Когда Эбби спустилась вниз и вошла на кухню, ее мать, Дженис Стэффорд, стояла с фарфоровой чашкой и молочником в руках у высокого узкого окна, выходившего в сад. Мысли ее, похоже, витали далеко: появления дочери она не заметила.

В общем-то, не было ничего удивительного в том, что, несмотря на ранний час, мать уже встала, оделась и даже успела выпить кофе. Дженис не из тех женщин, что до полудня расхаживают по дому в халате. Но Эбби никак не ожидала увидеть ее в элегантной блузке и накрахмаленной юбке клеш. Ведь только недавно пробило семь.

— Туфли на высоких каблуках? В такую рань? — удивленно проговорила она и потянулась за кофейником.

— Ты изумляешь меня, Эбби. — Дженис резко обернулась, и чашка, стукнувшись о молочник, звякнула. — Я думала, после вчерашней поездки ты проспишь часов до двенадцати.

— Не вышло. Меня разбудила сирень. — Девушка оперлась о раковину и с удовольствием глотнула крепчайшего кофе.

— Ветки стучали в стекло? — чуть улыбнулась Дженис.

— Нет. Окна в спальне оставила на ночь открытыми, вот и проснулась, ни свет ни заря от сладкого, пьянящего запаха. Пробовала даже спрятать голову под подушку, ничего не помогло. Отвыкла, значит. Сама понимаешь, там, где я теперь живу, и захочешь — не найдешь таких зарослей сирени. Кстати, а много кустов посадил папа перед смертью?

— Хватит, чтобы здесь вырос настоящий лес. — Дженис опять повернулась к окну. — Еще только середина мая, а сад выглядит запущенным, — тихо добавила она, будто рассуждая сама с собой вслух. — Мне одной не управиться.

— Позови тогда Фрэнка Грэйнджера, — пожала плечами Эбби. — Интересно, он по-прежнему возится с каждой в округе скрипучей дверцей шкафа или засорившейся водопроводной трубой или уже нет?

— Да, но... — Дженис удивленно моргнула: мол, и правда, странно, почему эта мысль ей самой не пришла в голову.

— Наверняка он будет тебе благодарен за возможность поработать пару дней в саду. Хоть подышит всласть свежим воздухом!

За окном, у черного хода, появилась домработница Норма; через секунду-другую дверь хлопнула, и коренастая седая женщина буквально ввалилась в комнату.

— Все в порядке, — задыхаясь, выпалила она. — Может быть, у меня уже и не та память, чтобы держать в голове день, когда забирают мусор, но все-таки я не настолько дряхлая, чтобы не успеть выскочить во двор, когда вижу машину.

— Ну, куда это годится, Норма, щеголять по улице в ночнушке да в шлепанцах на босу ногу! — Эбби усмехнулась, но улыбка тут же исчезла. Да, их домработница заметно постарела. Сколько морщинок прибавилось у нее, за последние несколько месяцев!

Да и у матери появились первые признаки старения, вдруг с ужасом поняла Эбби. Хотя фигура выглядела по-прежнему подтянутой, кожа на лице слегка одрябла, а в пушистых русых волосах засеребрились седые прядки.

— Так в чем дело? А ну-ка признавайся! — Эбби шутливо погрозила матери пальцем. — Только не вздумай говорить, что тебя приняли на чрезвычайно ответственную работу, где отмечается время прихода-ухода, или что-нибудь в этом же духе.

— Нет, меня просто пригласили на собрание одного из комитетов.

— Ну и развелось этих проклятых комитетов! — проворчала Норма.

Сделав вид, что она не расслышала последних слов, Дженис повернулась к дочери:

— Прости, Эбби. Я, конечно, понимаю, твой первый день дома. Но сегодня, как назло, очень важная повестка, и мне не хотелось бы пропускать собрание. Я, правда, думала, что ты поспишь до обеда.

— Не беспокойся ни о чем, мама. Уверена, что Норма со мной справится. Няня она замечательная!

— Если что, мигом выгоню играть в сад! — фыркнула пожилая женщина.

