Родители Алексея представляли собой классическую пару счастливых супругов. Отец Николай Львович Корноухов был морской офицер, окончивший кораблестроительный институт и дослужившийся до контр-адмирала и начальника большого военного проектного института. Мать Алексея была преподавателем музыки в детской музыкальной школе. Судьба их свела в Одессе. После короткого знакомства они поженились, после чего отца перевели в Москву, где прошла вся их оставшаяся жизнь. Они любили друг друга, семья была построена гармонично: он безусловный глава семьи, много и успешно работавший и хорошо зарабатывавший, она обеспечивала быт, родила с разницей в пятнадцать лет двух хороших мальчиков и работала фактически не ради заработка, но в свое удовольствие. Она была очень красивой, эффектной женщиной, на которую обращали внимание мужчины, где бы она ни появлялась. Алексей хорошо помнил, как незнакомые дяди пытались заговаривать с мамой на улице, в гортранспорте, в детской поликлинике и других общественных местах, куда его водила мать.
В отличие от старшего брата Сергея, который был маминым любимчиком, у Алексея сложились очень доверительные отношения с отцом. К обоюдному удовольствию обоих отец, несмотря на молодость Алексея, обсуждал с ним самые животрепещущие вопросы жизни: от современных научных основ мироздания до отношений между мужчинами и женщинами, включая такой сокровенный для молодого человека вопрос, как роль секса в жизни мужчины.
Одной из ярких иллюстраций отцовских интереснейших бесед с Алексеем был пример семейной жизни друзей его родителей тети Сони и дяди Бори.
– Вот посмотри, сынок, как противоречивы бывают семейные отношения. Ты ведь знаешь тетю Соню и дядю Борю? Их брак – это полная противоположность классической схеме, когда муж – глава семьи, добытчик, сильная личность, а жена его дополняет своей ласковой кротостью, хозяйственностью и домовитостью. У них всё наоборот. Она – умница, он – подкаблучник и не самый большой мыслитель современности, она решает все проблемы, он слушается её беспрекословно, они любят друг друга, но это не мешает обоим заводить легкие интрижки на стороне. Она добытчица – автор их материального благополучия, он – легкий, общительный, можно сказать, легкомысленный человек. В итоге у них очень счастливая семья.
Алексей почему-то неоднократно потом вспоминал историю тети Сони и дяди Бори как иллюстрацию нетипичного семейного счастья. Уже в совершенно зрелом возрасте он понял, что огромную роль в семейном счастье играет принцип дополнительности друг к другу. Этот принцип состоял в том, что партнеры совмещают общие интересы, без которых не может существовать никакое настоящее партнерство, с дополнением друг друга противоположными личностными чертами.
Тетя Соня и дядя Боря, переехавшие перед самой войной из Одессы в Москву, представляли собой весьма колоритную пару, лет на десять старше родителей Алексея. Она была, что называется, знойной женщиной, прекрасно подходящей для роли Кармен в известной опере: красивая брюнетка с выточенным греческим с небольшой горбинкой носом и темно-карими умными глазами. Он был высоким красивым, можно сказать, эффектным мужчиной с темными, украшенными ранней сединой волосами. Дядя Боря работал ведущим инженером-проектировщиком в одном из крупных московских проектных институтов, тетя Соня нигде не работала, растила маленькую дочь и ухаживала за престарелой матерью. Главой семьи, бесспорно, была тетя Соня, которая решала абсолютно все вопросы, при этом дядя Боря, всегда выглядевший «на миллион долларов», никогда не казался зависимым, подавленным чем-то или кем-то человеком.
У тети Сони, кроме внешней привлекательности и трудолюбия, были еще два не очень обычных для женщины качества. Она обладала не по-женски цепким и ясным умом и недюжинной коммерческой хваткой. В мае 1945 года, буквально через несколько недель после дня Победы, пользуясь своим женским обаянием и какими-то знакомствами, она раздобыла пропуск для поездки в поверженный Берлин, съездила туда, скупила за бесценок огромное количество так называемых «трофейных» вещей и привезла их в Москву. На деньги от реализации «трофеев» их семья жила больше года. Они жили в Замоскворечье относительно недалеко от центра города. Как и у многих в то время, у них во дворе был сарайчик. Так вот в этом сарайчике тетя Соня разводила поросят на продажу.
Дядя Боря имел бешеный успех у женщин, однако это ничуть не смущало тетю Соню, которая хорошо знала свою женскую власть над ним и которая обладала женской мудростью не препятствовать мимолетным увлечениям супруга.
