Когда рассвет заревом запылал над Эдемом, старик досматривал свой последний сон. Лежа на огромной дубовой кровати, помнившей многих его предков, он увидел во сне победу, к которой стремился всю ночь, и вот теперь удовлетворенно пробормотал что-то, завершая сделку. Для Макса Харпера, ветерана тысячи побед в схватках с природой и ее стихиями, с людьми и машинами, это был достойный способ прощания с суетой жизни. Его дыхание сделалось неглубоким и легким. Лицо смягчилось и разгладилось, став спокойно-безмятежным, каким не было ни разу в жизни.

Для девушки, которая сидела у его постели, кошмар только лишь начинался. Долгие часы бархатной ночной свежести прошли, принеся за собой нарастающее чувство ужаса, и вот теперь на нее огромной волной накатилась паника.

— Не уходи, — взмолилась она, — не покидай меня, ну, пожалуйста, не уходи…

Слезы сначала катились из ее глаз таким обильным потоком, что, казалось, конец ее рыданиям не наступит никогда. Но за бесконечные часы ночного бдения она до дна выплакала свои слезы, и теперь все ее существо сжалось в маленький комок бесконечной боли. Она лихорадочно пыталась найти утешение в едва слышном разговоре с неподвижной фигурой старика, о чем-то спрашивая его, чего-то требуя и безнадежно убеждая его в своей любви:

— Что же я стану делать без тебя? Без тебя у меня ничего не останется. Ты ведь был для меня всем. Я всегда тянулась к твоей улыбке и твоей руке, а не к улыбке и руке Кэти; твоя холодность меня страшила, а твое отсутствие вселяло в меня ужас; я знала твое лицо лучше, чем свое собственное. Но я совершенно не знала тебя, так не уходи, пока я не смогу хоть немного тебя узнать, не уходи, когда ты мне так нужен…

Врач посмотрел на часы и молча кивнул сиделке. Она тихо выскользнула из комнаты, чтобы дать сигнал к последнему акту ритуального действа. Со всех концов необъятной австралийской Северной Территории к умирающему магнату слетелись друзья, знакомые и деловые партнеры — кто в лимузине или «лендровере», кто на вертолете или небольшом самолете. Сейчас они собрались в отделанной темными панелями библиотеке огромного особняка, чувствуя волнение, которое всегда охватывает людей при приближении смерти, и неприкаянно столпились под портретом человека, чья жизнь и деятельность когда-то их объединила и чья надвигающаяся кончина теперь снова свела их вместе. Состояние у всех было напряженное, но страха не было: ведь Макс Харпер позаботился об их будущем так же, как он всегда держал под контролем прошлое.

Возле дома, не обращая внимания на усиливающийся предполуденный пыльный зной, терпеливо дежурила группа аборигенов, собравшихся здесь со всей усадьбы. Йови — дух, предупреждающий о приближении смерти, — уже прошептал свои слова на ухо одному из людей их племени, умеющему слышать его шепот. И вот они собрались здесь, чтобы в заключительные часы жизни старика почтить его последний сон. Сейчас в неподвижном мареве жаркого дня они, не мигая, молча взирали на великолепный старый особняк, на самолеты, два вертолета и многочисленные автомобили, покрытые толстым слоем пыли.

Все вокруг было окутано тишиной. Нещадно палило горячее солнце. Но даже двое самых молодых парней из этой группы, братья Крис и Сэм, продолжая сидеть в. покорном ожидании, не шелохнулись: они знали, что происходит в доме, и были готовы к неизбежному. Благодаря своей извечной связи со всем живым, они безошибочно угадали момент, когда душа Макса Харпера покинула его бренную плоть и устремилась в бесконечные дали космоса — в дом Отца Всего Сущего, чтобы обрести новое существование по ту сторону смерти.

В затененной спальне гнетущую тишину нарушало лишь прерывистое дыхание лежавшего в постели крупного старика. Внезапно он глубоко вздохнул, судорожно глотая воздух, и испустил дух. Врач быстро шагнул к «нему и высвободил тяжелую ладонь старика из руки девушки. С профессиональной отрешенностью он пощупал пульс, убедился, что пульса нет, и осторожно положил безжизненную руку старика на постель. Встретившись глазами с девушкой, он медленно кивнул в ответ на испуганней вопрос, который прочел в ее взгляде.

Девушка шагнула вперед, двигаясь как во сне, и беззвучно опустилась на колени возле кровати. Взяв ладонь мертвеца в свои руки, она поцеловала ее и легко провела ею по своему лицу, на мгновение задержав ее у щеки. При знакомом прикосновении еще теплой грубой мускулистой руки из глаз ее вновь медленно полились горючие слезы. Но лицо ее оставалось неподвижным: теперь уже она больше не могла позволить себе разрыдаться.

Через какое-то время она поднялась, утирая слезы. Посмотрев на покойного долгим прощальным взглядом, она отправилась к двери и деревянной походкой вышла в прихожую. За окном она увидела собравшихся около дома людей. Одна из аборигенок, сидевших в пыли, вскрикнула и схватилась за голову, затем звучным гортанным голосом завела протяжную песню, которую тотчас же подхватили остальные.

— Ниннана комбеа, иннара ингуна карканиа… О, Великий Дух, Отец Всего Сущего, дубы вздыхают и рыдают, эвкалипты плачут кровавыми слезами, ибо вечный мрак опустился на одно из твоих созданий…

Успокоенная звуками пения, она взяла себя в руки и вошла в библиотеку. Ее появление было воспринято находившимися здесь людьми как сигнал, которого они ожидали, и все разговоры тотчас же стихли. Все повернулись к ней. Каждый из этих людей обладал яркой индивидуальностью, которая выделила бы его в любой толпе. Но первым среди равных был Билл Макмастер, управляющий компании «Харпер майнинг» и ее дочерних компаний. Он немедленно отошел и направился к одинокой девичьей фигурке, с несчастным видом стоявшей в дверях. Сочувственно насупив свое морщинистое лицо, он взял ее под руку и, невнятно бормоча слова утешения, подвел к гостям.

