Подставив массирующим струям воды широкую спину, слегка наклонил голову вперед и уперся руками в стекло душевой кабинки. Из всех его желаний исполнилось только одно – он смог снять с него одежду.

«Марк, поросенок… напился специально… знал, что отстану от него! Неужели я настолько предсказуем?» – снова думал Оуэн. Это открытие его не порадовало. И даже привычное любование своим телом не помогло избавиться от колючего раздражения.

Дверь в ванную с грохотом распахнулась. Быстро прошлепали босые ноги. Затем послышались звуки, обычные для тех, кто обнимает унитаз, стоя перед ним на коленях. Поморщившись, он подождал немного, потом отодвинул перегородку. Дрожащий, с позеленевшим лицом, Марк пил воду из-под крана.

– Так плохо? – спросил Оуэн. Тот кивнул. Без лишних слов он затащил брата в душ.

Смывая озноб и дурноту, вода окутала Марка приятным теплом. Отдавшись горячему дождю, он с благодарностью глянул на Оуэна и закрыл глаза, блаженствуя. И совсем забыл, кто рядом с ним. Забыл, что они оба – в чем мать родила. Не замечал, что ярко-голубые глаза смотрят на него иначе, чем еще минуту назад. Лишь когда шею обжег поцелуй, вздрогнул и резко повернулся. От затрещины на лице Оуэна осталась красная полоса.

– Грязная скотина! Совсем не можешь быть человеком, да?! – глаза Марка потемнели от гнева. – Уйди с дороги! – потребовал он.

Потрогав отметину на скуле, Оуэн сделал шаг в сторону. Резким и настолько же безжалостным ударом врезал Марку под дых. Подавившись собственным дыханием, тот рухнул к его ногам. Не давая подняться, Оуэн пнул его ногой. Присел рядом на корточки. «Жаль, что все так… – склонившись к нему, беспомощному, задыхающемуся от боли, схватил за волосы, – а может, уже и не жаль…»

– Ивама! Не смей! Нет!

Пытаясь сдержать унизительный стон, Марк до крови закусил губу, а Оуэн словно казнил его своим телом. За свою отрубленную голову. За смертный мрак летаргического сна. За нелюбовь. За все! За то, что насиловал его, превратившись в животное, – за это казнил тоже, и Марк стонал под ним не от удовольствия.

Когда все закончилось, не испытывая ничего, кроме досады, Оуэн стоял и хмуро смотрел на забившегося в самый угол Марка. На его трясущиеся от беззвучных рыданий плечи. На тонкую кровавую змейку, что выползла из-под него и быстро исчезла, растворившись в потоке воды. Разве он хотел этого? Со злостью кулаком саданул по перегородке. Закаленное стекло, треснув от удара, осыпалось на пол мелким крошевом. Испуганно сжавшись в углу, Марк закрылся руками, пряча голову.