Однажды тетя Соня позвонила своей подруге – Алешиной маме – и сообщила, что они выиграли в лотерею автомобиль «Волга» и что они решили взять деньги. После короткого обсуждения этой сенсации на семейном ужине все сошлись в единодушном мнении, что это враньё.
– Вот увидите, что-то здесь не так, они просто хотят оправдать своё материальное благополучие, – сказал старший брат Сережа.
И действительно, семья тети Сони как-то вдруг заметно разбогатела, появились дорогие шубы, мебель и даже новый автомобиль, правда не «Волга», а «Жигули». На вопрос, откуда богатство в семье простого советского инженера и кассирши, продававшей театральные билеты, Алексей получил невнятный ответ много позже, когда услышал историю о ряде афер советского времени с театральными билетами. Тетя Соня с её цепким умом и авантюрным складом характера запросто могла быть в центре этих афер, причем без всяких отрицательных последствий для неё самой.
В итоге тетя Соня и дядя Боря прожили счастливо всю жизнь.
Алексей хорошо помнил, что при формальном благополучии семейной жизни мать была глубоко несчастлива. Она постоянно ревновала отца, возможно, не без оснований. По-видимому, она почему-то чувствовала себя в семье человеком второго сорта, работающим, в основном, на кухне. Мать часто жаловалась на усталость, однако никому не позволяла вмешиваться в хозяйственные процессы. Все это закончилось печально – у отца во вполне преклонном возрасте появилась молодая женщина, которая «его понимала», и они разошлись с матерью после сорока пяти лет совместной жизни.
Николай Львович считал, что ему очень повезло в жизни. Он был вполне состоявшимся мужчиной, сделавшим хорошую карьеру военного инженера. Логическим завершением этой карьеры была должность начальника большого проектного института, работы которого были связаны с проектированием некоторых важных систем современных подводных лодок. Он был счастлив в семейной жизни, женившись по любви и сохранив нормальные супружеские отношения на протяжении многих лет. Двое детей, таких разных и замечательных мальчиков, казалось, намертво сцементировали и без того дружную, несмотря на житейские невзгоды, семью.
Уже в более чем зрелом возрасте в семейной жизни Николая Львовича возникли проблемы. Конечно же, проблемы возникали и раньше, у кого в браке нет проблем? Чаще всего все размолвки и напряженность отношений с Ириной Анатольевной были связаны с её болезненным чувством ревности. Это ревнивость объективно имела некоторые основания: Николай Львович был эффектным мужчиной, морским офицером, на которого женщины не могли не обращать внимания. Он много работал на своей ответственной должности, часто задерживаясь на работе до девяти-десяти часов вечера. Она неловко его проверяла, звоня вечером на работу, часто не заставала, иногда получала ответ от дежурного, что Николай Львович сейчас не может подойти к телефону. Особую настороженность у неё вызывали его офицерские посиделки с выпивкой и игрой в преферанс у кого-либо из сослуживцев. Он старался мягко уходить от потенциальных конфликтов, всегда спокойным ровным голосом объясняя ей всю беспочвенность её подозрений. Таким образом все обыденные семейные неурядицы Николай Львович успешно преодолевал, искренне считая свой брак очень счастливым, что естественным образом подтверждало наличие двух очень удачных и таких разных и внешне, и по характеру сыновей.
Возникшая, казалось бы, на ровном месте проблема в их отношениях поначалу была похожа на какое-то недоразумение. Николай Львович почувствовал, что жена под разными предлогами – болит голова, нет настроения, очень устала, уже поздно, еще рано и т. д. – старается избежать интимной близости. Воспитанный в традициях медицинской семьи – и его отец Лев Александрович, и его старший сын Сережа были врачами – Николай Львович интересовался медицинскими проблемами, читал много популярной и даже специальной литературы. Он хорошо знал точку зрения специалистов-сексологов: если возникает проблема, лучше всего просто обсудить это с партнером.
Он с прямотой офицера поговорил с женой:
– Ириночка, что-то не пойму я, что происходит. Ты никогда не была фригидна, у нас столько лет было всё нормально в этой сфере, а сейчас, на склоне лет, ерунда какая-то, похоже, ты решила, что жизнь без этого будет приятнее и удобнее.
– Колюня, с чего ты это взял? Просто у тебя гипертрофированное отношение к этому вопросу, а у меня это совсем не главное в жизни.
– Вот интересно, у тебя не главное? А если бы я тебе предложил обедать через два дня на третий, аргументируя это тем, что это для меня не главное?!
