Это было сделано очень спокойно; никто вокруг них не понял, что случилось. Но Анна увидела руку Тайлера Шофильда на руке Джоша, и внезапный гнев на лице Джоша. Она стояла у трапа, который подкатили к дверце самолета, и в то время как другие пассажиры проходили короткое расстояние до здания аэропорта, Анна проскользнула в дверь и подошла к Джошу. Она никогда не видела его таким рассерженным.

– ...о чем это ты говоришь... – повторял Джош.

– Сейчас я не могу рассказать тебе, – сказал Тайлер почти шепотом. – Ты только должен пойти...

– Не можешь рассказать мне? Нет, ты уж расскажи, я никуда не пойду, пока не узнаю, что происходит.

? Черт побери, Джош, ты уже привлек всеобщее внимание...

? Какая разница? Я ничего не скрываю, это ты играешь в прятки.

– He я, Боже мой. Послушайте, мистер, у вас тут большие неприятности и вы бы лучше посмотрели...

– Привет, Тайлер, – сказала Анна. – С приездом, – обратилась она к Джошу.

Они пожали друг другу руки, и Анна не отняла свою.

– Я помешала? – спросила она.

– Да, – ответил Тайлер.

– Я рад тебя видеть, – сказал Джош. Он услышал гнев и недовольство в своем голосе и подумал, не выглядит ли он таким неожиданно выброшенным из жизни каким себя чувствовал. – Не знаю, что здесь происходит но Тайлер говорит, что я арестован из-за аварии на фуникулере.

Анна недоверчиво посмотрела на Тайлера.

– Джош? Ты шутишь. Почему? Тайлер, это безумие. Он об этом ничего не знает. В тот день его даже не было в Тамараке.

– Послушайте, – раздраженно сказал Тайлер. Он оглядел взлетное поле и здание аэропорта. Народу было немного, потому что большинство туристов отменили свой приезд, но все-таки людей было достаточно, чтобы он нервничал, и некоторые из них бросали взгляды на него и Джоша. – Здесь мы не можем говорить. Дайте мне выполнить...

– В любом случае, зачем его арестовывать? – спросила она. – Обычно вы приглашаете на допрос.

– Все слишком сложно! О, боже, – Тайлер понизил голос. – Послушай, Анна, ты не имеешь к этому отношения. О'кей? Мне даже не следует говорить с тобой. Теперь иди-ка домой...

– Она имеет к этому отношение, – твердо сказал Джош. – Она мой адвокат.

Их глаза встретились в быстром взгляде, горячем и радостном. Она отняла у него свою руку и отступила назад, став холодной и профессиональной. «На ней мог бы быть костюм с иголочки, – подумал Джош, – вместо черных эластичных брюк и матово-блестящей черно-голубой лыжной куртки».

– Не может быть и речи, чтобы я шла домой, – сказала она Тайлеру. – Ведь ты не хочешь оказаться обвиненным в отказе мистеру Дюрану на присутствие представителя закона при его регистрации.

– Эй, – сказал Тайлер. – Послушайте, мы здесь все друзья, Анна. У нас полно неприятностей; газеты и телевидение треплют нас каждый день; и мы должны показать, что не сидим сложа руки... а, черт, я не должен был даже говорить этого.

«А, так они запаниковали, – подумала Анна, – и поторопились с арестом. Но почему именно Джош?»

– Расскажи нам об этом по пути в город, – сказала она.

Потом они с Джошем слушали и она не позволила ему говорить, пока его не зарегистрировали, не сняли отпечатки пальцев, и не выпустили под залог денег, которые он снял со своего счета в банке Лос-Анджелеса. – Вы пробудете здесь какое-то время? – спросил судья.

– Мне нужно вести занятия через две недели в Лос-Анджелесе, – сказал Джош.

Судья посмотрел на него.

– Мы здесь все друг друга знаем; мне трудно было бы предположить, что ты можешь представлять угрозу для кого-либо или уйдешь из-под залога. Можешь отправиться, куда хочешь, Дюран, но предупреди меня заранее. Я не хочу никаких неожиданностей, за последние несколько месяцев у меня их было слишком много.

Снаружи, на тихой Главной улице, шел снег, сплошная завеса хлопьев, которая, казалось, окутывала их, пока они шли к машине.

– Похожа на машину Гейл, – сказал Джош.

– Это и есть ее машина, – Анна обошла машину, чтобы сесть за руль. – Я пользуюсь ею, пока Гейл нет дома.

– Как Лео? У меня еще не было возможности спросить о нем.

– Он будет в порядке, операция не понадобилась. Нам очень повезло. Они возвращаются завтра утром. Ты ужинал?

– Нет. Я забыл об этом. Насколько помню, мы собирались куда-нибудь пойти сегодня вечером после того, как ты встретишь меня в аэропорту.

Анна улыбнулась.

– Да, хочешь пойти в ресторан или к Гейл и Лео.

– Я бы предпочел не ходить в ресторан.

? Я тоже.

Она вела машину по Главной улице, сквозь падающий снег; снежинки летели на них в свете фар, как будто машина ныряла в освещенный конус. Улица была почти пуста и они молча ехали до поворота на выезд из города.

? Болт не оказался бы в ящике с мусором, если бы кто-то не положил его туда, – сказала Анна, облекая в слова свои мысли.

– Кто-то специально пришел сюда для этой цели. – Их мысли сливались, как и голоса. – Никто не бродит вокруг Ривервуда зимой.

– Это могли сделать осмотрительно. Что если кто-то из плотников, водопроводчиков или электриков принес его с собой?

– Зачем плотнику, водопроводчику или электрику устраивать аварию на фуникулере?

– Почему бы и нет?

Они помолчали.

– Ни у кого нет причин делать это, – сказал Джош. – Это безумие. Рисковать столькими жизнями... Нет причины, оправдывающей сделанное.

– Ненависть, – сказала Анна. – Жадность, зависть, страх. Может быть, все вместе. Меня никогда не перестанет удивлять, до чего жестокими могут быть люди. – Она повернула на дорогу к Ривервуду. – Я поразилась, как ты сегодня контролировал свой гнев.

Он криво улыбнулся.

– Я думал об этом, когда сказал судье, что у меня занятия через две недели. Бесконечная гибкость человеческого духа. Я уже научился жить с этим безумием и строю планы, учитывая обстоятельства. Думаю, мы можем так вести себя при любых условиях, требуются лишь постоянные поправки.

– Да, – спокойно сказала Анна.

Через несколько минут они уже были у дома и въехали в гараж. И когда оказались вместе в ярко освещенном тихом гараже, рядом с двумя машинами, с захламленным рабочим столом Лео, с садовыми инструментами Гейл вдоль задней стены гаража, с лыжами, закрепленными на стойке, и с четырьмя велосипедами, висевшими на стене, то почувствовали во всей этой обстановке что-то такое домашнее и теплое, что, растерявшись, не знали, как заговорить.

– Нам нужно о многом поговорить, – наконец произнесла Анна, не глядя на Джоша. Они пошли в дом. – И в первую очередь, – добавила она, вешая в шкаф свою куртку и стягивая сапоги, – о том, что у меня нет лицензии на юридическую практику в штате Колорадо.

Джош помедлил, вешая спортивную куртку, которую он носил в Египте.

– Я об этом не подумал. У тебя лицензия только на Калифорнию?

– И Нью-Йорк. Тебе нужно пригласить кого-то и здешних адвокатов. Я знакома с несколькими людьми, которых могу рекомендовать; один из них, Кевин Ярбороу, кажется, очень хороший юрист.

– Но ты можешь работать вместе с ним.

– Если ты хочешь, чтобы я принимала участие. Я сделаю все, что смогу. Завтра я возвращаюсь в Лос-Анджелес, Джош. Мне многое нужно наверстать.

Он улыбнулся с сожалением, когда они направились на кухню.

– Все твои клиенты ведут себя так, будто тебе больше нечего делать, как только думать о них?

– Все. Я бы, наверное, тоже так себя вела. – Она открыла холодильник, потом морозильную камеру, порылась там. – Я думаю позвонить Кевину и попросить его прийти сегодня сюда; тебе нужно познакомиться с ним как можно скорее. И мы сможем обсудить, что будем делать. Мне не хочется уезжать. Я смогу вернуться через неделю или две, хотя бы на день; я тебе дам знать.

Она поставила коробку и два пакета на кухонный стол и повернулась к нему. Джош взял ее руки в свои: холодные, тонкие пальцы оказались в его теплых руках. В одних носках она казалась меньше ростом, чем ему помнилось.

– Анна, послушай меня минутку. Я о многом собирался тебе сказать в эти последние несколько дней, и о том, насколько эти чудесные дни были неполными для меня, потому что тебя не было там.

Он смотрел в ее глаза, большие и удивленные, немного ошеломленные. Но не испуганные, увидел он. Не испуганные. Он почувствовал дикую радость. Но к этой радости примешивался его гнев и замешательство, и начинающаяся тревога о том, что ждет его впереди.

– Извини, я пытаюсь все отмести в сторону. Хочу сосредоточиться на тебе, но вмешиваются всякие посторонние вещи.

– О них-то нам и нужно поговорить. Что будем делать дальше.

