«Мне нужна твоя помощь в душе».
Он правда это сказал? А что он имел в виду?
А если я опять все не так поняла, как тогда с брюками, которые надо было снять с вешалки, а не с него самого?
Сон с меня слетел в тот же миг.
— Что? — спросила я.
Сейчас он нахмурится, наорет на меня или выгонит. Ведь так он и поступил сегодня утром, когда должен был надеть штаны, верно?
— Мне нужно, чтобы ты помогла мне— снова повторил Роман Андреевич. Он поднял руку в ортезе и продолжил: — Хотя в инструкции написано, что его можно использовать в душе, это все равно ни черта неудобно. Он потом очень долго сохнет. И до спины я не могу достать с того самого дня, как ты меня покалечила. А волосы? Пробовала их мыть одной рукой?
Звучало разумно. С одной стороны.
— Но как вы это себе представляете?
— Останешься в одежде.
— Точно, — отозвалась я. — И как я только не догадалась. А вы?
— Разумеется, я разденусь. Кто принимает душ в одежде?
Ну, например, я?
Не оставив мне шанса отказаться или поспорить, Роман Андреевич прошел в ванную комнату. Я последовала за ним, как привязанная, хотя не собиралась и не хотела потакать его причудам.
Или хотела?
— Ого, — не сдержалась я при виде хозяйской ванны. — А у меня такой нет!
Ванна просто поражала. Она стояла на четырех лапах, посреди помещения, на возвышении, в котором виднелись стоки для лишней воды. Кран был медным, начищенным до блеска.
Утопленная в мраморе раковина с зеркалом во всю стену были справа, а слева в нише имелся и просторный душ.
Роман Андреевич хмыкнул.
— Я пока наберу ванну. Принести, пожалуйста, вон тот пузырек с верхней полки.
Я потянулась к встроенному шкафчику, нашла розовый пузырек.
— Да ладно, у вас и пена для ванн есть? — удивилась я.
— Так уж вышло, я налью воду. А ты пока принеси шампунь из душевой. Мне еще нужно раздеться.
Роман Андреевич капнул пену в воду, и та быстро стала расти, благоухая розами. Странно все-таки. Откуда здесь такая розовая девчачья пена?
Я отправилась в душевую. И вроде бы приказала глазам закрыться, чтобы не видеть, как Исаев снимает брюки вместе с бельем, но кое-что рассмотреть успела. И не покраснела даже, почти не смутилась.
Меня портит эта должность. Или этот мужчина.
Зазевавшись, я поняла, что Исаев тоже застукал меня за разглядыванием. Кашлянула и сказала:
— Просто убедитесь, что у вас там… Пена достаточно густая.
— Ты думаешь возвращаться или так и будем до утра разговаривать?
Я подхватила две баночки и направилась к нему. Поднялась на возвышение, поставила баночки на край и встала — руки в боки, взгляд зачем-то сканирует пену.
Где же ты, где, одноглазый перископ?
Роман Андреевич закатил глаза.
— Настя, пожалуйста, я очень устал. Просто помоги мне с мытьем головы.
Ладно. Никакого дайвинга сегодня. Только деловые отношения.
Присела на край кипенно-белой ванны, выдавила на ладонь белый шампунь с легкой нотой мяты. Роман Андреевич предварительно уже намочил голову, и теперь, стиснув челюсть, смотрел в пространство перед собой. Деловые отношения, напомнила я себе, ничего больше.
Коснулась его волос, вспенив в ладонях шампунь. Не удержалась, запустила пальцы глубже в локоны, нежно помассировала кожу головы.
— Ох… — едва слышно выдохнул Роман Андреевич.
От его стона волоски на руках встали дыбом, а вдоль позвоночника промчались мурашки. Он прикрыл глаза, откидываясь немного назад и полностью доверяясь мне.
Не смогла сдержать улыбки, глядя на то, как он наконец-то расслабился. Всегда серьезный, хмурый, затянутый на все пуговицы и с галстуком, сейчас в ванне, с голыми плечами и легкой, едва уловимой улыбкой на губах мой профессор был совсем другим человеком. Таким я его никогда не знала. Не видела.
