Порой, оказываясь в одиночестве, испытываешь неожиданную радость, когда кто-нибудь находит тебя, чтобы посмотреть, как ты там. На это Деннис и рассчитывал, пробираясь через тропинку сада к старой иве, где любила прятаться Сара. Возвратившись с морской прогулки и не обнаружив Сару в доме, он знал, что найдет ее именно в этом месте, где ветви деревьев опускаются до земли, а крохотная бухта образует естественное укрытие. Он раздвинул, как занавес, бледно-зеленую листву и скользнул в прохладную тень. Сара полулежала на камне, как русалка; Кайзер растянулся рядом с ней. Она не подала виду, что заметила Денниса, но он другого и не ожидал. Он спокойно уселся на камне рядом, удовлетворяясь тем, что он тут, с ней.
— Ведь она тебе нравится, верно, Сэсси? — начал он без всяких предисловий. — Ты притворяешься, будто это не так, но я-то знаю.
— Не понимаю, о ком ты?
— Она была так добра к тебе за обедом…
— А мне-то что! К тому же она и двух слов мне не сказала.
— Из того, что она его приятельница — настаивал Деннис, — еще не следует, что она такая же, как он.
— О, Деннис, — театрально вздохнула Сара, — ты еще слишком маленький, чтобы рассуждать о таких вещах.
Деннис благородно решил пропустить это замечание мимо ушей и попытался зайти с другой стороны.
— Слушай, Сэсси, — сказал он, нахмурившись, — она тебе никого не напоминает?
— Что ты имеешь в виду?
— Не знаю. Знаю только, что я уже встречался с ней. Помнишь, я рассказывал тебе, как однажды у нас в школе появилась какая-то женщина и снимала меня, когда я играл в футбол? Так вот, это она и была! Я спросил ее, когда мы плавали, но она говорит, что я перепутал. Но я точно знаю, что это была она.
— Право, Деннис! — Сара решила, что пришло время проучить брата. — Ты, видно, совсем спятил. С чего бы это Таре Уэллс тащиться в твою паршивую школу и фотографировать какой-то дурацкий футбол? Это же просто глупо!
— Но я уверен, что уже видел ее, — стоял на своем Деннис.
— Ну разумеется, видел, идиот. Ты видел на страницах любого журнала, который приносят в этот дом на протяжении уж бог знает какого времени. — Сара вздохнула в изнеможении.
— И все же, Сэсси, ты должна признать, что в ней есть что-то особенное.
— Ничуть не бывало, — живо откликнулась она. — Она такая же, как все его дамочки. Я же видела, как она глядит на него. Только и ждет, чтобы отправиться в постель.
Хрупкий романтический образ Тары, который сложился у Денниса, готов был рухнуть.
— Да нет же. Ты только и думаешь о сексе, потому что… как это называется… у тебя сейчас половое созревание.
— Ничего подобного, — взорвалась Сара. — Так или иначе, он не имеет права приводить ее в наш дом. Я ненавижу его! — Тут она разрыдалась. — И я ненавижу ее, — продолжала она сквозь слезы. — Я ненавижу их обоих, они оба такие мерзкие…
Деннис по-братски обнял Сару за плечи, успокаивая ее. Другой рукой он почесывал гладкую шерсть Кайзера.
Собака довольно урчала. Деннис сосредоточенно потрепал ее за уши:
— Но ты-то, малыш, не ненавидеть ее? — спросил он задумчиво. — Ты ведь сразу принял ее за свою?
Кайзер высунул свой розовый язык, лизнул Денниса, а затем мерно задышал, уморенный жарой. Но секрет он хранил глубоко в своей собачьей душе, и на вопрос Денниса ничего не ответил.
Наверху, в доме, взрослые отправились к себе по комнатам принять душ и отдохнуть после плавания. Грег пребывал в том же состоянии — сгорая от желания и злости, поровну от того и другого. Очередная попытка обнять ее на яхте встретила решительный отпор.
