Долгими и одинокими предрассветными часами ворочалась Валентина на обитом шелком диване и не могла заснуть. В голове метались мысли о Менгисе, тело умоляло об объятиях. Каждый день росла тоска девушки по возлюбленному, и каждую ночь с болью в сердце видела она его образ.

Валентина откинула покрывало так неожиданно, что Шадьяр, проснувшись, вскочила и от удивления зарычала.

– Тише, глупая кошка! Иди спать! – приказала ей хозяйка, чувствуя себя немного сумасшедшей от того, что разговаривает с пантерой. – Смотри, что ты наделала! Из-за тебя голубка Менгиса, взмахнув крыльями, рассыпала зерно!

Шадьяр жмурила свои желтые глаза и наклоняла голову то в одну, то в другую сторону, словно что-то понимала.

Валентина глянула в зеркало на свое отражение. Желание увидеть возлюбленного было так велико, что она задрожала. Положив зеркало на тяжелый сундук из эбенового дерева, девушка повернулась к Шадьяр.

– А как насчет того, чтобы прогуляться? – спросила она у внимательно смотревшей на нее пантеры. – И что скажешь мне ты? – обратилась Валентина к голубке Менгиса. – Хочешь полететь к хозяину и рассказать ему о моем стремлении его увидеть?

Переодевшись в дорожный костюм – теплый халат и тунику с длинными рукавами, – а также набросив сверху плащ для защиты от холода, Валентина надела цепь на шею Шадьяр, а голубку, вынув из клетки, посадила себе на плечо и прикрепила золотую цепочку к плащу.

Сердце девушки сильно билось, когда она бежала по коридорам к выходу из дворца. Она знала: естественным, как дыхание, было ее желание встретиться с Менгисом и заглянуть в его смеющиеся темные глаза – в душе погасли все чувства и все мысли, кроме этой всепоглощающей страсти, этой боли-тоски.

В полумраке конюшни, пропитанной запахами конского пота и сена, Валентина оседлала белого арабского скакуна, нашептывая ласковые слова, чтобы успокоить испуганное животное. Выбравшись в прохладу ночи, девушка повела за пределы двора лошадь, пантеру и голубку.

Сев на коня, она пустила его галопом. Голубка, прижимаясь к ее шее, согревалась теплом хозяйки. Шадьяр бежала рядом. Когда пантера начинала отставать, наездница придерживала коня и поджидала свою четвероногую спутницу.

Валентина подняла взор к небу: серебристые звезды маняще мерцали на бархатисто-черном небосводе. Ее тоска превратилась в глубокое и неизбывное волнение. Любовь! Это любовь! Она нашла имя для этого чувства, для этой боли-тоски, и ей стало легче. Она любит Менгиса! Кристально прозрачные слезы набегали девушке на глаза и текли по щекам. «Любовь!» – радостно возвещало ее сердце.

Пришпорив арабского скакуна, Валентина в сопровождении своей странной свиты ехала туда, где душа должна была обрести покой – в Аламут, к Менгису. На рассвете, под полуденным солнцем и в красноватых отсветах заката мчалась она к своей любви. На полпути к Гнезду Орла девушка выпустила голубку, и та, покружив над головой, высоко взмыла в небо и рванулась к вершине горы.

Валентина устремила взор к Аламуту. Ее волосы расплелись и свободно ниспадали на спину, развеваясь от встречного ветра. Она понукала коня:

– Ну же… скорее мчи меня к Менгису… к Менгису… к Менгису…

Когда Валентина добралась до вершины и ее взору открылась цитадель федаинов, она соскользнула со спины скакуна, не замечая боли в усталом теле и лишь ощущая, как следят за нею чьи-то глаза. Но пристальные взгляды невидимых людей не казались ей угрожающими, наоборот, позволяли чувствовать себя в безопасности в сгущающейся мгле.

