Солнечный свет, вероятно, вывел бы меня из мрачного состояния духа, в котором я проснулась, но утром не было видно ни лучика. Все небо затянули серые тучи. Франческа сообщила, что вечером ожидается дождь.

Она выглядела несколько взволнованной, просто чуть-чуть не такой, как обычно. Всегда любезная и внимательная хозяйка, графиня не могла не обратить внимания на мои воспаленные и опухшие глаза, хотя мне казалось, что следы моих ночных бдений не заметны постороннему глазу.

Я призналась, что и вправду плохо спала сегодняшней ночью. Мне не хотелось обсуждать причину, но ее взгляд был полон искреннего участия, и мне ничего не оставалось, как попытаться объяснить свое состояние. Всю правду я, конечно, не могла ей сказать, только какую-то часть.

— Мне опять приснился плохой сон. Вернее, это был просто ночной кошмар. О Барте.

Морщины на ее высоком лбу стали гораздо заметнее.

— Разве сны о тех, кого вы любите, могут быть кошмарными?

— Сны могут быть любыми.

— Возможно, вам станет легче, если вы расскажете мне о вашей жизни. Я ведь даже не расспрашивала вас о подробностях трагедии...

— На самом деле это вряд ли поможет мне. Я уже не раз... — Отодвинув свое кресло от стола, я поднялась и подошла к окну. — Я понимаю, вам хочется узнать о том, как мы с ним жили, и о его гибели. Барт ведь был вам дорог, насколько я представляю.

— Да.

Я стояла не оборачиваясь.

— Когда мы с Бартом поженились, он сразу же переехал ко мне. — На самом деле он перебрался ко мне гораздо раньше, но какое это могло иметь значение? — У меня был небольшой домик, точнее, флигель для гостей в одной усадьбе. Две небольших комнатки и кухня с ванной, но я была несказанно счастлива, когда мне удалось приобрести его, — у нас ведь не так просто купить дом: в стране слишком много людей. До нашего холма даже ходил рейсовый автобус. Когда была плохая погода для пеших прогулок, я всегда могла добраться на нем до города. К моему домику вела частная дорога — узкая и неровная. После обильных снегопадов она становилась просто опасной. Барт... Барту очень нравилось водить машину. Он, казалось, бросал вызов трудностям, и скользкая дорога давала ему шанс испытать себя.

— Он всегда превосходно водил машину, — услышала я спокойный голос за своей спиной.

— Да, я знаю. Барт рассказывал мне, что ему приходилось участвовать в автогонках. Первое время он брал меня с собой в эти ужасные поездки по нашей обледеневшей дороге в самые страшные снегопады. Я всегда боялась до смерти, а он только смеялся и подшучивал надо мной.

— Значит, все случилось именно в тот день, когда дорога была занесена снегом?

— За день до аварии выпало около шести дюймов снега. Это было просто море снега, ночью резко похолодало, и он смерзся до состояния льда. Барт... его не было дома. Он должен был вернуться на следующее утро, не насовсем, нет, а просто забрать кое-какие вещи. Я прогуливалась, поджидая его, поэтому видела все своими глазами...

Даже сейчас, когда эта картина вставала перед моим мысленным взором, мне казалось, что я смотрю фильм ужасов — настолько это было нереально. Солнце, ослепительно сверкающее на снегу, и темный силуэт дерева у самого подножия холма... Машина темно-красного цвета, четко вырисовывающаяся на фоне белоснежного полотна дороги, стремительно приближается, время от времени скрываясь за сугробами, становясь все больше, постепенно вырастая по мере приближения ко мне. Дорога вся переливается под лучами солнца, на ней больше нет ни одной машины... Вот уже красная игрушка в последний раз мелькает передо мной, она несется на бешеной скорости где-то внизу по главной дороге...

Я резко повернулась.

— Мы поссорились. Я злилась, потому что Барт не приехал домой прошлым вечером. Он утверждал, что пытался дозвониться до меня, но линия оборвалась из-за обильного снегопада. Тем не менее я не сдержалась. Я наговорила ему такого... А он не из тех мужчин, кто спокойно воспринимает критику. На прощание я бросила ему что-то уж совсем жестокое и несправедливое. Он всегда очень быстро ездил, если был расстроен или рассержен. В тот день Барт мчался просто с космической скоростью. После его отъезда я представляла себе ужасные вещи: его останавливает полицейский за превышение скорости или еще что-нибудь в том же духе. Если бы он не был до такой степени разъярен, если бы мы с ним не поссорились...

Я и не ждала от нее отпущения грехов, я просто рассказывала. Когда Франческа заговорила, в ее голосе не было ни симпатии, ни упрека.

— Я много думала о том, что случилось. Я не имею права обвинять вас, но ваше чувство вины мне совершенно понятно. В нем, правда, нет никакой необходимости, и оно уже ничего не изменит. Я полагаю, ваши врачи говорили вам то же самое.

— Вам и об этом известно.

— Естественно. Вы стыдитесь того, что с вами произошло? — Она указала мне на кресло. — Садитесь и допивайте свой кофе.

Сейчас мне была просто необходима хорошая порция кофеина: я была вся разбита после валиума.

Она не стала задавать мне вопросы, а просто начала рассказывать о Барте. Франческа ни словом не обмолвилась о его детстве. По мере того, как она продолжала свое повествование, у меня постепенно, как мозаика из фрагментов, складывалась картина жизни на вилле Морандини. Барт был на несколько лет моложе своего кузена Гвидо, но он всегда выходил победителем в их играх и спорах. Его слово было законом, его смех был более заразительным и громким, он бегал и плавал быстрее, лучше играл в теннис. Я уже представляла себе Гвидо как одинокую старую деву. Когда я поинтересовалась, не сохранилось ли у нее каких-нибудь фотографий, графиня достала альбом и показала мне его снимок. На этой карточке рядом с Гвидо был и Барт.

Братья стояли бок о бок, но не касались друг друга. Барту на вид было лет двенадцать, но он был почти такого же роста, как Гвидо. Кузен не выдерживал никакого сравнения с Бартом. Гвидо был обделен фамильной привлекательностью. Его грустное лицо напоминало лошадиную морду. Он стоял серьезно, не улыбаясь, руки его были прижаты к бокам. Барт запрокинул голову и весело смеялся над чем-то.

Мое мнение о Гвидо нисколько не изменилось после просмотра фотографий. Он, видимо, и в самом деле был скучен и инертен, как это запечатлелось на старом снимке. Пит совершенно не был похож на него. Кроме необычных серебристых глаз, Пит не унаследовал от Морандини никаких других фамильных черт. Может быть, в этом крылась причина невольной холодности Франчески.