В полумраке комнаты, освещенной одной-единственной свечой, бледное лицо сидящего на кровати Марка, закутанного в полотенце, казалось безжизненным лицом безмолвной восковой куклы. И очень удивило то, что кукла вдруг заговорила. – Не трогай меня больше… – попросил Марк.– Не могу! Ты сводишь меня с ума! – ответил Оуэн, опрокидывая его на спину. Попытался отобрать у него полотенце, но тот намертво вцепился в эту махровую тряпку. Единственную преграду между их обнаженными телами.– Тише, тише… – Оуэн, как маленького, погладил его по голове. Убрал со лба волосы, поцеловал голубую венку на виске. – Пожалуйста, Марк не сопротивляйся… Я все равно возьму тебя… Избавь же нас обоих от насилия!– Не делай этого…– Ш-шш… все плохое уже позади… Позволь мне любить тебя! Позволь подарить тебе наслаждение! Я хочу, чтобы ты был счастлив со мной!С чувственной бархатистостью голос Оуэна уговаривал, просил, настаивал.– Не надо, отпусти меня…Марк тоже просил, но Оуэн уже не слушал. Он целовал его, оставляя терпкую нежность своих поцелуев на его горячей коже. Рука, лаская, скользнула под полотенце, заставив Марка всем телом выгнуться навстречу ласке. «Что же это… Да что же это…» Опустились ресницы, прикрыв хмелеющую синеву глаз. Пальцы разжались, отпуская полотенце. Так похожим на вздох, вырвался невольный стон удовольствия.Оуэн поднял голову.– Марк! – позвал он. – Посмотри на меня!И на него поглядели очи. Затуманенные сладкой негой.– Ивама, дурак… – кончиками пальцев Марк слепо коснулся его лица. – Пожалуйста… – прошептал припухшими губами.«Вот оно!» – жарко выдохнул Оуэн, склоняясь над ним. «Попроси меня… Попроси меня снова… и я буду любить тебя долго… Так долго…»Шум льющейся воды, ворвавшись в сознание, оглушил его, смывая наваждение. Он по-прежнему стоял в душе. Один. И вода по-прежнему барабанила по плечам и спине. «Что… черт возьми… я делаю? – тряхнул он головой. Все тело приятно покалывало уходящей истомой. – Я разве сопливый школьник, чтобы грезить тут наяву?» – удивившись, одновременно разозлился Оуэн. Но видение, сами ощущения были такими яркими, такими реальными, что он невольно застонал. А после закаленное стекло перегородки, и в самом деле треснув, осыпалось на пол.