Она повернулась обратно к кухонному столу и занялась ужином. Джош работал вместе с нею, помогая открывать упаковки и выкладывая торт на стеклянную тарелку. Он распаковал хлеб и поставил его в печь согреваться – Анна наблюдала, как Джош открывает шкафчики, отыскивая тарелки и стаканы, выдвигает ящики и достает вилки и ложки. Она так живо думала о нем, тогда на фуникулере, так ясно его себе представляла, когда он позвонил из Египта, что теперь, работая рядом с ним в молчаливом согласии, это казалось продолжением мыслей, как будто они стали частью друг друга. На улице снег падал тяжелыми хлопьями, метавшимися под порывами ветра. В кухне было тепло и тихо сосновые шкафчики, стол и стулья сияли, как золотые в свете лампы. На душе у Анны было мирно и спокойно! Беспокойство прошедших нескольких дней ушло на какое-то время; исчезло ее беспокойство о замкнутости Джоша, хоть и мелькнуло на мгновение в гараже; напряжение, вызванное его необъяснимым арестом, застыло в неопределенности. Когда они ходили по кухне, встречаясь и расходясь в разные стороны, она не чувствовала ни боязни, ни волнения; ею овладело чувство правильности происходящего. «Удивительно», – подумала она. Раньше это чувство возникало у нее только в отношении работы.

Анна подняла глаза и встретилась с ним взглядом, они обменялись улыбками. Она не анализировала своих чувств и не удивлялась им, а просто позволила им войти в свою душу. Она ему доверяла, чувствовала, что нужно было им оказаться вместе в этой надежной гавани, в то время как снаружи начиналась метель.

– Здесь хорошо, – непринужденно сказал Джош и поставил на поднос салфетки, тарелки и стаканы для вина. – Легко будет забыть это, как сказал наш друг Тайлер, – у нас здесь много хлопот. – Он сделал паузу, глядя на ложки и вилки, которые держал в руках, положил их на тарелки. – Только мы не сможем забыть. И ты права, надо подумать, что делать дальше. – Джош взял из ящика салфетки и сложил их. – Есть еще и все остальное. Что мы можем сделать для Лео и Гейл. И для всего города. Я не вижу, у кого в ближайшие дни или недели будут легкие времена. Если только мы не обнаружим, что один из моих надежных рабочих затаил зло против Лео и компании... – я не верю в это, но...

– Нет, я тоже не верю...

Анна помешивала томатный соус длинной деревянной ложкой. Извивающиеся струйки пара поднимались кверху, обволакивая ее белый свитер и румяное лицо. Такой расслабленной Джош ее еще никогда не видел. Она была удивительно красивой, в лице появилась какая-то новая безмятежность, которая притягивала его к ней, так что до боли хотелось обнять ее.

– Здесь происходит что-то ужасное, Джош. Нелогично, чтобы рабочий или кто-то еще положил этот бол в кучу мусора рядом с твоим домом. Ящики для мусор стоят по всему городу между фуникулером и Ривервудом, нет смысла выбирать какой-то один дом, если только не...

– Предполагалось, что он будет найден, – спокойно закончил Джош.

– Это значит, что кто-то должен был найти его. – Они отнесли поднос и блюда с едой в гостиную и расставили их на стеклянном кофейном столике. – Возможен только один вариант, почему так получилось. Болт не искали, понадобилась бы целая армия, чтобы просмотреть все мусорные ящики и отбросы в Тамараке, а это заняло бы недели, пока добрались бы до Ривервуда.

– Значит, кто-то сказал им, где искать.

– Да.

Джош разжигал огонь в камине. Он встал на колени, наблюдая, как тонкие язычки пламени лижут дерево.

– Я не знаю, кто может настолько ненавидеть меня, чтобы так поступить.

– Это может быть кто-то, решивший, что твой отъезд из города в то утро – подходящий повод. Что-то в этом роде.

Он покачал головой.

– Все равно нет смысла. У меня нет ни малейшего повода портить фуникулер.

– Или нанести ущерб Тамараку.

Он резко повернулся к ней.

? Ты знаешь, что я не делал этого.

– Представь себе, что ты Тайлер. Кто-то звонит тебе и говорит, что отсутствующий болт из фуникулера находится возле дома Джоша Дюрана и есть полная уверенность найти там этот болт; что ты знаешь о Джоше Дюране? Совершенно ясно, тебе известно о посещении фуникулера; ты мне рассказывал, что со многими беседовал, когда был там. И в любом случае, не делал из этого тайны. Многие знают, что ты уехал из города утром, когда и случилась авария. И кроме того, были египетские инвесторы.

? Тайлер о них не знает.

? Он может знать. Это не было секретом, и любой из присутствовавших на рождественском ужине мог рассказать другим.

Джош сел рядом с нею на диван, наблюдая за огнем.

? Ну и что? Я только нашел их; принимать участие в приобретении ими компании я не собирался. Но это тоже безумие. У него нет доказательств; нет причин так думать.

– Нет. Если только... если только кто-нибудь не подсказал ему это.

– Зачем бы...? Ну, предположим, если мы поверим, будто кто-то навел Тайлера на мой дом, чтобы найти болт, то можем поверить, будто кто-то подсказал ему все остальное. Но зачем ему это? Зачем мне устраивать аварию на фуникулере, распугивать туристов? Никто не станет покупать компанию, у которой такие проблемы... – Он остановился. – Но, конечно, цена была бы ниже.

– Да. – Они помолчали.

– Не верю, – решительно сказала Анна. – Слишком слабо. Ни один обвинитель не пойдет с этим в суд.

– Если это все, что у них есть, – сказал Джош.

– Ты можешь подумать о чем-нибудь еще?

– Нет, но я бы подумал, как соединить эти факты и получить такой вывод.

– Пойду позвоню Кевину, – сказала Анна. – Не думаю, что у них есть против тебя какое-то судебное дело, но Кевин может увидеть все иначе, чем я. Так или иначе, его надо ввести в курс дела. Он мог бы присоединиться к нам за кофе.

Но вернувшись в гостиную она сказала, что Кевин назначил Джошу встречу на завтрашнее утро в своем офисе.

– Он не хочет выходить сейчас, говорит, что у нас тут уже снегу на шесть дюймов, а по прогнозу будет четырнадцать-двадцать.

Джош открыл бутылку вина, которую принес из погреба Лео.

– Мне придется одолжить у Лео сапоги, чтобы дойти до дома, – отрешенно прошептал он.

Анна подошла к входной двери и открыла ее. Порыв ветра швырнул ей снег под ноги. Снег падал, как тяжелая завеса хлопьев, сверкающая белыми полосами в свете фонарей, висевших по обе стороны двери.

– Мне кажется, никуда ты сегодня не пойдешь, в сапогах или без сапог, – заявила она. – Кевин прав; в такой вечер надо сидеть дома. – Она закрыла дверь.

Джош поднял на нее глаза.

– Мне бы хотелось остаться, если ты не против. Насколько я помню, в этом доме полно комнат для гостей.

Анна почувствовала прилив благодарности и теплоты при этой непринужденной констатации факта. Они провели бы вечер прямо как из романа девятнадцатого века Ей было интересно, наверное, Джошу вообразить это легче, чем большинству окружающих, ведь он так много времени проводит в прошлом. Она улыбнулась сама себе. «Нужно как-нибудь спросить у него», – подумала она.

– Три, – ответила она так же непринужденно.

– Одна моя; ты можешь выбирать любую из двух других. Гейл держит их наготове; у них тут всегда бывают неожиданные гости.

– Хорошо, я расскажу завтра Кевину, что мы с тобой решили сегодня вечером. Анна слегка улыбнулась. – Это не моя специализация, Джош. Я не хочу, чтобы ты думал, что я могу проделать такую же работу, как с разводами.

– Мне нравится, как ты работаешь, – он налил красного вина в свой стакан и попробовал его. – И я восхищаюсь погребом Лео. Я нахожу еще больше доводов в пользу соседства с ним.

– Если он останется здесь. Не знаю, что теперь будет с компанией.

Джош наполнил стаканы.

– Ужин, – сказал он и протянул ей тарелку.

– Спасибо. Просто не верится, при всем, что здесь происходит, я все-таки умираю от голода.

Джош поднял свой стакан. Они сидели рядом друг с другом; когда Анна дотронулась своим стаканом до его стакана, их руки соприкоснулись.

– За моего адвоката, – сказал он.

– За моего клиента, – просто ответила она.

Они наполнили свои тарелки и спокойно ели несколько минут, глядя, как пламя извивается и пляшет на поленьях в камине.

– Это может войти в привычку, – задумчиво сказал Джош. – в первый раз мы собирались идти ужинать, передумали и вместе готовили ужин в моей квартире.

? В сентябре, – прошептала Анна.

– Восемнадцатого, – добавил Джош. – В тот вечер мы тоже пошарили в холодильнике. На тебе было платье из красного шелка. И мы слушали Бетховена и Моцарта.

