Глава 1

Город Мидльбург, где проживало всего 9300 жителей, имел собственный маленький и ухоженный аэропорт с удивительно плотным расписанием. Каждый день несколько самолетов-челноков вылетало в Нью-Йорк и Вашингтон. Да и в салоне самолета, на котором молодой субтильный блондин прибыл из Вашингтона, почти не было свободных мест. Это случилось вечером в пятницу.

Парень заметно выделялся среди ожидающих у стойки выдачи багажа, хотя его костюм, недавно побывавший в химчистке и ушитый по фигуре, смотрелся еще достойно. Слегка ослабленный узел галстука неброской расцветки даже намекал на принадлежность к богеме. Сначала он хотел надеть еще очки в черепаховой оправе, но это было бы слишком при его стопроцентном зрении (как у Кэтрин Мор). Молодой человек так глубоко вошел в образ, что, когда мужчина, стоявший рядом, заговорил, не сразу очнулся от артистической дремы.

— Простите, что вы сказали?

— Эти олухи и не шевелятся. Совершенно разучились работать! — Мужчина был коренастый, плотный и широкоплечий. Он стоял воинственно нахмурившись, широко расставив ноги. На его круглом и тяжелом, как пушечное ядро, черепе щетинился ежик седых волос. Лицом он напоминал жертву скульптора-недоучки, который хотя и старался как-то сгладить его грубые и резкие черты, но успеха не достиг.

— Хм... А разве мы долго ждем?

— Первый раз здесь? — Смерив его взглядом, мужчина протянул загорелую руку. — Вольц. Отставной военный.

— Питер Стюарт. Писатель. — Ему удалось выдавить улыбку, несмотря на боль в руке, зверски стиснутой отставным военным. — Вы генерал, сэр, не так ли?

Генерал издал довольный басовитый смешок. Могло показаться, что это рявкнула собака.

— Как вы догадались? Писательский глаз, да? А вы известный писатель?

— Ну... как сказать...

Стойка наконец завертелась, и Вольц ринулся — вперед. Питер медленно последовал за ним. Когда он добыл свой помятый саквояж, генерал вновь очутился рядом.

— Вам в город?

— Да. А где здесь такси?

— Скорее всего, все такси уже разобрали. Если хотите, могу подвезти вас на своей машине.

— Спасибо. Буду вам очень признателен, — довольно официально поблагодарил Питер — предложение попутчика показалось ему подозрительным. Но он тут же вспомнил, что этот солдафон не может ничего знать ни о нем, ни о его планах, и добавил уже мягче: — У меня забронирован номер в местной гостинице, но если вам не по пути...

— Нет-нет. Я все равно еду через город. Я живу на другой стороне. Идемте.

Все было так, как ожидал Питер. Черный блестящий «линкольн», черный шофер в униформе. Завидев хозяина, негр выскочил из машины, точно подброшенный пружиной, и застыл по стойке «смирно». Он был шести с половиной футов ростом и в профиль напоминал Адоллона на храме Олимпии. Питер засмотрелся и забыл поздороваться. Смущенно улыбаясь, он пробормотал запоздалое приветствие. Черная статуя коротко, по-военному наклонила голову, не меняясь в лице. Только Питер залез на заднее сиденье, тяжелая дверь мягко захлопнулась, так что он едва успел отдернуть ботинок.

Для начала генерал рассказал попутчику с десяток армейских анекдотов, а когда они достигли пригорода, Вольц уже знал большую часть биографии Питера. Биография была очень положительная, и Питер ею заслуженно гордился: он потратил два дня на ее сочинение и неделю на сбор документов, подтверждающих ее подлинность.

— А там наш клуб. — Вольц ткнул пальцем вправо.

Питер увидел аллею из псевдоантичных колонн, шлагбаум и транспарант: «Только для членов клуба».

— Вы, конечно, не умеете ездить верхом? — утвердительно спросил Вольц.

— Почему же? Раньше я был неплохим наездником.

— Вы говорили что-то о болезнях, и я подумал...

— А! Физкультура и свежий воздух — все, что мне нужно. Так считает мой врач.

— Вот я как раз и подумал, что вы захотите посетить нашего врача. У нас здесь очень толковый парень. Его зовут Пол Мартин.

— Мне рассказывали. У меня к нему рекомендательное письмо. От сэра Джорджа Мак-ферсона.

На лице Вольца отразилось должное впечатление.

— Посла Великобритании? Вы с ним знакомы?

— Лично с ним не знаком. Но я знаю его семью. — Питер предпочел не слишком завираться, чтобы не попасть впросак.

— Отличный парень сэр Джордж! — заявил Вольц, смотря на Питера с одобрением. — В прошлый сезон он приезжал сюда и остался очень доволен моей конюшней. А вы-, кстати, не охотитесь?

— Раньше охотился.

— Если захотите составить нам компанию, звоните.

— Да я несколько лет не садился на лошадь. Боюсь, как бы не ударить в грязь лицом.

— А вы приходите как-нибудь ко мне в поместье, и выберете себе лошадку. Недавно я купил отличного жеребца по кличке Султан. Чертовски дорого, между прочим. Может, он вам приглянется. — Вольц хитро подмигнул Питеру. Должно быть, этот Султан был не из смирных.

— Когда здесь начало сезона? — поинтересовался Питер.

— Он уже начался. У нас это раньше, чем в Старом Свете. Мы выезжаем на охоту три раза в неделю.

— Может, я действительно как-нибудь... Если, чконечно, мое присутствие не будет вам помехой.

Питеру, конечно, не было нужды в охоте. Он прикидывал, как бы спросить о Кэтрин Мор. Сделать это напрямую он не мог — даже такой дубина, как Вольц, сразу заподозрил бы, что дело нечисто, — да и не успел: Вольц, подавшись вперед, уже тыкал пальцем в лобовое стекло.

— Вот, собственно, и Мидльбург, — провозгласил Вольц. — Это Мейн-стрит, а вон там — Джефферсон-стрит, где живет Мартин. Мы очень гордимся нашим городом. Конечно, есть несколько трущоб, не без этого. В Чайнатауне. Там обитают ниггеры. Знали бы вы, что за свиньи эти черномазые! Единственный способ избавиться от трущоб — это снести их. Но прежде нужно было бы выгнать ниггеров, а они нам нужны. Нам нужны слуги.

— Конечно.

Машина затормозила у здания, которое выделялось среди других крупными размерами. "Гостиница «Мидльбург» — гласила надпись над входом.

— Приехали, — пояснил Вольц, будто в этом была необходимость. — Так что, если надумаете поохотиться, заходите, Стюарт. Всегда рад услужить другу сэра Джорджа.

— Большое спасибо.

Черный водитель молча отдал ему чемодан, и машина уехала.

Его проводили во флигель, в маленькую и до ужаса старомодную комнату: всюду вощеный ситец в цветочек и кленовое дерево. Однако матрас на кровати был новый, а ванная — обычной современной ванной, с душем и горячей водой.

Пока что его все устраивало.

Окна его номера выходили на задний двор. К тому же справа от окна находилась пожарная лестница. О такой удаче он мог только мечтать!

Горничные в этой гостинице явно не жалели труда. Все вокруг блестело чистотой, даже ящики бюро и письменного стола были застелены свежей белой бумагой. Вот отчего Питер сразу догадался, что предмет, лежавший в верхнем ящике бюро, не могли оставить по ошибке.

Там лежало золотое распятие длиной примерно полтора дюйма — вещь тонкой работы и, по-видимому, очень ценная. Простота и строгость исполнения свидетельствовала о том, что над ней трудился современный мастер, не чуждый, однако, эстетики Средневековья. В судороге членов распятого, в бессильно упавшей на грудь голове чувствовалась та высшая агония, которой садистски упивались средневековые певцы мук Христовых. Держа находку на ладони, Питер рассматривал ее со странной смесью любопытства и отвращения и никак не мог определить, что именно вызывает у него протест. Наконец он прекратил это занятие, резким движением руки сунув крестик в карман. Поправил галстук и надел пиджак. Ему срочно требовалось выпить. Для успокоения нервов.

Проглотив двойное виски, Питер пошел ужинать. Местная кухня, как он и предполагал, оказалась на высоте. После ужина молодой человек отправился в фойе.

— Я хочу видеть управляющего, — сказал он клерку за стойкой.

Клерк, типичный портье из дорогого отеля — худощавый, надменный, лет сорока пяти, — ровным металлическим голосом объяснил, что это против правил. Питер долго упрашивал его, намеренно педалируя акцент, и клерк в конце концов согласился доложить о нем. У Питера промелькнула догадка, что он не столько хочет соблюсти правила, сколько боится начальства. Владелицей и администратором гостиницы была некая миссис Адаме — по-видимому, порядочная стерва. Клерк удалился во внутренние по-кои, но очень скоро вернулся с удивленным лицом и тихо сказал:

— Миссис Адамс ожидает вас.

Едва взглянув на миссис Адамс, Питер понял, что подружиться им будет трудно. Он ожидал увидеть одну из тех болезненных старушек аристократок с седым пучком на голове, что воркуют, как голуби, но обладают замашками тирана. Миссис Адамс оказалась высокой, крупной женщиной, красившей волосы в цвет пожарной машины. Суставы на ее руках взбухли от артрита, но руки были большие и сильные. У нее были удивительные ярко-зеленые глаза в янтарную крапинку, потонувшие среди морщин. Нетрудно было догадаться, что когда-то они были красивы. Питер почувствовал себя неуютно под их испытующим взглядом.

— Я не принимаю постояльцев, — произнесла миссис Адамс низким рычащим голосом, который напоминал голос генерала Вольца.

Питер тут же представил ее в образе надсмотрщицы за рабами с хлыстом в руках. Она не предложила Питеру сесть. Он стоял, сложив руки на груди, переминался с ноги на ногу, изображая простачка.

— А как же я?

Она вскинула голову и взглянула на него с прищуром. Близорукость? Возможно, но Питер готов был поклясться, что это кокетство: ведь когда-то — бог знает сколько лет назад — она была очень хороша собой... В глазах миссис Адамс зажглись зеленые огоньки, и она пробасила уже без враждебности:

— Ну, садись, что ли, не стой столбом. Мне было любопытно па тебя посмотреть. А я ведь и не так стара, между прочим. Бенни сказал, что ты просто красавчик, и я вижу, что он не ошибся. Уж Бенни свое дело знает!. — Она расхохоталась, увидев, как у Питера вытянулось лицо. — Да шучу я, шучу! Расслабься, сынок. Так зачем ты явился?

— Если бы я знал, какой милый прием мне окажут, я бы явился раньше и остался бы подольше...

— Не наглей.

— Простите. Я нашел кое-что у себя в номере. Должно быть, предыдущий постоялец забыл... Это вещь золотая, и некоторые из ваших подчиненных, я подумал, могут забрать ее... к себе в коллекцию... В общем, я решил отдать ее вам лично.

Миссис Адаме рассматривала крест.

— "Забрать в коллекцию"? — Она улыбнулась, и ее морщинистое лицо сморщилось еще больше. — Интересное выражение. Что ж, Стюарт, ты молодец. Ты поступил как настоящий бойскаут. Но ты мог бы отдать это Бенни. Мои люди не воруют. Они знают, что со мной такие фокусы не пройдут. А ты ведь писатель, Стюарт?

— Да.

— Здесь маленький город, мой дорогой. Слухи у нас распространяются быстро. Я первой узнаю обо всем, что происходит. Не потому, что я мэр или что-нибудь в этом роде, но я принадлежу к числу местной знати.

— Я так сразу и подумал. У вас очаровательные манеры.

Миссис Адамс помрачнела, постарев сразу на сто лет. Но вовсе не потому, что рассердилась, — иные мысли омрачили ее лицо.

— Эти нувориши, — забормотала она, — что они понимают? Мои предки поселилась тут в семнадцатом веке. А эти... выскочки... авантюристы... Впрочем, среди них есть приличные люди. Вот генерал, к примеру, — хоть и надутый петух, но с понятием. Завтра тебе уже будут перемывать косточки во всем городе. — Старуха криво усмехнулась. — Никуда ты от нас не денешься, мистер Стюарт.

В номере Питер выключил верхний свет и, распахнув окно, облокотился на подоконник. Казалось, город враждебно изучает его сквозь щелки своих желтых глаз, как спящая кошка, настороженно выжидая момент, чтобы броситься и разорвать.

«Это оттого, что ты неврастеник, — напомнил себе Питер. — Чертова тюрьма! Все это бред, больное воображение. Никто на тебя не смотрит. Иди, ложись спать».

Но он еще долго стоял у окна, вдыхая холодный ночной воздух. Эта ведьма миссис Адаме... Ему и раньше доводилось сталкиваться с такими: дама из высшего общества, а ведет себя вызывающе, презирает условности, бранится и содержит трактир. Пародия, да и только! Впрочем, все, с кем он успел здесь познакомиться, казались ему ненастоящими.

Уже лежа в постели, он понял причину своего беспокойства. Распятие. Помимо какого-то дефекта композиции, который он интуитивно чувствовал, но не мог назвать, была еще одна деталь. Ведь это нательный крест. И па нем имелось кольцо, куда продевают цепочку. Но только кольцо было снизу, а не сверху. Получается, что владелец креста носил его вверх тормашками!

 

Глава 2

Сразу после завтрака Питер позвонил доктору Полу Мартину, не забыв упомянуть волшебное имя британского посланника. Стояла чудесная погода, вполне достойная для темы светской беседы. Сухие листья приятно хрустели под ногами, когда он шел по Адаме-авеню, где вчера проезжал с Вольцем, глазея на вывески. Повинуясь внезапному желанию, он зашел в книжный магазин и купил дешевую книжку.

Мартин жил недалеко от гостиницы. В его районе дома были не такие большие и старые, как особняки на Мейн-стрит, но зато зеленые газоны радовали глаз.

Доктор вел прием на дому. Расписание приемных часов, пришпиленное к калитке, трепетало на ветру. Заглянув в него, Питер узнал, что утренний прием должен был вот-вот закончиться.

Скрывшись между рядами дикого винограда, Питер достал книжку. Он загнул несколько страниц, безжалостно заломил корешок, потом, присев па корточки, принялся тереть переплет о бетонную поверхность дорожки. Повертев в руках свое творение, он зачерпнул щепотку пыли, припорошил ею страницы, а в завершение потоптался на развороте. Теперь «фолиант» имел более-менее зачитанный вид. Питер сунул книжку обратно в карман и пошел звонить.

Дверь открыла некрасивая пожилая женщина в белом халате. Она попросила Питера подождать в приемной. Питер сел на кожаный диван, поперебирал журналы на журнальном столике, затем взял «Мидльбург геральд» — местную еженедельную газету без претензий, освещавшую на двенадцати своих страницах городские события.

Светская хроника впечатляла: балы, вечера, заседания всевозможных комитетов, вояжи на Бермуды и в Канн. Питер хоть и знал, что Мидльбург особенный город, где живут люди голубой крови, но его то и дело тянуло присвистнуть от удивления. Охотничий клуб был самым престижным из обществ, чья деятельность освещалась подробнейшим образом. Членами клуба были персоны с кровью совсем уже цвета индиго. Интересно, что имя миссис Адаме упоминалась в светской хронике несколько раз.

Впрочем, не все в Мидльбурге обстояло благополучно. Передовица гневно клеймила недавнее осквернение могил на городском кладбище. Не успел Питер прочитать первый абзац, как дверь кабинета отворилась, и оттуда вышла молодая беременная женщина. Отложив газету, Питер встал и прошел в кабинет.

Пол Мартин был уже немолод, но высок, подтянут и темноволос. Пожимая Питеру руку, он широко улыбнулся, при этом на его лбу и щеках обозначились морщины, которые вовсе его не портили, а, наоборот, добавляли обаяния. Они как бы говорили, что доктор человек жизнелюбивый и любит посмеяться. У него были добрые карие глаза и приятный баритон. Произношение выдавало в нем уроженца Бостона. Прочитав рекомендательное письмо, доктор посмотрел на Питера долгим пристальным взглядом. Питер на мгновение растерялся: никогда еще он так ясно не ощущал, что его выворачивают наизнанку.

— Очень приятно, что сэр Джордж помнит обо мне, — наконец подал голос Мартин. — Мы встречались всего один раз.

— Наверное, ему известно, что вы хороший врач.

— Гм... Понимаете ли, я врач общего профиля, тут не указан характер вашего заболевания...

Питер опустил глаза, изображая легкое смущение.

— Ну что ж, это не так важно. Не похоже, что вам необходим постоянный врачебный контроль. Вы просто хотите заручиться моей поддержкой на всякий случай, ведь так? Сейчас я осмотрю вас и...

— Нет, не надо... Моя болезнь... то есть...

— Конечно, — легко согласился Мартин. — Вы не выглядите больным. Вас что-нибудь беспокоит? Бессонница? Нет? Ну и отлично. Сейчас у вас явный дефицит веса, я бы посоветовал вам набрать фунтов десять, но, в общем, ничего серьезного.

Питер молча кивнул. "Так, с медициной, кажется, покончено, — размышлял он, — не слишком ли быстро? " Он начинал понимать, почему Вольц назвал Мартина среди самых уважаемых горожан, чья дружба могла быть полезна. Когда Мартин перевел разговор на другую тему, Питер знал: он сделал это не из деликатности, не от желания пощадить чувства якобы конфузливого пациента, а потому, что уже выяснил все необходимое.

— Итак, вы писатель, мистер Стюарт. Увлекательное занятие. Насколько я понимаю, вы творите под псевдонимом. И что же вы пишете, если не секрет?

— Нет, почему же... Я работаю в разных жанрах: от беллетристики до научной фантастики. Но предпочитаю популярную социологию. Мой агент считает, что сейчас хорошо продаются книги по фольклору и мне стоит этим заняться. Вот почему сэр Джордж предложил мне провести две недели здесь. Приятное с полезным, так сказать.

— Фольклор? — Мартин выбрал трубку из коллекции, которую держал на столе, и откинулся на спинку кресла. — Интересно, с чего это сэр Джордж решил, что Мидльбург — центр народного творчества? Отчего не Трансильвания или Шотландия, наконец?

— А что в Трансильвании? Вампиры да старушки вещуньи. Мне нужно что-нибудь новенькое, необычное, сенсационное. Сатанизм, например, черпая магия. Сейчас это в моде.

Он точно не знал, что подвигло его на это заявление. Может быть, засевший в памяти перевернутый крест. Реакция Мартина была неожиданной. Он запрокинул голову и от души расхохотался:

— Ну, в Мидльбурге этой нечисти вам не найти! А некоторый фольклор здесь и вправду имеется. Вы были в нашем музее?

— Нет. Я только вчера приехал.

— Ах вот как? Советую побывать. Это маленький музей, но очень любопытный. Им занимается наше общество любителей фольклора. Хотите посетить наше собрание? Это будет завтра вечером.

— Замечательно! И сколько вас?

— Тринадцать. Мы любители, но отношение к делу у нас серьезное.

— Любители? — переспросил Питер. — А разве среди вас нет профессионалов? Признаться, меня очень интересует одна дама...

Он вытащил из кармана книгу и положил ее на стол. В этот момент он не видел лица Мартина, но успел заметить, как вздрогнула его рука, держащая трубку.

— Доктор Мор. Да, она по образованию энтомолог. К сожалению, она не член нашего общества.

— Снобизм мешает?

— Нет, не потому... Хотя отчасти это так... Она мой друг и пациентка. Видите ли, мне не хотелось бы...

— Простите, я не знал. Я и не знаком с ней вовсе. Просто мне казалось, что это естественно, раз она здесь живет...

— Да-да, конечно. А с вашей стороны совершенно естественно желать встречи с ней. «Древняя религия в новом мире» — потрясающая книга, действительно высший класс. Я вижу, как усердно вы ее штудировали. Боюсь, однако, вам не удастся познакомиться с Кэт.

Питер удивился. Может, доктор влюблен в нее? Почему он ее защищает, если дамочка ведет себя откровенно оскорбительно? Зачем вообще поддержал разговор о ней с настырным незнакомцем, если, как он говорит, у него врачебная тайна?

— Ее можно видеть в городе, — смягчился Мартин. — Я вас представлю — при случае. То есть, я хочу сказать, она не слишком общительна.

Тихо зазвонил телефон на столе. Мартин снял трубку.

— Кто? А, хорошо. Пусть войдет. Простите, мистер Стюарт, это на минутку.

Питер кивнул. Дверь отворилась, и на пороге возник черный водитель Вольца.

— Проходи, Хилари. Ответ, конечно, нужен немедленно? Ну есть же, в конце концов, телефон! Неужели генерал не мог позвонить? Садись, подожди, сейчас я напишу. Ах да! Это мистер Стюарт. Хилари Джексон.

— Мы знакомы с мистером Стюартом, сэр.

— Но неофициально, — Питер улыбнулся и протянул руку, — рад познакомиться.

— Благодарю вас, сэр! — Джексон стоял с каменным лицом, глядя поверх Питера, будто не замечая его руки.

Закончив, доктор протянул Джексону записку, и тот взял ее с легким поклоном. «Цирк какой-то», — подумал Питер.

Когда дверь за ним закрылась, Питер поднялся:

— Мне пора. Я и так отнял у вас немало времени.

— Ну что вы! Рад был познакомиться. — Мартин тоже встал. Он был на целую голову выше Питера. — Знаете что? Давайте завтра вместе поужинаем? Приходите сюда часам к шести. А после ужина поедем на собрание.

Питер шел не торопясь, с самым легкомысленным видом засунув руки в карманы и подставив лицо прохладному осеннему ветерку. Он размышлял.

Чем может болеть Кэтрин Мор? Дело выглядело так, будто у нее что-то серьезное, оттого доктор был так скрытен. А что, если она действительно сумасшедшая?

Поесть в Мидльбурге оказалось непросто. Шикарных ресторанов, готовых полностью удовлетворить гастрономические запросы богатых горожан, было всего два — в охотничьем клубе и в гостинице. Питера же интересовали заведения попроще — вроде закусочных и кафе. Такие тоже имелись, но везде стояли длинные очереди. Питер сначала удивился, но, увидев, как много толпится там детей и подростков, вспомнил, что сегодня суббота — школьники не учатся. В конце концов, Питер решил пообедать в гостинице.

Он пришел как раз вовремя. Заявись он минут на десять позже — и не застал бы ее. Она стояла в дверях хозяйских апартаментов и разговаривала с миссис Адамс, чей зычный глас отдавался в фойе далекими и неясными раскатами грома. Сама она говорила тихо. Питер сумел разобрать лишь два слова: «сегодня вечером».

Питер сразу понял, что это она. Он был уверен, что сразу узнает ее — по покалыванию в подушечках больших пальцев. Но признаться, ему помогла не чувствительность кожи, а фотография с обложки ее книги.

Она почти не изменилась. Короткая стрижка, черные густые волосы, мальчишеская фигура. Узкие выгоревшие голубые джинсы и клетчатая рубашка с закатанными рукавами, только подчеркивавшая ее бесполую худобу.

Закончив беседовать с миссис Адамс, она закрыла дверь и повернулась к Питеру. Он отлично помнил это узкое лицо, высокий лоб, с небрежной косой прядью волос, сочные губы, не ведающие помады. Глаза скрывались за большими темными стеклами очков, которые совсем обездвиживали и без того лишенные мимики черты ее лица. Круглые темные линзы уставились на Питера, но тут в холле появилась какая-то девушка и отвлекла внимание Кэт. Питер, как бы ни был впечатлен долгожданной встречей с Кэт, тоже повернул голову.

Девушка приближалась легкой, танцующей походкой. Одетая в такие же, как у Кэт, джинсы и рубашку (в Мидльбурге так ходили многие женщины), она в этой униформе смотрелась нелепо. Так могла выглядеть Белоснежка в бикини или королева эльфов в бутсах и мини-юбке. У нее были длинные светлые волнистые волосы, и за плечами, когда она шла, словно парило сияющее облачко. Румяное личико тоже сияло, словно свет лился изнутри, через большие синие глаза. А фигура — восхитительная! Питер усилием воли заставил себя не засматриваться. Для него важен был факт, что это не кто иная, как Тифани Блейк — юная падчерица покойного дяди Кэтрин Мор. Сэм говорил о ней. Тифани подошла к Кэтрин, и та сразу стала казаться маленькой.

Питер видел, что они о чем-то спорят. Тифани кивнула в сторону ресторана, но Кэтрин в ответ резко мотнула головой, и обе пошли к выходу. Питеру очень не хотелось упустить шанс, но он все-таки не побежал следом. У него начинал созревать план. Тифани, проходя мимо, стрельнула глазками в его сторону и дружески улыбнулась. Банальная joie de vivre (Жизнерадостность (фр.), мрачно думал Питер, направляясь в ресторан.

После обеда он валялся на кровати, заложив руки за голову, и смотрел в потолок. К четырем часам план был готов. Питер повязал галстук, надел пиджак и отправился искать прокат автомобилей.

Выезжая на неприметном синем «фальконе» из города, Питер засомневался. Не поторопился ли он? Но бездействие казалось еще хуже. Чем дольше он ждал, тем сильнее беспокоился. А беспокойство влекло за собой опрометчивые поступки, что было самым опасным. Пока он ни во что не впутался, и положение отдыхающего его ни к чему не обязывало. Что такого, если он предварительно разведает обстановку?

В семь часов он вернулся в гостиницу, поделился с Бенни впечатлениями о красотах города и после ужина скрылся у себя в номере. В одиннадцать часов он опять вышел, но уже через пожарную лестницу.

Его машина стояла в полуквартале от гостиницы, и через пять минут он был уже за городом. А через пятнадцать, ни разу не нарушив правил дорожного движения, добрался до места. Днем он выяснил, где это. Ему не пришлось задавать вопросов прохожим: название усадьбы, помещенное на воротах, говорило само за себя. Усадьба называлась «Ведьминская башня».

Железные ворота, которые днем стояли нараспашку, теперь были закрыты. Питер оставил машину под деревьями и полез на каменную стену. Это место — с удобными выступами для рук и ног — он тоже приметил заранее. Слава богу, наверху не оказалось ни толченого стекла, ни колючей проволоки. У стены начинался старый парк. Тонкий месяц светил с неба, помогая разведчику не заплутать среди деревьев. Вот, наконец, огромный и бесформенный дом.

Вдруг какой-то сгусток мрака ухнул сверху, едва не задев его голову. Он инстинктивно припал к земле, готовый броситься наутек. Сова. Вот жуткая птица. Их, наверное, здесь полно. И летучих мышей тоже.

Дом был тих и темен. Питер подумал, что все уже легли спать, и напрасно он сюда притащился. Молодой человек еще раз окинул взглядом фасад и вдруг уловил неясный отблеск в окне первого этажа. Он подошел ближе. Слабое неровное свечение пробивалось сквозь шторы. Если бы не его чудной серый оттенок, можно было бы подумать, что это тлеет гнилушка.

Подобраться к окну оказалось нетрудно. Шторы были плотно задернуты, но одну из створок двери оставили открытой, и сквозняк, трепавший ткань, позволял свету просачиваться наружу. Подпрыгнув, Питер уцепился за край балкона и подтянулся. Створка двери была открыта ровно настолько, чтобы он мог просунуть голову. Он немного отодвинул штору, чтобы можно было смотреть.

Неудивительно, что в остальных окнах не было света, — все общество собралось здесь, в комнате размером с салон или танцевальный зал, с лепниной на потолке и камином у каждой стены. В полумраке казалось, что мебели там нет, за исключением низких столов, симметрично расставленных вдоль стен, и черной прямоугольной платформы в дальнем конце зала, похожей на подиум для музыкантов. На платформе стояли два канделябра, большая плоская чаша и кувшин, слабо мерцавшие серебром. В стене над платформой чернела полукруглая ниша.

Комнату освещали странным серо-пасмурным светом девять свечей. Фигуры людей, полукругом выстроившихся перед алтарем (а это был, конечно, алтарь), едва виднелись, но Питер все же узнал их. Сначала по светлым пушистым волосам он определил Тифани. Рядом стояла прямая, как палка, Кэтрин Мор. Пожилые мужчина и женщина слева от Кэтрин были, наверное, их слуги. Пятый член группы тоже был ему знаком — Пол Мартин.

Еще одна участница собрания стояла спиной к остальным и лицом к алтарю. Она была в белом балахоне, на котором сзади, золотым по черному фону, был вышит какой-то символ. Она то монотонно бубнила, то принималась напевать. Свечи были специально установлены так, чтобы освещать ее воздетые руки и красные завитые волосы.

Миссис Адамс медленно и грузно обернулась, и все упали на колени, причем Мартин — позже остальных. Перед этим он повернул голову, чтобы взглянуть на Кэтрин, и Питер увидел, какое мрачное и озабоченное у него лицо. Доктору явно не по душе была вся эта китайская церемония, и он сильно беспокоился за Кэт. Голос жрицы стал громче, и теперь Питер мог различать слова:

— Магна Матер, мать-прародительница, услышь нашу молитву! Не для того мы просим тебя, чтобы нарушить вечный закон твой, но мы просим утешения для одной из твоих дочерей, что стоит во тьме и ждет твоего знака! — Затем она повторила это на латыни и еще на одном языке, которого Питер не понимал.

Он оторопел. Да, надо выжить из ума, чтобы заниматься подобной профанацией, выдавая ее за служение древнему культу. Какая-то дикая смесь из кусков от дюжины магических заклинаний. Магна Матер. Уж кто-кто, а Кэтрин должна знать, что это за культ — Магна Матер. Она, наверное, совсем отчаялась, если стала прибегать к таким мерам, и ей действительно необходимо серьезное лечение. Цель обряда, как и особа, для которой он совершался, были для Питера яснее ясного. Ухмыляясь в холодной темноте своим мыслям, Питер поднялся на ноги. Оставалось только ждать.

 

Глава 3

Ждать пришлось с четверть часа, но Питеру они показались вечностью. Он закоченел, не смея пошевелиться, дабы не пропустить самый важный момент. Спектакль миссис Адамс был из репертуара шаманов средней руки. Что действительно было любопытным, так это поведение участников сеанса. Магические пассы и интенсивное окуривание действовали на них по-разному. Пожилая служанка начала раскачиваться из стороны в сторону. Старик, которого Питер определил ей в мужья, издавал басовитые звуки, словно аккомпанемент для соло миссис Адамс. Доктор и Тифани замерли, точно статуи. Кэтрин Мор от нетерпения подалась вперед.

Сначала Питер отнес эти эффекты на счет наркотиков и избытка спиртного за ужином, но через некоторое время понял, что если бы не свежий воздух и приличное расстояние, то он бы тоже впал в транс. Похоже, старая ведьма в самом деле обладала какой-то магической силой. Ее монотонное бормотание, цветистые бессмысленные фразы начали гулко отдаваться у него в голове, как в пустой бочке. Он поспешно встряхнулся и провел рукой по всклокоченным ветром волосам. Нельзя расслабляться, когда вот-вот настанет кульминационный момент. Когда имеешь дело с массовым гипнозом, самое главное — точно рассчитать время. Кульминация ритуала должна совпасть с точкой высшего нервного напряжения участников, до того как начнутся обмороки, припадки или станет скучно.

Питер раскрыл дверь шире. Они, конечно, не заметили порыва ветра. Разве что ураган мог бы их сейчас отвлечь. Все взгляды были устремлены на миссис Адамс, которая, согнувшись и простирая руки к алтарю, кричала жутким высоким голосом. Вот, вот оно! Жрица закрутилась на месте, одежды ее взметнулись, голос сорвался в визг:

— Явись! Именем Асмодея, Гекаты и Триликой Дианы заклинаю тебя, явись!

Свечи вспыхнули и потухли.

Питер так и не узнал, какой номер должен был последовать за этим, но не сомневался, что не такой эффектный, как его собственный. В тот момент, когда погас свет, он резко раздвинул шторы.

В наступившей тишине отчетливо слышалось дыхание людей. Затем они все разом вскрикнули. Он понял, что его видят. Вообще, видели они не много. Его лицо и тело скрывались в тени, но вот белокурые взъерошенные волосы, приобретя потусторонний серебряный блеск (оттого, что в затылок ему светил месяц), были им заметны. Он еще не слышал ее голоса, но догадался, что это Кэтрин Мор то ли хрипло застонала, то ли всхлипнула, первой нарушив гробовую тишину.

Раз общество любителей фольклора собиралось в гостинице, неудивительно, что ее хозяйка принимала в этом активное участие. Сегодня она красовалась в бесформенном твидовом костюме и кроссовках и не напоминала себя вчерашнюю. Доктор приветствовал ее довольно холодно. Должно быть, накануне имел с ней беседу.

Вот кого Питер уж никак не ожидал встретить среди энтомологов, так это генерала Вольца. Тот пришел в костюме для верховой езды. Галифе делали его совсем квадратным. Здороваясь с Питером, он напомнил о своем приглашении посетить конюшню.

Действо смахивало на светскую вечеринку, а никак не на заседание научного кружка. Эти болтуны были либо жутко богаты, либо невероятно породисты, либо и то и другое вместе, и единственное, что объединяло их, — принадлежность к высшему обществу. Науками тут и не пахло. Питер, сдерживая зевоту, украдкой поглядывал на часы. Ему было не только скучно, но и досадно, что вечер прошел впустую. Он надеялся увидеть Кэтрин...

Вдруг дверь отворилась, и разговоры смолкли. На пороге стояла Тифани, в белой блузке с обнаженными плечами и короткой пышной юбочке красного цвета, открывавшей ее длинные стройные ноги. В руках она держала футляр с гитарой. Питер невольно залюбовался ею.

Все оборачивалось не так уж и скучно. Один из запасных планов Питера касался Тифани, и сейчас он решил заняться им вплотную и использовать шанс, который давала судьба и общество любителей фольклора. Когда Мартин подошел к нему вместе с Тифани, Питеру не понадобилось напрягать свой актерский талант — восхищение в его взгляде на девять десятых было неподдельным.

— Тифани Блейк, Питер Стюарт. — Мартин произнес его фамилию на французский манер, с ударением на "а". — Я же говорил, что вам повезло. — Он лукаво стрельнул глазами туда-сюда, и Питер мысленно послал его к черту. — Тифани сегодня будет петь. Она чудесно поет, и мы обожаем ее слушать.