Из глубины комнаты вышла Кэти, домоправительница Эдема, с серебряным подносом, на котором стояли бокалы с пенящимся шампанским. Сейчас не было видно и следа ее обычной веселости. Будучи не в силах смотреть на Стефани, известную ей с пеленок, она ограничилась тем, что молча разнесла гостям шампанское. Сделав глубокий вдох и стараясь держаться как можно спокойнее, девушка обвела взглядом собравшихся, подняла бокал и произнесла тост:

— За Макса Харпера. За моего отца. Мир праху его.

Когда все выпили, Билл Макмастер вышел на середину и, повернувшись к огромному портрету Макса, господствовавшему над комнатой и всеми, кто здесь был, поднял свой бокал.

— За Макса Харпера! — начал он свою речь. — Этот чертов старый тиран был замечательным боссом и отличным парнем. Такие, как он, — исключительная редкость, по одному на миллион. Горное дело он знал до тонкостей. Мы были и остаемся обязаны ему всем, что у нас есть. Все, что мы делали для него, мы будем делать и для тебя, дочка. Мы всегда тебя поддержим. Пока во главе «Харпер майнинг» стоит кто-то из Харперов, наши дела будут в порядке. Давайте-ка, ребята, еще раз поднимем бокалы — теперь за Стефани Харпер. За то, чтобы она оказалась яблочком от этой старой яблони и чтобы компания «Харпер майнинг» продолжала процветать и дальше, теперь уже со Стефани у ее руля.

— За Стефани Харпер! За Стефани! — пронеслось по комнате. Оцепеневшая от горя Стефани толком не расслышала эти слова, но их смысл пронесся в ее сознании, как рябь по гладкому зеркалу пруда. «Король умер, да здравствует королева. Где? Здесь, в Эдеме, где королем был мой отец?» Она в страхе подняла взгляд на портрет отца, сиявший яркими красками, встретилась глазами с его знаменитым ястребиным взглядом и совершенно растерялась.

— Нет! — вырвался у нее дикий вопль, приведя в смятение гостей и испугав ее саму.

— Я не могу! Не могу! Не могу!

Дрожа всем телом и отталкивая протянутые к ней руки, она отступила назад, развернулась и бросилась прочь из дома. Не видя ничего вокруг себя, шагая словно одержимая, она направилась в конюшню. Аборигены бесстрастно наблюдали за тем, как она верхом на коне яростным галопом пролетела по длинной аллее, выехала из ворот Эдема и скрылась в бескрайних холмистых просторах, поросших низкорослым кустарником. Только там она могла быть самой собой. Только там она могла дать волю своему горю. Все дальше и дальше уносил ее огромный вороной конь, и топот его копыт вторил биению ее бешено колотившегося сердца. Силы и коня, и всадницы были уже на исходе, когда она наконец остановила его посреди пустынного пространства, чтобы бросить упрек широкому равнодушному небу. Опаленный солнцем бурый пейзаж простирался до самого горизонта, из-за чего и взмыленный конь с обезумевшим взглядом, и покрытая пылью девушка с растрепанными волосами казались совсем крошечными. Привстав в стременах и подняв коня на дыбы, она запричитала, задыхаясь от рыданий:

— Папа, папочка, как же ты мог… Ты ведь так мне нужен… Как же ты мог так поступить со мной, как же ты мог оставить меня совсем одну…

— Стефани! Стефани, где ты?

Вздрогнув, Стефани очнулась. Она услышала легкие шаги на лестнице, и спустя мгновение в спальню вошла Джилли.

— Куда ты пропала, Стефани? У меня такое впечатление, что ты была где-то очень далеко.

— Я действительно была очень далеко: я думала об Эдеме.

— Об Эдеме? — Джилли оглядела роскошную спальню и заговорила, шутливо изображая манеру речи, типичную для английских дворецких:

— Мадам, мы имеем честь находиться в особняке Харперов в Сиднее, а не в загородном родовом поместье.

— Джилли, как замечательно, что ты приехала!

И чувствуя, что из ее глаз вот-вот могут хлынуть слезы, Стефани порывисто обняла свою подругу.

Джилли первой освободилась от объятий и, держа Стефани на расстоянии вытянутых рук, посмотрела на нее проницательным взглядом.

— Похоже, тебя не мешало бы слегка подбодрить, — ласково сказала она. — Что случилось, детка?

— Ничего, — Стефани зарделась от смущения. — Просто я подумала о…

Джилли увидела, что подруга смотрит на большущую фотографию Макса в изящной серебряной раме, висящую над прикроватным столиком, и дружелюбно рассмеялась:

— Стефани Харпер, мне стыдно за тебя! Кто же думает об отце в день собственной свадьбы?

— Я думаю о нем каждый день, — просто ответила Стефани.

Это было правдой. Присутствие Макса и его власть над ее жизнью казались сейчас почти настолько же реальными, как и семнадцать лет назад, когда он умер. Джилли кивнула:

— Он руководил всей твоей жизнью, вот в чем дело. Иногда мне кажется, что он не давал тебе достаточно простора для самостоятельного развития. В тебе ведь скрывается гораздо больше, чем ты когда-либо имела возможность показать, — гораздо больше, подружка! Может быть, теперь как раз ты и получила свои шанс.

И с озорной ухмылкой Джилли подняла бокал шампанского.

Наградой ей была ответная улыбка на лице Стефани. «Так-то лучше, — подумала она. — Если бы ты только знала, как тебя красит улыбка! Ты бы тогда улыбалась, не переставая, подобно чеширскому коту». У нее, однако, хватило ума не вызывать у стеснительной Стефани излишней озабоченности ее внешностью и поведением. Ей также было прекрасно известно, о чем следует поговорить со Стефани, чтобы та засияла от радости.

