Никто не знает, откуда приходит любовь и какую цену она заставит тебя заплатить за минуты, дни или годы счастья. Никто не знает, как долго она будет с тобой и что возьмет у тебя, уходя. Может, ты сможешь склеить осколки своего разбитого сердца и начнешь жить заново, а может стоит разбить стекло и сделать шаг навстречу пустоте… Влюбившись, мы становимся беззащитными перед теми, в кого влюблены. Но никто не знает, куда надо свернуть, выходя из дома, чтобы не столкнуться с любовью.

Бал в посольстве был в самом разгаре. Музыка, свет, смех, толкотня, когда все сливается и никому нет до тебя никакого дела. Так чтó заставило дрогнуть сердце? Почему он заметил ее, не увидев даже лица? Девушку в дорогом, но элегантно-простом платье под руку с грузноватым, пожилым мужчиной. Тяжелый узел русых волос на затылке заколот ажурным испанским гребнем. Нитка жемчуга на шее, тонкая фигурка, стройные ножки, обутые в изящные лодочки.

Девушка чуть повернула голову, и единственно для него остановившееся время превратило все звуки в отдаленный гул. Толпа раздвинулась, обозначив пространство, в котором шествовала она. А он уже стоял в этом круге. Круге обреченных на любовь…

Марк шел к ней на ватных ногах, бесконечно долго, так ему показалось, а когда дошел, то, утратив вдруг плавное течение речи, с трудом ворочая косным языком, пригласил на танец и замер, позабыв дышать. В ожидании неминуемого отказа. Эльза подняла на него огромные темные глаза косули, ободряюще улыбнулась и протянула руку, принимая его приглашение. Не веря своему счастью, он бережно сжал ее пальчики в своей ладони, обнял девушку за талию; они сделали несколько шагов, чтобы попасть в такт и закружились под звуки венского вальса. И продолжали кружиться, когда музыка уже закончилась. Заметив, рассмеялись и выбежали на балкон. Лестница вела с него в освещенный фонарями ухоженный парк. Там стояли качели.Уместившись на сиденье вдвоем, весело дрыгали ногами, раскачиваясь на качелях. Взлетая вверх и падая вниз, Марк вдыхал аромат ее волос, сладкий и одновременно горький до слез, какой-то странный, исходящий только от нее запах. Видел выбившийся из прически, словно бы живущий своей жизнью, завиток на шее Эльзы.Безумно хотелось прикоснуться к нему, разгладить пальцами. Все это почему-то делало его по-глупому счастливым. Без борьбы сдавшись чувству, захватившему его целиком, чувствовал, как бунтует тело оттого, что она слишком близко, и от этого так пьяно кружилась голова.Прощаясь, Эльза пригласила его на следующий день сопровождать их с тетушкой на очередной благотворительный обед. Его лицо радостно вспыхнуло, и она не удержалась, чмокнула Марка в щечку. «Совсем как потерявшийся щенок…» – подумала девушка, садясь к отцу в машину. Бал в посольстве закончился, они возвращались в отель «Ritz» в Сент-Джеймс.Мысли о новом знакомом и там не оставляли ее. В своем кругу, среди знакомых отца, ей пока не встречался еще человек с такой светлой душой. Но сердце Эльзы, скупое и жадное, привыкшее только брать, не умело любить. Засыпая, она решила, что будет славно поиграть с этим пушистым, неуклюжим и таким доверчивым щенком. Потом вернуться домой, в Баварию, бросив его здесь, в Лондоне. Некоторое время они будут переписываться, но постепенно переписка заглохнет и все забудется само собой.