— Точно! Как в прежние времена. Мам, а можно я срежу несколько веток сирени?

— А стоит ли, ее ведь нельзя ставить в доме, дорогая, аромат чересчур сильный, голова потом разболится.

— Знаю. Мне на кладбище. — Эбби допила кофе и поставила чашку на стол. — Норма, а у нас найдутся специальные вазы, ну, ты понимаешь, какие, я имею в виду. Такие металлические, с остриями на дне, чтобы ветки не сдуло ветром.

— В кладовке справа на нижней полке. — Норма украдкой покосилась на Дженис.

— Держу пари, назови любую вещь в доме Стэффордов, ты без запинки скажешь, где она лежит!

Вазы оказались точно там, где и думала домработница. Чинно стояли на деревянной полке во всю стену кладовки. На некоторых из них виднелись ржавые пятна. Эбби выбрала две, которые выглядели, получше других.

— Возраст все-таки сказывается, Норма понемногу начинает сдавать, — пробормотала Эбби, поднимаясь по лестнице. — Несколько лет назад она ни за что не позволила бы вазам заржаветь.

— Не откладывайте это на потом! — услышала Эбби голос Нормы, входя на кухню. Экономка загружала посудомоечную машину. — Надо только решиться.

— Норма, пожалуйста, хватит! Я сама об этом позабочусь. Поверь мне. — Дженис засунула в посудомоечную машину чашку и молочник. — Все, пора ехать. Я уже опаздываю. Ох, забыла сказать тебе, Эбби, мы приглашены сегодня вечером к Тэлботам на коктейль. Видимо, придется попросить Уэйна Маршалла подвезти нас.

В голосе матери прозвучало сомнение. Странно, подумала Эбби. Ведь Уэйн Маршалл долгие годы считался другом семьи.

— Мы с Уэйном не виделись уже несколько месяцев. Приятно будет встретиться.

— Мне еще нужно заехать к Дороти, — задумчиво проговорила Дженис. — На носу летняя цветочная выставка, надо получше, к ней подготовиться. Эбби, ты не против, пойти на ленч в Кантри-клуб?

— Судя по всему, это единственное окошко в твоем распорядке дня. Ладно, не переживай! — Эбби обняла мать. — У нас впереди целое лето. Надеюсь, не все дни будут похожи на нынешний.

— Тогда встретимся в двенадцать. — Дженис взяла сумочку и свитер. — Норма, не забудь сказать Фрэнку, что в ванной протекает кран.

— Будто я увижу его нынче... — пробурчала в ответ Норма, но Дженис уже закрыла дверь.

— Теперь-то я знаю, что у меня за мать — легкомысленная блондинка. — Эбби облокотилась на стойку кухонного буфета.

— Она одинока.

— Что верно, то верно. — Эбби усмехнулась. — Ей совершенно нечем заняться. Ни друзей, ни серьезного дела...

— Быть занятой не всегда означает быть счастливой.

— Что ты имела в виду, говоря, что это, нельзя откладывать на потом? — Эбби последовала за Нормой в гостиную и, встав посередине комнаты, стала наблюдать, как домработница взбивает диванные подушки, а после собирает лежащие на полу газеты. Но пожилая женщина в ответ лишь демонстративно поджала губы: мол, пытай не пытай, не скажу ни слова. Эбби с минуту изучала ее, потом упрямо повторила вопрос: — Итак, на что надо решиться?

— Гмм?

— Ты посоветовала матери не откладывать на потом. Что не откладывать?

— Один из дубов в глубине сада засох. — Норма искоса посмотрела на девушку. — Надо спилить, иначе ветки начнут падать при сильном ветре. Собирай их потом по всему саду. — Она включила пылесос.

— И, по-твоему, мама может об этом забыть? — Эбби расслабилась. — А почему бы тебе самой не вызвать людей из службы озеленения? — добавила она, стараясь перекричать гул пылесоса, и направилась к двери. — Я вернусь через час, Норма, или чуть позже.

