Лондон, 1935 год. Дьявольская Трель

– Марк, бездельник! Опять спишь на работе! Уволю! Широкая ладонь редактора с грохотом опустилась на его стол. От неожиданности Марк подпрыгнул вместе со стулом и новеньким «Ундервудом». На пол посыпались карандаши и скрепки.– Вовсе я не сплю… – не поднимая на шефа глаз, буркнул он. Привел в порядок заспанное лицо. Так сладко спал, что пускал слюни. Снились шоколадные трюфели, которыми вчера объедался в кондитерской швейцарца Бенедикта. Придвинув к себе бумаги, посмотрел на начальство взглядом доброго щеночка: – Так, задумался немного… над статьей… – солгал он.– Ага, шеф! Вы не переживайте, что наш мальчик перепутал Музу с Феей сна… – раздался за спиной ехидный смешок, – он спит, а его левая рука сама пишет, пишет…«Проклятый Лепрекон!» – Марк сердито глянул через плечо. Там, развалившись на стуле, задрав ноги на угол стола, на него скалил свои желтые прокуренные зубы Питер О’Греди. С огненно-рыжими патлами и шкиперской бородкой, мусоля во рту чубук пеньковой трубки, он смотрел на них с шефом бесстыжими глазами мартовского кота.Фотокор от бога и совершенно несносная личность в человеческом аспекте. Взрослый мужик, он вел себя как двенадцатилетний пацан. Обожал розыгрыши и, делая разные мелкие пакости, уверял всех, что это ужасно весело. В редакции его по фамилии даже не звали – «Питер Пэн», и все. «Наверняка уверен, что и летать умеет…» – подумал с неприязнью Марк, отворачиваясь.Какое-то странное напряжение возникло между ними сразу. Словно он уже что-то задолжал О’Греди, тот стал задирать его с первой или, может быть, пятой минуты, стоило Марку появиться в редакции. Шуточки Питера, раз от раза все более соленые и злые, он терпел довольно долго, но однажды сорвался. И сам не понял, откуда взялась та дикая злоба, с которой, метнувшись к О’Греди, схватил того за горло. Пальцы сами сжали адамово яблоко Питера.– Разинешь пасть в мою сторону… еще хоть раз… – Марк произнес весомо, уставившись на него зрачки в зрачки, – удавлю!И увидел, как по зеленой, с нахальными рыжими крапинами, радужке глаз О’Греди растекается страх. Неподдельный, животный страх. Устыдившись внезапной вспышки собственного и такого яростного гнева, он выпустил горло Питера так же резко, как схватил, и торопливо зашагал прочь. По коридору. К лифту. На улицу.Ехал в омнибусе, вспоминал побледневшее лицо фотокора, и уголки губ подергивались в кривой усмешке. Извиняться не стал. Впрочем, Питер и не обиделся, правда, язык на время прикусил. Но воздерживаться от зубоскальства этот «лепрекон» долго не смог. Вот и сейчас подшучивал над Марком, но вполне безобидно. Не забывал держать дистанцию.

