Она домывала пол в коридоре, когда неожиданно раздался звонок в дверь. Принюхавшись, Малыш с шумом втянул воздух и завилял хвостом. Так он делал, если снаружи был кто-то свой. Слегка удивившись, что это «Хозяйку Медной Горы» принесло в такую рань, даже не спросив, кто там, Инна открыла дверь.

– О, это вы? Но кто же вам… Нет, как вы… – почувствовав, насколько бессвязна ее речь, она смущенно замолчала.

– Узнал, где вы живете?! – закончил он за нее. – Очень просто – спросил у дворника!

– Ну да, конечно же… у дворника, – отозвавшись эхом, она снова замолчала.

Возникла неопределенная пауза. А он не любил неопределенности.

– Так я могу войти? – беря инициативу в свои руки, кивнул он на открытую дверь.

– Ах, да… конечно, проходите! – виновато улыбнувшись, посторонилась Инна, пропуская незваного гостя к себе в квартиру.

– Псина… хорошая псина, – тот без опаски потрепал по холке черную, с небольшим рыжим подпалом на брюхе, овчарку. Повесил куртку на вешалку. Огляделся. По-хозяйски распоряжаясь в ее доме, предложил:

– Может, чаю? Кухня там?

Спохватившись, что не слишком гостеприимна, Инна показала гостю, где кухня. Дружелюбно помахивая хвостом, Малыш увязался за ним следом. Провожая высокую, статную фигуру мужчины взглядом «а не сплю ли я?», наконец-то, заметила, что до сих пор стоит со шваброй в руках, в резиновых перчатках, рядом ведро с грязной водой, на голове косынка. «Наверное, выгляжу ведьма ведьмой…» – огорчилась она. Быстро домыла пол. Все убрала, сняла перчатки. Споласкивая руки в ванной, глянула на себя в зеркало. Чуть раскрасневшиеся щеки, в глубине глаз несмело дрожит огонек надежды.

– То, что он здесь, – ничего не значит, ясно? Сейчас же перестань строить из себя идиотку! – строго одернула она свое отражение и огонек в глазах тут же погас.