Анна вспоминала. Вечер был теплым и непринужденным; более приятным, чем она ожидала. Но тогда, на протяжении всего вечера, как и в другие их встречи после этого вечера, еще оставалась ее настороженность, инстинктивная отстраненность, ее спасение. Она смотрела на пляшущие огоньки и удивлялась, что случилось за месяцы, прошедшие с того вечера до этого, если все сейчас кажется таким правильным. «Время», – подумала Анна. Недели и месяцы, в течение которых Джош стал частью ее жизни, медленно, постепенно, без подготовки и нажима. И что-то еще. Сегодня вечером он был в беде и она помогала ему. И сегодня вечером впервые не чувствовала, что Джош Дюран находится на нерушимой платформе триумфов в то время как она балансировала на шаткой опоре, склеенной из ее приемов защиты. Она всегда умела помогать чужим, теперь могла помочь кому-то близкому, и это внушало ей чувство силы и легкости.

Она отодвинула тарелку.

– Поговорим о стратегии.

Джош кивнул.

– Да. Но у меня есть просьба. На разработку стратегии у нас есть сегодняшний вечер, завтрашнее утро, и я не тороплюсь с этим. Если кто-то попробует ложно обвинить меня, за ближайшие несколько часов ничего не изменится. А сейчас ситуация кажется более управляемой, чем в начале. Вино и огонь в камине и то, что я с тобой, вероятно, повлияли на меня, и я не могу заставить себя срочно взяться за дела. Чего я действительно хочу, так это рассказать тебе о Египте. Я хотел этого с нашего первого шага в гробницу. – Он покачал головой. – Кажется, это было много лет назад. Потрясающе: я взлетел так высоко, нашел все, о чем мечтал, и узнал, что ты ждешь меня... И потом появился Тайлер и все лопнуло.

Анна печально смотрела на него, не предлагая утешительных слов, ожидая, пока Джош сам выразит свои чувства.

– Но это завтра, – сказал он. – Сегодня вечером я хочу вернуться к чуду и красоте того, что я нашел, и хочу сделать это с тобой. В ближайшее время, когда мы разберемся с этими проклятыми делами, я собираюсь взять тебя туда, а сейчас я расскажу тебе о гробнице и постараюсь, чтобы ты увидела ее. Ты согласна?

– Да, – сказала Анна. – Я очень хочу.

Он наполнил стаканы вином и выключил лампу; теперь комнату освещало только яркое пламя в камине. При свете этого огня лицо Анны казалось теплым, розовым, мирным. «Они могли бы сидеть здесь всю ночь, – подумал он. – Когда за окном бушует метель, а в доме зажжен камин». Это было их время, в стороне от всего остального мира. На следующий день их снова быстро захлестнет действительность.

– У меня нет фотографий или слайдов, – он. – Я их еще не проявил. У меня есть только слова...

– И страсть, – тихо добавила Анна. – И я хотела бы разделить это с тобой, все, что ты видел. С помощью твоих слов и твоего голоса.

Джош почувствовал прилив радости. Он инстинктивно потянулся, чтобы взять ее за руку, но остановился, не дотронувшись до нее. «Не сейчас, – подумал он. – Не сегодня; по одному шагу за раз».

– Дверь была оштукатурена сверху, – начал он.

И его голос заполнил комнату и воображение Анны.

«НОВЫЙ ФАРАОН ТУТАНХАМОН!» – трубили на следующий день газеты и телевизионные комментаторы, как только египетское правительство и Музей Древнего мира в Лос-Анджелесе вместе объявили о находке гробницы Тенкаура.

– ПРОФЕССОР УНИВЕРСИТЕТА ЛОС-АНДЖЕЛЕСА ОТКРЫВАЕТ ГРОБНИЦУ ФАРАОНА ТЕНКАУРА! ГРОБНИЦА НЕ ТРОНУТА, ПОЛНА СКАЗОЧНЫХ СОКРОВИЩ! ГРОБНИЦА СОКРОВИЩ, КОТОРЫЕ ПРЕВОСХОДЯТ СОКРОВИЩА ТУТАНХАМОНА!

Как почтовые голуби, репортеры налетели на Лос-Анджелес. Когда они узнавали, что Джоша там не было, то описывали круг и летели прямо в Тамарак. Некоторые – уже второй раз за неделю; они побывали здесь, чтобы написать о крушении фуникулера. Журналисты научных изданий летели в Тамарак впервые. Они воспользовались перелетом, чтобы торопливо прочесть купленные книги по истории Египта, особенно о смутных временах середины Восемнадцатой династии.

А потом, когда они добирались до Тамарака, брали напрокат машины и покупали карты города, некоторые из них приобретали местную газету, где читали, что Джош Дюран, знаменитый археолог, обвинялся в организации аварии фуникулера, и были вне себя от радости.

Это была мечта репортера: две главных истории в одном месте и с одним злодеем, который был также и героем, или наоборот. «СНАЧАЛА ГРОБНИЦА, ПОТОМ ТЕМНИЦА?» дала заголовок «Ю-ЭС-ЭЙ ТУДЕЙ», а «Нью-Йорк Дели Ньюс» выкрикнула: «ПРОФЕССОР, НАШЕДШИЙ ФАРАОНА, АРЕСТОВАН ЗА КРУШЕНИЕ ФУНИКУЛЕРА». Эти заголовки были подхвачены газетами по всей стране и с приукрашиванием подавались в утренних телепередачах и в вечерних выпусках новостей. Только «Лос-Анджелес Таймз» была сдержанна, так как Джош был жителем города.

Репортеры располагались лагерем возле его дома, их машины были припаркованы вдоль узкой, извилистой дороги, которая почти на милю тянулась до дома Гейл и Лео. В день, когда они вернулись из больницы в Альбукерке, то первое, что они увидели, были машины. Лео в недоумении смотрел на них, пока Гейл сворачивала с дороги к дому между высокими сугробами, которые снегоуборочные машины сгребали каждое утро после метели. Из аэропорта они сразу поехали в больницу Тамарака, чтобы провести день с Робин и Недом. Теперь уже было почти темно, облака снова были низкими, что предвещало снегопад. Лео приподнялся, чтобы увидеть, далеко ли растянулась вереница машин.

– Что происходит? Никто не зовет гостей на четыре часа пополудни.

– Наверное, это репортеры из-за Джоша, – сказала Гейл. – Черт бы их побрал, и почему они не могут оставить его в покое? Хоть бы метель продлилась, чтобы они здесь не болтались. Откуда они вообще узнали, что он здесь? Кто-то в Лос-Анджелесе, должно быть, сказал им. Не могли уж промолчать.

– Слишком привлекательная история, – сказал Лео. Он осторожно вышел из машины, оберегая свои кости от толчков, чтобы не вызвать головную боль. – Наверное поэтому мы не могли до него дозвониться сегодня утром, вероятно, Джош не снимает трубку. Давай зайдем к нему, он буквально в осаде.

– Мы можем попробовать снова позвонить ему, – твердо сказала Гейл, – но ты туда не пойдешь. Ты знаешь, что сказал врач...

– Конечно, знаю. Но завтра мне нужно пойти в офис, Гейл. Ты меня отвезешь, и я буду в порядке.

– Я знаю, ты будешь в порядке, – сказала Гейл. Она вошла в дом вместе с ним.

– У меня нет уверенности ни насчет Тамарака, ни насчет нас.

– Они приезжают сегодня вечером, не так ли? – отрывисто спросил Лео.

– Все, кроме Винса; он сказал Уильяму, что должен остаться в Денвере. Я попыталась заставить их подождать несколько дней, но они уперлись. Хотят продать прямо сейчас, любому, кто даст приличную цену.

– Они обещали подождать египтян. Что на них нашло?

Гейл покачала головой.

–Я тебе не говорила в больнице; египтяне передумали.

Лео тихо выругался.

– Хорошо, что Робин и Неда нет пока дома; не хотелось бы, чтобы они были здесь сегодня вечером. – Он осторожно прошел в свой кабинет из гостиной.

– Ужин через час, так что у нас есть время до их прихода, – крикнула Гейл и прошла на кухню. Здесь было так чисто, как будто Анна никогда сюда не приходила; остался только яблочный пирог на кухонном столе и записка – «Известно с давних времен, что яблоки излечивают трещины в черепе, так что это мой вклад в выздоровление Лео. Жаль, что я не смогу повидаться с вами; должна уехать на ранний рейс. Я позвоню из Лос-Анджелеса, и постараюсь вернуться через неделю или две. Добро пожаловать домой!»

Гейл прошла по дому. «Ни единого следа, – подумала она. Простыни из комнаты для гостей были выстираны, и постель аккуратно застелена, подушки на диване в гостиной взбиты. Но огонь в камине накануне разжигали; пепел был еще теплым. Она почувствовала прилив грусти при мысли об Анне, одиноко сидящей у огня в вечер снегопада. Гейл разворошила угли и положила в камин поленья. Еще один очаг будет гореть сегодня вечером, может быть, всем будет приятно, и паника отступит. И у них есть яблочный пирог Анны, его можно подогреть. Теплый огонь, теплый пирог, теплые сердца. Может быть.

Но когда в этот вечер семья сидела в гостиной, все были возбужденными и раздражительными; никто не интересовался пирогом едва замечая яркий огонь, который развела в камине Гейл, желая только покончить с делом и уйти.

? Мне так жаль, Гейл, так жаль, – повторяла Нина.

– Мне так жаль, но что еще мы можем сделать?

– Мы можем подождать, – сердито сказал Лео. Они с Гейл сидели рядом на диване перед камином.