Все расселись, а Тифани заняла место на низком стульчике перед камином. Вынув гитару из футляра, она положила ее на колени и стала, склонив голову к струнам, подстраивать инструмент.

— Как вы уже, наверное, догадались, мистер Стюарт, я исполняю народные баллады. — Тифани говорила теплым низким контральто. Она угадала смущение Питера, хоть он умело его скрывал. Оттого перестала улыбаться. — Баллады — это значительная часть фольклора. Но я не изучаю фольклор, мне просто нравится петь. Многие здесь интересуются магией, и я выбрала баллады о духах, привидениях, эльфах и прочих сказочных существах. Таких, оказывается, очень много. Сегодня я исполню несколько баллад.

Тифани запела, и ее мягкий, спокойный голос преобразился. Она никогда не училась пению, но от природы обладала хорошим слухом, чувством ритма и не боялась публики. Еще v нее было то, что нечасто встретишь и у профессионалов, — широкий певческий диапазон. Да и пела она с замечательным чувством, как настоящая народная певица.

Аплодировали горячо. Когда аплодисменты стихли, неожиданно для Питера началась дискуссия. Как оказалось, он их недооценивал. Некоторые из собравшихся и вправду были знатоками фольклора.

— Ну что же, — Мартин посмотрел на часы, — время заканчивать. Не будем злоупотреблять добротой миссис Адамс. Ее постояльцы хотят ночью спать. Еще что-нибудь, Тифани?

Девушка отбросила волосы с лица:

— Последняя баллада. На этот раз я уж загадаю вам загадку!

Это была старинная баллада «Беспокойный мертвец». По сюжету девушка, возлюбленный которой был убит на охоте, неустанно его оплакивала, отчего мертвый не мог найти покоя. Когда Тифани закончила, Питер почувствовал, как на затылке у него шевелятся волосы. Сказать, что она пела выразительно, значило не сказать ничего. Он пела так, будто сама целовала холодные губы мертвеца. Он все еще пребывал в оцепенении, когда стали раздаваться первые отклики. Предложений было много. Наконец мисс Девайс сказала:

— Тифани, мы не знаем. Подскажите нам ваши мотивы. Конечно, здесь идея о том, что мертвецам не нравится, если живые их излишне беспокоят, но...

— Это не мой выбор, — перебила Тифани. — Кэтрин предложила спеть эту балладу и послушать, что вы о ней думаете.

Все разом замолкли, а Питер очнулся. Он понял, что упоминание о Кэтрин Мор почему-то всех смутило. Что такого, размышлял он, если она помогла Тифани подготовиться к заседанию общества? Ведь это обычный дружеский жест. Мартин, с замерзшей на губах гримасой, первым нарушил тишину:

— Мы все страшно заинтригованы, Тифани. Рассказывайте.

Тифани, казалось, не заметила эффекта, который произвели ее слова о Кэтрин. Блестя глазами, она продолжала:

— Юноша умер, да? Вернее, его убили. Но в балладе не говорится за что и как.

— Наверное, вы спели не всю балладу, — предположила мисс Девайс.

Ее перебил генерал:

— Может, она сама его убила, эта его подружка. И теперь жалко стало. Вот почему она и плачет.

Это была оригинальная идея, и совсем в духе Вольца — он, конечно, всегда зрил в корень.

— Нет-нет. — Тифани прищелкнула языком. Питеру понравилось, как она это сделала, будто булькнула кипящая вода. — Хотя вы отчасти правы. Но все-таки посмотрите, что он у нее просит — воду из пустыни и кровь из камня. Похоже на рецепт для заговора, правда? Зачем ему это, когда его единственное желание — чтобы его оставили в покое? И в конце он говорит, что придет к ней, когда распустятся деревья, то есть весной. — Все оцепенело молчали. Она снова щелкнула язычком и пожала плечами. Один рукав блузки от этого движения соскользнул к локтю, и Питер на мгновение оглох. — ... конечно, со временем кое-что изменилось. Так, в некоторых версиях умирает, наоборот, девушка. Кэт говорит, что баллада напоминает ей Вильяма Руфуса и теорию Мюррей о боге, приносимом в жертву. Вольц решился спросить:

— Кого-кого теорию?

Все засмеялись, и это несколько разрядило обстановку.

— Гарри, прочтите хотя бы несколько книг по предмету, иначе мы будем вынуждены вас исключить, — насмешливо упрекнул Мартин. — Маргарет Мюррей — это авторитетный исследователь в области черной магии. Она предположила, что средневековое колдовство было пережитком язычества. Вы это знали?

— Нет, — храбро заявил Вольц.

Питер догадывался, почему они его терпят. Он был невежда, но не дурак. Подобно многим военным, читать он не любил, но на слух быстро все схватывал.

— Вильям Руфус, — нравоучительно продолжал тем временем Мартин, — это один из королей Англии, который погиб на охоте. Мюррей также причисляет его к дохристианским божествам и считает его смерть ритуальным убийством. Не все с этим согласны...

— Прямо как в балладе, — вставила мисс Девайс. — Сначала молодого человека умерщвляют в лесу, затем он воскресает из мертвых.

— Верная догадка, — согласился Мартин. Питер глянул в сторону Тифани. Теперь это было его любимое занятие. Бросив свою бомбу, она удалилась в кусты и с удовольствием наблюдала оттуда за переполохом. Взгляд ее смеющихся глаз перепрыгивал с одного оживленного лица на другое. Питер ждал, когда он доберется до него. И вот их взгляды встретились...

Он поставил чашку на стол, встал и протянул руку:

— Можно мне попробовать?

Тифани медленно поднялась и отдала ему гитару. Они были почти одного роста. В ее больших голубых глазах, устремленных на Питера, читалось одобрение и даже как будто... узнавание. Он жестом попросил ее сесть, давая понять, что ее табуретка ему не нужна, поставил ногу на свой стул и положил гитару на согнутое колено. Прекратив обсуждение, все уставились на него.

— Я хотел бы поддержать идею мисс Блейк, — сказал он со смущенной улыбкой, — если вы не возражаете.

— Нет-нет, мы будем очень рады, — заверил его Мартин. — Наверное, вы писали по этой теме? Я и не знал...

— Нет, не писал. Так, случайное совпадение. Несколько лет назад я был в Шотландии и слышал эту балладу от одной старушки. Но там было еще три куплета. Вам, наверное, будет любопытно послушать.

Сфальшивив в первом аккорде, он остановился и театрально закатил глаза. Мартин ободряюще кивнул — ничего, мол, продолжайте.

— Я не в форме, извините. Ну да ладно. Затем он спел три обещанных куплета и закончил бравурным аккордом.

Либо он слишком плохо пел, либо стихи были слишком хороши, но слушатели продолжали сидеть не шевелясь, с каменными лицами.

Первым нарушил молчание Мартин.

— Превосходно! — воскликнул доктор, соединяя кончики пальцев. — Прекрасно!

Питер не хотел показаться нескромным, но был принужден согласиться с Мартином, особенно оттого, что стихи он сочинил за десять минут до выступления. Молодой человек покосился на Тифани.

— Обманщик, — прошептала она.

— Я не хотел затмить вас, клянусь.

— Да вы эксперт в овечьей шкуре. Если бы я знала, что вы та, к поете...

— Вы бы ни за что не позволили мне спеть. Теперь занялись его стихами. Он не слушал, пока Вольц не шлепнул его по спине, требуя научно объяснить содержание куплетов. Питер с готовностью исполнил просьбу: после такого удачного вступления фантазия в нем забурлила. Днем, заглянув в книгу Кэтрин, он как раз прочитал о колдовских отварах и мазях, которые используются ведьмами, чтобы летать. Несколько особенно интересных рецептов ему запомнились. Досужие фольклористы готовы были спорить по поводу каждого названного им стебелька. Мартин охрип, взывая к их совести и уговаривая разойтись. Он, Тифани и Питер выходили последними.

— Вы застали нас врасплох, Питер, — улыбнулся Мартин, — вы всегда так неожиданно нападаете?

— Он поет почти как Глеи Кэмбелл, — добавила Тифани, искоса поглядывая на покрасневшего Питера, — я не прочь спеть с вами дуэтом, мистер Стюарт. Вы любите «Битлз»?

Мартин расхохотался и дружески приобнял девушку за плечи:

— Ладно вам, Тифани. А то Питер совсем засмущался. А насчет дуэта — это интересная идея. Только вот не знаю, стоит ли петь песни «Битлз»...

— А почему бы и нет? У них полно песен в народном стиле, — вконец осмелел Питер. — Правда, тематика...

— Ну, извините, — улыбнулась Тифани. — Я на самом деле хотела бы с вами спеть. Вы к нам надолго?

— Да, надолго.

— Хорошо. Я вам позвоню.

— Я сам вам позвоню. А еще лучше — провожу до дому.

— Очень любезно с вашей стороны, мистер Стюарт! — В ее глазах словно чертики запрыгали. — Спасибо, но в этом нет необходимости.

Да и вам будет неудобно. Если только вы не бегаете, как Лошинвар.

Питер ничего не понял. Мартин, который знал, в чем дело, нахмурился:

— Вы опять ездите на этом чудовище? Я же вам говорил...

— Ах, я люблю кататься ночью, — мечтательно воскликнула Тифани, — особенно на Султане! Он мчится быстрее ветра, а звезды так и мелькают над головой... Ну не будьте таким занудой, Пол!

— Я поговорю с Вольцем. Если ему так нравится давать вам лошадей, то пусть дает кого посмирнее. А ведь его надо вернуть сегодня в конюшню?

— Тимми заберет его.

Лицо доктора побагровело.

— Еще не легче, — проворчал он.

— А кто этот Тимми? — заинтересовался Питер. — Ваш местный маньяк?

Тифани засмеялась и задорно щелкнула каблуками.

— Если послушать Мартина, так оно и есть! На самом деле он просто несчастный полоумный ребенок, конюх генерала Вольца. Вольц держит его из жалости. Больше он никому не нужен.

— Наверное, жалость обходится Вольцу не слишком дорого, — брякнул Питер, не подумав.

Мартин грустно усмехнулся:

— Вот именно. Тимми умственно отсталый, но физически развит как взрослый мужчина. Я предупреждаю вас, Тифани...

— О, Пол! — капризно воскликнула девушка. — Я не боюсь. Он меня обожает.

— Я уж знаю. — Мартин нисколько не шутил. Его беспокойство передалось Питеру.

— Действительно, Тифани. Доктор прав. Давайте я провожу вас. Я мечтаю прокатиться на Султане.

— Еще один зануда. — Прежде чем упорхнуть, Тифани поднялась на цыпочки и чмокнула доктора в щеку. — Завтра я позвоню вам, мистер Стюарт, — она обернулась к Питеру, — сказать, что цела и невредима! — Девушка засмеялась и выскочила за дверь.

Мужчины остались, оба мрачные и надутые. Мартин, ухмыляясь, полез за трубкой. Он всегда так делал, когда нервничал.

— Я слишком много беспокоюсь.

— Вы и меня заразили.

— Почему?

— Она такая... прелестная, такая невинная... Наверное, этот бедняга лишился из-за нее последнего ума.

Доктор засмеялся и похлопал Питера по плечу:

— А сами-то... Влюбились с первого взгляда?

— Со второго. Я уже видел ее однажды. Они были с какой-то темноволосой женщиной. Я еще подумал, что, может быть, эта женщина и есть...

— Да, наверное. — Мартин убрал руку. — Тифани живет с Кэтрин. Они дальние родственники.

Доктор вдруг торопливо попрощался, и Питер пошел к себе в номер. Теперь ему еще больше захотелось познакомиться с Кэтрин Мор. Что в ней такого, от чего при одном упоминании этого имени людей поражает столбняк? Можно подумать, она ведьма.

 

Глава 4

— Я хочу тебя видеть. Сегодня. Сию минуту — сказал Питер.

— Нет, сегодня я не могу. Я еду кататься.

— Да? Так поедем вместе. Генерал Вольц как раз предлагал мне лошадь из своей конюшни. Когда ты придешь?

Ее смех зазвенел, словно далекий колокольчик.

— В три часа.

— Но до трех так долго ждать.

— А ты сходи в ресторан, это отвлечет твои мысли.

— Отвлечет от чего?

Она опять рассмеялась и повесила трубку. Когда он пришел в поместье Вольца, Тифа-ни была уже там.

— Привет! — крикнула она, ослепительно улыбаясь.

Питер улыбнулся в ответ, но все его внимание было приковано к коню. Это, конечно, Султан, которого так опасался Мартин. И совершенно

справедливо, вынужден был признать Питер. Крупный, выше шестнадцати ладоней, что для гунтера считалось очень прилично, — таких красавцев Питер еще не встречал. Его экстерьер был само совершенство — от маленьких, плотно прижатых к голове ушей до блестящих черных копыт. Однако почти сразу возникало смутное ощущение, будто с лошадью что-то не так...

Питер, нахмурясь, оглядывал Султана. Тот в свою очередь косил на чужака своим диким круглым глазом. Подойдя, Питер небрежно положил руку на его выгнутую шею. Султан резко мотнул головой, но Питер не убрал руку. Султан бешено всхрапнул, но в следующую секунду сделал вид, что просто зевает. Он взирал вокруг с сознанием собственного превосходства.

— Ну и фрукт! — восхитился Питер, поглаживая Султанову шею.

— Да, он себе на уме, — согласилась Тифани.

— Не нравится мне то, что у него на уме. Может быть, отдашь его мне попробовать?

— Ладно, даю из вредности. Хочется посмотреть, что он с тобой сделает.

— Обещаю падать кувырком, чтобы ты посмеялась.

— Идет. А я тогда возьму Звездочку. Тимми! — позвала она.

Питер вздрогнул от неожиданности. Он так увлекся выполнением своего плана, что думать забыл про этого Тимми. При виде Тимми, который приближался, еле волоча ноги, Питера окатила волна отвращения.

Худой невысокий парень, одетый в заляпанную безрукавку и штаны с огромными пузырями на коленях, казался безобидным. Свои ржавые лохмы он, конечно, не мыл и не расчесывал. В них застряла солома и прочие неприятные предметы.

Черты его лица долго оставались для Питера неясными. Взглянув на парнишку в первый раз, он ужаснулся и никак не мог собраться с духом посмотреть еще. Лицо Тимми было обезображено гигантским ярко-красным родимым пятном, каких Питеру не доводилось видеть. Его вдруг пронзила жалость к бедному уроду. На все воля Божья, мысленно успокаивал он себя. Когда Творец делал с ним это, Он делал это как следует. А может, Тимми заслужил? Может, в прошлой жизни он был убийцей? Или еще чем-нибудь разэтаким? Бог шельму метит.

Тимми не мог говорить. Он слышал, что сказала ему Тифани, суетился, шамкал и сюсюкал, отчего Питеру стало ясно, что парень не глухонемой. Питер обратил внимание на его загорелые и мускулистые руки. Когда он оседлал для Тифани маленькую серую в яблоках кобылу и повернулся, чтобы подсадить девушку в седло, инстинкт толкнул Питера вперед.

— Давай я тебе помогу, Тифани.

Тимми отшатнулся при его приближении. Это было очень кстати, ибо вонь от него шла невыносимая. Даже не видя его лица, Питер ясно ощутил, как сзади его обдало жаркой ненавистью.

Они выехали со двора. Тифани помахала рукой конюху, затем обернулась с лукавой улыбкой:

— Добро пожаловать в клуб!

— Ага, спасибо. Только конюх у вас больно странный.

— Мы к нему привыкли.

— Нет, Тифани, я серьезно. У него что-то не в порядке. Я не имею в виду его интеллект. Большинство слабоумных ласковы, как ягнята, но этот... Либо ты ошибочно принимаешь его слабоумие, — продолжал он, будто разговор не прерывался, — за импотенцию.

Согнувшись от смеха, Тифани упала головой на шею Звездочки, и ее яркие локоны смешались с серебряной гривой.

— Один — ноль в твою пользу, — сказала она, отсмеявшись, поднимая на него сияющие глаза. — Тебя невозможно сбить с толку.

Питер смотрел, как бьется маленькая венка в ямочке у основания ее шеи. Потом его взгляд скользнул на стройные бедра, туго обтянутые джинсами.

— А ты попробуй.

Она и не думала смущаться, краснеть или хихикать под его взглядом. Она тоже беззастенчиво его рассматривала.

— Ты очень худой, — наконец изрекла красотка, — но это хорошо. Я люблю худых мужчин. Мне нравятся твои плечи. И рот — когда ты его не сжимаешь, как сейчас.

Питер невольно усмехнулся. Ему припомнилось, что говорил Сэм насчет женских слабостей. Старый черт редко ошибался.

— Вот так-то лучше, — улыбнулась Тифани. — У тебя красивые руки. И нет волос.

— Нет волос? — не понял Питер.

— На руках. У мужчин часто волосатые пальцы. — Она поежилась. — А грудь? Прямо не люди, а медведи.

Ворот его рубашки был расстегнут. Она протянула руку и провела пальцем по коже у него на груди.

— Ну, я же тебе не жеребец. — За напускной веселостью Питер пытался скрыть вдруг уколовшую сердце обиду.

Она рассмеялась:

— Ладно, поехали кататься. Больше никаких нравоучений, договорились?

— Буду нем как рыба.

Они говорили о лошадях, о песнях и вообще о жизни. Ни Тимми, ни Кэтрин Мор в разговоре не упоминались, и, хотя Питера так и подмывало спросить, инстинкт удерживал его от этого опрометчивого шага. Этот день был посвящен Тифани, и любой намек на посторонние интересы мог испортить им все удовольствие.

Солнце съехало на запад и покраснело. Тифани посмотрела туда, потом на часы. Ее сияющее лицо омрачилось легкой тенью.

— Пора возвращаться, — вздохнула девушка, — я обещала быть дома к пяти.

— Родители ждут? — небрежно поинтересовался Питер.

— Мои родители умерли.

— Извини.

— Уже давно. Я живу с двоюродной сестрой. Кэтрин Мор. — Она испытующе, как Питеру показалось, взглянула на него. Волосы упали ей на глаза. — Мартин говорил, ты ее знаешь.

— Мне всего лишь знакомо имя. — Питер без всякой необходимости взялся объезжать гору камней в стороне. — Я читал ее книгу.

— Она чудесный человек. — Тифани задумчиво уставилась в горизонт. — Вообще-то мы не родственники. Она племянница моего покойного отчима.

— Людовика XIV? Звучит как генеалогическое упражнение по французской истории.

— Я хотела сказать, что у нее по отношению ко мне нет никаких обязательств. Но она взяла меня к себе после смерти Стивена. Он все оставил ей. То есть он не оставил завещания, и Кэт оказалась единственной наследницей. — Тифани говорила слегка запинаясь. Несведущий человек из ее объяснений ничего бы не понял, и Питер продолжал прикидываться простачком:

— То есть Стивен — твой отчим? В таком случае у нее были перед тобой обязательства. Если не юридические, то моральные. Ну, если не у нее, так у него.

— Вот именно, — горячо поддержала Тифани. — У него! Но она-то мне ничего не должна!

— Значит, ты у нее живешь. И как оплачиваешь свое проживание? Стираешь ей чулки? — Увидев лицо Тифани, Питер понял, что перестарался, и добавил уже мягче: — Или трешь паркет, пока она ходит туда-сюда и бормочет: «Свет мой зеркальце, скажи»?

Он ожидал, что сейчас последует буря в защиту Кэтрин, но Тифани только фыркнула.

— Как ты догадался? А сам-то? Только шапочки с пером не хватает. Приходи под мой балкон петь серенады.

— Нет, только не я. Насколько я помню эту сказку, принца бросили в подземелье.

— Ну, посидишь немного в подвале, что с того?

— Нет уж, сырость вредна для легких.

— Совсем больной, бедняжка. Господи! Уже поздно!

Когда они прискакали в конюшню, Тимми нигде не было видно. Зато вернулся Вольц. Черный шофер мыл во дворе его машину. В майке без рукавов он выглядел еще громаднее. Когда Джексон поднял голову, Питер улыбнулся и приветственно помахал рукой. Тот едва заметно поклонился.

— Где Тимми, Хилари? — спросила Тифани, спрыгивая на землю.

— Он... он занят... Разрешите, я возьму вашу лошадь, мисс Тифани.

Она бросила ему поводья. Питер спешился и стал расстегивать подпругу.

— Позвольте мне, сэр.

Питер выпрямился и посмотрел прямо ему в лицо. Черное, как африканская ночь, оно поражало гранитной монументальностью Как это Вольцу удавалось свысока относиться к этой статуе? Питер никогда не стеснялся своего небольшого роста, но сейчас чувствовал себя просто червяком.

— Спасибо, — тихо сказал он.

Вдруг в одном из пустых стойл что-то зашевелилось. Прежде чем Тимми успел нырнуть обратно, Питер заметил рыжую копну волос и из-под нее — злобный, пристальный взгляд. Джексон тоже заметил. Одной рукой он сделал какой-то молниеносный жест, потом с виноватым видом обернулся к Питеру, и тот впервые увидел трещину улыбки в гранитной глыбе его лица.

— Покажете мне потом, как вы делаете, чтобы его не было, ладно? — улыбнулся Питер.

Не дожидаясь ответа, он повернулся и пошел к машине. Впрочем, ответа, скорее всего, и не последовало. Тифани ждала его, и он с извинениями полез за руль.

— Передай от меня привет Злой Мачехе, — улыбнулся Питер, остановив машину перед их домом.

Рано или поздно, если их знакомство продолжится (а Питер намеревался его продолжать), им придется пригласить его в гости. Очевидно, Тифани тоже так думала и решила не тянуть с приглашением.

— Идем, ты сам ее поприветствуешь. Нет, правда, она хочет с тобой познакомиться. Я рассказала, как ты пел вчера. К сожалению, я неточно запомнила слова.

«Будто я их запомнил», — подумал Питер. Он немного волновался, но сохранял веселый вид, следуя за Тифани в дом.

Вечернее солнце било в широкие окна, занимающие всю дальнюю стену. Блестела светло-коричневая кожа кресел, всеми оттенками красного горел большой персидский ковер на полу. Кэтрин Мор, в бледно-голубых джинсах и белой рубашке, сидела на диване, подогнув под себя ноги. На коленях у нее свернулся огромный черный кот.

Тифани представила их друг другу, но без своего обычного очарования, будто нехотя. Кэтрин сразу предложила ей заняться коктейлями, и она ушла. Питер слегка оробел под пристальным взглядом женщины и отчаянно искал тему для беседы, которая не касалась бы народной музыки. Он успел запамятовать сочиненные вчера вирши и боялся, как бы она не попросила его спеть.

— У вас очень красивый дом, — ляпнул он первое, что пришло на ум, — особенно эта комната.

— Она оформлена в мужском вкусе, — ответила Кэтрин улыбкой, какая и должна быть у Злой Мачехи: крепкие белые зубы и прочее. — Ее обставлял мой дядя. Он вложил сюда много денег.

Питер теперь понимал, почему на людях она всегда появляется в темных очках. На лице Кэтрин не было ни морщинки, но глаза — они выдавали не возраст, конечно, ведь ей не исполнилось и тридцати, а кое-что похуже. Чем бы это ни было, оно точило ее изнутри. Потому и черные круги вокруг глаз, и странный неподвижный взгляд. Питер видел такой взгляд у людей, которые секунду спустя с визгом кидались на тюремную решетку.

Еще он заметил, как поспешно Кэт выхватила у Тифани высокий заледенелый бокал и как ее пальцы вцепились в него. Отдав Питеру его виски, Тифани села с бокалом в кресло. Кот, подняв голову, в свою очередь гипнотизировал гостя взглядом желтых глаз. В этом он также походил на хозяйку.

— Этот кот — ваш домовой? — спросил Питер.

Тифани отчего-то поперхнулась, а Кэтрин едва не выронила коктейль. Такая реакция была для него неожиданностью.

— Это... э-э-э... кот моего дяди, — немного невпопад пояснила Кэтрин.

— Как же его зовут?

— Какое имя может носить домовой, как вы думаете? — Она принужденно улыбнулась. — Чешир.

Заслышав свое имя, кот встал и потянулся, как небольшой черный леопард. Затем спрыгнул на пол и прошествовал к двери. Там, поднявшись на задние лапы, передними обхватил круглую ручку и повернул. Раздался щелчок. Чешир опустился на пол, просунул одну лапу в образовавшуюся щель, открыл дверь и вышел. Он проделал все это даже не оглянувшись на людей. От изумления у Питера разве что не отпала челюсть.

— Мистика какая-то.

— Вот поэтому их жгли на кострах вместе с ведьмами. Вы, как специалист по фольклору, должно быть, знаете.

— Знаю, знаю, — подтвердил Питер, торопясь сменить тему. — А... значит, ваш дядя недолюбливал собак?

— Он вообще никого не терпел — ни людей, ни животных. Чешир — единственное исключение.

— Ты несправедлива, Кэт, — вмешалась Тифани.

— К тебе или к Стивену? Ах да, ты была вторым исключением.

В ее голосе звучала неприкрытая враждебность. Тифани, смутившись, залилась краской, но ее голова была надменно вздернута, а губы упрямо сжаты.

— Ну конечно, — постарался разрядить обстановку Питер, — ведь он тебя вырастил?

— И даже имя дал.

— А я еще подумал: почему тебя так зовут? В первый раз слышу такое имя.

— Родители меня назвали Мелаии. Глупо, правда? — Она тряхнула волосами. — Когда мне исполнилось двенадцать лет, оно мне надоело, и Стивен стал называть меня Тифани. Он говорил, что это имя подходит для эльфа.

— Очень изобретательно.

— О, Стивен был большой выдумщик, — сухо произнесла Кэт.

— Негры считали его колдуном и боялись до смерти, — добавила Тифани. — Они вообще суеверные.

— Ну, знаешь ли, когда человек ходит все время в черном плаще с капюшоном и скалит зубы...

— Но он же в шутку! У него два пальца на руке были одинаковой длины. Негры верят, что так бывает у оборотней. И ему нравилось их пугать.

— А вот я читал еще, что оборотни не отражаются в зеркалах, — сказал заинтригованный Питер.

Тифани захихикала:

— Стивен нарочно у всех на виду шарахался от зеркал. Он гулял по городу в своем капюшоне, потом возвращался домой и хохотал до упаду.

— Какой веселый господин, — пробормотал Питер.

— Тифани, мистеру Стюарту скучно слушать наши семейные байки из склепа, — предположила Кэтрин, искоса поглядывая на него.

— Вовсе нет, — возразил Питер. — Я только сейчас понял, что интерес к фольклору передается по наследству.

— Мартин говорил, что вы пишете книгу. А вы споете мне новые куплеты к «Беспокойному мертвецу»?

— Обязательно. — Питер нарочито не торопясь поставил бокал на пол и поднялся. — В следующий раз. А сейчас уже поздно. Ваше гостеприимство заставило меня позабыть о времени.

Кэтрин тоже встала и, подняв голову, смотрела ему прямо в глаза. Питер снова удивился, до чего она маленькая. Без каблуков богатая наследница едва доставала ему до носа.

— Что ж, мы неплохо провели вечер, правда?

Кокетничать Кэтрин и не думала. Наоборот, она объявляла ему войну. Но не только. Было что-то еще в ее прямом взгляде, какое-то чувство помимо враждебности. И оно было обоюдным. Питер знал, что им обоим это чувство не по душе.

По радио предупредили, что надвигается буря, и, действительно, после захода солнца резко похолодало. Когда Питер выбрался через окно на улицу, небо было затянуто тучами. Он спрятал подбородок в высокий воротник свитера и прибавил шагу. Что за климат! Но какой бы холод ни случился в эту ночь, ему некогда будет мерзнуть.

Второе явление призрака лжефольклорист рассчитывал сделать еще более впечатляющим, чем первое. Он сгонял за двадцать миль в соседний город и приобрел в аптеке необходимый реквизит, который нес теперь в сумке.

Вольц, казалось, совсем не заботился об охране своего имущества. Конюшня была огорожена хлипким деревянным штакетником, а калитка не имела даже засова. Вольц, очевидно, полагал, что профессия конокрада давно вышла из моды.

Султан встретил его злобным храпом. Тогда Питер сунул ему в морду пригоршню рафинада. Султан успокоение захрумкал, и парень принялся за работу. Он сидел на корточках, оборачивая вторую ногу коня, когда на него обрушилась крыша.

Питера спас рефлекс, приобретенный в годы, когда он должен был бороться за каждый вздох. Если бы он не успел скользнуть в сторону, падающий столб неминуемо расплющил бы ему все кости. Но Питер вывернулся и вцепился сверху в то, что грохнулось об пол. Человек! В следующее мгновение, вскочив на ноги, тот ринулся прочь. Это был не Тимми и не собаки. Это был кто-то третий.

Джексон не имел понятия о приемах дзюдо — ему незачем было их знать. Питер лежал на спине, хватая воздух широко раскрытым ртом, и Джексон сжимал его запястья в своих железных клешнях. Увидев перед собой его черную физиономию, Питер почувствовал некоторое облегчение и даже, хоть едва мог дышать, попытался сдуть волосы, закрывающие ему глаза.

— Подвинься немного, а? Ты мне ребра переломаешь, — просипел он. — И что ты намерен делать? Потащишь меня к хозяину?

Джексон смотрел на него, хмуро выпятив губы. Нет, он был не дурачок, он просто растерялся. Питер терпеливо ждал, понемногу восстанавливая дыхание. У него было чувство, будто легкие в груди сморщились, как проколотые воздушные шарики, но он молчал. Джексон сам догадался. Он вообще оказался не по возрасту смышленым.

— Ну ладно уж, — наконец сказал он, убирая руки и слезая с пленника. Питер изо всех сил старался сдержать улыбку, но не вышло — рот сам

разъехался до ушей. Несмотря на ночную темень, Джексон заметил, как у Питера сверкнули зубы, и усмехнулся в ответ.

— Ты, наверное, думаешь, что я дурак, да?

— Нет, ты просто доверчивый. — Питер постарался не обидеть Джексона. — Везет же тебе, — он откатился подальше, — не нужно даже учиться драться. Люди пугаются одного твоего вида. Если бы я знал, что ты сторожишь усадьбу, я бы ни за что не пришел.

— Мне все нужно, — сказал Джексон.

— Нужно так нужно, — миролюбиво согласился Питер. Он сел, прислонившись спиной к стене, и полез в нагрудный карман. — Хочешь сигарету?

— Только не здесь.

— А где? Да отстань ты! — Султан снова вздумал нюхать его свитер, неправильно поняв, зачем он лезет в карман. Питер с досадой отпихнул лошадиную морду. — Я должен с тобой поговорить.

— Это я должен с тобой поговорить.

Они нашли место на лугу, под скалой, защищавшей от ледяного ветра. Несмотря на погоду, Джексон был в рубашке с короткими рукавами, будто и не мерз совсем. Сигареты у него имелись свои. Питер дал ему прикурить. После этого опустился на корточки у скалы и спросил, глядя исподлобья:

— Зачем ты забрался в конюшню? Я не жалуюсь на воображение, но не могу вообразить ни единого законного предлога.

— Как насчет незаконных?

— Ни один тебе не подходит.

— Я люблю кататься по ночам.

Джексон хотел схватить Питера за горло, но его протянутая рука упала, будто ее отрезали, а Питер между тем по-прежнему лежал, удобно растянувшись на траве.

— Не суетись, приятель. Я тоже этого не люблю.

Джексон потирал локоть.

— Где ты так научился?

— По телевизору видел.

— Нет, правда, покажи еще раз.

Питеру не хотелось ничего показывать. Но ведь человек жив не одним днем, и в случае чего Джексона лучше было иметь на своей стороне. Он взглянул на светящийся циферблат часов: 11. 40, время еще есть.

— Хорошо. — Он со стоном поднялся. — Давай сначала, но только медленно.

Демонстрация длилась десять минут и порядком утомила Питера. В конце он поддался Джексону, позволив сбить себя с ног. Питер лежал на земле и притворно охал, а Джексон стоял над ним и улыбался.

— Ну а теперь ты дашь мне лошадь?

— Нет.

— Почему?

Джексон сел рядом, достал помятую пачку сигарет и, поколебавшись, протянул ее Питеру.

— Ты сумасшедший, — пробормотал он, закуривая, — сегодня сумасшедшая ночь. Я поймал тебя, когда ты хотел украсть лошадь, а через десять минут ты учишь меня приемам дзюдо — или как там это называется. С ума сойти!

— Мне порой удается удивить людей. — Питер все еще лежал. Земля была холодной, но все же теплее воздуха.

Джексон сосредоточенно смотрел на горящий кончик сигареты. Разговор давался ему нелегко.

— Ты вообще кто такой?

— Обыкновенный мирный турист.

— Мирный! Ты мирный, как бомба... Ты напоминаешь мне Даниила во рву со львами. Львы стояли вокруг него и скалили зубы. У них острые зубы, приятель. И Даниил знал, что это львы.

Питер повернул голову. Он не ожидал услышать такое от Джексона.

— Ты говоришь загадками, сынок. Это что — предупреждение?

— Ничего. Я и так сказал больше, чем следовало. Не жди от меня помощи.

— Ну да, я и забыл, что негр белому не товарищ.

Джексон и не думал злиться. Он смотрел на Питера спокойно и безучастно. Его взгляд был одно равнодушие.

— Некоторые бесятся, когда их называют неграми. Но я не из таких. Я не дурак.

— Наверное, они тебя не любят.

— Меня никто не любит. Вот почему я должен хорошо драться.

— Спасибо все же, что предупредил. — Питер поднялся. — Дзюдо на сегодня. закончилось. В следующий раз еще что-нибудь покажу.

— Даже не пытайся.

— Второе предупреждение?

Теперь они стояли друг против друга.

— Я не хочу вмешиваться, Стюарт. Если ты задумал сделать гадость моему мерзавцу хозяину, то флаг тебе в руки. Но мое дело сторона, мистер. Если у меня будет возможность лишний 9аз доказать свою собачью преданность, то я притащу тебя к нему в зубах, не сомневайся.

Питер поежился.

— Спасибо за честность. Можно я заберу свои вещи?

Они молча вернулись в конюшню. Джексон молча наблюдал, как Питер засовывает вещи в сумку. Потом не выдержал и спросил:

— Зачем тебе все это понадобилось?

— Значит, понадобилось.

— Серебряная краска, черная ткань, которой ты заворачивал Султану ноги...