По старой студенческой привычке примостившись на широком подоконнике, Виктор осмотрелся вокруг. Кухне, как и квартире в целом, срочно требовался капитальный ремонт. А рухлядь, именуемая мебелью, что стояла здесь, давно просилась на свалку. Единственной стоящей вещью был классный ноутбук на большом обеденном столе. В углу принтер, стопки тетрадей, папки с бумагами, канцелярские принадлежности, несколько детских книжек. За столом не только обедали, догадался он. Посмотрел на пса, занявшего место возле мойки. – Что, друг, у тебя, должно быть, две хозяйки? – спросил у него Виктор с уверенностью. Раздеваясь в коридоре, он успел заметить детские роликовые коньки.Словно подтверждая его догадку, на него понимающе глянули неожиданно желтые, совсем не по-собачьи, внимательно изучающие его глаза. «Вот именно, не станет же пацан кататься на роликах такого ярко-розового девчачьего цвета, правда?!» – согласился с ним Виктор.– Простите, что заставила ждать! Сейчас приготовлю чай!В кухню зашла Инна, она уже привела себя в порядок, переодевшись в джинсы и футболку с длинным рукавом. Мельком глянула на гостя, тот сидел на подоконнике, упираясь в него ладонями, вытянув длинные ноги. Черные джинсы, голубой джемпер с треугольным вырезом, замшевые туфли. Во всем облике молодого мужчины чувствовалась беспечная необремененность жизнью, какая бывает только в юности. Когда ты уже независим, самостоятелен, но пока еще не взвалил на свои плечи груз ответственности за других. Они были с ним из разных миров.«Ну вот, опять эта виноватая, неуверенная полуулыбка…» Виктор смотрел, как она зажигает газ, ставит чайник на плиту, как тянется к полке за коробкой с чаем, расставляет на столе фарфоровые чашки, звенит серебряными ложечками и думал: «Что не так с этой женщиной?» Откуда, с какого облака свалилась она в его жизнь, вся такая потерянная? Все было не так. Неправильно. С самого начала. С того самого момента, когда, неожиданно для себя, он зачем-то наорал на дворняжек во дворе.Золотистые завитки волос на тонкой шее, короткая стрижка «гаврош», узкие бедра, прямые плечи – со спины ее легко было принять за угловатого, застенчивого подростка, и совершенно не в его вкусе. Зачем он здесь? Она вообще была не из его мира!Нерешительно улыбнувшись, Инна пригласила гостя за стол, протянула чашку с чаем. Виктор мысленно поморщился. Даже будучи бедным студентом, никогда не делал этого – не пил чай из пакетиков. В семействе Лабушевых умели очень вкусно заваривать чай. Осторожно поставив обратно на блюдце невесомую в его пальцах фарфоровую чашечку, мягко улыбнулся.– Не возражаете, если я предложу где-нибудь перекусить? – спросил, уверенный, что и готовить хозяйка этого дома тоже не умеет. – Пойду, заберу машину со стоянки. Подгоню к подъезду. Двадцать минут на сборы хватит?Надевая куртку, вспомнил, что до сих пор не спросил, как ее зовут.– Собственно, я – Виктор! – представился он и снова улыбнулся, услышав ее имя. Откуда-то знал, что оно окажется редким, тягучим на слух и так же долго и сладко будет «таять» в сознании, как в детстве на языке таяли его любимые ириски.За ним захлопнулась дверь. Не сон ли все? Инна осталась стоять в коридоре.В ладонь ткнулся влажный нос. Малыш напомнил ей, что нужно поторапливаться. Ахнув, она заторопилась в комнату, открывать шкаф. Перебирая свой не слишком многочисленный гардероб, застряла в выборе между цветастой веселенькой кофточкой и строгим кашемировым свитером пепельного цвета. На ум пришли строчки из уже забытого стихотворения. «Прошла пора листопада и, кажется, время разлучаться, а я лишь теперь понимаю, как надо Любить, и Прощать, и Прощаться…» Инна невольно нахмурилась, она не любила тоскливость поэзии Ольги Бергольц.