— Грег! Прошу вас, здесь же Деннис!
Грег был похож на школьника, который позволяет себе всякие вольности на последнем ряду в кинотеатре.
— Вы полагаете, ему не все равно? — Она опять играет с ним, подумал он.
— Мне не все равно!
И по глазам было видно, что она говорит всерьез. Отвергнутый, он должен был удовлетвориться беседой о том о сем, чтобы хоть как-то успокоиться.
— Похоже, вы слишком много внимания уделяете этому молодому человеку. Что случилось? Вы что, стали друзьями?
— Право, не знаю.
— Да, этих детей не поймешь — то радуются, то плачут, — задумчиво сказал он. — Наверное, не нужно было их привозить на уикэнд.
— Нужно, нужно! — решительно возразила Тара. — Я рада, что выпал случай познакомиться с ними, — неловко поправилась она. — Не могу не сочувствовать им. Последнее время им приходится нелегко.
— А, они еще совсем дети. Забудут. — Грег был настолько поглощен собственными неудачами, что не заметил особенного взгляда, который кинула на него Тара.
— Надеюсь. Право, надеюсь.
Пока Грег раздумывал о том, что все-таки происходит, Тара отправилась на поиски Сары. За обедом она едва успела ее рассмотреть, и теперь желание увидеть дочь стало совершенно непереносимым. Она нашла ее в хозяйской спальне, угадав, что она там, по доносившимся из-за двери звукам музыки. Тара постучалась и вошла. Сара мгновенно вскочила, выключила магнитофон и принялась собирать разбросанные по полу пластинки. Ее демонстративное молчание и показная деловитость убедили Тару в том, как много нужно, чтобы преодолеть глубоко задетое самолюбие и недоверчивость девочки. Она осторожно начала:
— Совсем необязательно было выключать магнитофон, — сказала она. — Я очень люблю Моцарта — он такой веселый, даже когда ему грустно.
— Что вам надо? — Сара не думала скрывать свою агрессивность.
— Посмотреть, как у тебя дела. Мне было так жаль, что ты не пошла с нами на яхте. — Она затронула одно из самых больных мест.
— И никто не должен был ходить! Это яхта моей мамы. Наши адвокаты говорят, что он не имеет права прикасаться…
«Бедняжка, — подумала Тара, — она пытается бороться с ним оружием взрослых». Вслух же она сказала:
— Он просто хотел доставить мне удовольствие. Сара посмотрела на нее с откровенным презрением.
— Вы имеете в виду, произвести впечатление? Но это же ужасно! Привести вас сюда, в дом моей матери, чтобы заняться любовью…
— Сара! — У Тары голова кругом пошла. Как же ей справиться с этой ситуацией?
Сара пропустила это восклицание мимо ушей, сохраняя полное хладнокровие.
— Он ведь ваш любовник, так?
— Ничего подобного!
Ответ прозвучал с такой ненавистью, какую Тара в себе даже не подозревала. Видно было, что Сара поражена, и Тара поспешила воспользоваться своим преимуществом.
— Грег мне не любовник, и в этом доме не произойдет ничего, что не понравилось бы твоей матери, это я тебе обещаю!
— Не понимаю. Что общего может иметь такая женщина, как вы, с Грегом Марсденом?
Тара взяла ее за руку и посмотрела прямо в глаза.
— Не суди по внешним признакам, — медленно произнесла она. — Вещи не всегда таковы, какими кажутся. — Она заметила, что Сара старается переварить услышанное, и вся ее душа перевернулась. — О, Сэсси, мне хотелось бы… я бы хотела стать твоим другом, если только ты не против.
