Солнце, проникавшее сквозь листву, бросало кружевные тени на гравиевую дорожку, прямо под ноги Сирене, гулявшей по роскошному саду ван дер Риса. Шагая, она мысленно прикидывала, какое примерно расстояние отсюда до бухты, где тайно бросила якорь «Рана». Поместье Ригана находилось на западной окраине города Батавия и было несколько изолировано от других домов, что соответствовало положению главного представителя голландской Ост-Индской компании.

Затем внимание девушки привлекли цветы, буйно разросшиеся здесь — разноцветные, яркие, необыкновенно красивые. И, залюбовавшись, Сирена на какое-то время забыла о корабле. Она уже видела из окна, как садовники тщательно ухаживали за цветочными клумбами, пропалывая, обрезая и поливая всю эту пышную красоту; своим трудом они превратили дикие джунгли в кусочек рая, в благоухающее разноцветие. Наклонившись над клумбой с особенно яркими цветами, Сирена сорвала крупный ярко-красный бутон. Понюхав его, девушка была разочарована: цветок не имел запаха.

— Как раз эти цветы совсем не пахнут, хотя обладают другими интересными свойствами, — услышала она голос Ригана и замерла, удивленная его появлением. Интересно, как давно он наблюдает за нею?

— Мне бы хотелось прислать вам в комнату букет цветов, но только не этих. Было бы неразумно вызывать лишние пересуды слуг, — заверил он чересчур поспешно.

Не обратив внимания на его комментарии, Сирена спросила:

— Но почему я не могу поставить букет именно этих цветов в свою комнату? Неужели такие красивые цветы могут кого-то оскорбить? — вопрос этот был задан тихим, ровным голосом: нужно помнить, что она испанская сеньорита в трауре!

— Оскорбить? Это совсем не то слово… Вообще-то, во многих частях света эти цветы пользуются большим спросом, — осторожно заметил он.

— Они очень похожи на маки, — недоумение заставило ее голос зазвучать резко. — Мне кажется, что цветы эти прекрасны, и я… хочу поставить их в своей комнате. Я велю одному из садовников нарезать мне букет, — холодно и упрямо заявила она, отведя взгляд в сторону.

Девушка с удовольствием заметила, что Риган рассердился. Сейчас, наверное, он расскажет о каком-нибудь банальном предрассудке, связанном с несчастным цветком.

— Раз вы настаиваете, придется мне самому этим заняться. Я завалю всю вашу комнату этими цветами, украшу балкон гирляндами из них, добавлю лепестки вам в вино. Куда бы вы ни пошли, их яркий цвет будет приветствовать вас, но одновременно вы будете замечать лукавые взгляды островитян, — Риган сделал вид, что злится.

Довольная тем, что вывела его из равновесия, Сирена сдержанно заявила:

— Пожалуйста, менеер, сделайте это. Я не могу дождаться, когда увижу все, что вы так красочно описываете.

Ее пальцы ласкали яркий цветочный бутон.

Риган прищурился.

— Ваше желание для меня закон, — сердито сказал он. — Но сначала вам придется кое-что узнать. Именно этот цветок местные жители используют для особых целей: тычинки и семена перетирают в мелкий порошок, который любовники прикладывают к интимным частям тела. При помощи этого порошка половые органы увеличиваются в размерах и набухают. Я слышал, что некоторые пары часами не могли разъединиться и…

Сирена побледнела.

— Понимаю, менеер… — сказала она, остановив взгляд на густых зарослях бесстыдных цветов. — И в вашем саду довольно много этих цветов, — при этих словах пальцы ее разжались, уронив злосчастный цветок. Уходя прочь, она намеренно наступила ногой на ярко-красный бутон и вдавила его в землю.

Ригана поразила ее реакция.

Он совсем не собирался рассказывать историю цветка, но, когда Сирена стала разговаривать с ним так холодно и высокомерно, не сдержался.

— Черт бы меня побрал! — пробормотал ван дер Рис, чувствуя себя как мальчишка, которого застали с банкой варенья.

* * *

— Думаю, на сегодня достаточно, Калеб. Ты уже переутомился, — усмехнулась Сирена, но, увидев растерянное выражение на лице мальчика, ободряюще добавила: — Ты хорошо сегодня поработал, братишка. Не торопись и не отчаивайся. Мне потребовались годы, чтобы постичь то, чему я тебя сейчас учу. Навигация — это искусство и требует внимательности и точности. Ошибка бывает чревата смертью. Но ты не расстраивайся, у тебя все идет прекрасно. Ты прирожденный моряк, — сказала она, скручивая карты в трубочку и пряча их под кровать.

