Ричард Львиное Сердце принял решение, и христианское войско разделилось: французы, так и не простившие английскому королю его нерешительности, позволили ему отступить с холмов Иерусалима, а сами отправились к Яффе. В Акре Ричард зализывал раны и подыскивал достойный повод, чтобы отстраниться от неудач Крестового похода и вернуться в Англию.

Задержался он в Святой земле только из-за своего обещания взять Иерусалим, но не сдержал слово. Ричард с горечью признал поражение и отправился к морю.

* * *

Валентина наблюдала, как собирается под знаменами ислама войско сарацин, уже насчитывавшее двадцать тысяч всадников. Со страхом в душе она замечала сотни осадных орудий. Толпы мусульман, сопровождавших войско Саладина, упивались песнями и россказнями, в которых предсказывалось скорое изгнание Малика Рика из их земель.

Когда огромная колонна воинов отправилась к Яффе, Паксон приставил к Валентине двух стражей. Его черные глаза блестели от предвкушения скорой победы, он улыбался.

– Своими собственными глазами ты увидишь, – доверительно сообщал он, поглядывая, какое впечатление производят его слова, – как, словно крыс, выгоним мы христиан из-за стен Яффы.

Лицо девушки оставалось непроницаемым, она смотрела на него без страха, но глаза приобретали темно-зеленый оттенок, радовавший ее мучителя.

– Но ты ведь не обронишь ни единой слезинки и не оплачешь печальную судьбу своих соотечественников, не правда ли, Валентина? – насмехался сарацин.

– Ты не можешь простить мне, что я не заплакала, увидев мертвыми людей, сопровождавших караван из Каира? Я хотела помочь своим единоверцам и сделала что могла, но все в руках божьих.

– Твой Бог, кажется мне, – Ричард Львиное Сердце! – рассмеялся Паксон, но в низких рокочущих звуках не слышалось веселья.

– А мне кажется, ты сомневаешься в победе мусульман, но стремишься заставить меня в нее поверить, – тихо произнесла Валентина своим хрипловатым голосом, взволновавшим ее собеседника до глубины души.

– Я уверен в победе ничуть не меньше, чем в том, что скоро ты умрешь! – сказал султан.

Он не мог понять, как могла эта женщина оставаться спокойной и ни на минуту не терять хладнокровия и присутствия духа. И не станет ли, на самом деле, после смерти ее дух преследовать его? А если и тогда не пройдет у него это безумное желание обладать ею?

Неожиданно лицо Паксона омрачилось: Валентина, выходит, останется жить у него в сердце и не умрет, пока в его теле будет теплиться жизнь! И после смерти он не перестанет желать ее, значит, она умрет только вместе с ним.

Пленница пристально посмотрела своему мучителю в глаза. Так оно и есть: этот сарацин в ее власти! Смерть женщины, завладевшей его сердцем, положит начало долгим поискам – в объятиях случайных подруг, в их голосах и ласках – той, что была им убита.

Паксон ускакал от Валентины к началу колонны. Его конь несся большими скачками, разбрасывая комья земли из-под копыт.

Вдруг Валентина заметила среди воинов знакомые лица.

Федаины! Неужели они сумеют вызволить ее из неволи? «Нет, – подумала девушка, – все надежды напрасны!» Если бы они желали спасти ее, то помогли бы бежать из той темницы, где держал ее на цепи Паксон. Должно быть, Менгис послал их наблюдать за нею, не вмешиваясь в ход событий. Видимо, ему просто любопытно узнать, какая судьба ее постигнет.

Яркое солнце сияло у Валентины над головой, но все же не могло согреть бедняжку. В душе ее царил холод – предчувствие близкой смерти.

* * *

Дозоры мусульман в поисках христиан рыскали по округе. Доходившие до Валентины сведения были радостными, но не для нее – для сарацин. Первые их отряды уже добрались до Яффы и загнали крестоносцев за вновь отстроенные стены крепости. Христиане молили своего Бога о помощи, но он благоволил к мусульманам.