— Расскажи-ка мне о счастливом избраннике, — сказала она. — Он похож на Макса? Не в этом ли кроется причина такой жуткой притягательности? Наверное, он какой-то особенный, если у вас с ним получился такой бурный роман.

Стефани оживилась:

— Это в самом деле так, Джилли. Он просто чудесный. Пожалуй, он немного похож на папу: такой же сильный и решительный. Но он еще и добрый и заботливый, и я так счастлива быть рядом с ним…

Джилли внимательно посмотрела на нее. Не могло быть никакого сомнения в том, что Стефани сказала ей чистую правду. Она была просто переполнена любовью и счастьем. Ее лицо, которое обычно выражало тревогу и самоуничижение, из-за чего случайно сталкивающимся с ней людям она казалась некрасивой, совершенно преобразилось. Глаза ее сияли, а губы, чаще всего печально сжатые, приоткрылись в улыбке, показывая ровные белые зубы. «Бог ты мой. а ведь ты могла бы быть красавицей!» — подумала потрясенная Джилли.

В этот момент в ней зашевелился червячок ревности. Чувствуя смущение и неясную тревогу, Джилли заставила себя весело улыбнуться и попыталась сосредоточиться.

— Если ты сейчас же не закончишь одеваться, то не будешь готова и через неделю! Дай-ка, я тебе помогу.

И взяв свою подругу под руку, Джилли подвела ее к туалетному столику и усадила перед зеркалом.

Стефани снова зарделась, на этот раз от удовольствия. Она взяла руку Джилли в свою и тепло ее пожала. Джилли всегда была так добра к ней — еще с тех пор, когда они были совсем малышками. Как же ей повезло, что у нее есть такая замечательная подруга! Внезапно ее осенило:

— Боже мой, Джилли! Ведь я даже толком не поздоровалась. Как твои дела? Как ты съездила?

— У нас еще будет время поговорить об этом, а пока лучше расскажи мне о своих делах, — бодро ответила Джилли. Она подошла к кровати и взяла лежавший на ней жакет. Сшитый из плотного синего шелка по модели фирмы «Шанель», он прекрасно гармонировал с цветом глаз Стефани и наверняка выгодно подчеркивал ее фигуру. Она повернулась к туалетному столику и помогла Стефани надеть жакет.

— Ну, а теперь, Стефани, введи меня в курс дела. Стефани рассмеялась счастливым смехом.

— Что ты хочешь узнать?

— Все! — с преувеличенной живостью воскликнула Джилли. — Боже мой, когда я получила твою телеграмму, я чуть не упала в обморок. Стоило мне уехать в отпуск на пару недель, как вдруг — р-р-раз! — можно сказать, не успела отвернуться, как ты влюбилась и уже выходишь замуж.

— Шесть недель, — поправила ее Стефани. — Я знакома с ним шесть недель.

— И все-таки ты не можешь не согласиться, что все это произошло очень быстро. Стефани, ты абсолютно уверена, что поступаешь правильно?

Стефани в ответ радостно воскликнула:

— Да я ни разу в жизни не была так уверена, как сейчас!

— А где ты с ним познакомилась?

— Ясное дело где: на теннисном корте. Джилли иронично усмехнулась:

— Разумеется, где же еще можно познакомиться с чемпионом по теннису? Нечего мне было и спрашивать…

— Это был благотворительный матч, — продолжала Стефани с растущим воодушевлением. — Я присутствовала там потому, что компания «Харпер майнинг» была одним из спонсоров. А после матча он попросил меня сыграть с ним, чтобы он мог расслабиться. И — ты не поверишь — он позволил мне выиграть у него! Правда, потрясающе?

— Похоже, ты пропала, как только его увидела, — сказала Джилли, стараясь удержаться от язвительности. — И почему бы вам просто не сбежать вдвоем куда-нибудь в леса? Тебе ведь не нужна ни я, ни кто другой.

Стефани с испугом и обидой посмотрела на нее в зеркало, перед которым она тщательно наносила на лицо нейтральную крем-пудру:

— Джилли, ты мне так нужна сегодня, больше, чем кто-либо другой. Первый раз в жизни со мной происходит что-то хорошее, и я очень хочу, чтобы все прошло как следует. И мне нужна твоя помощь. Правда, очень нужна.

— Да меня никакими силами нельзя было бы удержать, — принялась убеждать ее Джилли. — Что уж гам говорить о таком пустяке, как эта забастовка сотрудников авиакомпании, которая вдруг началась в самый последний момент. В Нью-Йорке все равно было страшно скучно. Я там оказалась в неудачное время года. Ведь я же отправилась туда просто так, прокатиться, потому что Филипу нужно было туда по делам. Надо было мне быть поумней.

— А Филип не был против того, чтобы так скоро вернуться домой? — спросила Стефани, осторожно нанося едва заметный слой синей тени на веки.

Лицо Джилли приобрело ожесточенное выражение, и по нему пробежала тень насмешки:

— Дорогая, ты же знаешь, Филип никогда не спорит со мной! Он считает это ниже своего достоинства. Так или иначе, он закончил все свои дела. Мы как раз собирались вылететь в Акапулько, чтобы провести там недельку в обществе курортников и попытаться хоть как-то развлечься. Разве может это сравниться со свадьбой года, как окрестили ее газеты!

Стефани нервно улыбнулась и вновь стала искать поддержки у своей подруги:

— Да, я читала газеты. Я знаю, что они пишут… — Она на мгновение остановилась и принялась считать газетные обвинения, загибая пальцы, — что Грег женится на мне из-за денег, — этого мы ожидали с самого начала, так что теперь это уже старая история; что он намного моложе меня; что его спортивная карьера закончена и я для него — своего рода пенсионная страховка; что у него ужасная репутация по части женского пола…

— Что верно, то верно, — тихо сказала Джилли.