— Давай помолимся, чтобы фрау Хольц не вздумала убирать эту комнату. Нужно найти какое-то другое место для твоих карт, — голос его был веселым, но в глазах промелькнуло разочарование.

— Что тебя тревожит, Калеб?

Мальчик переминался с ноги на ногу, стоя на толстом мягком ковре, покрывавшем пол.

— Ты обещала научить меня фехтованию, — ответил он, смущенно краснея.

— Я обещала и сдержу свое слово. Завтра дам тебе первый урок. Я нашла в саду одно укромное место. Но должна тебе сказать, что занятия навигацией будут на первом месте. Терпение, Калеб, только терпение! — вздохнула она.

С тех пор как они прибыли в Батавию, поведение и стиль жизни Сирены должны были соответствовать не только ее трауру и новому положению хозяйки дома ван дер Риса, но также и погоде. И она сама, и Калеб с трудом привыкали к местному климату. В утренние прохладные часы девушка занималась пополнением гардероба братишки. А послеобеденная жара и ежедневные грозы, затягивавшиеся порой на целый час, замедляли ритм жизни. Сирена дремала или давала Калебу уроки по навигации. По вечерам было душно, но ночи стояли приятно прохладные. Внешне сеньорита Кордес выглядела сдержанной и спокойной. Однако чего ей стоило это! Она находилась в состоянии постоянной борьбы с самою собой: приходилось сдерживать бьющую через край энергию и желание поскорее приступить к осуществлению своих дерзких планов. А пока коварная мстительница старалась как можно больше узнать о торговом бизнесе ван дер Риса, чтобы потом иметь возможность употребить свои знания для собственных целей.

— Да, Сирена, ты права, как всегда, — отозвался Калеб, — но я хочу научиться фехтовать, чтобы защищать тебя. Возможно, придет время, когда тебе понадобится моя помощь.

— Почему бы тебе не пойти прогуляться, братишка? Дождь уже перестал — сходи на пристань. Может быть, ты узнаешь что-нибудь интересное для нас.

— Сделаю все что смогу, Сирена.

— А я должна пойти с фрау Хольц за покупками к свадьбе, — горько заметила девушка (ей так и не удалось убедить Ригана отложить свадьбу). — Боюсь, что она будет удивлена отсутствием у меня энтузиазма. Несмотря на вежливость в обращении, эта женщина относится ко мне подозрительно. Она ревниво охраняет положение, которого достигла здесь за многие годы, и очень боится, что власть в доме скоро перейдет ко мне. Что касается моего к ней отношения, — продолжила Сирена, — то я считаю ее слишком властной. «Да, сейчас вы можете позавтракать, юфрау!» — девушка передразнила фрау Хольц, заставив Калеба рассмеяться. — Нет, действительно она ведет себя так, будто все богатство и роскошь этого дома существуют только благодаря ее стараниям.

— Но, Сирена, она совсем не такая плохая женщина. Скорее всего, в том, что вы не понимаете друг друга, виноват немецкий язык, на котором вы разговариваете.

— Да нет, дело не в этом. С языком — другая история. Когда мы только приехали сюда, я не могла слушать, как она спотыкается на каждом слове, говоря по-испански. Поэтому я сказала ей, что владею несколькими языками, в том числе и немецким. И теперь она говорит со мною по-немецки, а я отвечаю ей на таком…

— Знаю, знаю! — засмеялся Калеб. — Видел, как она закатывает глаза, когда ты говоришь на своем ужасном немецком…

— Если бы только это! — тоже засмеялась Сирена. — Теперь она говорит так громко и произносит слова так четко и раздельно, словно я плохо слышу! Ей, наверное, кажется, что я глупый ребенок, которого она обучает немецкому языку. Сказать по правде, Калеб, — глаза девушки озорно блеснули, — иногда я нарочно коверкаю слова или неправильно их употребляю только для того, чтобы позлить старую немку!

Не успела она произнести эти слова, как в дверь постучали. Приложив палец к губам, чтобы предупредить смех мальчика, Сирена громко произнесла:

— Открой дверь, Калеб! Должно быть, это фрау Хольц.