Более пяти тысяч крестоносцев прятались и за стенами Акры. Неподалеку от города Саладин принудил врага к сражению, и бой продолжался три дня.

С окрестных холмов Валентина наблюдала за тем, как мусульмане устанавливают осадные орудия, собираясь атаковать крепость. Катапульты наносили большой урон противнику. Толстые балки укреплений трещали под тяжелыми ударами камней. Ложкообразные метательные приспособления выплескивали на город ливень каменных ядр. Противовесы усиливали мощь броска и с оглушительным грохотом опускались на землю.

Не обращая внимания на стрелы, дождем сыпавшиеся со стен, мусульмане продвигались вперед, прикрываясь телами погибших. Они раскачивали на веревках стенобитное орудие, грозившее разбить ворота в щепки.

Валентина слышала, как отдал приказание Саладин сделать подкоп под стены города в той стороне, которая выходила к морю, хотя особой нужды копать подземный ход не было – исход битвы казался предрешенным.

К высоким стенам сарацины придвинули осадные башни: деревянные конструкции они установили на колеса и подвели к крепости. Вооруженные воины, укрываясь щитами, взбирались по внутренним лестницам осадных башен и проникали на крепостные стены. Издали Валентине казалось: это вооруженные муравьи карабкаются по стволам деревьев, но смертельные крики доносились до ее слуха, и то кричали не муравьи – кричали люди.

Вооруженные длинными мечами христиане храбро отражали натиск. Взглядом Валентина то и дело возвращалась к флагу крестоносцев, все еще развевающемуся над Яффой. Казалось, бесконечному сражению конца не будет. Но вдруг раздался мрачный звук рога предводителя крестоносцев, и знамя христиан опустилось. В сумрачном свете дня, бывшего на исходе, взвилось над Яффой желто-черное знамя мусульман.

Надежда умерла. Войско Саладина ворвалось в Яффу. Однако, хотя отвоевание порта и было большим успехом, все же еще не могло считаться окончательной победой в этой долгой войне. Но разгром крестоносцев оставался лишь вопросом времени.

Валентина хорошо понимала, что никогда христиан не покинет надежда завоевать Иерусалим, и рано или поздно окажется набранным еще одно войско, и снова потечет золото к оружейных дел мастерам. Никогда и никто в Европе не смирится с поражением Крестового похода.

Ричард Львиное Сердце устал от войны, и, кроме того, правдами-неправдами он должен был удерживать зашатавшийся под его ногами английский престол. Саладин же никогда не любил войну: она разоряла земли мусульман и истребляла народ ислама. Однако, победа над Яффой может вскружить ему голову: вкус кровавой расправы над врагом пьянит и здравомыслящий разум! Захочет ли теперь предводитель мусульман заключать перемирие?

«Чтобы был подписан мирный договор, – решила Валентина, – Саладин должен вновь потерять Яффу». Она увидела, как трое защитников города, не удержавшись на крепостных стенах, упали прямо в гущу мусульман, но не растерялись, а, завладев тремя лошадьми, умчались прочь. Храбрость этих людей восхитила девушку. Ей показалось, они отправились в Акру за подкреплением.

Молчаливо радовалась она их бегству, пока все они на глазах у нее не были сражены саблями сарацин. Валентина постаралась сдержать слезы отчаяния, подступившие к глазам. «Акра, подкрепление, Ричард…» – изнывало ее сердце. Вдруг она встрепенулась: у христиан, погибающих сейчас в павшем городе, нет возможности послать за подкреплением, но у нее-то такая возможность есть!

Глазами девушка поискала знакомые лица федаинов и наконец увидела их. Завороженные битвой, они смотрели на Яффу. Улучив момент, Валентина ускользнула от своих стражей. Торопливо прошептала она имя шейха аль-Джебала, и федаины подчинились.