– Простите, сэр! – извинился он перед молодым мужчиной, с которым нечаянно столкнулся в дверях кондитерской. Джентльмен, а это был настоящий джентльмен, если судить по его внешнему виду, минуту смотрел на Марка с недовольной миной, после чего с радостно-удивленным восклицанием полез к нему обниматься.– Вы, собственно, кто?! – опешил Марк, высвобождаясь из его объятий, уверенный, что видит этого человека впервые.– «Собственно» и «кто»? О, сейчас мы это узнаем!Незнакомец с улыбкой шагнул к нему и зачем-то ткнул пальцами в лоб.– Эй, подождите! Что это вы себе позволяете? – успел еще возмутиться Марк, но тут под колени будто врезали дубиной, а уже в следующее мгновение, показалось или нет, на голову обрушилась крыша. Последнее, что он запомнил, как инстинктивно, чтобы не упасть, вцепился в незнакомца.– «Ты в порядке? Ничего… это скоро пройдет…» Откуда-то издалека, сквозь забившую уши вату, донесся приятный, полный заботливого участия голос. Перестав жмуриться, Марк открыл глаза. Они сидели за столиком в кондитерской « Valerie», где пять минут назад он покупал себе пирожные. – Так, вы – мой дядя? – почему-то уверенный, что они родственники с этим удивительно красивым и, несомненно, богатым джентльменом, спросил он и слегка замялся: – Простите, никак не могу вспомнить вашего имени.– Зови «дядей»! Этого пока достаточно! – ответил дядя таким тоном, что было непонятно, гордится он своим статусом или издевается над этим.– А-а… – не очень уверенно протянул Марк. В желудке продолжали прыгать лягушки, а все тело неприятно ломило. Он до сих пор чувствовал себя попавшим под колеса омнибуса.– Это последствия обморока! – бодро заметил дядя, взглянув на его позеленевшее лицо. – Тебе нужно что-нибудь выпить!– Я не пью!– Тогда непременно что-нибудь съесть! Думаю, десерт не помешает! Ты по-прежнему сладкоежка? – дядя снисходительно похлопал его по руке. Щелкнув пальцами, сделал заказ вмиг подлетевшему к их столику официанту.Марку не очень понравилось, как за него все быстро решили, он привык самостоятельно принимать решения.Оглядевшись по сторонам, дядя вдруг спросил:– Ты разве один? А где же тот чудесный ребенок, не доживший до совершеннолетия, что вечно цеплялся за твой плащ?«Не доживший… ребенок… плащ…» Закралась нехорошая мысль, что перед ним – сумасшедший. Марк тоже огляделся по сторонам. Не спешат ли к ним дюжие санитары со смирительной рубашкой, чтобы позаботиться о сбежавшем от них пациенте. Кажется, дядя догадался, о чем он подумал, потому что весело и очень заразительно рассмеялся.– Так ты больше не служишь этому лживому мерзавцу? Неужели правда, что теперь ты – вольная птица? – задал он странный вопрос. – Говорят, ты неплохой журналист! На досуге, будет время, почитаю твои статьи!– Вы – англичанин? – спросил Марк, неожиданно для себя заинтересовавшись национальностью родственника. В дядиной речи чувствовался небольшой акцент.Тот, мечтательно подперев кулаком щеку, чуть склонил голову набок.– Не знал, что буду скучать по старушке Англии, пока не вернулся сюда… – ответил дядя с некоторой задумчивостью. – По натуре я – космополит. Люблю путешествовать…И тут случилась катастрофа. Марк услышал, что его окликают по имени и оглянулся. Эльза радостно махала ему рукой. Ее тетушка как раз прислушивалась к мнению официанта, выбирающего для них с племянницей столик.Почему-то Марку совсем не хотелось знакомить внезапно обретенного родственника с любимой женщиной, но и сделать вид, что его здесь нет, было уже невозможно. Он расстроился. А Эльза, бросив свою престарелую компаньонку, легкой походкой уже спешила к их столику. В дядиных глазах заплясали лукавые смешинки.– Так вот в чем причина твоего ренегатства! – воскликнул он весело. – Любовь! Неужели она? Что ж, представь меня этой очаровательной леди… Если у тебя серьезные намерения, то мы скоро, вероятно, станем родственниками!С этими словами Оуэн встал из-за стола, галантно отодвинул стул, приглашая девушку брата присесть за их столик. Воспользовавшись для комплимента парой строк шекспировского сонета, приложился к ее пальчикам жестом истинного джентльмена. От него не ускользнуло, как быстро потупилась девушка, вся зардевшись.А Эльза, спрятав лицо за картой меню, пыталась справиться с нахлынувшими на нее незнакомыми ей чувствами. Все, чем она была до того, когда немного растерянный Марк с кислым видом представил ей своего дядю, вся ее спокойная, разложенная по полочкам, размеренная жизнь разбилась о пронзительный взгляд этого мужчины.Его красота, ироничность улыбки, холодок цинизма в ярко-голубых глазах. Он был притягателен и пугающе, до слабости в коленях, опасен. Сейчас он мог бы взять ее за руку, отвести куда угодно и овладеть ею, не спросив разрешения. О, она была уверена, он сделал бы это с ней – пожелай Он этого. Девушка подняла на него в томной поволоке глаза и получила в ответ многообещающий взгляд.Поглощенный клубничным десертом, совершенно неопытный в искусстве соблазнения, даже не подозревающий о существовании флирта между мужчиной и женщиной, Марк не заметил этого молчаливого диалога между Эльзой и дядей. А тот, допив свой черный кофе, вдруг сославшись на неотложные дела, быстро распрощался, оставив их одних.Когда его высокая, статная фигура в светлом пальто исчезла за дверью кондитерской под звяканье колокольчика, Эльза словно умерла и родилась заново. Сердце капризной наследницы германского магната познало муки первой любви.