– Послушайте, вы знаете, что фуникулер не ломается сам собой; Гейл всем вам звонила и сказала, что было недавно обнаружено: кто-то его сломал!

– Джош сломал его! – крикнул Фред. – Какая разница...

– Он не ломал! – выкрикнула Гейл. – Никто в здравом уме никогда не поверит...

– Большинство не поверят, – сказала Мэриан. – Но они же должны чем-то располагать, иначе его не обвинили бы...

– Бедный Джош, – сказала Нина. – Он мне нравился. Что на него нашло...

– Никто не знает, что случилось, – громко сказал Лео. – Послушайте, мне не хочется кричать, а то чертовски больно, когда повышаешь голос. Можем мы поговорить, а не вопить, как на матче? Кое-что надо прояснить Никто нас не обвиняет. Этот парень Халлоран приезжал в Альбукерк и сказал Гейл, что техническое обслуживание у нас было потрясающе организовано.

– Кому какое дело до Халлорана? – отрезал Фред. – Не он, а туристы покупают билеты на фуникулер. И туристы, газеты, телевидение, все обвиняют нас. Посмотри вокруг, ради Бога, этот город мертв.

– Это, знаете, как альбатрос, – обратился Кит ко всем сразу. – То есть, я имею в виду, что вы можете сделать с этим, э, знаете, белым слоном.

Мэриан не обращала внимания на своего сына. Он превратился в дурной вариант Фреда.

– Не вижу, что хорошего выйдет из ожидания, – сказала она Лео.

Он наклонился вперед слишком быстро, и поморщился от боли в голове.

– Когда мы очистимся от обвинения в небрежности, мы вернем людей, Мэриан, я знаю, мы можем их вернуть! Ведь мы не какая-нибудь отдаленная деревушка, мы – один из лучших высокогорных курортов в мире! Люди приезжают сюда отовсюду, год за годом...

– Лео, ты же не должен продавать eго нам... – грустно заметила Мэриан.

– Получается, что я это делаю. Как я уже говорил, вы забыли все, что когда-либо знали об этом месте. Это не обычный город; у него есть своя собственная история и жизнь, и туристам это нравится. И у нас есть гора, о которой говорят лыжники в каждой стране. И все это осталось без изменений.

– Все изменилось, – возразил Уильям. – И я тебе скажу, почему. Как раз из-за того, что ты сказал, Лео. Это не обычный город: он живет или умирает по милости приезжих, которые прибывают сюда, чтобы хорошо провести время. А хорошего времяпровождения у них не будет, если они не будут чувствовать себя в безопасности. А они не будут чувствовать себя в безопасности, если думают, что мы не можем содержать свой дом в порядке. Это ясно, как день. Их не интересует – или техническое обслуживание у нас плохое, или нам подстроили аварию, какое это имеет значение, если фуникулер сломался, упал вагончик и пострадали люди. Вот об этом будут помнить люди. Это-то и убивает нас.

– Об этом не будут вспоминать, если поверят, что такое не случится снова, – безнадежно заметил Лео.

– Никто не сможет быть в этом уверен, – твердо сказала Мэриан. – Каждый раз здесь что-нибудь не ладится – и это странно, но в последнее время было много неприятностей – становится труднее продать компанию.

– Мы не должны продавать ее! Послушайте, в Вэйле была авария на фуникулере, несколько лет тому назад, а они еще и расширили дело, как никогда! Не вижу причин, почему мы тоже не можем сделать это.

Фред пожал плечами.

– Вэйл – совсем другое. И у них не было неприятностей с остальными службами.

– Это не...

– Лео, – сказала Мэриан. – В прошлый раз мы согласились с тобой, но не можем делать это вечно. Слишком многое случилось. Я не вижу другого выхода, как только продать компанию, пока можно.

Уильям громко заявил:

– Ты получишь свои деньги, Чарльз. Это должно сделать тебя счастливым.

– Это поможет, – сказал Чарльз. Он смотрел на плачущую Гейл. Лео обнимал ее.

– Мэриан права, – сказал он ей. – Мы не можем держаться за компанию.

– Ты говорил с Белуа? – спросил Фред. Чарльз кивнул.

? Шестьдесят миллионов наличными, если мы сделаем дело сегодня вечером.

? Ради Бога! – взорвался Фред, и одновременно Мэриан воскликнула:

? Но это же стоит в два раза больше!

? Что прикажете мне делать? – напряженно спросил Чарльз. – Снова позвать египтян? Позвать Мацуситу? Или Сони? Чего вы от меня хотите?

– Продать, – сказал Уолтер. Они с Розой сидели на подушке у огня; он один из всех ел пирог. – Бери шестьдесят миллионов и выходи из дела. С меня хватит этих дебатов; я устал он неприятностей. Пусть кто-то другой займется ими.

? Мне так жаль, – сказала Нина, обращаясь к Гейл и Лео.

– Никто этому не радуется, – проворчал Уильям.

– Это очень печально, – сказала Мэриан. – Но я действительно не вижу другого выхода.

– Да, – выразительно сказал Фред. – Я голосую за.

Все молчали.

– Да, – прошептала Нина. Один за другим остальные вторили ей. Гейл и Лео молчали. Ярко горел огонь.

Слабый шепот пламени был единственным звуком, нарушившим тишину в комнате.

– Я позвоню Белуа, – сказал, наконец, Чарльз. Он хочет получить протокол о намерениях.

– Пиши его, – ответил Уильям. – Мы с тобой подпишем его как официальные лица «Четем Девелопмент».

Чарльз вынул сложенный лист бумаги и ручку из кармана своей спортивной куртки и протянул их Уильяму.

– Черт побери, – восхищенно сказал Фред. Уильям склонился над кофейным столиком и прочел протокол. Подпись Чарльза уже стояла на документе. Уильям подписался и вернул бумагу Чарльзу.

– Нам нужно в отель, – сказала Роза, вставая. – Завтра мы улетаем первым рейсом.

– Да, – согласился Уильям. – Мы, пожалуй, пойдем.

– Снова идет снег, – заметила Нина. – Будет трудно вести машину по дороге на Ривервуд. О, дорогая! – воскликнула она. – О стольких вещах приходится беспокоиться!

Мэриан обняла ее за плечи.

– Мы будем ехать медленно.

– Я имею в виду, что есть другие вещи...

– Знаю, – сказала Мэриан. – Пошли, давай оденем пальто.

Все они склонялись над Гейл и Лео, целуя их на прощанье, а потом ушли. Хлопья снега попадали в комнату каждый раз, когда открывалась дверь. Когда она закрылась в последний раз, Лео обнял Гейл и прижал ее к себе. Оба они плакали. Они долго сидели так, пока не погас огонь в камине, потом тоже вышли из комнаты.

На следующий день рано утром Джош пришел повидать их. Ему пришлось надеть сапоги, чтобы пройти милю от своего дома, потому что снегоочиститель еще не до шел до Ривервуда. Нерасчищенные дороги держали ре портеров в отдалении и он прогулялся без свидетелей.

Солнце прорывалось сквозь тучи вспышками света на нетронутых снежных очертаниях; облака снова сомкнулись, и Джош пошел вперед между черными соснами и серебристыми елями, выделявшимися на чистом белом снегу. Единственным цветным пятном был его голубой лыжный костюм и лицо, покрасневшее от холода. К тому времени, как Джош добрался до дома Гейл и Лео, он уже почти трясся от холода, лицо было ледяным, а тело обливалось потом.

– Как раз к завтраку, – сказала Гейл, распахивая дверь. Мужчина, тяжело дыша, ввалился в прихожую. – Мы будем ждать тебя на кухне.

– Спасибо, – он перевел дыхание. Снял сапоги, а к тому времени, как вешал в шкаф свою куртку, его дыхание уже пришло в норму. Джош прошел в носках на кухню, думая об Анне. Они были здесь всего два дня тому назад.

– Ты выглядишь отменным здоровяком, – проворчал Лео.

– А ты выглядишь так, что через пару недель загоняешь меня, – сказал Джош.

Лео встал и они обнялись.

– Рад видеть тебя целым.

– Мне повезло. И со мной была Анна. Она держала детей и не дала им выпасть из этого чертова вагончика, отвлекала их, пока не подошел патруль. И каждый день была у них в больнице, пока мы находились в Альбукерке. Люблю я эту даму. Садись, Джош, позавтракаем. Нам нужно поговорить о тебе.

Гейл принесла апельсиновый сок и оладьи. Лео налил себе кофе. Гейл ходила туда сюда между столом и плитой, жаря оладьи и разговаривая с ними.

– Совершенное безумие думать, что ты мог быть замешанным в этом деле; вообще думать, будто ты мог замыслить что-то преступное...

Джош услышал напряжение в ее голосе, высокие ноты, звучавшие, как сдавленный крик.

– Что здесь произошло? – спросил он. – Что-то нехорошее! Опять о фуникулере? О Компании? Давайте не будем говорить обо мне, пока я не буду знать, что происходит с вами обоими.

– Все проголосовали за продажу компании, – сказал Лео. – Они были здесь вчера вечером; на все хватило десяти минут– Этот тип Белуа предложил цену, которую ни один хороший бизнесмен не станет рассматривать, а они ухватились за нее. Родственники были расстроены не знали, что делать, поэтому согласились и дело было сделано. Вот так.

Джош покачал головой.