Задержавшись на пороге спальни, Оуэн немного постоял, прислонившись плечом к дверному косяку, засунув руки в карманы халата. В уголке рта мелькнула усмешка. У него, как у любого человека, были свои постоянные привычки. По странной прихоти, он любил только белое постельное белье. Всегда спал в пижаме, потому что мерз и спал один. Он вообще любил жить один. Никто не мог похвастаться общением с ним, если ему этого не хотелось. Особенно семья. И только Марк, безмятежно спящий сейчас в его кровати, на его шелковых простынях, не мог оценить, насколько дорог брату, если ради него тот готов был терпеть даже запах перегара. В спальне стояло сильное алкогольное амбре. Поморщившись, Оуэн изменил режим кондиционера, раздвинул шторы и открыл балконную дверь, впуская в комнату яркие огни ночного города. Вышел на балкон. Перегнулся через перила, глянул вниз. На такой высоте сразу же возникало ощущение полета. Ветер с силой рванул волосы назад. Он выпрямился. В черном небе бельмом торчала полная луна. Протянул руку, и луна оказалась на ладони Оуэна. Где-то вдалеке расцвел одиноким цветком салют, потом еще один.«Город неспящих…» – подумал он без всяких эмоций. В памяти всплыло зарево пожара. Никто не уснет этой ночью! Как же давно это было? Вернулся обратно. Марк, разметавшись во сне, бормотал что-то невнятное. «Спит себе и ничего не желает знать о моих чувствах…» Оуэн не сразу понял, от чего брат отказывается таким по-детски испуганным голосом, но прислушавшись, нахмурился. «Глупый… тебе опять снятся кошмары…» – прохладная ладонь его легла на горячий лоб Марка, тот сразу затих. Задышал ровно, глубоко.А он еще долго лежал без сна. Вернее, сидел, подложив под спину подушки, и курил. В темноте горящий зрачок сигареты чертил тонкие красные линии, когда он подносил ее ко рту. Что это было? Наваждение? Видение? Предложение выбора… или сам выбор?! Интересно, кто из дорогих родственничков посмел вторгнуться в его личное пространство с этим сеансом гипноза? Пока не знал, но был уверен, что скоро узнает. И, кажется, уже догадывался. Мысленно заглянул в желтые, по-змеиному неподвижные глаза. «Будь ты проклят, не смей подсматривать в чужие сердца!» Оуэн смял недокуренную сигарету, отшвырнул прочь. Он был в бешенстве. Не будь рядом брата, разнес бы здесь все в щепки и отправился бы домой, в кои-то веки… выяснять отношения с этой зеленой чешуйчатой гадиной!Из темноты появился приятный молодой блондин в дорогом костюме преуспевающего финансиста с Уолл-Стрит. Оуэн усмехнулся.– Кажется, я лишил вас ужина? – поинтересовался он. На самом деле нисколько не беспокоясь по этому поводу.– Ничего страшного, милорд, – с мягкой улыбкой Ши протянул хозяину пепельницу. – Мы плотно пообедали.– Чудесно! Сколько вам потребуется времени, чтобы свернуть бизнес? – Оуэн снова закурил. – Я решил немного попутешествовать! – сообщил он, стряхивая пепел в пепельницу. – Небольшой вояж, так сказать… по родным пенатам… Ну что я, право, как неродной! – развел он руками. – Пора навестить горячо любимых родственников!И рассмеялся. Смех был недобрым, мстительно-злым. Шибан кивнули с пониманием. Плотоядно облизнулись. Глаза загорелись. Оуэн одобрительно хмыкнул.– Да, мальчики… вам, плейбоям, придется на время забыть о гольфе и вспомнить, какими жуткими тварями могут быть ангелы мести! Побудьте немного карающей десницей Божьей! Поиграем в слепую тетушку Фемиду! Кто не спрятался, я не виноват! – он громко хлопнул в ладоши.– Не проснется? – покосившись на спящего рядом Марка, Ши присел в ногах у хозяина.– Нет, бутылка текилы оказалась отличным снотворным. Хоть из пушек пали – ничего не услышит! – весело фыркнул Оуэн, проследив за его взглядом.Ши удовлетворенно кивнул.– Не знаю, порадует ли это вас, милорд, мы разузнали про оруженосца… Ваши предположения оказались верны.– Вот как? Интересно! Ну, расскажите мне про всю эту звонкую дребедень! – презрительно заметил Оуэн, устроившись поудобней, он приготовился слушать.– Сила Щита действительно нерушима. Доспехи выкованы из бескорыстного, чистого Самопожертвования невинной Души и обладают огромной силой. Но…– Что «но»?– Но, как и любые доспехи, эти тоже имеют свой изъян…– И…Ши глянул на спящего Марка.– Если маленький паж предаст того, кого поклялся защищать или его предаст тот, кого он защищает… – он дунул на ладони и отряхнул их. – Доспехи рассыпятся в прах, как не бывало!Оуэн тоже посмотрел на брата.– Чтобы эти двое предали друг друга? – задумчиво произнес он. – Выглядит достаточно проблематично… У меня просто челюсти сводит от их преданности друг другу!Он загасил сигарету и достал новую. Ши поднес зажигалку.– Что-то еще? Узнаю этот хитрый взгляд!– Оруженосец тоже верит в несокрушимость Щита… Поэтому такой храбрый!– Скорее, нахальный!– Да, милорд. Но, похоже, мальчишку обманули… Не знаю, намеренно или нет, но ему не сказали, что мы можем убить его, приняв истинную форму Призванного К Подножию Лестницы. Убить навсегда. Его душа исчезнет из этого и из любого из миров. В любой момент, если на то будет ваше желание!– Мое желание… – Оуэн снова посмотрел на Марка. – Убить? Насовсем? Когда мой брат так привязался к нему? Это очень жестоко! – строго, осуждающе глянул на Ши и тут же рассмеялся. – Конечно, убейте! Надоел мелкий засранец! Все время путается под ногами!Ши встал с кровати.– А что с ним? Он захочет вмешаться…– С ним? – запустив пальцы в волосы брата, Оуэн слегка взъерошил каштановые пряди. – Что ж, сломайте пару ребер… Святошу хлебом не корми… дай пострадать за кого-нибудь…С той же мягкой улыбкой Ши откланялся. Исчез так же, как появился, растворившись в темноте. Оуэн потянулся за новой сигаретой, но передумал. Заложил руки за голову и задумался.