Золотой диск луны выплыл из-за темной тучи и проложил себе путь среди скопления звезд, мерцавших на эбонитово-черном небе. Эта ночь, казалось, была создана для любви – для их любви с Менгисом.

Когда девушка закончила подъем и вышла на лужайку, волнение сжало ей грудь.

– Менгис, – тихо позвала Валентина, – где ты?

Вдруг она оказалась в объятиях любимого, и его поцелуи проложили дорожку от ее губ к шее. Девушка радостно прильнула к стройному гибкому телу. Молодые люди жадно искали уста друг друга и так самозабвенно стремились слиться в объятиях, что успокоение могли найти только во взрыве страсти и желания.

Менгис нежно поднял на руки Валентину и прижал к себе. Она сладострастно целовала любимого. Он осторожно положил ее на ковер из листьев и прильнул к губам. Голова девушки закружилась от возбуждающего аромата его волос, смешанного с запахами леса. Без единого слова Менгис давал понять, как боготворит возлюбленную. Отвечая на поцелуи, Валентина крепко обнимала его за шею.

В ту ночь любовь вовлекла их в поток невероятного наслаждения и вознесла на ослепительные высоты, слив воедино.

Менгис спал, положив голову на грудь любимой. Валентина лежала спокойно и умиротворенно, глядя, как в безбрежных небесных просторах перемигиваются звезды. Они погаснут с первыми лучами солнца, но с заходом его появятся на небе снова. Все всегда возвращается на круги своя. Вот и она вернулась к возлюбленному, и так будет всегда, вечно.

* * *

Один за другим отсылались караваны в течение последующих недель. До Валентины дошла весть, что вскоре прибудут люди Саладина, чтобы забрать купленную провизию. Осмотр полупустых зернохранилищ и кладовых ее встревожил. Что делать? Новому урожаю зреть еще несколько месяцев. Перед мысленным взором мелькнуло ее обнаженное тело, привязанное к кресту, и видение стало преследовать постоянно – на кресте распинают за предательство и обман.

Как же объяснить все Саладину и его военачальникам? Поможет ли ей и на этот раз Менгис? Три раза уже ездила она в Аламут, и каждый раз все труднее было возвращаться в Напур. Вкушая покой и блаженство в объятиях любимого, будь то на траве, на коврах или в постели, Валентина обретала покой и умиротворение, во дворце же Рамифа ее ждали заботы и волнение.

Должна ли она попросить Менгиса помочь ей? Валентина подумывала об этом, но сразу же вспоминались его слова: «Я хочу посмотреть, как ты справишься со своей судьбой…» Нет, Менгиса просить она не станет, однако по-прежнему будет подниматься на гору и встречаться с ним, давая отдых усталой душе, а когда вернутся мусульмане, примет любое наказание, ей уготованное. Ответственность за принятое решение помочь христианам несет только она и не отступится от своего, даже если придется умереть!

Без колебаний выезжала Валентина из дворца, с голубкой на плече и пантерой, бегущей рядом. Местность теперь была ей знакома, и с каждым разом девушке становилось все легче подниматься на гору. Вернется ли она в долину на этот раз? При этой мысли сердце начинало биться учащенно. Может, остаться навсегда в Гнезде Орла?

Едва возникали подобные вопросы, как Валентина немедленно отбрасывала их. Из рассказов Менгиса она узнала достаточно много о сообществе федаинов, чтобы понять: будущее шейха аль-Джебала предопределялось, когда он был еще ребенком, чуть ли не до того, как начинал ходить. При приближении поры возмужания его отсылали в Аламут, где он видел лишь федаинов, слуг и женщин гарема.

Однако, когда Менгису стало известно, что близится время его восшествия на трон, он настоял, чтобы ему позволили увидеть мир, прежде чем ограничить жизнь стенами Аламута. Именно из своего путешествия он и возвращался, когда решил присоединиться к участникам турнира в честь бракосочетания короля Ричарда с Беренгарией Наваррской.