– Да всё нормально, ты иногда со мной не очень любезно разговариваешь, вот и реакция у меня бывает на это.
– Какая-то странная реакция. Это всё равно, что я нелюбезно поговорил с главным бухгалтером на работе, а мне зарплату не выдали за это. Бред какой-то!
После первого разговора ситуация на этом фронте улучшилась, но ненадолго. Николай Львович начал понимать, что проблема не ординарная, и её вот так, как он привык, с ходу не решишь.
Из месяца в месяц ситуация только ухудшалась. Он ощущал все большее охлаждение, граничащее с физической неприязнью к нему. Разговоры и даже скандалы на эту тему приносили короткие улучшения, но по прошествии всего нескольких дней все возвращалось на круги своя. Простая мысль о возможном любовнике была отвергнута в связи с очевидным, абсолютно на виду у него и у детей, добропорядочным образом жизни Ирины. Вывод был прост и беспощаден: она его разлюбила физически. Именно только физически, потому что она продолжала быть любящей и очень заботливой женой, искусно обеспечивающей весь его быт. Его предложения обратиться к сексологу отвергались с обещаниями быть ласковой и страстной не только на кухне при приготовлении борща, но и в постели, но заканчивалось это слабым всплеском вымученных любовных «оргий» в постели и в скором времени повторением уже обыденных «болит голова, нет настроения, очень устала».
Николай Львович переживал сильно. Физиология брала своё, и, несмотря на чувство внутреннего сопротивления, связанного с ощущением уязвленного мужского самолюбия, с одной стороны, и пониманием того, что предстоящая интимная близость сродни с ласками резиновой куклы, с другой стороны, он обнимал и целовал жену, получал физиологическое удовлетворение и старался переключить свои мысли на что-нибудь другое.
Внимание Николая Львовича давно привлекала молодая женщина из одного проектного отдела, курировать работу которого взялся он сам, вопреки сложившейся практике подчинения отделов профильным заместителям начальника института. Ему не составило большого труда обосновать изменения в структуре подчиненности подразделений самыми что ни на есть рациональными соображениями. Никто, кроме него самого, и не помышлял об истинной причине нововведения. А причиной была Нина – инженер-конструктор первой категории, двадцатидевятилетняя, склонная к полноте невысокая женщина с внешностью, которую Николай Львович считал идеальной: большие грудь и бедра, все правильной округлой формы, приятная, какая-то независимая энергичная походка. К своему приятному изумлению, после нескольких коротких общений, связанных с производственными делами и на служебных праздниках, Николай Львович обнаружил, что Нина умна и легка в общении. В общем, Николай Львович влюбился. Разница в возрасте почти в тридцать лет его серьезно смущала. Поначалу он боялся, что он вообще будет выглядеть в её глазах «старым козлом», что, по его собственному мнению, было недалеко от истины. Но события в семейной жизни, явно увеличивавшийся разрыв в отношениях с женой делали свою неумолимую работу.
Однажды он решился и попросил Нину, естественно через начальника отдела, где она работала, быть его помощницей на презентации одного важного проекта в Министерстве. Нина была немедленно прикомандирована к нему на несколько дней для подготовки презентации. Они работали с упоением. Уж он так точно с упоением. Но и она, черт возьми, как он видел, была взволнована совместной работой с начальником института.
«Интересно, эта взволнованность вызвана тем, что она работает с первым лицом организации, или эта взволнованность имеет ту же природу, что и его чувства?» – думал Николай Львович.
Он знал из досье отдела кадров, которое он внимательно изучил, запросив для отвода глаз несколько личных дел у кадровиков, что она разведена, бездетна и живет одна в однокомнатной квартире на первом этаже недалеко от метро «Шаболовская».
Он чувствовал, что она догадывается, что его выбор помощницы не случаен. Сказать ей прямо о своих чувствах он не решался, но твердо решил пригласить её после презентации пообедать, а там и все обсудить.
На презентации проекта Николай Львович был, как всегда, на высоте. Опытный оратор и хороший специалист, он очень четко отвечал на все вопросы членов научно-технического совета Министерства, а Нина вовремя переключала слайды, возвращалась к уже показанным, когда этого требовала ситуация. В общем, у них получилась хорошая, слаженная работа.