В этой жизни он не оставил себе друзей, не завел любовника и Оливера у него тоже не было. Привязанность стоила слишком дорого. Остались только Шибан. «Да, и еще Людвиг…» – вспомнил он. Но барона уже нельзя было назвать другом. Полудемон. Получеловек. Переселяющийся. Теперь Виго и сам, без его помощи, мог побеспокоиться о своем бессмертии. Душа барона оказалась готовой принять такой Дар. И сейчас он упивался своим могуществом, владея несметными сокровищами третьего рейха, став единственным и бессменным магистром ордена Розенкрейцеров. Не оставляя надежды возродить идею селекции человеческой расы (так несправедливо заклейменной словом «нацизм»), Людвиг распустил по всему миру паутину интриг, претворяя в жизнь свои планы. И, кажется, пока не заскучал…Марк что-то пробормотал во сне, Оуэн протянул руку, погладил спящего по щеке. «Глупый… Мне так мало надо от тебя… Всего лишь твое сердце…» Улыбнувшись, ненадолго прижал брата к себе, чмокнул в теплую макушку и повернулся к нему спиной. Так, на всякий случай. Подальше от искушения.«А Оливер отказался…» – подумал он, засыпая. В своем эгоизме совсем позабыв, насколько быстротечна жизнь простого смертного, он вспомнил об этом, лишь когда Оли не смог, как обычно, принести ему чашку утреннего кофе. Нашел его по еле слышному биению сердца, в начале коридора, рядом с разбитым фарфором.Доктор сказал, что у старика инфаркт, и так бодренько заверил, что при хорошем уходе тот проживет еще долго. Правда, с постели уже не встанет. Он не знал, что руководило им: жалость, привычка или нежелание господина потерять хорошего слугу, но он предложил Оливеру свой дар. И, честно говоря, был удивлен его отказом.– Я все знаю о бессмертии, – слабо улыбнулся дворецкий, – поверьте, милорд, эта ноша не для моих стариковских плеч. – Оливер протянул ему книгу в истрепанном кожаном переплете с медной застежкой. – Сохраните ее в память обо мне… Этого будет достаточно…Оуэн полистал страницы. «Так вот в чем дело… писанина Якоба Брюса. Сумасшедшего алхимика. Потерявшего разум оттого, что никак не мог умереть… Сначала умолять о бессмертии, а после проклинать полученный дар…»– Хорошо! – пожал он плечами.Но одна просьба у Оли все же была.– Простите, что вот так оставляю вас, но, надеюсь, вы позволите кому-нибудь, кто будет любить вас так же сильно, заботиться о вашей милости… – и Оливер впервые коснулся его руки не в перчатке. – Не хочу лежать и дожидаться смерти, становясь с каждым днем все более немощным, пусть Ши придет раньше… прежде, чем я стану обузой для вас, милорд… – попросил он.Ши убил старика во сне. Легко и безболезненно. Костлявая так и не успела протянуть к нему свои ледяные пальцы. Можно сказать, просьба старого слуги растрогала его и, будучи растроганным до конца, он даже проводил Оливера в последний путь. Красивый гроб. Могила среди буйно цветущих роз на вилле Людвига. Воздух, душный от их приторного аромата. Он – весь в черном. Сдержанно-мрачные взгляды Ши. Унылая музыка. Пустые слова священника, с постным лицом листающего библию. Все, как и подобает, чтобы черви могли приступить к обильной трапезе.Книгу он бросил в огонь. Пил коньяк, смотрел, как корчатся и чернеют, превращаясь в пепел, листы с письменами, и думал о том, что слишком долго был человеком… Пора было забыть об этом…

