«Здравствуйте, Роман Андреевич, кажется, я у вас кое-что забыла, пока извивалась на коленях».

«Да что вы, Настя? — отзовется он своим едким от сарказма голосом. — Вы про собственное достоинство? Простите, не находил».

Вообще, непонятно, как я дальше буду учиться. Как буду смотреть в глаза Роману Андреевичу.

Как же стыдно, Господи! Я ведь чуть не изнасиловала его в собственном же кабинете. А уж как извивалась, как стонала! А если бы снова вошли эти неугомонные уточки?

А если они вообще все слышали?!

Вот почему он так упрямо целовал меня, не желая отпускать мои губы. Я-то решила, что ему просто нравится меня целовать. А у него просто вторая рука в гипсе! А никак иначе от меня тишины он бы не добился, ведь рот зажать мне не мог. А я быть тише не умела.

Такая уж я. Всегда была шумной. Громко стонала, охала, вздыхала и тому подобное. Вот еще одна причина, почему у меня не получалось со сверстниками, они ведь не обладали собственными кабинетами в «Москве-Сити».

Самое большее — спальня в родительском доме. Или место в общежитии. А эти места обязывали, чтобы секс был тихий и беззвучный.

А я не могла быть тихой.

Господи! Как жить-то дальше, зная, что я могу быть настолько похотливой, шумной и развратной? Что могу вот так с радостью запрыгнуть на собственного профессора? Горячего профессора, который тоже не против, а поэтому если бы мне хоть еще раз представился еще один шанс оказаться с ним наедине…

Я бы только сделала все хуже!

А если… Ох, мамочки! А если он решил, что я поступила так только ради того, чтобы он исправил недопуск?!

Хотя связи я не вижу, в конце-то концов, это я получила оргазм, а не он, но блин! Чем я лучше тех уточек в коридоре?…

О чем я только думала!

О торсе, темных сосках и горячем твердом члене, на котором я так извивалась, скрупулезно подсказал разум, ясно же о чем.

Боже, как мне в глаза-то ему теперь смотреть?

Из вагона я вышла, могу поспорить, бордовая, как будто меня только что хорошенько отжарили в бане.

Ну почти. Только не в бане, не сдержалась моя саркастическая сущность.

Едва вышла, сразу на ходу набрала Таню. Нужно было срочно спасать положение, и я знала только один выход. Надо выпить. Причем срочно.

— Ты дома? — спросила я.

— Ага, тут с Павликом такая тоска, — зевнула сестрица.

О, в этом я не сомневалась.

— Давай прогуляемся. Может, по пинте в «Клевере»?

— Не вопрос, дорогая, — мигом откликнулась она. — Пойду, накрашусь. Слушай, на ловца и зверь бежит! Мне Гриша как раз написал. Хочет встретиться. Ты как? Не против?

Вот черт. Только его мне сейчас не хватало. А с другой стороны…

Гриша Иванов был одноклассником моей сестры. Именно с ним у меня случился торопливо слюнявый поцелуй и первый секс. Такой же торопливый и слюнявый. Мы расстались как-то безболезненно и просто, когда он поступил в универ. Никто ни о чем не жалел и при встрече мы не испытали неловкости, оставшись хорошими знакомыми.

Встретиться с ним сейчас было бы очень кстати. С небес «Москва-Сити» на грешную землю, так сказать.

Есть ли шанс, что и на Гришу я буду также реагировать, как на Романа Андреевича? Так, чтобы от одного только взгляда сразу захотелось избавиться от трусиков? Может, увижу его шею в вороте рубашки и тоже захочу вонзиться в нее зубами, облизать и станцевать ламбаду, сидя на его коленях? Ну есть ведь шанс, что это возможно?

Может, то, что случилось между мной и Романом Андреевичем, это просто физиология и ничего больше?

Ну у кого бывает хороший первый раз? Да редко у кого! Может, и не виноват в этом Гриша. Может, только теперь, давно став женщиной, я и познаю всю прелесть секса с ним. Вдруг Грише прошедшее время тоже только пошло на пользу.

Да и девственности он лишил меня на даче, где все окна были нараспашку, а родители в это время выпалывали сорняки. Ну такая себе романтика. Может, в этом все дело? А он на самом деле был неплохой любовник?

К тому же… Кажется, Таня говорила он квартиру свою снимал. Правда, я в детали не вникала и вообще слушала краем уха.

— Ладно, Тань, зови его тоже, — сдалась я.

После всего, что со мной случилось, дома я точно не хотела сидеть. Хорошо, что есть старшая сестра, легкая на подъем, а у нее такие же друзья.

Сейчас как встречусь с Гришей, как зажгу!

Ох, и берегись Григорий! Похотливая недоучка выходит на тропу войны.

 

Глава 9

Гриша пришел с девушкой.

Со своей, мать его, девушкой, с которой он и снимал квартиру. Надо было все-таки слушать, что сестра рассказывала, а не вчитываться в очередной закон конституции РФ.

Секретничать с сестрой в «Клевере» я все равно не собиралась, да и не осмелилась бы рассказать ей о случившемся в «Москва-Сити» даже под пытками. Но хоть и милой беседы не было в планах, в итоге все вышло даже хуже, чем я могла себе представить.

Половину вечера моя Таня обсуждала с девушкой Гриши бьюти-блоггеров, а мы с Гришей обменялись кивками и уткнулись в телефоны.

А потом вечер испортился еще сильнее. Тане неожиданно позвонил парень, к которому она давно подкатывала, а он ее все время отшивал.

А тут…

Сам!

Позвонил!

Разумеется, Таня не могла устоять.

Она, конечно, рассыпалась передо мной в извинениях, потому что понимала, я нечасто выбираюсь вместе с ней в пивнушку, и даже если у меня не было привычки выворачивать перед ней душу наизнанку, мне хотелось просто спокойной беседы за пинтой пива.

Не вышло.

Как только к Тане пришел ее Армен, — Господи! — Гриша уже дошел до нужной кондиции и теперь не чувствовал никакого стеснения. Он прижал к себе девушку, лапая ее всеми конечностями, и стал запихивать ей язык в рот на глазах у всех.

Армен все это время строил глазки Тане и подсаживался к ней все ближе и ближе.

У него на лице было написано, что ему от нее нужно, и вряд ли в его намерениях было хоть что-то более серьезное, но Таня буквально таяла на глазах и щебетала какую-то несусветную чушь, краснея от его топорных комплиментов.

У меня от покерфэйса уже сводило скулы, так что я допила пиво, поднялась и расплатилась за него за стойкой.

— На-а-а-асть, — подлетела тут же сестра. — Ну прости, прости! Ну хочешь, завтра я точно только с тобой посижу? Ну, прости! Просто ты же видишь, какой он? Видишь? Ну, я прямо не могу!

Она была так искренна в своем восхищении, что я не могла на нее сердиться.

— Все хорошо, Тань, — покивала я. — Очень устала. Пойду домой. Тебя не ждать?

— Ой, — хихикнула она. — Нет, наверное. Я пока не знаю-ю-ю…

— Тань, — вдруг спросила я. — Ты когда-нибудь совершала такие поступки, за которые потом было очень стыдно?

— Это ты на что намекаешь?! — тут же взвилась сестра.

— Да ни на что, Тань, — махнула я рукой. — Забудь.

— Стой, Насть, — схватила меня за руку Таня. — Ты слишком правильная, расслабься. Все совершают ошибки. На то она и жизнь. Без этого никак. Просто забей и живи дальше. Только главное, знаешь что?

— Что? — напряглась я.

Так и знала, что самое интересное начинается под конец.

— Никогда не спи с женатыми мужиками.

Я уставилась на нее во все глаза, а потом медленно кивнула.

— Окей, — протянула я. — Если сегодня увижу женатого мужика, обязательно ему откажу.

— Вот и правильно, дорогая. Пока-пока, Арменчик меня уже заждался.

Она упорхнула обратно за стол, а я осталась одна, переваривать мысль, что, по сути, ничего не знала о личной жизни Исаева. Да нет, это не наш случай, верно? Он же сказал «холост» в больнице, когда я заполняла этот пункт анкеты.

Но если… Он имел в виду официальный брак, а у него был гражданский брак? Вот ужас ведь! А что, если я не только кончила от рук профессора, но и он со мной еще и изменил своей женщине? Ну не мог такой мужчина быть совершенно и абсолютно холостым!

По дороге я снова потянулась к телефону, ломая голову над тем, где искать ответы. Будь у Романа Андреевича пресловутый аккаунт в соцсетях, это заняло бы пять минут — выяснить его статус. Фотографии, отмеченные пользователи, лайки и комментарии. Доморощенный Шерлок Холмс в моем лице быстренько бы разобрался с этой задачей. И выявил бы ту, которая лицезреет его задницу в плавках и без.

А так… Он был и оставался полностью темной лошадкой. Не врываться же в деканат с вопросами о личной жизни профессора.

«Гугл» тоже никаких ответов не подсказал. Я нашла пару его фоток со звездами и, пока разглядывала улыбку на его лице, что-то даже кольнуло в боку.

Ревность? Да какая ревность? Просто межреберная невралгия.

Как можно ревновать практически незнакомого мужчину к другим незнакомым женщинам только из-за того, что он немного облизал твои соски?

Ох…. Зачем я это вспомнила.

И все-таки в том, как он обнимал этих звезд за талию, что-то было. Определенно. Или мне хотелось, чтобы было.

Он касался их этими же руками, которыми сегодня касался моей груди. Моих трусиков. Может, у него с ними все зашло куда дальше, чем оргазм через белье.

Наверняка.

Ой, очень может быть, что после моего бегства Исаев вообще впустил в кабинет ту самую уточку, задал ей каверзный вопрос про фитнесс-клуб и она не растерялась. Предложила минет охраннику, а Исаев тут как тут. Со стояком на перевес. Продемонстрируйте, мол, свои навыки на практике, стажер!

Я-то сбежала, оставила его… Да я и не смогла бы я, если бы он?…

Я даже замерла посреди улицы. Господи, или смогла бы?…

Опуститься перед ним на колени. Сделать все самостоятельно — расстегнуть ремень, приспустить джинсы и белье. Ведь с одной рукой не особенно-то удобно.

А потом…

Я сглотнула, облизав пересохшие губы.

Я еще никогда и никому не делала минет. То-то смеху было бы.

«Задавайте ваши вопросы. Что вам неясно?» — услышала как наяву голос Романа Андреевича. Вопрос, который я неоднократно слышала в аудитории, вот только раньше никогда не представляла в этот момент профессора со спущенными трусами и ровным красивым членом в одной руке.

И как теперь отделаться от этой картинки перед глазами? Как перестать думать, какой он там?

***

Когда я добралась до дома, уже близился вечер. Кажется, я шла до дома из «Клевера» куда дольше, чем предполагала. Разумеется, если по дороге я еще не раз и не два останавливалась, обдумывая собственное щекотливое положение.

Татьяны, разумеется, дома не было, как и мамы, а вот Павлик был тут как тут.

Как и было у него заведено, он моментально встретил меня в коридоре, как одинокий домашний кот, который постоянно вертится под ногами у хозяев.

— Ага, одна вертихвостка ушла, другая явилась. Как поживает надежда отечественной юриспруденции? — поинтересовался он, протискиваясь ближе в узком коридоре.

— Нормально, — буркнула я. — Опять скажешь, что ветровку ищешь? Куда ты лезешь?

— Да что ты как неродная, — буркнул Павлик, тяжело дыша. — Может, обнять тебя просто хочу?

Я пригляделась к его позе. Масляным темным глазкам. Принюхалась.

— У-у-у, да ты пьян, что ли?

— Ты как с отчимом разговариваешь?!

Приплыли.

— А сама-то, сама! Где весь день шатаешься? — не унимался он, при этом, правда, продолжая надвигаться на меня. — Одна накрасилась и умчалась в этой своей юбке, а я не остановил ее, так хотя бы тебе не дам совершить ту же ошибку! Никуда не пойдешь!

Он навалился на меня всем телом, придавив к входной двери, и раньше, чем я спохватилась, услышала, как он провернул ключ в замочной скважине.

— Ты что несешь?! — взревела я. — А ну отдай ключи!

Мне было плевать, что я только пришла и вообще-то уже никуда не собиралась, на ночь глядя. Я знала, чем может закончится такая безобидная, на первый взгляд, выходка. Очень хорошо знала. Вот только забыла. Потому что давно это было, и больше не повторялось.

И во всем этом виноват был Павлик, отвисшие коленки и острый кадык, который ходит от его частого кислого дыхания.

Я толкнула его от себя, что было мочи, не желая, чтобы он прижимался ко мне. Вообще касался меня. Он оказался тяжелым, этот Павлик, хотя и выглядел, как Кощей Бессмертный на диете — кожа да кости.

Таня считала его безобидным. И его приставания, и случайные поглаживания и касания — тоже. Я ведь тоже так считала.

Только теперь, когда я собиралась проскользнуть мимо него в свою с сестрой спальню, этот безобидный Павлик, мой собственный отчим, вдруг схватил меня за волосы и вжал со всей дури в дверь ванной.

— Куда это ты собралась? С мальчиками уже встречаешься, да? От них так же бегаешь? Не бойся, я аккуратно.

Я попыталась вырваться, но он вбил мне между ног колено, больно надавил на поясницу, так что я охнула, бесцеремонно засунул мне руку под юбку и резким движением содрал с меня трусики.

Господи, нет!…

И тут в дверь позвонили.

 

Глава 10

Павлик замер.

Воспользовавшись его замешательством, я вывернулась и бросилась к входной двери. Заколотила в нее руками и ногами, но при этом почему-то не могла выдавить из себя ни звука.

Я была уверена, что там, с другой стороны, Таня. Или мама. Кто-то из своих. И они обязательно меня спасут и остановят это безумие.

И только, когда из-за двери донесся голос, я поняла, что и Таня, и мама уже открыли бы дверь своими ключами. И не стали бы перед этим звонить.

Оглушенная, сбитая с толку, я тупо смотрела на запертую дверь и просто не могла ответить. Мои голосовые связки словно атрофировались.

Мужской голос за дверью снова повторил мое имя. Уже требовательнее. Строже. Как и произносил обычно, когда собирался ругать или отчитывать.

Я увидела, как Павлик мигом протрезвел, как затряслись его руки и он все-таки достал откуда-то из недр своих отвисших треников запасной ключ.

Не сразу попал в замок, но, как только, он отпер дверь, та распахнулась моментально. На пороге моей квартиры возник Роман Андреевич собственной персоной. В своих джинсах и белой рубашке, пуговицы, которой я сегодня так и не застегнула до конца.

Я только могла, что стоять и моргать, глядя на него. До сих пор не верилось, что это происходит взаправду. Сердце колотилось в груди, как бешенное. Я дышала, как будто пробежала стометровку быстрее, чем это удавалось Усейну Болту.

— Настя? — с тревогой в голосе спросил Исаев.

Его синий грозовой взгляд метался от меня к Павлику. От Павлика снова ко мне. А после остановился на каком-то белом комке, который валялся между нами на полу коридора.

Мои трусики.

В напряженной тишине я издала первый звук — всхлипнула. Затряслась всем телом, попятилась к распахнутой двери, качая головой, как умалишенная. Ну теперь он точно убедится, что у меня не все дома.

Исаев, впрочем, уже сделал все нужные выводы.

Он шагнул к Павлику, и тот моментально юркнул на кухню, повторяя: «Вы не так поняли, это не то, что кажется». Для полноты картины ему оставалось только добавить: «Я все маме расскажу».

С каким дерьмом мы жили все это время бок о бок.

— Настя, мы уходим.

Роман Андреевич говорил тихим, вкрадчивым голосом. Я никогда не слышала, чтобы он так разговаривал. Я кивнула. Говорить по-прежнему не получалось.

Так и вышла, не задавая ни единого вопроса о том, куда мы уходим, почему вообще он меня уводит и что будет дальше. Я точно знала, что не останусь в этом доме. Плевать, поживу в хостеле, если нужно будет. Выпрошу в деканате общежитие. Сделаю, что угодно, но больше никогда не вернусь под одну крышу с этим человеком.

***

Мы вышли из подъезда, Роман Андреевич бережно коснулся меня левой рукой и подвел к «Майбаху». Усадил на заднее сидение, завел машину и через минуту мы уже были на шоссе.

Меня успокаивал низкий гул мотора. Я смотрела то в окно, то на свои колени, то на руку романа Андреевича, которой он небрежно придерживал руль. Все время одной рукой. Ох, так у него же правая сломана!

Я откашлялась и робко предложила:

— Может быть, давайте я сяду за руль?

Он одарил меня пронзительно острым взглядом через зеркало.

— Вы не в том состоянии, Настя. Да и не в той водительской категории, чтобы водить мою машину.

Я сразу же поняла весь абсурд своего предложения. Глупее было бы только предложить Мике Хаккинену сесть за руль болида. Да я за царапину на «Майбахе» буду половину жизни отрабатывать.

— А, ладно. Простите, просто неудобно же… Левой рукой. И опасно. Наверное, — вздохнула я.

— Поверьте, Настя, я делаю много чего теперь исключительно левой рукой. И это гораздо опаснее, чем вести машину.

Я вспыхнула, уловив намек на сегодняшнее недоразумение в его кабинете. Черт меня дери, одна фраза, один намек от Исаева, а я тут же как бочка с порохом, готовая рвануть в любой момент.

Нет-нет, нельзя снова терять голову. Пора взяться за ум и начать задавать правильные вопросы.

Например, такой?

— А зачем вы приезжали ко мне?

— Хотел прояснить… создавшуюся ситуацию.

— Ясно. Мы будем прояснять ее сейчас?

— Боюсь, что нет, — на светофоре Исаев взъерошил волосы левой рукой. — Не против, если покатаемся немного? Мне нужно заехать по одному делу на полигон, — Исаев глянул на часы на приборной доске. — Знаю, что поздно, но меня вызвонил клиент буквально за полчаса до того, как я выехал из офиса. Я не могу ему отказать.

— Ничего себе, а почему на полигон? — удивилась я.

— Он коллекционирует оружие. Ездит по разным странам, скупает уникальные экземпляры. Может купить средневековую пушку или турецкую шашку времен Османской империи, я уже несколько лет помогаю ему с оформлением различных документов. Он сейчас как раз на полигоне, тестирует свою новую игрушку, как он их называет.

— Ладно, я поеду, куда скажете. Только, если сама вам не помешаю.

Роман Андреевич медленно покачал головой, глядя на меня в зеркало дальнего вида, но так больше ничего и не сказал. Я устроилась у окна, зачарованно глядя на огни ночной Москвы. Солнце уже зашло, тихо играло радио, и мы больше не говорили ни слова. Исаев бодро объехал пробки окольными путями, и скоро за окном замелькала лесополоса.

Роман Андреевич оценил мой перепуганный видок через зеркало, обернулся и проговорил:

— Настя, пожалуйста, не надо меня бояться. Клянусь, я не бросаюсь на студенток и не домогаюсь. Я тебя больше не трону, обещаю. Мы вернемся в город, и уйдешь, как только захочешь.

От его тона и взгляда веяло такой искренней надежностью и теплом, что я моментально поверила и снова совершенно иррационально обиделась.

Подождите, он сказал…

Уйдёшь?

Мы еще никуда не приехали, а он уже говорит об уходе. А если я не захочу уходить?

Больше не тронет?

Так и знала, что ему не понравилось. И уж, конечно, он не захочет ничего повторить с такой, как я. Не такая уж я шикарная, как эти его цапли-куры-утки. А мой потолок — пьяный изнемогающий Павлик. Или торопливый Гриша.

Я закусила губу, чтобы не дать волю эмоциям, и просто кивнула. Исаев принял этот ответ, как исчерпывающий и снова вернул свое внимание на дорогу.

Спустя четверть часа, Роман Андреевич съехал с дороги на разбитую колею посреди поля и остановился возле шлагбаума.

— Выходим, — скомандовал он.

Кругом шумел лес, а вдали горел свет. Громкие резкие выстрелы пугали: я то и дело вздрагивала. В воздухе чувствовался привкус пороха.

— Смотрите под ноги и идемте за мной.

Мы миновали несколько пустых полигонов справа и слева от тропинки с мишенями разных типов: сквозь дыры в подвешенных жестяных банках свистел ветер, а сами они перестукивались между собой, как колокольчики. Большую часть декораций на тренировочных полигонах я не разглядела, так как было темно и надо было смотреть на дорогу, а не вертеть головой по сторонам.

Исаев свернул к освещенному полигону и указал на деревянную беседку в стороне, где на столе вместо привычных шашлыков и бутылок с алкоголем лежали коробки с патронами, пистолеты и даже один автомат. Или ружье? Кажется, все-таки автомат.

Со стола Роман Андреевич взял огромные наушники и сам одел их на меня. Сразу стало тише и спокойнее. Наушники были только одни, так что, немного оглохнув, я крикнула:

— А вы?

Он махнул рукой, мол, не нужно и так обойдется.

Мужчина, тем временем, перестал расстреливать картонный манекен и обернулся:

— Рома! Ты все-таки приехал! — обрадовался он, а потом заметил меня и улыбнулся: — Ох, простите, что отвлек. Я его украду у вас ненадолго.

Ой. Он что решил, что у меня с Исаевым… свидание?

— Сережа, это моя студентка, — тут же встрял Роман Андреевич, пожимая его руку левой. — Прости, что так поздно, раньше вырваться не смог.

— Да это ты меня прости, Рома, что выдернул тебя за город с твоей рукой, но дело срочное.

Он спрятал пистолет в кобуру на поясе. Его лицо показалось знакомым, кажется, он вел на телевидении передачи для детей. Кто бы мог подумать, что у него такое хобби. Я тут же отдернула себя, чтобы не разглядывать его, как последняя деревенщина.

А еще старалась не вслушиваться в дела Романа Андреевича, в которые его посвящал мужчина, достав бумаги из дипломата. Мой профессор только кивал и иногда тяжело вздыхал.

— Нет ничего невозможного, — наконец, ответил он, — хотя, в этот раз, будет сложнее.

— Да я уже понял, — скривился мужчина. — Прости, что так не вовремя с твоей рукой. Может, отпуск возьмешь или больничный?

— У кого? — хмыкнул Исаев. — У самого себя? Если на этом все, то мы тогда поедем. Я наберу, как узнаю детали дела.

Роман Андреевич задумчиво посмотрел на меня, я стала стаскивать огромные наушники, но тут он сказал:

— Слушай, Сережа, а можно мы тоже постреляем?

 

Глава 11

Сережа аж расцвел, когда услышал, что Исаев хочет стрелять. А я удивленно опустилась обратно на скамью, с которой подскочила минутой ранее.

— Да неужели, Рома? Столько лет тебя уговаривал и сейчас, в гипсе, ты решился? Нет, ну одной рукой тоже можно из «Макарова»…

Роман Андреевич покачал головой.

— Нет, я не буду. Вот Настя пусть постреляет.

Сережа с удивлением посмотрел на меня.

— Как скажешь. Сейчас принесу еще патронов из машины. Проинструктируешь пока девушку?

Роман Андреевич кивнул и сделал мне знак подойти. Я выбралась из-за стола, теребя наушники в руках.

— Стреляла когда-нибудь? — спросил он.

— Нет.

— Тогда слушай внимательно.

Он встал позади меня и сказал над самым ухом:

— Ноги на ширине плеч.

Я сглотнула и расставила ноги. Он перехватил левой рукой мое предплечье и поднял руку.

— Зачем вы это делаете? — прошептала я, глядя на него вполоборота.

Его лицо было так близко.

— Тебе нужно избавиться от стресса. Стрельба отличный способ сэкономишь на походы к психоаналитику. Все это произошло с тобой впервые или происходило постоянно?

Я сделала глубокий и судорожный вздох. Я держалась все это время, не давала себе эмоций, пытаясь заглушить панику и ужас, но оказалось, что они никуда не делись. Были тут как тут. Наверное, потом, если бы я сейчас продолжила делать вид, что ничего не случилось, было бы только хуже.

— Он пытался… раньше, но никогда не был таким агрессивным, как сегодня, — тихо ответила я. — Я думала, что мне кажется… Что это не так, но… Знаете, почему я только однажды пропустила ваши лекции? Павлик тогда тоже выпил, только не вечером, как сегодня, а прямо с утра. Когда я проснулась, Павлик уже храпел на всю запертую квартиру. Пришлось вызывать слесаря. Ждать его. Вскрывать замки. На все про все ушел целый день. Танька, моя сестра, в тот день не ночевала дома, а мама была на работе. Я только сейчас понимаю, что почти двенадцать часов провела рядом с ним, пока он был в невменяемом состоянии. Мне бы никто не пришел на помощь. Он пытался, но я отмахнулась, не приняла его всерьез, потому что никогда не воспринимала. А Павлик, когда проспался, разумеется, ничего не помнил. Ни почему двери запер, ни куда ключи дел, ни что на уме у него было… А я решила, что ничего страшного не произойдет. Подумаешь, один день пропустила. Даже забыла об этом, была уверена, то вы влепили мне недопуск по ошибке. Помчалась за вами в этот бассейн… Руку вам сломала. А не было никакой ошибки, Роман Андреевич… Простите меня.

Я всхлипнула и вздрогнула, когда почувствовала, как он невесомо провел рукой по моим волосам.

— Все в порядке, Настя. Я не сержусь. И с учебой твоей разберемся.

— Спасибо, что выслушали.

— Тебе спасибо, что рассказала, — эхом повторил он.

Я услышала шаги Сережи и смешно вытерла глаза ладонью. Он зарядил пистолет и подошел к нам с другого боку.

— Сам объяснишь технику безопасности? — спросил он Романа Андреевича.

Тот кивнул. Взял пистолет левой рукой и объяснил, как держать и как не прострелить самой себе ногу. С одной стороны, это был все тот же профессор, что и весь этот год приходил в аудиторию и мучил нас юридическими терминами, а с другой стороны… Что-то изменилось.

Что-то неуловимое и необъяснимое, из-за чего я смотрела на него и больше не могла видеть и воспринимать его, как прежде.

Напоследок Роман Андреевич сам водрузил мне наушники на голову, отошел в сторону. И он оказался прав. Стрельба отлично прочищает мозги. От первого выстрела у меня сердце в пятки ушло, от второго, наоборот, взметнулось к горлу. В третий и четвертый выстрелы я вложила всю свою ненависть к Павлику, которую старательно уничтожала все эти годы после того, как он стал жить с нами.

Я знала, что больше никогда не вернусь домой. И не стану терпеть прежнее поведение.

Еще не знала, как вообще жить дальше, но я точно не собиралась позволять ему портить мне жизнь. Когда я угодила два раза подряд в голову бумажного манекена, то радостно обернулась к Роману Андреевичу и не сразу поняла, почему он резко отшатнулся в бок. Как и Сережа.

Ах, черт, нельзя же наставлять на других людей заряженное оружие.

— Простите! — одумалась я, направляя дуло в землю. — Я больше не буду.

— Да уж, постарайся не отстрелить ему самое важное, — отозвался с усмешкой Сережа. — Сама же потом плакать будешь.

Я вспыхнула мигом, но, кажется, это была всего лишь шутка.

— Приезжайте еще! Когда будет светло! Я вам пулемет привезу! — пообещал с горящими глазами Сережа, а Роман Андреевич покачал головой:

— На него же еще документов нет, Сережа. Ты его ровно до первого патруля довезешь.

— Обижаешь, я его незаметно привезу, — хохотнул Сережа. — Все равно ты меня, Рома, потом от чего угодно отмажешь.

После мы вернулись в машину. Роман Андреевич снова завел машину, вырулил на трассу. Я поняла, что на этот раз, как-то сама собой, села на переднее пассажирское сидение. И что ехала все время, с улыбкой глядя в окно, иногда тихо подпевая песням на радио.

Рядом с ним было так спокойно и так естественно, что аж удивительно.

Уже в городе на первом светофоре я поняла, что так и не спросила, а куда мы теперь, собственно, едем. Ведь мне надо было озаботиться тем, где я вообще проведу эту ночь.

— Вы, кажется, хотели поговорить, Роман Андреевич? Или поздно уже? Вы меня до метро не подкинете?

— Нет.

Я уставилась на него. Он тронулся, когда светофор переключился на зеленый, и сказал совершенно спокойно:

— Мы едем домой, Настя. Ко мне домой, разумеется.

Я широко раскрыла глаза. После всего, что случилось, мне и у черта в аду будет комфортнее, чем в одной к квартире с Павликом, но домой к профессору тоже как-то странно.

Хотя что странного? После того, что я наделала сегодня в его кабинете, весьма вероятно, что он… все равно хочет продолжения? Логического окончания?

Может быть, даже взамен за зачет?

— А зачем к вам домой? — выдавила я едва слышно, боясь и одновременно предвкушая его ответ.

Самое поразительное, что мне даже отказываться не хотелось. Даже если он сейчас прямо скажет, что везет меня домой к себе трахаться.

Вообще, я была по умолчанию согласна на все, что он предложит, хотя чувство собственного достоинства приказывало прекратить думать тем, что между ног.

Я поерзала на сидении, так некстати вспомнив, что вообще-то все время была без нижнего белья.

Что-то подсказывало, я соглашусь со всем, что он предложит. Еще и буду добавки просить.

Его спокойствие и желание помочь, его внезапное, но такое своевременное появление. Если я — его наказание, то он очень похож на мое спасение.

Мы как раз снова встали на светофоре, когда он ответил:

— Мы ведь так и не поговорили. А я слишком устал, чтобы тащиться в какой-нибудь ресторан. Еще и таблетки забыл дома… Рука просто отваливается. Или ты опасаешься оставаться со мной наедине?

— Н-нет… — соврала я.

На самом деле, опасалась. Но не того, что он может сделать со мной, а того, в кого я превращалась рядом с ним. И сегодняшний случай в кабинете тому живое доказательство.

— Если хочешь, можешь сказать консьержу в холле, чтобы вызвал полицию, если ты не выйдешь через час, — весело подмигнул мне Исаев.

— Так и сделаю, обязательно, — кивнула я.

А еще мне явно не обойтись без бригады пожарных, которые остудят мой пыл.

***

Вскоре я стала узнавать окрестности. Мы снова ехали в центр, к «Москва-Сити». Оказывается, Исаев жил прямо в двух шагах от собственного офиса.

Как удобно. И как скучно.

Он заехал на подземный паркинг и помог мне выйти из машины. Я озиралась по сторонам, пока Исаев вел меня к холлу, рассказывая по дороге:

— Если повернуть налево, по той стрелке, то сразу можно пройти к лифту.

— А почему мы не пошли туда?

— Чтобы тебя увидел консьерж, разумеется.

Освещённый, просторный зал первого этажа был надраен до блеска и манил уютными диванчиками в зоне ожидания, слегка дурманя запахом живых цветов в вазах.

Мы подошли к стойке, из-за которой приветливо улыбался мужчина средних лет.

— Роман Андреевич, добрый вечер, — поприветствовал он. — Вам письма. Как всегда.

Исаев протянул руку, чтобы получить корреспонденцию. Я сразу узнала печати судов.

— Спасибо, Евгений Петрович, — вежливо ответил мой преподаватель. — Давайте распишусь.

— Конечно, как ваше самочувствие?

— Спасибо, все так же паршиво, — кивнул Исаев. — Кстати, это Анастасия Тихомирова, моя гостья.

Консьерж кивнул и открыл журнал, вписывая туда мое имя.

Странно. На полигоне он представил меня своей студенткой, а здесь — гостьей.

Мне уже нужно переживать или нет?

 

Глава 12

Пока консьерж писал в журнале, Роман Андреевич красноречиво на меня посмотрел, давая понять, что сейчас лучший момент, чтобы предупредить о том самом звонке в полицию, о котором мы говорили в машине.

Я отрицательно помотала головой, не сдержав при этом широкой улыбки.

— Если это все, мы пойдем, Евгений Петрович, — сказал Исаев.

— Не смею вас задерживать, доброго вечера, выздоравливайте.

Исаев поблагодарил и коснулся моей спины мимолетным движением, направляя к лифту.

Лифт был новым потрясением. Меня впечатлил даже тот просторный и зеркальный в бизнес-центре, а этот в жилом комплексе оказался просто огромным. Я озиралась, забыв про правила приличия, пока не наткнулась на насмешливый взгляд Исаева, и сразу уставилась в пол, снова отчаянно краснея в сто тысячный раз за этот день.

— Нравится? — спросил Роман Андреевич без тени издевки. — Я тоже поначалу головой по кругу крутил каждый раз. Даже, когда с попутчиками ехал. Такой здоровый. Как будто тут слоны живут, а не люди.

Я хохотнула.

— Ага, пожалуй, я б могла в нем жить. Мне много не надо.

— Это хорошо, — загадочно кивнул Роман Андреевич.

Уточнять, что именно хорошо, я не стала, потому что мы приехали.

— Ни хрена себе, — не сдержалась я, когда двери лифта открылись прямо в гостиную шикарных апартаментов.

— Проходи-проходи.

Исаев подтолкнул в спину остолбеневшую меня.

Я шагнула в гостиную, уронила рюкзак на пол.

— Разуйся, пожалуйста. Не выношу грязь в доме.

— Д-да, конечно, — очнулась я, стаскивая босоножки.

Роман Андреевич тоже снял туфли, открыл нижний ящик шкафа и педантично пристроил обувь в свободной нише, мои он тоже поставил на полочку и только потом закрыл шкаф.

— Пойдем на кухню, — проговорил он и снова тронул за спину, показывая больной рукой направление, чуть морщась от лишних движений.

Я снова прошла по его велению в кухонно-столовую зону. Правда, опять чуть не свернула шею, восхищаясь огромным панорамным окном пентхауса.

Стоит признать, живет мой профессор шикарно. Я даже перестала осуждать тех уточек, которые пытались любой ценой хоть на шаг приблизиться к Исаеву и всему этому великолепию.

— Хочешь чай-кофе? — радушно предложил Роман Андреевич, но сразу добавил: — Только придется самой сделать.

— Почему? Вы ведь машину одной рукой водите. Неужели не справитесь с чайником?

Мне определенно стоит научиться затыкаться вовремя.

Исаев прищурился.

— Я многое могу делать левой рукой, Настя, но это все равно получается не так хорошо, как правой.

И снова я вспыхнула от его намеков.

— К тому же, ты сама сломала мне руку и отлично справилась с рубашкой. Я могу только предвкушать, какой потрясающий чай ты приготовишь.

— Уговорили, Роман Андреевич. Но лучше апеллируйте к чувству вины. Лесть из ваших уст звучит так себе.

— Чайник глиняный в третьем ящике. Вода только бутилированная, внизу найдешь, кипятить не до конца. Улун этого не терпит. Настоять ровно три минуты. Сам чай наверху, в мешочке.

А вот и наш ментор вернулся. Давненько не виделись.

По инструкции Исаева я без труда нашла все, о чем он говорил. Космический чайник загорелся желтым, и я по наитию догадалась, что это как раз нужная температура для улуна. Слава богу, я подрабатывала официанткой и была знакома чайными церемониями.

Бросив в заварник немного сухих листьев из мешочка, я залила их водой и накрыла крышкой.

— Голодная? — спросил Исаев. — Что-то точно есть в холодильнике готовое. Не стесняйся.

— Нет, спасибо. Только чай. Идеально.

Темно-коричневые глиняные чашки с толстыми стенками в цвет чайника висели на штанге. Я сняла две, заодно прихватила термо-коврик, бросила его на стол и только потом разлила чай по чашкам, тут же вылила первый настой и залила чайник снова, давая настояться на несколько секунд дольше, прежде чем опять наполнить уже теплые чашки.

Исаев следил за мной оценивающим взглядом, а я все ждала, что начнет орать, что я делаю все не так. Как на Марину в тот день у клиники и по телефону. Но его цепкий взгляд, хоть и холодил кровь, но больше не вспыхивал от ярости.

Кажется, я прошла какой-то очередной тест?

— Я буду говорить прямо, Настя, — выпалил Роман Андреевич, подтверждая мои подозрения. — Я не целуюсь со студентками и не распускаю руки.

— Это я помню, — буркнула я, неистово глазея в чашку с чаем.

— Не лишним будет повторить. То, что случилось днем не должно влиять на наши отношения.

— У нас и нет отношений, Роман Андреевич, — безэмоционально проговорила я, продолжая не смотреть на него.

— Не надо цепляться к словам, Тихомирова. Вы все прекрасно понимаете.

Он начал раздражаться и это внезапно показалось мне невероятно возбуждающим. Совсем с ума сошла, наверно.

— Предлагаю не делать из этого пикантного эпизода в моем кабинете эпохальное событие.

А вот тут опять обидно стало. Значит, я для него действительно нечаянная слабость, недоразумение. Хорошо, что он не знает, что я сегодня испытала самый потрясный оргазм в своей жизни.

Я наконец-то нашла силы и смелость поднять голову и дерзко выпалила:

— Конечно, ведь ничего особенного и не произошло. Будем считать, что ничего и не было. Подумаешь, — фыркнула я.

Роман Андреевич нехорошо прищурился, но кивнул.

— Вот и славно. К слову, вы так спешно удрали, Настя, что забыли ведомости. Я сам отвёз их в деканат, там узнал ваш адрес и поехал к вам, чтобы объясниться. Раз об инциденте мы договорились, то теперь что касается вашего «недопуска». Вы хотите его исправить?

— Да.

— Я так и думал, тогда предлагаю его отработать.

— К-как?

— Не так, как вы только что подумали, — Роман Андреевич закатил глаза.

— А что еще я могла подумать? Ведь занятия официально окончены!

— Да, но мне все еще требуется помощница, а вы, насколько я узнал в деканате, подавали заявку на стажировку у Авдеева, на которую из-за «недопуска» теперь не можете рассчитывать. Я предлагаю вам убить двух зайцев одним выстрелом. Вы соглашаетесь на стажировку у меня в «Фемиде» этим летом, я допускаю вас к сессии. Что скажете?

Стажировка в «Фемиде»? Он это серьезно? Если к Авдееву была очередь, а там был уровень много ниже, то о стажировке у Исаева никто даже думать не смел!

Вот только была одна загвоздка.

Я откашлялась.

— Ну… Я как бы уже сдала сессию. Досрочно.

Он вскинул одну бровь.

— Каким же образом без моего зачета?

— Договорилась. Я отличница, меня любят.

— Потрясающе, — хмыкнул Исаев. — А вас все-таки нельзя недооценивать, Настя.

Голова шла кругом.

Я не могла отказаться. Просто не могла. Даже с учетом того, что, возможно, мне придется все время ходить на работу в мокрых трусиках, я не могу отказаться от такого предложения!

— Я согласна.

Исаев кивнул, словно услышал что-то, само собой разумеющееся.

— Я так и думал, но это еще не все. Я предлагаю вам стать моей правой рукой, Настя. В прямом и переносном смысле.

 

Глава 13

У меня отвисла челюсть.

— Вы шутите?

Исаев поднял правую руку в ортезе пальцами вверх и сказал:

— Какие уж тут шутки, Настя? Вы мне идеально подходите. Студентка юрфака, отличница и умница. Вы даже чашки ставите на коврик без напоминания. А Марина и спустя три месяца умудрялась скрипеть горячим фаянсом по стеклу стола.

Меня передернуло.

— Мне кажется, это самый отстойный звук в жизни. Как вы продержались-то три месяца?

— Она девушка моего партнера, — пожал плечами Исаев.

— Вот пусть бы у него и работала.

— Пусть, — согласился Исаев. — Так что на счет нас с тобой?

Это «нас» звучало так интимно, что я снова начала покрываться пятнами от непотребных мыслей. Я тряхнула головой, отгоняя непрошеные мысли.

— А что именно будет входить в мои обязанности? Огласите, пожалуйста, весь список.

— Прежде всего, ты должна будешь жить здесь. Со мной.

ЧТО?!

— Вы это серьезно? — откашлялась я, подавившись чаем.

— Да. Мой рабочий день начинается в шесть утра и заканчивается, как ты видишь… Черти когда. Сейчас я веду несколько дел на Дальнем Востоке, поэтому, обычно, в семь утра у меня на руках уже должны быть бумаги, подготовленные для видеоконференции. Примерно, два часа в день я провожу за письмами, три часа — работаю со срочными бумагами. Я постоянно что-то пишу, печатаю, выписываю или подчеркиваю. Я меняю клавиатуры чаще, чем женщин, потому что даже самая надежная техника не выдерживает того объема работы, с которым мне приходится сталкиваться ежедневно.

Надо ли говорить, что из всего монолога мой разум выцепил только слово «женщин»?

Исаев сделал глоток чая и продолжил:

— Я рассматривал вариант нанять сиделку, поскольку сегодня не смог даже завязать шнурки самостоятельно. Но, видишь ли, Настя. Я очень разборчив в людях, а еще я…

— А еще вы человеконенавистник, — подсказала я.

Его губы тронула мимолетная улыбка.

— Можно сказать и так. В общем, с выбором подходящей сиделки я бы до второго Пришествия не управился. А уж гипс мне точно снимут раньше. Вдобавок, еще и Марина уволилась.

— Вы ее уволили, — снова не удержалась я.

— Сути дела это не меняет. Я остался без помощницы, а сегодняшний кастинг в офисе вы уже видели. У меня просто не останется времени, чтобы работать, если я буду проводить поиск сиделки и помощницы одновременно.

— Поэтому вы решили совместить.

— По-моему, это логичный и разумный выход. Я вам доверяю. Я точно знаю уровень ваших знаний, а, должен сказать, я сыт по горло красными дипломами, за которыми стоят совершенно пустые головы. Я знаю, что вы дисциплинированная, собранная. Все это только на то время, пока у меня гипс. К тому же… Пока ты будешь жить здесь, ты будешь в безопасности, — договорил он тише.

Я допила чай и сказала тихо:

— Вы уж определитесь, на «вы» мы или на «ты».

— Прости, — отозвался он. — Понимаю, что мое предложение для тебя сейчас как снег на голову. Но ты все-таки подумай. И можешь даже не отвечать сейчас. Останься на ночь, убедись, что я не полезу тебе под юбку при первом удобном случае.

Да хоть бы и полез?…

— Или у тебя были другие планы на сегодняшний вечер? — продолжал Роман Андреевич. — Я пойму, если ты помчишься переночевать к подружке. Только не возвращайся домой, Настя.

При всем абсурде ситуации больше всего на свете я хотела сейчас остаться здесь, с ним. Бороться с этим желанием у меня не было сил, и я помотала головой, отказываясь от поздних ночных метаний.

— Я останусь, Роман Андреевич. Ваше предложение более чем заманчивое, просто… Я боюсь, что не справлюсь, и что буду вас только бесить все это время.

— Обязательно будешь! — воскликнул он, даже не став со мной спорить. — Но твое остроумие я переживу, главное больше не хватай меня за руку, и тогда я тебя не убью. То есть, не уволю. Спасибо за чай. Пойдем, я покажу тебе спальню.

«Вашу спальню?» — чуть не спросила я, но смолчала. Сумела!

Он встал из-за стола, сполоснул чашку под струей воды, поставил на сушилку, попросил:

— Пожалуйста, вымой свою чашку и протри вместе с моей. Ненавижу мокрую посуду. Если проголодаешься ночью, холодильник весь твой. Все остальное покажу и объясню утром. Идем?

Я кивнула, протирая посуду полотенцем.

— Что такое? — нахмурился Исаев. — Я же вижу.

— Да вот просто думаю, а как у вас с личной жизнью? То есть, не то, чтобы она меня волновала, вы взрослый мужчина, понятно, что она должна у вас быть, — затараторила я, видя, как сгущаются тучи в глазах Исаева, — просто раз уж мы рассматриваем вариант, при котором я буду жить тут с вами… Понимаете, вы как, мужчина в самом расцвете сил… В общем, мне бы не хотелось вам мешать, если вдруг вы…

— Я что?

— У вас в данный момент вообще кто-то есть вообще? Вы… Состоите в отношениях? Встречаетесь с кем-то для здоровья? Просто… Я думаю, мое присутствие в вашей квартире в такой… кхм, щекотливый момент, будет более чем странно, вы так не думаете?

— Я понял тебя, Настя. И не стану приводить сюда женщин, чтобы пощадить твои чувства, — ответил он. — В свой собственный же дом, позволь заметить! Но я учту твои пожелания.

— Спасибо. Но вы так и не ответили на мой вопрос.

Исаев смотрел на меня в упор, не моргая, играя желваками.

— В данный момент у меня никого нет, — наконец, ответил он.

— Рада слышать, ну вернее, сочувствую… А короче! — ругнулась я. — Спасибо за честность. Я тоже сейчас ни с кем не встречаюсь… В общем, — простонала я, — просто давайте сделаем вид, что этого разговора никогда не было.

— Хорошо, — с облегчением согласился Роман Андреевич.

Он повел меня по коридору мимо запертых дверей, толкнул третью слева и указал рукой:

— Твоя спальня.

Мы замерли оба на пороге, глядя на широкую кровать с кованым изголовьем и покрывалом мятного цвета. За занавешенными прозрачными шторами окнами мигала ночная Москва.

— Полотенца в шкафу, ванная комната здесь своя.

— Ясно, — кивнула я. — А вы?…

— Моя комната дальше, — он неопределенно махнул рукой и выдохнул: — Настя?

— Да, Роман Андреевич? — я тут же обернулась к нему.

— Расстегни мне пуговицы на рубашке, пожалуйста.

— О, конечно.

Я приподнялась на цыпочках, чтобы дотянуться до пуговиц у него под горлом. Тишина обволакивала дурманом, подговаривала на неприятности, так что пришлось заставить себя целиком сосредоточиться на пуговицах.

Только пуговицы. Он не собирается залезать мне под юбку. Так он сам сказал.

— Я не спросил тебя. Ты ведь умеешь завязывать галстук?

Голос Исаева был низким, с легкой хрипотцой. Это тут же свело на «нет» мою концентрацию. Дыхание сбилось, а пальцы будто бы случайно прошлись по его коже, которая тут же покрылась мурашками. Я стояла близко, в каком-то шаге от него, так что хорошо их видела.

— Не волнуйтесь, умею. Расстегивать дальше?

Роман Андреевич кивнул.

— Я ведь не собираюсь спать в рубашке, Настя.

Я потянула на себя его рубашку, освобождая из джинс. Жест был интимным, возбуждающим. Торс, к которому хотелось прижаться грудью, с плоскими сосками, снова был прямо передо мной.

Сглотнув, я разделалась с последней пуговицей.

— Спокойной ночи, Настя, — сипло проговорил Исаев.

— Спокойной ночи, Роман Андреевич.

И кубики, которые хочется пересчитать языком. Ух. Это будет жаркая стажировка, если я на нее все-таки соглашусь.

Подумаю об этом утром. А пока в душ!

 

Глава 14

Проснулась я от звонка мобильника.

— На-а-асть, — зевнула Таня, — я на месте, что дальше? Если честно, на меня подозрительно косится дядька за стойкой. Дуй сюда вниз, а то я его немного боюсь, а если ты будешь копаться, то я точно опоздаю на работу.

