В магазине мне казалось, что у меня и сил-то ни на что не осталось, но прохладный душ сделал свое дело. Правда, после душа я столкнулась с другой проблемой.

Что носить в доме?

Среди вещей, которые доставили спустя час после нашего возвращения, таких не было, к тому же я не выжила из ума, чтобы готовить ужин в юбке-карандаш и белой рубашке, которых Роман Андреевич накупил мне целую дюжину.

А влезать снова в сарафан, который я носила второй день, после душа уж точно не хотелось. Как и постоянно щеголять в халате перед боссом.

Ладно, рано или поздно мне придется вернуться домой за остальными вещами. Как и поговорить с мамой. Не выйдет откладывать это навечно.

Натянув халат, я выглянула из своей спальни. Дверь в кабинет была приоткрыта, и я направилась туда. Роман Андреевич сидел за столом. Снова. С тем же сосредоточенным выражением лица, а еще он был в очках. Галстук со своей шеи он сорвал сам.

— Ты что-то хотела, Настя?

Пойманная за подглядыванием, я зашла в кабинет.

— Мне нужна домашняя одежда, Роман Андреевич. Можно одолжить у вас какую-нибудь ненужную футболку, например? Обещаю, что буду носить аккуратно и верну вам ее выстиранную и выглаженную.

Его глаза остановились на вырезе моего халата, и он кивнул.

— В глубине гардеробной. Можешь брать, что хочешь.

— Супер, спасибо.

Проникнув в святая святых, я не медлила, не заглядывалась на рубашки и не вдыхала туалетную воду. Пробралась к дальним полкам, где было настоящее буйство цвета. Пробежалась пальцами, задумчиво выбирая нужную.

Получается, когда-то у моего профессора было время, когда он носил что-то ярче темно-синих костюмов. Сейчас же настоящей анархией для него было не надеть галстук в тон брюкам. Что это? И почему такие переменны? Старость? Но Роман Андреевич прав, ему всего лишь тридцать. Тогда что? Неужели и у меня в тридцать в жизни не будет ничего, кроме работы?

Я выцепила из стопки самую яркую футболку, какую только смогла найти. Ярко-желтого канареечного цвета, вау. Когда-то Роман Андреевич был огонь. Длины было как раз достаточно, чтобы не сверкать трусиками. К тому же футболка была без рукавов.

Пять минут и свободное домашнее платье готово.

Вернулась на кухню как раз вовремя, чтобы встретить доставку из ресторана. Сам Роман Андреевич готовил редко, и понять его можно было. В холодильнике требовался минимум продуктов для завтрака и легкого перекуса. А времени у него и так едва на жизнь хватало, а если у него даже омлет нормальным получался не очень… Ну, он бы просто умер с голоду при таких нагрузках.

Приняла контейнеры из рук мальчика в форме, который меня уже узнал. Он с интересом глянул на мое «платье».

Ну, ладно, возможно, оно было короче, чем следовало бы. Но другую футболку я все равно вряд ли найду.

Я решила не есть на кухне, а внести какое-то разнообразие. Накрою ужин в столовой с панорамными окнами. Включила легкую музыку, достала красивую посуду и бокалы для вина. Белое.

На ужин была рыба, лапша-соба с овощами, салат. Все это из ресторанных контейнеров я переложила на блюда, как будто сама и готовила.

И помчалась за Роман Андреевичем.

Он все также работал. Хоть бы книжку, что ли, почитал, отвлекся. Столько книг в личной библиотеке, а когда он читал что-то более захватывающе, чем УК РФ?

Расправив короткий подол, я объявила:

— Все готово, идемте ужинать, Роман Андреевич!

Он едва скользнул по моему наряду взглядом. Даже обидно. Не отрываясь от телефона, прошел на кухню. Замер, как Траволта, оглядываясь по сторонам.

— Я накрыла в столовой, — подсказала я.

Он кивнул, ответил на еще один звонок по дороге в столовую. Сел за стол, взял вилку и принялся бездумно есть, отвечая и кивая невидимому собеседнику.

Мда. Как-то иначе я себе представляла этот ужин.

Хотя зря. Мы не семейная пара, чтобы за ужином мило трепаться ни о чем.

Налила сама себе вина, потому что Роман Андреевич покачал головой, накрывая ладонью свой бокал. Он не успел и слова сказать, стоило ему отложить телефон, как тот снова зазвонил.

Да его вообще когда-нибудь оставляют в покое?

Еда была вкусной, но ела я без аппетита. Смотрела на Исаева, который устало кивал или спорил с собеседниками, которым всем надо было срочно и прямо сейчас.

Потом я забрала тарелки, отнесла на кухню, вымыла и протерла, как он и просил меня еще вчера. Вернулась в столовую. Роман Андреевич клевал носом. Телефон лежал перед ним. На экране горячо жестикулировал какой-то мужчина.