— Да какое вам может быть дело до меня? — Лицо Сары потемнело от неприязни к самой себе. — Вы такая красивая. А я?.. — В ее грустных интонациях Тара уловила болезненный отзвук собственного девичества — словно заговорил гадкий утенок, каким она была. Она должна попытаться поделиться с любимой дочерью, которая считает, что перед ней чужая, своим открытием — что утенок, который сидит внутри каждого, — это лебедь, только ждущий момента, чтобы себя проявить. Для этого надо только лишь осмелиться счесть себя красивей. Все еще держа Сару за руки, она подвела ее к кровати, и они уселись рядом. Глубоко вздохнув, Тара начала:
— В твоем возрасте я была немыслимо застенчивой, робкой, и у меня были пластины на зубах. К тому же я была страшной толстушкой и по-настоящему переживала это. Красоты у меня тогда не было ни на грош. А главное, я была уверена, что никому не могу по-настоящему понравиться — никогда, если, конечно, не будет тайных мотивов.
Она помолчала. Сара изо всех сил вслушивалась. уставившись в ковер.
— Ну вот. Я делала вид, что мне наплевать. Я принимала всяческие знаки внимания, чем бы они ни диктовались, А ведь таким образом не избежать встреч с очень дурными людьми. Меня обманывали, и мне было больно.
Часто. И потребовалось много времени, чтобы освободиться от страха и чувства незащищенности. Сара погрузилась в глубокое раздумье.
— Но сейчас — вы ведь знаете, что сейчас вы красивы?
Тара улыбнулась.
— Бываю временами. Лучше всего я выгляжу, когда не нужно думать о себе, но можно сосредоточиться на ком-нибудь другом.
— Так же было у моей мамы. — Это откровенное заявление застало Тару врасплох. — Она была некрасивой и думала, что нравится людям только потому, что она Стефани Харпер — денежный мешок.
— Но, знаешь, иногда, если по-настоящему повезет и умеешь хорошо слушать… — Тара заколебалась. То, что она собиралась сказать, было так важно, что она не могла позволить себе риска употребить неточные слова, — появляется некто, и он заставляет тебя поверить, что подлинная красота это что-то внутри тебя. Она всегда там была. И от тебя требуется только поверить этому.
«Поверь мне, радость моя, — умоляла она про себя дочь, — поверь — уж я-то знаю, что говорю».
— Я не имею в виду, что внешность не играет никакой роли. — Тара инстинктом угадала, что слова ее достигли цели и теперь пора перевести разговор на менее серьезные рельсы. — Например, если ты будешь зачесывать волосы назад, все увидят, какая у тебя симпатичная мордашка. А то сейчас они, как занавес, который все скрывает. И еще иногда не грех приодеться — красивые платья или какие-нибудь необычные брюки, — а то носишь все время одни и те же джинсы и свитер, словно это униформа.
Сара была явно заинтересована. Но опять инстинкт подсказал Таре, что не следует заходить слишком далеко. У дочери еще остались сомнения, и их следовало уважать. Тара почувствовала это и остановилась. «У меня еще полно времени», — сказала она себе.
— Так как, Сара? Друзья?
Сара задумалась.
— Возможно, — сказала она наконец, слабо улыбнувшись.
Мягко прикрыв за собой дверь, Тара спускалась по лестнице в более приподнятом настроении. Она не была склонна преуменьшать трудности Сары — наоборот, ее собственные, все еще живые воспоминания о том, как приходилось справляться с теми же самыми проблемами, позволяли хорошо понимать, каково сейчас Саре. Но в то же время она понимала, что сделан первый важный шаг, чтобы наладить душевную связь с Сарой, и тогда она сможет оказать дочери такую поддержку, которую ей, потерявшей мать где-то в джунглях Эдема, никто не оказывал.
Теперь она отправилась на поиски Денниса. Она не видела его после морской прогулки и, как выяснилось, успела соскучиться. Пересекая холл, она заметила, что дверь в кабинет открыта, и подошла заглянуть. Маленькая комната была одной из самых любимых во всем особняке, когда она жила здесь, компактная и уютная, она была какой-то очень домашней, в отличие от огромной роскошной столовой. Она была как раз в стиле Стефани. Тара смотрела на низкие удобные диваны, веселые картинки на стенах, мебель, на которой можно было безошибочно определить следы пребывания Кайзера, и прямо-таки упивалась чувством покоя, которое испытывала здесь. «Я побеждаю, — думала она, — побеждаю».
