На северной окраине Ричмонда совершенно измученный Колтер остановил свою не менее измученную лошадь около ручья, чтобы напиться. Пока она пила, полковник наполнил водой жестяную фляжку и предложил сначала Наоми, а потом Андре. Сам он пить не стал, а, оглянувшись, удостоверился, что приятель устроен удобно.

В ранении Андре Колтер винил себя: они несколько дней подряд совершенно не спали, это-то их и подвело. Полковник с трудом мог вспомнить день, когда расстался с Элизабет. Он собирался вернуться после того, как отметится в штабе. Но уже дожидавшийся его приказ не оставил никакого выхода. К тому времени, как он добрался до штаб-квартиры Лонгстрита на левом крыле армии генерала Ли, Брайс и Андре были уже там.

Вся информация, собранная ими почти шесть недель назад, подтвердилась. Брайс ознакомил его с позициями снайперов, которые располагались в подвалах, за каменными стенами – везде, где только можно было укрыться на южном берегу, чтобы вести огонь по неприятелю, пытающемуся навести мосты через реку. Как и предсказывал генерал Ли, долго сдерживать противника они не смогли, но все-таки мосты были окончательно наведены только к вечеру. Бернсайд сразу же начал обстреливать Фредериксберг, но к тому времени снайперы передислоцировались и дополнительные переправы были уничтожены прицельным огнем.

Все новые и новые волны янки, как рассказывал Брайс, выкатывались на берег и попадали под огонь, пока земля не оказалась усеяна их телами. Итог боя был таков: на каждого убитого в армии конфедератов приходилось вдвое больше янки. Срочно требовалась информация о том, что янки собираются предпринять дальше. Друзья переоделись в форму северян и отправились на другой берег добывать нужные сведения. Было объявлено перемирие, чтобы дать возможность похоронить убитых. Ночь была очень холодной и удивительно светлой. Все были в невероятном возбуждении. Андре пересказал Брайсу и Колтеру то, что услышал из разговоров солдат-конфедератов. Одни уверяли, что звезды высыпали специально, чтобы украсить им празднование победы, другие клялись, что это не к добру. Брайс засмеялся, но Колтера это не развеселило. Стоны умирающих солдат, казалось ему, раздаются отовсюду. Бессмысленность этих жертв угнетала и подавляла.

Вспомнились слова генерала Ли, когда тому докладывали о своих и вражеских потерях.

– Может, и к лучшему, что война так ужасна, иначе мы могли бы войти во вкус.

Переодевшись, они тихо пробрались на улицы Фредериксберга, прислушиваясь к разговорам собиравшихся группами людей, совершенно не обращавших внимания на трех солдат-янки.

– Непрерывный треск ружей дезорганизовал наши войска.

– Тринадцатый Нью-Гэмпширский полк показал этим мятежникам, как надо воевать. Мы захватили железную дорогу вплоть до болот...

– Да, – прервали его, – и проклятые мятежники открыли огонь, как только мы вышли из оврага, да такой, что чувствовался запах пороха, вот и пришлось отступить.

– Скажи спасибо, что остался жив, – пробормотал Брайс себе под нос, отойдя на безопасное расстояние.

Колтер повел их в центр города. Большинство домов, выходивших на улицу, были полны раненых, так как почти все жители бежали вслед за армией конфедератов.

Из одного дома вышло несколько офицеров, и Колтер с товарищами укрылись в аллее.

– Хорошо бы захватить одного из них, – тихо проговорил полковник.

– Какого звания вы предпочитаете, друг мой?

– Перестаньте шутить, Андре.

– Я вовсе не шучу. Брайс, оставайтесь с полковником, – прошептал он и бесшумно растворился в аллее.

– Идите за ним, – приказал Колтер Брайсу, сожалея, что с ними нет Хьюго, которого послали к генералу Брэггу в Кентукки. Андре был горяч, и спокойный, уравновешенный Хьюго прекрасно дополнял его, а иногда и удерживал от опрометчивых поступков.

Колтер разглядел звания офицеров, проходивших по аллее, где он прятался, и решил, что капитан артиллерийского полка вполне подошел бы им.

Когда они проходили, он так вжался в стену, что тень здания закрыла его. Полковник и раньше с успехом разыгрывал сцену с посыльным и рассчитывал, что этот способ не подведет его и теперь. Колтер начал считать, давая возможность офицерам отойти на достаточное расстояние. Выждав нужное время, он надвинул пониже на лицо козырек, вынул нож и вышел на аллею.