Графиня на этот раз не пригласила меня сопровождать их к психиатру. Она заговорила о другом. Альберто было дано распоряжение отвозить меня во Флоренцию по первому требованию: не надумала ли я еще вернуть взятую напрокат машину или я предпочитаю, чтобы за меня это сделал Альберто?

Я постаралась уклониться от обсуждения этого вопроса, но повышенный интерес к моей машине не оставил меня равнодушной. Уже второй раз за последние двадцать четыре часа находится кто-то, кого волнует ее присутствие на вилле. Это было непохоже на Франческу: почему графиня вдруг начала заботиться о состоянии моих финансов?

Расставшись с ней, я отправилась в парк прогуляться и немного взбодриться. Воздух был неподвижен и плотен, казалось, все предвещает грозу, но внимательно посмотрев на небо, я поняла, что гром грянет еще не скоро. Я никак не могла придумать себе занятие по душе, да и не знала, чего же мне на самом деле хочется. И возможности у меня, прямо скажем, были ограничены: разборка хлама в обществе Дэвида, прогулка или пробежка по тропинкам сада и исследование окрестностей. Наконец я решила подняться к себе и заняться своим гардеробом. На самом деле я вовсе не горела желанием копаться в тряпках, но мне надо было подобрать что-нибудь на вечер, тем более, что я приглашена на обед. Моя одежда была в идеальном порядке: как только я снимала с себя какую-то вещь, ее тут же отправляли в стирку и возвращали в мой шкаф отутюженной и накрахмаленной, тем не менее, надеть мне было нечего. Я особо не задумывалась о туалетах, когда упаковывала вещи в Америке. Я предполагала, что во Флоренции еще в начале апреля холодно. Все, что я прихватила с собой, было либо большего размера, либо совершенно не соответствовало погоде. Мне придется отправиться в город вместе с Франческой, чтобы купить хотя бы одно платье, подходящее для сегодняшнего вечера. Причем действовать нужно незамедлительно, иначе будет поздно. Но как же мне этого не хотелось!

Ненавидя себя, я захлопнула дверцы шкафа. Я точно знала, почему мне до сих пор не по себе. Мое неуправляемое, предательское тело до сих пор помнило прошедшую ночь. Воспоминания о том сне преследовали меня.

Нельзя сказать, что сильный ливень улучшил мое настроение, оно оставалось таким же подавленным и мрачным. Я никогда не восхищалась спартанским образом жизни и, в частности, их методами обуздания душевных неурядиц, но тут я решила, что прогулка освежит меня и немного приведет в норму. Как раз приближается тот час, когда Дэвид выползает из кладовых, чтобы передохнуть. Если он, как обычно, бегает в своем дворике, то я с удовольствием присоединюсь к нему.

Я вышла из центральных дверей и отправилась на поиски. Дэвида не было видно на его обычном месте. Чувствуя себя, как ребенок, с которым некому поиграть, я, немного подумав, побрела в сторону так называемой площадки для игр, которую облюбовал себе Пит. Неожиданно громкий собачий лай заставил меня подскочить на месте. Мне показалось, что он прозвучал у меня прямо над ухом. Затем до меня донесся грубый голос Альберто и злобное рычание. Я никогда еще не слышала от этого пса такого лая, и любопытство заставило меня забыть обо всех своих проблемах и направиться в ту сторону, откуда доносились эти странные звуки. Когда собака ненадолго умолкла, видимо, чтобы набрать воздуха для следующего рыка, я уловила смех Альберто — впечатление было такое, как будто кто-то лупит железным листом по камню или наоборот. Судя по всему, эта парочка приятно развлекалась, но тогда непонятна злоба в голосе собаки, или, может быть, это очередной сеанс дрессировки? Если Альберто вновь издевается над животным, то мне придется сказать ему, что я думаю по этому поводу.

Вдруг до моего слуха донесся звук, от которого у меня просто перехватило дыхание, и ноги сами понесли меня к Альберто — это был даже не вопль, а полный боли и ужаса стон.

Калитка, ведущая к собачьей площадке, не была заперта на замок. Я пронеслась сквозь нее, словно выпущенный из пушки снаряд, и остановилась как вкопанная, когда передо мной открылась совершенно отвратительная картина. Собака была спущена с цепи, которая лежала прямо на земле. Этот монстр стоял ко мне спиной в напряженной позе, его полусогнутые задние лапы упирались в землю, и казалось, он вот-вот взовьется в воздух, только палка Альберто сдерживала его порыв. Хозяин находился в нескольких футах впереди пса, угрожающе размахивая своим орудием, крепко зажатым в руке. В другой руке, высоко поднятой над головой, шевелился крошечный комочек, время от времени издававший звуки, происхождение которых я не смогла определить издалека. Видимо, собаке все же удалось дотянуться до этого жалкого создания — по руке Альберто стекала кровь.

Следующие несколько секунд пронеслись, как в тумане. Осознав наконец, что происходит, я уже стояла рядом с Альберто и прижимала к своей груди с трудом дышащего котенка. Десять остреньких коготков впились в меня с такой силой, что причиняли мне нестерпимую боль. Альберто оторопел. Одна рука с палкой так и была направлена в сторону собаки, другая — неподвижно застыла над его головой. Мне, конечно, не раз приходилось играть в баскетбол с Майком и Джимом, но еще никогда не удавалось осуществить такого прыжка, какой потребовался для освобождения несчастного животного.

Не могу сказать, как долго продолжалась немая сцена: Альберто был просто парализован от удивления, собака тоже не могла взять в толк, что ей надлежит делать в подобной ситуации. Я же была так возмущена происходящим, что даже задохнулась от переполнявшей меня ярости, а перед глазами стоял сплошной красный туман, как это, наверное, бывает у быка на корриде. Неожиданно эту сцену прервали какие-то крики, явно предупреждавшие меня об опасности. Сильная рука резко отбросила меня назад, подальше от Альберто и пса. Собака снова залаяла, котенок завопил и еще сильнее вцепился в меня своими коготками. Дэвид бросился к Альберто и стал вырывать у него дубину. Тот быстро опустил руку, в которой до этого держал несчастного котенка, отвел ее в сторону и со всего размаху врезал Дэвиду по лицу. Дэвид отлетел в сторону и упал на спину. Собака тут же подскочила к нему и приготовилась схватить его за горло.

Тут я совершенно растерялась, не зная, то ли мне стоит пожертвовать котенком, чтобы отвлечь внимание собаки, то ли надо поскорее придумать какой-то другой способ. Прижав котенка покрепче к груди, я подскочила к Альберто и изо всех сил пнула его.

— Забери своего пса, — заорала я во все горло. — Быстро, быстро... Да сделай же что-нибудь, черт тебя возьми, ты... ты...

Я даже не могла подобрать точного слова, чтобы объяснить этому крокодилу, что я о нем в данный момент думаю.