Но однажды, это единственный раз, смерть пришла и к нему, не спросив разрешения. Какой-то больной на всю голову еврейский камикадзе из какой-то там воинствующей организации, объявившей крестовый поход нацистам, узнал Генриха по старым фотографиям. Хотя он и не носил больше форму офицера СС, лицо ведь не изменилось. Разве мог он подумать, что проходя мимо его столика на открытой веранде, этот плешивый недоносок вдруг шагнет к нему вплотную и выстрелит в сердце из дамского «бульдога», в упор? Не магия – маленький кусочек металла разорвет сердечную аорту, и от неожиданности его вышвырнет из тела прекрасного Генриха, которое он так долго холил и лелеял, не желая расставаться с этим совершенным творением природы.Озверев от подобной наглости, вселившись в первое же попавшееся тело, с холодной яростью схватил он убийцу Генриха за горло. Кровожадные глаза Иблиса заглянули в лоснящееся угрями, перекошенное ужасом лицо еврейского мстителя. Когтистая лапа Кайи оторвала от пола сутулое, тщедушное тело. Когти демона впились в человеческую плоть, медленно отрывая кусок за куском от дергающегося, верещащего от боли представителя избранного Богом народа.Он не дал ему потерять сознание, словно жестянку из-под пива, смял кости черепа и еще живого с размаху ударил о землю. Раздался хруст сломанных шейных позвонков. Но пока этот кусок дерьма не превратился в бесформенную кучу переломанных костей, продолжал бить его обо все, что попадалось на глаза. А потом, с подоспевшими на зов Шибан, они разнесли в щепки весь город. Варфоломеевская ночь показалась бы просто детским утренником по сравнению с бойней, что они устроили там. Взрыв бомбы… Землетрясение… Торнадо… Людишки успокаивали себя, как могли…

А у Людвига было то еще выражение лица, когда к нему на виллу, как к себе домой, заявился чужой мужик с бездыханным телом его кузена. Подергивая уголком рта, барон подошел к столу, на который Ши положил труп. Неуверенно, будто слепой, ощупал лицо, грудь Генриха, прижался щекой к холодной ладони и, сгорбившись, медленно осел на пол. По лицу Оуэна скользнула гримаса. Мысль, что он ошибался все эти годы и Людвиг был любящим братом и настоящим другом не ему, а своему прекрасному кузену Генриху, неожиданно причинила боль. По сердцу скребануло разочарованием. Под ногами будто треснуло и разбилось тонкое стекло. Но он ошибался.– Ну же, Виго, не будь бабой! Возьми себя в руки! – приказал резко. В глубине глаз полыхнуло.Обернувшийся на его голос, Людвиг выпустил руку покойника, вскочил с пола, шагнул к нему. Вцепившись взглядом, крепким рукопожатием стиснул ладонь и спросил:– Генрих?И вдруг, издав горлом странный булькающий звук, порывисто обнял.– Мать твою, Генрих! Не пугай меня так больше! Ты же не хочешь, чтобы твой лучший друг стал заикой на старости лет! – радостно оскалившись, барон подтолкнул его к зеркалу.Увидев свое отражение, Оуэн расхохотался. Коротышка с пивным брюшком. Пальцы-сосиски, унизанные перстнями. Он потрогал толстую золотую цепь на жирной шее. Маслянистый взгляд мздоимца, слащавые усики волокиты и забрызганная кровью форма полицейского чина. Да, они еще долго хохотали с Людвигом, разглядывая его отражение в зеркале.– Полицейский коменданте в моем доме, и ты на столе – мертвый! Ну, что я должен был подумать?! – добродушно посмеиваясь, оправдывался Людвиг.После того, как Оуэн переселился в молодое тело одного из членов «Meine Liebe», они лежали в шезлонгах у бассейна, попивая аперитив.– У меня не было времени выбрать что-то более подходящее, – усмехнулся Оуэн, – да и посмотреться в зеркало тоже.Он глянул на барона с иронией.– Что будешь делать с телом своего кузена? Забальзамируешь – и в хрустальный гроб?– Зачем? – удивился в ответ Людвиг.На этот счет Оуэн тоже ошибся.Всерьез увлекавшийся рисованием, Людвиг сделал для себя карандашный набросок с прекрасного, застывшего неземным покоем, мертвого лица Генриха, кремировал тело, а прах в качестве удобрения рассыпал под кусты роз, росших вокруг виллы.– Красоту к красоте, – сказал этот законченный циник, посыпая пеплом землю под цветами.Рисунок, в шутку названный бароном «Головой антихриста», был продан на аукционе Сотбис в 63-ем году неизвестной почитательнице за неожиданно большие деньги…