Свернувшись калачиком в углу дивана, Деннис прокручивал домашние фильмы на маленьком экране. Он помахал Таре рукой, приглашая ее устраиваться рядом. На экране перед ними мелькали и плясали серые нечеткие призраки прошлого. Стефани и Макс катаются верхом в Эдеме. Стефани на маленьком откормленном пони, затем Стефани на Кинге — огромный черный жеребец едва не снес камеру при съемке, Стефани на катере, Стефани с Кайзером, Сарой и наконец с Деннисом. Фильм был немым, но все равно Тара решила, что нужно творить шепотом.
— Надеюсь, не помешала?
— Не-а. Садитесь.
Мелькали кадры, на которых было видно, как Стефани ведет детей к бассейну в Эдеме, с беспокойством смотрит, как они беззаботно плещутся и резвятся в воде.
— Это моя мать, — сказал Деннис. — Она не умела плавать и всегда боялась воды, так что уж мы с самого начала решили научиться плавать как следует.
— А это она же с дедушкой Максом.
У Тары сердце сжалось при виде крупной фигуры, несмотря на годы все еще прямой и плотной, с решительной и быстрой походкой. Бог знает, сколько времени она не видела этих кадров. Макс удалялся, затем неожиданно обернулся и попал в объектив. Она в очередной раз оказалась под воздействием этого грубого ястребиного лица, этого высокомерного и безразличного взгляда, словно она не стоит никакого внимания, этого жестко очерченного рта. На миг она стала испуганным, робким, дрожащим ребенком, почувствовала себя толстой, неуклюжей и знала, что никому не может понравиться. Когда еще раз, уже позднее, пришло к ней это чувство? Конечно же? Конечно же, когда появился Грег. Радом с Грегом она всегда испытывала это чувство. Эта мысль, быстро мелькнувшая в сознании, смутила ее. Макс и Грег были во всем такие разные… но, может быть, только может быть, выходя замуж за Грега, она… выходила замуж за собственного отца? Выходила замуж за его эгоизм, его надменность, его полную поглощенность собственными целями и его душевную черствость?
Пока она пыталась привести свои мысли в порядок, картинка переменилась.
— Вот здесь начинается интересное, — бодро сказал Деннис, — смотрите, и я тут.
На экране играли в теннис на домашнем корте Джилли и Филип Стюарт в их безоблачные дни, и Сара с Деннисом. Тара хорошо помнила эту сцену — была одна из вечеринок с теннисом, на которые она приглашала немногих избранных. Она была печально поражена, видя, какой юной и сверкающей выглядит Джилли, порхая по корту и явно наслаждаясь этой легкой игрой с детьми.
Филип тоже смеется, несомненно пребывая в отличном настроении. Волей-неволей Тара вспомнила другую вечеринку с теннисом, когда произошло роковое сближение Грега и Джилли Горечь и гнев, а они всегда наготове, поднялись в ее сердце.
— Мейти!
К немалому своему удивлению, Тара услышала голос, который меньше всего ожидала услышать — голос Джилли. Вот он снова зазвучал, на этот раз громче, прямо за дверями кабинета, в холле.
— Мейти! Куда вы. черт побери, задевались?
— О миссис Стюарт… — строго и неодобрительно откликнулся Мейти.
Джилли едва сдерживала себя.
— Извините, что врываюсь без предупреждения. Мне надо поговорить с Грегом. Где он? — Она засмеялась, а затем громко крикнула:
— Где хозяин дома?
«Она пьяна», — подумала Тара.
— Он наверху, мадам, — Мейти изо всех сил старался соблюсти порядок и приличие. — Боюсь, он не говорил мне, что вы собираетесь прийти.
— О Мейти, перестаньте болтать попусту, ради бога! — злобно выкрикнула Джилли. — Просто доложите ему, что я здесь. Ясно?