Вчера перед сном я позвонила Тане и попросила привезти мне немного вещей. Она, конечно, обалдела, услышав адрес, но не стала устраивать разборки. Наверно, торопилась к своему Армену под бок.

Я подскочила с кровати, ухватила халат и успела глянуть на часы на телефоне. Без пяти шесть, ну вот! Надеюсь, успею сгонять вниз за вещами. И больше не буду дефилировать тут при профессоре без нижнего белья, испытывая на прочность самообладание.

— Вообще-то ты опоздала, — сказала я Тане. — Мы на пять тридцать договаривались.

Таня опять смачно зевнула.

— Вообще-то, — в тон мне ответила сестра. — Я от Армена только в четыре часа утра уехала! Радуйся, что я вообще здесь с твоими шмотками… А, нет, погоди, этот дядька-таки до меня докопался. Повиси минутку… Ага, здрасти! Пропуск? Какой пропуск?…

Ох, черт, надо спасать сестру.

Пока завязывала халат на поясе, снова оглядела свою спальню. Невероятно, что я оказалась тут, на верхнем этаже одной из башен «Москва-Сити», в шикарном пентхаусе Романа Исаева.

И без трусиков.

— Эй, Насть? — снова оживилась в трубке Таня. — Короче, я назвала милейшему дядечке твое имя, и он сказал, что отправит шмотки наверх по звонку, а подниматься самостоятельно мне туда нельзя… Систер, блин, наверх? По звонку?! Что ты делаешь там наверху и с кем? Очень надеюсь, что трахаешься с моим будущим свояком. Или как там муж сестры называется?

Я расхохоталась, но посвящать Таню в подробности было некогда. Спасибо небесам, что у меня вообще есть такая сестра, которая примчится по первому звонку в пять утра, с чистыми трусиками и одеждой, не задавая лишних вопросов.

— Давай потом. Спасибо огромное за вещи. Я твой вечный должник.

— Да уж сочтемся, — выпалила сестрица, чмокнула в трубку и отбила звонок. — Ты обещала мне палетку от «Диор», не забывай!

Ну да, это же Таня, которая не делает ничего просто так. Палетку так палетку, главное, что она вообще приехала в такую рань.

Натянув халат, который я еще вчера облюбовала после душа, вышла из спальни. Учитывая тот факт, что ночью я спала, как убитая, и никто меня (к сожалению) не домогался, не было ни одного повода или шанса отказывать Роману Андреевичу. Работать в «Фемиде» — это мечта. А дополнительные функции помощницы по дому и с рубашками — это временно и вынужденно. Я ведь сама сломала ему руку. Буду отрабатывать.

Кругом было тихо. Я мышкой прокралась в огромный холл и тут…

— Уже пять минут седьмого! — рявкнул Роман Андреевич прямо за моей спиной.

Противовоздушная сирена была и то тише!

Я ошалело обернулась.

Профессор уже сидел за столом на кухне, листал что-то в планшете, перед ним были разбросаны бумаги. Рядом стоял включенный ноутбук. Он был в футболке и в одних свободных домашних штанах, злой как черт, и уставший с самого утра.

Словно он и не уходил спать или спалось ему паршиво.

— Здрасти, — пискнула я. — Просто мне тут… Должны были доставить…

Исаев, стиснув челюсть, оглядел меня с головы до ног. Блин. Я ведь даже не причесалась еще, так и выскочила. Босиком. Переминаясь с ноги на ногу, спросила:

— Вы плохо спали? Рука болит?

— И рука тоже, — хмуро кивнул Исаев.

Зазвенел домофон.

— Это ко мне…

— Я знаю, Настя, мне уже звонили из фойе. Открывайте.

Ох, ну да.

Я щелкнула задвижками и приняла картонный пакет от мальчика в форме. Ничего себе, у них тут и такие есть.

Закрыла дверь и обернулась.

— Ну? — выплюнул Роман Андреевич, не поднимая на меня взгляда. — Учитывая, что вам уже доставляют сюда подарки, вы остаетесь?

— Подарки? — растерялась я. Взглянула на пакет с логотипом бутиков из ТЦ. Таня вечно таскала их с работы домой. — Ох, это мне сестра передала, Роман Андреевич! Это не подарки! Я ведь даже без…

— Не продолжайте, — остановил меня Роман Андреевич. — Я помню. Хотя был бы рад забыть. Итак, Настя. Я вас правильно понял?

— Да, я согласна, — ответила я, лучезарно улыбаясь. — И со мной можно «ты».

Роман Андреевич при этом оставался хмур, как Москва-река в октябре.

— Ладно, иди… одевайся. Прямо сейчас я справлюсь без тебя. Но запомни на будущее, Настя. Это мой рабочий день начинается в шесть. Следовательно, проснуться и подготовиться я должен куда раньше. Так что, спасибо за кофе, который я сварил сам. Омлет вышел так себе, уж не обессудь. Было не очень удобно готовить левой рукой.

— Простите, я думала, что успею.

— Угу, — буркнул Исаев. — Да ты и не обязана была. Пока. Сегодня это еще мои заботы. Завтра будь добра встать раньше.

— Хорошо, Роман Андреевич. Я поняла.

Зазвенел ноутбук, и Роман Андреевич шибанул по клавиатуре и рявкнул:

— Наконец-то! Лёня, уже пятнадцать минут седьмого! Сколько я должен тебя ждать?

Радует, что не мне одной влетело. Хотя и слабо. Я быстро натянула свежее белье, юбку-карандаш и белую блузу. Почистила зубы пальцем, собрала волосы в неприметный узел на затылке.

Вышла к Исаеву и только тогда поняла, что про соответствующую обувь-то я забыла сказать Тане. Придется быть в босоножках. Ну блин.

Профессор рвал и метал, мужчина на экране заикался, частил и паниковал от такого напора. Ну да, если у него так каждое утро проходит, неудивительно, что он на людей бросается.

Исаев распрощался с ним. И пока переключался между звонками бросил мне:

— Налей себе кофе и поешь

— Эээ, а можно вопрос?

Нас перебил его мобильный. Он неловко провел по экрану пальцем левой руки, и у меня снова взыграло чувство вины, пока я накладывала себе омлет в тарелку.

— Да, Николай… Когда?… Сколько? А пьяный был, ну тогда, конечно, правильно сделал, что уехал, — саркастически отозвался он.

Я сглотнула, додумывая повод, по которому звонил невидимый собеседник.

— Ладно, я подъеду. Может, по видео? Ох, да ладно, ладно, все понял. Конечно, лучше лично такие вопросы решать. Нет, помощница старая уволилась, а новая еще не в курсе дел. Сейчас будем.

Я вопросительно посмотрела снизу вверх, и Исаев мотнул головой на выход из кухни.

— Планы меняются. Поешь позже. За мной, — скомандовал он и пошагал через гостиную в сторону своей спальни.

Мы прошли через хозяйские покои, и я не могла не затрепетать, когда увидела его огромную смятую постель. Темно синее белье и очки на тумбе возле лампы. Небрежно брошенный пиджак на спинке стула. Я едва не свернула шею, пытаясь сфотографировать глазами эти сексуальные детали.

Теперь ведь буду плохо спать, пока не увижу Исаева в очках. Он вроде бы пару раз надевал их на лекциях, но сейчас я совершенно не помнила его в них. Вообще, он стал для меня совсем другим человеком после случая в бассейне.

— Это гардеробная, — сказал Роман Андреевич, останавливаясь у ниши в углу спальни.

Разумеется, я зазевалась и не успела вовремя затормозить. Разумеется, я налетела на него, неуклюже всплеснула руками и задела больное запястье.

Роман Андреевич зашипел, зажмурился и отвернулся. Я вся сжалась, готовая даже к ответному удару. Он несколько секунд боролся, похоже, именно с этим желанием. Признаться, я его не винила. Сама себе уже была готова по щекам надавать. Надо же быть такой кобылой. Как слон в посудной лавке.

— Мне очень нужно, чтобы ты помогла мне сейчас с рубашкой, Настя. Иначе я бы тебя уволил. А может, и избил бы на прощание, — обреченно проговорил Роман Андреевич, смиряясь с моим присутствием и болью. — Будь добра, не делай резких движений и не приближайся ко мне без надобности.

— Хорошо, простите, пожалуйста.

— Бог простит. Иди сюда.

Я последовала за ним, держа дистанцию, но все равно присвистнула, увидев огромную комнату с костюмами, рубашками, галстуками, ремнями и прочей другой одеждой. Рабочего у Исаева было, разумеется больше, но в уголке я заметила полки с чем-то цветным и спортивным.

— Рубашка, Настя. Вторая штанга от тебя. Кремовая. Рядом полки. Там шкафчик и запонки. Одну возьми. Второй рукав просто закатаем, как вчера.

Я послушно прошагала к нужной штанге, аккуратно сняла с вешалки рубашку. Сердце заколотилось сильнее, когда я подошла к полуобнаженному Роману Андреевичу. Он уже стащил с себя футболку, оставаясь только в мягких спортивках.

Я встала так близко, что кожей ощутила жар его тела и запах. К почти привычному уже возбуждению добавился страх, что я снова задену его руку.

Исаеву пришлось немного присесть, чтобы я накинула рубашку ему на плечи, он быстро пропустил в рукав здоровую руку и медленно, аккуратно, с моей помощью, просунул и больную.

— Галстук. Темный. Любой из тех, что справа, — отрывисто выпалил Исаев, кивнув на коробочки возле запонок.

Я выбрала темно-синий в неяркую косую полоску. Накинула петлю на шею Романа Андреевича и деревянными пальцами, стараясь не глядеть на бьющуюся на шее жилку, в которую так хотелось впиться зубами, каким-то чудом, с первого же раза завязала красивый Виндзорский узел.

Роман Андреевич скосил глаза в зеркало, криво усмехнулся.

— Идеально, Настя. Хорошо, что я тебя не уволил. Ради такого галстука я даже готов потерпеть еще пару ударов по руке.

Я с улыбкой потянулась к нему, но Исаев отшатнулся.

— Я пошутил.

— Боже, Роман Андреевич, — рассмеялась я. — Да не собираюсь я вас бить. Мне нужна ваша левая рука.

— Зачем?

Ох, ну почему каждая фраза, которую говорит мой профессор теперь можно трактовать двусмысленно. И почему, черт подери, я завожусь, вспоминая самый приятный контакт с его левой рукой.

— Запонка. Застегнуть манжет.

Я аккуратно взяла его за руку, немного нервничая, потому что с запонками я дел не имела. Но все получилось интуитивно. Я не сломала ни драгоценный зажим, ни вторую руку не только моего профессора, теперь и босса.

Даже жаль, что так быстро справилась, не хотелось его отпускать. Я не удержалась и провела пальцем по тому месту, где стучал пульс. Роман Андреевич опустил руку, резко вырывая ее, и проговорил хрипло.

— Хорошо, Настя. Теперь штаны.

— Что?

Я ослышалась?

— Сними мои брюки.

***

Я вспыхнула, но решила не задавать тупых вопросов, чтобы снова не злить его. Наверно, он и штаны сам с трудом снимает. Ладно. Чего уж… Брюки, так брюки. Помогу.

Я протянула руки, коснулась мягкой резинке на поясе. Постаралась не обращать внимание на поджарый живот, косые мышцы на боках и… Бугор ниже? Мне показалось или это действительно стояк?…

Стоило мне положить руки ему на бедра, как Исаев мигом отшатнулся.

— Ты чего творишь?!

Я подняла на него глаза, отчаянно краснея по второму кругу.

— Вы же сами сказали снять брюки.

— С вешалки, Настя! Боже, с вешалки!!! Зажимы тугие. Мне сложно самому одной рукой, а с себя штаны я сниму без твоей помощи, не утруждайся. И даже надену сам.

— Простите. Извините, ради бога. Я подумала…

— А не надо такое думать! Брюки в тон галстуку. Шевелись, у нас срочная встреча.

Я пошла к штанге с брюками, выбрала одни из миллиона темно-синих, подала Исаеву.

— Оставь в спальне на кровати и иди завтракай. Потом заправишь мою постель.

— Я могу и сейчас…

— Сейчас я буду в спальне без штанов. Тебя, похоже, не отпускает эта мысль. Хочешь присутствовать?

— Нет, нет, конечно, нет.

Да. Да. О, да!

Кажется, мои щеки вскипели из-за третьей волны румянца. Странно, что кожа не пошла волдырями от стыда. Что же я все не так понимаю?

Может, причина в том, что мягкая спортивная ткань почти ничего не скрывала? И я прекрасно видела, как топорщились штаны в его паху. Почему? Это на меня или обычное мужское утро?

Наверно, это просто я головой поехала и слегка помешалась на Исаеве. Нужно взять себя в руки и заканчивать с этим.

Я помчалась обратно в кухню и послушно заглотнула омлет, который оставил мне Исаев. К слову, он был отвратителен на вкус. Не знаю, как можно испортить такое простое блюдо, но я ощущала странный привкус и соли явно не хватало, а вот перца Роман Андреевич напротив не пожалел. И чеснока. Зачем-то.

Нужно будет завтра проснуться пораньше и сделать ему нормальный завтрак. Может, подобреет.

Я взяла из холодильника пакет молока, чтобы добавить в кофе. Знакомый омлетный привкус теперь был и в кофе. Я посмотрела на молоко. Оно оказалось вовсе не коровье, а соевое. Ну и дела. Он ведь не веган. Или не строгий, ведь яйца-то ест.

Ладно, выясним.

Я допила и доела, когда Роман Андреевич позвал из гостиной.

— Настя, ты готова?

Я выскочила из кухни. Он уже стоял у дверей лифта, в брюках, рубашке, галстуке, без пиджака, но от этого не менее сексуальный и привлекательный. Рука в ортезе, как обычно, поднята пальцами вверх.

— Да.

Он снова осмотрел меня с головы до ног, как будто что-то во мне могло измениться за такое короткое время, что ему требовалось, чтобы надеть брюки.

Кстати, о брюках!

— Роман Андреевич, — ахнула я. — А как же ремень?

— Никакого ремня, Настя, — сурово ответил он.

— Но вы всегда носили ремни, да и там у вас целая коллекция… Я помогу!

— НЕТ! — рявкнул Исаев и добавил тише: — Просто поверь мне. Сегодня мы обойдемся без ремня. Собери, пожалуйста, в кейс ноутбук, планшет и те бумаги. Вася уже едет. На встрече достанешь ноутбук и будешь печатать все то, что скажет клиент. Это важно. Потом Вася отвезет тебя в МГУ, реши все окончательно с сессией. Допуск и зачет я проставил. Жду тебя в офисе к трем, не опаздывай и оденься поприличнее.

Последние слова он произнес, скривившись, и я почувствовала себя задрипанной деревенщиной в замке принца-чудовища.

— И ты, кажется, что-то хотела спросить?

Я кивнула, застегнув чехол на ноутбуке.

— А что там за комната, после гардеробной по коридору?

— Библиотека и кабинет, а что?

— Я могу ею пользоваться?

— Разумеется. Почему нет?

— Ну не знаю, может у вас там чахнет волшебная роза под колпаком и мне нельзя ее трогать.

Роман Андреевич издал какой-то звук между рычанием и стоном, а потом сунул мне в руки пухлую визитницу.

— Первая это мой телефон. Звони только, если что-то срочное. Поняла? Ключ от дома тебе выдаст Евгений Ильич внизу, я закажу. Первые две страницы это рестораны, в которых я бронирую столики для встречи с важными клиентами. С третьей по четвертую страницу — рестораны, в которых мы встречаемся с клиентами, когда я хочу им отказать. Дальше все мои абонементы, клубные и скидочные карты. Если тебе нужна какая-то одежда, пользуйся без зазрения совести.

Исаев нажал вызов лифта, подхватил с пола еще один портфель, повесил его на плечо и тут же ответил на звонок.

— Да, Вася, мы уже идем, — проговорил он в трубку, видимо водителю. — Все понятно?

А вот это уже мне.

— Почему соевое молоко? Аллергия? Непереносимость лактозы?

Роман Андреевич моргнул от неожиданности.

— Хвалю за наблюдательность, — кивнул он. — Но все намного проще. Обычно, Марина составляла список продуктов для доставки на дом, а сейчас этого никто не сделал. Поэтому мне пришлось сходить в магазин самому. А там оказалось пятнадцать сортов молока. Ну, я и взял самое дорогое.

— Оно отвратительно.

— Не то слово, — улыбнулся Роман Андреевич. — Так что внеси в список продуктов «молоко», а то нам и завтра придется им давиться.

Достав телефон, я кивнула, стараться не думать о руках, штанах и прочих неприлично соблазнительных для меня местах Романа Исаева. И о том, как по-семейному это звучало. «Дорогая, у нас закончилось молоко».

Пора было сосредоточиться на действительно важных вещах — работе!

 

Глава 15

«Майбах» пулей промчался по зарождающимся пробкам. В машине Роман Андреевич даром время тоже не терял. Держа ноутбук на коленях, я настучала под его диктовку порядка дюжины самых разнообразных писем. Юридическая бюрократия не для одноруких, это точно. Одновременно с этим Исаев не выпускал из рук телефон и замолкал только, чтобы сделать глоток воды.

И было при этом всего восемь утра.

Ладно, при таком графике к вечеру точно будешь сыт по горло общением с людьми.

Машина, тем временем, выехала в частный сектор, проскользнула между высоких заборов и, нырнув под шлагбаум, затормозила.

— Выходим, Настя, — скомандовал Исаев. — Руку не предлагаю.

Черт. Опять я вспыхнула, но Роман Андреевич вроде не заметил, как я краснею при любом упоминании его рук. Пальцев. Ох.

Во дворе дома была припаркована желтая машинка, почти игрушечная на вид и с такой низкой посадкой, что «Майбах» рядом с ней казался танком. Или строгим нахмуренным отцом.

«Бугатти» стояла криво, поперек двора, брошенная в спешке, как если бы какой-то мальчик не убрал игрушки. Даже дверцы машины были нараспашку.

Исаев обошел желтенькую, внимательно осматривая со всех сторон капот, фары и дверцы.

— Видите вмятины, Настя? — спросил он, поравнявшись со мной.

— Мы вроде с вами условились на «ты», — кашлянула я. — Нет, не вижу. А почему вы их ищите?

— Владелец машины уверен, что ночью сбил человека. Снова, — ровным голосом ответил Роман Андреевич. — Кажется, пятого за этот месяц.

Я покосилась на уютный кирпичный дом, обвитый цветущей жимолостью с розами на клумбах. Это вот так у нас живут серийные убийцы?

После осмотра машины, мы вошли в дом. Внутри было как в настоящем кукольном домике. Резкий контраст с обстановкой в доме Романа Андреевича, где стекло, сталь и блеск ровных поверхностей без ручек идеально сочетались с огромными панорамными окнами без штор. Здесь же, наоборот, было пиршество текстиля. Вязаные пледы на диванах, пуфики для ног и мягкие даже на вид ковры. А уж подушечек сколько! Разных размеров и цветов. Начни здесь кто-нибудь битву подушек, не знал бы стеснения в боеприпасах.

— Рома! — нам навстречу вышел парень. — Ты наконец-то приехал!

При виде него у меня отвисла челюсть. Это был очень известный певец, нет, я догадывалась, что у Исаева очень обеспеченные клиенты, но чтобы настолько… И это он убил пятого человека за месяц?

— Привет Ник, — кивнул Роман Андреевич. — Я тебя внимательно слушаю. Будь добр, говори быстро, мы спешим.

Ник Рид собственной персоной упал на один из диванов среди подушек и прикрыл глаза рукой.

— Ох. Вряд ли это будет быстро, Рома. Это была ужасная ночь. Ты представить себе не можешь, что я пережил. Рома, я ведь убил человека!…

— Началось, — процедил едва слышно Исаев. — Ник, не бросайся громкими и недоказанными фразами, это я тебе как юрист говорю. И я видел твою машину. На ней нет ни одной вмятины. Назови, пожалуйста, улицу и время, я пробью данные по камерам и мы разойдемся.

— Какой же черствый ты человек, Рома! — воскликнул Ник и вдруг перевел глаза на меня. — А вот вас я раньше не видел? Как вас зовут?

Ой.

Это он мне?

— Настя, — выдохнула я.

Танька убьет меня, если узнает, что я видела живьем самого Рида, знакомилась с ним и при этом не взяла у него автограф. Но я же на работе.

— И как вы с ним справляетесь, Настенька? Он вас тоже держит в ежовых рукавицах?

— Ээээ…

— Улицу, Ник! — рявкнул Роман Андреевич. — Назови адрес, пожалуйста, чтобы я уже начал работать.

— Ох. Я не могу так, — снова закрыл лицо руками певец. — Не дави на меня, Рома! Я пытаюсь… Но ты не понимаешь! Когда я осознал, что произошло… Это был такой ужас! Думаешь, мне в этот момент было до того, какие вокруг указатели? Вся жизнь промелькнула в этот момент перед глазами!

— Скажи, хотя бы который был час?

— Снова ты за свое! Насть, садись рядом, — он похлопал по дивану рядом с собой. — Знаешь, при виде тебя мне сразу хочется…

Повисла пауза.

— Написать песню.

Роман Андреевич шумно втянул воздух через нос.

Я покосилась на него, не зная, что мне делать. Я вроде как на работе и не могу сидеть, когда мой начальник стоит. Но таким людям разве отказывают? Да и потом, он ведь ничего такого не предложил, просто сесть рядом. Может, ему и правда, нужна моральная поддержка?

— Настя, принеси ноутбук из машины, — процедил Исаев.

— А он уже со мной, — я показала на кейс в руке.

Роман Андреевич скривился. Кажется, он был рад отослать меня из дома хотя бы на время, но не вышло.

Ник Рид тут же воспользовался заминкой и похлопал по дивану:

— Давай, Настя, садись ближе. У тебя очень красивые глаза, знаешь об этом?

Ущипните меня!

— Ник, скажи хотя бы откуда и куда ты ехал, — проскрежетал Роман Андреевич.

— У меня был концерт, название клуба узнай у моего менеджера. Их уже было столько, что я не запоминаю! Ну, расскажи мне, как давно ты работаешь на Рому?

— Недавно, — уклончиво ответила я, опускаясь на самый краешек дивана. — Как прошел ваш концерт?

— Давай на «ты», — блеснул улыбкой Ник. — Я хоть и суперстар, но не настолько стар. «Оазис» один из немногих клубов, где за концерты я могу быть спокоен, и они проходят всегда по высшему разряду.

— Ах, конечно, это же «Оазис»… — медленно и значимо повторила я, краем глаза видя, как сначала замер Роман Андреевич, а потом что-то настучал на своем телефоне.

Хотела бы я ему помочь с набором текста, но пока никак.

Роман Андреевич кивнул, глядя на экран, поднес телефон к уху и стал ждать ответа собеседника. Все это время я чувствовала, что он не сводит глаз с Рида.

А тот вдруг подвинулся еще ближе.

— Насть, — прошептал он с улыбкой. — А чего это Рома так следит за тобой, как кот за воробьем?

— Разве? — выдохнула я, отодвигаясь назад. Как бы сказать звезде, что просто Рома его на дух не переносит, но работу никто не отменял, только и всего, а я тут совершенно не причем?

— Сама смотри.

Ник Рид вдруг перехватил локон, выбившийся из моей прически, и с обворожительной улыбкой заправил за ухо.

Воцарилась тишина. Роман Андреевич запоздало скинул с себя морок и резко отозвался в трубку:

— Да, слышу я, слышу! Нужна твоя помощь, капитан…

— Хочешь, еще проверим? — наклонился еще ближе Рид.

Боже. Он что, собирается меня поцеловать? На глазах у Романа Андреевича?!

Все, что я сейчас хотела, это оттолкнуть от себя звезду обеими руками. Танька сказала бы, что я окончательно сошла с ума. А ведь когда-то я тоже облизывалась на его клипы.

— Моему боссу нужна моя помощь, Ник.

Я поднялась с дивана.

Исаев уже умчался на кухню, его очень эмоциональный разговор с полицией был хорошо слышен. Одновременно с этим он пытался одной рукой щелкать по клавиатуре, зажав телефон между плечом и ухом.

Я аккуратно коснулась его плеча. Он вздрогнул, наградил меня долгим пристальным взглядом, а потом… как будто выдохнул с облегчением.

Я сама села за ноутбук, который он раскрыл на кухонной стойке. Кивнула. Роман Андреевич стал бодрее, даже пошутил, когда прощался со следователем.

Когда он закончил разговор, я сказала:

— Вы не дали мне пароли от своих рабочих почтовых ящиков. Если это, конечно, не секрет фирмы.

— Не секрет, — отозвался он.

Встал за моей спиной и словно взял в объятия, когда потянулся левой рукой к клавиатуре, чтобы вбить пароль.

Голова пошла кругом. Чертовски сильно захотелось откинуться назад, чтобы коснуться его плеча затылком. Почувствовать его дыхание на своей щеке.

— Запомнила? — тихо спросил Роман Андреевич.

Я запомнила ощущения, а вот пароль — нет.

— Придется повторить, — отозвалась я.

И запоздало поняла, как двусмысленно это звучало. Роман Андреевич остался стоять прямо за моей спиной, я слышала, как он сглотнул и немного отодвинулся в сторону.

Язык его тела не оставлял иных вариантов, но на ум снова и снова приходили слова о том, что он не спит со студентками и не собирается залезать конкретно мне под юбку.

С другой стороны, это может быть просто физиология. Долгое воздержание, кто знает, когда у него были последние отношения с женщинами при такой-то работе?

На экране, тем временем, загрузилась почта.

— Щелкни на верхнее неотвеченное письмо, — попросил Роман Андреевич.

Именно попросил, а не приказал! И не рявкнул! Надо же.

Я выполнила, на экран всплыло короткое черно-белое видео с камер наружного наблюдения. По ночной дороге промчалась хорошо узнаваемая желтая машина. Мы просмотрели около десяти таких нарезок, отследив путь от клуба до самого звездного дома. Никаких сбитых людей не наблюдалось.

Все это время Роман Андреевич продолжал стоять за моей спиной, упираясь левой рукой в стол прямо рядом с моим бедром.

— Но он же уверен в обратном? — тихо спросила я, когда присоединенные к письму видео закончились.

— Потому что если он не закончит принимать перед концертами препараты, от которых у него потом галлюцинации, однажды это случится на самом деле, — также тихо отозвался Исаев. — Вот почему я приезжаю каждый божий раз по его первому же звонку.

Он посмотрел на меня, а после подцепил мой локон пальцем и завел его за ухо, в точности повторив жест Ника Рида.

 

Глава 16

Роман Андреевич вышел у офиса, а меня отправил в МГУ. Я чудом нашла всех преподавателей, которые проставили мне оценки в ведомости и зачетку. Закрыв сессию окончательно, я снова прыгнула к важному Васе в «Майбах». Лучше бы на метро поехала или даже пешком было бы быстрее, чем в полуденных пробках.

Не теряя времени даром, я заказала по дороге продукты на дом, воспользовавшись интернетом, картой Исаева и сервисом, который он же рекомендовал по средствам пухлой визитницы.

— Настя, где тебя черти носят? — зарычал на меня в телефон Исаев, когда мы почти прорвались к «Москва-Сити» сквозь пробки.

— Я почти на месте, Роман Андреевич.

— Ты должна быть в прокуратуре через полчаса. Следователь Киреев ждет, подготовил дело, которое я просил, ты должна забрать.

Босс назвал адрес, и у меня все упало.

— Но полчаса… Я не успею, Роман Андреевич. Движение почти нулевое, сплошные пробки.

— Тогда подними свой прекрасный зад, выйди из машины и дуй на метро. Боже, неужели я все должен объяснять? Ты вроде смышленая, а так тормозишь.

— Я поняла. Все сделаю.

Он просто бросил трубку, даже не попрощавшись. Я попросила Василия притормозить у тротуара и выскочила из машины, чтобы бегом домчаться до метро. Носиться в юбке по жаре — сомнительное удовольствие. Толкаться в метро — еще более сомнительное. Особенно после нежнейших объятий кожаного и кондиционированного салона.

К хорошему быстро привыкаешь.

Я мысленно одернула себя, напомнив, что ничего хорошего меня у Исаева не ждет. Он резкий, грубый, заносчивый, вспыльчивый, помешанный на работе, вечно в цейтноте и невероятно горячий говнюк.

Последнее мне пора перестать замечать. Не говнюка, а горячность. Я должна привыкнуть к его магнетизму, как к салону «Майбаха», и перестать выделять слюну. Надеюсь, так и будет. Он мой босс с заскоками — не более.

Я забрала документы у следователя, как и было велено, вернулась так же на метро в офис. На входе мне выдали постоянный пропуск, а еще позвонила мама.

Я задержалась у лифта, и, конечно, ничего толком ей не сказала. Только упомянула о стажировке и что поживу отдельно какое-то время. Мама, кажется, тоже торопилась и не стала расспрашивать.

— Раз ты говоришь, что так надо, то живи отдельно, конечно, — только и сказала она. — Я просто волновалась. Ты так внезапно исчезла.

— Мы и видимся раз в неделю, мам. Когда бы я все рассказала? Тебя постоянно нет дома.

— Да-да, конечно, детка. Ну что поделать? Работа, Насть. Ты у меня взрослая и умница, слава богу. Уверена, у тебя все получится с этой стажировкой. Удачи.

— Угу, — отозвалась я и вошла в лифт, скидывая звонок.

В этот раз у кабинета Исаева не было толпы красоток, но я почему-то все равно постучала в дверь.

— Да, — рявкнул Роман Андреевич.

Мне бы бежать от этого тигра, но я смело шагнула в клетку.

И понеслось. Вопросы от Романа Андреевича летели со скоростью пули.

— И зачем стучать?

— Эээ…

— Почему так долго?

— Но…

— Мне нужно дело Ивашова от семнадцатого года. И найди показания свидетеля Андреева! Архив в конце коридора — налево.

— Ага…

— Еще свари кофе. А почему не привезли обед? Я должен сам об этом беспокоиться? Одними обезболивающими сыт не будешь.

И в довершение:

— Куда ты?!

— Так ведь в архив? — робко ответила я, ожидая, что он меня снова прервет.

Он лишь хмуро кивнул.

— Сперва отдай папку из прокуратуры.

Я положила документы на стол и умчалась в архив. Остаток дня пролетел со скоростью звука примерно в таком же ритме.

Исаев разрывался на куски, пытаясь все успеть, и рвал заодно меня, чтобы я помогала оставаться ему цельным.

Самое странное, что за этот день я частично вникла, наверно в десяток дел, которые он вел. Как ни крути, а практика обещала быть шикарной по части опыта и новых знаний. Теория — это прекрасно, но ничто не сравниться с работой «в поле», так сказать.

Наверное, первый день всегда такой нервный и полный ошибок. Исаев не делал его проще, разумеется. Он не давал мне поблажек и требовал, требовал, постоянно чего-то требовал. К вечеру этого бесконечного дня, я чуть не разрыдалась от счастья, когда мой босс сдавил переносицу пальцами и проговорил:

— Собирайся. Если что, продолжим дома.

Я встала из-за стола, который был тут же в кабинете, недалеко от места начальника.

— Настя, что это? — вдруг спросил Исаев, бесцеремонно уставившись на мои ноги.

Для полноты нелепой картины он даже указал пальцем.

— А на что похоже, Роман Андреевич? — не сдержав сарказма, выпалила я. — Это мои ноги.

— Я имел в виду обувь.

— Босоножки, а что?

— Они не подходят к юбке.

Боже мой, Александр Васильев собственной персоной. Будем играть в «Снимите это немедленно»?

— Знаете, утром мы с вами вместе радовались, что на мне наконец-то есть белье, поэтому неподходящие босоножки я, можно сказать, не заметила. Как и вы впрочем.

Исаев обреченно вздохнул и пошел к двери, никак не отреагировав на мою пламенную речь. Сказал только:

— Идем.

Но вместо того, чтобы спуститься на этаж ниже, к парковке, Роман Андреевич вышел на улицу.

— А куда мы идем?

Я следовала за ним, пока он ругался под нос. Вроде бы сам с собою, но это ворчание я, разумеется, принимала на свой счет и делала выводы.

— Вместо того чтобы заниматься делом, я должен работать феей-крестной. Просто замечательно. Про обед напомнить, про метро подсказать, может, я и половину получки буду себе в карман складывать? Неужели сложно самой в магазин зайти? Я ведь дал тебе банковскую карту на траты.

Он указал на торговый центр напротив. Я замерла от удивления.

— Но я не могу тратить ваши деньги на личную обувь, Роман Андреевич! Я ваша помощница, а не содержанка.

Ну так… На минуточку. Если он вдруг забыл об этом.

Я тут же пожалела о своей дерзости, потому что Исаев сверкнул на меня глазами, буквально прошивая насквозь взглядом.

— Ты работаешь на меня, Настя. И на тебе должна быть одежда соответствующая и твоей должности, и моему статусу. У всех этих покупок одна-единственная цель: выглядеть достойно, а не соблазнять меня. Это понятно?

Я покосилась на свой джинсовый сарафан. «Соблазнять меня»? Ох, никогда бы не подумала, что такая вещь, как эта…

А ведь я была в нем и вчера тоже, когда сидела на его коленях!

— Настя, это понятно? — повторил Исаев.

— Вполне.

— Я выдал карту на расходы. Что мешало согласовать со мной покупку одежды и обуви?

— Одежды? То есть вещи мои вам тоже не нравятся?

— Нет, если вы собираетесь надеть эту блузку и юбку завтра тоже. Я не позволяю себе даже на деловом ужине появляться в несвежей утренней рубашке. Для вас правила те же!

От нервов он даже перешел снова на «вы».

Я обреченно вздохнула.

— Хорошо, я поняла, но сегодня….

Сегодня я просто не успела бы заняться еще и покупками. Конечно, можно было тоже что-то заказать по интернету… Ах, нет, ни черта бы я не успела даже так. День не резиновый.

— Довольно, — отмел мои попытки оправдаться Роман Андреевич.

Мы перешли дорогу, и он сразу завел меня в мультибрендовый бутик на первом этаже. Отдал приказания консультантам, и меня тут же закружили в примерочную, подавая и подавая новые и новые вещи.

Через полчаса я была обладательнице трех пар туфель и разнообразных комплектов одежды для работы. Консультанты не забыли и о белье. Слава богу, последнее Роман Андреевич хотя бы не просил демонстрировать.

А вот блузки, брюки, юбки, закрытые платья-футляры я была обязана ему показать.

Он только кивал и утыкался обратно в телефон.

— Доставка возможна? — уточнил он на кассе, оглядев внушительное количество пакетов. В этих элитных бутиках ведь даже трусики упаковывают в огромный картонный баул.

— Разумеется, — лучезарно улыбнулась девушка за стойкой.

Судя по тому, как она пожирала его глазами, она бы отсосала ему в примерочной буквально по щелчку пальцев.

Расплатившись, Роман Андреевич пошагал к выходу, не глядя на меня, но продолжая инструктировать:

— Найдите время и приведите в порядок волосы. В нашем доме есть «Спа-салон». Думаю, они смогут вам помочь.

Нет, ну что я за чучело в его глазах?

О боже…

Нашем.

Он сказал нашем доме!

Но тут он продолжил, и всю мою эйфорию, как рукой сняло:

— Легкий макияж, косметолог, эпиляция…

Хорошо, что Исаев шел спереди и не смотрел на меня. Боюсь, что я врезала бы по его наглой физиономии за такие уточнения. Может, он еще и за этим поручением хочет проследить лично?!

 

Глава 17

В магазине мне казалось, что у меня и сил-то ни на что не осталось, но прохладный душ сделал свое дело. Правда, после душа я столкнулась с другой проблемой.

Что носить в доме?

Среди вещей, которые доставили спустя час после нашего возвращения, таких не было, к тому же я не выжила из ума, чтобы готовить ужин в юбке-карандаш и белой рубашке, которых Роман Андреевич накупил мне целую дюжину.

А влезать снова в сарафан, который я носила второй день, после душа уж точно не хотелось. Как и постоянно щеголять в халате перед боссом.

Ладно, рано или поздно мне придется вернуться домой за остальными вещами. Как и поговорить с мамой. Не выйдет откладывать это навечно.

Натянув халат, я выглянула из своей спальни. Дверь в кабинет была приоткрыта, и я направилась туда. Роман Андреевич сидел за столом. Снова. С тем же сосредоточенным выражением лица, а еще он был в очках. Галстук со своей шеи он сорвал сам.

— Ты что-то хотела, Настя?

Пойманная за подглядыванием, я зашла в кабинет.

— Мне нужна домашняя одежда, Роман Андреевич. Можно одолжить у вас какую-нибудь ненужную футболку, например? Обещаю, что буду носить аккуратно и верну вам ее выстиранную и выглаженную.

Его глаза остановились на вырезе моего халата, и он кивнул.

— В глубине гардеробной. Можешь брать, что хочешь.

— Супер, спасибо.

Проникнув в святая святых, я не медлила, не заглядывалась на рубашки и не вдыхала туалетную воду. Пробралась к дальним полкам, где было настоящее буйство цвета. Пробежалась пальцами, задумчиво выбирая нужную.

Получается, когда-то у моего профессора было время, когда он носил что-то ярче темно-синих костюмов. Сейчас же настоящей анархией для него было не надеть галстук в тон брюкам. Что это? И почему такие переменны? Старость? Но Роман Андреевич прав, ему всего лишь тридцать. Тогда что? Неужели и у меня в тридцать в жизни не будет ничего, кроме работы?

Я выцепила из стопки самую яркую футболку, какую только смогла найти. Ярко-желтого канареечного цвета, вау. Когда-то Роман Андреевич был огонь. Длины было как раз достаточно, чтобы не сверкать трусиками. К тому же футболка была без рукавов.

Пять минут и свободное домашнее платье готово.

Вернулась на кухню как раз вовремя, чтобы встретить доставку из ресторана. Сам Роман Андреевич готовил редко, и понять его можно было. В холодильнике требовался минимум продуктов для завтрака и легкого перекуса. А времени у него и так едва на жизнь хватало, а если у него даже омлет нормальным получался не очень… Ну, он бы просто умер с голоду при таких нагрузках.

Приняла контейнеры из рук мальчика в форме, который меня уже узнал. Он с интересом глянул на мое «платье».

Ну, ладно, возможно, оно было короче, чем следовало бы. Но другую футболку я все равно вряд ли найду.

Я решила не есть на кухне, а внести какое-то разнообразие. Накрою ужин в столовой с панорамными окнами. Включила легкую музыку, достала красивую посуду и бокалы для вина. Белое.

На ужин была рыба, лапша-соба с овощами, салат. Все это из ресторанных контейнеров я переложила на блюда, как будто сама и готовила.

И помчалась за Роман Андреевичем.

Он все также работал. Хоть бы книжку, что ли, почитал, отвлекся. Столько книг в личной библиотеке, а когда он читал что-то более захватывающе, чем УК РФ?

Расправив короткий подол, я объявила:

— Все готово, идемте ужинать, Роман Андреевич!

Он едва скользнул по моему наряду взглядом. Даже обидно. Не отрываясь от телефона, прошел на кухню. Замер, как Траволта, оглядываясь по сторонам.

— Я накрыла в столовой, — подсказала я.

Он кивнул, ответил на еще один звонок по дороге в столовую. Сел за стол, взял вилку и принялся бездумно есть, отвечая и кивая невидимому собеседнику.

Мда. Как-то иначе я себе представляла этот ужин.

Хотя зря. Мы не семейная пара, чтобы за ужином мило трепаться ни о чем.

Налила сама себе вина, потому что Роман Андреевич покачал головой, накрывая ладонью свой бокал. Он не успел и слова сказать, стоило ему отложить телефон, как тот снова зазвонил.

Да его вообще когда-нибудь оставляют в покое?

Еда была вкусной, но ела я без аппетита. Смотрела на Исаева, который устало кивал или спорил с собеседниками, которым всем надо было срочно и прямо сейчас.

Потом я забрала тарелки, отнесла на кухню, вымыла и протерла, как он и просил меня еще вчера. Вернулась в столовую. Роман Андреевич клевал носом. Телефон лежал перед ним. На экране горячо жестикулировал какой-то мужчина.

— Это не правовой случай… — устало ответил Роман Андреевич.

Бодрый собеседник тут же шумно отреагировал на экране, завалив Исаева возмущением и предложениями.

У него, наверное, рабочий день не начинается в пять утра.

— Я не помню… — ответил Роман Андреевич на следующий вопрос. — Можно поднять архивные дела, но тогда мы провозимся до Пасхи.

— А быстрее? — тут же всполошился мужчина.

— А быстрее только кошки родятся, — громко ответила я.

Роман Андреевич аж проснулся.

Я нависла над его плечом так, чтобы собеседник увидел меня в камере.

— Добрый вечер, — улыбнулась я. — Меня зовут Настя, и рабочий день моего босса окончился час тому назад. Сейчас Роман Андреевич больше не может с вами говорить, поэтому я прошу вас набрать его завтра в чуть более урочное время. Спасибо. И спокойной ночи.

И нажала на «отбой».

— Это… Что сейчас было? — спросил Исаев в тишине.

— Это у меня закончилось терпение. Вы же себя не щадите! У вас глаза закрываются, вы прямо тут отрубитесь, если сейчас же не отправитесь в кровать.

Роман Андреевич с удивлением повернулся и во все глаза посмотрел на меня.

Ну вернее, на мое «платье». Заметил-таки.

— Ох, Настя… — прошептал он, и от этого шепота по телу разлилась истома. — Что же мне с тобой делать? Так ведь нельзя… Просто врываться сюда вот так…

Ах, он про то, что я важный вызов отрубила? Бедный. У него даже сил наорать на меня больше нет.

— Идемте, я проведу вас в спальню.

— Ох, черт.

— Рука болит? Вы таблетки выпили?

— Да, выпил, выпил, — отмахнулся он. — Не рука, Настя. Не рука.

Что-то в его тоне заставило меня прикусить язык и не спрашивать, что же другое у него болит. Я просто поплелась следом за ним в спальню.

Роман Андреевич замер посреди коридора.

— А дело Штайнберга мы сегодня рассмотрели? — вдруг спросил он.

— Да, и даже разослали извещения в суд.

— Ага, это хорошо. Спасибо. Я бы не успел сам.

Ну точно, совсем плох. Раз он и благодарить меня начал!

Он включил в спальне ночник, стал срывать одной рукой пуговицы, пока я не перехватила его левую руку.

— Я здесь, — тихо ответила я. — Для этого вы меня и наняли.

Он закрыл глаза и сглотнул.

— Точно, — хрипло отозвался он. — Только для этого.

— Только, — подтвердила я, быстро расправившись с пуговицами и принимаясь за запонки. — Не заводите свою шарманку про трусики и юбки, я все помню.

— Это хорошо, — повторил он, снова глядя только на желтую футболку на мне.

Может быть, какие-то воспоминания? Не знаю.

— Спасибо за футболку, — прошептала я, пряча запонки в коробочку.

Мой профессор так и стоял в расстегнутой рубашке, в каком-то шаге от постели. Наверное, ждет, чтобы я помогла ему снять ее, не задев при этом больную руку.

— Чешется? — почти ласково спросила я.

Он уставился на меня квадратными глазами.

— Рука, — неуверенно сказала я, стушевавшись под его взглядом. — Я про вашу руку. Просто знаю, что в гипсе, что в ортезе, пока рука заживает, кожа ужасно чешется.

Роман Андреевич облизал пересохшие губы и кивнул.

— Еще как чешется, — тихо ответил он.

Какой же он странный, когда устанет. Ну нельзя же так выматываться.

Я раскатала рукав рубашки. Помогла снять рубашку с плеч и скинула ее в бельевую корзину в гардеробной. Раз в два дня рубашки и костюмы нужно отвозить в особенную химчистку. Их визитка тоже нашлась в пухлой визитнице. И, судя по количеству рубашек в корзине, именно этим завтра и нужно заняться.

Когда я вышла из гардеробной, Роман Андреевич уже сражался с ремнем.

— Настя… — выдохнул он.

— Давайте все-таки помогу, — перехватила я его руку.

Взялась за темный гладкий ремень, стараясь не рассматривать подтянутый живот с теми самыми боковыми мышцами, которые лишили меня способности думать еще в бассейне. Не опускать глаза ниже, выискивая разные выпуклости и не думать глупости.

— Настя?

Я медленно подняла взгляд, скользнув по груди, крепко стиснутой челюсти. Встретилась с темным непроницаемым взглядом. В этот момент тишина в квартире стала такой же густой, как горячая карамель.

— Да? — хрипло отозвалась я.

— Мне нужна твоя помощь в душе.

 

Глава 18

«Мне нужна твоя помощь в душе».

Он правда это сказал? А что он имел в виду?

А если я опять все не так поняла, как тогда с брюками, которые надо было снять с вешалки, а не с него самого?

Сон с меня слетел в тот же миг.

— Что? — спросила я.

Сейчас он нахмурится, наорет на меня или выгонит. Ведь так он и поступил сегодня утром, когда должен был надеть штаны, верно?

— Мне нужно, чтобы ты помогла мне— снова повторил Роман Андреевич. Он поднял руку в ортезе и продолжил: — Хотя в инструкции написано, что его можно использовать в душе, это все равно ни черта неудобно. Он потом очень долго сохнет. И до спины я не могу достать с того самого дня, как ты меня покалечила. А волосы? Пробовала их мыть одной рукой?

Звучало разумно. С одной стороны.

— Но как вы это себе представляете?

— Останешься в одежде.

— Точно, — отозвалась я. — И как я только не догадалась. А вы?

— Разумеется, я разденусь. Кто принимает душ в одежде?

Ну, например, я?

Не оставив мне шанса отказаться или поспорить, Роман Андреевич прошел в ванную комнату. Я последовала за ним, как привязанная, хотя не собиралась и не хотела потакать его причудам.

Или хотела?

— Ого, — не сдержалась я при виде хозяйской ванны. — А у меня такой нет!

Ванна просто поражала. Она стояла на четырех лапах, посреди помещения, на возвышении, в котором виднелись стоки для лишней воды. Кран был медным, начищенным до блеска.

Утопленная в мраморе раковина с зеркалом во всю стену были справа, а слева в нише имелся и просторный душ.

Роман Андреевич хмыкнул.

— Я пока наберу ванну. Принести, пожалуйста, вон тот пузырек с верхней полки.

Я потянулась к встроенному шкафчику, нашла розовый пузырек.

— Да ладно, у вас и пена для ванн есть? — удивилась я.

— Так уж вышло, я налью воду. А ты пока принеси шампунь из душевой. Мне еще нужно раздеться.

Роман Андреевич капнул пену в воду, и та быстро стала расти, благоухая розами. Странно все-таки. Откуда здесь такая розовая девчачья пена?

Я отправилась в душевую. И вроде бы приказала глазам закрыться, чтобы не видеть, как Исаев снимает брюки вместе с бельем, но кое-что рассмотреть успела. И не покраснела даже, почти не смутилась.