— Но, Джилли, мне это безразлично! — взорвалась Стефани. — Удивительное дело: я ведь всегда так беспокоилась о том, что обо мне подумают другие. Но на этот раз я настолько без ума от него, что мне это совершенно все равно.

Она снова повернулась к зеркалу и с решительным видом продолжала накладывать макияж, с торопливой горячностью говоря:

— Джилли, я до сих пор не могу поверить, что мне так повезло. Он в самом деле меня любит. Есть такие ситуации, когда человек просто не может сфальшивить.

Она остановилась, чтобы промокнуть бумажной салфеткой неяркую розовую губную помаду.

— И потом, кто я такая, чтобы судить о нем? При двух своих неудачных замужествах я просто не имею права его осуждать. Ты ведь помнишь, что я пережила из-за тех двух разводов. А теперь это не волнует никого, кроме меня. И я уже далеко не девочка: мне ведь уже скоро сорок, а много ли у нас остается впереди в таком возрасте?

В зеркале Стефани увидела, что Джилли с негодующим видом направилась к столику с винами, чтобы налить себе еще шампанского.

— Я не имею в виду тебя, — добавила она торопливо. — Ты моложе меня, и потом у тебя есть Филип. И ты всегда была настолько привлекательней, чем я, настолько уверенней в себе, стройнее…

Стефани запнулась и непроизвольно начала поправлять на себе жакет, как бы стараясь сделать менее заметной свою тяжелую грудь, которой она всегда ужасно стеснялась. Затем, собрав всю свою храбрость, она продолжила:

— Так или иначе, ты всегда была и всегда будешь красивой. Что же касается меня, я очень сомневаюсь, что принадлежу к числу женщин, которые с возрастом хорошеют. Какова бы ни была причина его женитьбы на мне, я бесконечно ему благодарна, вот и все.

Глаза Стефани были сейчас затуманены тревогой, а губы печально сжаты в тонкую линию, так хорошо знакомую Джилли. Она подошла к Стефани и нежно обняла ее за внезапно ссутулившиеся плечи. — Эй, ну-ка, перестань, — негромко сказала она. — Куда это вдруг подевался знаменитый харперовский бойцовский дух? До сих пор тебе не везло. Должна же была и к тебе наконец прийти удача.

На лице Стефани, как солнечный луч после дождя, засияла улыбка.

— Ты помнишь, как, бывало, мы еще маленькими девочками мечтали выйти замуж за прекрасного принца, когда вырастем? Так вот, Грег для меня и есть такой принц. Правда, мне пришлось подождать, но наконец он появился. И подождать его стоило. — Она с решительным видом повернулась к Джилли. — Он нужен мне больше всего на свете. И мне кажется, я ему тоже небезразлична.

Джилли серьезно посмотрела на нее, затем понимающе улыбнулась.

— Что ж, он определенно очень отличается от двух других твоих мужей, — сказала она беспечным ном. — Ты та еще мастерица их выбирать: сперва глийский аристократ, а за ним — американский ученый! Ты хоть понимаешь, Стефани Харпер, что сейчас ты впервые выбрала самого натурального, настоящего, подлинного австралийца? Не скажу, чтобы мне совсем уж не нравился достопочтенный сэр — как его там? Но уж очень он оказался нестойкий. А потом — этот твой заумный янки… Согласись, дорогая, жизнь у тебя была очень полосатой.

Стефани смущенно нахмурилась и попыталась сосредоточиться на вдевании сережек в уши. Эти серьги с крупными сапфирами в обрамлении бриллиантов были ее любимыми, но сейчас ее стали одолевать сомнения. Подходят ли они по цвету к ее синему костюму? Ей не терпелось спросить об этом Джилли, но та продолжала вовсю разглагольствовать:

— Знаешь ли, для женщины, которая уже не раз побывала замужем, ты темная лошадка. Давай-ка вспомним. Сначала ты в один момент собралась и уехала в Англию, хотя до этого практически не бывала нигде, кроме Эдема, и потом вернулась оттуда с мужем-англичанином и грудной дочкой. Затем, не успела я в первый раз поругаться с Филом, как ты уже распрощалась с одним и выскочила за другого. А сколько времени продержался отец Денниса?

— Не надо, Джилли, пожалуйста, перестань, — Стефани с несчастным видом принялась яростно сражаться с застежкой жемчужного ожерелья. — Ведь сейчас для меня начинается новая жизнь.

Джилли с сожалением оставила такую заманчивую тему, как прошлое Стефани. Поставив свой бокал, она помогла ей застегнуть ожерелье, а затем осторожно расправила элегантно-строгий кружевной воротничок ее блузки.

— Значит, на третий раз повезло? — Она взглянула на часы. — Когда же он приедет?

— Да, именно так и есть, Джилли, именно так и есть! — Стефани просияла. — Поверь мне, Грег хороший. Он тебе наверняка понравится, просто очень понравится.

В то время как белый «роллс-ройс» с открытым верхом петлял по извилистым улицам и шоссе, направляясь в сторону сиднейского Дарлинг-Пойнта его родитель кипел от ярости.

— Какой же болван опаздывает на собственную свадьбу? — в ярости процедил он сквозь зубы.

— Такой, как ты, Грег, — спокойно ответил его шафер. Перед этим он полтора часа просидел в квартире жениха, ожидая, когда тот наконец соберется, и теперь не видел особых причин стесняться в выражениях.

— Ты же нарочно решил приехать так, чтобы тебя пришлось подождать, чтобы слегка ее подразнить, правда ведь? Ну, признайся, что я прав. Ты просто не хотел чувствовать себя перед Стефани Харпер этакой домашней собачонкой с бантиком на шее, стоящей перед ней на задних лапках в ожидании, когда соизволят взять тебя в мужья, только лишь потому, что она может всех нас дюжину раз купить и продать.

