«Ах, да… женщина, прячущая тонкую красоту лица за неряшливо спутанными волосами. И двое детей, жмущихся к ней. Маленькая девочка, что проживет недолго, и светлоголовый мальчик с такими же голубыми, как у брата, глазами…» После завтрака Оуэну вдруг захотелось увидеть тех, кого он спас под влиянием момента.

– С вашего позволения!

Дворецкий отправился выполнять распоряжение своего господина.

В ожидании, когда слуга приведет ему семью юного шляхтича, Оуэн смотрел в окно, засунув руки в карманы галифе. На улице стояла оттепель, с крыши свисали сосульки, весело чирикали птички и ярко светило солнце. Его не удивило, что вчера еще была зима, а сегодня уже наступила весна. Настроение Марка каким-то образом всегда отрицательно сказывалось на погоде. На вежливый стук «можно войти?» он повернул голову.

Даже то платье, что смог подыскать для нее Оливер, сидело на женщине с элегантной простотой. Собранные на затылке в тяжелый узел волосы открывали плавные изгибы шеи и плеч. Белая косточка, голубая кровь, благородство, передаваемое от поколения к поколению. С внутренним недоумением разглядывая представшее перед ним «святое семейство», Оуэн не понимал, зачем спас их. И что делать с этим дальше? Их присутствие здесь было результатом его минутной слабости, и это как-то раздражало. Творить добро не входило в число его «добродетелей». К тому же он не жаловал чужих в своем доме.

Дети жались к матери. Женщина смотрела на него с нескрываемым страхом. Оуэн повернулся к дворецкому.

– Простите, милорд… по-видимому, гостью пугает ваша форма… – ответил слуга на его вопросительный взгляд.

– Прикажешь раздеться? – изогнул бровь Оуэн. Сегодня он собирался появиться на службе, поэтому был при полном параде.

Дворецкий закашлялся. Женщина поспешно отвела взгляд в сторону.

Залюбовавшись изящным профилем – а полька была очень красива, – Оуэн вынул несколько шпилек из ее прически. Распуская светлые, медового оттенка пряди, уже раздумывал, а не оставить ли себе и женщину, но нечаянно коснувшись пальцами бледной щеки, тут же с отвращением отдернул руку.

Душа женщины была пуста, будто пересохшее речное русло. В ней не было жизни. Когда-то прозвучавший выстрел убил не только отца ее детей. Продолжавшее биться до сих пор сердце умерло, остановившись в тот самый день, четыре года назад. Не будь у нее чести дворянки и долга матери перед детьми, она давно бы наложила на себя руки, чтобы избавить старшего сына от унизительной обязанности заботиться о ней.

Оуэн отошел прочь, женщина его больше не интересовала. «Святош развелось вокруг… алтарей для заклания не напасешься…» – кажется, он впервые не знал, что делать. Но тут заметил, как юноша со слугой смотрят на него.

– Что это вы уставились на меня с таким обожанием? Вы двое! – слегка нахмурившись, спросил он. – А, понятно… этого недостаточно. Теперь я должен подыскать для всех безопасное место. Дать всем денег. Избавить от печальных воспоминаний, и все начнут жить заново. Счастливо!

Иронизируя, он прошел в гостиную, плюхнулся на диван, развалился, раскинув руки. Но по счастливому лицу Станислава, хвостиком увязавшегося за ним следом, было видно, что юный шляхтич именно так и думает. Оуэн смешливо фыркнул: «Людишки… протянешь им палец помощи, а они уже норовят усесться у тебя на ладони…»

– Даже не надейтесь! – заверил он обоих.

– Позвольте, милорд, кое-что предложить, – обратился к хозяину дворецкий, заметив перемену в его настроении. Тот благосклонно кивнул.

Оказалось, что у Оливера имелась маленькая ферма в Эссексе, и накопился небольшой капитал. Он предложил отдать все семье польских беженцев, если хозяину, конечно, будет угодно помочь этим несчастным покинуть пределы Германии, чтобы добраться до Англии.

Покосившись на него, Оуэн ревниво подумал: «С чего бы это Оли разволновался, словно молодожен перед первой брачной ночью?» Обдумать предложение слуги он не успел. Радостно вспыхнув, Станислав порывисто схватил его за рукав, вцепился в руку.

– Я буду молиться за вас Господу… Мы всей семьей будем молиться Господу о вашем благополучии! – горячо воскликнул он.

Богу – молиться о благополучии Демона?

– Да на кой черт мне заступничество твоего Бога? – слегка опешил Оуэн. Восторженные слова юноши для него прозвучали неменьшим кощунством. – А что до благодарности… – он выдернул у него свою руку, – у тебя будет предостаточно времени на ее выражение. Тебя я не отпускал.

Разочарованный, Станислав посмотрел на него с такой обидой, будто тот обманул его. Оуэн мгновенно сгреб его за грудки.

– Какая удобная забывчивость… – произнес он с мягкой вкрадчивостью, улыбнувшись ласково. – Оли, не вчера ли мальчишка клялся мне своей жизнью?! Но, видно, лучший способ не нести ответственности за свои слова – это ничего не помнить, не так ли?

Станислав даже не понял, каким образом очутился на полу, а сапог хозяина прижал его щекой к холодной мозаике.

– Не нужно хитрить со мной, дружок. Мне это может не понравиться…

Пнув, Оуэн вдавил юного шляхтича лицом в пол и убрал ногу. Потянулся за сигаретами. Вот и выбор! А он-то не знал, что делать. Не лучше ли позволить мальчишке самому решить судьбу своих близких. Заартачится, начнет плакаться, просить отпустить его вместе с ними… они умрут! Закурив, медленно выпустил струйку дыма, посмотрел, сузив глаза. Выражение лица сделалось выжидающим.