— Очень хорошо, я доложу.
— И скажите ему, что у меня новости, — проговорила Джилли вслед удаляющемуся Мейти. — Отличные новости.
Тара вышла из кабинета и увидела, как Мейти поднимается по лестнице, прямой, словно аршин проглотил, — таким образом он выражал свое неодобрение происходящему. Джилли вынула из сумочки пудреницу и постаралась привести в порядок лицо и сбившуюся прическу. Она слегка покачивалась с носков на пятки.
Тара подошла сзади, Деннис следовал за ней.
— Привет, Джилли, — сказала она.
— Привет, тетя Джилли.
Их появление произвело сильное впечатление.
Джилли зажала пудреницу в застывшей руке, пытаясь засунуть ее обратно в сумку. Глаза у нее вылезли из орбит, и вся она как-то неожиданно посерела.
— А, Джилли!
Грег быстро спускался с лестницы. Появление Джилли совершенно нарушило его послеобеденный отдых, и теперь ему надо было во что бы то ни стало предотвратить общение Джилли и Тары.
— Какой приятный сюрприз, — весело воскликнул он. — Надо было позвонить, что идешь. Тара Уэллс — Джилли Стюарт. Джилли, — он тепло улыбнулся ей, — старый друг дома.
В атмосфере сгустилось напряжение, подозрительность и невысказанная угроза. Грег заторопился.
— Тара, вы должны нас извинить, мне необходимо срочно поговорить с Джилли по делу. Деннис поухаживает за вами, верно, приятель?
И не ожидая возражений, он схватил Джилли за локоть и потащил ее через холл в столовую.
— Это тетя Джилли, она пьет, — деловито, как обычно говорят дети, заметил Деннис. — Пойдемте, досмотрим фильм. Там теперь будет это лыжное путешествие, о котором я вам говорил.
В столовой Грег сбросил маску любезности и яростно набросился на Джилли.
— Что за черт, ты отдаешь себе отчет в том. что делаешь?
— Что я делаю? — выкрикнула в ответ Джилли, не слишком, впрочем, решительно, однако же не сдаваясь. — Ах ты, сукин сын! Гнусный сукин сын! Что, мать твою, она здесь делает?
Грег с отвращением посмотрел на нее:
— Ты пьяна.
— Ну и что из этого? Лучше ответь мне на один вопрос: у тебя с ней роман?
По причине, которой он и сам бы не мог объяснить, этот незаслуженный упрек больно задел Грега.
— Предупреждаю тебя, Джилли… — начал он.
— У ТЕБЯ С НЕЙ РОМАН? — завизжала она.
— НЕТ! НЕТ! — он был зол на себя за то, что позволил ей так легко спровоцировать себя. Стараясь взять себя в руки, он сказал:
— Я пару раз пообедал с ней, вот и все. «Не отталкивай ее, — предупредил он себя. Это ведь запал, достаточно поднести спичку… Надо быть с ней помягче».
— Эй, малыш, — неслышно вздохнул он. — Иди-ка сюда. — Он увидел, как плечи у нее опустились, и вся она обмякла.
— Ну, ну же. — Медленно, как обиженный ребенок, она подошла к нему. Он взял ее в руки, прижал к себе и потрепал по рассыпавшимся волосам. — Слушай, попытайся понять. Надо, чтобы меня время от времени видели с другими женщинами. Ты ведь знаешь, что я всегда старался отвести от нас всякие подозрения. А у тебя никаких тормозов нет, так что же мне делать?
— Это правда?
— Да, чистая правда. — Джилли молчала. Ей очень хотелось верить, но она боялась, что ее обманывают. Он поцеловал ее в макушку и принялся гладить по спине и округлостям бедер, пока наконец она не успокоилась.