Роса еще густо покрывала кусты сирени, поэтому, прежде чем срезать очередную ветку, Эбби осторожно ее встряхивала. Весна приходит сюда, на Средний Запад, раньше, чем в Миннесоту. Темно-фиолетовые грозди полностью распустились, а самые ранние даже начали немного увядать.

Отец Эбби любил повторять, что сирень не весну славит, а лето встречает. А в этом году лето у нее выдалось особенное: все три месяца дома, да к тому же полная свобода, гуляй — не хочу!

Впрочем, «полная свобода» — это, конечно, слишком громко сказано! Теперь, когда за ее спиной остались два долгих года преподавательской аспирантуры, пора подумать о поиске постоянной работы. Только уже настоящей, а не такой, как прежде, когда приходилось втолковывать первокурсникам колледжа, как надо правильно делать упражнения или писать сочинения на заданную тему. Но самое главное, в ее распоряжении уйма времени, чтобы завершить начатые исследования и добить диссертацию.

Целое лето впереди! Охваченная, приступом восторга, Эбби сладко потянулась. Как приятно распоряжаться временем по собственному усмотрению!

От сирени в корзинке исходил густой аромат. Эбби отворила калитку и, выйдя из сада, направилась по едва заметной в густой траве тропинке, бежавшей, извиваясь, между домами. Перед каждым — газон, цветочные клумбы. Будь у них соседи не такие снобы, наверняка бы уже давно проложили асфальтированную дорожку, а так вроде бы все живут отдельно, впрочем, если что надо, всегда можно зайти! Люди здесь обитали дружелюбные, но никогда не позволявшие себе вмешиваться в личную жизнь соседей.

Однако это им вовсе не мешает знать всю подноготную друг о друге, язвительно подумала девушка. Любой пустяк, где случится, сразу все в курсе, будто сообщение читали в вечерней газете!

Но ворчание Эбби было вполне доброжелательным. Пять просторных земельных участков, образующих Эрмитаж-роуд, с большими дорогими особняками стали ее миром с пятилетнего возраста. Она почти не помнила крошечное бунгало на другом конце города, где они жили, пока ее отец, Уоррен Стэффорд, боролся за укрепление и расширение своей адвокатской практики. Отсюда, из солидного кирпичного дома на Эрмитаж-роуд, она в первый раз пошла в школу. Здесь училась кататься на велосипеде. И сломала руку в тот день, когда пыталась спасти персидского кота Кэмпбеллов, забравшегося на клен Остинов...

Эбби машинально взглянула на дом Кэмпбеллов: его хозяева резвились в бассейне. Возле следующего — Пауэллов, — построенного в колониальном стиле и сверкавшего нынче свежей белой краской, она неожиданно увидела Фрэнка Грэйнджера. Местный умелец склонился, что-то насвистывая себе под нос, над снятой с петель ставней, лежавшей на двух козлах для пилки дров. Остальные ставни стояли рядком, прислоненные к кирпичной террасе.

Да, ничего не скажешь, жителям Эрмитаж-роуд несказанно повезло с этим Фрэнком Грэйнджером! Прочистить засорившуюся трубу, вытащить контейнер с мусором, прибить полку, перенести на другое место розетку, открыть заклинившееся окно — этот человек умел делать буквально все на свете! И не чурался самой грязной работы. А, кроме того, у него имелось еще одно немаловажное достоинство: он ни разу ни единым словом не обмолвился о том, что видел в том или ином доме.

Увидев направлявшуюся к нему девушку, Фрэнк тотчас выпрямился с отверткой в руке и перестал свистеть. Но первым не заговорил, что, впрочем, вовсе не удивило Эбби: он всегда ждал, когда к нему обратятся.

— Привет, Фрэнк. У нас в ванной кран протекает. Загляните к нам, когда найдется время. — Она присела на край ящика с кирпичами — пока он подумает, пока ответит, считай, несколько минут пройдет, почему бы, не устроиться поудобнее. Мастер воткнул отвертку в просверленное в ставне отверстие, вогнал ее поглубже, затем поднял голову и тихо проговорил:

— Это ваша мать велела поговорить со мной?