С противоположной стороны появился Андре, изображая пьяного, и врезался в группу северян. Послышались довольно добродушные проклятия, и тут появился Брайс, чтобы помочь своему пьяному другу, который запел слезливую песенку и ухитрился немного оттеснить выбранного Колтером офицера от общей группы. Для успеха им нужно было всего несколько секунд замешательства.

Колтер так и не понял, что их выдало.

Кто-то закричал:

– Мятежники!

Раздались выстрелы. Брайс швырнул капитана на Колтера, крикнув, чтобы тот бежал, а они постараются задержать остальных.

Приставив нож к горлу артиллериста, Колтер стукнул его коленом в спину, заставляя двигаться. Невероятных усилий стоило не оглядываться назад. Ему пришлось несколько раз повторить себе, что задание важнее дружбы. Продвигаясь к пикету на понтонном мосту рядом с городом, он услышал выстрелы.

Удача сопровождала полковника. Он доставил пленного по назначению, но не задержался, даже чтобы выслушать благодарность от Лонгстрита и Ли, выяснивших, что у капитана была диспозиция завтрашнего боя. Переодевшись в другую форму, Колтер отправился обратно – за Брайсом и Андре.

Большую часть ночи он провел в городе, выслушивая разные варианты истории побега южан. Им удалось сбежать, но как – было совершенно непонятно. Все искали их, и даже Колтера мобилизовали в группу, которая дом за домом прочесывала город в поисках мятежников. Уже начало светать, когда полковник решил, наконец, возвращаться: риск попасть в плен стал слишком велик. Выбрав другую дорогу, он наткнулся на вырытый в снегу блиндаж. Если бы его слух не был натренирован улавливать малейшие шорохи, он бы не нашел Брайса и Андре.

Они почти до смерти замерзли после попытки переплыть реку. Андре был серьезно ранен – саблей в бедро и пулей в плечо. И Брайс, у которого ранение было легкое, ослаб, дотащив товарища до этого ледяного укрытия.

Колтер старался не вспоминать о том, что было после того, как он нашел друзей. Весь день они прятались в ледяной пещере, пока не появилась похоронная команда янки, собиравшая замерзшие тела убитых. Смешавшись с ними, три друга смогли благополучно уйти.

На следующий день у Андре начался жар, он звал Наоми, и Колтер, заручившись разрешением генерала Лонгстрита, послал Брайса привезти ее, благо его ранение было легким. Колтер завидовал возможности друга съездить в Ричмонд, но у него был приказ отвезти бумаги генералу Брэггу в Кентукки.

И вот теперь, наконец, появилась возможность доставить Андре домой, и увидеться с Элизабет и дочерью. Потерев щетину на щеках и подбородке, он улыбнулся, размышляя о том, как встретит его возлюбленная и носит ли она его рождественский подарок.

В это самое время Элизабет, сидя в попутной повозке, глядела на острый шпиль церкви, выделявшийся на фоне прозрачного неба, и молилась о безопасности Колтера.

Наконец возчик свернул к реке, и она, вздохнув, стала ждать, когда же появится железнодорожная станция. Рядом загромыхала телега, везущая бочки с водой, возницы обменялись приветствиями. Она вздрогнула, услышав, что воду везут на склад мистера Либби, где содержатся пленные янки. Другие пленные северяне находились на острове Бель, вниз по реке.

Если судьба будет так жестока и Колтер попадет в плен, о Боже, сделай так, чтобы его содержали в более человеческих условиях, не в таких, какие выпали пленным северянам.

– Страшное зрелище, не правда ли, мэм? – сказал возница, когда они проезжали склад.

– Да-да, конечно, – ответила она, закрывая Николь глаза.

– Говорят, будто им не разрешают подходить к окнам. Часовым приказано стрелять при первой же попытке. Один парень на дороге хвастался, что получил месячный отпуск за такой подвиг.

Элизабет не ответила. Она и сама слышала подобные истории. Ей хотелось, чтобы этот разговор прекратился, но она не знала, как заставить его замолчать. Она вовсе не хотела обсуждать известную всем жестокость генерала Нортропа, который приказал капитану, отвечавшему за довольствие пленных, просто утопить их в реке Ям.

Элизабет отвернулась, чтобы не видеть, как бедняки Ричмонда роются в помойных ящиках, а охрана стоит поодаль и наблюдает. Она считала себя лояльной южанкой, но это зрелище возбуждало негодование.