Меня портит эта должность. Или этот мужчина.

Зазевавшись, я поняла, что Исаев тоже застукал меня за разглядыванием. Кашлянула и сказала:

— Просто убедитесь, что у вас там… Пена достаточно густая.

— Ты думаешь возвращаться или так и будем до утра разговаривать?

Я подхватила две баночки и направилась к нему. Поднялась на возвышение, поставила баночки на край и встала — руки в боки, взгляд зачем-то сканирует пену.

Где же ты, где, одноглазый перископ?

Роман Андреевич закатил глаза.

— Настя, пожалуйста, я очень устал. Просто помоги мне с мытьем головы.

Ладно. Никакого дайвинга сегодня. Только деловые отношения.

Присела на край кипенно-белой ванны, выдавила на ладонь белый шампунь с легкой нотой мяты. Роман Андреевич предварительно уже намочил голову, и теперь, стиснув челюсть, смотрел в пространство перед собой. Деловые отношения, напомнила я себе, ничего больше.

Коснулась его волос, вспенив в ладонях шампунь. Не удержалась, запустила пальцы глубже в локоны, нежно помассировала кожу головы.

— Ох… — едва слышно выдохнул Роман Андреевич.

От его стона волоски на руках встали дыбом, а вдоль позвоночника промчались мурашки. Он прикрыл глаза, откидываясь немного назад и полностью доверяясь мне.

Не смогла сдержать улыбки, глядя на то, как он наконец-то расслабился. Всегда серьезный, хмурый, затянутый на все пуговицы и с галстуком, сейчас в ванне, с голыми плечами и легкой, едва уловимой улыбкой на губах мой профессор был совсем другим человеком. Таким я его никогда не знала. Не видела.

Глядя на него сейчас, было несложно представить его студентом, каким он наверняка был до своей головокружительной карьеры. Веселого, острого на язык, жутко умного.

Интересно, у него было много девушек в университете? Бросал он их, меняя как перчатки, или искал ту самую, одну-единственную?

Пальцы само собой скользнули ниже, к затылку, а оттуда к шее и плечам. Как и следовало ожидать, Роман Андреевич мигом напрягся, а его мышцы под моими пальцами на ощупь стали тверже стали.

— Настя…

— Вы слишком напряжены, — ответила я тихо. — Расслабьтесь.

Я скользнула пальцами по влажным плечам к шее, размяла, как следует, глядя на то, как под пальцами розовеет кожа.

Взяла мочалку со специальной подставки, стала водить по широкой спине, распределяя душистую пену, стараясь не заводиться от желания прижаться, поцеловать, измазаться вместе с ним в мыле.

Роман Андреевич сидел с закрытыми глазами, его губы были слегка приоткрыты. Дышал он часто и поверхностно.

— Сильнее, Насть. Пожалуйста, — хрипло проговорил он.

Я прибавила напор, стараясь вымыть его тщательно, чтобы не лезть с ним в душ снова завтра, например. Это ведь не станет моей обязанностью? Не сказать, что бы я против, но испытание для выдержки то еще.

— Левое плечо, пожалуйста…

Я переместилась к нему. Обвела мочалкой твердое округлое плечо, прорисовала мышцы, в которые так хотелось впиться ногтями.

Разжала пальцы, выпуская мочалку. И действительно скользнула по его телу ладонями, наслаждаясь каменными мышцами, широкими мужскими плечами.

Нагнулась ниже, растирая мыльную пену по его груди. Пусть он и не просил мыть его целиком, я уже не могла остановиться.

— Настя… — проговорил Исаев и резко повернулся ко мне лицом.

Мои руки уже жили своей жизнью, намыливая грудь по кругу, пока я зачарованно смотрела в глаза моего профессора-босса. Наверное, это очень опасно, находиться вот так вдвоем, когда между нами искрит сильнейшее напряжение.

Рано или поздно кого-нибудь замкнет.

Или обоих. А еще и в воде…

Я ждала издевок, обвинений и даже хамства, но Исаев лишь смотрел на меня, потемневшими глазами, чуть прищурившись.

— Настя, — повторил он.

Я продолжала смотреть на него и мыть одновременно. Моя рука опустилась ниже, прошлась по груди, к животу под водой. Скользнула по идеальной V на его животе, словно по шрифту Брайля, прямо туда, куда указывала стрелка.

Прежде, чем я поняла, что делаю, его член уже оказался в моей руке. Я провела пальцами, наслаждаясь пульсирующим жаром, проклиная пену за то, что она скрывает то, что я так хочу увидеть. Пришлось изучить руками. Даже на ощупь он был великолепен: крепкий, ровный, с бархатной головкой.

От прикосновения большого пальца к ней Исаева словно подбросило в воздух. Он вздрогнул всем телом. Его глаза стали темными, непроницаемыми.

Казалось, сейчас он отшвырнет меня от себя.

Но в тот же миг он атаковал мои губы. Утопил пальцы левой руки в моих волосах, притягивая ближе, вынуждая балансировать на краю ванны.

Его язык прошелся по моей нижней губе, и я, словно получив разрешение, сжала его член сильнее. Провела пальцами, наслаждаясь его размерами. Природа его явно не обделила.

Исаев простонал. Низко и глухо прямо мне в рот, словно пытался сдержать этот звук, но не смог.

Понимание, что сейчас он весь в моей власти, не в силах сопротивляться, окрыляло. Я стала двигать рукой, снова и снова заставляя его издавать этот волшебный стон, от которого вибрировало и пело все мое тело.

Вместо того чтобы наорать, оттолкнуть, возмутиться, он стал целовать меня, яростно и жестко. Совсем не так, как в офисе. Тогда он изучал мой вкус, смаковал мои губы, сейчас Исаев был напорист и неистов. Но мне так нравилось даже больше.

Я вжималась в его плечо, мечтая о том, чтобы потереться напряженными сосками о его грудь, и продолжала двигать рукой, чуть оттягивая и замирая иногда, а потом, снова ускоряясь, чтобы замедлиться и провести большим пальцем по головке.

Мне нравилось, как сбивалось его дыхание, когда я проводила по бороздке в центре пальцем, как он отвечал бедрами, стоило мне замедлить темп. Как его дыхание становилось глубже, а грудь вздымалась сильнее.

Наверное, я смогла бы сделать это ртом. Похоже, в этом не было ничего сложного. Или отвратительного. Мне нравилась мужская уязвимость в этот миг, нравилась собственная власть над тем, кто сам всегда предпочитал быть властным, суровым, холодным.

О нет. Кое-что у него было очень даже мягким и горячим.

Мне нравилась рука Исаева в моих волосах. Как он безумно сладко тянул на себя пряди, но сейчас острее я нуждалась в его пальцах ниже, в моих мокрых насквозь трусиках. Все мое тело трепетало от сладкой истомы напряжения.

— Настя… — простонал он.

Не договорил, захлебнувшись словами, воздухом и стонами. Я ощутила, как член в моей руке дернулся и словно еще немного увеличился в размерах, и после мне в ладонь выстрелила горячая сперма.

Роман Андреевич, прикрыв глаза, откинулся на бортик.

А я, тяжело дыша, неловко вытащила руки из воды. И тогда же меня с размаху вышвырнуло обратно в реальность.

Господи, что я только что наделала?!

Наверное, поздно было строить из себя недотрогу, но я все равно дернулась всем телом, когда его рука скользнула от моего затылка по плечу на бедро. Желтая футболка на мне намокла и бесстыже задралась. Черт возьми, я ведь тоже стонала и ноги раздвигала перед ним.

Боже! Ну вот не мог, что ли, в плавках ванну принять, раз такое дело?

Я вскочила на ноги, и в этот же момент Роман Андреевич поднялся из ванны следом. Эдакая Афродита в мужском варианте. Ни с чем не спутаешь.

Ничего не могла с собой сделать. Мои глаза снова опустились ниже, по поджарому животу с хлопьями розовой пены, на крепкие ноги, расставленные в стороны для устойчивости.

Большая ошибка. Разумеется, я тот час же увидела его член, все еще напряжённый и готовый. Красивый, черт подери. Все-таки красивый.

Это все он виноват. Разумеется! Кто ж еще? Ведь Роман Андреевич ясно дал понять, что не собирается лезть ко мне под юбку! А этот… живет своей жизнью отдельно от хозяина.

— Настя…

Я затрясла головой, пятясь к выходу.

— Вы уж как-нибудь сами… Сами, Роман Андреевич.

Он попытался вылезти из ванны, но, знаете, даже людям с двумя целыми руками это удается с меньшим изяществом. Что уж говорить о том, когда у тебя одна рука травмирована.

Он все-таки перемахнул через бортик, но…

— Осторожно, мочалка!

Мочалку-то он и не заметил.

В этот момент перед глазами промелькнула вся жизнь. Особенно страшно стало из-за осознания, каким чокнутым Исаев станет, если сейчас сломает еще и вторую руку, а мне придется остаться рядом с ним еще на один месяц.

Ради этого я бросилась к нему, чтобы успеть предотвратить еще одно падение.

И, разумеется, ничего лучше не придумала, как схватить его за больную руку.

Снова.

Он устоял, но отшатнулся от меня, как от прокаженной, как только на него обрушилась вся боль от этого резкого прикосновения. Черт. Черт.

Черт!

— Простите, — начала я в миллионный раз извиняться.

— С глаз моих уйди, Тихомирова, — пробормотал он, жмурясь от боли.

— Но…

— Немедленно! — рявкнул он, и я вылетела из душевой, как комета.

___________

Цветы от австралийских пожарных всем, кто дождался горячей проды:))

В приложении, бывает, не видно, увы.

 

Глава 19

Хотя я думала, что не засну после случившегося, да что там — вообще больше спать никогда не буду! — стоило стянуть с себя ненавистную мокрую желтую футболку и рухнуть на постель, как в следующее мгновение… Раздался звон будильника.

Не до конца понимая, где я и что происходит, я вырубила телефон и посмотрела в окно. Светало. Я так и заснула поперек кровати, в одних трусиках и лифчике, ночью кое-как, видимо, натянув на себя краешек одеяла. Сказался насыщенный трудовой день. Вот и заснула без задних ног.

На часах было пять тридцать утра.

Чудовищная цифра.

И зачем я так рано встала? Ах да, я ведь не хотела больше опаздывать, не хотела подводить профессора.

Но вчера я не хреново так настажировалась. О да, опыт приобрела незабываемый. Тоже охренительный.

Проклиная себя за глупость, наивность, легковозбуждаемость и остальных грехах человечества, я поплелась в быстрый душ. Затем почистила зубы. Но при виде того, как двигается во рту зубная щетка, мысли как-то сами собой вернулись к тому, что, наверное, минет не такой сложный процесс, как мне казалось раньше.

Так, зубную щетку, наверно, лучше купить новую. Нечего меня на такие мысли наводить. Органомически подвижная головка. Чертовы маркетологи!

Впрочем… Я замерла посреди своей скромной гостевой ванны.

Может, Роман Андреевич после вчерашнего вообще вышвырнет меня на улицу? И будет прав.

Что я скажу в свое оправдание? Что у него член красивый, вот я и не удержалась? Членовредитель прямо. Взял мне и все испортил, одноглазый.

Вернулась к пакетам из магазина посреди комнаты, которые вчера так и не распаковала. Некогда было. Ох, даже не буду делать этого теперь. Возьму только на сейчас. А остальные вещи Роман Андреевич еще сможет сдать обратно в магазин. Он юрист, права знает, так что ему не откажут.

Выбрав белье слоновой кости, подцепила чулки. Раскатала по бедру и после натянула юбку-карандаш в мелкую серую полоску. Рубашка к ней комплектом шла шелковая, легкая.

Покрутилась перед зеркалом, но тут же помрачнела. Какая разница что на мне будет надето, если меня уволят со стажировки моей мечты?

Тянуть больше некуда. Пора было выходить и принимать свою участь.

Обувшись в красивейшие туфли, какие у меня когда-либо были, я быстро собрала волосы в высокий хвост и вышла из спальни.

Роман Андреевич уже проснулся и стоял возле панорамного окна с чашкой кофе в руках. На звук моих шагов он даже не обернулся. Мятный запах его шампуня навевал нехорошие воспоминания, в подушечках пальцев стало покалывать, во рту скопилось много слюны.

Я молча остановилась посередине холла, опустив голову и ожидая, когда палач опустит гильотину.

— Сегодня почти вовремя, — произнес Роман Андреевич.

Его густой, терпкий голос обволакивал меня, как шоколад вкуснейшее эскимо. Я не должна реагировать так только на его голос, ведь не реагировала почти целый год, пока писала за ним конспекты. Почему же теперь из-за легкой утренней хрипотцы в его голосе я снова слышу его стоны? И почему вместо того, чтобы стоять с провинившейся опущенной головой, хочется наоборот задрать нос чуть ли не к потолку? Потому что именно я заставила его вчера так сладко стонать.

— Свежая рубашка в спальне. Запонки в коробке.

Он обернулся от окна и посмотрел на меня двумя синими льдинками.

— Почему я должен ждать, Настя?

Я приросла к полу.

— Но… Разве… — выдавила я.

Роман Андреевич склонил голову к плечу.

— Ты что-то хочешь мне сказать, Настя?

Ни черта не понимаю. Мне ведь это не приснилось? А где тогда молнии, которые он должен бы извергать, как в моем воображении? Где проклятия, которые он обрушит на мою голову?

Где стыд или раскаяние, в конце-то концов?!

— Что происходит? — спросила я, прищурив глаза.

— Ты мне скажи. Я вот жду, когда моя помощница поможет мне надеть чистую рубашку, поможет с галстуком и запонками, чтобы я наконец-то мог поработать. Так что происходит, Настя? Почему ты стоишь, как будто приросла к полу?

Помощница? Так я ею остаюсь? Но как же перископ и мое тесное с ним знакомство?…

Я переступила с ноги на ногу.

— То есть… Вы меня не уволите?

— Ты проспала на пять минут. Это плохо, но не так страшно, как вчера. К тому же ты явилась собранная и готовая. Это только плюс.

Я потрясла головой.

— Но ведь вчера…

Я сбилась, а он не собирался подыскивать за меня слова.

— А что случилось вчера, Настя? — вкрадчивым голосом уточнил Роман Андреевич, так и не дождавшись моих слов.

— Но вы говорили, что не спите со студентками и что не будете лезть мне под юбку!.. А вчера…

— А я разве лез?

Он это серьезно?

Я с трудом удержалась от того, что не выматериться вслух.

— Разве вчера это я лез к тебе, Настя? — продолжал Роман Андреевич.

Нет, он не лез ко мне. Это я полезла к нему.

Схватила за член, а профессор вроде как даже сопротивлялся. Не так что бы очень, но у меня и члена нет, и достаточного опыта обращения с ними же тоже нет. Я не знаю, хоть и догадываюсь, как ведут себя мужчины, когда их хватают за члены. Может, у них вообще парализует волю? Судя по вчерашнему поведению Романа Андреевича, это так примерно и есть. Хвать — и делай с ним, что хочешь.

— Ты же будущий юрист, Настя, — продолжал он, — должна знать, как важны формулировки и соблюдение буквы закона. Вчера я не нарушил никаких установленных правил. Все, что произошло вчера, ты сделала своими же руками.

Я задохнулась от ярости, которая затопила сознание.

Если бы взглядом можно было убить, я бы уже распотрошила его и вывернула наизнанку, не забыв отсечь от его тела его красивый и теперь уже бесполезный член.

Ах вот как. Буква закона. Он, видите ли, ничего не нарушил. Я сама все сделала. А он со студентками не спит и под юбку мне не полезет.

Это война, Роман Андреевич. Вы еще пожалеете, что так все вывернули. Уж я добьюсь того, чтобы в следующий раз именно вы нарушили установленное правило. Нечего на меня все валить.

Вы и ваш член там тоже были. И что-то я не припомню мук совести, когда ваш язык пересчитал мне все коренные зубы во время глубокого французского поцелуя.

— Запонки, Настя, — напомнил холодный, как скала, профессор с легкой улыбкой на губах.

Ох, я сделаю так, чтобы в следующий раз он сам умолял меня снять с себя эти чертовы трусики. Вот увидите, Роман Андреевич, я тоже умею играть в эти игры.

— И кстати, Настя? — сказал он. — Спасибо.

— На здоровье, — отозвалась я сквозь зубы.

Развернулась на каблуках и отправилась в его спальню за чертовыми запонками.

***

Я злилась на Исаева. Искренне и сильно. Возможно, именно злость помогла мне сосредоточиться и не допускать больше промахов. Я помогла ему надеть рубашку, не задев руку, застегнула запонку, пуговицы, снова завязала галстук. Сегодня это был идеальный «Принц Альберт»

— Где ты научилась завязывать галстуки? Тренировалась на юристах работать не только головой, но и руками? — съязвил Роман Андреевич.

Ох, он будет издеваться? Ну, отлично. Я тоже так могу. Чуть позже, не сейчас, конечно, когда он ждет, что я ввяжусь в перепалку. Это было бы слишком просто.

— Я сама люблю галстуки. Часто носила их на практику в суд и на занятия тоже.

Легкий намек, что он совсем не замечал меня на лекциях, понят не был. Или он сделал вид, что не понял.

— А почему сейчас не носишь?

— Почти все мои вещи остались дома. Я, кстати, должна за ними съездить.

Исаев пожал плечами.

— Съезди. Но лучше купи новые. Это быстрее и безопаснее.

Тень нечто похожего на человечность и сочувствие промелькнула в его глазах. На миг. А потом Исаев снова смотрел на меня словно сквозь:

— Но это твое дело, конечно. Решай сама. Но вообще, не стесняйся тратить деньги с карты. Я человек не бедный, но и непростой…

«Да вы что», — мысленно протянула я.

— … Так что не дергай меня по каждому бестолковому поводу, ладно?

— А если я много потрачу? — решила пригрозить.

— Я же видел, где ты живешь, Насть. Много потратить ты просто не сумеешь. Да и банально не хватит времени с нашим темпом работы. А за все остальное я с удовольствием заплачу. Пойдем в кабинет.

Я кивнула и поспешила за Исаевым, спрашивая по дороге:

— Я вам нужна во время сеанса связи?

— Да, у меня сегодня важная беседа с клиентом. Будешь записывать все, о чем мы будем говорить.

— Разве нельзя просто включить запись при звонке?

Исаев аж остановился, и я отпрыгнула от него в последний момент, умудрившись не задеть руку и не упасть при этом.

— Разумеется, нельзя, Тихомирова. Это неэтично. Беседа доверительная. Это как с врачом, понимаешь? И так же уместно, как если бы я записывал бредни Ника Рида. Понимаешь?

— Кажется.

— Ах, тебе кажется? У вас ведь уже был курс этики. Впрочем, неважно. Это не мой предмет.

Следующий час я тихо сидела в уголке и записывала все, о чем Исаев говорил с клиентом. Вернее, по большей части говорил клиент. Он без прикрас описывал спорную ситуацию с рыболовецким судном, которое регулярно имело проблемы на границе с грузом и документами. Исаев внимательно слушал рассказ о спорных ситуациях и недостающих бумагах, а я строчила, как сумасшедшая, стараясь сократить, не упустить смысл. Конспектировала совсем как на лекциях Исаева.

— Ладно, Игорь Дмитриевич, я вас понял. Пока все выглядит так, словно вы очень кому-то мешаете. Мы можем предложить несколько путей решения. Я завтра вам их озвучу. Хорошо? До связи в это же время.

Игорь Дмитриевич, разумеется, согласился и тоже попрощался.

Не успел он отключиться, как на экране снова запиликал вызов видеосвязи. Исаев издал странный звук. Что-то между стоном и вдохом. Одновременно похожий и не похожий на то, как он откликался на мои прикосновения вчера в ванной.

Я запретила себе вспоминать об этом, хотя тело сразу откликнулось жаром и сладкой истомой.

— Ох, ну что опять? — пробормотал Роман Андреевич.

— Что? — не поняла я.

— Да это не тебе. Подвинься-ка ближе, продолжай записывать. Это клиентка тоже.

Я послушно пересела ближе и тут же увидела себя в кадре, едва Исаев принял звонок. На экране теперь по центру красовалось идеально мраморное лицо той самой клиентки.

Очень похожа на силиконовых уток с кастинга, только старше и, кажется, опытнее. Такую из кабинета просто так не выставишь, хотя я тут же поклялась самой себе, что сделаю это при первой же возможности. Такая вот нелюбовь с первого взгляда.

Едва дамочка открыла рот я и вовсе возненавидела ее.

— Рома, здравствуй. Я пыталась вчера вечером тебе дозвониться.

— Доброе утро Снежана Сергеевна. У вас что-то срочное?

Она отвечала Исаеву, а смотрела только на меня. Как ведьма, которая собирается сглазить или вытащить из кармана отравленное яблоко для дурочки Белоснежки. Хорошо, что я не была дурой.

— Конечно, срочное. У нас суд на носу. Нужно увидеться, поговорить.

— Разве мы не обсудили все нюансы раньше? Я готов к заседанию.

— Появились новые обстоятельства. Я выяснила кое-какие подробности о муже.

— Какие? — устало поддерживал разговор Роман Андреевич.

— Я не могу говорить при посторонних.

— Это мой стажер и помощница. Она несет такую же ответственность, как и я. Можете доверять…

— Нет, не могу, Ром. В любом случае это не заочный разговор для вебки. Нужно встретиться. Сегодня. В обед.

Она словно не говорила, а приказывала. Тоже мне королева.

Я не выдержала:

— Роман Андреевич, в обед у вас встреча с префектом. Это на час, как минимум. Потом клиент в двенадцать сорок. Без пятнадцать два уже нужно выехать на предварительное слушание по делу Лопатина. Там, скорее всего, будет все быстро, но…

— Вот видите, Снежана Сергеевна? Сегодня просто никак. Я вас наберу. До свидания!

И он отключился первым.

 

Глава 20

В офисе было много: работы, кофе, беготни, бумаг, ксерокопий и тяжелых папок, которые постоянно требовал Исаев. Это был бы обычный рабочий день, если бы не платиновая «VISA» в моем кошельке.

Роман Андреевич считает, что я не смогу потратить много? Что ж, я собиралась доказать ему, что он ошибается на этот счет. И нет, после его утреннего покерфейса я ни капельки не раскаивалась.

Чтобы потратить кучу денег, мне даже не требовалось бегать по магазинам. Достаточно было скачать нужное приложение. И вот уже нескольких тысяч на счету Исаева как ни бывало.

Впрочем, я быстро поняла, что имел в виду Роман Андреевич, когда не верил в то, что я умею тратить деньги налево и направо. Поначалу было трудно не смотреть на цены и не думать о том, что такую же шмотку можно купить на распродаже дешевле или поискать похожую подделку на Али, все равно никто не заметит. Но я наступила этой песне на горло. «Я видел, Настя, где ты живешь». О да. Даже девочка из Гольяново может вас удивить, Роман Андреевич.

Прежде всего, я озадачилась тем, что носить дома. И хотя вещи, которые я бросала в корзину, сгодились бы для подиума, а уж модницы в универе и вовсе оторвали с руками, я действительно собиралась носить их только в квартире Исаева.

А уж на сайте «Intimissimi» я и вовсе зависла надолго: шелковые короткие шортики для сна, такие же топики, летящие комбинации с кружевными вставками, бесшовные трусики, чулки, бюстгальтеры на все случаи жизни.

Даже я возбудилась, когда в перерывах поглядывала на фотки в виртуальном магазине, так что была уверена — самообладание Романа Андреевича ждала серьезная проверка на прочность.

Весь день он с каменным выражением лица работал, игнорируя постоянно пиликающий телефон, на который сыпались выписки со счета. К полудню Исаев просто выключил звук, а на мой внимательный взгляд пожал плечами со словами:

— Хорошая попытка, Настя.

Вот тогда я решила идти ва-банк и сделала несколько действительно шокирующих покупок. В графе «можно ли использовать фирменный пакет с логотипом или желаете просто черный пакет?» я написала капслоком «ФИРМЕННЫЙ». Не время для стеснения.

И указала номер телефона… Романа Андреевича. Разумеется, случайно.

Ему позвонили в ту же секунду, что я нажала «Оплатить». Еще бы. После той суммы, которую я оставила в их магазине.

— Исаев, да… Что? Заказ? — Он метнул в меня потемневший взгляд и кивнул, откидываясь назад в кресле. — Да, продиктуйте, конечно… Анальные шарики… Смазка… Наручники… Виброяйцо? Эээ, ну да, наверное. Давайте с пультом дистанционного управления… Нет, мне не нужна дисконтная карта. Да, адрес правильный. Эээ… Сейчас. Настя? — обратился он ко мне. — Тебе презервативы с каким вкусом?

— Клубничные, — улыбнулась я. — Ой, они вам позвонили? Простите.

Роман Андреевич благосклонно улыбнулся. Сказывалась адвокатская выправка. Что и говорить, умел держать лицо при любых обстоятельствах. Впервые я засомневалась в том, что мне удастся пробить броню этого толстокожего мамонта.

— Ага, клубничные, да… И девушка? У вас есть хлысты в наличии? — спросил он. — А какие бывают? Расскажите. Очень интересно.

Мои пальцы замерли над клавиатурой. Черт!

— Да, плетка была бы идеальна. Спасибо, добавьте к заказу… Что? — он поперхнулся.

Ага, улыбнулась я, продолжив спокойно печатать приказ. Не ожидали, Роман Андреевич? Шах и мат.

Исаев закрыл лицо руками.

— Да, я уже понял, что плеть идет в комплекте со скамьей для порки, которую я уже заказал, — повторил он медленно, не сводя с меня глаз. — Спасибо.… До свидания.

Он швырнул телефон на стол.

— Еще раз прошу прощения, Роман Андреевич. Весь день ваш номер телефона вбивала в документах в контактах для связи и… Перепутала.

— Да, я понял. Но… зачем тебе это, Настя?

— Ну… У меня тоже есть потребности, Роман Андреевич. И я усвоила вчерашний урок, мне следует самой о себе позаботиться ради нашего общего спокойствия. А я девушка молодая, кровь горячая, на отношения у меня времени нет, поэтому…

Он шумно втянул воздух через стиснутые зубы и процедил:

— Я пойду… проветрюсь.

— У вас встреча с префектом через полчаса.

— Успею. Жду тебя в машине через десять минут.

Я кивнула. И только когда он вышел, дала себе волю и расхохоталась в голос.

Пятнадцать минут спустя Роман Андреевич прислал смс, что поедет без меня. О, это было еще смешнее. Стойкий, но не очень смелый солдат.

Пользуясь обеденной паузой, я быстро перекусила и успела до возвращения Исаева заглянуть все в тот же бутик. Меня узнали и быстренько подобрали туфли — бессовестно-красивые и удивительно удобные. Красивые галстуки на любой вкус нашлись в мужском отделе, и я взяла десяток узких от «Дольче» и пяток от «Диор».

К ним я добавила еще несколько строгих, но одновременно соблазнительных блузок. Их, конечно, следовало носить под пиджак, но ведь сейчас так жарко, даже с кондиционером хочется все время снять с себя лишнее.

По дороге в офис позвонил Роман Андреевич.

— На заседание подъезжай сразу в суд. Возьми из офиса все документы по Лопатину. У меня на столе, — распорядился Исаев. — Я задержался с префектом, отменил клиента, буду к началу заседания.

— А заседание надолго? — нагло поинтересовалась я.

— А у тебя есть еще какие-то дела, кроме моих? — тут же огрызнулся Роман Андреевич.

— Я в СПА записалась на семь, как вы велели. Маникюр, педикюр, полная депиляция. Так что — да. Все это ваши поручения, Роман Андреевич.

— Успеешь.

И повесил трубку. Я вернулась в офис, собрала все, что он велел, и отправилась к метро. Решив быть не только вредной, но и внимательной помощницей для моего профессора, заглянула по пути в «Старбакс», взяла ему эспрессо и маффин.

Вряд ли он нормально поел, пока общался с префектом, а уж от кофе Роман Андреевич никогда не отказывался.

На этот раз за него он меня даже не поблагодарил, хотя съел и выпил все, что я принесла. Почувствовала себя в шкуре Марины в тот день у машины, когда она забирала его из больницы со свежим переломом.

На заседании ему даже не потребовались заметки и документы. Обвинение представило несколько новых неопрошенных свидетелей, и судья отложила слушание на неделю.

— Вы обещали позвонить Снежане Сергеевне, как освободитесь, — напомнила я, как только мы сели в машину.

— Да, конечно.

— Набрать ее номер? Кажется, я видела его в контактах, которые вы мне дали. Это ведь ее дело о разводе? Муж, кажется, брокер.

— Да, он. Дернул меня черт взяться за это.

— Заведомо проигрышное дело?

— Нет, денег там будет море. И у нее, и у меня. Хотя теперь уже не знаю, стоит ли овчинка выделки.

— Хотите, я посмотрю внимательнее их брачный контракт?

— Да нечего там смотреть, Насть. Она получит половину, потому что он изменял. У нас есть доказательства.

Меня так и тянуло спросить, а изменяла ли Снежана мужу? И как это карается? И насколько случайно она так настойчиво ищет встречи с моим занятым боссом?

Наверно, все эти вопросы проступили на моем лице, потому что Исаев долго пристально смотрел на меня. Говорить о его клиентке и возможной любовнице мне совсем не хотелось, потому я прибегла к отвлекающему маневру и сняла пиджак, оставаясь в новой блузке. Она была прозрачной и без рукавов. Сквозь кремовый шёлк просвечивал кружевной черный лифчик. Роберт Паттисон в своем последнем интервью на вопрос, что его заводит, ответил, что именно такой контраст в одежде. Если уж черное белье заводит Паттисона, то с профессором-то тоже должно сработать?

Исаев моментально опустил глаза вниз, прекратив сверлить меня взглядом.

— Нравится? — не сдержалась я.

Он облизал губы, сглотнул, вернул глаза вверх, спросил

— Что именно?

— Блузка. Она новая. Я купила в обед.

— Да, тебе идет.

Он тут же отвернулся, даже отсел от меня, достал телефон и стал листать письма левой рукой, попутно говоря:

— Я встречусь клиентом в семь, но ты можешь идти в СПА.

— Я могу перенести.

— Не стоит.

Он махнул на меня рукой в ортезе, давая понять, что разговор закончен, и ему нельзя мешать. Я, конечно, замолчала.

***

Остаток дня пролетел как одна минута. Но за эту минуту я отметила, что Снежана Сергеевна звонила минимум три раза. Дважды Исаев ее сбрасывал, морщась и один раз ответил, уклоняясь от очередной встречи.

К концу дня мне стало немного стыдно, потому что мой босс устал и проголодался, а вместо того, чтобы идти домой и отдыхать, он остался в офисе общаться с клиентом, а я упорхнула в СПА.

Но вспомнив его холодный взгляд и снисходительный тон, я отринула угрызения совести и просто заказала ужин на дом. Пусть поест. Ему понадобятся силы. И терпение.

О, терпеть придется много.

Я вернулась домой и сразу увидела хмурого Романа Андреевича. Он обсмотрел меня с ног до головы, словно руками прощупал. Но я знала, что выгляжу отлично. Пусть уже без макияжа, но вся натертая и ухоженная с головы до пяточек.

— Нравится моя прическа? — провела я рукой по волосам.

Тянуло предложить боссу проверить качество моей эпиляции, но я сдержалась.

— Там твои покупки привезли, — бросил он.

Ах вот, в чем причина его раздражения.

В холле оказался парень в униформе, который с непроницаемым выражением лица собирал… мою скамью. На Романа Андреевича было страшно смотреть.

— У вас все хорошо? — ласково осведомилась я.

— Разве не видно? Просто замечательно.

— Ужин доставили? Вы поели?

— Ага.

— Это хорошо. А остальные мои покупки?…

— Уже в твоей комнате. Это тоже туда поставить? — уточнил босс.

— Да, разумеется. Я вам нужна еще?

— Нет.

— Тогда я пока почитаю у вас в кабинете. Не забудьте дать на чай.

Исаев пробормотал что-то невразумительное. Я не стала переспрашивать, находиться рядом с ним в таком состоянии становилось действительно опасно.

В кабинете Исаева меня встретили книжные стеллажи от пола до потолка. Каково же было мое удивление, когда я нашла среди скучных юридических трактатов нашумевшую академку-постапокалипсис Матвея Тойфеля*. Офигеть! Я так давно мечтала ее прочитать, да все руки не доходили.

Ого. У Романа Андреевича на полке еще и вся трилогия целиком. И в довершение на форзаце книги оказался автограф автора и дарственная надпись.

— С бесконечной благодарностью за помощь и поддержку в трудные времена. Спасибо, друг, — прочитала я вслух.

Окончательно заинтересовавшись, забрала первый томик академки и вернулась вместе с ним в комнату, по дороге завернув на кухню за собственным ужином.

— Твоя скамья, — объявил позади меня Роман Андреевич, занося в комнату сооружение из черного дерева и кожи.

— Спасибо. А откуда у вас подписанная книга Тойфеля? — не сдержала я любопытство. — Вы не похожи на любителя магических академий.

Исаев улыбнулся как-то тепло и загадочно. На миг мне показалось, что босс отменил режим холодильника, но он очень быстро собрался и снова стал айсбергом.

— Я помог ему в начале карьеры. Издательства составили отвратительный договор, мы сделали его удобным. Благодаря этому Матвей смог отдать книги на перевод и издаться за границей. Ну а я получил известность в узких кругах.

— О, это было дело, после которого вы проснулись знаменитым?

— Можно и так сказать. Меня сразу позвали в «Фемиду», от клиентов не было отбоя. Уже через год я стал партнером.

— Вы, наверное, были в восторге от такой карьеры?

— Пожалуй, — пожал он плечами. — Ничего не забыла, Настя?

Исаев протянул руки, и я подскочила к нему, вообразив, что он хочет объятий. Вовремя притормозила.

Проклятье, он ведь имеет в виду рубашку, которую нужно расстегнуть и снять. Спасибо, господи, что включил мой мозг вовремя. Надо прекращать витать в облаках и на что-то надеяться.

Я безмолвно и безукоризненно раздела босса, подала ему рубашку, которую он небрежно закинул на плечо.

— Доброй ночи, — бросил он и лукаво прищурился. Будет издеваться. — Завтра тяжелый день и ранний подъем. Не увлекайся чтением и всем остальным.

Исаев кивнул на пакеты с фирменными логотипами, как я и просила, и вышел, а я едва сдержалась, чтобы не швырнуть книгу ему в затылок.

Ненавижу!

Скотина.

Бесчувственный мудак.

Айсберг поломанный.

Сейчас как начну стонать ему назло, благодаря достижениям эротической индустрии. Боже, я рухнула на кровать. Почему меня так задевает его холодное равнодушие? Его отстраненность? Ведь так и должно быть. Возьми себя в руки, Настя. Это же мой шанс на стажировку. И он мой преподаватель!

Я и глазом моргнуть не успею, как настанет осень. Да что там… Он перестанет нуждаться во мне, как только ему снимут ортез. Нет никаких шансов, что моя стажировка не кончится вместе с летом. Осенью я не смогу работать в таком же темпе. Сейчас времени едва хватает на жизнь, что уж говорить об учебе.

Просто… Роман Андреевич очень красивый мужчина. С этим ничего не попишешь. Если бы я не увидела его полуголым, возможно, он оставался бы для меня прежним безликим профессоров в дорогих костюмах.

И я уж точно не вспыхивала бы всем телом при виде пальцев, в которых он держит чашку, ручку или телефон, если бы не тот случай в кабинете на кастинге. Просто ни один мужчина еще не добивался такой бури эмоций, как сделал это он, простым движением пальцев по моим трусикам. Даже не касаясь меня!

Впечатлительная глупая помощница, нужно выбросить из головы Романа Андреевича как можно быстрее. И не совершать глупостей. Хорошо, что он стерпел мой безумный шопинг. Другой бы не стал.

Что ж… Раз уж купила, надо затестить. Производители на сайте обещали мне гамму эмоций и множественные оргазмы, вдруг какое-то виброяйцо способно свести на «нет» мои нелогичные мечты о недостижимом профессоре?

Не тут-то было.

Перебрав весь ассортимент, я пришла в ужас от схематических картинок в инструкциях. Покрутив в руках член с силиконовыми рожками, обещавшими неземное наслаждение, я поняла, что никогда не засуну собственными же руками это в себя.

В итоге я только еще сильнее возненавидела себя, когда, перебрав весь мой богатый ассортимент, поняла, что ничто меня не радует и не возбуждает также сильно, как одна только мысль о пальцах упрямого профессора. В тот день в его кабинете. Его глухие стоны и желанные дразнящие прикосновения. Уверенные поцелуи мужчины, который точно знает, чего хочет.

Рука сама собой опустилась ниже. Оказалось, я помню каждое движение его пальцев, как он провел по трусикам костяшками пальцев, отчего меня словно током ударило, и как сразу после погладил меня подушечками. Контраст силы и нежности, острого удовольствия и едва уловимого.

Позже я убрала игрушки в прикроватную тумбу, расстелила постель и заснула в смешанных чувствах. Надеялась забыть, а в итоге только закрепила привычку кончать с его именем на губах. И так и не нашла ответов на вопрос, как же мне с ним работать дальше?

_________

*Матвей Тойфель — главный герой книги "О да, профессор" (первая книга из цикла "Горячий профессор", можно читать отдельно)

 

Глава 21

Утром оказалось, я познала еще не все грани сарказма, на который способен Роман Андреевич.

Вчера я старалась быть тихой, но в квартире Исаева каждый шорох был слышен, так что, возможно, причина его плохого настроения заключалась в моем кошачьем концерте в спальне.

Почему-то мысль, что его это задевает, приятно грела.

А еще этим утром я решила быть собранной, почти идеальной. Я помогла ему одеться, сварила кофе, сделала омлет из нормального молока, который, правда, никто не оценил. Но это нормально. Почти привычно уже.

Очередной сеанс связи с Дальним Востоком тоже прошел без эксцессов. Я стала понимать, почему Роман Андреевич меняет клавиатуры чаще, чем женщин. У той, на которой я печатала этим утром, стал западать пробел. А еще начало заедать колесо мыши.

— Позвони в компьютерную фирму, их контакты найдешь в визитнице, — распорядился Роман Андреевич. — Клиент не будет ждать, пока ты уговариваешь мышку кликнуть по нужному документу. Скажи, что это срочно.

В итоге к бесконечным заданиям, вроде химчистки, про которую я все-таки забыла вчера, и основным делам, прибавилось еще и это. До того, пока не доставили новую клавиатуру и мышку, приходилось печатать на этой. И да, я действительно теряла много времени, пока раз пятнадцать нажимала на пробел. Или же у меня получался не текст, а поток сознания без пробелов, который мне же потом приходилось расшифровывать.

В обед я забрала свежие рубашки и костюмы из химчистки, которые, как оказалось, должна была забрать Марина. Квитанции у меня не было, но в химчистке, услугами которой Роман Андреевич пользовался уже который год, не удивились смене помощницы и без проблем выдали костюмы.

В ответ на мою благодарность, приемщица только пожала плечами:

— Да не за что, все равно у него сначала одна, потом другая. Я эти костюмы и то запомнила лучше, чем его помощниц. Так что, удачи тебе, девочка.

Это «Одна, потом другая» неприятно резанули по сердцу, но я снова призвала себя не зацикливаться на необоснованной ревности. Это просто работа, и я буду делать ее хорошо.

Как раз в тот момент, пока я тащила неподъемные костюмы, у меня зазвонил телефон. Хорошо, что рядом подвернулась скамейка на набережной, как раз напротив «Москва-Сити». Я сгрузила туда прозрачные чехлы с одеждой и ответила на звонок.

Звонила Таня.

— Слышишь, ты ничего не забыла? — сразу рявкнула сестра.

И эта туда же.

— Во-первых, привет. Во-вторых, я обязательно куплю тебе обещанную палетку. Просто у меня вообще нет времени на это.

— Да я заметила, Насть! Ты вообще который день дома не ночуешь, помнишь об этом? А ничего, что мы волнуемся? Павлик тут постоянно нудит, позвони, да позвони. Я, конечно, понимаю, что ты себе мажора нашла…

Тоже мне волнуется. За самого себя он волнуется, вот почему нудит.

— Никого я не нашла. Я работаю, Тань. С утра до ночи, как проклятая.

— Ага, — заржала Таня. — Не покладая рук и не закрывая рта, знаем мы такую работу.

Я скривилась.

Тяжело вздохнула и посмотрела на небоскребы по ту сторону реки. В ветвях шумел ветер, приятно грело солнышко. Я с ним всего несколько дней, а уже стала забывать, каково это гулять, расслабляться и не впахивать 24/7.

Как он живет вот так? Почему? Неужели его ничего, кроме работы не интересует?

— Ты тут вообще? — спросила в трубке Таня. — Когда домой вернешься? Мама сказала, чтобы я надавила на тебя. А ты, чтобы вела себя как приличная девочка, и шла ночевать домой. Она даже всплакнула, что не уследила за твоим воспитанием. Не доводи, маму, Насть.

Это был словно звонок из другого мира. Тесная двушка, где были мы с сестрой и вечный надзор похотливого Павлика. Где всегда не хватало денег. Господи, как много я спустила вчера в никуда! Только ради какой-то глупой мести. Я вытянула ноги, глядя на дорогущие туфли, которые еще неделю назад не могла себе позволить.

Интересно, Исаев облагораживает так каждую помощницу? Или только меня? Жаль нельзя звякнуть Марине, поговорить по душам.

Разговор с сестрой давался тяжело. Мне нужно было решиться и сказать им правду. Почему я скорее останусь ночевать на улице, чем вернусь туда, где был Павлик с его растянутыми трениками и загребущими руками.

«Чего ты, как неродная?» — как наяву услышала я его голос и меня передернуло. Пережитый в прихожей ужас сковал горло. Если бы не Роман Андреевич, некому было бы его остановить. И если бы не Роман Андреевич с его насыщенной жизнью и бесконечными заданиями, я бы не пришла в себя так быстро.

А так… Я словно больше не была собой. Переродилась как будто. Стала красивее, умнее, нужнее. И все это я чувствовала тоже только в его присутствии. В его брошенных вскользь взглядах.

Он тоже хотел меня, но сдерживался, и даже тогда смотрел иначе, чем тот же Павлик. В его синих глазах никогда не было тупого вожделения, пьяного масляного блеска, а руки не шарили по телу, царапая неухоженными ногтями.

— Не ждите меня, Тань, — выдохнула я. — Я не приду.

— Чего? Ты там что, в эскорт заделалась? Сколько он тебе платит? Ты про семью-то не забывай!

— Я говорила тебе, что буду копить на съемное жилье. И сейчас каждую заработанную копейку я потрачу на это. Я не намерена оставаться в одной квартире с Павликом, даже близко к нему не подойду. Еще не знаю, какой у меня будет график на выходных, но я попробую вырваться. Скажем, в субботу утром у меня точно нет конференции с Дальним Востоком, и я попробую отпроситься на два часа. Но я не приеду домой, — повторила я. — Если мама хочет меня увидеть, то давайте в кафешке на бульваре. Она рано открывается. Позавтракаем вместе.

— Позавтракаем? Ты ценник там видела? Что с тобой, сестренка? Как ты так быстро превратилась в мажорку, которая завтракает в ресторанах? Чем это мы стали такими плохими, что ты от нас уже нос воротишь?

— Не в этом дело, Таня. Совсем не в этом.

— А в чем тогда?

— Я расскажу в субботу.

— Наверняка, попросишь еще твоих шмоток притащить? Или тебе твой хахаль уже накупил трусиков? А может, они тебе и не нужны там?

Я тихо ответила:

— Мне ничего не нужно.

И сбросила звонок первой.

***

Все последующие несколько дней Исаев работал, как сумасшедший, и я просто подстраивалась под его безумный ритм жизни. Встречи, поездки, заседания, слушания, новые дела, старые дела, дела в процессе, показания, документы, контракты.

В какой-то момент я думала, что моя голова просто взорвется от переизбытка информации, но нет. Я залезала в телефон или ноут, сверяла даты, отменяла, добавляла, меняла местами пункты в расписании Романа Андреевича. Истинной передышкой мне казалось время, когда Исаев уезжал куда-то без меня, и я могла спокойно прогуляться по набережной. Взять кофе с сэндвичем и поглазеть на водную гладь.

А еще я любила изучать текущие дела. Одним из них как раз оказался развод Снежаны. Исаев им практически не занимался, поскольку был давно готов к заседанию и рассчитывал на быстрый процесс. Поэтому у меня только росли подозрения об их неуставных отношениях, ведь Снежана продолжала названивать, настаивать на встрече.

Последнее время Исаев просто подсовывал свой телефон, и мне приходилось отказывать ей лично, объясняя, что Роман Андреевич адски занят и перезвонит. Один раз ей удалось поймать его во время обеда в ресторане. Якобы случайно совпало. Ага, как же. Они остались выпить кофе, а меня отпустили. Я до конца дня кипела от возмущения. Ну что за наглая дамочка.

В тот день меня не успокаивало даже медитативное созерцание реки, и двойной ванильный капучино тоже не помог. Помимо того, что я просто на дух не переносила Снежану, меня разрывало от злости на саму себя. Я не должна была так реагировать на встречу Исаева с клиентом! Ведь я спокойно оставляла его наедине с другими и при этом мне не хотелось вдруг стать невидимкой, чтобы хоть одним глазком подсмотреть, о чем же они там разговаривают. Ясно же, что не о деле, в которое все было уже рассмотрено и оговорено вдоль и поперек.

Вернулся Исаев из ресторана весьма довольный, и это взбесило меня еще сильнее. Я плюхнула перед ним чашку с кофе, который он попросил, со словами:

— Надо было в ресторане выпить.

А он даже не ответил на мою колкость. Только посмотрел снизу вверх, улыбнулся и пригубил горячий напиток, по-прежнему широко улыбаясь.

Я-то думала, она его раздражает, а он улыбается!

Не знаю, чем они там занимались, и очень хотела бы не представлять всякие пошлости, которые сделали моего босса счастливым, но выходило само собой. Еще и потому, что вся моя тактика по соблазнению и попыткам довести Романа Андреевича до ручки накрылась медным тазом.

И да, я помню, что собиралась отказаться от мысли его совратить и просто работать вместе с ним! Но другая женщина рядом с ним все равно никак не входила в мои планы.

Все усугубилось уже на следующий день, когда Снежана стала названивать опять. Роман Андреевич опять носился по делам, а отвечать ей заставил меня.

Я очень надеялась, что Снежана успокоится, но зря. В этот же день вечером, уже дома раздался звонок от портье. Я привычно взяла трубку домофона и обомлела.

Снежана ждала Романа Андреевича внизу.

Я была готова спуститься сама, послать ее прямым текстом, но Роман Андреевич, словно почувствовал это, и забрал у меня трубку. Я как ревнивая жена стояла и смотрела на него, уперев руки в бока. Думала, он опять уклонится от встречи, но Исаев лишь сказал, что… спускается.