— Тебе будет о чем подумать долгими ночами. — Питер застегнул сумку и выпрямился. — Все, Джексон, я ухожу и забираю игрушки. Ты не дал мне украсть лошадь — я не дам тебе играть. Ты бы и правда не вмешивался. Так будет лучше.

— Да-да, конечно, — промычал Джексон.

 

Глава 5

Без Султана задуманное представление теряло смысл. Питер сидел в машине и раздумывал, чем занять остаток ночи. Жаль было потратить впустую такую роскошную ночь, когда зловеще воет ветер, в небе мчатся тучи и тьму изредка прорезает мертвенный свет луны. В раздумьях он проехал до другого дома, оставил машину на прежнем месте и полез на стену.

Пройдя через парк, Питер понял: что-то случилось. Время за полночь, а дом горел огнями. Зная привычки Кэтрин, нельзя было предположить, что она устроила вечеринку.

Это окно на втором этаже приглянулось ему по двум причинам: комната располагалась прямо над залом, где в прошлый раз проводился спиритический сеанс, и могла оказаться спальней хозяйки. Дуб, росший под окном, предоставлял отличную возможность взобраться на балкончик — точно такой же, как и внизу. Одна ветка громко хрустнула под ногой, когда он карабкался. Но те, кто был в комнате, не услышали за воем ветра. По крайней мере, он на это надеялся.

Первый же взгляд в окно убедил его в том, что он напал на золотую жилу. Это была комната Кэтрин: аскетизм, простая мебель, стены увешаны книжными полками. Словом, достаточно, чтобы понять, кто здесь обитает, даже если бы сама Кэтрин не лежала ничком поперек кровати. Склонившаяся над ней Тифани положила руку ей на плечо. Комната была ярко освещена. Горели люстра, настольная лампа, светильники на туалетном столике и два ночника над кроватью. Волосы Тифани сияли, как начищенная бронза. В белой шелковой пижаме она была так соблазнительна, что у Питера аж слюнки потекли. Вторжение Питера на балкон прошло не вполне бесшумно. Во всяком случае, Кэтрин что-то услышала. Она вскочила и сидела теперь — прямая как палка, вцепившись в одеяло.

— Что это?

— Это только ветер, Кэт. Всего лишь ветер. Все в порядке, не бойся. Кэтрин кивнула. Вид у нее был больной. Глаза провалились, угол рта

нервно подергивался. Кэт была в ночной рубашке цвета морской волны. Ее широкая юбка, отделанная золотыми галунами, разметалась по кровати. Питер с удивлением глядел на этот роскошный наряд, помня, что днем Кэт одевается куда скромнее. Одна тоненькая лямка сползла с ее плеча. Она была худая как щепка, но все же совсем не дурна, если бы не выражение ужаса на лице.

— Нет, там кто-то есть, — настаивала Кэтрин.

Питер бесшумно отступил назад, к перилам, готовый вспрыгнуть на дерево. Но Тифани не собиралась выходить на балкон.

— Кэт, я ведь смотрела. Там никого нет. Это просто страшный сон.

— Его голос... Он говорил...

— Что? Что он говорил? — Тифани присела на край кровати.

— Он говорил... он хочет... чтобы я....

Тифани села ближе и обняла ее за плечи, и Кэтрин схватилась за нее, как утопающий за спасательный круг.

— Не уходи, не уходи... — бормотала она, — не оставляй меня одну.

Когда раздался тихий стук в дверь, Кэтрин панически дернулась.

— Это миссис Шмидт, — успокаивала ее Тифани. — Войдите!

Вошла кухарка в розовых бигудях, неся поднос.

— Слишком горячий чай, — сказала Тифани, — я добавлю холодной воды. Взяв с подноса чашку, она ушла в ванную. Кэтрин уже овладела собой,

сменив безумный вид на маску равнодушия. Она, понятно, не желала демонстрировать кухарке свою слабость. Не верилось, что это та самая женщина, которая минуту назад была на грани истерики.

— Уилл обыскал дом? А вокруг дома посмотрел?

— Да, мисс.

— Было что-нибудь?

— Ничего, мисс.

Питер, видевший, как Уилл дремлет на кухне, знал, что это ложь. На его счастье, домашние успели привыкнуть к галлюцинациям Кэтрин, и он может являться сюда, не опасаясь Шмидтов. Старина Уилл не таков, чтобы без особой надобности выходить из дому холодной осенней ночью. А Питеру желательно нанести еще несколько визитов Кэтрин. Похоже, нервы у этой чертовки тянутся не дурнее резины и все никак не оборвутся. Ну да ладно, еще несколько сюрпризов — и будет как шелковая.

Тифани принесла чай. Пока Кэтрин пила, они с миссис Шмидт обменялись заговорщическими взглядами. Питер догадался, что Тифани добавила в чай снотворное, в чем Кэт, без сомнения, нуждалась: ее руки так дрожали, что она расплескала полчашки на постель. Затем кухарка ушла, Тифани выключила верхний свет.

— Не надо, оставь, — прошептала Кэт, — не уходи.

— Но так ты не уснешь, свет бьет прямо в глаза. Я буду здесь. Всю ночь, если хочешь.

— Да... — Кэт повалилась на подушки — снотворное быстро одурманивало ее изнуренный мозг.

Теперь в полутемной комнате горели только ночники да настольная лампа. Пора было предпринимать следующий шаг, пока Кэтрин окончательно не впала в наркотическое забытье. Питер встал на перила и затем без труда перебрался на крышу. Там он лег па живот и, упираясь в шифер коленями, а левой рукой обвив водосточную трубу, свесился вниз. Положение было не слишком удобным, но он не собирался долго так висеть — ровно столько, сколько требуется, чтобы метнуть нож. Кэтрин, со своим зацикленным на привидениях сознанием, должна подумать, будто нож возник из ниоткуда. Итак, следующим номером программы значился полтергейст.

Одно точное движение кисти руки — и готово. Клинок с глухим стуком вонзился в деревянную спинку кровати.

Как ни сильно было желание собственными глазами увидеть плоды своего труда, Питер не позволил себе задержаться. Жаль было бы испортить такой эффектный трюк. Теперь Уилл точно станет обыскивать дом. И если он обнаружит хоть какие-то признаки материальной природы полтергейста, вся игра насмарку. Быстро перебираясь по водосточной трубе, непрошеный гость вполз обратно на крышу. Он добрался до конька, когда раздался визг. Питер уже спустился и бежал через парк, а Кэт все не унималась.

Он спал сном праведника — крепко и без сновидений. Недаром говорят, что вечерние прогулки лучше всего помогают против бессонницы. Проснулся Питер оттого, что солнце светило в глаза. Он лежал, щурился и обдумывал следующий шаг. Необходимо сделать так, чтобы они пригласили его пожить у них в доме. На Кэтрин в этом смысле рассчитывать не приходилось. Она была не только равнодушна к его чарам, но враждебна и подозрительна. Тифани представляла собой более благодарный объект для ухаживаний. Однако Питер понимал, что завоевать ее с наскока тоже вряд ли удастся. Между тем успех всего предприятия зависел от быстроты его действий. Если Кэт будет продолжать в том же духе, она спятит совсем скоро, и ему нельзя пропустить незабываемый момент. А потому желательно не просто приходить с визитами, а жить в соседней комнате.

Остаток утра Питер провел в магазине мистера Грира, выбирая костюм для верховой езды. Его подмывало явиться завтра на охоту в свитере и старых слаксах. И он так бы и поступил, когда бы не сомневался, что общество оценит его шутку. Нарядившись, Питер взирал на себя в зеркале с гримасой иронического изумления. По допотопности и неудобству униформа не уступала, наверное, камзолу и панталонам.

К Мартину он пришел после трех. Доктор принимал пациентов, которых не принял утром, и Питеру пришлось ждать. Когда его, наконец, провели в кабинет, он увидел, что Мартин наливает себе из бутылки, которая хранилась у него в нижнем ящике стола.

— Я обычно не пью днем, но сегодня так устал...

— Мало спали?

— Совсем не спал. — Проглотив свое «лекарство», Мартин поморщился. — А вы откуда знаете?

— Да так... Люди говорят...

— Точно. — Мартин вздохнул. — И что они говорят?

— Да разное. Смотря кого слушать.

— Конечно, конечно. Вы очень деликатны, Стюарт. Но что толку в деликатности, когда город полон слухов? Вы видели Кэтрин Мор?

— Да, мы познакомились вчера. Она показалась мне не совсем здоровой. Что с ней такое? Наркотики? Нечистая совесть?

— Почему вы решили, что она нездорова?

— Вы хотите спросить, какое мне до нее дело? Никакого. Я интересуюсь, потому что Тифани живет с ней в одном доме. Там еще двое бестолковых слуг, а до ближайшей усадьбы не меньше двух миль. Наркоманы — не самые безобидные соседи.

— Она не наркоманка.

— Мне все равно, кто она. Но девица неуравновешенна, это видно. Она может причинить вред Тифани.

— Вряд ли. А почему вы так разволновались, Стюарт?

— Я люблю Тифани, — сказал Питер, глядя в глаза доктору так искренне, как только умел.

— А она вас любит? — Хоть Мартин мрачно хмурил брови, в голосе слышались насмешливые нотки.

— Я знаю, что выгляжу нелепо, — Питер мялся, изображая смущение, — но ведь бывает такое... Нет, она меня не любит. Пока не любит. Но со временем, я надеюсь... А сей-час она в опасности. Что происходит у нее в доме?

— Все обстоит гораздо хуже, чем кажется на первый взгляд. — Мартин принялся набивать трубку. Питер ждал, догадываясь, что личное беспокойство борется сейчас в Мартине с врачебной этикой. — Это не вопрос врачебной этики, — продолжил доктор. — Конечно, можно сказать, что Кэтрин страдает слуховыми и зрительными галлюцинациями. Но она не из тех, у кого бывают галлюцинации. Боюсь, Стюарт, это дело рук человеческих. Какой-то упырь затеял опасную игру.

— Но зачем? — Питер, будто изумившись, раскрыл рот и вытаращил глаза. — Кому могло понадобиться?

— Понятия не имею. — Мартин развел руками. — Личных врагов у Кэтрин нет. Значит, можно предположить, что мстят враги ее дяди. Вы о нем, вероятно, слышали?

— Тифани рассказывала, что он любил шутить, притворяясь оборотнем.

— Не совсем так. Тифани была его любимицей и, конечно, теперь будет его защищать. Но он не шутил. Он всерьез практиковал черную магию. Его боялись и считали злым волшебником. Сама Кэтрин здесь не пользуется популярностью. Нет, она никому не сделала ничего плохого. Наоборот. Она многим помогает, но только анонимно. Она не трубит о благих делах, как здесь принято. Поэтому среди наиболее темной части населения ходят слухи, что она унаследовала от Стивена талант колдуньи.

— Невероятно, — пробормотал Питер.

— Вам виднее. Вы ведь собиратель фольклора. Скольких колдуний вы отыскали в Старом Свете?

— Нескольких. Но это было в глуши, в горах Шотландии... А здесь совсем другая жизнь, современный город...

— Цивилизация не избавляет нас от суеверий, — мрачно изрек Мартин. — Посмотрите, что пишут в газетах, — астрология, гадания, гороскопы, спиритизм. Вы знакомы с миссис Адамс, хозяйкой гостиницы? Она отлично ведет дела и неплохо ездит верхом, что не мешает ей состоять в членах некоего культа под названием Магна Матер. Вот вам и цивилизация. Не подумайте, что я обвиняю в чем-то миссис Адамс. Мне сдается, это придумал суеверный человек из простых, у которого неладно со здоровьем или деньгами. Он решил, что Кэтрин его сглазила.

— Но послушайте! Если какой-то сумасшедший так думает, то он попытается убить ее. Только убив ведьму, можно снять сглаз!

— Как раз этого я и опасаюсь. — Мартин выбил потухшую трубку. — Вначале были просто глупые выходки, но вчера он бросил нож, который едва не задел Тифани.

На этот раз удивление Питера было неподдельным. Если только Тифани не бросилась к Кэтрин в последний момент, нож никак не мог пролететь вблизи от нее. Что означают слова Мартина? Что он пытается доказать? Или выкладывает ему версию, которую услышал от двух перепуганных женщин?

— Вы логично рассуждаете, доктор, — кивнул Питер, — но не приходило ли вам в голову, что Кэтрин сама могла такое подстроить?

Он думал, что Мартин возмутится, но тот лишь устало опустил плечи.

— Не знаю, зачем я обсуждаю это с вами.

— Потому что вы встревожены и вам не с кем поделиться. Послушайте, Мартин, я тоже имею право на беспокойство. Я люблю Тифани. Я, конечно, не собираюсь тащить Кэтрин в суд, я ничего не знаю, кроме того, что Тифани угрожает опасность. Со стороны ее родственницы или кого-то еще. И я не меньше вашего хочу докопаться до правды.

— Успокойтесь, Питер, я с вами полностью согласен. — Мартин кисло улыбнулся. — Очень рад, что нашелся человек, которому я могу доверять. Для меня это большое облегчение.

— Мартин, послушайте...

— Что? — с надеждой встрепенулся доктор.

— Я еще не все продумал, но, возможно, мне вскоре понадобится ваша помощь.

— Конечно, конечно, я целиком к вашим услугам.

— У меня есть хороший план, — заверил Питер на прощание.

Он вышел, довольный тем, что хоть раз сказал правду. Только было еще неизвестно, кому этот план окажется на руку.

Трудно обвинить новичка в том, что он заблудился на охоте в таком густом лесу среди бурелома. Котелок Питер выбросил в ближайшем кусте орешника. Там он остановился, ослабил галстук и слегка поцарапал лицо веткой — для большей убедительности. Затем не спеша поехал в сторону усадьбы Кэтрин.

Лес кончался в ста ярдах от каменной стены. Здесь стена была ниже, и Султан мог без труда ее перемахнуть. Остановившись на опушке, Питер прислушался. Из-за стены доносились монотонные тупые звуки, будто выбивали ковер. Питер догадался, что это. Во время предыдущих визитов он видел, что вблизи стены, на безопасном расстоянии от дома, установлена мишень для стрельбы из лука. Ему повезло. Теперь не придется разыгрывать драму под окнами кухни.

Он стегнул Султана, и тот галопом поскакал к стене. Вскоре ему раскрылась еще одна причина Султановой дороговизны: конь прыгал легко и красиво, как Пегас. Как ни жаль было портить такой полет, он должен был прервать его, что и сделал, намеренно плюхнувшись на спину Султану, когда тот был еще в воздухе. После этого притворяться уже не требовалось. Одна нога сама выскочила из стремени, седло сбилось, и Питер повис на боку у коня, как Том Минкс, спасающийся от индейских стрел. Выпрямившись, молодой человек увидел перед собой пару стальных глаз и стальной наконечник стрелы. Сходство было полным.

Кэтрин сменила рубашку на свитер и надела рваные брюки. Рукава свитера были закатаны по локоть, и на предплечьях помещались кожаные щитки. Она стояла — стройная, спокойная, прямая как стрела, которой целила прямо в грудь пришельцу. Питер сидел тише воды, ниже травы.

— Вон отсюда. Прыгайте обратно.

— Через стену? — возмутился Питер. — Да я едва не упал!

— Не надо было пытаться.

— Но я не нарочно! Что я мог поделать?!

Она усмехнулась, видя царапины на его лице и растрепанные волосы.

— Боюсь, Тифани слишком впечатлительна. Она расхваливала вас как искусного наездника.

— Султан сегодня не в духе, — оправдывался Питер. Он поднял руку, чтобы пригладить волосы, и Султан затанцевал.

— Да. Вам не повезло. Убирайтесь.

— Но послушайте!

— Убирайтесь, вам говорят!

Питер хотел поспорить, но закрыл рот и пожал плечами. У него не было уверенности, что Кэт не застрелит его. Молодой человек развернул Султана. Они с Султаном знали, что им не хватит места для хорошего разбега, но Султан был уже так разобижен, что ни о чем не думал. Оттолкнувшись, он перелетел через стену, скребя по камню копытами. В этот момент Питер выпустил поводья, вытащил ноги из стремян и как мешок вывалился из седла.

Приземлившись в кустарник с другой стороны с таким треском и грохотом, на какой очень рассчитывал, он лежал неподвижно и одним глазом поглядывал на стену. Когда сверху появилось испуганное лицо Кэтрин, обманщик закрыл глаз. Он слышал, как она спускается и подходит. Лежа па спине с подвернутой ногой, Питер чувствовал, как прохладная рука ощупывает его лоб, где уже успела вскочить большая шишка, откидывает волосы... Заслышав тяжелый вздох, он приготовился слабо застонать в ответ на ее женские причитания.

— Черт побери! — сказала Кэтрин. — Этот идиот едва не расшибся насмерть.

Спустя час Питер лежал в кровати. Голова раскалывалась от боли, но сознание того, что второй пункт плана выполнен, облегчало его страдания. Мартин, который пробыл совсем недолго, посмотрел на него с укоризной. Но это был взгляд полный облегчения, хоть и сопровождался замечанием о возможном сотрясении мозга. Он говорил, что бедный Питер живет в гостинице, где, конечно, хорошее обслуживание, но для больных не вполне подходящее...

— А почему бы не отправить его в больницу? — перебила Кэт.

Питер взглянул на нее сквозь ресницы. Она стояла рядом, нетерпеливо барабаня пальцами по спинке кровати. Рот крепко сжат, глаза сузились от гнева, который не остудил даже диагноз, произнесенный врачом.

— Больница переполнена, Кэт, вы же знаете. Кроме того, его нельзя сейчас перевозить. Если вам понадобится помощь, я пришлю сиделку...

— Из переполненной больницы? Нет уж, Мартин, спасибо. Я не выброшу его вот так на улицу, разумеется, но хотелось бы напомнить, что это мой дом, а не ваш!

И она вылетела из комнаты, грохнув дверью. Питер улыбнулся Мартину, а тот в ответ подмигнул ему и кивнул в сторону Тифани, стоявшей у двери.

— Ничего, Питер. Полежите, и все пройдет. Тифани за вами присмотрит.

Когда врач ушел, девушка села к нему на кровать и взяла его руку обеими руками. Она была очень красива. У него кружилась голова, но не от слабости, а оттого, что он видел ее лицо и чудесные рыже-золотые волосы.

— Что случилось, Питер? Не забывай, я видела, как ты ездишь верхом. Что ты сделал с Султаном?

— Я? Сделал с Султаном?

— Не валяй дурака. — Она рассердилась, ее щеки вспыхнули гневным румянцем. — Весь город только и говорит о том, что у нас завелись привидения. Пол знает. Ты беседовал с ним, не так ли?

— Да, но...

— И ты решил сюда вломиться, чтобы спасти нас. — Ее голубые глаза сверкали. — Вот еще герой! Рыцарь без страха и упрека. Чего тебе от нас надо? Зачем ты приехал? Все было так хорошо, пока ты не явился!

Питер, который тщетно пытался перебить ее, решился на крайний шаг. Он схватил ее сжатые кулачки и притянул к себе с такой силой, что заныли даже раны, о которых он не подозревал. Впрочем, Питеру сейчас было не до них. Тифани ужом извивалась в его объятиях. Потом сопротивление начало слабеть и наконец перешло в содействие. Но стоило ослабить хватку — и она выскользнула, а Питер остался лежать с открытым ртом и поднятыми руками. Он укоризненно посмотрел на коварную. Ее лицо еще пылало, но уже не от гнева. Не сумев сдержать улыбку, снова присела на краешек кровати.

Питер вдруг ощутил какое-то забытое чувство и в первое мгновение даже не разобрал, что с ним такое, — ему стало стыдно.

— Я хотел все объяснить, — он глушил в себе слабый голос совести, — при помощи пантомимы.

— Очень мило с твоей стороны. Но совершенно излишне. У тебя нет причин для беспокойства.

— Нет, есть. Что с Кэтрин?

Тифани молча и пристально его изучала. От этого взгляда Питер почувствовал себя еще неуютнее, чем от взгляда Мартина, когда впервые зашел к нему в кабинет. Наконец она с протяжным вздохом опустила глаза:

— Это все Марк. Это из-за него.

— Кто такой Марк? — осторожно поинтересовался Питер.

— Ну, это один наш знакомый... ну, ее друг, который... Короче, она его любила, а потом он умер.

— От чего?

— Он поехал на охоту. Один. И как-то так получилось, что курок у него сорвался, ружье выстрелило и убило его.

— Ах вот оно что... И с тех пор она... не может забыть его?

— Да. Хотя прошло уже больше года.

— А ты? Тебе он тоже нравился?

— Нравился ли мне Марк? — Тифани медленно улыбнулась. — «Нравился» — это не про него. Его можно было или ненавидеть, или сходить по нему с ума. Знаешь, ты очень на него похож. Мне, по крайней мере, так казалось, — задумчиво говорила Тифани ("Только не это! " — запаниковал Питер), — пока ты не поцеловал меня.

Тифани встала и подошла к двери. Взявшись за ручку, она оглянулась и тихо произнесла:

— Но я все равно рада, что ты с нами, Питер.

 

Глава 6

Когда все улеглись, Питер встал с кровати. Дать спектакль в первую же ночь своего прибытия он не решился, дабы не возбуждать подозрений. Сначала требовалось разведать расположение комнат. Целый час он сидел и ждал, пока глаза привыкнут к темноте, так как нервное состояние хозяйки не позволяло воспользоваться свечой или фонариком.

Второй этаж, так же как и первый, был устроен на манер кроличьей норы. Хорошо еще, что жилым было только одно крыло — над салоном, где проходил спиритический сеанс. Спальни располагались по обе стороны коридора. Кэтрин занимала весь дальний конец крыла. Питера поселили возле лестницы, в противоположном конце. Маленькая комната Тифани находилась рядом со спальней Кэтрин. Еще две комнаты для гостей пустовали.

Толстая ковровая дорожка на полу скрадывала звуки его шагов. Дверные петли и ручки были хорошо смазаны и не скрипели. Питер с удовлетворением отметил это, заглянув в пустые комнаты. Его подмывало проверить, заперта ли дверь у Кэтрин, но он не осмелился. Девять шансов из десяти, что она лежит без сна и пялит глаза в темноту. Легкий шорох со стороны двери или окна — и нервная особа поднимет визг на весь дом.

Питер решил войти в гостевую — напротив комнаты Тифани. Закрыв за собой дверь, он будто очутился в желудке у кита. Жалюзи и шторы были опущены, и рисковый малый на ощупь пробирался к окну в кромешной темноте. Он не стал отдергивать шторы, боясь, что загремят карнизные кольца, а проскользнул между ними, поднял жалюзи и повернул шпингалет.

Первый же порыв ветра всколыхнул шторы, и кольца все-таки загремели. Питер торопливо захлопнул окно, хотя шум был слишком слабый, чтобы кто-то услышал. Того, что он успел рассмотреть, было достаточно: карнизы широкие, стены густо заросли плющом и виноградом. При известной сноровке из этой комнаты вполне можно добраться до балкона Кэтрин. На обратном пути ему в голову пришла еще одна идея. Как он и надеялся, его спальня и эта пустовавшая комната имели общую ванную. Дверь закрывалась на щеколду, которую, очевидно, забыли задвинуть... Да, идея неплоха.

Следующий час он посвятил упражнениям со шнурком и канцелярскими кнопками, которыми были заколоты шторы в его комнате. Толстый шнурок от ботинок, разумеется, был слишком заметен. Требовалась какая-нибудь белая или прозрачная нить, невидимая на фоне белой двери. Он решил воспользоваться рыболовной леской. Завтра он купит в городе леску и белые кнопки. А пока прикинул, где лучше их воткнуть, чтобы в дереве не осталось предательских отверстий.

Питер вернулся к себе через ванную и снова вышел в коридор, разыскивать, где обитают слуги, чтобы потом случайно на них не наткнуться.

Громкий, с завыванием, двухголосый храп помог Питеру еще на дальних подступах определить, где спят Шмидты.

В его планы входило осмотреть первый этаж и, конечно, библиотеку. Там он думал найти рабочий стол Кэтрин и покопаться в бумагах. Такие ветци, как банковские счета, например, могут многое рассказать о человеке. Однако он не рискнул спуститься, решив, что для первого раза достаточно, и вернулся к себе в комнату. Пусть поспит спокойно одну ночь. Тогда следующий фокус больнее ударит ее по нервам.

Он валялся в уютной постели до полудня, вознаграждая себя за бессонную ночь. В двенадцать часов кухарка принесла ленч. Питер попытался завязать с ней разговор, но безуспешно. Ничего не оставалось, как заняться едой, которая была выше всяких похвал. После ленча он решил, что пора вставать. Звуки гитары привели его в гостиную. Тифани, в брюках стрейч и ярко-зеленой вязаной кофте, на фоне которой ее волосы горели, как огонь, склонилась над инструментом. Когда Питер вошел, девушка удивленно подняла на него глаза:

— Зачем ты встал? Тебе ведь нельзя.

— Ну... кровь из ушей вроде не капает, голова не кружится...

— Хочешь сказать, я не слишком хорошая нянька, да?

— Нет, это я не слишком примерный больной. — Он сел на стул. — Мне стало скучно. Спой что-нибудь.

Она спела известные баллады «Венесуэла» и «Барбара Аллен». Окончив играть, она опустила гитару на колени и уставилась на Питера, подперев подбородок рукой.

— Питер, ты надолго к нам?

— Я уйду из вашего дома сегодня же, если хочешь. Но все ночи напролет буду проводить под твоим окном.

— Значит, ты и вправду беспокоишься обо мне?

Питер про себя подумал, что его, любовь обходится ему что-то чересчур дорого.

Когда в дверях появилась Кэт, он начал приподниматься.

— Сидите, — сказала та, — я не хочу, чтобы вы пали к моим ногам жертвой собственной галантности.

После этих слов ему ничего не оставалось, как только встать.

— Если вас так волнует мое здоровье, вы бы сами лучше сели.

Кэт плюхнулась на диван и достала сигарету.

— Извините, что помешала. Тифани, не пригласить ли нам мистера Стюарта сегодня вечером на собрание?

Повисшая вслед за этими словами тишина была такой густоты, что ложкой впору черпать. Тифани сидела неподвижно, сцепив руки на коленях.

— Как... как хочешь... — наконец пробормотала она.

— Я — хочу.

— А что за собрание? Опять будем петь баллады? — весело полюбопытствовал Питер.

— Небольшой эксперимент, — ответила Кэт, — сейчас я вам ничего не скажу, чтобы не повлиять на независимость ваших впечатлений. Пусть это будет для вас сюрпризом.

Ужин был превосходный — едва ли не лучше обеда. Вот только разговор не клеился. К концу ужина мрачная молчаливость совсем овладела хозяйкой. Она даже перестала делать вид, что следит за тем, о чем говорят двое других. Ее нервные пальцы то теребили салфетку, то вертели серебряную ложечку. Прислуги не было. Кэт разливала кофе, когда послышался далекий звонок. Минуту спустя в столовую вошел Мартин, стягивая краги. Его лицо покраснело от ветра, а волосы растрепались.

— Какой холодный вечер, — сказал он, кладя руку на плечо Кэт. — Да, спасибо, мне кофе. У меня в машине сломалась печка.

— Почему вы не продадите эту развалину? — спросила Тифани.

— Не могу. Ни один уважающий себя дилер не даст за нее больше двух сотен долларов, так что выгоднее доездить на ней до конца.

Вот милая сценка, думал Питер, старые друзья собрались поболтать за чашечкой кофе. Все так, но только обе женщины нервозны, как лошади перед грозой, а глаза Мартина беспокойно шныряют с одного лица на другое. Притворство закончилось, когда Кэтрин встряла в их с Мартином обсуждение американских и иностранных машин:

— Мистер Стюарт сегодня с нами, Пол.

По лицу доктора стало понятно, что в покер он не играет. Сначала он не смог скрыть удивления, затем изобразил удовольствие.

— Прекрасно! — воскликнул он. — Нам как раз нужен скептик.

— А я не скептик, — соврал не задумываясь Питер, — я во все верю. В привидения, в оборотней, в колдунов...

— Нам пора, — сказала Кэт, поднимаясь из-за стола. Она была мертвецки бледна.

Когда они спустились в зал, миссис Адамс была уже там. К Питеру в душу закралось нехорошее подозрение, что у нее есть собственный ключ от входной двери и она приходит, когда ей хочется. Сейчас она что-то чертила мелом на паркете. На ней были ее церемониальные одежды, в которых она путалась, ползая по полу на карачках. Картина показалась Питеру нелепой и смехотворной, но, когда миссис Адамс поднялась с колен и одарила его тяжелым взглядом своих болотных глаз, у него пропало желание смеяться.

Питер делал вид, что заинтересованно рассматривает комнату, показывая, что он тут в первый раз. Все было по-прежнему: алтарь, новые свечи в канделябрах, лишь ярко горели две хрустальные люстры и на полу белела странная фигура, которую только что закончила чертить миссис Адамс.

— Круг Агриппы, — сказал он, — значит, вы вызываете доброго духа?

Присутствующие заметно впечатлились.

— Да? А я и не знал, — сказал Мартин, — в этой области фольклора я не силен.

— Если вы знаток, вы сами, может быть, хотите провести обряд? — спросила миссис Адаме.

— Нет-нет, это не моя специальность. Я даже не чародей-любитель. Колдовство я оставляю вам, миссис Адамс.

Тифани хихикнула, но старая ведьма даже бровью не повела.

— Колдовством — если вы имеете в виду черную магию — я не занимаюсь, мистер Стюарт, и вы знаете об этом. Ладно, нам скоро начинать. Самое удобное время — между восьмью и девятью часами вечера. Где Шмидты?

Шмидты тотчас явились, и миссис Адаме двинула к алтарю.

— Свет, — скомандовала она, взгромоздясь на платформу.

«Ну прямо Голливуд», — подумал Питер. Уилл Шмидт повернул выключатель, и комната погрузилась в темноту.

— Рафаил, Раил, Миратон, Тармиил, Рекс! — заголосила миссис Адаме.

Все стояли неподвижно. Питер не мог разглядеть, кто есть кто. Он видел только черные тени, слышал прерывистое дыхание, и ему уже казалось, что теней стало больше, чем было вначале. Рядом слабо сверкнули золотистые волосы, и теплая рука Тифани нашла его ладонь. Он ободряюще пожал ее.

Жрица вновь заговорила, па этот раз по-английски:

— О, силы ада! Вы, вносящие хаос во Вселенную! Оставьте свое мрачное обиталище и явитесь на мой зов по сию сторону Стикса. Если вы имеете власть над тем, кого я прошу у вас, именем князя Тьмы, позвольте ему предстать здесь в указанный час!

Она умолкла, и Питер с трудом поднял свою клонящуюся на грудь голову. «Проклятая старуха! — ругнулся он мысленно. — Надо же, что вытворяет!» Слова, которые она произносила, были простые и понятные, но ее голос... ее голос мог свести с ума. Снова ему пришла мысль о наркотиках. Возможно, что-нибудь подсыпали в кофе. Или это от запаха из чаши в голове такой дурман?

Миссис Адамс вышла из круга, и Питер, воспользовавшись этим, отодвинулся подальше от Тифани, чтобы та больше не цеплялась за него. Питер понимал ее желание, он сам был бы не прочь подержать девушку за руку, хоть и по другой причине, но он наметил прогулку и не хотел лишних к тому препятствий.

Низко нагнувшись, миссис Адамс швырнула им под ноги горсть чего-то мелко и сухо застучавшего по паркету. Как песок или маковые семечки. (Питер знал, что это ни то и ни другое.) Затем она встала во весь рост, простерла руку с жезлом и закричала:

— Пусть восстанет ото сна тот, кто превратился в прах! Заклинаю тебя, именем того, кто породил нас, ответь на мой призыв!

Как ловко она избегает называть по имени своего черного господина, думал Питер, похоже даже на христианскую молитву. Ну что за голос! Миссис Адамс не пришептывала, как это обычно делают медиумы, а ревела точно бык.

И ее рев был гораздо красноречивее и больше подходил к случаю: когда взываешь к мертвым, нужно кричать громче, иначе они не услышат.

Миссис Адаме снова нагнулась и бросила поверх раскиданной сухой глины два маленьких белых предмета. Они упали с громким стуком. Бормоча заклинание, она быстро замахала руками, и свечи потухли.

Питеру сначала показалось, что это произошло без всякого участия миссис Адамс. Но потом он вспомнил, что не раз видел в цирке, как фокусники точно таким же образом тушили свечи. Запах горячего воска не мог заглушить ядовитой гипнотизирующей вопи. Наоборот, она становилась все сильнее. Комната была запечатана, дверь и окна закрыты, и все же Питера не покидало чувство, что кто-то сюда проник и, притаившись, ждет... Когда свет погас, все вскрикнули, и потом слышалось только хриплое дыхание Кэт.

Питер решил, что, если призрак должен появиться, сейчас самое время. Ритуал свершился, заклинание произнесено. Да и с практической точки зрения полная темнота как нельзя лучше способствует возникновению материальных духов. Питер, в одних носках, вышел из круга. Было так темно, что он не видел своей руки, поднесенной к глазам, и был уверен, что его хватятся не сразу. Только чутье подсказывало ему, куда двигаться. Он шел в противоположный конец комнаты, в направлении двери и окна. Окно вызывало у него больше подозрений, так как Питер по собственному опыту знал, что там очень удобное место для материализации из мертвых.

Внизу, под окнами, что-то происходило. Похоже, призрак собирался раздвинуть шторы. И правда — Питер услышал, как шторы, отодвигаемые неизвестным, зашуршали, и увидел бледный квадрат неба, который все увеличивался. После кромешной тьмы кусочек серого ночного неба казался ярким, как солнце. Только одна вещь озадачила Питера: кто раздвигал шторы, если за ними никого не было?

В отличие от него этот призрак появился не из окна. Они — кто бы то ни были — имели больше времени на подготовку и сделали более эффектный номер. Безликая фигура плавно поднялась с пола — черный силуэт молодого мужчины, прямой и худощавый. Явление застало Питера на полпути к окну, и он почувствовал, как у него за спиной сгущается ужас. Молодой человек замер, пораженный догадкой. Призрак смутно кого-то напоминал... Это... это был...

— Боже всемогущий... — прошептал Питер, и его шепот эхом отдался в мертвой комнате.