Он подбежал к двери, отвесив перед этим низкий шутовской поклон и согнувшись до самых носков блестящих сапог. Покраснев, он выпрямился, переводя взгляд с Сирены на вошедшего Ригана.

— Я пришел за Калебом, — заявил голландец с невозмутимым видом, а про себя подумал с удивлением: «Неужели эти двое, сохраняющие сейчас такие постные мины, лишь мгновение назад весело смеялись?»

Девушка опустила глаза и стала шарить в кармане в поисках четок. Наконец, нащупав бусины, она вытащила их и с силой сжала в руке.

— Сирена, почему каждый раз, когда я прихожу, вы сразу же достаете четки? Неужели я вас настолько пугаю, что вы начинаете искать утешение в молитвах? — тон у Ригана был несколько ироничным, но желваки на щеках гневно напряглись.

— Нет, не пугаете, — тихо ответила она, стоя к нему вполоборота. — Но мне нужно продолжить свои молитвы, поэтому, если вы позволите…

— Конечно! — великодушно разрешил он, беря Калеба за руку. — Как я вам уже говорил, вы можете сохранять свой траур и молиться столько, сколько пожелаете! Однако это не должно мешать нашей общественной жизни на острове.

— Неужели у вас нет уважения к мертвым? — ее тихий голос слегка возвысился, когда она резко повернулась к Ригану.

— Боюсь, что очень мало, — холодно отозвался он. — Я не люблю преувеличений. Мертвые есть мертвые. Какая польза для них от ваших молитв? Живые должны жить. И сегодня вечером вам придется жить в моем мире. Я устраиваю небольшой ужин. Придут несколько моих друзей. Я должен им представить вас. Надеюсь, что вы с Калебом будете присутствовать при этом.

— Но мой траур…

— Ваш траур вы будете соблюдать только в этой комнате! — Риган посмотрел за окно, а затем неторопливо перевел взгляд своих голубых глаз на Сирену. — У вас есть еще пять часов для ваших молитв. Думаю, этого достаточно. Но вы должны сохранить силы для приема гостей. Мы с Калебом к вечеру вернемся.

Сирена сощурилась, глядя на жениха. Калеб уловил опасный блеск в ее глазах, но надеялся, что Риган ничего не заметил.

Взгляд сеньориты очень удивил голландца. Может, он ошибся? Или действительно гнев мелькнул в ее зеленых глазах? Гнев у этой сдержанной и холодной монашки? Нет, не похоже. Вероятно, это просто игра света.

И, ничего не сказав, Риган кивнул Калебу, чтобы тот следовал за ним.

Когда дверь за ушедшими закрылась, Сирена со злостью швырнула четки на покрывало и выругалась.

— Как он смеет?! Кто он такой?! Фактически он приказал мне быть на этом ужине! Что за наглость! — ярость клокотала в ней, когда она мерила шагами комнату. Да, никуда не денешься, придется исполнить его приказ, но это не значит, что она подчинилась!

В двери снова постучали.

«Вероятно, это фрау Хольц», — подумала Сирена. Быстро опустившись у кровати на колени, она схватила четки, зажала их в руках и потупила глаза.

— Войдите! — крикнула девушка.

Увидев эту сцену, экономка поморщилась. Неужели сеньорите больше нечем заняться, кроме своих молитв? Верить в Бога похвально, но такая одержимость! У старой женщины возникло желание взять за шкирку и встряхнуть как следует тихую, замкнутую испанку, приросшую коленями к полу. Но фрау Хольц направилась к окну и сложила руки на груди.

— Я пришла, чтобы обсудить некоторые детали, касающиеся вашей свадьбы.

Сирена подняла на экономку отрешенный, потусторонний взгляд.

— Полагаю, фрау Хольц, что вполне могу довериться вам. Как вы с менеером решите, так и будет.

— Юфрау, все не так просто, как вы…

— Почему? Позвольте мне спросить! — перебила ее Сирена, приподнимая свою красивую бровь. Экономка сразу отступила, заметив гневное мерцание в зеленых глазах. — Менеер такой властный, такой знающий и так любит давать указания! Думаю, он уже обо всем распорядился.