Вот тут меня и накрыло. Наверное, в том, что у меня нервы шалят виноваты стресс, недосып и ранние подъемы, думала я, пока смахивала слезы все то время, что его не было.

Минут тридцать, наверно, отсутствовал, но я успела разозлиться, отчаяться и неистово поревновать человека, который мне не принадлежал. Который мне, собственно, не очень-то и нравился! Он же бездушный монстр, айсберг в океане, робот с юридическими терминами вместо человеческой речи.

Но, с другой стороны, как он может не нравиться? Эти его руки с переплетением вен, которые я рассматривала каждое утро, пока закатывала рукава рубашек. Или широкая шея в белоснежном вороте, на которую я тоже насмотрелась. А волевой подбородок? Я изучила каждую впадинку, когда он на днях попросил меня помочь ему с электробритвой.

Что уж говорить обо всем остальном, что я пощупала и изучила в тот раз в ванной? И вот это все может принадлежать какой-то Снежане?

Роман Андреевич вернулся и, как ни в чем ни бывало, сел доедать ужин. Я молчала, но наверно, мое лицо говорило все лучше любых слов. Хотя я умылась холодной водой, как только услышала скрежет замка, боюсь красные пятна на щеках сошли не так скоро.

Подумать только, расплакалась из-за него. Кошмар.

— Такая работа, Насть, — проговори неожиданно Исаев, махнув вилкой в левой руке.

— Какая «такая»? — нервно огрызнулась я, выходя из-за стола.

— Она моя клиентка и хочет особого отношения. Они все почти его хотят, потому что… — Роман Андреевич снова помахал вилкой, подыскивая нужное слово. — Потому что звезды, понимаешь? Всем подавай личный подход.

Я сжала губы, изо всех сил стараясь не отвечать, не ляпнуть какую-нибудь гадость, хотя на языке так и вертелось. О личном подходе. Чересчур личном. Почти интимном.

— От меня не убудет, если я лишний раз уделю ей время.

И на этот счет у меня было свое мнение.

— Это личное время, Роман Андреевич. Ваше личное время, которого у вас и так практически нет. Она ведь должна понимать…

— Не должна, — обрубил он. — И закончим на этом.

Он действительно закончил, встал из-за стола и ушел в кабинет, а потом в спальню. Я запретила себе реветь, но все равно не могла понять, чем эта Снежана так важна.

Видимо, девочка-студентка из Гольяново не только не способна тратить деньги, но и не может ничем заинтересовать такого важного, гламурного профессора-юриста.

Я запретила себе реветь.

Не хотела, чтобы он слышал через стену даже намеки на плач. Наверно, зря. Если бы выпустила пар, то утро не встретило бы меня отчаянной болью в груди, которая по ходу дня превратилось в отчаянную злость. Я злилась на Исаева, на мир, на Снежану, на саму себя. А еще сегодня была пятница и завтра с утра я должна была встретиться с семьей, которая уверена, что богатый юрист может заинтересоваться бедной студенткой только ради того, чтобы трахать ее и в хвост, и в гриву. И когда они увидят на мне эти дорогие туфли и брендовые шмотки, а Таня с ее увлеченностью бьюти-блоггерами различает их на глазок, я никогда не докажу им, что эта одежда ничего не значит. Как и то, что работаю и живу я с Исаева не в качестве личной наложницы.

И утром очень не вовремя снова нарисовалась наша важная клиентка.

Конечно, без предварительного звонка и даже стука в дверь. Она просто впорхнула в кабинет, как бабочка. Хищная, наглая бабочка.

— Ромочка! — воскликнула она. — Ты не представляешь, что я узнала. Оказывается, он изменял мне давным-давно. С моей подругой. Можешь себе представить?

Я опешила, когда она бросила сумку на мой стол и пропорхала к месту Исаева. Тот выглянул из-за монитора, онемевший и совершенно шокированный. Вряд ли от восторга.

А Снежана устроилась в кресле напротив, продолжая щебетать

— Я уверена, ты сможешь вытрясти из него еще больше денег, если моя блудливая подружка даст показания.

— Снежана, давай мы обсудим это позже…

— Но это ведь важно! Неужели ты не понимаешь? Если ты сейчас занят, то давай встретимся сегодня вечером, здесь как раз неподалеку от «Москва-Сити» открылся новый стейк-ресторан. Говорят, там совершенно потрясающая мраморная говядина, так что скажешь?

— Я занят вечером, — коротко ответил Роман Андреевич.

Подтверждая его слова, в кабинет заглянул Иван Ильич, партнер Исаева. Тот самый дяденька, на которого я наткнулась в день кастинга.

— Ром, ну что там? Нашел дело Зайцева? Есть смысл мне гнать по тому же шаблону защиту? О, простите, — притормозил он при виде бронзовых ног Снежаны, а потом и ее бюста. — Не знал, что в кабинете Романа кто-то есть.

Роман Андреевич поднялся навстречу Ивану Ильичу.

Я быстро подала боссу папку, и он взял ее уже привычным жестом — левой рукой и обернулся к Снежане.

— Снежана Сергеевна, у меня, правда, совсем нет времени… Смотри, Вань… — с этими словами он вышел из кабинета, начав объяснять Ивану уже в коридоре особенности такого рода дел.

Я не сдержала пиршествующей улыбки, но рано — мое торжество тут же застукала поджаренная в солярии курочка-грилль.

— Сделай мне кофе, — бросила она мне. — Я подожду твоего босса здесь.

Ну, конечно.

Я тоже поднялась, расправляя юбку.

— Боюсь, у меня тоже нет на это времени, так что вам придется уйти прямо сейчас. Роман Андреевич не любит, когда в его кабинете остаются посторонние, а я должна буду его запереть. У нас встреча за обедом, которая может затянуться, а потом…

— Да-да-да, а потом, разумеется, заседание или еще какая-то чушь, да?

Снежана встала, подошла ко мне, наклонилась через стол и взяла за подбородок, больно вдавив острые ногти в кожу.

— Думаешь, я не вижу тебя насквозь? Хочешь получить его, потому что все время путаешься под ногами? Зря, солнышко. Рома, может быть, и поиграет с тобой, потому что какой мужчина выстоит против молодой давалки, но он очень быстро вышвырнет тебя, как надоевшую кошку, не моргнув и глазом. Наслаждайся, пока можешь и пока молодая. Только вернется он ко мне, более опытной и шикарной женщине. Уж поверь. Скольких выскочек я оставила позади, тебе и не сосчитать.

Я очнулась и мотнула головой, вырываясь. Но она уже сама отпустила, забрала сумку и вышла, оглушительно стуча каблуками и оставляя в кабинете резкий запах «Пятой Шанели».

Первым делом, когда Снежана покинула офис, я встала и открыла окно, чтобы проветрить. Плевать, что кондиционер отдаст улице желанную прохладу. Мне нужен воздух, а не удушающие невидимые лапы парфюма Снежаны. Потом сбегала по делам, которые действительно были, но про обед я соврала.

Когда Исаев вернулся, он даже никак не отреагировал на исчезновение клиентки. Я разозлилась еще сильнее. Думает, завел вместо помощницы собаку, которая будет облаивать его надоедливых баб? Вот уж вряд ли!

Я вспомнила ее слова о надоевшей кошке и снова вскипела. Ну черт с ним со сравнением и прямым указанием на мое пролетарское происхождение, но кто же кошек на улицу выбрасывает? Это каким чудовищем надо быть? Да и не только кошек. Вообще зверей!

Наверно, только такая, как Снежана.

Какая же она мерзкая. И как только Исаев вообще может с ней!..

Ох, нет, лучше даже не представлять, чем они занимаются тет-а-тет.

— Насть, спасибо за дело Зайцева и пометки к нему. Я бы подвел Ивана без них. Совсем забыл.

Ну, еще бы он помнил. У него Снежаны всякие.

— Пожалуйста, — все-таки фыркнула я. — Давайте папку верну в архив.

Я обошла его стол, стараясь не встречаться взглядом с его глазами. Только не этот магнетический взгляд, от которого мигом подкашиваются коленки.

Протянула руку, по-прежнему глядя в пол. На свои шикарные туфли.

Но вместо того, чтобы передать мне папку, он вдруг сжал левой ладонью мою руку и резко притянул к себе. Поймал меня за талию, не давая упасть, и усадил к себе на колени.

Что это за игры? То притяну, то оттолкну! Нет уж! Хватит с меня!

Я тут же заерзала, пытаясь снова подняться на ноги, но он так крепко сжал левой рукой мою талию, что я охнула. По телу от его прикосновений проскочил разряд истомы. Я снова дернулась, и Роман Андреевич тоже издал глухой стон.

Сначала я решила, что задела его руку или сделала ему больно. Подобный тон я уже слышала однажды. В клинике, когда ему было очень больно. Только сейчас к мучениям явно примешивалось… что-то еще?

Я почти бессознательно заерзала снова, чтобы услышать это звук еще раз и точно убедиться, в чем же дело.

— Настя, — выдохнул он измученно и сжал мое бедро.

Вожделение… Господи. Вот что еще есть в его голосе. Мучительное вожделение.

Айсберг дал трещину? Он что, хочет меня? Или это такой отклик после несбывшегося свидания со Снежаной? Сидя боком, я медленно повернула к нему лицо. Наши глаза встретились, и я захлебнулась грозой в его взгляде.

— Простите, Роман Андреевич, — выдохнула я. — Вы не могли бы убрать руку с моей задницы? А то я не могу встать.

Он только сжал меня крепче.

Неужели Бастилия собирается пасть? Черт, в эту игру ведь всегда играют оба. И мне это нравилось. Опять. Я качнула бедрами, побуждая его потерять голову, и прикусила нижнюю губу. Теперь его эрекция ощущалась настолько явно, словно на нем и не было никакой одежды.

Меня окатило жаром. Я не сдержала стона.

Роман Андреевич моргнул и как будто протрезвел. Словно заметил, кто это перед ним и кто елозит бедрами на его коленях. Ведь меня совершенно точно нельзя спутать со Снежаной.

Он прикрыл глаза, на минуту позволяя себе забыться. А когда открыл, действительно убрал руку и проговорил сердито:

— Я тебя не держу. Уже давно. Подними свой неугомонный зад и сделай мне кофе.

Меня как ледяной водой окатило. Я влюблялась в шторм, а в итоге опять напоролась на айсберг, который протаранил мое безумное сердце. Я вам не чертов «Титаник», Роман Андреевич, нельзя так со мной!

Каким-то чудом я умудрилась даже вскочить, не задев его руку.

Кровь, которая так и бурлила в теле, ударила мне в щеки. Сердце оглушительно грохотало в груди, а руки дрожали. Я почти бегом рванула к кофемашине, трясущимися пальцами попыталась насыпать зерна для помола. Но герметично запечатанная упаковка не поддавалась.

Не успела взять себя в руки, как возле меня уже вырос Исаев.

— Нравится? — глухим от гнева голосом спросил он.

— Что именно? Робуста? — промямлила я непослушными губами. — Я предпочитаю арабику, но…

— Не надо делать вид, что мы о сортах кофе! — рявкнул Роман Андреевич. — Нравится доводить меня? Дразнить меня?

Он выдрал из моих рук пакет. Кофейные зерна разлетелись бусинками с характерным перестуком. Я даже не успела возмутиться тем, что это он меня дразнит, а не наоборот, как оказалась распластанной на все том же столе, между пластиковыми стаканчиками, салфетками и сахаром в бумажных упаковках.

Вжимая руку мне в талию, он прижал меня к столешнице, заставляя прогнуться еще сильнее.

— Теперь я понимаю, для чего тебе скамья для порки. Сама ведь напрашиваешься.

Звонкий шлепок моментально обжёг мою попку. Это было чувствительно даже через ткань юбки. Больно и одновременно сладко. Я взвизгнула.

— Тихо, — шикнул Исаев мне в ухо, возвращая руку мне на талию. Фиксируя меня на одном месте. — Хочешь, чтобы весь офис знал, чем мы тут занимаетесь?

— Почему бы и нет? — огрызнулась я из последних сил. — Чем офис хуже тех мест, где вы обычно этим занимаетесь со Снежаной Сергеевной? Или она ведет себя тихо? Нравится трахать эту безмолвную рыбу? Уж извините, я так не умею!

Сарказм рождался сам собою, каким-то чудесным образом. Правда, перемешивался со стонами, но их я старалась сдерживать.

— Да уж знаю, — продолжал нашептывать босс, теперь поглаживая мой зад. — Слышал я, как ты умеешь. Я до сих пор помню твои стоны в этом кабинете, так ты решила, что мне и этого мало? Стонешь теперь у себя, каждый вечер?

— Так вы еще и подслушивали! Ай-ай, как некрасиво.

— А может, я еще и подглядывал? Разве не для меня ты всегда оставляешь дверь открытой?

Да, конечно, я делала это нарочно, но не собиралась сознаваться.

— Роман Андреевич, вы же хотели…

Кофе, недоговорила я.

Голос онемел, когда он одним резким движением задрал мне юбку.

— Тебя я хочу, Настя. К черту кофе. Сними трусики.

Я чуть не разрыдалась от счастья, услышав это грязно-чувственное требование.

Он ослабил хватку, и я могла оттолкнуть его, уйти, уволиться, сбежать, но вместо этого дрожащей от желания рукой сама приспустила трусики.

Исаев тут же надавил рукой мне на спину, заставляя лечь обратно на столешницу.

Сзади? В первый раз?

Ох, ну а что я хотела? Он ведь не мой бойфренд, а похотливый и горячий профессор-босс, которого я, кажется, сама и довела до ручки.

Но Исаев не торопился расстегнуть брюки. Он вдруг опустился на колени, погладил меня по бедру, побуждая сильнее раздвинуть ноги.

Краем глаза я заметила, что он поднял с пола мои трусики и сунул в карман, но тут же стало не до этого, потому что я ощутила его губы.

— Боже мой! … — ахнула я, цепляясь за стол всеми десятью пальцами.

— Спасибо, но можешь звать меня в таки моменты по имени, — усмехнулся он, отстраняясь на миг.

Я не успела ничего ответить, потому что теперь он лизнул меня и снова поцеловал. Охренеть! Я зажмурилась и выгнулась, как кошка, когда к его языку, которым он жалил меня, прибавились пальцы.

Пришлось прикусить костяшки пальцев, чтобы хоть так заглушить звуки, которые так и рвались наружу. Ох, мне хотелось стонать в голос и извиваться от удовольствия, а приходилось изо всех сил сдерживаться.

Его губы были такими горячие, а язык жалил невероятно сладко, но все же мне хотелось сильнее. А он не давал мне этого. Он дразнил, отстранялся, невесомо целовал или обводил рукой ноющий клитор, но не касался его и не прикусывал его легко зубами.

— Пожалуйста, — попросила я, бессовестным шепотом. — Пожалуйста, сильнее.

— Ах, сильнее, девочка? Так же сильно, как ты мучаешь меня?

Я захныкала, не зная, что сказать в свое оправдание, но он и сам сжалился. Шире развел мои ноги, улучшая себе доступ, и ввел в меня наконец-то палец.

— Да! — слишком громко выдохнула я, наконец, ощущая желаемое.

Исаев усмехнулся и втянул клитор в рот, заставляя меня кашлять и хрипеть от заглушенных стонов.

Его язык кружил и жалил, манил долгожданной разрядкой. Я распласталась по столу, радостно встречая оргазм. Еще немного, еще совсем немного…

Исаев погрузил в меня сразу два пальца, и я ударила ладонями по столу, сжимая его внутри, ускоряясь для столкновения с тонной удовольствия, которая мчалась на меня, грозя убить и вознести на небеса.

— Черт… какая же ты… — побормотал Исаев.

— Ром, я еще забыл одну вещь спросить, — услышала я из коридора голос Ивана Ильича.

И все. Рот и пальцы, все исчезло. Исаев резко дернул вниз мою юбку, а меня буквально отодрал от стола. Я вцепилась в него, стараясь заново научиться дышать, зажмурилась, чтобы не выпустить из глаз горячие слезы отчаяния.

Да как так можно?!

— Да, Вань? — откликнулся Исаев, поднимаясь с колен и поправляя брюки.

Он сам распахнул дверь.

Когда партнер вошел, мы выглядели почти нормально.

— О, кофе пьете? Мне сделаешь, Насть?

— Да, конечно, Иван Ильич. Минутку, — проговорила я, как робот, снова берясь за пакет с проклятой робустой.

 

Глава 22

В субботу будильник привычно разбудил меня в пять тридцать. Совсем про него забыла. А ведь в выходные можно было хоть поспать подольше, а вместо этого начался еще один день, в котором наша игра в кошки-мышки снова зайдет в тупик. Да еще и так рано начался.

Я лежала, глядя в потолок, думала, может, усну, но нет. Воспоминания о вчерашней ошибке обрушились лавиной. Я не знала, как поступать и что делать. Нас тянуло магнитом, а любое прикосновение Исаева действовало на меня как наркотик. Мгновенно впрыскивало желанное порочное наслаждение, а без него начиналась ломка.

Вчера мы оба больше не возвращались к случившемуся. Не пытались повторить или возобновить, даже не говорили об этом. Благо, было очень много работы. И я, как и Роман Андреевич, нырнула в нее с головой.

А дома мы разбежались по своим спальням, и только за ним закрылась дверь, я услышала треск ткани и как разлетелись пуговицы. Минус одна рубашка, которую не нужно будет относить в химчистку. Вот как он дал понять, что обойдется без моей помощи.

Но я не могла и дальше вести себя так, словно ничего не было. Я не позволяю любому задирать мне юбку прямо посреди кабинета. Не позволяю вытворять такое со своим телом.

Я вообще всегда считала себя разумной и сдержанной. Не понимала выражение «от страсти потерять голову». Мой холодный разум всему искал объяснения, но вчерашнему собственному поведению у меня нет никаких оправданий.

Как это не можешь сдержаться, когда он рядом? Почему при виде него колени превращаются в желе? Что в нем такого, что хочется с ним делать то, чего никогда не делала с другими? Ведь жила же как-то без него спокойно, не страдала тахикардией, когда он входил в аудиторию, не вспыхивала от случайного прикосновения, пока протягивала зачетку. Так какого черта все так изменилось?

Мое сердце едва не выпрыгнуло из груди, когда в такую рань я услышала шаги за дверью. Роман Андреевич тоже поднялся ни свет, ни заря. Наверное, просто привычка, а может быть, и нет.

Я отпросилась у него еще вчера, чтобы встретиться с семьей, пробормотала просьбу, не глядя в глаза, и он также согласился. Очень быстро, словно только и ждал, когда же я наконец-то исчезну с его глаз.

У меня не было никаких дел, но аж руки чесались, как хотелось выйти на кухню, привычно приготовить завтрак на двоих, помочь ему с запонками и галстуком, вдохнуть его запах. У меня действительно начиналась ломка.

А потом я услышала, как хлопнула входная дверь. Он ушел.

Ранним утром, оделся и просто ушел из дому. Потому что я здесь. Не получалось не думать об этом именно так. Он тоже был человеком железных правил и несгибаемых принципов. Раз сказал, что не тронет и не полезет под юбку, то и не должен был. Но мои трусики, исчезнувшие вчера в его кармане, говорили об обратном.

Я ведь этого хотела, всеми силами добивалась. Тогда почему теперь так больно?

Я снова ощутила жжение в глазах и с досадой вытерла кулаком слезы, выбралась из кровати. Приняла душ и оделась в простое с виду однотонное трикотажное платье с рукавами в три четверти, но оно все равно было от какого-то французского дома мод. И, хоть убей, даже по покрою, по тому, как лежала ткань, было очевидно, что оно дорогое.

Обулась я в свои босоножки, решив, что дорогие туфли пусть останутся для работы.

Есть одной не хотелось, поэтому решила, что все-таки позавтракаю чем-нибудь в кафе, заодно угощу и маму с Таней. К моему удивлению, когда я почти была готова, меня набрал водитель Исаева, Василий.

— Настя, Роман Андреевич сказал, что тебя надо куда-то доставить.

Черт, может быть, он забыл о нашем уговоре?

— По работе? Он не сказал куда? А то у меня были другие планы.

— Нет, не по работе. Сказал, чтобы я просто тебя куда-то подкинул, чтобы ты на метро не ехала.

Я сглотнула. Глупо было отказываться, тем более, что я уже опаздывала. Черт его знает, почему мытье и сушка волос отняли у меня столько времени, но факт оставался фактом — часы показывали уже половину девятого.

— Уже спускаюсь.

Решение приехать на «Майбахе», конечно, шло в разрез с идеей не выглядеть в глазах семьи содержанкой мажора, но я понадеялась на чудо.

Чудо не произошло. Когда Вася высадил меня у кафешки, там уже стояли Таня с мамой.

— Насть, когда тебя забрать? — крикнул Вася.

— Дальше я сама, спасибо!

— Ну как знаешь, — пожал он плечами и уехал. — Передумаешь — звони.

— Опа-опачки! — наигранно протянула Таня. — Какой невоспитанный мажор. Даже не захотел познакомиться с твоей семьей?

Мама просто поджала губы.

— Это просто водитель, — ответила я. Стараясь сохранять равновесие. — Идемте?

Мне предстояло поведать не самые радостные новости, так что сила духа нужна была как никогда. Мы заняли столик, нам принесли меню, и я сказала, чтобы они заказывали себе все, что пожелают. Мама поджала губы еще сильнее и сказала, что не голодна. Позавтракала дома.

Таня, сверкнув глазами, принялась перелистывать меню. Я не собиралась оплачивать завтрак платиновой «VISA», у меня хватило бы денег и на собственной.

— Это вот так ты теперь живешь? — наконец, произнесла мама.

— Мам, — закатила я глаза. — Я работаю.

Таня показала недвусмысленный жест языком, оттопырив им щеку.

— Так не может продолжаться. Я не для того тебя растила, Настя, чтобы ты бросила учебу и стала содержанкой. Молодость проходит, а ум остается. Посмотри на меня? Неужели ты тоже хочешь, как я, надрываться потом на трех работах, чтобы прокормить семью?

Я призвала себя к спокойствию. Она волнуется за меня, это нормально. Мне надо объяснить ей, как действительно обстоят дела. Она все поймет. Перестанет обвинять меня в том, чего нет.

— Во-первых, я не бросаю учебу. Я сдала сессию и теперь стажируюсь в юридической фирме. Во-вторых, я ушла из дому не по собственному желанию, а вынужденно. И по этой же причине я туда не вернусь. Я очень ценю, как много ты работаешь, мама, и как много всего ты сделала для нас. Как только я получу первую зарплату, я обязательно помогу тебе. Могу купить тебе билет в санаторий, оплатить визит к врачу или парикмахеру. Что хочешь.

Мама закатила глаза.

— Я тебя умоляю, зачем мне идти к парикмахеру?

— Чтобы порадовать себя… И выглядеть красивой.

— Настя, никому нет дела в моем цеху, какая у меня прическа. Так что ты могла бы, например, оплатить коммунальные услуги. Это была бы помощь, которая мне нужна.

— Нет, — мягко ответила я. — Этого не будет никогда. Пока в той квартире живет… Павел, я не буду оплачивать коммуналку за него. Он не работает, сидит на шее…

— Да как ты можешь? — возмутилась мама. — У него травма! Ты могла бы предложить оплатить ему операцию! Хотя бы сделать первый взнос, если у тебя так круто пошли дела в гору, но ты даже не думаешь об этом.

Я уставилась на маму. Вдруг сказать правду стало легко и просто.

— Оплатить ему операцию? — повторила я. — Ты это серьезно? Мама, я съехала из-за него. Он приставал ко мне, когда я вернулась с прогулки и дома никого не было. Если бы… Роман Андреевич не остановил его, то… Твой Павел изнасиловал бы меня прямо в коридоре.

Мама вдруг стала перекладывать с места на место тканевую салфетку на тарелке. Таня покачала головой, рот был занят — минутой раньше ей принесли яйца «Бенедикт» с лососем, авокадо и красной икрой.

— И все? Вы так и будете молчать? — удивилась я.

— Ну не знаю, Насть, — прожевав, сказала Таня. — По-моему, ты перегибаешь. Это же Павлик… Хм, Павел. Он постоянно так шутит.

Я перевела изумленный взгляд на маму. Та сидела, потупившись.

— Мам? — сказала я.

Язык вдруг превратился в наждачку, в горле пересохло.

— Он рассказал мне, — кивнула мама. — Еще тогда, когда ты в первую ночь не появилась ночевать. Сказал, что ты пришла домой с этим хахалем, чтобы собрать вещи, и Павел пытался тебя образумить, объяснить, что он слишком стар и вообще использует тебя. Он сказал, что пытался запереть дверь, но ты стала колотить в нее, кричать: «Помогите». И он быстро открыл, потому что перепугался, что набегут соседи. Что бы о нас стали говорить, Насть? И потом ты уехала.

Я сидела ни жива, ни мертва.

— И кому же ты веришь, мама? — глухим голосом произнесла я. — Мне или ему?

— Ну… Это не он приехал на дорогой машине, не он не ночует дома, а у тебя явно завелись деньги. Тут, знаешь ли, не так сложно сложить дважды два. Я хочу тебе добра, дочка. Но мне кажется, ты заигралась.

Я подлетела на месте, едва не опрокинув стул. Разговоры за другими столами моментально стихли.

— Вы…. В-в-ы… — я заикалась впервые в жизни, может быть, потому что изнутри меня било крупной дрожью. — Вы не верите мне…

Я сделала еще один шаг по направлению к выходу, но меня остановил выкрик Тани:

— Эй, ты обещала заплатить!

 

Глава 23

— Не занято?

Чертов Вася. Так и знала, что он меня сдаст.

Я набрала водителя трясущимися руками, когда выскочила из ресторана, мечтая только об одном, чтобы он как можно скорее увез меня оттуда. «Майбах» привез меня в парк, на набережную, где теперь меня и нашел профессор.

Поразительно, моя семья считает, что я только и могу, что спать с ним, ведь больше мне и платить не за что.

Я пожала плечами и перевела взгляд обратно на реку. Роман Андреевич опустился на парковую скамью.

— Что стряслось? — спросил он, вытягивая перед собой длинные ноги в синих джинсах.

Не могла не заметить, что он даже обул какие-то спортивные мокасины, чтобы не просить меня о помощи со шнурками. Интересно, как отреагировала бы мама, скажи я ей, что завязываю шнурки своему боссу?

Опять сказала бы: «Не для того я тебя растила». А для чего, мама? Если по итогу ты все равно не веришь собственной дочери.

— Насть?

Я только потрясла головой, не глядя на него. Слов не было. Вернее, их было слишком много, да все не те. Я ему никто и звать меня никак, не вываливать же ему всю изнанку своей жизни. Он и так узнал слишком много, когда всего лишь заехал, чтобы извиниться. А я? Как же я жила столько времени и не видела этого?…

— Поговори со мной.

От его проникновенного шепота я вдруг сдавленно всхлипнула, снова качая головой. Не могу. Не нужно. Если я сейчас вывалю на него самое сокровенное, то окончательно в нем потеряюсь. Впущу его в свою жизнь, дам проникнуть под кожу. А у меня и так уже выработалась зависимость от его прикосновений.

— Ну как знаешь… — вздохнул Роман Андреевич. — Удивительно, я столько работаю в «Москва-Сити», но никогда не приходил на этот берег вот так… Просто посидеть, глядя на воду. Тут, оказывается, красиво.

Я кивнула и выдавила:

— А я часто прихожу сюда в обеденный перерыв.

— Могла бы хоть раз взять меня с собой, — отозвался Исаев, а я не сдержалась и фыркнула. — Нет, правда… Ты чудесная, Настя… Так остро чувствуешь жизнь и так спешишь жить. Я давно не видел ни в ком такого огня.

— Наверное, поэтому мне сейчас так больно? — я вытерла кулаком слезы. — А чтобы не было больно, надо стать таким же роботом, как вы? Замкнуться в себе, посвятить себя работе, ограничить круг общения, стать эдаким Исаевым в юбке!

Никогда не умела останавливаться. В какой раз я говорю себе это?

Думала, он обидится. Бросит злое: «А вот это уже не ваше дело, Тихомирова». Но Роман Андреевич улыбнулся.

— Я правда похож на робота?

— Думаю, вы подключается к блоку питания на ночь, чтобы подзарядить свои батарейки.

Роман Андреевич откинул голову и рассмеялся. Никогда не слышала, чтобы он так смеялся.

Но вместо того, чтобы наслаждаться этим, я зачем-то продолжила:

— Везде правила, всё в узде и по распорядку. Знаете, я поначалу думала, что вы монстр, а вы оказались просто… Бездушный робот!

Смех резко оборвался. В его глазах стали сгущаться тучи. Шторм, который я так любила, грозился снова накрыть меня ледяным фронтом.

— Ты сейчас немного не в себе, — процедил он.

— Может быть, — тихо согласилась я. — Но это не отменяет того факта, что вы робот.

— Я не робот!

— Вы чертов железный человек, Роман Андреевич, и не спорьте! У вас нет слабостей, как у всех нормальных людей. Нет недостатков. Вы просыпаетесь каждый день в пять тридцать, а в шкафу у вас тридцать одинаковых белых рубашек!

— Они разные!

— Даже в химчистке спорили на то, что есть ли у вас другая одежда, кроме этих скучных рубашек. Уж поверьте мне, они одинаковые! Вчера была пятница, а даже мировые корпорации устраивают по пятницам день, свободный от дресскода. А вы?

— Я сейчас сижу перед тобой в футболке и джинсах.

Сейчас, в простой одежде, расслабленной позе и с улыбкой на губах, он слово скинул лет десять. Я давала ему почти сорок при первой встречи? Так это из-за вечной морщинки, пересекающей лоб. Из-за сурового озадаченного взгляда. Теперь же эта разница в возрасте почти не ощущается. Да, он старше, опытнее, богаче, он человек совершенно не моего округа, но почему же именно сейчас кажется, что в целом мире для меня нет никого ближе?

Но я не собиралась сдаваться так просто, поэтому покачала головой.

— Просто вы натянули то единственное, что можете легко надеть без моей помощи. Кстати, не пробовали считать, сколько пуговиц вы застегнули за всю свою жизнь? Обязательно попробуйте. Цифра будет впечатляющей.

Он снова улыбнулся, качая головой.

— Ты совершенно невыносима, Настя. И я не робот. Хочешь, докажу тебе?

— Как? Вскроете себе грудную клетку?

Он снова хохотнул.

— Необязательно. Достаточно кое-куда съездить… Каждые выходные я езжу в один собачий приют за городом.

Роман Андреевич помедлил с ответом, а потом признался:

— Всегда мечтал завести собаку, но с моим графиком… Ты же понимаешь, это невозможно. Когда-то я помог им выбить эту землю и правильно оформить ее, поскольку это благотворительная организация, то…

Ущипните меня.

— Оставьте законы для понедельника, — прервала я его. — Объясните мне это на работе. Так что же с приютом?

— Ну… Там есть один пес… Лабрадор. Я вывожу его на прогулку и играю с ним.

Я впервые видела, как он не мог подобрать слов. Всегда собранный, сдержанный, с жесткими идеальными формулировками, сейчас Роман Андреевич выдавливал из себя, как под пытками. Что это с ним? Ему ведь интересен приют, собаки и все, что с ними связано. Ну, точно не меньше, чем вчерашнее заседание, где он говорил много, четко и без запинки. Тогда почему ему так сложно говорить сейчас по, казалось бы, такой простой теме?

Слова приходилось вытягивать из него клещами. Он рассказывал, какой пес веселый, активный, как любит ловить теннисный мяч, но на лице было такое мученическое выражение, как будто я и правда приставила раскаленные щипцы к его самой мужественной части тела.

— Отлично! Поехали.

Я поднялась и потянулась от долго неподвижного сидения. Вся вытянулась в струну со сладким стоном, совершенно позабыв об Исаеве рядом.

Он остался сидеть, как будто его прибили к скамье гвоздями. До меня только теперь дошло, что это трикотажное платье облегало меня, как вторая кожа. А еще оно немного задралось, обнажая бедра, пока я потягивалась.

— Так мы идем или вы сразу сдаетесь и признаетесь в том, что вы терминатор? — напомнила я напряженному профессору.

— Сейчас вызову Васю, — хриплым голосом произнес он.

С трудом оторвав от меня свой взгляд, он достал телефон и какое-то время просто пялился на темный экран, как будто вспоминал, как им вообще пользоваться.

«Майбах» быстро домчал нас до нужного поселка в пригороде. За всю дорогу мы не проронили ни слова. Напряжение между нами росло даже в тишине, обжигая кожу, как радиация. Его близость теперь, когда мое тело так и не получило желанной разрядки, действовало, как поднесенная к Бикфордову шнуру зажженная спичка. Одно неосторожное движение — и произойдет взрыв.

Роман Андреевич пытался снова уткнуться в телефон, но вскоре с раздраженным вздохом спрятал его обратно в джинсы. Я понимала его как никто другой. Он был всем, что сейчас занимало мои мысли.

Машина остановилась у деревянного забора, и я с радостью выпрыгнула на свежий воздух, где пахло навозом и сенокосом, а не пряными нотками сандала и чего-то терпкого, мужского, отчего в шею Исаева так и хотелось вонзиться зубами с тихим рычанием.

На деревянной калитке краской были выведены адрес приюта и бесхитростное название «Четыре Лапы». Даже отсюда был слышен многоголосый лай, когда Роман Андреевич толкнул передо мной калитку.

— О, Андреич, здорова! — гаркнул бородатый и весь в татуировках мужчина.

Встреть я его в темной подворотне, бежала бы сверкая пятками. Бородач выглядел как шкаф, так еще и был в резиновом переднике, как у мясника, заляпанном кровью. Выглядело так, как будто мы прервали сериального Декстера в момент, когда он как раз расчленял очередной труп.

Исаев пожал ему руку и представил меня.

— Настя. Моя помощница.

Оглядев меня с головы до ног, бородач выразительно покосился на Исаева. Произошел сугубо мужской обмен взглядами, а потом бородач сказал:

— Простите, что без обнимашек, у меня там роды только закончились, — он указал на фартук. — Я как раз шел за смесью. Последний щенок родился слабым, мать от него сразу отказалась. А я вот не могу. Попробую выходить мальца.

В моих глазах над его головой в этот миг аж нимб зажегся.

Он посмотрел на меня и вдруг спросил:

— Хочешь покормить его вместо меня?

— А можно? — пискнула я.

— Если осторожно. Идемте.

Он повел нас в дом, в прихожей стоял компьютерный стол и рядом с монитором у клетки с хомяками спал толстый черный кот. Лай в этот момент стал оглушительным. Краем глаза я заметила стеклянные боксы, и в них собак.

— А там?… — спросила я.

Мне ответил Роман Андреевич:

— Там небольшой отель для животных, которых хозяева оставляют на время. За их счет Владлен и держит приют для бездомных.

Господи, этого мужчину нужно канонизировать.

Владлен вернулся с пакетом детской смеси, всучил мне пачку шприцов и полотенец.

— Идем, — скомандовал он.

Мы снова вышли. Обошли мимо загонов, где с лаем носились бигли и пара Джек Расселов и зашли в торец дома. Там были те же боксы, а кое-где и комнаты с запертыми дверьми, за которыми прыгали с приглушенным лаем собаки.

— Некоторые из них заразные, — объяснил Владлен. — Им бы по уму карантин нормальный сделать, но мест уже и так впритык. Пока не станут здоровыми, не переведу на общий двор. Сюда, — он распахнул дверь, и я увидела молодую маму на подстилке.

Она с упоением вылизывала, как кошка, крошечных темно-янтарных щенков.

— Твой, кстати, постарался, — заметил Владлен.

Роман Андреевич аж стал шире в плечах от гордости.

— Да ну? Ты же стерилизуешь всех.

— Да вот не углядел как-то. Он у тебя юркий, а уж похотливый какой! Сходишь к нему?

— Чуть позже.

Владлен кивнул, пересыпал смесь на весы на столике рядом, добавил воды, потряс емкость, набрал смеси в шприц. Объяснил мне, как держать шприц, как кормить щенка. Усадил на стул и выдал комочек в огромном полотенце. Комочек дрожал, пищал и был таким крохотным, что напоминал новорожденного котенка, а не щенка.

Сначала у меня не вышло его накормить. Щенок отворачивался, тыкался в мои пальцы и не раскрывал рта, хотя еще минуту назад орал, как резанный.

— Ром, помоги. Мне надо сходить, загнать гулен по клеткам, — сказал Владлен и ушел.

Роман Андреевич опустился передо мной на колени. Обхватил мою ладонь, в которой я держала шприц, и со словами: «Вот так» ловко впихнул его в пасть. Щенок присосался.

— Он ест! — просияла я.

Исаев улыбнулся.

— Владу придется кормить его по часам, до восьми раз в сутки. Вставать по будильнику, разводить кашу и кормить. А ведь на нем еще штук двадцать собак и всем нужен свой уход.

— Давайте заберем его, — выпалила я.

— Кого? — удивился Исаев. Вскочил на ноги. — Мы не можем, у нас работа. Это не игрушка, Настя.

— А кто сказал, что это игрушка? Я могу его выкормить! У Владлена здесь тоже работа, так чем наша настолько сложна или невыполнима, что мы не можем сделать того же?

Роман Андреевич изменился в лице.

— Настя, он может не выжить. Матери не зря отказываются от таких щенков сразу после рождения. У них инстинкты, нюх…

— Да плевать мне на это! Вы только посмотрите на него!

— Нет.

— А как хотите, — отмахнулась я. — Тогда я себе его возьму.

Он остановил на мне потемневший от гнева взгляд.

— Пока ты живешь у меня, никаких щенков в моем доме.

 

Глава 24

Возвращаясь обратно в город, мы опять оба молчали. Только теперь это была совсем другая тишина.

Как перед грозой, когда все живое затихает, прячется, стараясь спастись от шторма. Мое терпение достигло критической отметки. Наложилось все: и отношение собственной матери, и постоянная неудоволетворенность, и холодная замкнутость Исаева. Он то притягивал к себе, то отталкивал от себя обеими руками. То был самой родной душой, то, казалось, был моей полной противоположностью, как север и юг. И если я была солнцем, то он — глыбой непроницаемого льда. И не подступишься. Не растопишь.

Я накормила щенка и погладила, следуя указаниям Владлена, его по животику, помогая пищеварению. Раздутый барабанчик мигом заснул, свернувшись в теплом полотенце. Владлен забрал его с собой, возле мамы его было оставлять опасно.

После я увидела Романа Андреевича. Методично, ожесточенно, он бросал псу фрисби. Лабрадор с насыщенно-медовой шерстью с ошалелой радостью носился за тарелкой, прыгал вокруг того, кого считал своим хозяином. А Исаев играл с ним, стиснув зубы. Если он и собирался убедить меня в том, что ему знакомы чувства и вовсе он не робот, то, похоже, ему удалось сделать ровно обратное.

Я никогда не умела останавливаться, а значит, было проще даже не начинать. Поэтому я и молчала всю дорогу до дома и не сказала ни слова, пока мы поднимались в лифте. Я живу у него, потому что сейчас он просто нуждается в моей помощи, нужно зарубить это себе на носу. И ничего не выдумывать.

Снимут гипс, и он вышвырнет меня обратно. Туда же, где взял.

Зайдя в квартиру, Роман Андреевич разулся и не стал зажигать свет, так и прошел дальше. Наверное, снова закроется у себя в спальне до утра. Ну и ладно.

Честно, я собиралась его предупредить. Но, учитывая, все произошедшее, у меня это просто из головы вылетело.

И уже через мгновение громыхнул первый гром. В темноте Исаев налетел на скамью для порки.

— Твою мать! — заорал он. — А она здесь что делает?! Почему посреди гостиной!

— Забыла предупредить, — процедила я. — Я оформила возврат. Мне она не нужна. И мне жаль, что я потратила на нее столько денег. В понедельник ее заберут, а вам вернут все ваши деньги.

— Да не нужны мне эти деньги.

— Мне они тем более не нужны!

— Тебе как раз нужны, Настя.

— Ой, я вас умоляю. Только не надо делать вид, что вам не все равно.

— Мне не все равно, — тяжело дыша, отозвался он.

— Конечно, — закатила я глаза. — Вы провалили проверку, Роман Андреевич! Вы самый настоящий робот! Потому что ни один нормальный человек не устоит перед новорожденным щенком, а вы от него отказались!

— Да причем здесь щенок, Настя! Это сложности, с которыми ты не представляешь, как справиться!

— Да уж, конечно! — фыркнула я. — Не валите с больной головы на здоровую. Сами сказали, что во мне много жизни. Так вот да, я хочу жить на полную. Не хочу сожалеть или раскаиваться! И если я хочу что-то сделать, то я это сделаю! Я заберу его, как только смогу. Так и знайте! Он будет только моим. Потому что такой, как вы, никогда не решится на большее! Вам ведь просто нравится дразнить меня! А каково мне, вы не думали об этом? Да меня до сих пор потряхивает, когда я смотрю на ваши пальцы! Еще с тех самых пор! А теперь я даже на ваш рот смотреть спокойно не могу! Не говоря уже об этом вашем…

— Продолжай, — прорычал он, делая ко мне медленные шаги, как лев перед прыжком. — Говори, Настя. Ты же хочешь жить на полную и совсем не хочешь сдерживаться. Так говори, что думаешь.

Он вдруг оказался прямо передо мной. Большой, высокий, с искаженным от гнева лицом и непроницаемо черными глазами. Возможно, во всем была виновата темнота, ведь мы так и не зажгли света. А может, не только.

Да к черту все.

— Вашем члене, — выдохнула я.

— Об этом ты думаешь на работе?

Он еще надвинулся на меня, и ягодицами я ощутила жесткое ребро собственной скамьи для порки. Плохое стечение обстоятельств.

— Постоянно, — призналась я.

— Вот так совпадение, — процедил он. — Потому что все, о чем я могу думать, это твой вкус на моем языке.

Я решила идти до конца.

— Не верю. Иначе вы бы уже давным-давно меня трахнули.

— Не бери меня на «слабо», девочка. Это плохо кончится. И прежде всего, для тебя.

Я зарычала. Не ожидала от себя такого, но да. Когда я услышала это, то издала какой-то полузвериный рык, вцепилась в его футболку пальцами, подтянулась всем телом и впилась зубами в его шею. Как же давно я это хотела!

Исаев ударил бедрами, вжимая в меня горячее и убедительное свидетельство своего желания.

— Чувствуешь? Разве так должны себя вести роботы?

Окончательно осмелев, я опустила руку и сжала его член через одежду.

— Пожалуйста… — пробормотала я. — Пожалуйста.

— Ты просишь трахнуть тебя?

Я закивала, окончательно теряя голову. Всем телом вжалась в его каменное тело, жалея о том, что на нас столько лишней одежды.

— При одном условии.

Его голос был низким, суровым, опасным. Мне бы бежать сломя голову, спасаться, оттолкнуть и освободиться, но я только сильнее повисла на нем, покрывая поцелуями шею и подбородок, до которых могла дотянуться без каблуков. Вжимаясь ноющей грудью в его грудь. Бедрами в его недостижимый член.

— Каком? — с трудом проговорила я, осознав, что он не двигался, потому что ждал от меня ответа.

— Ты уволена.

Я замерла, забыв, как дышать. А он, схватив меня за плечи, вдруг развернул к себе спиной, надавил на поясницу, побуждая опуститься. Грудью ощутила холодное полированное дерево скамьи для порки.

А после услышала, как звякнула пряжка ремня.

***

Меня словно кипятком окатило. Я подумала, что он сейчас меня выпорет. За все издевательства, вольности, дерзости… И, может быть, потому что он чертов извращенец. Я ведь совсем не знаю этого человека.

Но тут же спокойная уверенность охладила пыл страха. Мне нечего бояться. Я знаю, что он меня не обидит. Не знаю, почему, но я доверяла моему профессору больше, чем кому бы то ни было. Пожалуй, больше, чем самой себе.

— Держись, как следует, — проговорил он и сдвинул в сторону мои трусики.

Я вцепилась в скамейку, и тут же он ворвался в меня. Жёстко, мощно, до самого конца. Я вскрикнула и замерла, забыв вдохнуть, а Исаев уже отстранился и толкнулся бедрами вперед снова, резко и яростно, вгоняя в меня член. Я вскрикнула и зажмурилась, а он замер внутри, словно боролся с собой или со мной. Или… позволял мне привыкнуть.

— Ты этого хотела? — зло зашептал он мне в ухо. — Хотела меня? Секса со мной?

И снова ударил бедрами, вышибая из меня дух. Ох, лучше бы он меня выпорол. Мне не было больно, но острое удовольствие от его беспощадных движений было отравлено.

— Скажи, Насть. Ответь, — Исаев собрал мои волосы в хвост, потянул, заставляя запрокинуть голову, но при этом продолжал прижимать своим телом к скамейке и трахал меня изо всех сил. — Хочешь… все еще? Нравится?

— Да, — выкрикнула я, зная, что смогу это принять.

Я в состоянии взять его ярость, впитать эту агрессию и злость. Пусть отдаст мне все, а потом настанет мой черед делиться.

— Давай, сильнее, — подзадорила я его и ощутила, как он крепче сжал мои волосы.

Исаев зарычал, как зверь. Мы словно обменялись эмоциями, и теперь он укусил меня за шею, всосал кожу до боли, оставляя метку. Как только что делала я.

Он не сбавлял темпа, а я продолжала вскрикивать и громко стонать, захлёбываясь воздухом и ощущениями, которые были такими же беспощадными, как и мой безумный жестокий профессор.

— Черт, детка, ты кончаешь? — прохрипел он мне в ухо. — Хочу, чтобы ты кончила.

Теперь в его голосе не было злости. Он просил. Он нуждался во мне. Он… сдавался?

Все это скрутило меня судорогой блаженного предвкушения нирваны. Я инстинктивно сжалась, чувствуя, что скоро его желание сбудется, но я не собиралась так просто давать ему желаемое.

— Нет, я фригидная, Роман Андреевич, — не сдержалась я. — Или, возможно, вы не так хороши.

Я почувствовала, как он трясется от смеха и кусает меня за ухо уже не яростно, а ласково.

— Какая же ты заноза в заднице.

— А ты невыносимый педант и…

— Молчи, — выдохнул Исаев и потянул за волосы так, что я повернула голову и встретила его губы своими.

Поцелуй был долгий и глубокий. Сладкий и томный. Исаев отпустил мои волосы, заботливо погладив то место, где кожа ныла от его грубого захвата. Он стал двигаться во мне медленнее, но проникал также глубоко, задевая какую-то неведомую точку внутри, замирая на миг, чтобы снова отстраниться и плавно войти.

Я все еще оттягивала разрядку, когда он опустил руку вниз и погладил мой клитор. Ох, я помню его левую руку. Она так же хороша, как и раньше.