– Мы с Паксом старые друзья. Он мой сводный брат. Наш покойный отец был султаном Джакарда.

Валентина не могла себе представить двух более непохожих друг на друга братьев: Паксон – воин, обожающий столкновения и битвы, Менгис же – миротворец в душе. Что он ей говорил? Все сущее есть Бог? Да, именно так. Менгис почитал жизнь глубоко и проникновенно, а Паксон мог растоптать чужую жизнь столь же легко, как раздавить насекомое.

Но даже несмотря на всю свою любовь, Валентина еще не была готова отбросить предрассудки и согласиться навсегда остаться в Аламуте. Она ненавидела цитадель и все, что эта твердыня олицетворяла: убийство и сообщество безжалостных мужчин, ни перед чем не останавливающихся ради достижения своих целей. Их жизни растрачивались впустую! Несчастные уверовали, что посещали небеса и рисковали собой, даже искали смерти, ради возвращения в тот райский мир, который однажды узрели.

Перед мысленным взором Валентины предстала Агава. Аламут – не то место, где следует растить детей! Стоит только вспомнить случившееся с девочкой! Нет, как ни велика ее любовь к Менгису, провести остаток жизни в Аламуте она не сможет. Любимый часто просил ее остаться, но никогда не заговаривал о том, чтобы самому покинуть горные выси.

Но сейчас не об этом ей надо думать! Главное – поскорее снова увидеть Менгиса! Глубоко вздохнув, Валентина выпустила голубку, наблюдая, как взмывает она вверх и пускается в свой неторопливый полет. Девушка начала подъем, и все мысли – кроме одной: скоро она увидит возлюбленного – покинули ее.

На вершине травянистого пригорка, запыхавшись, Валентина въехала на коне в открытые ворота Аламута и бросилась в объятия Менгиса. Рыдания теснились в груди. Любимый ее успокаивал, разговаривая тихо, как с прирученными ланями, и скоро рыдания утихли.

– Обними меня крепче, – судорожно всхлипывала Валентина. – …крепче…

Улыбка затаилась в уголках губ шейха аль-Джебала, когда он прижал девушку к груди. Какую странную вещь сотворила с ним эта длинноногая христианка! Как позволил он ей столь глубоко проникнуть ему в душу? Любовь к женщине никогда не значила так много для него самого и его соратников, однако пришла к нему, полная мук и горя.

Менгис знал, почему приехала Валентина: мусульмане возвращались за купленными припасами, а кладовые Напура были пусты. Что же она предпримет? Станет ли снова просить его о помощи или смирится с уготованным ей судьбой? Он чувствовал, как сильно бьется его сердце в ожидании ее решения.

– Пошли, посмотрим на животных. Хочу показать тебе одну лань. Такое грациозное существо, совсем как ты!

От прикосновения Менгиса утихли волнение и дрожь в теле девушки. Зная, что, может статься, она видит любимого в последний раз, Валентина оставалась на горе пять дней и ночей, и дни были насыщены теплым солнцем, согревавшим их во время купания в холодных прозрачных ручьях, а звезды благословляли ночи, проводимые ими в объятиях друг друга.

Накануне своего возвращения в Напур, Валентина блаженно вытянулась рядом с любимым, плоть была умиротворена, душа спокойна. Менгис грустно гладил ее темные волосы. Она так и не попросила его о помощи! Эта красивая женщина, которую он полюбил, знала, что окажется лицом к лицу со смертью, когда выяснится, что закрома пусты, и все же брала на себя ответственность за принятое решение, а к нему пришла из жажды любви и близости – но только не с просьбой о помощи! Тихая слеза скатилась по его щеке на руку, бережно обнимавшую возлюбленную – Валентина стала его душой и сердцем, самой жизнью.