– Мне очень жаль. Им следовало подождать. Город снова станет прежним; это лишь вопрос времени.

– Я им это говорил. Но меня не захотели слушать.

– Поэтому я не знаю, как мы могли бы помочь тебе, Джош, – сказала Гейл тем самым высоким, напряженным голосом. – Не думаю, что теперь к нам здесь будут прислушиваться.

– Не беспокойтесь обо мне, – сказал Джош. – У меня потрясающий адвокат. Который напоминает мне невероятное вино из твоего погреба, Лео. Мы позволили себе взять одну бутылку; решиться на это, поверьте мне, было нелегко.

Они в изумлении посмотрели на него.

– Кто взял?

– Мы с Анной. Разве она не говорила вам? Я думал, она сказала перед отъездом.

– Мы ее не видели, она только оставила записку. Вы здесь ужинали? Когда?

– Два дня тому назад. Она встретила меня в аэропорту. Мы поужинали у огня. И я остался на ночь в одной из ваших комнат для гостей из-за метели.

– Я так рада. Мне было грустно, что Анна сидела одна у камина, когда снаружи бушевала метель. Я рада, что она была не одна; рада, что она была с тобой.

– Кто твой адвокат? – спросил Лео.

– Анна.

– О, хорошо, только, разве она может...

– Она работает с Кевином Ярбороу, здесь в городе. Вчера утром я виделся с ним, и он согласился работать с нею, как она захочет. Он тоже считает, что она потрясающая.

– Ты отделался от всех этих репортеров? – спросила Гейл.

– Я пообещал им интервью, когда вернусь.

– И?

– И я дал им интервью. Ничего о себе; все о гробнице... ах, да, у меня не было случая рассказать вам об этом...

– Мы вчера слышали в больнице; у Неда был включен телевизор, – сказал Лео. – Проблема состояла и в той и в другой истории – Египет и фуникулер, – и ни в одной из них нет ясности.

– Расскажи нам о них, Джош, – попросила Гейл. – Все об этом, начиная с фуникулера. У Тайлера ведь нет ничего против тебя? Что у него может быть?

Джош откинулся назад, держа кружку в руках. Теперь солнце полностью вышло из-за облаков, залило кухню своим светом; он сидел в его тепле, чувствуя себя дома, как это было с Анной. Этот дом стал его домом, семья стала его семьей. «Частично, это из-за Анны», – подумал Джош; она все больше сближалась с Лео, Гейл и с детьми, а он хотел разделить ее чувства к ним. Но это было также из-за самих Лео и Гейл. Он радовался их любви друг к другу, их доверию друг к другу, их прочному – браку, устойчивости их жизни с детьми. Контраст с его собственной личной жизнью, с Дорой и с другими до нее, был таким большим, что Джоша влекло к семье Лео и Гейл, как человека в тени манит свет.

В то утро они долго беседовали, пока не подошло время ехать в больницу за Недом и Робин, чтобы привезти их домой.

– Что ты теперь будешь делать? – спросила Гейл. – Вернешься в Египет?

– Нет, все равно я не вернусь сейчас в Египет, пока дело не прояснится. В этом семестре я веду занятия в группе. И у меня здесь есть, чем заняться. Мне нужно прочесть все, что написано на стенах гробницы Тенкаура.

– Ты имеешь в виду фотографии, – догадался Лео. – Ты действительно хочешь прочесть их? Рисунки и иероглифы?

– Как книгу, – фактически, это и есть книга, только на стенах. Это история царствования Тенкаура и его времени, как люди жили, торговали с другими странами, сражались в войнах и революциях... целая история, и нам она еще неизвестна; все, что мы знаем о Тенкауре до сих пор – это то немногое, что я извлек из гробниц фараонов, живших после него. Его сын и попытка переворота. Вот и все.

? А что связано с его сыном? – спросила Гейл.

? Он был наследником престола и, очевидно, вступил в связь с одной из женщин своего отца, и отец наказал его. Больше мы ничего об этом не знаем. Я надеюсь, что описание всей истории есть в гробнице. Нам известно, что впоследствии Ранеб, сын, отправился в дельту Нила, призвав наемников, и составил заговор, чтобы свергнуть своего отца. Каким-то образом Тенкаур узнал о заговоре и не допустил этого, и, наверное, выслал Ранеба из страны. Точно мы не знаем, но тот никогда не появлялся снова и не стал следующим фараоном, поэтому я предполагаю, он никогда не возвращался, по крайней мере не стал снова членом семьи. Мир сильно не изменился, правда? Семейные раздоры, кажется, очень похожи, когда низведены до своих основ.

– Конечно, похожи, – сказал Лео. Он посмотрел на Гейл. – Это могло бы стать почти историей Четемов.

Гейл мотнула головой.

– Не совсем.

Джош поднял брови.

– Почему?

– Ну, действительно, это не совсем так, – сказал Лео.

– Итан, дедушка Гейл, выгнал Винса из семьи много лет тому назад. Ты мог этого и не знать; сомневаюсь, что Дора знает; она была еще ребенком, когда это случилось, а рассказать тебе могла только она. Никто об этом не говорит, насколько я знаю, с тех пор, как все случилось. Так или иначе, Винс был изгнан, он продал акции компании, поэтому к ней он тоже не имел отношения. Он не замышлял заговор против компании или что-то в этом роде. Итан никогда не говорил нам.

– Почему он его выгнал? – спросил Джош. В тишине он переводил глаза с одного из них на другого. – Ну-ка отвечайте, вопрос ясен; и вы говорите, это было давно.

– Но это не наша история, – сказала Гейл, – не мы должны рассказать ее.

Нахмурившись, Джош смотрел мимо них на далекие горные вершины. Ученый в нем всегда искал связи; это было делом его жизни. Сейчас он искал связь между тремя фактами: когда-то Анна была так потрясена, что какая-то часть ее души была заморожена или погрузилась в сон, и это продолжалось уже давно. Винса отец выгнал много лет тому назад. Анна уехала из дому много лет назад и вернулась лишь недавно. Он почувствовал холод внутри, словно сам был заморожен, как Анна. «Боже мой, – подумал Джош, – не может быть». И посмотрел на Лео и Гейл.

– В этом замешана Анна? Гейл вздохнула.

– Мы не можем говорить об этом, Джош, мы ничего не можем рассказать тебе. В любом случае, мы говорили о людях, которые жили тысячи лет тому назад, они не имеют отношения к нам. Мы рады и счастливы за тебя, что ты нашел гробницу. – Она поставила кружки в раковину мойки. – Сегодня мы забираем Неда и Робин из больницы. Хочешь, мы отвезем тебя домой, чтобы тебе не нужно было отбиваться от репортеров? Они, наверное, вернулись сразу же, как дорога была расчищена.

Джош покачал головой.

– Мне нравится ходить пешком и я умею управляться со сворой, как раз поговорю о Тенкауре. Это лучшая реклама в мире для того, что мы делаем здесь.

– Им не Тенкаур нужен, а ты, – сказал Лео.

– Они возьмут то, что им дадут; о себе я говорить не стану.

Он помог Гейл убрать со стола.

– Спасибо за завтрак; то же самое я сделаю для вас, когда мой дом будет закончен. Сейчас я разбил лагерь в одной комнате и в половине кухни. Передайте привет вашим детям, скажите им, что я возьму их на шоколадную фабрику как только вы скажете, что они могут ходить.

Когда они уехали, Джош подтянул повыше сапоги, глубоко вдохнул свежий воздух, теплый на солнце, холодный в тени. Мужчина шел между деревьями и по лугам, держась подальше от машин, припаркованных У дороги. Он встретит репортеров рядом со своим домом и даст им интервью о Египте, которое им нужно. А потом, когда окажется в своей отремонтированной гостиной, где работал и спал и позвонит Анне. Не стоит задавать вопросы, это можно сделать потом, когда они встретятся. Он позвонит ей как друг, и конечно, как клиент. А потом, когда она вернется в Тамарак, или когда сам приедет в Лос-Анджелес, то спросит о ее юных годах. Пора было поговорить обо всем этом.

Большинство гостей уже покинуло бальный зал отеля «Браун Палас» в Денвере; остались лишь немногочисленные друзья организаторов, они окружили Винса, как пионеры Америки бивачный костер, чтобы получить тепло и свет.

– Пара миллионов чистыми будет, – сказал Рей Белуа. – Люди любят победителей, Винс, они будут давать тебе деньги, как только тебе это понадобится.

– Не бывает так, – заявил Сид Фолкер. – В политике или еще где, не бывает слишком много денег. Их всегда нужно гораздо больше, чем можешь получить.

– Сенатор, – раздался молодой женский голос за спиной Винса, – не могли бы вы уделить мне несколько минут? Я из «Роки Маунтин Ньюс».

Заранее улыбаясь, Винс обернулся. Его улыбка стала еще шире, когда он увидел женщину: высокую и стройную, с короткими белокурыми волосами, мягкими волнами окружавшими личико треугольной формы, а в ее зеленых глазах увидел почти обожание.

– Вы пропустили пресс-конференцию? – спросил он.

– О, нет, я там была, я никогда не упускаю возможности услышать вас. Но я подумала, не могли бы вы рассказать немного о себе...