На улице сдержанные в проявлении эмоций лондонцы обращали внимание на хорошо одетого джентльмена, хохочущего, как сумасшедший. Стоило ему замолчать, чтобы перевести дух, как новый приступ совершенно дикого хохота опять набрасывался на него. «Блаженны незнающие! Я никогда не позволю сбыться твоим мечтам, дурачок!» – отсмеявшись, Оуэн достал платок промокнуть прослезившиеся глаза, потом помахал рукой, подзывая машину. Личный шофер с предупредительностью распахнул дверцу перед хозяином.– Домой! – распорядился Оуэн.Вернувшись в Кенсингтон, где недавно приобрел роскошные апартаменты, он бросил бежевое, из мягкой верблюжьей шерсти пальто на руки дворецкому и сразу же направился к себе в кабинет. Не желая, чтобы слуга излишним усердием беспокоил его, захлопнув дверь, закрылся на ключ. Упал в кресло за письменным столом и, подперев руками голову, уставился прямо перед собой. Его взгляд ушел в себя.«Спящая душа? Надо же, какое извращенное великодушие! Сколько изобретательности в желании получить прощение! Но он ведь ничего не помнит, верно? Чтобы оценить щедрость твоего «подарка». Вот и получается, что ты отвратительный лицемер… Сэйрю! Ты не сделал Марка счастливей оттого, что он ничего не знает о своем прошлом. Зато теперь ты можешь с легкой душой выдавать сам себе индульгенции!» – подумал Оуэн с горькой иронией. Порывисто вскочил с места, пометавшись по комнате, шагнул к окну, прижался лбом к стеклу. Он, наконец-то, нашел брата и не собирался больше терять его.Раздался негромкий стук в дверь, Оуэн с недовольством обернулся. Щелкнув замком, дверь отворилась сама. Вошел сухопарый немолодой дворецкий, довольно чопорный в своем строгом костюме и белых перчатках. Доложил, что гости уже прибыли и ожидают господина в гостиной наверху.– Хорошо, предложи нашим гостям выпить. Я присоединюсь к ним через некоторое время. Пусть потомятся немного…Взмахом руки отпустив слугу, он снова отвернулся к окну. Задумчиво смотрел на длинное, плывущее по небу перистое облако, очень напоминавшее китайского дракона. «Тварь дрожащая, я знаю: ты снова заставишь его страдать…»

Дворецкий с достоинством поклонился, но, покидая кабинет, задержался на пороге. Во взгляде хозяина сквозила странная печаль. А ему никогда не приходилось видеть его таким прежде. Без «доспехов». Выглядевшим с ранимой беззащитностью. «Значит, даже за этой ледяной скорлупой холодного высокомерия может гореть живой огонь искренних переживаний! Наверное, это больно, когда начинает оживать душа, а ты уже решил, что она умерла…» – подумал дворецкий, вдруг почувствовав некоторую неловкость оттого, что застал своего господина в момент его уязвимости. Стало стыдно, словно он подглядывает за ним. Очень тихо слуга прикрыл за собой дверь.