— Да заткнись же ты! — зашипел Грег сквозь зубы, стискивая в руках руль «роллс-ройса», на полном ходу приближающегося к опасному повороту. — Я ушам своим не верю: сегодня день моей свадьбы, а мне приходится выслушивать всю эту гадость от молокососа, который и в теннис-то толком играть не умеет…

— Я выиграл у тебя на той неделе!

— В первый раз в жизни.

— Но, может быть, дружище, не в последний… Грег замолчал, погрузившись в тяжкие раздумья.

Это было правдой, и проигрыш был для него неприятным потрясением. До сих пор он без особых проблем справлялся с Лу Джексоном, который был на пять лет моложе его. Одно дело — проигрывать таким зубрам, как Макинрой. Но юнцу, который еще совсем недавно не умел как следует держать ракетку… Грег едва заметно поежился. Да, ему уже вовсю наступают на пятки. Самое время красиво уйти…

Ход его мыслей прервал Лу, который, видимо, почувствовал, что говорить жениху в день его свадьбы о своей победе над ним не годится.

— Тут дело в твоей ноге, а вовсе не во мне, — заметил он небрежно, — Тебе чертовски не повезло с этим твоим коленом, Грег.

«А может быть, как раз и повезло», — подумал Грег, втайне забавляясь: ведь ему было на что свалить любое поражение, тогда как каждая победа казалась особенно блестящей, когда он, морщась от воображаемой боли, завершающим ударом посылал мяч мимо в пух и прах разбитого противника…

— Не будем скулить, приятель, — сказал он вслух, изображая великодушие. — Оставим это занятие англичашкам. Это была очевидная и безусловная победа. Ты ведь — восходящая звезда. Иначе зачем бы я стал выбирать тебя своим шафером? К чему нам на свадьбе года уставшие герои прошлых дней, правда? Хватит с нас и тех, что будут там со стороны Стефани: взять хотя бы членов правления «Харпер майнинг»!

Лу восторженно рассмеялся и шутливо двинул Грега кулаком в плечо. Этот парень просто не может не нравиться: всегда найдет, что сказать, в карман за словом не полезет, когда захочет выдать что-нибудь приятное. Он стал украдкой разглядывать правильный классический профиль Грега, его густые светлые волосы, открывающие лоб, и сильные загорелые руки, крепко держащие руль. «Боже мой, а ведь если бы я был девушкой, я бы точно влюбился в Грега Марсдёна, — решил он. — Ничего удивительного, что все теннисные фанатки с ума по нему посходили. А этой крошке-француженке настолько не терпелось прыгнуть к нему в постель, что она горы свернула, чтобы этого добиться. Говорят, горячая штучка: развлекалась с ним всю ночь и почти весь следующий день. Что же тут удивляться, что вечером он продул ответственный матч… — Лу улыбнулся про себя. — Это даже хорошо, что Грегу удалось хорошенько побеситься. Ведь со Стефани Харпер у него были самые тусклые перспективы по этой части. Ничего не скажешь, женщина она вполне приятная. Но быть партнершей мужику, который запросто мог бы стать чемпионом Олимпийских игр по сексу… Да, Грег, в таких соревнованиях ты меня без труда обставишь».

Прекрасно зная Сидней, Грег мастерски вел машину на опасно большой скорости, и таким образом ему удалось частично наверстать упущенное время. Проезжая последнюю пару миль, он заметно повеселел и еще прибавил скорости, когда его огромный автомобиль выехал на обсаженную деревьями аллею, идущую в сторону особняка Харперов. Выстроенный на превосходном участке с видом на сиднейский порт, особняк олицетворял триумф Макса Харпера, его могущество и величие. Он построил этот белый дом, когда его «Харпер майнинг» и ее дочерние предприятия начали завоевывать пространство к востоку от Северной Территории и ему потребовалось все больше времени проводить в деловой столице Австралии.

Теперь же величественный особняк на берегу моря стал одной из главных частных резиденций в Сиднее. Окруженный большими деревьями, тень от которых была спасением в полуденную жару, и ухоженными газонами, простирающимися до самого моря, со вкусом обставленный внутри, он был воплощением роскошной жизни. Грег представил себе яркий, залитый солнцем сад, просторные веранды и прохладные комнаты, бокал шампанского и уважительный прием, который ожидал его там. Вот это — жизнь! Вот на что он имел право, и еще на многое другое. И все это теперь было его. Настроение у него сразу поднялось.

Однако, когда Грег завернул за угол, подъезжая к особняку, его хорошее настроение мгновенно улетучилось. Перед воротами среди припаркованных «мерседесов» и «феррари», на которых прибыли гости, на тротуаре и даже на дороге толпились многочисленные репортеры и прочие представители прессы. Тут были все труженики пера, которых он знал по теннисным турнирам, да еще компания хищниц из иллюстрированных журналов. Кроме того, здесь были люди, которых он прежде никогда не встречал — очевидно, сотрудники агентств новостей и зарубежных изданий, — и, конечно же, стайка гибких загорелых фанаток, собравшихся, чтобы проводить своего кумира, а среди них…

— Мать твою раз-этак! — Уж не та ли француженка там, сзади, в красном платье? Грег покрылся холодным потом и почувствовал новый прилив ярости.

— Спокойно, Грег. — Ошарашенный свирепым ругательством, Л у предостерегающе посмотрел на него. — Вспомни австралийский совет насчет того, с чего надо начинать заигрывание: первым делом нужно взять себя в руки. На прессу плевать не стоит.

Грег через силу выслушал этот совет и молча кивнул. За оставшийся отрезок пути он полностью овладел собой, и, когда они вплотную подъехали к встречавшей их толпе, на лице его сияла приятная, непринужденная улыбка. «Роллс-ройс» плавно остановился перед живым барьером, загородившим ворота, и тотчас же на Грега спикировали газетные стервятники.