– А, вы одна из тех, кто действительно серьезно относится к своей работе. Как я могу отказать? – Винс взял ее за руку и подвел к одному из круглых столиков, с которых официанты уже убрали посуду. – Прежде всего я хотел бы узнать, как вас зовут.

Она вспыхнула.

– Извините, я Сара Бенедикт.

– Сара. Приятное имя. Хорошо, Сара, что вы хотели бы узнать?

– Я интересуюсь вашей семьей. Я читала о них, разумеется; как им не повезло в Тамараке – ужасная история, авария на фуникулере, и ведь кто-то специально подстроил это!

– Посторонний, – сказал Винс. – Втирающийся в семью человек, пытающийся навредить семье, он-то и повредил фуникулер. И получит по заслугам.

– Да, но это лишь одна из их проблем. Есть и другие, в Чикаго у них тоже неприятности. И дело в том, сенатор, что нельзя не сопоставить положение вашей семьи по контрасту с вашим успехом.

Винс ждал, когда она задаст вопрос. Сара тоже ждала, как будто это был вопрос с ее стороны.

– Ну, хорошо, – сказал, наконец, Винс, – можно было бы сказать, что между мной и ими существует определенная дистанция. Но если оставить бизнес в стороне, если говорить о них только с точки зрения их человеческих качеств, как о людях добрых, приличных и уважаемых, то можно было бы сказать, что они на голову выше любого из нас, в том числе и меня.

Сара что-то быстро черкнула в своем блокноте, сложенном у нее на коленях.

– Это очень великодушно с вашей стороны, сенатор, но я не имела в виду, хорошие ли они люди, – не сомневаюсь, что они хорошие, – я просто удивлялась, как это целая семья не может справиться с проблемами, а вы настолько выше их, даже собираетесь баллотироваться на пост президента...

– Нет, нет, моя дорогая Сара, вы не должны так говорить и, разумеется, писать, потому что это неправда.

– Все говорят, вы собираетесь принять участие в президентских выборах.

– Ну, кто бы это ни был, пусть говорят, что хотят, но в этой случае они ошибаются. В чем я действительно собираюсь принять участие, так это в выборах в Сенат США на второй срок, и думаю, меня изберут в ноябре, тогда я надеюсь отслужить полный срок и сделать все возможное для блага народа Колорадо. – Он улыбнулся, как будто слегка смутился. – Похоже на агитационное выступление, но это от чистого сердца, Сара. Я хочу служить штату, люди м не доверяют. Вы знаете, как я себя чувствую, когда они идут тысячами к избирательным урнам и выбирают меня? При этом я чувствую, что меня любят, мне доверяют, мною восхищаются, во мне нуждается, на меня рассчитывают. Конечно, все этого хотят, может быть, политики больше, чем остальные, и поэтому мы становимся членами правительства – не знаю, я не психолог – знаю только, что это заставляет меня осознать себя королем, и за всю власть и славу мира я не ног бы разочаровать этих людей.

Глаза Сары сияли. Слегка испуганная, она опустила глаза и примерно минуту что-то яростно писала.

– Но вы добились успеха, а ваши родные потерпели наудачу.

– О, нет, моя дорогая, – очень мягко ответил Винс. – Они любят друг друга, помогают друг другу, они любят меня и помогают мне. У них богатая и всепобеждающая эмоциональная жизнь.

– Но в бизнесе их дела плохи.

– Да, но нельзя считать это единственным мерилом.

– Конечно, сенатор, но это часть единого целого, не так ли? Что меня интересует по-настоящему, так это человеческий элемент. Как могло получиться, что у всех у вас одни корни – Итан Четем был одним из самых блестящих, могущественных людей в стране – как же все вы произошли от него, и только один из вас похож на него?

Винс задумчиво кивнул.

– Обычно, в семье бывает один настоящий наследник, Сара. С этим уж ничего не поделаешь, какой хорошей ни была бы семья. Проблемы моей семьи – мои проблемы. Они такие хорошие родственники, о которых только можно мечтать, и я ночей не сплю, все думаю, как им помочь. Я постараюсь сделать, что смогу, разумеется; они гордые и упрямые – и я не порицаю их за это. Я уважаю их за это – а у меня так мало свободного времени; но я беспокоюсь о них, глубоко обеспокоен, и всегда сделаю все, что в моих силах. Мы вытащим их из этих неприятностей – этих пучин отчаяния...

– Этих чего? – спросила Сара, не переставая писать.

– П-у-ч-и-н. Это из «Пути паломника». Вы знаете, это моя настольная книга, я перечитываю ее снова и снова; она словно карта нашего времени.

Сара кивнула.

– Так как вы будете помогать своей семье?

– Еще не знаю. Я буду лучше представлять себе это, когда мы все обсудим, наверное, до моего возвращения в Вашингтон в конце месяца. Позвонить вам, когда у меня будет что-то определенное?

Сара быстро подняла глаза от своих записей.

– Вы могли бы?

– Это доставило бы мне удовольствие. Мне нравится разговаривать с вами, Сара. – Он оглянулся на остальных, посматривавших в его сторону; они собрались уходить. – Этого достаточно, или вы хотели еще о чем-то спросить?

– О, у меня миллион вопросов, но это чудесно, сенатор. Вы были так великодушны. И если вы как-нибудь позвоните мне...

– Я буду часто звонить вам. Почему бы и не дать вам небольшое преимущество перед прочими? Они не получают личных интервью, а вам я даю такое интервью. – Винс положил теплую руку на ее плечо и почувствовал, как ее тело слегка подалось к нему. – Мне оно очень понравилось, гораздо больше, чем интервью, которые у меня брали раньше. Я вам дам о себе знать. – Он повернулся, чтобы идти.

– О, сенатор! – Сара рылась в своей сумочке. – Моя визитная карточка. – Она протянула ее ему. – Она вам понадобится. И подождите... – нацарапала что-то на обратной стороне... – мой домашний телефон тоже. Звоните в любое время.

– Я уверен, что по вечерам у вас свидания, вы слишком красивы, чтобы сидеть дома одной, – с улыбкой сказал Винс. – Я позвоню вам на работу, буду знать, что застану вас на месте.

Он положил ее карточку в карман пиджака, направляясь к группе своих друзей. Однако, пока говорил с ними, ее образ еще оставался в его памяти. В Саре есть какая-то свежесть, почти как если бы она еще была необученной. Конечно, она женщина, и женщина с профессией, работает в крупной газете Запада, но он заметил это особенное выражение в ее глазах, выражение удивления и неприкрытого вопроса, который он наблюдал только у женщин, еще не познавших опытного мужчину. «Очаровательное дитя», думал Винс этой ночью, ложась спать, такая юная и уступчивая; и он присоединил ее карточку к небольшой пачке таких же карточек, хранившихся в его бумажнике. Она могла бы стать приятным развлечением в ближайшие трудные месяцы. – А может быть не только приятным развлечением. Мало ли как пригодится дружелюбно настроенный репортер, когда нужно определить разницу между мягким скольжением и грубым ударом. С помощью «пучин отчаяния», весело подумал он. Хороший штрих, надо подкинуть его завтра составителям речей. И сказать им, чтобы прочли «Путь паломника», пусть напомнят ему, о чем там речь, – сам он заглядывал в эту книгу лет сорок пять тому назад, еще в средней школе – и действительно ли она может служить картой наших дней. Он надеялся, что это так; фраза получилась примечательная и выскочила вовремя, как будто его мозг постоянно работал, планировал, никогда не засыпая. Все нормально, счастливо подумал он и отправился в постель к своей жене.

Джош вернулся в Лос-Анджелес через неделю после своего задержания и позвонил Анне из своего офиса в Университете.

– Я хочу пригласить тебя на ужин, – сказал он. – Я скучал по тебе. Я заказал столик в «Эрмитаже» на восемь часов. Хорошо?

– Да, – сказала Анна, и он почувствовал улыбку в ее голосе. И думал об этом всю вторую половину дня; она улыбалась. И когда Джош появился перед ее домом, она ждала его. На ней было короткое платье из черного шелка с шелковым жакетом в черно-белую полоску, и как всегда, после того, как они не виделись некоторое время, у него захватило дыхание от ее красоты. И она улыбалась.

– Привет, – протянула она ему руку, и их пальцы встретились в коротком пожатии. Она села рядом с ним в машину. – Ты рад выбраться из Тамарака?

Он улыбнулся.

– Догадываюсь, что Гейл рассказала тебе о репортерах.

– Она сказала, что они создавали неудобства для всех и были обузой для тебя. Почему они все еще болтаются там?

– Думаю, им понравился Тамарак, – беспечно сказал он. – Может быть, они любят кататься на лыжах.

Анна молчала. Через несколько минут Джош остановил машину у ресторана, и швейцар открыл дверцу машины с той стороны, где сидела Анна.

– О'кей, ты не волнуешься, – сказала она, когда они зашли в ресторан. – Это лишь слегка нарушило твои планы. И ты считаешь, что я поверю в это?

