Сара стояла на палубе, подставляя лицо свежему ветру, и обдумывала дальнейшие действия. Несколько часов назад она решила, что не может оставить взаперти эту парочку, какие бы чувства к ним ни испытывала. В конце концов, Малькольм является настоящим отцом ее ребенка, и Сара не должна была убивать его. Если же он смирится с судьбой и не попытается открыть дверь, это будет его решением, а не ее виной.

Сара пришла к заключению, что самым удобным временем для освобождения узников будет сход на берег пассажиров и команды. Во всеобщей суете никто на заметит, как она проскользнет в трюм и отодвинет засов – очень осторожно, без малейшего шума. Рэн и Малькольм не должны сразу догадаться, что свободны, иначе Саре придется опасаться скорой расправы.

Атмосфера на «Морской Сирене» была очень напряженной. Все подозревали друг друга в совершенном преступлении, и сознание того, что рядом ходит непойманный убийца, действовало на людей угнетающе.

Лидия держалась очень скромно и тихо, по щекам ее постоянно катились слезы. Женщина оплакивала Рэн и Обри Фаррингтона и беспокоилась за свою судьбу, к тому же ей не давал покоя маленький мешочек с драгоценными камнями, который она носила на груди – наследство Рэн. Лидия решила отдать его на хранение капитану ван дер Рису и пошла в рулевую рубку.

– Капитан ван дер Рис, – спокойно начала она, – мне бы хотелось поговорить с вами! – Лидия вытащила из-за корсажа мешочек и протянула Калебу. – Не могли бы вы сохранить это у себя, пока мы не войдем в порт? – глаза Лидии повлажнели. – Это Рэн оставила мне в наследство.

Калеб был ошеломлен.

– Это те камни, которые вы с Рэн выиграли у Обри Фаррингтона?

– Да, капитан. Рэн отдала их мне. Она сказала, что они потребуются мне для устройства в Америке. Только ради этого Рэн играла в карты с Обри Фаррингтоном, – Лидия начала всхлипывать.

– Кода она отдала их вам? – с волнением спросил Калеб.

– Сразу же после игры, капитан. На следующий день она собиралась втянуть в игру Баскома. Рэн говорила, что этих камней хватит мне ненадолго, поэтому нужно золото, которое есть у Баскома.

– Миссис Стоунхам, вы уверены в этом? – спросил Калеб.

– Конечно, уверена, капитан. Я не дурочка, как считают некоторые, – Лидия вытерла глаза и сердито посмотрела на Калеба. – А вам должно быть стыдно, капитан, что до сих пор не выяснено, кто убил Обри Фаррингтона и сбросил Рэн за борт. Если вы думаете, что это сделал мой муж, вы ошибаетесь. Он трус, а не убийца.

В глазах Калеба вспыхнула такая боль, что Лидия почти пожалела о своих словах, но она осознавала, что абсолютно права: в обязанности капитана входило разоблачение убийцы.

Некоторое время после ухода Лидии Калеб сидел, подбрасывая на ладони мешочек с драгоценными камнями. Он вернулся к тому месту, откуда начал. Если Рэн и Обри убили не из-за драгоценностей, то из-за чего? Может быть, они что-то знали? Может быть, что-то видели? Мысли Калеба снова вернулись к Баскому. По словам пуритан и стоявшего на посту охранника, Баском Стоунхам не покидал трюма, следовательно был чист как младенец. Так кто же это мог быть?

* * *

«Морская Сирена» шла точно по курсу. Первый помощник капитана Питер собрал всех членов команды, свободных от вахты, на камбузе у Густава и призвал к тишине.

– Пора нам перекинуться парой слов, – начал он. – Я уже устал смотреть на всех вас с подозрением, да и вы, думаю, тоже. Через несколько часов корабль пристанет к берегу, а мы так и не приблизились к разгадке того, кто убил Фаррингтона. И хотя я не выступаю против капитана ван дер Риса, но голосую за то, что не пойду обратно в Англию на «Морской Сирене», если убийца не будет найден. Кто поддерживает меня, пусть скажет «да», кто против – «нет».

Послышалось единогласное «да».

– Если у кого-нибудь есть идеи, ключ к разгадке преступления, пусть говорит. Мы ходим по морям одной командой уже несколько лет, и я не верю, что это сделал один из нас. Скажите, что думаете, ребята.

– Питер прав, – громко произнес француз Жак, – мы хорошо знаем друг друга. Не думаю, что это сделал кто-то из наших.

– А пуритане в трюме и их сумасшедший предводитель – что вы думаете о них? – спросил матрос по имени Клод.

– Трюм постоянно находился под охраной. Верующие любят своего священника, но вряд ли станут лгать, – высказался Питер.

– Все когда-то бывает в первый раз! – фыркнул Жак.