Альберто внимательно посмотрел на меня, затем спокойно направился к собаке и, не задумываясь, схватил ее за холку. Он легко оттащил этого теленка в сторону, как будто имел дело с котенком.

Дэвид продолжал лежать на земле, подтянув колени к голове руками и прикрывая себе лицо и горло. Спустя какое-то мгновение он заговорил.

— Его оттащили?

— Да. Как вы себя чувствуете? С вами все в порядке?

Дэвид с трудом приподнялся и встал на ноги. Дрожащими руками он начал заправлять выбившуюся из брюк рубашку, но, когда он заговорил, голос его был на удивление тверд.

— Черт, эта сволочь порвала мою рубашку.

— Это не самое страшное, что могло произойти. — Краем глаза я успела заметить, что Альберто уводит собаку подальше от нас. Только сейчас до меня стал доходить весь ужас ситуации, в которой мы оказались, ведь просто по чистой случайности никто не пострадал. Виновата я, потому что потеряла над собой контроль: спасая котенка, я рисковала и собственной жизнью, и жизнью Дэвида. На меня накатила волна запоздалого страха. Голос заметно дрожат от только что пережитого кошмара, я с трудом сдерживалась, чтобы не разрыдаться.

— С вами правда все в порядке? — взволнованно проскрипела я. — Я никак не могу поверить...

— Собака знает меня, — ответил Дэвид. — Полагаю, пес уже успел позабыть обстоятельства нашего знакомства, но, по крайней мере, те несколько минут, когда он вспоминал мой запах, дали мне возможность собраться, а вам — заставить Альберто действовать. Идиотская ситуация! Надо быть кретином, чтобы полезть на Альберто.

— Это уж точно. Он ведь даже не собирался нападать на меня!

Дэвид отвернулся и пренебрежительно сплюнул.

— Я говорю не о себе, я имею в виду именно вас, черт побери! Я слышал все, что здесь происходило, и прекрасно понимал, какая вам угрожает опасность. Но эта дурацкая калитка захлопнулась, когда вы пронеслись мимо, и, пытаясь открыть ее, я понял, что опоздал. Господи, Кэти, я до сих пор не понимаю, каким образом вам удалось избежать клыков этого чудовища. Вы же должны понимать, что психика животного расшатана, и оно абсолютно непредсказуемо. Я уже не говорю об Альберто. Он обязан был...

— Но он же ничего плохого мне не сделал...

— Неужели так трудно остановиться и поразмыслить о последствиях вашего поступка? Вы когда-нибудь думаете, перед тем как действовать?

— Надо признаться, нечасто.

Выражение его лица несколько смягчилось.

— Господи... Э, ладно, давайте-ка посмотрим, ради кого мы с вами так рисковали.

И он протянул мне руки.

— Котенок вцепился в меня как клещами. Ой, Дэвид, боюсь, что...

— Если бы ему действительно было так плохо, как вам кажется, он не смог бы с такой силой держаться за вас, — заверил меня Дэвид. — Давайте поднимемся ко мне в комнату. Там есть аптечка, кроме того, у меня осталось немного молока от завтрака.

Спокойный голос Дэвида и его ласковые поглаживания заставили сжавшегося у меня на груди котенка немного расслабиться. Молоко тоже сделало свое дело: малыш погрузился в блюдечко, настолько он был голоден. Судя по всему, несмотря на свой юный возраст, котенок отличался умом и сообразительностью, но он был грязен и полон блох. Мы заметили, что он даже не знает толком, как пить из блюдечка. Котенок влез в него всеми четырьмя лапками и фыркал, тычась в молоко всей своей жалкой и в то же время очаровательной мордочкой. Наконец он понял, что к чему, и быстро опустошил блюдце. Дэвид наклонился и снова налил ему молока. Мы хранили благоговейное молчание. Когда котенок насытился, до нашего слуха донеслось едва слышное удовлетворенное урчание, тут я разразилась слезами. Спустя какое-то время Дэвид не выдержал.

— Учебник женской логики уже насквозь промок от слез.

Я вцепилась в его плечи, икая и всхлипывая.

— Вот уж не думала, что Браунинг был таким шовинистом по отношению к женщинам.

— Это, между прочим, Теккерей, а не Браунинг. И не Браун, что тоже важно. Мне просто хотелось обратить ваше внимание на тот факт, что сейчас уже нет причины для слез. О чем теперь-то, собственно, плакать?

Я резко отодвинулась от него.

— Простите, — смущенно пробормотала я. — Это просто...

— Я догадываюсь. — Рука Дэвида лежала на моем плече и успокаивающе поглаживала его, затем он одарил меня братским взглядом и убрал руку. — Полагаю, теперь мы должны оказать нашему спасенному другу медицинскую помощь, как вы считаете?

Несчастное создание вновь стало жалобно мяукать, хотя это были не столько крики боли, сколько возмущение и оскорбленное достоинство. Рана у него на боку была не такая устрашающая, как мне показалось на первый взгляд. Дэвид достал из аптечки антисептическую мазь и, несмотря на протестующие вопли котенка и его отчаянные попытки вырваться, осторожно промыл его от самого носа до кончика хвоста теплой водой. После этой, прямо скажем, нелегкой процедуры вода в миске стала черной от грязи и крови, не говоря уже о многочисленных мертвых блохах.

— Где это вы научились так ловко обращаться с котами? — задала я вопрос, когда Дэвид уселся, обтирая и расчесывая вымытого зверька.

— У нас дома всегда было много животных. Мы с сестрами подбирали их по всей округе.

— Можно подумать, что вы говорите о моей семье. А это случайно не ваша расческа?

— Это моя единственная расческа, — ответил Дэвид, добродушно усмехаясь. — Плохо, что у меня нет фена. Честно говоря, я сам никогда особенно не страдал от его отсутствия. Ладно, сегодня теплый день, и котенок не простудится после купания. Он выглядит теперь значительно лучше, вы не находите?

Дэвид осторожно завернул котенка в полотенце: виднелась только удлиненная мордочка да пара огромных ушей. В глазах металось выражение полного непонимания того, что с ним в данный момент происходит, затем они начали затягиваться дремотной поволокой и, наконец, закрылись окончательно.

— Он устал, — удовлетворенно проговорил Дэвид. — Думаю, теперь самое время отправиться с ним к ветеринару, пока он еще слишком вялый, чтобы сопротивляться.

— Вы гораздо более предприимчивы, чем я, но что же вы собираетесь делать с ним потом? Куда мы его пристроим?

— Придется привезти его обратно. А что еще остается делать?

— Принесите его ко мне.

— Но, вы же не можете...

— Я хочу подарить его Питу.

Когда я принесла Дэвиду ключи от машины и переоделась, выяснилось, что я уже изрядно опаздываю к ленчу. Однако я не чувствовала ни малейшего раскаяния. Буря негодования очень хорошо помогает против депрессий.