— Вот и он! — завопила какая-то репортерша, с магнитофоном наготове пробиваясь сквозь давку на передний край толпы. — Грег, какие чувства вызывает у вас женитьба на самой богатой женщине Австралии?

Грег наградил ее ослепительной улыбкой.

— Самые чудесные! — ответил он, растягивая слова.

— Мы уж было подумали, Грег, что вы не успеете приехать вовремя.

— По дороге были сплошные пробки. Да еще пришлось подождать, пока соберется мой шафер.

— А почему прессу не пускают на свадьбу? — недовольно спросил рассерженный репортер одного из международных агентств новостей. Грег обезоруживающе пожал плечами:

— Что поделаешь! Я понимаю, ребята, что вы разочарованы. Но дело в том, что Стефани хотела, чтобы присутствовали только родные и близкие. Она, в отличие от меня, не привыкла к прессе. И потом, она все-таки выходит замуж за меня, а не за моих болельщиков. — Он улыбнулся с извиняющимся видом. «Их надо умасливать, — подумал он. — Это так легко, когда знаешь, как к этому подойти».

Вокруг сверкающего белого «роллс-ройса» с надписью «ТЕННИС», вместо цифр на номерном знаке, суетился фотограф.

— Симпатичная машинка, — восторженно сказал он. — Свадебный подарок от невесты?

— Да, — холодно ответил Грег. — Точно.

Краешком глаза он заметил, что одна из журнальных стервятниц протискивается к дверце машины. Впервые за все время он пожалел, что из-за открытой крыши автомобиля он был беззащитен перед теми, кто его окружил, и подумал, как хорошо было бы поднять стекло перед самым ее носом. А она уже была тут как тут.

— Мои читатели во всем мире хотят знать, — требовательным тоном сказала журналистка, — каков будет ваш ответ тем, кто говорит, что вы женитесь на Стефани из-за ее денег.

Этот вопрос уже был не нов, и Грег расправился с ним не моргнув глазом:

— Это нас не волнует. Пусть говорят, что хотят. Главное, чтобы Стефани была счастлива со мной.

— Значит, это — в самом деле брак по любви?

— Совершенно верно. И я могу каждому посоветовать то же самое.

«Блестящий ответ, Грег, — восхищенно подумал Лу. — Умеет же он быть очаровательным, когда захочет! Ну, теперь не так уж много осталось выдержать».

— А как же с твоей карьерой, Грег? — Это был голос одного из ведущих теннисных журналистов, который следил за успехами Грега с тех самых пор, когда тот еще был невесть откуда взявшимся худым долговязым подростком, изумительным образом сочетавшим в себе силу, грацию и безудержное желание победить любой ценой. — Означает ли это, что теннис для тебя закончился?

Грег обиженно посмотрел на него:

— Ни в коем случае, приятель, ни в коем случае.

— Но ты должен признать, что весь прошлый год у тебя были проблемы с поддержанием формы. Откровенно говоря, она была не на должной высоте, правда ведь?

Может быть, ты несколько перебрал по части красивой жизни, а, Грег? Ты понимаешь, о чем я?

Лежавшие на руле руки Грега зачесались от желания хорошенько врезать этому хитрюге журналисту по зубам. Он с трудом заставил себя сохранить хладнокровие и переборол сильнейшее желание оглянуться на теннисных фанаток, чтобы посмотреть, действительно ли среди них была эта французская штучка. Он лениво улыбнулся:

— Ты же знаешь, приятель, что нельзя верить всему, что пишут в газетах.

— А как насчет твоего возвращения?

Грег широко раскрыл глаза с притворным удивлением:

— А я никуда не уходил!

— Значит, на следующий год тебе снова предстоит международное теннисное турне? Может быть, снова Уимблдон?

— Это зависит от Стефани, — ответил Грег. — Все зависит от того, захочется ли ей вообще куда-нибудь ехать. Теперь она для меня на первом месте.

— Грег, это ваш первый брак? — Это снова была репортерша с магнитофоном. Грег быстро окинул ее оценивающим взглядом.

— Да, — сказал он решительно, — и я провороню брачную церемонию, если буду и дальше торчать тут с вами, ребята. Мне пора. Счастливо.

Он включил сцепление, но, когда машина тронулась с места, не удержался от соблазна пофлиртовать с молодой репортершей, записывавшей каждое его слово на свой магнитофон.

— А ничего у вас фигурка, — сказал он ей с ухмылкой. — Обращайтесь с ней аккуратно. Ведите себя хорошо.

И довольный тем, что она покраснела от его слов, он помчался по длинной извилистой аллее к дому.

Возле дома вовсю хлопотал тринадцатилетний мальчуган с дорогой кинокамерой в руках, снимая прибытие гостей, которые вот уже целый час неиссякаемым потоком вливались на территорию особняка. За его кипучей деятельностью, исполненной скорее энтузиазма, нежели умения, наблюдала Джилли, которая стояла сейчас на балконе перед спальней. Постояв еще немного, она вернулась в спальню, где Стефани уже закончила приготовления и теперь поправляла свои густые каштановые волосы. «Он, однако, опаздывает, — подумала Джилли. — Наверное, Стефани беспокоится».

— А как дети? — спросила она Стефани. — Как они относятся ко всему этому?

Стефани встревоженно нахмурилась.

— С Деннисом в этом смысле все в порядке, — сказала она задумчиво. — Он в восторге от мысли, что его новый папа — чемпион Уимблдона. Грег купил ему в подарок великолепную кинокамеру — да, Джилли, вот такой он забавный, — так что Деннис сегодня целиком в своей стихии: для него это — сплошное удовольствие.

— А Сара? — продолжала спрашивать Джилли, чувствуя невысказанную тревогу. Стефани вздохнула:

— Она сейчас переживает трудное время. Должно быть, в пятнадцать лет тяжело узнать, что твоя мама отчаянно влюбилась. — Стефани чуть заметно покраснела от смущения:

— Да еще в человека моложе себя.