— В основном — да. Он уже распорядился насчет приглашенных и тех гостей, которые после свадьбы останутся ночевать здесь, из-за того что живут на других островах. Но есть еще сотня всяких мелких деталей… — фрау Хольц запнулась, — менеер считает…

— Менеер считает правильно, — спокойно заявила Сирена. — Делайте как считаете нужным. Я не буду возражать, что бы вы ни решили. Я заранее согласна со всеми распоряжениями моего суженого. Но, — она подняла палец, — я не стану помогать. Я в трауре. Это понятно?

— Конечно, юфрау, — холодно ответила экономка и повернулась, чтобы уйти.

— Фрау Хольц, я хочу поговорить… кое о чем. Когда я сюда приехала, то просила поставить задвижку на дверь. И все же этого так и не сделано. А также я прошу теперь новый замок, ключи от которого будут только у меня. Как я вам уже говорила, нет необходимости, чтобы слуги приходили в эту комнату, разве что когда я сама попрошу убрать здесь. Даже Джулии известно, что она не должна приходить, если я ее не зову. Я желаю быть одна. ОДНА! Порой вы не увидите меня по нескольку дней — значит, я отрешилась на какое-то время от всего мирского, уйдя в полное уединение. В такие периоды со мной будет только брат.

— А как же ваша еда, юфрау?

— Вы можете оставлять еду за дверью. Если нам понадобиться еда, мы возьмем ее. Ни при каких обстоятельствах вы не должны пытаться войти в эту комнату, когда я в уединении. И вообще прошу меня не тревожить. Проследите, чтобы задвижка и новый замок были поставлены. То же самое потребуется сделать с дверью в комнате брата.

— Это неслыханно! В доме нет комнат, которые замыкаются!

— Вы слышали, что я сказала? Задвижка и новый замок должны быть к утру! А теперь оставьте меня одну. Идите и готовьтесь к свадьбе. И не скупитесь, так как всем известно, что менеер богат; пусть на свадьбе всего будет вдоволь! — Сирена подавила улыбку, заметив выражение ужаса, промелькнувшее на лице экономки. — А теперь идите! Мне нужно продолжать молиться, — властно произнесла девушка, взмахнув четками. — Я потратила на вас слишком много времени. Мы, испанцы, посвящаем молитвам большую часть дня, иначе как попасть на небеса? Возможно, вам, протестантам, это трудно понять. Вы не видите в молитвах смысла, и я боюсь за вас. О, уверена, мы не встретимся на небесах!

Она быстро опустила голову к сложенным для молитвы рукам. Взрыв смеха готов был сорваться с ее губ.

Услышав, как дверь за фрау Хольц закрылась, Сирена скорчилась в беззвучном хохоте. Интересно, что за свадьбу организует эта немка?

* * *

Стоя у причала, Риган исподволь рассматривал мальчика, который скоро станет его шурином. Калеб выглядел стеснительным и тихим ребенком, но его робость можно было понять: он приехал в новую страну, живет среди незнакомых людей. Однако в мальчике таилось что-то еще. От глаз Ригана не укрылись жесткие мозоли на ладонях Калеба. Скорее это руки моряка, а не аристократического ребенка. Также любопытно и то, что брат и сестра, хотя оба смуглы и темноволосы, мало походят друг на друга. Калеб совсем ничем не напоминает испанца. Однако не хотелось смущать мальчика расспросами, тем более что Риган намеревался подружиться с ним.

— Как тебе нравится мой новый корабль? — спросил ван дер Рис.

— Он прекрасен! — восторженно ответил Калеб, и глаза его засверкали. — Мне бы хотелось когда-нибудь выйти на нем в море.

Риган вопросительно взглянул на мальчика: тот говорил как опытный моряк, а не юноша знатного происхождения.

— Это вполне можно устроить, — сказал голландец. — Судно отправится в свой первый рейс в Голландию с ценным грузом специй и шелка на следующий день после свадьбы. Не подумаешь ли ты, как назвать корабль?

— Хорошо, менеер, — застенчиво ответил Калеб, — я подумаю.

— Почему бы тебе не обращаться ко мне просто по имени? Скоро мы породнимся, и нет никакой необходимости сохранять все эти официальности. Тем более, что мы будем жить вместе, пока ты не вырастешь и не захочешь вернуться в Испанию.

Мальчик казался взволнованным и смущенным. Понимая, что он испытывает неловкость, ван дер Рис мягко добавил:

— Если тебе трудно называть меня Риганом, продолжай называть по-прежнему. Когда ты освоишься и почувствуешь себя со мной свободно, тебе будет легче обращаться ко мне по имени.