Затем он бросился вперед, совершив самый длинный в своей жизни беспосадочный бросок. Когда пальцы его вытянутых рук коснулись твердой человеческой плоти, он почувствовал такое облегчение, что едва не выпустил добычу.

— Свет! — заорал Питер и неприлично выругался, потому что ему в руку впились острые, вполне материальные зубы.

Человек, которого он схватил, оказался бешеным животным. Он извивался, брыкался, кусался, визжал, и Питеру стоило большого труда его утихомирить. Когда зажгли свет, ослепленный Питер нанес ему последний удар, и призрак лег на полу всхлипывающей кучей. Питер поднялся, испытывая легкую тошноту.

Это, конечно, был Тимми. Ошибиться было невозможно, хотя сейчас он закрывал свое безобразное лицо руками. Не успел Мартин, который и включил свет, подойти к нему, как тот упал на спину и забился в припадке. Его тело свело судорогой, глаза закатились, на губах выступила пена. Питер отступил, а Мартин опустился на колени возле корчащегося Тимми, милосердно прикрыв его лицо.

— У него эпилепсия? — догадался Питер.

— Да, вдобавок ко всему.

Из-за спины Мартина Питеру было видно, как тот всовывает в рот Тимми скомканный носовой платок. Питер торопливо отвел глаза.

— Это все, что я могу сделать, — сказал врач, — припадок пройдет через несколько минут. Нет, Кэт, вам не стоит подходить сюда. Он сейчас... э-э-э... не слишком красив.

Кэт осталась, где была, в добрых десяти футах от Тимми. Ее лицо выглядело как маска смерти. Однако, несмотря на белизну, было заметно, что она испытывает облегчение и жалость.

— Тимми? — пролепетала она. — Всего лишь... Тимми?

— Всего лишь, — подтвердил Питер, машинально оттирая руки носовым платком. Взглянув на платок, он с удивлением увидел на нем какие-то красные пятна.

— Вы ранены, — всполошилась Кэтрин. Питер недоверчиво смотрел, как из-под манжеты вытекает новая струйка крови.

— У него нож! — воскликнул он, поворачиваясь к доктору. — Ради бога, отнимите у него нож, пока он не очнулся!

— Вот он. — Мартин вытащил нож из-под тела Тимми, который уже почти не дергался. — Какое счастье, что он не упал на лезвие.

— Для кого, может, и счастье... — Питер поднял рукав, и у него на руке пониже локтя обнаружился порез длиной в несколько дюймов.

Мартин взял его руку и поднес к глазам.

— Рана не глубокая. Кэт перевяжет вам руку, а я должен доставить в больницу несчастного мальчика.

Питера покоробила чрезмерная заботливость. Тимми, конечно, ненормальный, но он же пытался его убить! Вдвойне обидно оттого, что теперь, увидев рану, он почувствовал жгучую боль, которой не заметил сначала от чрезмерной ажитации.

— Вызвать «скорую помощь»? — предложила Кэт.

— Нет, не надо. — Мартин покачал головой. — Он скоро будет в порядке. Я сам его довезу. Вот, смотрите, он уже приходит в себя.

— Идемте наверх, мистер Стюарт, — позвала Кэт, — я сделаю вам повязку. Я бы с удовольствием поручила Тифани позаботиться о вас, но она успокаивает Берту.

Питер двинулся за ней, но в дверях остановился.

— Я не хочу залить кровью ваш персидский ковер, — сказал он. Обернувшись, она взяла его руку, чтобы увидеть рану. Это прикосновение

заставило обоих вздрогнуть. Кэтрин на секунду замерла, глядя на их соединенные руки, затем повернулась и стала подниматься. Наверху она вдруг остановилась. Это произошло так внезапно, что Питер едва на нее не налетел.

— Питер! Я поняла... Ведь это Тимми...

— Да. Это Тимми, — спокойно произнес Питер, — простой, дешевый трюк.

Он недооценил ее. Кэтрин не нуждалась в успокоении. Она досадливо тряхнула головой:

— Да нет же, я не о том! Для чего ему это? Ведь мы бы его узнали.

— Ну... в такой темноте...

— Почему же в темноте? — Пошуршав в кармане юбки, она вытащила маленький фонарик.

Питер сложил губы трубочкой и беззвучно присвистнул, рассматривая ее решительное лицо с невольным восхищением.

— Да... Этого Тимми не мог предусмотреть. У него не хватило бы мозгов. Но если за ним кто-то стоит, то этот человек должен был принять меры предосторожности. Лицо Тимми нельзя не узнать. Не было ли у него... вы это имеете в виду?

— Да, не было ли у него маски? Вы его не обыскали?

— Представьте, нет. Я даже не знал, что у него есть нож.

— Простите, я забыла. Идемте.

Две минуты спустя, критическим взглядом осмотрев свою работу, она одобрительно кивнула.

— Давайте я помогу вам раздеться и лечь в постель. — Питер молча смотрел на нее. Через секунду уголки ее сжатого рта медленно и неохотно поползли вверх. — Хорошо, я пришлю к вам Уилла.

Кэтрин схватила телефон на тумбочке у кровати.

— Доктора Мартина, пожалуйста... да-да, я подожду... Пол, это Кэт. Все в порядке? Хорошо. У меня к вам одна просьба. Мне пришло в голову, что Тимми хотел устроить маскарад. Не могли бы вы проверить, нет ли у него какой-нибудь маски, парика в кармане? Или, может быть, чулка? Ах вот как... Да, я поняла. Нет, ничего не случилось. Спокойной ночи, Пол. — Она взглянула на Питера: — Они обыскали его одежду. Никакой маски не нашли. Спокойной ночи, мистер Стюарт. Спасибо вам.

— В прошлый раз вы назвали меня по имени.

— Я оговорилась. — И она вышла, хлопнув дверью.

Питер с глухим стоном залез под одеяло. Черт бы побрал этого придурка! Хотя надо признать, его появление было весьма эффектным. Все вышло не хуже, чем у него самого. Теперь нужно, чтобы Кэт денька два спокойно поразмыслила. Она не может не понять, что на балконе был не Тимми. Она поймет, что никто не стал бы дважды привлекать такого непредсказуемого актера на роль призрака. Ею снова овладеют сомнения, в голову полезут ужасы. И тогда он одним точным ударом поставит точку во всей этой истории.

 

Глава 7

— Вы его отпустили? — Питер не верил своим ушам.

— А что я мог поделать? Посадить его в сумасшедший дом? Но там ужасные условия. Самым лучшим для него будет остаться у Вольца. Вольц умеет с ним обращаться. Я рассказал ему про нож, и он обещал глаз не спускать с Тимми. Но разумеется, если вы подадите в суд...

Они сидели в кабинете Мартина. Питер не стал ждать, пока доктор навестит его, и сам приехал в город на машине, чтобы заодно забрать из гостиницы вещи. Кэт вела себя примерно. Утром сама принесла ему на подносе завтрак и попросила остаться на несколько дней. Она напомнила, что он хотел ознакомиться с библиотекой Стивена. Оба понимали, что это только предлог. Ночное происшествие убедило ее если не в благих намерениях гостя, то хотя бы в том, что он ей небесполезен.

— Что за ерунда? Я и не собираюсь подавать в суд.

— Очень благородно с вашей стороны, — обрадовался Мартин. — Вам стоит походить с повязкой еще день или два.

Питер хотел было отказаться, но потом подумал, что повязка ему не повредит. Пусть все видят, что у него больная рука, так он будет вызывать меньше опасений. Он был бы вполне доволен тем, как развиваются события, когда бы не одна подлая мысль: если это не Мартин обстряпал представление с Тимми, то кто?

— Наверное, миссис Адамс сегодня отдыхает, — небрежно заметил Питер.

— Да уж, пора мне с ней поговорить. Она, конечно, не захочет признаться.

— Кто, кроме нее, мог это устроить?

— Никто, кажется. И тем не менее... — Доктор отступил назад, любуясь своей работой. — И тем не менее, я был искренне поражен. Она настоящая фанатичка, верит во всю эту чушь. Я бы ни за что не подумал, что она станет прибегать к обману. Нет, это не ее стиль.

Набросив пальто на одно плечо, Питер вышел в холл. И тут из-под лестницы к нему метнулась серая фигура. Он вздрогнул от неожиданности, не узнав сначала жену доктора.

— Миссис Мартин! Как вы меня напугали!

— Тс-с... — зашипела она, — говорите, пожалуйста, тише. — Женщина боязливо оглянулась и зашептала: — Мистер Стюарт, как долго вы собираетесь пробыть в Мидльбурге?

— Не знаю. Я думал...

— Тс-с... не надо так громко. — Она схватилась за отвороты его пальто. — Прошу вас, уезжайте скорее. Немедленно. Сейчас. Уезжайте вместе с ней.

— С кем? — Питер послушно понизил голос. — С Тифани?

— Нет, нет. С другой. Сегодня же. Через несколько дней будет уже... поздно.

Она исчезла столь же быстро, как и появилась. И в страхе оглядывалась.

Октябрь подходил к концу. Солнце светило по-осеннему бледно и мя! ко. В воздухе была разлита бодрящая прохлада. На лужайках и тротуарах лежал толстый цветной ковер листьев, но еще многие деревья отрадно ласкали глаз своим золотым и рыжим убранством. Эта часть света была Питеру положительно по вкусу.

Он и не заметил, как очутился в совершенно незнакомой части города. Парень, разумеется, не заблудился — смешно было бы заплутать в таком маленьком городе. Он знал, что находится где-то недалеко от центра. Прямо перед ним возвышалось большое белое здание, построенное в помпезном стиле конца XIX века. Похожих построек в городе было немало, но это здание отличалось от остальных гранитной доской с надписью: «Музей города Мидльбурга». — Рассудив, что в музее можно спросить дорогу, Питер поднялся по мраморным ступенькам.

На двери он увидел расписание работы музея: с 9 до 17 в будние дни, с 13 до 17 в субботу и воскресенье. Дверь была не заперта. Питер толкнул ее и вошел.

В фойе его никто не встретил. Обстановка была как в обыкновенном жилом доме, только на антикварной мебели белели ярлычки, а на стенах висели старинные гравюры и полотна. Вдруг одна из дверей справа со скрипом приоткрылась, и оттуда выглянула седая растрёпанная старушка в очках. Питер узнал ее. Они встречались на собрании любителей фольклора в гостинице. Как же ее зовут? Мисс... Девайс! Молодой человек запомнил фамилию, потому что она показалась ему знакомой, хоть он и забыл, где и когда ее слышал.

Либо мисс Девайс надела не те очки, либо ее мысли были слишком далеко, но прошло довольно много времени, прежде чем на ее лице появилась приветственная улыбка. Она скрылась и вышла затем из другой двери. Сначала высунулась рука, потом нога в целомудренном толстом чулке, потом юбка — на три дюйма ниже колен, и в завершение появилась собственно мисс Девайс.

— Мистер Стюарт, не так ли? Мы ждали, что вы придете! — обрадованно воскликнула она.

Если бы не мисс Девайс, он не стал бы задерживаться во втором зале. Но выставка оказалась ее главной гордостью и радостью. Слабый румянец окрасил впалые щеки старуш-ки, когда она призналась, что изготовила все экспонаты собственными руками.

— Я потратила на них десять лет. — Она скромно опустила глаза. Рассеянно пробормотав некий комплимент, Питер повернулся к ближайшей

витрине. Там действительно было на что посмотреть. Под стеклом были выставлены куклы. Десятки кукол, одетых в костюмы различных исторических эпох, начиная с основания Мидльбурга. Бородатые придворные времен Якова I, в плащах и брыжах; маленькие куклы-девочки в домотканых платьях и чепцах; фрейлина с длинными золотыми локонами, в роскошном платье из сатина, с крохотными кружевными оборками. Поражала точность в исполнении деталей.

Питер сказал мисс Девайс, что выставка ему очень нравится. На этот раз его вежливость возымела самый неожиданный эффект: мисс Девайс разволновалась до слез, вследствие чего вынуждена была извиниться и оставить его в одиночестве. Когда она ушла, случайный гость решил, что с него хватит пупсиков и плаксивых старых дев. Нужно быстро пробежаться по остальным залам и уматывать, пока она не вернулась.

Однако в следующем зале его ждал сюрприз.

— Добрый день, генерал. Вот уж не думал, что вы любите музеи.

Вольц обернулся:

— Ах, это вы? Зачем вы покалечили моего конюха? — Он заржал. Очевидно, это была шутка.

— Вы, американцы, меня удивляете, — сказал Питер. — И у нас в Англии есть деревенские дурачки, но мы не так спокойно относимся к их выходкам.

— Да ладно вам, Стюарт, кому вы рассказываете? Вы просто не ожидали, что мы тоже люди. Все ваше проклятое британское высокомерие!

Питер не чувствовал себя вправе спорить, потому как генерал — черт его побери — был не так уж далек от истины. Вместо этого он тоже стал рассматривать адское орудие пыток, которым любовался Вольц. Дерево кое-где потрескалось от времени, но было еще крепким. Сохранились и отверстия от гвоздей. С перекладин свисали ржавые цепи.

— А где железная дева? — шутливо поинтересовался он.

Вольц мотнул головой в другой угол. Посмотрев туда, Питер, к ужасу своему, увидел, что там собраны образцы пострашнее — дыба, колесо, тиски...

Местная коллекция не уступала, пожалуй, собраниям Нюрнберга и лондонского Тауэра. Но здесь, в этом солнечном зале, на фоне белых стен, изуверские орудия выглядели еще ужаснее, чем в мрачных крепостных подвалах.

Вольц мерзко захихикал, увидев выражение его лица.

Посредине зала стоял большой книжный шкаф. На первый взгляд могло показаться, что его содержимое являет собой приятный контраст с остальной экспозицией. Там были старинные книги и документы. Внимание Питера привлек большой любительский рисунок женской головы. Если бы не старинный стиль, можно было сказать, что это голова мисс Девайс: впалые щеки, тонкие губы, седые всклокоченные волосы, недоставало разве что очков. Питер рассматривал рисунок, пока его не осенило.

— Элизабет Девайс, — пробормотал он. — Боже, конечно, это она. Ланкашир... тысяча шестьсот... тридцать... какой-то... глава сатанинского ордена. Ее фамилия была Девайс. Все женщины в их проклятой семейке были ведьмы. Нет-нет, только не говорите мне...

— Да, вы правы. — Вольц хрипло расхохотался, сотрясая воздух. Ржавые цепи вздрогнули и закачались. — Наша старушка последняя в роду. Это было одно из самых знаменитых семейств по части колдовства. Когда я узнал, чуть со смеху не помер!

— А я не слышал, что кто-то из них переехал в Америку.

— Еще бы! Об этом не писали в газетах. Здесь поселились двое братьев, порвавших с семьей. Но они совершили один непростительный промах — взяли с собой болтливую тетку. Вскоре весь город узнал, что они за люди. Вон там, — он кивнул в сторону шкафа, набитого пожелтевшей бумагой, — собраны следственные документы.

— Боже! И что с ней сделали?

— Она умерла во время дознания. Ее полоскали в речке.

— Захлебнулась?

— Скорее всего, не выдержало сердце, — равнодушно объяснил Вольц. Заметив взгляд Питера, полный неприкрытого омерзения, Вольц хитро

прищурился:

— Идемте, я покажу вам железную деву. Очень хорошая вещь.

— Нет, спасибо. Меня и так уже тошнит. Я не хочу окончательно испортить себе аппетит.

— Ну... это, наверное, от вчерашнего. — Вольц одобрительно поглядел на его повязку.

«Ах ты, сволочь», — подумал Питер. А вслух произнес:

— Кто-то надоумил Тимми напугать гостей. Неужели вас это не беспокоит? Вам не любопытно, кто портит ваших слуг?

— Может, он сам придумал? — хмыкнул Вольц. — Откуда мне знать, что у этого болвана на уме?

Питер широко улыбнулся, предпочитая воздержаться от комментариев. Про себя он подумал, что если в городе творится чертовщина, то Вольц, должно быть, и есть главный черт. Генерал больше не заботился о том, чтобы казаться другом.

— Я не заметил вашей машины у входа, а не то попросил бы меня подвезти, — сказал Питер.

— Барах лит карбюратор, Джексон отвез ее в гараж, — запыхтел Вольц. — Ходить пешком — полезно для здоровья. Особенно для вашего.

— Хм... — сказал Питер, повернулся и пошел к выходу, оставив его в задумчивом созерцании дыбы.

— Вам нужна определенная марка, мистер?

— Да я не знаю... — Питер взял один тюбик. — Разве они сильно отличаются?

— Не слишком. Этого только иностранцы не понимают. Вы ведь англичанин?

— Угу. — Питер оторвался от созерцания зубной пасты.

Человек за прилавком протянул ему руку:

— Моя фамилия Оливетти.

— Стюарт.

— Ах... значит, вы не родственник того парня, что приезжал сюда до вас? Вы с ним очень похожи. Он тоже был англичанин.

Питер ссыпал сдачу в карман.

— Был? Почему был?

— Увы, его больше нет. Он застрелился.

— Застре... — Питер придвинулся ближе к прилавку. — Покончил с собой?

— Ну... судебный медик сказал, что это произошло случайно. — Предвкушая удовольствие, Оливетти облокотился на прилавок. — Но все-то знали, что он не из таких. Он умел обращаться с ружьем. Не надо было ему путаться с этой ведьмой, племянницей старого Стивена.

— Значит, он застрелился из-за несчастной любви?

— Нет, на него это не похоже.

— А какой он был?

— Он остался мне должен пятьдесят баксов, мистер. И не только мне. Так что сами судите.

В аптеку ворвалась толстая пожилая дама, которой срочно требовался совет. Оливетти, пригласив Питера заходить в любое время, повернулся к новой покупательнице. Питер вышел на улицу.

Во всех магазинах он как бы невзначай заводил разговор о покойном любовнике Кэт. И ему удалось узнать кое-что интересное. Томная дама из цветочного киоска сообщила, вздохнув, что Марк был «красавчик с большими влажными глазами». Зеленщик хмуро припомнил испорченных этим красавчиком деревенских девушек и их разъяренных отцов. Школьница за стойкой кафе никогда не видела Марка, но слышала о нем и готова была поклясться, что «такого парня не забудешь во всю жизнь, мистер». Нагруженный покупками и важной, хоть и не совсем понятной информацией, с нелепым букетом алых роз, Питер притащился в гостиницу.

В номере было чисто и душно. Могло показаться, что здесь давно никто не живет, а ведь он отсутствовал всего три дня. Собрав вещи, Питер по привычке бывалого путешественника, прежде чем уйти, проверил все ящики.

Это лежало в верхнем ящике бюро. В том самом месте, где он нашел тогда распятие. Только теперь ему не пришлось ломать голову над тем, что мог означать сей предмет. Там лежала кукла. Увидев ее, Питер вспомнил другое слово, которое неприятно отдалось в голове, будто кто-то выкрикнул у него над ухом: марионетка! Это был не грубый болван, утыканный иголками, а настоящее произведение искусства: миниатюрная скульптура восьми дюймов длиной, в кукольных черных брюках и кукольном свитере и даже с крохотными кожаными туфельками на ногах. Лицо лепили если не с любовью, то с несомненной заботой. Поразительно, но клочок белокурых волос на голове был не из какой-нибудь мочалки, а, похоже, настоящий, с его собственной головы. Его собственные волосы!

Питер взял куклу в руки. Слабая улыбка коснулась его губ, когда он всмотрелся в черты лица. Да, сходство поразительное. Этакий гном, злая карикатура. Неужели у него и вправду такой длинный нос? О глазах он не мог судить, — их скрывала черная повязка, как у слепого. Запястья маленьких ручек были связаны нитками. Кукла была легкая и мягкая — все, кроме головы, сделано из тряпок и ваты. Питер знал, для чего так делают, но не понимал, почему нет иголок. Насколько он помнил, они обычно втыкают в куклу какие-нибудь острые предметы. «Они» — это ведьмы и колдуны, которые загоняют иглы в кукольные копии своих недругов, полагая, что так можно навести порчу на живого человека.

Да, иголок не было. Значит, это предупреждение. Или угроза. В одном не приходилось сомневаться — это насмешка. Связанные руки и повязка на глазах символизировали немощь и слепоту, показывая, что его хотят видеть беспомощным слепым глупцом. Какая, оказывается, добрая женщина эта мисс Девайс! Если бы сегодня случай не привел его в музей, он бы и не узнал о ее милом хобби. Но ведь не сама мисс Девайс подбросила ему куклу в номер? Кто же ее сообщники? Миссис Адамс — жрица культа Maгна Матер, злобный извращенец Вольц, Тимми... Сколько их против него? Хотя, возможно, за ними стоит один человек и, оставаясь в тени, использует их как прикрытие.

Очевидно, Питер не единственный держит на примете Кэтрин Мор. Возможно, неизвестный видит в нем союзника Кэтрин? Кукла появилась после случая с Тимми, когда Питер открыто поддержал Кэтрин.

Еще одной причиной появления куклы могло стать его вмешательство в планы неизвестного, который добивается того же, что и он, и потому воспринимает Питера, как конкурента. А чего добивается он? Устранения Кэтрин. Но у неизвестного есть другие тому основания. Да и нельзя исключать, что Кэт сама все подстроила, хоть он и не понимал, зачем ей понадобилось притворяться душевнобольной. Предположений было сколько угодно, но доказательств не прибавлялось. Все его версии страдали общим недостатком. По ним выходило, что мотивы преступления имеются лишь у него. Ничего не оставалось, как продолжать расследование. Питер должен поскорее узнать, кто ему угрожает. Ведь неизвестный противник всегда опасен вдвойне.

Занятый этими мыслями, Питер на время забыл о том, что держит куклу. Когда он снова взглянул на нее, ему захотелось освободить ей руки. Молодой человек стал осторожно развязывать нитки, из суеверного страха, вдруг охватившего его, не желая как-нибудь повредить своего игрушечного двойника. На это ушло немало времени. В самом конце он почувствовал, как что-то укололо его в палец. Возможно, он ошибался насчет иголок... Однако, с трудом нащупав острый предмет и вытащив его из тряпичной ладони, он увидел, что это вовсе не игла. Это был кончик ногтя — заостренный и тонкий.

Это был его ноготь, так же как и волосы на голове куклы. Частички его тела добавляли кукле сходства с ним, отчего вред, наносимый ему через куклу (если бы, например, там были иголки), увеличивался. Повязка на глазах куклы бесила его. Когда он попытался ее снять, то обнаружил, что она пришита сзади к затылку и не снимается. Тогда он повернул куклу спиной и присвистнул.

Нет, они не смеялись. Они ему угрожали. На спине, под левой лопаткой, белело маленькое тряпичное сердце — не то пришитое, не то приклеенное к черному кукольному свитеру. Символическое сердечко, какие рисуют в глупых любовных посланиях. Ему ясно давали понять, что его сердце под прицелом. Конечно, не любви — смерти.

 

Глава 8

Пообедав в городе, Питер вернулся в усадьбу «Ведьминская башня». Он знал, что Кэтрин всегда ложилась отдохнуть после обеда, ведь ночами она почти не спала. Шмидты были в своей комнате или на кухне, а Тифани наверняка куда-нибудь укатила. Но даже если и нет, она не станет искать его в библиотеке.

Тома по магии и алхимии на немецком, французском и арабском языках, научные работы Мюррей и Фрейзера, сочинения классиков, таких, как Реджинальд Скотт и Яков I, и еретиков вроде Монтегю Саммерса... Питеру еще не доводилось видеть такого солидного собрания оккультной литературы.

Он был доволен — нашел все необходимое о куклах. Он прочитал о том, как еще с незапамятных времен во многих странах колдуны использовали кукол, чтобы навести на человека порчу, убить, приворожить и даже вылечить. Сэр Джеймс Фрейзер именовал эту традицию симпатической магией. Однако он не узнал ничего нового.

Питер поставил «Историю магии» обратно па полку и подошел к письменному столу у окна. Тщательное обследование не принесло результатов: Кэт не работала в библиотеке и не держала здесь деловых документов и черновиков.

От нечего делать Питер взял наугад книжку и уселся с ней в кресло. Кресло показалось ему что-то слишком удобным, будто не кожей обтянуто, а каким-то более мягким и в то же время упругим материалом... Сразу вспомнилась страшилка о мебели, пожиравшей тех, кто на нее садился. Усмехнувшись, Питер, тем не менее, оторвался от спинки и сел ровно, тверже уперев ноги в пол, чтобы в случае чего сразу вскочить. Два часа спустя уже немало книг валялось вокруг кресла, а Питер все читал. Глядя на него, можно было подумать, что ему не очень нравится это занятие.

Питер стоял в коридоре и ждал Тифани. Закрыв за собой дверь, Тифани приложила палец к губам.

— Я подбросила ей в чай таблетку, — зашептала она, — которую оставил Пол. Она уснет через минуту.

— Почему подбросила? Ведь Мартин прописал таблетки?

— Не удивляйся. У нее фобия насчет лекарств, вот мне и приходится действовать тайком. Я бы не стала, но...

— Понимаю. Так нужно. Значит, ты уверена, что сегодня она не проснется?

— Да, уверена.

— Ты закрыла балконную дверь?

— Я хотела, но она не разрешила. Кэт любит свежий воздух.

Питер и сам об этом знал, но после слов Тифани почувствовал большое облегчение.

— Ладно. Я обмотал веревкой кусты, которые растут внизу. Если кто-нибудь полезет, мы услышим. Так, теперь то, что мы сделаем в доме. Где порошок?

— Сейчас принесу.

Тифани сходила в свою комнату и принесла коробок с тальком. Питер стал рассыпать его топким слоем по дорожке, начиная от двери Кэт. Дойдя до двери смежной комнаты, он остановился, будто его осенило.

— Моя ванная! Из нее можно попасть в эту комнату?

— Да. А что?..

Оставив Тифани сторожить в коридоре, Питер зашел внутрь и задвинул щеколду на двери ванной. Белые кнопки и леска были не видны из коридора, но зато она хорошо видела его манипуляции со щеколдой.

— Все, дверь закрыта, — сказал он, вернувшись. — С этой стороны.

— Ну и что?

— Я думаю, это пригодится. В основном мне. А то она подозревает меня. А ты разве нет?

— Я? ? Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, что ты должна быть осторожнее.

Питер заканчивал посыпать дорожку. Тифани смотрела на него, стоя в дверях своей спальни. Выйти она не могла. Он пятился в свою комнату, как пантера, загнанная в угол. Закончив, весело помахал Тифани почти пустой коробкой, и она неуверенно улыбнулась в ответ.

Теперь никто не мог пройти по коридору, не оставив следов на тальке. Примерно с час Питер читал. Потом выключил свет и сидел в темноте еще

час. В 0. 55 он решил, что пора. У него все было готово: смятая постель, леска и кнопки на двери ванной, стул, припиравший изнутри дверь в его комнату. Переодеваться в черное он не стал, решив, что серые брюки и рубашка будут меньше выделяться на фоне светлых стен дома. Разувшись, Питер пошел в ванную. Крепкая прозрачная леска была что надо, будто ее специально выпускали для таких целей. Левой рукой он осторожно потянул за два конца, и щеколда с другой стороны отодвинулась.

В смежной комнате было черно, но он не осмелился зажечь люстру. При свете маленького карманного фонарика, зажатого в зубах, Питер произвел небольшую переделку. Он переставил кнопки и провел концы лески, державшей головку болта, в щель с другой стороны, чтобы теперь при потягивании за них щеколда, наоборот, закрывалась. Проверив леску еще раз, он остался доволен.

Пока все шло хорошо. Он открыл окно и быстро выбрался наружу. Его встретил пронизывающий холодный ветер. Питер успел замерзнуть, пока полз по карнизу.

Повиснув, словно мартышка, на водосточной трубе, он обозревал шесть футов голой стены между своим насестом и балконом. Питер предвидел, что на этом участке возникнут трудности, но заранее не смог ничего придумать и понадеялся на импровизацию. Перебраться на балкон было не так трудно, но вот обратный путь обещал стать настоящим испытанием.

Взобравшись на несколько футов выше, Питер встал на скобу, крепившую трубу к стене, и бросился вперед, вытянув руки. Од едва не ухнул вниз, успев зацепиться за перила лишь кончиками пальцев. Секунду спустя парень был уже на балконе. То, что Питер увидел, заставило его обмереть. В комнате горел свет.

Он стоял на холодной каменной плите, шевеля окоченевшими в одних носках пальцами ног, и шепотом ругался. Если она еще не уснула, все его мучения были напрасны. Черт бы побрал этого Мартина! Не мог прописать нормальное снотворное! Однако, заглянув в щель между шторами, он мысленно извинился перед доктором. Кэтрин спала, но ночник в изголовье горел. Наверное, ей снились кошмары — дыхание было хриплым и прерывистым. Ему следовало предусмотреть, что она может спать при свете.

Раздвинув немного шторы, Питер осматривал комнату. Кэт спала крепко. Во сне она сбросила одеяло, и оно валялось теперь у нее в ногах. Женщина, свернувшись калачиком, прижимала к себе подушку, словно ребенка или щит. На ней была черная кружевная сорочка. Загорать она явно не любила — ноги выше колен были белые как сметана.

Собственные ноги напомнили Питеру, что у него нет времени рассматривать чужие. Главное — Кэт спит. Он проскользнул внутрь. И там его ждал еще один сюрприз. Смятое одеяло зашевелилось, и незваный гость увидел сверху что-то маленькое, черное, круглое, настороженно поводившее острыми ушами.

Питер и Чешир смотрели друг на друга. Кот заинтересовался пришельцем, но не обеспокоился. Питер направил на него луч фонарика. Кот мог нарушить его планы, и Питер быстрее принялся за дело. Пока он все устраивал, Чешир вел себя примерно, только вытянул в его направлении шею и продолжал прядать ушами. Не сумев побороть искушение, Питер подошел к письменному столу у окна. Ему хотелось посмотреть, что лежит в ящиках.

Чековую книжку он обнаружил в центральном верхнем ящике. Просмотрев регистрацию расходов, он выяснил, что хотел. За последние девять или десять месяцев Кэт несколько раз снимала со своего счета суммы от пяти до десяти тысяч долларов. Они складывались в целую кучу денег. Возможно ли, что она истратила их на благотворительность? Нет, похоже, без шантажа все-таки не обошлось. Питер вернул книжку на место и закрыл ящик. Теперь все готово. Для пущего эффекта требовалось только выключить свет. Это оказалось рискованно, особенно из-за кота, который не сводил с Питера глаз и мог в любую секунду прыгнуть. Но рискнуть стоило. Если она проснется от внезапной темноты или кошачьего мяуканья, — что ж, ей все равно недолго осталось спать.

Питер включил диктофон. Пленка бесшумно закрутилась. Он приобрел это чудо техники специально для Кэт. На цыпочках он подкрался к тумбочке и протянул руку к выключателю. Прежде чем нажать кнопку, взглянул на Кэтрин. Тени от длинных черных ресниц, упавшие на щеки, прикрыли круги под глазами, но на лбу остались две вертикальные морщины, и углы рта были угрюмо опущены вниз. Когда она пошевелилась и не то застонала, не то пробормотала что-то во сне, морщины на лбу обозначились резче. Питер скорее вырубил свет. В наступившей темноте зашуршало одеяло и раздалось вопросительное «мяу». Но он уже был на балконе.

Однако, прежде чем уйти, ему требовалось удостовериться, что Кэт проснулась. Заговорил голос, записанный на пленку, сначала тихо, портом громче, свечи должны были вот-вот вспыхнуть. Хорошо бы она это увидела. Питер, сидя на корточках за шторами, смотрел в щелку. Сквозь бормотание диктофона он услышал мягкий толчок — это Чешир шлепнулся на пол, решив, наверное, пойти разузнать, кто издает странные звуки. Кэт не двигалась. Вдруг Питер почувствовал, как мягкая лапа, слегка выпустив когти, осторожно трогает его пальцы. И тут парня осенило. Нащупав другой рукой доверчиво выгнувшуюся кошачью спину, он ухватился за хвост и резко дернул. Пронзительный вопль обманутого доверия прорезал ночную тишину. Питер вовремя отдернул руку от когтей, дабы не заиметь предательских царапин.

Он услышал, как заскрипела кровать, — Кэт наконец проснулась и вскочила. В этот момент вспыхнули свечи, и, прежде чем перевалиться через перила, он успел увидеть ее серое лицо с огромными вытаращенными глазами. Голос на пленке теперь был достаточно громким, чтобы заглушить звуки его бегства.

С диктофоном, оттягивающим пояс, как скальп противника, он дополз до своего окна. Теперь нужно поспешить. На ходу расстегивая пуговицы рубашки и ремень, Питер помчался в ванную. Диктофон, рубашку, носки и рыболовную катушку он сунул в бельевую корзину. Осторожно задвинув щеколду, он рванул за леску и вытащил весь кусок на свою сторону. Кнопки при этом отскочили. Из коридора доносились любопытные звуки. Питер ринулся через комнату, отбросил стул и распахнул дверь.

В коридоре ярко горел свет — Кэт повернула выключатель на стене. Сама она стояла в дверном проеме, вцепившись руками в косяк. Иначе бы упала — ее колени заметно дрожали и подгибались. Странно, но, когда она увидела Питера, на ее белом как бумага лице промелькнуло нечто похожее на облегчение. Тифани, которая выскочила в пижаме, натягивала халат. Как приказал Питер, она не ступала на дорожку, где белел нетронутый, девственный слой талька.

— Что случилось? — Питер, моргая, щурился на свет. У него был вид человека, который только что пробудился от сладкого сна, и если не сразу явился на девичий зов о помощи, то единственно оттого, что ему сначала потребовалось надеть брюки. Он заправил ремень в пряжку и осторожно вышел в коридор.

Кэт открывала и закрывала рот, не издавая ни звука, как рыба. Тифани изучала белую дорожку. Питер бросился к Кэтрин, и едва успел подставить руки, как та рухнула без чувств. Ла вес она была легче, чем на вид. Он отнес ее в спальню и положил на кровать. Тифани стояла рядом.

— Что случилось? — снова спросил Питер.

— Не знаю. Я услышала ее крик. Посмотри! На столе горели двенадцать черных свечей, их пламя колебалось от сквозняка. В композиции присутствовал дополнительный элемент, которого Питер не планировал: Чешир, привлеченный мигающими огоньками, сидел посередине, обернувшись хвостом, как черная египетская статуя. Но Тифани смотрела не на кота. Ее взгляд был прикован к маленькому предмету, что лежал перед ним.