Джилли вопросительно подняла брови.

— Я не думаю, что она простила мне разницу в возрасте между мной и Грегом.

— Не так уж она велика, эта разница, — успокаивающе сказала Джилли. — По нынешним временам вообще ничего.

— Но в глазах пятнадцатилетней девушки она кажется просто огромной. И потом я сама хороша. Я же совершенно голову потеряла, когда с ним познакомилась. Я настолько увлеклась Грегом, что напрочь забыла о школьном концерте, на котором должна была выступать Сара, а ведь там у нее был ответственный сольный номер. И я уже сто лет не играла с ней на фортепиано и не слушала, как она занимается. И вот результат: она жутко ревнует, злится на него и ненавидит меня.

Стефани спрятала лицо в ладонях, и Джилли физически ощутила, какую боль та сейчас испытывает. Она немедленно принялась руководить своей подругой.

— Детка, ты смажешь грим, если будешь продолжать в том же духе. Отбрось дурные мысли. Все образуется. Ты подцепила одного из самых подходящих холостяков в южном полушарии за все время с тех пор, как захомутали принца Чарльза, так что перестань волноваться. Наслаждайся жизнью! В конце концов, ты ведь выходишь замуж не ради их удовольствий, правда? Ты делаешь это ради себя самой, Стефани Харпер, вот и порадуйся хоть раз в жизни!

Глубоко вздохнув, Стефани подняла голову, расправила плечи и встала, с улыбкой повернувшись к Джилли:

— Ты права. Это все — глупости. Я буду в полном порядке, когда приедет Грег. Я знаю, что он немного задерживается. Но он меня не подведет.

— Вот и молодчина!

Джилли подошла к своей подруге, взяла ее за руку и подвела к широченному, во всю стену зеркалу на другом конце спальни. Здесь они остановились, молча разглядывая свое отражение. Высокая застенчивая Стефани, порой боязливая и неловкая, обладала при этом грацией жеребенка, которая скрадывала ее возраст, а благодаря ее девчоночьей манере жестикулировать ей скорее можно было дать двадцать, чем сорок лет. Одетая в элегантный костюм неяркого синего цвета, из-за чего глаза ее сделались похожими на колокольчики весной, она сейчас выглядела красивее, чем когда-либо прежде.

«Если бы только она довела все это до конца, — подумала Джилли с растущим раздражением. — Она же не дальтоник, могла бы разглядеть, что эти серьги с сапфирами здесь не годятся; у них неподходящий оттенок синего. И хоть она и высокая, ей не мешало бы отказаться от туфель на низком каблуке — сегодня-то уж просто обязательно. И почему бы ей не сделать настоящую прическу, вместо этих дурацких пришпиленных локонов, которые так ей не идут… Господи, мне бы ее деньги…»

Внезапно Джилли поймала на себе взгляд Стефани в зеркале. Ее подруга смотрела на нее с приветливой, ласковой улыбкой:

— Ты выглядишь чудесно, Джилли! Как ты красиво одета! Это с Пятой авеню?

Джилли тотчас же почувствовала угрызение совести. «И почему я такая стерва, — жалостливо подумала она. — Что-то со мной не так?» Вслух же она торопливо сказала:

— Ты тоже выглядишь чудесно. Просто замечательно.

— Честно?

— Честно.

Со странной гримасой Стефани, которую эти слова явно не убедили, отвернулась и с размаху села на кровать.

— Джилли, тут дело не только в детях, но и во мне тоже. Я так боюсь, что не сумею удержать его, не сумею сохранить его любовь. Ведь он «звезда», а я такая заурядная: он чемпион по теннису, а я такая неспортивная, я даже не умею плавать…

— А ты заставь его сесть на коня, моя дорогая, — дала ей мудрый совет Джилли. — Он тогда быстро без штанов останется.

Она сделала многозначительную паузу и игриво посмотрела на Стефани:

— Что, насколько я понимаю, как раз и является главной задачей.

Стефани жарко вспыхнула, однако, было совершенно очевидно, что такой поворот беседы не был ей неприятен. Она улыбнулась так, что на щеках ее появились ямочки, опустила взгляд, затем вскочила и бросилась в соседнюю со спальней гардеробную. Вернувшись оттуда с большой красивой коробкой, она открыла ее. В коробке под тонкой серебристой бумагой лежал комплект белья из черного атласа, весь в ленточках и кружевах. Джилли изумленно склонилась над коробкой, чтобы как следует рассмотреть ее содержимое. Каждый предмет выглядел затейливо и изящно, и на каждом была этикетка очень известной французской фирмы.

Посмеиваясь и раскрасневшись от удовольствия, Стефани вытащила из коробки пеньюар и приложила его к себе. Ткань его была настолько тонкой и прозрачной, что дух захватывало, а вырез на груди был соблазнительно глубоким. Она с девичьим ликованием провальсировала по комнате, громко распевая:

— О, Джилли, о, Джилли, я та-а-ак его люблю!..

— Это он тебе подарил?

— Ага, — утвердительно хихикнула Стефани. — Никогда в жизни еще я не носила ничего подобного. Даже при одной мысли об этом я чувствую себя такой сексуальной!

Джилли кивнула и, потрогав гладкий чувственный атлас, глубоко внутри ощутила легкий прилив возбуждения.

— Он, должно быть, ох какой парень. А вы, однако, очень скорая на руку, мисс Харпер. Быстро у тебя получилось установить с ним, как бы это сказать… близкие отношения, правда? И что же ты такое сделала, чтобы заслужить эту дань восхищения?

Стефани снова зарделась, но уклоняться от ответа на этот вопрос не стала.

— Ничего, — сказала она вызывающе.