– Нет, – ответил он. Их столик был в тихом уголке рядом с камином, и они сели рядом. – Это больше, чем нарушение планов; мне кажется, это может быть очень серьезно. Полагаю, репортеры там болтаются, потому что думают, вдруг объявится что-нибудь новенькое. Хотя признаков этого не заметно; я ничего не слышал ни от Тайлера, ни от кого бы то ни было. Я сделал вывод, что у него мало что есть против меня; он еще опрашивает людей. Он поговорил с техниками станции фуникулера и с Китом Джаксом о моем посещении фуникулера. Все они слышали, какие вопросы я задавал. «Научный метод, – добавил он, криво усмехнувшись. – «Не оставил камня на камне, и дождался ответа на все вопросы. Я даже спросил, что может выйти из строя в механизме. Не помню, говорили ли мы о креплении вагончика, но Кит сказал Тайлеру, что я спрашивал об этом. Потом Тайлер спросил рабочих у меня дома, но думаю, им нечего было рассказать ему. Еще он спросил фамилии египетских инвесторов, я ему их назвал, но вряд ли тот туда звонил.

Анна покачала головой.

– Как грустно думать, что Тайлер использует все возможности в поисках улик.

? Да, для Тамарака наступили тяжелые времена. Анна, как чудесно иметь возможность поговорить с тобой, я не хотел беспокоить Лео и Гейл, у них достаточно...

Официант с картой вин подошел к их столику. Джош, поглощенный своими мыслями, едва взглянул на него.

– Принесите нам ваше любимое бургундское.

– Я правильно понял? Мое любимое, месье?

– Да, конечно. – Он уже снова повернулся к Анне. – У них свои проблемы. Но сейчас тяжело находиться в Тамараке. Он выглядит по-прежнему, такой же красивый, как всегда, но люди напуганы и не могут перестать обсуждать это. Теперь они сплоченнее, чем раньше, и это хорошо, но это воинственная сплоченность: они против всего мира. Они стоят в торговом центре маленькими группами, сидят в кафе, совещаются, никто не смеется, ищут, кого можно обвинить. Хорошо еще, что никто не швыряет в меня камни...

– Что? – удивилась Анна.

– Они этого не делают, наоборот, защищают меня и называют Тайлера ослом. Сейчас я больше чувствую себя жителем Тамарака, чем до того, как это случилось. Но им больше не на кого возложить ответственность за случившееся. Конечно, они обвиняют Лео и компанию в том, что фуникулер не охранялся двадцать четыре часа в сутки, но это только разговоры. Им нужен злоумышленник, а в наличии нет никого, кроме меня, и некоторые начинают показывать пальцем, ведь для них это единственный способ показать, как они очищают свой дом от скверны. Разумеется, они не знают, что семья проголосовала за продажу. А ты знаешь об этом?

Анна кивнула.

? Гейл мне сказала. Но сейчас я не могу беспокоиться об этом, мы должны побеспокоиться о тебе.

Официант поднес Джошу бутылку так, чтобы тот мог прочесть название на этикетке.

? Замечательно, – сказал Джош.

? Месье, это более, чем замечательно, это чудо!

На этот раз Джош уделил ему внимание. То, как этот человек гордился своими винами, не отличалось от того, как Джош гордился гробницей Тенкаура.

– Тогда мы будем смаковать его, – заметил он и стал пристально наблюдать за почтительным ритуалом открывания и отливания вина на пробу. Джош пригубил вино Его брови удивленно поднялись.

– Великолепно, – произнес он. – Благодарю вас.

Успокоенный официант торжественно кивнул и наполнил бокалы.

Когда он ушел, Джош и Анна подняли бокалы.

– За то время, когда все будет позади, – сказала она. Джош хотел было добавить что-нибудь насчет того, о чем им нужно будет тогда поговорить, но не добавил. Хотя они и сидели среди цветочных витрин и персидских ковров «Эрмитажа», но этот ужин стал деловым, а не романтическим, и нужно было придерживаться этого. Пока он не подойдет к концу.

Анна откинулась назад, с бокалом в руке, положила рядом с собой маленький блокнот и авторучку.

– Давай снова просмотрим основные положения. Я хочу отметить несколько моментов. Лео сказал, что болт могли вынуть в любое время за пять дней между последней проверкой и аварией, но я хочу иметь возможность доказать, что ты ничего не мог сделать в то утро, когда произошла авария. Итак, начнем отсюда. Знаю, мы это уже делали, но повторим еще раз. В какое время улетал в то утро твой самолет?

– Девять пятьдесят. В аэропорту я был примерно в девять двадцать пять.

– Так что из дому ты выехал около девяти?

– Немного позднее.

– Ты ни с кем не виделся до этого?

– Нет, я укладывал вещи.

– А рабочие в твоем доме?

– Их там не было, это же было воскресенье.

– А бригадир твоих рабочих?

– Я поговорил с ним в субботу. Мы всегда встречаемся накануне того дня, как мне уезжать.

– Ты не получал никакой почты, потому что было воскресенье. Тебе могли звонить.

– Нет, все было спокойно.

– А ты кому-нибудь звонил?

– Нет.

– Когда твои сотрудники в Египте узнали, что ты приедешь?

– В пятницу. Хосни позвонил и попросил меня приехать как можно быстрее.

– Так что мы можем доказать, что ты не в последнюю минуту решил уехать из города. Плохо, что у тебя было сколько угодно времени, чтобы добраться до фуникулера и вернуться домой до восьми часов, когда приходит горный патруль.

– Но как бы я добрался до фуникулера? – вдруг спросил Джош.

Анна нахмурилась.

– Не знаю. Станция, конечно, заперта; я видела, как Лео открывал ее. У кого еще могли быть ключи? Наверное, у Кита, ведь он помощник руководителя горной службы. Может быть, у кого-то из патрульных или техников, но я сомневаюсь, у них часто меняется график работы. Я думаю, у Кита и Лео или у кого-то, о ком мы не подумали. А у тебя не было доступа к их ключам.

– Я был у Лео на рождественском ужине и потом заходил пару раз. Если бы я искал ключ...

– Но Лео заметил бы, что его нет.

– Заметил бы? Ключ не понадобился бы ему, пока он не надумал бы открыть станцию. А он не появлялся там, пока Кит или кто-то еще не открывал здание станции.

– Это очень неубедительно, – сказала Анна.

– Они строят очень убедительное дело на очень неубедительном материале, – сухо заметил Джош. Он поднял глаза, так как рядом стоял официант, и они сделали заказ.

– Мы должны найти, кто сделал это, – сказала Анна. – Не потому, что мы с Кевином не сможем защитить тебя и, наверное, добиться оправдания, ведь на самом деле там мало фактов против тебя, а для того, чтобы выявить пробелы в этом деле, которые не позволят полностью очистить тебя от обвинения. Я не отрицаю, что это немногим лучше, чем быть признанным виновным, но я бы предпочла доказать твою невиновность. Так что нам нужен злоумышленник. Как и всем в Тамараке.

– С чего мы начнем? – спросил Джош. Мы даже не знаем, из каких побуждений это было сделано. Если это то, в чем меня пытается обвинить Тайлер, то есть в попытке снизить цену, то в этом нужно обвинять парня из Денвера, как его там, который уже несколько месяцев пытается купить «Тамарак Компани». Белуа.

– Рей Белуа, – прошептала Анна. – Нет, подожди, не Денвер. Джош, кто-то говорил о нем не так давно. Ты там был, помнишь...?

? Рождество, – сказал Джош. – Это был Чарльз, он сказал что-то о... нет, это был Фред. Он спрашивал Чарльза, говорил ли тот с Винсом.

– О Белуа! – воскликнула Анна. – Потому что он его компаньон по бизнесу в Денвере. Они давно работают вместе.

– Удивительно, – сухо заметил Джош. – Из всех людей на свете, которые могли бы вложить деньги в лыжный курорт, объявился только руководитель предвыборной кампании Винса.

Они помолчали.

– Не знаю, что это дает нам, – медленно проговорил Джош. – Он хотел получить низкую цену, но не стал бы добиваться этого, разоряя компанию, которую собирается купить. И как он мог участвовать в том, что здесь происходило?

– Может быть, нанял кого-то, – сделала гримасу Анна.

– Как же он нашел того, кому мог полностью доверять? Ну, предположим, он нашел. Почему болт спрятали в моем доме? Почему бы не выбросить его в ближайший мусорный ящик? Ты еще удивлялась этому.

– Наверное, ему тоже нужен был злоумышленник. Всем он нужен, тогда дело кажется совсем простым.

– Но мы не можем найти злоумышленника, пока не узнаем причину. Наверное это настолько просто, что мы не замечаем той самой причины. Как твой перечень несколько недель тому назад: ненависть, жадность, зависть, страх. Выбери что-нибудь одно.

Официант подал суп; они были так заняты, что едва обратили внимание.

– Страх – причина всего, – сказала Анна. – Я думаю, кто-то жадный, завистливый или полный ненависти должен очень бояться и бояться многого. Испуганные люди, которые не признаются, что они испуганы, самые опасные на свете. Каких ты встречал чаще всего на стенах твоих гробниц?

– Всяких, – задумчиво ответил Джош. – Это похоже на чтение сегодняшней газеты. Люди разыгрывают снова и снова одни и те же драмы в течение веков, пользуются одними и теми же словами, даже выражение их лиц одинаково. Я рассказал Гейл и Лео историю Тенкаура и его сына, и они сказали, что это похоже на историю вашей семьи.

Анна притихла.

– Что это за история?