Итальянскую кофейню на Проспекте Мира выбрала Инна. Место было ей хорошо знакомо, здесь они часто встречались с подругой. Ляльке нравилось потом курить на свежем воздухе, сидя на скамейке в Ботаническом саду. Виктор не возражал; включив на полную мощность все свое обаяние, подбадривая взглядом, помог своей спутнице преодолеть врожденную застенчивость, увлеченно обсуждая с ней рецепты пирожных. Как выяснилось, оба оказались сладкоежками. Постепенно между ними завязалась непринужденная беседа. Перейдя от обсуждения бабушкиных рецептов к разговору о личной жизни, не вдаваясь в подробности, в трех словах, Инна обрисовала свою. Разведена. Растит дочку. Работает дома. В основном переводит японскую литературу. Иногда, правда, подрабатывает переводчицей с китайского или корейского языков, если в этом есть необходимость.– Сейчас перевожу «Книгу 12-ти Лун». Подруга устроила для меня этот выгодный проект. Каждая глава пронзительно поэтична, наполнена глубоким драматизмом… – и вдруг осеклась, подумала, что ее собеседнику, может быть, совсем неинтересны древние легенды. – Вот, вроде бы и все… – закончила она не очень уверенно и добавила: – А с Малышом вы уже познакомились.– Малыш? Уж больно несерьезное имя для такого солидного пса! – удивился Виктор.И впервые услышал ее смех. Звонкий, совсем мальчишеский.– Да, это я его так зову! Щенком, он был толстеньким, неуклюжим, я все – малыш да малыш, потом привыкла! А подруга с Аришкой обращаются к нему «сэр Перси»! Он у нас по паспорту фон барон… Настоящий немец! Лялька мне его из самой Германии привезла…Рассказывая, она оживилась, хорошея прямо на глазах, скулы порозовели, в темных глазах появились искорки. Наблюдая в ней это чарующее превращение, Виктор испытал странное, сродни «дежавю», чувство узнаваемости. То, как она морщила нос, смеясь, по-мальчишески передергивала плечами, без намека на кокетство, машинально теребила золотистый завиток у виска – когда-то, в другой жизни они уже встречались. Были знакомы и, может быть, даже не одну тысячу лет, уверенно подумалось ему. Поймав заинтересованные взгляды других мужчин, бросаемые на Инну, испытал непривычное для него ревнивое чувство собственника. Какие-то мужики пялились на его женщину!Зазвонивший у него телефон оборвал Инну на полуслове. Она замерла. Он полез в карман. Только взглянув на дисплей, чертыхнувшись, мысленно послал лучшего друга вместе с его немцами куда подальше (Родион, наверняка, звонил напомнить ему о встрече) и отключил мобильник. Убирая телефон обратно, услышал виноватое: «Извини, наверное, ты спешишь, а я задерживаю тебя?» и искренне удивился подобному вопросу.А Инна, и правда, словно провинившись перед ним в чем-то, уже сидела на самом краешке стула, готовая в любой момент, по его слову, встать и уйти. Ее рука, машинально выводя круг за кругом, нервно позвякивала ложечкой о край чашки. Чертыхнувшись еще раз, он мягко вынул ложечку из ее пальцев, останавливая этим бесконечное позвякивание, и накрыл своей ладонью ее ладонь.– Ошиблись номером! – солгал Виктор. – Я никуда не спешу!– Правда? – обрадовалась она.– Правда-правда! – рассмеялся он в ответ. Впервые проявляя легкомысленную необязательность по отношению к важной деловой встрече. Но то была ложь во спасение. Потому что на раздавшийся звонок телефона испуганно вздрогнули и сразу же потухли глаза Инны. А ему больше никогда в жизни не хотелось бы увидеть это снова – свет радости, исчезающий из этих оленьих глаз.Щепетильность Инны, настоявшей заплатить за себя, раздосадовала Виктора – он пригласил ее провести с ним время не для того, чтобы она доставала свой кошелек. Конечно, он не тратился на женщин с такой баснословной щедростью, с какой это делал Родион, оплачивая «доступ к телу», как порой, довольно цинично, любил тот пошутить. Но и Виктор привык платить за свое удовольствие. И умел делать это красиво. Поэтому сошлись на компромиссе. Взамен он купил на вынос полдюжины пирожных для ее дочки. Зато теперь, гордая своей независимостью, Инна оживленно, с мальчишеской непоседливостью вертелась на сиденье его машины, будто заново разглядывая салон джипа.«Куда только подевалась вся скованность и зажатость…» – улыбнувшись, он украдкой глянул на плоский циферблат наручных часов. На встречу он уже опаздывал. Виктор не был левшой, но по какой-то странной прихоти часы всегда носил на правом запястье. Перегнувшись через спинку, положил пакет с пирожными на заднее сиденье. Поворачиваясь, как бы ненароком, оперся рукой о ее колено. Он сделал это специально. Желание прикоснуться к ней оказалось сильней любых доводов разума. Вспыхнув, она тут же отвернулась к окну. Но во взгляде, брошенном на него, что-то такое было. Манящее, до головокружения. Почему тогда отвернулась? Сидит, спина слишком прямая, ладони зажаты в коленях. И опять этот вид провинившегося подростка…А она боялась, что по выражению ее лица Виктор догадается, как же долго у нее не было мужчины. «О, боже… стыд-то, какой…» Собственная реакция на нечаянное, мимолетное прикосновение мужской руки смутила Инну.Он смотрел на нее во все глаза. В ее поведении не было ничего кокетливого, ничего соблазняющего его. Ничего из той захватывающей любовной игры, играя в которую, мужчина и женщина соревнуются, кто кого первым уложит на лопатки. В ней не было ничего особенного – снова поймал он себя на этой мысли, но почему же тогда ему так безумно хочется узнать вкус ее губ? Это желание, усиливаясь, вдруг причинило необъяснимую боль. Виктор почувствовал, нет, осознал всем своим существом, что просто не сможет дышать, если не сделает эту женщину счастливой.Наверное, он сделал какое-нибудь неосторожное движение или что-нибудь рыкнул, потому что прямо услышал, как «захлопнулась» раковина, куда испуганно спряталась Инна. Отодвинувшись от него к самой дверце, она напряженно уставилась в окно и действительно походила сейчас на того лисенка, готовая в любой момент убежать, «тяпнув» за палец. «Еще немного – и выскочит из машины…» – подумал он, заводя мотор.