Выйдя из здания Министерства и оказавшись на Арбатской площади, они посмотрели друг на друга и глазами сказали кучу слов, которые трудно было бы выговорить поначалу. Улыбнувшись, смотря глаза в глаза, Николай Львович предложил пойти пообедать. Нина опустила голову и тихо согласилась. Они обедали в маленьком кафе в одном из арбатских переулков. Он выпил две рюмки водки, она бокал вина. Николай Львович сказал, что он как «настоящий полковник» не может говорить дипломатично, то есть вокруг да около, и заявил, что все время думает о ней и что он скоро с ума сойдет, если её не поцелует. Она спросила, что он предлагает, он ответил, что знает гостиницу, где бы они могли снять номер, и там уже никто им не сможет помешать обсудить все это более откровенно и подробно.
В гостинице он почувствовал, как ей неприятно находиться в странном положении оформляющихся приезжих. Ему это тоже было неприятно, но он шел к своей цели, и никакие неприятные эмоции не могли его остановить. Нина была молчалива и покорна.
В гостиничном номере, отвратительно прокуренном и казенном, он обнял Нину, долгим и таким долгожданным поцелуем все ей сказал и начал пытаться расстегивать пуговицы. Она мягко остановила его руку и тихо сказала:
– Иди в душ первым.
Потом он думал о том, что как это странно: у него, опытнейшего мужчины, знавшего многих женщин, прожившего, по существу, длинную мужскую жизнь, сохранилась такая сила и глубина чувств. Ему нравилось в ней всё, все черты лица с большими шоколадными глазами, остреньким носом и красивыми решительными губами, стройные чуть полноватые ноги, большая, чуть больше среднего размера грудь, круглая пухленькая и такая аппетитная попка. Даже спина вызывала какой-то букет неясных, но явно положительных эмоций.
Поначалу ей было трудно говорить ему «ты», ведь он был гораздо старше и он был большим начальником. Но постепенно она привыкла. Они встречались один-два раза в неделю у неё дома, что было гораздо комфортнее, чем в первый раз в гостинице. Иногда вместе ходили в кино, иногда обедали в кафе, но чаще сооружали домашний обед вместе. Нина только однажды осторожно спросила, как он планирует свою будущую жизнь, на что он ответил просто и откровенно, что в его возрасте он не видит возможности резко менять судьбу близких ему людей, да и свою собственную. Она больше никогда не возвращалась к этой теме, а он к своему удивлению замечал, что любит её с каждым годом все больше и больше.
В соответствии с военными нормативами он в свои шестьдесят лет достиг предельного возраста, при котором обязан был превратиться в военного пенсионера. Он без всякого сожаления расстался с красивой военно-морской формой, которую он имел право носить и будучи в отставке, и устроился работать начальником исследовательской лаборатории при его же бывшем институте. Заработная плата на его новой должности в совокупности с военной пенсией давала вполне приличный доход для нормальной жизни.
Семейная жизнь один на один с равнодушной к нему женой становилась невыносимой. Оба сына успешно работали, жили отдельно и никак не составляли костяк семейства, такого дружного и шумного в прошлом.
Все чаще Николай Львович думал о разводе и женитьбе на Нине. Он понимал и трезво оценивал все стороны этого серьезного, если не безумного в его возрасте шага. Что будет делать без него Ирина, которая привыкла жить как за каменной стеной? Она ни в чем не виновата, она идеальная жена, если не считать этой небольшой детали, что она ему не женщина. Но видит бог, он в этом не виноват. Нина его любит, несмотря на жуткую разницу в возрасте. Он её любит все сильнее вопреки обычной жизненной схеме, когда любовь со временем ослабевает. Но время работает против него. Ему сейчас чуть больше шестидесяти. А что будет потом, через пять, через десять лет? Начнутся проблемы со здоровьем, а может быть, с мужским здоровьем. Нина, молодая цветущая женщина, любит его сейчас, но что будет потом, когда он не сможет быть полноценным мужчиной в силу естественных возрастных факторов? Зачем Нине такие проблемы? А что, если он превратится в совсем дряхлого старика, женатого на молодой красивой женщине, но требующего повседневного малоприятного ухода? Все это носило бы естественный характер с женой примерно одного и того же возраста, прожившей с ним всю длинную жизнь. А как быть с женой, которая будет красивой цветущей женщиной, даже когда он соберется умирать от старости? Черт побери, пусть всё это из серии маловероятных ужасов, но мужская удаль угасает с возрастом, и это, как говорится, в буквальном смысле медицинский факт. Значит неизбежно Нина будет страдать, а может быть, найдет утешение с каким-нибудь молодым и красивым. А он, стареющий Николай Львович, будет ревновать, мучится, мучить подозрениями Нину. Кошмар! Но любовь была неумолима. Он постоянно думал о Нине, ему нравилось в ней все, включая мельчайшие детали осанки, походки, манеры говорить. Он обожал, когда она смеялась, так заразительно и мелодично, точно реагируя на его саркастические высказывания и шутки. В общем, он понимал все безумие их совместного будущего с такой разницей в возрасте, но совладать с собой не мог.