— Слушай, малыш, неужели ты всерьез думаешь, что я способен завести интрижку с незнакомой женщиной в доме моей жены? Когда рядом ее дети? Да, говоря о женах, ты, кажется, кое-что забыла. Мы ведь договорились, верно, что ты здесь никогда не будешь появляться. В конце концов, у тебя все еще есть муж.
— О, Грег! — Джилли неожиданно воодушевилась и снова выглядела вполне счастливой. — Милый, за тем я и пришла сюда. Нам больше нет нужды прятаться и встречаться украдкой. Филип согласился дать мне развод! — Она тесно прижалась к нему. — Мы можем пожениться. Здорово, правда? — Высоким голосом, фальшивя, она принялась напевать свадебный марш. Затем она посмотрела на него. — Ну, что же ты, улыбнись! Что с тобой? Улыбнись же!
Наверху, в гостевой спальне, Тара заканчивала сборы. Это занятие много времени не отняло, она ведь почти ничего с собой не взяла. Она могла только догадываться что происходит там, внизу, в столовой. Но это отличная идея — воспользоваться подвернувшимся случаем и выбраться из щекотливой ситуации, ибо Тара была уверена, что нынче ночью Грег собирается забраться к ней в постель, а она еще не придумала убедительного предлога, чтобы избежать этого. Взрослые не могут вечно играть в такие игры. А Грег вряд ли владеет древним китайским искусством оттягивать наслаждение, чтобы потом насладиться им в полной мере.
Появление пьяной Джилли — отличный предлог, чтобы уйти.
К тому же оставить их здесь, со всеми их интригами, вдвоем означало бы высшую справедливость в метафорическом смысле.
Становилось все более и более ясно, что Джилли участвовала в «несчастном случае» со Стефани косвенно, если не прямо. Они были моральными сообщниками в убийстве. Они выбрали друг друга, и они заслужили друг друга. Все глубже залезая в ловушку, которую сами себе поставили, они уничтожали друг друга с той же яростью и жестокостью, с которой уничтожили ее. Отступая в сторону и предоставляя им затеять саморазрушительную борьбу, Тара использовала их как инструмент возмездия обоим. Это была сладкая мысль. Даже не возмездие — справедливость.
Она спустилась вниз, сопровождаемая верным Деннисом, как раз в тот момент, когда из столовой быстрым шагом вышел Грег. Он подошел к ней и спросил с вызовом:
— Что это значит?
— Наверное, мне лучше уйти.
— Вовсе нет.
— А я думаю, что да. — Она посмотрела на него. — Даже если бы я осталась, все было бы теперь не так.
Видно было, что Грег сильно разозлен.
— Ну что ж, я отвезу вас домой.
— Нет, нет, спасибо, я обойдусь. Деннис вызвал мне такси.
Грег бросил на Денниса ледяной взгляд:
— Ах вот как?
— Это я попросила его, — ровно сказала Тара.
— Слушайте. — Грег поднял руку и поскреб в затылке. — Прошу вас запомнить. Джилли была близкой подругой моей жены. И она крестная Сары. Она член семьи.
— Ясно, — откликнулась Тара нарочито ледяным голосом.
Снаружи послышался гудок такси. Тара подняла сумку.
— Я донесу.
— Ну что ж, пока, Деннис. — Она рискнула поцеловать его, затем стерла помаду с лица. — Еще увидимся. И не забудь попрощаться от моего имени с Сэсси, хорошо?
Они подошли к такси, и Тара залезла внутрь. Грег сделал последнюю попытку.
— Вы точно не хотите, чтобы я отвез вас домой? Это же ужасно — вы так уходите… Тара, извините, право…
— Неважно. — Она смотрела прямо перед собой.
— Она… пьет.
— Я и сама догадалась.
Грег понял, что игра проиграна.
— Я… я позвоню вам.
— Чудесно. Прошу вас, водитель, Элизабет-Бэй. Она отмела попытку Грега поцеловать ей руку через открытое окно, и такси отъехало.