Оуэн все так же задумчиво продолжал смотреть на плывущие по небу облака. Его настроение изменилось. Теперь, обретя потерянного брата, можно было бросить свою затею – создание собственного рыцарского ордена. Как-то от скуки он прочел научный труд одного молодого историка о тамплиерах. Ученый муж высказал смелое предположение, что храмовники знались с черной магией. Владели запретными для смертных знаниями и обладали Силой творить Заклятия. Но вряд ли простой колдун, произнеся заклятье и дав сжечь себя на костре живьем, смог бы вызвать к жизни столь могущественное проклятие, сгноившее в земле целый род французских королей. Возведя за сто лет войны между Францией и Англией над прахом магистра Жака де Моле исполинский «курган» из бесчисленных смертей…«Скорее всего магистры тамплиеров даже не были людьми…» – усмехнулся он тогда, дочитав книгу до конца. И, кажется, даже знал одного родственника, питающего особую слабость к развлечениям подобного рода. Безнравственная мартышка – ты продолжаешь испытывать этот мир на прочность! Но идея создать свой орден – немного поиграть в средневековых рыцарей – пришлась Оуэну по душе.Хрустнув пальцами, он вернулся к столу, вынул из папки рисунок, разглядывая, повертел туда-сюда. Ему было наплевать, каким символом посчитают другие нарисованную на бумаге эмблему. Для него крест, увитый колючим стеблем дикой розы, имел особенный сакральный смысл. Брат, ты мой вечный крест, а я – твоя дикая роза, вонзившая свои шипы в тебя, до крови…«Ах, да! Ритуал посвящения!» – вспомнил Оуэн. Наверху, в гостиной, его ждали первые, пока только пятеро из будущих рыцарей ордена. Они ждали своего Магистра и Посвящения. Даже сюда доносилось нетерпение их сердец. Усмехнувшись, он достал из ящика письменного стола массивную герцогскую цепь. Надел.Вместо подвески, обычно изображающей герб, на ней висел ключ с замысловатой резьбой бородки. Но цепь была настоящей – герцогской. Шибан увели реликвию по его просьбе из королевского хранилища, где прятались настоящие сокровища английской короны.Старое золото цепи неплохо смотрелось вместе с костюмом цвета мокрого асфальта, а темно-фиолетовый шелк рубашки, оттеняя аристократичную бледность лица, только подчеркивал яркую пронзительность взгляда. Любовно оглядев себя в зеркале, он чуть сузил глаза и, развернувшись в пол-оборота, мысленно представил свисающую с его плеч горностаевую мантию. «Разве я не принц?» – спросил у своего отражения Оуэн. В ответ отражение улыбнулось ему с надменным высокомерием коронованной особы.Не удержавшись от озорства, он пристроил у себя на макушке растопыренные веером пальцы. Это рассмешило его. «Ладно, хватит заниматься глупостями – пора приступать к крещению младенцев!» – смешливо фыркнул он в последний раз и, придав своему лицу торжественно-постное выражение, покинул кабинет.

«Я дам вам то, о чем люди мечтают со дня сотворения, завидуя своему творцу! Я сделаю каждого из вас богом! Всезнающим и всемогущим! Вы будете жить вечно, обжираясь амброзией! А всепрощение и сострадание, милосердие мы оставим распятому!» – с ласковой полуулыбкой Оуэн поднимался на второй этаж, где его дожидались его новые игрушки. О, он прекрасно знал, чем была притягательна власть для рвущихся к ней с таким остервенением. Не управлять страной, нет! Это все иллюзия, красивая ложь для миллионов «баранов», слепо верящих в твое предназначение. Нет, власть притягивала к себе своей безнаказанностью – творить зло! Но будущие могущественные марионетки – они пока не догадывались, что стоит им наскучить своему кукловоду, и тот безжалостно обрежет ниточки. С деревянным стуком падут они на землю, в грязь, где их тут же затопчут его новые марионетки, жаждущие занять их места…При его появлении пятеро мужчин, как по команде, встали со своих мест. С затаенным любопытством он переводил взгляд с одного лица на другое. «Кажется, лишь Творцу всего сущего положено давать или отбирать жизнь по своему усмотрению? Но я великодушней его – Я позволю вам хоть раз в жизни возомнить себя выше Бога!» Крепким рукопожатием, Оуэн поздоровался с каждым по очереди. Не я давал тебе жизнь, скажешь ты, убивая, но отбираю ее по своей воле и против воли Божьей!