— Не совсем так, — покачала головой Эбби. — Я шла на кладбище, по дороге увидела вас и подумала: вот удобный случай попросить вас зайти к нам.

Фрэнк быстро взглянул на девушку. Его глубоко посаженные бледно-голубые глаза казались удивительно ясными на загорелом лице. Он снова повернулся к ставне и взял отвертку.

— Мне сказали, что вы вернулись домой.

— Нисколько не удивляюсь, это же Эрмитаж-роуд! Я приехала только вчера вечером, но об этом уже, вижу, знает вся округа.

— Решили отринуть прочь все заботы и хорошенько отдохнуть?

— Нет, стопроцентных каникул у меня не получится. Я собираюсь проводить исследования в Чендлер-колледже, для моей кандидатской. «Что на него нашло? — удивилась Эбби. — Неужели он сделался болтливым! »

— Значит, вы теперь преподавательница. — Это был не вопрос — утверждение.

— Английской литературы, — уточнила Эбби.

— Шекспир и все такое? Интересно. Надо будет рассказать Флинну.

Эбби удивленно моргнула. С какой стати Фрэнк решил, будто его сына может заинтересовать, чем теперь занимается его старая знакомая Эбби Стэффорд? Тем более, что тот вроде бы никогда особенно не увлекался литературой.

— А что он сейчас поделывает? — скорее из вежливости спросила она. Последний раз Эбби видела Флинна на церемонии по случаю окончания школы. И никогда не думала, что их дорожки могут когда-нибудь снова пересечься.

— Красками балуется. — Фрэнк снял ставню с козел и отставил в сторону.

Эбби немного удивило, что, несмотря на внушительный размер и очевидную тяжесть ставни, он перенес ее без малейшего усилия. Девушка окинула взглядом сияющие белизной обшивочные доски. Похоже, Флинн заделался неплохим маляром. Наверное, научился мастерству у отца... За свою жизнь Фрэнк, должно быть, покрасил все комнаты во всех домах на Эрмитаж-роуд.

— Жаль, что его нет сейчас рядом с вами, вот посмеялись бы, вспоминая старые времена, — сказала она с небольшой долей иронии.

Фрэнк отвел взгляд от ряда ставен, и в глазах у него мелькнуло одобрение.

— Я забыл. Вы, кажется, не особенно дружили с моим сыном?

Скорее, совсем не дружили! Она была гордостью школы, президентом ученического совета. А Флинн — клоуном класса, его однажды едва не исключили из школы за рисунок на стене туалета для девочек. И все потом долго гадали, почему он выбрал столь странное место для своего «шедевра».

— Да, мы не очень много времени проводили вместе, — подтвердила она. — Но мне все равно будет приятно с ним встретиться.

— Не сомневаюсь. — Фрэнк не отрывал взгляда от рулетки. — А ведь он живет здесь поблизости. В доме миссис Пемброук.

— Что? — От удивления забылись все правила хорошего тона. Высокий каменный особняк Флоры Пемброук считался самым оригинальным зданием на Эрмитаж-роуд и располагался в центре наиболее престижного участка. Если Флинн Грэйнджер неожиданно проник в высшее общество...

— Он живет в служебной пристройке, над гаражом, — добавил Фрэнк, отложив отвертку.

Эбби перевела дыхание. Дура, сказала она себе. Если бы Флинн Грэйнджер выиграл в лотерею, и Флора Пемброук продала ему дом, Дженис обязательно упомянула бы об этом.

— Представляю, как, должно быть, довольна миссис Пемброук.

— Да, Флинн всегда под рукой, когда ей нужно что-то сделать. Вы, должно быть, несете цветы на кладбище?

Она посмотрела на стоявшую у ног корзинку и кивнула.

— Отец очень любил сирень. — Заметив, что без росы срезанные ветки чуть пожухли, Эбби встала.

— Как быстро летит время, — проговорил Фрэнк.