«Ну давай, маленький засранец, вякни что-нибудь возмущенное… Упрекни меня хотя бы взглядом… и я исполню заветное желание твоей матери. А детишки пойдут на десерт Ши. Уверен, мальчики уже проголодались…»

Станислав, закрывающий ладонью оставленный на щеке след от каблука, увидел ожидание в его взгляде. Такое же азартное, как в глазах отца и других охотников, в самом начале охоты напряженно ждущих, когда же спугнутая собаками дичь полетит во все стороны и можно будет влет бить глупую птицу. Пылающее от оскорбления лицо сразу побледнело. Юноша понял, что забылся, обманувшись его добротой, и совсем забыл, кому теперь принадлежит.

– Простите мне резкость моих слов! Я был не прав, – он виновато склонил голову.

– Готов расстаться с родными, не зная, свидишься ли с ними когда-нибудь? Неужели согласен? – подначил его Оуэн.

– Да! – кивнул тот.

– Даже не зная, живы они или мертвы?

– Да! – твердо ответил Станислав. Смотрел в глаза прямо, отвечал, не раздумывая и, как видно, отступать не собирался.

«Речь не мальчика, но мужа…»

– Вот и договорились… – Оуэн похлопал ладонью по тесненной золотыми лилиями синей коже дивана, приглашая его присесть рядом. – А ты и впрямь презабавный мальчуган. Виго не ошибся. Что ж, пока ты привносишь оттенки разнообразия в мою скуку, я не убью тебя. Но не забывай, дружок, что я всегда могу передумать! – сказал он.

Но тут ему на ум пришла одна интересная мысль. От нетерпеливого желания проверить свою догадку даже закололо в кончиках пальцев. Кажется, он уже знал, кто на вопрос Магистра ордена впервые даст правильный ответ. Уверенный, что Людвигу не с меньшим удовольствием захочется устроить для юного шляхтича небольшое испытание, повернулся к слуге.

– Оли, будь добр, позвони барону. Я хочу встретиться с ним через час, в клубе.

При упоминании «Эдельвейса» у Станислава неприятно кольнуло под ложечкой.

– Впрочем, я сам позвоню, – жестом остановив дворецкого, Оуэн порывисто встал с дивана.

– Позвольте, милорд, попросить вас… – обратился к хозяину Оливер.

На лице Оуэна мелькнуло разочарование.

– В чем дело, Оли? Для тебя тоже надо кого-нибудь спасти? – перебил он слугу полным едкого сарказма тоном.

Дворецкий разом утратил всю свою чопорность.

– Что вы?! Как вы могли такое подумать! Я только хотел высказать пожелание, если вы позволите, разумеется…

Оуэн, разумеется, позволил.

– Простите за дерзость, но вам тоже следует покинуть эту страну! – выразил свое мнение дворецкий.

– А-а, ты об этом… – кивнул Оуэн. – Знаю, Оли, знаю… Здесь становится скучно, а скоро станет и небезопасно, даже для меня… – потеплев взглядом, он взял дворецкого под руку. – Идем со мной. У меня тоже есть предложение для тебя.

– Но как же так, милорд?! Кто будет заботиться о вас?! – разволновавшись, с незаслуженной обидой в голосе, спросил Оливер. Словно хозяин уже выставил его за дверь, отказав от места. Оуэн глянул на слугу с легкой каверзой.– Деяния добрые наказуемы, Оли… разве ты не знал? – спросил он. – Вот и позаботишься об этом многострадальном семействе. Раз уж сам напросился… – добавил с иронией и зачем-то пощупал себя за локти. Похлопал по плечам, груди. Казалось, проверяет – он еще там? Под этой формой?Сердце Оливера вдруг сбилось с привычного ритма. Жабой запрыгало в груди. Он испугался, что хозяин сейчас исчезнет и останется только эта черная форма.– Успокойся, Оли! – Оуэн услышал, и ему не понравился заполошный стук стариковской аритмии. Подошел, останавливая неровный ритм, уперся пальцами в то место, где под пиджаком в отчаянии трепыхалось сердце преданного слуги. – Я никуда не исчезну, – сказал очень мягко. – Как только все утрясется, пришлю за тобой в Эссекс Ши. Ну, кто еще будет так обо мне заботиться? Только не делай больше такое лицо… ладно? – попросил он.То была настоящая просьба. Дрогнув сердцем и коленями, прослезившись, Оливер чуть было не припал к руке господина благодарным поцелуем, но в последний момент удержался. Для него, дворецкого, это было неподобающим поведением. Потерять лицо – что могло быть хуже.

Оуэн, переговорив с Людвигом по телефону, положил трубку. – Оли, будь любезен, приготовь машину, – распорядился он, при этом в глазах сверкнули озорные искорки. – Да скажи зайчику, пусть собирается. Возьму мальчишку с собой в клуб. Это его немного встряхнет!Повернувшись к слуге, спросил:– Правда, он забавный?– Если вы так считаете… – ответил Оливер, вновь выглядевший с привычной невозмутимостью, чопорно.– Я хочу знать, как считаешь ты.– Юноша… достойный молодой человек. Дворянин. К тому же хорошо воспитан, – ответил дворецкий на строгий взгляд хозяина.– Вот и я говорю… забавный…Оуэн задумчиво глянул на свое отражение в зеркале. «Какой-то я весь добрый… даже противно!»

Когда Берлин вовсю бомбили советские бомбардировщики и авиация союзников, одна из бомб угодила в белый особняк на Александерплац, разрушив часть дома. Голые стены и толстый слой пыли на сохранившемся местами мозаичном полу говорили о том, что дом пустовал уже давно…