Я подробно рассказала Франческе о причине моей задержки, опустив лишь те слова, которые вырвались у всех нас в состоянии возбуждения.

— Я не думаю, что подобное безобразие практикуется Альберто впервые. Мне уже доводилось слышать о людях, которые тренируют служебных собак таким варварским методом, предоставляя им возможность расправляться с маленькими беззащитными созданиями.

Ее лицо на протяжении моего рассказа сохраняло выражение омерзения и отвращения.

— Поверьте, я даже не подозревала о том, каким образом дрессируется наша собака, и уж тем более никогда не давала Альберто разрешения на подобные зверства.

Я не могла не верить ей. И тем не менее, графиня выглядела как человек, не сознающий, что происходит в ее владениях.

— Вы не против, если я останусь здесь во время вашего разговора с Альберто? — Я просто должна была напроситься.

— Вы боитесь, что я буду недостаточно сурова с ним?

— Мне просто хочется посмотреть, как он будет оправдываться, — деликатно заверила я.

Франческа слегка улыбнулась.

— Я попрошу Эмилию позвать его сюда сразу после того, как мы закончим обед.

Эта беседа доставляла мне удовольствие каждой своей секундой. Я просто наслаждалась резким монологом Франчески. Я ничего не понимала из того, о чем она говорила, но ее голос дрожал от ярости, и к концу ее гневной речи Альберто напоминал побитую собаку. На него было неприятно смотреть. За все это время он ни разу не посмотрел в мою сторону.

— Вы удовлетворены результатом моего внушения? — поинтересовалась напоследок графиня.

— У меня еще одна просьба, — отозвалась я. — Скажите ему, что с этого момента за несчастного котенка полностью отвечаю я. Если что-нибудь случится с малышом, неважно что, я буду считать, что виноват в этом он.

Она изумленно приподняла брови, но, тем не менее, сделала то, о чем я просила. Только тогда Альберто посмотрел на меня из-под нависших бровей. Я думала, сейчас он взорвется. Наверное, я была первым человеком, помимо графини, который совершенно не боялся его. Мне даже показалось, что моя персона начинает внушать ему ужас, поскольку он уже успел убедиться в моей непреклонности. Для него было бы лучше избегать меня или по крайней мере сдерживать свою дикую и необузданную натуру в моем присутствии. На его физиономии не было заметно ни малейших следов раскаяния, только преданность и покорность, когда он поднимал свой тяжелый взгляд на Франческу.

Она отпустила его, сказав на прощание еще несколько резких слов, а затем взглянула мне прямо в глаза.

— Вы и в самом деле планируете оставить это животное здесь?

— Прошу прощения. Я совершенно забываю правила приличий и хорошие манеры, особенно, когда взбешена до такой степени. Вообще-то, я хотела подарить его Питу, если вы, конечно, не против.

— Я не стану возражать при одном условии — животное не должно попадаться мне на глаза. Я не люблю кошек. Вы уверены, что поступаете правильно и не пожалеете впоследствии о своем поступке?

— Что вы имеете в виду?

— У меня сложилось впечатление, что вы любите животных. Вы не думаете, что опасно вручать Пьетро живое существо, учитывая то состояние, в каком находится психика мальчика?

— Я знаю только одно: любой ребенок его возраста испытывает потребность заботиться о слабом существе. Я постараюсь все объяснить ему и вашей кухарке — она кажется мне доброй женщиной, может быть, она захочет помочь нам...

— Я имела в виду несколько иное. Насколько я понимаю, вы упорно продолжаете считать мои опасения по поводу умственного заболевания Пьетро необоснованными. Вам кажется, ему требуется лишь несколько сеансов психотерапии, а также незамысловатые средства типа поглаживаний по голове, чтобы ускорить процесс его выздоровления. А если вы все-таки ошибаетесь? Ведь он уже дважды пытался покончить с собой. Если вдруг случится третий приступ — а это наверняка произойдет, — он ведь может причинить вред кому-нибудь еще, тому, кто окажется у него под рукой.

* * *

А я и в самом деле не подумала о такой возможности.

Я стояла на террасе в ожидании Дэвида. Он подъехал и поспешил открыть дверцу машины, где я уже успела заметить спящего котенка.

— Вот он, разбойник, — сказал Дэвид, доставая мягкий комочек, завернутый в кусок парусины. — Я привез еще и корм для кошек, лекарства и все остальное, что нам может понадобиться. Вы отнесете его Питу прямо сейчас?

— А почему бы и нет?

— Можно мне пойти с вами?

— А почему бы и нет, — весело смеясь, повторила я.

Когда я взяла котенка на руки, он тут же проснулся. Конечно, красавцем нашего друга не назовешь, но он был по-своему очарователен. Мы решили войти в дом со стороны кухни и задержались там значительно дольше, чем рассчитывали, представляя нового жильца Розе. Она отреагировала на его появление именно так, как я и ожидала: пощекотав его шею и снабдив нас блюдечком и целым стаканом свежего молока для пушистого домочадца.

Дэвид перевел мне ее слова.

— Дом, где живет кошка, хороший дом. Это гораздо лучше, чем мышиный рассадник.

— Мыши, — задумчиво проговорила я.

— Это место просто кишит ими. Вы не боитесь мышей, дорогая моя?

— Нет, не боюсь, но мне совсем не хотелось бы найти перед своей дверью мертвую мышь.

— Вам следует быть посмелее. С тех пор как кошка поселится в доме, это будет случаться все чаще, и, кроме того, мальчик будет безмерно рад вашему подарку.

Мне трудно описать выражение лица Пита, когда он увидел котенка и понял, что с этого момента тот принадлежит только ему. Я была потрясена его реакцией, но постаралась взять себя в руки.

Котенок был уже по уши наполнен молоком, и Питу пришлось оставить его на какое-то время в покое. Дэвид пытался объяснить мальчику назначение всех тех вещей, которые он купил для его питомца.

— Даже не пытайся закапать ему в уши вот это лекарство в одиночку. Это могут сделать только двое взрослых сильных мужчин. Кошки просто ненавидят подобные процедуры.

— Не волнуйтесь. — Пит ласково погладил котенка по спинке. Тот немедленно отозвался мягким мурлыканьем, открыл глаза и направился к блюдечку с молоком. Он принялся с жадностью лакать содержимое блюдца, вымазав при этом не только свою мордочку, но и брюшко и лапки. Пит весело и беззаботно смеялся.

— Это мальчик или девочка? Сколько ему месяцев и как его зовут?

— Это мальчик, — уверенно ответил Дэвид. — Ему уже около шести недель от роду. Поскольку ты его хозяин и с этого дня отвечаешь за него, то должен сам выбрать для него имя, которое тебе нравится.

Пит ненадолго задумался.