— Откуда это взялось? — прошептала она поражение.

— А что это?

— Кроличья лапка. Марк носил ее как талисман. Подарок американского дядюшки.

— А потом куда она делась? — Питер щупал пульс на руке Кэтрин. Пульс был слабый, но стабильный; через минуту-другую она должна была прийти в себя.

— Мне кажется, ее похоронили вместе с ним.

— Да вокруг полно кроликов. Откуда ты знаешь, что это именно та лапка?

— Я не знаю. Но если не та, то почему она здесь оказалась?

— Кто о ней знал?

— Да все кому не лень. Марк ее не прятал. — Тифани положила талисман обратно и содрогнулась, потирая руки, будто от холода.

— Убери эти свечи с глаз долой, — приказал Питер. — Она сейчас очнется. Ты же не хочешь, чтобы она снова увидела всю эту чертовщину, правда?

Тифани не торопилась выполнять его приказ и не успела очистить стол к тому моменту, когда Кэт открыла глаза. Полусидя на подушках, Кэт имела возможность отлично все рассмотреть. Ее губы дрогнули, она схватила Питера за руку и прошептала:

— Голос... это был твой голос... твой... Питер молчал — отчасти и потому, что его не спрашивали, но больше оттого, что на миг лишился дара речи. "Проклятие, — думал он, — что мне стоило придушить эту чертову куклу? " Даже сейчас, запуганная до полусмерти, она продолжала настырно сопротивляться, и ее упрямство привело-таки к единственно возможному рациональному объяснению случившегося. Хорошо еще, что он перестраховался, иначе Кэт, чего доброго, вывела бы его на чистую воду.

— Вы слышали какие-то голоса? — тихо спросил он.

— В темноте... зажглись свечи... и голос, ... похожий на ваш...

— Это был не Питер, Кэт, — сказала подошедшая Тифани. Из карманов ее халата торчали черные обгоревшие фитили. Лапку она тоже сунула в карман. Чешир сидел на полу с разочарованным видом. — Мы рассыпали тальк на дорожке. Если бы кто-то прошел, остались бы следы.

— Ванная, — пробормотала Кэт, не отпуская руки Питера, несмотря на все свои обвинения.

— Она заперта. С этой стороны.

— Пойди посмотри.

Тифани взглянула на Питера и недоумевающе пожала плечами.

Она вернулась почти сразу.

— Дверь закрыта на задвижку, Кэт. Ну подумай, даже если Питер прошел в смежную комнату, как ему добраться до тебя? Следов на дорожке нет. Разве только по потолку?

Зубы у Кэт застучали, хотя в комнате не было особенно холодно.

— Ну все, хватит, — наконец вмешался Питер. — Тифани, позвони — хотя нет, лучше я сам, а ты оставайся с ней.

Он вышел, потирая затекшую руку. Следующей мыслью Кэт будет мысль о каком-нибудь записывающем устройстве. Она пошлет Тифани обыскать его комнату. Нужно немедленно избавиться от диктофона. Встреча доктора — хороший предлог для того, чтобы зайти к себе и приодеться. Нельзя же, в самом деле, идти босым и полуголым? С Кэтрин Мор лишняя осторожность не помешает. Однако, когда дверь за ним бесшумно закрылась, он уже знал, что Кэт капитулировала. До его слуха долетели ее слова:

— Тогда это Марк.

— Она все еще там бродит?

— Да. — Тифани досадливо дернула головой, и ее яркие волосы, взметнувшись от резкого движения, рассыпались по плечам. — Мартин сказал, что ему больше нечего ей дать. Трус несчастный! Я сама сойду с ума, если она не перестанет.

— Ее нужно вывести на прогулку.

— Со мной она не пойдет. — Тифани сама была на взводе. В ее голосе послышались истерические нотки, щеки ярко вспыхнули.

— Тогда я попробую.

— Желаю успеха.

Удача шла к нему в руки. В его планах было увести Кэт подальше от дома, где она не сможет позвать на помощь, но Питер не предполагал, что она так легко согласится. Наверное, Тифани убедила в его непричастности к ночному жестокому розыгрышу. Они пересекли двор, вышли через калитку в лес. Кэт почти бежала впереди, Питер следовал за ней, как сторожевой пес. Они не разговаривали. Кэт скоро выдохлась, начала спотыкаться и сбавила шаг. Питер попробовал взять ее за локоть, но она вырвала руку.

— Я сама. Мне не нужна помощь.

— Черта с два она тебе не нужна!

Она смерила его долгим взглядом, и ее глаза, ставшие сейчас еще глубже и чернее, снова беспокойно заметались по сторонам.

— Давай свернем, — сказала она. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь нас увидел.

— Иди, я за тобой.

— Здесь недалеко есть одна поляна... — Она нырнула в густой кустарник справа от просеки, под сломанную ветку большого старого дуба, увитую ярко-красным ядовитым плющом.

У дуба начиналась едва заметная стежка. По ней, очевидно, долгое время никто не ходил. Кэт показывала дорогу, петляя между стволами деревьев, в то время как Питер не по-джентльменски тащился сзади. Когда они, наконец, добрались до поляны, он был весь мокрый и исцарапанный колючками.

На поляне журчал ручей, вокруг росли высокие деревья, среди них и несколько сосен. Их иголки усыпали все вокруг так, что даже вездесущая жимолость не могла пробиться сквозь толстый бурый ковер на земле. Слева от тропинки, по которой они пришли, лежал необычный предмет — массивный камень футов десяти в высоту и не менее в длину, темно-серого, почти черного гранита. На вершине этой глыбы была плоская ровная площадка, будто кто-то поработал тесаком.

— Метеорит? — попробовал угадать Питер.

— Нет, обломок скалы. Местные называют этот камень «трибуна дьявола». Кэтрин подошла к камню и опустилась возле него на землю. Похлопав себя

по карманам, вынула пачку сигарет.

— Они боятся сюда приходить, особенно под Хэллоуин. Вот почему я люблю это место.

Кэтрин тщательно загасила окурок, затем вдруг повалилась ничком и спрятала лицо в ладонях.

— Поплачь, легче будет, — тихо сказал Питер.

— Нет, я не плачу. — Она перекатилась на спину. Ее широко раскрытые глаза были сухи. — Я думаю, не сходить ли мне к психиатру. Или, может быть, лучше уехать или сделать, что он хочет. Или покончить со всем сразу.

— Это не выход. — Долгожданный момент наступил, но Питер отчего-то растерялся и не знал, что теперь будет.

— Вот этого я и боюсь. — Она вдруг сухо рассмеялась. Ее смех прозвучал как выстрел. — Я боюсь своих снов. Что, если я попаду туда, в свои сны? Значит, остается один из трех вариантов на выбор.

— Кто «он»? — спросил Питер.

— Один мой знакомый. — Лежа на боку, она рассматривала Питера сквозь ресницы.

Питер не сразу узнал этот взгляд. Не то чтобы на него редко так смотрели, но он никак не ожидал этого от Кэтрин. И все же он не мог ошибиться. Девушка казалась сейчас такой маленькой! Протянув руку, он нежно дотронулся до ее щеки, затем его пальцы скользнули ниже... Кэт схватила его за плечи, притянула к себе, и они вместе упали на землю.

Она лежала на спине с закрытыми глазами. Ее руки, расслабленно вытянутые вдоль тела, казались белыми, как снег на фоне бурых иголок. Питер, приподнявшись на локте, рассматривал ее лицо. Тревога по-прежнему таилась в опущенных уголках рта и тенях под глазами. Ее попытка хоть на время забыться не удалась.

Кэтрин не скрывала этого. Она не говорила «я люблю тебя», а стонала от физического наслаждения. Пусть так... он ни о чем не жалел.

— Хочешь сигарету? — спросил он.

Не открывая глаз, Кэт покачала головой:

— А ты угощайся.

Он нащупал сигареты в кармане ее рубашки, но не спешил убирать руку. Кэт улыбалась с закрытыми глазами. Потом она, должно быть, почувствовала, как изменились его прикосновения, открыла глаза, попыталась сесть, но, натолкнувшись на локоть Питера, упала обратно на спину.

— Мне больно. Что это... Куда ты смотришь?

Шрамы были почти незаметны, но они были.

Питер, рассеянно улыбнувшись, покачал головой. Чего-чего, а этого он не ожидал... Как мог Сэм упустить такое? Тем временем Кэт вывернулась из-под его локтя. Подняв голову, Питер увидел ее огромные глаза, ужас в которых читался легко, как печатная страница.

— Значит, это правда, — холодно произнес он. — И что произошло потом?

Он еле расслышал ответ, несмотря на мертвую тишину.

— Ей было восемь месяцев. Воспаление легких.

«Так вот что заставило Кэтрин обратиться к культу Маша Матер и поверить в воскрешение из мертвых», — подумал Питер.

 

Глава 9

Кэт выдала себя одним лишь словом. Она не только признала сам факт, но и то, что он для нее значил. Это была трещина в броне, ахиллесова пята, слабое место, через которое ее можно было атаковать. Но ей было все равно. Она снова легла на спину и закрыла глаза. Ее больше не заботило, придушит он ее сейчас или потом.

Питер тоже проговорился, но она и раньше догадывалась, кто он такой, хоть они были и не слишком похожи. Может быть, только формой головы и этими непокорными белокурыми волосами. А в остальном — курносый нос, маленький рот и круглое мальчишеское лицо Марка ничем не напоминали черты Питера. И все же, когда глаза у Питера становились узкими и губы сжимались от гнева, она видела перед собой Марка. Марка, который уже год как был мертв, но продолжал преследовать ее, и совсем не понарошку. Вот и сейчас он опять возник из черной глубины ее сознания, как делал это все дни и ночи, с тех пор как погиб.

Он всегда ходил задрав голову и глядел свысока. В ту лунную ночь он был словно один из падших ангелов из поэмы Мильтона «Потерянный рай». На его юном лице играла лукавая тонкая улыбка. Он был такой прямой и легкий, что казалось, сейчас полетит. Октябрь в прошлом году выдался холодным, но Марк не был бы Марком, если бы носил пальто. Ему хотелось, чтобы силы природы подчинялись его желаниям, а когда они отказывались, он их попросту не замечал.

Сначала Кэтрин пыталась взывать к его разуму, но Марк не хотел ее слушать. Он вообще не терпел серьезных разговоров. Потом она стала оскорблять — обидные слова отскакивали от его раздутого самомнения, как от стенки горох. Он мнил себя неотразимым. Впрочем, не без причин — ведь однажды она не устояла перед его шармом и оригинальностью. Он называл ее чаровницей, волшебницей, говорил, что она его околдовала, и это было так не похоже на банальные ухаживания. Однако его красноречие надоело Кэт быстрее, чем он сам. В ту ночь, под холодной луной, оно взбесило ее. Он испробовал все средства — угрозы, лесть, даже слезы. Когда запас его излюбленных приемов подошел к концу, ему ничего не оставалось, как применить силу. И вот, когда он стал надвигаться, у нее в руках очутилось ружье...

Кэтрин заставила себя открыть глаза. Питер стоял, повернувшись к ней спиной, и застегивал рубашку. Повязка валялась на траве.

— Твоя рука, — безразличным тоном произнесла она, — я и забыла, что у тебя болит рука.

— Я тоже забыл. — Питер повернулся с холодной, зловещей улыбкой на лице, напомнившей ей гримасы античных статуй. — Ты очень искусна. Это от практики или от природы?

Он с презрением и ненавистью рассматривал Кэтрин. Вспомнив, что она лежит голая, Кэт схватилась за одежду, чтобы прикрыться.

— Замолчи!

— Марк был большой любитель этого дела. Я уверен, он получал от тебя огромное удовольствие, пока не надоел тебе и ты его не выкинула. (Кэт одевалась. Она не смотрела на него, по не слышать не могла.) Наверное, для него это был страшный удар. Тебе нужен был не муж, не любовник, а просто самец, который сделал бы тебе ребенка. Ты относилась к нему как к здоровому породистому кобелю. Потому что это не было случайно, ведь правда? Я не поверю, что ты ничего не знаешь о контрацепции. Сейчас даже первоклассники умеют предохраняться. Единственное, чего я никак не возьму в толк: как у такой расчетливой, холодной суки, как ты, мог сохраниться нормальный человеческий инстинкт продолжения рода? Хотя инстинкт заложен в генах, тут уж ничего не поделаешь. Жалкая замена...

— Замолчи! — Кэт закрыла уши руками. Питер схватил ее за локти и заставил посмотреть себе в глаза.

— Что ты с ним сделала? Я знаю, он не мог застрелиться по неосторожности. Он умел обращаться с оружием. Он покончил с собой, верно? Отвечай! Это ты его довела? — Он тряс ее как куклу.

— Покончил с собой? — прошептала Кэтрин, недоуменно глядя на него из-под растрепавшихся волос. — Марк?

Она засмеялась. Ей было не смешно, но она не могла остановиться. Лицо Питера от тряски дрожало и множилось, у нее перед глазами плыл какой-то красный туман. Потом Кэт увидела, как Питер взмахнул рукой, и наступила темнота — прекрасная прохладная темнота, поглотившая и этот идиотский смех, и боль от пощечины, и все остальное. Она лежала в глубокой черной норе, где не было ничего. Будь Кэтрин умнее и осторожнее, сумела бы остаться там навсегда.

Голос Мартина выдернул ее из темноты. Как она его ненавидела! Ненавидела свою постель, знакомый запах и прикосновение свежего белья. Ее чувства яростно сопротивлялись возвращению. Она попыталась нырнуть обратно в нору. Ей это почти удалось... Но ненавистный голос не оставлял в покое:

— Кэт! Кэт! Ты слышишь меня? Не тряси головой! Очнись! Питер, это кома. Что вы с ней сделали? Она меня не слышит.

— Дайте мне. Отойдите. — Другой голос. Кэт его тоже ненавидела, только в сто раз сильнее. Он приносил несчастье. Он пронзил ее, точно молния. От него не укрыться. — Кэт, проснись. Это бесполезно. Не валяй дурака. Ответь мне, Кэт. — Теперь она почувствовала его руку у себя на плече. Он сел на кровать рядом с ней. Слезы ярости переполнили ее глаза и покатились из-под упрямо закрытых век, и Питер вздохнул со странным облегчением: — Она плачет.

Была ночь. Она удивилась, потому что голоса, что слышались возле нее, были те же. Ей казалось, они не переставали говорить.

— Она давно проснулась?

— Действие инъекции скоро прекратится. Если она опять потеряет сознание, вы знаете, что делать.

— Я ничего с ней не делал. Она сама очнулась.

— Да, она сильная, но у каждого есть свой предел.

— Мудрая мысль номер сорок два.

— Стюарт, у меня сегодня был тяжелый день.

— Извините. А вы, кажется, к ней неравнодушны, доктор?

— Я хотел на ней жениться.

Кэт лежала неподвижно, не открывая глаз. От этого, казалось, у нее обострились другие чувства. Она ясно ощущала настроение обоих мужчин.

— Я женат, — сказал Мартин, помолчав, — но это не значит, что мне запрещено мечтать.

— Что ж вы так слабо мечтали?

— Она любила другого.

— Я слышал. И что это был за человек?

— Он был похож на вас. Не очень, конечно. Но в тот день, когда вы пришли ко мне в офис, я подумал... Да и Кэт, наверное, тоже...

Кэт приоткрыла один глаз. Они стояли лицом друг к другу. Она видела их в профиль. Питер устало опирался на спинку кровати. На голове был полный ералаш, будто он не причесывался две недели, лицо осунулось. Пол тоже выглядел измученным. Бедный Пол. Наверное, целый день с ней возился.

— Я не спрашиваю, на кого он был похож. Я спрашиваю, что он был за человек, — недовольно напомнил Питер.

Мартин ответил не сразу. Его ответ прозвучал как удар хлыста:

— Подлый, спесивый эгоист.

— Хм... — Питер задумчиво потер подбородок. — Но он ведь умер. Он уже год как мертв. И вы по-прежнему мечтаете?

Своим холодным, насмешливым тоном Питер очень напоминал Марка. Кэтрин открыла оба глаза. Мужчины не заметили. Они зло пялились друг на друга, готовые заорать, как два кота, не поделившие кошку.

— Прекратите! — Кэт вскочила. — Пол, прекрати, хватит!

— Все в порядке, Кэт. — Он вмиг очутился рядом и стал укладывать ее обратно на подушки. — Тихо, успокойся. Ты же не хочешь, чтобы я сделал еще укол? — Его руки сильно давили ей на плечи. Она оказалась слабее, чем думала.

— Нет, — пробормотала Кэт, чувствуя себя под его напором тряпичной куклой или восковой, которую держат над огнем, и она тает, тает... — Нет, я не хочу... этого, — с усилием выдавила она, — я хочу... хочу... — Говорить было невероятно тяжело.

— Чего? Чего ты хочешь?

— Я... хочу... написать... завещание. Позови нотариуса.

Он ждал, что Кэтрин это скажет. Он очень хотел, чтобы она это сказала. Она сразу догадалась, потому что Мартин опустил руки, и ей стало легко и безразлично. Усевшись на кровать, Мартин обменялся взглядом с подошедшим Питером.

— Разве ты еще не написала завещание? — удивленно спросил доктор.

Кэт едва не разозлилась. Ему мало, что она согласилась, так нужно еще и поспорить!

— Пусть придет нотариус, — упрямо заявила она. — Завтра. Обещай, что он придет.

— Хорошо, хорошо, — согласился Мартин. — Обещаю. Я позвоню ему сегодня же. Ничего, вреда от этого не будет.

Последние слова адресовались Питеру, который смотрел и слушал с хмурым видом. Ей было все равно, о чем он думает и отчего хмурит брови. Кэтрин протяжно вздохнула. Главное, что Пол выполнит свое обещание. Он всегда выполнял.

После обеда пошел дождь. Когда Кэт с Тифани сели ужинать, капли дождя топтались по подоконнику, как тысячи маленьких ножек. Мартин еще не вернулся, Питера не было. Кэт не спросила о нем. За ужином они болтали о всяких пустяках, потом перешли в гостиную. Кэт села с книгой на диван, на колени к ней взгромоздился мурчащий Чешир. Из-за него ей неудобно было читать, приходилось растопыривать локти, держа книгу слишком быстро к глазам, чтобы не задевать кошачью спину. К тому же Чешир сегодня был отчего-то беспокоен, вертелся и никак не мог найти удобное положение, точно старый ревматик. В конце концов он запустил когти ей в бедро. Кэт, вскрикнув от боли, спихнула его на пол. Он стоял в центре комнаты, урчал и бил хвостом, затем прошествовал к открытой двери, заглянул туда и исчез.

Кэт наблюдала за ним со смешанным чувством удивления и досады. Его беспокойство передалось и ей. Она не могла теперь читать. Тифани сидела поперек кресла, болтая ногами. Ее личико сосредоточенно хмурилось, а руки производили быстрые манипуляции с бечевкой.

— Опять играешь в «веревочку»? Я раньше у тебя такой не видела.

— Черт! — Бечевка запуталась, и Тифани стала распутывать узел. — Это новая фигура, ужасно сложная. Я никак не могу запомнить, что за чем идет.

— Какая интересная расцветка, — сонно заметила. Кэтрин.

— Да просто кусок красного шпагата. Я нашла его на кухне в ящике стола. Наверное, от посылки. Миссис Шмидт пожалела выкинуть. Ты же знаешь, она над каждой мелочью трясется.

Кэт следила за ней, пока глаза не начали слипаться. Голова клонилась на грудь. В мелькании бечевки и белых пальцев Тифани она уже не могла отличить одно от другого.

— Мне пора спать, — сказала она наконец. — Слышишь, какой дождь? Похоже, погода испортилась навсегда.

— Ага! — воскликнула Тифани, разводя руки. Бечевка скользнула у нее между пальцами и превратилась в какой-то сложный узор, которого Кэт, как ни моргала, не могла хорошо рассмотреть. Ей показалось, что он похож на велосипедное колесо. — Дождь скоро перестанет, — торжествующим тоном объявила Тифани. — Я вызвала ветер, и к утру небо расчистится и выглянет солнце.

— Ты хочешь сказать, что слушала прогноз погоды? — Кэт по привычке собиралась сострить, но острота прозвучала необычно вяло.

— У тебя усталый вид, — участливо заметила Тифани. — Проводить наверх?

— Нет, спасибо, я сама. Спокойной ночи. Странно, но, поднявшись к себе в комнату, -Кэт почувствовала, что спать ей совершенно не хочется. Кости ломило от усталости, но когда она легла в постель и погасила лампу, сон как рукой сняло. — Наверное, виновата Тифани со своей дурацкой «веревочкой»: стоило Кэт сомкнуть веки, в черноте перед глазами начинали мелькать красные спицы колеса. Покрутившись с боку на бок некоторое время — совсем как Чешир, — Кэт сдалась. Зажгла ночник и взяла книгу.

Не успела она прочесть несколько страниц, как из коридора послышались шаги — осторожные легкие шаги, будто кто-то крался к ее двери на цыпочках. Кэт испугалась, но тут же вспомнила, что Мартин обещал прийти ее проведать, а он всегда выполнял свои обещания. Возможно, он думал, что Кэтрин спит, и хотел взглянуть на нее потихоньку, чтобы не разбудить. Дверная ручка повернулась, и Кэтрин поскорее изобразила приветливую улыбку, которая так и примерзла к ее губам, когда она увидела на пороге спальни Питера Стюарта. Он только что пришел с улицы. У него были мокрые волосы, и пальто на плечах потемнело от дождя. Заметив ее удивление, Питер приложил палец к губам и прошептал:

— Тс-с... я хочу с тобой поговорить.

— А я не хочу. Уходи!

И тут Питер, в один прыжок оказавшийся рядом, отвесил ей две хлесткие пощечины. Это произошло так молниеносно, что Кэт не успела ничего понять, только щеки будто обожгло огнем, и она изумленно захрипела, цепляясь за его рукав. Питер держал ее запястья и криво улыбался, что было особенно неприятно в сочетании с холодным взглядом его прозрачных голубых глаз.

— Ну вот, так-то лучше. Ты весь день ходила как в тумане. Что ты принимаешь? Какие-нибудь транквилизаторы?

— Я не знаю. Мартин сделал укол...

— Не разрешай ему больше делать тебе уколы, слышишь? Хватит с тебя лекарств. — Он отпустил ее руки и сел на краешек кровати. — Мы не закончили разговор.

— Я не собираюсь его заканчивать. Уходи. Забирай свои шмотки и уматывай.

— Я не уйду до тех пор, пока ты не ответишь на мои вопросы. — Он склонился над ней. — Что случилось с Марком?

Это имя было для нее как удар под дых. Боль пронзила даже сквозь пелену, окутавшую сознание, которая уже начала рассеиваться с приходом Питера.

— Нет, нет, все кончено. Я не хочу говорить о нем.

— Наоборот, все только начинается. — Питер снова протянул к ней руки, взял за плечи и медленно поднял с подушек. Их лица почти соприкасались. Ее коварное тело предало ее, безвольно повиснув в объятиях Питера, голова бессильно запрокинулась. Но укрыться от его испытующего взгляда ей не удалось.

— Я... я... сделала то, что он... сказал, — прошептала Кэт.

— Кто? — Его голубые глаза округлились. — Марк?

Она слабо повела головой:

— Я... сделала. Теперь он оставит меня в покое.

— Оставит тебя... — Питер выпустил ее, и Кэт шлепнулась на подушки. — Это не случайность, — сказал молодой человек как бы сам себе, — и не самоубийство. Это ты его убила.

Она ждала этих слов. Они давно сверлили ей мозги.

— Да. — Ее голос прозвучал неожиданно громко и уверенно. — Я убила его. Питер лишь побледнел и опустил глаза. Он не успел ничего сказать,

потому что дверь распахнулась и в комнату ворвался Мартин.

— Этого я и боялся! — воскликнул он. — Кэт, что он с тобой сделал?

— Ничего, — ответила Кэт. — Я просто ему рассказала. Про Марка.

— Боже ты мой! — простонал Мартин, поворачиваясь к Питеру. Тот по-прежнему глядел себе под ноги. Кэт еще раньше заметила, какие у него длинные, темные и густые ресницы. И теперь посмотрела на него так, что Мартин, проследив за ее взглядом, понял: она любит на них смотреть. С каменным лицом он произнес: — Убирайтесь, Стюарт. Если вы опять попытаетесь к ней приблизиться, я позову полицию.

Питер резко встал. Он не проронил ни слова, но одного его взгляда было достаточно, чтобы доктор отшатнулся к двери и громко позвал:

— Уилл!

Уилл Шмидт возник в дверном проеме. Питер посмотрел на него, потом на Мартина и пожал плечами.

— Что ж, дело хозяйское, — произнес Стюарт безразличным тоном и направился к двери.

Уилл посторонился, чтобы пропустить его. Питер вышел молча, не оглядываясь.

— Проследите, чтобы он покинул дом, — приказал Мартин.

Закрыв дверь, он подошел к Кэтрин и взял ее за руки:

— Бедная моя девочка, что же ты натворила?

Когда Кэт спустилась к завтраку, Тифани посмотрела на нее с любопытством и сказала:

— Звонил мистер Уоттс. Он сказал, что будет у нас в десять часов. Но если это слишком рано, я перезвоню ему и...

— Нет-нет, — возразила Кэтрин. — Пусть приезжает в десять. — Она нежно потрепала Тифани по щеке, и лицо девушки расцвело от нежданной ласки.

В десять часов явился мистер Уоттс, и Кэтрин Мор подписала завещание. Свидетелями выступили двое клерков. Правила приличия требовали предложить им кофе, и, когда они согласились, Кэт едва удалось скрыть досаду. К счастью, у нотариуса было много дел, и через час посетители ушли. Проводив их, Кэтрин вышла прогуляться. Она пошла вдоль южного крыла дома, подбирая обломанные сучья: ночью, должно быть, прошелся настоящий ураган. Холодный воздух подействовал освежающе, развеял остатки тумана в голове.

Дождавшись, пока Тифани уйдет стрелять из лука, Кэт поднялась с шезлонга, где обещала вздремнуть, и подошла к окну. Она увидела, как машина выехала из ворот1 и резко свернула вправо. Кэтрин взяла туфли, куртку, повязала голову шарфом и тихо вышла из комнаты.

Чтобы добраться до леса, ей пришлось пересечь кукурузное поле мистера Гольдберга. Вдоль кромки поля Гольдберг обычно сажал тыквы. В честь Хэллоуина некоторые из тыкв были срезаны со стеблей и исполосованы ножами. Повсюду валялись тыквенные внутренности. Похоже, дети Гольдберга приходили сюда и мастерили «головы», вырезая на них глаза, нос и рот. Ночью они поставят внутрь полой тыквы зажженную свечку, наденут маскарадные костюмы и станут веселиться при свете этих фонарей, а потом пойдут с ними по улицам.

Кэтрин шла по просеке, когда сзади раздался конский топот. Ей не хотелось встречаться с людьми, и она быстро шмыгнула в ближайшие кусты. И тут показались они. Стоило Кэтрин увидеть лошадь и всадника, как она бросилась напролом через чащу. В спешке она побежала прямо туда, где между двумя соснами стеной росла жимолость. Продираться сквозь нее не имело смысла, а обходить — не было времени. Смирившись со своей участью, Кэт повернулась и стала ждать, что будет дальше.

Теперь она видела, что Питер отличный наездник. Кэт и раньше подозревала, что он все подстроил тогда с Султаном, и теперь сомнений не осталось. Спешившись, Питер направился к ней. Он был одет небрежнее, чем всегда, — помятые черные брюки и черный свитер, отчего лицо его казалось бледнее обычного, кожа туго натянулась на скулах, глаза запали.

— Я хотел видеть тебя сегодня утром, но тебя слишком хорошо охраняют.

— Разумеется. Ты забыл, что я тебе вчера говорила?

— Я не о том. Меня интересует только сегодняшнее утро. Ты подписала завещание?

Кэт открыла рот, не понимая, чему более удивляться — его равнодушию или его осведомленности.

— Откуда ты знаешь о завещании?

— Не важно. Ты подписала его?

— Да.

— Проклятие! — Он взъерошил волосы.

— Тебя это не касается.

Кэт попробовала проскочить мимо него, но он схватил ее сзади за руки.

— Я не собираюсь с тобой драться, — устало пробормотала она. — Не собираюсь спорить и разговаривать. Так что можешь меня отпустить.

Его пальцы только крепче сжали ей запястья.

— Я не спал всю ночь. Я думал... Но если я скажу тебе сейчас, ты не поверишь... Ты сама должна мне рассказать, кто тебя шантажирует. Кто знает про Марка?

Шоковая терапия была необходима для того, чтобы пробить толщу ее апатии.

— Тимми, — шепнула она, и ее глаза округлились от ужаса.

— Снова этот Тимми! Черт бы его побрал! Ты, конечно, не имеешь понятия, кто за ним стоит? Наверное... Хотя пет... Твои слуги. Они достались тебе от Стивена?

— Да! Будь ты проклят! — Она забыла о правилах приличия, о своем обещании и стала яростно выкручивать руки, пытаясь освободиться. — Чего тебе от меня надо?

— Полегче! Когда я слышу, как ругаются женщины, я становлюсь нервным. Он грубо дернул ее на себя, и Кэтрин, попятившись, угодила головой ему

в подбородок. Послышался скрежет зубов. Кэт оцепенела. Питер вдруг поцеловал ее в шею — с такой страстью, что ее голова запрокинулась. Он припал губами к ее губам. Вскоре Кэтрин забыла о неудобстве и стала все смелее отвечать на поцелуи.

Неожиданно Питер выпустил ее. Потеряв равновесие, Кэт, чтобы не упасть, схватилась за ветку жимолости. Колючки впились ей в ладонь, но она не чувствовала боли. Из зарослей донесся шорох. Питер резко повернулся на звук, сжимая кулаки. Шорох не повторялся. Он тяжело вздохнул и опустил руки.

— Мне страшно хочется схватить тебя и увезти отсюда на Султане.

По грустному тону Кэтрин поняла, что он не шутит. Она попыталась что-то сказать, но слова застревали в горле. Кэт яростно замотала головой.

— Но это невозможно, — согласился Питер. — Ты ведь будешь визжать как резаная.

Прочистив горло, Кэт заметила:

— Да и лошади у тебя нет.

Питер обернулся и увидел, что Султан уже далеко. Обозвав себя идиотом, он рванул вслед за ним.

— Я скоро вернусь! Смотри не наделай без меня глупостей!

Кэт побежала. Она бежала так быстро, как не бегала никогда в жизни. Она бежала, пока боль в ногах и правом боку не вынудила ее пойти шагом. От того, что преследовало ее, не так просто было отделаться, и ей это не удалось. У кромки леса Кэт рухнула на кучу листьев и закрыла глаза. Ветер сердито гудел, раскачивая деревья. В голове у Кэтрин все перемешалось, как в кипящем котле. Не успевала она ухватиться за одну мысль, как вместо нее выныривала другая. Но когда сердцебиение и одышка прошли и мысли потекли ровнее, она не узнала их. Они были словно чужие.

Она пролежала довольно долго. Когда же, наконец, села и открыла глаза, был вечер: солнце клонилось к закату и тени удлинились. Из сумятицы чувств и ощущений выделилось одно большое, ясное чувство и заслонило собою все остальные. Удивительно, как она сразу не разобрала, что это такое.

Потом Кэтрин услышала голос Тифани. Должно быть, она кричала уже долго, потому как успела охрипнуть. Подняв голову, Кэтрин увидела ее, стоявшую возле стены с встревоженным видом. Дольше скрываться было нельзя. Они беспокоились за нее. Кэт с трудом поднялась и взмахнула рукой. Тифани бросилась к ней со всех ног.

— Кэт! Как ты нас напугала... Что случилось?

— Ничего. Я просто гуляла.

— Да?.. Ты видела его?

— Питера? Откуда ты знаешь?

Кэт произнесла это таким тоном, что Тифани невольно отшатнулась.

— Ну... генерал Вольц позвонил, предупредил, что Питер взял Султана, на тот случай, если я собираюсь покататься.

— А... понятно... — Кэт пошла к дому.

— Что он сказал? — Кто?

— Питер, конечно. Кэт, что с тобой? Ты как будто пьяная.

— Это, наверное, пилюли Мартина. — Она остановилась и взглянула Тифани прямо в глаза. — Знаешь, я подумала... Почему бы нам не отправиться в путешествие? Мы давно уже нигде не были. На две-три недели.

— В путешествие? — равнодушно переспросила Тифани.

— Да. Завтра. Сходим в турагентство, возьмем проспекты. Может быть, даже в Европу.

— Ну, если завтра... — просияла Тифани, и это вызвало у Кэт облегчение, похожее на обморок. Все оказалось куда легче, чем она предполагала. — Это отличная идея, Кэт!

Звуки сначала были слабыми и далекими, но они быстро приближались и усиливались, пока не превратились в громкие ритмичные удары, точно кто-то рядом бил в барабан. Тифани, которая первой догадалась, что это такое, резко обернулась к лесу. В ту же секунду оттуда вылетел Султан — с пустым седлом на спине и висящими поводьями.

Увидев людей на тропинке, конь шарахнулся в сторону. Тифани бросилась за ним, громко крича. Султан вдруг остановился на всем скаку и понурил голову. Кэт медленно подошла. Она была плохой наездницей даже в своей самой лучшей форме, и Султан наводил на нее ужас. Она не сразу сообразила, что означает пустое седло, — не раньше, чем увидела, как встревожена Тифани.

— Он упал! — вырвалось у нее.

— Наверное, — помедлив, произнесла Тифани.

— Или не поймал Султана. — Кэт ухватилась за эту мысль, как утопающий за соломинку. — Когда мы расстались, Султан убежал... Но это было... давно...

— Когда?

— Я не знаю. Не помню точно.

— Кэт, о чем ты говоришь? Взгляни на Султана.

Она и сама уже заметила, но боялась признаться себе в том, что вид Султана вызывает жалость. Всегда злой и своенравный, жеребец был до смерти чем-то напуган и даже потемнел от пота. Мелко дрожа, он тыкался мордой в ладонь Тифани, будто искал защиты.