Весенним днем 1990 года Николай Львович объявил Ирине Анатольевне, что не может больше с ней вместе жить и уходит от нее. Вызванные сыновья увидели рыдающую мать, отца с покрасневшим лицом и воспаленными от бессонницы глазами и совершенно обалдели от услышанной новости. Они немедленно оба, не сговариваясь, встали на сторону матери.
Старший сын Сергей как врач пытался объяснить отцу всю пагубность для здоровья отцовских намерений, повторяя фактически всё то, что Николай Львович и сам знал и неоднократно обдумывал. Младший Алеша говорил резкие и неприятные вещи о том, что он вообще не понимает, чего ищет человек в таком возрасте, и что пора уже думать о вечных ценностях и достойно встречать старость.
Николай Львович в этот же день, собрав не очень большой чемодан с личными вещами, переехал к Нине.
Господи, какое счастье быть все время рядом с любимой женщиной и чувствовать свою необходимость для нее. Необходимость в общении, в быту, в совместных развлечениях, в решении маленьких и больших проблем и, наконец, в близком физическом контакте. Последнее для Николая Львовича было особенно важно. Он очень остро чувствовал разницу физической любви с любимой и любящей молодой женщиной по сравнению с тем подобием секса, которое он был вынужден поддерживать в течение многих лет предыдущей семейной жизни.
Отношения с сыновьями стали налаживаться. Алеша легко перешел с осуждающего тона на привычный товарищеский. Все-таки те особые доверительные отношения, которые Николай Львович тщательно выстраивал с самого Алешиного детства, создали незыблемое сочетание любви и дружбы между отцом и сыном. Сережа традиционно был гораздо дальше от отца, а уход отца от матери, которую он обожал, еще больше отдалил их друг от друга.
Ирина Анатольевна как-то очень быстро начала стариться, целыми днями сидела сгорбившись в кресле перед телевизором. Вкус к жизни был явно утерян. Кроме мужа и детей у нее не осталось ничего в жизни. Работа никогда не была для нее чем-то значимым, скорее это было место для перемены круга общения, некое специфическое отвлечение от домашних забот. Материально она всегда была обеспечена хорошо, и зарплата играла скорее вспомогательную для нее роль. Николай Львович всегда был хорошо оплачиваемым военным с адмиральской зарплатой, а потом пенсией. Сыновья были успешны, каждый в своей области. Они хорошо вписались в новые рыночные отношения, и после драматического разрыва отношений с Колюней благодаря тактичной помощи сыновей Ирина Анатольевна практически и не почувствовала перемен в материальной сфере. Кроме того, Николай Львович перечислял ей ежемесячно фиксированную сумму, составлявшую примерно четверть его военной пенсии. Но «не в деньгах счастье». Друзья как-то растерялись по жизни, все как-то было замкнуто на мужа, детей, внуков. А теперь, после такого страшного и неожиданного ухода Колюни, все потеряло смысл.
Через два года этого потерянного существования Ирина Анатольевна тихо и внезапно умерла от сердечной недостаточности. После скромных похорон устроили поминки в полностью опустевшей квартире. Сережа был подавлен, с трудом общался с отцом и братом, было видно, что он тяжело переживает преждевременную кончину матери. После нескольких рюмок выпитого небольшая компания за столом оживилась, стало довольно шумно. Николай Львович шепнул Алексею, что надо бы как-нибудь увидеться. Алексей предложил пообедать вместе где-нибудь на днях.
В ресторане, где они встретились на следующий день, было довольно пустынно, что объяснялось немереными ценами этого высококлассного заведения общественного питания. Полупустой зал сверкал белыми крахмальными скатертями и салфетками, серебряными вилками и ножами и профессионально приветливыми лицами официантов.
Николай Львович был в своей адмиральской форме, которую он иногда носил в случае посещения каких-либо «представительских» мест. Форма придавала его и без того солидной внешности такой дополнительный блеск, что окружающие невольно оборачивались, чтобы полюбоваться красивым военным начальником. Алеша был не менее привлекателен внешне: высокий, сильный, молодой красавец, который и контрастировал, и гармонировал с пожилым адмиралом.