— Ничего? Ты хочешь сказать, что вы не…

— Вот именно, — сказала Стефани твердо, хотя щеки ее пылали. — Я хочу сказать, что между нами ничего не было. Отчасти потому, что у нас не так уж было много времени, когда мы могли побыть вдвоем, будучи уверены, что за нами не охотится пресса. Отчасти потому, что, если мне предлагают: «Давай пойдем к тебе или ко мне», — мне не подходит ни то, ни другое, а для развлечений на заднем сиденье машины я вообще не гожусь, даже если это лимузин компании «Харпер майнинг». Но главным образом потому, что после двух прошлых браков у меня все должно быть как следует, Джилли, просто обязательно, и так оно и будет. Я ведь уже не глупенькая девочка, я — женщина, и, кажется, я нашла мужчину для той женщины, что существует во мне.

Стефани замолчала, и женщины посмотрели друг на друга без малейшего притворства. Джилли прекрасно понимала, что хочет сказать подруга. Стефани являла собой пример широко распространенного парадокса — женщина, которая уже не раз побывала замужем, но в которой так и не проснулась чувственность. Воспитывалась она в уединении Эдема, вдали от какого бы то ни было общества, и единственным мужчиной, которого она знала, был ее отец. Но ему, горному магнату, приходилось постоянно разъезжать по всему свету, то и дело оставляя ее в полном одиночестве. Она жаждала любви, но рядом с такой сильной личностью, какой был ее отец, все прочие казались слабыми и ничтожными. Ничего удивительного, что она влюбилась в первого же мужчину, который проявил хоть какой-то интерес к ней, — в избалованного отпрыска захудалого дворянского британского рода, с которым она познакомилась во время поездки в Лондон. Их интимная жизнь оказалась сплошной катастрофой. Весь прошлый опыт ее мужа, да и весь его интерес, был связан исключительно с мальчиками, чем и объяснялась его попытка склонить совершенно сбитую с толку Стефани к определенным маневрам, смысл которых, к счастью для ее душевного равновесия, остался для нее совершенно непонятным.

Тем не менее, в равной мере благодаря своей невинности и своему неведению, Стефани сколько могла продолжала хорошо относиться к своему рослому, привлекательному и учтивому лордику. Их брак продолжался до тех пор, пока у них не появилась дочь. Разочаровавшись в способности Стефани произвести на свет непременного сына и наследника и поняв, что старик Макс вовсе не собирался тратить свое состояние на нужды хиреющего дворянского рода, родня ее мужа окончательно разочаровалась в неотесанной австралийке. Что же касается Стефани, для нее жизнь в серой и грязной Англии стала невыносимой. Душа ее истосковалась по чистому и свежему воздуху дома, по безлюдным просторам Австралии и, в первую очередь, по Эдему. В результате их недолгий союз был безболезненно расторгнут и Стефани с целым багажом знаний и опыта — правда, не из интимной сферы — вернулась домой.

К сожалению, ей не потребовалось много времени, чтобы еще раз выскочить замуж, и снова ее брак оказался мезальянсом, ибо она была слишком неискушенной, чтобы последовать совету Джилли, как следует осмотреться и не бросаться с ходу в омут очередного замужества. Не прошло и трех месяцев, как она вышла замуж за американского ученого, принимавшего участие в международной программе ООН по изучению минеральных ресурсов и на время работы в рамках этой программы прикомандированного к компании «Харпер майнинг». Надежный, добрый и немолодой, он был копией Макса, только без властности, энергичности и резкости покойного отца Стефани, и секс для него был не важнее ванны, которую он принимал примерно раз в месяц, приезжая из далекой экспедиции, где малейшие следы полезных ископаемых занимали его мысли куда больше, чем собственная молодая жена. Джилли про себя считала его отвратительным и не могла понять, как Стефани может позволить ему прикоснуться к себе. Однако, поскольку муж, как когда-то и отец, постоянно отсутствовал, эта проблема вставала перед Стефани не слишком часто. Однажды по рассеянности профессор подарил ей сына, с которым у нее в свое время ничего не получилось в Англии. Но когда программа исследований была исчерпана, ученый муж преспокойно вернулся в США, оставив жену, которая, хотя и стала старше, но, как она сама призналась Джилли, едва ли хоть немного мудрее.

С тех пор Стефани жила тихой, спокойной жизнью, занимаясь исключительно детьми и делами компании «Харпер майнинг». Казалось, мужчины ее совершенно не интересовали, чего никак не могла понять Джилли, которая на протяжении последних десяти лет не раз искала для себя утешения на стороне. Сейчас, на четвертом десятке, сексуальный аппетит Джилли был как никогда сильным и настойчивым, опыт чрезвычайно широким, а восторги, которые она испытывала, захватывающими. Неужели и Стефани наконец услышала музыку этого великого древнего танца? Решилась ли она тоже присоединиться к нему, пока еще не поздно? Джилли с откровенным изумлением смотрела сейчас на свою подругу, которую в школе когда-то все называли не иначе как Ледышкой. Ответ на свой немой вопрос она увидела в бесстрашном прямом взгляде Стефани, в ее гордо поднятой голове и в приветливой улыбке, которая играла на ее губах.

— Что ж, вот и замечательно, детка, — тихо проговорила она. — Добро пожаловать во взрослую компанию.

— А еще, Джилли, пожелай мне удачи, — порывисто сказала Стефани. — Она мне ох как понадобится. Грег… одним словом, он меня порядком обошел на старте.

— Судя по виду этого белья, он вполне готов стать твоим тренером, — озорно рассмеялась Джилли. — Стефани, на твоем месте я была бы повнимательнее. По-моему, он пытается о чем-то тебе намекнуть.

— Скорей бы вечер, — беспечно воскликнула Стефани. — Ну, где же он?

В этот момент послышался без труда узнаваемый рокот двигателя подъезжавшего ко входу «роллс-ройса».

— Легок на помине, — сказала Джилли. — Ну вот, жених прибыл.