Калеб облегченно вздохнул. Голландец нравился ему, и временами было трудно представить, что он враг. Называть этого человека по имени означало дружеские отношения, а мальчик не был уверен, что тем самым не предаст Сирену.

— Зайдем со мною в офис, Калеб. У меня назначена встреча со служащими, и я должен там быть. Правда, пока еще рано. Но я хочу сменить эту мокрую рубашку, а заодно покажу тебе макеты моих кораблей. Один из местных жителей вырезает их для меня, и я уверяю, что это произведения искусства.

* * *

Не замечая духоты офиса голландской Ост-Индской компании, Калеб с любовью и восхищением касался миниатюрных макетов кораблей.

— Как они прекрасны! У человека, вырезавшего их, золотые руки! — восторгался мальчик.

Риган, сбросив с себя сырую рубашку, подошел к ребенку и взял один из макетов в руки.

— Это был корабль моего отца. Он назывался «Тита» — в честь моей жены. На этом самом корабле мы с женой и маленьким сыном направлялись в Европу. Тита, моя жена, была местной принцессой, дочерью верховного жреца, она впервые покидала Яву. Мы почти достигли мыса Доброй Надежды в Атлантике, когда на «Титу» напали пираты… — глаза у Ригана затуманились. — Мою жену убили у меня на глазах, а мой сын…

Глаза Калеба светились сочувствием.

— Меня посадили в шлюпку, снабдив пищей и водой. Я так и не узнал тому причину. Через два или три дня я был подобран испанской бригантиной. Но капитан не поверил мне, что я и отец — владельцы разграбленной «Титы». Я даже не знал, на плаву ли еще она или потоплена. Когда я стал настаивать, чтобы мы начали искать ее, капитан сообщил, будто видел, как этот корабль затонул. Затем я был несправедливо обвинен в том, что будто бы сам являлся членом экипажа голландского пиратского судна, нападавшего в те времена на испанские и португальские корабли неподалеку от мыса Доброй Надежды…

— Так я никогда больше и не увидел своего сына, — продолжил Риган свой печальный рассказ. — Я даже не знаю, жив он или мертв. В последний раз, когда я видел ребенка, он плакал от страха, крепко вцепившись в штурвальное колесо.

Повисла долгая пауза, прежде чем ван дер Рис смог закончить свой рассказ.

— Меня доставили в Испанию как преступника и бросили в тюрьму, где я томился долгих шесть лет. Мой отец со временем сумел добиться, чтобы меня освободили за очень большие деньги. Твой отец, Калеб, тоже очень помог мне. Он употребил свое влияние там, где это было необходимо. И я очень благодарен ему за это.

Когда Риган отвернулся, Калеб пришел в ужас, увидев глубокие шрамы, протянувшиеся через всю широкую, сильную спину голландца. Возглас изумления невольно вырвался у мальчика.

— Память об испанской тюрьме, — жестко произнес ван дер Рис, обернувшись. — А они еще называют голландцев дикарями!

— Не все… не все испанцы дикари, — неуверенно заметил Калеб.

— Верно, — холодно сказал Риган. — Так же, как не все голландцы и не все немцы. Может быть, тебе удастся объяснить это своей сестре…

Надев свежую батистовую рубашку, ван дер Рис закурил сигару и сел на край массивного письменного стола, помахивая ногой.

— Итак, молодой человек, что вы думаете об Ост-Индской компании?

— Очень впечатляюще! Я уважаю вас, менеер, за вашу успешную деятельность!

Если Риган и заметил официальное обращение мальчика, то не показал вида.

— Эта дьявольская работа оставляет мало свободного времени, а теперь, когда я женюсь на твоей сестре, времени будет еще меньше. Работа, работа, работа, — пошутил он.

— Вы богаты, менеер?

— По определенным меркам, думаю, да. Но несколько пиратских нападений на мои корабли могут оставить меня ни с чем. Почти все мои доходы связаны с флотом, даже плантации окажутся практически бесполезными, если корабли не смогут перевозить мускатный орех в Голландию. Мне пришлось бы пользоваться услугами других кораблей, а это, соответственно, было бы намного дороже!

— Вас часто беспокоят пираты?

— Нет. Я стараюсь предотвратить это всеми возможными средствами. Пришлось потратиться и оснастить свои корабли оружием.

Риган не стал говорить о том, что иногда нанимал пиратов охранять не только свои корабли, но и суда голландской Ост-Индской компании от испанцев.