– Конечно. Значит и среди нас может быть тот, кто убил дубинкой старика и выбросил девушку за борт.

Поднялся Диего Санчес, великолепный в своей алой рубахе, и уверенно заявил:

– Плохая примета – женщина на корабле, тем более не одна.

Члены команды переглянулись и посмотрели на нахмуренного Питера.

– Диего прав, – с кислым видом произнес Клод. – Женщины приносят несчастье. Там, где они появляются, всегда возникают проблемы. Так случилось и с нашим кораблем.

Все дружно закивали головами и сошлись в едином мнении, что дело не обошлось без женщины. А поскольку этой женщиной не могла быть Рэн ван дер Рис, которая сама безвременно погибла, поэтому виновата во всем жена священника.

– Я не согласен! – возмутился Питер. – Лидия Стоунхам – безобидное, застенчивое существо. У нее просто не хватило бы сил убить Фаррингтона дубинкой.

Все снова закивали головами, и подозрение пало на Сару Стоунхам. Только Густав поразился услышанному. «Как могут они говорить такие ужасные вещи о леди? – недоумевал он. – Она ведь просто обезумела от горя, даже с трудом передвигала ноги, но все равно помогала вести поиск! Что им известно о прекрасных леди!..» Густав вздохнул. Чего болтать впустую? Матросы просто посмеются над ним.

* * *

Сара разгуливала по каюте, не переставая напевать какую-то печальную мелодию, глаза ее лихорадочно сверкали. Время от времени она бросала беспокойные взгляды на Лидию, которая тихо сидела на своей койке и от нечего делать крутила в руках карты Рэн.

Краем глаза Лидия с тревогой наблюдала за Сарой. Ее раздражало и пугало постоянное пение невестки и то, как ритмично она сжимала и разжимала руки. Набраться бы храбрости и рассказать о своих подозрениях капитану ван дер Рису. Но станет ли он слушать? Поймет ли, поверит? Лидия решила попытаться.

Когда Сара, устав от хождений, наконец легла на койку и закрыла глаза, Лидия быстро встала и вышла из каюты. Она направилась прямо к рулевой рубке и подождала, пока Калеб махнул ей рукой, приглашая войти.

– Боже мой, – пробормотал он вполголоса, – что же на этот раз?

Все же он заставил себя изобразить на лице интерес, когда Лидия начала говорить.

– Капитан ван дер Рис, я долго думала, прежде чем нанести вам второй визит за сегодняшний день, и решила высказать вам свои подозрения. Я отдаю себе отчет, что могу ошибаться, но могу и оказаться права. Мне очень тяжело говорить об этом, потому что… я не хочу, чтобы вы подумали, что это из-за Баскома. Просто… то, что я хочу сказать…

Калеба действительно заинтересовало это вступление, он настроился выслушать Лидию и терпеливо дожидался, пока женщина соберется с мыслями.

Лидия расправила плечи и сложила руки на коленях.

– Я хочу рассказать о своей невестке Саре, капитан. Я знаю, что она… что она… ваша леди. Поэтому мне трудно говорить об этом. Последнее время она ведет себя очень странно. Непрерывно напевает какую-то бессмысленную песенку, а ее глаза… похожи на глаза Баскома, когда он уносится в своих видениях в какой-то другой мир. Сара рыщет по кораблю посреди ночи, расхаживает по каюте, как загнанный в клетку дикий зверь. Господи, смилуйся надо мной, но я считаю, что это она убила Обри Фаррингтона, – затаив дыхание, Лидия следила за реакцией Калеба. – Я это чувствую вот здесь, – сказала она, приложив руку к сердцу. – Я не знаю, за что она убила Обри, но уверена, что Сара ненавидела Рэн. Вас это удивляет? Рэн тоже едва выносила Сару. С женщинами такое случается, – в голосе Лидии зазвучала убежденность. – Это вам предстоит выяснить причину происшедшего. Да, вот еще что… Сара беременна. Она никогда не говорила об этом, но все признаки налицо. Не думаю, что вам известны такие вещи, и не знаю, имеет ли это какое-нибудь значение, но чувствую, что должна упомянуть и об этом. Иногда в женщину вселяется дьявол, когда она обнаруживает, что оказалась в таком… затруднительном положении, да еще и без мужа.

От волнения у Калеба пересохло в горле, слова давались ему с трудом.

– Скажите, миссис Стоунхам, когда вы заметили… состояние Сары?

Лидия вспыхнула.

– Еще в трюме, почти сразу после отплытия. Ее тошнило каждое утро. Конечно, это могло быть связано с морской качкой, но – опять-таки! – женщина разбирается в таких вещах. А еще… у нее… едва заметно округлилась талия, – краска заливала лицо и шею Лидии, и она закрыла глаза. – Прошу простить меня, капитан, за то, что так прямо и откровенно разговариваю с вами. Я понимаю, что леди не должна вести себя подобным образом, но вы должны это знать. Я больше не хочу оставаться с Сарой в одной каюте, она пугает меня.