— Осенью исполнится шесть лет, — быстро ответила Эбби, ей не нужно было подсчитывать. — Только-только начался второй курс в колледже. Но мне тоже, конечно, кажется, что это случилось совсем недавно. — Она подняла корзинку. — Ох, когда вы к нам придете, Фрэнк, починить кран, может быть, посмотрите заодно и на сад? Мама говорила, что ей там тоже понадобится помощь. Когда вы сможете к ней зайти?

— Я подумаю, — ответил он, не поднимая головы, поскольку уже примерял к ставне, свежевы-струганную филенку.

В тот осенний день шесть лет назад, когда она впервые поднялась по пологому склону холма, на кладбище не было так спокойно. Дождь лил как из ведра, и сильные порывы ветра трепали плащ Дженис и путали длинные светлые волосы Эбби. Обе долго стояли, взявшись за руки, а потом положили на могилу две алые розы. Уоррену Стэффорду не было еще и пятидесяти. Кто бы мог подумать, что мужчина в самом расцвете сил внезапно упадет замертво в разгар обсуждения присяжными очередного уголовного дела. Никто даже и не знал, что у него слабое сердце.

Его смерть явилась неожиданным и невыразимо горьким ударом для обеих женщин. Лишь через несколько лет Эбби смогла снова прийти сюда и как бы смириться с неотвратимой истиной: отец умер, а жизнь продолжается... Что же касается Дженис, то она нашла утешение, работая в многочисленных общественных комитетах...

И все-таки ее мать, как сказала Норма сегодня утром, чувствует себя одинокой.

— Увы, она действительно одинока, — пробормотала Эбби.

Но может быть, Норма давала ей понять, что есть лекарство от одиночества, какой-нибудь мужчина?.. А что, если и впрямь Норма намекала именно на это? Да нет, конечно! Никому не дано занять место Уоррена Стэффорда в жизни и сердце Дженис.

Однако память ей тут же услужливо нарисовала утреннюю сцену, когда Дженис вскользь упомянула Уэйна Маршалла. Голос ее звучал довольно странно. Будто она кинула пробный шар и затаилась, ожидая, как отреагирует Эбби.

Полная чушь, сказала себе Эбби. Смешно даже думать об этом. Уэйн — давний друг отца, и только. Никакого романа между ним и Дженис нет и быть не может. И нет ничего особенного в том, что Уэйн вызвался сопровождать ее мать на коктейль к Тэлботам. Ведь он как-никак возглавляет отделение психологии в Чендлер-колледже, а Дженис является председателем комитета благотворительного фонда, основанного бывшими выпускниками колледжа. Почему бы им, в самом деле, не прийти вместе на вечер, организованный директором колледжа?

Кантри-клуб открылся после ремонта еще весной. И хотя мать писала, что там собираются перестроить зал ресторана, столь разительных перемен Эбби не ожидала: куда только подевалась мрачная атмосфера, царившая прежде в его помещениях. Теперь они выглядели гостеприимными и полными света и воздуха. Хозяйка заведения отвела ее в самый угол ресторанного зала, к уютному маленькому столику, накрытому зеленой скатертью с узорами цвета слоновой кости, и принесла чашечку кофе, чтобы Эбби было легче дожидаться прихода матери.

Но первой появилась вовсе не Дженис. Несколько минут спустя она увидела в дверях ресторана Уэйна Маршалла. Мужчина быстрым шагом пересек зал и, поздоровавшись, как всегда с жаром обнял ее. Или сегодня чуть более сдержанно, чем обычно? Должно быть, во всем виновато не в меру разыгравшееся воображение, но ей вдруг показалось, что Уэйн как-то вопросительно на нее посмотрел.

— Вы присоединитесь к нам? — спросила Эбби. — Мать должна прийти с минуты на минуту.

— Ох, нет. У меня назначена встреча с управляющим. А, кроме того, не сомневаюсь, твоя мать захочет побыть с тобой наедине. Вам есть о чем поговорить и все такое.

— Уэйн, с матерью все в порядке? — медленно проговорила Эбби.

— Ты имеешь в виду здоровье? О нет, не волнуйся, с ней полный порядок. Она прекрасно себя чувствует.