— Вы потратили свои деньги? Но если корабли принадлежат компании, почему она не платит за это?

— Платит, Калеб. Но сейчас я говорю о своих собственных кораблях! Я снабдил свой флот пушками, самыми крупными и современными. В настоящее время судоходство стало слишком опасным. Если не найти способ противостоять всем бедствиям, можно потерять свое дело, — он выглянул в окно и увидел, что солнце уже клонилось к горизонту. — Думаю, тебе уже пора вернуться к сестре. Наверное, она уже прочитала все необходимые молитвы и волнуется за тебя, — усмехнулся голландец.

Калеб покорно собрался уйти.

Риган задержал его, обратившись уже более мягко:

— Я уже говорил тебе, какую роль твой отец сыграл в моем освобождении из тюрьмы. Я всегда чувствовал себя его должником, хотя ни разу с ним не встречался. И я рад, что познакомился с тобой, его сыном, — ван дер Рис положил руку на плечо мальчика. — Ты сможешь найти один дорогу домой? Если нет, я попрошу одного из служащих провести тебя…

— Нет, я смогу сам найти дорогу. Я знаю, что вам нужно присутствовать на собрании служащих компании.

Риган крепко пожал руку Калеба.

— Я с удовольствием провел время с тобой. Скоро мы повторим это. А теперь иди, чтобы твоя сестра зря не волновалась. Встретимся за ужином.

* * *

Вернувшись домой, прежде чем идти к себе и переодеться к ужину, Калеб направился в комнату Сирены. Сердце мальчика разъедали противоречивые чувства, он был смущен. Еще находясь на «Ране», он выражал свое сомнение, что менеер ван дер Рис организовал нападение Дика Блэкхарта и его команды. А теперь Калебу еще труднее было поверить, что Риган способен на такое. Как мог человек, переживший из-за пиратов столько горя (трагическую смерть жены и потерю ребенка), нанести подобный удар невинным людям? Задумавшись, мальчик некоторое время стоял перед дверью сестры, пока наконец решился постучать и услышал, как она просит его войти.

— Как прошла прогулка, братишка? Тебе понравилось?

— Да, очень. Менеер показал мне свой новый корабль и попросил меня придумать ему название. Он также просил, чтобы я звал его по имени. Он сказал, что нет нужды быть таким официальным. Но я не стал называть его Риганом, — поспешно добавил мальчик, боясь ее недовольства. Он поклялся в верности и сдержит свое слово, несмотря на то, что сомневается в вине ван дер Риса.

Затем Калеб быстро пересказал события дня.

— Тебе известно, что он раньше был женат и что у него был сын?

Сирена постаралась скрыть удивление.

— Да, отец рассказывал об этом мне и Исабель. Тебе нравится менеер, не так ли, братишка?

— Да, — неуверенно признался он. — Но не беспокойся: я ничего ему не рассказывал. Он заметил, что я неразговорчив, и сказал, что ему это нравится в мужчинах, так как дела лучше слов.

Калеб передал историю, рассказанную Риганом о пиратском нападении и заключении его в испанскую тюрьму, хотя Сирене кое-что уже было известно об этом.

— Ты бы посмотрела на его спину! Она вся в шрамах и рубцах. Это старые раны, и они уже затянулись, но все равно вид их ужасен.

— Его истязали и били в испанской тюрьме, а он все равно согласился жениться на испанке! Или, по крайней мере, согласился выполнить волю отца… — удивилась Сирена. — Если то, что он говорил, правда, тогда он, должно быть, затаил желание мстить испанцам, так же, как и я — голландцам.

— Менеер с уважением говорил о твоем отце, Сирена. Он сказал, что благодарен ему за помощь в освобождении из тюрьмы.

— И благодарность менеера выразилась в том, что его гнусные пираты захватили и ограбили «Рану», убили Исабель и дядю! — горько возразила девушка.

Она повернулась спиной к Калебу, отойдя к окну в глубине комнаты, выходящему в сад, и долго стояла там молча. Мальчик подумал, что Сирена плачет. Но когда она наконец обернулась к нему, глаза ее были сухими.

— Пора одеваться. Думаю, этот ужин устраивается из-за нас. Ненавижу великосветские приемы!

— Много будет гостей? — поинтересовался Калеб.