Грег вернулся в дом злой и убийственно раздраженный. Будучи человеком, совершенно не привыкшим к неудачам в отношениях с женщинами, он ощущал все большую и большую потребность посчитаться с Тарой Уэллс. Его планы постоянно срывались. Он не мог ее винить за то, что она ушла при появлении этой глупой пьяной коровы, и какого же мнения она теперь должна о нем быть! Страшно даже представить. Он почувствовал, как в сердце его накапливается холодная ярость, требующая выхода.
Сидя в столовой, Джилли с чувством победительницы услышала, как отъезжает такси. Не в силах сдержать возбуждения, она повернулась к буфету и налила себе виски. Поднимая стакан к губам, она услышала, как Грег входит в комнату, закрывает дверь. Она повернулась, и на разгоревшемся лице ее заиграла призывная улыбка.
Что он в ярости, дошло до нее слишком поздно, и она не успела поднять руку, чтобы защититься от сильного удара по лицу. Она пошатнулась, поглядев на него с ужасом, стакан выпал у нее из рук и разлетелся на куски.
— Никогда не смей больше появляться без предупреждения! И пьяной. Никогда. Слышишь? Ты меня слышишь? — Глаза у Джилли остекленели, мысли путались, в глазах стояли слезы от удара. Твердо удерживая Джилли одной рукой, Грег другой снова ударил ее. Ее обожгло, как горящей головней. Голова ее откинулась, она даже не пыталась сопротивляться. Но он еще не утолил свою ярость. Он хотел наказать, унизить ее. В слепом гневе он ухватился за пуговицы на платье и рванул их. Тонкая ткань порвалась, а что осталось, он стянул с плеч. Под платьем почти ничего не было. «В постель собралась, — подумал он, — пришла сюда, собираясь потрахаться, ну и получай». Он принялся методически стягивать тонкое нижнее белье, стягивать грубо, стараясь порвать в клочья.
В конце концов она осталась перед ним нагая, только у ног валялась разорванная одежда. Он тяжело дышал. Она же была словно в трансе — то ли пьяна, то ли напугана, он никак не мог решить. Он грубо сунул два пальца в промежность и ощутил призывную теплоту и влагу. «Отлично, — подумал он, — но не сейчас». Он еще не вполне разрядил свой гнев. Крепко зажав запястья, он развернул ее боком, поднял руку и изо всех сил ударил ее по спине.
Извиваясь у него в руках, Джилли завопила от боли. Пытаясь освободиться от его цепкой хватки, она повернулась к нему и начала колотить по груди, царапаться, кусаться. Маленького роста, но жилистая, она дралась, как кошка. Из шеи у него от укуса текла кровь, она вонзилась зубами в ладонь, которая ее ударила, с наслаждением мстя таким образом за причиненную боль. А Грег оставлял все новые следы ладони на ее мягкой, золотистой, ничем не защищенной коже. Но она, казалось, была совершенно не чувствительна к этим ударам, полностью отдаваясь борьбе, как она всегда полностью отдавалась любви. Она была подобна богине-воительнице. В этом для нее сосредоточилась едва ли не вся жизнь. Поняв это, Грег последовал ее примеру. Он теперь скорее защищался, чем нападал, и вскоре это превратилось в игру, в игру, которую Грег находил более возбуждающей, чем обычная любовная игра. Она обвилась вокруг него, сбила на пол, стала вертеть его так и сяк и играла с ним, словно была медведицей-гризли, впиваясь в него когтями и хватая за руки и за ноги. Она расстегнула молнию на джинсах, выпустила на волю его отвердевший член и принялась жадно сосать, но он быстро оттолкнул ее в сладком страхе перед острыми белыми зубами, которые в таком состоянии она запросто могла пустить в ход. Он перевернул ее на спину, и вошел в нее, и оба быстро кончили, достигнув долго сдерживаемого оргазма. Потом они лежали на полу, все исцарапанные, окровавленные, пресыщенные, как животные. Сверху, со стены портрет Стефани Харпер взирал на сцену, какой ее невинные глаза прежде никогда не видели.