– Глядеть тошно, не правда ли? А ведь склады полны мукой, и никто не может ее получить, мэм. Не доведет это до добра, помяните мое слово.

Элизабет пробормотала что-то невнятное, не особенно вслушиваясь. Николь совершенно извертелась, и молодая женщина начала всерьез страшиться предстоящей поездки в поезде. Она мысленно умоляла еле бредущую лошадь идти быстрее.

Наконец добрались до станции, и Элизабет, поблагодарив возницу, что подвез их, поспешила купить билет, напуганная огромной толпой. Несчетное количество солдат слонялось вокруг, многие были ранены, их сопровождали другие солдаты или родственники.

Николь, широко раскрыв глаза, начала задавать вопросы, от которых Элизабет покрывалась краской стыда.

– Где его нога, мама? – спросила девочка, когда какой-то солдат проковылял мимо на костылях.

– Да-да, Джонни, – кто-то добродушно поддразнил калеку, – скажи-ка нам, куда ты дел ногу?

В ужасе Элизабет смотрела, как инвалид остановился и начал с трудом поворачиваться в их сторону. Она безотчетно прижала дочку к себе, как бы пытаясь защитить ее.

– Не бойтесь, мэм. А вам, маленькая леди, скажу: я потерял ногу в бою с янки.

– Зачем ему три ноги, это же глупо, – ответила Николь, улыбнувшись.

Ее слова были встречены громовым смехом мужчин и женщин, несколько солдат затянули «Диксиленд», и тут же кто-то подыграл им на губной гармошке. Элизабет всегда казалось странным, что песня, написанная северянином, стала гимном южан.

Выбросив особенно большое на холоде облако пара, подошел состав Ричмонд – Питерсберг. Солдаты помогли им взобраться на ступеньки, спущенные кондуктором, и найти свои места.

Возбужденная своей первой поездкой в поезде, Николь не могла усидеть на месте. Молодая женщина безуспешно пыталась успокоить ее, пока две мрачного вида матроны не уселись напротив них.

Совершенно изведясь, Элизабет достала небольшой кусочек хлеба и салфетку и дала дочери, надеясь, что, поев, та задремлет. От смрада и тесноты ее мутило. Люди сновали туда-сюда по проходу, пили, плевали на пол. Офицеры старались ничего не замечать.

Как только поезд набрал скорость, Элизабет закрыла глаза, так как всегда плохо переносила путешествие по железной дороге. Казалось, поезд несется через леса и поля, где больше нет никакой жизни.

Чем ближе подъезжали к Питерсбергу, тем больше Элизабет нервничала. Правильно ли она делает? Что, если Элмы нет в «Двух соснах»? И успокаивала себя тем, что свекровь должна быть дома. До последнего вздоха Элма Уоринг останется в своем доме. Она будет там, как всегда. Она ждет.

За двадцать две мили от них, в Ричмонде, Колтер мысленно произнес почти те же слова. Элизабет ждет его. Однако через минуту, подъехав к дому, понял, что ее там нет. В комнатах стояла непривычная тишина, и, уложив Андре, полковник начал обыскивать дом, пока не нашел записку.

Он сразу успокоился, успокоил и Наоми: – Элизабет была вынуждена вернуться к Эмили. Как только я вас устрою, поеду повидать ее.

– Отдохните сначала, – попросила Наоми. – Оставайтесь здесь с Андре, а я принесу из гостиницы его вещи.

В зеркале Колтер увидел свое отражение. Он выглядел как после попойки. И благоухал соответственно. Уныло усмехнувшись, он кивнул.

– Хорошо, идите, Наоми.

Как только она ушла, он затопил печи во всех комнатах, так как в доме было холодно. Удостоверившись, что Андре отдыхает, пересек двор, вошел на кухню и затопил и там. Принеся воды, наполнил котелок и стал ходить из угла в угол, ожидая, когда вода согреется. Не находя себе места, снова отправился в дом, чтобы проведать Андре. Вернувшись, увидел, что вода еще холодная, и стал размышлять, как это женщины ухитряются все успевать, если приходится ждать так долго. Надо просто добавить дров в огонь, решил он.

Когда Колтер в третий раз шел на кухню, он увидел, как Джош открывает ворота, и окрикнул его, напугав старого слугу.

– Это вы, полковник? – спросил Джош неуверенно.

Колтер пошел ему навстречу.

– Что ты здесь делаешь? Я только что приехал и нашел записку Элизабет, где она говорит, что возвращается к мисс Эмили.