— Если честно, то я не знаю, меня это не волнует. Единственно я надеюсь, что менеер будет вести разговор о своем новом корабле, который отправится в Голландию на следующий день после свадьбы.

Отвлекшись от своих Мыслей, она увидела, что мальчик чем-то взволнован. Считая, что причиной его беспокойства является предстоящий ужин, Сирена успокаивающе заметила:

— Знаю, что для тебя это очень важно, братишка. Все-таки это твой первый официальный ужин. Не переживай, все будет замечательно. Просто наблюдай за мной и делай как я. Ты обладаешь природным чувством такта и вряд ли будешь вести себя неправильно. Если какое-то из блюд вызовет у тебя затруднение, сошлись на плохой аппетит. Голландцы ничего не поймут, это дикари! Сомневаюсь, что им известны такие понятия, как этикет и хорошие манеры. Так что расслабься и наслаждайся едой. Мы слишком долго сидели взаперти, и я уже устала от этого заточения, — выражение досады на ее лице вызвало у Калеба смех. — Все эти молитвы очень утомляют!

Мальчик не выдержал и рассмеялся открыто, даже слезы выступили у него на глазах.

— Почему ты смеешься надо мной, братишка? Конечно, я сама все это себе придумала, но, — она предупреждающе подняла палец, — если я хочу осуществить свой план, нужно потерпеть и скуку. Только боюсь, что нас разоблачат.

— Нас не разоблачат, Сирена. Ты все спланировала очень хорошо. Нам все удастся.

Темные глаза мальчика возбужденно блестели в предвкушении дальнейших действий. Его единственным желанием было вернуться в море, где, как он считал, его место.

Далекий грохот прервал их беседу. Сначала показалось, что где-то пальнули из большой пушки. Но грохот нарастал, приближаясь. Сирена и Калеб поспешили к окну, ожидая увидеть на горизонте черный дым от пушечных ядер. Неужели обнаглевшие пираты напали на Батавию? Выскочив на балкон, молодые люди напряженно всматривались в даль. Ничего не увидев, они вернулись в комнату.

Лампа, стоявшая на туалетном столике Сирены, начала дрожать, издавая тихий звон. Калеб резко повернулся, и лицо его приняло спокойное выражение.

— Это всего лишь вулканы, — вздохнул он. — Один из вулканов решил напомнить о себе.

Только он сказал это, как звон лампы прекратился, грохот за окном стих.

Сирена была явно испугана, и ее ладони от волнения сжались в кулаки, а губы нервно подрагивали.

— Если ты собираешься жить на Яве, то тебе нужно привыкнуть к капризам огненных гор. Очень редко бывает что-либо помимо грохота. Правда, иногда случаются камнепады…

И сразу же мальчик подумал о том же, о чем и Сирена: два вулкана охраняют вход в бухту, где спрятана «Рана». Если рухнут прибрежные скалы, перекрыв большими валунами реку Смерти, то их фрегат окажется запертым в бухте. Похороненным! Капли пота выступили на верхней губе Калеба.

— Завтра перед дождем, когда менеер уедет в свой офис, поезжай верхом к бухте и посмотри, все ли там в порядке с «Раной», — сказала девушка, надеясь отвлечь мальчика от мрачных предчувствий. — А затем поезжай вдоль берега вниз по реке и посмотри свободен ли проход в море. Хотя я не сомневаюсь, что все в порядке.

Мысли о «Ране» отвлекли мальчика. Лицо его засияло. Если Сирена говорит, что все в порядке, значит, так оно и есть. Ребяческая вера светилась на его лице.

— Хорошо. Я все сделаю, как ты сказала, Сирена! Как хочется снова увидеть корабль!

Калеб явно чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Обитая в этом богато обставленном доме, одеваясь в тонкие, из льняного батиста рубашки и обуваясь в блестящие жесткие башмаки, юнга мечтал о море и качающейся под ногами палубе.

Сирена молилась, чтобы ее уверения оказались правдой. Если «Рана» будет заблокирована в бухте, то это приведет лишь к одному — к провалу ее мстительных планов. А тогда лучше умереть!

* * *

Уже наступал вечер, а задвижку на дверь так и не поставили. Сирена была вне себя от гнева. Кто виноват? Экономка или Риган ван дер Рис? Если бы ей пришлось держать пари, она решила бы, что виноват Риган. Фрау просто выполняла распоряжения хозяина. Очевидно, приказа юфрау недостаточно.