— Джой. Я назову его Джой, — сказал он, подумав.

— Немас? — Я позволила себе высказать предположение. — Если ты хочешь назвать его в честь полузащитника, то могу предложить тебе массу других имен...

— Это не в честь полузащитника. Так называли моего отца самые близкие его друзья. На самом деле имя моего папы не Джой, но именно так его звали в Америке.

— Ты выбрал просто великолепное имя для своего кота, — сказала я, предварительно прочистив горло.

— А можно называть животное именем своего отца, как вы полагаете?

— Я думаю, это самый лучший комплимент человеку, — совершенно серьезно заметил Дэвид. — У меня, например, был поросенок, который носил мое имя. Он был очень симпатичным для хрюшки.

— Я, пожалуй, назову его Джой Дэвид, — размышлял Пит. — Ведь у меня самого два имени, пусть у котенка тоже будет два имени. Жаль только, что я не могу назвать его Кэти: ведь он же не девочка. Но, как только у меня появится кошка или собака-девочка, я непременно...

— Смотри, это уже обещание, — смеясь, заметила я. — Не забудь обо мне, когда придет время выполнить его.

— Я привез для него парочку игрушек, — сказал Дэвид, тоже откашливаясь перед тем, как вступить в разговор. — Здесь мячик и заводная мышка. А вот — кусок веревки: ты всегда можешь привязать эти игрушки на небольшом расстоянии от пола и...

— Да, я знаю, как это делается, — нетерпеливо перебил Пит и аккуратно убрал веревку. — У моей тети Веры было целых две кошки. Я часто играл с ними. Со своим котенком я буду играть точно так же.

Он привязал к концу веревки бумажный бантик. Когда мы уже собрались уходить, Пит громко смеялся, наблюдая за тем, как его котенок носится за бумажкой. У меня было спокойно и радостно на душе — впервые за все время нашего знакомства я оставляла его одного, нисколько не заботясь о том, что ему нечем будет заняться после моего ухода.

Интересно, кто такая тетя Вера? Сестра его матери? Мне как-то даже не приходило в голову, что у него могли остаться родственники по линии матери. В моем неугомонном мозгу начали роиться еще неясные идеи по поводу его родственников с другой стороны.

— Эй, — вдруг воскликнул Дэвид. — А ведь мы с вами кое о чем забыли!

— О чем же?

— Для котенка еще необходима коробочка, куда бы он мог ходить в туалет.

— О Господи, в самом деле, вы совершенно правы. Я даже не подумала о том, что будет, если кто-то найдет кошачьи экскременты на полу. Убирать-то все это придется Эмилии.

— Кажется, я знаю, что мы сможем использовать для этих целей, — подумав, сказал Дэвид.

Мы еще немного обсудили наше сегодняшнее приключение и расстались, договорившись встретиться завтра утром и поиграть в футбол.

Дэвид отправился наверх по задней лестнице, а мне пришлось подниматься к себе другим путем. Когда я была уже у дверей своей комнаты, я увидела на верхних ступеньках Эмилию, собиравшуюся спускаться вниз. Проклятье, откуда так внезапно могла появиться эта женщина? Ее, конечно, не было в комнате Пита, когда мы занимались там с котенком, а никакой другой причины находиться здесь у нее не было.

Я окликнула ее и попросила подождать. У меня возникло ощущение, что она шпионит за мной или за мальчиком. Некоторые люди умеют передвигаться совершенно бесшумно, вероятно, Эмилия в полной мере пользовалась этой своей способностью, чтобы ее хозяйка была постоянно в курсе происходящего в этом доме. Не сомневаюсь, что Эмилия не гнушалась подслушивать и подсматривать за всеми обитателями виллы, однако уличить ее мне не представлялось возможным. Вместо этого я просто сообщила ей, что сегодня вечером меня не будет за обедом и поинтересовалась, во сколько принято запирать входные двери.

— Вы сегодня вернетесь поздно, синьора? — спросила она у меня.

— Я даже не знаю точно. Вот почему я спрашиваю у вас, во сколько вы обычно запираете двери.

— Я не стану запирать двери до тех пор, пока синьора не вернется домой.

Мне оставалось только поблагодарить ее и спуститься в свою комнату. Я была уверена, что Альберто уже успел рассказать ей о том, что сегодня произошло, во всех подробностях. Он никак не отреагировал на мое вмешательство, но ей не удалось справиться со своими эмоциями: ее глаза вместо уже привычного пренебрежения к моей персоне выражали теперь холодную враждебность.

Я нисколько не удивилась бы, если бы узнала, что она подложила мне клубок ядовитых змей в кровать или просто забыла прибрать в моей комнате. Хотя все это маловероятно до тех пор, пока у меня сохраняются нормальные отношения с Франческой. Я как бы находилась под ее молчаливым покровительством. Эмилия могла сколько угодно ненавидеть меня, но пока она бессильна. Тем не менее, войдя, я внимательно обшарила все углы и тщательно перетряхнула постель перед тем, как лечь спать.

* * *

Мы с Себастьяно договорились встретиться в семь часов вечера. Я решила, что будет лучше подождать его в холле, у самого входа. Мысль о том, что Эмилия придет доложить о нем или Франческа пригласит его выпить пару коктейлей перед тем, как мы уедем, отнюдь не вдохновляла меня.

Я колебалась между открытым платьем, в котором вполне можно замерзнуть вечером, и неизбежным коричневым костюмом, прибавлявшим мне добрый десяток лет, как вдруг в мою дверь деликатно постучали.

— Кто там? — спросила я.

— Франческа.

— Ой. Входите, пожалуйста.

Поскольку в этот момент я примеряла платье, то мне пришлось судорожно натянуть его на себя. Мучительный еще секунду назад вопрос был моментально разрешен с ее приходом. В любом случае, выбора у меня не было. Как обычно, когда торопишься, заело молнию, и Франческа, прикрыв за собой дверь, узрела меня стоящей перед ней почти голой и дергающей молнию.

— Вы позволите? — Тут же предложила она мне свою помощь.

— Ой, благодарю вас. Боюсь, у меня заела молния.

Ей понадобилось не более двух секунд, чтобы разобраться с моим замком. Я еще раз поблагодарила ее и принялась повязывать на шею косынку. Графиня стояла молча и внимательно наблюдала за моими действиями.

Я прекрасно понимала цель ее визита, но — наивная дурочка — приписывала это ее вполне объяснимому любопытству и привычке во все вмешиваться.

— Полагаю, что я сумела доходчиво объяснить Эмилии, что сегодня вечером меня не будет за обедом, — не выдержав мучительной паузы, сказала я.

— Да.

Графиня продолжала молча ждать. Принципы Франчески не позволяли ей самой начать интересующий ее разговор, но я не собиралась облегчать ей жизнь.