За всю дорогу обратно они не проронили ни слова. Машина не успела свернуть во двор. Инна попросила остановиться на углу дома. С торопливым «спасибо» и «до свидания» неловко хлопнула дверцей и быстро скрылась за углом. Виктор догнал ее уже у подъезда, видимо, она бежала. – Инна!Она испуганно оглянулась назад. Словно защищаясь от него, выставила вперед руку. В кулачке зажаты ключи от квартиры. Он все понял по одному ее затравленному взгляду, так могло смотреть только загнанное охотниками, умирающее животное, и вертевшиеся на языке «что» и «почему» отпали сами собой. Посттравматический стрессовый синдром, налицо были все симптомы панической атаки. Мысленно ругая себя последними словами за недогадливость (а ведь ПТСС был его дипломной работой), очень медленно, успокаивающим жестом, сжал ее ледяные пальцы на пакете с пирожными.– Ты забыла пирожные для дочки, – сказал с мягким укором, выговаривая ей тоном лечащего врача. – Не нужно лишать ребенка маленьких радостей. Девочка ведь будет рада… правда?Прижав пакет к груди, реагируя скорее на спокойную интонацию его голоса, чем на слова, Инна неуверенно кивнула в ответ. Ее взгляд стал более осмысленным. Паника постепенно отступила. Новый кивок головой, еще одно «до свидания», и перед Виктором с оглушительно-противным скрежетом захлопнулась железная дверь подъезда. Продолжая машинально смотреть на покрашенную серой краской входную дверь, не зная почему, испытывая чувство вины за то, что произошло в прошлом Инны, он почувствовал непонятную, близкую к отчаянию, безысходность.Но тут вспомнил, что бросил машину за домом вместе с ключами и рванул через двор на улицу. Джип, тихо урча мотором, дожидался хозяина там, где он его оставил.Отдышавшись, Виктор рассмеялся. Смех вышел сухим и немного нервным. В машине достал из кармана куртки сигареты, закурил, включил мобильник. Телефон тут же разразился требовательной трелью.– «Дьявол, Вик… где тебя черти носят?!»Услышал он тихий от бешенства голос Родиона. На встречу он опоздал. Беспечно улыбнувшись интеллигентной ругани друга, спросил:– Немцев своих уже встретил?– А ты как думаешь, мать твою?– Хорошо, займи их чем-нибудь. Я скоро буду!Подрезав чью-то битую тойоту, бесцеремонно влез в левый ряд. Машины впереди странным образом «рассосались», уступая дорогу его джипу. Он прибавил газу. На лице, кроме деловитой собранности, не отражалось больше никаких эмоций.

– Вы уже уходите, Виктор Павлович? – не смог не выразить своего удивления заглянувший в кабинет шефа Эдик. Обычно начальство засиживалось допоздна. Уточняя детали, спросил: – Мне завтра ждать вас уже в Шереметьево или заедете в офис?– Могу подобрать тебя на Смоленской площади в десять пятнадцать, – прикинув что-то, проигнорировав первый, Виктор ответил на второй вопрос секретаря.– Спасибо! – просиял Эдик, помогая шефу надеть пальто.Спустившись на нулевой этаж, Виктор направился к припаркованному на подземной стоянке джипу. Ему стоило больших трудов перестроить свой рабочий график, выкраивая время на личную жизнь. И сейчас, перед завтрашней недельной поездкой в Швейцарию, освободив для себя эту пару часов, он спешил домой, чтобы увидеться с Инной, пока та гуляет с собакой.