Кэт почувствовала ужасную слабость в ногах и схватилась за седло, чтобы не упасть. Ее пальцы нащупали что-то липкое и теплое. Инстинктивно отдернув руку, она посмотрела на свою ладонь — там была большая красная клякса. Слова Тифани доносились до нее как жужжание мухи, бьющейся о стекло. В ушах звенело, в голове гулко, будто в пустой комнате, раздавалось: "... лежишь в лесу, любовь моя... и дождь, и снег, и ветер... "

Кое-как Кэтрин взобралась в седло. Стремена болтались где-то под лошадиным брюхом. С проклятием оттолкнув Тифани, Кэт вцепилась в лохматую гриву и ударила Султана каблуками.

Раньше она и представить себе не могла, что когда-нибудь осмелится сесть на него. Но ничего другого не оставалось, и Кэт словно забыла, что Султан — огромный необузданный зверь. Он стал просто средством передвижения, вроде автомобиля, и ее уверенность в этом подчиняла строптивое животное.

У поворота на тропинку Султан встал как вкопанный, и Кэтрин едва не полетела кувырком. Трава в стороне от утрамбованной просеки была примята и выворочена, а там, где она не росла, на влажной земле ясно виднелись отпечатки конских копыт. Султан не хотел возвращаться на поляну. Заставить его свернуть с просеки стоило Кэтрин огромного труда, а ее силы и, так были на исходе — из-за страха того, что ждало ее там. Она знала, что. Достигнув опушки, Султан уперся намертво всеми четырьмя копытами.

Поляну покрывал разноцветный ковер из листьев. Но и листвы, которая еще не облетела, хватало для того, чтобы отбрасывать на землю густую тень. В синей сумеречной дымке Кэтрин увидела человека, лежавшего ничком. Его фигура казалась плоской, словно вырезанной из черного картона. Тонкий луч заходящего солнца, пробившийся сквозь листву, золотил белокурые волосы, задевая оперение стрелы, которая торчала у него между лопаток, как маленький черно-красный флажок.

 

Глава 10

Деревья ли перевернулись, или Кэт свалилась с седла вниз головой, но она была на земле и стояла на четвереньках. Не имея сил подняться, она проползла те несколько футов, что отделяли ее от Питера. Потом целую долгую минуту сидела возле него, положив руки на колени, и тупо смотрела на оперенный конец стрелы, который едва заметно вздрагивал от ветра. Лишь через минуту она догадалась, что вовсе не ветер вызывает эти слабые толчки, а его собственное дыхание. Когда Кэт протянула дрожащую руку и дотронулась до его головы, толчки усилились.

— Не шевелись, — произнесла она невероятно твердым, будто чужим, голосом. — Ты ранен. У тебя стрела в спине.

Он не отвечал. Она прислушивалась к его редкому затрудненному дыханию. Наконец он выдавил:

— Что... что... ты говоришь?

— Стрела. В тебя попала стрела.

— А... — Он слегка повернул голову, и она увидела его полузакрытый глаз с дрожащим веком. — Стрела?.. — переспросил он, будто удивляясь. — Твоя стрела?

— Да, одна из моих. Но не я в тебя стреляла. Ты, может быть, мне не поверишь...

— Как ты меня нашла?

— Султан прибежал один, на седле была кровь.

— Прямо как в песне.

Тишина, которая настала вслед за этими словами, длилась бесконечно. Кэтрин, охваченная новым приступом ужаса, склонилась над Питером и увидела, что его глаз широко открыт и веко не дрожит.

— Вытащи ее.

— Питер, я не могу. Нужен врач. Я позову Пола...

Питер приподнялся на локте.

— Кто-то — если не ты — покушался на мою жизнь, так? Я не хочу дожидаться, пока убийца придет меня проведать. — Теперь он смотрел на нее прищурясь. Знакомая презрительная улыбка кривила его губы. — Что, струсила?

Кэт глубоко вздохнула:

— Ну, держись. Ты сам этого хотел. — И она схватила стрелу у наконечника.

Стрела вошла не так глубоко, как боялась Кэт, но глубже, чем подозревал Питер. Пока Кэт вытаскивала стрелу, раненый корчился от боли, вжимаясь лицом в землю, чтобы не стонать. Закончив, она приложила к ране свой скомканный носовой платок и бросила свою добычу на траву возле его головы.

— Боевая стрела, — промычал он, увидев наконечник.

— У меня таких нет.

— Я знаю. Давай скорее убираться отсюда.

Они справились, хоть им пришлось повозиться. К тому времени, когда Питер сидел в седле, держась обеими руками за луку и опасно качаясь, сзади па его свитере расползалось большое мокрое пятно. Кэтрин взяла поводья, и они тронулись.

— Питер, что ты делал на поляне?

Она сумела разобрать лишь слово «потом» и невнятное ругательство в адрес ветки, хлестнувшей его по лицу. Когда они выбрались на просеку, стало легче. Кэтрин вновь удивилась необычной тишине. Казалось, деревья замерли и чего-то ждут. Только скрип седла и ритмичный стук копыт нарушали безмолвие леса. Она обернулась, чтобы посмотреть, как там Питер. Он сидел, уронив голову на шею Султана. Кэтрин бросила поводья, и Султан остановился.

— Что такое? — спросил Питер, моргая глазами.

— Я лучше пойду рядом. — Она шлепнула Султана по боку. — Но, пошел!

— Подожди. Куда мы идем?

— Домой, куда же еще?

— Нет, стой. Нам надо поговорить... немедленно... ты не знаешь...

— Я знаю, что тебя пытались убить. Из твоих вопросов я поняла, что ты успел сунуть нос во все мои дела. И я предполагаю, что тот, кто покушался на твою жизнь, и тот, кто меня шантажирует, — одно и то же лицо. Ты считаешь, что здесь не обошлось без Шмидтов. Вполне возможно. Но есть много вещей, которых я не понимаю. Я не знаю, зачем шантажисту понадобилось сводить меня с ума, — ведь сумасшедшие не имеют права подписывать чеки. И я не понимаю, почему ты... ты...

Питер странным образом перестал падать на шею Султану, в его глазах промелькнул интерес. Однако последний недосказанный вопрос Кэтрин он оставил без ответа.

— До чего приятно разговаривать с человеком, не обделенным логикой, — пробормотал он, — все-то у тебя сходится. Но самое главное ты упустила. Вряд ли я смогу это тебе объяснить. Да я и сам не очень верю. Ты помнишь, какое сегодня число?

— Тридцать первое октября. А что? Питер театрально закатил глаза:

— Тридцать первое октября! Вспомни, Кэт! Вспомни, какой это день! Обыкновенные головорезы не убивают людей из лука. На поляне.

Кэт, в лесу, возле черного камня, возле ручья... Ага, вижу, тебе это тоже приходило в голову.

Они немного поиграли в гляделки. Кэт проиграла — даром что глаза были черные.

— Нет, — сказала она, — это невозможно. Почувствовав ее волнение, Султан ударил копытом и захрапел. Питер вскрикнул и схватился за плечо.

— Быстрее, — простонал он сквозь зубы, — скоро ночь, мы должны успеть до захода солнца.

Солнце село раньше, чем они вышли из леса. На западе полыхал закат, редкие пурпурные и черные облачка тащились через его зарево с севера на юг, как заблудшие овцы. В синих сумерках путники приближались к дому. Дом был темен, тих и казался безлюдным. Питер едва мог двигаться. Кэт втащила его в холл и только тогда перевела дух. Она не хотела возвращаться сюда, но больше идти было некуда. Не просить же помощи у Вольца! К счастью, слуг дома не оказалось. По крайней мере, Шмидты не показались, когда она вошла, — значит, не слышали.

Но они наверняка ее искали и могли появиться в любую секунду. Что, если они придут сюда и найдут их вдвоем с беспомощным Питером? А он почти терял сознание. У Кэт больше не было сил тащить раненого, во всяком случае на второй этаж. Она в нерешительности остановилась посреди сумрачного холла.

Может, пробраться на задний двор, где стоит машина? Нет, если Шмидты в кухне, то могут услышать шум двигателя. Есть иной способ позвать на помощь. Она доплелась с Питером до гостиной и уронила его на диван. Он слабо пошевелился и застонал. Кэт, потирая затекшие плечи, на цыпочках вернулась в холл, чтобы позвонить по телефону.

Мартин ответил сразу, будто ждал ее звонка. Он не удивился, не стал задавать вопросов, лишь дал несколько кратких указаний и обещал приехать немедленно. К счастью, таблетки хранились в аптечке в ванной на первом этаже. Мартин прописал их Кэтрин от головной боли, но она так к ним и не притронулась — из-за страха перед лекарствами.

Взяв еще кое-что, Кэт поспешила в гостиную. Когда она вошла, Питер пытался сесть на диване. Она хотела уложить его, но он не позволил.

— Нет, спать нельзя... — бормотал он, — Кэт, нам надо поговорить... у меня так кружится голова...

— Вот, выпей. — Она дала ему три таблетки и стакан воды.

— Что?..

— Это болеутоляющее. Как аспирин, только сильнее.

Питер был слишком слаб для споров. Он проглотил таблетки, но от воды отказался.

— Бренди есть?

— Может, не надо, Питер?..

— Дай бренди.

Она налила ему немного. Он выпил одним глотком и сел, спрятав лицо в ладонях.

— Ух! Сразу стало лучше. Боюсь, мне нужно сменить повязку. Только быстро. Мы поговорим, пока ты будешь меня перевязывать.

— Старайся не орать, — попросила Кэт, когда он лег на живот, — я не хочу, чтобы кто-нибудь услышал, что мы тут.

— Я не могу орать, я слишком устал. Значит, ты думаешь, Шмидты замешаны?

— Я не знаю. Мне все кажутся подозрительными.

— Да, но это самое разумное в нашей ситуации. Слушай, у меня есть идея... Ой! Что это? Карболка?

— Нет, перекись водорода.

Он надолго замолчал.

— Ужасно хочется спать. Так о чем мы говорили?

— Я тебе говорила не пить бренди. Не шевелись.

Ее руки дрожали. В комнате было темно и холодно, но Кэт не осмеливалась зажечь свет. Она напрягала слух, надеясь уловить знакомое натужное тарахтение мотора. Из-за плотно закрытых окон не доносилось пи звука. В любом случае парадная дверь была открыта, и Мартин мог войти сам. Питер лежал так тихо, что Кэт испугалась, как бы он от боли не потерял сознания. В комнате стало совсем темно. Питера — знобило. В гостиной нечем было его укрыть, и Кэт решила принести одеяло из спальни.

— Питер, Питер, ты слышишь меня?

В ответ раздалось лишь невнятное мычание.

— Питер! Я схожу наверх за одеялом. Он вдруг сел и вытаращился на нее.

— Нет. Ты никуда не пойдешь. Мы уходим. Зря мы сюда пришли... Я только сейчас понял... Здесь они нас найдут... Уже темно, и они скоро начнут нас искать... Они знают, что мы прячемся здесь. А в полночь...

Он снова забормотал. Кэт тревожно вглядывалась в бледный овал его лица.

— Питер, ложись. Ты болен. Ты сам не понимаешь, что говоришь.

— Мы должны выбраться отсюда, — упрямо твердил он. — Если они узнают, что мы здесь... Пошли — через окно, вокруг дома и в машину.

— Ладно, Питер, хорошо. Пол сейчас приедет. Я ему уже позвонила, и он сказал...

Его пальцы больно вцепились ей в плечи.

— Что? Что ты сделала? ? ?

— Я позвонила Мартину, конечно. А что?

Он вдруг убрал руки, и она от неожиданности едва не завалилась на диван рядом с ним. Питер сидел, уперев локти в колени и схватившись за голову.

— Боже ты мой, я должен что-нибудь придумать... у меня что-то с головой. Может, еще не поздно... окно...

— Питер, не надо...

— Это твое проклятое упрямство! И доверчивость... сама же говорила... — Он поднялся на ноги и стоял, покачиваясь как пьяный. — Беги, не жди меня... может, ты еще успеешь.

— Боюсь, уже поздно, — произнес с сожалением Мартин.

Ослепительная вспышка люстры застала их в объятиях друг друга. Неизвестно, кто кого поддерживал, но инстинкт заставил Кэт броситься к Питеру, потому что его близость добавляла ей уверенности. Щурясь от света, она увидела стоявшего в дверях Мартина. Он ласково улыбался.

— Ах, какая трогательная сцена! Мне и вправду очень вас жаль, голубчики.

— Пощадите ее, — забормотал Питер, — она согласна...

— Нет, все кончено. Слишком поздно. Если бы она раньше согласилась выйти за меня... Но я слышал, как она сюсюкает с тобой. Это конец.

— Но это не вы предложили... у меня путаются мысли...

— Вижу, ты принял лекарство. Хороший мальчик. Но ты ведь и раньше меня подозревал, не так ли? Я стоял тут и подслушивал вашу милую беседу. Интересно, как ты догадался? Кажется, проколов у меня не было. Я вел себя как верный друг и безотказный доктор.

— Завещание...

— Э-э... значит, только вчера? Что ж, отрадно слышать. Но не думаю, чтобы кто-нибудь еще обратил внимание. Даже нотариус не нашел к чему придраться. Ничего странного в том, что Кэт оставляет все деньги своей единственной родственнице.

— Но ее смерть... вы не сможете так просто объяснить...

— Ты не знаешь, что мы придумали. Но скоро узнаешь. Идем!

Теперь, когда шок, вызванный появлением Мартина, прошел, Кэт отчаянно пыталась соображать. Шмидты и Мартин сообщники. Иначе доктор не вел бы себя так нагло. Но тогда почему он не позвал их? И сам пришел без оружия. Он был уверен, что легко справится с женщиной и полумертвым мужчиной, — из-за лекарств, конечно. Ах, если бы не эти таблетки! Питер совсем обмяк, его голова камнем упала ей на плечо. Это было слишком для ее подгибающихся коленей.

— Ты убил его! Что это за лекарство?

— Нет-нет, он не умер. Он уснул. Так будет гораздо лучше, спокойнее. Мартин приближался не торопясь. Ноги больше не держали Кэт, и она

вместе с Питером рухнула на пол, продолжая настырно за него цепляться. Но когда они упали, его локоть больно ударил ей в ребра, и Кэт невольно отпрянула.

— Он умер, умер! Ты убил его!

Мартин опустился рядом, чтобы осмотреть свою жертву, и в этот момент Питер ударил его ногами. Из-за наркотика, туманившего мозги, он двигался слишком медленно — доктор успел заметить опасность и отклониться, отчего удар пришелся в плечо, а не в голову. И все же этого хватило, чтобы Мартин растянулся на полу. Тем временем Питер медленно вставал. Кэт бросилась к нему, но он, казалось, был совсем не рад и грубо оттолкнул ее. Ноги против воли понесли ее к балкону. Когда ее пальцы врезались в балконную дверь, створки с жалобным дребезжанием распахнулись, и Кэтрин вылетела из комнаты.

Это был не декоративный, как другие, а длинный широкий каменный балкон. После удара о балюстраду у Кэт надолго перехватило дыхание. Вцепившись в перила обеими руками, она оглянулась. Ярко освещенная комната в дверном проеме выглядела как декорация пьесы. Питер снова обессиленный лежал на полу — и на этот раз не притворялся, — все силы ушли на то, чтобы дать ей шанс. И не только ей. Его собственная жизнь зависела теперь от Кэтрин. Если ее поймают, им обоим конец.

Разум приказывал бежать, но она не могла двинуться с места. Не могла скрыться и оставить его одного. Глупо, нелогично, но на мгновение чувство возобладало над разумом, и Кэтрин стояла, примерзнув к балюстраде, и смотрела на Питера. Когда рядом с ним возник Мартин, у Кэт от страха сдавило горло, и она ринулась через перила.

Она исцарапала лицо, руки и вдобавок подвернула лодыжку. Но останавливаться не имела права. В тот момент, когда Мартин появился на балконе, Кэт под прикрытием деревьев уже успела добраться до угла. Он посмотрел по сторонам и вернулся в комнату.

Кэтрин догадывалась, где доктор станет ловить ее, — выйдет через парадное и пойдет прямиком к калитке. Она же рассчитывала взять машину в гараже с другой стороны дома.

Однако возле гаража ее ожидал неприятный сюрприз. Из кустов она увидела Уилла Шмидта. Тот возился в двигателе ее автомобиля. «Проклятие, — думала она, скрипя зубами, — они и это предусмотрели». Затем Шмидт выпрямился, аккуратно закрыл капот и пошел к сообщнику, который ждал его у парадного. Кэт поняла, что затея с машиной провалилась. Если бы она не увидела, что он сделал, потеряла бы немало драгоценного времени, пытаясь завести мертвый мотор.

Оставалась конюшня Вольца, до которой нужно было добираться лесом. Ей было недосуг привязать Султана, и он, конечно, давным-давно ускакал домой. Он был не дурак, чтобы болтаться здесь, когда дома его ждали кров и ужин. Вольц, скорее всего, один из них. В любом случае он страшный человек. Она бы ни за что не осмелилась просить его о помощи. Тимми, наверное, по привычке лег спать вместе с курами...

Тимми... Стиснув зубы, Кэт прибавила скорости. Тимми всегда был ей противен, даже до последних событий, к которым он странным образом имел отношение. Но сейчас она готова была встретить Тимми или кого-нибудь вроде него. Хотя нелишне подготовиться к встрече. Боль в груди заставила Кэтрин перейти на шаг. Она извлекла пользу из этой вынужденной проволочки, подобрав на краю просеки сучковатую палку и небольшой, но тяжелый камень. Если Тимми вздумает помешать, ему не поздоровится.

А что, если взять у Вольна не лошадь, а машину? Нет. Наверняка Хилари носит ключи в кармане, а не оставляет их в зажигании. Сам Хилари сидит сейчас в своей комнате, а если и нет, то помощи от него не дождешься. Кроме того, машина производит слишком много шума.

Лодыжка давала о себе знать. Споткнувшись о торчащий из земли корень, Кэт упала и сильно ударилась головой. Когда она поднялась, перед глазами заплясали фиолетовые и красные круги. Но эти круги были полной ерундой по сравнению с теми картинами, что рисовало ей воображение. Она представляла себе, как они сейчас, должно быть, измываются над Питером.

На опушке леса-Кэт остановилась, ощупывая шишку на лбу и бешено моргая, чтобы прояснилось в глазах. Но от увиденного ей не полегчало. Мощеный двор перед конюшней был забит автомобилями, сверкающими при луне не хуже, чем на солнце, а на первом этаже горели все окна. Кто бы мог подумать — у Вольца вечеринка!

Кэт в отчаянии кусала губы. Как же украсть лошадь, когда дом полон гостей и во дворе торчат их шоферы? Но может быть, среди гостей найдется кто-нибудь, кто согласится помочь?

Машины во дворе представляли собой необычное сборище. Кэт сразу узнала фантастический кабриолет на электрическом ходу, принадлежавший мисс Девайс. Этот автомобиль был одной из местных достопримечательностей. Мисс Девайс всегда лично восседала за рулем на высоком сиденье с прямой спинкой, как египетская мумия. Однако обращаться к ней не имело смысла — она, конечно, станет ужасаться и ломать руки, вместо того чтобы ехать спасать Питера.

Да, у мисс Девайс не было шофера, но вот у остальных... Марлен Соломон тоже сама водила свой белый «кадиллак», который стоял под углом к «роллс-ройсу» сенатора. Припарковать машину для Марлен всегда было проблемой. Сенатора возил шофер. Где же он? Ветер ледяными пальцами щекотал ей спину, подсказывая ответ: слишком холодно, чтобы слоняться возле машин. Водители наверняка сидят на кухне или в комнате Хилари. Нет, Хилари, наверное, сегодня за официанта. Как бы то ни было, он в доме.

У Кэт появилась слабая надежда, что не все еще пропало. Ей просто нужно быть осторожной. С автомобилем ничего не выйдет. Возможно, Марлен забыла ключи в машине — у нее есть такая привычка, благодаря чему она лишилась двух «кадиллаков», но ее автомобиль заблокирован другими.

Кэт сразу решила, что Султан ей не подойдет, — нет времени седлать его, а без седла он неуправляем. Она хотела взять Звездочку — самую смирную лошадь в конюшне Вольца. Недостатком этой кобылы было то, что обогнать ее не составляло труда для любого скакуна, особенно с опытным всадником на спине.

Кэт, дрожа нервной дрожью от макушки до кончиков пальцев, проверяла, нет ли в стойлах Тимми. Тимми нигде не было. Это принесло ей некоторое облегчение, но не стало большим сюрпризом.

Что-то мягко ткнулось ей в ногу. Кэтрин подскочила на месте. Но это оказалась всего лишь безымянная кошка, жившая в конюшне. Кэт наклонилась, чтобы ее погладить.

Когда кошка, задрав хвост, пошла по своим делам, Кэт принялась открывать стойло Звездочки. Кобыла, повернув голову, несколько удивленно всхрапнула. Кэт быстро зажала ей рот. В добрых карих глазах Звездочки не было ни испуга, ни беспокойства. Вряд ли ее могло что-либо испугать или обеспокоить. Поэтому Кэт ее и выбрала.

И вдруг тени зашевелились. Кэт резко обернулась. В дверях стоял Тимми. Черты его лица тонули в темноте, но худощавая фигура хорошо видна в освещенном луной дверном проеме. Кэт едва удержалась от крика. Появление Тимми было для нее вроде удара под дых. Но правой рукой Кэтрин сжимала палку, а в левом кармане лежал камень...

— Прочь с дороги, Тимми, — тихо произнесла Кэт, — иди в свою комнату. Тимми молча помотал головой. Его щуплое тело вовсе не загораживало

проход. По обеим сторонам от него были видны булыжники двора. Кэт подняла палку.

— Уходи. А не то я позову мистера Вольца.

Тимми задрал голову, и в первое мгновение ей показалось, что ее угроза напугала его. Потом она услышала, что он смеется, и страх сдавил ей горло. Кэт увидела, что они встали у него за спиной, словно персонажи ночного кошмара: волк на задних лапах в рост человека; старуха в длинном черном платье и накрахмаленном чепце, который скрывал ее лицо не хуже волчьей маски; вампир в черном плаще с мордой как застывшая лава, горевшая мертвенным зеленым светом; ведьма с метлой и длинными седыми волосами из-под колпака; еще одна ведьма, одетая как та девочка, которая приходила к ним на Хэллоуин много лет назад...

Это маскарад... Хэллоуин... Нет, она не сошла с ума. Это всего лишь маскарад. Вольц устроил костюмированную вечеринку в честь Хэллоуина. Теперь Кэт узнала. Она знала их всю свою жизнь. Ну конечно! Вот мисс Девайс, которая выступает в образе своей прапрабабки, миссис Адамс — ведьма с метлой. А Марлен Соломон светит пышными телесами сквозь грязную рваную рубашку. В волосах — бурые листья. Самый главный среди них — Вольц, в цилиндре, жабо и в туфлях с пряжками, какие носили местные палачи триста лет назад.

— Мы были уверены, что вы придете сюда, — улыбнулся он.

Все засмеялись. Она знала их давно, но никогда не видела такими... Ее сознание сделало последний безумный оборот, и Кэт стала считать, сама не зная зачем: пять, шесть, семь, восемь, девять... Девять и еще четверо, итого...

— Тринадцать, — вслух произнесла она, наконец.

Вольц, с удивительной легкостью угадав ход ее мыслей, кивнул круглой, как пушечное ядро, головой в знак окончательного согласия:

— Тринадцать. Все сходится, не правда ли, доктор Мор?

 

Глава 11

Ее связали по рукам и ногам, но не усыпили. Она догадывалась почему. В эту ночь все водители оставались дома. Но даже будь они здесь, ни Хилари, ни кто другой не пришли бы на помощь, сколько бы она ни звала. Под Хэллоуин бедные ниггеры не смели и носа высунуть на улицу, опасаясь за собственные жизни.

"Козлы! Идиоты! " — думала Кэт, пока Вольц грубо запихивал ее на заднее сиденье. Жители города — белые и цветные — боялись выйти из дому в эту ночь вовсе не из суеверного страха перед нечистой силой, а из страха перед городскими богачами, деньги и власть которых превратили их необычное хобби в инструмент террора.

Неужели она одна во всем городе оказалась такой дурой? Теперь Кэтрин понимала ужасный смысл многих событий, которые не удостоились ее внимания накануне. Но в то время она не поверила бы, даже если бы кто-то и предупредил ее. Даже сегодня днем она не поверила, когда Питер пытался втолковать ей. С ним трудно было не согласиться, но из-за дурацкого упрямства она предпочла списать его предположение на счет усталости и бреда. Питер говорил правду. И он знал, что Кэт не поверит. Ах, Питер... Кэтрин впилась зубами в кожаную обивку кресла, чтобы Вольц не услышал ее стона. Все кончено, она проиграла. Теперь их обоих ожидала ужасная смерть.

Как она и предполагала, они ехали к ее дому. Лихо проскочив распахнутые ворота, Вольц затормозил у крыльца, да так, что Кэт едва не свалилась с сиденья на пол.

Ее оставили в машине. Кэтрин пыталась собраться с мыслями. Она должна что-то придумать... Но Вольц вернулся очень быстро. Вместе с Мартином. Они несли Питера. Вольц бесцеремонно бросил свою часть ноши на землю и открыл заднюю дверцу.

— Неужели нельзя было его разбудить? — говорил он с раздражением. — Как мы потащим его через кусты?

— Кладите ногами вперед, — приказал Мартин. — Он скоро проснется. Я точно рас-считал дозу. Но я не хочу, чтобы он совсем очнулся. В прошлый раз я недооценил его выносливость и чуть не поплатился за это.

В пути оба хранили молчание. Машину трясло — они ехали в лес напрямик через поле, потом по просеке. Вольц крутил руль как на ралли. Голова Питера соскользнула с сиденья и ударилась об пол. Он что-то пробормотал. Кэт наклонилась, думая, что он очнулся. Да, Питер приходил в себя, но слишком медленно.

Машина резко остановилась. В свете фар Кэт увидела знакомый натюрморт: ядовитый плющ, словно красная змея обвивший ствол, и сломанная под необычным углом ветка. Открыв заднюю дверцу, Мартин носком ботинка ткнул пленника. В ответ раздалось проклятие.

— Что я говорил? — весело крикнул он Вольцу. — Он уже может перебирать ногами. Теперь нам будет легче тащить его!

— Нам? А кто потащит ее?

— Развяжите ей ноги.

— Вы просто болван, доктор! Она ведь сбежит!

Мартин смотрел на Кэтрин, задумчиво проводя языком по верхней губе. Она тоже смотрела. Если бы взгляды могли убивать, он бы давно упал замертво.

— А ты ведь, чего доброго, и вправду сбежишь, да? Короче, если ты нас покинешь, я немедленно перережу мистеру Стюарту горло. Поняла? — Он подождал немного и улыбнулся. — Вижу, что поняла.

Мучители поставили Питера па ноги, хотя он пытался протестовать, требуя, чтобы его положили обратно. Последняя угроза окончательно лишила Кэт способности к сопротивлению. Мартин приказал ей идти первой. Двое мужчин шли следом, поддерживая Питера, который, понятное дело, шагу не мог ступить без того, чтобы не споткнуться, за что Вольц беспрерывно осыпал его ругательствами.

Мартин приказал остановиться. Она покорно ждала, пока луч фонарика шарил по сторонам. Наконец доктору приглянулась высокая сосна как раз напротив камня. К ней приставили Питера. Стоило им убрать руки, как парень начал сползать на землю. Его глаза были закрыты, рот блаженно улыбался.

— Да ты не проспался еще, — заворчал Вольц и, дабы ускорить пробуждение, несколько раз сильно ударил Питера по лицу.

Оказалось, генерал слегка перестарался. Питер вперил в мучителя негодующий взгляд. Затем Вольц резко нагнулся и разогнулся, потому что Питер дернул его за уши и одновременно поднял колено. Хотя удар в подбородок был не слишком силен, Вольц потерял равновесие, нелепо попятился и наконец, взмахнув руками, шлепнулся навзничь, как бревно. Это произошло настолько быстро, что Кэт не успела сделать и двух шагов, а Питер сам уже лежал распростертый на земле — Мартин огрел его кулаком по затылку.

— Вставайте, идиот. Я что, должен сам все делать?

У Вольца было такое лицо, будто его окунули в гороховый суп. Он медленно приближался к Питеру. Кэт сжалась от страха.

— Не бейте его, — смилостивился Мартин. — Он нам нужен живым. Давайте привязывайте его. Сначала грудь, потом ноги. Да заходите сзади. А я-то думал, вы служили в армии. — Его голос был полон сарказма.

Вольц посмотрел на сообщника довольно кисло, но подчинился. Аккуратно привязав Питера к сосне, он отошел на шаг и со всей силы ударил его кулаком в лицо, Питер, который уже приходил в себя и начинал интересоваться происходящим, снова лишился сознания и бессильно уронил голову на грудь. Мартин схватил Кэт.

— Возьмите фонарь, — приказал он Вольцу, — а я займусь ею. Неужели вы не можете держать себя в руках, Гарри, хотя бы несколько часов?

— Он мне не нравится, — ответил Вольц, — надутый мерзавец. Ну ладно. Позже я с ним разделаюсь...

— Все зависит от решения Господина, вы же знаете.

При этих словах Вольц застыл, будто по команде «смирно», и оставался в таком положении несколько секунд, прежде чем взять у Мартина фонарь. Больше они не разговаривали. Мартин действовал, как всегда, быстро и уверенно. Дерево, к которому он привязывал Кэт, стояло по соседству от сосны, но достаточно далеко, чтобы она не могла коснуться Питера. Мартин делал свою работу равнодушно, словно перевязывал почтовую бандероль. Когда все было готово, он ушел, даже не оглянувшись. Вольц последовал за ним. Некоторое время Кэт могла видеть пятно от фонаря, которое металось в темноте, как гигантский светлячок. Потом он потух, и стало совсем темно.

Ветер гудел в вышине, на небе зажглись звезды. В кустах кто-то возился. Слыша этот треск и шорох, Кэт отчаянно пыталась ослабить путы. В сказки о волках и медведях, которые якобы водились в лесу, она не верила. Но ее мучила собственная беспомощность: неприятно было, что кто-то приближался к ней — пусть хоть кролик, а она не могла даже и пальцем пошевелить.

— Кэт, это ты? — раздался тихий голос, и она: вздрогнула.

— Я.

— Этого я и боялся. Где ты? Я тебя не вижу.

— Я тебя тоже не вижу. Ты у меня за спиной. Но как бы... как бы мне хотелось...

— Да какая разница? Разве это помогло бы нам? Послушай, я ничего не помню. Я, кажется, вытолкнул тебя на балкон, но ты не успела убежать?

— Успела, — с горечью призналась Кэт. Она рассказала, что произошло после того, как Mapтин оглушил его.

— У тебя все равно не было шансов, — рассудил Питер, выслушав, — тринадцать против одного... Их тринадцать?

— Девять у Вольца дома... и еще четверо.

Повисла тишина, нарушаемая жалобным скрипом веток, раскачиваемых ветром. Глаза стали привыкать к темноте, и Кэт уже различала деревья вокруг и массивные очертания камня на другом конце поляны. Она ждала, что скажет Питер, с таким нетерпением, будто его ответ мог что-то изменить.

— Я не думал, что ты знаешь про Тифани.

— Это я не знала, что ты знаешь! Я думала, ты не поверишь, если я скажу тебе...

— Почему? Ах да... Приятно сознавать, что хоть кого-то я обманул. Они все, наверное, смеялись надо мной. Особенно Тифани.

От этих его слов Кэт почувствовала непростительное, но по-человечески понятное удовлетворение. Однако вслух произнесла:

— Перед ней трудно устоять, она такая красавица.

— Нашла время выпрашивать комплименты. Будь я проклят, если стану дальше раздувать твое самомнение... Иногда я сам себе удивлялся, как мог не влюбиться в нее. Но поверишь ты или нет — я не влюбился. Потом, когда собрал некоторые факты, все встало на свои места, и я понял.

— А я до сих пор не понимаю. Хотя всегда знала — с ней что-то не так. Мы ведь живем вместе. Я замечала некоторые странности — слово, взгляд... вроде бы ничего особенного, но если бы ты знал Стивена, ты бы тоже с подозрением смотрел на ребенка, которого он воспитал.

— Да, конечно. Он всерьез свихнулся на своем хобби. И у Тифани есть все признаки принадлежности к культу. Взять хотя бы то, что в тринадцать лет она поменяла имя, а это как раз тот возраст, когда девочек обращают...

— А как тебе само имя?

— Я понял, что это неспроста, когда прочитал о нем. Да еще этот кружок фольклористов... Не кружок, а исполнительный комитет сатанинского ордена. Когда я думаю, как они водили меня за нос — с самого первого дня, — меня просто зло берет! А я сидел довольный, как жертвенный баран, и упивался своей смекалкой! Интересно, чем они занимались на этих сборищах?

Шершавая кора колола ей спину и затылок, но в общем положение было не такое неудобное, каким могло быть. Хотя Мартин привязал ее надежно, веревки не причиняли боли — когда она стояла смирно, конечно.

— Питер, я хотела сказать про Марка. Чтобы ты знал... Это произошло случайно, Питер. Я не хотела.

— Я знаю.

— Откуда?

— Потому что я знаю тебя. Хотя Макдональд снял бы с меня скальп за такие слова.

— Макдональд? Кто это?

— Мой редактор.

— Так ты журналист? Подожди... Журналист Стюарт... Я читала о тебе — несколько лет назад. Был какой-то суд... Говорили, что ты шпион.

— Так они обычно и говорят. Ну, на самом деле я был кем-то вроде того. По крайней мере, я состоял в заговоре и хотел помочь преступнику бежать из тюрьмы. К несчастью, меня тоже посадили. Побег провалился.

— Я помню. Я читала, что ваш лидер был приговорен к расстрелу.

— Да, я дружил с Яном еще в школе. Поэтому Макдональд и послал меня туда, когда мы получили информацию, что готовится восстание. Репортажи с места событий — все в таком роде. Я поехал. Я хотел отговорить Яна. Мы знали, что затея обречена, что русские не отпустят их, потому что тогда они потеряют всех своих союзников. Ян тоже это знал. Но к тому времени люди достигли той степени отчаяния, когда ничего больше не оставалось, как только выйти на улицы. Мы были почти спасены, но тут Яна ранило, и он не мог идти. Я еще счастливо отделался, потому что меня запросто могли поставить к стенке. Но иногда я жалел, что остался жив.