Они быстро по-мужски сделали заказ. Алексей вопросительно посмотрел на отца, приглашая его начать разговор, поскольку инициатором встречи был Николай Львович.
– Даже не знаю, с чего начать. Всегда ты советовался со мной, а теперь ситуация изменилась на противоположную, – сказал Николай Львович.
Алеше польстило такое начало, но что-то в голосе отца чувствовалось непривычное и даже озадачивающее.
– Извини, что вторгаюсь в не очень открытую сферу и, тем более, в не очень приятную для тебя тему, но мне очень важно именно сейчас знать. Когда ты узнал, что Светлана тебе изменяет, ты сильно переживал?
– Ну и вопросики у тебя! А что стряслось-то? Ну да ладно, расскажешь, если захочешь. Ну не очень переживал, ты же знаешь, мне было тогда, мягко говоря, не до ревности. А потом, я к тому времени уже окончательно понял, что не люблю её.
Алеша помолчал, потом добавил:
– Да и она меня.
– Неужели все же не было никакой ревности, уязвленного мужского самолюбия?
– Нет, не было. Видишь ли, мне было понятно, что она выходила замуж за адмиральского сына, что её постигло разочарование – наша семья оказалась не настолько обеспеченной. Хотя частично она получила, что хотела, – квартиру. Слушай, ну её к черту, сейчас мне её просто жалко, хотя с этим мидовцем она родила вроде хорошего мальчика, но она ведь опять развелась. Значит, дело не во мне было. А у тебя-то что? Что-нибудь с Ниной?
– У меня нет доказательств, но я чувствую, что у нее кто-то есть. Ты, может быть, не совсем понимаешь ситуацию. Когда мне было, как тебе сейчас, под тридцать, мне тоже казалось, что шестидесятилетние не только не испытывают интерес к сексу, но и эмоционально они, как весьма пожилые люди, не способны на сильные чувства в этой сфере. Так вот, чтобы ты знал, с возрастом в сфере любви практически ничего не меняется: та же сила чувств, та же работа желез внутренней секреции, те же страсти. Просто все происходит на более, что ли, сознательном уровне, с учетом большого жизненного опыта. Но при этом с учетом всех неприятных, чисто технических сторон пожилого возраста, неизбежных болезней, в том числе в той самой, необходимой для физической любви области.
– У тебя, что, импотенция началась? – спросил Алексей с сыновней простотой.
– Не то чтобы импотенция, но какие-то элементы неуверенности, потери качества самого процесса появились. Ну ты понимаешь, о чем я говорю. Да дело даже не в этом, просто я не ожидал от себя, что буду так переживать. Понимаешь, я кожей чувствую, что она жалеет, что вышла замуж за человека с такой разницей в возрасте. А у меня все наоборот, чем дольше мы вместе, тем сильней я её люблю. Оказывается, с возрастом чувство любви не только не притупляется, но становится сильнее. Я прожил весьма богатую впечатлениями в этой сфере жизнь, и мне есть с чем сравнивать! Никого я так сильно не любил, как её.
– Подожди, ты объясни, какие-нибудь факты говорящие, что у нее кто-то есть, имеются?
– Да нет же, в том-то и дело, что нет, а я ревную, как ненормальный. Более изнуряющего и какого-то деструктивного чувства я никогда не испытывал.
– Все-таки, может быть, дело в чисто медицинских возрастных проблемах.
– Я советовался с Серёженькой, не по взаимоотношениям с Ниной, а чисто по симптомам, прошел даже мини-исследование у него в больнице. Ну что тут скажешь, ну небольшие обычные для моего возраста мужские проблемы, так ведь у всех донжуанов моего возраста то же самое.
– Ну, тогда это из сферы психотерапевтической. Может, тебе с психоаналитиком проконсультироваться?
– Может, – вздохнул Николай Львович, – да ладно, вон уже несут наш ланч, давай перекусим, и ты расскажешь о своей жизни поподробнее.
– Слушай, ну а что ты хотел? С такой разницей в возрасте, по-моему, не может что-то толковое выйти. На мой взгляд, все мезальянсы, по большому счету, обречены, – довольно бестактно заявил Алексей.
Эту встречу с отцом Алексей часто вспоминал потом, укоряя себя, что не нашел тогда каких-то точных слов, чтобы его поддержать. В конце концов, что мог молодой человек посоветовать умудренному огромным опытом адмиралу, прошедшему великую учебу жизнью и сделавшему такую банальную ошибку, влюбившись по уши в молодую женщину?