Изредка поглядывая на часы, готовил ужин на скорую руку, расхаживая нетерпеливыми шагами по кухне. Комфортабельная, техника на уровне, солидно обставленная, но ничего лишнего. В буржуйском стиле, как сказал приглашенный на новоселье Родион, сразу окрестив квартиру «графскими хоромами». Лепота, лепота! Цокал он языком, поглаживая бронзовую голову льва, из пасти которого вода наливалась в ванну, стоящую на львиных лапах. Обозревая дорогую, сделанную на заказ, испанскую мебель в гостиной, слегка попрыгал на диване, проверяя на прочность резные ножки и синюю, с геральдическими лилиями, обивку.– Ну, ты даешь, прямо «помпадур» какой-то… – глянул весело. – Слушай, Вик… откуда замашки барские… вроде бы мы все из пролетариев?– Да пошел ты… – огрызнулся Виктор.Не для себя старался! Хотел, чтобы родители и дед смогли пожить как белые люди, по-человечески. И уж Родьке ли не знать об этом!– Ладно, старик, брось… Не злись. Знаю, сморозил глупость! – потормошил тот Виктора.Да уж, сморозил. Он купил эту практически убитую четырехкомнатную коммуналку в сталинском доме для родителей, потратил на ее переустройство и ремонт полгода, чтобы дорогие ему люди жили поближе. Но у профессора Лабушева «на руках» госпиталь, кафедра в академии, ординатура. У отца, хирурга-кардиолога, главврача центра, – лекции, студенты, клиника. У матери – детское кардиологическое отделение, маленькие пациенты и тоже студенты. В общем, коренные петербуржцы, они наотрез отказались перебираться в Москву.Квартира простояла пустая несколько месяцев. Пришлось продать свою холостяцкую берлогу и переехать сюда. В тихий и зеленый, старый район Москвы. Надевая куртку, уже на выходе Виктор задумался, почему раньше не встречал Инну, ведь он жил в доме уже четвертый год. Может, и правда упала с облака…Тонкую фигурку в белом пуховике заметил в сквере еще издали. Улыбнулся. Они встречались, если это можно было так назвать. Сорокапятиминутные прогулки по скверу в обществе хвостатого, очень строгого «надзирателя» мало походили на свидания. Но Инна больше не принимала его предложений поужинать или пообедать вместе. К себе тоже не приглашала, ссылаясь на занятость. Нет, она не вела никакой игры, не набивала себе цену и уж тем более не строила из себя недотрогу. Виктор прекрасно понимал это. Она боялась его. Боялась довериться ему. Впустить в свою жизнь и вновь испытать боль разочарования.Вот и пуховик, щепетильная до невозможности, она отказывалась брать. Подарков Инна тоже не принимала. А ему так хотелось стащить с нее эту уродливую, с чужого плеча, мужскую куртку, что чесались ладони. И только резонный довод, что ей не придется больше мерзнуть, гуляя с Малышом, в конце концов, убедил ее. Но, верная себе, она дала слово обязательно вернуть ему деньги с гонорара за книгу. Естественно, пришлось заверить ее в своем нетерпеливом ожидании «возврата долгов».Оказывается, любовь – это не только сидение на скамейке или прогулки при луне, любовь – это еще и тяжкий душевный труд. Рядом с ней, выверяя каждое свое движение, любой жест, каждое свое слово, он чувствовал себя словно на минном поле или за столом переговоров. Но знание психологии, тонкая дипломатия помогли ему и здесь найти верную линию поведения. И, похоже, он уже знал, какой железный аргумент позволит ему убедить ее в серьезности своих намерений.– Инна! – позвал Виктор.Она обернулась. Малыш, помахивая хвостом, затрусил ему навстречу.