Глядя на него сейчас, было несложно представить его студентом, каким он наверняка был до своей головокружительной карьеры. Веселого, острого на язык, жутко умного.
Интересно, у него было много девушек в университете? Бросал он их, меняя как перчатки, или искал ту самую, одну-единственную?
Пальцы само собой скользнули ниже, к затылку, а оттуда к шее и плечам. Как и следовало ожидать, Роман Андреевич мигом напрягся, а его мышцы под моими пальцами на ощупь стали тверже стали.
— Настя…
— Вы слишком напряжены, — ответила я тихо. — Расслабьтесь.
Я скользнула пальцами по влажным плечам к шее, размяла, как следует, глядя на то, как под пальцами розовеет кожа.
Взяла мочалку со специальной подставки, стала водить по широкой спине, распределяя душистую пену, стараясь не заводиться от желания прижаться, поцеловать, измазаться вместе с ним в мыле.
Роман Андреевич сидел с закрытыми глазами, его губы были слегка приоткрыты. Дышал он часто и поверхностно.
— Сильнее, Насть. Пожалуйста, — хрипло проговорил он.
Я прибавила напор, стараясь вымыть его тщательно, чтобы не лезть с ним в душ снова завтра, например. Это ведь не станет моей обязанностью? Не сказать, что бы я против, но испытание для выдержки то еще.
— Левое плечо, пожалуйста…
Я переместилась к нему. Обвела мочалкой твердое округлое плечо, прорисовала мышцы, в которые так хотелось впиться ногтями.
Разжала пальцы, выпуская мочалку. И действительно скользнула по его телу ладонями, наслаждаясь каменными мышцами, широкими мужскими плечами.
Нагнулась ниже, растирая мыльную пену по его груди. Пусть он и не просил мыть его целиком, я уже не могла остановиться.
— Настя… — проговорил Исаев и резко повернулся ко мне лицом.
Мои руки уже жили своей жизнью, намыливая грудь по кругу, пока я зачарованно смотрела в глаза моего профессора-босса. Наверное, это очень опасно, находиться вот так вдвоем, когда между нами искрит сильнейшее напряжение.
Рано или поздно кого-нибудь замкнет.
Или обоих. А еще и в воде…
Я ждала издевок, обвинений и даже хамства, но Исаев лишь смотрел на меня, потемневшими глазами, чуть прищурившись.
— Настя, — повторил он.
Я продолжала смотреть на него и мыть одновременно. Моя рука опустилась ниже, прошлась по груди, к животу под водой. Скользнула по идеальной V на его животе, словно по шрифту Брайля, прямо туда, куда указывала стрелка.
Прежде, чем я поняла, что делаю, его член уже оказался в моей руке. Я провела пальцами, наслаждаясь пульсирующим жаром, проклиная пену за то, что она скрывает то, что я так хочу увидеть. Пришлось изучить руками. Даже на ощупь он был великолепен: крепкий, ровный, с бархатной головкой.
От прикосновения большого пальца к ней Исаева словно подбросило в воздух. Он вздрогнул всем телом. Его глаза стали темными, непроницаемыми.
Казалось, сейчас он отшвырнет меня от себя.
Но в тот же миг он атаковал мои губы. Утопил пальцы левой руки в моих волосах, притягивая ближе, вынуждая балансировать на краю ванны.
Его язык прошелся по моей нижней губе, и я, словно получив разрешение, сжала его член сильнее. Провела пальцами, наслаждаясь его размерами. Природа его явно не обделила.
Исаев простонал. Низко и глухо прямо мне в рот, словно пытался сдержать этот звук, но не смог.
Понимание, что сейчас он весь в моей власти, не в силах сопротивляться, окрыляло. Я стала двигать рукой, снова и снова заставляя его издавать этот волшебный стон, от которого вибрировало и пело все мое тело.
Вместо того чтобы наорать, оттолкнуть, возмутиться, он стал целовать меня, яростно и жестко. Совсем не так, как в офисе. Тогда он изучал мой вкус, смаковал мои губы, сейчас Исаев был напорист и неистов. Но мне так нравилось даже больше.