Несколько движений по кругу, и я больше не смогла сдерживаться, сжалась и задрожала, целуя его яростнее, прикусывая нижнюю губу.

Как только я отпустила его губы и немного очнулась от вибраций оргазма, Исаев отстранился тоже, развернул меня к себе лицом.

Я поймала его запястье и поднесла пальцы к губам, чтобы поцеловать, коснуться языком, слизнуть свой вкус с его кожи.

— Настя, — пробормотал профессор не своим голосом. — Что ты вытворяешь? Я с тобой обо всем забыл.

— О чем-то важном? — улыбнулась я нахально. — Встреча? Заседание? Кажется, их нет в субботнем расписании.

— А презервативы? Кажется, они должны присутствовать.

— Ох, — я растерялась и опустила глаза вниз.

Нет, он не кончил. Кажется. Во всяком случае, его член указывал на север изо всех сил и блестел от моей смазки.

Я прикусила губу и игриво взглянула на босса.

— Кажется, я могу поделиться. У меня в комнате стратегический запас ребристых клубничных. Как ты к ним относишься, ммм… Рома?

Он вздрогнул, и я моментально смутилась, понимая, что впервые перешла грань.

— Неужели я наконец-то разжалован до Ромы? И с чего вдруг ты решилась? — едко поинтересовался он.

Я тут же нашлась с ответом.

— Сам говорил, что в такие моменты мне лучше звать тебя по имени, — намекнула я на случай у кофемашины.

— О, так ты запоминаешь все, что я тебе говорю? Мне казалось иначе.

Я потянула его за руку в сторону спален.

— Работа такая, — хохотнула я.

— И босс кретин, да? Понимаю. Я с ним вообще провожу двадцать четыре часа в сутки. Представь, каково мне.

Я уже собиралась взяться за ручку двери его спальни, как Рома потянул меня в другую сторону.

— Сюда, — велел он, затаскивая меня в мою комнату.

— Боже, сколько можно раздавать приказы?

— Раздевайся.

— Вот опять!

— Мне повторить третий раз?

Он улыбался, но, кажется, все равно терял терпение. Ну, со стояком — это неудивительно.

— Хватит отдавать команды, мы же не на работе, — продолжала я издеваться, медленно расстегивая платье.

— На работе я бы трахал тебя на столе, не раздевая, Насть. И я не приказываю, а прошу. В четвёртый! Гребаный! Раз! Раздевайся.

Я закончила с пуговками и повернулась к нему спиной, оглянувшись через плечо, уже взялась за подол платья.

— Волшебное слово…

Кажется, я услышала, как он скрипнул зубами и шумно, длинно выдохнул через нос, а потом произнес:

— Пожалуйста, детка, сними… все.

Ну вот. Умеет же не быть мудаком.

Я потянула платье вверх, исполняя его желание. Медленно. Надеюсь, что красиво. Подцепила трусики пальцами и стянула их вниз по ногам.

— Ляг на кровать, на спину.

От его приказного тона у меня мурашки побежали. Я бы могла дразнить его еще, но сильнее хотелось подчиниться и снова чувствовать его горячую, чуть влажную кожу и безумный ритм.

Я исполнила приказ, и Рома тут же накрыл меня своим телом, снова стал целовать. Губы, лицо, шею. Его язык ласково заскользил по засосу.

— Не хочешь извиниться за это? — прошептала я, теряясь от его медленных, неспешных ласк.

— Нет. И за это тоже не буду.

Я вскрикнула, снова почувствовав его зубы на плече. Это было не больно, но неожиданно. Я выгнулась, невольно подставляя груди, и Исаев не отказался от предложения.

Его рот сводил меня с ума. Кажется, я была готова кончить снова только от беспощадных игр с моими сосками. Возбуждение зашкаливало, и я свела ноги, чтобы хоть немного облегчить боль потребности.

— Нет, — рявкнул Роман. — Разведи ноги.

— Ох, ты опять командуешь…

— Да. И тебе это нравится. Иначе, почему ты делаешь все, что я велю. Иногда даже говорить ничего не нужно.

— Чувство вины, попытка угодить. Я ведь сломала тебе руку.

— Это мелочи по сравнению с тем, что ты сотворила с моей головой и… не только.

Его поцелуи опаляли живот и ниже. Я заерзала от предвкушения и расстоналась от души.

— Не дергайся. Заденешь руку, и в этот раз я тебя точно выпорю, — пообещал он.

— Ах, только обещаешь.

Больше я ничего не могла говорить, потому что его губы прильнули к моей плоти. Я закусила губу.

И он тут же отстранился.

— Нет, — рявкнул Исаев. — Не смей сдерживаться. Хочу слышать, как стонешь и кричишь, и просишь меня. Мы, слава богу, не в офисе.

Очень скоро стало просто невозможно сдерживаться. Оргазм снова был близко, мучительно близко, и я почти была готова, но он опять отступил.

В этот раз нам никто не мешал. Я уж было решила, что Рома сейчас снова остановится. Я была готова, к чему угодно после стольких обломов.

Но он лишь навис надо мной, поцеловал и прохрипел:

— Прости, но я хочу это чувствовать. Тебя… Твое удовольствие… Хочу быть в тебе.

Я чуть не расплакалась от мученической нежности в его голосе.

Рома протянул руку и достал из тумбочки презерватив, поднес пакетик ко рту и ловко надорвал упаковку.

— Мне опять нужна твоя помощь.

Он протянул вскрытый пакетик и лег рядом на спину. Ещё один волнительный опыт. Я никогда этого не делала раньше, и трясущиеся от возбуждения руки были не лучшим гарантом успеха. Но и задача оказалась не самой сложной. Я справилась быстро и качественно. Рома, провел рукой, закрепляя результат. И прежде, чем он снова взял контроль в свои руки, я запрыгнула на него верхом, оседлала и медленно опустилась на всю длину.

Он застонал и запрокинул голову, а я уперлась ладонями ему в грудь, приподнялась и опустилась снова, стараясь привыкнуть и найти комфортный ритм.

— Немного властной помощницы? — усмехнулся он, обводя пальцем мои соски.

— Ты против?

— Кажется, я очень за.

Я стала раскачиваться сильнее, чтобы у него не было сил болтать и дальше.

Рома держал больную руку в стороне, а здоровой все время гладил мое тело, щипал за соски, давил на клитор или просто водил по плечам, животу, груди.

Я снова была на грани, когда он резким движением уложил меня на спину. И как он только сделал это со сломанной рукой?

Поймав мои запястья, Исаев завел их за голову, фиксируя, обездвиживая меня полностью.

— Передумал. Я сверху.

— Да кто бы сомневался, — смогла проговорить я, прежде чем он снова начал двигаться.

Это был все тот же сильный, глубокий, мощный секс, но одновременно совсем не то, чем мы занимались на скамье. Я видела лицо Ромы. Он целовал меня все время, смотрел в глаза и шептал в губы просьбы кончить, дать ему почувствовать мой оргазм, свести теперь ноги и сжать его. Всеми возможными способами.

Едва я исполнила этот приказ, мое тело прошил электрический разряд. Он зародился там, где мы соединялись, и рассыпался вибрирующими импульсами. От пальцев на ногах, которые подогнулись от блаженства. До волос на макушке.

Кажется, я кричала, стонала, ругалась, извиваясь под ним. А он уткнулся носом мне в шею и, кажется, не дышал, лишь вздрагивал часто и сильно, тоже кончая. Вместе со мной.

В это момент, казалось, что отныне мы все будет делать вместе.

__________

Всем щеночков от австралийских пожарных!:)

 

Глава 25

Долбанный будильник!

Да почему опять? Разве я не проставила галочки, чтобы он не звонил по выходным? Рань же несусветная!

Кое-как разлепив один глаз, потянулась к прикроватной тумбочке, где обычно держала телефон… и поняла, что его там нет. А чей тогда это будильник?

Кровать за моей спиной прогнулась, и я моментально распахнула глаза.

Я все-таки переспала со своим профессором! Дважды! А еще он вчера меня все-таки уволил.

Роман… То есть Рома навалился на меня, а в мое бедро уткнулся его горячий и снова возбужденный член, как бы говоря: «С добрым утром, Настя!»

— Настя, — пробормотал при этом сам Рома, не открывая глаз. — Как твой босс… Я приказываю. Сделай что-нибудь с этим противным звуком.

— Не могу, — отозвалась я. — Ты меня уволил… И вообще, это твой телефон, и я понятия не имею, где он. Что ты за человек вообще, если у тебя даже в воскресенье будильник на пять утра стоит?

Отодвинулся и пошарил где-то на полу под кроватью. Звук стих.

— Не на пять, а на семь.

— Это все меняет, — отозвалась я. — Зачем же тебе будильник в такую рань?

Рома рухнул обратно в постель, а его рука вернулась на мою грудь.

— Не помню, Насть.

Может, раньше он ходил в бассейн или на тренировки, которые теперь пропускал из-за травмы? Рома, кажется, опять провалился в сон. Его рука застыла на моей талии без движения. Нет, ну я так не играю. Если меня разбудили, то или встаем, или надо меня вымотать, чтобы я опять заснула.

Я поерзала, прижимаясь к горячей эрекции, и о, чудо — рука снова ожила. Заскользила по моему телу, опускаясь по животу все ниже. Между моих немного разведенных бедер…

Точно в цель.

— Ох! — выдохнула я от его первого прикосновения.

— Какая похотливая помощница мне досталась, — пробормотал Рома, проведя пальцами там, где все так сладко ныло.

Магия какая-то. Казалось бы, после вчерашнего марафона сегодня меня уже не должно к нему так тянуть, но — нет. Стоит почувствовать его руки, его крепкие объятия, запах, и меня тянет только сильнее, потому что знаю, как хорошо мне с ним может быть.

— Только не дергайся, ради Бога, — прошептал он. — У меня рука ровно между нами. Мне некуда ее деть. Заденешь — и все кончится.

Я обещала, что буду послушной, потому что не хотела снова остаться без оргазма. Рома удвоил старания, и в своих громких стонах я постаралась выразить свое желание извиваться, дрожать, прижиматься к нему сильнее, а вместо этого приходилось лежать спокойно.

Он точно знал, как сделать это быстро и качественно. Перед глазами потемнело. Пальчики на ногах поджались и…

— Да, Рома… Да! — выкрикнула я, содрогаясь всем телом.

И тут же услышала, как хлопнула входная дверь, и раздалось громкое:

— Ромочка, мама приехала!

— Черт, — прошипел тот самый Рома, — черт!

Скатился с постели и кое-как выдернул из-под кровати свое белье. Натянув одеяло почти до подбородка, я ошалело оглядела комнату, по которой была разбросана наша одежда. Но вот джинсов в комнате не было. Кажется, он избавился от них еще в гостиной. Где они, наверное, так и лежали перед входной дверью, где-то возле скамьи для порки.

Я лежала, ни жива, ни мертва, глядя на метания Ромы.

Мама. Надо же. У него есть мама, и она приезжает к нему по воскресеньям в адскую рань, но, собственно, может быть, там вся семья жаворонков.

— Это был не будильник, — прошептал Рома. — Это было напоминание, что именно сегодня приедет мама! Черт!

Я зажмурилась. Она ведь все слышала! Слышала мои стоны, которые не оставляли простора воображению.

Кое-как натянув футболку, Рома провел рукой по всклокоченным волосам и спросил:

— Как я выгляжу?

— Как человек, который трахался всю ночь и собирался продолжить утром, — честно ответила я.

Рома вдруг встал одним коленом на кровать и быстро выпалил:

— И мы обязательно продолжим. Одевайся.

Поцеловал меня и вышел, прикрыв за собой дверь.

Одевайся? ОДЕВАЙСЯ? Он это серьезно?

Да предложи он мне вылезти через окно, я и то с большей охотой бы согласилась, чем одеваться, чтобы выйти к женщине, которая слышала, как я занимаюсь сексом с ее сыном! Можно было бы свалить все на соседей, но я же его по имени назвала, тут вообще без вариантов.

Разве это не худший вариант для знакомства с будущей свекровью?

Оу! Вот теперь стоп, Настя. Серьезно, притормози. И не продолжать дальше. Похотливая и очень глупая помощница тебе досталась, Рома, раз воображение уже подкидывает такие картинки после одной-единственной ночи.

— Святые угодники, Рома! — громыхнуло по ту сторону двери. — Что у тебя с рукой? Почему ты мне не сказал?!

Опачки. Кажется, утренний казус забыт. Глядишь, главным событием дня станет не громкая в постели девушка, а его перелом.

Закрытая дверь глушила ответы Ромы. Решив, что любопытство вполне перевесило стыд, я поднялась с кровати и отворила немного дверь, чтобы лучше слышать.

— … а может, к Самуилу Яковлевичу надо? Почему не гипс, Рома? В первый раз о таком слышу. Сильно болит?

— Уже нет. Все нормально.

— Хм, — многозначительно кашлянула его мама. — Ну, допустим, я тебе поверю, учитывая обстоятельства.

Снова зашуршали пакеты, и Рома застонал:

— А это?… Ну зачем, мама?

— И ты с переломом еще и спрашиваешь, зачем? Да если бы я знала, что ты с травмой, я бы козьего молока пару бидонов привезла. Натурального, а не этого порошкового из магазина. Поэтому пока ешь творог, настоящий, деревенский. Ты же помнишь нашу соседку? Ольгу Филипповну? Вот это ее творог, она корову завела.

— Мам, вы с папой живете в центре Москвы, какая корова?

— Ой, ну скажешь тоже! Не держит она ее дома. Она ездит на выходных за город, формирует с буренкой связь, ей сказали, что чем связь выше, тем питательнее будет молоко. Подмосковная ферма с натуральным хозяйством, не слышал о такой? Оплачиваешь уход за животным, и тебе ежедневно поставляют свежие продукты. Слушай, а давай тебе козу там заведем?

— Нет.

— Но кальций…

— Я сказал — нет.

Мама тяжело вздохнула.

— Ладно, это закрутки. Малосольные помидоры, Рома. Патисончики натуральные, наши. С дачи. И огурцы «Родничок».

— Целый ящик? — тяжело вздохнул Рома. — Полно же огурцов в магазинах.

— Ой, будешь мне рассказывать! Такими огурцами, как в магазинах, даже корову кормить стыдно.

— А это что?

— Куры.

— Какие еще куры, мама?!

— С фермы, Рома! Я же тебе только что рассказывала! Их кормят натуральными кормами, а не комбикормом, это не те синие мороженые попугаи из магазинов, которые света белого не видели… Ой, кстати, а чего у тебя этажерка стоит пустая? Раньше не видела, новая?

— Ммм…. Ага, — кашлянул Рома, как будто чем-то подавился.

Этажерка? Но в гостиной нет никаких этажерок… Там только… Скамья для порки!

— Ну, ты хоть цветочный горшок поставь. Или хочешь, я тебе салфеточку свяжу из мулине?

— Никаких салфеток.

— Почему? Сейчас в моде хендмейд в хайтек интерьерах.

— Завязывай со «Школой ремонта», мам.

— Кстати, после «Школы ремонта» я, обычно, переключаю на «Давай поженимся», — выразительно произнесла мама Исаева.

Ой.

— Ма-а-ам, — с угрозой в голосе протянул Рома.

— Но я же мать! — взмолилась она. — Хоть скажи мне, у вас все серьезно? У Ольги Филипповны уже трое внуков, Рома!

— Мама! — зарычал Рома.

— Ну что «мама»? Просто я волнуюсь, ты же после этой своей Ангелины всего себя посвятил только работе! Никакой насыщенной жизни! Ну прямо совсем как робот!

Рома застонал сквозь стиснутые зубы.

Вот-вот, Рома. Слушай, маму. И я буду. Ангелина, значит. Вот кто всему виной, что ты стал таким.

— Тебе пора, мама.

— Ладно, но мы еще обсудим это, — пообещала она.

Голос стал тише, и я поняла, что матушку скрывают двери лифта. Спустя секунду я услышала скрежет, возню и ругательства. Вряд ли Исаев стал бы выражаться при такой маме, поэтому я смело вышла из комнаты.

Рома тащил по коридору мою скамейку. Левой рукой. Пыхтел и ругался, но уже тише, хотя все так же уморительно. Вообще, после вчерашней ночи я видела его совсем другим. Он стал мне таким близким, почти родным. Секс — волшебная штука. Главное, голову не терять.

— Салфеточки действительно хорошо смотрелись бы на ней, — не сдержала я издевки. — Зачем ты тащишь ее обратно? Я же сказала…

— Я сейчас тебе много чего скажу, малышка.

Он, кажется, действительно злился, но я не боялась ни капельки, хотя на всякий случай не стала смеяться.

— Твоя проклятая скамейка остается, — отрезал он. — Так что, лучше поищи ту плеть, что шла с ней в комплекте. Честное слово, я в настроении использовать весь набор по прямому назначению.

Боже, я больная, наверно, если меня заводит его злость и такие вот обещания. Вспомнив, как вчера ладонь Исаева прижгла мой зад, я застонала в голос.

Захотелось раззадорить его еще сильнее.

— Инструкцию тоже принести? Вряд ли ты будешь действовать интуитивно, как все нормальные люди.

Рома пнул скамейку, чтобы она отъехала в угол, и стрельнул в меня глазами. Ни дать, ни взять, бешеный бык на арене.

За два шага он оказался рядом и даже почти вплотную. Я юркнула в спальню, где Рома неожиданно повалил меня на кровать. Халат, который я успела накинуть, пока он болтал с мамой, предательски распахнулся.

Довольная похотливая улыбка разрезала лицо Ромы.

— Прелесть какая. Это все мне? И без упаковки? Без инструкции? Прям как для нормального.

— И все натуральное, между прочим! Твоя мама бы оценила.

— Веселишься, Насть? — спросил он, нависая надо мной.

Я покосилась на его руку, чтобы не задеть нечаянно. Нет, порядок. Он упирался правым локтем чуть в стороне от моей головы.

— Какое уж тут веселье, — продолжала усугублять свое положение. — Если бы мой сын был роботом, я бы тоже старалась его выходить. Зря ты от козы отказался.

Рома лизнул мои губы, прикусил нижнюю, но целовать не стал. Только бросил:

— Завел уже одну.

Я вспыхнула от возмущения, но он тут же спустился губами по моей шее, и я задохнулась от восторга. Вкупе с яростью мои ощущения только усиливались. Так он это специально! Я выгнулась от наслаждения, когда он принялся обводить языком засосы, которые вчера поставил. Все-таки хорошо, что меня его мама не увидела такой.

— И что же ты имеешь против роботов, Настя? — продолжал Рома. — Разве не они тебя каждый день удовлетворяют?

— Имеешь в виду кофемашину, посудомойку и прочие блага цивилизации?

— Нет. Имею в виду твоих маленьких друзей, которые поселились у нас вместе со скамейкой.

Едва я поняла, о чем он, то вся задрожала. А уж вместе с его влажными поцелуями и ласками — просто космос. Губы Ромы двигались все ниже, и вот он уже посасывал мои соски, заставляя выгибаться и стонать громче, забывая, о чем же шла речь.

— Познакомь меня со своим любимым роботом, Насть.

— В зеркало посмотрись.

Ой.

Я напряглась, но Рома, кажется, не обратил внимания на мои слова, или не наделил их другим значением, в отличие от меня.

— Настя… — прошептал он снова.

Я приподнялась на локтях, чувствуя себя немного пьяной от его ласк, совершенно не понимая, что нужно делать.

— Ладно, ложись, сам найду, кажется, видел его вчера, — смирился Рома, легонько толкнув меня обратно на постель. — Выше, до подушек. Ляг и расслабься.

А кто тут напрягался, интересно? Разве что он.

Его губы нашли чувствительное местечко за ухом. Поцелуи там заставляли меня вздрагивать и охать. Рука Ромы легла на мое бедро, заставляя раздвинуть ноги. Я не стала возражать, ведь это было такое желанное вторжение.

— Знаешь, я начал думать о переломе в позитивном ключе, — зашептал он, опаляя мою шею горячим дыханием. — Столько всего научился делать левой рукой. Это полезный опыт для саморазвития. К тому же, у меня теперь есть ты.

— Для тренировок? — выдохнула я.

— Для всего.

— Тебе нравится? Или робот лучше?

— Что? Нет… — простонала я, разводя ноги шире, приподнимая бедра, безмолвно прося больше и сильнее, но палец скользил по мне едва-едва, медленно-медленно.

Рома, как всегда, был на своей волне.

— Что ты ерзаешь, девочка? Может, все же робот справится лучше, м-м-м?

Он снова укусил меня за ухо, а потом еще и царапнул зубами шею.

Я не ответила, лишь снова шевельнула бедрами, полагая, что это намного красноречивее слов.

— Похоже, придется проверить.

И он убрал руку. Совсем. Я чуть не заплакала от чувства потери. Все было так близко, так приятно. Почему? За что?

Я дернулась, и уже собиралась сама подать в суд за жесткое обращение с помощницей, но Рома приказал:

— Лежи. Глаза закрой и не двигайся.

От его властного голоса и безапелляционного тона я вся затряслась. Пусть он и чертов робот-диктатор с замашками тирана, но до чего же горячий и соблазнительный. Как сам грех.

Кажется, только от этих мыслей я могла бы кончить, но не стала, потому что Рома не велел.

Я услышала, как он достал что-то из тумбочки. Презервативы? Уже? Эх, так скоро. Я думала, он устроит игру.

Мои запястья обнял мягкий бархат браслетов, а после щелкнул замок. Я дернулась всем телом, когда поняла, что оказалась пристегнутой к изголовью кровати. А после услышала знакомое жужжание.

Я не ошиблась — Рома все-таки решил поиграть.

 

Глава 26

— Ш-ш-ш, — успокоил меня Рома, устраиваясь рядом на постели. — Не бойся и не дергайся. Просто расслабься. Позволь мне и моему другу роботу сделать тебе хорошо…

Он принялся целовать меня, и только тогда я расслабилась, потому что так, в любой момент ждала, когда же, когда произойдет первое прикосновение. Я пыталась однажды играть с этой штукой, чье жужжание моментально узнала. Это было еще тогда, когда я хотела сделать это назло Роме, но мне совсем не понравилось, так что вряд ли этот девайс на батарейках сможет поразить меня сейчас.

— Разведи ноги, малышка.

Я моментально подчинилась его жаркому шепоту. Тихое жужжание уже не резало слух, было просто шумом, которому не стоило уделять столько внимания. Я вся сконцентрировалась только на поцелуях Ромы, на его губах и маняще-дразнящих движениях языка.

Разве что, очень сильно хотелось коснуться его, провести ладонями по сильным плечам и впиться ногтями в спину. Но его поцелуи отвлекли меня и от наручников.

Я лежала голая и с разведенными ногами, а Рома не торопился касаться меня. Через какое-то время я поняла, что тихо скулю и постанываю, выгибаясь перед ним, буквально выпрашивая его прикосновений.

И тогда же он коснулся меня вибратором.

Я закусила губу, чтобы не заорать, настолько сильными были мгновенные ощущения. Только сильнее выгнулась, подставляя наиболее чувствительные местечки, жмурясь от накатывающей волны удовольствия. Сейчас, когда вибратор оказался в руках Ромы, когда он управлял им, менял угол наклона и степень давления, меня буквально рвало на части.

— Насть, мы одни в квартире. Мама ушла, — прошептал Исаев мне в ухо. — Ты, конечно, громкая, но вряд ли тебя будет слышно через три квартала.

И я отпустила себя.

Рома продолжал целовать меня, пока гладкий вибратор гулял от клитора ниже, где проникал в меня на какой-то несчастный сантиметр, вызывая во мне адскую потребность, а потом снова возвращался наверх.

— Ох, господи, боже мой! — завопила я, когда Рома опять сделал то же самое и приподнял вибратор вверх, чтобы обрисовать круг на клиторе.

— По имени, моя хорошая. Просто по имени, — посмеивался он, одновременно раздражая меня и восхищая.

— Ром-а-а-а…

Я захныкала, потому что он и клитору не уделил должного внимания. И только опять ввел в меня только самый кончик, вынуждая меня ерзать и дрожать всем телом.

— Что ты хочешь? Все сразу? Или что-то конкретное?

— Все сразу, — выпалила я, чувствуя себя самой жадной эгоисткой на свете.

— Волшебное слово.

— Ох, пожалуйста…

— Еще. Попроси меня.

— Пожалуйста, Ром, дай мне кончить. Это невыносимо. Не издевайся.

В этот же самый момент он вогнал в меня вибратор и одновременно прижал к клитору симулирующий наконечник. Я дернулась, звякая цепочкой наручников, но Рома не обратил внимания. Он стал двигать вибратором с тем же самым темпом, что трахал меня вчера на скамье.

Это было круто и сильно. Я чувствовала все остро, ярко, готовая кончить в любую минуту, но почему-то оргазм задерживался.

— Ты этого хотела? — спросил он сурово.

И тогда я поняла, что хотела иного.

— Нет, — выкрикнула я, зажмуриваясь и замирая. — Забери своего друга робота. Я хочу тебя. Ты лучше… Только тебя. Пожалуйста… Иди ко мне, Рома.

Он тут же отбросил игрушку, и жужжание стихло. Повернул меня на бок лицом к себе. Наши губы встретились в сладком медленном поцелуе, и вместо бездушной машины я почувствовала осторожное скольжение между моих ног.

— Это то, что тебе надо?

Он снова задел членом мой возбужденный до предела клитор, и меня едва не подкинуло на кровати.

— Какая ты громкая, Настя… — восторженно прошептал он, осыпая поцелуями шею.

— Прости, — тут же выдохнула я.

— Нет, нет. Не извиняйся. Кричи, сколько хочешь… Мне нравится, что ты такая громкая.

Мне тоже нравилось, что с Ромой можно было быть собой. Не сдерживаться, по крайней мере, сейчас. Не нравилось только, что он взял в привычку дразнить меня так часто. Я тут же попыталась выгнуться так, чтобы самой насадиться на его член, но Рома тут же отшатнулся.

— Нет, Настя. Защита.

Он откатился к тумбе и зашуршал фольгой, на этот раз справился сам, без моей помощи. А после отстегнул мои руки, помассировал запястья, снова лег рядом.

Он входил в меня медленно, аккуратно, словно растягивал удовольствие, давал мне понять, насколько он может быть лучше. Как будто я все еще нуждалась в этих доказательствах.

Обратно он двигался так же медленно, снова провоцируя меня на крики и наворачивающиеся на глазах слезы. Ни с кем столько не плакала во время секса, как с ним за эти сутки. Но теперь это было не безумное слепое желание получить скорую разрядку, а отчаянная потребность продлить блаженство, как можно дольше.

Он целовал меня и поглаживал здоровой рукой, что-то шептал мне в губы, не прекращая двигаться. Медленно, тягуче, задевая какие-то неведомые точки в моем организме, которые с головой накрывали меня удовольствием.

Когда стало совсем горячо, я сжалась и поняла, что нет никакой возможности избежать разрядки. Это было одновременно сладко и больно. А еще так же бесконечно медленно, как и весь наш утренний секс. Кажется, я кончала целую вечность, а Рома пил мои стоны, впитывал удовольствие и дрожь, чтобы в конце тоже шагнуть за мной в пропасть. Кажется, мы не разбились, а взлетели.

***

— Я давно хотел тебя спросить, да все не решался… — начал Рома, повертев в пальцах чашку с кофе. — Можно?

То, каким тоном это было сказано, вынудило меня отвести взгляд от сырников, которые поджаривались на сковородке к завтраку.

— О чем? — похолодев, спросила я.

Это было прекрасное утро, хотя на часах был уже полдень. Мы даже поспали еще часа-полтора после всего, а потом приняли быстрый душ и отправились на кухню. Рома был в одних боксерах, я в шелковой пижаме. Этот день и ночь уже грозились побить все рекорды самых лучших в моей жизни, как вдруг раздался этот вопрос.

Чтобы Рома и не решался? О чем же вообще он хотел спросить?

Рома отставил чашку в сторону.

— Я о твоем отчиме, Насть. Как я понимаю, ты решила никак на это не реагировать. И ты… не будешь подавать на него заявление. Я тебя понимаю, конечно. Как юрист. Прокуратура вряд ли даже дело возбудит. Разумеется, твой отчим будет все отрицать, а для состава преступления нужна хотя бы сперма и экспертиза, которых, разумеется, не было.

Я уставилась на свои босые ноги. Нервно хмыкнула.

— Тут, понимаешь, какое дело, Рома…

— Насть, — поспешно прервал он меня, — я сужу со своей колокольни. Я ведь не только адвокат, но и человек Может быть, я слишком резок, но с трудом сдерживаюсь. Каждый день я думаю о том, что не против вернуться и расквитаться с ним по-мужски, чего я не сделал тогда. Меня удерживает только то, что ты еще можешь дать развитие делу. И любые мои необдуманные действия принесут только вред.

— Рома, — ахнула я. — Не надо этого делать. И хорошо, что ты этого не сделал. Он же будет только рад воспользоваться потом твоим именем и положением. Но спасибо…

— Иди ко мне, малышка.

Я послушно подошла и уткнулась лбом в его плечо. Он погладил меня рукой по спине.

— Тебя семья отговорила от заявления? — тихо спросил он. — Ты ведь с ними вчера встречалась.

Вот каковы семьи в мире Романа Исаева. Там все стоят друг за другом горой.

— Да, я встречалась с ними вчера… Вот только…

Я шмыгнула носом, и Рома с удивлением отпрянул от меня, а после его глаза потемнели. И когда он научился так хорошо считывать мои эмоции?

— Что они сказали? — его голосом можно было резать камни.

— Они мне не поверили, — беззвучно отозвалась я.

В моем же мире безработный нахлебник в семье значит больше, чем собственная дочь. Я не знаю, чем Павлик так ценен для моей мамы. Не понимала их отношений с самого начала. И так и не нашла причин, по которым мама даже не стала меня слушать. Я не ночевала дома целую неделю и не пришла за вещами, но она поверила в то, что я купилась на обещания мажора, а не на то, что из дому меня могли выгнать совсем другие вещи.

— Не плачь, малышка, — прошептал Рома, вытирая мои слезы пальцем. — Честно признаюсь, их решение я понять не могу и не смогу, но сейчас давить на тебя тоже не буду. Если ты — только ты должна принимать это решение, — если ты захочешь подать заявление, просто знай, я помогу тебе всем, чем могу.

О, черт. Я разрыдалась только сильнее.

— Настя, — он поднял мой подбородок, вынуждая меня смотреть на него, хотя я всячески старалась спрятать свое заплаканное лицо у него на груди. — Посмотри на меня, Настя.

Я кивнула.

— Пообещай мне, что даже, когда все закончится, ты не вернешься в ту квартиру.

Я замерла с широко распахнутыми глазами.

Когда все закончится.

Он не сказал «если все закончится».

Но, кажется, Рома принял мое изумление только на счет того, что он просил меня больше не возвращаться в то единственное место, что у меня вообще было.

— Насть, я позаботился о том, чтобы твоей зарплаты хватило на то, чтобы снять отдельную квартиру.

Я поняла, что мне нечем дышать. Он позаботился. Заранее. Разумеется, тогда он еще надеялся, может быть, что между нами ничего не будет, я была для него только помощницей… А сейчас? Тоже?

Не рано ли выяснять отношения после одной-единственной ночи? И как я буду выглядеть в его глазах, если в ответ на заботу забросаю его претензиями? Паршиво буду выглядеть.

— Я еще не проверяла свой счет. Вернее… — откашлялась я. — Я делала это только в самом начале.

Рома улыбнулся.

— Ты наивная и хорошая девочка, Настя. Кажется, готова была работать даже просто так, ради опыта. Но это не мой вариант.

— Спасибо, — кивнула я, все еще не понимая, почему горло словно стянуто тугой лентой. — Но ты же меня уволил вчера, Рома?

Рома отмахнулся.

— Считай, что взял обратно. Я не справлюсь без тебя. Просто… Это неправильно спать со своей помощницей и студенткой. Ты ведь все еще моя студентка, Настя. И я буду читать у тебя курс лекций в сентябре. Все это…

— Сырники! — воскликнула я.

Подлетела к плите, уговаривая себя, что просто должна предотвратить пожар и что мое бегство не означает ничего другого.

Но брошенные Ромой фразы и сами складывались в безутешную картину. В сентябре я снова стану его студенткой, а это неправильно, когда профессор трахает свою студентку вибратором. Кто бы спорил? Я и сама так считала до недавнего времени.

А Рома был человеком железных правил. Подъем в пять утра, режим, расписание, спорт и расписанные по минутам дни. Так что, мне казалось, я понимала — он и сам уже все знал наперед. В глубине души уже знал, поэтому и сказал: «когда это закончится».

Может быть, даже дал мне время, чтобы принять и смириться.

Первый идеальный завтрак отправился в мусорку. Да простит меня та корова, из молока которой делали этот натуральный творог.

Я дышала глубоко и часто, пока замешивала новую порцию. А после, пока идеальные кружочки подрумянивались, почувствовала, как Рома обвил мою талию одной рукой и прошептал одними губами:

— Не витай в облаках, Настя. Будь здесь и сейчас, будь со мной.

Здесь и сейчас. Пока не наступило это чертово «когда».

 

Глава 27

— Мы так никогда не соберемся, — проворчал Рома, притягивая меня к себе.

Был понедельник, и мы стояли посреди его гардеробной, куда пришли после душа и того, как проснулись вместе в моей спальне. На мне, пока я помогала Роме с брюками и рубашкой, было только полотенце, которое могло в любой момент упасть к ногам и оставить меня совсем без одежды.

— Еще только пять пятнадцать, у нас полно времени, — отозвалась я, целуя его в шею после каждой застегнутой пуговицы. — И я каждое утро мечтала это сделать, пока сражалась с этими чертовыми пуговицами.

— Раз ты исполняешь свои мечты, то я исполню свои.

Он резко дернул и отшвырнул полотенце в сторону. Я ойкнула от неожиданности.

— Посмотри на себя, — промурлыкал этот искуситель. — Ты отражаешься во всех трех зеркалах в разных ракурсах. Я мечтал однажды увидеть тебя такой.

Я посмотрела на одну из зеркальных панелей в гардеробной. Зрелище, конечно, было огонь — он полностью одетый, в дорогую рубашку, черные брюки, даже обут, а в моих руках только галстук и больше никакой одежды. Я поняла, что снова возбуждаюсь, глядя на это, но взяла себя в руки и сосредоточилась на узле.

Рома положил ладонь мне на грудь, пока я занималась галстуком, и очертил круг вокруг соска. Дышать сразу стало сложнее. Почему мне так срывает крышу от его прикосновений? От его близости? Я и не думала, что бывает такое, когда невозможно насытиться чужой лаской. Когда хочется только еще больше, сколько бы ни было ее вчера.

— О чем ты еще мечтала, Настя? — проговорил он, глядя на меня сверху вниз, пока его пальцы играли с моими твердыми и вовсе не от холода сосками.

— Ох… Я не помню, — соврала я.

Я помнила, еще как помнила, просто пусть это для Ромы станет сюрпризом.

— А ты?

Он притянул меня к себе, скользнул пальцами ниже, между немного разведенных ног, и выдохнул в шею:

— Хотел, чтобы во время рабочего дня, я в любое мгновение мог сделать так, — и он провел пальцами, размазывая по моему телу мою влагу, а у меня аж заискрило перед глазами. — Так что не надевай трусики, Настя.

Он отстранился, как ни в чем не бывало, деловито посмотрел на часы.

— Я сделаю нам кофе, а ты одевайся. К началу переговоров с Дальним Востоком у меня есть все необходимые документы, а записывать сегодня тоже ничего не надо. Позавтракай спокойно.

Если он думал, что сейчас, после того, как он меня раздразнил, мои мысли занимала яичница, то он глубоко ошибался. Впрочем, я постаралась никак себя не выдать.

Смирено вернулась в свою спальню, уложила волосы в высокий хвост и прибегла к легкому макияжу. Все это я продолжала делать обнаженной, наслаждаясь тем, как кипит в моем теле желание, как оно множится и толкает на сумасшествия.

Я не забыла вчерашних разговоров, пусть вчера и было много секса, много поцелуев и других бесед о чем угодно. И собиралась брать от отношений с Ромой все, что могла получить сейчас от него. Здесь и сейчас, сказал он, значит, так тому и быть. Не хочу потом жалеть о каждом упущенном шансе.

Эта стажировка нечто большее для меня. И я сейчас не только про бесценный опыт в юриспруденции.

К сожалению, до Ромы у меня ни с кем из мужчин не было нормальных отношений, так что, наверное, неудивительно, что теперь я ныряю в этот омут с головой. Юношеский максимализм, как он есть.

Рома серьезнее, опытнее, он знает, какие отношения ему нужны. И я должна брать с него пример, а не растворяться в нем без остатка. Может быть, и я смогу быть как он?

Я выбрала черные ажурные чулки, кружевной пояс, скольжение которого по бедрам без нижнего белья неимоверно возбуждало. Кружевной, прозрачный бюст, который ничего не скрывал, и уж тем более не мог справиться с моим возбужденными сосками. Узкий галстук и черные туфли с красной подошвой на высоких каблуках.

Вот и все.

В самый раз.

Именно в таком виде я и вышла на завтрак. Рома уже сидел за ноутбуком, полностью сосредоточившись на разговоре. Он изредка кивал и отвечал на вопросы собеседника, пока я не появилась в поле его зрения.

Его взгляд потемнел за секунду. Роме определенно понравилось и не понравилось то, что он увидел, так как собеседнику пришлось повторить вопрос дважды, прежде чем Рома ему, наконец, ответил.

С каменным выражением лица, как будто каждый день готовлю завтрак в самом сексуальном в мире нижнем белье и без трусиков, я отворила дверцу холодильника. Нагнулась, чтобы достать немного льда из морозильной камеры. Сегодня мне хотелось холодного сока и холодного кофе на завтрак, поскольку сама я пылала.

Услышала, как собеседник спросил, все ли в порядке со связью, потому что Рома внезапно пропал из кадра.

Я выпрямилась, и он тогда же вжал меня в дверцу холодильника, которую я успела захлопнуть.

— Я же сказал одеться, — прорычал он едва слышно.

— Я и оделась, — невинно хлопая ресницами, отозвалась я.

— Берегись, Настя, — прошептал он мне в шею, царапая зубами. — Месть будет страшной.

Я аж задрожала вся от предвкушения.

Рома быстро оставил меня, поправил штаны в паху и вернулся в поле зрения камеры, извинившись, за свое поспешное исчезновение. Больше он ни разу не посмотрел на меня. Только в камеру, стиснув челюсть так, что с трудом получалось говорить.

Ох, если он думал, что этот суровый вид испугает меня, то он тоже ошибался.

Позавтракав, я оставила часть омлета Роме, а сама вернулась в спальню и оделась. Натянула узкую юбку карандаш с высоким поясом и шелковую блузу. Покрутилась перед зеркалом, оставшись довольной.

Пусть я и одета, но теперь Рома прекрасно знает, что скрывается под всем этим строгим офисным дресскодом.

Когда я вышла, от омлета уже и след простыл, а Рома ждал меня в дверях. Пора было выезжать. Поездка в лифте, как и поездка на машине прошли без эксцессов. Я снова печатала под диктовку законы, приказы, письма, пока мы передвигались от пробки к пробке.

В офисе поначалу тоже казалось, что все будет, как обычно. Даже градус моего возбуждения стал спадать, хотя меня и держало в тонусе отсутствие на мне нижнего белья. Но занудные законы и архивные дела делали свое дело, эту часть нельзя было делать вполсилы, отдаваться этому частично. Рома, может быть, и мог. Мой же профессионализм еще оставлял желать лучшего, поэтому мне приходилось врубать все свои знания на максимум.

В офисе Рома не делал для меня никаких поблажек.

***

За час до полудня у нас была клиентка, и по виду Ромы я поняла, что дело сложное и при этом перспективное. Даже за неделю я научилась считывать отношения и будущее всех его дел по одному только выражению его лица.

Клиентка пришла не одна, в сопровождении мужчины, и я выдохнула. Черти что, но, кажется, я начинала ревновать Рому даже к фонарным столбам.

Елена Романова, как ее звали, говорила на чистом русском, тогда как ее спутник поздоровался на английском с британским произношением. Он был в черном, а одну его руку до самого запястья покрывали мрачные татуировки с символикой смерти. Большую часть разговора он молчал, поскольку говорили на русском, но при этом, ничуть никого не стесняясь, он смотрел на Елену с таким выражением лица, что казалось, стоит ей покинуть кабинет, и он набросится на нее, как оголодавший волк. Только вряд ли растерзает до полусмерти.

Я ей даже позавидовала. Хотелось бы мне, чтобы Рома смотрел на меня также. Не только в спальне или на кухне, а везде, всегда. Но… Как обычно, в нашем случае всегда имелось чертово «но».

Например, преподаватели не смотрят так на своих студенток.

Я заставила себя сосредоточиться на деле, тем более, Рома то и дело отвлекался и называл мне дела, которые следовало принести ему для подготовки к этому делу. Список получался внушительный. И я понимала почему.

Речь шла об оформлении опеки, но все усложнялось не только тем, что оба опекуна были гражданами разных стран, а в России, как и в Британии имелись свои «подводные камни». Так еще и девочка, над которой Елена Романова и мистер Картер собирались оформить опеку была из арабской страны. И не просто — а беженкой из одной в другую, и при этом большую часть года проводила в Канаде.

Для этого дела Исаеву требовалось знать и оперировать столькими законами сразу, что у меня голова шла кругом. Неужели он справится? Я слышала, как в начале разговора Елена сказала, что они уже сотрудничали с несколькими известными юристами Москвы, что дело тянется, но без результатов, а им через месяц уже пора возвращаться в Британию.

Рома обещал изучить дело и связаться с ней через неделю для окончательного вердикта, возьмется он за это дело или нет. Они поднялись, и я заметила, как мистер Картер с облегчением выдохнул, когда они распрощались, и Елена заговорила с ним на английском.

Взгляды, которыми обменивались влюбленные, резали меня буквально по живому.

— Закажи нам обед в офис, — распорядился Рома, когда клиенты ушли. — Будем работать сегодня без перерывов.

Я кивнула. Даже сама успела забыть о том, какие наполеоновские планы у меня были на сегодняшний день. Рабочая рутина поглотила все.

Обед был быстрый, и я успела сгонять в архив еще трижды, по поручениям Ромы, пока он справлялся с гарниром. Левой рукой Рома с непривычки ел медленнее.

Весь рабочий стол Исаева оказался завален папками и подшитыми делами. Он не успел бы пересмотреть их сам и за две недели, поэтому поручил мне просматривать их вместе с ним и зачитывать моменты, которые, как я считала, могли помочь ему с делом об опеке.

Я устала стоять на каблуках, поэтому позволила себе прислониться бедром к его столу, пока зачитывала ровным голосом кое-какие отрывки. Рома или кивал и просил отложить, или качал головой и просил убрать то или иное дело.

— Садись на край стола, Настя, — бросил он невзначай. — Ты же устала. Скинь эти туфли, уже никто не придет. Ильич тоже уехал.

Я послушалась, спорить уже не хотелось. Скинула обувь и села на край освобожденного письменного стола, закинув ногу на ногу. И продолжила листать дела и зачитывать их вслух для Ромы.

Но я вздрогнула всем тело и сбилась, когда почувствовала его горячие ладони на моих щиколотках.

Рома с задумчивым видом поглаживал подушечками пальцев мои ноги и казался настолько погруженным в свои мысли, что не сразу ответил на мой вопросительный взгляд.

— Продолжай читать, — велел он. — Сосредоточься на деле, Настя. Не сейчас.

Не знаю, что означало это его «не сейчас», потому что он так и не убрал руки, а только поднялся выше. От колен до бедер. А после мягко надавил, заставляя меня развести перед ним ноги, насколько позволяла узкая юбка.

Теперь, сидя передо мной в кресле, он прекрасно видел границу кружевных чулок и то, что на мне не было трусиков.

Я снова сбилась, облизала губы, так как во рту моментально пересохло.

— Я же просил читать, — отозвался Рома.

Я продолжила. Буквы плясали перед глазами, потому что его пальцы подхватили край юбки и задрали ее до самой моей попки.

Теперь я была наполовину обнажена перед ним и в таком вот виде сидела на его рабочем столе среди папок.

Краем глаза я увидела, как Рома облизал один из пальцев. А после коснулся меня между ног.

— Читай, Настя, — проговорил он глухим от возбуждения голосом. — Иначе мы и к Новому году не закончим.

Его палец двигался медленно, лениво, поскольку сам Рома продолжал делать вид, что слушает меня и анализирует детали дела, которые я зачитывала вслух.

Ладно.

Я шире развела ноги, но мужественно продолжила читать. Рома ввел этот палец в меня. Я проглотила стон и заставила себя не отвечать его движениям бедрами, а сосредоточиться на тексте.

Рома подъехал ближе, нагнулся и провел языком по внутренней стороне бедра.

— Рома… — простонала я.

— Читай, Настя. Я взял тебя в помощницы, чтобы ты работала, а не для всего остального, — тут же отозвался он.

Ох, ну конечно.

К этому мигу я уже настолько сильно развела ноги, что сбросила часть папок с другого края стола. Рома присоединил к первому пальцу второй, а его язык выписывал восьмерки на моих бедрах. Вся я дрожала от нетерпения и желания, которое вернулось и вспыхнуло с новой силой.

В тишине кабинета я слышала его тяжелое дыхание и то, как двигались его пальцы, скользя в моей влаге. Я дышала неглубоко и часто. Об оргазме не следовало и мечтать. Рома делал все, чтобы его отсрочить.

— Рома-а-а… — снова застонала я. — Пожалуйста.

Он поднял взгляд на меня.

— А кто ходил голой сегодня передо мной? Кто чуть не сорвал мне конференцию? Я ведь предупреждал тебя о мести. Так что читай дальше. Почувствуй, как я весь день сгораю от нетерпения задрать эту юбку на тебе и снова увидеть тебя без одежды.

Его пальцы задели какую-то сверхчувствительную точку внутри меня, и я задрожала сильнее. Папка вывалилась из моих рук. При всем своем желании я бы не смогла удержать ее. Я-то не была роботом, чтобы продолжать читать, пока он почти трахает меня на своем столе.

Поэтому просто откинулась назад, опустившись спиной на его стол, и шире раздвинула ноги с хитрой улыбкой.

Рома пинком отправил от себя офисный стул и поднялся.

— Настя, Настя… мы ведь должны работать, — прошептал Рома, проворачивая во мне пальцы, выбивая из меня очередной стон. — А ты на моем столе…

Я притянула его за галстук к себе. Опасный маневр, как говорят в футболе, потому что у Ромы была единственная рука, и та была во мне. Он чуть не рухнул на меня, но успел заменить травмированное запястье локтем, чтобы упереться им в стол.

— Давай, Рома, — процедила я в его губы. — Сделай это на своем рабочем столе. Пожалуйста.