Ладонь шефа вновь опустилась на стол Марка, пришлепнув небольшой квадрат плотной веленевой бумаги с золотыми вензелями. – Что это?– Приглашение на благотворительный бал в посольство! Фрак, надеюсь, ты не успел сдать обратно в прокат?– Нет…– Вот и отлично! Поезжай домой, приведи себя в порядок, и чтоб завтра у меня на столе лежало интервью с послом! Настоящее! А не та размокшая «овсянка», что ты принес мне в прошлый раз.– Но почему я? Почему опять, я? – возмутился Марк. – Я уже беседовал с ним… И что?! Да у этого тевтонца такое лицо… Можно подумать, он один знает, где зарыты сокровища Нибелунгов! Пытай – не скажет!Он сердито сунул недописанную статью в портфель. Сдернул пиджак со спинки стула.– Вот и допросишь с пристрастием, где именно он их зарыл! – хохотнул густым баритоном главный редактор, направляясь к себе в кабинет.«Он ведь это не серьезно, а…» – уставился Марк в широкую спину шефа.– Пошлите вон О’Греди! Он вам вмиг слетает… Питер Пэн! – и поискал глазами куда-то уже незаметно испарившегося фотокора.Взявшись за ручку двери, редактор обернулся.– Извини Марк, но «полетишь» ты! Приглашение на твое имя. А мне важно знать все о его политических амбициях и особенно важно мнение посла о том, что творится в его чертовой стране! – шеф с грохотом захлопнул за собой дверь, поставив жирную точку в их разговоре.Марк вышел в коридор. О’Греди и еще несколько журналистов дымили в углу. Все весело лыбились в его сторону.– Эй, Марк, будь на балу паинькой! Смотри, не ударь там в грязь лицом! Британия надеется на тебя, сынок! – попыхивая трубкой, напутствовал его Питер под одобрительные смешки остальных. – Да не забудь почистить зубы! Вдруг посол захочет выпить с тобой на брудершафт?! О, готы! Очень они уважают это дело – целоваться!– Да пошли вы… – огрызнулся Марк, проходя мимо смеющихся коллег.В спину ему донеслось деланное возмущение Питера.– Да что вы ржете, парни! Я сам был тому свидетелем! У меня и доказательства имеются! Вот пленку проявлю – увидите, как посол балериной порхает вокруг нашего мальчика! Я вам серьезно говорю! Только Марк спросил у посла, с какой целью тот прибыл в Лондон, немца бац – столбняк и хватил!По коридору разнесся жизнерадостный гогот. «Козлы…» – поморщился Марк, нажимая кнопку лифта.На улице он некоторое время раздумывал: поехать ли сразу домой или зайти сначала в кофейню напротив – заесть свою досаду. Выбрал последнее. Занял столик у окна, заказал полдюжины пирожных с заварным кремом, две чашки какао и вишневый мусс с шапкой взбитых сливок. Отправил в рот засахаренную вишенку и, повертев креманку с муссом, решая, с какого боку приступить к еде, задумался. Его первое политическое интервью, в самом деле, потерпело полное фиаско…

Мало того, что немец не ответил ни на один заданный ему вопрос, так еще сам (с безупречным кембриджским произношением) забросал Марка вопросами. Откуда он родом? В каком месяце родился? Не замечал ли за собой ничего странного? Например, желание укусить кого-нибудь. Любит ли сладкое и как ему спится по ночам? При этом тщательно, бисерным почерком, заносил ответы в свою записную книжечку. Затем, вежливо извинившись, отлучился в соседнюю комнату. За неплотно прикрытой дверью он слышал, как посол отрывисто (словно лает) по-немецки разговаривал с кем-то по телефону. И естественно, ни слова не понял из его речи. Потому что, как любой провинциальный «кокни», считал ниже своего достоинства изучать другие языки. Половина мира говорила на английском – почему бы и остальной половине не сделать то же самое.Покосившись на О’Греди, развалившегося в кресле в ожидании, когда ему разрешат фотографировать, заметил, что тот смотрит на него, растянув губы в нагловато-снисходительной усмешке, придававшей лицу Питера черты демона-искусителя. «Наверное, часами перед зеркалом тренируется…» – подумал Марк язвительно, понимая, что поддержки от этого остряка не дождется.Вернувшись, посол попросил подождать с интервью буквально пару минут, взял Питера под руку и принялся обсуждать с фотокором ракурсы съемок. Кажется, он в этом неплохо разбирался. Кончилось тем, что, увлеченно беседуя, они оставили Марка в комнате одного. Ждать пришлось долго. Посол вернулся уже один. Извинившись за непредвиденную задержку, пообещал дать интервью как-нибудь в другой раз и сославшись на дела, вызвал секретаря проводить гостя.Аккуратный, прилизанный, в отлично сидевшем на нем костюме, молодой человек бросил на Марка заинтересованный взгляд и жестом пригласил следовать за собой. На улице, предупредительно распахнув перед ним дверцу посольского мерседеса, спросил, где он живет. Куда его отвезти? А он не понял, ему только показалось или действительно в глазах секретаря мелькнул злобный огонек? Выражение лица молодого человека оставалось все таким же приветливым и милым, почему же тогда взгляд такой, будто Марк и ему задолжал что-то? Заупрямившись, он сказал, что возьмет кэб.Как видно, такой ответ секретаря не устроил. Без лишних слов и телодвижений, оказавшись на удивление сильным для своей худощавой фигуры, тот толкнул его на заднее сиденье автомобиля, захлопнул дверцу, сел за руль и, повернувшись назад, к обалдевшему от неожиданности Марку, спросил, переходя на грубоватое «ты»:– Ну, и куда же тебя отвезти?Понимая, что выбора у него не осталось, Марк назвал адрес, желая поскорее избавиться от чудаковатого парня с его слишком навязчивой заботой. Автомобиль с пафосной медлительностью покинул респектабельно-чопорный Кенсингтон и направился в сторону Кемден-Таун. Возле пансиона, в котором он снимал меблированные комнаты, фразой «сиди, открою!» предупредив поспешность его действий, помощник посла вышел из машины, с поклоном распахнул перед Марком дверцу, пожелал удачи (а она тебе понадобится! – усмехнулся криво) и уехал.Поднимаясь к себе наверх, он не знал, что и подумать о такой странной манере поведения. «Не слишком ли искаженное представление о гостеприимстве? Все-таки загадочный народ – эти немцы…» – решил в конце концов Марк.