— Особенно когда получил известие о смерти Марка. — В голосе Кэт слышались слезы. — Или ты узнал об этом только на свободе?

— Нет, мне передали это письмо. Кое-что до меня доходило, особенно плохие новости. Хуже всего было то, что перед отъездом я получил от Марка отчаянное письмо, где он жаловался на какую-то стерву, которая разбила ему сердце и бросила его. Он мой сводный брат, поэтому у нас разные фамилии. Он младше, и я всегда чувствовал ответственность за все, что с ним происходило, особенно после смерти нашей матери, даже зная, какой он мерзавец. Марк вечно попадал в неприятные истории, и я должен был его выручать. С каждым разом это становилось все труднее. В конце концов, я устроил его курьером в посольство в Вашингтоне, подальше от себя. Я не знал, что еще можно сделать. Письмо было в его духе: жалобы, просьбы и проклятия в твой адрес. Но я не мог разорваться, а Яну было труднее, поэтому я и помчался на восток, а не на запад.

— И с тех пор ты винишь себя за это.

— У меня всегда было чувство вины перед Марком. Я думаю, это из-за матери. Она постоянно твердила: «Присматривай за Марком, он твой младший брат, ты же знаешь, какой он слабый и беззащитный, не позволяй никому обижать его»... Наша мать была красавица. Я лишь недавно стал задаваться мыслью, почему оба ее мужа не смогли с ней ужиться.

— Неудивительно, что ты не любишь женщин.

— Может, и так... Может, поэтому я так охотно поверил в то, что ты виновата в его смерти. Как это называется? Трансформация вины? Ненавижу этот дурацкий психиатрический жаргон. Сейчас все на нем говорят.

— Нет, ты прав. Я расскажу, как это случилось...

— Не надо. Не хочу ничего слышать. Это не имеет значения.

— Не имеет значения? Убийство? — На последнем слове она осеклась.

— Неужели ты будешь рассказывать об этом сейчас, когда нам осталось жить, может быть, до полуночи? — Питер начинал горячиться. — Для чего? Чтобы я простил тебя? Да если ты сейчас признаешься, что подожгла целый детский приют вместе с детьми, мне будет все равно. Господи, опять не то говорю! Ну как всегда!

— И об этом я хочу тебе рассказать. Девочка была такая славная, Питер. С самого первого дня у нее были синие глаза. Не мутно-голубые, как у всех новорожденных, а синие, как лазурь. И золотые волосы — как твои. И она так забавно ползала в кроватке. И уже начинала разговаривать. Нет, правда начинала. Она была очень смышленая, она...

Кэт не договорила. Питер не торопил ее, давая выплакаться. Потом сказал очень нежно:

— Ты можешь пошевелиться? Можешь вытянуть руки?

Кэт попробовала, потом еще раз, и у нее получилось сдвинуться немного под веревками в одну сторону. Рискуя свернуть шею, она пыталась рассмотреть соседнее дерево. Не только темнота и веревки мешали ей, но и слезы, скопившиеся за несколько месяцев. Краем глаза она уловила слабый отблеск — это его волосы мерцали при свете звезд. Еще одно отчаянное усилие — и кончики их пальцев соприкоснулись.

— Так лучше? — спросил Питер.

— Угу, — всхлипнула Кэт, — не знаю почему, но лучше.

— Почему ты не вышла за него замуж? Марк писал, что делал тебе предложение.

— После смерти Стивена.

— Когда тебе достались все его миллионы... понятно.

— Не только поэтому. Я вообще боялась выходить замуж.

— Почему?

Кэт снова громко всхлипнула. Ей отчаянно не хватало свободной руки и носового платка.

— Потому что мужчины не любят умных женщин, — выдавила она наконец. — И другие женщины тоже.

— А я — люблю, — заявил Питер.

— Ну ты-то конечно. — Кэт даже засмеялась, если ее хриплый и сдавленный всхлип можно было назвать смехом. — Ты особенный.

— Разумеется.

— Но ты и в самом деле такой. А вот Марк — нет. Он считал себя богом. — Кэт невесело хохотнула. — Однажды я застала их с Тифани. Я была уже беременна, и Марк успел поклясться мне в вечной любви. Во мне взыграла ревность, и я вышвырнула его из дома. Я хотела забыть его. Потом родилась моя девочка. Никто, кроме Тифани и Мартина, не знал об этом.

Я не сразу полюбила ее. Первое время я заботилась о ней из чувства долга. Нашла няню, поселила их на квартире в Балтиморе и навещала раз в неделю. Потом я начала скучать по ней, стала ездить чаще и оставаться подолгу. Я не могла без нее. Марк был невыносим. Он к тому времени вернулся в Вашингтон, но каждый уик-энд приезжал сюда, чтобы изводить меня просьбами. Останавливался он у Вольца. Марк знал о девочке, но не знал, где она. Я не говорила даже Тифани. Я была в отчаянии и почти сдалась. Я думала выйти за него замуж, чтобы хотя бы дать дочке фамилию, чтобы на ней не было клейма незаконнорожденной. Но тут она... заболела. У малышей это так быстро...

— И ты винила себя.

— Естественно. Глупо, конечно... Эта женщина... Лучшей няни нельзя было и желать. Она очень ее любила. Но я...

— Ты рассказала Марку?

— Не сразу. Я, кажется, была немного не в себе. Тифани и Мартин знали, они были со мной на... похоронах. Потом Марк настоял на встрече. Это было ночью. Он снова сделал мне предложение. Он говорил, чтобы я подумала о ребенке. Тогда я все ему рассказала. Я сорвалась и стала кричать. И он сказал — знаешь, что он сказал?

— Догадываюсь.

— Да, зная Марка, догадаться нетрудно. Представь себе, что я чувствовала в тот момент. Он говорил так, будто речь шла о покупке нового щенка. Мне захотелось убить его. И я его убила. У него в руках было ружье, и он размахивал им, угрожая застрелиться. Но я была уверена, что он врет, как всегда, что он не посмеет лишить этот мир своего бесценного присутствия. Когда он сказал... Я кинулась на него. Ружье выстрелило. Я бросилась бежать. Я сразу поняла, что я убила Марка, хотя мне сообщили только па следующий день. Мартин подобрал его в лесу, он же подписал свидетельство о смерти. Верный друг семьи... У тебя мокрые руки, Питер. И липкие... Питер...

— Генерал вяжет крепкие узлы, паршивец, — извиняюще пробормотал он, — Ты уверена, что он не служил па флоте? Кэт, киска, не стоит об этом плакать. Я очень тронут, но прибереги свою жалость на потом.

Кэт повернула голову. Шея и плечи сразу заныли, веревки впивались в тело, но, по крайней мере, так она могла видеть Питера.

— У тебя красивый голос, — сообщила она невпопад.

Услышав это, Питер вдруг фыркнул от смеха.

— Сэм оказался прав, как всегда.

— Сэм? Кто это?

— Один мой приятель. Частный детектив, которого я нанял, чтобы он покопался в твоей биографии. Однажды он прочитал мне лекцию о женских слабостях. Я чувствую себя последним мерзавцем, Кэт. Как бы мне хотелось иметь сейчас чистую совесть!

— Перестань. Моя собственная совесть тоже не слишком чиста.

— Интересно почему. Ты ни в чем не виновата. Марк — вот кто был прирожденный убийца. Если бы он не взял тогда ружье, ты бы исцарапала ему лицо, и он бы тебя убил, ты же знаешь. Ну а насчет ребенка... Ты ведь не настолько старомодна, чтобы испытывать чувство вины из-за этого? Следовательно...

— Нет-нет, я гораздо хуже тебя, хуже, хуже. Питер усмехнулся:

— Ладно, не будем спорить. Я в любом случае наказан. Когда я понял, что люблю тебя...

— Когда?

— Что?

— Когда ты понял?

— Самый глупый вопрос за сегодняшний вечер. Не хочется лишать тебя романтических иллюзий, но мне кажется, что процесс понимания начался вчера днем на этом самом месте.

— М-да, это уже слишком, — помолчав, ответила Кэт. — Извини, я не хотела. Я понимаю, как тебе тяжело, но...

— Знаешь, если бы я захотел, то заставил бы тебя визжать на весь лес. Но что толку? Здесь сейчас нет ни единой живой души, кроме наших милых друзей. Ты понимаешь, до какой степени они всех запугали? Ведь боятся не только суеверные негры. Когда надо — они угрожают физической расправой. Да что там угрозы! Они могут уничтожить человека и найти десяток свидетелей, которые поклянутся, что видели их в это время в другом месте. У доктора все под рукой — наркотики, яд, бланки, на которых он составляет свидетельства о смерти... А шантаж? Нехорошо получится, если члены конгресса узнают, что один из их коллег по ночам вызывает Сатану, правда?

— И не без успеха, — заметила Кэт. — Идол должен оживать и воплощаться в верховного жреца... Питер!

— Что? Идут?

— Нет, я просто вспомнила кое-что. Наверное, ты тогда не слышал. Когда Вольц начал бить тебя, Мартин остановил его. Он сказал, что, мол, ладно, раз позже у него еще будет шанс...

— Большое спасибо. Мне сразу стало легче.

— Да нет, Питер! И Мартин ответил, что все зависит от решения какого-то Господина.

— Разумеется. — Кэт слышала, как под его ногами шуршат листья, — это он все пытался ослабить веревки. — У Вольца в их организации недостаточно высокое звание, чтобы принимать такие важные решения. Дисциплина превыше всего... Подожди-ка, я, кажется, понял, о чем ты. Я думал, Мартин у них главный...

— Я тоже так думала. Мартин или Вольц. А может быть, сенатор?

— В некоторых культах главой является женщина.

— Ага, королева шабаша, — пробормотала Кэт.

— Или королева эльфов, по шотландскому обычаю. Если я верно запомнил, что написано в твоей книжке.

— Питер, если это Тифани, я не переживу.

— Я знаю. Но она не в ответе, Кэт. Твой уважаемый дядюшка ее так воспитал.

— Лучше считать ее сумасшедшей, — с горечью произнесла Кэт. — Смотри, становится светлее. Наверное, луна взошла.

Они молча наблюдали, как из-за облаков выкарабкивается тусклый полумесяц. Луна была на ущербе и едва-едва светила сквозь ветки, но для их глаз, привыкших к темноте, перемена была заметной. Теперь они могли видеть всю поляну и камень, который чернел напротив, словно воплощение угрозы.

— Ручей, камень, поляна, — бормотала Кэт, — классические атрибуты места сборищ колдунов. Ну и ну, мне и в голову не приходило. Так вот почему ты был сегодня здесь...

— Да. Надеялся обнаружить доказательства, которые убедили бы тебя в этом. Мне и самому трудно было поверить. Но я ничего не нашел. Не похоже, чтобы они часто собирались на этой поляне.

— Четыре раза в год — если следовать книге.

— Хэллоуин, ночь на первое мая, ночь на Ивана Купалу и праздник урожая первого августа. Видишь, как я внимательно читал? Как ты думаешь, что они устроят сегодня?

— Да что угодно. От черной мессы с опошлением христианских обрядов до старой доброй оргии языческого пошиба — как в культе плодородия. Скорее всего, последнее, но я думаю, что такой умник, как Мартин, мог добавить что-нибудь лично от себя.

— Вот именно — добавить. А сама традиция довольно давняя.

— Откуда ты знаешь?

— Сдается мне, что история семьи мисс Девайс тому подтверждение. И еще сама поляна, особенно камень, — все будто нарочно придумано. Хотя у меня такое чувство, что, если бы не новые люди, эта традиция давно бы канула в Лету.

— Ага, энтузиасты вроде Вольца. Его вклад в возрождение древних обычаев... Питер!

— Что такое?

— Смотри!

В темноте между деревьями чиркнул огонек, словно упала красная звезда. Вскоре послышались неясные голоса.

— Они идут, — сказала Кэтрин.

— Кэт, нас, возможно, развяжут, они должны будут развязать — ну... чтобы все приготовить. — Питер вмиг охрип от волнения.

Огонь разгорался, голоса стали громче. На ходу идущие выкрикивали что-то хором, как будто собирались затянуть песню.

— Если развяжут, — продолжал Питер, — попытайся сбежать. Кусай их, царапай, пинайся...

— У меня все одеревенело. — Кэт рассматривала огни. — Похоже на факелы.

— Я знаю. Но все же постарайся. Беги не на тропу, а в лес. Если они убьют тебя, то, по крайней мере, ты умрешь достойно.

— Ладно, — пообещала Кэт, хотя ей было уже плевать.

Да, они шли цепочкой, растянувшись вдоль узкой тропы, и несли зажженные факелы. Вот показался первый из процессии, за ним на поляну стали выходить остальные факельщики. Чадящее пламя алчно пожирало темноту. Клубы дыма от факелов поднимались вверх, где их подхватывал и уносил ветер. Вся компания двигалась в едином танцевальном ритме. Это был очень древний танец. Его исполняли еще за тысячу лет до инквизиции. Дотанцевав до середины поляны, они встали в круг напротив камня, и каждый швырнул свой факел в груду приготовленного там хвороста. Пламя заревело и взвилось столбом. Во все стороны посыпались искры.

Кэт почувствовала, как ногти Питера впиваются ей в ладонь. Теперь фанатики двигались по кругу в прежнем порядке; в руках у некоторых появились музыкальные инструменты — барабаны и рожки, а мисс Девайс — о господи! — вытащила свою скрипку.

Танцоры расширили круг. Теперь они скакали всего в нескольких футах от пленников, но никто, кроме Вольца, который каждый раз обещающе косился на Питера, не глядел в их сторону. Их лица были непроницаемы и ужасны в своей отрешенности. Казалось, их глаза видят что-то невидимое, недоступное зрению смертных. Серая кожа жирно блестела, будто смазанная машинным маслом.

«... Жир младенца, кровь летучей мыши, сок сонной травы и масло. Они наносят эту смесь на все части тела, втирают... И тогда при лунном свете кажется, что они приобрели способность летать по воздуху». Ну понятно — летучая мазь. Память услужливо подсказывала Кэт остальные составляющие: белладонна, аконит, болиголов — растительные наркотики, которые наносились на порез или открытую рану на теле. Под влиянием этой дряни, что всасывалась в кровь, ведьма впадала в транс, то есть «улетала» па шабаш.

Костюмы и маски изменили их до неузнаваемости, но Кэт готова была поручиться, что Тифани среди них нет. Она узнала бы ее в любом обличье. Интересно, что девчонка придумала на этот раз? Мысленно Кэт уже на всякий случай приготовилась увидеть нечто пострашнее того, что видела до сих пор. Господин, конечно, должен появиться позже — на трибуне, которая была воздвигнута специально для его выступлений еще триста лет назад.

Музыка вдруг оборвалась. Танцоры повалились на землю и замерли.

Кэт не знала, долго ли находилась здесь Тифани, ее не было видно за костром. Теперь девушка вышла из тени камня, возле которого стояла. Казалось, она не идет, а парит над землей. Опавшие листья совсем не шуршали под ее босыми ногами (и это в такую ночь!). Подобно Марлен, Тифани оделась лесной нимфой, то есть, кроме длинной туники, па ней ничего не было. Ветхая ткань не скрывала стройной наготы ее белого тела. Однако, в отличие от Марлен, Тифани выглядела совершенно естественно, двигалась с непринужденной грацией, будто за всю жизнь ей не приходилось носить иного наряда. Бурые листья, вплетенные в волосы, казалось, выросли у нее на голове. Неудивительно, ведь Тифани была существом из другого мира. Королевой эльфов, королевой шабаша, ведьмой, посвященной в язычество и воспитанной в его обычаях, — вот кем она была.

Кэт услышала, как подозрительно вскрикнул Питер, будто от страха. Сердце у нее в груди бешено заколотилось. Она впервые так близко наблюдала явление черной магии. Раньше Кэтрин имела дело либо с извращениями психики, театральными трюками, либо с собственными неврозами, но Тифани... Ей стоило родиться в 1610 году. Ее бы, несомненно, сожгли. А на эшафоте она бы пела хвалы своему Господину, пока языки пламени добирались до ее огненных волос.

Девушка обернулась и воздела руки. Все вскочили, бешеными криками выражая одобрение и восхищение. На вершине скалы появилась одинокая фигура. Тело пришельца покрывала не человеческая кожа, а какая-то черная фосфоресцирующая кора. Вместо рук у него были лапы. Когда он поднял их, приветствуя своих подданных, в свете огня блеснули когти. Его огромная голова частью скрывалась в тени, но было хорошо заметно, что это не человеческая голова. По крайней мере, козья морда и острые уши никак не могли принадлежать представителю рода людского. Голова величественно повернулась, и все увидели еще одну морду — ту, что на затылке. Таким римляне представляли себе двуликого Януса.

Тут Питер едва не вывернул ей запястье. Кэт вскрикнула от боли. Однако не это вернуло ей чувство реальности. Она поняла, что на скале стоит человек — в козлиной шкуре, покрывающей все его тело и даже кисти рук. Этот костюм описывали многие исследователи. Блестящие когти — из металла, должно быть, — были современным дополнением к маскараду, известному с давних пор. Ну а голова — это голова сатира, с которой обычно изображали бога плодородия. Да, чертовски удачный костюм, говорила она себе, и парень, который его напялил, тоже неплох. Роль черта, без сомнения, исполнял молодой человек. Он был стройный, невысокий и мускулистый.

Они опять заплясали, на этот раз без музыки, но под собственные крики и визг, адресованные божеству. Черт же благословлял своих почитателей. Когда очередной почитатель останавливался против трона, черт поворачивался задом, наклонялся и поднимал ногу. На этом процедура и заканчивалась, ввиду большого расстояния, разделявшего ее участников.

Кэт старалась не думать о том, что будет дальше, но ее проклятая память все не унималась: "Ведьмы упрекают черта в холодности... ритуалы культа плодородия... свадьба черта... Появляется большой черный козел со свечой между рогов... Он вступает с ней в сношение, причиняя ей сильную боль... большой, черный, твердый... он вошел в меня, и внутри у меня стало холодно, как от весеннего ручья... ни один мужчина не сравнится с ним по силе... " — фаллические культы Греции и Египта, описанные Мюррей...

Рядом кто-то будто задыхался. Кэтрин думала, что ее собственное дыхание хрипло отдается у нее в ушах. Оказалось, это Питер. Кэт увидела, что он с ужасом смотрит на черта, открыв рот. Тем временем кожаный козел покинул свой трон, прыгнув на землю. Он сделал это удивительно легко, будто не спрыгнул, а перелетел. Однако походка у него была как у простого смертного. Все пали ниц. Кроме Тифани, которая почтительно следовала за Господином на расстоянии двух шагов. Видимо, она исполняла роль жрицы, сопровождающей священный объект.

Когда черт обогнул костер, Кэт смогла получше рассмотреть маску. Маска представляла собой козлиную морду с прорезями для глаз. Когда она увидела, как под косматыми бровями блеснула влажная синева, ей вслед за Питером стало дурно. Черт медленно приближался. Наконец, остановившись в двух шагах от пленников, он своей когтистой лапой зацепил маску у шеи и сдвинул ее на лоб. Под ней оказалось лицо Тимми. Но у Тимми не было таких густых светлых волос и такой легкой походки! Он ходил, волоча ноги. И глаза — блестящие насмешливые глаза... Тимми с помощью зубов освободился от мешавшей ему перчатки, выругавшись при этом вполне членораздельно и по-человечески, и содрал с лица вторую маску. Родимое пятно исчезло. Кэт увидела перед собой человека, который должен был уже сгнить в могиле. Это был Марк.

 

Глава 12

Он ничуть не изменился. Синие глаза щурились от смеха, рот улыбался. Он был по-прежнему красив... даже слишком красив... Кэт не знала, что теряет сознание, пока не услышала, как Питер зовет ее. Она изо всех сил затрясла головой, заморгала глазами, хватаясь за свои уплывающие чувства. Она не хотела видеть перед собой эту красивую улыбку и повернулась к Питеру. Даже при красных отблесках костра он был бледнее смерти. Пусть шок не оставил на его лице ни кровинки, мозги ему пока не отказали. Он прочитал ее мысли.

— Это он, Кэт. Он живой. Ты не убила его. Не выдумывай... Кэт!

— Да-да, я понимаю, — пробормотала она.

— Вы что, не рады меня видеть? — спросил Марк.

Опять этот голос... Голос, который преследовал ее целый год. Неудивительно, что Тимми не мог говорить.

— А я, признаться, надеялся на более теплый прием, — весело продолжал призрак, — у своего любящего брата и — как это называется, Кэт? — возлюбленной. Все-таки я восстал из мертвых. Но насколько я понимаю, мой милый братец занял мое место.

— Холостые, — опять забормотала Кэт, — холостые патроны.

— И красная краска, — добавил Марк. — Мартин был поблизости. Если бы ты не испугалась проверить, мертв ли я, он бы выскочил мне на подмогу. Но ты убежала, как примерная девочка.

— Зачем? Зачем ты это сделал?

— Из-за денег, конечно. — Марк будто объяснял таблицу умножения. — Но были и другие причины. К примеру, Тифани никогда тебя особенно не любила. Когда Стивен умер, не оставив ей ни гроша, старый хрыч, ее ненависть стала ощутимей. Что касается меня — то я ненавижу, когда отвергают мои чувства. Мне нравилось наблюдать, как тебя корежит.

Он поднял руку в перчатке и провел стальными когтями по ее щеке. Питер выругался сквозь зубы. Тогда Марк повернулся к нему:

— А тебя я ненавидел всегда. Что совершенно нормально — любой психолог подтвердит. Благодарности не существует. Единственная награда за доброту и заботу — обида. И вообрази, дорогой братец, как сильно я на тебя разобижен! Стоило мне лишь позвать — и ты тут как тут! Ты столько раз выручал меня. Но вот в последний раз, когда я тебя позвал, ты не приехал.

— Разве ты не знал — почему?

— Да, я знал. Я читаю газеты. — Марк усмехнулся. — Я часто о тебе думал. Говорят, в тюрьме у коммунистов жизнь не сахар. Но я не сомневался, что рано или поздно ты все равно объявишься, со своим чувством долга. А ты по глупости заказал номер в гостинице на свою настоящую фамилию. Нет, я тебя не виню, ты был уверен, что я мертв и никто здесь ни о чем не догадается. Знал бы ты, что мы давно тебя поджидаем!

Пот крупными каплями катился по лицу Питера. При свете костра казалось, что это кровь.

— Я не смогу тебе помочь, пока ты не развяжешь меня.

— Мне не нужна твоя помощь, — разозлился Марк. — Я не нуждался в ней и когда посылал то письмо. Вот это, — он взмахнул когтистой лапой, указывая на круг своих сообщников, — гораздо сильнее, чем ты. А я здесь главный черт. Я — князь Тьмы.

При этих словах Тифани, не сводившая с Марка глаз, кивнула. Ее взгляд был полон религиозного пыла пополам с личной преданностью. Неужели ей невдомек, удивлялась Кэт, что Марк использует и ее, и остальных в своих собственных интересах? Питер что-то сказал, но Кэт не услышала, потому что банда вновь зашевелилась и отвлекла ее внимание.

Далее по программе был ритуальный ужин. Если бы она наблюдала за происходящим из безопасного места, то, возможно, делала бы это не без удовольствия. Чаще всего, как указывали средневековые источники, ритуальное угощение состояло из простых кушаний — мяса, хлеба и вина. В собственной книге она критиковала легенды о каннибализме, а также ядах, якобы милых желудку колдунов. Однако от этой компании можно было ожидать чего угодно. Кэтрин не исключала, что, когда они хорошенько раззадорятся, их потянет на человеческое мясо, мочу или хлеб из муки неизвестного происхождения. Пока что все выглядело так, будто люди собрались на обычный пикник. Мисс Девайс суетилась вокруг скатерти, расставляя бутылки вина по углам — красного вина, разумеется. Затем там появилась икра, изысканные сыры, хрустящие французские булки... Кэт почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Она не ела с самого утра, но не вид пищи вызывал у нее судороги в желудке.

После того как скатерть была уставлена провизией и все корзинки опустели, одна, самая большая, так и осталась стоять в стороне — у камня. Вероятно, в ней был особый деликатес, приберегаемый на десерт. Все было готово. Ждали только босса. Миссис Адамс наклонилась, чтобы подобрать со скатерти несколько сухих листьев, — седые космы свесились ей на грудь, закрыв лицо, и лишь острый нос торчал посреди прически. А Марк все не шел, не желая прерывать приятный разговор.

— Когда Стивен умер, его место занял я, — объяснял он, — потому что мы вдвоем начинали это дело. Мартин, конечно, обиделся. Он сам хотел въехать в главный офис. Но Стивен знал, что для Мартина наш орден — только средство достижения цели, а для остальных — это сама цель. — Тут он с улыбкой обернулся к Тифани.

— Для остальных — возможно, но не для тебя, — взорвалась Кэт. — Тебе нужны деньги и власть. Ты хотел жениться на мне из-за денег. Когда у тебя ничего не вышло, ты имитировал собственную смерть, чтобы шантажировать меня.

— Какова наивность! — умилился Марк и снова погладил ее когтями по щеке. — Ты воображаешь, что у меня других забот не было, как только на тебе жениться? Ошибаешься, дорогая. Я наделал много долгов, и не только здесь. Я крупно задолжал одному опасному господину из Нью-Йорка, не говоря уже о том, что мною были недовольны отцы некоторых местных барышень. А Питер не мог приехать. Мои дела шли хуже и хуже, пока я не придумал, как убить двух зайцев сразу. Я мог исчезнуть и сделать на этом деньги, как говорят американцы. Тимми был небольшой потерей. Кроме того, его очень легко копировать.

— А мы думали, что его кто-то использует, — пробормотала Кэт.

— И были совершенно правы.

Пламя с хрустом и ревом рвалось вверх. Его языки лизали нижние ветки деревьев. Так и до пожара недолго, подумала Кэт. Сухие листья могли заняться от одной случайной искры, и тогда вся поляна вспыхнула бы, как свечка.

— Однако роль Тимми сильно ограничивала мои возможности, — продолжал Марк. — Я не мог быстро изменять внешность и вынужден был полагаться на свой голос, чтобы напоминать тебе о минувших днях. В этом мне очень помог Питер. Он такой выдумщик! В детстве мы с ним зачитывались оккультной литературой и вызывали чертей прямо в классе. Да, все шло отлично, пока он не помешал мне тогда во время сеанса. — Марк небрежно похлопал брата по щеке. Питер не успел отвернуться. Увидев кровавые следы своих ногтей, Марк захихикал: — Какой ты стал неповоротливый. Наверное, плохо себя чувствуешь? Да, сегодня у тебя на редкость неудачный день. Но все скоро закончится. Правда, я обещал генералу, что он поиграет с тобой, но не бойся, он недолго. Лишние синяки нам только заключение о смерти испортят.

— Что ты собираешься с нами делать? — вырвалось у Кэт.

— Ах да, вам это должно быть интересно. Раз у нас тут общество любителей старины, мы стараемся в точности исполнять обряды. Так что черная месса — это не про нас. Успокойтесь, мы не станем вас в голом виде раскладывать на алтаре.

— Большое спасибо, — нашла в себе силы съязвить Кэт.

— Не за что. С тобой всегда приятно поговорить. — Марк, откинув голову, весело рас-смеялся. — Перед нами стоит чисто практическая задача: представить все так, будто произошло убийство и самоубийство. Мартин, конечно, засвидетельствует, но на всякий случай, чтобы юрист не прицепился... завещание и прочее...

— Поняла.

— И все же соблюсти обычай — наш долг. Между прочим, сегодня Страстное воскресенье. Его отмечали еще за тысячу лет до Рождества Христова. Бог должен умереть, как умирает природа, чтобы возродиться весной.

— Каждые семь лет, — подсказала Кэт.

— Верно. Ты же у нас большой специалист по древним религиям, да? — Марк широко улыбнулся. — Хотя здесь такое случается не реже одного раза в год. Местная особенность.

— А разве не ты здесь бог? — удивился Питер. Брезгливое выражение его лица не понравилось Марку.

— Бог — это я.

<<Бог>> сделал обманное движение рукой, словно собираясь снова вогнать когти. Питер инстинктивно дернулся. Кэт видела, что Марк по-настоящему обижен. Оскорбленная гордость сквозила через толщу его злобы и надменности. Она отвела глаза, не в силах наблюдать братоубийство. Беспомощность одного ранила ее не меньше, чем безумие второго.

— Разумеется, — продолжал Марк, — я не умру. Это непрактично и навсегда, — в общем, меня такое не устраивает. Зачем умирать самому, когда есть чудесная замена? Все складывается как нельзя лучше. Правда, Тифани сегодня напортачила — бедняжка не слишком сильна в стрельбе из лука. Ей не следовало торопиться. Это все ты виновата, — он повернулся к Кэт, — со своей дурацкой балладой. Вот она и вбила себе в голову.

— Ты не сделаешь этого, — пораженно прошептала Кэт, — никто не поверит... что я убила Питера... или он меня... Для чего?

— Ну, причина у тебя найдется. Когда все узнают, кто такой Питер, — а это как пить дать всплывет, — то поверят непременно. Ведь ходят слухи о моей «случайной смерти»... В общем, ты сама знаешь.

— А Мартин, конечно, засвидетельствует, что я была сумасшедшей. — Слова давались ей нелегко.

— А Тифани и Шмидты подтвердят. Мы все предусмотрели, не волнуйся. — Взгляд Марка скользил по ней снизу вверх и обратно. — Дело за малым.

Подошла Тифани. Кэт отметила не без злорадства, что ее неземная сосредоточенность уступила место банальной ревности.

— Они ждут, — напомнила Тифани, касаясь плеча Марка.

— Еще бы, — усмехнулся Питер. — Особенно мисс Девайс и эта толстая сучка — как бишь ее имя... которая вечно зевает от скуки. Марк, и это все на одного тебя? Да как ты успеешь?

— Питер, — предостерегающе произнесла Кэт.

Но на этот раз Марк не обиделся и ответил, хитро прищурившись:

— Часть своих обязанностей я распределил между другими. — Козлиная морда у него на лбу, казалось, копирует его мимику. — Ритуальное совокупление с королевой шабаша! Идем, моя королева. — Он подал руку Тифани. — И с некоторыми из особо почетных гостей.

Хотя при этих словах Тифани заметно помрачнела, Марк не обратил внимания. Опустив маску, он потащил ее к «столу».

Ритуальный ужин начался.

Вино лилось уже не только в глотки, но и на скатерть, и на костюмы. И вот, наконец, вылив остатки четвертой бутылки за рубашку Марлен, Вольц припал своим рылом к ее обширной груди. Кэт зажмурилась. Питер громко выругался. Все были слишком заняты, чтобы обращать внимание. Кэт слышала у себя за спиной шорох, будто кто-то подкрадывался к ней сзади. Припомнив свой давний страх перед лесными чудовищами, она едва не улыбнулась.

Тем временем компания снова пустилась в пляс. Они разделились на пары и стали спинами друг к другу, сцепив локти. Новый танец тоже был старинный, быстрый и сопровождался громкой музыкой. Опять захрустели листья. Кэт отчетливо слышала этот хруст, несмотря на пьяные вопли, рожки и тамбурины. На секунду тоскливое ожидание в ее душе уступило место удивлению. Они с Питером стояли на самой опушке, позади них была только тьма и непроходимые колючки... И тем не менее, вряд ли какое-нибудь животное осмелилось бы подойти так близко... И вдруг раздались звуки, от которых у нее перехватило дыхание. Они были невероятны посреди этого кошмара. Кэт услышала тихий голос:

— Не оборачивайся. Молчи. Сохраняй спокойствие.

Под страхом смерти она не смогла бы сдержать изумленного вскрика и не измениться в лице. К счастью, никто из пьяной компании этого не заметил. Питер смог. Его освещенный костром профиль остался недвижим.

— Джексон, — с трудом выговорил он.

— Да. Когда я перережу веревки, руки не опускай. Только пошевели пальцами, чтобы восстановить кровообращение.

Кэт не сводила глаз с Питера, несмотря на мучительный соблазн оглянуться. По тому, как дрогнули его губы, она поняла, что Питер свободен. Потом Кэтрин ощутила прикосновения его больших теплых ладоней, и веревки упали. Джексон помял немного ей онемевшие запястья, и потом его руки спустились к ее ногам.

— Кэт? — позвал Питер, не поворачивая головы.

— Да, я в порядке.

— Хорошо. Джексон, проваливай отсюда.

— Нет, я остаюсь.

— Да ты что? Как только они заметят, что нас нет, они прочешут весь лес. У. тебя пять минут.

Пять минут? Интересно, есть ли у них эти пять минут? И если даже и так, хватит ли этого времени, чтобы хоть немного расшевелить их скованные холодом и неподвижностью тела? Кэт сжимала и разжимала кулаки, двигала ногами, стараясь делать так, чтобы не хрустели листья. Ее все больше захватывало фантастическое зрелище шабаша. Исследовательский инстинкт, долго дремавший в ней, не умер. Какую книгу она могла бы написать, если бы только им удалось спастись!

Питер и Хилари спорили о чем-то. Они говорили шепотом, но их шепот грозил перерасти в крик. Кэт прислушалась.

— Я никуда не пойду. И вы тоже останетесь.

— Нет, мы пойдем, — отвечал Питер, по-прежнему стоя неподвижно у сосны, — даже через твой труп, если понадобится.

— Какого черта, ты думаешь, я сюда приперся? Спасти вас... — Хилари был так взволнован, что ему не хватило дыхания закончить фразу. Отдышавшись немного, он продолжал: — Посмотри вон туда! Посмотри — справа возле камня! Что там стоит на земле? Вот зачем я пришел. И вы мне поможете, или я сам вас убью!

Кэт не сразу увидела то, о чем он говорил. А увидев, в первый момент не поверила своим глазам, хотя и догадалась уже, что это такое. Около камня стояла корзина, которую она приметила еще в начале ритуального ужина. Только в корзине были не продукты. Это вообще была не корзина, а пластиковая коробка на металлических подставках, со специальным кронштейном, который крепил коробку к сиденью автомобиля. Она сама покупала такую, чтобы... чтобы перевезти малышку...