Он набросился на мои губы. Я обвила бедрами его талию, отвечая на резкие глубокие движения пальцев.

— Эти чулки сводят меня с ума, — прошептал он, отстраняясь.

Зашумел в ящиках стола, зубами надорвал упаковку. Со всем справился одной рукой за считанные секунды.

Подтянул мои бедра ближе к краю стола.

— Разведи ноги шире, — велел он.

И вошел в меня разом, во всю длину, наполняя до отказа. Я выгнулась в пояснице, настолько долгожданными были эти ощущения.

Рома навис надо мной, бережно опираясь о стол локтем правой руки. И зажал мне рот левой.

— А вот теперь будь тихой, Настя, — сказал он и стал двигаться.

После, когда мы привели одежду в порядок и снова принялись за работу, Рома признался что заставил меня читать самый бесполезный документ из всех, какой только можно было найти.

 

Глава 28

Я стала просыпаться раньше будильника.

Если бы кто-то сказал мне, что можно получать удовольствие от таких ранних подъемов, я бы не поверила. Рома ответил, что залог хорошего настроения заключается в восьми часах беспрерывного сна ночью, бодрящем душе и хорошей чашке кофе с утра, мол, именно поэтому я так довольна жизнью.

Никакие восемь часов сна не сделали бы меня настолько счастливой, если бы я просыпалась в постели одна. Без его жадных рук на своем теле, жарких поцелуев и быстрых движений.

Следующим утром я на практике доказала Роме, что сон, душ и кофе далеко не все составляющие действительно хорошего утра.

Я плавилась в его объятиях, от его поцелуев. Млела оттого, как он управлялся с моим телом, даже одной рукой умудряясь дарить мне незабываемые ощущения.

А еще он понимал меня без слов и реагировал на потребности с чуткостью камертона. Дарил нежность тогда, когда я нуждалась именно в ней. Или брал меня быстро, сильно, выбивая из головы все лишние мысли. Он мог сделать это прямо в прихожей дома, не раздеваясь, только отведя в сторону мои трусики. Мог запереть внезапно кабинет посреди рабочего дня и наклонить меня над столом.

— Господи, Настя, что ты со мной делаешь? — выдыхал он, когда наваждение спадало. — Я ведь не маньяк. Давай в офисе все-таки будем только работать.

Я всегда смиренно соглашалась и даже почти не провоцировала Рому, но магнетизм между нами и целый день воздержания все равно приводили к тому, что однажды он чуть не уложил меня на лопатки прямо в машине, несмотря на водителя. Один раз Исаев сорвал мои трусики еще в лифте, пока мы поднимались в квартиру, и успел довести меня до оргазма пальцами где-то между этажами.

— Нет, ты все-таки маньяк, — подытожила я в тот раз, лежа на полу гостиной с задранной юбкой, и улыбаясь во все тридцать два.

Рядом с ним я часто чувствовала себя Шивой. Успевала за день переделать столько дел, выучить столько всего нового, что раньше валилась бы без чувств в кровать, но теперь… Возвращалась вместе с ним домой, и моя кровь снова бурлила.

Оказалось, что Рома почти не смотрел кино. Некогда, пожимал он плечами. Раньше его вечера были заполнены переговорами, телефонами, делами, которые он постоянно откладывал, или поиском дополнительной информации. Справочники, кодексы, мемуары других юристов. Все в его жизни, так или иначе, вертелось вокруг работы. Даже свободное время. Так что вечерами я выкраивала для нас час-полтора, чтобы глянуть сериал или какое-нибудь кино.

А в обеденный перерыв все чаще вела его на набережную, где мы, сидя на скамейке и уплетая сэндвичи с горячим сыром, все так же обсуждали дела, которыми займемся, когда вернемся в офис. И все же это было иначе. Словно два влюбленных студента…

Хотя среди нас двоих студенткой была только я.

Чем дольше я жила и работала с Ромой, тем сильнее восхищалась им. Да, он был не подарок. Вспыльчивый, требовательный, жесткий, но вместе с этим внимательный и трудолюбивый, настоящий фанат своего дела. Лучший адвокат. Неутомимый мужчина. Да и просто хороший человек. Хотя последнее он изо всех сил скрывал. Примерно так же, как не афишировал свою заботу о приюте бездомных животных.

Из-за руки Рома не мог заниматься спортом и часто сокрушался, что теряет форму из-за вынужденного перерыва. Хотя плечи моего профессора были все такими же широкими и мощными, а кубики пресса тоже никуда не делись, поскольку Рома следил за питанием. Но морально он плохо справлялся с ограничением активности, поскольку спорт для него давно был неотъемлемой частью жизни.

А еще спорт отлично прочищал мозги. Несколько подходов к штанге, и в голове наступала долгожданная пустота. Пусть и ненадолго, ведь потом Рома возвращался домой и снова принимался за работу.

Теперь на смену спорту пришел секс, и аппетиты моего босса не знали меры.

Если мы заканчивали пораньше и в планах на вечер не было кино, то иногда я тащила Рому на Воробьёвы Горы, где мы бродили допоздна и целовались на скамейке.

Я очень часто ловила себя на мысли, что любуюсь им. Был он собранным, суровым и беспощадным адвокатом на слушаниях. Со стальным блеском в холодных глазах. Неприступным айсбергом, каким он казался мне на лекциях.

Или растрепанный, румяный, с потемневшими от удовольствия глазами. На ковре, в офисе или в постели рядом со мной, в своей дорогой рубашке с оторванной мной в пылу страсти пуговицей. Без одной запонки. Со спущенными штанами.

Совершенно иное, потустороннее воплощение профессора Исаева, о котором никто не знает. Таким он принадлежал мне одной.

Вечером, возвращаясь с работы, я привычно целовала его в щеку, отмечая отросшую за день щетину. Думала о том, что следующим утром он снова будет бриться одной рукой, а я буду хохотать, пока чищу зубы, потому что он будет корчить рожи, надувая щеки, выпячивая подбородок. Не знаю, все ли мужчины бреются также комично, или Рома старается для меня.

В моей жизни был только отчим, отца я не помнила. А сам Павлик брился станком и очень редко. И, разумеется, я за ним не подглядывала.

Наша странная совместная жизнь вдруг вошла в какую-то привычную и уютную колею, в которой важный адвокат и вчерашняя студентка прекрасно уживались вместе.

— Как вернемся домой, примем вместе ванну, — пообещал мне Рома еще днем, обнимая меня за талию. — А то моя помощница отлынивает от своих прямых обязанностей, в прошлый раз я мыл себе голову сам.

Так что, лишь шагнув в квартиру, Исаев отбросил в сторону брюки, сорвал с плеч рубашку и шагнул ко мне, голый и абсолютно невозмутимый. Тогда как я по-прежнему, кажется, краснела при виде его наготы. Обнял меня, прижимая к своему твердому телу.

— Мне нужно приготовить ужин, — выдохнула я.

— Закажем из ресторана.

— А ты разве не должен просмотреть материалы из архива об опеке? Для дела Романовой и Картера.

— А ты разве не просмотрела их за меня, пока я был на совещании? — в тон мне ответил он.

Я кивнула и дала увести себя в его шикарную и просторную ванную, как раз для двоих. Прекрасно помнила, чем закончился для нас двоих тот последний раз, когда я мыла ему голову. Вроде недавно, а, с другой стороны, как в прошлой жизни, когда его льдисто-холодный взгляд обжигал только морозом, а не бушующей страстью.

По дороге Рома подцепил телефон, заказал самой большой суши-сет, тут же расплатился через мобильное приложение и набрал консьержа.

Все это прижимая телефон к плечу, а одной рукой ведя меня в ванну.

— И зачем тебе помощница? — прошептала я. — Ты ведь и сам со всем отлично справляешься.

Рома только перехватил мой взгляд, но ничего не сказал, так как в этот момент просил Евгения Петровича оставить курьерский пакет внизу, чтобы самому забрать его позже.

А мое сердце ныло так, словно его проткнули сотней иголок.

Я сразу вспомнила, как Рома стал часто управляться с травмированной рукой, даже не замечая этого. Я ведь малодушно надеялась, что перелом не заживет за сорок дней, и ему придется носить что-нибудь весь остаток жизни. Ведь если однажды он все-таки сможет сам справляться с пуговицами, завтраком и кофе, я стану ему не нужна.

Пару раз я видела, как он снимал ортез и через боль пытался согнуть руку и пальцы, чтобы разработать их. Занимался этим Исаев, когда был уверен, что я не увижу. Не знаю, разрешили ему так делать или нет, но на всякий случай ничего не говорила. Это была болезненная тема во всех смыслах.

Я знала, конечно, что рано или поздно этот день настанет, но предпочитала отрицать и наслаждаться мнимым эфемерным счастьем.

В ванной комнате с разговорами было покончено. Рома набросился с поцелуями и стал раздевать меня одной рукой, а я помогала ему обеими.

Когда мы избавились от одежды, я снова взялась за знакомую уже баночку с розовой пеной для ванны и на этот раз не утерпела.

— А откуда она у тебя? Запах и цвет у нее совершенно не мужские.

— Марина подарила на двадцать третье февраля вместе с вон тем кремом для бритья. Потом долго извинялась, что перепутала в магазине баночки. Я только дома увидел, так бы сразу вернул.

Рома опустился на колени и стянул с меня последнее, что на мне оставалось, — мои трусики.

— Займись пеной, Настя, а я займусь тобой.

Я вспыхнула, глядя на то, как он закидывает одну ногу себе на плечо, как жмурится, пробуя меня на вкус.

В глубине души я очень боялась, что прямолинейный Исаев однажды спросит, почему за столько раз, я так и не решилась на минет. И совершенно не знала, что ему на это ответить. Как объяснить, что у меня взыграл «синдром отличницы» и я хочу поразить его, а без опыта это не выйдет…

Рома на мгновение отстранился.

— Ты снова смотришь на меня так, — прошептал он мне.

— Как? — отозвалась я.3f1d50

— Этим взглядом, после которого единственное, что я хочу, это снова оказаться в тебе. И плевать, где мы находимся: в суде, в офисе или в машине, есть вокруг нас люди или нет. Мне кажется, я чувствую твой взгляд, даже если не вижу тебя саму. Твой взгляд обжигает даже через одежду. И все, о чем могу думать в этот момент, чтобы ты как можно скорее снова оказалась подо мной: голая, мокрая и довольная. Чтобы стонала в голос, как ты одна умеешь. Как ты делаешь это? Что это за магия, Настя?

Ответ вертелся на языке, обжигая рот терпкой пряностью, как крепкий «Абсент». Растекался в животе жидким огнем, как будто я хлебнула «Тобаско». И в то же время эти чувства на вкус были сладкими, как клубничное варенье.

Разве мог взрослый мужчина, старше меня на почти одиннадцать лет, не знать, что это за магия? Мог ни разу не столкнуться с нею? Или роботам просто не подвластны чувства?

Не может Рома не знать, какая магия тянет нас магнитом. Сам куда опытнее меня, прекрасно должен понимать, откуда эти ощущения берутся и как называются.

Думаю, у меня все было на лице написано, да и слова готовы были сорваться с языка, но Рома не стал ждать моего ответа. Он провел языком между моих ног, награждая меня новым, другим поцелуем. Мои стоны отскакивали от стен и пола, как солнечные зайчики. Он часто просил меня стонать громче и не сдерживаться. Оказалось, что не только женщины любят ушами.

Я задрожала в его руках, предчувствуя приближение оргазма. Пошатнулась и поняла, что Рома вдруг перехватил мои бедра обеими руками. Его язык ужалил прикосновением самую чувствительную точку, и я взорвалась с оглушительным стоном.

Он поднялся, подхватывая меня за талию. Эмоции переполняли меня так же, как та пена, что выросла над ванной воздушным облаком. Я всхлипывала, и вся подрагивала, пока Рома помогал мне перебраться в ванну. Где была теплая вода, ароматная пена и баюкающие объятия, его неспешный ритм и тягучие медленные поцелуи.

— Вода же расплескивается, — шептала я между поцелуями.

— Плевать. Хочу тебя в ванне… Еще с прошлого раза.

— «Я к вам лез? Это вы сами ко мне лезли, Тихомирова», — спародировала я его слова, и громко ахнула, когда в ответ Рома вдруг насадил меня сильнее, впившись под водой в мои бедра.

Обеими руками.

Я привыкла к его прикосновениям одной рукой. И когда он вдруг касался меня еще и правой, я пугалась так, словно она принадлежала чужому человеку.

Сердце сделало кульбит, и забилось в горле. Вожделение смешалось со страхом перед проклятым «когда». Похоже, оно было даже ближе, чем мне казалось.

А что если он действительно не знает, что это за магия? Что если я так и не успею ответить ему о том, почему один его взгляд заменяет мне килограммы шоколада, а улыбка способна сделать меня счастливой?

— Рома… — выдохнула я. — Рома-а-а!..

Я впилась в его губы сильным глубоким поцелуем, потому что всего было слишком много: близости, страхов и наслаждения. Чувства искали выход, и в очередной раз я позволяла себе выражать их только языком собственного тела. Лихорадочными движениями бедер, порывистыми поцелуями, кусая его манящую пульсирующую жилку на шее.

Рома прервал поцелуй, позволяя мне кричать в полную силу. А еще, чтобы максимально ускориться, множа мое удовольствие сильными и глубокими толчками.

Наши сердца колотились в унисон. Это не может ничего не значить. Не может. Вдруг он и, правда, просто не знает? Вдруг просто не чувствовал ничего такого раньше?

— Рома… Рома!..

Я задыхалась, а невысказанные слова душили глотку. Подступали, как разгорающийся в теле оргазм. Рвались наружу. Бессвязные стоны грозили перейти во вполне сознательные признания. А мучительное «когда» темнело на горизонте сокрушительной грозой.

Рома ударил сильнее, и это стало последней каплей. Плотину прорвало. Я закусила губу, переживая самый мощный в своей жизни оргазм, как вдруг услышала:

— Настя? — удивленно выдохнул Рома. — Ты плачешь?

— Рома, — повторила я эхом. — Я люблю тебя.

 

Глава 29

Никогда не признаваться в любви во время секса. Никогда.

Вернее — никогда больше.

Сказанного уже не вернуть, и я, Настя Тихомирова, только что призналась в любви своему профессору и боссу в одном лице, в то время как он довел меня до оргазма в своей шикарной белой ванне на львиных ножках.

Никогда больше.

Пена опадала. Эйфория тоже. Вода казалась холодной.

На самом деле, ему просто некогда было ответить, утешала я себя, лежа в этой слишком просторной для меня одной ванне. Просто телефон зазвонил сразу же после моих слов. Не мог господин адвокат сказать клиенту: «Простите, я слишком занят. Нужно вправить мозги одной влюбленной дурочке».

Господи.

Никогда больше, Настя, слышишь?

Даже Роме. Особенно Роме.

Нельзя списать на то, что он плохо расслышал, или был слишком занят, пока сам кончал. Расслышал он хорошо. У него рука была сломана, а не слух пропал. Да и я никогда не была тихой.

А еще не умела останавливаться.

А теперь уже поздно.

Я сама приблизила чертово «когда», и уже чувствую его ледяное дыхание, от которого моя кожа покрывается мурашками. Хотя и уговариваю себя, что это всего лишь остыла вода. Просто пора вылезать из ванны. Все закончилось, и это тоже.

Рома все еще разговаривал по телефону. Его голос был мрачнее глубин Мариинской впадины. И это не предвещало ничего хорошего. Из-за моего признания он такой или потому что новости плохие? Или кому-то просто не повезло, что не вовремя подвернулся под руку?

Я вылезла из ванны, неловко обхватив себя руками. Прошлепала босыми ногами к халату. И тогда в ванну вернулся Рома.

— Собирайся, Насть. Надо ехать к Нику.

— Ром, ну сколько можно? Если у него опять глюки, то зачем тебе мчаться через половину города к нему? Просто проверь все по камерам…

Исаев медленно покачал головой. И от его потерянного взгляда мне стало еще более не по себе.

— На этот раз не глюки, Насть. Ник в отделении, его задержали. Он действительно кого-то сбил.

Рома потер лоб, избегая моего взгляда.

— Черт, я ведь отпустил Василия, и он забрал машину.

Да, обязательный техосмотр, о котором говорил водитель. Обещал к понедельнику, а в выходные работы было меньше.

— Давай такси возьмем. Так будет быстрее.

Рома кивнул.

— Я быстро оденусь, — сказала я и затормозила в дверях. — А ты… уже оделся. Сам.

Рома словно бы с удивлением уставился на брюки и наброшенную на плечи рубашку.

— Просто снял ортез, чтобы просушить, пока говорил по телефону с Ником… И как-то оделся, даже не заметил, Насть. Мне все равно нужна твоя помощь с пуговицами, ладно? И галстук.

— Конечно, — улыбнулась я так широко, что аж скулы свело. — Ты пил сегодня таблетки? Запястье, наверное, не должно уже болеть так сильно, ведь прошло… Кажется, уже дней двадцать после перелома?

— Я перестал пить таблетки еще с того утра, как стал просыпаться с тобой в одной постели, — глухо ответил Рома. — Иди одевайся.

Не говоря больше ни слова, я устремилась в комнату, натянула первые попавшиеся джинсы, свободный свитер. Это Рома будет на работе, у меня дресскод может быть свободнее. И это Роме надо спешить, будь моя воля я бы дала этой звезде промариноваться в изоляторе как следует. Надеюсь, он никого не убил.

Вот же Ник Рид, доездился. И допился.

Времени на разговоры не осталось, одевшись, я быстро помогла Роме с галстуком и пиджаком. Мы вышли и поспешили к такси.

Я не первый раз посещала СИЗО, и мне здесь не нравилось, но по работе приходилось мириться.

Ник вышел бледный и растрепанный. В этот раз, похоже, флиртовать со мной он не собирался. Парень сел за стол, и Рома велел ему рассказать все, как было. История была похожа на предыдущие. Концерт, машина, светофор.

Кажется, не заметил красный, ах, потому что принял аспирин от головной боли. Ну ладно, не аспирин. Ну ладно, запил не водой.

Меня трясло от гнева. Как же можно быть таким беспечным засранцем! Если в первую встречу Ник меня скорее забавлял, то сейчас я злилась. Утешало только то, что он никого не убил. Но ведь могло быть иначе.

Хотелось дать засранцу подзатыльник, а потом долго орать ему прямо в лицо, обзывая последними словами. Но я, конечно, держала себя в руках и радовалась, что Рома одним своим присутствием помогает быть собранной и профессиональной.

— Понятно, Николай, — проговорил Исаев, когда задержанный умолк. — Я тебе советую чистосердечное. Искренне советую. Та девушка, слава богу, только ногу сломала. Все могло быть хуже, поверь.

Звезду эстрады аж подбросило на стуле.

— Ром, ты обдолбался? Как я потом буду петь? Меня же погонят ссаными тряпками.

— Не погонят. Выплати девочке хорошую сумму на лечение. Дай десяток интервью со слезами на глазах и раскаянием, уже сейчас запишись в клинику и пройди лечение. Скорее всего, при таком раскладе тебя любой судья пожалеет и даст только условку. Через полгода вернешься с хитом и будешь жить поживать, как раньше. Только желательно без наркоты. Это я тебе уже как человек советую, а не как адвокат.

Ник дергал губами и заламывал руки, он почти плакал.

— Не могу я, Ром. Не могу… Давай лучше все отрицать! Ты же волшебник, все говорят…

Я думала, Исаев продолжит его уговаривать, ведь стратегия была идеальной, но он встал из-за стола и жестко проговорил:

— Можешь уйти в несознанку, но камеры все засняли. Факты вещь упрямая, доказательная база шикарная. Обвинение будет рыдать от счастья. Станешь упираться — сядешь для прецедента. А потом еще весь интернет тебя будет песочить. Твое дело. Думай. А мы выйдем перекурим.

Мы же оба не курим, чуть не ляпнула я, но хватило одного взгляда на Рому, чтобы засобираться на выход. Мы обошли изолятор, вышли к аллее, вдоль которой прогуливались парочки.

— Кофе и сэндвич? — привычно спросил Рома.

Я кивнула. Он двинулся к кофейне на колесах, взял нам по стаканчику и дождался два горячих сэндвича. Я уже устроилась на скамейке и теперь сдерживала дрожь. Надо было взять и куртку с собой, стало прохладно.

Рома вернулся, опустился рядом. На меня он не смотрел. Я также избегала прямых взглядов и разглядывала деревья, с левой стороны скамейки.

— Смотри, какой славный. Кис-кис-кис, — позвала я котика, который шнырял среди кустов и отчаянно мяукал.

— Наверно, потерялся. Такой чистенький и милый.

Я протянула руку, и кот моментально потерся о нее, включив внутренний моторчик.

Рома скривил лицо, не разделяя моих восторгов.

— Откуда только взялся… Господи, Насть, ты ведь не будешь?…

Да, я решила покормить беднягу. Пусть ветчина из моего сэндвича — не самая правильная еда для кота, но другой у меня не было, а кот, сразу видно, был голодным.

Мимо прошла парочка, они обнимались и целовались. По ним сразу было видно, что они влюблены. Я покосилась на Рому. Он вертел стакан в своих руках.

Все это время я боролась с чёрствостью Ромы всеми возможными способами, но он никогда не говорил со мной о чувствах или тревогах. Его максимум был — взять обещание, что я никогда не вернусь домой.

Разумеется, он теперь делал вид, что никакого признания и не было. Примерно так же, как сейчас игнорировал существование симпатичного потерянного котика.

Мы, должно быть, странно выглядим со стороны. Собранный красивый мужчина в дорогом костюме и я, студентка в обычных джинсах. Сидим в разных сторонах скамьи. Никто и не подумает, что нас что-то связывает. Сторонний наблюдатель разве что решит, что бедная дурочка влюбилась в преподавателя, раз бросает в его сторону печальные взгляды, пока кормит кота. Старо как мир. И как неуместно в жизни Ромы.

— Ты ему все скормишь? — не выдержал мой профессор.

И я все-таки не сдержала улыбки. Он мог носить хоть латы вместо костюма, я-то знала, что за всей этой броней скрывалось горячее сердце.

— Да, если захочет, — ответила я, не сдержав улыбки. — Я не умру от голода, а он может.

— Ты не спасешь всех, малышка, — проговорил Рома ласково.

Кот поел, но уходить не торопился. Мурчал и терся об ноги. Мне хотелось того же, только потереться о Рому. Коснуться снова щекой его щетины, обвить руками и ногами тело.

— Нет, но я могу попробовать.

Кажется, я уже имела в виду не животных.

— Насть, ты будущий юрист. Это сложная профессия. Ты должна быть жёсткой. Сама понимаешь.

— Я понимаю, Ром, но ведь необязательно при этом становиться бесчувственным зомби.

«Как ты», — очень громко подумала я про себя. Думаю, он «услышал», хотя виду, конечно, не подал.

— Необязательно, — повторил Рома, соглашаясь со мной.

Я достала из сумочки телефон и сфотографировала довольного кота.

— Есть сервис для потеряшек, — ответила я на вопросительный взгляд Исаева. — Загружу туда фотку, добавлю локацию. Если он убежал, возможно, есть шанс, что найдется.

— Да, в этом есть смысл, — кивнул Рома. — Ему повезло, что он встретил тебя.

И, кажется, это снова было не о коте перед нами.

— Найди дело Голикова, — отстраненным деловым тоном сказал Рома. — У меня что-то даже заметок в электронном виде по нему не осталось. Кажется, пятнадцатый год. Там похожий случай. Нужно будет подготовить прошение о выходе под залог. Укажи обязательно желание сотрудничать со следствием, — велел он, не поднимая глаз.

— С чего ты взял, что Ник согласится сотрудничать, когда мы вернемся? — не удержалась я.

— Он дебил, Насть, но не совсем конченый. Поэтому будет. Как миленький. Посидит сейчас с зеками и бегом побежит признаваться во всем. Поверь. Кстати, в понедельник сама поедешь на допрос. У меня другая встреча, никак не разорваться.

Вести дело такой звезды, как Ник Рид? Да мои одногруппники спят и видят во снах дела таких масштабов. Не каждый вообще дорастет до клиента такого размера, а у Исаева другое назначено. Да с кем? С самим президентом? Это же Ник Рид, да газеты разорвут его на кусочки, как узнают, а как просклоняют имя адвоката.

— Но… — пискнула я, совершенно не готовая к такой ответственности. — Разве я могу?… Я ведь всего лишь твоя помощница! Мое дело запонки да галстуки.

Рома впервые взглянул на меня. Его брови сошлись на переносице.

— Ты вроде как отличница, Настя, — процедил он хорошо знакомым ледяным тоном. — Должна знать, что при курировании практикующим адвокатом, можешь сама представлять интересы клиента. У тебя за плечами не какие-то трехмесячные курсы секретаря-референта, твоя жизнь не ограничивается моими рубашками!

— Я знаю, просто…

Но Рома прервал меня.

— Просто я совершенно забыл о том, что действительно важно, — бросил он и поднялся.

Швырнул стаканчик в урну и добавил:

— Время вышло, пойдем.

Рома как в воду глядел. Ник моментально объявил, что на все согласен.

Это означало, что я должна буду в понедельник присутствовать на допросе, а потом и на очной ставке.

 

Глава 30

Всех не спасешь, сказал мне Рома. И я никак не могла выбросить эту фразу из головы, постоянно прокручивая ее, пока мы следующим утром вновь отправились в приют Владлена. Была суббота, а дважды в месяц Рома обязательно навещал своего пса.

Всех не спасешь.

Именно в этой фразе крылся ответ на терзавшие меня вопросы о том, какой он на самом деле этот замкнутый айсберг Роман Андреевич Исаев. Наверное, адвокат просто не может быть другим, как он сам мне и говорил, но было неясно, приобрел ли Рома цинизм со временем или просто всегда был таким, а потому и стал адвокатом?

Я по-прежнему ничего не знала о том, какой была его жизнь до меня. Не знала его прошлого, баек из университета, историй из жизни. И не заглядывала в его будущее, наши разговоры касались только рабочих моментов.

Он никогда не предавался воспоминаниям и не строил со мной планы. Рома жил одним днем, текущим мгновением, и брал от жизни все, что мог получить именно в этот момент. Будет секс? Отлично, Рома сделает его незабываемым. Намечается прогулка с собакой? Рома предусмотрительно захватит вкусняшки, фрисби и мячик, и будет улыбаться и смеяться, но стоит ему выйти за ворота приюта и жизнь вернется на круги своя. Те, в которых нет собаки, а только клиенты, работа и жестокий принцип «всех не спасти».

Я же, если видела милого кота, то пыталась его спасти. Если чувствовала жалость к недоношенному щенку, то хотела забрать его себе.

Мы с ним были разными. По очень многим пунктам, начиная от нашего с ним возраста, социального положения и заканчивая розовыми очками, через которые я смотрела на жизнь. У Ромы таких очков или отродясь не было, или он давно от них избавился, я так не знала.

И все-таки он спас меня, хотя наверняка знал, что я не первая и не последняя в этом мире, кто терпит насилие в родном доме. Почему-то именно на мне Ромин принцип «всех не спасти» дал сбой.

Не знаю, что со мной было бы, если бы в тот день после деканата, вернув забытые мной документы, он подумал: «Да и черт с ней» — и не поехал бы ко мне, чтобы объясниться. Не знаю, где бы я была сейчас, если бы Рома не предложил мне работу и крышу над головой.

Все-таки его цинизм пошел на попятную, когда в одно мгновение пришлось принять решение, спасать меня или нет в том коридоре. Наверное, это что-то да значило.

Или нет?

Именно моя открытость миру и готовность всем помочь, по сути, и привели меня к Роме. Возможно, другую задело бы предложение заменить ему сиделку, секретаршу и любовницу в одном лице, но меня — нет, я хотела помогать ему.

Может быть, потому что знала — у такой наивной девочки-студентки просто нет шансов устоять перед таким мужчиной, как профессор Исаев. Это я еще долго продержалась, потому что все-таки была отличницей и во время учебного года думала об учебе, а не пускала слюни на его широкие плечи и узкую талию, чего не скажешь о других моих сокурсницах.

Я утонула в нем позже. И случилось это не спортклубе, когда я увидела его крепкие бедра и обтягивающие плавки. Окончательно и бесповоротно пропала, когда поняла, что мне в кайф помогать ему с рубашками, готовить завтрак, просыпаться рядом с ним. Помогать мыть голову и вместе чистить зубы по утрам. Ездить вместе с ним на работу и помогать с запутанными, сложными, неоднозначными делами.

Рома никогда не пасовал перед трудностями. Вот почему именно на пороге его кабинета появились британец и русская, которые хотели стать опекунами для арабской девочки, проживающей в Канаде. Это был вызов для юриста, это было дело, за которое Иван Ильич, партнер Исаева, просто никогда не взялся бы.

А Рома согласился.

Но одновременно с этим он вел не только дела с заоблачными гонорарами, он еще регулярно помогал таким, как Владлен. Это были дела, за которые ему или не платили или платили копейки, и на мой вопрос, почему он делает это, Рома отвечал, что юристу нельзя постоянно работать только с небожителями.

Думаю, поэтому он и пошел в преподаватели. Он не отбывал за кафедрой повинность, не читал лекции через силу, как некоторые преподаватели, год от года повторявшие вызубренную программу. Роман Андреевич Исаев действительно любил свой предмет и добивался от студентов того же.

А на выходных, сбрасывая, как доспехи, свои шикарные костюмы, шелковые рубашки с запонками, он натягивал джинсы, кроссовки и позволял лабрадору опрокинуть себя наземь и обслюнявить щеки. Пса звали Лари, и он любил Рому той преданной собачьей любовью, которую не купишь ни за какие деньги.

Я видела их встречу издали. Владлен вел на поводке Лари, крупного медового лабрадора, сурово вышагивающего по двору как лев по саванне, а после они завернули за поворот, где пес увидел Рому.

И лев моментально превратился в котенка.

Наверное, когда-нибудь, когда наступит сентябрь, если я встречу Рому в коридорах университета, в глазах любого стороннего наблюдателя я буду выглядеть так же, как этот счастливый пес, который теперь вылизывал Роме щеку. Но вряд ли мне удастся повалить профессора в коридоре, как это удалось Лари. И вряд ли он позволит на глазах у всех его облизать.

Я завидую псу, подумать только.

***

— Хочешь глянуть на щенка? — спросил меня Владлен, и я кивнула.

Ушла к стеклянным боксам, где в ворохе полотенец копошился пузатый комочек.

— Как подрос! — ахнула я.

— Аппетит хороший, — не без гордости отозвался Владлен. — Но он все равно самый мелкий из всех. Через месяц-два попробую дать объявление, может кто и заберет.

— Не надо объявления, — тут же сорвалось с моих губ. — Я заберу, когда будет можно. Ладно?

Владлен склонил голову на бок.

— Ладно, — протянул он. — А знаешь, раньше Рома никогда не приводил с собой кого-то еще, когда приезжал к Лари. Боялся за свой имидж сурового адвоката даже в глазах своей помощницы. Марина у него, кажется, была.

— Была. А я просто его студентка, — сказала я честно. — Сейчас я только помогаю ему из-за того, что он сломал руку по моей вине.

Владлен улыбнулся.

— Подумаешь, студентка. Это же не преступление. И знаешь, я думаю, что перелом ему пошел только на пользу… — Владлен посмотрел в окно, где на огороженной территории Рома бросал фрисби. — Никогда не видел, чтобы он улыбался так много. Спросишь, у него лицо не болит с непривычки? Знаешь, когда он заходил в приют в первое время, даже самые дружелюбные псы жались под его взглядом. Животные ведь все чувствуют… А сейчас, смотри, он даже смеется. Поразительно… Рома знает, что ты хочешь взять щенка?

— Знает. И он против, — тихо сказала я.

— Разумеется. Он ведь так и не нашел в себе силы забрать к себе Лари. А ты молодец, Насть. Я не буду давать объявление, подержу его у себя, сколько скажешь, пока не будешь готова.

— Спасибо.

Я еще провела какое-то время с щенком, он умильно переваливался, как неваляшка. И грыз все, что под зубы попадалось. Не хотела мешать Роме, пока он играет с Лари. Но потом услышала шаги, и сразу поняла, что это он.

— Хочешь прогуляться? — спросил он как-то неуверенно.

Я кивнула. Переложила сонного щенка на подстилку, закрыла дверь его уютной будки и вышла с Ромой на улицу. Лари беспокойно вертелся у входной двери и радостно заработал хвостом, когда Рома вернулся. Обрадовался, что Рома еще не уехал.

Рома взял поводок в левую руку, я держалась с правой стороны. За забором простиралось поле, и мы обошли его по краю, направляясь к темнеющей вдали лесополосе.

Рома то и дело бросал теннисный мяч, используя специальную пращу, длинная ручка которой помогала не нагибаться постоянно. Ларри носился так, что земля дрожала. Он прибегал с горящими глазами и выплевывал потемневший от слюней мяч к ногам Ромы, и тот, подцепив его пластиковым ковшом, снова отшвыривал прочь.

Было так хорошо гулять втроем, так спокойно. Хотя сердце сжималось от того, что вскоре придется отвести Лари обратно и уехать, а уже на следующей неделе Роме должны снять ортез. Да, ему скорей всего пропишут носить его ночью, но рука без пяти минут зажила и этого уже не изменить. Разве что ломать ее заново.

Я уныло брела рядом, срывая одуванчики ради венка, чтобы просто занять руки. Пальцы так и чесались притянуть к себе Рому и впиться в его рот губами. Прижаться всем телом и попросить остановить мгновение. Сделать так, чтобы и я, и собака остались рядом с ним. Ведь не может он не хотеть того же, иначе зачем он позвал меня?

Скажи Рома: «Останься» — и я бы носилась вокруг него от радости, совсем как Лари.

— Как приедем домой, садись за дело Ника, — вдруг сказал Рома. — Я помогу тебе с подготовкой.

— Хорошо. Но мне нужно было забрать рубашки к понедельнику из химчистки, в воскресенье они не работают.

— Забудь о рубашках, Настя, их полно в моем шкафу.

— Да, но…

Рома внезапно остановился.

— Настя, каким ты видишь свое будущее?

Я замерла, перестав вплетать одуванчики.

— Это вопрос с подвохом? — осторожно спросила я.

Рома с чувством снова зашвырнул мяч куда подальше для Лари.

— Нет. Никакого подвоха… Насть, ты прекрасный специалист, понимаешь? А для того, чтобы забрать вещи из химчистки много ума не надо.

— Спасибо… наверное, — неуверенно отозвалась я. — Я так понимаю, что и для того, чтобы спать с тобой много ума не надо. И это могла бы любая из тех в очереди? Дело-то нехитрое, а уж опыта у них точно куда больше моего.

— Что? — процедил Рома. — Причем здесь секс? Разве я говорю о том, что жалею, что дал тебе работу?

— Очень на то похоже! — рявкнула я. — Как будто я тебе надоела, и ты просто уже не знаешь, как от меня избавиться.

Он моргнул, глядя на меня. На автомате, не глядя подобрал мяч и швырнул Лари, а потом пошел на меня. Праща упала на землю. Как и мои одуванчики.

Я попятилась, и спиной он вжал меня в дерево.

— Я не хожу вокруг да около, Настя. И всегда говорю как есть, — прорычал Исаев. — И если мне не нравится помощница, я не подбираю слов. Просто увольняю ее.

Я тяжело дышала, глядя на него снизу вверх.

— Насть, — выдохнул он, — ты достойна лучшего, понимаешь?

Лучшего? Что может быть лучше, чем быть рядом с ним? Разве может девочка из Гольяново мечтать о большем или он забыл, кто я?

Или он о том, что просто не может мне ничем ответить на мое признание? Рома ведь честный, всегда говорит прямо. Может, поэтому он и на взводе?

— Слушай, мои слова в тот вечер… Это была ошибка, и этого больше не повторится, честно. Тебе не нужно думать, что теперь ты чем-то обязан мне. «Фемида» это предел мечтаний для любого студента, и я понимаю, что перешагнула грань дозволенного. Прости.

— Теперь ты еще и извиняешься?… Господи, Настя! — Он прильнул к моим губам, сжав обеими руками мое лицо, и я всхлипнула.

С жаром набросилась на его губы с ответным поцелуем, теряясь, растворяясь в его лихорадочных жестах, в обжигающем желании, которое захлестнуло с головой. Я задрала его футболку, царапая ногтями кожу живота, пока он поднимал подол моего платья, неловко, кое-как, одной рукой.

Мы не мешали друг другу, не прерывали поцелуев, не спрашивали больше ничего. Это было наваждение и тот случай, когда слова были лишними. Наши тела говорили на одном языке, хотя мы сами — нет. Я хотела его, он хотел меня. Здесь все просто, это понятная территория. А дальше будущее, и оно — терра инкогнита.

Я пробежалась пальцами по его горячей и твердой длине, но в тот же миг Рома развернул меня к себе спиной, надавил на поясницу, вынуждая прогнуться. Укусил в шею, зализав укус, отвел трусики в сторону и ворвался во всю длину сразу глубоко и сильно. Я ахнула, и Рома тут же зажал мне рот рукой. 18eced0

Рука в ортезе при этом оставалась на моем бедре.

И, по-видимому, она больше не болела.

Сильные глубокие частые удары бедер были именно тем, в чем я сейчас нуждалась. В них я могла забыться, утонуть, отдаться целиком его власти, здесь и сейчас, выбросить из головы все лишние признания, на которые у Ромы для меня не было ответов. Отдаться его воле и принадлежать ему то короткое время, которое у меня осталось.

— Черт, — процедил сквозь зубы Рома, отстраняясь. — Черт!

Он выскользнул из меня, и я почувствовала, как горая струя стельнула мне в бедро.

— Прости… — тяжело дыша, он прижал меня к себе. — На обратной дороге заедем в аптеку… Мне совсем сорвало тормоза. Черт, ну нельзя же так!

Можно, Рома. Когда любишь, можно.

Но вслух я этого не произнесла.

 

Глава 31

Мы почти не разговаривали по дороге домой. Вернее Рома настаивал, что нужно принять меры и купить что-то от нежелательной беременности, я же пыталась отговорить его издеваться над моим организмом. Все равно у меня скоро месячные.

Но Исаева колбасило от одной мысли о моей беременности. Я это видела абсолютно четко. Ну, еще бы. Он не готов забрать собаку из приюта, что уж говорить о детях.

Я отвернулась к окну и старалась не плакать от беспросветной и бессмысленной тоски, которая снова и снова накатывала на меня холодными разрушающими волнами.

Едва мы вернулись домой, я обнаружила, что организм решил не нервировать Рому понапрасну. Живот скрутило, хотелось лечь и не шевелиться, но я вышла и сообщила Роме, что теперь точно можно в аптеку не бежать. Рома на это отреагировал весьма сдержанно, почти никак. Кивнул и отправил меня в кабинет, напомнив, какие дела просмотреть, какие документы подготовить.

Н-да, отлежаться точно не выйдет. Я засела за ноутбук, а Рома, судя по звукам на кухне, сам занялся ужином.

Нехитрая еда — паста с сыром, но Исаев, уверена, потратил на нее много сил. Он поставил передо мной тарелку и заглянул через плечо, проверяя текст прошения, покивал и устроился на диване, чтобы проверить почту и подготовиться к завтрашнему дню.

— Ром, спать пора, — позвала я его, когда стрелки переползли за двенадцать.

— Да, иди. Я через минуту.

Но его не было в комнате через минуту. И через пять. И через десять.

Я думала, что буду всю ночь сходить с ума одна в постели, но уснула, едва коснувшись головой подушки.

Будильник в кои-то веки не прозвонил, и я опять подумала, что проснулась за минуту до него, но часы уже показывали семь.

Смятая соседняя подушка сигналила о том, что спала я не одна. Рома все-таки был рядом со мной, но почему не разбудил? А еще неожиданно и очень вкусно пахло омлетом с сыром и кофе. Я проспала? Быть не может.

Выскочив на кухню, я увидела, как Рома допивает кофе. Он был полностью одет, застегнут на все пуговицы.

— Ты… — выдохнула я хрипло спросонья.

Исаев улыбнулся.

— Я, Насть. Не психуй, все хорошо. Я выключил твой будильник, чтобы ты могла поспать нормально. Сегодня важный день.

— Но… Твои пуговицы, Ром.

Я красноречиво уставилась на его рубашку.

— Это было непросто, достаточно долго и больно, но вполне выполнимо.

Он даже галстук завязал. Кривовато и простым узлом, но сам.

— А ты… Ты уже уходишь?

Я все еще с трудом соображала, то ли с утра, то ли в принципе, просто отчаянно отрицала реальность, в которой Роман Андреевич Исаев может без меня одеться, позавтракать и… И вообще!

Рома кивнул и поднялся.

— Я сейчас в офис, потом на встречу. К Нику тебя отвезет Василий. Желаю удачи, — проговорил он и отправился к двери.

Я смотрела ему в спину. Никаких поцелуев? Никаких объятий на прощание?

Через минуту пришел лифт, и я осталась одна.

Кажется, во всех возможных смыслах этого слова.

Игнорируя пустоту и боль, я заставила себя поесть и выпить кофе, принять душ, собраться, снова изучить материалы по делу. Собственно и материалов пока никаких не было. Но я готовилась к допросу и очной ставке, ждала экспертизу и анализы.

Если Рид не будет делать или говорить глупости, то все должно пройти гладко. План Ромы был прост до безобразия и от этого гениален.

Наверное, я бы действовала так же и без подсказки Исаева. Или нет?

От одной мысли, что я одна и самостоятельна, мне становилось плохо. Но ведь Рома сам решил отдать мне дело. Значит, я справлюсь.

Я видела, как проводятся допросы. У нас была практика в прокуратуре, да и с Ромой тоже довелось присутствовать. Я прекрасно знала, как себя вести, что говорить, какую линию гнуть, как не дать следователю давить на клиента. Но все равно было страшно.

Я тряслась, пока ехала на допрос, с трудом уговорив себя принять боевую позицию и не показывать эмоций. Как ни удивительно, но помог мой дорогой щегольской костюм и туфли за две сотни евро. Встречают по одежке, и я нашла успокоение именно в этом. Разумеется, со мной иначе бы разговаривали, явись я в сарафане и босоножках, без роду и племени. Но меня знали как стажера Исаева и видели, что я не так проста.

Ошибочка. Одежда меня не спасла. На допросе бледный

Ник трясся и почти скулил, увидев, что я явилась без Ромы. Я попыталась его успокоить, но вышло так себе. Да и времени на это почти не было. Конвойный провел нас в кабинет, а следователь гнусно усмехнулся, увидев меня. О, я знала эту снисходительную усмешку. Пришлось вспомнить, что на нашей работе нужно быть не человеком, а роботом, как Исаев. Поэтому я говорила кратко и отрывисто, сохраняя в голосе стальные требовательные интонации.

Это сработало.

Сразу после допроса я подала прошение на освобождение под залог. Чистосердечное признание давало почти стопроцентное одобрение.

Нам с Ником даже разрешили пообщаться после следственной беседы, хотя время вышло. Я хотела подбодрить его и рассказать о том, что будет происходить дальше, когда явился Рома.

— Привет. Как все прошло? — спросил он, присаживаясь за стол возле меня, напротив Ника.

И тут нашего подзащитного прорвало. Я видела, что он на грани, но списывала это на ситуацию в целом, а оказалось, его беспокоило нечто конкретное.

— Рома, мать твою! Какого хрена ты вытворяешь? Почему на допросе присутствовала она?

— Она моя помощница и будет вести твое дело, — спокойно объяснил Исаев. — Под моим контролем, разумеется.

— Да ты рехнулся, друг мой? Я плачу конские бабки, чтобы твоя шлюха на мне тренировалась? Это гребанное свинство, Исаев!

У меня запершило в горле. Шею словно стянуло тугим жгутом. Я издала какой-то жалкий звук, не смея даже возмутиться или опровергнуть. Что тут скажешь? По большому счету Ник прав.

— Ты свою подстилку натаскивай на ком-нибудь другом, Рома. Что за гребаная подстава?! — вопил фальцетом Ник. — У меня тут вопрос жизни и смерти.

— У всех моих клиентов такие вопросы, Николай. Или мы работаем по моим правилам, или можешь искать другого адвоката. К слову, тебя, скорее всего, завтра выпустят под залог. Благодаря Насте, которая без проволочек подала прошение. Очень тебе советую проникнуться благодарностью и раскаянием к следующей вашей встрече. Идем.

Последнее Рома сказал мне и вышел из кабинета.

Я засеменила следом, все еще немая и ошарашенная. Пожалуй, огромной личной победой было то, что я не разревелась. Все-таки паршивый вышел из меня робот, раз слова Ника я приняла так близко к сердцу. Боялась следователя, а в итоге дерьмом меня облил собственный же клиент.

Ох, да кого я обманываю. Клиент он Ромин, а дерьмо, в принципе, чистая правда. Какой смысл на нее обижаться?

— Ром, может, Ник прав? — робко проговорила я, когда мы сели в машину и тронулись.

Исаев резко повернул голову, пронзая меня горящим от возмущения взглядом.

— Прав? И в чем же?

— Это не то дело, где мне можно практиковаться, пробовать силы. Я благодарна тебе, очень, но…

— Но ты тупая и бесхарактерная кукла, которая годится только греть мне постель?

— Н-н-нет, я… Но…

— Нет? Все же нет, Насть? Ну, отлично. Я смотрю, ты в этом уверена, раз так быстро и четко отвечаешь. Я сказал Нику и повторяю тебе. Не хочешь — не надо. Но мои решения не нужно подвергать сомнению, пока ты на меня работаешь. Это понятно?

— Да, — пискнула я, закусив губу.

— Спасибо. Это радует.

Рома потер ладони о брюки и только сейчас я заметила

— Твой ортез. Нет шины!

Он поднял правую руку и покрутил запястьем, чуть морщась. Очевидно, еще не привык к свободе.

— Да, — кивнул Рома. — Я ездил снимать после встречи.

— Все зажило? Ты здоров?

— В какой-то степени. Фиксации больше не требуется, но нужно восстанавливать подвижность, заниматься, делать гимнастику, упражнения. Предлагали ездить к ним на физио, но я купил прибор для этого. Сегодня вечером доставят.

Он поморщился сильнее. Ему все еще больно. Я ведь все еще ему нужна, верно?

 

Глава 32

За это время, после нашей последней встречи за завтраком, мне неоднократно звонили и мама, и сестра, но так и не хватало моральных сил им ответить. Их недоверие сильно меня ранило, и пока я не была готова снова выслушивать обвинения или наезды.

Мне и так было непросто.

Это было время бесценного опыта, безумного ритма и безудержного секса, но в последнее время вместо того, чтобы стонать, я лишь крепко сжимала челюсти и сильнее впивалась ногтями в спину Ромы.

— Будь громкой, Настя, — шептал он мне, чувствуя мое напряжение.

Но я больше не могла быть громкой, как раньше. Не могла расслабиться. Даже во время секса приходилось быть настороже. Особенно во время секса.