Джош заколебался, сердясь на самого себя. Он был настолько погружен в свои мысли, что не заметил, к чему это привело. Но теперь не мог отступить, не сделав еще хуже. Вкратце он рассказал ту историю.

– Они не сказали мне, почему Итан отослал Винса; они сказали, что не имеют права говорить об этом.

Анна смотрела прямо перед собой, не видя ничего, что происходило вокруг. «Расскажи ему, расскажи ему. Гейл и Лео открыли для тебя дверь. Ты можешь доверять ему. Посмотри, что можно построить на основе и доверия, и честности».

Но не могла выговорить ни слова. Чувство стыда, которое она считала погребенным, охватило ее в тот же момент; как она подумала о возможности рассказать обо всем. Женщина почувствовала себя несчастной и беспомощной. Вспомнила то мгновение на фуникулере, когда держала Робин и Неда. «О, Боже, Боже, это никогда не кончится».

Джош молчал. Анна медленно перевела дыхание. Она ничего не должна была объяснять. Боялась, что он может сделать какие-то выводы, узнав, что Итан наказал Винса, но это не обязательно. Почему он должен думать, будто она имеет какое-то отношение к ссоре Винса с Итаном? Нужно очень присматриваться, чтобы найти связь. Она взяла ложку. Рука ее не дрожала.

– Мне кажется, причины семейных ссор бесконечны, но через некоторое время они представляются одинаковыми.

– Вероятно. – Его голос был тихим и печальным, как будто она его разочаровала, подумала Анна. Они молча ели. – Но на самом деле эти истории не похожи одна на другую, – сказал, наконец, Джош. – Винс не организовал заговор против своего отца.

– Нет, он шел своим путем. В любом случае, за что бы он стал бороться? У Четемов не было царства, которое можно было захватить.

? У них была процветающая компания.

– Но Винс не обращал на нее внимания. Сделал карьеру в Денвере, а потом был избран в Сенат.

– Однако, люди скрывают свою злость, – размышляя продолжал Джош. – Разве ты не сталкивалась с этим в бракоразводных делах? Злоба, обида долго подогреваются на медленном огне, пока не перекипают через край в один прекрасный день.

? Да, конечно, – Анна смотрела, как официант наполняет их бокалы вином. – Иногда – фактически, в большинстве случаев, – люди хранят свою злость в глубине души, почти радуясь ей. Она становится для них необходимой, они пестуют ее, чтобы не слишком наслаждаться жизнью, потому что думают, будто иначе потеряют какое-то преимущество. И их злоба так глубоко укореняется в них, что становится частью их натуры, и никто кроме очень близких людей не может разглядеть это.

– Ты описываешь Дору, – сказал Джош. – И ее отца, насколько я понимаю. Но даже если все эти годы тот цеплялся за свою злобу и позволял ей расти, что он делал бы с ней? Он не пытался совершить дворцовый переворот, как сын Тенкаура, после того как был изгнан; не собрал армию, чтобы уничтожить своего отца...

– Ему это было ни к чему, – вдруг сказала Анна. – В том-то и дело. Он попытался осуществить заговор, только гораздо более современный. Ему не понадобилась армия, не понадобилось уничтожить своего отца, даже не нужно было атаковать семью. Единственное, что требовалось, это нанести ущерб семейной компании. Может быть даже разорить ее.

Их тарелки из-под супа убрали, подложили хлеба, принесли чистые приборы. Анна и Джош посмотрели друг на друга.

– Это шоссе, которое никогда не было построено, – сказал Джош.

– Оно как будто исчезло, – добавила Анна. – Однажды его решили построить, а на следующий день никто ничего о нем уже не знал. А Винс был в том комитете.

– И может быть, привел доводы, чтобы отменить строительство.

– Гейл говорит, он извинялся перед всеми ними, сказал, что сделал все возможное.

– Вероятно, сделал. – Джош крутил в руках ложку. – Кроме того, против семьи у него ничего не было, ведь это отец выгнал его.

– Но отец умер, – поморщилась Анна. – И если злость Винса еще не прошла, отказался бы он от мести, потому что мой дедушка ушел из жизни?

– Вряд ли. И потом Винс зарубил шоссе, так как это нанесло серьезный ущерб компании Итана и старшему сыну Итана, а значит и всей семье. – Джош улыбнулся. ? Кто-нибудь мог бы обвинить меня в подгонке такого же неубедительного дела, какое подготовлено у Тайлера на меня.

? Джош, – сказала Анна. – Если он хотел нанести вред «Четем Девелопмент», то мог бы иметь намерение навредить и «Тамарак Компани».

Официант принес тарелки и аккуратно поставил их на стол.

– Траншея, которую прорвало, – стал перечислять Джош. – Загрязненный резервуар.

– И вдруг Комитет по охране окружающей среды сообщает нам, что вся восточная окраина города построена на загрязненном участке.

– И фуникулер.

Анна покачала головой.

– Нет, подожди, что-то слишком всего много. Не могу поверить.

Они задумались.

– Наверное, ты права, – сказал Джош. – Это было бы потрясающей историей, но это и значило бы, что Винс чудовище.

Оба долго молчали. Анна уставилась на свою тарелку. Джош смотрел на нее, восхищаясь художественным вкусом, с каким сделана тарелка, сочетанием цветов, качеством и формой. Нужно взять необходимые части и соединить их, подумал он. Как найти гробницу, скрытую веками землетрясений. И найти злоумышленника. Он взял вилку.

– Конечно, может быть объяснение, о котором мы не подумали; причина, не имеющая ничего общего с нанесением ущерба компании или сбиванием цены. Может быть, кто-то хотел дискредитировать компанию по производству фуникулеров. Или это был редкий случай вандализма, и это, действительно, была авария в чистом виде, от начала и до конца. Разумеется, с болтом проблема, но мы могли бы и этому найти объяснение.

«Но он чудовище».

– У него там кто-то должен быть, – сказала Анна, не слушая, что говорил Джош. – Он находился в Вашингтоне. Так или иначе, не сам же ползал вокруг резервуара, чтобы заразить его.

– Это было не так. – Джош продолжил свои размышления, не веря в свои выводы. – Лео сказал, что загрязненная вода попала в резервуар потому, что была разрушена траншея, которая защищала его. Произошел оползень, как он считает, они часто случаются. Конечно... я думаю, этому оползню могли помочь.

– Чем-нибудь вроде взрыва? Заложи динамит чуть выше траншеи. Не знаю получилось бы это: я ничего не понимаю в дренажных траншеях. Интересно, можно ли проверить насчет динамита. Только, наверное, не зимой: там должно быть три-четыре фута снега.

– Это не препятствие. Надо спросить Лео. Если был заложен заряд динамита, то на скале над траншеей должны остаться следы. Вдруг Винс нанял кого-то, тому оставалось лишь...

– Но кто бы это мог быть? Кому он мог настолько довериться? Это же все равно как доверить кому-то свою жизнь.

– Не знаю, какое это имеет сейчас значение. Если они найдут следы динамита, мы сосредоточимся на этом. Я позвоню Лео, хочется что-то делать, а не сидеть сложа руки, ожидая, пока Тайлер начнет действовать. Ты согласна?

Анна заколебалась. До сих пор это было упражнением в логическом мышлении, и вдруг превратилось в охоту. А Винс был преследуемым зверем. Ей это претило. Она не хотела соприкасаться ни с чем, имеющим к нему отношение; она не выносила даже мысли о связи с ним, даже такой незначительной, как просто спросить кого-то о событиях, происходящих вокруг него.

«Не трогай его, – подумала Анна. – Безопаснее остаться в стороне».

Но она уже была вовлечена в это дело. За прошедшие шесть месяцев все изменилось, теперь у нее была семья, а кто-то старался разорить ее родных. И еще была дружба с Джошем Дюраном, у него неприятности, он нуждался в ее помощи.

Прошло то время, когда Анна могла спрятаться в коконе своей квартиры. Что бы теперь ни случилось, она была членом своей семьи и в какой-то степени вошла в жизнь Джоша, и должна была принимать все, что внесли в ее существование новые обстоятельства – ее место среди них.

– Я могу позвонить прямо сейчас, если ты не против, – сказал Джош.

Она кивнула.

– Позвони.

Он подозвал официанта и попросил его принести телефон.

– Что еще мы можем сделать? – спросил Джош пока они ждали. – Как насчет Управления? Позвонить туда? Мы могли бы выяснить, как возникла эта идея об очистке почвы.

– Лучше сделать это лично, – сказала Анна. – Ты можешь выкроить пару дней, чтобы съездить в Вашингтон?

? Не сейчас, мне нужно готовиться к занятиям. А ты? Ты могла бы поехать.

– Не думаю.

– Ладно, поеду, найду время. А когда буду там, постараюсь поговорить с кем-нибудь из Комитета по общественным работам.

– Хорошая мысль. Мне жаль, что я не могу поехать с тобой.

– Мне тоже. – Мне действительно жаль, подумала она. Гораздо лучше работать с кем-то, чем одной.

Метрдотель принес им телефонный аппарат. Джош достал из кармана маленькую записную книжку и открыл ее на странице с номерами телефонов Гейл и Лео. Набрал номер и пока телефонный вызов шел в Тамарак, посмотрел на Анну.

– Итак, мы начали, – сказал он.