С каждым годом отец терял свою былую адмиральскую стать. Он становился все мрачнее, меняясь внешне как-то уж очень в негативную сторону. Его лицо стало бледным, фигура сгорбленной, а глаза потеряли тот блеск, который был так характерен для него. Попытки Алексея заговорить о чем-либо из тех сфер, которые они так любили доверительно обсуждать, когда Алеша был еще мальчиком, или затронуть тему об отношениях с Ниной, которую однажды поднял сам Николай Львович, наталкивались на полное нежелание говорить что-либо об этом. При редких встречах на празднованиях чьих-то юбилеев или знаменательных событий, таких как рождение второго Сережиного сына, Нина внешне была так же заботлива с ним, как и раньше, всем своим видом показывая, как она счастлива и как у них всё хорошо. Но Алеша хорошо помнил слова отца, что он «кожей чувствует», и ему казалось, или так было на самом деле, что в её поведении проскальзывает какая-то едва уловимая фальшь.
За полгода до своего семидесятилетия Николай Львович, поскользнувшись и неудачно приземлившись на скользкий зимний асфальт, сломал шейку бедра. Довольно распространенная травма для пожилых людей стала началом его мучительного и долгого жизненного финала.
Забирать из больницы домой уже ходившего на костылях Николая Львовича Нина категорически отказалась. Аргументы были просты и недвусмысленны. Ему нужен длительный квалифицированный уход, а она, работая каждый день с утра до ночи, а иногда и в выходные, не в состоянии этот уход обеспечить. Ничуть не смущаясь, Нина объяснила Алексею и Сереже, что так бывает в жизни – сначала кажется, что это любовь до гроба, а потом выясняется, что это никакая не любовь, а просто увлечение, которое прошло, и не осталось ничего, кроме чувства долга. А на чувстве долга далеко не уедешь.
Алексей смотрел на красивую, аппетитную, еще молодую женщину, и ему хотелось сказать что-то вроде «Какая же ты сволочь!», но, переглянувшись с братом, он произнес совершенно другие слова:
– Ну, мы что-нибудь придумаем, не переживай. И уход за ним организуем, и тебе вольготнее будет.
– Угу, – буркнул Сергей и отвернулся, чтобы не показать, насколько он шокирован.
Короткое совещание с братом закончилось единственно возможным решением перевезти отца к Сереже, в семье которого был гарантирован уют и комфорт. Уют обеспечивали Сережина жена Соня и два внука Саша и Коля. А за комфорт отвечал сам Сергей, хорошо зарабатывающий, интенсивно практикующий врач.
Алексей восхищался братом, его умением построить жизнь таким удивительно положительным образом, что все грани этой жизни могли быть предметом восхищения и зависти любого наблюдателя этой жизни. К своим сорока с лишним годам Сережа сделал впечатляющую медицинскую карьеру, будучи профессором, доктором медицинских наук, он продолжал много лет заведовать большим терапевтическим отделением огромной многопрофильной больницы, при этом имел широкую частную врачебную практику. Все это отнимало колоссальное количество времени и сил, но не помешало создать крепкую семью, атмосфера которой была теплой, дружественной и веселой. Он искренне считал себя однолюбом, и это его кредо всеми силами и небезуспешно поддерживала Соня, женщина с веселым легким характером, хорошо понимающая, через что конкретно ведет путь к сердцу мужчины. Она закончила тот же медицинский институт, что и Сергей, собственно, где они и познакомились и где развивался их любовный роман, переросший в устойчивый и счастливый брак. Её работа в одном из московских НИИ не приносила семье большого дохода, но давала неоспоримые преимущества в свободном времени для обеспечения быта, воспитания детей и ублажения её любимого Серёженьки.
Николай Львович молча выслушал слова Нины, что ему будет гораздо лучше и комфортнее жить у сына, где хорошо налажен быт, где в семье два квалифицированных медика, по сравнению с их домом, где она не в состоянии обеспечить ему надлежащий уход. Он просто кивнул, как бы соглашаясь с услышанными неоспоримыми аргументами, и посмотрел на неё долгим и, как показалось Нине, всё понимающим взглядом. Прерывая повисшую паузу, Нина защебетала, что будет практически каждый день приезжать, что это как раз не обременительно, ведь в больницу-то она приезжает, что она хотела бросать работу, чтобы ухаживать за ним, но а на что же жить, вот они с ребятами, Алёшенькой и Серёженькой, и решили, что лучше ему пожить у Серёженьки.