Растворяясь в ощущениях, я хотела не только стонать, не только повторять его имя, как заведенная. Хотелось рассказать ему о том, как сильно я люблю его. Целиком, с его эмоциональными изъянами и недостатками. Его волнующее тело и горячие губы.

Но я отлично понимала, что не стоит этого делать, поэтому все чаще молчала. В последнее время я чувствовала его также остро, как и он меня. И была уверена — Рома отдаляется от меня.

А значит, еще сильнее хотелось орать свои признания, на которые Рома так ни разу и не ответил. И дело было не только в том, что Рома их не расслышал. Даже проори их я достаточно громко, он все равно оставил бы их без ответа.

А отсутствие ответа тоже своего рода ответ. И глупо обманывать себя и дальше, что Роме просто нужно больше времени. И что однажды между поцелуями, которыми он осыпал мое лицо, пока любил меня медленно и страстно, он все-таки раскроет свое сердце.

Не раскроет, потому что Рома стал от меня отдаляться. С того самого дня, как у меня начались критические дни, он ушел к себе в спальню и после больше не проводил со мной ночи. Он был рядом, пока я засыпала, цепляясь за него, надеясь удержать, но утром соседняя половина кровати всегда оказывалась пустой.

Запястье беспокоило его все меньше. Физиопроцедуры помогли. Рома с присущей ему педантичностью регулярно разрабатывал руку, возвращая ей былую подвижность. Мне же, похоже, чтобы удержать его рядом, нужно было, как минимум, столкнуть с лестницы. Или со всей силы хлопнуть дверцей машины по пальцам. Короче, сломать что-нибудь еще. Сильному самостоятельному профессору Исаеву я была не нужна.

Я пребывала в подвешенном состоянии. Вроде касалась ногами земли, и в то же время, казалось, стоит утратить бдительность и меня отшвырнет от Ромы далеко в космос, как космонавта без страховки, не рассчитавшего свой прыжок в невесомости. Вот почему я еще сильнее впивалась в его плечи пальцами, обхватывала бедрами его талию, но утром все равно просыпалась одна.

Дело Ника Рида я практически довела до финала самостоятельно. Его выпустили под подписку. Очная ставка с потерпевшей тоже прошла удачно. На ней Ник был само раскаяние. Не знаю, искренним он был или просто играл, но в тюрьму ему точно не хотелось. К моменту встречи с потерпевшей он уже оплатил ее лечение в отличной клинике, купил инвалидное кресло и костыли, а сам клятвенно пообещал пройти лечение от зависимостей, и даже уже начал.

Девушка оказалась не из мстительных, а ее родители готовы были вообще отказаться от заявления. Видимо, Ник им что-то пообещал или уже отстегнул сверху. Я не удивилась бы.

А вот пресса первое время, наоборот, трубила и накручивала домыслов. Дело обещало быть громким, а заседание открытым, хотя даже я со своим опытом понимала, что хватит одного слушания.

Кроме дела Ника у меня все еще оставались и обычные обязанности помощницы. Я все также обеспечивала комфорт моего профессора, помогала ему с остальными делами и организовывала деловое расписание. Но уже не помогала раздеваться, одеваться или принимать ванну. С этим Рома справлялся сам.

— Настя, по делу Ника готова речь? — спросил меня Рома как-то вечером.

Я так замоталась со всем, что не заметила, как летели дни, и уже на носу был суд. Потерпевшая к тому времени почти влюбилась в своего палача, ведь наш раскаявшийся почти каждый день навещал ее. Дело было простое, хоть и громкое.

— Да, я еще вчера все сделала, забыла только отправить тебе на почту, чтобы ты проверил. Не уверена, насчет последнего абзаца, посмотри, пожалуйста. Ну и просто могла пропустить что-то важное.

Я взяла планшет, чтобы отправить речь Роме.

— Отправила, — сказала я.

— Получил, — отозвался Рома.

Пока он читал, я ушла на кухню, вымыть посуду. Проверила еще раз расписание на завтра и дела, которые Рома собирался рассмотреть, чтобы не мотаться в архив лишний раз.

Исаев все еще читал. Я послонялась по квартире и от нечего делать подошла к столику с письмами и корреспонденцией. Ох, вот ее-то я и не разобрала. Привыкла к электронному обороту и каждый раз забывала про бумажки. Взяв стопку конвертов, я отправилась в кабинет, где выхватила нож для писем и стала вскрывать.

Счета в одну стопку, письма по делам в другую. Спам в третью.

А это что такое? Какой красивый конверт. «Приглашение на благотворительный вечер фонда «Элен Джонс», — прочитала я на карточке. Мероприятие состоится завтра. Елена Романова работала на этот фонд, а арабская девочка, для которой Рома оформлял опеку, была под его защитой. Вдруг Рома обязательно должен пойти на это мероприятие? Ох, а ведь я могла и пропустить приглашение. Нехорошо вышло бы.

Рома появился в дверях кабинета. Даже без лишних слов, по одному только его взгляду, я бы поняла, что он мной недоволен. Но сейчас Рома улыбался.

— Я прочел. Для первого раза ты отлично справилась.

Я поднялась из-за его рабочего стола. Как-то сама собой села в его кресло, а теперь вот он как внимательно на меня смотрит. Наверное, правильные помощницы так нагло себя не ведут.

— Из тебя выйдет прекрасный адвокат, Настя, — вдруг сказал Рома, не сводя с меня горящего взгляда.

— Ох… ну скажешь тоже… Там и делать особо нечего. Одни бумажки и раскаяния, ты ведь знаешь…

— Не спорь, — отрезал он.

— Ладно, — быстро согласилась я.

Рома широко улыбнулся, как не улыбался уже давно. Мне показалось, что сейчас он преодолеет кабинет, подхватит меня и посадит прямо на стол, чтобы начать целовать. Его глаза обещали именно это, но потом он заметил конверт в моих руках.

— Что-то важное?

— Пригласительный на благотворительный вечер фонда «Элен Джонс». Прости, что не увидела раньше. Бал уже завтра. Ты пойдешь?

Рома взял у меня приглашение, пробежался глазами. Я потопталась на месте, потому что нервозность вернулась в троекратном размере. Короткий текст приглашения я успела выучить наизусть, и мне было из-за чего нервничать.

Рома поднял глаза.

Это был снова тот отстраненный взгляд синих глаз, словно затянутых корочкой льда.

— Да. Я обязательно пойду… И, Настя?

— Да? — встрепенулась я, и мое глупое сердце затрепетало.

— Мне нужен смокинг, — произнес Рома, развернулся и вышел.

На автопилоте я отправилась в его гардеробную, чтобы проверить смокинг уже сегодня. Нужна ли срочная химчистка или нет, все ли пуговицы на месте и все такое, но стоило войти в спальню Ромы, как я буквально споткнулась при виде темно-синего постельного белья на его кровати.

За все это время я ни разу не спала в этой постели. Ни разу! Почему этот простой факт дошел до меня только сейчас? И почему даже сейчас, когда поступки Ромы доказывают обратное, я все равно продолжаю надеяться на что-то?

Теперь он даже не желает просыпаться рядом со мной, как раньше. А права спать в его постели у меня нет. Я — всего лишь помощница. Глупая похотливая помощница, которая потеряла голову.

Смокинг оказался в чехле из химчистки. Видимо, в последний раз о нем позаботилась еще Марина. Которая точно не жила рядом с Ромой, ведь была девушкой его партнера.

Не глядя на Исаева, я вернулась в свою спальню, приняла душ и рухнула на кровать. Старалась не прислушиваться, но все равно замерла, когда пришло время сна.

Рома остановился за моей дверью. Но потом ушел к себе, в очередной раз указав мне на мое место.

Я всего лишь его студентка в глазах клиентов, помощница или стажерка в офисе и временная подстилка в его доме. Кто угодно, но не его пара. Ведь приглашение на бал было на две персоны, а он так и не позвал меня с собой. Видимо, на такие мероприятия не берут секретарш. Или влюбленных дурочек, как я.

***

Спала я плохо. Но с утра взяла себя в руки, все-таки нужно было ехать в суд. Пора было поставить окончательную точку в деле Ника Рида.

Теперь по утрам Рома одевался сам. И у меня прибавилось свободного времени. Раз Марина не жила с ним, значит, утром Рома привык справляться сам. Это объясняло и то, что теперь завтраки он готовил сам. И его омлеты, благодаря практике, все реже напоминали по вкусу туалетную бумагу, а добавки вносили разнообразие.

— Хорошая же из меня помощница, если теперь ты меня завтраками кормишь, — усмехнулась я, усаживаясь за стол, а Рома замер, не донеся вилку до рта.

Он отложил приборы в сторону, глотнул кофе и посмотрел на меня, как будто собирался сказать что-то важное.

Ну же. Пригласи меня, скажи мне, что у нас все хорошо. Пожалуйста, Рома. Можно даже не признаваться в любви, я уже поняла, что никогда не услышу от тебя что-то подобное, но одно твое слово, Рома, и я хотя бы перестану поедать себя живьем.

— Приятного аппетита, — сказал он.

Раздался входящий звонок и, подхватив кофе, Исаев отвернулся к раскрытому ноутбуку.

По дороге в суд я растирала плечи, чтобы согреться, а Рома листал что-то в телефоне и хмурился.

— Я могу помочь? — привычно спросила я.

— Нет, просто не могу найти нужный номер телефона, — отозвался Рома, не поднимая головы. — Настя?

— Со смокингом все в порядке, — отрезала я раньше, чем он успел сформулировать свой вопрос.

— Просто хотел пожелать удачи.

Машина остановилась перед судом. Я кивнула и вышла, подхватив кейс с документами.

Стажировка у Ромы определенно пошла мне на пользу. Сейчас, когда больше всего хотелось разрыдаться, впервые в жизни я смогла запереть эти чувства в надежный сейф внутри себя, клятвенно пообещав, что отопру его только позже вечером, когда останусь одна. А сейчас нельзя. Никак нельзя. Лишние эмоции только навредят. А мне нужно стать роботом. Таким же, как Рома.

Может быть, в этом и состоит его секрет успешной карьеры. Не давать волю эмоциям, не забивать голову ерундой. Тогда и на работу остается очень много свободного времени.

Ник все еще смотрел на меня волком, хотя вел себя вполне сносно, говорил со мной безукоризненно, но по взгляду было понятно, что он так и не принял меня на этой должности. Даже спаси я его от электрического стула, все равно оставалась бы в его глазах «подстилкой обыкновенной». Не заработала, а насосала. И никак не докажешь, что на самом деле все иначе и до минета дело даже не дошло, но может, это только в моих романтических грезах все выглядит радужно.

Я старалась не смотреть на Рому, пока произносила речь. Есть только судья, а лишние эмоции потом, к тому же на железном сейфе надежный замок, и он не даст им прорваться сейчас.

— А ты молодец, Насть, — признался Ник, косо глядя на меня. — Не ожидал.

Я могла бы многое ему сказать, но не стала. Я тоже не ожидала, но теперь я даже научилась затыкаться вовремя. Ник не принес извинений, да мы и не лучшие друзья. Просто клиент, даже не мой.

Я позволила себе взглянуть на Рому только, когда все кончилось и кончилось хорошо. Он улыбался, и даже бронированное железо на моем сейфе, в котором теперь глухо стучало мое сердце, дало трещину. Нет-нет, не сейчас. Еще рано. Пришлось залатать дыры и просто кивнуть ему в ответ. Не бросаться в объятия, не виснуть на шее и не целовать в губы, благодаря за этот шанс. Рома и так знает, насколько это важно для меня. Иначе не доверил бы вести это дело.

В коридоре нас окрикнул Авдеев. Тот самый препод по уголовке, у которого все мечтали стажироваться. Рома приветливо улыбнулся ему и пожал руку, но тут же отошел, чтобы принять звонок. Я хотела удрать вместе с ним, но Авдеев был настроен поболтать.

— Поздравляю, Насть. Шикарное дело вы провернули с Романом Андреевичем.

— Спасибо, Дмитрий Александрович. Мы старались. Нику дали минимум.

— Слышал, ты сама вела клиента?

— Роман Андреевич все контролировал.

— В этом не сомневаюсь, — хмыкнул Авдеев. — Как ты вообще к Исаеву попала? Я думал, ты ко мне хотела на практику.

— Так вышло. Почти случайно, — отмазалась я общими фразами, чувствуя себя не в своей тарелке.

Мне бы радоваться такому пристальному вниманию со стороны другого преподавателя, но почему-то не получалось.

— Так ты у Исаева на постоянной основе? — продолжал Авдеев допрос не хуже следователя. — И много платит? Но, наверное, и по поручениям гоняет, так? В химчистку там или за кофе.

— А вы с какой целью интересуетесь? — не выдержала я насмешки в его голосе.

— Разумеется, с практической, Тихомирова, — и глазом не моргнув, ответил Авдеев. — Я на тебя рассчитывал этим летом, а Исаев, подлец, увел из-под носа, можно сказать. Судя по всему, ты намного способнее своих одногруппников, раз Роман Андреевич доверил тебе дело самого Ника Рида. Так что вот, — Авдеев протянул мне визитку. — Я бы хотел увидеть тебя стажером в своей фирме. Много денег не предложу, но позволю практиковаться без ущерба учебе, а с занятостью Исаева тебе подработка параллельно учебе не светит. У тебя ведь выпускной курс? Диплом, так?

— Д-да, — запнулась я, принимая карточку.

— Ну вот позвонишь, если будет интересно.

— Ладно. Спасибо. До свидания.

Я кивнула и развернулась, чтобы пойти на ватных ногах к выходу на парковку.

Меня разрывало от противоречивых эмоций. А еще я не знала, стоит ли говорить о предложении Авдеева Роме.

Мне и не пришлось решать это прямо сейчас.

Босса в машине не оказалось.

Василий сказал, что Исаеву внезапно позвонили, и он сбежал на встречу. Жизнь и работа продолжаются. Это у меня первая победа, а сколько их было у Ромы… Интересно, выскакивало ли у него сердце после первого удачного дела так же, как у меня? Хотелось ли улыбаться всему миру, потому что казалось, что ты всесильна?

Хотелось поговорить с ним, потому что знала, Рома поймет мои чувства, но его рядом не было до самого вечера. С одной встречи Рома отправился на другую по расписанию, и выходило, что увидимся мы только дома. Куда Рома должен завернуть только ради того, чтобы переодеться на мероприятие.

К вечеру моя эйфория улеглась, но обида никуда не делась. Она рвалась разъяренным бизоном из железной клетки, в которую я ее посадила еще утром, но я сдерживалась из последних сил. Это мог быть настолько замечательный вечер… Мое первое успешное дело, наш первый выход в свет. Рома в смокинге, я рядом с ним, в красивом платье.

Звон открывающихся дверей вернул меня в реальность, в которой я встретила Рому, вернувшегося домой.

— Я быстро в душ, — распорядился он. — Ужинай без меня.

Я бы скорее расколотила половину тарелок, чем запихнула бы в себя хоть кусок, но пришлось снова взять себя в руки. Молчать, Настя, главное молчать. Истерика и скандал не улучшат положение.

Я снова открыла роман Тойфеля. Эта книга всегда меня успокаивала. Как вдруг услышала, что звонит мой собственный телефон. Это был Василий.

— Настя, босс занят?

— Он в душе.

— А блин, а я звоню, ему звоню. Насть, спроси его еще раз адрес, по которому мне надо забрать его даму. Я вбил в навигатор, но ошибся, судя по всему, потому что кружу уже полчаса по району, а номер дома найти не могу. Если так пойдет, то опоздаю к чертям, и Роман Андреевич меня убьет.

— Даму? — повторила я.

— Да, его «плюс один» на мероприятие, Ангелина Славская. Не тупи. Скорее! Я ведь не только должен ее забрать, но и привезти к вам.

Я подошла к заветной спальне и постучала.

Рома открыл в одном полотенце, почти как в тот раз на бортике бассейна. Со взъерошенных волос капала вода. Грудь вздымалась.

Держись, чертов сейф, пожалуйста. Продержись еще совсем немного.

— Это Василий. Ему нужен точный адрес, — произнесла я чужим голосом и протянула Роме свой телефон.

— Да? — хрипло отозвался Рома, выслушал объяснения водителя и сказал: — Да помню я и так адрес, не нужно мне ничего нигде искать. Там дробь, Вася. Ты забыл про дробь… Да, жду.

Я услышала короткие частые гудки. Мое сердце билось точно также. В груди болело. Кажется, ни замок, ни сейф не удержали ту эмоциональную бомбу, что только что взорвалась внутри меня.

Ангелина Славская. Его бывшая, про которую упоминала еще мама. Рома позвонил ей и пригласил на мероприятие.

Женщину, адрес которой он до сих пор очень хорошо помнит. (21450)

Рома вернул мне телефон. Его пальцы на миг обожгли меня своим прикосновением.

— Настя… — начал он.

— С меня достаточно, Рома. Я увольняюсь.

 

Глава 33

Развернувшись на пятках, я отправилась в спальню, чтобы собрать вещи. Как ни странно, Рома последовал за мной.

— Насть, очень плохое время, чтобы устраивать концерт, — процедил он сквозь зубы, явно сдерживаясь из последних сил. — Мне нужно уходить.

— Забавно, но мне тоже.

— Если ты рассчитываешь, что я буду умолять тебя остаться…

Я презрительно фыркнула, закатив глаза.

— Рома, я о таком даже не мечтаю. Твоя программа точно не допускает коленопреклонения и уговоров. Ты привык командовать, отдавать приказы, раздевать и властвовать. Да, Ром? Ох, даже не отвечай!

Я отвернулась к шкафу и достала свой рюкзак.

— Настя, — тише отозвался Рома. — Я могу все объяснить, но не сейчас.

— А я вот могу уйти прямо сейчас. И уйду.

Я слышала в его голосе просьбу, но слова мне не нравились. Конечно, он хочет, чтобы я осталась. Он привык. К хорошему быстро привыкают. Я его почти не бешу, знаю все заскоки, справляюсь с работой. А еще ему каждый день есть в кого сунуть свой потрясающий член. Ведь идеально сложилось все, Роман Андреевич, верно?

Только я не резиновая кукла-помощница. Я человек. И с меня хватит.

Рома подошел ко мне, забрал вешалку из рук и схватил за запястье, но сам поморщился, потому что сделал это правой рукой, которая еще болела.

— Прекрати, — проговорил он, отпуская мою руку. — Пожалуйста.

Он взял мое лицо в ладони, погладил скулы большими пальцами. Я прикрыла глаза, чтобы не видеть его внимательного синего взгляда.

— Насть, Настя, хватит. Не плачь, — шептал он, сцеловывая мои слезы.

Я всхлипывала, готовая безвольно повиноваться всем его требованиям. Опять. Я хотела простить все. Пусть идет на бал с какой-то другой женщиной, пусть не признается мне в любви, пусть я буду комнатной удобной собачонкой, которая будет делать все, как он попросит…

Но тут из его спальни раздался сигнал мобильного.

— Это Василий, — выдохнул Рома мне в губы вместо поцелуя. — Я должен идти. Пожалуйста, не сходи с ума. Я вернусь, и мы поговорим.

Я сделала шаг назад, отстраняясь, избавляясь от его рук и близости, которая затуманивала разум.

— Нет, — проговорила я четко, задрав голову, смело глядя ему в глаза. — Нет, Роман Андреевич. Большое спасибо за бесценный опыт. Это было незабываемо. Но теперь все закончилось.

Он сделал шаг ко мне, но потом опомнился и сам остановился. Рома сжал губы в тонкую линию, кивнул и вышел из комнаты, больше не говоря ни слова.

Я оцепенело слушала его отдаляющиеся шаги. Через пять минут хлопнула дверь, и Рома уехал вниз, оставив меня одну.

Я стащила с себя костюм и шелковую рубашку, сбросила дорогие туфли. Нашла самые простые трусики и бюстгальтер. Откопала в недрах шкафа собственное джинсовое платье, которое сбросила туда после стирки.

Среди красивых и дорогих туфель нашлись и мои босоножки.

Слезы снова покатились по щекам. Я смахивала их, но продолжала собирать вещи. Рюкзак у меня был небольшой. Много не унесешь, но я и не собиралась цепляться за шмотки, которые он мне покупал. Взяла только те, которые принадлежали мне. Их привезла Таня в то самое первое утро.

Открыв «Букинг», я ткнула в первую попавшуюся квартиру, чтобы снять посуточно. На первое время сойдет, пока не подберу что-то постоянное.

Судьба была благосклонна к моему дезертирству. Я договорилась с хозяйкой о встрече через час, умылась и спустилась вниз.

Ключ просто оставила в чаше, где Рома хранил свой.

Кивнув портье, вышла из высотки, чтобы отправиться к метро. Никаких больше майбахов. Хватит с меня. Достаточно.

Я заселилась быстро и без проблем, сбегала в ближайший супермаркет, чтобы купить поесть. Хотя вероятность того, что смогу проглотить хоть крошку, равнялась нулю.

Я не выпускала телефон из рук, глупо надеясь, что он позвонит. Держала мобильный рядом, когда раскладывала продукты в холодильнике, а вещи в шкаф. И, разумеется, сразу же бросилась проверять звонки, едва вышла из душа.

Но — нет. Рома не позвонил.

Я гнала от себя мысли о том, что, на самом деле, он не забыл эту Ангелину. Свою первую и единственную любовь, возможно, именно так это звучало со слов его мамы, когда она сетовала, что после их расставания Рома стал напоминать робота.

Каким же он был до нее? Я никогда не узнаю. Со мной он остался прежним.

Наверное, и Ангелина к нему не ровно дышит, раз сразу откликнулась на приглашение. Разумеется, она — роскошная женщина, которой достаточно поманить Исаева пальцем, и он прибежит к ней через годы и расстояния. Она — не я, глупая наивная помощница.

Ночью я спала плохо. Только и думала о том, что Рома из мести приведет эту Ангелину домой. Заведет ее в свою спальню, ведь не зря он так ни разу и не позвал меня к себе, а спал со мной только в моей постели. Может быть, именно сегодня, благодаря нашему разрыву, у них все наладится.

И Рома вернет себе счастье. Ведь уж кто-кто, а эта женщина наверняка умеет делать незабываемый минет. Хорошо, что я не опозорилась хотя бы в этом.

Я заснула только под утро, в слезах и соплях, проклиная тот день, когда села в машину Стасика и отправилась догонять профессора Исаева.

***

На следующий день мне предстояло найти себе постоянную квартиру. Временная хозяйка уже звонила, ее звонок и разбудил меня. Я подпрыгнула с бьющимся сердцем, надеясь, что это Рома, но она желала только уточнить время, когда я сегодня съеду.

Каким-то чудом я не забыла спросонья спросить, согласна ли она на долгосрочную аренду, квартира меня устраивала и обустройством, и расположением, но цена была высокой.

Значит, сегодня все-таки придется съезжать.

Я поплелась в душ. Увидела в зеркале заплаканную и опухшую физиономию, и подумала, что с таким лицом мне только возвращаться домой. Квартиры мне никто не сдаст.

У Ромы я многому научилась, и, прежде всего сейчас мне стоило взять пример с его самоконтроля. Не время раскисать. А возвращаться домой побитой собакой я точно не намерена.

Так с помощью льда из морозилки и масок из сподручных средств, вроде яичного белка и желтка и огурцов, уже через час я перестала напоминать нелюбимую жену Чингисхана. Опухлости вокруг глаз исчезли, и я смогла взглянуть на мир нормально.

Но мое везение, кажется, закончилось. Хорошие варианты на «Букинге» уже были или сданы, или стоили огромных денег.

Я проверила состояние своего счета и бешенство взбодрило меня лучше кофе. Рома заплатил мне за какой-то месяц невероятную сумму.

Но мои возмущения были глупыми и запоздалыми. Исаев перечислял мне еженедельно одну и ту же довольно круглую сумму еще до того, как стал спать со мной. После сумма не изменилась. Даже не возмутишься, что так Рома расплачивался со мной за мои «особые услуги». Пока я жила с ним, деньги тратить было не на что, поэтому за почти пять недель стажировки у меня скопилась приличная сумма.

Можно было не останавливаться на каком-то обшарпанном углу в коммуналке, а выбрать сносную однушку, пусть и не в центре. Чем я и занималась, снова и снова изучая объявления.

А Рома…

Рома не звонил.

За это время я узнала его достаточно хорошо, чтобы не питать иллюзий. Исаев не тот, кто будет бегать за мной.

А уж если эту ночь после бала Рома провел вместе с Ангелиной… То о звонке не стоит и мечтать.

Покрутив в пальцах визитку, я все-таки позвонила Авдееву. Рома платил мне очень щедро, но и этих денег не хватит навечно. Мне нужна работа, а Дмитрий Александрович предложил все это еще и с возможностью совмещения.

Собственно, я ведь мечтала именно об этом, только шла к мечте очень странным путем.

Авдеев моему звонку не удивился и даже не стал ничего не расспрашивать о моей стажировке у Исаева. Это было немного удивительно, ведь еще вчера он видел меня в качестве Роминой помощницы.

Дел у Авдеева было много. Он не справлялся со всеми и был готов добрую часть переложить на мои хрупкие плечи. Все очень знакомо. Правда, уголовной практики оказалось намного больше, чем у Исаева, но я была готова на все, лишь бы работать и получать опыт.

Мы договорились о начале сотрудничества с понедельника и на том распрощались. Еще несколько часов я провела, шерстя квартиры в районе, где располагался офис Авдеева. Безрезультатно.

Пора было съезжать, но идти при этом совершенно некуда. Я уже думала о том, чтобы снять эту квартиру на еще одни сутки, когда мне позвонили из агентства недвижимости и предложили посмотреть еще вариант. Я оставляла контактный номер стольким агентам, что этот звонок меня даже не удивил.

Распрощавшись с нагрянувшей хозяйкой, я поехала по адресу. Это был вариант пан или пропал. К тому же, взглянув на фото, я заинтересовалась. Цена была приемлемая, недалеко от МГУ и офиса Авдеева одновременно. Идеально.

Все оказалось еще лучше, чем на фото. Хотя обычно случалось наоборот. Я спросила, можно ли въехать прямо сейчас, несильно надеясь, что мне повезет.

Агент к моему изумлению легко согласился, тут же выдал ключи, забрал мой паспорт, задаток и уже через два дня я подписала документы на аренду. Ух ты, а вот и долгожданный грузовик с пряниками.

Так, к вечеру первого дня, проведенного без Ромы, я обрела все сразу: и собственное жилье, и даже новую работу. Сказать, что я была горда собой, значило бы ничего не сказать.

Хлопоты закрутили меня, почти не оставляя время для страданий. Я, конечно, вопреки здравому смыслу хваталась за телефон по поводу и без, но Рома так ни разу и не позвонил.

Днем еще ладно, а вот по ночам я отчаянно скучала по его ласкам и поцелуям, по горячему телу рядом и по привычке спала чутко, чтобы не задеть в забытьи больную руку моего профессора. В воскресенье я быстро пробежалась по бюджетным бутикам и приобрела пару-тройку юбок, рубашек и одни туфельки-лодочки. Больше никаких громких брендов и покупок, когда я могла не смотреть на ценники.

Хорошо, что у меня сразу появилась новая работа, которой оказалось навалом. Авдеев, кажется, решил до учебы использовать меня на двести процентов.

— Потрясающе, Насть. Ты молодец, — похвалил он в конце дня, когда я готова была помереть от усталости, а голова раскалывалась от информации. — Давно надо было всех твоих одногруппников разогнать. Ты одна справляешься лучше.

Я могла многое наговорить по этому поводу, но молчала. Все-таки научилась держать язык за зубами. Испытание огнем и водой были мне не в новинку. Слава богу, медные трубы не грозили в этот раз. Влюбляться в пятидесятилетнего приземистого Дмитрия Александровича я точно не собиралась.

Вот он, нормальный профессор и отличный босс. Требовательный на работе и на лекциях, женатый и с детьми, а еще никаких кубиков и никакой страсти в глазах. Я ни на что не отвлекалась и, кажется, справлялась даже лучше, чем у Исаева.

У моего нового босса была секретарша, которая занималась расписанием, делала кофе, бегала в химчистку и встречала клиентов.

Мне досталась чистая юриспруденция. Авдеев даже предложил взять дело и по нему писать диплом, сам себя назначил моим куратором. Это был предел мечтаний. Разве что опять уголовная практика, а я все же хотела больше административного уклона.

— Настенька, душа моя, — говорил он, обращаясь совсем, как к своей дочери, — все эти денежные разборки и судилища с ТСЖ ты в любой момент сможешь освоить, а защищаться и практиковаться надо обязательно на уголовном деле. Это сложнее и интереснее.

Я не спорила, потому что он был прав. Язвить или упражняться в остроумии рядом с ним не хотелось вообще. Я себя не узнавала. Стала чаще молчать, больше работать и успевать. К концу недели я поняла, что Рома работал раза в три больше, чем Авдеев, но тут же выбросила это из головы. Все в прошлом, отныне в прошлом.

По дороге домой я думала о дипломе и о том, что учеба на пятом курсе обещала быть халявной. Особенно для меня. Не зря же говорят, четыре года ты работаешь на зачетку, а пятый она на тебя.

А тем же вечером мне снова позвонила Таня, и, глядя на звонящий телефон, я решила, что хватит бегать вокруг да около…

И взяла трубку.

Разговор с сестрой вышел проще и легче, чем мне казалось до этого. Сначала мы болтали обо всем и ни о чем, а потом как-то само собой я рассказала, что ушла от Исаева, сама сняла квартиру, а она призналась, что Армен изменял ей с каждым фонарным столбом.

— Круто-круто, Настюх! А можно посмотреть твое жилище?

Я сначала напряглась, но потом вспомнила, что это не мой злейший враг, а всего лишь Таня. Мы же сестры. Когда-то мы были не разлей вода.

Если раньше я могла прервать все контакты с родственниками, потому что у меня был Рома, который заменил их всех, то теперь… Теперь я осталась одна. Хотя и раньше просто готова была себя обманывать, веря в сказки. А теперь пришло время собирать камни.

— Да, Тань, конечно. Только давай в выходной, а то в будни вечером я без сил и поздно домой приползаю. Много работы.

— Конечно… — она сама теперь напряжённо примолкла, но тоже собралась и продолжила: — Знаешь, Насть, а Павлик ведь под следствием сейчас… Мы звонили тебе раньше рассказать, но ты трубку не брала. Пошел он тренером в фитнесс-клуб работать, и уже через неделю за ним домой пришли. Говорят, приставал к девочке, а ей восемнадцати не было. Попал, короче. Мама сначала не верила, передачи ему носила в СИЗО, но там все одно к одному, и она прозрела. Сказала ему, чтобы выкручивался сам, денег на адвоката она ему собирать не будет… Вот такие новости, Насть, ты уж прости нас. А можно мы с мамой приедем? Она за тебя так переживает.

Я выдохнула и поняла, что улыбаюсь. У меня как камень с души свалился.

— Конечно, Тань. Приезжайте в субботу. Устроим запоздалое новоселье.

— Хорошо, Насть! Созвонимся! — Она чмокнула в трубку, и я автоматически тоже послала ей воздушный поцелуй прежде, чем повесить трубку.

И вроде жизнь налаживалась, и все обещало войти в новую привычную колею. Вот только, что делать с болью в груди, которая по ночам не давала спокойно спать даже после тяжелого рабочего дня и с желанием поделиться своими успехами и достижениями с Ромой, обсудить с ним спорные моменты дел, я так и не придумала.

Могла только надеяться, что однажды все-таки наступит это утро, когда моя первая мысль по пробуждению будет не о Роме. И лучше, чтобы это произошло как можно скорее.

Ведь надвигался сентябрь, когда пора будет возвращаться в университет.

И когда снова возобновятся лекции профессора Исаева.

 

Глава 34

Когда я стала жить одна и работать круглые сутки, то очень скоро поняла, что в нежелании Ромы заводить собаку было вполне рациональное зерно. Пес действительно был достоин лучшего, чем сидеть в четырех стенах в ожидании, пока хозяин вернется домой, голодный, уставший и выдохшийся.

Пусть Рома и мог бы нанять кого-то, кто выгуливал бы Лари, но и это не решило бы проблемы в целом. Большую часть дня пес сидел бы в одиночестве. А молодой здоровый лабрадор не золотая рыбка и не хомяк, от которого можно отделаться колесом.

Но пусть я и понимала положение дел, это не значило, что я собираюсь с ним мириться. Я обещала, а значит, сделаю то, что хотела. До сентября оставалось рукой подать, и я боялась, что увижу в ухмылке Ромы или его взгляде упрек. Мол, говорить ты, Настя, горазда, а на деле?

Почему-то казалось, что он помнит мое брошенное в сердцах обещание, хотя на самом деле, вряд ли. Скорей всего, Рома уже выбросил из головы все лишнее, связанное со мной. Сдал скамью для порки и освободил мои прикроватные тумбочки от клубничных презервативов.

Накрутив себя таким образом, в последние же выходные лета я сверилась с гуглом, чтобы выяснить, как доехать своими силами до приюта Владлена. Это вам не на «Майбахе» в комфорте ездить. Но я сумела. Боялась, что встречу там Рому, но обошлось. Если я правильно вычислила, Рома должен был навещать Лари в прошлые выходные и уже следующие. Не знаю, что должно произойти, чтобы Рома нарушил свой установленный годами график.

— Настя? — удивился Владлен. — Заходи, конечно.

По его лицу было видно, что он проглотил неуместные вопросы, наверное еще потому, что Рома в прошлые выходные тоже должен был приехать без меня.

Лари я заметила издали, пес носился за ограждением. А рядом с ним, путаясь в его лапах, захлебываясь заливистым лаем…

— Это он? — ахнула я.

— Да, малец окреп и вырос, — улыбнулся Владлен. — Ты за ним?

— Еще нет, — прикусила я губу. — На следующей неделе начнется учеба…

— А ну да, я понимаю, — кивнул Владлен, мгновенно теряя ко мне интерес.

— Нет! — я схватила его за руку. — У меня начнется учеба, и мне дадут послабление на работе, так что у меня точно появится свободное время. А еще… Я снимаю квартиру, и нужно будет получить разрешение, чтобы взять к себе щенка. Но я обязательно заберу его, Владлен, как и обещала.

Владлен внимательно посмотрел на меня.

— Ты смотри, если это сложно…

— Сложно, но я справлюсь, — отрезала я. — Расскажи, что мне понадобится, когда я привезу его домой?

Остаток времени Владлен рассказывал мне про прививки, смену зубов, специальные корма для щенков, про подстилку и клетку на первое время, которая заменит щенку будку и защитит мебель и стены от его зубов, особенно на съемной квартире. Сначала я пришла в ужас от идеи держать собаку в клетке, но Владлен сказал, что щенку необходим дом, иначе он потеряется в огромном, относительно него самого, пространстве квартиры и натворит делов, когда останется в ней один. Убедил меня, что это совершенно не страшно. И безопаснее и лучше для щенка.

Я все записала, и Владлен дал мне свой номер телефона. Сказал, что сможет завести мне щенка, так как все равно постоянно мотается в город, если я не передумаю.

Напоследок я еще раз посмотрела на Лари, который носился с собственным сыном по загону. Если бы я могла, то забрала бы его. Но Лари вряд ли оценил бы это. Он любил своего единственного и очень занятого хозяина, который, к сожалению, отталкивал от себя любого, кто приближался к нему слишком близко.

На обратном пути я стала звонить риэлтору, но в субботу трубку никто не взял. Вот, умеют же люди отдыхать. Мне сразу припомнился Рома, который для клиентов был доступен в любое время суток.

Снова я думаю о нем. Невероятно. Интересно, хоть когда-нибудь я перестану весь белый свет и всех мужчин сравнивать с профессором Исаевым?

Мне не терпелось накупить все необходимое для щенка, но трезвый ум подсказывал, что, прежде всего, нужно получить отмашку от агентства. Они могут запретить брать собаку, ведь когда я въезжала, не обговаривала такую возможность. Тогда мне нужна была крыша над головой и только.

Пробив по интернету, где расположен головной офис агентства недвижимости, я увидела, что они работают даже в субботу и, если последние несколько кварталов от метро до их офиса, я пробегу на спринтерской скорости, то вполне успею до закрытия.

Сказано — сделано.

Я влетела за полчаса до закрытия и устремилась к секретарю. Объяснила, по какому я вопросу. Девушка пробила по компьютеру мои данные и озадачено оглядела опустевший офис, покосилась на закрытую дверь с медной табличкой.

— Понимаете, все уже ушли… Только директор все еще на месте.

— Да хоть и к директору! — включила я режим «пробивного тарана». — Понимаете, это вопрос жизни и смерти!

— Быстро справитесь? — улыбнулась она и нажала на селектор.

— Конечно, это очень быстрый вопрос жизни и смерти, — горячо покивала я.

— Слушаю, — отозвался женский голос, искаженный динамиком.

— Ангелина Федоровна, простите, за беспокойство, знаю, что вы уже собирались уходить, но тут девушка, наша клиентка, Анастасия Тихомирова. В личном деле пометка, что в случае каких-то вопросов нужно обращаться к вам напрямую. Сможете принять ее?

Я уставилась на секретаршу. Какого черта это значит? Что за пометка?

Динамик молчал.

Вместо этого двери директорского кабинета неожиданно распахнулись. Ого, похоже, начальница агентства решила лично выйти ко мне. Черт, а это хорошо или плохо?… Может, она уже собиралась уходить, а тут я?

Я уставилась на высокую статную блондинку в дорогом костюме. Рассерженной из-за того, что бегают тут всякие, она не выглядела.

— Ну, привет, Настя, — сказала она, напряженно улыбаясь.

Она явно нервничала.

Я перевела взгляд на медную табличку на двери и прочла:

«Ангелина Федоровна Славская».

Вашу ж мать. Это же она!

— Заходи, пожалуйста. Я тебе все объясню.

Я же попятилась к двери, качая головой.

— Не делай поспешных выводов, Настя! — быстро сказала Ангелина. — Лучше вспомни, как быстро тебе оформили документы и нашли нужную квартиру в удобном районе.

— Ну еще бы! А я-то думала, в чем причина. А ему просто нужно было как можно быстрее избавиться от меня. У вас как раз агентство недвижимости. Что уж говорить, удобно.

— Оксана, ты можешь идти, — бросила Ангелина заинтересованной секретарше. — Я сама закрою офис. Хороших выходных.

— Вы уверены? — помедлила Оксана.

Ну да, кому захочется пропускать такой шикарный повод для сплетен.

— Иди, Оксана, иди. А ты, Настя, стой, где стоишь.

Я расправила плечи, гордо вскинув подбородок.

— Знаете, что? Я здесь только ради щенка. Если вы думаете, что я собираюсь мешать вашим отношениям с Ромой…

Ангелина захлопнула дверь следом за секретаршей, перевернула табличку «Открыто» на «Закрыто» и вздохнула.

— Нашим отношениям с Ромой, Настя, помешать невозможно, потому что они закончились… Лет так шесть назад. Удивлена? Ты садись. Чувствую, это будет долгий разговор. И зря я его так долго откладывала. Чай, кофе? А хотя, где вино, которое я так долго берегла? Ах, вот и оно. Сейчас для него самое время. Достань бокалы вон из того шкафчика и пойдем ко мне в кабинет, там будет удобнее.

___

Обычно в воскресенье мы брали выходной, но в этот раз решили, что не можем прожить без вас и ваших комментариев. Так что завтра прода тоже будет. И вплоть до финала никаких выходных.

Ваши авторы.

 

Глава 35

Разговор и, правда, вышел долгим. Мы с Гелей уговорили почти две бутылки вина. Ага, она даже попросила называть ее просто Гелей. Мол, с «Ангелиной Федоровной» из уст подчиненных она еще смирилась, но если еще и я начну ей «выкать», она этого не переживет.

— Мне ведь всего тридцать, Настя! Ой, не смотри ты на меня волком. Я и сама Роме все высказывала о том, когда узнала, что он решил прикрыться мной, словно щитом. Сделал из меня стерву-разлучницу, да?

Неопределенно пожав плечами, я сделала большой глоток вина. Да, я награждала ее словечками и похлеще, но вот так в лицо это как-то некомильфо говорить.

— С чего же начать? — вздохнула она, потянулась к ракушке на голове, вытащила заколку и золотые волосы рассыпались по плечам.

До чего же она красивая… Да, именно такой я ее и представляла, такая женщина и должна быть рядом с Ромой.

— Наверное, с самого начала нужно, — вздохнула Геля.

Я только кивнула и сделала еще один глоток.

— Ох, и любила я его когда-то, Настя, — сказала она.

Махом, я допила свой бокал. Такое на трезвую голову я точно не готова слушать. Даже сам факт, что у Ромы было прошлое, резал по живому. Слишком я к нему прикипела. Слишком большой эгоисткой была, не могла даже представить, что когда-нибудь смогу вот так делиться переживаниями с его бывшими.

Но от меня никто откровений и не требовал. Я была как тот Васька, который слушает, да есть. Только у меня было вино. И вот его я пила, как воду. От шока, удивления и ступора алкоголь меня даже не брал.

Геля и Рома познакомились еще на первом курсе. И как-то сразу у них все завертелось. Первая любовь, первый раз для обоих, первые отношения. Даже подумывали о свадьбе, но решили подождать до окончания обучения. И хорошо, потому что с каждым годом свободного времени у Ромы становилось все меньше.

— Он работал, как проклятый, Настя. И днем, и ночью. Брал подработки, стажировки, вел дела и учился. На меня времени совсем не оставалось. Я стала видеть его только по выходным и то, если сама приезжала к зданию суда, в котором у Ромы было очередное заседание. И вроде я понимала, что нельзя ревновать к работе, но у меня не получалось.

Это я понимала хорошо. Я и сама ревновала Рому к каждому клиенту, который звонил в неурочное время. Зерно правды в ее словах было — Рома не умел останавливаться, готов был работать круглые сутки, без стеснения задвигая личную жизнь в сторону, хотя сейчас вполне мог остановиться и взять выходные. Не обязательно было надрываться, впрягаясь за всех, всех денег не заработаешь и всех не спасти, но, по-видимому, трудолюбие уже вошло в привычку. А работа со временем заменила для него все на свете. Даже любимую женщину. Ведь когда-то он любил эту Ангелину, раз даже о свадьбе речь зашла.

— Знаешь, — продолжала Геля, обновив вино в моем бокале. — Однажды я поняла, что мы еще даже не женаты, а я уже пилю его по любому поводу. Наши сверстники в это время гуляли ночи напролет, целовались и пели песни под гитару на съемных квартирах, кое-как подтягивали хвосты в университетах, а уж какие стихи некоторые из них писали любимым… А Рома… Рома работал. Стихи? Песни? Ха. Он вообще не говорил о своих чувствах. Конечно, я срывалась из-за этого, требовала красивых признаний, а Рома смотрел на меня, как будто я с ним на хинди говорила. В этих законах, где черт ногу сломит, он, значит, разбирался, на суде сложные речи толкал, а сказать обычное: «Я люблю тебя» — не мог.

Я выпила свой бокал чуть ли не залпом. Закусила конфетой из коробки, которую подвинула мне Геля с сочувствующим видом. А потом решилась. Откашлялась и спросила:

— За все это время, что вы были вместе… Он хоть раз признавался тебе в любви?

Геля покачала головой. Я уставилась на нее, должно быть, квадратными глазами.

— Совсем ни разу? — ахнула я.

— Не-а. Я когда это поняла, ты не представляешь, как меня накрыло. У всех моих подружек были песни, открытки, признания, смс-ки, они чирикали по телефону со своими парнями: «Нет, это я тебя люблю сильнее, а я тебя сильно-пресильно». А у меня был Рома. С выдержкой железного человека и эмоциями робота. Который не мог произнести этих трех слов. Ни за что на свете.

Я аж подавилась конфетой.

— Ага, — кивнула Геля, — вижу, он не изменился. Ну что ж, сожалею, подруга. Меня-то уже попустило, прошли годы. К тому же я встретила своего мужа и получила свою порцию романтики, на которую так рассчитывала, пока была с Ромой. Моему мужу тоже нужны обнимашки, как и мне, даже после пяти лет брака мы по-прежнему часами прощаемся по телефону. А Рома… Это Рома. Не могу сказать, что он не любил меня. Любил, наверное. Просто по-своему. Ему не нужна вся эта мишура, эти громкие признания, он скорее докажет эти чувства делом, чем словами.

Я совсем сникла и поняла, что шмыгаю носом. Увидела то, чего между нами не было. А теперь Геля мне глаза открыла на то, что и ждать ничего не стоит.

— Ясно, — протянула я. — Теперь понятно. Я-то думала, что у него за плечами трагическая история любви, которая и превратила его в такого робота… А он просто всегда таким был. Чудовище оказалось обычным чудовищем, а не заколдованным принцем.

— Ну я бы так не сказала, — многозначительно отозвалась Геля. — Кажется, ты меня все же плохо слушала, Настя. Рома доказывает свои чувства делом, а не словами. И это куда ценнее, чем бесчисленные красивые речи, за которыми ничего не стоит. Ну кроме желания затащить женщину в постель.

Я окончательно смутилась.

— Вижу, ты меня не понимаешь, — сказала Геля. — Так вот перестань на минутку страдать. И вспомни, как быстро ты нашла работу и квартиру. Думаешь, это целиком твоя заслуга?

— Д-да, кажется? — неуверенно отозвалась я.

— А вот и нет. Зачем, по-твоему, Рома позвал меня на этот скучный до зевоты благотворительный бал?

Жестокая женщина. Хочет, чтобы я даже произнесла вслух эту правду. Ладно.

— Чтобы… избавиться от меня. Я надоедала ему своими чувствами и щенячьим восторгом в глазах. Я ведь… Даже призналась ему первой! И не один раз! А ему, как я теперь понимаю, все эти сантименты на хрен не сдались.

— Ошибаешься, Настя. Рома человек прямолинейный. И если бы он хотел от тебя избавиться, как от своей помощницы, он бы тебя просто уволил. А ты ушла сама, помнишь?

— Он меня вынудил.

— Вот! А почему? Потому что сам он бы никогда тебя не отпустил. Послушай, я никогда его таким не видела. Даже когда сама с ним встречалась. Ему было очень сложно тебя отпустить, и я не понимала, почему он все-таки решился, но потом они разговорились на балу с Дмитрием Александровичем. Рома сказал, что ты достойна того, чтобы добиться всего сама. Но пока ты его помощница, каждый будет думать, что это Исаев тебя пропихивает за особые заслуги в постели.

Авдеев тоже был на приеме?! А еще, похоже, мой нынешний босс знал, что я спала с Ромой. Получил прямое подтверждение от самого Исаева. М-да.

Так вот почему Дмитрий Александрович даже не удивился моему звонку. Он, его, можно сказать, ждал. Знал, что Исаев даст мне отворот-поворот.