— Это не правовой случай… — устало ответил Роман Андреевич.

Бодрый собеседник тут же шумно отреагировал на экране, завалив Исаева возмущением и предложениями.

У него, наверное, рабочий день не начинается в пять утра.

— Я не помню… — ответил Роман Андреевич на следующий вопрос. — Можно поднять архивные дела, но тогда мы провозимся до Пасхи.

— А быстрее? — тут же всполошился мужчина.

— А быстрее только кошки родятся, — громко ответила я.

Роман Андреевич аж проснулся.

Я нависла над его плечом так, чтобы собеседник увидел меня в камере.

— Добрый вечер, — улыбнулась я. — Меня зовут Настя, и рабочий день моего босса окончился час тому назад. Сейчас Роман Андреевич больше не может с вами говорить, поэтому я прошу вас набрать его завтра в чуть более урочное время. Спасибо. И спокойной ночи.

И нажала на «отбой».

— Это… Что сейчас было? — спросил Исаев в тишине.

— Это у меня закончилось терпение. Вы же себя не щадите! У вас глаза закрываются, вы прямо тут отрубитесь, если сейчас же не отправитесь в кровать.

Роман Андреевич с удивлением повернулся и во все глаза посмотрел на меня.

Ну вернее, на мое «платье». Заметил-таки.

— Ох, Настя… — прошептал он, и от этого шепота по телу разлилась истома. — Что же мне с тобой делать? Так ведь нельзя… Просто врываться сюда вот так…

Ах, он про то, что я важный вызов отрубила? Бедный. У него даже сил наорать на меня больше нет.

— Идемте, я проведу вас в спальню.

— Ох, черт.

— Рука болит? Вы таблетки выпили?

— Да, выпил, выпил, — отмахнулся он. — Не рука, Настя. Не рука.

Что-то в его тоне заставило меня прикусить язык и не спрашивать, что же другое у него болит. Я просто поплелась следом за ним в спальню.

Роман Андреевич замер посреди коридора.

— А дело Штайнберга мы сегодня рассмотрели? — вдруг спросил он.

— Да, и даже разослали извещения в суд.

— Ага, это хорошо. Спасибо. Я бы не успел сам.

Ну точно, совсем плох. Раз он и благодарить меня начал!

Он включил в спальне ночник, стал срывать одной рукой пуговицы, пока я не перехватила его левую руку.

— Я здесь, — тихо ответила я. — Для этого вы меня и наняли.

Он закрыл глаза и сглотнул.

— Точно, — хрипло отозвался он. — Только для этого.

— Только, — подтвердила я, быстро расправившись с пуговицами и принимаясь за запонки. — Не заводите свою шарманку про трусики и юбки, я все помню.

— Это хорошо, — повторил он, снова глядя только на желтую футболку на мне.

Может быть, какие-то воспоминания? Не знаю.

— Спасибо за футболку, — прошептала я, пряча запонки в коробочку.

Мой профессор так и стоял в расстегнутой рубашке, в каком-то шаге от постели. Наверное, ждет, чтобы я помогла ему снять ее, не задев при этом больную руку.

— Чешется? — почти ласково спросила я.

Он уставился на меня квадратными глазами.

— Рука, — неуверенно сказала я, стушевавшись под его взглядом. — Я про вашу руку. Просто знаю, что в гипсе, что в ортезе, пока рука заживает, кожа ужасно чешется.

Роман Андреевич облизал пересохшие губы и кивнул.

— Еще как чешется, — тихо ответил он.

Какой же он странный, когда устанет. Ну нельзя же так выматываться.

Я раскатала рукав рубашки. Помогла снять рубашку с плеч и скинула ее в бельевую корзину в гардеробной. Раз в два дня рубашки и костюмы нужно отвозить в особенную химчистку. Их визитка тоже нашлась в пухлой визитнице. И, судя по количеству рубашек в корзине, именно этим завтра и нужно заняться.

Когда я вышла из гардеробной, Роман Андреевич уже сражался с ремнем.

— Настя… — выдохнул он.

— Давайте все-таки помогу, — перехватила я его руку.

Взялась за темный гладкий ремень, стараясь не рассматривать подтянутый живот с теми самыми боковыми мышцами, которые лишили меня способности думать еще в бассейне. Не опускать глаза ниже, выискивая разные выпуклости и не думать глупости.

— Настя?

Я медленно подняла взгляд, скользнув по груди, крепко стиснутой челюсти. Встретилась с темным непроницаемым взглядом. В этот момент тишина в квартире стала такой же густой, как горячая карамель.

— Да? — хрипло отозвалась я.

— Мне нужна твоя помощь в душе.