В предрассветный час она проснулась и обнаружила, что всем телом прильнула к любимому. Его теплое дыхание касалось ее щеки, руки крепко обвивали стан. Валентина тихо поднялась и оделась, стараясь не разбудить Менгиса. Прежде чем уйти, она долго стояла, глядя на него и навеки запоминая любимые черты. Наклонившись, девушка нежно поцеловала возлюбленного в губы. Он беспокойно пошевелился во сне и на мгновение ответил на поцелуй. Валентина торопливо повернулась и открыла дверь.

Менгис лежал неподвижно, прислушиваясь к звукам. Стукнула закрывшаяся дверь. Сердце его разрывалось от горя. Почему он не попросил ее остаться? Почему не умолял не возвращаться в Напур?

Но на самом деле шейх аль-Джебал слишком хорошо сознавал, почему этого не сделал. Он любил Валентину и хотел, чтобы она всегда была с ним рядом, однако понимал, что возлюбленная дала клятву Рамифу и сдержит ее, чего бы ей это ни стоило. Решение помочь христианам она принимала сама и потому собиралась отвечать за последствия, встречая опасность лицом к лицу.

Менгис перевернулся на другой бок. Волнение, боль и тревога терзали ему душу, но вспоминались и восторги любви. Аромат возлюбленной еще не улетучился из комнаты, постель хранила тепло ее тела. Он уловил мгновение, когда Валентина поднялась с дивана, и знал, что она одевается, собираясь уехать. Когда же девушка наклонилась и поцеловала его, он едва сдержался, чтобы не заключить ее в объятия.

Сейчас Менгис был рад, что не подал виду и Валентина удалилась, думая, будто он еще спит. Ноша ее и без того тяжела, недоставало еще и этой тяжести печального расставания!

* * *

Спускаясь с горы, Валентина заметила длинный караван, извивавшийся по равнине. Она глянула на солнце и прикинула, сколько времени займет дорога. Поторопившись, можно иметь в запасе несколько часов! Как долго останется ей жить после того, как караван прибудет в Напур? Несколько дней? Часов? Окажется ли смерть мучительной и кровавой? Кто привяжет ее к кресту? Узнает ли о том Менгис, когда встретит она свою смерть? Он любит ее – шейх аль-Джебал, Старец Гор!

Прибыв во дворец, Валентина вымылась и умастила себя благовониями, ожидая появления гостей. Она решила устроить им пир, но присутствовать на нем не собиралась. Пусть думают, что хотят, ее это больше не волнует! Она останется в своих покоях и будет плакать, пока не выплачет все глаза, скорбя о любви Менгиса и своей судьбе.

Розалан постучала в дверь и получила разрешение войти. По глазам подруги Валентина поняла, как много вопросов вертится у той на языке, но бедуинка не стала спрашивать, где провела пять дней правительница Напура.

– Я рада, что ты пришла. Мне хотелось тебя видеть, – голос Валентины звучал твердо.

Может, поделиться с Розалан своим горем, рассказав о любви к Менгису? Нет, нечестно было бы обременить подругу тайной, хранящейся в глубине сердца. Слишком многое пришлось бы объяснять, а раскрывать некоторые секреты представлялось совершенно невозможным.

– Розалан, я получила известие, что скоро за припасами для войска прибудет Саладин. Не могла бы ты проследить за приготовлениями? Хомеда и Дагни по-прежнему следует держать под охраной. Нельзя позволить им покидать покои даже на мгновение! Если они выскажут Саладину свои соображения, добром это для нас не кончится.

Бедуинка кивнула, ее черные глаза стали серьезными.

– Не беспокойся! Хомед и Дагни по-прежнему под стражей. Для всех нас слишком многое окажется под угрозой, если они встретятся с Саладином.

– Скажи Ахмару, нельзя допускать, чтобы кто-то из гостей увидел их. Никто не должен даже знать, что они во дворце!

– Ахмар не позволяет им покидать своих комнат. Наша тайна останется нераскрытой!

«Но останутся ли нераскрытыми мои тайны?» – подумала Валентина.