– Что-то не так, сэр? Участливый голос официантки вывел его из задумчивости. Обнаружив себя сидящим с надкусанным эклером в руке (растаявшая глазурь перепачкала все пальцы), Марк сердито глянул на девушку. Его красноречивый взгляд – «Больше всех надо, да?» – заставил официантку обиженно поджать губы и отойти от столика. «Я что, выгляжу настолько беспомощным?» – раздраженно подумал он, засовывая пирожное в рот. Быстро расправившись с остальным десертом, расплатился и вышел на улицу. Поймав кэб, поехал домой.В квартире, разбросав вещи во все стороны, плюхнулся на стул, опасно заскрипевший от вредной журналистской привычки раскачиваться на этих предметах мебели. Повертел в руках приглашение. Почему-то у него было неясное ощущение, что идти на бал в посольство не стоит. Не лучше ли заказать на дом печенье от «Valerie», принять душ и завалиться спать. Или сесть за стол и попробовать написать следующие несколько строк в начатом недавно детективном романе о душевнобольном ублюдке, убивающем молоденьких девушек.Он глянул на лист, торчащий из пишущей машинки. Там можно было прочесть: «Дьявольская Трель» – название романа – и одно единственное предложение: «”Приют Купидона” было написано на неоновой вывеске мотеля около автострады…»Швырнув приглашение на стол и продолжая раскачиваться на стуле, потянулся гибким, поджарым телом. Любитель объедаться на ночь венскими вафлями хозяйки пансиона, ложившийся поздно и встававший по утрам с большим трудом, Марк не занимался спортом. Лентяй, даже в боксерский клуб на соседней улице изредка ходил лишь за тем, чтобы выплеснуть накопившуюся в нем агрессию, и только. Но на фигуре такой образ жизни пока не сказывался. Спасала профессия, на месте сидеть не приходилось: журналиста кормили ноги.Свалившись со стула от раздавшегося неожиданно звонка, бросился к телефону.– Так ты до сих пор дома, бездельник! – услышал Марк в трубке громогласный баритон редактора.– Ничего подобного, я практически уже на балу! Ловлю такси! – заверил он начальство, невольно вытянувшись в струнку.– Свежо предание, но верится с трудом! – рассмеялся шеф. – Ладно, не забудь принять душ и надеть фрак! Пришлю посыльного с бутоньеркой!В трубке раздались короткие гудки. «Черт, он что, шпионит за мной каким-то образом…» – оглядевшись по сторонам, Марк задернул на окне штору, так, на всякий случай. Впрочем, не особенно удивившись проницательности своего начальника…

Закончив школу, он купил билет до Лондона в один конец и, ничего не сказав родителям, сбежал из дома. Сойдя с поезда, оставив вещи в камере хранения на вокзале, просто шатался по городу, любуясь достопримечательностями столицы. Впечатлившись красным двухэтажным автобусом, разинув рот, шагнул вперед и чуть не угодил под колеса другого омнибуса. Испуганно шарахнулся назад, на тротуар. Запнувшись за что-то, потерял равновесие и влетел головой в живот идущему навстречу прохожему. Охнув, тот отфутболил его наметившимся плотным брюшком, и Марк стал падать в лужу. И упал бы, если бы шеф не схватил его за рукав. Удержав, похлопал по плечам. Спросил добродушно:– Вижу, первый день в Лондоне! Что ты делаешь на Флит-стрит? Ищешь работу?Потративший последние деньги на сэндвичи, задуматься о том, что будет делать дальше, оставшись один в незнакомом городе, разумеется, Марк не успел.– Понятно. Родных у тебя здесь нет. Могу предположить, что и жилья тоже! – заметил на его молчание будущий работодатель. – Тысяча чертей! Ну что прикажете делать с этими глупыми мальчишками?! Родители хоть знают, где ты?– Нет, – чистосердечно признался Марк.