– Она так написала? – Старик озадаченно посмотрел на него.

– А ты приехал за ней? – Колтер уже начал беспокоиться всерьез.

– Да. Конечно. Понимаете, капитан забрал...

– Какой капитан?

– Капитан... как же его... Хеллек. Вот как его звали. Он появился как раз в тот момент, когда я собирался ехать за мисс Элизабет. Ему нужен был фургон для раненых. Ну и мисс Эмили сказала: отдай ему фургон и мулов.

– Тогда где же Элизабет?

– Если ее нет здесь, полковник, не знаю, что и думать.

Колтер растерянно провел рукой по волосам. Он чуть было не сорвал свой гнев на слуге, но вовремя сдержался. Старик дрожал от холода, было ясно, что он прошел весь путь пешком.

– Пойдем на кухню, Джош. Там тепло и найдется что-нибудь для согрева.

– Но мисс Элизабет...

– Поговорим в тепле.

Колтер абсолютно не мог понять, куда делась Элизабет. Она никогда бы не решилась идти с ребенком так далеко пешком. Доби призвали, значит, ей больше не с кем было оставить дочь, а на работу взять девочку с собой она не могла.

– Джош, в доме лейтенант Лоран. Он ранен, и кто-нибудь должен дежурить около него, пока не придет... – Как же ему, черт возьми, назвать Наоми? Любовницей? Женой? – Скоро придет женщина, которая будет ухаживать за ним, но я не могу ждать. Я должен искать Элизабет.

Колтер даже не пытался оседлать измученную лошадь. Он отправился пешком, всем своим существом ощущая, что его вид вызывает повышенное внимание прохожих. Если Элизабет на работе, в таком виде неудобно заходить туда и спрашивать ее.

Колтер отправился в гостиницу. Беспокойство сменилось страхом, когда он нашел дубликат записки Элизабет. Его внимание привлек беспорядок на столе, и сначала он подумал, что приманка, оставленная им, наконец, сработала. Он обратил бы внимание на стаканы и графин, но стук в дверь отвлек его. Колтер взял горячую воду, которую заказал горничной, и начал расстегивать китель. Но тут его взгляд упал на стаканы.

Несмотря на необходимость торопиться, полковник сел за стол и начал перебирать раскиданные бумаги, рассматривая даты. В основном это оказались деловые письма, которые должны были ожидать его у портье. Не было никакого смысла кому-то приносить их сюда и читать, даже не пытаясь скрыть это. Если только не нарочно...

Странное предположение промелькнуло у него в голове: может, Элизабет вошла в его комнату как раз в тот момент, когда там кто-то был? А если так, что же с ней случилось?

Стараясь унять волнение, Колтер заставил себя сосредоточиться и все как следует обдумать. Перед глазами встала другая картина: Элизабет входит в комнату, чтобы оставить записку... Нет, остановил он себя, Элизабет никогда бы не стала читать его писем. Она никогда бы не сделала этого.

Схватив шляпу, Колтер побежал к двери, вдруг совершенно ясно поняв, кто был в его комнате. Вся армия северян ей не поможет, если с Элизабет что-то случилось, поклялся он.

Поезд приближался к станции, и Элизабет молила Бога, чтобы ее никто не узнал. Затем разбудила Николь и стала ждать, пока выйдут солдаты и обе матроны, чтобы, наконец, вынести дочь на перрон.

Коляски и фургоны, ожидающие пассажиров, быстро заполнились багажом, остались места только в общественном экипаже, который мог доставить их от Покахонтаса к началу Иерусалимской дороги. «Две сосны» были в пятнадцати милях южнее Питерсберга. Перспектива идти пешком весь оставшийся путь снова вызвала мысль об опрометчивости этого путешествия.

Пошел снег. Она приободрила Николь, пообещав, что скоро они будут в тепле. Необходимо было найти какой-нибудь транспорт, который мог бы довезти их прямо до усадьбы.

В конце концов, она решила обратиться к пожилой негритянской паре на деревенской повозке. Они ни о чем не спросили ее, за что она была благодарна, но явно удивились просьбе высадить их около усадьбы «Две сосны». Их рассказы о бандах северян, грабивших всех подряд, напугали молодую женщину, хотя больше всего она боялась снова увидеть этот ужасный дом и воскресить страшные воспоминания, связанные с ним.

Нужно было набраться мужества и встретиться лицом к лицу с женщиной, которая в ее глазах олицетворяла зло.