Николай Львович почти не слушал её скороговорки. Он всё понимал и, возвращаясь мысленно на восемь лет назад, думал о том, какая же это страшная иррациональная сила – любовь. Ведь он, старый дурак, в свои шестьдесят с лишним лет влюбился, просто втрескался в эту чудесную, молодую, красивую, умную, аппетитную, энергичную женщину, которая ответила ему взаимностью. Он мог поклясться, что взаимность была искренней. Первые счастливые два прожитых вместе года были доказательством тому. И только теперь реальная жизнь предъявляла ему жесткое доказательство непростого вывода о том, что любовь далеко не всегда является синонимом счастья. Мог ли он тогда все просчитать, проанализировать возможные последствия их мезальянса, оценить вероятности дурного, мучительного исхода их такого желанного в то время союза? Мог ли он ожидать, что его мужская привлекательность для нее будет неизбежно угасать, а её привлекательность для мужчин будет не только сохранена, но и по какому-то дьявольскому закону расцветать еще больше? Мог ли он предположить, что он, такой сильный и умный мужчина, всю свою жизнь бывший центром внимания женщин, будет сгорать от мучительного чувства ревности, не думая ни о чем больше, не владея собой и бессильно понимая, что впереди только мрак одиночества и угасания?
– Не волнуйся ты так, – тихим монотонным голосом сказал Николай Львович, – я все понимаю, ты, конечно, права. Не хотелось бы, конечно, стеснять Серёженьку, но, похоже, другого выхода нет.
– Конечно, это не подарок, – думала Соня, – но он ведь родной отец Сережки, значит, и для нас для всех – для меня, для Саньки с Коленькой – он тоже родной. Я Нину, может быть, и могу понять, но сама бы я никогда так не поступила. Хотя никогда не говори «никогда», – улыбалась своим собственным мыслям Соня. – Надо же, какие они все-таки разные, эти мужчины. Николай Львович, когда-то красавец и умница, и два его сына и два внука – так все не похожи друг на друга. Хотя почему не похожи, в чем-то главном похожи, все умные и сильные, только по-разному. Пожалуй, Алеша больше всех походит на отца, такой же красивый, умный и волевой. Он, бедненький, пережил такое, что никому не пожелаешь.
А Сережка совсем другой, он ласковый, надежный, мягкий, только мягкость эта обманчива, она это хорошо знала. Для всех проблем в жизни он умел находить неконфликтные решения, которые устраивали всех. Много лет он не занимал неоднократно предлагаемую ему должность заместителя главного врача больницы по очень простым, как ему казалось, соображениям. Он не мог стать причиной смещения с этой должности человека, который проработал в больнице много лет и, хотя и звезд с неба не хватал, был добросовестным заместителем.
Когда впервые Сергей получил предложение занять эту должность и отказался, на естественный вопрос близких и друзей, почему бы ему не подумать об упрочении своего статуса и, как следствие, об улучшении своего материального положения, был получен полушутливый ответ:
– Это в конечном итоге всего лишь деньги, а есть вещи поважнее.
Долгие шесть лет Николай Львович угасал в теплой уютной семье сына, и ни любовь и забота семьи, ни веселые и шумные внуки не смогли вернуть его к активной жизни. Страшная отрава неразделенной любви и жгучей ревности постепенно с дьявольской неторопливостью подорвали его организм. И вправду, все болезни от нервной системы, особенно в пожилом возрасте. Начались нескончаемые болезни, с которыми Сергей героически сражался, применяя все свои и своих коллег врачебные возможности. Но это был тот самый случай, когда медицина была бессильна.
Похороны были неожиданно очень торжественные. Пришло много бывших сослуживцев Николая Львовича, его, как выяснилось, многие уважали и любили. Был военный оркестр и торжественный караул с положенными в таких случаях ружейными залпами. Нина не пришла, впрочем, возможно, она и не знала, поскольку связь с ней никто уже и не поддерживал.
И все же нельзя обвинять только Нину в том, что отец так мучительно и бесславно окончил свою большую, интересную и содержательную жизнь, думал Алеша, вспоминая, как все происходило, и понимая многие вещи задним числом. В конце концов страсть – вещь сильная, но у мужчины всегда должны быть силы не поддаваться этой страсти, когда на кону судьба близкого тебе человека. Он вспомнил, какие милые и теплые отношения были у родителей в течение многих лет, и отвратительное слово «предательство» уже зарождалось в оценках Алеши.
Много позже он понял, что максимализм в оценках и суждениях всегда, как минимум, только половина правды.