– Хорошо, идем со мной.Шеф развернул его за плечи и подтолкнул к широким ступеням, ведущим к массивным, сверкающим стеклом, дверям. Из них то и дело кто-то выходил и входил. Марк в недоумении уставился на позолоченную вывеску над входом в святая святых – издательский дом «Glen Field & Co», обернулся назад, еще не веря.– Надеюсь, работа курьера тебя устроит? – широкая ладонь шефа хлопнула его между лопаток и, пролетев сквозь двери, он очутился в торжественно-величавом холле здания.Вечером шеф позвал его к себе в кабинет. Положил перед ним ключи.– Квартирка маленькая, конечно, и в ней давно никто не жил… Но, думаю, привередничать ты не станешь? – спросил он.Рассыпавшись в благодарностях, Марк схватил ключи со стола.– Плату за жилье буду вычитать из твоего жалованья! – остудило его радость начальство. – Ну, беги. Завтра чтоб в полвосьмого уже был здесь! И не рассчитывай, что сможешь бить баклуши! – отпустил его шеф.Курьером Марк проработал полгода. Как-то шеф протянул ему статью, попросил прочитать и написать своими словами, что он об этом думает.– Сыровато… сыровато… – похвалил довольно сдержанно, потом широко улыбнулся. – Что ж, мой мальчик… начнем шлифовку неограненного алмаза твоего таланта! – воскликнул он, торжественно прихлопнув ладонью листы с написанной Марком коротенькой статьей.Под руководством шефа он быстро освоился в журналистике, очень скоро став «неудобным» журналистом. Расследуя преступления не хуже Шерлока Холмса, писал хлесткие, жесткие статьи. Выбрав для себя криминалистику, бизнесом и политикой не интересовался, поэтому задание редактора взять интервью у нового германского посла воспринял без особого энтузиазма…Вспомнив свой недавний провал, Марк снова недовольно нахмурился. И тут почувствовал голод. Тот самый неприятный голод. Соорудив на скорую руку пару сэндвичей с джемом, жуя на ходу, отправился в ванную.Голод… тот самый. Конечно, он не верил, что в одно прекрасное утро вдруг обрастет шерстью, отрастит клыки и набросится на родных, но отчасти это тоже повлияло на его решение сбежать из дома.А началось все, когда ему исполнилось двенадцать. Сначала на него наваливалась непонятная тоска, делая все вокруг совершенно безрадостным. Мир терял все свои краски, а следом начинала мучить жажда. До зубовного скрежета и обильного слюноотделения он мечтал о куске сырого мяса, еще парном, сочащемся теплой кровью.По утрам, разглядывая свое отражение в зеркале, боялся обнаружить у себя признаки ликантропии. Но, слава богу, оборотнем не стал, шерстью не оброс, хвостом не обзавелся, а с неприятным чувством голода справился, объевшись однажды маминых тыквенных кексиков. Оказалось, «тот самый» голод пропадал, стоило заесть его чем-нибудь сладким…Услышав какой-то подозрительный шум, Марк выключил воду и выглянул из ванной. В маленькой гостиной все было по-прежнему. Вещи, как обычно, валялись на своих местах. Замотав бедра полотенцем, он прошел в крохотную спальню. Здесь тоже никого не было. Только распахнулось окно. Высунувшись наружу, внимательно оглядел улицу, протекавшие под самым домом воды канала Риджентс, потом вернул на место оконную створку и защелкнул шпингалет. Но неприятное ощущение сверлящего затылок взгляда осталось.В дверь настойчиво постучали. Вихрастый, конопатый мальчишка-посыльный со своим «здрасьте» отдал ему небольшую коробочку и протянул руку ладонью вверх. «За чаевыми…» – догадавшись, Марк машинально полез в карман за кошельком, но в полотенце карманы отсутствовали. Мальчишка от души посмеялся над бестолковым дяденькой.