Паксон нашел Валентину там, где и оставил ее – рядом со стражниками. Он ожидал, что она окажется потрясена поражением христиан, но обнаружил, что пленница стойко смотрит ему прямо в глаза, пытаясь угадать ответ на вопрос, задать который не осмеливается.

– Победа за нами! – сказал султан. – Посмотри, сколь тщетны были твои усилия помочь своим единоверцам!

– Да, победа за вами, – прошептала Валентина.

– Если ты взмолишься о пощаде, я, пожалуй, прислушаюсь к твоим мольбам, – заметил Паксон. – Сейчас, после падения Яффы, настроен я великодушно, – он попытался поймать взгляд пленницы в надежде, что не придется ему исполнять обещание, убивая женщину, навечно поселившуюся в его сердце.

Молчание Валентины глубоко ранило Паксона. Она предпочитает смерть! Ничто не заставит ее произнести слова, которые так хочется ему услышать!

– Приготовься, – угрюмо сказал он. – Ты умрешь в Яффе.

Валентина отвернулась, так и не вымолвив ни слова. Она чувствовала на себе его горящий взгляд, но произнести то, что он так хотел услышать, не могла.

В длинной веренице празднующих победу мусульман ехала Валентина к разбитым воротам города. Всеобщее воодушевление было так велико, что никто на нее не обращал внимания. Паксон не отставал от Саладина, возглавлявшего колонну. Девушка отводила глаза от трупов павших. От тошнотворных запахов она задыхалась, крики стервятников ранили ей душу. Не эти же ли птицы вскоре станут клевать и ее мертвое тело?

Паксон велел отвести пленницу в сихару – миниатюрную башню, увенчанную минаретом. Находилась сихара на каменистом склоне, нависшем над морем.

– Здесь тебя никто не тронет, – сказал он. – Мужчины сейчас взбудоражены победой, и богатая добыча Яффы весьма соблазнительна, признаться.

– Почему ты беспокоишься, чтобы меня никто не тронул? – с вызовом спросила Валентина.

– Потому что хочу убить тебя своей рукой! Встретив смерть в объятиях другого мужчины, ты ускользнешь от возмездия, уготованного тебе мною.

– Ревнуешь? – не удержалась от насмешки Валентина.

Ярость охватила султана.

– Мне никогда еще не встречалась женщина строптивее! – прорычал он, хватая Валентину за плечи и резко встряхивая. – Почему ты отвергаешь меня, соглашаясь принять кару?

Паксон отшвырнул от себя девушку. Ее глаза блестели, но не от ненависти – от печали, терзавшей сердце.

Стражники провели пленницу султана переулочками Яффы к сихаре. Опьяненные победой мусульмане грабили лавки и кладовые, они проникли в монастырь и осквернили церковь. В воздухе пахло дымом, отовсюду неслись леденящие душу крики.

Но на окраине города все было тихо. Здесь слышался мягкий плеск волн. Валентина вошла в сихару.

На одном из своих кораблей пытался спастись бегством Альберик Реймский, комендант Яффы. Но рыцари схватили беглеца и отвели в одну из отдаленных башен, все еще удерживаемую крестоносцами. После сокрушительного натиска неприятеля уцелело всего лишь две тысячи людей, и все они теперь находились в очень опасном положении. Стены приютившей их цитадели были полуразрушены. Альберика Реймского била нервная дрожь.

Валентина представляла себе, как торопятся сейчас в Акру федаины, погоняя коней, и молила Господа, чтобы Ричард не замешкался с решением оказать помощь.

Саладин старался восстановить порядок в войске, чтобы взять приступом цитадель, в которой засели остатки христиан, но воины отказывались повиноваться. Отчаявшись, Малик эн-Наср удалился вместе с военачальниками в свой шатер. Предводитель мусульман не в силах был что-либо предпринять, и ничего другого ему не оставалось, кроме как ждать, когда воины сами придут в себя – привести их сейчас в чувство представлялось невозможным.