Я вжималась в его плечо, мечтая о том, чтобы потереться напряженными сосками о его грудь, и продолжала двигать рукой, чуть оттягивая и замирая иногда, а потом, снова ускоряясь, чтобы замедлиться и провести большим пальцем по головке.
Мне нравилось, как сбивалось его дыхание, когда я проводила по бороздке в центре пальцем, как он отвечал бедрами, стоило мне замедлить темп. Как его дыхание становилось глубже, а грудь вздымалась сильнее.
Наверное, я смогла бы сделать это ртом. Похоже, в этом не было ничего сложного. Или отвратительного. Мне нравилась мужская уязвимость в этот миг, нравилась собственная власть над тем, кто сам всегда предпочитал быть властным, суровым, холодным.
О нет. Кое-что у него было очень даже мягким и горячим.
Мне нравилась рука Исаева в моих волосах. Как он безумно сладко тянул на себя пряди, но сейчас острее я нуждалась в его пальцах ниже, в моих мокрых насквозь трусиках. Все мое тело трепетало от сладкой истомы напряжения.
— Настя… — простонал он.
Не договорил, захлебнувшись словами, воздухом и стонами. Я ощутила, как член в моей руке дернулся и словно еще немного увеличился в размерах, и после мне в ладонь выстрелила горячая сперма.
Роман Андреевич, прикрыв глаза, откинулся на бортик.
А я, тяжело дыша, неловко вытащила руки из воды. И тогда же меня с размаху вышвырнуло обратно в реальность.
Господи, что я только что наделала?!
Наверное, поздно было строить из себя недотрогу, но я все равно дернулась всем телом, когда его рука скользнула от моего затылка по плечу на бедро. Желтая футболка на мне намокла и бесстыже задралась. Черт возьми, я ведь тоже стонала и ноги раздвигала перед ним.
Боже! Ну вот не мог, что ли, в плавках ванну принять, раз такое дело?
Я вскочила на ноги, и в этот же момент Роман Андреевич поднялся из ванны следом. Эдакая Афродита в мужском варианте. Ни с чем не спутаешь.
Ничего не могла с собой сделать. Мои глаза снова опустились ниже, по поджарому животу с хлопьями розовой пены, на крепкие ноги, расставленные в стороны для устойчивости.
Большая ошибка. Разумеется, я тот час же увидела его член, все еще напряжённый и готовый. Красивый, черт подери. Все-таки красивый.
Это все он виноват. Разумеется! Кто ж еще? Ведь Роман Андреевич ясно дал понять, что не собирается лезть ко мне под юбку! А этот… живет своей жизнью отдельно от хозяина.
— Настя…
Я затрясла головой, пятясь к выходу.
— Вы уж как-нибудь сами… Сами, Роман Андреевич.
Он попытался вылезти из ванны, но, знаете, даже людям с двумя целыми руками это удается с меньшим изяществом. Что уж говорить о том, когда у тебя одна рука травмирована.
Он все-таки перемахнул через бортик, но…
— Осторожно, мочалка!
Мочалку-то он и не заметил.
В этот момент перед глазами промелькнула вся жизнь. Особенно страшно стало из-за осознания, каким чокнутым Исаев станет, если сейчас сломает еще и вторую руку, а мне придется остаться рядом с ним еще на один месяц.
Ради этого я бросилась к нему, чтобы успеть предотвратить еще одно падение.
И, разумеется, ничего лучше не придумала, как схватить его за больную руку.
Снова.
Он устоял, но отшатнулся от меня, как от прокаженной, как только на него обрушилась вся боль от этого резкого прикосновения. Черт. Черт.
Черт!
— Простите, — начала я в миллионный раз извиняться.
— С глаз моих уйди, Тихомирова, — пробормотал он, жмурясь от боли.
— Но…
— Немедленно! — рявкнул он, и я вылетела из душевой, как комета.
___________
Цветы от австралийских пожарных всем, кто дождался горячей проды:))
В приложении, бывает, не видно, увы.