А ведь как изменился в лице Рома, когда услышал обвинения Ника Рида в том, что я не адвокат, а всего лишь «его подстилка». Сам Рома же считал, что я достойна лучшего. Он не раз говорил мне эти слова, вот только я каждый раз трактовала их по-своему.

— Вижу, кое-что до тебя уже дошло, — сказала Геля. — Собственно, и меня Рома позвал не просто так. Уж точно не для того, что ты там себе напридумывала. По глазам вижу, не отрицай. Понимаю, что тебе несладко пришлось, и Рома мог бы быть мягче, но… Что с него взять. Он привык рубить с плеча. Так вот, Насть, я нужна была Роме, чтобы подыскать для тебя квартиру. Тебе ведь жить негде было, а он сказал, что ты не должна возвращаться в свой дом, где все случилось с отчимом. Хоть он там уже и не живет.

Рома и про Павлика знал. Господи.

— Так этот звонок агента… о квартире? Это все благодаря тебе?

— Благодаря Роме, — кивнула Геля. — Я хотела сама с тобой поговорить, но после того, что Рома учудил с этим балом, я понимала, что ты и слушать меня не станешь. А он ерундой, Настя, мается. Нельзя так. Да, работа важна и для тебя тоже, но ведь нельзя ради нее отталкивать от себя единственного близкого человека! А Рома заладил про то, что ты еще студентка и тебе нужна карьера, а он такой плохой, только о себе думает. Хотя мне кажется, что все наоборот. Он только о тебе и думает. Понимаешь?

— Не совсем.

— Насть, он не умеет признаваться в любви. Не умеет говорить громких красивых слов. Ничего из этого не умеет, я тебе точно это говорю. И вряд ли у него была возможность научиться. Рома доказывает свою любовь заботой и действиями. Но мы с тобой женщины, упрямые женщины, к тому же, и нам нужно любить ушами, верно?

— Геля, ты же не знаешь меня, — сглотнула я. — Вдруг я такая-сякая, просто раскрутила богатого мажора на шмотки, деньги и квартиру?

Ангелина расхохоталась.

— Скажешь тоже! Рома таких в два счета на чистую воду выводил. И уж точно не стал бы столько делать для той, которая просто тянет из него деньги. После меня у Ромы не было ни с кем нормальных отношений, я ведь следила за ним. Только и оставались, что товарно-денежные отношения в духе: «Спасибо за оргазмы, деньги на тумбочке». Мы виделись с ним периодически на всяких светских мероприятиях. Так вот у тех силиконовых кукол, что его сопровождали, на лице было написано, почему они рядом с ним. И Рому никогда не задевало, что там говорят у них за спиной. А стоило этому адвокату намекнуть, что работать-то ты умеешь головой или только ртом, знаешь, как Рома отреагировал? Он весь вечер был на взводе. Я так поняла, что он не в первый раз это слышит, но что с наших людей возьмешь? Они видят молодую девчонку, за которую успешный адвокат горой, так им плевать, что ты действительно хороший специалист. Им проще ярлык повесить. Значит, она просто сосет хорошо. Ты прости, что грубо, но я это по себе знаю, Насть. Это агентство я сама поднимала, но даже мои подруги до сих пор считают, что это муж мне во всем помог. Нет, он помогал, конечно, но только моральной поддержкой. А обществу не докажешь, что женщина и сама может чего-то добиться, не раздвигая при этом ноги перед каждым встречным. Вот Рома так и поступил с тобой. Отпустил в свободное плавание, а сам ушел в тень, потому что любит. Еще как любит, Настя…

 

Глава 36

— Будь хорошим мальчиком, — проговорила я, запуская Роби в клетку.

Песик послушно вошел в домик, и я закрыла дверцу. Сердце заболело, но выбора у меня не было. Слава богу, был мозг, который напомнил, что мой маленький четвероногий друг прекрасно освоился за эту неделю и был совсем не против клетки, которая больше была похожа на домик.

Я могла экономить на еде, одежде и прочих расходах, но вот жилище для пса купила самое лучшее. Он без проблем оставался дома, когда я уходила на работу, скучал, конечно, но я почти все свободное время проводила с ним.

К тому же в обед Роба обещала выгулять Таня. Она недавно устроилась работать поблизости, часто заглядывала в гости и просто влюбилась в щенка. С мамой я тоже стала общаться больше и лучше. Она и сама похорошела, едва поняла, что жизнь может быть прекрасной и без похотливого иждивенца.

В общем, к сентябрю у меня все наладилось. Работы поубавилось, семья радовала, новый друг делал меня невероятно счастливой.

Вот только ночью я все так же плохо спала. И даже уютное сопение Роба не успокаивало. Мне было одиноко и холодно в огромной постели. Я скучала по Роме и одновременно радовалась приближению учебного года и боялась его, как огня.

Когда я увидела расписание лекций на первое сентября, то почти не удивилась, увидев предмет Исаева. Конечно, это будет сразу и больно.

В общем, отправляясь на учебу, я совершенно не понимала, что чувствую. Тревога за Роба перемешалась с волнением от предстоящей встречи. Хотя пса я уже не раз оставляла одного, а еще прекрасно знала, что Исаев будет прежним непрошибаемым, невозмутимым роботом, но все равно легкий психоз заставлял вибрировать все внутренние органы.

Спросите меня, о чем были лекции перед занятием Романа Андреевича — я не вспомню. Чистый лист. Хорошо хоть записывала.

— Настюх, ты чего мутная? — подсел ко мне Стасик. — Развеяться не хочешь? Погнали с нами на дачу после лекций. Отметим. Кирюхе предки виллу отписали, пока сами на Мальдивах.

Сам Стас общался всегда и со всеми одинаково приветливо, но вот на дачу к Кириллу Богданову меня никогда не брали. По понятным причинам. Зубрила из Гольяново и все такое.

— Не могу, Стасик, но спасибо.

— А что такое? Как у Исаева и Авдеева поработала, мы стали неподходящей компанией? — попытался наехать он.

Я оценила попытку подкатить и выведать все подробности о моей стажировке, но откровенничать не собиралась.

— Стасик, у меня пес дома. Совсем мелкий щенок. Обгадит весь дом.

Краем глаза заметила, как в аудиторию вошел преподаватель. Рома. Черт меня дернул, и я улыбнулась Стасику самой своей соблазнительной улыбкой.

— Слушай, Стасик, плюнь на Кирюху. Поехали ко мне. Я пока пса выгуливать буду, ты посмотришь за меня дело о хищении в особо крупных. Там три тома из пяти осталось всего. Обещаю захватывающее чтение.

— Ээээ, — протянул опешивший Стасик.

Я развернулась к нему всем телом, выгибая грудь колесом, но знала, что он вряд ли соблазнится. Стас был одним из стажеров Авдеева летом. Мой босс его иначе как лодырем не называл.

— Да не, Насть, я Богданову обещал. Он уже и на тачку мою рассчитывает, чтобы всех запихать. Сорян. В другой раз.

— Эх, жаль, — я драматично вздохнула.

Стасик потрепал меня по плечу и, неуверенно улыбаясь, ретировался на свое место рядом с Богдановым.

Я повернула голову к доске и встретила пронзительный взгляд Исаева. Он буквально прожег меня своими синими лазерами. Я даже вздрогнула, но он тут же моргнул и чуть склонил голову, вроде как приветствуя меня персонально. Или показалось? Не знаю.

За этот миг, кажется, я сто раз умерла и возродилась.

Глупое счастье просто видеть его, обжигающая боль, возмущение вперемешку с возбуждением. Все эти чувства забурлили во мне. А еще родилось нечто новое.

Признательность?

Кажется, да. За все, что он сделал для меня. За то, кем я стала одновременно благодаря и вопреки ему.

За все.

Мне хотелось подбежать к Роме и крепко обнять его. Целовать его лицо, шептать, а может и кричать, как он мне дорог, как скучала, что я все знаю и люблю его таким вот роботом, который делает, а не болтает языком. Ах, хотя и его язык я тоже люблю. Он делает им такие вещи.

Я облизала губы от воспоминаний.

Роман Андреевич скопировал мой жест, тоже облизав губы, но потом словно очнулся, еще несколько раз часто моргнул.

— Добрый день. Рад всех видеть, — произнес он. — Первая лекция за год и выпускной курс. Немного поговорим о наших занятиях и планах…

Он, как обычно, начала вводную лекцию, и все девчонки не сводили с него глаз. Кто-то истово кивал на каждое его слово, кто-то просто пялился, едва не роняя слюни. Теперь я не судила своих глупых похотливых однокурсниц. Как можно устоять, когда он… такой.

Я не записала ни слова из его лекции, хотя усиленно делала вид, что конспектирую. Нет, в меня не вселился демон-лентяй, просто я совершенно не разбирала слов. Слушать голос Ромы уже было слишком большим ударом для моего измученного разлукой организма. Несколько раз я поднимала глаза и обязательно встречалась с его цепким взглядом. А еще пару раз ловила его за разглядыванием Стасика. Ох, неужели моя маленькая шалость удалась? Неужели мой робот умеет ревновать?

Я поймала себя на мысли, что почти не злюсь. Потребовалось время, чтобы переварить все то, что рассказала мне Ангелина. И я поняла, что она была права. Вспоминая действия Ромы, я понимала, что все действительно так, как она говорила. К этому дню мои обиды превратились в глупости. Рома правда хотел мне блага, заботился таким жестоким образом, потому что не умеет иначе.

А я должна не дуться, а отблагодарить его.

О, кажется, моя благодарность начала обрастать эротическими фантазиями. Спокойно, Настя. Держи себя в руках. Пусть он и горячий, безумно сексуальный профессор, которого желают затащить в постель все студентки факультета…

— Все успевают записывать? — прервал Исаев лекцию.

Я поняла, что он смотрел прямо на меня, интересуясь, кажется, именно моей успеваемостью. Я опустила голову и начала царапать ручкой какую-то белиберду, чтобы прекратить глазеть на него.

Надо прекращать. И так слухи ходят, вон даже Стасик подкатил за новой порцией сплетен.

Но решить — не значит сделать. Я перестала смотреть на Рому, но в мыслях был только он. А еще мне очень захотелось творить глупости. Вроде тех самых, которые привели меня на стажировку к Исаеву, в его постель, и его в мое сердце.

Не знаю, как я досидела до конца лекции. Чудом, похоже. И уходить из аудитории мне не хотелось. Рома тоже не спешил собирать вещи, хотя обычно он убегал вперед студентов. Занятой и важный Исаев. Все на бегу. И куда только подевалась его спешка?

— Настя, у тебя все в порядке? — спросил Рома, когда я проходила мимо него к выходу.

Я застыла на месте, прикованная его глазами. Он держал меня взглядом, требуя ответа. Мои ладони вспотели, а сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Я была так близка к неистовым обнимашкам, что даже сама испугалась. Представляю его реакцию, если бы я не сдержалась и все-таки запрыгнула прямо на него в аудитории, полной студентов.

Бежать. Немедленно бежать. За такую несдержанность Рома мне «спасибо» не скажет.

— Вашими молитвами, Роман Андреевич, — выпалила я и помчалась из аудитории.

На последней паре я почти ожила. Вот мы встретились, и я не умерла. Все еще дышу и даже улыбаюсь. Черт, а почему я постоянно улыбаюсь и как это теперь прекратить?

Во время последней лекции пришла ставшая привычной смс-ка с поручениями от Авдеева. Сам босс сегодня был в суде всю первую половину дня, а вот его планы на вторую половину мы еще не обговаривали.

«Настя, занеси документы по диплому на кафедру, оставь у меня на столе. В офисе я их обязательно завалю бумагами. Можешь поработать из дома, я все равно в разъездах и в офис не вернусь, но утром должны быть готовы те прошения об УДо».

Отлично, значит, сегодня Робу придется меньше сидеть, дожидаясь меня в своем домике. Учитывая, что нужные прошения я подготовила заранее, мы даже можем сходить с ним в парк и погонять белок.

Меня все еще потряхивало от встречи с Ромой, когда последняя лекция закончилась, и я помчалась на кафедру, чтобы скорее все сделать и вернуться домой. Успела ужасно соскучиться по нему.

Я так спешила, что на полной скорости врезалась в одного из преподавателей, который как раз открыл дверь в кабинет кафедры.

Это оказался Исаев.

Чтобы не коснуться его, я поспешила отшатнуться, почти потеряла равновесие, и упала бы, но он поймал меня. Правой рукой.

Я сжала предплечье и тут же отпустила.

— Ох, прости… — и тут же исправилась я. — Извините, Роман Андреевич. Я опять схватила не за ту руку…

— Уже не болит, — проговорил он чуть хрипло, вошел в кабинет, пропуская меня. — Ты что-то хотела?

Тебя.

— А, да, — я тряхнула волосами, отгоняя назойливые мысли. — Нужно оставить для Авдеева эту папку. Он просил. Методист…

— Она обедает. Тебе повезло, что я задержался.

— Повезло, — эхом повторила я, не в силах перестать смотреть на него. — Я тогда пойду, оставлю все на столе Дмитрия Александровича, — сказала я…

И не сдвинулась с места.

Мои ноги медленно, но верно превращались в вату, а кровь начала закипать от понимания, что мы вдвоем, наедине. Все студенты давно ломанулись по дачам-кафешкам праздновать день знаний. Методист обедает. Преподавателей тоже не видно.

Боже, дай мне сил оставить документы и уйти.

Я сделала над собой усилие, отошла в сторону. Не знаю, зачем Рома, как привязанный, пошел следом за мной, почему остановился прямо за спиной. Я слышала его дыхание, улавливала тонко-терпкий запах парфюма. Положив папку на стол, я собиралась развернуться, чтобы уйти. Но сзади стоял он. А я уже не принадлежала себе.

Это ведь не только мои фантазии? Он стоит так близко. Так непозволительно близко для преподавателя.

— Настя, — прошептал Рома. — Уходи…

Я обернулась, подняла голову и растворилась в его темных глазах.

— Уходи, — повторил он глухо.

— Так отпусти меня, Рома.

Он вдруг сделал два шага назад, и я поняла, что он действительно отпустил меня. Внутренности скрутило узлом, опять! Опять он меня отталкивает.

Тогда же я обернулась и увидела, как Рома запер дверь.

А после сам преодолел расстояние между нами, наклонился и поцеловал меня.

 

Глава 37

Он целовал меня так, как никогда раньше: крепко и быстро. Торопливые, жгучие поцелуи Ромы были почти болезненными, но такими желанными. Он целовал меня быстро, в спешке. А после крепко прижал меня к себе, касаясь влажными губами лба.

Я зажмурилась, с трудом принимая реальность происходящего.

— Настя… Ты должна уйти, прошу тебя, — прошептал он, снова покрывая поцелуями мое лицо.

— Ага. Обязательно, — отозвалась я, задыхаясь от его напора. — Как только надоест целоваться с тобой, так сразу же и уйду. Ты для этого, наверное, дверь запер, да Рома? Чтобы мне было проще уйти.

— Ох, я постараюсь, чтобы тебе не надоело… Знаешь, у меня много трюков. А уж игрушек… Тех вообще навалом, — шептал он, обжигая меня прикосновениями губ.

Я была готова разрыдаться от счастья. Что это все значит? Почему он такой? Где он был раньше?

Все вопросы и ответы на них вдруг перестали иметь значение. Я ощущала непреодолимую потребность сделать что-то совершенно невероятное. Сколько можно тянуть? Сейчас или никогда.

Правой ладонью я коснулась ремня на брюках Исаева, а левую — приложила к его губам. Рома замер.

— Молчи, — выдохнула я, окончательно теряя разум. — И делай то, что у тебя получается лучше всего — будь роботом. Я не умею быть тихой, но ты, наверное, сможешь?

Мои руки словно всю жизнь только и делали, что расстегивали мужские брюки. Я справилась с ремнем, пуговицей и молнией буквально за секунду и раньше, чем Рома опомнился, опустилась перед ним на колени, стянула с него боксеры и провела носом по твердому члену.

— Проклятье! — не сдержался Рома.

— Шшш… — отозвалась я, приоткрыла рот и облизала головку. — Будь тихим.

Черт, он весь был такой гладкий и влажный. Мой рот наполнился слюной. Я чертова извращенка. Помню, мои одногруппницы, которых часто тянуло на откровения, рассказывали, что вкус смазки и спермы иногда вызывает рвоту. Наверное, именно эти подслушанные разговоры надолго и отвратили меня от самой идеи минета, но как же хорошо, что теперь я знала, что все это ерунда. Я совсем не чувствовала отвращения, и была готова лизать член Исаева, как леденец. Таким вкусным он мне показался.

Терпкий, мускусный. Родной. Мой.

Да, у меня не было опыта в этом деле, ну и черт с ним. Кажется, нам обоим нравилось то, что я делала.

Я решила не отказывать себе в этом удовольствии и снова прошлась языком по головке, по кругу и по всей длине, лаская и одновременно увлажняя.

— Господи, гребанный боже!… — выругался Рома со стоном.

На этот раз еще громче.

Я хотела спросить, может что-то не так? Никогда не слышала, чтобы он так ругался. Успела только рот открыть, как Исаев погрузил пальцы мне в волосы и толкнулся бедрами вперед. Я взяла его в рот почти целиком, сжала губами и медленно заскользила обратно, глядя вверх на реакцию моего профессора. Он тоже смотрел на меня, пока его глаза не закатились. Кажется, от удовольствия.

— Малышка, еще… — попросил он.

Я мысленно завопила от радости. Ему было хорошо. Ему нравилось. Какое же это непередаваемое удовольствие. Я на коленях, но при этом вся власть в моих руках. Вспомнив о них, я стала поглаживать мошонку через брюки, продолжая всасывать и отпускать ртом.

Рома кусал губы, стараясь быть тихим. Это заводило меня еще сильнее. Нам нужно обязательно повторить это приватно, дома, чтобы я могла его слышать. Кажется, начинаю понимать, почему Исаеву так нравились мои громкие стоны.

— Настя, я сейчас…

Я прикрыла глаза, давая знать, что все понимаю. Он ведь предупреждает, что кончит. Кажется так? Ладно, ради него я готова и к этому.

— Черт, черт, черт, — ругался сквозь стиснутые зубы Рома, сжимая мои волосы в кулаке, но при этом, не заставляя глотать или давиться членом.

Я любила его за это. Он всегда был внимательным и нежным. Во всем. Даже в минете. Вот они действия, а не слова.

Все мысли вылетели у меня из головы, потому что головка набухла, и мне пришлось сосредоточиться на дыхании, готовясь принять его сперму. Я собиралась проглотить все. Делай хорошо или никак, в конце концов. И этому я тоже научилась у Ромы, правда, несколько иными способами.

— Я люблю тебя, Настя…

Я не успела осознать смысл сказанного, в горло ударила горячая струя. Я едва успела все проглотить, а Рома уже разжал кулаки и подхватил меня за плечи, поднимая с колен. И тут же, не давая опомниться, впился поцелуем в мои губы требовательным жадным поцелуем.

После минета!

— Да ты с ума сошел! — громко воскликнула я, забываясь о том, где мы сейчас находимся.

Теперь Рома зашикал мне, улыбаясь при этом, как умалишенный.

— Кто же целуется после минета? — повторила я на этот раз жарким шепотом. — С ума сошел, что ли?

— Похоже на то, — согласился он. — Иначе каким гребаным образом я бы позволил тебе сделать мне минет на кафедре между парами?

Он снова набросился на меня с поцелуями, даже не озаботившись натянуть штаны как следует. Я хихикнула и отодвинулась от него.

— Что за глупости, Настя? — спросил он, обнимая меня. — Кто тебе сказал, что нельзя целоваться сразу после?

— Д-девочки говорили…

— А учили тебя тоже девочки?

Ага, значит Рома думал о том, почему я ни разу не решилась на этот шаг, пока мы жили вместе. И хорошо помнил об этом. А если учесть его внимательный взгляд, которым он пронзил на паре Стасика, как булавка бабочку. Ну да, мало ли на ком я решила попрактиковаться. Эх, Рома, Рома…

— Нет, девочки тут не причем. Я сама видела… В кино…

Рома рассмеялся, а я опять на него зашикала.

— Подозреваю, это были короткометражные ролики, да?

— Ох, профессор. Вы бы хоть штаны застегнули, что ли, для начала.

Рома в два счета привел свою одежду в порядок. Надвинулся на меня, сверкая блестящими счастливыми глазами.

— Насть, а Насть? А тебя волнует только поцелуй после минета? А как насчет того, что я совершенно по-дурацки признался тебе в любви во время него?

У меня горели щеки и путались мысли. Я никак не могла принять все как реальность. Он ведь действительно сказал эти три слова за мгновение до того, как кончил? Мне не показалось?

Я сразу вспомнила, как сама признавалась после секса, а потом клятвенно обещала больше никогда этого не делать.

— Не переживай, я не буду впадать в экстаз и воспринимать эти слова серьезно, Ром. Ты был не в себе… И, наверное, мне действительно лучше уйти…

— Нет, — твердо сказал Рома. — Никуда я тебя больше не отпущу.

Я подняла на него глаза. Рома молчал, собираясь с мыслями, а потом тряхнул головой и сказал:

— Я никогда тебя больше не отпущу. И буду целовать тогда, когда захочу, не опираясь на предрассудки. И знаешь почему?

— Почему? — повторила я одними губами.

— Потому что я люблю тебя.

О боже. Он опять сказал это.

— Да, Настя. Я люблю тебя!

В третий раз!

— Перестань… — мой голос сорвался, а сердце просило продолжать.

— Не могу перестать, Насть. Я пытался, но не выходит. Ты нужна мне.

— Нужна как твоя правая рука? Опять?

— Правая и левая. Ты нужна мне вся. Мне нужны обе твои руки, твои губы, твой сладко-острый язык, твое большое чистое сердце и такая ранимая душа. Я люблю тебя, Насть. Сколько раз повторить, чтобы ты поверила?

— Не знаю. Наверно, много, — всхлипнула я, размазывая слезы, окончательно растекаясь лужей от невероятного и реального, что происходило здесь и сейчас.

— Что ж… Я готов, — смело выпалил Рома. — Оказалось, что сложно было только в первый раз. А теперь… Да, черт возьми! Я люблю тебя!

За дверью послышались шаги. Нас снова настигла реальность. Что ты скажешь теперь, Рома?

Подхватив ключи, он моментально двинулся к двери.

— Моя машина на парковке, я предупрежу Васю о том, что ты придешь. Я спущусь через десять минут, — быстро распорядился он.

Узнаю Исаева в действии.

Ох. Мы действительно делаем это? Времени на разговоры больше не осталось. Рома распахнул дверь перед методисткой, я кивнула, бросив короткое: «Здрасти». Кажется, она ничего такого не заметила. И шмыгнула в коридор.

— Тихомирова оставила папку для Авдеева, — услышала я голос Ромы, когда прислонилась к стене возле кабинета. — Проследите, чтобы он нашел. Дмитрий Александрович вечно теряет все важное.

— Да, конечно, Роман Андреевич, спасибо. Я передам.

Сердце колотилось, как сумасшедшее, когда я пролетела через универ, а после устремилась на приватную парковку для преподавателей. Дверь заднего сидения была открыта, и я привычно скользнула в салон «Майбаха». Василий позволил себе лишь улыбнуться мне через зеркало заднего вида и сказать:

— Привет.

— Привет, — ответила я, сжимая губы, чтобы не улыбаться уж слишком широко от удовольствия. От всего вообще.

Рома, как и обещал, прибыл ровно через десять минут. Он сел рядом и скомандовал:

— Домой, Василий.

И тут же притянул меня к себе, собираясь продолжать поцелуи. Прямо на глазах у водителя! Вот дела. Слава богу, я не совсем потеряла разум и вспомнила о кое-ком очень важном.

— Нет, Рома. Стой! Я не могу прямо сейчас ехать к тебе.

Рома помрачнел.

— Это что началось вообще? Почему?

— Мне надо домой. Правда. Меня ждут. Я теперь живу не одна.

Глаза Исаева сначала расширились, а потом опасно сузились.

— Так ты теперь с ним? С Бельским?! — рявкнул он.

— Нет! — ахнула я, правда, тут же пожалела, что так быстро пошла на попятную под его гневом.

Вот не могу я даже поиздеваться нам ним немного, раз Рома так легко клюнул на мою маленькую шалость.

— А с кем тогда? Кто он? Я его знаю? — продолжал сыпать вопросами Рома.

— Да, вы знакомы, — широко улыбнулась я. — Он потрясающий мальчик и скоро будет красивым мужчиной.

Рома нахмурился.

— Ничего не понимаю, Настя.

— Поехали ко мне. Я вас познакомлю. Идет?

Как и следовало ожидать, Рома прекрасно знал мой новый адрес, который с недоверием и назвал Василию.

 

Глава 38

Терпением Роб не отличался. И если все время сидел в домике спокойно, то когда слышал звон ключей в замочной скважине, начинал вакханалию.

Эти звуки и насторожили Рому, который перешагнул порог моей квартиры и прислушался к грохоту.

— У тебя там буйный хомяк?

— Нет, — улыбнулась я, быстро разуваясь. — Сними обувь, пожалуйста. Не терплю дома грязь.

По тому, как блеснули его глаза, я поняла, что он вспомнил собственную фразу, которой приветствовал меня впервые в своем доме.

— Морская свинка переросток?

— Не-а, — пропела я и первая юркнула за угол. — Я вернулась, мальчик мой! Хороший! Скучал, наверное!

Плюхнулась на колени перед клеткой, раскрыла дверцу. Роб вылетел пулей, работая хвостом, и принялся восторженно тявкать и облизывать мне лицо.

Я потрепала его по загривку, а пес, решив, что с меня радостей достаточно, отправился делиться счастьем с Ромой. Встал на задние лапы перед ним, как будто хотел обменяться мужским рукопожатием.

Рома улыбался. Я видела, что он пытался сдержаться, но удавалось плохо. Собаки были его слабым местом.

— Какой он стал большой, — выдохнул он. — Так и не скажешь, что был самым слабым в помете. Как ты его назвала?

— Роб.

— Хороший мальчик! Красивый мальчик! — он посмотрел на меня с восторгом. — И как ты все успеваешь?

— Хорошая школа жизни была. Стажировалась как-то у одного педанта, у которого не было никакой личной жизни, а все часы расписаны по минутам. С тех пор дала себе слово, что всегда буду находить время для самых близких.

— Прости меня, Насть.

— Ты часом не заболел, Ром? Целых три признания и одно извинение за какой-то там час… Ох!

Он обнял меня и притянул к себе.

— Заболел. Сразу как остался без тебя, сразу и заболел. Тобой, Насть. Я снова хочу просыпаться вместе с тобой, возвращаться к тебе домой и видеть, как ты разгуливаешь по дому в коротких футболках вместо платьев. Я не могу без тебя. Думал, что так будет лучше, но не могу.

— И кем же я буду для тебя, Рома, на этот раз?

— Моей девушкой. А химчисткой, кофе и стенографией пусть занимается секретарша.

— Правда? У тебя появилась секретарша? — проскрежетала я. — Устраивал еще один кастинг?

— Не пришлось, — улыбнулся Рома. — Моя новая секретарша подруга моей матери.

Я моргнула.

— Ты это серьезно?

— Да. Любовь Михайловна отличная женщина, сорок лет стажа, стопроцентная грамотность. И она уходит из офиса ровно в шесть ноль ноль, к детям, внукам и мужу. И ни за что не согласна работать в выходные. Как и я теперь.

— Надо же. И никаких деловых звонков до, после и во время ужина?

— Никаких!

— А что на это скажут в деканате, Ром? Ведь ты все еще мой профессор.

— У тебя последний год, Насть. Ты отличница и совмещаешь работу с учебой, так что думаю, тебе пойдут только на встречу, если ты попросишь о возможности сдать мой курс экстерном. И тогда я спокойно дочитаю лекции в этом году другим твоим одногруппникам-оболтусам, и не буду думать о том, каким пыткам я их подвергну, если хоть один из них еще раз посмотрит на твои ноги.

— А как быть с работой?

— С этим сложнее. Я не хочу брать тебя к себе стажером.

— Понимаю, — вздохнула я. — Тебе не нужны сплетни.

— Нет, Насть, — он поднял мое лицо за подбородок, чтобы посмотреть мне в глаза. — «Фемиде» очень нужны такие специалисты, как ты. Дело не в сплетнях. Ты нужна Дмитрию Александровичу. Он мне несколько раз звонил, рассказывал, как отлично ты справляешься. Он будет вести твой диплом и практику. Это то, что тебе сейчас нужнее всего. Правда. А я никуда не денусь. К тому же, когда еще твой парень сможет приезжать и забирать тебя на «Майбахе» с работы.

— А ты позер, Рома.

— Еще какой, — он поцеловал меня в губы, подтолкнул к дивану, но я уперлась руками ему в грудь.

— Нет. Гулять.

— Сейчас?!

— Щенок долго терпел, еще ждать он просто не сможет. Значит, сейчас. Я быстро.

Рома нахмурился.

— С какой стати ты решила, что я отпущу тебя одну? Гулять так гулять. Да и знаю я в том парке одно укромное местечко…

О, да, Рома отлично знал все места в парке на Воробьевых горах. Я думала, он меня уложит прямо на лавочку у памятника Огареву и Герцену, но обошлось. Роб не особенно давал нам шанс увлечься поцелуями, да и было не так поздно, чтобы придаваться разврату в общественном месте.

Я не заметила, как мы дошли по набережной до «Москва-Сити». Вроде как нечаянно, но Рома тянул меня через мост к своему дому.

— На минутку, малышка. Только чаю попьем. Я заварю тебе улун по всем правилам.

— Нет, Ром, перестань, — вяло отбивалась я уже у дверей его высотки. — Мне собаку кормить. Смотри, как мы его вымотали. Он спит на ходу.

Роб и правда едва поспевал за нами и все время норовил прилечь, когда мы останавливались, чтобы целоваться. Вот и сейчас все мои доводы Рома убивал поцелуями, жарко и бессовестно обнимая меня прямо около дома.

— Тем более. Нам всем нужно передохнуть. А мне стоит попытаться умотать и тебя тоже.

— Ты же говорил о чае?

— Да, конечно, чаю тоже попьем. Наверно. Идем.

Делать нечего. Сопротивляться у меня не было сил. Мы все втроем вошли в просторный светлый холл. Консьерж любезно улыбнулся и поприветствовал

— Роман Андреевич, Анастасия, добрый вечер.

— Здравствуйте, — кивнул ему Рома с улыбкой. — Евгений Ильич, у нас ведь можно с собаками? Я не ошибаюсь?

— Разумеется. Зона для выгула на заднем дворе. Вы также можете заказать услугу, и питомца сводит специально обученный человек.

— О, потрясающе. Я и не знал. А заказать корм?

— Назовите марку.

Рома многозначительно взглянул на меня, я сразу озвучила.

— Будет доставлено через пятнадцать минут, — уверил нас Евгений Ильич.

— Пусть оставят у вас, я сам спущусь. Почта? — напоследок поинтересовался Рома.

— Да, вот, пожалуйста.

— Огромное спасибо.

Я не могла перестать улыбаться, пока мы ехали в лифте.

— Скажи это, не держи в себе. А то тебя сейчас разорвет от самодовольства, — проворчал Рома.

— Твой дом идеально приспособлен не только для людей, но и для животных.

— Да, это неожиданно удобно.2fdb10

— Даже выгул.

— Я слышал, Насть.

— Это ведь…

— Удобно. Ты уже говорила.

— Это ты говорил.

Двери лифта открылись, и мы вошли в квартиру. Роб, кажется, наконец, обрел достойную сна поверхность Роминого персидского ковра.

А я снова обрела возможность целовать моего бывшего босса и несносного профессора. Закинув руки ему на шею, я подставляла губы его губам и не противилась откровенным ласкам, которых желала еще во время минета на кафедре. Мое тело хотело снова ощутить касания Ромы. Кожа горела в тех местах, где он мог трогать меня без преграды в виде одежды. Рома раздевал меня медленно, неторопливо, словно смаковал каждую секунду нашей новообретенной близости.

— Боже, Насть, я так скучал по тебе. Как у меня только сил хватило отпустить тебя. Никогда больше, слышишь? Моя…

Я всхлипывала и постанывала, не в силах нормально ответить ему. Все силы уходили, чтобы не расплакаться от счастья слышать все это, чувствовать его. Такого знакомого, родного, желанного, как и прежде, но одновременно совсем иного. И такой новый, открытый и страстный Рома направился мне намного больше застегнутого на все пуговицы похотливого профессора.

Он избавил меня от одежды и поднял на руки, чтобы отнести в спальню. В свою спальню. Когда Рома уложил меня на темно-синюю простынь, я не выдержала и расплакалась.

— Ну что такое, малышка? — спрашивал он тревожно ласково. — Что ты плачешь, милая?

— Я люблю тебя. Просто я так сильно люблю тебя, Ром, — отвечала я, смеясь сквозь слезы от счастья.

— И тебя люблю, Настя. Люблю тебя. Останься со мной. Не уходи никуда больше.

— Я не смогу уйти.

— Я не отпущу.

Я помогла ему избавиться от остатков одежды, и мы наконец-то могли чувствовать друг друга без помех. Рома нежил мое тело поцелуями и ласками, гладил меня, лизал, дул на важную кожу. Он спустился вниз, раздвинул мои ноги и провел между ними языком.

Я вцепилась в его волосы и дергала. Наверно, больно, но Рома был не против. Он продолжал посасывать губам и водить языком, пока я не вскрикнула. Почти сразу он заполнил меня и стал двигаться, заставляя мой оргазм длиться дольше, плавно перетекать в следующий. Я поцеловала его и теперь сама ощущала вкус своего оргазма и действительно находила в этом возбуждающую пикантность.

Мы крепко держались друг за друга, раскачиваясь в неспешном, но энергичном ритме. Нам некуда было спешить. Мы наслаждались друг другом как никогда ранее. И разрядка, что настигла нас одновременно, была такая мягкая и долгая, что я, кажется, целую вечность смаковала ее в объятиях Ромы.

Я бы могла всю жизнь просто лежать рядом с ним, гладить щеки, которые уже покрылись щетиной, ерошить идеальные волосы и целовать моего профессора в нос, но проснулся Роб, нашел нас и недовольно гавкнул.

Рома обреченно вздохнул и пошел одеваться, чтобы спуститься вниз за кормом, а заодно присмотреть ту самую площадку для выгула. Я же вовремя вспомнила, что неплохо было бы сделать все, что просил Авдеев. Хорошо, что я скопировала себе все материалы в облако. Признаться, работа не заняла много времени, потому что мне помог вовремя вернувшийся Исаев.

Потом мы еще раз прогулялись с Робом, даже присмотрели классную собачью площадку для более длительной прогулки. Наевшийся и набегавшийся щенок уснул без задних лап на облюбованном месте в гостиной.

— Собираешь завтра вещи и переезжаешь ко мне. По нормальному, — поставил меня перед фактом Рома в лучших традициях тирана и диктатора.

— В качестве кого, интересно знать? — задрала я нос, решив повыступать для порядка.

А то чего он… Я ему больше не подчиняюсь. Хотя…

— В качестве моей любимой несносной женщины, Настя! Такая формулировка тебя устроит?

Я обреченно вздохнула, смиряясь.

— Вполне. Очень даже устроит, Роман Андреевич. Только с условием. Я иногда буду помогать вам одеваться. И раздеваться тоже. Особенно раздеваться.

— Ах, это сколько угодно, Настенька, — игриво зарычал он. — Вам как всегда не дает покоя мое тело. Но я уже смирился.

Я прищурилась, а он игриво зарычал, снова повалив меня на кровать. Я засмеялась и подняла руки, сдаваясь его напору, его любви и своим чувствам.

Мне нравилось быть помощницей Исаева, но он действительно намного лучше все делает сам. Прикрыв глаза от удовольствия, я приготовилась снова и снова принимать его несносное совершенство.

 

Эпилог. Рома

Кажется, я не психовал так сильно, когда сам впервые ступил на порог «Фемиды». Ладно, формально Настя уже здесь работала, моей помощницей. А сегодня она станет моей коллегой официально, а не девочкой принеси-подай-снимай трусики.

В нее невозможно было не влюбиться. Кажется, я всегда любил ее. Не представляю, как собирался жить без нее. Робот с принципами.

Обожаю вспоминать те времена, когда она была моей студенткой, но все же сейчас я люблю намного больше. Люблю нашу квартиру, люблю наших собак, люблю нашу работу. Люблю все, что связано с моей неугомонной Настей.

После стажировки у Авдеева она, разумеется, отлично защитилась и поступила к нему на полную ставку. Учитывая опыт и трудолюбие, Настя недолго была на вторых ролях. Очень скоро ее карьера пошла круто вверх, и бюро Дмитрия Александровича заполонили клиенты, которые шли именно к ней.

Я сыграл в этом мне последнюю роль. Звездное дело Ника Рида дало тот самый толчок и основу для репутации. Многие даже через меня пытались узнать о Насте.

У Авдеева она набралась опыта и амбиций. Скоро ее перестали устраивать гонорары, проценты, а босс не спешил повышать ее ставку. Тогда я тонко намекнул основателю «Фемиды», что мы можем заполучить ценного сотрудника.

Интриги, да. Ну и что? Она достойна самого лучшего.

Настя не сразу смирилась с идеей покинуть Авдеева, но я старался убедить ее, как мог. День и ночь старался. И она все-таки приняла решение перейти к нам. По большей части потому, что денег ей обещали больше, а работы меньше. Она часто переживала, что не может проводить с собаками и мной столько времени, сколько ей хотелось.

Я сам давно прекратил убиваться ради покорения сомнительных высот. Я любил адвокатуру, но теперь точно не собирался класть жизнь и здоровье на это.

Настя показала мне, каково это жить полной жизнью, и я не собирался отпускать от себя эту женщину во второй раз. Мне нравилось возвращаться домой в шесть. Благо дом и офис были напротив. Мне нравилось спокойно ужинать с Настей, а потом вместе гулять с Лари и Робом по набережной.

Да, Лари мы забрали тоже. Настя открыла мне глаза и новый мир, в котором я мог совмещать любовь к работе, собакам и к ней. Вечный цейтнот и нервотрепка судилищ оставались за спиной, пока мы шли, обнимая друг друга, смеялись, играя с собаками, вдыхали Москву и счастье.

— Ура, Анастасия Сергеевна! Добро пожаловать в «Фемиду»! — громко поприветствовал Настю в коридоре юный стажер.

— Спасибо, Костя.

Я не видел ее, но знал, что она склонила голову и мягко улыбнулась мальчишке. А еще я знал, что через минуту она найдет сюрприз в виде шампанского и цветов от меня.

Настя категорически запретила любые церемонии по поводу ее новой должности дома. Но ведь мы не дома сейчас.

Я напряг слух и уловил возглас удивления в соседнем кабинете. Пора.

— Добро пожаловать, Анастасия Сергеевна, — проговорил я, подперев косяк плечом.

— Ром, я же просила, — проговорила она, нахмурившись. — Пить я точно сейчас не буду. У меня клиент через пару минут.

— И не надо, — развел я руками. — Можно после.

— После можно было и дома.

— Дома ты запретила. К тому же начнется как обычно, Робу и Лари нужно быстрее гулять. Они же привыкли в одно время. Ешь быстрее, Рома, имей совесть. Собаки ждут.

— Ох, ладно. Тогда после, — согласилась она.

— Кто у тебя сейчас?

— Айза Казаева*. У нее сложности из-за переоформления салонов. В них вкладывал капитал бывший муж, который сейчас под следствием. Кажется, уже давно его дело длится. Агеев!

— Ого, — не сдержался я. — Тот самый Агеев?

— Наверно. Дело с БДСМ-клубом, а потом там еще тонна всего повылезало, вплоть до хищений в особо крупных на Сахалине.

— Нормально так ты дебютируешь.

Настя только беспечно махнула рукой.

— Я же не Агеева защищаю. Нужно просто покопаться и отделить финансовые зерна от плевел. Это не так сложно.

— Скучно. Но ты такое любишь, знаю. Мне остаться с тобой?

Последний вопрос был явно ошибкой.

— В качестве кого, прости? Моего бойфренда или наставника? Или того самого засранца, который вовремя накапал Ивану на мозг, что меня можно переманить от Авдеева. Ой, Ром, не делай такие глаза. Я тебя знаю, и в совпадения не верю.

— Не называй меня бойфрендом. Это как-то глупо звучит.

Настя засмеялась.

— Потрясающе, Роман Андреевич, вы в своем репертуаре. Никогда не оправдываетесь.

— За это ты меня и любишь.

Я сократил межу нами расстояние и быстро, но крепко поцеловал Настю. Отстранившись, я, конечно, увидел грозу во взгляде и готовность прочитать мне лекцию о субординации на работе. Она стала такой занудой. У кого только нахваталась?

— А я тебя люблю, Насть. Так люблю. Очень сильно.

Теперь при каждом удобном и не очень случае я говорил Насте, что люблю ее. Как прорвало.

Слава богу, от нотаций меня избавило появление клиентов. Колоритная парочка. Она яркая и уверенная в себе. Он молчаливый и серьезный.

Я кивнул даме и обменялся быстрым сильным рукопожатием с мужчиной.

Откуда я мог их знать? Ах, точно, наверно мелькали в деле об Агееве. Или?… Нет, я точно видел его раньше.

Думать об этом было некогда. Меня тоже ждали дела, встречи, клиенты. Я вернулся в офис чуть раньше шести. Народу почти не было, и я двинулся прямо в кабинет Насти.

— Привет. Ну как все прошло?

— Отлично. Спасибо, — нейтрально отозвалась она, хмуро глядя в экран монитора.

Потом сдавила переносицу пальцами и закрыла окна несколькими кликами мышки.

— Ладно, налей мне. Я чертовки нервничала, но, кажется, первый день прошел хорошо.

Я выдохнул.

— Спасибо, Господи, а то я уже подумал, что мою любимую женщину заменили роботом. Заметь, я не называю тебя герлфренд.

— А я была бы не против, — засмеялась она, крутанувшись в кресле.

Я открыл шампанское и подал ей бокал, сам прислонился к краю стола и произнес тост:

— За тебя, малышка. Добро пожаловать в «Фемиду». Ты этого достойна, как никто другой.

Настя звякнула своим бокалом об мой, и мы пригубили по глотку.

— Знаешь, этот Артур Казаев немного пугающий. Мне все время казалось, что я под следствием, а не адвокат его жены. Как глянет, кровь стынет в жилах, — сказала она.

А меня осенило.

— Артур Казаев! Ну, точно. Я же через Салманова его консультировал. Давно. Чуть ли не после универа. Вот откуда его знаю.

— А что было за дело? — заинтересовалась Настя.

— Не было никакого дела. Они прощупывали почву. Кстати, против того же Агеева. Но он в то время был в неприкосновенности, и нас бы моментально развернули. Им пришлось отступить. Очевидно, теперь у Казаева развязаны руки.

— Да, похоже, иногда справедливость все-таки торжествует.

— Почему ты думаешь, что правда на его стороне?

— Я чувствую, Ром. Это сложно объяснить. Мне приятно работать с такими людьми, как Казаевы.

— Знаю, малышка. Но будет всякое.

— Знаю, Ром. Да и уже было. Например, босс-сволочь, который заставлял меня снимать трусики прямо в офисе.

Я прищурился.

— Что за намеки, Анастасия Сергеевна? Вы так тонко меня соблазняете?

— Упаси бог, Роман Андреевич.

Вопреки своим словам, она встала с кресла, потянула меня за галстук, усаживая на свое место, а сама устроилась сверху.

— Похоже, тебе снова придется снять трусики, детка, — проговорил я хрипло, моментально заводясь.

— Не придётся, — хихикнула она, сразу становясь той самой несносной Настей Тихомировой, в которую я влюбился так крепко, отчаянно и навсегда. — На мне их нет, Роман Андреевич.

Это было последней каплей. У меня не осталось сил и терпения даже уточнить, как давно их на ней нет. Я просто задрал ее юбку, сжал бедра, чуть приподнимая мою хулиганку. Она тоже не теряла времени, расстегнула мои брюки и освободила уже готовый на подвиги член.

— Ты же запер дверь? — уточнила она, постанывая от удовольствия проникновения.

— Разумеется.

Мы начали медленно, но потом, конечно, взяли тот безумный темп, который всегда нравился нам обоим. Настя обнимала меня за плечи, а я едва сдерживался, потому что ее колено давило на ту самую коробочку у меня в кармане.

Я никак не мог отвлечься от этого. С языка рвались слова, но я целовал Настю и этим сдерживал одновременно ее громкие стоны и собственное нетерпение.

Перестав терзать мои губы, она прогнулась и запрокинула голову в немом крике удовольствия.

Большая ошибка. Я больше не мог молчать. Оргазм скрутил меня и разорвал на тысячу кусков. Как только я прозрел и увидел мою румяную, хмельную Настю, то выпалил:

— Выходи за меня!

— Что?

Кажется, Настя тут же протрезвела. Даже подскочила на мне. Разумеется, она запачкала нас обоих спермой. Нет, мы по-прежнему предохраняемся, просто иным способом, хотя тот запас клубничных презервативов теперь, наверное, никогда не кончится.

Было слишком рано для Насти заводить детей и уходить в декрет на пике карьеры. Но я уверен, что смогу ее уговорить однажды. Нельзя ведь все время думать о работе, так?

Настя уже где-то отыскала влажные салфетки, чтобы вытереть мои брюки и свою юбку. А я сидел и смеялся от идиотского счастья, которое дарила мне любовь к этой женщине.

— Ром, ты спятил? Какое замуж?

— Вот такое! — продолжал я хохотать, достав из кармана бархатную коробочку.

Пришлось забрать у нее пучок салфеток и вручить кольцо. На одно колено не встал. Так себе я бойфренд. Даже брюки не застегнул. Пришлось делать это, пока Настя открывала крышку.

— Ром, — всхлипнула она. — Так ты серьезно, что ли?

— Конечно, — кивнул я уверенно. — Прости, малыш, что так тупо, но… Чего ты ждала от человека, который признался в любви во время минета?

Настя рассмеялась сквозь слезы и снова повалила меня в кресло, чтобы расцеловать.

— Это — да? Я правильно понимаю?

— Да, да, да, — бормотала она мне в губы. — Ты такой придурошный, боже мой. Я так тебя люблю. Это лучший первый рабочий день в моей жизни.

Сомнительное утверждения. Лучшим был тот первый раз, когда она сидела на мне в моем кабинете, и я ласкал ее левой рукой. Или она тогда у меня еще не работала?…

Ладно, тогда тот день, когда она мыла меня и увлеклась. Ах, это уже был не первый? Тогда…

Впрочем, не важно. Главное, что теперь каждый день в моей жизни можно назвать самым счастливым, ведь она станет моей женой. А я уж точно перестану считаться бойфрендом.

Формулировки, что поделать. Для юриста это очень важно.

____________

*Айза Казаева — героиня книги Али Кьют. История Айзы и Артура Казаевых.

Конец