Валентина пыталась спать, но заснуть ей не удавалось. Снова и снова прикидывала она, скоро ли доберутся федаины до Акры, и старалась придумать, как же помочь Ричарду проникнуть в город. Иногда перед мысленным взором вставал образ Менгиса… Теплая трава на пригорке… небеса, усыпанные мириадами звезд… ночь, благословенная для любви… «Менгис!» – звало ее сердце, сжимаясь от тоски. Неужели никогда в жизни не увидеть ей больше любимого? «О, Менгис!..»

* * *

Ричард Львиное Сердце решил лично возглавить отряд, на галерах отправившийся к берегу Яффы. Весть о нападении мусульман застала его за приготовлениями к отплытию в Европу. Английского короля потрясло, что посланцами, сообщившими ему о падении Яффы, оказались не христиане. Ричард нашел этих людей несколько странными, но твердо уяснил, что если не поторопится, то все будет потеряно. Он даже обрадовался возможности восстановить веру своих воинов в короля.

Вместе с эрлом Лейстером и Эндрю де Шавиньи Ричард отправился в Яффу на небольшом корабле. Сотни воинов и добровольцев последовали за ними, бесшумно скользя на галерах вдоль берега. Яффы достигли они глубокой ночью и принялись ждать рассвета.

С первыми лучами зари крестоносцы поняли: радоваться нечему. В полумиле от них вился дым над низкой серой стеной города. Над крепостью развевалось знамя мусульман. Берег был усыпан неприятелем.

Ричард внимательно оглядывал берег. Галеры медленно подплывали все ближе, но пытаться высадиться на виду врага было бы равносильно самоубийству. Крестоносцы заключили, что в стенах Яффы погибли все христиане.

* * *

Валентина смотрела на море. Когда же появятся корабли Ричарда? Ей казалось, он непременно должен добраться до Яффы морем – так ведь гораздо быстрее!

При первых проблесках зари она увидела галеры. Король! С трепещущим сердцем ждала Валентина какого-либо знака, надеясь, что Ричард проявит большую решимость, нежели в Бет-Набле.

Ее внимание привлекла фигура человека в черном арабском одеянии. Человек перелез через стену и тяжело упал на песок по ту сторону крепости. Валентина затаила дыхание. Сумеет ли теперь этот человек подняться после такого падения? Он встал и нырнул в холодное море. Девушка следила за ним глазами и заметила, что ближайший корабль поднял паруса и двинулся навстречу бесстрашному пловцу.

Ричард увидел плывущего человека и приказал поднять его на борт. Тяжело дыша и не обращая внимания на стекавшую с одежды воду, священник встал на колени перед королем.

– Ваше величество, если бы не вы, все было бы потеряно для христиан, оставшихся в живых.

– Для христиан, оставшихся в живых? – воскликнул Ричард. – А мы подумали, погибли все! Но где же спрятались вы?

– Мы заперлись в цитадели в восточной части города.

Английский король принял решение.

– Проклятье всем, кто повернет назад! – крикнул он своим воинам.

Отдав приказ грести к берегу, Ричард встал на носу корабля. Люди готовились к битве: пристегивали мечи, брали в руки щиты.

Корабль Ричарда первым врезался в песчаный берег, тут же заполнившийся мусульманами и огласившийся воинственными криками. Галеры покачивались на волнах, а враг поджидал высадки крестоносцев.

Как завороженная, смотрела Валентина на развернувшуюся перед ней картину. Воины Ричарда пытались взять штурмом стены Яффы, но, облаченные в свои тяжелые доспехи, несли неисчислимые потери. Что же делать?