Резко постучав в дверь из тикового дерева, Сирена замерла в нетерпении. Дверь открыл сам хозяин с бокалом в одном руке, и с душистой сигарой — в другой. Он насмешливо улыбнулся, уловив еле сдерживаемый гнев на лице девушки.

— Знаете, — сказал он просто, — я уверен, что мы могли быть друзьями. Как… благоразумно с вашей стороны нанести мне визит. И без четок! — Риган шутливо помахал сигарой.

Сердце Сирены подпрыгнуло в груди. Никогда еще ей не приходилось встречаться с таким мужчиной. Она ощущала его обаяние, силу, мужественность; все в нем казалось необыкновенно волнующим и привлекательным. Взяв себя в руки, девушка вспомнила, что, собственно, привело ее сюда.

— Я хочу, чтобы на моей двери поставили задвижку! — потребовала Сирена. — Крепкую железную задвижку, — медленно произнесла она, четко выговаривая каждое слово, чтобы не возникло никаких сомнений по поводу серьезности ее требований.

Голубые глаза Ригана чуть сузились. Он поднес серебряный бокал к губам и неторопливо начал пить, не отрывая при этом взгляда от раскрасневшегося лица взволнованной невесты, затем решительно опустил бокал на стол и взял в рот сигару. Пахучее облако дыма расползлось по комнате.

— Задвижка вряд ли помешает мне войти в вашу комнату, если, конечно, я захочу туда войти. Но я не имею желания делать этого. Пока. И хочу, чтобы вы это ясно представляли, — насмешливо произнес он.

Сирена вздрогнула, как будто ей отвесили пощечину. Она еле сдерживала себя, и ее бездонные зеленые глаза потемнели от гнева.

— Если, — тихо произнесла она, — кто-то в этом доме вздумает без приглашения войти в мою комнату, я буду вынуждена…

Риган прервал ее. Глаза его смеялись, но голос был невозмутимо-насмешливым:

— Вы будете вынуждены взять четки и усиленно молиться, чтобы какая-нибудь волшебная сила разверзла небеса и поглотила непрошеного гостя. Моя дорогая сеньорита, позвольте мне повторить: никакие железные засовы, никакие магические молитвы над четками не сдержат меня, если я захочу войти.

Голубые глаза остановились на бокале, который он машинально взял со стола. Сирена также безотчетно смотрела на этот предмет. Загорелая сильная ладонь Ригана сплющила серебряные бока ни в чем не повинного бокала.

Глаза их встретились.

Ей хотелось наброситься на этого человека, бить, царапать его, хотелось заставить его считаться с собой, хотелось разодрать в кровь его красивое насмешливое лицо. Как смеет он думать, что может запугать ее, демонстрируя свою силу!

— Будет интересно посмотреть, как вы ломаете закрытую дверь. Я думала, что человек вашего склада характера и воспитания окажется выше этого. В любом случае, менеер, задвижка и замок не будут означать отказа вам в ваших супружеских правах, а просто обеспечат необходимое мне одиночество и защиту от любых вторжений (слуг, фрау Хольц, лично ваших), когда я молюсь или нахожусь в уединении. Все, разговор закончен. К завтрашнему дню обеспечьте установку задвижки и нового замка на моих дверях, — холодно произнесла Сирена и повернулась, чтобы уйти.

Ее всю трясло. Боже, что в этом человеке заставляло ее испытывать такое волнение?!

Сирена уже взялась за дверную ручку, как вдруг почувствовала: ее приподняли и повернули. Взгляды их встретились. И тут же она почувствовала на своих губах его жесткие губы. Голова у нее закружилась, тело напряглось. От менеера исходил волнующий мужской запах. Все поплыло у нее перед глазами… Но вдруг Риган грубо оттолкнул от себя девушку. Глаза его смеялись над смущенным выражением ее лица.

— Я всегда побеждаю, сеньорита, — холодно произнес он. — Запомните это.

Сирена, ощущая унижение и гнев, ответила ему в тон:

— А что будет, менеер, если в результате вашей победы вы окажетесь ни с чем?

— Тогда, сеньорита, так и будет. Иногда ничто — например, как сейчас, — лучше, чем что-то, — слегка наклонив голову, он дал ей понять, что больше ее не задерживает. — Завтра после обеда вам поставят задвижку и новый замок. И будем оба молиться, чтобы они вам помогли.