Калеб испытывал огромное облегчение.

– Дорогая леди, все на этом корабле ваше, только попросите! Вы сейчас несколько раз спасли мне жизнь, сами того не зная. Если не возражаете, можете занять каюту Фаррингтона. Да, вот еще что, миссис Стоунхам… Как по-вашему, зачем Сара это сделала, если, конечно, это она?

Лидия наморщила лоб, слегка постучала согнутым пальцем по голове и сказала:

– Она не в себе, капитан. Я не люблю плохо говорить о своем муже, но он ее брат, и, может быть, это у них от рождения. Вы думаете, то, что я сказала, заслуживает какого-нибудь внимания?

– Даже больше, чем вы предполагали, дорогая леди. Я не хочу, чтобы вы чего-то боялись, и скажу матросам, чтобы присматривали за вами. У вас нет причин тревожиться.

Лидия была очень довольна. Калеб поверил ей! Слава Богу, что она нашла в себе мужество поговорить с ним!

Калеб с легким сердцем наблюдал, как Лидия шествует по палубе. Как это похоже на женщин: одна наводит беспорядок, другая расставляет все по своим местам!

Кивок головы – и Питер уже входит в рубку. Мужчины долго о чем-то разговаривали приглушенными голосами, затем первый помощник отправился выполнять распоряжения капитана.

* * *

Сара вовсе не удивилась, когда за ней пришел Питер. Она последовала за ним к люку и по трапу спустилась в трюм. Ей было все равно. Семья позаботится о ней. Сейчас она слишком устала, чтобы беспокоиться о своей судьбе.

Усевшись рядом с матерью, которая не обращала на нее внимания, Сара наблюдала, как первый помощник о чем-то тихо беседует с Баскомом. Пусть говорят! Она потом объяснит Баскому, что ее вернули только из-за Лидии. Брат разозлится и, возможно, оставит ее в покое. Сейчас Сару не волновали ни Малькольм, ни Калеб, а уж меньше всего – Баском. Но что-то постоянно давило на ее мозг… Рэн! Всегда все сходится на Рэн! Конечно же! Рэн умрет от голода, если не отнести ей что-нибудь поесть, и Малькольм тоже.

– Я позабочусь о ней, – заверил Баском Питера. – Можете передать капитану, что он ошибается насчет моей сестры. Если он считает, что она ведет себя странно, то это из-за лихорадки. Рассудок ее в полном порядке. Она такая же нормальная, как и я.

Заметив скептический взгляд первого помощника, Баском поспешно продолжил:

– Моей сестре даже не знакомо слово «насилие». Не забудьте передать мои слова капитану ван дер Рису. А теперь, с вашего позволения, подошло время молитвы. А так как вы не готовы принять нашу веру, оставьте нас, пожалуйста.

Питеру не нужно было повторять дважды. Через несколько секунд он уже стоял на палубе. Отдышавшись после зловонного трюма, он направился в рулевую рубку передать слова Баскома капитану. Калеб выслушал Питера с непроницаемым лицом. Он кивнул, отпустил помощника и снова устремил взгляд вдаль. Он не знал, что надеялся или ожидал там увидеть. Перед ним расстилалась бесконечная сине-зеленая гладь.

В то время как Калеб созерцал морские просторы, а Сара спала в трюме, Рэн, скорчившись, сидела в углу запертой камеры. «Сколько я уже нахожусь здесь?» – размышляла она. С тех пор, как погас фонарь, девушка потеряла счет времени. Она не могла решить, что же лучше: смотреть при тусклом свете на изуродованное лицо Малькольма Уэзерли или отражать атаки крыс, которые резвились в темноте прямо у ее ног.

«Неужели никто никогда не придет проверить эту проклятую яму, в которой я оказалась узницей? Что наплела Сара о моем местонахождении? К этому времени Калеб уже должен был перевернуть корабль вверх дном, разыскивая меня, – печально думала она. – И куда, черт побери, подевался Фаррингтон? Малькольм сказал, что Орби обычно приносил ему еду поздно ночью, а потом выводил его на прогулку. Куда же запропастился старик?»

После первого жестокого нападения на Рэн Уэзерли оставил ее в покое, заявив, что не станет тратить на нее силы, которых и так осталось мало. Но для того, чтобы быть уверенным, что Рэн не будет кричать и тем самым не выдаст его убежища, Малькольм разорвал свою рубашку, связал девушку и засунул ей в рот кляп.

Импровизированные веревки врезались в руки Рэн, ее тошнило от грязной, пропахшей потом тряпки. Она чувствовала, что близка к отчаянию.