— Дождь может начаться еще во время вашей прогулки, — издалека начала она. — Может быть, будет лучше, если вас подвезет Альберто?

— Благодарю вас, не стоит. — Я нисколько не сомневалась, что, если она отдаст ему соответствующее приказание, он будет у входных дверей уже через полчаса, если не раньше. — Обо мне позаботится доктор Манетти.

— Манетти!

Я решила, что мне пора переходить в наступление.

— Есть нечто, что мне следует знать об этом человеке перед тем, как провести с ним вечер? Тайные пороки, вождение автомобиля в нетрезвом состоянии, зарезанные жены в платяных шкафах, он что, Синяя Борода?

Франческа даже не улыбнулась.

— Барт... — немного нерешительно начала она.

— Барт погиб, — резко прервала ее я. — Он умер три месяца назад. Я прошу у вас прощения, если задеты ваши чувства, у нас в семье не принято соблюдать траур, я вообще нахожу этот обычай неискренним. Вы можете не беспокоиться обо мне, я отнюдь не собираюсь... делать что-либо, что могло бы шокировать вас. Я познакомилась с этим человеком всего пару дней назад. Думаю, мы проведем вечер, беседуя о Пите, прошу прощения, о Пьетро.

— Вы хотите сказать, что это единственная причина вашего интереса к доктору Манетти?

— Я солгала бы вам, если бы ответила — да, но и вы не настолько наивны, чтобы поверить. Он весьма интересный и привлекательный мужчина, однако, уверяю вас, не в моих привычках ложиться в постель с первым встречным.

— Я понимаю вас. — На ее высоком лбу прорезались морщинки. Она продолжила, как будто разговаривала сама с собой. — Я понимаю, что мне не удастся отговорить вас от этого. У меня нет никаких оснований.

— Боюсь, вам действительно не удастся отговорить меня. Я вполне могла бы встретиться с ним, не ставя вас в известность, однако я не вижу причины скрывать от кого-то нашу встречу.

— Я понимаю, — еще раз повторила она. — Ну что ж, тогда... Вероятно, так будет лучше.

С этими словами она повернулась и вышла из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь.

Я вдруг вспомнила одно старое изречение: если ты параноик, это не значит, что кто-то не может преследовать тебя. Беседа у нас с графиней получилась какая-то странная. Мне даже не приходило на ум, что Франческа может осудить недавно овдовевшую женщину за свидание с мужчиной... Нет, уж если быть до конца честной, это приходило мне в голову. Следовало ожидать, что ей не понравится эта идея, но я не предполагала, что она может зайти так далеко. Графиня выглядела скорее обеспокоенной, нежели сердитой. Вероятно, у этого Манетти не слишком хорошая репутация в здешнем обществе. Флорентийский соблазнитель? Тосканский маркиз де Сад? Я была уверена, что она собиралась сказать мне нечто такое, что серьезно подорвало бы мое доверие к этому человеку.

Взяв в руки сумочку и старенький, видавший виды плащик, я поспешила вниз по лестнице. Спускаясь, я уловила жгучий взгляд чьих-то внимательных глаз, которые неотступно следили за мной. Опять эта Эмилия, чертова баба, я не знала, что и думать по этому поводу. Как она вообще находит время для своих прямых обязанностей? Или, может быть, слежка за мной тоже относится к ее прямым обязанностям?

Мне захотелось поскорее выбраться из этого дома, несмотря на сгустившиеся на небе тучи и резко потяжелевший воздух. Я сначала решила пройтись до ворот, чтобы не стоять на месте, но, увидев, что на улице потемнело, отказалась от этой мысли. Кроме того, я надела туфли на каблуках, в которых было бы весьма затруднительно разгуливать по аллеям, посыпанным гравием.

К счастью, он приехал немного раньше. Я увидела свет фар его автомобиля еще до того, как он показался на дороге.

— Почему вы ждете снаружи? — удивленно поинтересовался он, подавая мне руку и помогая устроиться в машине. — Сейчас слишком темно и влажно...

— Атмосфера в этом доме ничуть не лучше, — с иронией заметила я, свободно откинувшись на мягкий вельвет.

— Неужели? А впрочем, я должен был догадаться. Что, Франческа рассержена?

— Не столько рассержена, сколько выведена из равновесия.

— Временами ее действительно трудно понять, — признал Себастьяно. — Такая современная и сложная натура, она временами становится просто невыносимой, обременяя себя и других сословными предрассудками. Надеюсь, вы не слишком обеспокоены ее реакцией?

— Это профессиональный интерес?

Он виновато рассмеялся.

— У меня сложная профессия, она накладывает особый отпечаток на личную жизнь. Когда я задаю знакомым обычные вопросы, некоторые воспринимают это как своего рода тестирование. Если же я молчу и не спрашиваю ни о чем, то кажусь холодным и нелюбезным.

— Да, выбор не велик, — заметила я.

Огромная машина — это был «кадиллак» — двигалась так плавно, что я почти не замечала неровностей дороги. Перед нами блеснул свет чужих фар, Себастьяно крутанул руль и выругался по-итальянски. Затем он обратился ко мне.

— Надеюсь, вы не поняли моих последних слов. Этот лихач ехал слишком быстро для такой узкой дороги, однако вам не следует волноваться, я неплохой водитель.

— У меня вообще страх перед большими скоростями.

— Я даже не буду спрашивать почему.

— Да, так будет лучше.

Он рассмеялся, спустя какое-то время уже смеялась и я. Я чувствовала себя с ним гораздо спокойней, чем ожидала. Спустя еще какое-то время он вновь заговорил.

— Если вам хочется помолчать, я ничего не имею против. Если же вы хотите поговорить со мной, прошу вас, не стесняйтесь. Я не пришлю вам счет за прием.

Когда мы проезжали деревушку, начался дождь, поднялся ветер. Он вел машину просто мастерски. Я забыла, о чем шел разговор, помню только, что мы много смеялись. Я прониклась к нему еще большей симпатией, когда мы приехали в ресторан и сняли плащи. Чтобы я не чувствовала себя неловко в своем скромном наряде, Себастьяно надел обычный костюм и расстегнул ворот рубашки.

Метрдотель встретил нас с таким энтузиазмом, что мне сразу стало ясно: Себастьяно частенько бывает в этом ресторане. Нас проводили к уединенному столику. Выбор блюд я предоставила ему. Все было просто великолепно: вино, еда, сервировка, предупредительность персонала. Мне невольно припомнился мой обед с Дэвидом: белые пластиковые столы с простыми тарелками не шли ни в какое сравнение с этим залом и посудой из настоящего фарфора. У этих таких разных мужчин была одна общая черта: в их присутствии я чувствовала себя свободно, мне хотелось смеяться вместе с ними. И даже если обаяние Себастьяно обуславливалось его профессией, меня это нисколько не раздражало.