Девушка распахнула окно и свесилась с подоконника. Она попыталась достать до замка двери сихары, но не смогла. Как же ей выбраться отсюда? Паксон приставил к ней стражу, и двое охранников ни на минуту не отходили от запертой двери ее комнаты. Может, выпрыгнуть из окна? Высоко…

Оставалось только одно средство. Валентина, не раздумывая, подбежала к двери и заколотила по ней кулаками, громко выкрикивая самые страшные мусульманские ругательства и проклятия, одно кощунственнее другого. Она поносила Мухаммеда, Коран и Аллаха.

– Закрой свой рот, женщина! – пригрозил стражник. – Не то мы сами тебе его закроем!

– Кто? Вы? Да вы же слабее бродячих собак! Только те, кто верят в Христа, мужчины! А вы… блохи! блохи в собачьей шерсти! – вопила Валентина.

Наконец она услышала, как поворачивается ключ в замке, и поторопилась отбежать в дальний угол комнаты и забиться под низкую кровать.

Стражники ворвались, с саблями наголо, разъяренные и страшные в своем гневе. На мгновение они растерялись, не обнаружив в комнате пленницу. Свежий ветер с моря ворвался в открытое окно, и стражники решили, что она выпрыгнула, разбившись насмерть, и поспешили выглянуть из окна.

Валентина воспользовалась этим. Выбравшись из-под кровати, она бросилась к двери и поскорее захлопнула ее за собой, тут же повернув ключ в замке. Стражники ринулись к двери. Их проклятия следовали за ней до конца коридора.

Ричард высадился на берег. Из доспехов на нем была только кольчуга и стальной шлем. На плече висел арбалет, меч позванивал сбоку. Он продвигался под прикрытием стрел, посылаемых с корабля лучниками.

Мусульмане узнали Малика Рика и отступили. Рыцари сновали вокруг короля, стараясь защитить его своим телом. С других галер, причаливших к берегу, сгрузили всяческий скарб: стулья, скамьи, шатры и столы – чтобы использовать все это, как прикрытие.

Ричарда захватил пыл сражения, он отказывался скрыться за сооруженной наспех баррикадой. Заслоняясь щитом, английский король побежал по берегу к серым стенам Яффы. Приблизившись, он заметил ворота сихары и собрался взобраться по склону, чтобы попытаться открыть их, но как раз в тот момент, когда он был уже близок к своей цели, одна из створок ворот распахнулась и раздался хорошо знакомый ему приятный низкий женский голос:

– Сир!

– Леди Валентина! Вы мой ангел-хранитель! Для изъявлений благодарности времени было мало, но все же король бросил на придворную даму признательный взгляд и сказал:

– Вы открыли нам ворота Яффы. Когда я отвоюю город, мы вместе вернемся в Акру. А сейчас… берегите себя, леди Валентина, – предостерег он, – потому что самое худшее впереди!

Вместе со своими соратниками Ричард Львиное Сердце ворвался в крепость. Мусульмане удивленно завопили, увидев Малика Рика за стенами Яффы. Следом за королем шли его рыцари. Они теснили мусульман, приближаясь к той части города, где оказались в ловушке христиане, защищавшие крепость-порт.

Воины, высадившиеся с галер, заняли берег раньше, чем подоспели основные силы Саладина. На улицах Яффы растерявшиеся мусульмане умирали под ударами мечей храбрых рыцарей Малика Рика. Неожиданное нападение христиан заставило Саладина отступить к близлежащим холмам.

Весть о высадке английского короля распространилась по всей округе. С наступлением вечера бой в городе затих, и сарацины приближались к позициям врага, чтобы взглянуть на предводителя крестоносцев, осмелившегося высадиться на берег, на котором стояла целая армия.

Военачальники мусульман обратились к противнику с предложением о мире и были благосклонно приняты Ричардом. Король все еще оставался в кольчуге, и его окружали облаченные в доспехи рыцари. Ничто не могло доставить ему большего удовольствия, чем вид этих смуглых сарацин, явившихся в парадных кафтанах и с кислыми лицами, чтобы передать послание Саладина.

Торжествуя в душе, Ричард Львиное Сердце дал понять, что не возражает против заключения перемирия.