— Я не уверена, что способна четко сформулировать вопрос, — покачала головой Эбби. — Но мать кажется мне совсем другой, не такой, какой я видела ее на Рождество. Нет, даже еще позже. В начале весны она приезжала навестить меня. И с тех пор сильно изменилась.

— Дай ей шанс, Эбби, — вздохнул Уэйн. — У нее большие планы.

— Какие именно? — прямо спросила Эбби. Он заколебался, явно раздумывая, стоит ли ему отвечать или нет, но в этот момент за его спиной раздался голос подходившей к ним Дженис:

— Уэйн! Вы все-таки пришли.

— Не совсем так, дорогая. — Улыбаясь, он обернулся к ней. — Я только на минутку подошел поздороваться с Эбби.

Удивительно, почему такая простая фраза прозвучала для Эбби почти как намек на какие-то тайные обстоятельства?

— Увидимся позже, вечером, ладно? — Он посмотрел на Эбби, поцеловал в щеку Дженис и ушел.

Минуту-другую Дженис задумчиво играла вилкой и изучала букет ирисов в центре стола. Потом, наконец, глубоко вздохнула и произнесла:

— Наверное, надо было как-то тебя подготовить. Но у меня ничего не получается. Извини. А поэтому полный вперед без тени сомнения, как и советовал Уэйн. Я решила выйти замуж.

Эбби как раз подняла стакан с водой. Рука нервно дернулась, и вода выплеснулась на полотняную скатерть и толстый пушистый ковер. Две официантки и хозяйка с салфетками и полотенцами тотчас заспешили к ней. Эбби только и смогла, что пробормотать извинения.

Однако, нет худа без добра: за те полминуты, в течение которых три женщины суетились вокруг нее, Эбби сумела взять себя в руки. Непонятно, почему ее так потрясла сообщенная матерью новость, разве каких-то полчаса назад она сама не размышляла о том, не собирается ли Дженис заводить с кем-нибудь любовные отношения?

Но брак совсем иное, нежели обыкновенная интрижка, растерянно возразила себе Эбби. Тем более что, похоже, у них все уже решено... Объявить мне таким образом... Как снег на голову! Но, вероятно, с точки зрения Джени, решение вовсе не выглядело столь скоропалительным. И, видимо, она намеренно хранила молчание: ей хотелось самой убедиться в серьезности своих чувств.

Впрочем, если хоть немного подумать, то какая это, к черту, неожиданность! Уэйн Маршалл уже целую вечность, со дня свадьбы Дженис, считается ее другом. Да и с Уорреном Стэффордом он всегда был в прекрасных отношениях. Возможно, еще тогда, влюбился в ее мать и все это время терпеливо ждал своего часа. Даже не смотрел на других женщин, иначе давно бы женился.

Ну что же, если это нужно Дженис, пусть так и будет. Не конец света. Или конец? Шесть лет — большой срок. И, безусловно, Дженис одинока. Если она надеется вновь обрести счастье с хорошим другом покойного мужа, то Эбби не имеет права вставать ей поперек дороги.

— Не могу сказать, мама, что я в восторге, но не сомневаюсь, что постепенно привыкну к этой мысли.

Дженис протянула руку и чуть ли не до боли сжала пальцы дочери.

— Теперь я понимаю, почему Уэйн ничего не сказал мне, — пробормотала Эбби.

— Он знал, что это станет для тебя потрясением, — улыбнулась Дженис. — И обещал поговорить с тобой, если тебе захочется, что-нибудь с ним потом обсудить...

— Разумеется, — кивнула Эбби. — Так вот почему он будет сидеть полдня дома. Это потрясение, да. Но мне нравится Уэйн. И я уверена, что быстро привыкну к тому, что он будет постоянно находиться рядом с нами.

— Прости, Эбби, но ты неправильно поняла. Я выхожу замуж вовсе не за Уэйна.

— Не за Уэйна? — Эбби с трудом сглотнула. — Тогда за кого же?

— За Фрэнка. — Дженис неуверенно улыбнулась. — Я выхожу замуж за Фрэнка Грэйнджера.