Я отказалась от десерта, хотя он уговаривал меня попробовать.

— Вы слишком худенькая, — заметил он, поглаживая меня по внутренней стороне руки своим тонким пальцем. — Я говорю вам это как врач. Неужели Франческа плохо вас кормит?

— Слишком хорошо. Роза — великолепный повар. — Но когда я ела в доме Франчески, кусок застревал у меня в горле. Мне никогда еще не приходила в голову подобная мысль, однако это была чистая правда. Преломление хлеба с человеком говорит о взаимном доверии и уважении, это жест дружбы и симпатии.

— Мне кажется, вы сейчас думаете о чем-то неприятном, — мягко заметил Себастьяно. — Я не спрашиваю, что вас так сильно тревожит. Лучше подскажите мне, что я должен сделать, чтобы вы поскорее выбросили из головы все дурные мысли? Может быть, потанцуем?

— Боюсь, что нет, если вы не обидитесь.

— Я вообще редко обижаюсь. Между прочим, вы напрасно отказываетесь, я неплохо танцую. Хотя, вероятно, не так хорошо, как ваш супруг.

Я подняла на него глаза от тарелки. Он виновато хлопнул себя ладонью по губам и, немного помедлив, сказал:

— Простите мне мою бестактность.

— Вы прощены, — ответила я, непринужденно рассмеявшись. — Барт любил танцевать. Он был актером, вы, наверное, уже знаете. Он постоянно тренировался и старался всегда поддерживать себя в хорошей сценической форме, кроме того, он был от природы очень грациозен.

— Я ничего не знал об этом. Франческа рассказывала мне кое-что, но это были в основном воспоминания о его детстве. Простите, но я не могу припомнить, чтобы в титрах мне попадалась фамилия Морандини или знакомые черты промелькнули на экране телевизора.

— У него были эпизодические роли в телевизионных шоу, в основном он работал в театре.

— А-а. Вы имеете в виду Нью-Йорк?

— Да... Главным образом в небольших летних театрах и на временных площадках. Хорошо, что у него были и другие статьи дохода, иначе нам пришлось бы туго. Ведь актеру требуется не только талант, нужны связи и удача.

— Да, конечно, вы правы. — Себастьяно помолчал, потом предложил посмотреть какой-нибудь фильм.

— Нет, спасибо, боюсь, это не для меня. Ведь я почти не знаю итальянского.

— Здесь неподалеку есть кинотеатр, в котором показывают старые американские и английские фильмы. Правда, я не знаю, что там сегодня идет, но мы можем съездить и выяснить.

В кинотеатре шел старый фильм киностудии «Макс Бразерз» «Ночь в опере». Себастьяно не стесняло мое присутствие: он хохотал так громко и заразительно, что мне казалось, еще чуть-чуть, и он просто лопнет от смеха. Когда мы с ним вышли из кинотеатра, дождь разошелся не на шутку. Он предложил мне зайти куда-нибудь погреться, пропустить по стаканчику или выпить кофе.

— Думаю, мне придется отказаться от вашего предложения, — с неохотой проговорила я. — Эмилия не ляжет спать до тех пор, пока я не вернусь. Не могу сказать, что мне нравится эта женщина, но жестоко заставлять ее ждать полночи.

Улицы к этому моменту уже опустели, город казался вымершим. Он осторожно взял меня под руку: на сей раз пожатие было более ощутимым.

— Вы добрая девушка, Кэти.

Я засмеялась, не испытывая ни малейшей неловкости.

Когда мы подъехали к вилле, ворота оказались заперты, но не успел еще Себастьяно нажать на клаксон, как из привратницкой показался Альберто. Дождь становился все тише, но Альберто выглядел насквозь промокшим.

— Ваше доброе сердечко сейчас, наверное, думает только о несчастном Альберто? — пошутил Себастьяно.

— Мне бы очень хотелось, чтобы вместо дождя на него пролилось кипящее масло, — ответила я серьезно.

— Боже мой, вы, оказывается, кровожадны, моя дорогая! Чем же он умудрился так не угодить вам?

— О, у меня к нему уйма претензий. Честно говоря, для меня остается загадкой, почему Франческа так держится за этого человека.

— Его личные качества ее не интересуют, пока он исправно выполняет свои обязанности. Он давно работает на нее: насколько мне известно, они с женой служат у графини уже очень много лет. Сейчас трудно найти слуг и удержать их, особенно если вы не в состоянии хорошо им платить.

Он подвел машину прямо к ступенькам парадной лестницы.

— Не провожайте меня, — быстро проговорила я. — Я должна извиниться перед вами, Себастьяно, это звучит грубо, я не хотела обидеть вас...

— Вовсе нет, я прекрасно понимаю, что вы имеете в виду. Но мне хочется проводить вас хотя бы до дверей.

— Дождь почти уже перестал, уверяю вас, в этом нет никакой необходимости.

— Неужели все настолько плохо? — Он откинулся на сиденье, продолжая держать руки на руле. — Вы не возражаете, если я закурю? Не желаете составить мне компанию?

— А ведь вы — доктор, — с усмешкой заметила я ему. — Уж вы-то должны знать, что это вредно.

— Не могу не согласиться с вами, действительно отвратительная привычка. Я пытаюсь бросить, если вы заметили, это моя первая сигарета за сегодняшний вечер.

Я потянулась за сигаретой. Мне совсем не хотелось курить, однако я и так чувствовала себя не в своей тарелке, а просто поблагодарить его и скрыться за дверью было бы совершенным хамством после этого поистине превосходного вечера.

— Я еще ни разу не курила с тех пор, как приехала сюда, — с гордостью сказала я. — Мне бы не хотелось снова втягиваться: я слишком много курила раньше.

— И как давно это продолжается?

— Вы имеете в виду, как долго я уже не курю? На самом деле всего лишь несколько дней.

— Вы прекрасно понимаете, о чем я, и понимаете, что спрашиваю вас не как врач.

— Себастьяно...

— Шесть месяцев? Год?

— Три месяца. — Я закашлялась, словно подросток, пытающийся докурить свою первую сигарету.

— Я ничего не знал об этом.

— Разве Франческа не рассказывала вам?

— Нет. И тут нет ничего странного, мы с ней нечасто беседовали на личные темы. Когда она позвонила и попросила меня принять вас, она сказала, что вы вдова ее племянника, и больше никаких подробностей. Честно говоря, я был поражен, когда увидел, как вы молоды. Насколько я понимаю, вы не могли быть замужем долго, но я понятия не имел...

— А если бы вы все знали, то не пригласили бы меня провести с вами вечер?

— Нет, обязательно пригласил бы. — Ответ его был быстрым и искренним. Я слегка усмехнулась.

— В конце концов, вы, наверное, разделяете мнение Франчески по поводу обязательности благопристойного поведения недавно овдовевших женщин.