Кэт почувствовала, что ее сейчас вырвет. Судорога в желудке едва не согнула ее пополам. Нет, не может быть, ей показалось, она не могла бы расслышать этого сквозь шум и крики — расслышать, как в корзине плачет ребенок...

— С ума сойти, — шептал Питер, — как они... где они его достали?

— В приюте. — Кэт опередила Хилари с ответом. — Некоторые из них входят в попечительский совет. А мисс Девайс вообще работает в конторе. Она подделывает справки. Эти дети почти все незаконные, нежеланные. Питер!

Он не слушал ее. Зачем, если и так все ясно?

— Это твой ребенок? — спросил он у Хилари.

— Я не знаю. Разве это имеет значение?

— Нет. — Питера била крупная дрожь. — Иди туда через лес и спрячься. Когда я подниму руки, хватай корзину и беги.

— А ты что будешь делать?

— Какого дьявола я буду делать? Петь, плясать, кувыркаться — что-нибудь, чтобы отвлечь их внимание. Ты, конечно, пришел без пушки?

Шум на поляне достиг высшего накала. Отпала нужда понижать голос из боязни, что могут услышать. Танцоры больше не заботились о ритме. Пляска стала сумбурной. Мисс Девайс, сорвав с головы чепец, расстегивала воротник платья.

Кэт так крепко сжимала кулаки, что ногти впивались в кожу. Но она не чувствовала боли. Шабаш двигался к кульминации, к оргии, на время которой они оглохнут и ослепнут. Когда будет принесена жертва? Сначала или потом? Каждый раз, когда кто-нибудь из них оказывался напротив корзины, у нее обрывалось сердце.

Вопрос Питера так долго оставался без ответа, что она успела забыть о нем.

— Я взял у генерала винтовку, — сказал Хилари наконец. — Вот она.

Кэт не видела рук Питера, но по лицу точно угадала тот момент, когда его пальцы коснулись оружия.

— Может, ты оставишь ее себе?

— У меня будет корзина.

— Скорее, — сказала Кэт. — Осталось недолго. Торопитесь.

Хилари молча исчез, только кусты зашуршали. После этого Питер произнес менторским тоном:

— А тебе здесь делать нечего. Как только я двинусь с места, поворачивайся и беги. Только не на дорогу.

— Если ты думаешь, что я брошу здесь ребенка и... и тебя...

— Чем же ты нам поможешь? Будешь швырять в них камни? Если у нас с Джексоном ничего не выйдет, ты — наша последняя надежда.

Молчание он ошибочно принял за согласие. А Кэт, хоть и не прекословила, убегать не собиралась. Да, она будет швырять камни. Однажды она уже оставила его, не зная, увидит ли снова. Что же до ребенка... Страх за чужую жизнь придал ее мыслям иной оборот. Она побежит — но только не искать спасения, а вслед за Хилари. Если кто-то из банды встанет у него на пути, она поможет Хилари. Добрался ли он? Напрягая зрение, сквозь дым и огонь, Кэтрин пыталась рассмотреть ближайшие к корзине заросли орешника, где должен спрятаться Хилари. Расстояние от них до корзины было приличным — двадцать футов голой земли. Ни деревца, ни кустика, только иголки да сухие листья. Хилари, если он и был там, сидел тихо, как мышь, ожидая, пока Питер сделает шаг навстречу этим бешеным собакам. Да, у него есть винтовка. Но что такое одна винтовка против своры диких зверей?

Кэт взглянула на Питера. Он стоял, по-прежнему слегка ссутулившись и уронив голову на грудь, которую стягивала веревка, — так можно было подумать, не зная, что Хилари обрезал узлы и веревка совсем не держит. Чего же он ждал? Вот мисс Девайс шлепнулась на землю, извиваясь и стаскивая с себя одежду. Из ее широко раскрытого рта рвался животный визг, лицо обезобразилось страшной гримасой. Рядом с ней — о ужас! — повалился вампир, известный как Уилл Шмидт. Остальные последовали их примеру — зараза распространилась в считаные секунды. Подобное затмение разума испытывает линчующая толпа при виде первой крови. Полминуты не прошло, как вся поляна покрылась двигающимися телами. Даже для сведущего зрителя, который знал, чего ожидать, это было слишком. Кэт отвела глаза.

Настал подходящий момент. Уловив слабое движение Питера, Кэтрин замерла и насторожилась. Ей казалось, что она стоит так уже целую вечность, готовая сорваться с места, а Питер все медлил. Даже не повернул головы. Он вытянул шею и таращился куда-то, будто забыл о ней или обкурился анаши. Спустя еще некоторое время Кэт, наконец, додумалась проследить за его взглядом. Высоко, на черном троне, козел величаво поводил рогами, обозревая подданных. Бесстыжая Тифани липла к нему, но напрасно — Господин не замечал ее. Маска щерилась застывшей улыбкой, и у Кэт было такое чувство, будто сам Марк ухмыляется под ней. Для него это был момент наивысшего торжества, но он не искал в нем сексуальной разрядки, как прочие. Хотя Марк был искусным любовником, Кэт всегда замечала, что он словно робот. Видя, как люди теряют голову, в то время как самообладание не изменяет ему, он убеждался в собственном превосходстве над остальными. Триумф еще более тешил гордость Марка тем, что свидетелем его был Питер, за которым он наблюдал все это время. Марк не собирался покидать свой трон — спаривание бога и королевы происходило отдельно от общей оргии. Питер тоже понимал это. Покосившись в его сторону, Кэт увидела, что губы на его бескровном лице вздрогнули и зашевелились, и она скорее прочитала по ним, чем услышала:

— Беги, беги сейчас, черт возьми. Давай, ты первая, я за тобой.

Но Кэт, которая так долго ждала его команды и у которой от долгого напряжения ныли руки и ноги, не могла пошевелиться. Она только смотрела на него, так что в глазах потемнело. Когда же, наконец, заставила себя сдвинуться с места, ей показалось, будто что-то держит ее, не пускает и рвется под ее напором, причиняя боль.

Она бросилась напролом через кусты, не понимая, куда и зачем бежит. Впрочем, вскоре, сильно ударившись головой о толстый сук, Кэт остановилась, жадно хватая воздух, будто пробежала не меньше мили. Тишина поразила ее. Кроме тяжелых и частых ударов собственного сердца и хриплого дыхания, в лесу не было иных звуков. На поляне по-прежнему ревело пламя. Она была всего в нескольких футах от опушки и могла сквозь ветки видеть костер и в его свете — замершие безмолвные тени. Закрыв руками лицо, Кэт ринулась вперед, сквозь какой-то заслон — скорее всего, это были листья ядовитого плюща. Там она увидела, что произошло.

Ей казалось, что она бежала по меньшей мере минут пять. Но в действительности ее бег длился несколько секунд. В это время Хилари успел выскочить из кустов и преодолеть половину расстояния до камня. Он сразу бросался в глаза, отчасти потому, что был единственной движущейся фигурой на поляне. Еще чуть-чуть — и его руки коснутся корзины.

Остальные изображали немую сцену из пьесы под названием «Шабаш ведьм»: бледно-серые обнаженные тела, застывшие в неуклюжих позах, недоуменные лица. Марк на своей трибуне выглядел как редкий экспонат кунсткамеры. Из нового укрытия Кэт хорошо видела обе козлиные морды, венчавшие его стройное, ладное тело, отчего он казался ей вдвойне отвратительным. Затем ее взгляд переместился на Питера. И на одно мгновение, забыв обо всем, она залюбовалась им.

Его лица не было видно за стволом винтовки и поднятой рукой. Рваные раны от веревок чернели у него на запястьях, руки отекли и покраснели. Но он крепко держал винтовку, и палец на спусковом крючке не дрожал. Дуло винтовки смотрело на Марка.

Тем временем Хилари добежал до корзины, схватил ее и бросился с ней обратно к лесу. Увидев это, одно из пучеглазых существ, лежащих у костра, стало с угрожающим рычанием приподниматься.

— Не двигайся, Вольц. Не то я совершу жертвоприношение. — Голос Питера гулким эхом прокатился в тишине ночи.

— Стоп, — коротко приказал Марк. Вольц послушно плюхнулся на колени. Хилари почти добежал. Хотя Кэт знала, что он бежал так быстро, как не бегал никогда в жизни, но ей все равно казалось, что водитель Вольца двигается слишком медленно, будто в замедленной киносъемке. Громоздкая корзина мешала ему. Почему он не вытащит ребенка, удивлялась Кэт, тогда он мог бы нести его одной рукой, а другая была бы свободна. Потом ей пришло в голову, что ребенок, должно быть, привязан. Вот он уже почти в лесу, почти... Конечно, Хилари могут сто раз перехватить, пока он будет продираться через заросли, с его несуразной ношей, по дороге в город... Если только Питер не задержит их... Но как? И что они с Питером станут делать, когда Хилари не будет? Впервые за все это время она позволила себе пофантазировать на тему собственного спасения.

До деревьев оставалось не более трех футов, когда это произошло. Кэт не видела его раньше. Он будто материализовался из темноты, как те духи, которым лучшие горожане поклонялись. Кэт проклинала себя за легкомыслие. Если бы внимательнее следила за оргией, то поняла, что они разделились на пары без остатка, хотя в общество входило тринадцать членов! Значит, один ускользнул незамеченным.

Его она опознала без труда — высокий, стройный, самоуверенный скелет, чьи кости, нарисованные фосфором на черном костюме, светились в темноте. Маска в виде капюшона болталась у него за спиной — для лучшей видимости.

Он поставил Хилари подножку. Тот споткнулся и полетел на землю, выронив корзину. Напрасно черный великан пытался подхватить ее в полете — злосчастная корзина несколько раз перевернулась и упала далеко впереди. Послышался громкий плач младенца. В этот момент Кэт испытала самые ужасные чувства за весь кошмарный день.

Хилари, по своему обыкновению, быстро вскочил на ноги, чтобы броситься на Мартина с кулаками, и вдруг замер. Мартин сделал шаг назад. Он был вооружен. Кэт не могла разглядеть, что именно у него в руке, но Хилари, конечно, разглядел. Его широкая спина ссутулилась.

— Мартин, — услышала она голос Питера, — брось пистолет, или я застрелю его.

Он не мог назвать Марка по имени. Осмелится ли Питер выполнить угрозу, думала Кэт, и заметил ли Мартин его нерешительность?

— Валяй, — разрешил Мартин.

— Я не шучу.

Палец Питера дрогнул на спусковом крючке. Он не шутил, нет, но это было бы для него невыносимо. Кэт страшно жалела, что у нее самой нет в руках какого-нибудь ружья. Она бы с радостью застрелила Марка. Даже просто так. Даже не ради того, чтобы предотвратить братоубийство.

— Валяй, — повторил Мартин и рассмеялся. От его громкого и веселого смеха у Кэт мурашки поползли по коже. — Я сам хотел его убить. Теперь мне не нужно беспокоиться.

До этого момента Марк молча слушал и наблюдал. Понимая, что, пока Питер не принял окончательного решения, у него есть еще время, он грубо оттолкнул Тифани, которая кувырком покатилась с камня на землю, и сорвал маску.

— Какого черта, Мартин? Что ты делаешь?

— Совершаю жертвоприношение, — послышался спокойный ответ. — Ты занял мое место. Ты лишил меня моих прав. Теперь я их себе возвращаю. Остальным — все равно, они будут подчиняться любому. Давай, Стюарт, убей его. А я застрелю этого щенка, чтоб знал, как мне мешать.

Питер не шевелился, держа палец на спусковом крючке. Кэт понимала, почему он медлит. Питер боялся промахнуться. И вовсе не потому, что не умел стрелять. Две цели располагались слишком далеко друг от друга. Если он выстрелит сейчас в Марка, Мартин убьет Хилари, и тогда им не справиться с остальной бандой.

На поляне было тихо, как на кладбище. Не стоило и пытаться незаметно подойти к Мартину — под ногами валялось слишком много ломких и хрупких предметов. Вдруг тоненько заплакал ребенок — как суслик, попавший в капкан, и Кэт, забыв обо всем, ринулась через кусты на этот плач. Выстрел грохнул в тиши, точно взрыв. Кэт схватилась за уши и остановилась. Она ожидала увидеть падение мертвого тела с трибуны дьявола, но Марк по-прежнему стоял там столбом, только в лице изменился.

Зато Мартин лежал на спине, раскинув руки и ноги: Питер стрелял в него, а не в Марка. Но при этом он выронил винтовку и теперь сучил руками, как муха лапками, пытаясь ее ухватить. Кэт поискала взглядом Хилари: тот ползал на коленях и лихорадочно шарил в листве вокруг себя. Звук второго выстрела заставил ее подскочить и резко обернуться. Питер стрелял в Вольца, почти в упор, но промахнулся. Вольц навалился на него, стал выкручивать винтовку, которую Питер поднял высоко над головой. Голый троглодит Вольц был явно сильнее. Мощные мышцы играли на его заплывшем жиром теле. А силы Питера подходили к концу. И вот он попятился и рухнул плашмя, глухо застонав от удара о землю. Когда же его придавила сверху туша Вольца, послышался громкий скрежет зубов. Отброшенная винтовка полетела в кусты. Не тратя времени на раздумья, Кэт нырнула следом.

Когда ее пальцы сомкнулись вокруг гладкого, отполированного приклада, она вспомнила, что не умеет стрелять. Впрочем, это было не важно. Вскочив, она замахнулась, держа винтовку за ствол. Не скоро она забудет, как захрустели кости, когда приклад опустился на круглый генеральский затылок. Этот хруст будет преследовать ее в ночных кошмарах. Но в тот момент ее волновало другое. Генерал обмяк, руки, душившие Питера, упали... Питер глядел на нее немигающим взглядом. Ее сердце, которое бешено колотилось о ребра и грозило вот-вот разорваться, вдруг замерло. Питер, шатаясь, поднялся на ноги и взял у нее винтовку.

Тем временем Хилари отыскал среди листьев пистолет. Мартин лежал неподвижно — он был либо мертв, либо контужен. Но другая опасность подстерегала Хилари. Пока он стоял и смотрел на бездыханного доктора, сзади к нему подкрался Марк, которому удалось в суматохе улизнуть. Увидев, что его нет на трибуне, Кэт отметила про себя, что иначе и быть не могло: Марк обладал острым чувством самосохранения. Оказалось, она его недооценила. Марк готов был побороться за власть, когда риск не слишком велик.

Кэт предостерегающе вскрикнула. Питер вскинул винтовку. Хилари обернулся. Он держал пистолет неумело, будто впервые. Но при таком расстоянии это не играло роли. Пуля настигла Марка в прыжке. Тонкая фигура переломилась, как хворостина, и он упал. Питер опустил винтовку, как оловянный солдатик. Ствол чиркнул по земле. Хилари, точно безумный, переводил взгляд с тела у себя под ногами на пистолет, на Питера. Потом он вдруг выронил оружие и бросился бежать. На бегу подхватив корзину, Хилари скрылся в лесу. Слышно было, как затрещали кусты.

Только тогда Кэт вспомнила об остальных. Мисс Девайс, сенатор Бланкенхаген от Алабамы, миссис Адамс... Она недоуменно вертела головой — никого! В центре поляны догорал огонь. На ней остались только мертвые тела да они с Питером.

— Они исчезли, — тихо произнес Питер, — и справедливость восторжествовала. Аминь. — Тяжело опираясь на винтовку, он заковылял, как старый больной человек. Кэт пошла следом. — Напоминает последнюю сцену «Гамлета», правда? — Ни в лице его, ни в голосе не было и тени усмешки. Опустившись на колени, он перевернул мертвеца на спину.

Пуля угодила точно посередине лба. Удивительно, ведь Хилари совсем не умел стрелять.

Маленькая, аккуратная дырочка — не верилось, что она настоящая. Можно подумать, что это нарисованный символ принадлежности к касте или культу. Маска свалилась с головы, белокурые волосы — совсем как у Питера, — растрепавшись, слабо мерцали в свете догорающего костра. На юном лице застыла легкая улыбка. Приняв такое обличье, Люцифер мог бы являться к тем, кто представлял его в образе падшего ангела, утренней звезды...

Кэт была далека от того, чтобы горевать о Марке. Она лишь чувствовала большое облегчение. Лицо Питера ничего не выражало, когда он поднялся с колен. Носком ботинка он бережно и вместе с тем решительно перевернул тело. Его губы вздрогнули и нехотя сложились в кривую усмешку.

— "И ангелы споют тебе Аминь". Но, знаешь ли, я в этом не уверен.

Кэт не успела поддержать его, и Питер рухнул как подкошенный среди хрустящей листвы.

 

Глава 13

В серых предрассветных сумерках поляна казалась заброшенным павильоном кино— студии. Ветер стих, оставив полное небо бледных кучерявых облаков. Кэт дрожала от холода. Полицейские в своей коричневой униформе выглядели пришельцами с другой планеты. Они осматривали место происшествия, переговариваясь вполголоса. Кэт видела, как недоверие на их лицах сменялось ужасом. Сначала они скептически отнеслись ко всей этой истории, хотя трое свидетелей повторили им одно и то же. Но сейчас начинали верить.

Кэт, обхватив себя за плечи, старалась унять дрожь и не стучать зубами. Она успела переодеться в теплое и чистое, но тело ныло от усталости и ощущения собственной нечистоты. Кэтрин мечтала о горячей ванне... Позже она позволит себе такую роскошь. Позже будет время и для других вещей. Но сейчас необходимо все объяснить полиции и похоронить мертвых.

Живые тоже требовали участия. Она с тревогой взглянула на Питера, беседующего с лейтенантом. Питер был собран и, казалось, держался твердо и прямо. На плечах болталось чужое длинное пальто, левая рука на повязке. Теперь, когда рассвело, стала заметна гипсовая бледность его лица, где, как пятна ржавчины, проступили рваные раны. Кэт могла только гадать, когда он опять отключился. В прошлый раз она без труда подняла Питера на ноги, и тот самостоятельно дошел до просеки. Но это не обмануло ее. Он двигался как лунатик и не вполне понимал, что делает. А если и откликался на вопросы, то лишь потому, что это было легче, чем сносить ее попреки. Да и Кэт чувствовала себя не лучше. От шока у нее не осталось иных желаний, кроме желания спастись — убежать, спрятаться от всего этого безумия в тихой темной норе.

Ночь была темна. Лишь звезды освещали им путь. Кэт шла почти на ощупь. Свернув на просеку, она машинально сделала несколько шагов, прежде чем глаза различили хромированный блеск автомобиля, преграждавшего путь, — «роллс-ройса» Вольца. Она не удивилась и не спрашивала себя, как приехали и куда подевались остальные. Разрешение владельца ее также не интересовало. Кэтрин затащила Питера внутрь, и он обмяк, сгорбился на сиденье. Ключа зажигания не обнаружилось — не иначе остался у генерала. Мысль, что ей придется возвращаться на поляну, заставила Кэт содрогнуться. Нет, лучше уж умереть, топая пешком. Потом она вспомнила, что иногда люди на всякий случай прячут запасной ключ под капотом. Пришлось вытаскивать свое непослушное тело из машины, поднимать капот... Но ключ она нашла и села за руль. Одновременно с заурчавшим двигателем ее саму затрясло и закачало. Она повалилась на руль, сжимая руками скользкую пластмассу и чувствуя, как тяжелое колесо вздрагивает от спазмов, сотрясающих ее собственное тело.

Рядом зашевелился Питер. Он протянул руку и дотронулся до нее. Бросив руль, Кэт упала головой ему на плечо. Когда лихорадка прошла, ей стало стыдно, что она так прилипла к Питеру и ревет как корова. Ведь Питеру досталось не меньше... Свинство с ее стороны... но до чего приятно... В голове завертелись слова, которые она всегда стеснялась произнести вслух. Но наверное, оттого, что это были не ее слова, а Джона Мильтона, которые тот вложил в уста Евы, она все же забормотала:

— "Служить тебе, как Богу служишь ты, — вот счастие мое и добродетель".

— "Муж слышит слово Божие, жена — внимает мужу", — легко согласился Питер. — Что с тобой, Кэт? Не ожидал услышать от тебя.

— Только мужчина мог такое сочинить. Ох, как я устала!

— Неудивительно.

— А ты как?

— Ты своей головой давишь мне в спину, а там дыра. Но не беда, оно стоит того, ты только не двигайся.

— Нам нужно ехать. Мы не можем торчать здесь всю ночь.

— Ну тогда поднимайся.

— Я не могу. Я боюсь. Я боюсь, что это сон и что, когда проснусь, тебя не будет.

— Заткнись, — грубо оборвал ее Питер. — Если мы с тобой не перестанем ныть, точно до утра здесь проторчим. Давай я поведу машину.

— Нет, я сама.

Вскоре она пожалела о своем решении. Пусть Питер ослабел и измучился больше ее, но не мог бы хуже вести машину даже во сне. Она собирала все рытвины и выбоины на просеке. Они болтались в салоне, как кубики льда в шейкере для коктейлей. Путь через поле был не легче. Но наконец Кэт выбралась на шоссе.

— Куда мы едем? — поинтересовался Питер, откидываясь на спину.

— Куда-нибудь, — тупо ответила Кэт, но ногу с газа убрала.

— Если мы расскажем вашему местному констеблю, он точно не поверит. Где тут ближайший полицейский участок?

— Думаешь, там нам поверят?

— А что им останется, когда мы их туда приведем? — И Питер угрюмо замолчал.

Затормозив в нарушение правил у самых ступенек полицейского участка, Кэтрин нерешительно покосилась на Питера. Вот они и приехали. Сейчас предстоит обо всем рассказать — и вновь пережить ужасные моменты. Стоит ли? В ответ он слегка улыбнулся и пожал плечами.

— Сделай вдох-выдох. — Питер открыл дверь.

Не успели они войти, стало ясно, что их опередили. Пронзительный плач младенца резанул уши, как сирена. В другой раз Кэт непременно рассмеялась бы, увидев лицо полицейского, неловко держащего орущий сверток.

— Могу поспорить, вы еще не женаты. — Кэт подставила руки. Профессиональная бдительность изменила молодому человеку. Он не

спросил, кто она такая, откуда взялась, а просто выронил сверток, будто тот жег ему руки, и вытер вспотевший лоб рукавом форменной куртки.

— Чего ему надо? — нервно удивился он. — Что он так надрывается?

— Мокрый, голодный, хочет спать, — объяснила Кэт, легонько баюкая младенца, и малыш немного затих. — Он не ушибся и не поранился. А то бы не плакал так громко. С нами все в порядке... — Тут Кэт покачнулась, и полицейский резко вскочил, уступая свой стул. Она села и крепко прижала младенца к себе. Он снова заплакал. Кэт опять начала его баюкать.

— Ума не приложу, что с ним делать, — признался несчастный полицейский.

— Ему нужно сменить пеленки. У вас есть тут какое-нибудь постельное белье? Простыня, наволочка, пододеяльник? Может быть, в комнате отдыха?

— Да, думаю, найдется. — Полицейский просиял, поняв, что это фея, которая пришла спасти его. Потом он увидел Питера, наблюдающего за ним с улыбкой, и сразу помрачнел и постарел. — Что случилось? А дама — она попала под машину?

— Нет, не под машину. Долго рассказывать. Проводите нас к начальнику — или как он у вас называется?

— Сейчас он занят. Допрашивает свидетеля. Объясните мне, в чем дело?

— Мы тоже свидетели, так что мы лучше войдем, — вежливо настаивал Питер.

— Так что мне с ним делать? — спросила Кэт, поворачивая ребенка. — Какой симпатяга.

— Откуда вы знаете? — усомнился полицейский. — Я вижу только, что пасть он разевает — будь здоров. Вот черт! Берите его с собой, раз уж у лейтенанта все равно голова кругом идет.

В полутемном кабинете лейтенанта они увидели Хилари. На столе горела лампа. Его лицо было в тени, но изумления, отразившегося на нем, нельзя было не заметить. Он вытаращил глаза, увидев их, и затем расплылся в широкой белозубой улыбке, отчего стал выглядеть еще моложе своих восемнадцати лет.

— Фу ты, черт, — вздохнул он с облегчением, — как же я рад вас видеть!

Неудивительно, что голова у лейтенанта шла кругом. Это был маленький, тщедушный человек, за двадцать лет службы в полиции повидавший виды, но к концу рассказа остатки его рыжих волос встали на лысине дыбом. И все-таки страж порядка заявил, что не верит ни единому слову. Питер, который рассказывал ровным, скучным голосом и всего пару раз слегка погрешил против истины, не стал спорить. Он просто протянул руки. Хоть отеки и уменьшились, раны красноречиво зияли. Кэт в который раз ужаснулась, вспомнив, как он этими руками держал винтовку и нажимал на спусковой крючок.

Лейтенант дважды шумно вздохнул:

— Вам нужно перевязать руки. А вы, мисс... то есть... доктор... вам тоже, кажется, нужна медицинская помощь.

— Мне нужна ванна, — заорала Кэт, — и у нас нет времени! У него рана на спине. Может быть, наконечник у стрелы был отравленный, я не знаю...

— Какой наконечник? У какой стрелы? — Лицо лейтенанта побагровело. — Прошу вас, мадам, не кричите. Мы сейчас поедем в лес, на место, где, как вы утверждаете, все и произошло, и посмотрим. Больше я ничего не могу вам обещать.

— Прежде всего я должен отвести мисс Мор домой, — решительно заявил Питер. — Ей нужно надеть что-нибудь потеплее. Мы встретимся в лесу.

— И ради бога, разрешите мне перепеленать ребенка, — добавила Кэт. Лейтенант поверил — стоило ему лишь увидеть козлиную голову и остатки

других костюмов. Его красное, как свекла, лицо побледнело. Наблюдая за работой полицейских, Кэт мечтала дальше стоять в стороне, чтобы ее не трогали и не задавали вопросов. Но ей необходимо было знать, что они решат. И она должна помочь Питеру, когда он станет рассказывать, как все вышло с Марком.

— Невероятно, — услышала она слова лейтенанта, — самые уважаемые граждане города... Черт побери, Стюарт, вы хотите, чтобы я арестовал сенатора по обвинению в колдовстве? Колдовство! Подумать только! За это уже двести лет как не судят. Теперь и законов таких нет.

— А нам все равно — есть или нет, — устало говорил Питер. — Обратитесь к юристу. Доктор Мор сама имеет некоторое влияние... По крайней мере, все эти люди должны быть уволены со своих постов и взяты под наблюдение.

— Особенно мисс Девайс, — вступила в разговор Кэтрин.

— Но тут куча трупов, — растерянно продолжал лейтенант. — Я ничего не понимаю. Кто кого убил?

— Можете меня арестовать, — разрешил Питер. — Это я застрелил Мартина и совершенно не раскаиваюсь.

— Но он пошел на это ради спасения ребенка и Хилари, — вставила Кэт.

— Ах да, малыш Джексон. — Лейтенант поскреб голову. — А он как здесь оказался?

— Он герой, — спокойно сказал Питер. Но Кэт, внимательно следившая за его лицом, заметила холодный блеск, промелькнувший в глазах. — Он спас и нас, и ребенка.

— Угу, — произнес полицейский. — Это он принес винтовку?

— Да, он принес винтовку и отдал мне, — подтвердил Питер.

— Стало быть, на ней будут отпечатки ваших пальцев?

— Они уже там есть, — Питер терял терпение, — я же стрелял из нее, я застрелил Мартина, какие признания вам еще нужны?

— Меня интересуют только факты. Значит, это вы застрелили Мартина. И это произошло после того, как он убил того парня — вашего брата, вы говорите?

— Оставьте его в покое! — взорвалась Кэт. — Он болен, и ранен, и пережил ужасный шок. Мы уже рассказали вам все, что знаем. Но если вы подозреваете, что Питер соврал, то вы правы. — Питер делал ей отчаянные знаки, но Кэт не обращала внимания. — Он не убивал генерала, это я его убила. Я ударила его прикладом по голове. Мои отпечатки вы тоже найдете на винтовке. Вольц хотел задушить Питера. Но я бы все равно убила его. Он того заслуживал не меньше Мартина. И мне совсем не стыдно. И я встану и скажу это при всех на суде, и еще...

Питер уже улыбался. Лейтенант замахал руками:

— Ладно, ладно, успокойтесь, хорошо, док?

— Не говорите мне «док»!

— Извините. Послушайте, док, то есть мисс Мор, — я никого не обвиняю, я стараюсь разобраться. Я знаю, здесь что-то не так. Я не первый год в полиции и вранье носом чую. Итак, он вас защищал. Похвально. Но это большая глупость.

— И самонадеянность, — вставил Питер. — Ей не нужны защитники. Она сама может за себя постоять.

— Разумеется.

Двое мужчин обменялись понимающими взглядами. Кэт терпеливо ждала. За непроницаемым выражением лица скрывалась лихорадочная работа мысли.

Питер говорил чистую правду. Он не стал бы оскорблять ее такой грубой ложью. Он защищал, но отнюдь не ее, а Хилари. Нельзя было допустить, чтобы Хилари судили за убийство. Пусть его и оправдают, но для него это будет непоправимо. И если он сам не проговорится...

Кэтрин заставила себя оторвать взгляд от лица Питера и посмотреть вокруг. Один из полицейских сразу обнаружил винтовку рядом с телом Вольца, где ее бросил Питер. После того как лейтенант обследовал ее, оружие приобщили к делу. Пистолет еще не нашли, все были заняты трупами. Кэтрин примерно запомнила место, где Хилари бросил его, — недалеко от тела. Она должна как-то добраться туда. И быстро. Один из полицейских ползал на коленях возле Марка, шаря в листве.

Питер опередил ее:

— Лейтенант, пока его не унесли... можно мне...

— Хм?.. — Лейтенант перевел взгляд с Марка на Питера и смущенно заморгал. — Ах да, конечно. Ал, отойди.

Питер тоже запомнил место. Они оба запомнят его навсегда. Нетвердыми шагами Питер добрел, споткнулся и упал на одно колено. Так он застыл, прикрыв глаза одной рукой и бессильно уронив вторую вдоль тела. Его пальцы судорожно задвигались в листве, будто ища опоры.

Ал отвернулся. В полиции он был новичок. Но и у Кэт слезы навернулись на глаза при виде скорбной позы Питера и его склоненной головы. Все почтительно молчали. Затем Питер поднялся, держа что-то руке. Рассеянно посмотрев на предмет, он протянул его лейтенанту:

— Вот, я нашел пистолет.

Лейтенант аж подскочил.

— Черт возьми! — заорал он. — Вы что, с луны свалились? Это же улика! Ее нельзя трогать руками!

— Извините, я не знал. Я правда не знал, — оправдывался Питер. Поругавшись еще, лейтенант остыл и посмотрел на Питера со смесью

досады, уважения и удивления во взгляде.

— Ладно, Стюарт, хватит. Убирайтесь отсюда, пока еще чего-нибудь не натворили. Вы мне больше не нужны. И мисс Мор тоже.

— Благодарю, — мрачно отозвался Питер.

— Попозже я, возможно, захочу с вами побеседовать. — Лейтенант вздохнул. У него был совсем не полицейский вид. — Боже, какая бестолочь... Где вы будете?

— В Балтиморе, — поколебавшись, ответил Питер. — Я вам позвоню.

Они шли рядом. Кэт была несколько обижена холодной угрюмостью Питера и не посмела взять его за руку, хотя ей отчаянно хотелось дотронуться до любимого. Она знала, что их ждет, и знала, что Питер этого боится. Но рано или поздно она должна будет задать ему этот вопрос. Но Кэт никак не могла заставить себя произнести нужные слова.

Выбравшись на просеку, они снова сели в машину Вольца. Сознание того, что за последние сутки машину их врага изрядно потрепало на плохой дороге, доставляло Кэтрин почти садистское удовлетворение.

Питер больше не пускал ее за руль. Когда они уезжали из участка, Кэт попробовала было заикнуться, что он не сможет вести машину одной рукой, но Питер с таким бешенством глянул на нее, что ей сразу расхотелось спорить.

— Тифани дома. Поэтому я не хочу, чтобы ты туда возвращалась. Зубную щетку купишь в Балтиморе, — только и сказал он.

— А она?..

— Жива? Да, но не вполне.

— Питер, что с ней? Скажи, я не выношу недомолвок.

— Шизофрения. Если не ошибаюсь, это так называется. Тифани совсем сошла с ума. Она двигается, встает, садится. Но по команде — сама ничего не делает. Она и раньше была немного не в себе, Кэт. А прошлой ночью слетела с катушек.

— Понятно.

— А что с ней случилось? Где она была? Я совсем о ней забыла. Какой ужас...

— Я тоже о ней забыл. Когда Марк умер, у нее был шок, я так думаю. Сегодня утром ее обнаружила полиция. Она лежала возле Марка, свернувшись клубочком.

— Так вот почему мы сначала заехали домой.

— Да. Я договорился с лейтенантом, что ее уберут до нашего приезда. Я не знал, что с ней — жива она или мертва. Но я не хотел, чтобы ты ее видела.

Кэт молчала, положив руки на колени и опустив глаза. Когда они выехали на шоссе, Питер сказал:

— В каком-то смысле Тифани — трагическая фигура. Я понимаю, каково тебе сейчас... Если бы не твой дядюшка...

— Я не знаю, — ответила Кэт, — мне уже все равно. А Марк? Не жалей меня, Питер. Тебе тоже досталось.

— Но не так, как тебе. — Питер неотрывно смотрел на дорогу. — Твой мир разбился вдребезги. Как ты теперь будешь?

— Не знаю...

— Понимаешь, мир одного человека не слишком отличается от всего остального мира. Везде живут люди, и они везде одинаковые. — Питер невесело рассмеялся. — Какой я ценный советчик, правда? Извини, я не собирался читать нотации. Если ты не хочешь ехать в Балтимор...

— Мне все равно. — Кэт задумчиво глядела на разделительную полосу. — Ты не представляешь, как чудесно, когда кто-то говорит тебе, что надо делать. Но это не надолго, — устало прибавила она. — Я не из тех женщин. Я упрямая, заносчивая, властная. Я считаю себя умнее других и не слушаю советов. Со мной невозможно ужиться.

Питер нажал на тормоз, и машина встала у обочины. Повернувшись к Кэтрин, он сказал:

— Я попробую.