— Я редко следую общепринятым нормам. Ситуации бывают разные, у каждого свои обстоятельства. В вашем случае можно просто говорить о здравом отношении к действительности. Большинство людей не может оплакивать своих близких на протяжении всей оставшейся жизни.

— Все правильно. — Я выкинула недокуренную сигарету в окно. — Мне пора.

— Ах да, бедные слуги, которых вы терпеть не можете, тратят свое драгоценное время, ожидая вас, — подтрунивал он.

— Благодарю за прекрасный вечер, Себастьяно, все было просто замечательно.

— В таком случае я предлагаю встретиться завтра. — И еще до того, как я успела ответить, он с досадой щелкнул языком. — Простите, я совсем забыл. Ведь меня не будет весь уик-энд. Понедельник, вторник ... Может быть, пообедаем вместе во вторник?

— Меня это вполне устраивает.

— Прекрасно. Я обязательно позвоню вам накануне. — После непродолжительной паузы он продолжил: — Если я попытаюсь поцеловать вас, вы не сочтете, что сбываются самые худшие предположения вашей графини?

Я все еще смеялась, когда он обнял меня. Его поцелуй был более страстным и продолжительным, чем я ожидала. Он совсем не напоминал мне поцелуи Барта... То, что я могла думать об этом в объятиях Себастьяно, не предвещало ничего хорошего, однако это не помешало мне отвечать ему, до тех пор пока руки Себастьяно не начали подбираться к вырезу моего платья.

— Действия верные, но место совершенно неподходящее, — заметила я. — Вероятно, Эмилия подглядывает за нами в замочную скважину, а Альберто считает минуты, с нетерпением ожидая, когда можно будет, наконец, закрыть ворота.

— Раз уж мы все равно себя запятнали, то почему бы нам хотя бы не получить от этого удовольствие?

Между тем, упоение у меня уже прошло, от неудобного положения затекли шея и спина. Свет от фар освещал закрытые двери виллы, сама же машина находилась в темноте. Когда я отшатнулась во второй раз, Себастьяно не стал настаивать. Я отказалась от сигареты. Он закурил: его руки дрожали.

— В таком случае выходите из машины, — весело обратился он ко мне. — Вы не хотите, чтобы я проводил вас до дверей, вы не хотите, чтобы я... В следующий раз вы так просто от меня не отделаетесь.

Несмотря на его веселый голос, я видела, что он здорово рассержен на меня, на Франческу, на нас обеих. Я не могла винить его за это. Он подождал, пока мне не открыли двери, а затем стремительно рванул прочь. Похоже, Эмилия и в самом деле поджидала моего возвращения. Она распахнула передо мной двери еще до того, как я поднялась на самый верх лестницы. Я чувствовала себя как молоденькая девушка, которая пропустила комендантский час, когда-то установленный для нее родителями. Проходя по террасе, я виновато одергивала пояс. Дождь уже перестал, но мокрые ступени под ногами все еще были скользкими.

Эмилия повернулась ко мне спиной, всем своим видом выражая молчаливое пренебрежение, и закрыла за мной двери. Я уже вошла в дом, когда до меня донесся визг покореженного металла, который, похоже, никогда не перестанет звучать у меня в ушах, и ужасающий душу скрежет.

На несколько секунд я просто замерла на месте, не в силах пошевелиться. Когда я наконец обернулась в ту сторону, откуда доносились звуки, я не увидела ни пламени, ни столба дыма. Я рванула с места со всей скоростью, на которую была способна. Эмилия помчалась следом. Я услышала голос: «Что случилось? Что происходит?» Это была Франческа, похоже, она тоже дожидалась моего возвращения. У меня не было времени, чтобы объяснять ей.

«Кадиллак» был уже на полпути к воротам, когда машину занесло. Она стояла рядом с расщепленным деревом, фары до сих пор светили: одна была направлена прямо на листву, что придавало этой картине какой-то искусственный вид.

Я заметила силуэт мужчины, заглядывающего внутрь салона сквозь стекло. Сначала я решила, что это Альберто, пока не увидела бегущего к нам привратника. Себастьяно выпрямился. Он заговорил с Альберто, а затем вдруг принялся яростно размахивать руками, пока я не перехватила его. Я забросала его вопросами, на которые он ответил лишь, что с ним все в порядке.

Франческа последней появилась на месте происшествия. Она задержалась, чтобы накинуть пальто и — о, здравый смысл — прихватить фонарик. Она повернулась к Себастьяно. Он был бледен и растрепан, но на его лице по крайней мере не было видно ссадин.

Прежде всего, он внимательно осмотрел свой автомобиль. Все оказалось не так уж плохо. Передняя фара была немного смещена, бампер слегка поврежден, однако ничего более серьезного не было заметно, хотя, для того чтобы выправить все вмятины, наверняка потребуется кругленькая сумма.

Мы все вместе вернулись на виллу, оставив Альберто, который пытался вернуть фару на место. Франческа внимательно оглядела Себастьяно и тоном, не терпящим возражений, заявила:

— У вас явно сломано ребро. Вам следует остаться у нас. Я пошлю за доктором.

— Я и сам доктор, — отозвался Себастьяно с принужденной улыбкой. — Ребро не сломано, это всего лишь ушиб. Я просто сильно ударился о руль.

Он отклонил ее предложение остаться или позволить Альберто отвезти его. К моему удивлению, она не стала настаивать.

— Но ведь вы не можете вести машину в таком состоянии, — попробовала я поддержать графиню. — Кроме того, на дороге встречаются всякие идиоты...

Он резко прервал меня нетерпеливым жестом.

— Я буду вести машину осторожно, уверяю вас. В это время суток движение затихает. Позвольте пожелать вам обеим спокойной ночи. Кэти, Франческа, я искренне сожалею, что доставил столько неприятностей своей неловкостью. Прошу простить меня.

— Это я должна извиниться перед вами, — холодно проговорила Франческа. — Наши дороги, к сожалению, не в том состоянии, чтобы гордиться ими. Я обязательно велю Альберто разобраться с причиной вашей поломки.

Не могу объяснить, как ей удалось всего лишь в нескольких любезных словах убедить окружающих, что в происшедшем виноват Себастьяно, — он мог быть нетрезв, невнимателен или просто неаккуратен. Конечно, дорога на вилле была далека от совершенства. На гравии остались проплешины в тех местах, где колеса с силой сдвинули его с места, но только очень большая скорость могла объяснить то, что водитель не справился с управлением.

Себастьяно поцеловал на прощание руку Франчески и прохладно пожал мою. Он старательно избегал встречаться со мной взглядом. Он позвонил на виллу часом позже, как и просила Франческа, чтобы известить о своем благополучном прибытии. Говорила с ним Эмилия. Меня он к телефону не позвал.